Горький рассказ о царе Орьке

Раздавались ленивые аплодисменты.
-Для меня трон, - вещал хитрый царь Орька с огурцом в руке, тяпнув водки стакан-другой, - как священная корова, за вымя которой щупать не дам никому. Накося выкуси!
Это была чистая правда: с трона царь Орька слазить ни за что не хотел, дневал и ночевал на нём.
И страха Орька почти не ведал перед врагами. Но вот рельсы железнодорожные боялся он как огня. Потому как, чтобы стать царём, обещал голову на рельсы положить, если народ станет хуже жить, - и наврал, не положил. Сберегая голову, хитрый Орька приказал все рельсы распилить на куски мелкие: так он себя чувствовал куда надёжнее и спалось ему крепче.
А стерегли Орькин покой, от всяких лиходеев и лихоимцев, кривая царица с кочергой и хромая царевна с метлой. Осушив по жбану молока и стрескав по тазу пельменей, резво скакали они вкруг трона.
Вот пожаловал на доклад главвельможа - Дивный Реформатор... то есть, чёрт возьми, извиняюсь, оговорочка вышла, Деформатор он! Такой весь лысенький, кругленький, жирненький... а розовенький-то! - до смерти боящийся ледяной золотозубой Колымы и жаркой клыкастой Африки. Перед входом в царские палаты Дивный Деформатор, считая себя самым умным на свете, долго и тщательно начищал лысину о стену, для того чтобы ослепить и охмурить Орьку величием своих планов.
Блистательно сияя лысиной, царю докладывал:
-Демос-то у нас, хе-хе, неповоротлив и с менталитетом у него шибко звонько! Нет, вы только подумайте, - Деформатор в глубочайшем негодовании возносил руки к небесам, призывая их во свидетели, - раньше, в те времена, красные, на прилавках, ох-ох, были одни иксы, игреки да многоточия... гм, гм. Но сейчас балыки, колбасы, кусь-кусь, всех сортов! А икра, осетринка, а заморские кушанья, а сладости - кругом одна вкуснятина! Чего им дуракам олухляндцам не хватает? Может у них денег нету, так надо раздать им медяки.
Царица колотила по мухам кочергой и ехидничала:
-Ты нам очки не втирай ананасами, колбасами, выкрутасами. Лучше покайся, куды девал гробовые сокровища, замученных тобою пенсионеров. И сдай в царскую казну всё до копейки, разбойник!
Деформатор вывернул пустые карманы.
-Я не разбойник и никого не ограблял. Если вы имеете ввиду вкладчиков в Сберкассу: всех этих пенсионеров, мелкую интеллигенцию и прочий рабочий люд, то они по закону капитального рынка сами ограбились.
-Варит же бестолковка у человека! - восхитился Орька.
-Ну что вы, маменька, впились как клещ, - вступилась и царевна за Дивного Деформатора. - Ну придушил государственный муж маленько старичков и нищий люд, но совсем почти и не до смерти. И не было у них сокровищ, так, одна мелочёвка. Политика и экономика, маменька, дело прехитрое: если не ты, то другой украдёт. Нонсенс сейчас заключается в дилемме, что они, сирые, жрать-то будут - силос или солому? Извечный крестьянский вопрос.
-Наверно, сено жрать будут! - рявкнула царица, озлившись на всех, и треснула кочергой по комару.
Дивный Деформатор щурился и вслух рассуждал:
-Сено? Гм,гм, а что, неплохая идея! Сено - не солома и не силос, и даже как-то сродни английскому овсу. На всех хватит, всех прокормим!
-Ух ты! - обрадовался Орька и, свалившись с трона, закатился под него и орал: - Эй говори Москва, а Рассея слушай!
Его наихитрейшее величество, пьяного вдупель, за ноги вытаскивали из-под трона сообща и осторожно, как младенца.


Министр Проблем Захватных, Ненасытный Золотистый Вурдалак, как и всегда, ворвался внезапно - грохнулся на пол с потолка, который оплетал паутиной. Приветствуя, щекотал он всех присутствующих вельмож клешнями сердито и гладил их то по шёрстки, а то против. Но с Дивным Деформатором Ненасытный Золотистый Вурдалак обнялся по-дружески. Облобызав Деформатора в сияющую лысину и полив её обильно клейкою слюною, успел-таки опробывать лысину на зуб - не золотая ли? - и оплести паутиной.
-Ничего себе! - пискнул Деформатор, вытираясь платком. - Лысина-то вам, светлейший князь, не казённая, а частная собственность.
