Лордик,рассказ

ЛОРДИК
( рассказ)

Началась эта история в семидесятых годах прошлого двадцатого века.
Учился в нашей группе в университете необыкновенный парень, а звали его Сашка Лавров. И прозвали мы его за эту самую необыкновенность Лордиком. Нет, прозвище это пристало к Сашке не по созвучности с фамилией, а совсем по другой причине. Дело в том, что в Лордике было все совсем не так, как у других наших парней.
В те далекие годы ребята уделяли своей внешности очень мало внимания и времени. Одевались мы в то время очень просто: летом - рубашка с закатанными до локтей рукавами, одни на все случаи жизни брюки, сандалии или парусиновые туфли за шесть рублей. Пиджак и черные туфли из кожзама хранились для особых случаев, как то - свидание или же экзамен, в общежитии под койкой в большом фибровом чемодане. Зимой этот нехитрый гардероб дополняли заячья шапка-ушанка, демисезонное пальто или куртка на ватине и шнурованные ботинки, утепленные байковой прокладкой. У некоторых парней, правда, были синие спортивные трикотажные костюмы, так называемые "олимпийки", но, как правило, ими обладали бывшие "армейцы": ребята, которые до поступления в университет отслужили действительную службу в армии за границей и сумели "по - дембелю" достать заветную спортивную одежду.
Но вот Лордик был совсем другим. Был он каким-то утонченным. Рыжие волосы на его голове всегда были аккуратно подстрижены под канадку, набриолинены и безукоризненно уложены с идеально ровным пробором справа. Под носом Сашка носил тонкие английские усики, а на щеках его красовались аккуратные бачки. И веяло от него всегда настоящим английским - почему-то мы так определили - мужским одеколоном. Был Лордик невысокого роста, худощав на физиономию, поджар, невозмутим и очень подвижен. Но самой большой достопримечательностью Лаврова было, конечно, его умение элегантно и утонченно одеваться. Щеголял Лордик всегда в точно подогнанных по его фигуре костюмах-тройках в большую яркую клетку летом и в темных, с металлическим отливом, осенью и зимой. Обувь он носил всегда темную лаковую, без шнурков, на боковых резинках или молниях, что в то время было совсем в диковинку и доставалось только из-под полы у спекулянтов. Осенью и зимой наш оригинал носил клетчатое демисезонное пальто и такую - же клетчатую кепку с клапанами и застежками, а шею обматывал ярким шерстяным шарфом.
Кроме того, друг наш был чрезвычайно эрудирован: знал он наизусть, как мы думали, всего известного английского драматурга Шекспира и, притом, в подлиннике тоже, имел первый спортивный разряд по боксу, играл в футбол и настольный теннис, всегда делал утреннюю зарядку, часто посещал музеи и картинные галереи и постоянно занимался всяческим самообразованием. В общем, настоящий англичанин и лорд. Вернее - Лордик, потому что был он весь миниатюрный, аккуратный, утонченный и быстрый, как муравей. Именно, Лордик - Лорд к нему решительно не подходил.
Тогда было такое время, что можно было приехать в столицу и поступить в университет или же в другой серьезный ВУЗ без всякого блата и денег, конечно же, при наличии реальных знаний по экзаменуемым предметам. Знания в то время, действительно, играли решающую роль в приемных комиссиях институтов и университетов. Были и льготники, но заслуженные льготники: это и имеющие необходимый рабочий стаж абитуриенты, и отслужившие срочную военную службу парни, и школьные медалисты. Как понимаем мы сейчас, были и "блатные", но тогда эта тема была под семью замками, и считалось, что все поступают на учебу по одним правилам. И училась в то время в нашей группе в университете на престижной специальности публика разношерстная, но не случайная. Если по социальному положению мы были действительно очень разными: деревенские ребята, дети из рабочих семей, из провинциальной интеллигенции и столичные жители с потомственными профессорскими и академическими фамилиями, то объединяло нас то, что поступили все мы, или почти все, на эту учебу только благодаря своим знаниям.
