(Полтора часа непрофессионального интервью с Кларой Новиковой в сентябре 1993 года).
Я долго думал, как написать. С одной стороны - всё можно сделать просто. Вот тонкая стопка листов бумаги, где на каждом были предварительно составлены мои вопросы к Заслуженной артистке Россия КЛАРЕ НОВИКОВОЙ, и тут же, пониже каждого вопроса, неполно и обрывочно мною набросаны её ответы.
Казалось бы: ну, чего здесь мудрить? Делай обычное интервью по принятой всеми схеме: вопрос-ответ. Ну, опустишь что-то выходящее из запрограммированных рамок, что-то от себя домыслишь-добавишь, уберешь междометия, отшлифуешь разговорную речь и всё - интервью готово. В конце концов, городская газета, куда ты отнесёшь выполненное задание, - не центральная пресса, а и ты не профессиональный журналист. И даже не штатный работник этой самой газеты. Ты доброволец, то есть, обычный внештатный корреспондент. И поэтому, велик ли с тебя спрос?
Но с другой стороны я вижу гостиничный номер, глубокие, черничные глаза артистки, глаза, словно омытые холодным северным дождём, очень выразительные глаза на сухощавом бледном лице, и глаза очень печальные...
Как смолчать об этом?
- Вы почти ничего не записываете, - заметила моя собеседница, отвечая на очередной вопрос. - С диктофоном Вам было бы проще.
Голос у неё тихий, но внятный. Мы сидим не визави, а так: я в кресле за полированным столиком, Новикова - по правую сторону от меня на мягком диване.
В ответ на замечание я самонадеянно заверяю её в своей хорошей памяти (а ведь небольшой магнитофон мне предлагала редактор газеты!), но пододвигаю листы поближе к себе.
- Все равно, Вы не всё запишите и напечатаете. Ну, да ладно... - При этом она смиренно взмахивает рукой. - Только, пожалуйста, поменьше произвольного. А то ваш брат иногда так распишет... Некая корреспондентка воспроизвела мою речь так, будто я называю свою ближайшую подругу товаркой. Да помилуйте, я и слова-то такого не знаю – товарка!
Из уст Новиковой это произносится отнюдь не театрально, а с ноткой незабытой обиды.
Я смотрю на неё и думаю:
«Вот знаменитая, талантливая, яркая артистка. Звезда первой величины. Но это там, на афишах, на эстраде, на слуху. А здесь передо мной реальная земная женщина, умная, красивая, знающая себе цену, но уставшая и временами задумывающаяся о чём-то своём. Позади у нее предполуденный перелёт из Тюмени в Белоярский на День города, устройство в гостинице, гостеприимный стол в кафе-столовой»...
Говорят, что артисты много льют. Так казалось и мне. Но должен признаться, ничего «алкогольного» я не заметил ни у Ирины Грибулиной, у которой брал интервью перед этим, ни в чертах Новиковой. Только усталость, даже какая-то отрешенность были в облике гостьи после вечернего выступления на открытой сцене перед жителями нашего города по случаю его дня рождения.
- Я у вас впервые. Раньше давала сольные концерты в Тюмени, выступала в Надыме, в Ямбурге...
И снова огорчение звучит в её словах:
- Нет, ну почему нельзя было организовать наше выступление в подходящем закрытом помещении? У вас что, нет в городе хотя бы кинозала?
У меня в мыслях работает, словно счетчик:
«3ал ГДК.- раз, зал в ДК «Газовик» - два, зал в КСК «Прометей» - три, зал на 300 мест в музыкальной школе»...
А Новикова продолжает:
- Сцена - ходуном, вокруг пьяный ажиотаж, давка, цепи ОМОНа... А мне так хотелось встретиться с вашими людьми, поговорить в нормальной обстановке, с нормальной аудиторией... Разве к вам так часто приезжают артисты нашего жанра? Ведь нас всего восемь человек, понимаете, восемь на всё Россию...
И опять я напрягаю память. Кто же был у нас? Кажется, Трушкин. Но это писатель-юморист, а не артист, тем более такого высокого ранга.
Видя моё некоторое замешательство, Новикова преодолевает себя и отвечает на мой следующий вопрос.
- Меня радует ваша природа. У вас здесь ягоды, грибы, нельма, муксун. Я ведь вегетарианка, ем только овощные блюда и рыбу. Попробовала здесь и грибы, баночку которых принесла мне одна ваша женщина...