А министр Проблем Захватных гоголем пошёл по дворцу вить паутину и щёлкал клешнями:
-Прихвачу, захвачу, всех озолочу.
-Ура, сена мне, сена! - крикнул Орька не к месту, видно в голове попутавшись.
Орьку заткнули стаканом водки и солёным грибочком на золочёной вилочке.
Прибыл на доклад изысканный министр Престранных дел, с сахарной косточкой, зажатой крепко в руке. А побывал он на другом конце земли, в самой могущественной Империи на свете, у императора Флирта. И вот, что называется, прямо с самолёта на доклад с особо секретным сообщением, ещё благоухая амбрами и миррами Флиртовских гаремов. А так как он был душка безотказная "всё отдам, на всё согласен", то он и его дама сердца вошли - голые.
-Ваше величество, не вели казнить, а вели наградить! - бухнулись голые они Орьке в ноги. - Наконец-то свершилось... не верится даже!.. - со слезами на глазах взрыдал радостно министр Престранных дел. - Ваше величество, господа вельможи, дождались наконец-то! Поздравляем от души всех! Во всём просвещенном мире окончательно и бесповоротно победила Великая Сексуальная Революция! Насексуемся теперь все обильно! Ура, товарищи... господа!
-Ура-я... - жиденько подхватили румяные вельможи и шаловливо улыбнулись дамам. Вспыхнув, дамы потупили взгляды в пол и сделали реверанс.
В распахнутые дворцовые окна донеслись отдалённые скандирующие голоса:
-Сек-су, сек-су, сек-су...
-Что это? - грозно насупился Орька, прислушиваясь.
Ему ответили:
-Голодный народ требует свободу сексу.
-Понятно, - усмехнулся Орька, - секс, дело известное, занятие хлопотное, но очень полезное для государства. Дадим свободу. Пусть пополняется народ.
Кто-то из вельмож ехидно добавил:
-Голодранцами и беспризорниками.
-Ну да, детдома и так переполнены, - вздохнула царица, поднесла к глазам бинокль и стала разглядывать толпу.
Послышался жалобный всхлип царевны.
Царица досадливо сказала:
-Господи, ну и хари уголовные, да ещё и пьяные.
-Народ с похмелья, разгорячён,- объяснили царице,- и требует не только секса, но и водки, чтобы остудиться.
-Нет, как хотите, а это не наш народ, - уверенно заявила царица, - это подставные наймиты. Наш народ в основном мозолистый, костлявый и одевается скромно. А эти розовые и здоровенные как боровы, в фирменных шмотках и при золотых цепях. Одним словом, наймиты.
-Райская жизнь перед нами открывается, - напевал сладко министр Престранных дел и сахарную-то косточку, в интервалах между фразами, умудрялся аппетитно грызть. - Свобода - это как понравится: можно - по-обезьяньи на деревьях, хочешь - в лесу по-волчьи или даже в воде по-акульи. Проще говоря, возможности открываются фантастические.
-Вкусна ли кость заграничная? - желчно поинтересовался Орька.
-Очень, мня-мня, вкусна, - ответил министр, - я не жадный, будешь - на грызни.
-Я с чужих столов объедки не употребляю.
-Это не объедки. Мне новенькую подарили, в фирменной упаковке, потому что я - очень хороший человек. И обещали ещё вкуснее дать.
-Ну жри, жри, "очень хороший человек", да гляди, не подавись. Уж не продался ли ты, братец? - выдавил горестно Орька, узрев в нём сейчас - аспида и разрушителя.
Орька от расстройства ущипнул первую попавшуюся задницу, которая принадлежала заслуженной грудастой особе. Издав радостный возглас "ай", особа выставила розовый пальчик и игриво пригрозила:
-Но-но, цариша, не шали. - И подмигнула заманчиво, и затрясла грудями, как в танце.
Вельможи захихикали и поздравили царя. Царица показала ему и грудастой особе кочергу и пригрозила:
-Глядите у меня, а то я вас кочергой.
Сунула царица два растопыренных пальца в рот и лихо свистнула. Незамедлительно явилась на помощь царевна с метлой. Они с кочергой и с метлой пошли в атаку. Заслуженная особа не дура: немедля, без лишних слов пустилась галопом в бегство.
