Инфернальные чувства

Никто не знал, откуда она появилась. Но я встретил ее на аллее Святой Эякуляции. Придурок с крестом, тащился высоко по небу, поэтому на улицах было полно народу, которые вышли посмеяться над ним. Он только прошел зенит и плелся к вожделенному горизонту, что бы отдохнуть от дневного труда и насмешек, и на следующий день продолжить свою позорную вахту. Я прошел мимо вечно красных дыб растущих в сквере Паяцев. Там собралась толпа грешников, они истово ржали над Придурком, тыкая вверх пальцами. Какой то шутник-Цветок, сидел на крыше двухэтажного милого дома, и, вытаскивая грешников длинным кнутом из толпы по одному, крошил их извивающиеся тела в пасти своих псов. Псы прохаживались вокруг сквера мгновенно, разрывая любого грешника, который пытался выйти оттуда. Грешники дрожали и гадили от ужаса, но не могли остановить истерию смеха которую вызывал Придурок. Все вокруг было завалено остатками их тел, а в воздухе стоял такой домашний запах человеческого нутра.

Я свернул на алею, прошел несколько шагов и увидел ее. Она была неинфернально красива. Вытянутое лицо обрамляла шевелюра извивающихся черных волос. Каждый волосок имел собственную пасть и постоянно норовил укусить хозяйку, то за заостренное ухо, то за высокий лоб, покрытый гниющей кожей, через которую была видна дырявая кость и кусочки мозга. Красные с желтой окантовкой зрачки игриво смотрели из под изогнутых бровей возвышаясь над точеным носом. Изодранные, колыхающиеся на ветру губы, не скрывали нежно-зеленый цвет трех рядов зубов, а через дыру в челюсти, до точеной груди, чьи соски украшали серьги с гроздьями засушенных пенисов, свисал тонкий почерневший язык. Разодранная кожа живота не скрывала ее трогательно-розовых внутренностей, из которых торчали голова и руки зародыша. Узкие бедра, переходили в сочленение ног с банальным пучком рыжих волос, а длинные ноги заканчивались желеобразными ступнями, прямо таки скользящими по черепам которыми была вымощена улица. Ее скромным наряд составлял плащ из кожи украшенной уголовными татуировками. В левой руке она держала столь модный в том году кнут.
В ней явно была видна провинциалка, но в то же время читалась уверенность в себе. Меня растрогало, как она, своим длинным языком слизнула грудного ребенка с рук семенящей мимо грешницы, и с нежным хрустом прокусив его голову, высосала в один присест мозг. Заверещав грешница, бросилась прочь, но она не глядя накинула кнут ей на шею и подтянула к себе. Ее язык, оказывается, мог удлиняться. Грациозно извиваясь, он вошел в анус грешницы и отправился путешествовать вверх по ее внутренностям. Грешница визжала и пыталась сорваться с мясного кола который вошел в нее и оторвала от земли, а незнакомка, аккуратно вынув сердечко ребенка, протянула его в маленькие ручки зародыша в своем животе. Тот вцепился в лакомство и жадно отправил его к себе в рот. Язык вышел изо рта еще дергающейся грешницы, обхватил ее голову, и снял верхушку черепа. Незнакомка сняла добычу с языка, и взяв ее за плечи высосала и этот мозг.
Не трудно было догадаться о ее любимом лакомстве. Не сочтите меня за уличного приставалу или невоспитанного хама. Я редко знакомлюсь на улицах, и вообще почитаю себе весьма застенчивым, но в этот момент я понял, что не могу поступить иначе. Отпихнув каких то детей-падальщиков, что бросились к трупам, я обратился к незнакомке:
- Простите, великодушно, - сказал я застенчиво улыбаясь, но я вижу вы очень любите мозг?
Она благосклонно-стеснительно одарила меня ответной улыбкой. Мгновенно осмелев, я продолжил:
- Тут недалеко, есть великолепное место, где подают мозги священников-отступников, если у вас есть время, я с радостью приглашу вас туда.
Она молча взяла меня за руку и кивнула головой, отчего ее язык коснулся одной из сережек в соске, и она гипнотизирующе закачалась. Я почувствовал, как все мои пенисы наливаются гноем, и те из них, что наделены ртом, жадно раскрывают свои пасти, но усилием воли сдержал себя. В этот момент я понял печальную правду - она не сказала ни слова, потому что ее прекрасный язык не позволяет ей говорить. Это огорчило меня, так как могло поставить препоны на пути нашего дальнейшего знакомства, но я не привык пасовать перед трудностями, поэтому повел ее к "Предательству и награде". Место это было достаточно дорогое для меня, но я не так давно обзавелся парочкой первоклассных душ, да и такая женщина, всегда снижает порог жадности.
- Ты ведь приезжая? - спросил я. Она опять кивнула, от чего ее серьги в груди вновь возбуждающе заколыхались.
- Надолго к нам?
Она пожала плечами.
У стены дома, какое-то милое создание, без ног размером с годовалого младенца, покрытое бледной склизкой кожей. Вцепившись огромными когтями в бедро визжащей девочки лет семи, обгладывало ее ногу острыми как бритва зубами. Девочка вырывалась, но милашка не обращал внимание на ее жалкие удары и грыз сладкую плоть довольно рыча. Моя спутница присела рядом, и бережно отодрав существо от людского детеныша, взяла его на руки. Девочка тут же попыталась уползти, но я наступил ей на спину ногой в элегантном сапоге из жабьей кожи и придавил тело к мостовой. Незнакомка погладила существо, которое оказалось недовольно тем, что его оторвали от трапезы, довольно хихикнула, и вернула его на место. Этот детски-трогательный жест только усилил мою симпатию к ней, и мы молча, держась за руки продолжили свой путь.
Через несколько минут мы вошли в "Предательство и награду" через украшенную старушечьими грудями дверь. Внутри был не особо многолюдно, на потолке висели повешенные младенцы, в углах в прозрачных раскаленных кубах бесновались грешницы. В общем была вполне уютная атмосфера. Мы уселись за стол из распятого на дыбе китайца. Китаец был свежий, у него даже не было еще сломанных костей, хотя дыба постоянно усиливали давление. Пот выступал на его коже, и если бы не зашитый рот, то его крики мешали бы общению. Тут я опять вспомнил о немоте моей спутницы, но уже не столь ей огорчился, когда мы шли молча - никакой неловкости я не испытывал. Я даже поймал себя на мысли, что без слов все было бы проще. Когда разговариваешь с новым знакомым - приходится искать темы, а когда молчишь - темы не нужны.
Подошла официантка, с некоторыми трудностями я выяснил что желает моя спутница. В результате она заказала сырые мозги отступника под соусом из гонорейных выделений Папы Римского и салат из детских сердец для своего младенца, я же попросил печень девственницы под фекалиями ее отца. На питье я решил расщедриться и заказал целый кувшин мочи столетней шлюхи.
Не могу объяснить почему, но мы просто сидели, смотря в глаза друг друга в ожидании заказа соприкоснувшись кончиками пальцев одной руки, и нам было интересно. Мне было интересно смотреть в ее красивые глаза, рассматривать возбуждающие разложение ее лба, и утонченную изодранность губ. Видимо она и меня находила привлекательным, потому что с таким же интересом вглядывалась в мне в лицо. Только один раз наше молчание было прервано - с глухим хрустом лопнула кость в плече китайца. Она хихикнула и игриво щелкнула его по носу, чуть надорвав желтую кожу.
Принесли заказ и мы принялись поглощать изысканные блюда. Меня поражало с какой нежностью она кормит своего выблядка детскими сердечками, как элегантно она вгрызается в мозг, слизывая соус с подбородка. Я наполнил бокалы, и молча поднял один, предлагая молчаливый тост за нашу встречу. Она ответила своей детской улыбкой и легонько стукнулась своим бокалом о мой. В этот момент китаец дернулся сильнее обычного - осколок кости вышел через его бицепс. Я вылили чуть-чуть благородного напитка на его лицо, и пригубил сам. Она повторила мой жест. После первого же бокала нам стало значительно веселее. Тут меня осенило. Я выдвинул из указательного пальца острый, костяной коготь и написал на дергающемся китайце: "Пиши здесь". Она кивнула показав острый ноготок.
- Хоть, как тебя зовут? - разрушил я нашу молчаливую идиллию.
"Тарха" - написала она.
- А я Грихх, - наконец представился я.
В этот момент, ее нога коснулась моей под столом. Завораживающая мягкость ее ступни великолепно чувствовалась через мои брюки сплетенные из волос. Желеобразная масса, обхватила мою ногу и начала расползаться по ней.

