Книжки-шалунишки

Книжки-шалунишки
Перестать читать книги -- значит перестать мыслить.
/Ф. Достоевский/

гл. 1

Каждый год супруги Чичагины снимали дачу в живописном уголке Карельского перешейка в посёлке Комарово на всё лето. Место у них было очень престижное, неподалеку от дачи Анны Ахматовой или, как его называли в народе, «ахматовской будки». Но на самом деле дача была не её. Загородный домик поэтессе выделил Литфонд. «Зеленая будка» Ахматовой и еще пять литераторских дач стоят там и сейчас, они принадлежат Союзу писателей Петербурга.

Не так давно пишущая братия чуть не лишилась этих самых знаменитых дач, где помимо Ахматовой, отдыхали и работали братья Стругацкие, Виталий Бианки, Дмитрий Лихачев, Иосиф Бродский и многие другие именитые литераторы.
В Росимуществе отказали Союзу писателей в праве бессрочной аренды и хотели выставить дачи на аукцион.
К счастью, этого не случилось, так как у писателей нашлись высокие покровители.

Северное побережье Финского залива, на котором находится Комарово, -– это сплошная вереница домов отдыха, пансионатов, различных здравниц, не зря этот район называется Курортный.
И совсем не случайно вся территория от Сестрорецка до Зеленогорска сегодня превратилась в сплошную питерскую Рублёвку, где хозяйничают хвойные породы: ель и сосна.

«Здесь всё меня переживёт,
Всё, даже ветхие скворешки
И этот воздух, воздух вешний,
Морской свершивший перелёт», --
писала про эти места Анна Ахматова.

гл. 2

Глава семьи, Чичагин Христофор Игнатьевич, был высоким, плотного телосложения ухоженным мужчиной с небольшой проседью в волосах. Он курил трубку и носил чёрные роговые очки, что придавало его облику солидность и дополнительную респектабельность.
Его жена, Аполлинария Прокофьевна, маленькая сухонькая женщина, подстриженная под мальчишку, выглядела гораздо моложе своих лет. Что-то застенчивое и доверительное сквозило в очертаниях её лица и невольно вызывало симпатию к ней других людей.
Христофор Игнатьевич писал сценарии, а его супруга работала учительницей -- преподавала русский язык и литературу в школе. Пара состояла в браке уже более двадцати лет. Родственники и знакомые считали их семью образцовой. Чичагины жили дружно, никогда не ссорились, вместе проводили отпуск. Любили слушать серьёзную музыку, регулярно ходили в филармонию.

Но в последнее время между ними словно чёрная кошка пробежала. И случилось это не из-за пьянки или гулянки мужа и не из-за бытовых неурядиц, что обычно происходит во многих семьях, а, – вы не поверите! – из-за литературы. Древнейшее искусство слова, которое, казалось бы, должно их объединять, наоборот, послужило яблоком раздора -- и всё потому, что они по-разному относились к этому предмету из школьной программы. Обычно супруги обменивались лёгкими уколами и не доводили дело
до скандалов, но в один из вечеров, когда они сидели на кухне и пили чай, глава семьи не выдержал и сорвался:
-- Литературная классика устарела! – сняв очки, заявил Христофор Игнатьевич. – Я очень сомневаюсь, что её, вообще, следует преподавать в школе. Взять хотя бы «Муму». Из-за этой несчастной собачки полагается рыдать в пятом классе.

И вот уже несколько поколений школьников недоумевают, почему так несправедливо поступили с Муму, ругают барыню и толком не знают, как относиться к Герасиму. Понятно, что крепостной не смел ослушаться и нарушить приказ, но неужели он не мог просто отдать кому-нибудь собачку или увезти ее подальше от своей хозяйки?
-- Не мог, -- парировала супруга. -- Во-первых, собаки всегда возвращаются к своим хозяевам. А во-вторых, в рассказе есть некоторая подоплёка, которая с пятиклассниками, конечно, не обсуждается. Школьники просто не знают, что в образе властной и несправедливой помещицы писатель Иван Тургенев вывел свою мать. «Мне нечем помянуть моего детства, — говорил сам Тургенев. — Ни одного светлого воспоминания. Матери я боялся, как огня». Но это уже совсем другая история.