У Орьки с похмелья сильно трещала башка, словно в ней пробудилось сразу несколько злющих вулканчиков, которые то там, то сям по очереди извергались огненной массой. Но как Орька серьёзно ни страдал, "аспид и разрушитель", вертевшийся на уме, беспокоил его куда больше. Да и вообще, честно, пахло натуральной изменой. Особенно сахарная косточка приводила Орьку в бешенство, и, стиснув челюсти, он цедил сквозь зубы: "Ну, я тебе!"
Прескверного министра Престранных дел отправили в отставку.
Потом, обмывая "отставку" аспида и разрушителя, придворные дружно надрались с царём в дымину. Царь, возлежа на душистом сене, шевелил ноздрями и носом вбирал в себя, как грёзилось ему, славный народный дух. Уважал его Орька. А вот кислый душок житейских проблем - не переваривал органически.
"Народ у нас золотой, - любил говаривать Орька, - цены ему нет. Но пока проснётся, раскачается с похмелья, слезет с печки - век пройдёт. А зимы у нас суровые, бесконечные, эх ..." Сокрушенно махнув рукой, забирался он с ведёрным жбаном первача на русскую печь, лечить хандру. И, напившись там, ревел как медведь.



Притянув за галстук Дивного Деформатора, тыкал ему Орька сеном в физиономию и, выдыхая синий алкогольный пламень, говорил:
-А ты будешь, лысый акселерат, сено жрать?
Акселерат, вдрызг пьяный, очумело глядел на двоившегося Змея Горыныча, крестился и отвечал:
-Что ты, ваше шестиглавое величество... Орька, да ты совсем офонарел. И п-про-шу огнём на меня не пшикать.
-Дурак ты, шарлатан. Отдам я тебя на съедение сбервкладчикам. Боишься? То-то попляшешь! - Орька ржал.
Икая, Деформатор рыдал громко:
-Нет, лучше мне в геенну огненную, нет, лучше в пасть к кровожадным акулам, но только не в руки к сбервкладчикам.
-Всем сено, - рявкнул повелительно Орька. - Как народ чтоб!
Пряча насмешливую улыбку, разносил сено на золочёном подносе услужливый и подвижный, как флюгер, первый министр.
Припорхнули дружной стайкой за наградами служители муз и суетливо щебетали. А удостаивать, жаловать, премировать Орька, щедрая душа, любил.
Награды сверкали, музыка гремела. Кучеряво было!
На вертелах в огне костров, истекая салом и шипя, жарились тяжёлые туши оленей и кабанов.
Водка, шампанское лились рекою.
-За народ наш, за кормильца подымем бокалы! Ура!
-Ура-а-а! Ура-а-а!
За народ объедались вкуснятиной, за народ с шиком веселились, пили. Пир горой стоял; дым коромыслом!
Обнявшись со знаменитым артистом, лакал с ним Орька горькую стаканами. И, напившись до чёртиков, лобызался со всеми напропалую. А одному юмористу-хохмачу вцепился зубами в нос. Тот дико завопил. Какая-то певичка, толстая, заморская, полезла было выручать знакомый нос, но царица с царевной быстро осадили её.
Классно было, высший сорт: танцевали, визжали, друг друга за волосы, за уши, за носы таскали, кусались и дрались.
На следующий день, вспоминая потешную попойку, царь Орька был страшно доволен.

* * *


Не много с тех пор воды утекло, не много с тех пор в мире перемен произошло. И в Орькином государстве - всё по-старому. Как скакали кривые-хромые царица с царевной вкруг трона на кочерге и метле, так и скачут.
А царь заметно одряхлел и часто хворал - что ж, года. Но по привычке делателей государственных тасовал азартно - опытный игрок.
Короткую печальную весточку принёс Орьке сизокрылый голубь-почтарь от императора Флирта: "Мои дела, Орька, жутко плохи. Сгубили чёртовы бабы! Уж лучше бы я был импотентом! Представляешь, застукала моя тигра меня прямо в постели с секретаршей. Теперь готовлюсь к обструкции и импичменту. Не знаю, свидимся ли? Прощай, может быть, навеки! С пожеланием всего, Флирт."
Орька тоскливо глядел в окошечко на беспросветную унылую погоду и бормотал:
-Вот тебе и киски силиконовые, окорочка фиговые. Связался дурень с бабами. А жаль мужика, пропадёт!
Распахнув широко рот в зевке и забыв захлопнуть, он задумчиво скреб седую гриву. Писарь, с испачканным чернилами лицом, опасливо глядел на его зубы и думал: "Эка у нашего царя пасть львиная. Лучше в неё свой нос не совать!"