*** Несколько часов спустя, после четырех кувшинов, мочи столетней шлюхи мы, хохоча выскочили на улицу. Придурок с крестом уже спустился на отдых, поэтому видно все было значительно лучше. В черном небе белела туча из тел великомучеников, их стоны были еще вдалеке, ну судя по ветру, скоро они должны были придти к нам. Мы, смеясь неслись по черепам, останавливаясь у стен и лаская друг друга. Она гладила через одежду мои набухшие пенисы, я ласкал руками ее голую кожу, склизкие внутренности, гладил ребенка живущего в ее животе, целовал ее лоб лаская пенисом в который превратился мой язык клочки гнилой кожи и мозг. Ее волосы неистово кусали мое лицо, язык сновал по телу, как обезумевшая змея, забираясь под одежду, ее малыш гладил сквозь рубашку мои члены возбужденно агукая. Мы, бегали по улицам кружась, в пьяном танце любви, не разбирая дороги. Нас занесло в район куда Цветы не ходят, он был отдан во власть грешников, и появляться тут считалось признаком дурного тона. Но нас это не волновало. Мы танцевали наслаждаясь друг другом, и даже не заметили усилившиеся стоны великомучеников. Мы поняли что они над нами лишь в том момент, когда на нас сверху обрушились потоки банальной крови. Взвизгнув совсем, как девчонка она бросилась под козырек одного из домов. С хохотом я побежал за ней, хуем, выросшем в моем рту, я выбил ближайшую дверь. И потянул Тарху за собой в сухую темноту грешниковского жилья. Две испуганные пары глаз - мужчины и женщины уставились на нас с кровати. Я подскочил к ним и схватив каждого рукой за шею вышвырнул в дверной проем, женщина попала верно, а вот мужчина ударился головой о косяк, его шея сломалась со смешным хрустом и он вытворив забавный кульбит упал ногами на улицу, а головой в помещение. Тарха разорвала рубашку на моей груди и обхватила языком сразу три члена, ее выблядок тоже заглотил один. В этот момент у углу заплакал ребенок грешников, я отстранился от моей спутницы и выхватив гаденыша из люльки протянул его даме. Она небрежно бросила его за плечо, дитя ударилось о стену с чавкающим звуком и затихло. Тарха толкнула меня на кровать и упала в мои объятья. Это была ЛЮБОВЬ!