Смех сквозь слёзы

1. Неосознанная необходимость


«Хе-хе! Представляю, если бы эти Ромео и Джульетта жили сегодня в нашем дворе, и им вдруг удалось официально пожениться... Хм, да они бы, наверное, через пару недель уже на развод подали, - рассуждал Тюля, Гоша Тюлькин, никогда не слышавший о сослагательном наклонении сантехник ЖЭУ, к зрелым годам одолевший-таки знаменитую трагедию Вильяма Шекспира. - Что тёща - Капулетти, что свекровь - Монтекки, две сапоги на одну ногу. Соображал, однако, этот Уильям, правильно насочинял - уж лучше в молодости умереть счастливыми от любви, чем добровольно влачить за собой до старости эти каторжные вериги. «Коротаем мы ночи длинные нелюбимые с нелюбимыми...», - зафальшивил Гоша, напевая песню Надежды Кадышевой.
Вчера поздно вечером он отвёз на железнодорожный вокзал свою жену с обоими детьми, доверчиво оставившую его одного в квартире, уезжая на целых три недели к своей матери в деревню. Ему до последнего момента не верилось, и он радовался своей свободе, как навозный жук, каким-то чудом вылезший из спичечного коробка, в который его посадил любопытный отрок, собираясь провести эксперимент под названием: «А через сколько времени, интересно, он сдохнет?»
"Никто с самого утра не обзовёт тебя козлом, свиньёй или каким-то другим мало уважаемым животным. Можно даже втихаря на кухне покурить с чашечкой кофе. Да что там покурить, можно даже купить бутылку водки и выпить её не торопясь не где-то с алкашами в подворотне, занюхивая плавленым сырком, а цивилизованно, за кухонным столом, из рюмочки, а не из одного на всех пластикового стаканчика, - начал он осмысливать своё непривычное бытие, постепенно отодвигая границы свободы всё дальше и дальше, согласно своей природной способности. - В холодильнике закусь - на выбор. Хочешь - капустка квашеная, грибочки маринованные, селёдочка - язвенник бы не утерпел. Какое сладкое слово свобода!, - он специально терпеливо ждал до десяти утра. - А вдруг вернётся. У неё не загвоздит".
К одиннадцати часам терпение у него лопнуло, и он пошёл. "Денег оставила, конечно, щедро, чтоб только-только с голода не помереть, но я же нормальный, а у нормального мужика всегда заначка имеется на такие чёрные дни".
Планируя купить одну, он отсчитал и сунул в карман денег на четыре, но поступил мудро, взяв всё-таки две, чтоб два раза не бегать. Заглянул по пути в забегаловку, выпить "гадости" для рывка, чтоб размяться. "Народу-то - встать некуда! Сколько, оказывается, в нашей округе свободных, как я".
***

Проснулся среди ночи от кошмарного сна. «Приснится же такое. Будто приехала, а я на диване непереодетый сплю, телевизор включён, на кухне гора немытой посуды и накурено, как в одесском Гамбринусе... Ух, тяжело! Во рту сушняк, внутри бестолковки кто-то молотом по наковальне долбошит. Видать, хорошо вчера напоролся», - поворачиваясь на другой бок он вдруг заметил рядом с собой абсолютно голую спящую незнакомку.
Женился он поздновато, когда уже плешка на затылке стала проявляться - не мог никак вдоволь нагуляться. Но после свадьбы ни разу жене не изменял, если только мысленно. Перепугался до жути, глазам своим не веря.
- Э-э, извиняюсь, а вы кто? Здрассьте!
- А-а? О-ой, не знаю. Плохо мне. А ты кто? Давай ещё поспмим, а?
«Значит не глюки, - пришёл он к выводу. - Грех-то какой, Господи!»
- Я Гоша! Слышь, а мы где? - ничего не понимая, он уставился на её голое тело. Та села в постели, и даже в темноте он отчётливо мог видеть её довольно красивую грудь, на которую спускались спутанные длинные волосы. На сонном симпатичном лице молодой ещё женщины, хоть и со страшного похмелья, появилась приятная улыбка.
- Тюля, привет! - узнала она гостя, адаптировавшись к темноте. - Ну, ты супер. Прикури мне сигаретку, пожалуйста, и пепельницу подай... Я Светка, через два подъезда от тебя живу, ты ко мне в гости напросился. Чего вылупился, можно подумать, что ничего не помнишь...
От её слов у Тюли на голове волосы начали подниматься дыбом вокруг плеши. Жена ему однажды показывала пальцем на эту Светку, проходившую мимо в коротенькой юбчонке, едва прикрывающей трусики, когда он парковался возле подъезда. Ещё подумал тогда: «Ни фига себе, персик в нашем огороде вырос. Повезло какому-то мужику»...
Как бы отвечая на эти мысли, его жена презрительно констатировала: «С кем только не спала, целый полк наберётся». У Тюли тогда чуть было с языка не сорвалось, что, мол, это он, тот самый, с кем она ещё не спала, и который многое бы отдал, чтобы встать в общий строй этого полка.
Он дотянулся до пачки сигарет с зажигалкой и пепельницей на столе, не вставая с постели, радостно заметив рядом едва початую бутылку водки.
- Чё, прямо лёжа курить будем? - удивился он, никогда ещё в жизни не курив в таких удобствах. - Слышь, а как я к тебе попал-то, а?
- Ты чё, Тюля, действительно не помнишь ничего? Совсем? Как в любви мне признавался, как с женой ради меня обещал развестись? Что, и как нам с тобой хорошо было, тоже не помнишь? Пожалуй, тебе тогда нужно срочно похмелиться. Да и я с тобой, за компанию... Лежи, я сама всё подам...
Она перелезла через него, специально проелозя сосками своей упругой груди по его носу, из-за чего Гоша чуть было сознание не потерял. Пока она разливала, наклонившись над столом, он, хлопая глазами, разглядывал её сзади. «Не может быть! - напрягая мозг, рассуждал он. - Если бы у нас хоть что-то с ней было, я б такой секстренный случай ни в жисть бы не забыл, будь хоть в сюсю пьяный. М-да, ситуэйщен! Хорошо, видать, отметил вчера свою свободу».
Дрожащими руками он взял у неё рюмку и опрокинул в себя, ничего не почувствовав.
- Прошу повтору, - протянул он ей свою рюмку. - Что-то мимо нутра пролетела. На каменку попала, кажысь. А сколько время, интересно?
До такой степени свободы, по мере своей скудной фантазии, он не был способен даже помыслить. Два дня они вообще не выходили из квартиры. Гоша позвонил на работу и попросил стравить два ранее заработанных отгульных дня. За это время он только пару раз забегал домой за деньгами и в магазин, для пополнения запаса спиртного и заполнения провизией пустого объёма Светкиного холодильника.
Гоша чувствовал себя беспредельно свободным, как какой-нибудь суннитский падишах. Где-то глубоко в подсознании у него, конечно, проскальзывала иногда мысль, что он довёл себя до скотского состояния, но она быстро успокаивалась следующей за ней убедительной мыслью, что это явление временное. «Не вечно же у меня такая свобода будет. Через пару недель приедет - и всё закончится. Я снова стану нормальным, как большинство семейных».
На третий день как-то неожиданно кончились и заначка чёрного дня, и трёхнедельное денежное пособие, оставленное женой. Занимая на работе до аванса у всех подряд, он смог продлить эту наивысшую степень свободы ещё на три дня. На шестой день, в субботу, выскребая из карманов мелочь, чтобы сгоношить на пузырёк барматушки, «полковая любимица» огорошила: «Всё, Тюля, надевай штаны и рви когти отсюда. Бульдозер, говорят, вчера с зоны откинулся, в любой момент ко мне завалиться может. Если узнает, обоим нам ноги выдернет, а тебе и ещё кое-что»...
Добежав босиком до своей квартиры, держа свои драные кроссовки в руках, он, как дитё малое, радовался чудесному спасению обеих, хоть и не совсем чистых, но целых, ног (и не только).
Перебиваясь несколько дней с хлеба на воду, Гоша вдруг вспомнил о своих стареньких родителях и до приезда супруги встал к ним на пищевое довольствие, доставляя ежедневными визитами радость старикам...
***
Прошла неделя, и прежнее бытие Тюли снова вошло в прежнее русло, словно эта высокая степень свободы ему просто приснилась. Дня через четыре, когда Тюля парковался у подъезда на своём «Запорожце», жена снова указала ему пальцем в окно на проходящую мимо Светку с ухажёром.
- О, какого нового хахаля себе урвала... Помесь борнейского орангутанга с Йети, только в одежде.
Гоша даже уменьшился в размерах, наполовину вдавившись в спинку сидения, когда эта помесь обернулась и посмотрела в их сторону. «Действительно, Бульдозер», - удивился он.
Светка шла с кавалером под ручку, кисть свободной руки которого немного не доставала, чтобы шваркаться об асфальт. Широченные плечи рвали материю футболки, мощные руки казались длиннее ног, все в татуировках от кистей до плеч. Голова этого животного вырастала почему-то не из плеч, а из верха грудной клетки, шеи не было совсем. Когда питекантроп обратил на них свой взор, всё семейство увидело истинно звериный оскал, а дети сразу спрятались, пригнувшись за спинки сидений.
- Ба-а, какой красавчик! Наверное, забыл вкус варёной пищи, одно сырое мясо жрёт. Чёй-то он так на тебя посмотрел? - спросила супруга.
Тюля потерял дар речи, пытаясь сглотнуть, чтобы смочить пересохшую глотку. Он уже мысленно представил себе, как этот Бульдозер отрывает ему ноги.
- Да? Ты думаешь, это он на меня пялился?
- А ты думаешь, ему твой «Запор» по вкусу пришёлся? Угнать, может, задумал?
Пару ночей Тюля плохо спал, вздрагивая от каждого шороха, ожидая рокового визита. «Может, лом какой под рукой держать, на случай? Треснуть его по хребту, когда придёт ноги выдирать. Да что этой зверюге лом? Не перешибёшь, а лишь пощекочешь. Да-а, ситуэйщен! Как говорится, насколько запретный плод сладок, настолько и ядовит. Да не-е-т, зачем Светке рассказывать ему про меня? Сама же без ног останется», - успокаивал он себя.
Вскоре, через пару дней, среди ночи позвонили в домофон. Гоша притворился мёртвым.
- Тюля, вылазь, Бульдозер опять сел.
- Какой Тюля? Какой бульдозер? Время третий час! Вам кого? - ответила жена спросони.
- А-а, это ты. Приехала, значит. Передай своему Тюле, что я от него залетела. Пусть на аборт раскошеливается. Спокойной ночи!..
***
"Эх, второй месяц пошёл... Знать бы заранее, что эта Светка такая редиска. Занюхнул я фридомы, прости меня, Господи! На всю оставшуюся жизнь нанюхался, - горестно думал вечерами Гоша, читая философские книги из отцовской библиотеки, - "Свобода - есть осознанная необходимость"... Ах, как верно сказано! Не жилось мне осознанно-то. Занимался бы сейчас с Ванькой арифметикой... "Из пункта "А" в пункт "В", одновременно, на встречу друг другу...". Или с Машкой бы в куклы играл. Прирученному дикому животному на свободе не выжить"...
- Ну чего сидишь - страдаешь? Звони, извиняйся, умоляй! На коленях ползай, в конце-то концов, недоумок, - подсыпала сольцы Гоше на рану его мать. - Хоть ты и дурак дураком у меня, а лучше-то она с двумя спиногрызами всё равно никого не найдёт.
- Да бестолку, маманя. Ты просто не знаешь эту Мегеру...
***
- Алло, папка, приезжай сейчас же домой, мама велела! А то она уже замучилась - меня некому даже в садик отвести.




