Талый снег

«Это осень, это жнивье.
Талый снег вчерашнего дня»
Юрий Визбор

Первая пенсия закончилась через четыре дня. Яковлев удивился, как быстро растаяли деньги на банковской карточке. Он считал себя человеком экономным и сдержанным в расходах, но скорость с какой исчезла пенсия впечатлила. Правда, оставалась социальная карта, по которой он мог купить продукты со скидкой, да еще бесплатный проезд в городском транспорте. Ну что ж, и это неплохо. Отдельно согрела душу возможность ходить бесплатно в музеи.
Ему нравилось по утрам ездить в автобусе, когда еще нет людской толчеи, а едва проснувшиеся и от того немногословные пассажиры спокойны и незлобивы. Войдя в автобус, он опробовал новенькую карту для бесплатного проезда, порадовался звуку зуммера, толкнул турникет и прошел в салон.

— Рома, — окликнули его неожиданно. Повернувшись, Яковлев растерянно заулыбался. В двух шагах от него сидела Лера. Взгляд ее был приветлив и как прежде притягателен.
— Доброе утро, Рома, — сказала она, — присаживайся. Какое хорошее утро! Давай посидим, как, помнишь, раньше сидели рядом на дальней скамье в аудитории.
Яковлев с готовностью подсел. Улыбка по-прежнему не сходила с его лица.
— Доброе утро, -наконец произнес он и тут же продолжил, — ты выглядишь просто потрясающе!

Лера была младше его на восемь лет, но Яковлев был готов спорить с кем угодно, что ей не больше сорока. Он готов был не только спорить, но если бы этот некто вознамерился упорствовать, то и стреляться с ним! Яковлев улыбнулся этой своей мысли.
— Спасибо, — засмеялась Лера и отшутилась — долгие годы тренировок! А если серьезно, то это все результат тяжкого труда. Бассейн, фитнесс, массажистка, косметолог, — все это отнимает столько времени и сил, что ты даже не представляешь!
Он искоса оглядел фигуру однокашницы: точеная шея, красивые плечи, они ему всегда нравились, и никаких складок на боках и животе.

Лера уловила его взгляд, улыбнулась и великодушно заметила:
— Ты тоже молодец, не раскис. Наверное, бег или скандинавская ходьба?
— Плаваю, — он смутился. В студенческие годы Лера была главной в их отношениях, принимая его влюбленность, как повелитель принимает дань от вассала. Сейчас это было забавно вспоминать. Она вела себя с ним, как ведет себя требовательный наставник с нерадивым учеником. Правда, иногда она становилась робкой и неуверенной, предоставляя ему возможность быть ее защитником и советчиком. Позже он понял, что так она играла роль подруги, любимой, так она жила. Понял, когда это уже было поздно и ни к чему.

— Что так рано? Едешь к массажистке? — Яковлев сам задал вопрос.
Она снисходительно улыбнулась:
— Ну что ты, не я к нему, а он с радостью приезжает ко мне. Впрочем, сейчас рано для массажа.
Она доверительно наклонилась к Яковлеву:
— Это я ради внука — по утрам вожу его в гимназию в общественном транспорте. Хочу, чтобы он с детства знал, как живут простые люди. Знал, как пользоваться автобусом, метро, чтобы хоть иногда бывать среди обычных людей. Не все же время ездить с водителем!
— Ты хочешь сказать… — он замолчал, подбирая слова.
— Да, да, — она покивала головой, разводя руками, — мне и самой бывает от этого неловко, но что делать? Ты знаешь, достаток быстро перестаешь замечать. Жить хорошо становится привычкой. Согласись, удобно, когда бассейн в доме, когда ты можешь выйти в свой зимний сад, и никто не будет мельтешить у тебя перед глазами, как бывает в общественном парке. Удобно, когда есть машина, и тебя не раздавливают в метро или в трамвае. Обычно я езжу на Джордже. Это американский автомобиль. Большой, удобный, и очень прожорливый. Я его так и называю, Жора-обжора!

— На Джордже? — переспросил Яковлев в недоумении, потом, догадавшись, улыбнулся, — может, на Додже?
— Ах ну конечно, на Додже! — рассмеялась Лера, — я вечно путаю названия! Путаю или забываю. У зятя на машине такая фигурка — то ли кошка, то ли тигр. Это как называется?
— Ягуар, — ответил Яковлев
— Да-да! Точно, Ягуар. Безумно дорогая машина. Перед соседями бывает неловко. Они тоже не бедные, но, когда все собираются у меня, и вся площадка перед коттеджем забита машинами, мне, честно говоря, как-то даже неловко. Хорошо, дочка приезжает на Мини-Купере — не так вызывающе. Мини — это такая небольшая машинка, для барышень. Но что делать? Зятю важен статус, вот и приходится пользоваться этой кошкой. Правда, я считаю, все это очень хлопотно: дома, машины, тусовки. Иногда устаешь от этого. Даже от бриллиантов!

