Ночной трамвай

Неуклюже разворачиваясь по кольцу, гулко громыхая на стыках усталыми стальными колёсами, трамвай с бортовым номером 324 готовился выйти на «финишную прямую». Часы на столбе у диспетчерской, показывали без четверти три, и его «коллеги» давно дремали в безлюдном, скудно освещённом, депо. Но это был дежурный трамвай, призванный собирать задержавшихся в гостях горожан, работников ночных смен. Он нехотя притормозил, лязгнул створками передних дверей.
Вожатая Лена, вчерашняя школьница, в голубых джинсах и сером вязаном свитере, соскочила с подножки и подбежала к тёмному окошку конторки. Трамвай терпеливо ждал хозяйку, глядя на старые, треснувшие шпалы рассеянным взглядом единственной фары.
Вот девушка вприпрыжку побежала назад. Взлетев по ступенькам, она плюхнулась на своё место довольная тем, что, наконец-то, может возвращаться домой. До депо, возле которого она жила, нужно было ехать почти через весь город – километров двадцать пять – поэтому Лена поторопилась закрыть дверь, убрать тормоз и дать ход.
Трамвай тронулся и стал набирать скорость. Стук колёс из размеренного постепенно перерос в отрывистые, короткие очереди. Девушка улыбалась. Несмотря на всю утомительность поздних поездок, ей нравился ночной город. Его жёлтые фонари, пустынные улицы, повисшая, словно початая голова сыра, ущербная луна на чёрном бархатном небе очаровывали. В такой обстановке хорошо мечталось. Мечталось о нём, о том, кто ворвётся однажды в её жизнь, наполнит смыслом тягучие однообразные дни, исполнит тайные девичьи желания, от которых так пылают щёки и приятно щемит в груди. Как всё это произойдет? Каким он будет? Наверное, у него будут короткие, светлые, жёсткие волосы. Печальный, но мужественный взгляд. Как у актёра боевиков Дольфа Лундгрена…
Неровные блестящие рельсы бежали навстречу. Набравший скорость трамвай, как парусный бот в шторм раскачивало нещадно, слева промельком появлялись и исчезали столбы контактного провода.
Вдруг она заметила между путями группу людей. Двое парней и обнявшаяся парочка. Компания приближалась. Они махали руками, прося остановиться.
Поначалу она хотела промчаться мимо: смена отработана, и вагон направлялся в депо, о чём свидетельствовала табличка на стекле. Взгляд выхватил светловолосого парня из компании. Тот с комично-умоляющей миной кивал большим пальцем в направлении центра города. Трамвай натужно зашипел тормозными колодками и нехотя остановился.
Компания ввалилась через заднюю дверь. Лена тут же пожалела о своём поступке. Все её пассажиры оказались пьяны. На то указывали их вялые движения, громкие реплики и смех. Двое сразу же рухнули на сиденья, совершенно проигнорировав кассовый аппарат. Парочка же, не переставая обниматься, обосновалась у открытого окна. Девушка молча ластилась, уткнувшись лицом в шею своего кавалера. Тот был смугл и кучеряв, будто негритёнок. Девичьи ладони монотонно гладили его худую спину. Эта-то уж точно, – подумалось Лене, – неприлично пьяна.
Трамвай мчался по проспекту, пожирая буфером рассохшиеся шпалы десятками, – да, что там, – сотнями метров. Исцеловав шею своему другу, девица стала расстёгивать ворот его рубахи. С каждой минутой она возбуждалась всё больше и сейчас, похоже, собралась осыпать поцелуями его грудь. Движения её стали хаотичны. Руки, нетерпеливо и жадно сжимали бока парня, тискали ягодицы. «Негритёнок», обеими руками ухватившись за потолочный поручень, изгибался в экстазе навстречу ласкам.
Светловолосый парень развалился на сидении. Он закинул голову и, с некоторым интересом, рассматривал осветительные плафоны. Его товарищ, тот, которого Лена, уже окрестила про себя Лысым, пожирал влюблённых глазами и комментировал всё происходящее самым наипохабным образом.