И, как бы оправдываясь, снова возвращается к предыдущим своим словам:
- Вы не подумайте неправильно о моих претензиях. У меня очень доброе отношение к простым людям. Особенно к женщинам. Мне так хотелось поговорить с вашими женщинами о многих сегодняшних проблемах - и не только языком юмора. Для меня женщина - это вершина. Самой природой женщине назначено давать и продолжать жизнь. И чтобы ни творили мужчины - политику, войны, разруху - женщина всегда приходит на пепелище и возрождает жизнь. Я не против, мужчин. Они тоже созидатели. Но когда мужчины берут в руки оружие, женщина берёт в пальцы иглу и штопает рваньё, и шьёт новые одежды. Мне никогда не забудутся женщины Азербайджана после землетрясения. Вокруг развалины, военная техника, а они стирают в лужах белье...
Я торопливо записываю и, чтобы не упустить нить начавшегося разговора, ухватываюсь за первый подходящий вопрос, поскольку все мои заготовленные вопросы так далеки от настроения артистки.
- А как давно Вы вегетарианка? Это что, от толстовства или есть какие-то другие принципы, причины? Нашим женщинам будет небезынтересно узнать об этом.
Новикова чуть улыбнулась.
- Нет, всё гораздо проще. Вегетарианка я всего два с небольшим года. Я довольно продолжительное время была на гастролях в Израиле. А летом в Израиле мясо почти не употребляют. Там стоит жара. Но вокруг было обильное разнообразие фруктов и овощей. Поэтому в мясе мы как-то не нуждались. И отвыкли от него, что ли. Оттуда и пошло...
В отражении зеркала - окно, за которым стоит поздний белоярский вечер. Минуты летят. Я понимаю состояние и усталость артистки, но разговор, как стало принято говорить, «пошёл». И я стремлюсь закрепить его резким переходом к не остывающей теме:
- Клара Борисовна, Вы имеете широчайшую аудиторию в рамках всего бывшего Союза. Вас понимают везде. Сами вы - киевлянка. Но... «Мир раскололся, и трещина прошла по сердцу поэта», равно как и по сердцам миллионов людей всего Содружества. Каков Ваш взгляд на произошедшее и происходящее?
- Я давно говорю об этом на сцене. У меня есть монолог женщины-украинки. По её огороду прошла граница разделения Украины и России. А на этой самой черте росло дерево, в ветвях которого каждый год заливались пением соловьи. Ведь для птиц не существует никаких границ. Они самозабвенно поют на радость всем людям. И вот однажды женщина эта замечает, что соловьёв больше не слышно... И в заключительных словах монолога она обращается ко всем нам: «Люди, соловьи пэрзсталы спиваты!..».
Мои отец и мать, - продолжает она, - друзья и педагоги - все живут в Киеве. И все они, так же, как и я, против разрыва Украины с Россией. Слишком тесно переплетены наши исторические корни, начиная со времён Богдана Хмельницкого...
Вот все стали говорить о Родине, о нации. А Родина для человека, по-моему, там, где его дом, его семья и его друзья, где он трудится и живёт. И национальность здесь ни при чём. Всю эту разделенческую политику и все беды от неё творят наши политики, а страдают, как всегда, простые люди...
Торопится моя авторучка. На ходу готовится вытекающий из сказанного артисткой новый вопрос, в котором речь пойдёт о том, что ещё недавно юмористам нужно было иметь если не мужество, то известную степень смелости и риска, чтобы вот так, прямо и открыто, как сегодня, высмеивать во всеуслышание многочисленные пороки нашей государственной системы и даже очень конкретно пародировать её политических деятелей.
- Испытывали ли Вы когда-нибудь давление «сверху» намёки или явные попытки «перекрыть» Вам воздух? И что бы было с Вами лично, если бы в августе 1991 года к власти пришёл ГКЧП?
Новикова на минуту задумывается. Она уже успокоилась от неприятных впечатлений, оглушивших её во время недавнего выступления на открытой городской площадке, и я радуюсь, что мне удается заинтересовать её своими внеплановыми вопросами.