Лордик наш был не столичным жителем, но интеллигентом в четвертом поколении. Приехал он из большого сибирского университетского города, где и сейчас жили его родители: мать - профессор словесности и отец - академик-физик.
Обладал Лавров знаниями обстоятельными, намного превышающими программу средней школы, учился в университете очень серьезно, не пропускал лекций, участвовал во всех студенческих олимпиадах, где всегда был первым.
Студенческая жизнь, как известно, самая беззаботная пора жизни любого человека. В известной студенческой песне поется - Живут студенты весело от сессии до сессии.
Жили мы, действительно, весело: и танцы, и стадионы, и веселые студенческие пирушки в день стипендии, и свидания, и заваленные сессии, и лишение стипендий, и
разгрузки вагонов на железнодорожной станции - все это нам было не чуждо.
И самое интересное, что Лордик не пропускал ни одного нашего увеселительного мероприятия, ни одной студенческой попойки, ни одного хоккейного или футбольного матча, на которые нам удавалось достать бесплатные контромарки, а когда случались подработки на разгрузочных работах на станции, то всегда в них участвовал тоже.
Но, несмотря на все эти излишества молодости и студенческой жизни, Лордик всегда все знал, всегда был первым, всегда был очень элегантным и все курсовые работы и сессии сдавал блестяще и раньше всех. И прочили нашему Сашке большое научное будущее. Был, в общем, наш Лордик удачником, счастливчиком и настоящим баловнем судьбы.
Девочки на нашем курсе, да и не только на нашем, были без ума от Лордика, влюблялись в него по - очереди, отчаянно страдали от неразделенной любви и все в недоумении ждали, кого - же выберет этот неприступный и таинственный кавалер.
А на самом деле Лордик становился ужасно застенчив и стеснителен, когда дело касалось слабого пола. К третьему - четвертому курсу каждый из нас уже пережил по несколько, а то и больше, серьезных и не очень серьезных любовных увлечений, а некоторые даже успели жениться, обзавестись потомством и даже развестись. В общем, жизнь и законы природы не обходили нас стороной.
А вот Лордик наш так и не завел себе даму сердца и всегда был один. Постепенно сокурсницы наши привыкали к его неприступности и переключались на других кавалеров. Поговаривали, что Сашка крутит романы где-то на стороне, что у него есть даже любовница с квартирой, что он очень скрытный человек, в общем - англичанин.
Да, Лордик был парень что надо, а что касается его личной жизни, то в основном об этом судачили девицы.
Так сложилось, что жили мы в одной комнате в общежитии втроем: я, Лордик и еще один парень из Сухуми, которого звали Тамаз. За несколько лет совместного проживания мы с Лордиком сдружились и все нас считали настоящими друзьями.
Кто был студентом, тот знает, что такое студенческие строительные отряды. А это и дальние дороги, и новые знакомства, и неизведанные края, и привольная жизнь, и полные карманы денег и все, все, все, что может представить себе вольный от занятий и сессий студент.
И вот поехали мы всей группой после третьего курса в стройотряд в Забайкалье на целых два месяца. Ехали мы четверо суток на поезде, ехали весело: с песнями под гитару, с сухим пайком, который нам выдали в управлении Мостопоезда, куда мы ехали на работу, и с вином, которым мы в избытке запаслись самостоятельно. Во время пути, как водится, мы заводили краткосрочные любовные интрижки и романы со своими однокурсницами, со случайными попутчицами и с проводницами. В общем, было весело и привольно.
Друг мой Лордик тоже веселился вместе с нами, но от женского пола, как всегда, держался на расстоянии.
На четвертый день пути ранним утром перед нами открылся Байкал и все пассажиры нашего вагона и, разумеется, мы дружно затянули старинную песню - Эй, баргузин, пошевеливай вал, молодцу плыть не далече...-
На железнодорожной станции Байкальск поезд стоял пять минут и мы успели купить несколько связок вяленого омуля, которым бойко торговали на платформе аборигены, а также много пива.
