Безмолвие

Раскаленный воздух молчал. Не было слышно ни звука. Как будто все растворилось и замерло в беззвучном пространстве тишины, сковавшей все неподвижным кольцом бесконечности.
Не шумели моторы, не хлопали дверцами контейнеры, не шипели линии, не звенели кнопки компьютеров. Как будто из них вынули жизнь или остановили сердце, приводивший в движение бесконечное время работы. Вокруг царила бескрайняя неприступная тишина, и от ее беззвучия трещали стены, когда изредка, по ним, шуршали, скатываясь из-под потолка, капли с шипением на пол. Когда-то оживленный и полный жизни город роботов молчал в замершем спокойствия.
Когда-то здесь кружила, танцевала жизнь и питала все вокруг. Она наполняла движением и смыслом роботов и технику. Как вдруг в один прекрасный день началось.
Пролетело легкое дуновение из одного конца зала в другой. Прокатилось мячиком, останавливая бесконечное движение и прерывая размеренный гул роботов и лишая их дыхания. Качнулось маятником, внося перемены времени. Скользнуло легко, незаметно, как волну задевает крыло бабочки. Удивленно взглянув наверх, первый робот остановился, как будто что-то наверху приковало его взгляд, да так замерев и прекратил работу. Обратив внимание на странную ситуацию, ближайший робот немедленно поспешил ему на помощь, но и сам внезапно окаменел, не успев понять, что с ним произошло, оказавшись бессильным, и безжизненно склонился рядом. Третий робот так же остолбенел и поник вниз головой, едва заметив странные и оживленные действия вокруг него.
Словно прибрежной волной от одного края к другому, от эпицентра до самых отдаленных стен станции бездной разверзлось молчание. Роботы превращались в безжизненные статуи, замирая, падая и склоняясь друг над другом. Отчаянно пытаясь зацепиться за клавиши, кнопки, экраны, лестницы, поручни, внезапно лишаясь жизни, они падали, как осенние листья, стекали огромными водяными каплями жизни. Не шуршали их приемные антенны, не звенели сенсорные панели. Их разговоры утихали. Не успевая ни передать и начала послания, ни осознать происходящее, оркестр жизни выдыхал свою последнюю величайшую симфонию на все лады. Чуть замирал один робот, и, со звонким и грустным тиканьем, как будто передумав жить и работать, затихал другой. И так по очереди, переворачивающимися шуршащими страницами книги жизни, роботы делали общий вдох и завершали великий цикл, затихали перебором разноголосых колокольчиков. Умолкавшим стрекотанием кузнечиков прекращали трещать конвейеры, останавливали свой неутомимый бег линии, приборы, прерывая жизнь во всем ее многообразии и наполняя воздух грозной и неизбежной тишиной.
В безграничном и торжествующем беззвучии не было слышно даже случайного дребезжания воздуха от случайного касания, жеста, ни одного взмаха крыльев бабочки, порыва ветра или шипения электричества. Как будто кто-то в последний раз влил в железное горло станции глоток энергии, но в последний момент передумал, и решил отобрать право восторга, наслаждения и восхищения, не позволив прочувствовать его вкус. Кто-то окутывал роботов вечным сном, словно давая им покой, опуская сеть великого молчания и умиротворения. Кто-то забирал силы роботов после бесчисленных часов бесконечной работы.
Беззвучие спускалось, вплеталось, плескалось, струилось в воздухе медленно, властно и уверенно вступало в свои права, наводя бесконечный порядок покоя и покоряя деятельную станцию роботов.
Собирая последние силы с каменеющим выдохом, колыхнувшись в последний раз, станция безжизненно повисла в пространстве космоса высохшей бабочкой, которую булавкой прикололи к пустоте. Ее многочисленные выпуклые глаза, светившиеся пронзительным и бесконечным желтым светом, гасли один за другим, поглощаемые окружающей тьмой, становясь ее частью и постепенно уходили в небытие.
Тьма наползала со всех сторон, пожирая безжизненно повисшие металлические крылья бабочки. Замерев в безотчетном страхе, станция покорялась неизбежности перед густой пеленой смерти, постепенно наползавшей на нее со всех сторон. Перед неумолимой неотвратимостью станция исчезла в непроглядной мгле вечности и бесконечности, в ее начале и конце…
Внезапно, пронзив пространство, по корпусу станции скользнул солнечный луч, осветив своим острием ее величие и прорисовывая ее до мельчайших деталей, до каждого удара метеорита, до каждого винтика, отражавшихся тенями на ее корпусе. Окутывая обшивку армады красно-оранжевым пламенем, на мгновение озарив испуганные глаза гигантской бабочки, он поглощал и плавил ее в бесконечности времени Вселенной. Отступая и погружая ее в хаос тьмы, он возвращался и вновь озарял мертвую бабочку, звенел ее крыльями, и качал ее в потоке жизни.