Девица спускалась всё ниже и ниже по телу своего избранника. Короткие, нервозные взгляды бросала Лена в зеркало. Рождающаяся на задней площадке развратная сцена её возмущала! в то же время… интригуя невольно.
Вот девица расстёгнула парню брюки, и во взгляде её, прежде томном, вспыхнул огонь алчности. Своей рукой она извлекла из плавок мужское достоинство Негритёнка.
Эту сцену с расстёгиванием штанов Лена проследила почти полностью. Она не смотрела на дорогу. Щёки пылали нервным румянцем, но робкий интерес к происходящему уже рождался в груди, исподволь вытесняя праведное возмущение. Ей была видна лишь спина любовника. О развитии событий можно было судить лишь по выражению лица этой… сучки…
А та, глядела на член. Она чуть закусила нижнюю губу и раскачивалась в такт стуку колёсных пар. Рука ее совершала плавные мастурбирующие движения. Лена видела эти движения, медленные движения острого локтя. Девица дразнила – или нет – она старательно взращивала, закипавшую в груди парня, сумасшедшую страсть.
В конце концов, задохнувшись от переполнивших её чувств, девица подалась вперёд и впилась губами в свою добычу. Её лицо скрыла ткань расстёгнутых брюк.
Лена нервно заёрзала на сидении. Сжала губы. На них прочно поселилось отвратительно навязчивое ощущение иссохшего, белесого налёта. То и дело, пытаясь стереть это неосознанное чувство тыльной стороной ладони, Лена не прекращала поглядывать в зеркало.
Рельсы летели навстречу, мелькали шпалы. «Скоро пересечение с проспектом!» - спохватилась она. Рука толкнула регулятор в зону сектора «Торможение». Трамвай, словно очнулся, испуганно выдохнул и сбросил ход.
А на задней площадке изгибался от захлестнувшей его волны удовольствия щуплый Негритёнок. Лысый весь напрягся на своём сидении. Комментарии свои он уже не выкрикивал. «Как она так может?! – шалела от происходящего Лена, – При всех!!!»
Парень, из-за которого Лена остановила трамвай, не следил за развратниками. Он склонил голову и что-то делал. Лена не видела, что у него в руках, но ее поражало его спокойствие. Может быть так и надо? Её почему-то начал одолевать стыд. Она пыталась заставить себя не подглядывать в зеркало. Щёки и уши разгорались удушливым пожаром всё сильнее. Лысый смущал её своей похотливостью, парочка неприхотливостью своей в столь деликатном деле. Смущала и своя собственная реакция. Что такого волнующего и возбуждающего открыла она в этом подглядывании? Ведь так нельзя! Неприлично это всё! Грубо и отвратительно! Отчего же так саднит приятно и тянет внизу живота? Чёрт! Подонки!
Терпение Лысого оказалось не безграничным. Он вдруг вскочил и, спешно расстёгивая брюки, кинулся к упивающейся любовью парочке. Лена вздрогнула и толкнула регулятор, непроизвольно ускорив ход.
Вагон вновь стал качаться. Чтобы не упасть, Лысый прилип спиной к стеклу и терзал, терзал неподатливые пуговицы своих брюк. «Неужели эта сучка позволит ему?..»
Так и есть! Сластолюбец выкорчевал, наконец, из плена штанов огромный свой эрегированный пенис.
Увидев это багровое, узловатое веретено, Лена вцепилась в него взглядом, продолжая разгонять трамвай. Член так её напугал. Но и... – в том она не могла себе признаться, – невольно притягивал взор! Колени плотно сомкнулись. Нужно было срочно унять дрожь, возникшую в бёдрах. Всё, она больше не могла смотреть в зеркало, взгляд вцепился в несущиеся навстречу рельсы. Она кляла себя за слабость, за то, что разрешила себе опять посмотреть в зеркало. Кляла за то, что впустила в вагон всю эту безумную четвёрку. Она убегала, спасалась, неслась, как глупый наивный котёнок! А следом грохотала, ударяясь и подскакивая на шпалах, невероятных размеров железная, ярко разукрашенная банка. В которой трахались, Трахались, и ТРАХАЛИСЬ!!!