2. Загрёба


В цеху по производству приемников нас, радиорегулировщиков, было всего шесть человек. Бригада сложилась дружная и, как говорится, спетая и спитая. Мужики разного возраста, частенько культурненько обмывали премии после работы в ближайшем лесопарке. И был среди нас самый зрелый и умудрённый опытом жизни маленький, полненький и уже плешивенький мужичок за пятьдесят, Борис Фёдорович, по псевдониму Загрёба. Ещё задолго до моего появления в этом цеху он уже с гордостью носил это поганяло. Получил его заслуженно, за сидящую в крови привычку уносить с завода домой что-нибудь общегосударственное, считая это собственноличным. С девизом «Не пойманный — не вор», каждый день, пряча себе в трусы какие-нибудь радиодетали, винтики с гаечками и прочее, он любил приговаривать: «Не можешь - не воруй, воруй - не попадайся».
- Молодые вы ещё, жизни не нюхивали, а потому и дураки набитые. Придёт, например, к тебе сосед, шуруп какой попросить, а у тебя, хозяина хренова, даже гвоздя гнутого нет, - читал он нам свои наставления во время очередных пьянок на природе.
- Что у меня квартира-то, складом крепежа для соседей должна быть, по-твоему? - отвечал кто-нибудь, явно ставя под сомнение авторитет старшего по возрасту.
- У хорошего хозяина в квартире всё должно быть - от гвоздя до логарифмической линейки. Бестолочь, каждую ржавую шайбу, что на дороге валяется, надо подбирать и в дом нести - рано или поздно, придёт и в ней нужда, - продолжал настаивать на своём учитель и наставник. - А с завода домой ничего не принести - вообще, грех великий. Всё везде колхозное, а значит, всё мое, - убеждал он нас, набив полный рот закусью. - У меня жена на мясокомбинате пятнадцать лет в колбасном цеху работает. У них там тоже на проходных шмонают, но она каждый день в лифчике по кило фаршу, да ещё и в трусах по паре кило колбасы протаскивает. Свеженькая, не та, что вы синюшную по два двадцать в очереди в драку-собаку берёте, которая за неделю пять раз в магазине замораживалась и шесть оттаивала в антисанитарных условиях.
- Ничего себе, свеженькая... Представляю размер трусов и лифчика у твоей жены. Ё- моё, уж не этой ли свеженькой мы сейчас закусываем? А, Загрёба? Ты что, отравить всех нас хочешь? - возмущался наш коллега - главный спорщик, Сергей.
- Дурында ты, а ещё интеллигента из себя корчишь. Она ж моется после этого несколько раз, варится в кипятке, а потом ещё и на сковородке жарится. Гляди-ка ты на него, морду от докторской воротит, - всерьёз обижался Загрёба. - Голодным, видать, никогда не бывал. Не хочешь - вон, сбегай, купи себе ливерной, если денег хватит.
- Да я лучше вот этим лопухом сейчас занюхну. Оба вы с женой - две Загрёбы.
Но в остальном наш коллега, как мужик, как работник и как товарищ, был вполне нормальным. Во всяком случае, вполне удовлетворял всем требованиям члена бригады. Никогда не возмущался, если была необходимость поработать сверхурочно, не лизал задницу начальству, всегда отзывался на помощь, когда был востребован его опыт регулировщика. Ну, несун, да, есть такой грех. Но ведь помаленьку ворует, а не вот охапками. Мы даже иногда помогали ему протаскивать через проходную что-то объёмное, выпячивающееся из-под его одежды. Завод считался военным, выпускал высокоточные резисторы, какие-то секретные приборы и ещё что-то, поэтому охранники на проходных могли тщательно обшмонать любого работника. Обычно ощупывали выборочно, через одного или по фейсконтролю, когда чьё-то хитромордастое лицо не внушало доверия охраннику. Кто-то из наших шёл впереди и отвлекал чем-нибудь внимание охранника.
Обычно эту роль брал на себя нагловатый по характеру тот самый великий спорщик, Серёга, по псевданиму Сырожа. Он вылуплял своё гневное выражение лица на охранника и орал: «Ну чё? Харя моя не нравится? Обшмонать хочешь? Ну, на! На, шмонай!» - Серёга усердно выворачивал свои пустые карманы и расстегивал пуговицы на одежде. Охранник махал на него рукой, показывая знак проходить. Пока ошарашенный секьюрити очухивался и приходил в себя от такой наглости, через вертушку успевали проскочить четыре, пять заводских работяг.
Тащил Загрёба всё подряд, чего у него ещё не было в квартире. В те пару дней за месяц, когда не было совершенно ничего нового и более-менее ценного, что можно было унести, он чувствовал себя обиженным на судьбу, считая эти дни прожитыми впустую, бестолку пролетевшими мимо жизни.
В обед он обычно уходил на разведку по чужим цехам, проводя рекогносцировку, замечая что и где плохо лежит. Воспитывать в духе строителя коммунизма его было уже поздно, хотя такие попытки с нашей стороны предпринимались довольно часто.
Однажды, в один из таких горестных дней, после хождения на разведку в цех гальваники, он сообщил нам о химическом чуде - какой-то концентрированной кислоте.
- Представляете, горе-то какое... Уборщица, девчушка ещё совсем, решила унитазы в туалетах от желтизны этой кислотой отчистить. Почерпнула из гальванической ванны полведра, притащила на второй этаж к своим туалетам и, только было собралась работать, как дно у ведра - бац, и отвалилось, - возбуждённо, заговорческим тоном рассказывал Борис Фёдорович, пылко оглаживая свою плешку. - Все ляжки себе молодые испортила, в больницу увезли, бедную. Всё теперь, аля-улю. Кто её с такими ляжками замуж-то возьмёт?..
Загрёба не мог успокоиться после этого случая. Всё строил планы, как добыть и вынести этой кислоты условно честным способом, рассекречивая нам свои планы на предмет их совместного обсуждения для поиска наименьшего риска.
- Ты что, совсем больной на голову стал? На кой тебе дома эта гадость? Только её у тебя для полного счастья не хватает, - стали мы выговаривать ему свой протест. - Давай, кончай-ка ты с этим делом, по-дружески предупреждаем. А может, ты преступление какое готовишь? - больше всех распалялся Серёга, имеющий хорошую практику вылуплять глаза на своих оппонентов. - Может, ты своему вредному соседу, который каждый день шурупы у тебя просит, в морду хочешь этой отравой плеснуть? - выдумывал и приписывал он Загрёбе для разнообразия жуткие варианты преступлений. - Может, ты притворяешься тут перед нами хорошеньким-то, а сам террорист поганый? Давайте, мужики, сдадим его охране. Пусть в тюрьме посидит годика три. Может, одумается.
- Ты что, Сырожа? Как ты мог обо мне так плохо подумать? Мы ж с тобой больше пяти лет знакомы, - испуганно лепетал в ответ пузатенький мужичок. - Понял я всё. Действительно, зачем мне эта гадость?
Сказать-то он сказал, да только никто ему уже не верил. И решили мы проучить Загрёбу, чтоб на всю оставшуюся жизнь отбить у него эту пагубную страсть. Идея была моя, но как разыграть Загрёбу, чтобы у него не было ни тени сомнения? Это мог сделать только наш артист, Сырожа. Ему все верили, хотя он уже по сто раз обманывал каждого из нас, глядя прямо в глаза с таким выражением лица, что никто не смог бы даже усомниться в его искренности. Умение красиво и правдиво врать - это талант, который он выработал за время жизни, постоянно тренируясь на своих друзьях.
- Слышь, Загрёба, у тебя резиновой перчатки нет случайно? - подкатил как-то однажды к несуну Серёга.
- Есть, вроде, сейчас посмотрю. А тебе зачем? - сразу забегали глазёнки у загребущего колобка.
- Да вот, клея надо налить, - как бы нехотя, с задумчивостью на лице, проговорил артист. - Кореш один, слесарь с пластавтоматов, посоветовал кухонную табуретку ихним клеем склеить, а то у меня вся расшаталась.
- Что, такой хороший клей? - хитро улыбаясь, начал выпытывать у него подробности плешивый метр с кепкой.
- Ты чё, всё клеит. Пятнадцать минут - и готово, намертво. Даже железяки клеит, - понесло Серёгу вживаться в роль. - Рассказывал, что кто-то у них губки тисков этим клеем намазал и закрутил. Всё, кабздец, тиски в металлолом выкинули, разжать не смогли, - правдиво врал он сивым мерином. - А ещё, говорит, позавчера у них два лома нечаянно крест накрест намертво склеились.
- Как это - нечаянно? - аж пританцовывая на месте от любопытства, спрашивал Загрёба.
- Да вот, кто-то там лом на пол бросил, а на него пару капель этого клея пролилось. Потом сверху второй лом шваркнули, - с серьёзной миной сочинял мастер фантастических сюжетов по ходу пьесы. - На следующее утро пришли, а ломы так буквой "Х" склеились, что кувалдами полчаса со всей дури целым персоналом колдыбашили. Все ломы буквой "Зю" изогнули, а разбить не смогли. Автогеном пришлось.
- Эх ай-яй, классно, - восхищался доверчивый воришка. - Слышь, Сыроженька, у меня тоже дома все табуретки расшатались. И столы со шкафами - всё ходуном что-то ходить стало, - заискивающе улыбался он, предвкушая возможность получить очередной кусочек счастья. - А не мог бы он и мне маленько отлить? Литра два-три хотя бы?
- Ха! Куда тебе столько? На две жизни хватит, - добродушно засмеялся артист, почувствовав, что сыгранная роль практически уже удалась. - Его на табуретку надо-то всего со спичечную головку. Не-е, стоко не даст. Ты чё каким беззастенчивым стал?
- Ну ладно, ладно, сколько даст, чё уж тут. На вот тебе две перчатки. Я вынесу, а потом отолью тебе сколько надо. У меня дома как раз пузырек из под валидола пустой валяется.
- Ага, лады, а как выносить будешь? - активно интересовался подробностями Серёга для детального планирования будущей авантюры.
- На этот счёт можешь не беспокоиться. У меня на всех трусах с внутренней стороны карманы имеются - жена нашила. Главное, надо через проходнушку в самый час пик идти, когда вся толпа ломиться будет. Они в это время меньше шмонают. Ты впереди, я за тобой, как всегда, - быстренько набросал стратегию и тактику опытный мошенник. - Надо же - пятнадцать минут... Ломы склеивает, вот это клей...

***

Была уже середина осени, почти каждый день шли дожди. Мы поменялись с Серёгой зонтами, я отдал ему свой, с острым наконечником. В проходной, как всегда, была толкучка - задние напирали трудовыми мозолями на передних, те упирались животами в застопорённую вахтёром вертушку. Серёга улучил момент и как бы ненароком ткнул Загрёбу прямо в пах остриём моего зонтика.
- А-ай, Сыроженька, - Борис Федорович вскрикнул так, словно его проткнули насквозь в самом жизненно ценном месте. А когда, в добавок, его ещё и сильно прижали к вертушке, и в паху у него что-то с треском лопнуло, на лице бедолаги Серёга впервые в жизни увидел настоящий ужас. Но Загрёба, понимая, что на кону практически стоит его судьба, смог быстро взять себя в руки и сразу взглянул на часы. Пошёл отсчёт времени. Когда вышел из проходной наш шестой, Фёдорович взмолился:
- Всё, братишки, жить мне осталось всего... двенадцать минут. Спасите ради Бога! Чё делать-то, куда бежать? Господи, за что? - чуть не плача, растерявшись, заголосил Загрёба.
- Надо сигануть до ближайшего подъезда. Может, ещё успеем, - скомандовал Серёга, едва сдерживаясь, чтобы не прыснуть от смеха. Со спринтерской скоростью мужичок за пятьдесят лидером прибежал к подъезду ближайшей пятиэтажки.
- А-а! Закрыто! Восемь минут осталось, - он побежал в следующий подъезд, который тоже был закрыт. Только в последнем, четвёртом подъезде, мы, все промокшие под дождём, встали в кружок, в середине которого быстрее солдата раздевался до гола бедный несун. Словами не передать, это надо было видеть.
- Быстрее, братцы, мне хотя бы дырку оставить для посикать, - умолял нас старший член бригады, полностью разгонишавшийся, стоя босиком на холодном, грязном, бетонном полу, переминаясь с ноги на ногу.
Серёга всё заранее продумал, помог надеть Загрёбе на руки резиновые перчатки. "Давай, напяливай, говорю, - приказывал он, - а то и пальцы на руках склеятся". В кармане наготове он держал бритвенный станок. Глядя на посиневшего, дрожавшего всем тщедушным телом, бедного Загрёбу, стыдливо прикрывавшего худыми, коротенькими ручонками своё скудное хозяйство, обхватив ими свисающий до лобка курдюк, мы уже едва сдерживались, чтобы не расхохотаться.
- Две минуты. А-а! Господи, спаси! - воскликнул наш многострадалец. Он уже сто раз вытер все свои гениталии. В ход пошли трусы, потом майка, уже рвалась на тряпки рубашка, а наготове я держал джемпер, выкидывая на улицу уже испачканное клеем рваное нижнее бельё.
- Ножницы! Братцы, у кого ножницы есть? - вопрошая, оглядывал он нас с застывшими слезами на глазах. - Я бы хоть волосы там состриг.
- Бритва безопасная не пойдёт? - ни разу даже не улыбнувшись, мастерски продолжал играть свою роль Серёга. - У меня есть, чисто случайно. Повезло тебе, Фёдорыч. Дома утром побриться не успел, на работе пришлось. Новая, вчера только купил.
- Сыроженька, спаситель ты мой, - Загрёба обрил всё свое хозяйство под нуль за считанные секунды. - Последняя минута пошла. Братцы, привязать бы как, а?! Лучше, желательно, под углом в сорок пять градусов. Если засохнет, так хоть в таком положении, - с мольбой в голосе запросил он своё последнее желание. - Ломы ведь склеивает, кувалдой не разобьёшь, - умолял Загрёба, взирая больше на невозмутимого Серёгу.
Давясь смехом, в этот момент я готов был запихать в рот джемпер Загрёбы. У остальных состояние было не лучше. Кто-то, чтобы не прыснуть, закусил, как лошадь удила, свой зонтик, кто-то обоими ладошками закрывал себе рот. Я, весь красный от натуги, выпустил из носа предательский пузырь, а на глазах самопроизвольно выкатились слёзы.
- А чего я-то сразу? - возмутился Серёга на полном серьёзе, мысленно представив, как он будет выполнять эту последнюю волю Загрёбы. - Так и так не успеем, сейчас схватываться уже начнёт. Оставь уж как есть, на полшестого, а то сикать неудобно будет, - поглядев на бригаду впервые за всё это время одарил он нас своей улыбкой. - Вон тётка какая-то без зонта сюда, кажись, бежит. Одень хоть портки, а то, чего доброго, она в обморок упадёт.
Одновременно взорвавшись, мы заржали, как жеребцы. Хохот раздавался на весь подъезд. Истерика на максимуме держалась минут пятнадцать. Из квартир первого этажа уже начали высовываться жильцы, угрожая вызвать милицию. Пока мы впопыхах напяливали на нашего героя оставшуюся целой одежонку, он успел надуть прямо в штаны, придав нам этим поступком новый импульс энергии для хохота. Кое-как воткнув обезумевшего Загрёбу в ботинки на босу ногу, не зашнуривая, рассовав по карманам плаща его грязные носки, мы волоком вытащили его на улицу.
Дождь продолжал хлестать, как из ведра. Не разбирая дороги, прямо по лужам и грязи, мы вели под руки своего наставника к автобусной остановке. Он, бедный, чуть не плача от обиды, еле плюхал без зонта, в брюках с незастёгнутой ширинкой, в джемпере, одетом наизнанку. В старомодном плащишке, застёгнутом не на те пуговицы, в резиновых перчатках на руках. Широко, как моряк во время шторма, расставляя ноги, он несколько раз терял по дороге застрявший в грязи ботинок. Узнав правду о том, что в резиновой перчатке в его трусах вместо клея было налито растительное масло, густо подкрашенное чайной заваркой, он уже даже не радовался...

***

В автобусе на меня напала жуткая икота. Домой пришёл весь грязный, промокший, хоть выжимай, с горьким привкусом желчи во рту. Развалившись в душистой ванне, перед глазами продолжал стоять образ плачущего пожилого человека, когда-то бывшего самого лучшего моего наставника. В душу закрался грешный стыд. "Как же я мог? Это же я... я один во всём виноват. Моя идея была, Серёга лишь отлично её реализовал", - корил я себя весь вечер.
Вспомнилось, как год назад, сразу после техникума, попал я в этот цех совсем зелёным салагой, осциллографом даже нормально пользоваться не умел, паяльник в руках не держал. Борис Фёдорович за неделю меня, дурня, обучил всем хитростям и премудростям. Работа у нас сдельная - сколько сделаешь, столько и заработаешь. Без него бы я до сих пор, может быть, гроши с копейками получал. Вон батя, в карьере на самосвале без выходных пашет, а на целых тридцать рублей меньше меня в дом приносит. "Сволочь я неблагодарная", - душила проснувшаяся вдруг во мне совесть, не давая покоя всю ночь.
На следующий день на работе всё валилось из рук. Похожее состояние было и у остальных свидетелей вчерашней трагикомедии. С хмурыми физиономиями, мы старались не встречаться глазами друг с другом. Перед обедом к нам зашёл мастер.
- Давайте, мужики, поднажмите. Фёдорович серьёзно заболел, впятером вам теперь придётся план гнать. Температура у него под тридцать девять, с подозрением на пневмонию. Зашьёмся ведь без Бориса Фёдоровича, - с тревогой увещевал нас непосредственный начальник. - Никого домой не отпущу, даже не надейтесь. Будете пахать у меня, пока норму не сделаете. Иначе в этом месяце вот вам, а не премия будет! - уходя, индивидуально покрутил он фигой из пальцев перед каждым угрюмым табло.
- Чё раскисли-то, как кисейные барышни? - пытался реабилитировать нас Серёга, перед концом смены, обнаружив в полном составе в курилке. - Жалко стало? Жалко у пчёлки, а он сам виноват. Чё заслужил, то и получил, и нечего тут. Зато теперь на всю жизнь урок ему будет...
Выйдя с больничного, Борис Фёдорович около двух недель ни с кем из нас не разговаривал и даже не здоровался. Собраться всей бригадой в первый раз после того кошмарного случая нам снова поспособствовала веская причина для обмывания - очередная месячная премия.
Мы сидели на своём старом месте в лесопарке. Растущий рядом лопух, которым когда-то из принципа грозился занюхнуть великий артист Сырожа, уже порядком завял и покрылся инеем.
Энергично размахивая руками, наш Загрёба, держа в одной бутерброд со своей родной колбасой, а в другой огрызок солёного огурца, рассол с которого брызгал ему на живот, набив полный рот закусью, как всегда руководил застольем. Уже без малейшего намёка на озлобленность, от души и по-доброму, он увлечённо взахлёб рассказывал нам о своих ощущениях и чувствах, которые тогда испытывал, помогая себе иногда мимикой физиономии, ставшей красной от выпивки. Мы снова громко ржали, как стадо диких мустангов, заливая водкой остатки греха на дне своих душ от надсмеяния над чужой бедой, свободные и полностью оправданные своим бескорыстным старшим другом. Ещё больше и теснее сплотились дружбой. Работа снова заладилась, и жизнь нашего маленького общества стала ещё радостней.
Но эта эйфория продлилась лишь чуть больше месяца. Вскоре Загрёба в присутствии всей команды снова попросил Серёгу подстраховать его на проходной.
Что поделаешь, эта неизлечимая, патологическая болезнь уже засела у него в крови и перешла, похоже, на генный уровень. Ладно, хоть не заразной оказалась.