- Давление, конечно, было. Особенно по поводу «Тети Сони». Еще в правление Горбачёва за эту программу в Одессе мне был присвоен титул «Мисс Юморина». Но, несмотря на это, давление было. Помню записку, пришедшую на одном из концертов: «Если М. С. Вас простит, то Р. М. - никогда»...
А во время августовских событий я находилась в Израиле. Информации доходило мало. И было очень тревожно. Я рвалась в Москву, звонила с просьбами в Консульство... Друзья отговаривали, советовали переждать... С трудом дозвонилась к мужу. Он немного успокоил... В Москву я прилетела лишь в начале сентября. У Белого дома ещё неслась вахта, стояли противотанковые ежи, палатки. Мои концерты и спектакли в столице были отменены. Но меня узнавали люди, подходили с расспросами, брали автографы. Помню иностранного журналиста, который всё не мог взять в толк, почему вокруг меня собирается народ. Потом он брал у меня интервью...
Ну, а судьба моя, если бы верх был за ГКПЧ, была бы однозначной...
На некоторое время в номере повисает тишина. Я записываю. Новикова задумывается. Наверное, ей вспоминается ещё многое из того тревожного года. Но я осторожно изменяю направление разговора:
- Вы часто выезжаете за границу. В каких странах довелось бывать? Ваши впечатления и мысли об увиденном, и вообще о жизни за кордоном...
В ответ мне даётся перечисление таких государства, как Германия и Швейцария, Австралии и Япония, Канада и США. Это без перечня многих стран бывшего социалистического лагеря.
- Америка - замечательная цивилизованная страна. Там живут такие же простые, как и у нас, люди. Но они проще нас. Мы сложнее своей замороченностью. В Сан-Диего, например, я наблюдала, как ранним утром к берегу моря подъехал автомобиль, В нём - семья: муж, жена, дети. Они выходят из машины, смотрят на морской пейзаж, дышат приморским воздухом и передают друг другу подзорную трубу. И всё это так естественно, так обычно. Люди просто приехали посмотреть на море, получить от этого удовольствие, зарядиться на день. И сразу видно, как далеки они от наших мелочных забот с наступлением дня насущного....
В Америке я жила в нескольких домах средних американцев. К русским они относятся хорошо, всегда улыбчивы, тактичны. У меня остались самые тёплые воспоминания о семье Бэверли из города Сиэтла. Хозяйка дома - на пенсии, но она бесплатно и ежедневно работает в госпитале. У неё сын - водитель троллейбуса. Живут в добротном особняке; во дворе - фонтан; содержат двух собак. Из книг в доме главная - Библия. Но мы говорили и о русской литературе. Им знакомы имена Пушкина, Достоевского, Толстого.
Английский язык я знаю на уровне рядового российского человека. Но мы прекрасно понимали друг друга, общаясь и на словах, и на языке жестов. И Бэверли всегда подчеркивала, как хорошо я говорю на английском, хотя в Америке я была всего две недели...
Когда у соседа Рэя сгорел дом, Бэверли радушно пригласила его жить в своём особняке, предоставив пользоваться всем необходимым, что есть в доме. Рэй этот - типичный американец, рослый, белокурый, весёлый. Мы подружились. Однажды Рэй, желая сделать мне сюрприз, приготовил невиданный суп. Для этого он скупил всё разнообразие концентратов в ближайшем магазинчике и всё это... свалил в кастрюлю. Суп, конечно, получился бесподобный...
...Вспоминая, она живописно повторяет жестикуляцию и ломаные русские слова, какими с ней объяснились неизвестные мне заморские американцы. Я слушаю, записываю, представляю себе Бэверли, думаю о её добровольческой деятельности в госпитале. Это ли не милосердие, присущее людям в любой точке света!..
- А когда пришло время уезжать, - продолжает рассказчица, - Бэверли на прощание подарила мне белоснежную наволочку собственной работы с красной каймой по краям. Замечательная женщина! Все мы стали душевными друзьями и, расставаясь, плакали...
От воспоминаний теплеют глаза артистки. Рассказывает она и о своём пребывании в Японии, о существующем там празднике «Созерцание цветов», когда в один из дней японцы выходят на улицы, вынося из домов цветочные горшки и вазы. И улицы превращаются в живые красочные клумбы.
- И мне хочется, - заключает Клара Борисовна, - чтобы и наши люди наконец-то подняли головы, посмотрели вокруг и увидели, что цветы на нашей земле распускаются и цветут по-прежнему.