Вскоре поезд остановился на несколько минут на станции Петровский Завод. Здесь, прямо возле небольшого здания станции расположена была гранитная стелла с барельефами знаменитых декабристов, которых после подавления восстания отправили в эту местность в ссылку.
Когда поезд тронулся, то проводник нашего вагона, примкнувший к нашей компании, а вернее, к нашему омулю и пиву рассказал нам местную быль: в Петровском заводе на старом кладбище стоит каменный памятник декабристам, на котором высечено две надписи: Первая - Сюда, в одна тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году за вольнодумтво на два года сослан поручик Петров. Вторая - Сюда в одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году неизвестно за что и неизвестно на сколько, сослан лейтенант Петров.
После Петровского Завода поезд попетлял еще немного между сопок, густо поросших высокими соснами и кедрами, и затормозил на две минуты на крошечном полустанке. Это и было место нашего назначения. Несмотря на краткость стоянки поезда и суматоху, возникшую при сборе нашего багажа, высадиться мы успели и даже умудрились ничего не забыть в вагоне. Всего было нас двадцать пять человек: девятнадцать парней и шесть девушек.
У полустанка нас ждали две большие бортовые машины УРАЛ с сидениями из нестроганых досок в кузовах. Водители, молодые бородатые парни в армейских гимнастерках без погон, весело поздоровались с нами, попросили закурить и начали поторапливать нас с погрузкой на машины, так как выяснилось, что ехать нам по тайге к месту дисклокации Мостопоезда еще часа два, а день уже начал клониться к вечеру.
Мы быстро погрузили наши рюкзаки и чемоданы, расселись на скамейки в кузовах и машины тронулись с места, сразу же углубившись в густую лесную чащу. Дорога была песчаная, ухабистая и ребятам, сидящим возле бортов, приходилось крепко держаться за борта машин, чтобы не вылететь из кузова на землю. Машины то петляли между сопками, то, надрывно завывая моторами, взбирались по склонам вверх, преодолевая перевалы, то ехали вброд по быстрым и мелким речкам и ручьям.
Часа через два подъехали мы к быстрой и широкой реке, на берегу которой располагались с десяток строительных вагончиков и штук шесть деревянных сборно-щитовых бараков. А чуть поодаль виднелись, как нам объяснил водитель, передвижной растворо-бетонный узел с двумя высокими железными банками для цемента, песчаный карьер с экскаватором, а из реки, у самого берега торчали несколько бетонных опор будущего моста. Это и был Мостопоезд.
Нас сразу же окружили молодые ребята и девушки, которые приняли живое участие в разгрузке нашего багажа. Оказывается, это тоже были стройотрядовцы, студенты одного из Дальневосточных ВУЗов, которые приехали за неделю до нас и успели уже обжиться на новом месте. Кто-то позвал коменданта городка, которым оказалась полная миловидная женщина лет тридцати пяти.
- Привет, студенты! - весело сказала комендантша. - Меня зовут Варвара Кузьминишна! Я здесь для вас и царь, и бог, и воинский начальник. Костров возле жилья и в лесу не разводить, в бараках и вагонах не курить, в столовую не опаздывать. А сейчас пошли селиться!
Расселили нас в вагонах-бытовках по восемь человек. Вход в тамбур, который делил вагончик на две половины, был посередине, а из тамбура можно было попасть в спальни, в которых располагались по две двухэтажные железные солдатские койки и две деревянные тумбочки. Вешалками для одежды служили заколоченные в стены большие гвозди.
В процессе поселения мы знакомились со своими новыми друзьями- стройотрядовцами, которые помогли нам быстро поселиться и сразу же позвали нас в столовую на ужин.
- Уже пора! - тянула меня за руку маленькая и беленькая студентка Галя из Владивостока. - Идем в столовую. Кузьминична не любит, когда опаздывают!
Оказывается, комендантша была по совместительству и поварихой, и воспитателем и вообще всем на свете.
