Смерть Сталина. Из книги "Рассказы о Сталине"

...Сознание ушло неожиданно. Очнулся на полу, на щетинисто-мягком ковре. Запах мочи, влажное сукно брюк холодило и царапало промежность. "Боже мой!" Стыд пронзил Сталина жаркой испариной.
"Что со мной? Что случилось? Неужели это так бывает - не только страх, но еще и унижение".
Снова вспомнился Ленин и его невнятная речь, вызвавшая у него когда-то подавленную усмешку. "Неужели и меня Бог наказывает. Нет! Нет!"
"Ленин?
Почему он здесь и сейчас? Ведь он давно умер и умирал нелепо, стыдно, по-обывательски...
Я старался его понять, когда видел его, но он просто мычал или непроизвольно проговаривал "Ллойд-Джордж", "конференция" или что еще. И это было страшно и нехорошо!
Была такая-же весна, я ехал в Горки, вдыхал влажный воздух и ожидая плохого, но то, что я увидел, меня прости подавило...
Я тогда же поговорил с Обухом, с личным врачом, позвонил Розанову - большому спецу по головной медицине - заставил их дежурить у Владимира Ильича...

А он, всегда такой логичный, очень умный, вдруг стал как ребенок-идиот: то невнятно что-то бормочет, то начинает резко двигаться, махать руками, жестикулировать, гнать всех прочь: врачей, медсестер, санитаров...
Но вот сейчас он как тогда, в первый раз, и ещё молодой, сильный. Энергично что-то доказывающий... Что он мне хочет сказать? Почему так волнуется?.."

Охранник, при очередном обходе, заметил свет в щель между дверью и косяком и увидел Хозяина лежащего на полу и беспомощно шарившего руками. От испуга он почти вскрикнул. "Убили! Отравили!" - пронеслось в голове.
Подскочив к косяку, нажал на кнопку тревоги вызова начальника охраны, потом постоял решаясь, перекрестился услышав дробный стук множества бегущих по коридору ног, распахнул дверь, подскочил к Сталину, встал на колени не зная, что предпринять, легко провел рукой по телу лежащего.
Он боялся прикоснуться к этому Старику, Хозяину, как все его называли за глаза, Патриарху, Богу...
Наконец в комнату ворвались офицеры охраны, заговорили быстро, сбивчиво, панически.
Подняли Хозяина на руки, перенесли на диван, по телефону вызвали врача, засуетились вокруг, забегали, стали звонить в Москву.

Вскоре на Ближней собрались все: Берия, Маленков, Хрущев, Булганин, приехал Ворошилов и Каганович с Молотовым.
Все напряженно слушали рассказ начальника охраны - получалось, что Сталин пролежал на полу без сознания несколько часов...
Доктор дрожащими руками ощупал Вождя, потрогал руки и ноги, поднимая и опуская их как драгоценные стеклянные сосуды. Берия, не отрываясь, следил за ним и даже прикрикнул: "Смелее, ведь вы же врач".
Закончив осмотр, доктор дрожащим голосом сообщил, что у Сталина развился паралич правой стороны тела...

Вождя перенесли в большую столовую, разрезав одежду ножницами, сняли и обмыв, переодели в чистое.
Решили дежурить круглосуточно парами: Берия и Маленков днем, Хрущев и Булганин ночью.
Врачи консультировались долго - решили, что Сталину жить осталось совсем немного, хотя ещё совсем недавно казалось, что он будет жить вечно!..

Горе и страх оцепенением захватили всех на даче, в Москве, в правительстве!
Хозяин умирал. Посвященные в эти события содрогались и гадали: кто придет на смену Вождю. Неужели Берия?..
Сталин умирал. Начался бред...

...Длинный коридор, выкрашенный темно-синей краской на высоту человеческого роста. Слева и справа ровными рядами торчали из плоскости коридорных стен железные, тяжелые коричневые двери с квадратными нашлепками-глазками.
И вдруг, все как будто рухнуло, грохнуло и сотни алюминиевых мисок неистово застучали в двери. Перекрывая звон и дребезжание, множество голосов кричали, вопили, срываясь в истерический визг: "Убий-ца! Людоед! Смерть ему! Смерть!! Сме-рть!!!"
Эхо раскалывало коридор на множество кусочков, которые словно стеклянные осколки, вонзались в голову Сталина, вызывая невыносимую боль. Не было сил перенести ужас этого страдания и он побежал, обхватив голову руками, зажимая уши, спотыкаясь и ударяясь о двери. А рев, стук, свист настигал его, вытряхивал душу, непреодолимо вставал на пути.