Раздался рык, и писарь отчаянно заскрипел гусиным пером по пергаменту.
"Ну их, всех этих мамзель, - диктовал Орька, - от них все неприятности. Приезжай-ка ты лучше, Флирт, к нам на приволье. Жизнь узнаешь настоящую! Насчёт импичмента и обструкции не беспокойся и не дури себе голову, я думаю, авось обойдётся. Я сегодня же, если хочешь, прикажу своим орлам, и они загонят в космос "говнососку" и оттуда обольют дерьмом всех твоих недоброжелателей. Что тогда с ними, дерьмовыми, станет? Смех один! Ни одна санэпидемстанция их не спасёт. Так что не дрейф, мужайся и приезжай в гости, гульнём по-нашенски, во всю ширь необъятной русской души! Правда, казна у нас теперь пуста, в ней ни копейки. Сволочи коррупционеры и олигархи всё растащили и на менталитет спирают. Но ты не переживай, обещаю: водки будет море! Жду тебя, ух как напьёмся! Царь Орька."
Свернувшись калачиком на троне, он уснул под привычный грохот кочерги и шорохи метлы. В эту ночь снился Орьке рыжий красавец Флирт с лихо оттопыренными ушами, облачённый в блистающие доспехи кирасира. Флирт в серебристо-розовом сиянии луны стоял на колене перед силиконовой Киской, играл на гитаре и пел серенаду. А потом кирасир Флирт и Киска, в обнимку, неслись на тройке куриных окорочков под звон бубенчиков по заснеженному приволью... Вдруг затянуло воздух белою мглою, и Александр Сергеевич Пушкин, с тающими снежинками на пушистых бакенах и лице, нагнувшись, кричал Орьке сердито в самое ухо: "Достукался, царь, доигрался! Беда, инфляция!"
День, как и всегда, начался отвратительно. Не успел Орька продрать глаза, как дура царица, гоняясь кочергою за стрекозой, поставила ему на лоб лиловую шишку. Облаяв царицу и умывшись, Орька сел испить горяченького чайку из самовара и вкусить медовых крендельков, но сколько ни рылся в столешнице, так и не нашёл своей любимой серебряной ложечки.
"Украли, - подумал он со смесью горести и злорадства. - Все воры." И сразу ему вспомнился кучерявый красавец министр Немчура, который вчера, за чашкой чая, восхищался ложечкой с разгоревшимися алчными глазами.
"Пригрел ворюгу на груди!" - Орька рассвирепел не на шутку, схватил посох и пошёл по дворцу куда глаза глядят.
И раздавался крик его:
-Воры, все воры! Только два было в моём государстве честных человека: я и Немчура. А теперь я остался один. Пригрел, обласкал, возвысил. Но он оказался тоже вором! Он украл у меня ложечку!
Орька, cо страшной гримасой, шлёпал босиком, корона съехала набок, на лбу лиловела шишка, а из распахнутого парчового халата пестрели залатанные трусы. Матерился он, стучал посохом о пол, и все - слуги, вельможи, министры разбегались, блея, кто куда, точно овцы от волка. И даже лошади, в дворцовых конюшнях, дико ржали и били серебряными подковами в стены.
Разгневанный Орька долго бродил по дворцу как призрак, пугая род людской. Незаметно для себя он очутился в потаённой палате, в которой хранился древний идол - позолоченная статуя, подарок одного восточного принца. Свирепо-фантастический вид этого идола Орьку всегда восхищал. Подойдя к нему, Орька перекосился физиономией и окаменел: у идола вместо большого лопоухого уха зияла ложбина с рваными краями и тянущимися золотыми иголками. Ухо было вырвано! Не спилено, не отрезано и, наконец, не откручено, а именно вырвано с чудовищной силой, что называется, с корнем.
Через минуту, придя в себя, Орька вопил:
-Варвары! Ложечку украли, ухо оторвали! Где этот чёртов начальник стражи!
-Тута я, ваше величество, - послышалось из воздуха.
-Где - тута? - желчно спросил Орька, озираясь.
-Да вот же, рядом.
Воздух зарябил, и в нём, синим дымком, появился полупрозрачный начальник стражи, с каждой секундой всё более густея и уплотняясь. Показывая царю своё лицемерное рвение, он шумно часто дышал и уфал ртом, как паровоз, будто бежал на зов со всех ног и запыхался.
-Это что, как называется? - сказал разъярённый Орька.
-Что "это", ваше венценосное величество? - зевая, спросил начальник стражи. Лукавое лицо его с кошачьими усами, закрученными на концах, было сладко заспано.
-Вот это, я тебя спрашиваю, что? Да, да, это, это!
-Чудище, ваше венценосное величество.
-Сам ты - чудище, дурак. Объясняю: это - не чудище, а иноземный идол, харя ты не крещёная.
-Ну?
-Не нукай, не запряг. Где, я тебя спрашиваю, у идола ухо?
-Да вот же ухо, ваше величество.
-Дурак, - поморщился Орька, - я тебя спрашиваю, где ухо, что росло вот на этом самом месте?
-Почём я знаю. Он же, дело известное, идол, железяка. Чёрт поймёт его.
Угрожающе вздымая посох, Орька в бешенстве глядел на начальника стражи. Тот покосился на посох и отступил на шаг.
-В последний раз спрашиваю: вот здесь, олух, гляди, торчало ухо. Кто посмел оторвать?
-Невозможно без спросу оторвать, украсть... мониторы, лазер, другая хитрая сигнализация. А под полом, ваше величество, за сто метров вглубь, червяк незамеченным не проскользнёт.
-Ух, шельма! - замахнулся Орька посохом.
Начальник стражи растаял бесследно.
Озадаченный Орька принюхался и поводил рукою по воздуху: было пусто и пахло крепко сивушным перегаром.
-Ничего не скажешь, ловкачи, умеют следы заметать, - покачал он головой. - Надо бы наградить... - Подумав, строгим тоном добавил: - За конспирацию.
А откуда-то с потолка раздался голос невидимого начальника стражи:
-Комар не просочится, а вы говорите, украсть, ваше величество. А вчерась здесь ошивались Яблоковский, Чохин и ещё с ними какие-то подозрительные личности. О чём-то все перепирались и спорили. А рядом крутился как его, лысый, ну, фантомас... во, Чуганов. А ещё за ними следил этот, конь, Жеребовский. Шляются тут разные, где за всеми усмотришь! С них и спрашивайте. Деньги, дело известное, всем нужны, чтобы балдеть с девками по кабакам и баням. А мимо нас и блоха без спросу не проскачет. Так что обижаете, ваше величество.
Орька погрозил посохом и отправился в свою вотчину, на трон, бормоча:
-Ложечку украли, ухо оторвали - кругом воры. - Неожиданно ему хвалебно подумалось: "Я под юбки не лажу. А Флирт-то, эге-ге, бабник ещё тот."
"Головокружение от успехов" - такой бы поставил Орьке диагноз товарищ Железный, могущественнейший император не так давно ушедших в быль времён. И не сносить бы, ох не сносить бы Орьке, в те времена, еретической головушки.
Резвым шагом он возвращался на трон.
Громыхая кочергою, дорогу ему преградила насупленная царица. Орька сразу ей:
-Ты, знаешь, цариха, какую тебе хорошую новость принёс!
Она, шумно принюхиваясь, вытаращилась с подозрением на сияющего Орьку.
-Ну-ка, дыхни.
-Ну, баранки гну, - ответил ей в тон Орька и выматерился.



Царь Орька, в общем-то, человек не злой, не жадный и искренно желавший процветания и могущества своему государству, ломал голову: как бы это всё осуществить? С чего конкретно начать? Но хоть убей, ничего у Орьки не получалось.
Тогда решил Орька поменять первого министра и потребовал у царицы колоду карт.
Колоду он тщательно перетасовал, вытянул из средины карту, перевернул - король. Вытянул ещё карту и с закрытыми глазами ею покрыл короля; поглядел, а покрывшая карта оказалась валетом. Поморщился недовольной миной, вздохнул и произнёс:
-Так посему и быть.
Был у Орьки на примете один такой умненький, шустрый молодой о четырёх глазах. Вот его-то Орька и двинул на пост. Благославляя, долго жал ему радостному руку.
Впрягся молодой в сей тяжкий воз, да вот беда - не потянул. Силёнок не хватило. И дела экономные и без того дрянные, стали ещё дрянней.
Выступал по ящику и бывший первый министр, который с политической сцены не сошёл, а, надувшись индюком, язвил: "Электорат-то, те-те-те, совсем не те."
Олухляндцы, бедные, с тощими животами, все кривые и косые, в бессильной тоске вздыхая, отставляли свои никчемные зубы на полки и мрачно глядели - что там маячит впереди?
Какие ещё величественные фигуры грядут?

2011 г.