Эрос безраздельно завладел задней площадкой. Девица, которую товарищи звали Норкой, легко подставила зад второму партнёру. Лысый схватил развратницу за ягодицы. Он рванул в сторону ажурную полоску трусиков, тут же вонзил в страстную плоть свой раскалившийся орган. Нежные, влажные ткани охватили член. Они трепетали от возбуждения . Закрыв глаза, Лысый сглотнул – страсть теснила дыхание. Он хотел вводить фаллос медленно и так же медленно вынимать. Он хотел наслаждаться каждым миллиметром погружения. Но трамвай болтало! Одна рука схватилась за закреплённые на заднем стекле поручни, а вторая принялась шарить по пластику в поиске, на что бы ещё можно было опереться.
В Норке пылало настоящее сексуальное бешенство. Девица глухо стонала. Ощущения переполняли молодое, напряжённое от безудержного желания тело. Раскачиваясь на волнах экстаза, по-кошачьи изгибая спину, Норка совершала сосущие движения влагалищем. Она погибала в ощущениях, даруемых его вспухшими влажными стенками. Вперёд, назад, вперёд-назад – по всей длине твёрдого, как ножка деревенского табурета, кожистому веретену «Лысого». До дна. До дна.
Занимаясь сексом, эта Норка всегда с головой уходила в процесс. Она растворялась в нём, превращалась в безотказный сексуальный механизм. Достаточно было вложить в жаркое нутро девушки раскаленный желанием орган, и та начинала его профессионально обрабатывать. Ведь секс ещё не успел стать для юной самочки Homo Sapiens просто утехой. Пока он являлся для неё самим стилем, смыслом жизни, её целью! Единственное, чего она не любила, так это чтобы партнёр проявлял инициативу, тем самым, нарушая её сценарий.
Вагон раскачивался так, что даже опытной Норке становилось трудно контролировать ситуацию. Расставив ноги для пущей устойчивости, она, то приседала, то поднималась, обслуживая пристроившегося сзади «Лысого», не забывая и о мешком повисшем на поручне Балу – так называли «негритёнка» в его компании.

Ручка регулятора хода уже давно упёрлась в свой естественный предел, а Лена всё давила и давила её вперёд, сжимая до боли в кисти. Назад она уже не оглядывалась.
– Ну? И куда ты так несешься? – услышала вдруг она у себя за спиной спокойный голос и вздрогнула. Это мог быть только он.
Светловолосый В Кожаной Куртке стоял рядом. Лена хотела, было повернуться и посмотреть на него, но отчего-то постеснялась. Парень перешагнул порог. Его ладонь накрыла руку девушки, сжимавшую регулятор.
– Угробишь технику. – Он повернул ручку назад и кивнул головой в направлении задней площадки. – Пассажиров перекалечишь.
Лена бросила взгляд через плечо и тут же отвернулась. Костяшки пальцев, сжимающих рукоятку хода, вновь побелели.
– Чего вы там творите?! Вы, что совсем одурели?! – прошипела она, устремив взгляд на бегущее навстречу полотно.
Он похлопал по её руке, таким образом, призывая больше не пытаться разогнать трамвай, затем выпрямился и буднично произнёс:
– Не переживай. Сейчас они перестанут.
– Я дурею! – покачала головой девушка, но вложить возмущение в тон, с которым она произнесла эти слова, у неё не вышло.
– А не надо дуреть, глубоко уважаемый вагоноуважатый. Давай лучше познакомимся. Тебя как зовут?
– Лена.
– А я – Кошоря, – представился он и протянул руку. – Держи краба.
– Что за имя такое странное… – дернула она плечом, но руку пожала, – …Ко-шоря?
