ПРОСТИ, ФИДЕЛЬ!

На фото: фрагмент комикса Х.Бидструпа «Рыцарь».

Вряд ли кто-то дочитает рассказ хотя бы до середины.
Правят бал здесь другие жанры, виды, формы.
Просто определим психологический рассказ сюда на хранение.
И сделаем это в преддверии 98-летия со дня рождения команданте Фиделя Кастро.

I

На сей раз этот мужчина не должен был исчезнуть с горизонта её жизни. Судьба подкатила трап к лайнеру мечты, протянула руку, приглашая в увлекательную перспективу, туда, где ждал он, властелин её дум на протяжении последних нескольких лет. Упустить такую возможность означало повернуться к фортуне спиной. Она села и написала ему электронное письмо.

«Здравствуйте, Федор!

Случайно попала на Проза.ру, увидела Вас, почитала. Сначала – об этом, а потом расскажу Вам свою невыдуманную историю.

Кому-то из собратьев по перу Вы сказали: «Читатель молчалив». Написала Вам свою оценку читателя. Хотела отослать. Но, продолжив читать, поняла: не нужны Вам никакие оценки – всякие филологические замечания здесь чепуха. Потому что Вы без удержу, так, что голова кругом, выкладываете всё, что знаете, видели, поняли, и здесь правят бал мысль исследователя, память фактографа, любопытство наблюдателя гораздо в большей степени, чем перо художника. Поначалу бросались в глаза хемингуэевские телеграфные фразы. Потом стало раздвигаться пространство–время. А теперь всё воспринимается как симфония огней, которыми светится шар Национальной библиотеки в тёмном небе. Обратите внимание как-нибудь: среди музыки света есть один режим иллюминации, когда все разноцветные огни загораются разом. Грандиозное пиршество цвета, света. Но это и разноголосица, базар, cумасшедший дом. Этот горящий шар – весь мир.

А Вы – звезда, которая, проходя, сбивает чужие настройки...

Вот моя история.

Сначала видела Вас на выставках в художественном салоне. И мне Вы были более чем интересны. Одно время я просто ходила любоваться Вами. Это было любование внутренней гармоничностью, которая светилась откуда-то из глубины. «Какой красивый мужчина, – думала я. – И откуда такая самодостаточность? Ни одного лишнего движения! Лишь короткие точные, как бы нехотя, жесты и – пауза».

Потом работала в библиотеке, архиве. Была в теме, в образе, на волне! Никого вокруг не видела, только своих героев, утонув в стопках подшивок с историческим материалом. И вдруг однажды сквозь стеклянную стену увидела Вас... Вы прошли через мою прошлую весну, оставив шлейф глубокого смятения и сбив мои очень, знаете, сильные настройки.

Неделю назад путями неисповедимыми попала на Проза.ру. А там опять Вы!.. Волной прибило в этом море разливанном к Вашему берегу. Или, можно сказать, в этой непролазной чащобе творений на неожиданной тропинке стоите Вы и делаете знаки, приглашая заглянуть в Вашу избушку. Подошла, заглянула и обнаружила много всего. Читала все подряд: мне необходимо было составить о Вас более точное представление, прежнее было интуитивным. Ведь человек – многогранник, и многие его грани остаются в тени, по ту сторону нашего восприятия.

Вы же – насыщенная событиями и знаниями живая энциклопедия жизни. Но какой идее подчинено Ваше творчество – этот калейдоскоп лиц, мест, событий, прикладных и исторических знаний и житейского опыта? Чем больше Вы путешествуете, тем больше хочется. Кажется, Ваши любопытство и жажда исследования всего и вся не знают пределов. Вы готовы поглотить всё, что трепещет в радиусе досягаемости. Что это – неудовлетворенность? Сублимация? Могучий умственный потенциал?..

На выставках, в библиотеке, наблюдая, не могла Вас разгадать. А понять требовалось, так как это было связано с моим моральным самочувствием. Однажды в библиотеке, в безлюдном гардеробе у камер хранения я громко и радостно поздоровалась с Вами, но Вы, не поверив, кажется, своим ушам и словно пытаясь рассмотреть сквозь меня или за мной еще кого-то, да так и не увидев никого, на всякий случай слегка кивнули мне...
К зиме Вы пропали. Я осталась с вопросом.

В поисках ответа изучила книгу по космоэнергетике, прорываясь в четвертое измерение Абсолюта, с высот которого должна была постичь истины звездного порядка.

И пока Вы, как теперь выяснилось из Ваших зарисовок путешественника, топтали пыль на придорожных стоянках во Франции ли, Германии, Норвегии, Швейцарии, Португалии или Китае (я с опаской открыла следующий рассказ: уж не добрались ли Вы до гор Сьерра-Маэстра на Кубе! – на крутых горных тропах на высоте 1900 метров нужна специальная подготовка. Но нет, это были безопасные приятные места с изысками национальной кухни, прелестями жгучих красоток под некрепкие градусы местных напитков и переборы гитары, пусть даже и с походами в Лувр), одним словом, пока Вы накапливали впечатления там, я вопрошала небо здесь, как Кант, в поисках чего-то, чего не найти ни в одной географической точке планеты. Так что спасибо Вам за мою трудную работу над собой.

Не ожидала открыть Вашу планету. (Честно говоря, у меня от этого крыша едет, какое-то нездоровое беспокойство за свои настройки.)

Вот и вся моя история.

Не хотела Вас обидеть. В принципе, автор должен быть готов к тому, что его достанут, если выносит то, что делает, на публику.

Всего Вам хорошего!

P.S. Ответ необязателен. Поставленные в письме вопросы можно рассматривать как риторические».

Последняя фраза послания призвана была укрепить в нём желание ответить.

И ответ не заставил ждать. В нескольких коротких энергичных фразах, не касаясь поставленных вопросов, адресат сообщил, что ему очень приятно, что сам он – потрепанный жизнью человек в годах с вредными привычками, что стиль его уже не исправить, но комплименты получать всё равно приятно, что с выставками он завязал, путешествует все реже, а вот в библиотеку ходит по-прежнему часто, в общем, письмо хорошее, ему понравилось. (Какие сюрпризы посылает жизнь публичным людям!)

Песня её души была оценена на «хорошо». Этот ответ почему-то напомнил ей подругу (бывшую сокурсницу, тоже литератора), которая многие годы черпала от неё сюжеты для своих рассказов, как Дали идеи от Лорки. Дали просто на лету ловил золотые, которые поэт играючи пригоршнями швырял из карманов, и потом воплощал их, как сам признавался, в своих картинах. Но её подруга – отдельная история. Однажды, когда в очередной раз через всю страну она рассказала подруге о своём, на том конце провода голос поспешно спросил: «Ты это записала?..» И как же она могла всю жизнь позволять подруге смотреть на себя глазами то Белинского, то Достоевского! Но вот мужчин подруга не пропускала ни одного…

Итак, любовным посланием, оцененным на «хорошо», не вызвавшим, однако, ответного действия (а чего она ждала?), наша героиня тяготилась. В глубине души она была страшно разочарована и растеряна, так как думала, что нравится этому мужчине – ведь он её наверняка помнил. А он оказался непростительно тяжел на подъем. Он даже не кинулся немедленно читать её важную статью за 2009 год в толстом журнале, на которую она так ненавязчиво, как бы между прочим указала в следующем своём послании! (Видимо, решил, что хорошее в толстых журналах не печатают. Да и что такое 2009 год перед 2012-м, когда время несётся в черную дыру к точке нулевого объёма с такой скоростью, что не успеваешь осмыслить произошедшее за день, не то что вспомнить доисторический 2009-й!)

И звонить ей он тоже не спешил! Правда, и она хороша! Давая номер мобильного, позиционировала себя как многословную на бумаге и совсем не предприимчивую, неинтересную в живом общении его корреспондентку. К тому же сообщила, что вот уже лет сто (?!) бегает от мужчин. Как иные сильные женщины не боятся выглядеть некрасивыми, она не боялась быть искренней, однако не учла эта кокетливая скромница, что такое признание кого хочешь способно повергнуть в шок, потушить и слабую искру интереса.

Но что хуже всего, самооценка её дала трещину. Читая на магической литературной странице Федора всё подряд, она растворилась в его духовном мире настолько, что даже себя стала ощущать как-то по-другому, будто его глазами – простецкой теткой из старой советской кинохроники, лишённой тонких чувств, с плоским интеллектом и душевной конституцией словно из-под топора на фоне широты его взглядов (к слову, политически индифферентных!), утонченного литературного вкуса, сверкающих высказываний, игривых замечаний, глубокомысленных наставлений, наконец, самозабвенного восхищения отдельными авторами-женщинами (правда, сам он высоких стихов не писал, но способность оценить чужой талант, возможно, ценнее даже самого таланта!).

Читать всё это больше не было сил. Как же она до сих пор жила в своём сером тесном мирке, считая, что если большой мир подчиняется силе, то какой смысл в политически бесхребетной писанине (это как механизм без приводного ремня), какой бы утонченной, одухотворенной, глубокой и складной писанина эта ни была!
Жизнь предлагала ей по-новому взглянуть на вопрос соотношения духовности и политики, зацепив острым крюком её душу. (Впрочем, между нами, так быстро сдаваться она не собиралась.)

А ещё дама она была непродвинутая, с техникой не дружила и, несмотря на то что работала в республиканской газете, приобщалась к плодам информационного прогресса только по мере критической необходимости, глядя на всё с позиции исключительно здравого смысла – как Фидель Кастро, эта воплощенная жизненная сила, который её вдохновлял, с которым она ощущала родство душ и который в государственных делах, бывало, всегда руководствовался политической целесообразностью и политическим здравым смыслом.

Мобильник приобретен был ею недавно – и так бывает! – по причине чисто экономического характера: держать связь с другой редакцией, обеспечивавшей её дополнительным заработком (дружески общаться предпочитала она вживую, напрямую, а дружила только с великими). Ноутбук был приобретён для работы над собственным трудом (простите за тавтологию: работа, труд). Модем – нет, не для сидения в интернете (этого добра хватало на работе), а с тем, чтобы завести электронную почту для связи с Федором, который, однако, не спешил отвечать на посыпавшиеся от неё многословные, не то чтобы простые, как хозяйственное мыло, а информационно вывернутые на изнанку и оттого лишенные тонуса и загадочности послания. Но ведь он так располагал к общению!

И кроме того, в изученной ею книге по космоэнергетике было сказано вот что:
«Необходима предельная откровенность, которая устранит блокаду и поможет установить между вами прямой открытый телепатический канал общения… Телепатический канал общения на уровне звездных энергий будет компенсировать привычные в понимании вашем отношения полов, которые постепенно и очень скоро сами по себе утратят смысл и значение на фоне нового уровня ваших отношений… Возможности отношений этого уровня поистине безграничны. Они способны дать вам гораздо больше, чем вы можете предполагать и пока ещё осознать. Всё в свое время состоится».

Но как раз времени-то и не было. Даме нужно было в библиотеку. Дело в том, что она была личностью творческой, давно работала над одним проектом, посещая главную библиотеку страны. Но злополучное письмо, написанное под влиянием момента, связывало её: мужчина, который теперь владел её секретом, но не собирался отвечать взаимностью, также имел обыкновение захаживать в ту сокровищницу мысли. Не могла она отныне, как прежде, свободно приходить в прохладный с приглушенным верхним освещением зал и в уютной тиши самозабвенно отдаваться своему делу. Федор прекрасно её помнил. Этот мужчина, у которого была одна карта рождения с Фиделем Кастро (и карта эта – владыка знаний Король треф), безнадёжно нарушил её душевное равновесие. Но в том, что концы не сходились – вопреки утверждению Михайло Ломоносова, который некогда изрёк: все согласуется, – была здесь какая-то закавыка.

Она давно знала, что ключ к разгадке поведения следует искать в мировоззрении. Вопрос о совместимости духовности и политики, который через Федора подбрасывала ей жизнь, был пересмотрен и ответ подтвержден: политика (не путать с политиканством) – инструмент, которым отвоевывается, защищается, охраняется право совершенствоваться духовно каждому, и политика настолько тесно связана с этикой (есть живой пример), с одной стороны, и борьбой за существование – с другой, что даже в век глобальных угроз она не мышиная возня, а разумный путь к выживанию. От политики никуда не деться, как не деться от ясной политической позиции – хотя бы для себя самого.
Это был почти приговор Федору.

…В отношении которого решение пришло само собой: она устроит тест своему Королю треф номер 2. Два короля явно не могли сосуществовать на одной территории. Личность Фиделя не подлежала пересмотру, правда, этот трефовый Король был далеко, давал о себе знать не так часто, отойдя от государственных дел по состоянию здоровья (по классификации ВОЗ он ещё не переступил порога старости). Её литератор Федор, трефовый Король номер 2, был близко, дышал с экрана в лицо, посылая флюиды нечеловеческого обаяния, непонятно на чём основанную самоуверенность и всезнание, но одновременно и сея беспокойство.

Наконец волна размышлений схлынула, и мокрые камни сомнений в лучах принятого решения засверкали бриллиантами ясности.

Дама поспешила за клавиатуру и набрала своему Королю одну фразу:

«Федор! Меня страшно интересует один вопрос: как Вы относитесь к Фиделю Кастро? (Не торопитесь с ответом.)»

Наутро поступил ответ: «Фидель человек неплохой, но молодой был получше. Поинтереснее!»

Вздох… Что ж, она была готова к подобному ответу. Как там у Леонида Корнилова:

«Аврору» вынесло на мель…
Прости, Фидель.

Жизнь медленно наполнялась звуками и красками. Король умер. Да здравствует Король!

«Моего вопроса ему было достаточно, – думала она, – чтобы навсегда вычеркнуть меня из поля своего интереса как представителя огромной армии клонов, вскормленных Фиделями и их идеологией. А мне его ответа было достаточно, чтобы найти разгадку этой таинственной высокоорганизованной души».

Она задумалась. Когда-то перестройка явилась для каждого из них Рубиконом, перейдя который каждый сделал свои выводы и пошёл в свою сторону. И теперь, встретившись, они представляли друг для друга разные архетипы бывшего советского человека. Его теперешняя жизнь была пустыней, выжженной сначала огнём истории, которая, когда-то выплеснув его из котла прежней жизни, кинула в пучину – плыви сам, – а потом выбросила на каменистый берег. …А позже – выжженной огнём впечатлений со всего мира: великолепием красок чужой жизни, чужой природы, чужой страны, чужой истории, а их было – калейдоскоп. И чем больше их было, чем быстрее крутился калейдоскоп мест, событий, лиц, тем жаднее и ненасытнее на новые места, события, лица он становился… пока эта жажда не превратилась в диагноз. Отныне он жил не реальной жизнью – безвкусной, как багасо (обессахаренный жом тростника), и в том месте, с которым даже не чувствовал духовной связи (родина была за чертой), а симфонией впечатлений и воспоминаний, т.е. отражением жизни. Страница же на Проза.ру была отражением отражения этой сверкающей событиями-впечатлениями и рядовой деяниями жизни.

Ей было холодно в том широком, ничейном, безликом, космополитическом информационном пространстве, точно в верхних слоях атмосферы, где обитал этот взыскательный сторонний наблюдатель, где душа – оторвавшийся от ветки листок, неприкаянная странница с ношей вселенской грусти и сумасшедшей тоской в глазах, а сама жизнь – багасо…

Но реальная жизнь, какая ни есть, вот она. Даме вспомнилась недавняя забавная сцена на улице Дзержинска, городка, куда они заехали по дороге на дачу. Эта сцена, конечно, претила бы Федору, как образчик убогости человеческой.

Толстая покупательница – на голове три пера, собранных в пучок, воинственного вида, явно из тех, про кого английская пословица говорит: «Жалок тот дом, в котором куры поют громче петуха», заглянув по пути в первый из трех торговых ларьков, проскрипела простуженным голосом:

– У вас ёсць туалетная бумага, самая дешавейшая?
– 950 рублей.
Искательница товара перешла к следующей точке:
– У вас ёсць туалетная бумага, самая дешавейшая?
– Есть. За 950 рублей.
Недослушав ответа, она устремилась к последнему ларьку:
– У вас ёсць туалетная бумага, самая-самая дешавейшая? – взмолилась толстуха.
– За 750.
– Пакажыце!
Повертев недостаточно толстый, заклеенный (не проверить) рулон, баба возмутилась:
– I гэта за 750? Была ж за 610!
Подошла короткостриженая, она наблюдала за передвижениями своей знакомой:
– Iванаўна, дык на што табе тая бумага, парвi газетку.
Из-за угла хихикнул подросток. Мужик в кепке прищурился в полуулыбке и, сделав вид, будто отвернулся, одним ухом ждал ответа толстухи.
– Дык газета ж даражэйшая за бумагу!
Короткостриженая с продавщицей засмеялись.

II

Решение своей сердечной проблемы с помощью умственной силы вызвало у неё в тот день прилив энергии. На работе она порхала, заставляя мужчин оборачиваться в узком длинном редакционном коридоре, и даже старый Михалыч со связкой ключей на шее и стремянкой под мышкой остановился, пропуская летящую под стук каблуков с развевающимся шарфом-флагом электричку.

– Здрасте!..

Шея Михалыча напряглась, глаза округлились, рот ожидающе приоткрылся. (И это мудрая старость!..)

На следующее утро сквозь сон, точнее на границе сна и бодрствования, в этот короткий момент истины, неизменно улетающий от сознания по мере пробуждения, вдруг отчетливо прозвучало откуда-то изнутри: «А радость где?..»

Сердце с тоской сжалось. Стало трудно дышать. Она вдруг… не ощутила, не почувствовала, не увидела – поняла конец. С верхних этажей сознания, уходящего в космос, этот конец предстал наглухо закрытой дверью. «Судьба не открывает одну дверь не захлопнув другую…» – пронеслось эхом. И тут закрытая дверь из прозвучавшей ниоткуда испанской пословицы, точнее стена из раздвижных, наложенных друг на друга пластин, как полотно черепичной крыши, повернулась на 90 градусов вглубь, перестроившись каждой пластиной по очереди и образовав ту самую распахнутую в перспективу дверь.

Она открыла глаза и села на постели…
Словно почувствовав взгляд в спину, инстинктивно оглянулась: со стены смотрел потомственный галисиец Фидель. Любимая сигара Cohiba дернулась в тонких нервных пальцах. В следующее мгновение Фидель с удовольствием затянулся, и время на секунды замерло… Затем, откинувшись всем корпусом на спинку плетеного кресла, выдохнул крепкий дым. Путаясь в бороде, дымчато-кварцевое облако расплывалось вверх, по стеллажам книг, точно гранитному бастиону за спиной оливкового солдата идей.

Фидель был явно доволен исходом этого невидимого Плайя-Хирон.

© Copyright: Елена Лях, 2011.