Времена года. На тёплых берегах...

Литература / Проза / Времена года. На тёплых берегах...

Пред.

Просмотр работы:

След.

20 августа ’2024

09:42

Просмотров: 1271
Добавлено в закладки: 2

Поднять работу в данном разделе

Услуга "Покажи себя сам" (шапка сайта)

Как хорошо сидеть тихим ранним утром на обрыве над вольной широкой рекой, беспечно свесив вниз босые ноги, и мечтать…
По ясному небу медленно плывут большие вытянутые облака с белоснежными куполами и всякий раз к вечеру незаметно исчезают, чтобы на следующий день появится вновь, и можно быть абсолютно уверенным, что дождя сегодня точно не будет. Но если дождь почему-либо и соберется, то первые его капли упадут на землю лишь поутру… Это облака хорошей погоды, ¬¬— не то что толстощёкие хмурые великаны со съехавшей набок вершиной, похожей на тяжёлую наковальню, придающие всему небу серый пасмурный вид, — от них непременно жди беды, и грозы с ливневым дождём уже никак не миновать!...
Под обрывом пустынный песчаный берег, сквозь густые заросли ивы и ольхи до меня доносится свежий тонкий аромат прохладной речной воды…
Солнце взошло, и в его ласковых объятиях величавая своенравная Обь кажется такой приветливой, мягкой и совсем не опасной — многоводная сибирская река неспешно плывёт и безмятежно покачивается на мирных тихоструйных волнах, и от перелётного ветерка по безбрежной шёлковой глади пробегает лёгкая рябь из живого сверкающего серебра. И если на этой планете есть что-то поистине красивое и загадочное, так это вода… Можно долгими часами без устали наблюдать за державным течением реки, что любовно укачивает в своей колыбели невозвратное неизменное прошлое, неустанно и бережно несёт на своих певучих волнах единственное настоящее, таит на бесстрастной глубине далёкое и неясное будущее…
Ловко и быстро спускаюсь с крутого откоса, привычным движением цепляясь за торчащие из глины мохнатые извилистые корни старых деревьев. Вода у берега такая прозрачная, тихая и так низка, что доходит лишь до щиколоток, а вдалеке река переливается и сияет в животворящих лучах утреннего солнца, и невозможно оторвать взгляд от больших белоснежных теплоходов, величаво несущих себя по блестящей лазури… Тут и там мелькают чёрные точки рассыпанных по воде лодок, торопливо снуют маленькие юркие судёнышки, а те, что побольше, натужно тянут на буксире неуклюжие неповоротливые баржи…
Поближе к причалу на летнее время прочно обосновалась небольшая группа новеньких быстроходных катеров — тех, что дают напрокат, а нетерпеливые рыбаки-любители встали спозаранку и придирчиво высматривают для себя тихое уединённое место…
Течение реки едва уловимо, и если отправится в неторопливое путешествие по воде, — лишь по медленным неуверенным изменениям обрывистых берегов можно будет догадаться, как легко и спокойно несёт большая сильная река маленький, повидавший виды пароходишко с рыжей баржей, давно потерявшей свой первоначальный цвет, и как тяжело и сипло вздыхает под палубой выбившийся из сил старенький дизель, словно жалуется суровому бывалому капитану на мостике, как нелегка эта скучная и однообразная работа — тащить за собой неразговорчивые угрюмые посудины, и что им, словоохотливым старикам, вовсе не хочется иметь никаких дел с этими сердитыми молчунами, но никуда не денешься… Надо — значит, надо, и всё тут…
На середине реки вода тёмная и манящая, словно притаилась и ждёт неведомо кого, и так хочется заплыть подальше и понырять с огромной баржи, что давно села на мель и никуда не плывёт!...
А можно просто шлёпать ногами по гладкой воде, разноцветным бисером рассеивая вокруг себя бойкие брызги и мелкие камушки, а после долго сидеть на гладком, тщательно отполированном неспешной водой и беспокойными ветрами тёплом валуне и с упоением вспоминать милые сердцу поэтические строки, с тихой задумчивостью погрузившись в глубокую чистую реку воспоминаний о первой невинной любви, светлой кроткой печали и неизбывной сердечной нежности. И пусть неумолимое время отдалит тот горький неотвратимый час, когда иссякнет живительная влага моего любящего сердца…
А впереди ещё целый день, и перемены, которые совершает вокруг стремительно наступающее лето, видишь и даже чувствуешь!...