3. Случай на рыбалке



- Какие вы, оказывается, умнявые. Даже дураком себя начал чувствовать среди вас. Передо мной, что ли, светлоголовыми-то притворяетесь? - долго слушая разглагольствования двух своих друзей об устройстве мироздания, вставил своё критическое словцо Валера, точнее, Валерий Викторович, грузный мужчина лет под пятьдесят.
Когда-то давно, в счастливом и безмятежном детстве, те два года, на которые он был старше своих друзей по двору, Петьки (ныне Петра Николаевича, заводского адвоката) и Тольки (Анатолия Александровича, завгара автобусного парка) имели весьма значительный перевес, чтобы быть лидером в этой троице. Свою дружбу с детства они как-то умудрились сохранить до седых волос у Петьки, плеши у Толика и Валеркиной лысины.
Уже конец июля, а им только первый раз в это лето удалось вместе на рыбалку вырваться. То некогда всем было, то Петю жена не отпускала. "Не пущу, и не мечтай даже, - ругала она его. - Нажрёшься опять с ними, как свинья, три дня выхаживаться потом будешь. Валерка-то вон какой боров. В его брюхе литр водки как рюмочка будет, а ты с четвёртой стопки на ногах не стоишь".
Несколько часов назад они приехали с ночёвкой на загородное озеро - своё любимое место. Добирались больше четырёх часов - сначала на автобусе, а потом ещё шесть километров топали пешком по бездорожью.
- Своим ходом доволочёмся как-нибудь, я думаю. Никого же из нас не заставишь потом трезвым за руль садиться, - выдвинул своё справедливое решение Валера, - обидно будет.
На костре в котелке уже закипала водичка. Толя запустил в него картошку с морковкой и почистил первых пять рыбин - трёх плотвичек с ладонь и двух карасиков чуть побольше. Пете пока не везло, даже не клюнуло ни разу.
- Да ладно тебе, Валера. Перед кем здесь выпендриваться? Мы ж за эти сорок с лишним лет как облупленные друг перед другом стали, - насаживая свежего червячка, специально для этого надев на нос старые очки-телескопы, предварительно вытерев стёкла о старомодные, выцветшие плавки, стал оправдываться Толик. - Тьфу, гадство, правое очко опять вылетело. Ну, всё, теперь и не найдёшь, - шарил он руками по траве. - Это умный дураком может притвориться, а дурак умным - вряд ли. Стой, не топчись здесь, очко моё затопчешь... Ага, нашёл, слава Богу!..
Анатолий Александрович уже успел овдоветь три года назад. Сегодня - это пожилой мужчина, высокий, как дядя Стёпа, и худющий, как Кощей Бессмертный, имеющий троих взрослых детей и уже четырёх внуков.
Радости не было предела, улыбались не только их хмурые до сего дня физиономии, но и души, бывшие когда-то чувственными, но успевшие уже изрядно зачерстветь. Вечные проблемы на работе и тяпом-ляпом залатанный, прохудившийся домашний быт - всё сразу ушло куда-то в туман и моментально забылось. Ощущалось чувство полнейшей свободы, она выпирала у них изо всех телесных отверстий. Даже седой Пётр Николаевич, подкаблучник с тридцатилетним стажем, самый первый в городе скромняга, семьянин до мозга костей, успел за это время так расслабиться, что уже четыре раза своим писклявым голоском ни за что ни про что обложил матом Анатолия, да так смачно, что числом этажей, наверно, переплюнул какого-нибудь бывалого боцмана балтийского флота. Пребывая в глубоком удивлении, не ожидая этакой прыти от своего высококультурного друга, Толя даже забыл на него обидеться.
- Мы же всего лишь гипотезы свои выдвигаем, а это и дуракам позволительно, - оправдывался перед Валерой Петя за себя и за Анатолия. - Правильно я говорю, Толян? Ты помешивай, помешивай, а то подгорит. Эх, луку забыли взять, жалко...
- Оп-па, шестая попалась, окунишко. Ну и хватит пока, пора начинать, - бросив окунька к костру, пошёл Валера за первой бутылкой, охлаждающейся в специальной сетке в воде у берега. - Ах, хорошо-то как, пацаны! А?! Вот оно где, счастье-то человечье! Ловите момент, друганы. Ну, будь здрави, - произнёс тост бывший лидер, сидя в позе Будды перед символическим столом из газет, сервированным копчёной колбасой, варёными яйцами, малосольными огурцами и прочими яствами, распластав на ноги своё огромное пузо и положив на него для удобства, ближе к пупку, пару огурчиков с ломтём ржаного хлеба. - Целый год я ждал этого блаженства. Пора, наверное, Толян, рыбёшку закидывать. Только не пересоли, как обычно. - командовал он, изображая своей позой турецкого татаро-монгола. - Ну, между первой и второй, как говорится...
- Я вот, Толян, так до конца и не понял, нашли они этот бозон Хиггса или нет? Слухи ходят, что нашли, но что-то особую радость от этого никто не выказывает. Чего же тогда эта частица Бога дала им, интересно? Чё-то они там темнят, мне кажется, - высказался Пётр, желая продолжить начатый разговор на научную тему.
- Какой бозон, придурки? Нет никакого вашего бозона и не будет! Я, хоть всего лишь простой бухгалтер, и то давно знаю, что нас, уже целое поколение, считай, попросту дурят этой Теорией относительности, - встрял в разговор лидер, весящий сто сорок кило и постоянно чего-нибудь жующий. По своему строению его череп был похож на грушу, в сужающемся месте которой давно образовалась блестящая лысина.
- Хи-хи! Не смеши моё лицо, оно и так смешное. Ещё один умник выискался, - прикуривая сигарету от головешки из костра, кинул ехидную реплику плешивый Толик. И он не кривил душой, физиономия у него действительно была довольно забавной. Нос картошкой, брови светлые, едва заметные, резко изогнутые, как крылья чайки, а выражение самой оригинальности в её спокойном состоянии словно навсегда застыло в стадии глубокого удивления. Глазки маленькие, как пуговки, постоянно слезящиеся. При улыбке кожа на лице сморщивалась, становилась неприятной, похожей на кожу шеи у черепахи. Эти глазки-пуговки сразу сужались до щёлочек, и внешний облик Толика становился похожим на эскимоса.
- Ты чего тут лыбишься, Кощей Скелетович? Я над вами не ржал, когда вы с Петькой передо мной умными глупостями обменивались, - чистя на животе варёные яйца, упрекал друзей Валерий Викторович. - Вы хоть знаете, сколько бабла туда вбухано? Для седовласых мечтателей от науки забаву в ЦЕРНе устроили. Несколько европейских стран скинулись не жадничая. Пусть, мол, теоретики лучше под землёй в этом адронном коллайдере ковыряются, дескать, ради мира на земле стараются. К этому баблу столько халявщиков присосалось, что они готовы ещё лет двести ваш бозон искать, жуя сопли, лишь бы деньги платили. Настоящую-то науку каждый у себя дома делает, и хрен кому чего покажет - конкуренция! Скорее вот из этого озера на удочку лох-несское чудовище выловишь. Да ну вас, тоже мне, нашли тему для разговора, академьё отбракованное. Давайте уж лучше о политике побазарим, - внёс предложение на рассмотрение с горящими глазами на толстом, лоснящемся от пота лице бывший главарь тройки.
- О какой, о внутренней или о внешней? - сразу оживился Петя. - Если о внутренней, то тут и базарить уже нечего, всё давным давно разворовано. Кто был в нужное время поблизости от кормушки и не постеснялся воспользоваться моментом, тот всё и прикарманил. Сейчас эти хапуги во много раз приумножили свои состояния, а ты, как был валенком при ваучере, так им и остался, - иронично усмехаясь, подковырнул его седой адвокат.
- Ну-у, пошло, поехало! Сейчас Петруха начнёт свой гнусный пессимизм по всему озеру размазывать, - пробурчал Толик.
- А что, я не прав, может? - разошёлся Петя, - Заграбастали все ресурсы в свои жадные частные руки, уже ни одна отрасль не развивается, кроме добычи нефти и газа. А мы только молча сопли жуём, отсчитывая мелочь на проезд в своих дырявых карманах.
- Ладно тебе, Петя- петушок! Раскукарекался тут, настроение только портишь, - притормозил его разглагольствования лысый лидер. - Плохо ли тебе живётся? Сидишь на приличном окладе, протирая штаны в своём кабинете, а ещё чего-то фунькаешь тут. Я вон давно спокойно спать не могу, боюсь, тюрьма по мне плачет. Начальство заставляет вести двойную, а то и тройную бухгалтерию. Не хочешь, мол, рисковать - увольняйся, бухгалтеров нынче, как грязи. Толян тоже боится под сокращение попасть. Кому мы нужны со своим предпенсионным возрастом? Висим, болтаемся, как три сопли над пропастью, а до пенсии-то ещё ого-го сколько. О политике поговорили, и будя! Пора теперь о чём-нибудь другом. Чё сидишь, давай по чуть-чуть перед ухой-то, - командным тоном предложил он Толику.
- Поговорили, называется, - пересаживаясь поудобнее, продолжал брюзжать Петя. - О чём другом-то, бюстгалтер ты лысый? Лучше не сыпь мне соль на рану, а то я сразу бешеным становлюсь.
- Ну хватит уже, Петро, в самом деле, - снимая котелок, нервно хлопая веками глаз, увещевал его Кощей Скелетович. - Никто же с тобой не спорит, все солидарны. Чё толку из кожи-то вылазить, если от нас всё равно ничего не зависит?
- Действительно, чё ты сразу завёлся-то с полуоборота? Меняем пластинку, давайте побазарим о чём-нить другом. О музыке, хотя бы, - набив полный рот закуски, эмоционально жестикулируя руками, в которых наготове держал малосольный огурец в одной и помидорину в другой, генерировал темы для разговора Валера.
- Ах, хороша ушица! А ты чего, Толян, себе ухи-то не положил? Готовил, готовил, а сам не ешь?..
- Ну, о музыке, так о музыке, - подставляя свою кружку под разлив с расплывшейся улыбкой во всё лицо, начиная уже хмелеть, согласился Пётр. - Чего так помалу плескаешь? Лей больше, пока моя жена не видит. Что-то меня от одного запаха этой водяры всего передёргивает. Из-за одного глотка даже морщиться не хочется?
- Мне, например, уже все эти Киркоровы с Басковыми надоели - во где сидят, - откровенно признался Толя, разливая по третьей, - хуже горькой редьки стали. Как только увижу ихние рожи по ящику, сразу канал перещёлкиваю. Ну, за тех, кто в море! Аххрь, хорошо прошла! Что-то я уже и ухи не хочу - объелся. Потом попробую, когда малость кусочки в животе улягутся, - закусив кружком колбасы, объяснился Толик. - Тебе бы, Валера, скупнуться на помешало. Скользкий весь стал, как жаба. Я тоже сейчас окунусь, пожалуй.
- Чё ты её обоняешь? Выпил залпом не нюхая - и все дела, - учил правильно пить водку бухгалтер Валера адвоката Петю. - Посмотришь, как ты пьёшь, и никакой водки уже не захочешь.
Поднося ко рту кружку, Петю несколько раз всего передёрнуло. Наконец, брезгливо сморщившись, замахнулся он выпить залпом, но поперхнулся и закашлялся. Из ноздрей сразу выдулись пузыри, из глаз потекли слёзы, а изо рта слюни.
- Фу-у, какая гадость противная, - размазывая ладошками по лицу свои выделения, ругался он, скривив физиономию так, словно соляной кислоты проглотил. Лицом и фигурой Петя сильно смахивал на знаменитого киноартиста, Евгения Леонова, только голос имел писклявый и гнусавый, а на голове вместо плешки у него была давно не стриженная копна спутанных, как пакля, седых волос. - Зараза поганая, аж из ушей, кажись, потекла. Всё равно я тебя, гадина, в нутро запихаю, - выпил он остатки со второго захода. - Какую же отраву стали делать - в рот не вломишь. На конском навозе, что ли, настаивают?!
- Да ты и по молодости всегда так пил, никогда в тебя хорошо не лезло, - упрекнул его толстый главарь банды. - На заводе всю жизнь работаешь, а пить так и не научился.
- Ну ты, учитель, шибко умным стал, как я погляжу, - огрызнулся Петя. - Ответь мне тогда, раз уж ты вумнее вутки стал. Кто вот эту песню поёт, а то я забыл. В ней и смысла даже никакого нет, два слова всего повторяются, а музыка ритмичная такая, приятная, ноги сами в пляс так и бросаются. Он там поёт: "Позищен намба ван! Девочка моя, где ты? Девочка моя, где ты?" - задал вопрос Петя, пританцовывая на травке в такт своей мелодии.
- Ха, кто ж эту песню не знает? Это Кай Метов поёт. Называется - "Милая моя, где ты?" - сумел едва выговорить с набитым ртом пузатый бухгалтер.
- Ага, и я её слышал, - поддакнул Толик, замурлыкал мотив и тоже затанцевал, виляя с большой амплитудой своим худым тазом, семеня длинными ногами вокруг костра.
С усилием воли поднялся с позы Будды и толстяк, встав для этого сначала на коленки, попутно схватив со стола варёное яйцо. - Милая моя, где ты?, - забасил он с набитым ртом, и поскакал Лезгинкой вокруг костра, с гордостью тряся своим огромным брюхом. Петя уже порядочно пьяный, с заплетающимися ногами, мог танцевать только плечами и головой, которая моталась у него на шее, как на верёвке.
- Позищен намба ту, милая моя, где ты? - заорал в экстазе Кощей Скелетович и ещё больше увеличил амплитуду качания худых бёдер, изображая вращение на них хулахупа. Старые плавки, растянутые у него снизу до такой степени, что, того гляди, всё хозяйство вывалится, спадали с тощего тазобедренного сустава, он их постоянно поддёргивал, продолжая танцевать вместе с друзьями детства вокруг костра.
Оргия продолжалась минут десять. Вся троица горлопастила эти три слова припева совершенно в разных тональностях. Получилось трио под названием "кто в лес, кто по дрова", но всем нравилось, все танцевали кто как умел, перемещаясь вокруг костра. Винни-Пух вприпрыжку на соломенных ногах тряс головой так, что она готова была оторваться от шеи и укатиться в озеро, Кощей Скелетович в своих постоянно сползающих плавках крутил хулахуп, тряся кулаками на вытянутых руках, а лысый Мамонт выделывал Лезгинку в семейных с цветочками трусах по колено, пошитых по индивидуальному заказу специально для слона.
- Фу-у! Ну всё, тема музыки закрыта! Умаялся я уже что-то, - плюхнулся мощной задницей главарь банды в пяти сантиметрах от сервированного стола, и, усевшись опять в свою любимую позу, сразу начал накладывать закуску себе на пузо. - Классную дискотеку устроили, жаль видеокамеру никто не захватил. Потом бы поржали.
- Уй, я над тобой угорал, как ты пузом тряс, чуть не обдулся со смеху, - присел на корточки к столу Толик, поддёрнув плавки. А Петька-то совсем с ума спятил. Я уж бояться начал, как бы у него седая башка не оторвалась.
- Ну чё, ещё по одной дерябнем, да пойдём скупнёмся, что ли? - предложил турецкий татаро-монгол, нарезая копчёной колбасы.
- Не-е, я пас, - отказался Толик. - Чё-то в такую жарищу и пить даже неохота.
- Я тоже чё-то не хочу, не лезет, гадина, - сморщил физиономию Петя. - Когда рыбачить-то начнём? - возмутился он. - Только пьём, жрём да языки чешем.
- Во даёт, рыбак, - улыбнулся Валера. - Ты чё сюда, за рыбой, что ли, припёрся? Рыба в магазинах водится, а мы здесь, чтобы счастье вдыхать. Иди, рыбачь, кто тебе не даёт? Ну вы и компаньоны... Три здоровых мужика, а один пузырь доделать не можем. Чё же мне, одному, что ли, пить? Ладно, отложим до вечера тогда. Айда рыбачить, - недовольно поглядывая на недопитую бутылку, стал всё сворачивать со стола лидер...
- ... Петро, ты куда закинул? Сейчас же наши лески запутаются, сам тогда распутывать будешь. Места тебе мало, что ли? - стоя с удочкой по пояс в воде, ругался Валера.
- Чё ты возникаешь-то? Сам же ко мне залез, я давно в это место кидаю, - парировал Петя.
Процесс рыбалки пошёл полным ходом. У главаря уже обгорели на солнце плечи и грудь. На лысину он надел шляпу из газеты. За пару часов каждый наловил килограмма по два карасей с окунями.
- Тьфу, проклятье! У меня за корягу, похоже, зацепилось. Из-за вас всё, заболтали меня, - заворчал Толик. - И чё, теперь? В воду лезть, отцеплять? Пиявок своей кровью кормить? Ну уж нет, лучше я леску оборву, у меня запасная удочка есть.
- Дай-ка сюда, рыболов, - выхватил у него удочку Валера. Стал водить удилищем в разные стороны, потягивая и легонько дёргая леской. - Оп-па, пошла коряга, кажысь. Сейчас вытянем, - стал он потихоньку вытягивать. - Тяжёлая, гадина, как бы леска не оборвалась. Эх, мать честная, щука! Это же щука попалась, братцы. Вот чудо-то, щука на червя клюнула.
- Вот это фокус, - обрадовался Толя. - Надо ей в пасть заглянуть. Наверняка, она какого-нибудь малька заглотила. Огромная-то какая, килограмма на два.
- Ага, на десять, - возразил толстяк. - На полкило, не больше - щурёнок совсем. Это так кажется, когда из воды вытягиваешь...
***
- Не знаю, как вы, мужики, но лично у меня, только, чур, между нами, за эти годы совместной жизни на повседневный вид своей Тамарки настолько уже глаз замылился, что никакой реакции в сознании не возникает, - начал вдруг откровенничать Мамонт с удочкой, - когда даже она в одном неглиже по квартире расхаживает. Представляете, она в одних трусиках и лифчике, а мне хоть бы хны.
- За потенцию свою беспокоишься? Не пукай, Халера, это с мужиками часто бывает. Приелась просто, - откликнулся Петя-Винни-Пух, стараясь строить из себя бывалого. - Со мной сто раз такое бывало. Эх, нам бы сейчас сюда тройку дурочек в купальниках лет тридцати пяти, я бы посмотрел у тебя под пузом, какой ты импотент.
- Я тут недавно телепередачу по каналу "Дискавери" смотрел, - взял слово овдовевший Кощеюшка, - там какое-то племя аборигенов из Папуа- Новой Гвинеи показывали. Дикие люди! Представляете, все бабы у них там вообще без лифчиков бегают, в одних набедренных повязках - и ничего. Ихние мужики, страшные такие все, низкорослые, ещё худее меня, даже глазом на это дело не ведут, будто так и надо. Срам-то какой! Наверное, у них уже мозоль на глазах от такой порнографической картины образовалась. Как раз в это время леща копчёного ел. Ихнюю наготу увидел, аж кость в горле застряла. "Эх, - думаю, - повезло кинооператору с командировочкой! Меня бы туда, вождём ихнего племени ".
- Во-во, у меня точь-в-точь тоже самое, что и у этих страшных мужиков-аборигенов в последнее время происходит, - чистосердечно апеллировал к друзьям Валера. - Чё-то здесь не клюёт совсем. Эй, Толян, у тебя там клюёт хоть чё?
- Иди сюда, я здесь прикормил, половину батона искрошил. Жор идёт, успевай закидывать только, - позвал друга Толик. - Ну, и чё дальше про Тамаркины трусы-то? Она у тебя ничего, интересная женщина, видел однажды.
- Видел? И когда же ты её видел, интересно спросить? - сразу взъерепенился пузан.
- Давно, в прошлом году ещё. Ты меня в тот день в шахматы пригласил поиграть, помнишь? - рассказывал свои воспоминания Толик. - Я пришёл, а ты как раз в это время в ванной был. Она предложила пройти в твой кабинет. Раздевался в прихожей, а дверь в вашу спальню открытая была. Ну, а там твоя Тамара как раз в одних трусах и лифчике чулки напяливала. Я тогда чуть на задницу не сел от такого зрелища. Пялился на неё с выпученными глазами, аж рот у меня сам собой расклебянился. Забыл даже, зачем и пришёл. Что самое интересное, трусы-то на ней были точь-в-точь как у моей покойной Глаши - обыкновенные семейные трусы, розовые в горошек. Они, похоже, маловаты ей уже были, обтянули всё, в телеса врезались. Да и лифчик тоже, хоть и самый большой размер, а бюст всё равно весь наружу вылазил. Я тебе тогда не сказал, постеснялся. А чё тут такого-то? Подумаешь, - создал Кощей Скелетович на своей физиономии маску обиженного.
- И на чё там было пялиться, интересно? Трусы, как трусы, многие в таких ходят. Мода, видать, у них на такой фасон пошла, - удивился Валера. - Давай, колись, это на что такое ты тут намекаешь? - начал напирать на друга ревнивый муж. Толик уже и сам не рад был, что проговорился.
- Да ни на что я не намекаю, - стал он оправдываться. - Просто у моей Глаши точь-в-точь такие же трусы были. Она же у меня худенькая, и грудь у неё не такая большая, как у твоей Тамары. На моей эти трусы всегда висели, как вот эти плавки на мне. А у меня тогда тоже, как ты говоришь, глаз уже на Глафиру замылился. Дело-то, оказывается, вовсе не в трусах, а в том, как они на женщине сидят. Когда по моей просьбе Глаша купила себе такие же трусы, но на пару размеров меньше, она уже стала выглядеть, как твоя Тамара - облегающе. Понял? Ты попроси свою, чтобы она купила трусы большего размера, и увидишь тогда, какой эффект будет.
- То есть, ты хочешь сказать, что всё дело в трусах? Вернее, в размере этих трусов? - начал успокаиваться толстый ревнивец. - А что, может быть. Надо будет попробовать. Спасибо, Толян, за совет!
- Вы чё, недоумки? - вмешался в разговор уже давно протрезвевший Петя. - При чём тут какие-то трусы, не понимаю? Мне вот вообще по барабану, в каких она трусах. Всё равно же они лишние.
- Эх ё-моё! Это чегой-то на мне такое? - удивлённо воскликнул Валера, выйдя из воды, чтобы насадить свежего червя. - Пиявки присосались. Мать честная, сколько их тут! А я-то думаю, чего у меня так ноги чешутся. Всю кровь высосали, вампиры. Ну всё, больше я в воду не полезу, с берега ловить буду.
- Не сдирай, Валера, сейчас они запъянеют от твоей крови. В уматину будут, сами отпадут, - засмеялись над ним мужики.
- Ну чё, не созрели ещё для чарки, рыболовы? - заинтересованно закинул удочку друзьям лидер. - Пора бы и перекусить, а то я что-то уже жрать захотел, грубо говоря. На голодный желудок что-то и рыбалка не в радость идёт...
Они снова накрыли стол на травке, разлили по соточке, закусили.
- А вот ты, Халера, какой секс любишь, быстрый или медленный? - спросил вдруг Петя после чарки.
- Я? Я всякий люблю, - немного подумав, уверенно ответил главарь. - Секс, он секс и есть - хоть медленный, хоть быстрый, - изрёк неопровержимую истину турецкий татаро-монгол.
- Тю-у, лапоть деревенский, - махнул на него рукой Винни-Пух. - Вот ты и за столом себя так ведёшь - лишь бы нажраться побыстрее до отвалу, и на боковую, - рассуждал знаток правильного секса. - Надо же не торопясь, постепенно, каждое блюдо сначала немножечко попробовать, посмаковать, ощутить всю прелесть вкуса, ткскзть, - закатил он глаза мечтательно.
- А хрен ли тут смаковать-то? Я ща ещё соточку махну, и один весь этот общий стол опустошу, - заржал своим густым басом Мамонт. - И всё равно голодным останусь. Бабы любят сильных, а сильные любят пожрать.
- Вот и поговори с этим животным о прекрасном, - возмутился седой адвокат...