Яковлев невольно бросил взгляд на скромные золотые сережки в ее ушах. Лера заметила и шутливо выговорила ему:
— Как? Ты мог подумать, что я с утра буду в бриллиантах? Это ведь мове тон. Что бы подумали преподаватели моего Саши, явись я с утра в драгоценностях? Только продавщицы носят их с утра до вечера! Но дело даже не в этом! Хотя, конечно, и в этом тоже. Устаешь. Устаешь от постоянной необходимости соответствовать. Ты-то всегда был человеком с чувством собственного достоинства и тебе было плевать, что скажут о том, как ты выглядишь. А я нет, я все же придаю этому значение. Хотя тоже стала задумываться: к чему это все? Можно ведь обойтись и без этого! Но! Привычка свыше нам дана, замена счастию она!
Лера снова рассмеялась.
— То есть жизнь удалась? — он горько улыбнулся, подумав о чем-то о своем.
— Да, — она грациозно откинулась на сидение, но тут же спросила с участием, — а ты, как ты? Пенсионер уже? Как жена?
— Мы развелись, Лера. Уже давно, — он спокойно поглядел ей в глаза, — иногда видимся.
— Да? Право не знаю, что и сказать. Но у тебя, я слышала, есть и дети, и внуки. Помогают?
И тут же, деловито оглядев его костюм, она заключила удовлетворенно:
— Вижу, помогают. Молодцы! Пенсионерам сейчас непросто. Слышала, пенсии у вас невелики. Я знаю, многие работают, у кого сил хватает. Главное не унывать! Ты, я вижу, держишься. Ой, прости, я тут наговорила про себя! Тебя это не задело? Знаю, ты гордый и никого никогда не обременяешь своими проблемами. Но с детьми ты делишься? Нужно, чтобы было кому поплакать в жилетку. Правда, после тебя у меня ни одной жилетки не случилось!

Она снова засмеялась и добавила:
— Дети живут своими заботами. А как твои, как внуки?
— Да-да… и дети, и внуки, — он покивал головой, — живут хорошо, дружно, но только далеко. Приезжают, иногда я езжу к ним. Как Игорь?
Она беззаботно защебетала:
— Игорь уже лет двадцать как живет в Англии. Сначала уехал, чтобы попробовать себя в новой стране, потом решил остаться, потом подал на развод, потом женился на ком-то. Кажется, на американке. Может, на итальянке. Не знаю.
Улыбнулась:
— Ничуть не жалею, что не поехала за ним.

Яковлев решил переменить тему:
— Как твой испанский? Ты меня все пыталась ему научить, а я кроме «те кьеро»* ничего и не осилил.
Она расхохоталась:
— Ты запомнил? Надо же! Значит, я была хорошей учительницей! Нет, нет! Ну что ты? Я не преподаю. Так, иногда помогаю внуку или друзьям. Знаешь, у нас вилла под Малагой, в Порто дель Кьеза, а вокруг либо русские, либо англичане. Не с кем поговорить по-испански!

Яковлев серьезно посмотрел на нее:
— Лера, может быть, мы могли бы еще раз увидеться? Просто так, поговорить, вспомнить университет. Понимаешь, мне сейчас нужно выходить, у меня встреча, потом я тоже буду занят. Может быть, вечером? Сегодня или завтра. В музей сходим. Тебя внук отпустит?
Лера рассмеялась, но в ее глазах он увидел испуг. Яковлев оборвал себя, потом улыбнулся, и горькая складка легла у глаз:
— Не обижусь, если откажешь. Я ведь уже один раз это проходил.
— Нет-нет, что ты, — она заторопилась, схватила свою сумочку Луи Вуитон и принялась в ней что-то искать, — подожди немного. Чертов телефон! Я, кажется, оставила его дома!
Она растерянно подняла на него глаза:
— Представляешь, забыла телефон! — и тут же воскликнула в отчаянье, — и я не помню свой номер!
Автобус остановился. Двери разъехались, выпуская немногочисленных пассажиров.
Лера вскочила:
— Может ты мне запишешь свой?
Яковлев стал рыться в карманах, но кроме ключей и какой-то мелочи в них ничего не было.
За спиной угрожающе зашипели, готовые захлопнуться, двери.
Он еще раз посмотрел в ее растерянное лицо и улыбнулся:

— Ничего! Я очень рад, что мы встретились. Наверное, неспроста я сел именно в этот автобус. Если суждено, увидимся еще.
Он направился к выходу. Потом двери за ним сомкнулись, и автобус укатил. Немного постояв на остановке, Яковлев развернулся и скорым шагом двинулся в сторону набережной, где высились башни Москва-сити.