Новый день взрывается алым соцветием зари, румяное солнце блистает молодостью, сладко и роскошно пахнет калиной, жасмином и смородиной, и всё вокруг играет красотой и изяществом. Жаркий и душистый цвет садовых деревьев уже осыпался и белеет под густым навесом шумной упругой зелени, лежит курчавой пеной на дорожках и тропинках…
В это время, когда на траве ещё серебрится утренняя роса, так приятно побродить одной в лесной тишине под покровом вечнозелёных сосен, куда почти не проникает солнечный свет и где в воздухе разлит аромат влажной земли и мягкой хвои… Леса темнеют и зовут в свои высокие буйные травы медовым ароматом цветочных полян и призывными голосами настырных кукушек, и когда входишь туда, — совсем ненадолго, — тебя до того затягивает в эту лесную глубину, что невозможно противится соблазну и не пойти ещё глубже, а там чего только нет!...
Опушка у леса вся на свету, и в косых солнечных лучах торжествует и купается в них легкомысленная смешливая осинка, и от озорного ветерка слышен весёлый шелест её взволнованных болтливых листочков, и они от души, с охотой и вдохновением наговорят тебе несравненно больше того,
что мы, люди, можем узнать про их непростую, полную волнений и тревог, жизнь из молчаливых неразговорчивых книг…
Растения — вечные неутомимые труженики, и они по-своему умеют и чувствовать, и мыслить, и говорить, и относятся друг к другу с таким пониманием, заботой и неподдельной искренностью, о которых мы можем только мечтать, и нам есть чему у них поучиться, — только ценой огромных усилий и неустанной работы над собой можно взрастить в себе прекрасный цветок — чуткую и глубокую человеческую душу…
Теперь, когда уже отцвели все растущие по соседству деревья, подставила ветру свои вольные паруса и долгожительница липа, и по её мягкой податливой древесине усердно и добросовестно стучит и стучит дятел — потомственный доктор и искусный умелец, сторицей оправдывая все свои мудрые прозвания и призвания. В листве, почти прозрачной от проникающего её солнечного света, дружно разлетелся благоуханный сливочный цвет…
Рядом раскинул свои тяжёлые развесистые ветви широкоплечий могучий дуб. В лиственном лесу липу и дуб так часто можно увидеть вместе, словно они жадно ищут встречи и наслаждаются друг другом и прекрасными недолговечными мгновениями погожего благодатного лета. А осенью, когда опечаленная липа уже безвозвратно растеряет все свои наряды и украшения, неколебимый мужественный дуб ещё долго и упрямо будет сопротивляться суровым ветрам и непогоде, стоически держаться и потом, опадая, заботливо и нежно укроет своими заскорузлыми коричневыми листьями озябшую липовую листву…
Молодые ёлочки прячутся в тени осин, берёз и сосен, укрываясь от жаркого палящего солнца, и, не обращая никакого внимания на пёстрое разноцветье лесных платьев, палантинов и лоскутков, по-прежнему стоят на своём, скромно обновляясь лишь светло-зелёными лапками, и эти новорожденные веточки украшают, словно к весёлому празднику, мрачную зелень угрюмых монашек-елей, низко, до самой земли, опускающих свои тёмные скорбные одежды…
Среди этой молодёжи и сборища ворчливых стариков поднимается высокая тоненькая берёзка с непослушной волной трепетных листиков на самом верху, и небо сквозит в её светлых пушистых косах ещё более густой синевой…
Внизу, под деревьями, присели кусты акации, смородины, можжевельника, разбежались по сторонам бузина и малина, а под ними вся лиственная мелочь — крапива, лопухи, мхи, папоротники, хвощи и плауны — поражает взгляд своим удивительным разнообразием…
В лесу стоит несмолкаемый птичий гомон, и первыми встречают ещё нежаркое заспанное солнце полевые жаворонки, умело чередуя своё «чрррик» со свистом и трелями, звонко распевая с рассвета до самых сумерек.
Любопытные сороки с самого утра шумно трещат, цепляются за прозрачные невидимые паутинки, мешая сосредоточенной работе лесных ткачей-паучков. Среди еловых и сосновых ветвей можно услышать громкий сухой треск маленьких крапивников и беспорядочный свист, пощёлкивание, дребезжание и даже мяуканье скворцов-пересмешников, а с верхушек деревьев раздается размеренная и долгая песня певчих дроздов.
Откуда-то сверху доносится горестно-нежное «зиинь-зиинь-зиинь-цииик» длиннохвостой овсянки, пищат и пересвистываются крошечные желтоголовые корольки, завершая свою песню короткими трельками…