В столовой мы познакомились с главным инженером, прорабом и бригадиром, которые и пригласили всех нас на семь утра на растворо-бетонный узел на планерку. Надо отметить, что порядки в Мостопоезде были довольно демократичные и простые: и начальство, и рабочие, и студенты питались в столовой все вместе, жили в одних и тех же вагончиках, и все безоговорочно подчинялись блюстительнице внутреннего порядка Варваре Кузьминичне.
Утром нас распределили по участкам, которых в Мостоотряде было два. Ребята влились в бригаду бетонщиков и арматурщиков, которые возводили через речку бетонные опоры будущего моста, а девочки наши пополнили участок отделочниц, которые красили и обклеивали обоями строящиеся сборно-щитовые бараки. Оказывается, здесь, возле будущего моста строился вспомогательный городок для геолого-разведочной партии, которая приступит к работе в этой местности в сентябре.
Выпало так, что жили мы в вагончике в одной комнате с Лордиком, Тамазом и кадровым сварщиком из Мостоотряда Володей, который вот уже три года колесил по Забайкалью и этот мост был для него уже четвертым.
Работали мы, как говориться от зари до зари - это называлось аккордным нарядом, то есть, за определенный объем работ бригаде была назначена сумма зарплаты, и все мы были заинтересованы быстрее выполнить работу, получить заработанные деньги и взять следующий наряд.
Работа была очень тяжелая, но были мы очень молоды, и все нам было нипочем.
Трудились мы на укладке бетона до заката солнца, потом купались в речке, переодевались, ужинали, и тут начиналось веселье до поздней ночи. Обычно на песчаной площадке между вагончиками мы устраивали танцы под магнитофон или под баян. На баяне по очереди играли то Лордик - вообще-то он окончил музыкальную школу по классу аккордеона - , то Венька, высокий худощавый парень из Владивостока. Пели песни под гитару - и здесь Лордик тоже покорял дальневосточных студенток своими задушевными песнями под гитарные аккорды.
И опять повторялось старое - все девочки безнадежно влюблялись в нашего Лордика, страшно страдали от не разделенной любви, но быстро, благодаря холодности и неприступности кавалера, остывали от горячих чувств и влюблялись в других наших парней. А наши однокурсницы крутили романы с парнями из Владика.
Время шло весело и быстро. Не успели мы и оглянуться, как пришло пора собираться в обратную дорогу. Все мы уезжали в один день: один отряд на Запад, другой на Восток. Вечером перед днем отъезда устроили мы грандиозное гулянье с признанием в вечной любви друг к другу, со слезами прощания, смехом, песнями и танцами до утра.
Но вот все наконец окончилось и на том же затерянном среди сопок и тайги полустанке погрузились мы в вагон того же поезда, что привез нас в Забайкалье два месяца назад, и отправились на Запад.
По окончанию работы в Мостопоезде получили мы, как по тому времени и для студентов, деньги огромные и поэтому ехали домой с большим шиком в купейном вагоне.
Заняли мы свои места в вагоне, рюкзаки забросили на верхние полки и прильнули к окнам. На платформе полустанка стояли наши новые друзья из Мостопоезда и ребята-студенты из Владивостока, которые отправлялись на Восток двумя часами позже. Парни махали нам руками, а девушки отправляли нам воздушные поцелуи и шуточно собирали воображаемые слезы в ладошки.
Лордик, я и еще два наших однокурсника разместились в первом купе, расположенном рядом со служебным купе проводников нашего вагона. Поезд тронулся и мы начали погружаться в то сладостное состояние, которое называется музой дальних странствий. В таком состоянии люди легко доверяют друг другу самые сокровенные мечты и тайны, которые в обычной, вневагонной жизни они строго хранят многие годы, угощают соседей дорожной снедью, пьют в больших количествах чай и водку, играют в карты, травят анекдоты и развеселые байки.