Он вошел в одно из зданий. Вестибюль был еще пуст. Охранник кивнул ему и отвернулся. Поднявшись на двадцатый этаж, Яковлев, не останавливаемый никем, прошел в просторный кабинет с видом на реку и высотку гостиницы. Через минуту-другую зашел референт и, поздоровавшись, спросил:
— Как это у вас, Роман Николаевич, получается приходить раньше всех?
Тот, не поворачиваясь, сам задал вопрос:
— Сева, у вас ведь родители на пенсии?
— Пенсионеры, Роман Николаевич, — закивал Сева.
— Им что, хватает пенсии? Я вот попробовал — не дотянул и до четырех дней.
— Так и у них так же. Мы с братом им помогаем.
— Вот как? — Яковлев повернулся и посмотрел на него, — похвально. Как вы думаете, Сева, а если деньги, которые мы тратим на «корпоративы», перечислять родителям-пенсионерам наших сотрудников? Народ не взбунтуется?
Сева вскинул брови и, сдержав удивление, ответил:
— Не думаю. А вот эйчар взбунтуется и будет говорить, что мы теряем командный дух.
— Глупости, — Яковлев прошел к столу, включил ноут бук и повторил, -глупости. В условиях дефицита хороших кадров это укрепит лояльность сотрудников к компании. Укрепит гораздо лучше, чем эти пьянки с плясками под луной. Спасибо, за ваше мнение. С этим все. Что у меня сегодня?

Референт встрепенулся:
— В восемь тридцать — заседание совета директоров. В десять — совещание по инвестициям. Во время перерыва на ланч — урок. Потом до вечера вы в Торгово-промышленной ассоциации.
Роман Николаевич поднял голову:
— Вы, Сева, на той неделе говорили, что преподаватель отказался со мной заниматься. Напомните, что он при этом сказал?
Сева покраснел:
— Он сказал… Роман Николаевич, это его слова, не мои. Он сказал, что не намерен тратить половину своей жизни на такого непроходимого тупицу, как вы.
— Что же, — Яковлев снова погрузился в компьютер, — он взял свои слова обратно?
— Нет, — облегченно выдохнул Сева, — мы нашли нового. Отзывы самые лестные.
— Вы его предупредили, что я трудный ученик?
— Не беспокойтесь, Роман Николаевич, этот будет работать, хоть с чертом! — и тут же осекся, испуганно округлив глаза.
— Вот как? — полюбопытствовал Яковлев, — с чего бы такое бесстрашие?
— Деньги нужны, — пояснил Сева.
Яковлев кивнул, продолжая просматривать таблицы в компьютере. Потом захлопнул крышку ноутбука и сказал:
— Сева, приглашайте директоров. Пора.

Первая половина дня стремительно неслась к завершению. Яковлев привык, что время для размышлений, для обдумывания решений бывает только во время коротких пауз на кофе или во время езды в машине. Выйдя из комнаты после совещания, он взял в автомате эспрессо и, как обычно, задержался у окна, в который раз оглядывая панораму города. Что ж, подумал он, год будет трудным. Решение, которое они только что приняли по инвестициям, — сохранить людей — правильное.

Утро было хорошим. Он вспомнил песню Визбора: «…талый снег вчерашнего дня…»
Вечер будет менее продуктивной. Нужно пораньше закончить, чтобы еще успеть сходить в Третьяковку. Бесплатно.

Роман Николаевич смял пустой стаканчик, выбросил его в урну и поспешил на урок.
Он вошел в небольшую переговорную с окном во всю стену и остановился, не доходя до стола, за которым его уже поджидал преподаватель.

— Лера?
Женщина стремительно обернулась.
— Так это ты непроходимый тупица? — после паузы сказала она и улыбнулась, — садись, попробуем тебя все же научить испанскому. Начнем с чтения.
Она подтолкнула к нему книжицу. Яковлев взглянул на название:
— О’Генри? — он поднял на нее глаза, — его обычно читают на английском.
— Какая разница? — Лера улыбнулась, — О’Генри, что на испанском, что на английском всегда О’Генри.

* - те кьеро (исп.) - я люблю тебя