Расплавленный полдень вязок и нетороплив, время тянется нескончаемо долго, и ты вдруг явственно ощущаешь — тебя со всех сторон обступило знойное буйное плодоносное лето…
В лесу лишь изредка слышатся негромкие медленные звуки, а вслед за ними вдруг прольётся тихая жалобная мелодия. Она неспешно и плавно скользит между разомлевшими от жары деревьями, легко поднимается ввысь, ненадолго замирает… и затем чуть слышно падает вниз и тает в бархатной дорожной пыли…
В мелких речных заводях, отороченных ракитником, — ни всплеска, ни рябинки. В зеркале воды заново рождённое солнце кокетливо, будто ненароком, любуется своим прелестным молодым отражением и от избытка невозможного лучезарного счастья щедро рассыпает повсюду свои драгоценные самоцветы и жемчуга…
В высоком небе безмятежно плавает бледная полупрозрачная паутина невесомых перистых облаков…
Неуверенная зеленеющая зыбь широко и низко распростёртых полей превратилась в тугое роскошное золото, и мягкий ветерок легко и резво убегает по жёлто-изумрудным волнам неоглядного хлебного моря к самому горизонту…
Повсюду — свет, зной, в душном раскалённом воздухе плавают пряные ароматы цветов и трав, всё переливается и блестит в воскресающих лучах чудодейственного солнца. Преображение в природе достигло такой силы, что, наблюдая всю эту торжествующую победную красоту, невольно ощущаешь, как твоё сердце сбивается с привычного ритма и начинает биться с бешеной скоростью, душа наполняется ликованием и горячей порывистой нежностью, на глаза наворачиваются восторженные слёзы, и это внезапно нахлынувшее чувство лета и вольной жизни такое острое и непосильно-счастливое…
Большой серый кот вальяжно растянулся на нагретом бодрым полуденным солнцем подоконнике у открытого настежь окна и старательно, с чувством, облизывает розовую подушечку передней лапы, но, услышав с улицы заветное — отвратительное, жуткое, душераздирающее — «мяяяу», стремглав бросился вниз, пулей взлетел на дощатый забор перед домом — и был таков… Блаженное краткое время вожделенной свободы для избалованных комфортом и отчаянной хозяйской любовью обленившихся домашних мурлеток!...
И кто может разгадать эту властную неодолимую неведомую тайну любовного напряжения?...