Надо сказать, что время в вагонном пространстве измеряется особыми мерками и течет совсем с другой скоростью, чем в обычной, не железнодорожной жизни. Как на войне, на Крайнем Севере или в других особых условиях, где год считается за два, а то и за три года, в мчащемся по рельсам вагоне один час приравнивается к месяцу, а то, на особо длинных маршрутах, и к году. Поэтому пассажиры через несколько часов совместного пребывания в вагоне дальнего следования становятся хорошими соседями и почти родственниками.
Но особую роль в единении вагонного братства, конечно, играет железнодорожный чай в граненых стаканах с никелированными подстаканниками.
Сидит человек у окна, грустит, думает думу свою, не отпускает его прежняя потувагонная жизнь.
- А не принести ли вам чайку, сосед? - вдруг слышит он.
- Пожалуй, - отрывается грустный пассажир от своих дум.
И вот сидят уже соседи и, позвякивая чайными ложечками о стаканы, смакуют неповторимый вкус дорожного чайка и ведут неторопливую легкую успокаивающую беседу. И напрочь забывает о своих печалях и заботах новичок и вливается в беззаботную вагонную семью.
Остался позади полустанок с нашими новыми друзьями, и муза дальних железнодорожных странствий приняла нас в свои цепкие объятия.
В двух купе - в нашем и соседнем - собралась вся стройотрядовская компания. Да еще человек пять-шесть соседей по вагону, с которыми уже успели подружиться наши ребята, были приглашены разделить скромный наш дорожный банкет. В нашем купе собралось человек восемнадцать: сидели, тесно прижавшись к друг-другу на нижних и верхних полках и верхние болтали свешенными вниз ногами, чем очень смешили всех присутствующих. Сидящие за столиком девчата наши резали колбасу и хлеб и отправляли на верхние полки бутылки с пивом и готовые бутерброды.
Друг мой Лордик сидел на нижней полке у дверей и прихлебывал "Жигулевское" пиво из бутылки.
И в это время произошло то, ради чего я и затеял весь этот рассказ.
В наше купе вошла проводница - это была молодая, лет двадцати, невысокая рыжеволосая девушка в железнодорожной форме. Что и говорить, проводница была хороша: точеная фигурка, большие, на пол-лица глаза с длинными рыженькими ресницами, озорная улыбка.
- Чай пить будем, студенты? - весело спросила проводница.
- Какой чай, красавица? - возразили мы хором.- Стаканы неси! Вино пить будем! Водку пить будем!
- Стаканы - это можно! - засмеялась проводница. - Домой едем?
И тут я случайно посмотрел на Лордика и не узнал его. Друг мой смотрел на рыженькую проводницу и глаза его, и все лицо его светились необычным каким-то светом. Так светятся лица влюбленных и очень счастливых людей. С Лордиком явно что-то случилось!
- Стаканчики? Сейчас принесу! - повернулась проводница к выходу и посмотрела на Лордика.
Взгляды их встретились. Девушка замерла, и вдруг ее лицо засветилось каким-то необычным внутренним светом. Это продолжалось не дольше нескольких секунд, но эти секунды вдруг преобразили нашего застенчивого студента - он вскочил со своего места и неожиданно галантно приложился губами к ручке проводницы.
- Меня зовут Александр! - сказал Лордик .- Разрешите Вам помочь?
- Маша, - тихо ответила проводница и опустила глаза.
Они вышли из купе вместе.
Четыре дня пути из Забайкалья в столицу прошли быстро и весело. Из окон вагона нашего неслись всю дорогу песни и смех, а банкеты наши дорожные перекочевывали из одного купе в другое и продолжались все дни нашего путешествия.
Проводница Маша участвовала во всех наших увеселительных мероприятиях, а Лордик не отходил от нее ни на шаг и удивлял всех окружающих своей необыкновенной галантностью и песнями под гитару, которые он исполнял, как все понимали, только для Маши.
Ночью Лордик в купе не ночевал!
Весь наш народ, в особенности девушки, живо обсуждали Сашкино неожиданное преображение из застенчивого тихони в заправского ловеласа и пытались по- дружески его подкалывать разными шутками-прибаутками. Но Лордик на шутки эти никак не реагировал, и глаза его продолжали счастливо светиться.