Голову сверлила невыносимая боль-мысль: "Почему они так кричат? Предатели! Трусы! Они боялись мне это сказать в глаза. Только тут, спрятавшись за стенами тюрьмы вопят, чтобы напугать, убить меня!"
Коридор длился бесконечно, сердце Вождя бешено билось, ноги в мягких сапогах налились тяжелой усталостью, воздуха для легких не хватало и казалось, что внутренности горели медленным огнем...

"Все! Я не могу больше!", - подумал Сталин и, споткнувшись, мешком повалился на пол, по инерции перекатился через голову и застыл неподвижно, тяжело дыша, ворочая непослушными глазами, отыскивая где верх, где низ!
И вой, крики, стук внезапно прекратились и в нахлынувшей тишине стало слышно, как гулко, с перебоями стучит его сердце и казалось, что с каждым ударом паузы все длиннее, боль все тише.
Равнодушие и безразличие охватило Сталина. "Зачем борьба, зачем волевые усилия, зачем жизнь?
Ведь так приятно лежать неподвижно в этой блаженной тишине и знать, что никому ничего не надо доказывать, подозревать, наносить упреждающий удар...


...Бред продолжался. Маленькое, скрученное тело Сталина дергалось, то напрягаясь, то опадая на тюфяк, на подушку. Глаза двигались под плотно сомкнутыми веками, губы пытались что-то шептать. Берия сидел рядом с Хозяином и с напряженным вниманием впивался взглядом в это, до судорог знакомое лицо, невозмутимую маску-гримасу, гордо и спокойно глядящую внутрь себя, как в былые времена.
Неужели умрет этот обожаемый и иногда и ненавистный человек. Вся жизнь в нем, все в этом бесстрастном человеке даже сейчас, на пороге смерти.
"Как он меня оскорблял, как он иногда страшно и долго молчал, что-то решая про себя. Лучше бы он кричал, топал ногами!
На меня, которого боятся все!
А он, он мог отдать приказ и из меня бы через неделю сделали жалкую тряпку...
Но я был ему предан. Я знаю, он умрет и мне долго не прожить. Я устал бороться, следить, предугадывать, рассчитывать и я тоже не верю, что власть может доставлять радость...
Он, Хозяин, говорил не раз мне, когда мы пили вино...
Он говорил мне, что власть только кажется счастьем, благом. Он говорил, что из-за власти перестал быть человеком, перестал любить людей, перестал их жалеть. Он говорил:
"Я всем чужой, даже тебе, которого я призвал и сделал своим помощником. Меня никто не понимает... Я сам себя не понимаю!
А чиновники среди которых я живу, это подхалимы, которые вьются вокруг власти. Они просто бюрократы, они недостойны быть впереди. Они трусы и подонки, которые способны продать родную мать, отца, жену, лишь бы быть у власти...
Им нельзя верить!" - говорил он..."

Берия резко оглянулся. Маленков, развалившись в кресле всем своим студенистым грузным телом всхрапнул, почмокал толстыми губами, отвернул голову в сторону...
Сталин шевельнул рукой... Что видел он сейчас в своем бреду? Почему так бегают глаза под веками, вздрагивают кончики пальцев?..
Вождь бредил и в бреду, он вновь видел свое прошлое...

Июнь сорок первого. Вождю казалось, что так необходимая Союзу стабильность достигнута. Есть еще год или два для завершения реконструкции армии, для подготовки решающей схватки...
На дворе стояло теплое, ясное лето, длинные и жаркие дни сменяли ночи ясные и звездные, люди ехали на дачи, на море, в отпуск...
Школьники по всей стране гуляли по ночным городам празднуя окончание учебы.
Влюбленные до утра бродили по скверам и паркам, наполненным ароматами сирени, черемухи и мягкой тепло-влажной лиственной зелени...
Ведь жизнь, после долгих лет тревог и испытаний, может быть впервые, за всё время существования страны, становилась светлой и радостной. Позади и коллективизация, и индустриализация...
Казалось живи и радуйся!