Стоят погожие дни, и лишь иногда яркое солнце сменяют затяжные — на два-три дня — унылые бесцветные дожди, тёплые ливни или стремительные порывистые грозы… И первое, что при этом упоминании приходит в голову и невольно срывается с языка, — благословенная, воспетая поэтами, писателями и художниками, освежающая и оживляющая всё и вся летняя гроза!...
Но тут же хочется прибавить, что гроза — прежде всего — это демонстрация сурового царственного величия, невиданной мощи и недюжинной демонической силы, которая решительно и властно воздвигает на небесах свой огненный трон и заставляет нас преклоняться перед этой безграничной непоколебимой властью природы…
Бывало, ещё не успеешь сообразить, что это такое, а на тебя уже катиться что-то тёмное, почти чёрное, бежит, наскакивает, делает широкое движение… и через минуту вдруг оборачивается неотвратимо надвигающейся стихией, и всё и всюду мечется, трепещет, разражается бесовским хохотом, кажется гибнущим, достигает своей высшей ужасающей силы… и так же внезапно стихает и успокаивается, покидает утомлённое тяжёлыми биениями сердца ослабевшее тело, дыхание его становится беззвучным и размеренным, в благодушной природе восстанавливаются близость и равновесие, и постепенно всеобщее тревожное напряжение незаметно переходит в изумление, восторг, блаженство и чувственную истому…
И как-то по-иному слышится звон колоколов, над мокрыми от недавнего дождя крышами алеет духмяный вечер, околдовывает мягкий бархатный свет, ласковый и спокойный. Уходящее на покой солнце в лесу плавно и медленно заглядывает под липы, под сосны, под тёмные обвисшие ветви елей, и в его пологих лучах всё вокруг играет множеством тёплых оттенков жёлтого, красного и коричневого, и это до того красиво, что можно утонуть взглядом в этом безбрежном море закатных красок, в золотом сиянии чистого прозрачного воздуха. Во всех звуках есть что-то умиротворяющее и печальное, похожее на вечернюю молитву… А в комнаты как-то по-особому весело заглядывают молодые деревья, поражающие своей силой и новизной, а между ветвями проглядывает лиловая мечтательная синева…