-- При прочтении произведений прошлых эпох постоянно натыкаешься на всевозможные архаизмы.
-- Устаревших слов у классиков не так уж и много, -- возразила ему супруга. –- Например, слова десница, целовальник, золотарь часто используются и в современной поэзии.
-- Мир слишком быстро меняется, -- продолжал настаивать на своём Чичагин, -- и язык следует за ним. Молодёжь двадцать первого века говорит и мыслит совершенно иначе, чем в девятнадцатом веке. Устаревшая речь, иная окружающая действительность, существенно изменившиеся нравы и традиции — вот главные причины снижения популярности классики, и в скором времени она будет иметь лишь историческую и филологическую ценность, а на её место придут новые произведения, которые станут классикой для последующих поколений.
-- Ты имеешь ввиду Дарью Донцову со товарищами? -- насмешливо подняла брови супруга, -- или свои бессмертные творения?
-- Напрасно ты ёрничаешь! Я знаю, ты всегда недооценивала мои сценарии. Однако, время всё расставит по своим местам.
-- Блажен, кто верует, -- улыбнулась Аполлинария.

-- Пойми, нынешним школьникам неинтересно читать о князьях и графьях с их тонкой душевной организацией. Многие проблемы, которые волновали классиков, ушли в прошлое. Нет вечного, почти нерасторжимого брака. Анне Карениной не нужно бросаться под поезд: развелась с мужем -- и дело с концом!
Сегодня никто не может насильно выдать девушку замуж. И вообще, нет никаких дворян, разночинцев и прочих сословий, жёсткие рамки которых порождали огромные проблемы.
Нашему современнику непросто понять, почему бедная Лиза утопилась в озере после того, как узнала, что её возлюбленный, Эраст, помолвлен с пожилой вдовой. Нравы современного общества разительно отличаются от тех, что царили двести лет назад, и девица, впервые занявшаяся сексом вне брака, сегодня не рискует стать изгоем.

-- Но и современные девушки могут оказаться в подобной ситуации.
-- Конечно, они тоже бы страдали от такого поступка молодого человека, но вряд ли бы стали топиться. Скорее всего, они просто бы побежали на какой-нибудь сайт знакомств и стали искать себе нового кавалера. Но и Эраста можно понять: он проиграл в карты всё своё состояние и был вынужден пойти на такой шаг. В наше время люди стали более практичными, стали жить сегодняшним днём и не витать в облаках.
-- У общества, которое живёт только сегодняшним днём, нет будущего, -- твёрдо возразила Аполлинария. – Кто бы что ни говорил, я твёрдо убеждена: классика -- это лучшее, что было создано за всю историю человечества в области литературы, произведения на все времена. Классика воспитывает вкус. Тот, кто хорошо знаком с классикой, легко отличит хорошую литературу от дешёвой подделки.
Классика воспитывает в людях нравственное чувство. Помогает понять, что такое хорошо, а что такое плохо.
Конечно, я согласна: кое-что в этих книгах устарело, но зато вечные вопросы, которые там поднимались, кристаллизовались и отстоялись. И эти вопросы неизбежно будут вставать перед каждым новым поколением. Ибо каждый человек, неважно хочет он того или нет, должен прожить свою “Войну и мир”.

-- Ну и что это за вечные вопросы? – насупив брови, спросил Чичагин.
-- Пожалуйста, -- ответила Аполлинария и стала загибать пальцы. -- Возрастные кризисы, переосмысление ценностей, безответная любовь, непонимание между близкими, борьба между чувством и долгом, ожидание счастья, крушение надежд, поиски смысла жизни.
Проблемы никуда не исчезли. Да, теперь легко развестись. Но есть и оборотная сторона: уходит в небытие ответственность за близких. Никто никому ничего не должен, никто не отвечает за свои поступки. Люди думают прежде всего о своём благополучии. И это проблема не только личных отношений. Над новым миром маячит призрак тотального одиночества, разобщенности. С легкостью рвется уже всё: семья, дружба, деловое партнерство. Сегодня девушки выбирают Молчалина -- с ним будет крепкая семья, а с бунтарём Чацким перспективы весьма туманны.

-- Ты живёшь прошлым, -- продолжал супруг. -- Пойми, сейчас наступило время общества потребления, потребления тех благ, которых мы были лишены при советской власти.
-- Повторяю, у такого общества нет будущего. Не случайно в Библии написано, что Всевышний не раз уничтожал народы, поклонявшиеся золотому тельцу. Не забывай: классическая литература -- это ещё и связь с нашими предками. Она помогает понять свой народ, историю и культуру своей страны, учит нас размышлять, сочувствовать, анализировать. Дает человеку почву под ногами, национальное самосознание, понятие родины, наконец!