В течение вашей беседы поглядываю на часы и уже не в первый раз извиняюсь, что занимаю время артистки в столь поздний час столь продолжительно. Она успокаивает:
- Может быть, рабочий день у меня только начинается...
Я соглашаюсь. Действительно, у артиста ненормированный, а, бывает, и круглосуточный рабочий день, как у писателя, например. И я завожу разговор о писателях-юмористах, об актёрском творчестве, о неизбежной импровизация на сцене и отступлениях от авторских текстов.
Новикова называет целый ряд известных писательских имён, чьи тексты она исполняет. Это признанные А. Арканов, В. Коклюшкин, В. Трушкин, М. Мишин, А. Левин, В Полейко и молодые - А. Цапиков (Кисловодск), С. Володарский (Киев), Е. Щербаков (Томск), М. Беленький (живет в Иерусалиме). Музыку для неё пишет Лора Квинт, стихи - Ольга Клименко (обе из С.-Петербурга).
- К моим импровизациям или изменению чего-то в монологах каждый из авторов относится терпимо. Иногда противятся, но чаще соглашаются. Ведь текст для актёра - это как платье, как костюм. Его нужно примерить, подогнать под себя.
- А что Вы скажете о руководителе вашего театра Михаиле Жванецком?
- Он - гений. Перед Михаилом Михайловичем у меня вечное преклонение. Я пришла в театр миниатюр по его приглашению после смерти Вити Ильченко. Все мы, и тяжелее всех Жванецкий и Карцев, переживали эту невосполнимую утрату. Ильченко не стало, и образовалась какая-то пустота...
Иногда Михаил Михайлович говорит мне: «Что-то грустно становится. Клара, развей тоску!». И я играю...
Жванецкий - это мозг, это машина мысли. Любое его мнение или замечание весомо и важно для меня. Я даже придумала единицу измерения юмора - 1 Жван. А Роман Карцев - мой самый любимый актер...
На языке у меня давно ёрзает вопрос, на который может ответить только Клара Новикова. И я задаю его:
- В созвездии таких имен, как Хазанов, Петросян, Винокур, Шифрин, Евдокимов Ваша звезда особенная. Вы - женщина. Вы несёте женскую тему и всегда талантливо, оригинально, неповторимо. Но зрителям хотелось бы видеть побольше звёзд подобной величины. Кого из молодых артисток, работающих в вашем жанре, Вы могли бы отметить на сегодняшний день?
- Никого, - сразу же отвечает Новикова. - Хотя Феллини сказал: «Актёр - это профессия, которая не делится на пол, но, коль Вы задали такой вопрос, отвечу: никого. Ярких женщин-исполнительниц в нашем жанре, к сожалению, пока нет. Правда, в С.-Петербурге появилась очень одарённая комедийная актриса Елена Либембум. Она не разговорник - она поёт. Вот женщина, о которой я могу сказать: за ней – будущее.
Здесь Новикова как-то лукаво смотрит на меня и сама задаёт мне вопрос:
- А кто из юмористов нравиться Вам?
Без раздумий называю Геннадия Хазанова и смущённо делаю жест в её сторону:
- И, конечно же...
Артистка понимающе улыбается:
- В 1974 году на четвертом Всесоюзном конкурсе артистов эстрады мы с Геной Хазановым поделили первую премию на двоих. Он, бесспорно, оригинальнейший мастер.
- Клара Борисовна, - всё тороплюсь я выработать намеченные стандартные вопросы, - расскажите вкратце о своём жизненном и творческом пути.
Медленно, как бы перелистывая фотоальбом, она начинает перечислять:
- До 21 года жила в Киеве. Окончила эстрадную цирковую школу и Киевскую филармонию. Потом уехала в Москву. Снимала квартиру. Вышла замуж, появилась дочь. В Москве окончила режиссёрское отделение Гиттиса. Известность мне принесла «Юморина» в Одессе. Потом... было много всего.
В прошлом году в С.-Петербурге - лауреат конкурса «Золотой Остап»
Лучшими тогда в равных номинациях признаны: Э. Рязанов, Л. Ярмольник, В. Спиваков, Е. Шифрин. В этом году будет проведён очередной конкурс, на который поеду уже в качестве почётного академика.
Ну и 12 апреля было присвоено звание Заслуженной артистки России. Диплом вручал Борис Николаевич...