И вот, когда наш поезд прибыл на конечную станцию и пришла пора прощаться с нашим гостеприимным вагоном, произошло нечто невероятное, от которого я вначале и оторопел и онемел одновременно.
Лордик вышел вместе с нами на перрон, отозвал меня в сторону и сказал - Ты знаешь, я остаюсь.
- Как остаешься?
- С Машей остаюсь!
Я на несколько мгновений онемел от неожиданности и молча смотрел на своего друга.
Наконец столбняк меня отпустил и я спросил - Лордик, ты что не протрезвел со вчерашнего?
- Я так решил! Вот, передай заявление в Деканат. Отчисляюсь по собственному желанию, в общем.
- Ты что белены объелся? Учиться - то пол -года осталось! Потом практика и диплом.
Не дури, Сашка!
Лордик протянул мне руку - Прощай! Даст бог - увидимся. Ребятам объясни.
Я в растерянности пожал Сашкину протянутую руку, а он быстро повернулся кругом и ушел. Ушел обратно в вагон.
В университете поступок Лордика произвел эффект разорвавшейся бомбы. В деканате пытались найти его, но тщетно. Недели две все говорили только о необычном происшествии с самым перспективным и талантливым студентом, но постепенно разговоры эти затихли, и жизнь наша потекла обычным своим чередом.
С тех давних пор прошло много-много лет. Неумолимое время стерло в памяти многое, стерло лица, имена, переживания и надежды, но одно навсегда свято хранилось в нашем сознании - это верность молодости и юношеской бескорыстной дружбе.
После окончания университета разбросала нас жизнь по всему миру.
Я много работал за границей, а после развала Союза нерушимых республик свободных несколько раз быстро сколачивал огромные состояния и также быстро терял их, чтобы снова начать все сначала.
Два раза я был женат, и оба раза как-то легко и без особых переживаний расставался с женами и оставался один. А на самом - то деле и будучи женатым, я всегда оставался глубоко одиноким человеком. Дочь моя единственная жила за океаном и два раза в год, на Рождество Христово и в мой день рождения, присылала мне почтовые открытки, а моего двенадцатилетнего внука звали Билл, говорил он только на английском и на земле своих предков никогда не был.
Да и друзей настоящих у меня не было! Как оказалось, друг-то настоящий за всю мою долгую жизнь был у меня всего один - и это был Лордик.
Недавно я его встретил.
Довелось мне как-то ехать по делам своим на Восток в поезде дальнего следования. Нашел я на платформе нужный мне поезд и возле своего вагона решил перекурить перед дальней дорогой. Посадка пассажиров уже началась и двое проводников, мужчина и женщина, проверяли билеты и пропускали пассажиров в вагон.
Я курил в стороне от входа в вагон и внимательно вглядывался в проводников. Что-то необъяснимое вдруг начало тревожить меня. И вдруг я понял - это были они, это был Лордик и та проводница Маша, ради которой мой друг оставил все: и учебу в университете, и будущую блестящую карьеру, и своих друзей.
Я внимательно всматривался в лицо моего друга и вдруг понял, что Лордик совсем не изменился: та же подтянутая спортивная фигура, английские усики и аккуратные бакенбарды, подернутые, правда, легкой сединой. Нет, важным и грузным Лордом он не стал - передо мной был тот же, молодой и подвижный как муравей, Лордик. А железнодорожная униформа сидела на нем как влитая и чрезмерно ему шла. Да и подруга его Маша, казалось, тоже совсем не изменилась.
А самое главное, что я увидел - это были их лица, которые излучали то необыкновенное сияние, которое могут излучать лица только счастливых и любящих друг - друга людей.
Да, тогда на том далеком таежном полустанке, много лет тому назад Судьба не обманула своего Баловня и дала ему возможность вытянуть Золотой билет.
Счастливчик есть счастливчик!
Я подошел к вагону и предъявил билет своему единственному другу Лордику.
Он не узнал меня, а я не стал о себе напоминать.
Зачем ворошить прошлое?