Парень не ответил. Повернувшись спиной к движению, он прислонился к приборной панели.
– Куришь?
Лена скосила глаза и увидела в пальцах его длинную папиросу.
– Да н-нет. Как-то…Я…
Парень вставил папиросу в рот, чиркнул зажигалкой. Старательно раскурив, он снова вынул папиросу изо рта и что-то подправил в угольке.
– На, – сказал он тоном, не терпящим возражений и протянул папиросу ей. – Успокоишься заодно. Здорово помогает от нервов. А я пока порулю. – С этими словами он деликатно подвинул Лену, усаживаясь рядом.
Девушка встала с сиденья, для двоих места всё равно не хватало. Озадаченно поднесла папиросу к лицу. «Странно», – Подумала она. – «Как легко я доверила ему управление. Почему? Он дал мне эту папиросу… а ведь я готова её курить, хотя точно знаю, что в ней не табак», – она, прищурившись, поглядела на него. – «Кошоря… в нём что-то есть. Надёжное? Нет. Настоящее? Пожалуй. Ес-тес-ствен-ное – вот то слово! Да, Кошоря, я поняла, чем ты мне нравишься. И затянусь-ка я, пожалуй, из твоей папиросы».
Нервная дрожь ушла. Затяжка получилась долгой: у неё имелся опыт курения сигарет: на дискотеках, в компании подруг, считавших будто курящими они быстрее найдут себе спутника. Лена так и не нашла… то есть, был один…но…он оказался уродом.
Смолистый, терпкий дым заставил закашляться. Кошоря взял у неё папиросу, вставил в рот и по-свойски привлёк девушку к себе: «Садись, будешь учить меня ездить на твоём трамвае», – он усадил её верхом на бедро, придержал рукой за талию. – «Ну, рассказывай, что у тебя тут за кнопки?»
Девушка охотно знакомила парня с премудростями управления трамваем, всё больше стесняясь с каждой минутой, всё чаще прижимая кулачки ко рту или закрывая ладошками лицо, будто пятилетняя малышка.
В груди её разгорался жар. И Кошоря чувствовал, как напрягаются порой судорожно девичьи мышцы по внутренней стороне бедра. Как пульсируют, наполняясь горячей кровью её половые губы... Он не торопил девушку, он ждал, когда оковы морали и воспитания сами спадут с плеч юного создания к его ногам сами собой. Он продолжал задавать свои спокойные вопросы. Она отвечала…
Лену дразнило это бедро. Она не заметила, как напрягся и бесстыдно оттопырился зад. Как стала она тихонько раскачиваться взад вперёд, стремясь коснуться мужского бедра твердеющим клитором.
Она всё отвечала, отвечала, рассказывала ему, пока из пересохшего от волнения горла вдруг не вырвался горячий, страстный, прерывистый шепот: «Я люблю тебя…милый…слышишь!» – она обернулась, уткнулась ему в шею, обвив плечи горячими, беспокойными руками. На нём, случайном попутчике, сейчас замкнулись все её девичьи грёзы. Виной ли тому была начинка длинной папиросы, но девушка растворялась в своём жгучем желании быть любимой. Сухие, нежные ладони парня проникли под её свитер и начали робко и бережно изучать разгорячённое тело. Она втянула живот, чтобы открыть одной из них дорогу в самое сокровенное место. А-ах! От ласкового прикосновения тело пронзили тёплые, сладостные лучи. «Милый я так…ждала тебя…Я твоя…Слышишь! Ну... Возьми меня!.. Возьми меня здесь!!! Прошу тебя…» Она встала, торопливым движением стянула с себя душивший свитер. На пол полетел ободок, скреплявший волосы. Перед глазами парня качнулись две белые безупречные груди с упругими кнопочками сосков. Волосы водопадом хлынули на плечи. Свитер с лифчиком упали на панель.
Она потянулась к нему и начала осыпать лицо, шею щедрыми поцелуями, спихивая с его плеч тяжёлую куртку. Ей было мало. Хотелось больше – она хотела его всего. Ну, кто ж придумал эту дурацкую одежду!