- А ещё, какие поездки или гастроли запланированы у Вас на ближайшее будущее?
- С 20 ноября - гастроли в Австралии. Зимой еду в Америку.
...Время неуклонно стремится вперёд. Уже около 23 часов. Я скороспешен. Сыплю вопросы. В частности, об отношении артистки к кино.
- В кино приглашали. Нона Мордюкова убеждала: «Клара, снялся Винокур, снялся Евдокимов. Почему бы тебе не попробовать?».
Но в кино я пока не снималась. Зато ко всему актерскому отношусь с профессиональным интересом. Особенно ценю женщин-актрис. Это и Мордюкова, и Гундарева, и Чурикова, и Неёлова. Я уже говорила о роли женщины в жизни. Равноценное место женщина занимает и в искусстве, и даже в политике. В поэзии изумляюсь богом созданной Беллой Ахмадулиной. В парламенте России мне симпатичны Старовойтова и непримиримая Куркова, притягивает сильная волей Елена Боннэр.
- А что Вы скажете о Президенте?
- Ему тяжело, как и всем, даже больше. Его есть за что критиковать. Но у меня лично никаких ироний в его сторону не возникало.
- В нынешней Москве неспокойно и сложно во всех измерениях. Как это отражается на Вашей семье? Не обкладывает ли пресловутый рэкет известных артистов «налогами»?
- В Москве, действительно, обострённая криминальная обстановка. Рэкет меня не тревожит. Что с меня взять? Все заработанные деньги тут же уходят, Правда, был со мной случай, ставший уже легендой...
- Это когда Вас раздели в лифте?
- Совершенно верно. Многие думают, что это моя эстрадная придумка. Но всё это произошло на самом деле.
Проблемы в семье те же, что и у всех москвичей. Единственное отличие, может быть, в том, что теперь я могу позволить себе не стоять в очередях, а пойти на рынок и свободно купить дорогое, но необходимое для домашнего стола. Но ведь я трачу свои кровные деньги. Я считаю, что каждый должен зарабатывать в силу своего таланта и трудолюбия. Равенства в этом отношении между людьми не должно быть. Принцип мой не относится только к больным и немощным, И мне все равно, какой общественно-политический строй будет в России, лишь бы люди стали жить и работать нормально.
По-видимому, как интервьюер, я потерял чувство меры, потому что артистка мягко спрашивает:
- Ну, много у вас ещё вопросов?
Вопросов у меня предостаточно, но отвечаю, что они истекают, и прошу ещё чуть подробней рассказать о доме, о семье, о семнадцатилетней дочери.
- Ей пока шестнадцать, - поправляет Новикова. Она учится в 11 классе так называемой французской школы. После окончания собирается поступить в университет на историко-философский факультет. Мы с мужем ничего ей не навязываем. Свой путь она вольна выбирать сама. Думаю, что наша дочь серьёзно относится к ответственности. Ей с детства приходится видеть и мою работу, и работу отца. Он у нас журналист. Ваш коллега. (Здесь я скромно опускаю глаза). Работал в журнале «Юность». Ушёл. Создал журнал «Новая Юность»... Сейчас работает на телевидении.
А дома? После гастролей в квартире всегда куча работы. Приходится засучивать рукава. Ведь всегда хочется домашнего уюта, тепла, комфортабельности...
Я открываю ещё один чистый лист и задаю свой последний «предвзятый» вопрос:
- И всё же, покидая наш город, что Вы пожелаете ему в день его рождения?
- Желаю, чтобы суета больших городов не заполнила ваш северный город; чтобы ваши люди не относились к нему как временщики. Город - это общий дом. Он должен быть крепким и надёжным. Все мы временно живём на земле. А города переживают нас и остаются нашим детям. И люди, которые в вашем городе живут временно, ради наживы, нигде не будут жить постоянно. Пусть ваши люди дорожат своим городом и каждым прожитым здесь днём!..
Я благодарю Заслуженную артистку за долговременное интервью, складываю листы в папку и не могу не признаться, что не ожидал и не рассчитывал на такую продолжительность беседы.
- Просто, у меня такое состояние сегодня, - доброжелательно улыбается она. - Я и Вам лично желаю всего лучшего, а также творческих находок и успехов в работе.
Я прощаюсь и выхожу из номера, плотно притворив за собой дверь.