Но тут, этот параноик Гитлер и его Третий Рейх нависает над страной, разведчики сообщают, что стягивает войска к границе! Но надо хотя бы ещё год, а лучше два, чтобы армия стала готова отразить нападение. Говорят его армии не остановить – он в течении года с небольшим победил всю Европу. Франция сдалась за три недели. Бельгия сдалась без сражений, имея большую армию. Он разгромил в несколько дней английский Экспедиционный корпус. Черчилль предупреждал, что если он сейчас нападёт, то в Англии уже не осталось боеспособных частей!
Сегодня злобный антикоммунист - Черчилль, умоляет помочь ему, обещает союзничество, боится повторить судьбу Франции!
Но Гитлер медлит и опять что-то задумал. Может быть ищет повод чтобы напасть на Союз, на нашу страну...

... В ту ночь, Сталин лег часа в два ночи, собираясь поехать назавтра отдохнуть на Ближнюю, так любимую им дачу.
Только заснул согревшись и успокоившись, как зазвонил телефон правительственной связи.
Открыв глаза, Сталин чертыхнулся про себя: "Кому там не терпится?" - но сердце, вдруг заколотилось неожиданно, тревожно...
Последнее время, Вождь, каждый день с тревогой, которую тщательно скрывал от окружающих, ожидал рокового звонка!
"Эх, ещё бы годик - думал он слушая доклады командиров военных округов. А тут среди ночи!
"Неужели?" - произнес он вполуслух, - "Не может быть!".

Звонил Жуков: "Товарищ Сталин! Немцы бомбят Киев. Танки и войска перешли границу в четыре часа утра. Вы слышите меня, товарищ Сталин? Вы слышите меня? Война началась!"
Сталин судорожно сглотнул, рванул ворот ночной рубашки, задышал тяжело и часто, прокашлялся: - Да! Слышу... Держать меня в курсе... Докладывать каждый час! - и бросил трубку!

"Что? Как? Почему?.. но поздно. Все пропало! Перевооружение не закончено - изменники из командирской головки деморализовали Советскую Армию!
Куда сейчас? Может застрелиться? А может за Урал, туда в просторы Сибири?!
Нет. Поздно. Опозорят. Скажут трус!"

...В бреду он, как тогда, в первые дни войны почувствовал тоску и безысходность
"Но что я мог сделать? Я не мог помешать. Я хотел его обмануть, но он, этот истерик, перехитрил меня. Писал, что хочет уважать пакт о ненападении... И я ему верил, думал, что он не рискнёт воевать на два фронта!
Одеваясь, Сталин уже судорожно думал, что надо сделать, чтобы остановить гитлеровцев у границ...

"Но ведь Павлов докладывал на прошлой неделе что на западной границе всё спокойно! Вот мерзавец, старался мне угодить и врал сукин сын. Надо его жестоко наказать - из-за таких подхалимов, погибнут сотни тысяч солдат и мирное население!

...Вновь вернулись страшные предчувствия...
Успокаивая себя, и уже выслушивая по телефону доклады командиров округов, Сталин почувствовал, как грудь сжимает странная боль...
Эта боль и горечь недовольства собой мешали думать, нагоняли тоску...
"Что делать, ну что делать?! Как объяснить, что я обманывался и верил Гитлеру, а не паническим докладам разведчиков и даже намёкам иностранцев - дипломатов!"
Открыв ящик письменного стола, увидел револьвер, какое-то время пристально смотрел на него, потом медленно задвинул на место!
"Нет, я, не могу, не хочу умереть, пока не попробую дать бой... Лишь бы поверили, лишь бы позволили мне руководить битвой... Ведь получается так, что я во всём виноват!"


...Сознание возвращалось медленно.
Вначале, в мутно-белесой пелене уходящего бреда проявился потолок, потом вверх стен и полукружия схода потолка в стены, картина из "Огонька", на которой было изображена девочка, кормящая из бутылки ягненка - Сталину эта картинка как то особенно нравилась.
Потом возникло бледное лицо в белой докторской шапочке...
Дошли до слуха чьи то слова: "Он пришел в сознание".
И голова доктора медленно уплыла за пределы зрения и на ее место протиснулось лицо Лаврентия, его дрожащий подбородок, капля не то слез, не то пота на щеке.