***

Уже вечерело, подул свежий ветерок, клевать стало плохо. Рыбаки уложили в куканы свои уловы и положили в воду у берега, рядом с водкой. Прибрали поляну от мусора, натаскали сушняка для будущего костра и приготовились ставить палатку.
- Смотрите, едет сюда кто-то, - пропищал своим голоском Петя, тыкая кривым пальцем в сторону шоссе. - Кого это нечистая сюда тащит, интересно? На "Лендровере", похоже, катят.
Этот гнусавый возглас застал всех врасплох. Троица сразу побросала свои дела и уставились на подъезжающих гостей. Джип остановился всего метрах в пятнадцати от лагеря рыболовецкой артели, и из него вышли две женщины бальзаковского возраста. Мужики пулей бросились напяливать на себя штаны.
- Привет рыбакам! Ну как здесь, клюёт? - спросила высокая блондинка в коротеньком сарафанчике, подол которого прикрывал её трусики почти сантиметров на восемь.
Минуты три мужики стояли с открытыми ртами, часто моргая глазами, ставшими размером с монету в один доллар Томаса Джефферсона. Специально скорчить более глупое выражения лица никто из них не смог бы при всём желании. Они посмотрели друг на друга, как бы спрашивая: "Откуда такое счастье привалило?"
- Аллё, гараж! Вы чё, глухонемые? - стали женщины подходить ближе. - Мы тут хотим пикничок с ночёвкой устроить рядом с вами. Вы как, не против? Бухать с нами будете?
Мужики снова переглянулись, стоя на полусогнутых ногах, но продолжали молчать, словно языки проглотили. Наконец, главарь маленько очухался и жадно сглотнул.
- А вы что, одни? - самопроизвольно вылетел из него самый животрепещущий вопрос. Перестав узнавать свой вдруг осипший голос, Валера на всякий случай прокашлялся в кулак. - А где ваши... гм... извиняюсь, мужчины?
- А-а, вон что вас тревожит, - заулыбалась сразу длинноногая блондинка. - Не беспокойтесь, наши козлы дома остались, стиркой занимаются, а мы с Натахой вот решили ночку на природе провести. Не поможете нам провиант выгрузить?..
- Вот это мы влипли, пацаны... Канать надо скорее отсюда, - зашептал в панике Петя, таская из машины чужие коробки. - Задом чую, скоро ихние мужики сюда нагрянут. Приревнуют, не дай Бог, поздно тогда будет.
- Ага, а куда канать-то? Они на машине, далеко не уканаешь, - удивил Петю своей рассудительностью Толик.
- Да вы не бойтесь нас, мужички. Мы бабы тихие, не кусачие, - засмеялась вторая дама, брюнеточка Натаха, чуть пониже ростом и немного постарше первой леди.
- Куда ж вам столько еды-то? Тут на целую неделю хватит, - осмелился спросить лысый главарь.
- Сейчас ещё три девахи подъедут. Торжество у нас, Натаха с зоны сегодня откинулась. От звонка до звонка весь пятерик оттянула, обмывать будем, - радостно объявила блондинка, ничуть не сомневаясь, что эта новость окажется такой же радостной и для мужиков рыбопромысловой артели. Но от этого радостного известия у всей троицы резко подкосились ноги в коленях.
- Поздравляем вас, мадмуазель, - запищал Петя своим визгливым и гнусавым голоском. - А мы как раз удочки собирались сматывать. Второй день здесь торчим, нарыбачились по самы ухи. Нас дома жёны ждут, мы ж семейные, ткскзть.
- Вы чё, как не родные, мужики? В штаны навалили, что ли? Ну выпейте хоть по стакану за Натахину свободу, - пристала к ним блондинка в коротеньком халатике.
- Ни-ни-ни! Никак не можно, а то на автобус опоздаем. Так что, извиняйте, милые дамы, в другой раз как-нето, - корча из себя придурка, пропищал адвокат. - Ну чё стоим-то? - обратился он к мужикам, продолжающим стоять истуканами с открытыми ртами. - Опоздаем ведь.
- Надо же, как за эти пять лет мужики изменились? - удивилась освободившаяся из мест не столь отдалённых красотка Натаха. - А то остались бы ещё на ночку, вам с нами пятерыми весело было бы.
После такого предложения мужики за считанные минуты смотали удочки, упаковали свои рюкзаки и рванули так, что только пятки засверкали. Эти шесть километров по бездорожью с тяжёлыми рюкзаками за спиной они покрыли марафоном за каких-то полчаса, ни разу даже не оглянувшись. Только уже на автобусной остановке троица смогла перевести дух.
- А чего мы убежали-то, мужики? А? Баб каких-то испугались, - удивлялся Валера больше самому себе, вытирая обильный пот со лба. - Так драпанули, что две непочатых бутылки водки и весь свой улов в воде у берега оставили.
- Щурёнка жалко. Впервые в жизни щуку поймал. Я ещё и очки свои там где-то оставил, - жаловался Толик. - Курицы какие-то, явно не из нашего курятника, шибко уж наглые... А та беленькая курочка-то ничего была, как раз под мой рост, - заулыбался он, превратившись в эскимоса.
- Ну дык, может, вернёшься тогда? - возмутился Петя. - Я, можно сказать, вас, придурков, от рабства спас. Посмотрите на себя, один - лысая вздувшаяся опухоль, другой - шкелетина плешивая. Гиганты секса...
- Ну, ты, Петя, артист! Герой, быстро в ситуации сориентировался. Респект тебе и уважуха, - пожал ему руку Кощей Скелетович. - Чё бы мы без тебя делали?
- Кто их знает, чего у них на уме? - усевшись на травке в теньке за деревом, размыслил толстяк. - Да и рискованно, на винт можно легко намотать. Нет уж, в нашем возрасте от таких женщин одни проблемы. Хрен с ней, с твоей щукой. Можно считать, ещё легко обделались. Чё бы такого мне теперь своей Тамарке наврать, почему я без рыбы приехал?
- Если правду скажешь - или не поверит, или засмеёт, - советовал своими рассуждениями Толик. - Скажи лучше, что вернулись досрочно, потому что не клевало совсем. Рыба, мол, в озере вся сдохла...

***

За несколько дней до Нового года троица собралась на квартире вдовца на мальчишник, дабы подвести итоги года и поздравить друг друга с наступающим Новым счастьем. За кухонным столом, сервированным разнообразными закусями, выпили за уходящий.
- А помните, как летом мы от молодых девок с рыбалки драпанули? - улыбаясь во весь рот, спросил друзей Пётр Николаевич. - Вот же мы придурки, от такого удовольствия сломя голову убежали. Эх, сейчас бы их сюда...
- Да уж, такая везуха нам теперь вряд ли когда подфартит, - с печалью проговорил хозяин квартиры. - Лохонулись по полной. А всё из-за тебя, между прочим. Это ты сразу в панику-то бросился, и нас с Толяном своим страхом заразил.
- Да полноте вам! Тоже мне, хахали нашлись, - наливая в рюмки, взял слово лидер. - Не от них мы бежали, а исключительно от самих себя. Всё, отпердели мы своё, братишки. Видать, дожили-таки до мудрого возраста, когда не только сознание, но и самый главный орган чувств, заднее место, приказывает бежать от всякого грешного соблазна. Я и от лопатника, набитого баксами, лежащего на лавочке в пустынном сквере, точно так же бы сиганул. Уверен, верни сейчас сюда тот момент, мы поступили бы тютелька-в-тютельку. Предлагаю, пацаны, выпить за эту рыбалку, обозначившую наш переход в мудрый возраст!..



4. Щавель



В середине мая все четыре девятых класса нашей школы повезли на автобусах за город, на речку Керженец, для проведения военно-спортивной игры «Зарница». Я радовался этому событию, как дурак.
В параллельном классе училась Наташка Белова, единственная изо всех девчонок, которую я перерос на целых сантиметров пять, и в которую был давно тайно влюблён. Когда-то давно, ещё классе в пятом, по воле завуча школы мы с Наташкой вместе выступали на каком-то праздничном концерте, пели и плясали «Цыганочку». Так здорово выступили, что потом на всех концертах нас объявляли «Гвоздём программы». Мы оба так радовались, были на седьмом небе от счастья, и даже один раз поцеловались. Она, кажется, вообще не выросла с тех пор.
Так получилось, что мы ехали с ней в одном автобусе и сидели у окна напротив друг друга. Часто, встретившись нечаянно взглядом, оба загадочно и приветливо улыбались друг другу и сразу стеснительно отводили глаза, уставившись снова в окно. Хотя, лично я, смотрел в него, ничего не видя. Перед глазами стояло только её милое, улыбающееся личико.
Рядом с ней сидел Кульпяк - Витька Кульпяков из моего класса - длинная, худая оглобля. Нос у него отрос, загнувшись крючком, и был похож на клюв коршуна. Его уродливо выпячивающаяся вперёд нижняя челюсть отпала вниз. Видимо, Витьку укачало, и он заснул сидя, всё больше и больше наклоняясь в её сторону, постоянно тыкаясь своим клювом ей в затылок. Наташка как-то резко повернулась в его сторону и столкнулась прямо нос к носу.
- Ой, мамочки, - перепугалась она от неожиданности и бросилась ко мне на колени, обхватив за шею.
В свою очередь, не ожидая такой буйной реакции от своего нежного создания, я сразу обомлел от такой великой радости, чуть было не потеряв сознание. Она прильнула губами к моей щеке, и я сразу весь аж затрясся, словно меня током шарахнуло. Чувствовал её ласковые губы на щеке, прикосновение упругой девичьей груди, её приятное дыхание, дурманящий запах волос. Моя рука самопроизвольно обняла тонкую талию, и уже вторая рука потянулась прижать маленькую Наташку ещё ближе к себе. Но тут кто-то вдруг громко и не вовремя хихикнул, и я, заметив, что весь автобус пялится на нас, нехотя убрал свои грабли и густо покраснел.
- Испугалась? Да он просто заснул, - начал я её успокаивать. - Он у нас и на уроках всегда спит.
- Так неожиданно, я чуть не померла со страха, - пропела она своим ласковым голоском, опуская руки с моей шеи. - Он чуть в голову меня не клюнул. Давай, пожалуйста, поменяемся местами.
- Эй, Кульпяк, хорэ дрыхнуть, - ткнул я Витьку локтем в бок. - Сядь нормально и не висни на мне.
- А? Чего? Уже приехали? - очухался длинный. - Нет ещё? Ой, меня что-то всегда в автобусе в сон клонит. Не выспался сегодня...
Пока ехали, всю дорогу мечтал, как мы с Наташкой улучим момент, чтобы уединиться и поболтать где-нибудь на берегу речки. Я знал, чувствовал, что и она надеется на это. "Может быть, мне даже удастся её поцеловать. Хотя бы в щёчку", - грезил я до самого конца пути.
По приезду на место, все сразу рассыпались по лужайкам, бросились собирать землянику и щавель. Земляники было не так много, а щавеля, этой кислятины - хоть глаз выдери, все поляны были усыпаны. Мы, как дикое козлиное стадо, за полчаса обожрали этот щавель со всех близлежащих полян. Я сразу заприметил Наташку, ползающую в белой панамке на соседней поляне вместе со своими подружками. Мелкими перебежками, щипая щавель через раз, я переходил на её поляну. Но, пока добирался до заданного места, Наташка со своими девчонками успевала перебазироваться на новое пастбище. Мне так и не удалось к ней близко приблизиться до сигнала общего сбора.
Сама эта игра меня мало интересовала. Даже не умудрился вникнуть в её правила. Меня приписали в какую-то группу, прилепили на грудь камуфляжной куртки бумажный значок с какой-то отличительной символикой. Даже не запомнил, кого в нашей группе назначили командиром. Я был простым и самым младшим солдатом. Любой мог приказать мне: «Беги туда!» - и я бежал, не вникая особо, зачем и для чего. Прибежав, мне отвечали: «Ты куда прибежал, дурак! Мы же твои враги. Беги обратно!» - и я бежал обратно, но опять почему-то попадал во вражеский лагерь. Какие правила? Какие враги? Я просто искал её, мою Наташку Белову...
В середине игры, весь потный и запыхавшийся, я прибежал в чей-то лагерь, в котором командиром был наш школьный физрук.
- Так, боец, где твой отличительный знак? - полностью войдя в роль командующего армией, начал отчитывать меня физрук, нахмурив брови.
- Не знай! Посеял где-то.
- Ясно! Потерял в рукопашном бою. А из какой ты группы? - пристал он, как банный лист.
- Из этой... как уж её? Забыл, товарищ командир.
- Ну, из «Сатурна» или «Юпитера»? Или из нашего «Плутона»? А? - не унимался главнокомандующий.
- Ага! Из какого-то из этих. Точно не помню.
- Так, где у нас санитары? Ведите этого бойца в санчасть. Он, похоже, в голову раненый. Контузия! Срочно на перевязку!
Так я просидел с перевязанной головой в санчасти до конца игры. Нам дали два часа на отдых перед отъездом домой. Все побежали к речке умываться. Вода для купания была ещё слишком холодной. Как назло, я нигде не мог найти свою Наташку. Её не было ни в лагере, ни на речке, ни на полянах.

***

От этого щавеля что-то так сильно скрутило живот, что я даже присел. Когда резкая боль в брюхе прошла, меня сразу приспичило. Даже испугался, что не успею добежать до ближайших кустиков. Сорвав на бегу с чьей-то головы газетную шляпу, рванул в лесной туалет. Пробежав метров сто и не найдя в сосновом лесу мало-мальского безлюдного места, готов был уже сесть под любой куст. Но и до ближайшего из них нужно было как-то умудриться добежать, не навалив в штаны. В радиусе двухсот пятидесяти метров от лагеря всё уже было кем-то занято. Когда подбегал к кустикам с криком «Вуй-вуй-вуй, мамочки родные!», оттуда слышался дикий визг. Закралось подозрение, что все «бойцы» специально сговорились меня опозорить. Подбежав к последнему, по своей возможности терпеть, кусту, едва успел снять штаны, как из меня изверглось со страшным звуком на весь лес, как из бранспойта, в миг опустошив всё, не успевшее перевариться за последние дни. Сам испугался этого звука, после которого со лба полился градом пот, и я, поняв наконец, что такое настоящий кайф, облегченно выдохнул звук «Фу-у!»
Из опасения быть застигнутым на месте преступления, не стал долго рассиживаться. Застегнув ширинку и засунув предусмотрительно, на всякий случай, остатки газеты, уже собирался покинуть спасительные кусты, как вдруг сзади прогремел точно такой же звук, какой вырвался минуту назад из моего нутра. От неожиданности, уже в штанах снова присел на старое место.
- Фу-у! Мамочки родные, еле успела. Еще пару секунд - и я бы взорвалась. Чтоб ещё хоть раз в жизни я взяла в рот этот проклятый щавель...
У меня волосы встали дыбом, узнал голос моей Наташки Беловой. Она сидела прямо в метре за моей спиной.
- Ой, мамочки, я, кажется, в какой-то муравейник села. Вуй-вуй! По мне кто-то ползает. Кусаются, заразы. Тебя не кусают?
"О, Господи! Никто ей не отвечает. Неужели это она ко мне обращается? С ума она, что ли, сошла? Чокнутая! Убежать, разве? Хм! Подумает ещё, что я трус. Да-а, ситуация!"
Стал тихонько поворачиваться назад, чтобы удостовериться, что мы здесь одни. Белая панамка была так близко, что я мог дотянуться до неё рукой. Больше никого вокруг не разглядел.
"Боже мой! Как же ей не стыдно? Нашла подходящий момент, бессовестная! Вот ведь, как время может испортить человека"...
- Слушай, я больше не могу, надо перейти в другое место. Мне всю задницу искусали. Ой, я даже бумажку не взяла, так меня врасплох прихватило. У тебя есть? Оторви мне маленечко...
"Ба-а! Ну, это уже вообще ни в какие рамки. Как я мог влюбиться в такую дуру?"
Достал из кармана газету и протянул ей. Пробормотал: «На, пожалуйста», - и демонстративно отвернул голову в сторону. Пару секунд молчания показались мне вечностью. Только обернулся, как прямо в упор из кустов на меня, не мигая, уставились четыре глаза. С пронзительным визгом Наташка со своей толстой подружкой, Светкой Корсаковой, сверкая белыми задницами и одевая на бегу камуфляжные брюки, с огромной скоростью рванули в ближайшие кусты, до которых было метров двадцать. Её подружка споткнулась о корни деревьев и распласталась на животе во весь рост. Наташка, придерживая свои штаны одной рукой, пыталась помочь подруге подняться. Та кое-как встала и быстро похромала дальше с ушибленной коленкой, уже не обращая внимания на свои спущенные штаны.
Девчонки нажаловались «Хламидомонаде», училке по биологии, которая была их классным руководителем. Перед отъездом эта «одноклеточная водоросль» на общей линейке меня прилюдно опозорила, оклеветав, будто я следил и подглядывал за девчонками. Оправдываться было бесполезно, только жалко Наташку, как она горько ревела. Да я и сам готов был расплакаться, как на похоронах. Любовь же умерла...
***
Однажды, на нашу с женой серебряную свадьбу, дети притащили целую охапку щавеля, на который я ещё с молодости смотреть не мог. С тех пор в семье было заведено - в день нашей с Наташкой (в девичестве Беловой) свадьбы, всем съедать по пучку щавеля. А что самое интересное, в этот день вся наша семья превращалась в цыганский табор, в домашний театр «Ромэн», в котором солистами выступали наши четверо внуков.



6. На уроке истории



В девятом "Б" классе, в котором учился Димка Велихов - лентяй, лодырь и прохвост - не было классного руководителя. Только через месяц после начала учебного года классу была представлена новенькая учительница по истории, Анна Фёдоровна, симпатичная женщина лет тридцати пяти. На голове у неё была модная в то время, высокая причёска с оригинально уложенной копной светлых волос. Строгий серый костюм в полосочку подчёркивал её стройную фигуру. Короткий облегающий пиджачок застегивался только на одну большущую пуговицу, которая была готова оторваться в любой момент, потому что Анна Федоровна имела очень богатый, шикарный бюст, упруго выпирающий вперед настолько, что остальные пуговицы нельзя было застегнуть при всём желании. Нынешняя знаменитая Верка Сердючка с ней рядом бы не стояла.
Аннушка, как учительницу сразу стали называть ученики вне её присутствия, оказалась жизнерадостной, всегда весёлой и компанейской хохотушкой, могла так задорно рассмеяться из-за любого пустяка, что редкий урок истории проходил без общей ржачки всего класса. Все сразу полюбили Анну Фёдоровну за это её качество и с нетерпением ждали уроков истории...
- ... Ну вот мы и познакомились. История КПСС, которую мы с вами сейчас начнём изучать, много проще, чем, например, история Древнего мира или Средних веков. Но, чтобы быть истинными патриотами нашей Родины, сегодня уже недостаточно знать только историю КПСС, нужно ежедневно быть в курсе мировых событий, следить за ними по центральным газетам «Правда», «Труд» и «Известия». Нужно знать не только то, что делается сегодня в дружественных нам социалистических странах, но и что планируется во враждебном лагере капитализма. Предлагаю каждому из вас выписывать эти газеты, следить и изучать политическую обстановку в мире, - рассказывала она на первом уроке с приветливой улыбкой.
- Так, посмотрим... Осипов!.. Прошу к доске...
Ванька Осипов, пеньтюх и лоботряс, каких свет не видывал, ещё хлеще Димки, в девятый класс пошёл только потому, что после восьмого не смог бы поступить даже в какой-нибудь кулинарный техникум, где и конкурса- то, наверно, вообще не было.
Здоровенная оглобля, выросшая за лето из форменных брюк настолько, что брючины едва закрывали ему икры ног. Выходя к доске, он всегда терялся и краснел, как красна девица, отчего сразу забывал даже то, что знал и добросовестно учил. Услышав свою фамилию, от неожиданности резко вскочил из-за парты, чуть было не сломав её. Ванька выглядел очень комично, словно взрослый дядя, усевшийся за маленький столик в детском садике. Коленки упирались в спинку впереди стоящей парты.
- Идите ко мне, юноша... Смелее, я не кусаюсь. Как тебя зовут? - улыбалась учительница.
- Иван, - пробасил Осипов, густо покраснев.
- Ваня! Самое русское имя. Ох, какой ты высокий. А что же ты, Ваня, так плохо к школе подготовился? Разве не чувствуешь, что эта форма тебе стала мала?
Ванька ещё больше покраснел. Не зная, куда деть руки, так как его совковые лопаты в карманы брюк уже не влезали, а боковые у школьного пиджака находились в районе подмышек, он зачем-то взял, лежавшую у доски, большую указку в обе руки, и держал её как хоккейную клюшку. Протёртости на локтях старенького школьного пиджачка находились у него на уровне предплечий, как нашивки отличия у военных.
Первой прыснула смехом Ольга Зайцева, довольно-таки смазливая на личико девочка, но со слабо развитой грудью, выделяющаяся именно этим недостатком ото всех остальных девчонок класса. Она прыснула, затем всего лишь хихикнула раза три, пытаясь сдержать свой смех. Потом кто-то из пацанов трижды густым басом сделал "ха-ха-ха". Пытаясь заглотить свои "ха-ха" обратно и не удержав внутри себя даже пары секунд, они вылезли у него через нос в виде соплей, которые тот, никогда не имевший при себе носового платка, быстро, пока не все ещё успели увидеть его позор, вытер их внутренней стороной рукава. После чего, другой рукой он просто равномерно размазал эти сопли вдоль всего рукава. Теперь уже весь класс, словно был наготове, заржал, как табун диких мустангов. Через пару минут уже и Анна Фёдоровна, держась одной рукой за Ванькино плечо, на котором пришитый к нему рукав уже начал трещать по шву, показала всем, как надо по-настоящему смеяться от души.
Хохотали дружно, долго, минут около десяти. В конце этой эйфории даже сам Ванька Осипов ржал сивым мерином, держа своей мощной шеей руки Анны Федоровны, которыми она обхватила его, прижав к богатой груди, чтобы не упасть со смеху. Наконец, когда все уже утёрли последние слезы с глаз и полностью успокоились, Ванька изрёк:
- Да мы с мамкой уже весь город изъездили, во всех магазинах были. Везде говорят, что школьных форм моего размера не бывает. Кто ж знал, что я за это лето так вымахаю? На заказ пришлось. Через четыре дня только готово будет.
Кто-то попытался снова захохотать, но его уже не поддержали, у всех силы кончились.
- Вот какие русские Иваны у нас в Советском Союзе вырастают. Будет, кому Родину от супостатов защищать. Я посмотрела прошлогодний журнал. У тебя, Ваня, по истории средний бал был где-то три и восемь. Есть и двойки, и пятерки. Хочу узнать ваш средний уровень знаний.
Скажи, Ванюша, где, например, Куба находится, и кто там сейчас является Первым секретарем Центрального комитета?
- Куба находится в Латинской Америке. Вождём сейчас является Фидель Кастро, - уверенно ответил юноша-акселерат, вспомнив популярную в то время песню "Куба, любовь моя".
- Хорошо, молодец, Ванечка! А на каком языке говорят люди в Латинской Америке ты знаешь?
- Америка же Латинская, значит, там все поголовно по латыни шпарят.
- Не совсем так. Практически до двадцатого века в США не употреблялся термин Латинская Америка, чаще её называли Испанской Америкой. Ну, хорошо! А давай теперь возьмём какую-нибудь страну из капиталистического лагеря. Италию, например. Как ты считаешь, Италия дружественная нам страна?
- Дык, если там капитализм, значит, итальянцы нам враги...
- Ну, сейчас уже нельзя так категорично говорить. Во время войны - да, они были заодно с фашистской Германией. Но ведь уже тридцать с лишним лет прошло. Сейчас мы торгуем с Италией, строим и развиваем дружеские отношения. В Италии легально существует Коммунистическая Партия. А какие ещё страны воевали с Германией против нас, можешь сказать?
Ваня сделал вид, что усиленно напрягает свою память, нахмурив брови и лоб, тайно надеясь на подсказку.
- Австралия, например, на чьей стороне была?
- На фашистской, - уверенно ответил он. - Сам Гитлер же австрийцем был.
- Ты Австралию путаешь с Австрией. Австралия находится в южном полушарии. Не путай больше, а то по географии двойку получишь. Садись на место... Так, ребята... Сейчас я дам вам домашнее задание на неделю. Каждому раздам по стране, и вы должны будете рассказать мне и всему классу все самые важные исторические события, проходившие в ней от 1917 года и по сегодняшний день...

***

Ещё до демонстрации на седьмое ноября, Анна Фёдоровна замучила свой класс историей КПСС, была настолько требовательна, что по её предмету двойки были даже у отличников. Бедным ученикам пришлось срочно побросать свои любимые предметы и начать изучать международные отношения. Анна Фёдоровна всё усложняла задания и ужесточала требования к ним. Всем было уже далеко не до смеха, в дневниках почти у каждого торчали по две-три двойки, а первая четверть уже заканчивалась.
Светка Большакова, отличница и староста класса, самая красивая девочка школы, в которую Димка Велихов был тайно влюблён, от имени всех подняла этот вопрос на классном собрании.
- Анна Фёдоровна, я считаю, что это не справедливо. У меня по всем предметам пятерки выходят. По учебнику я программу истории КПСС знаю на пятерку, а из-за международных отношений у меня только тройка выходит. А о них ничего ведь в учебнике не сказано. Мы же не виноваты, что до вас никто не заставлял нас следить по газетам о новостях в мировой политике.
- Ну, деточки мои, вы же взрослые люди, все являетесь членами ВЛКСМ. Неужели вам самим не стыдно быть такими невежами? Предмет истории КПСС в большей степени актуален именно сегодняшними событиями. Кто вам запрещал читать газеты и смотреть новости по телевизору? Ну, хорошо, пойду вам на уступки. За эту оставшуюся неделю все, кто хочет исправить свои отметки, оставайтесь после уроков и приходите в эту аудиторию. Буду спрашивать о событиях в нашей стране и за рубежом по материалам газет «Правда», «Труд» и «Известия». Всё, идите и серьёзно готовьтесь! Больше никаких поблажек никому не будет...
***

- Во дура сисястая, совсем бзигнулась на своей политике. Чё делать будем, толпа? Кто хоть читал ва-аще эти газеты, а? Там же такая мутота, что я на прочтении четвертой строчки уже засыпаю.
- Во-во, такая же фигня. Кто хоть знает, чё у нас в мире творится, или я один такой отсталый?
- Вот именно! Я с тригонометрией никак разобраться не могу, а тут приходится ещё и её дурацкие газеты читать. Кто хоть знает, когда и какой съезд ЦК КПСС был последним? А какая сейчас пятилетка по счёту?
- Толпа, надо забастовку объявлять. Ни в одной школе такого нет, я специально узнавала. Только наша Аннушка для нас такую фигню выдумала.
- Правильно Верка говорит. Мне, лично, и недели не хватит, чтобы только одну газету «Правда» прочитать. Вчера за целый вечер только две статьи смогла одолеть, и ничего не поняла. Впору, хоть по новой читай.
- Ты, Тамарка, хоть две прочитала, а я даже одной прочитать не могу. Муть какая-то, совсем ничего не запоминается.
- А мы вчера с Вовкой Скворцовым на газете "Известия" воблу к пиву чистили. Для любопытства решили глянуть, чё там за хрень пишут. Мара, полный отстой, нас чуть не стошнило. Легче Евгения Онегина наизусть выучить. Мы с Вовкой в консулы и разные там дипломаты не лезем. Нам её политика по барабану.
- И вообще, девочки, разве можно так предмет преподавать? Только одни домашние задания. Пусть Аннушка сама нам эти газеты на уроках читает, и объясняет всё, что непонятно. Так любой дурак может историю КПСС преподавать.
- Всё! Пошли к директору жаловаться. Скажем, дескать, Пал Михалыч, так мол и так, Аннушка продыху не даёт, в двойках специально нас всех утопить хочет.
- Ты чё, совсем даун, Феоктистов? Нашел, кому жаловаться. Не видел, какими маслеными глазками Пал Михалыч на грудь нашей Аннушки пялится?
- Да? Если ты, Грибова, такая умная, может, подскажешь толпе, чё делать? У меня последними аж четыре пары подряд в журнале стоят. А у тебя сколько? Три всего. И как ты за неделю собираешься их исправлять, интересно?
- Надо чё-то делать, толпа! Кто какие предложения имеет?
- А чё тут думать? Надо просто никому не ходить сдавать зачет на этой неделе, дотянуть до последнего урока, а потом его сорвать. А уж во вторую-то четверть мы что-нибудь новое придумаем.

***

" На XXII съезде КПСС была рассмотрена третья программа партии... Основной принцип общества - от каждого по способностям, каждому по потребностям, - зубрил дома Димка, обложившись газетами десятилетней давности, тупо перечитывая абзацы по несколько раз.
- Ты чего это свою любимую физику забросил? Газеты начал читать. Что, уже все уроки сделал? - подошёл к нему старший брат, студен института международных отношений.
- Это как раз урок по истории у меня. Нас "истеричка" заставляет, уже весь класс двойками завалила.
- «Наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи! - бурные аплодисменты". - прочитал брат вслух цитату из доклада Хрущёва, выглядывая из-за его спины, и вдруг загоготал ни с того ни с сего. С глупой физиономией, глядя на брата и ничего не понимая, заржал и Димка, заразившись его хохотом.
- А ты чего залился-то? - спросил он, немного отойдя от ржачки.
- Да мне тут вчера рассказали забавный случай. Один иностранный дипломат к нам в Союз на работу приехал. А у него хобби есть - рисует порнографические картины. К последней, на которой изображён половой акт - голый мужик лежит на голой бабе, он никак не мог придумать название. Читая наши газеты, заметил одну интересную особенность, что абсолютно любое название статьи из передовиц очень подходит к названию этой его картины. Можешь сам проверить...
***
Димка два дня ржал над этой шуткой. "Не влезать, убьёт!" - читал он на столбах. "Осторожно, высокое напряжение!" - хохотал в тамбуре электрички, читая предупреждения на дверях. Все смотрели на него, как на чокнутого. Чего, мол, смеётся, дурак?
Пришёл день сдачи зачёта по истории КПСС. Димка заранее приготовил пятнадцать листовок, которые дома три часа одним пальцем печатал на машинке брата. Листовка гласила:
«Возьмите любую газету и прочтите любое название статьи. Теперь представьте картину, где голый мужик лежит на голой бабе. Подходит ли название статьи к названию картины?»
У каждого на парте лежала стопка газет. Вся толпа мандражировала в предсмертном ожидании. Светка Большакова, тряся в воздухе вытянутой рукой, была вызвана к доске первой, оттянув на себя как можно больше времени от сорокапятиминутного урока, но, как ни старалась, смогла продержаться всего лишь двенадцать минут. Её подвигу последовал наш герой, Димка Велихов, приняв огонь на себя, но смог продержаться не намного больше Светки. До конца урока оставалось ещё около двадцати минут. Закончив свой ответ у доски, Димка незаметно положил на стол учителя одну из своих листовок. Остальные сунул в руки сидящим на первых партах, прошептав: "Раздайте по рядам на каждую парту!"
Усевшись на своё место, стал ждать. Вот уже пошло первое девчоночье хихиканье. В таких делах до девчонок обычно быстрее доходит, чем до пацанов.
"Ага, вот и Аннушка прочитала", - радовался он.
Не обращая внимания на всё нарастающий гогот толпы, Анна Фёдоровна лихорадочно развёртывала свои газеты. Димка наблюдал, как она сначала слегка улыбнулась, потом хихикнула пару раз. "Ну всё, дело пошло!"

***

- Аха-ха... "Молодежь! Настойчиво овладевайте знаниями!"
- Уйя-хо-хо... "Решения съезда КПСС в жи.. хи-хи..."
Ржачка шла полным ходом. Сама Анна Фёдоровна, уже не скрывая своего хохота, попыталась сквозь смех прокричать: «Прекратить смехи- хи-хи...». Один только Ваня Осипов глазел с открытым ртом на всех, ничего не понимая. Наташка Котельникова, его соседка по парте, угорая со смеха, тыкала ему пальцем в газету: «Идеи Ленина живут и побеждают!» Он, видимо, не удосужился прочитать Димкину листовку.
Толпа разошлась. Выкрикивались всё новые и новые названия картины:
- "Родина мать, умей за нее постоять!"...
- "Народ и партия едины!"...
- "Внедрение передовых технологий в отсталые отрасли, хи-хи"...
- "От каждого по способностям, каждому по труду!..уху-ху"...
- "Не теряй рабочих минут!" - Ихи-хи, мамочки-и, обсикаюсь ща...
- "Ночь работе не помеха-ха-ха"...
Даже до Ваньки наконец-то дошло, а может, подсказал кто-то. Уже сама Анна Фёдоровна начала выкрикивать название статей:
- "Сделал дело - гуляй смело!" - Хи-ха-ха...
Ленка Грибова, ростом один метр сорок два сантиметра и весом соответственно в центнер, сидела на четвёртой парте среднего ряда одна, потому что любой худенький рядом с ней уже бы не убрался. Живот у неё начинался от самых грудей, которые были ненамного меньше, чем у самой Анны Фёдоровны, только свисали, распластавшись по всему столу парты. Она пыталась встать, но живот этого сделать не позволял. Но она всё равно встала, держа на своём кендюхе всю парту вместе с тетрадками, газетами и учебниками. Ленка не смеялась, она ржала лошадью Пржевальского и при этом хрюкала, как свинья. Парта, висящая на её животе, подпрыгивала в такт ржанию...
- "Сегодня работать лучше, чем вчера, завтра - лучше, чем сегодня!"...
Бедная Ленка, забыв, что парта висит на животе, пытаясь переступить через её порог, шлёпнулась грудью на пол, смягчив падение своим мощным буфером. Подол её школьного платья задрался до бесстыдства - до того места, где у обычных людей находится талия. Вся толпа уставилась на жёлтые трусы, которые сильно врезались в её рыхлые ягодицы, из-за чего объёмная, как у бегемотихи, корма, смахивала на тело гусеницы. Лёжа на полу, Грибова продолжала угорать от хохота. Её толстые булки тряслись, как студень. Она пыталась опустить подол, но рука была слишком короткая. Тогда она собрала всю свою волю в кулак, и ей удалось встать на колени в позу Девы. В этот момент задом к ней, утирая слёзы с глаз, оказался Вовка Скворцов. Тыча пальцем в газету, сквозь смех он процитировал:
- "Наша цель коммунизм!".. ого-го... Умереть, не встать...
Он споткнулся о распластавшееся на полу Ленкино тело. Падая, ткнулся носом в её жёлтые трусы как раз в тот самый момент, когда из них вырвался на свободу пронзительный звук, заглушающий ржание толпы и отшвырнувший Вовку, как реактивный снаряд лёгкую пушинку. Почти очумев от неожиданности, улетая в противоположную от жёлтых трусов сторону, Вовка самопроизвольно ухватился цепкими пальцами за резинку.
Ленка, поняв своим подсознанием всю трагичность происходящего, как-то умудрилась вскочить на ноги. Она уже не смеялась, а только плакала и икала. Всем уже было понятно, что у Ленки началась истерика, но никто не мог ей ничем помочь, потому что все тоже пребывали на границе такого состояния. Громко икая, Ленка пошла к двери аудитории, широко расставляя ноги. У самого выхода за ней начал тянуться мокрый след...
До конца урока оставалось ещё минут восемь. Анна Фёдоровна стояла задом к классу, упираясь руками в доску. Её плечи вздрагивали, и было непонятно, рыдала она или смеялась. Она ходила боком вдоль доски цыплячьими шагами, вытирая с неё мел своим богатым бюстом. Димка начал выкрикивать напоследок свои, заготовленные дома, тезисы:
"Заветам Ленина верны!"
"Спасибо Родине за наше счастливое детство!"
"Партия сказала «НАДО!» комсомол ответил «ЕСТЬ!»...
Узнав потом, что рискуя и спасая толпу, урок сорвал Димка Велихов, вся толпа принялась его благодарить.
- Спасибо, друган! Любую морду за тебя разобью, - пробасил Ванька Осипов.
- Дима, а давай с тобой завтра вместе один транспорант на демонстрации понесём?! - мило улыбаясь, предложила ему Светка Большакова.
***
Сегодня, конечно, этой шуткой никого не удивишь и не насмешишь, но тогда далеко не каждый рискнул бы в открытую посмеяться над этими патриотическими лозунгами. Уже в те далёкие годы народ искренне смеялся над ними с большой долей иронии. Кстати, эта шутка и сегодня не перестала быть актуальной, можете сами в этом убедиться.



7. Сашка-индус



Сашка Царёв перешёл в шестой класс. Лето для него пролетело, как перемена между уроками. После летних каникул около двух недель ушло только на раскачку. Раннее бабье лето ни детворе, ни самим учителям не давало сразу настроиться на рабочий лад. Ясное солнышко заглядывало в школьные окна, ласково заманивая на улицу поиграть в Хали-Хало, в доганялки, попрыгать со скакалкой или в классики на асфальте. Пестики с тычинками, наименьшие общие знаменатели, древние римляне с гладиаторами - все науки отторгались Сашкиным нутром, как что-то инородное. Ни во что не хотелось вникать; он только ёрзал тощим задом за партой, томясь в ожидании конца уроков.
Как назло, безжалостная Анна Николаевна, преподаватель русского языка и литературы, а по совместительству ещё и классный руководитель шестого "Б", задала писать сочинение на тему "Как я провёл лето".
- Вам нужно будет вспомнить какие-нибудь интересные случаи, описать замечательную природу, если кто-то уезжал из города в пионерский лагерь, в деревню или в дом отдыха с родителями, - напутствовала молодая учительница. - Писать нужно правдоподобно, по объёму - примерно на два листа. И, конечно, без ошибок. Буду ставить две оценки - одну за литературу, другую за грамотность. Срок - одна неделя.
"Зашибись! Два листа, очуметь не встать, - возмущалось сознание Сашки. - Читать-то умудохаешься, не то что буквы выводить. Ещё и правдоподобно, главное. Хм!"
Дома, уставившись в окно, выходящее во двор, Сашка-Царь начал вспоминать интересные случаи за это лето. С грустью поглядел на небольшую площадку посреди двора, где они ещё совсем недавно, а будто бы уже давным давно, обозначали футбольные ворота из кучек камней, собирая их по всей округе.
***
"Так и напишу, что родителям на работе с путёвками в пионерлагерь не повезло, не хватило. Мамка с папкой свои отпуска ещё зимой отгуляли, поэтому всё лето проторчал в городе".
Деревни у Сашки не было, его дедушки и бабушки жили где-то далеко, в Уссурийске, на самой границе с Китаем. Он и видел-то их всего один раз в жизни.
В первую неделю каникул в его дворе насчитывалось девять пацанов. Не зная, куда деть и как лучше распорядиться своей заслуженной свободой, с утра до вечера они гоняли в футбол. Потом все ровесники как-то быстро разъехались кто куда. Остались только трое - сам Царь, его сосед по подъезду, Тяга - Витька Тягунов, и Чупа - Серёжка Чупарин. Тяга был на год старше Сашки, а Чупа на два. Этот год у Чупы не задался - как ни корпел, всё равно остался на второй год. Единственное, что хоть маленько скрашивало его горькую участь было то, что теперь они будут вместе с Тягой учиться в одном классе.
Играть в футбол втроём было уже неинтересно. Не найдя для себя лучшего развлечения, они смастерили себе рогатки из резинки от трусов, которой у Чупиной матери в швейной машине лежало так много, что ущерб был совсем не заметен, словно и не убыло. Стреляли мелкими камушками по воробьям, по мишени, нарисованной мелом на стенке какого-то сарая. Но вскоре резинки растянулись, а новых Чупа украсть у матери уже не смог - она, видимо, заметила недостачу и переложила резинку куда-то в другое место.
"Тяга как-то раз стырил у отца пачку "Примы". Витька уже давно покуривал втихаря. Сначала я кашлял, ощущалась какая-то неприятная тошнота, - вспоминал Царь. - В голове звенела пустота, как в барабане, наполненном табачным дымом. Дня три ходил, словно в лесу заблудился, нечаянно в штаны наваливши. Но через недельку всё пришло в норму; затягивался уже по-взрослому, выпуская дым из ноздрей. Даже кольца пускать научился. Мать однажды учуяла запах у меня изо рта и задала хорошую трёпку. После этого случая перед приходом домой приходилось жевать всякую вонючую траву".
- А ты носи с собой пузырёк растительного масла, - посоветовал Тяга. - Вот как у меня - маленький, из под лекарства какого-то. Меня тоже недавно маманя застукала, так я теперь перед домом рот маслом полощу. Один глоток можно и проглотить. Противно, конечно, зато прямо из нутра весь запах напрочь отбивает.
"Потом из соседнего двора к нам стал часто приходить Жижа - Толька Жижин. Он с Чупой в одном классе учился, но Толяну повезло - в восьмой перешёл, - вспоминал подробности Сашка, продолжая смотреть в окошко. - Бандит на бандите и бандитом погоняет. Он научил нас играть в карты в "Свару". Сначала играли на щелбаны - у меня весь лоб в шишках был. Потом стали играть на спички - все коробки из дома перетаскал".
Мать как-то однажды дала Сашке денег на кино, на мороженое, ещё и на проезд шесть копеек. В кино он, конечно, не пошёл. Наврал матери, что в седьмой раз ходил смотреть "Человек-Амфибия" - самый популярный фильм в то время.
"Играли по копейке на кон, и все эти тридцать две копейки я продул за один день", - вспоминал он интересные случаи по совету Анны Николаевны.
Пацаны прятались с картами за старыми деревянными сараями, ловя кайф, не вынимая сигарет изо рта. Так вошли в азарт, что не заметили, как загорелся ближний к ним сарай. Кто-то из мальчишек, видимо, нечаянно бросил незатушенный окурок. Попытались затушить, но пламя быстро охватило стену до самой крыши, покрытой толем. Когда загорелись ещё и два соседних сарая, пацаны-шкодники поняли, что пора делать ноги. Убежали в соседний двор. Когда приехали пожарные, мальчишки затесались в толпе и с интересом наблюдали, как тушат сараи.
- Всё, хана нам, мужики, надо срочно на время линять из города, - здраво рассудил Жижа, как опытный бандит. - Если узнают, что это мы сараи подожгли, в тюрьму посадят. Давайте поедем во Вьетнам воевать. До Астрахани доплывём на пароходе, а там уж как-нибудь доберёмся, не далеко. Приедем героями, и нас сразу простят.
Такое хорошее предложение понравилось всем. "Мы быстро там всех американцев убьём, без проблем. А главное, в школу больше ходить не нужно".
- Бегите домой и возьмите денег сколько найдёте, а то долго не продержимся. Заберите документы и захватите что-нибудь тёплое на всякий случай - пиджак, куртку или свитер. Во Вьетнаме вечерами тоже прохладно бывает. Через полчаса встречаемся на автобусной остановке, - распорядился главарь Жижа.
Документов Сашка никаких не нашёл. Да их у него и не было вовсе. В выдвижном ящике комода, где в шкатулке лежали паспорта родителей, он обнаружил две зелёные трёшницы и один красный червонец.
"Заначка мамкина, - догадался Царь. - Как здесь много, целая уйма! На чёрный день, наверно, копит".
Его противно мучила совесть, но одну трёху он всё-таки взял, чтобы не подвести компанию своих верных и преданных друзей. Сунул в авоську лёгкую куртку, сменил драные кеды на школьные ботинки и сел писать прощальную записку.
"Мама и папа! За меня не беспокойтесь. Я с друзьями уехал воевать во Вьетнам. Приеду героем. Ваш сын, Саша".
Приехав на речной вокзал, они сложились деньгами. Общая сумма составила целых девятнадцать рублей и сорок четыре копейки. Такой сумасшедшей суммы Царь никогда в жизни не видел. Ближайший пассажирский пароход отплывал из Горького в Астрахань через полтора часа.
- Для экономии купим только один билет, самый дешёвый, до ближайшей пристани, - командовал Жижа. - По билету поеду я, а вы взойдёте на палубу, как мои провожающие.
- Ага, какой умный, - сразу возмутился Чупа. - Нас высадят, как зайцев, а ты, значит, один во Вьетнам поплывёшь. Ну уж нет...
- Да какая разница, кто из нас пассажиром будет, - нервно доказывал лидер. - Ну давай ты будешь с билетом, а мы будто тебя провожаем. Нам и на один-то билет может не хватить. Всё равно все будем спать в шлюпке. Вон, видите, четыре штуки на верхней палубе закреплены, брезентом накрыты? Залезем под брезент, и никто нас до самой Астрахани не найдёт.
Купили один на всех билет до ближайшей остановки в Чебоксарах. Их восьмиместная каюта с одной койкой на четверых находилась на самом дне парохода, где-то возле трюма. Они только один раз заглянули в неё ради интереса, и больше не появлялись. Там было очень неуютно, пахло сыростью и едким потом. На оставшиеся деньги купили в буфете пирожков с мясом, каждому досталось по три пирога. Проглотив, как удавы, единственную после завтрака пищу, попили воды из крана в туалетной комнате и пошли изучать пароход.
До ночи шлялись по палубам. Царь облюбовал себе место на корме. Ему нравилось наблюдать в тишине за уплывающими вдаль красивыми волжскими берегами. Тяга с Чупой приросли к стеклянной стене посреди парохода, через которую можно было наблюдать, как работали мощные механизмы в машинном отделении, вращающие огромные колёса по обоим бортам парохода. Только один Жижа чего-то мухлевал. Всё прохаживался по палубам, замечая, в каких каютах пассажиры вывешивают за окна свои авоськи со скоропортящимися продуктами.
- Хватит бестолку глазеть на всякую ерунду, путешественники, - выговаривал он своей банде, собрав всех на Санькином любимом месте. - Буфет уже закрыт, да и денег у нас всё равно ни копейки не осталось. Жрать хочется, аж брюхо сводит. Ночь уже глухая, все спать завалились. На вот тебе, Царь, ножик. Поднимись на третью палубу - там по правому борту, на четвёртом окне от кормы, висят две авоськи. Срежь их быстренько и тащи в нашу шлюпку. Мы тебя там ждать будем.
- А чё я то сразу? Я боюсь, ни разу ещё ничего не тырил. Давай лучше ты сам, - заканючил Царь.
- Ты же не деньги будешь воровать, а жратву. За это сроков не дают, - уговаривал его Жижа. - Всё равно каждому скоро придётся чиграшить, не милостыню же нам на паперти просить. У тебя денег было меньше всех, вот тогда первым на дело и пойдёшь.
Все, конечно, понимали, что Жижа прав. Сашка решил, что лучше уж первому пойти сетки с окна срезать. "Зато потом Тяга с Чупой будут первыми у пьяных мужиков карманы шмонать", - представлял и мысленно уже злорадствовал над ними Сашка.
Он долго не мог настроиться. Страх сковал так, что ноги слушаться перестали. Выкурив сигарету, всё же решился. На палубе стояла мёртвая тишина, все пассажиры спали. Тихонько подкрался к нужному окну, резанул ножом и одним махом срезал верёвочные ручки авоськи. Его снова обуял ужас. Воришка рванул бегом с места преступления. Всю дорогу Сашке мерещилось, что за ним гонятся. По металлическому трапу прыгал через две ступеньки и быстро оказался у шлюпки. Пацаны уже ждали, выглядывая из-под брезента. Подхватили сетку и Царь быстро залез к ним.
- Ну, чё? Как всё прошло? - начали расспрашивать пацаны.
- Нормально, - едва смог выговорить он, запыхавшись. - Руки только дрожат, как хвост у трясогузки. Покурить бы, а?
- А чё бежал-то, как угорелый? Тихонько надо было, - недовольно высказывался Жижа. - Мы твой топот даже отсюда услышали. Всех пассажиров, наверное, разбудил, придурок. А где вторая сетка? Там же две было.
- Когда туда пришёл, висела только одна, - оправдывался Царь. - По этому борту больше вообще ни на одном окне ничего не висело.
Подсвечивая спичками, они вынули содержимое авоськи. Пахло копчёной вкуснятиной. Развернули два бумажных пакета. В одном был кусок свиного сала, посыпанного солью, а в другом две большие копчёные селёдины. Одна селёдина досталась Царю с Тягой, другая Жиже с Чупой. Уплели за две минуты прямо с молоками, только разжёванную чешую с костями выплюнули. Сало Сашка есть не стал даже с голодухи. Не любил. Из колбасы всегда жир выковыривал.
- Эх, жаль хлеба нет. Без хлеба что-то уже и сало не лезет, - проворчал Тяга, съев лишь маленький шматочек. - Нате, кто хочет, я больше не буду.
Вдруг брезент резко открылся, и Сашку Царёва кто-то сильно схватил за ухо.
- Вот они где, супчики-голубчики, - послышались грубые голоса боцмана и трёх палубных матросов. - Всё, приплыли, вылезайте, давайте!
До Чебоксар их продержали запертыми в какой-то кладовке. Жижа, когда всех вели по палубе, зачем-то попытался вырваться.
" Ты чё Толян? - высказывали ему потом друзья. - Куда тут убежишь, когда кругом вода? Только кулак под дыхло от здоровенного матроса схлопотал".
Их разбудили рано, часов в пять утра. Во рту у мальчишек всё пересохло. После этой селёдки всем страшно хотелось пить. Они попросили, но им показали фигуру из трёх пальцев. Мол, терпите.
Пароход причалил в Чебоксарах. На берегу воришек уже встречала милиция на жёлтом УАЗике. Увезли в местный детский приёмник-распределитель. Там их остригли на лысо, заставили вымыться под душем, переодели в арестантскую робу и закрыли всех в одну общую комнату, больше похожую на камеру. С ними там сидели ещё четверо мальчишек. Герои Вьетнама, как бедные ягнята, сразу забились в угол.
- Эй, пацаны, а это мы куда попали, а? Это тюрьма или колония? - спросил у местных Серёга, набравшись смелости. - Не знаете случайно, чё нам за кражу авоськи с продуктами присудят?
- За такую фигню могут и ничего не дать, - ответил из глубины камеры какой-то худой пацан, всё лицо которого было покрыто прыщами. - Хотя, если уже есть четырнадцать, то могут, конечно, и сто пятьдесят восьмую пришить - год будете чалиться.
Но долго "чалиться" им не пришлось. Уже на следующий день из Горького приехали их родители и забрали домой. За Царём, Тягой и Чупой приехали матери, а за Жижей никто не приехал, но Тольку тоже отпустили на попечение матери Чупы. Сашка ждал сурового наказания.
"Ну всё, теперь меня мамка всего испорет", - мысленно настраивался он на экзекуцию.
Но мать почему-то улыбалась и радовалась со слезами на глазах. Обратно в Горький все ехали на автобусе. Матери всю дорогу о чём-то разговаривали, а герои Вьетнама спали, как счастливые сурки, отделавшиеся за свои подвиги лишь лёгким испугом...
Шкодливые мальчишки всё время боялись, что все узнают о подожоге сараев, но во дворе о них никто даже не вспомнил. Через неделю Царя отдали в школьный летний лагерь.
- Нечего целыми днями во дворе хмыстать, - объявила мама приказным тоном. - Будешь ходить туда к восьми утра. До шести вечера хоть под присмотром будешь. И смотри у меня, веди себя там хорошо, а то отцу нажалуюсь, он тебе всю задницу ремнём испорет. Там и накормят, и спать уложат на часок после обеда, в разные игры там играть будете...
В школьном лагере Царю совсем не нравилось. Из пацанов там была одна малышня, девчонки целыми днями прыгали со скакалками. Из ровесников был только один Славка Дроздов из параллельного класса, но он Сашке не нравился.
"Жиряга! Целый день сидит на лавочке, как дурак, с какой-то толстой книжкой. В очках ещё, главное. Вредина", - ворчал Царь про себя.
Царь всё время норовил задеть Дрозда плечом. Толстому мальчишке, видать, это уже надоело, и Жиряга так толкнул плечом Сашку своей массой, что тот чуть не упал.
На четвёртый день Сашкиного пребывания в лагере, во время обеда, Дрозд понёс к своему столику поднос с борщом, макаронами и компотом. Царь пошёл за ним следом, и, как бы не нарочно, носком ботинка сначала слегка поддел ступню, а потом наступил Дрозду на пятку. Тот брякнулся на рыбку, уронив поддон на пол и угодив лицом прямо в поддон. Быстро вскочил, размазал по своей белой рубашке остатки борща со сметаной, стряхнул с очков макароны и сильно пиннул задиру в коленку. Сашка аж вскрикнул от боли. Похромал к ближнему столику, поставил на него свой поднос и пошёл давать сдачи.
Девчонки, наблюдавшие за ними, сразу наябедничали директору. На следующий день в школьный лагерь вызвали родителей. На утреннем построении всего лагеря пришлось присутствовать мамам драчунов. На линейке мальчишек выставили на середину для пропесочивания. У Славки была разбита нижняя губа, выбиты два передних зуба, сильно опухла переносица, разбиты очки, а под обоими глазами сияли синяки. Вообще всё лицо у него опухло, будто пчёлы покусали. Глаза сделались, как две маленькие щёлочки. Царь оправдывался, как мог, утверждая, что только защищался. Даже задрал штанину и показал свою больную коленку. Но никаких следов на ноге, к его сожалению, уже не осталось, за ночь успело всё полностью зажить. Только под правым глазом сиял небольшой фингал, почти незаметный. Директор лагеря взяла слово и предложила исключить Царёва из пионеров. Для этого она хотела прилюдно завязать на его шее красный галстук, чтобы потом снять его с позором. К Сашкиному счастью, пионерского галстука в лагере не нашлось. Дебошир отделался лишь объявлением строгого выговора в устной форме с последним китайским предупреждением.
- Почему же ты таким хулиганом-то у меня растёшь, Сашка? - причитала дома мама, вытирая горькие слёзы. - Недели даже не смог продержаться. Опозорил на всю школу. Бандитом вырасти хочешь? Смотри, тюрьма по тебе уже плачет.
***
Сашка сел за свой письменный стол и взял черновик. "Правдоподобно, главное. Хм! Попробуй, напиши такую правду. У Аннушки сразу все ухи повянут".
Через два дня на классном часе он осмелился и решительно спросил у Анны Николаевны:
- А обязательно в сочинении про лето нужно взаправду всё писать? А может, у меня тайна личная есть.
- Так ты что же, Царёв, ещё даже не начинал? Три дня уже прошло, можешь и не успеть. Смотри, двойку получишь у меня. Я сказала правдоподобно, а не взаправду, - снова стала объяснять учительница, обращаясь ко всему классу. - Свои тайны можете оставить при себе. Сочинение потому так и называется, что здесь сочинять нужно, то есть, выдумывать. Сначала составьте план, придумайте интересный сюжет. Вы уже много всяких книг прочитали, надеюсь. Вспомните какого-нибудь своего любимого автора и попробуйте подражать ему. Ты вообще, Царёв, книги-то хоть читаешь? - спросила учительница.
- Иногда! Последнюю, правда, уже давно читал. Забыл про что, - соврал Сашка. Кроме детских сказок он за всю жизнь ни одной книжки не удосужился прочитать. "А зачем читать, - рассуждал он, - время тратить, когда можно просто фильм посмотреть".
- Вон Людочка, соседка твоя по парте, на следующий же день своё сочинение сдала. Я даже проверить успела, обе пятёрки поставила. Молодец, Смирнова, отличное сочинение написала, - похвалила она соседку Царёва, в которую он уже давно, ещё со второго класса, был безнадёжно тайно влюблён. - Она там описывает, как жила в деревне у дедушки с бабушкой, как они вместе ходили в лес по грибы и ягоды, как помогала бабушке по хозяйству. Даже корову научилась доить. Вот, спроси у Людочки, пусть она тебе подскажет.
Расспросив подробно у соседки план её сочинения, Сашка пришёл домой, быстренько перекусил и сел сочинять, пока не забыл, что ему Смирнова рассказала. В конце их разговора та призналась, что наврала про корову.
- В сочинениях врать можно, но только так, чтобы было правдоподобно.
***
Сочинение "Как я провёл лето" ученика 6-го "Б" класса Царёва Саши.
Я провёл лето очень хорошо. Меня родители отправили погостить к дедушке в деревню, которая находится в Индии. Сначала я доплыл на пароходе по Волге до Астрахани, а потом добирался уже на поезде. Плотность населения Индии составляет четыре с половиной человека на один метр. Там весь женский род, начиная с детства, ходит с точками на лбу. Моему дедушке, которого я увидел впервые, оказывается, было уже семьдесят два года. У него, кроме папы, был ещё один сын, но он умер, когда ему было семьдесят лет. В деревне была очень тёплая погода и красивая природа.
Мы с дедом постоянно ходили в лес, в джунгли, за грибами, - сочинял Сашка, вспоминая свой любимый мультик "Маугли". - Но грибов мы там не нашли, а только одни обезьяны прыгали по деревьям и качались на лианах, ухватившись за них ногами с длинными пальцами, похожими на мои руки.
Там было очень красиво. Какая красота! Кругом было тихо, как будто все звери сдохли, но за углом выли шакалы. В джунглях стоял необычайный аромат, и я остановился постоять, чтобы вдоволь нанюхаться. Было много красивых попугаев, которые сидели на деревьях и клевали свои ноги. Ещё там было много львов, носорогов и леопардов. Это такие млекопитающие, состоящие из головы, туловища и четырёх ног.
Однажды я чуть было не наступил на огромную змею. Оказалось, что это был очень толстый удав. Ещё там была река Амазонка, - спутал Сашка главную реку Индии Ганг с самой крупной в мире Южно-Американской рекой Амазонкой, - но мы в ней не купались, потому что там водится много крокодилов и бегемотов. А ещё в ней водятся хищные рыбы - пираньи. Если свесишь ноги с лодки и будешь ими бултыхать по воде, то вынешь их уже обглоданными ими до костей по самые колена.
Дед всегда брал с собой в лес ружьё. Однажды из кустов на меня выпрыгнуло невиданное созерцание, и это невиданное созерцание оказалось тигром. От страха моя душа ушла в левую кеду, но дед быстро выхватил двустволку и направил дуло прямо на зверя. Шерхан посмотрел на деда и сразу заревел бешеным голосом. Своим выражением лица тигр как бы просил пощады, но мой дед не пожалел злого полосатого хищника, шмальнул в него сразу из двух дул и убил наповал. После чего мы сразу пошли домой.
Мой дед был зажиточным крестьянином, имел одного слона, двух свиней, трёх буйволов, четырёх зебрей, пять коз и много другой мелочи, но жены у него не было ни одной. Старая давно померла, а новые, которые молодые, на нём жениться не хотели. А за старых он и сам не хотел выходить.
Однажды, когда я ринулся спать, на меня набросилась одна мысль. Я придумал мыть слона губкой из шланга, - сочинял Сашка, вспоминая передачу по телевизору, где показывали, как моют слонов в зоопарке. - Этот слон был очень добрым, и я его совсем не боялся. Дед нашёл его в лесу с больным хоботом, вылечил его и стал жить у него. И ещё я там научился доить буйволиху Зорьку. Это такая же корова, только, как животное, оно было очень большим, со страшной рогатой головой спереди и с четырьмя ногами сзади. После дойки она сразу ложилась спать и дрыхла, как мёртвая..
Особенно красивым там был закат. Мы с дедом целыми днями им любовались с большим удовольствием. Дед всегда носил на голове тюрбан. Как сейчас помню, вот он снимает свой тюрбан, а на голове у него только один голый череп, покрытый редкими волосами, и он вытирает его носовым платком.
Так прошли мои летние каникулы, которые мне очень понравились. Как же я хочу снова к дедушке в Индию!..
***

Анна Николаевна читала вслух всему классу самые лучшие сочинения.
- А теперь послушайте, что сочинил наш Царёв, будущий писатель приключенческого жанра, - взяла она в руки его сочинение.
- А зачем всем-то читать? - возмутился сразу Царёв, густо покраснев, как варёный рак. - Я же только для вас писал, Анна Николаевна.
- А чего-ты так испугался? Не мне же одной ты правдоподобно рассказывал про индийскую Амазонку. Пусть все узнают, как ты добирался до Индии, про плотность населения, про Шерхана со слоном. Там у тебя много чего познавательного имеется.
Учительница медленно с выражением читала сочинение, весь класс смеялся, а сам писатель был готов провалиться сквозь землю.
- Если бы ты вообще ничего не написал, получил бы двойку, а так, за труды твои адские поставлю тройку с минусом. Специально сохраню твоё произведение в качестве образца для будущих писателей.
"Если бы правду написал, ржали бы ещё больше. Да и про сараи бы все узнали", - печально рассуждал Сашка-Индус, как теперь стали его называть все школьные друзья.
***
Прошло тридцать лет. Александр Сергеевич Царёв вместе с супругой приехали на встречу выпускников школы. Старенькое четырёхэтажное здание из красного кирпича казалось маленьким в окружении современных зданий.
- Вот наш милый школьный дворик. Какой же он маленький, оказывается, едва хоккейная коробка убирается. А раньше мы сюда собранный металлолом и макулатуру складывали? Целые горы были. Однажды с пацанами припёрли гусеницу от трактора. Еле дотащили, три квартала волоком пёрли, а Анна Николаевна заставила нас её обратно на место отнести, обвинив, что мы её попросту украли у тракториста...
Встреча проходила в школьной столовой. Пришли почти все бывшие одноклассники, радостно обнимали друг друга, едва узнавая. Анна Николаевна была уже на пенсии, но всё ещё преподавала литературу в старших классах.
- Боже мой, неужели это наш Сашка-Индус, - прильнула она седой головой к груди Царёва. - Ах, какой мужчина! А это, значит, супруга?! Очень приятно! Я Анна Николаевна, классный руководитель вашего мужа. Погодите, что-то лицо мне ваше знакомо. Батюшки, да это же Людочка Смирнова! Не узнала, долго жить будешь. Ах, красавица! Значит, Царёвой стала. Очень, очень рада за вас. Любовь со школьной скамьи! Ну, рассказывайте, как сложилась ваша судьба? А я, Царёв, храню твоё сочинение. До сих пор все ребята хохочут, когда я им читаю. Надо было тебе тогда пятёрку за него поставить, за юмор. Это ж надо было такое сочинить, ещё и вашим внукам интересно почитать будет...