-- Всё это красивые слова, – махнул рукой Чичагин. – А люди в наши дни хотят получать удовольствие от жизни и не тратить своё свободное время на чтение замысловатых текстов. Не забывай, язык классической литературы чрезвычайно тяжел. Вспомни предложения Л. Толстого размером в целую страницу! Не случайно сегодня огромным спросом у школьников пользуются краткие содержания, а также саммари — краткая выжимка основных идей книги.

-- Это не литература, а низкопробный эрзац! -- вспыхнула Аполлинария. Она встала из-за стола и стала ходить по кухне. -- В сокращённых текстах пропадает смысл чтения как такового, отсутствует эмоциональная окраска, которой изначально хотел поделиться автор, невозможно понять чувства героев, их переживания.
Опускаются описание природы, домашней обстановки. Такое чтение напрочь отбивает желание прочитать произведение целиком.
-- Это всё эмоции, -- махнул рукой Чичагин. – Пойми, многие школьники просто не хотят читать произведения из школьной программы, они лишь делают вид, что книга прочитана, а на самом деле прочитано лишь её краткое изложение.

В одной из школ, например, провели интересный эксперимент. В классе состоялась дискуссия двух школьников по книге «Война и мир», один из которых читал полную версию романа, а другой — краткую, саммари. Оказалось, что тот, кто читал полную, так и не смог понять, что хотел сказать автор. А тот, кто читал саммари, владел аргументацией лучше, чем его оппонент, хотя по логике вещей всё должно быть наоборот.
-- Школьнику в его возрасте совсем не обязательно разбираться во всех тонкостях сюжетных коллизий, -- заметила Аполлинария.
-- А вот ориентироваться в литературе и знать основные сюжеты классических произведений он обязан, -- убеждённо заявил Чичагин.

гл. 3

В это время за сигареткой к ним заскочил рыжебородый сосед по даче Николай Петрович,
ещё на крыльце услышавший разговор на повышенных тонах.
-- О чём это вы тут спорите? – спросил он.
-- Да вот обсуждаем, -- ответила Аполлинария, -- нужно ли школьникам преподавать классическую литературу?
-- Слава богу, у нас таких проблем нет, -- сказал сосед и, получив сигаретку, убрал её в карман. – Мы с супругой предпочитаем смотреть телевизор.
Поблагодарив хозяев, он покинул помещение.
-- Ну что? – после небольшой паузы заговорил Чичагин. – Как видишь, народ на моей стороне. Посмотреть фильм, снятый по произведению, — это один из самых простых способов познакомиться с классикой. Не надо продираться через скучные витиеватые описания природы и заморачиваться насчет действий героев. Вот же они все — на экране.

-- Ты хочешь, чтобы наши школьники были лишены духовного развития?
-- Я этого не говорил. Просто гораздо полезнее сходить в кино. Кино рано или поздно всё равно заменит литературу.
Ведь там можно послушать красивую музыку, увидеть зажигательный танец, полюбоваться прекрасным видеоизображением.
В каком-то смысле фильм -- это и есть выжимка из произведения, показанная на экране.
А что могут дать твои книги? Только напечатанные буковки.
-- Без чтения мозг атрофируется, -- не сдавалась Аполлинария. -- Чтение развивает образное мышление.
-- Ну, если тебе так нравится читать, -- усмехнулся муж, -- можешь смотреть в Доме кино зарубежные фильмы с субтитрами.

Чичагин выпил из чашки чай и продолжил:
-- А ты знаешь, что после появления фильма «Жестокий романс» интерес зрителей к спектаклю «Бесприданница» резко упал? Многие театры стали снимать его с репертуара.
-- Критики разнесли этот фильм в пух и прах. «Жестокий романс» называли опошленной и упрощенной адаптацией пьесы Островского, писали, что на фоне корифеев кино Мягкова и Фрейндлих, начинающая актриса Лариса Гузеева выглядела беспомощной, Рязанова клеймили за то, что он исказил смысл пьесы и не сумел правильно передать атмосферу того времени.
-- Тем не менее в год выхода фильма его посмотрели 22 миллиона человек, а в 1985 году его признали лучшим фильмом,
по опросу журнала «Советский экран». Как видишь, народ своё слово сказал.
-- Ни один фильм Эльдара Рязанова не получал таких разноречивых отзывов, -- настаивала на своём Аполлинария. -- Экранизация классики встретила раздраженную и даже гневную реакцию: фильм называли звенящей пошлостью,
несмотря на все красивости, которые там присутствуют.
-- Ты что, ставишь под сомнение выбор народа?
-- Да, ставлю. Народ тоже иногда может ошибаться.

гл. 4

Вскоре после перепалки с женой у Чичагина состоялась встреча со зрителями в Доме кино, на которой сценарист в пылу полемики предложил отправить Толстого и Достоевского на свалку истории. На что один из посетителей его предостерёг, мол, классики могут обидеться за такие слова и отомстить, ведь души ушедших людей, согласно некоторым верованиям, внимательно наблюдают за нами с облаков.
-- Предрассудки всё это, батенька, -- отмахнулся от назойливого посетителя Христофор Игнатьевич, -- и суеверия, дремучие суеверия!

Но в первую же ночь после этой встречи, аккурат в пятницу, к нему во сне заявились эти два великих писателя. Они укоризненно покачивали головой, а суровый Лев Николаевич ещё и пальчиком погрозил.
«От слов своих оправдаешься!» -- как показалось Чичагину, чуть слышно сорвалось с его губ, и они исчезли. А не прошло и часа после этого инцидента, как ему послышались шаги на веранде. Но жкогда он вышел с фонариком, там никого не оказалось.

Наутро Чичагин поделился своими сновидениями с супругой.
-- Что бы это значило? – спросил он.
-- Чаще всего ушедшие люди приходят к человеку во сне, чтобы предупредить его о предстоящих несчастьях, -- объяснила Аполлинария. -- Известно много случаев, когда сновидения сбывались, особенно в течение первых трёх лет. Если ушедший разговаривал с тобою во сне, надо вспомнить, о чем именно. В этих словах и кроется суть предостережения.
-- Мне показалось, что они сказали “от слов своих оправдаешься”.
-- Так это же Евангелие от Матфея, -- пояснила супруга. – Полностью эта фраза звучит так «…ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься».
-- И что это значит?
-- А то, что ты за языком своим не следишь, вот что! -- сердито бросила она. -- Кстати, когда ты находился в Доме кино, к нам в форточку залетела крупная ворона, еле ее выпроводила. У меня даже мурашки пробежали по спине. Не к добру всё это, не к добру!..
-- А ты на веранду ночью не выходила? – спросил муж.
-- Да вроде нет, -- пожала плечами супруга.
-- Странно, я отчётливо слышал там шаги.
-- А! Вспомнила! – схватилась за голову жена. – У нас там мышка завелась, норушка. Возможно, наша Мурка за ней и гонялась.
Неожиданно одно из окон отворилось, свежий утренний ветерок пахнул им в лицо. Аполлинария подбежала к окну и закрыла створки. Но ни с того ни с сего стулья вдруг сдвинулись со своих мест. «Впрочем, с перепугу чего только не померещится», -- подумала супруга и, зажмурив глаза, перекрестилась.
В это время мимо их домика с рёвом проезжал самосвал, гружённый щебёнкой. Деревянное строеньице задрожало, жалобно задребезжали оконные стекла.

гл. 5

Как обычно по пятницам, Аполлинария Прокофьевна проводила генеральную уборку на даче. Она вытерла пыль, выбила коврики, вымыла почти все полы, и в конце, когда настала очередь его кабинета, выпроводила мужа на веранду. Закончив уборку в последнем помещении, она попросила его не заходить в кабинет, пока не высохнет пол, а сама, захватив бидон, пошла на железнодорожную станцию, где с утра прямо с машины продавали очень вкусное парное совхозное молоко.
Выкурив пару сигарет на крыльце, Христофор Игнатьевич немного помаялся на веранде, а потом всё же направился к своему рабочему месту. Разве может творческий человек долго болтаться без дела, если в голове у него роется куча мыслей?
Когда он вошёл в “приют спокойствия, трудов и вдохновенья”, пол там ещё не высох, на что указывали яркие блики на линолеуме. Но он уже не мог больше терпеть и торопливо устремился к письменному столу.

Отметим, что его рабочий кабинет располагался в самой маленькой комнате на даче, не больше шести квадратных метров, почти половину которой занимали массивный письменный стол и большое кожаное офисное кресло. Вдоль стен до самого потолка выстроились стопки с книгами.

В Питере Чичагин работал в основном в читальном зале публичной библиотеки, где любое издание было у него под рукой. На дачу же ему пришлось перевезти большую часть своей личной библиотеки. Никуда не денешься: без книг работать он не мог, а интернет в то время в посёлке оставался ещё несбыточной мечтой.

Поначалу он хотел установить в кабинете книжные стеллажи, но хозяева дачи были не в восторге от подобной затеи, так что, увы, пришлось оставить всё как есть.
Подойдя к письменному столу, Христофор Игнатьевич попытался втиснуться в офисное кресло, но поскользнулся, подвернул голеностоп на скользком полу и, испытав боль в ноге, начал терять равновесие. Пытаясь удержаться на ногах,
он, вытянув руки, ухватился за стопки с книгами, но это ему не помогло, наоборот, стопки зашатались, сдвинулись с места и угрожающе накренились. Три книги с барабанным перестуком упали на пол. Пытаясь увернуться от них, он окончательно потерял равновесие и приземлился на пятую точку.

Но и оставшиеся экземпляры, словно ждавшие этого момента, по закону всемирного тяготения с треском и грохотом начали падать вниз, подпрыгивая и разлетаясь по кабинету. Стопки сыпались буквально на глазах.
"Как камнепад в горах", -- невольно подумал Чичагин.

гл. 6

Первым на него спланировало “Горе от ума”, весьма чувствительно щёлкнув по носу. Вот уж действительно.

«Он возвратился и попал,
Как Чацкий, с корабля на бал»

-- Не ожидал я такого от классика! – крякнул от досады Христофор Игнатьевич. Вмиг с его лица сбежал румянец, глаза лихорадочно заблестели. – А как я переживал за Чацкого, когда он бросил вызов фамусовской Москве, где было принято ценить не человека, а только его деньги и чин. С каким упоением я повторял: "И дым Отечества нам сладок и приятен!..".
Впрочем, о чём это я? Ждать от молодёжи благодарности? Да ни в жисть!
"Карету мне, карету!".

* * * *

Потом отметился “Евгений Онегин”. Он хоть и в мягкой обложке, но весьма основательно тюкнул по темечку.
-- Какая подлянка! -- скривил губы Чичагин. -- Вроде бы воспитанный, светский человек, петербургский аристократ, дворянин, а манеры как у ломового извозчика. Если ты “лишний человек”, то это не значит, что можно руки распускать.

Ещё строил из себя благородного рыцаря, заменив своим крепостным в деревне барщину на оброк, а вот ко мне не снизошёл, влепил, можно сказать, по полной. И всё из-за своей дурацкой хандры, ибо “без службы, без жены, без дел, ничем заняться не умел”.
Да и Сашко остался в стороне: палец о палец не стукнул, чтоб предотвратить “рукоприкладство”. А всё потому, что не смог “найти во всей России целой три пары стройных женских ног”. Вот и осерчал. Ясно, как дважды два.
А какие преференции раздавал! Милость к падшим призывал!.. Ну и что? Я вот сейчас павший, сижу на полу, а где она -- етить-колотить -- твоя милость?

* * * *

“Герой нашего времени” тоже не остался в долгу. Пролетая мимо, он своей обложкой с золотым тиснением отвесил сценаристу хлёсткую пощёчину.
«Этот заносчивый честолюбец, -- возмутился Христофор Игнатьевич, -– вечный мученик разума со своей насыщенной гордостью, запутавшийся в грустных и неудачных противоречиях сердцу или рассудку, -- а туда же». Он не любил Печорина и, видимо, это было у них взаимно. * * * *

Следом за доблестным офицером приступил к делу «Борис Годунов», лупанув корешком книги по черепушке -- аж звёздочки замерцали перед глазами. Классно вмазал, злодей, этот узурпатор, незаконно взошедший на престол. Видимо, от страха потерять трон он и пустился во все тяжкие. Верно замечено: ради царской короны люди готовы пойти на всё!
«Борис, Борис! всё пред тобой трепещет. Никто тебе не смеет и напомнить о жребии несчастного младенца. -- А между тем отшельник в темной келье здесь на тебя донос ужасный пишет: и не уйдешь ты от суда мирского, как не уйдешь от божьего суда».
-- Ох, тяжела ты, шапка Мономаха! – развёл руками сценарист.

* * * *

Не успел Чичагин перевести дух, как ему тут же саданули по кумпалу “Отцы и дети”. Он никак не ожидал, что у этих книжек, у этой изящной беллетристики такая “тяжёлая рука”.
Но в данном случае Христофор Игнатьевич даже не удивился. От начинающего доктора Евгения Базарова этого следовало ожидать. Воинствующий нигилист, бунтарь, ниспровергающий авторитеты, отрицающий привычные человеческие ценности.
-- Я ничьих мнений не разделяю; я имею свои, -- говорил он.
Его пылкое сердце отчаянно хотело любви, но он бежал от этого чувства, считая его якобы пережитком прошлого.

На самом деле бедный студент Базаров и богатая помещица Анна Одинцова просто не подходили друг другу. Что он мог дать этой сибаритке, живущей в своё удовольствие?..
Упустив свою любовь, он вымещал своё раздражение на других. Вот и Христофор Игнатьевич попал ему под горячую руку. Тургенева Базаров тоже сильно раздражал, а потому автор своевременно от него избавился, отправив в мир иной.
* * * *

Услышав лёгкий шелест, Чичагин приподнял голову и посмотрел наверх – прямо на него летели два тома “Обломова”. “Етить-колотить!”. Сердце застучало в висках. “Такое впечатление, -- мелькнуло у него в голове, -- что все классики выстроились в очередь, чтобы втемяшить ему в башку своё возмущение. Судорожная попытка увернуться от книжного тарана ничего не дала. Две пикирующие книжки, расправив твердые обложки, словно крылья хищного ястреба, шибанули по загривку. Горячая волна накрыла его с головой, посыпались искры из глаз…

После того, как в голове немного прояснилось, он чуть не изошёл от гнева.
-- Какая наглость! Этот дундук из породы ленивцев, который умеет только говорить, тоже решил ему накостылять.
Да лучше бы собой занялся, а не валялся бы весь день в кровати, предаваясь бесполезным мечтам о лучшей жизни, не прилагая к этому никаких усилий.
Обломов не желал лишний раз напрягаться, а уж тем более работать. Не случайно, когда Ольга и Штольц пытались на него повлиять, расшевелить, у них ничего не получилось: Обломова его однообразная жизнь полностью устраивала.
«Лежанье у Ильи Ильича не было ни необходимостью, как у больного или как у человека, который хочет спать, ни случайностью, как у того, кто устал, ни наслаждением, как у лентяя: это было его нормальным состоянием». Да и зачем ему участвовать в гонке на выживание, когда всё необходимое для комфортного существования имелось в наличии.
«Жалко, что он не жил в советское время, – подумал сценарист. -- Его бы за тунеядство, как и Бродского, выслали бы за сто первый километр».
Вот уж действительно: от великого до смешного один шаг. У Обломова началось всё с неуменья надевать чулки, а закончилось -- неуменьем жить.

* * * *

А тут и “Господа Головлёвы” подоспели; словно подражая другим литературным героям, они славно приложились, громко шлёпнув боковым обрезом своего опуса по правому плечу сценариста, да так, что у того онемела рука.
-- Мало того, что эти умирающие помещичьи семьи, живущие паразитической жизнью, деградируют, так они ещё успевают делать гадости другим людям, -- потирая больное плечо, проворчал Христофор Игнатьевич.

* * * *

Ещё одно печатное издание в твёрдом переплёте хлёстко стукнуло его по груди и упало к ногам. Это оказался знаменитый ревнивец – «Отелло». «Господи, спаси и сохрани!». Впервые за много лет, будучи убеждённым атеистом, Христофор Игнатьевич перекрестился.
-- А ему-то что от меня надо? – удивился Чичагин. – Мне Кассио и не сват, и не брат. Если уж на то пошло, то мой шейный платок, совсем не похож на тот, что уронила Дездемона. Мой –- в горошек, а у неё -- расшитый алой земляникой.
Но ответа на свой вопрос он так и не получил.

гл. 7

Но всё это были ещё цветочки, ягодки будут ещё впереди.
Только он вытер со лба пот, как что-то мощно жахнуло его по макушке. Удар был такой силы, что Чичагин чуть не прикусил язык. Это заявила о себе ветреная нимфетка "Лолита", чьи интересы не выходили за область женских гениталий.
-- А она-то здесь с какого боку? – спрашивал себя сценарист. Малолеток он никогда не домогался, и никакого вожделения
к ним не испытывал. И уж тем более никогда не подсыпал им снотворное, в отличие от Гумберта, чтобы овладеть доступным девичьим телом.
“А впрочем, один раз в палатке, у озера, всё-таки согрешил”, -- упрекнула его дотошная память.
-- Ну это не в счёт! -- запротестовал он. –- Я тогда так набрался, что был никакой.

Чичагин восхищался и по-хорошему завидовал той опьяняющей страсти, что ударила Гумберту в голову, превратив его
в невменяемого человека. С ним, к сожалению, подобного не случалось.
«Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя. Ло-ли-та.
Я глядел, и не мог наглядеться, и знал — столь твердо, как то, что умру — что люблю её больше всего, что когда-либо видел или мог вообразить на этом свете, или мечтал увидеть на том».
Как сценарист, Чичагин жалел, что не может в кино передать волшебный язык, изящный стиль Набокова, его умение выстраивать ажурные фразы:
"Туман нежности обволакивал горы тоски".
"Мечта и действительность сливаются в любви".

* * * *

«Когда же этому наступит конец!» -- доведённый до отчаянья, не раз спрашивал себя Христофор Игнатьевич, потирая ушибленные места. Сердце стучало в висках, гулко билось в груди. Из-за этой ковровой бомбардировки он уже стал плохо соображать.
-- А как же девиз русской интеллигенции: сеять разумное, доброе, вечное? – пытался вразумить разбушевавшуюся беллетристику Чичагин. -- Вы же источник знаний, вам ли это не знать!
Но злые, гадкие книжонки -- ну просто подлые душонки -- даже не думали останавливаться. Они словно с цепи сорвались, продолжая свою жестокую экзекуцию.
* * * *

Вот и беспокойные “Братья Карамазовы” оглушительно бахнули его по башке, да ещё целых два раза, ибо этот роман состоял из двух томов.
-- А меня-то за что? –- недоумевал Чичагин. – Я вашего отца не убивал, если что, все претензии к Смердякову. Сами, небось, праведниками прикидываетесь, а смерти-то отца желали вы все! И даже Бога не испугались! Я, кстати, к Богу уважительно отношусь, хоть и неверующий.
А может завидуют, чертяги? -- невольно мелькнуло в голове. Что ни говори, а хоризма у меня есть! Иногда так загну фразу, с глубоким смыслом, что и сам порой разобрать не могу.
Да, я не читал этот роман, но зато я смотрел фильм с Ульяновым и Лавровым, -- и он меня впечатлил. И главную идею Достоевского я разделяю: исправить мир можно, но только начав с себя, со своей души, увы, далёкой от совершенства.
И то, что красота есть страшная сила -- я тоже спорить не буду. “Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей”.

Только успел Христофор Игнатьевич очухаться от этого удара, как его основательно долбанула по затылку разворотом книги пожирательница мужчин, порочная феминистка «Нана». У него закружилась голова, сбилось дыхание.
Он и не предполагал, что эта распутница способна на такое. Впрочем, чему тут удивляться. Она ни в грош не ставила мужчин, имея над ними безграничную власть.

"Не зря ведь женщину зовут гадюкой
И тварью иногда, и часто сукой
Под ихним незатейливым нарядом
Есть зелье, называемое ядом”

Нана обладала пышным телом, красотой и роскошными рыжими волосами… От неё «исходил аромат самой жизни, извечной вечной силы». От неё шёл зов, её жесты будили желание. Нана никому не отказывала, но ко всем была равнодушна. Красота и волнующий зов плоти “богини панели" неудержимо влекли к ней всех мужчин, независимо от их положения
в обществе. Из-за неё мужчины разорялись, кончали жизнь самоубийством, попадали в тюрьму за растрату.
Нет, чтобы послать её в пешее эротическое путешествие. Но куда там! Все мужчины преклоняли перед ней свою голову, покорно исполняя все её желания. Эти рабы полового инстинкта сами просили надеть на них рабский ошейник.

Что ей ещё оставалось, как не жить на ренту с глупости и скотства мужчин; её стремительно и уверенно вознесло на самую вершину узаконенного распутства и нагло афишируемого мотовства. Она сразу же заняла положение королевы среди продажных женщин, которые были по карману лишь самым богатым.
Она обнажила мужскую сущность, вытащив на свет божий их животное начало, охваченное безумием плоти, ненасытное в своих чудовищных позывах.

гл. 8

Ещё одна книжка, срикошетив от пола, врезала ему в подбородок -- чуть не отправив в нокаут. Чистейший боксёрский апперкот! Челюсти свело намертво, он даже не смог открыть рот. И это сделала нежнейшая женщина, урождённая княгиня Облонская, “Анна Каренина”.
От неё он меньше всего ожидал такой подлянки, она была его любимой героиней, которой он восторгался.
Большие, обведенные темными кругами глаза, переполненные негой и мягкие, расслабленные движения, в которых подчас угадывалась лихорадочная страстность. Эта женщина обладала совершенно особым, томно-прелестным обаянием мартовской кошечки. Ох уж эта чувственная нежность самки, скрываемая тонкими кружевными нарядами, ох уж эта телесная красота, против которой мужчине трудно устоять… И на тебе -- туда же, вместе со всеми!

«Максималистка в любви, -- заключил Христофор Игнатьевич, -- взбалмошная ненасытная особа, жертва собственных страстей, которые в конечном счёте её и погубили».

«Толстой, ты доказал с уменьем и талантом,
Что женщине не следует гулять
Ни с камер-юнкером, ни с флигель-адъютантом,
Когда она -- жена и мать!» /Н. Некрасов/

* * * *

Наконец всё стихло и наступила звенящая тишина.
-- Неужели этот ужас закончился! -- с облегчением выдохнул Христофор Игнатьевич и попытался встать, но в это время что-то сильно шибануло его по голове. Это была сладкая парочка: “Мастер и Маргарита”.
-- А я-то здесь с какого перепугу? -- возмутился сценарист. – Да, я как-то на семинаре высказывал критические замечания в адрес главной героини. Ну и что? Так делали многие.

Маргарита, между прочим, ради своей мелкой страстишки (“Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке и поразила нас сразу обоих!”) изменяла мужу, а затем продала душу дьяволу, чтобы быть вместе с любовником. Я абсолютно уверен, что все порядочные женщины в этом вопросе будут на моей стороне.

Удивительно, но через всю нашу классику красной нитью проходит тема неверных жён. «Гроза» и «Вешние воды»,
«Анна Каренина» и «Дама с собачкой» и т. д. Чичагин попытался вспомнить хотя бы одну замужнюю героиню с безупречной репутацией, да так и не смог. Да и будет ли интересно читать про такую героиню? Не уснёт ли народ на первой же странице? Вопрос риторический.
В это время в кабинете непонятно откуда появился “гладковыбритый мужчина среднего роста с тёмной шевелюрой и кривым ртом. У него разные глаза — левый чёрный, а правый зелёный. Его зубы с одной стороны украшены платиновыми коронками, а с другой — золотыми. Лицо покрыто загаром, а кожа на вид сухая”.

«Да это же сам Воланд!» – задрожал от страха Чичагин. Ледянящий ужас сковал тело, пригвоздив его к полу, не позволяя шелохнуться, задрожали колени, он сглотнул, покрылся холодным потом, лицо стало бледным как полотно, непроизвольно застучали зубы. Христофор Игнатьевич хотел попросить Воланда остановить этот книгопад, но князь тьмы, прочитав его мысли, заговорил первым:
-- Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут! -- Мессир разговаривал низким голосом с хрипотцой. -- Человек смертен, и это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! – скривив тонкие губы, произнёс князь тьмы и исчез.
От этих слов у Чичагина перехватило дыхание и что-то оборвалось внутри.

* * * *

Наступила успокоительная тишина. Христофор Игнатьевич посмотрел по сторонам: весь пол был завален книгами, только одна стопка в углу осталась на прежнем месте. «Неужели всё кончилось?» -- с надеждой подумал он, но в это время послышался вой пикирующего бомбардировщика и что-то сильно шарахнуло по голове. На этот раз на него свалился “Идиот”. Потемнело в глазах, он весь задрожал, обмяк и стал заваливаться на правый бок.

«Какой же я идиот, что не сделал раньше эти злосчастные стеллажи!» -- мелькнуло в голове. – Не попал бы сейчас в эту передрягу… Ну кто я после этого? -- идиот!!».
И зачем только бедный и наивный князь Мышкин пытался в этом мире проповедовать милосердие и бескорыстие? Общество, в котором люди идут на всё ради денег, всё равно его отторгло, ибо он бросал вызов его устоям. Нет, не готовы люди сегодня принять Христа в свою душу. И хотя они ещё ходят в церковь, вера выродилась в пустую обрядность и больше не поддерживает людей в их борьбе со злом в них самих.
Идеальный человек, по замыслу Достоевского, похожий на Христа, не в силах изменить этот мир.
Добродетель гибнет под напором жестокой действительности. Чтобы выжить, надо превратиться в подобие этого безнравственного общества, в противном случае даже самый благой и честный человек обречён на прозябание и гибель.
«Слава богу, что остался жив!» -- с облегчением вздохнул Христофор Игнатьевич, но в это время неожиданно, свалившись с самой верхотуры, второй том “Идиота” безжалостно, с оглушительным треском саданул его по голове. Всё поплыло перед глазами, зазвенело в ушах, бросило в жар; стены комнаты закачались и исчезли в сизом тумане, пол стал куда-то уплывать --
больше он ничего не помнит.
Когда Аполлинария Прокофьевна вернулась со станции и зашла в рабочий кабинет, то обнаружила там своего супруга, лежащего на полу, причём весь кабинет был завален разбросанными книгами. Они были повсюду -- и на подоконнике, и на столе, и на офисном кресле.
Она испугалась, подбежала к мужу и схватила его за запястье. Хоть и очень слабо, но пульс всё-таки прощупывался.
-- Ну и слава богу! –- с облегчением выдохнула Аполлинария Прокофьевна. -- Живой!
===============================================
11. 2023 год. СПб