Вот и куртка полетела на панель вслед за свитером. Кошоря стянул майку, и два обнажённых тела на миг замерли, поражённые взаимной красотой.
Парень чуть придержал рвущуюся в объятья женщину. Она хотела прижаться к нему, смять упругие мячики юного бюста о долгожданный мужской торс, слиться с ним воедино! Но упорствующие руки держали её, сопротивлялись, позволяя дотянуться до волнующей плоти только…сосками. Соски немели от этих прикосновений. Лена вздрагивала, будто тело девичье электрический пронзал разряд. Казалось, сердце вырвется из груди.

Трамвай тихо катился по ночному проспекту. Лысый с Норкой отдыхали на задней площадке, готовились к продолжению утех. Лежал на сидении Балу, убитый оргазмом и гашишем. Сморщенный, измождённый «конец» молодца устало выглядывал из расстегнутых брюк, продолжая источать опоздавшую на праздник белесую жидкость.

Кошоря часто задышал. Он принялся целовать стройное тело не в силах больше сдерживать силу их влечения друг к другу. Он встал с сидения, и Лена прорвалась к нему, с силой прижалась, выплескивая всю накопившуюся к несостоявшимся женихам любовь. «Милый, миленький!.. Как же я люблю тебя!» Кошоря подхватил её, сдёрнул с девушки джинсы.
Лена поняла его, торопливыми движениями стала расстёгивать ремень, освобождая парня от его брюк.
А вот и Он. Какой он твёрдый, гладкий, горячий! Он, просто, великолепен, по сравнению с её «первым опытом»! и не в пример желаннее. Дрожа всем телом, девушка подалась навстречу, направляя Его в себя. «Ну, же милый…ну!» Не дожидаясь пока Кошоря соизволит войти в неё, Лена бёдрами обхватила талию парня и, приподнявшись над панелью, сама нащупала раскрытым зевом влагалища твёрдую головку члена.
«Мамочка!» – задохнулась она ощущениями, касание вновь пронзило тело электрическим разрядом.
Она начала медленно опускаться. «Ах!» – выдохнула, досадуя на возникшую вдруг резкую, но краткую боль, замерла. Кошоря её не торопил. Находящийся внутри член вновь начал своё движение, заполняя собой, трепещущее влагалище. «Мама! Мамочка!» Только сейчас она поняла, что жила прежде с ощущением пустоты. Пустоты там, где сейчас осторожно, боясь причинить боль, движется вглубь неё упругое, изогнутое Нечто! Она вновь двинулась навстречу. Заполнить, заполнить себя! «Ой, мама! Ах! Кошо… ещё, ещё, милый!» Парень начал совершать медленные, растянутые фрикции. Удачно выбранная поза, позволяла ей скользить центром наслаждения по стволу, цеплять им головку члена – ах! - приводя женщину в экстаз. Темп постепенно ускорялся. Лена мотала головой то, запрокидывая её то, снова утыкаясь в шею парня лицом. Ей не верилось в то, что такие чувства возможны. Наконец, она закричала: «Стой! Стой!! Всё!!!»
Ой, кошмар, что с ней творилось! Кошоря, которому мешало кресло, зло лягнул его, отчего то развернулось. И тут же – с размаху – в последний раз насадил девушку сильно-сильно… глубоко-глубоко…
…по самые помидоры…

Так они и въехали в депо. С потрясающим грохотом трамвай выбил врата, чем насмерть перепугал дремавшего за стеклом сторожа, проехал по двору метров сорок и напрочь увяз в песчаной насыпи тупика. А они всё вникали и вникали друг в друга, сгорая в горниле взаимного наслаждения. Кончали свое интимное дело, обнявшись крепко-крепко, будто сумчатый медвежонок коала и его мама. И ничего в мире, кроме этих объятий, для них не существовало.


A’Paul

01.02.2001