Сколько себя помню — меня всегда тревожила, волновала и вдохновляла несказанная прелесть летних лунных ночей, особенно когда приятно и с пользой проводишь свободное время за городом, на маленькой уютной даче. В эти волшебные кроткие часы всё совсем по-другому — ночью правят иные законы, чем средь хлопотного безумного дня…
Мне видеться плывущая в полумраке комната, нежная стыдливая луна робко заглядывает в слабо освещённые окна, заливая стены и пол бледным серебром. Ровный атласный шум листвы в саду едва уловим, в густой траве улёгся утомившийся за день одинокий бродяга-ветер, всей грудью вдыхая невыразимо-отрадную ночную прохладу. На открытых лужайках диковинными указателями в неведомое пролегли длинные синие тени заворожённо-молчаливых деревьев. Голубые звёзды спустились совсем низко, и мечтательное романтичное небо плавно качается на мягких волнах глубокого таинственного света…
Где-то на пруду приглушённо квакают хором голосистые крикливые лягушки, среди деревьев и кустов призывно стрекочут пёстрые певчие цикады. Ночь не может подобрать нужных слов для выражения своих чувств и молча рисует на облаках сказочные фиолетовые сны. Воздух лёгким холодком щекочет ноздри. Безмятежная тишина дышит свежестью, покоем и плодородием…
Громко и сложно, постоянно меняя порядок звуков, со свистами, тресками и трелями поют садовые камышёвки, а в тёплом молочном свете покорных слушателей — молчаливых фонарей — коротко и тихо распеваются зарянки-малиновки. Влюблённые соловьи самозабвенно щёлкают, рокочут, свистят и заливаются невероятно чувственными вольными трелями, изнемогая от лирической истомы, и в чутком воздухе разносятся сладкое томление и неизъяснимое блаженство…
Эти ночи всегда представлялись мне чрезмерно щедрым подарком великодушной матушки-природы — столько в них тонкого лимонного лунного света и прозрачного воздуха! Ночь подёрнула яркие цвета мягкой патиной, и кажется, будто красивая женщина в неземных, ниспадающих до самого полу одеждах загадочно улыбается и незримо манит тебя в непостижимую тайну чарующего вдохновения. Пахнет ночными цветами, тёплой пылью, остывающим солнцем и покойным благодатным сном…
Лунный прозрачный свет каскадами струится вниз по множеству сине-млечных ступеней, а внизу сонно бормочет потревоженная лёгкими вздохами последнего теплохода перламутровая река, сказочная красавица Обь. Она неторопливо перекатывается с волны на волну, расплёскивая на гребне пенные мерцающие брызги. Обь широка, вольна и свободна, и её мятежная скиталица-душа даже во сне неудержимо стремится в безбрежные манящие дали, в опасное, неизведанное и таинственное. Ей чужда и непонятна наша суетная, наполненная непрестанными заботами жизнь, и все наши мирские дела, и тревоги, и сам смысл их существования представляются ей скучными и печальными, — её радует беспечный полёт быстротечного драгоценного времени, ей дела нет до того, что станется с ней потом, — ведь это недоступное далёкое «потом» — всего лишь туман, неосязаемая эфемерная пыль, а ей дорого то земное и настоящее, что происходит именно здесь и сейчас, каждое неповторимое мгновение, ведь оно и больше, и весомее абсолютного неподвижного бестрепетного бессмертия…
И пускай себе надменные совершенные звёзды гордятся своею царственной ледяной вечностью и роковой бессловесностью, находясь в непрестанном напряжении, — жизнерадостная, лёгкая на подъём Обь беспечно белеет и серебрится между землёй и далёким, широко и вольно раскинувшимся над ней небом, мерно и глухо шумит вдалеке, беззаботно убегая в бездонную лиловую синеву летней ночи, нимало не задумываясь о своём могуществе и величии, дарованном ею самим Господом Богом…
А я люблю побродить в утренней тишине по пустынному молчаливому берегу, мне нравится лежать на золотом горячем песке, щедро напоённом шёлковой водой и полуденным солнцем, подолгу вглядываясь в густую небесную синь… А тихими тёплыми вечерами об руку со своим любимым и единственным — неспешно прогуливаться по задумчивому душистому саду под чарующие трели сладкоголосого соловья, и затем, замирая от плывущей в сердце высшей радости, — словно в каком-то дивном наваждении, — слушать незабываемую прекрасную музыку поэтических строк, которые навсегда и без возврата вошли во всё моё существо, оказавшись в числе того самого заповедного и непреходящего, чем с детства живёт и полнится моя душа… И в этом непритязательном счастье сосредоточены для меня все прелести и радости божьего мира. И отсюда так не хочется уходить, всё вокруг такое спокойное, понятное и трогательное, и даже маленький букетик душистой петунии в моих руках делает меня счастливой… И сколько во всём этом подлинной природной красоты, всего того чувственного и вещественного, из чего создан наш привычный человеческий мир, в котором есть всё: благополучие и болезни, радости и горести, встречи и разлуки, сбывшиеся надежды и бесплодные мечты. Есть река, небо, солнце, луна, звёзды, птицы, деревья, цветы и ещё многое-многое, с чем так сроднился и к чему так привык, и с чем уже вовек не сможешь расстаться…
Здесь, среди родных окрестных мест, испытываешь столь обострённое чувство жизни и такую беспредельную веру в себя — безо всяких границ и преград — только лишь оттого, что тебе легко и спокойно от плывущего в открытые окна мягкого лунного света, и даже сквозь сон незримо проникают и наполняют тебя и этот миротворный зеленеющий свет, и эта бесхитростная трогательная красота летнего сада, ласковое тепло и безграничная щедрость родной земли и родного дома. И уже частенько ловишь себя на мысли, что без единого сожаления провёл бы все оставшееся годы в этих благословенных местах, где долгими безмолвными ночами можно слушать, как шуршит в прибрежных камышах и в высоком бурьяне залётный ветер, а утром непременно хочется проснуться с первым щебетом птиц в любимом с детства вишнёвом саду, а потом с наслаждением срывать с отяжелевших веток сочные, разогретые и подпечённые полуденным солнцем тёплые ароматные ягоды…
И всё так близко и мило любящему сердцу, что смотришь на эти тихие берега, на уплывающую вдаль раздольную многоводную Обь и удивляешься — как много на нашей щедрой земле простых и ласковых мест, и надо просто отыскать эти заветные места в своём чутком памятливом сердце…