"Иосиф! - прошептали его губы - Что с тобой?"
Сталин попытался сказать, что он умирает, что хочет всем им открыть одну истину, ту самую страшную тайну которая подспудное томила его все последние годы, но звука не было и только губы едва заметно шевельнулись, дрогнули - язык уже не повиновался ему.
Завеса молчания отодвинула умирающего от всего остального мира, который он еще видел, но общаться с которым уже не было сил.
Вождь силился что-то сказать, объяснить всем кто был рядом в этой жизни, тем, кто остался и уходил от него навсегда, но страшная тоска расставания, покинутости охватила Иосифа Сталина и боль разлуки со всем, что еще вчера было его жизнью, тоска и тяжесть смерти, которая открылась ему в этот последний миг, сдавила его сердце болью и холодом, заставила закрыть глаза и перестать бороться - слеза выкатилась из-под морщинистых век...
Замутненное сознание повторяло, как удаляющееся слабеющее эхо: "Я умираю. Зачем всё это было... Я умираю..."

Но вот, сознание вновь ушло и в голове возникло ощущение движения, шум стремительного полета укрыл все прочие звуки и перед внутренним взором умирающего Старика, сверкнуло красочно-блестящее видение...

На краю земной тверди, громадный седой человек в ярких, расшитых золотом и серебром одеждах, опершись на посох протягивал ему - Иосифу Джугашвили-Сталину правую сильную руку, как бы приглашая войти и сияя добрыми глазами в окружающий его тьме, говорил: "Приди раб божий Иосиф под Наше благословение и обрети искупление и покаяние за все, что было тобой сотворено доброго и злого... И будет твоя жизнь в назидание..."

И вновь, как тогда в юности, он познал просветление и раскрылась для него тайна бытия, которая посещает всех смертных, в мгновение перехода из жизни в смерть. Но, всегда, эта величайшая истина мира приходит к человеку слишком поздно!
Сознание вернулось еще раз. Сталин увидел, что на него смотрят Хрущев и Булганин, а Берия даже плачет и целует его бесчувственную руку...
"Не это... Не так! - хотелось крикнуть Иосифу, - не надо преданности, не надо слез... Все гораздо проще... и значительно сложнее!"

...Умирая, душа Вождя переродилась, обновилась.
Суета, тщеславие, гордость за себя и свои дела ушли, исчезли будто их и не было никогда, и только страх, страх не раскаявшегося грешника, страх уйти из жизни без покаяния, заполняли душу тоской и глубочайшей печалью...

Сталин силился что-то объяснить, делал непонятные жесты, пальцы правой руки шевелились, на лице появилась жалкая улыбка... Все присутствующие смотрели на него и гадали полушёпотом, что он им хотел сказать, показать...
Силы уходили и ему тяжело было уносить в могилу последнее откровение, тайну, которую он осознал перед смертью:
«Не надо было делать революцию, не надо было ему уходить из семинарии, что люди должны жить в страдании и через это осуществлять себя, что не должны люди брать на себя грехи всего человечества, что он раскаивается и что не должен смертный человек спасать души других, ибо это есть страшный грех гордыни и только Бог вправе заботиться обо всех - наша задача спасти свою душу и в этом явить пример всем заблудшим!»

И показалось ему, что в дальней части его сознания зашевелилось то страшное существо, которое люди называют дьяволом, и которое толкало его на невольные убийства, на борьбу с врагами, которые ещё недавно были друзьями»
И стало существо наползая, наполняя его тело руками-щупальцами, давить, душить чуть теплящуюся в нем жизнь и боль удушья, отчаянного напряжения перетекало в поднимающееся внутреннее давление.
Словно темная тень прошла по лицу Сталина и все увидели, как оно - худое, аскетичное вспучилось, кровь прилила близко к коже и показалось даже, что вот сейчас она выйдет из пределов тела, просочится сквозь поры...

Хрущев отвернулся в страхе, Маленков закрыл лицо толстыми ладонями с жирными короткими пальцами...
И только Берия, как загипнотизированный, впился взглядом в лицо Хозяина, тяжело дышал и когда, последняя волна судорог прошла по телу умершего, вскрикнул тонким бабьим голосом и тяжело, почти падая, откинулся спиной на жалобно скрипнувший под его тяжестью, стул...

Вождь умер!!!


2000 год. Лондон. Аладимир Кабаков


Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте "Русский Альбион": http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal