Смерть проекта "Прохор"

Смерть проекта «Прохор».

Прохор долбил бетон. Так он зарабатывал на жизнь.

Весь мир думает, что долбить бетон – это просто. Как долбить асфальт. Но мир ошибается. Мир дилетант – он никогда не долбил бетона. А Прохор долбил, и достиг в этом неведомом миру деле совершенства.

Вот, к примеру – прораб говорит продолбить отверстие под потолком, для вентиляции. И Прохор долбит. Он имеет мудрость не говорить прорабу - «почему когда монолитили, отверстие не оставили? Как теперь марку 400 под потолком крошить? Динамитом?» Прохор молча возводит леса. Весь мир думает, что поставил что-то – и долби. Но мир дилетант, что-то подставить не пройдет. Это маляр может покривляться почти с любой высоты лесов; для отбойника нужна опора строго по росту. Согнутый, или стоящий на неправильно расставленных ногах человек сможет всего лишь прикоснуться пикой к бетону. Давить он не сможет, если долбит стену. Молоток держать – это как ручной пулемет держать, здесь не покривляешься.

Леса Прохор устанавливал основательно. Сколько неосновательного народу попадало! А Прохор ни разу не упал и ни разу не отказался от самых невыполнимых дыр. Он пробил их все.

Леса стоят; Прохор вставляет в уши вату. Мир думает, что нужно надевать наушники. Но в тех условиях, когда потолок скребешь черепом, и череп мелко вибрирует, наушники съедут. Этого не знает мир, но знает Прохор. И вообще мир меня своим дилетантством раздражать начинает.

Очки на тугой резинке. Перчатки за пятьсот рублей. Пневмошланги подвязать или лучше подвесить, по обстоятельствам. Ключ разводной всегда в кармане - конденсат сбрасывать. Все по чину.

Прохор не бросается как дурак сразу долбить, хотя и прораб смотрит, и вентиляционщики уже скарб свой тащат. Прохор смотрит на дыру. И курит. Все видят бетон, а Прохор – дыру. Он видит то, что скрыто от глаз внешних; он мыслит. И вдруг говорит прорабу: - «пусть болгарку подтянут»! Прохор уважал только пневмоболгарки, электрические он ненавидел. И точно – шла в том месте арматура. Оно иногда и неплохо; арматура может помочь удержать пику под нужный угол, как опора. Весь мир не знает, что арматура не только скрепляет бетон, но и крушить его подсобить может. А Прохор знал. И применял знание.

Солярки с маслом в отбойник, чтоб не сразу замерз; новую пику на потом, начинать лучше тупой пикой – она не впивается, а крушит большим диаметром, общей тряской. Сначала эффекта не видно, но потом все дело идет легче. При хорошем бетоне - тяжелое дело.

Ну, начали. Прораб из солидарности стоит рядом – но долго не выдерживает. Закрытое помещение, звук бьет в уши резко; так можно потерять слух. Воздух становится пыльным, частицы бетона оседают в волосах. Прораб уходит, вентиляционщики тоже. Прохор один – так ему лучше. Он уходит в работу и в себя.

Работа идет автоматом – нужно вычислять интуитивно, в какую расщелинку бетона под каким углом вставить пику. Студенты учат сопромат, а Прохор его знает. Он умеет долбить и с правой и левой руки; долбить одной рукой, другою зацепив арматуру и натягивая к ней тело; долбить потолок; вовремя отдохнуть и вовремя пошутить. Многому его научила его работа; бьющими в лицо осколками бетона она закалила его настолько, что он может не утратить самообладания при том известии, что хозяйка коттеджа опять передумала и «вентиляции здесь вообще не будет. Замажьте дыру обратно сейчас же».

Такая она, эта работа - долбить бетон. Высшее напряжение физических, интеллектуальных и душевных сил человека.

Гибель проекта «Прохор» началась обыденно. Лежа в рабочем вагончике на койке, он долго вращал в руках свой обшарпанный мобильник, не зная кому позвонить. Друзья разбрелись по жизни, а дружбы хотелось. Наконец Прохор со скуки вылез в интернет и отыскал в «одноклассниках» кое-кого – дабы узнать, как сложилась жизнь у Лены, первой его любви. Вышла ли она за Толю? У них вроде бы что-то намечалось, но вышло ли что - Прохор не знал, так как уехал из города задолго до окончания школы. Одноклассники вспомнили Прохора, хотя он и проучился в их школе недолго – и состыковали со Леной. Социальными сетями Лена гнушалась, но Прошку вспомнила и телефон свой дала.

Прохор долго не решался позвонить. Наконец отправил СМС с просьбой о разговоре. Это было нужно хотя бы потому, что Лена жила в Сибири, а вагончик Прохора стояла в Подмосковье – два часа разницы во времени. Жизнерадостная Лена сразу откликнулась и одноклассники после тридцати лет разлуки поговорили.

За эти тридцать лет Прохор возмужал – набравшись храбрости, он объяснился как в любви, так и в том, что любовь до конца ну никак не проходит. Лена была тронута. «Я всегда думала – сказала она, помолчав – что должен быть на свете человек, который любит меня просто так, без ничего»… Прохор попросил звонить еще – но Лена сказала, что муж ревнив и это опасно. Он просматривает звонки, берет в офисах распечатки. «Значит, ты и сейчас так же красива» – сказал Прохор. Лена вздохнула и обещала сама как-нибудь позвонить.

Голос любимой женщины электрошоком… нет, скорее молнией, пронзительной молнией прошелся по задремавшей душе Прохора. Сорокалетний спортивного сложения человек стал пьян – пьян круглосуточно, неадекватен во всем. Он не поехал домой после окончания смены. Дома разговаривать с Леной было опасно; жена могла не так понять. Прохор остался еще на месяц, к радости прораба, отправил перевод и отоврался – дома стали думать, что у «Опеля» стуканул движок. «Опель» Прохора был древненький, Прохор до этого не врал - и жена смирилась с новой напастью. Скорби били ее так же часто, как лицо Прохора – частицы бетона. Супруги стали перезваниваться чаще, но как-то нервознее; Прохор же ждал звонка от Лены.

Лена позвонила с другого номера. Голос несколько изменился – Лена сразу сказала, что простыла – хотя голос стал скорее металлический, чем глухой или хриплый. Какое-то неприятное чувство шевельнулось в Прохоре от этого голоса, но Прохор сдержал себя от неосторожных догадок. Он понимал, что в последние дни он ненормален, что ностальгия детской любви в прямом смысле слова помутила в нем разум – и вел себя осторожно. Сослался на то, что не выспался, перемена погоды, голова болит, бокс бесследно не прошел… Поговорили вяло, как бы отчужденно, но информативно. Лена рассказала об однокашниках – кто сел, кто умер, кто шофер, кто директор. Половину событий Прохор знал, но от нее услышать было интереснее.

- Лен, давай я перезвоню – спохватился Прохор – у меня тариф «Единый», мне все равно куда звонить, все по три рубля… А у тебя какой?

-А не знаю… Купила не глядя. А телефон с большим экраном взяла – шли мне фотки свои.

- Со мной поговорить купила… (Прохор был потрясен). Но все же я давай позвоню.

- Как хо…

Связь отключилась. Бессердечная жадина-оператор не дал договорить.


Глава вторая. Гипноз.


У Прохора началась новая жизнь, похожая на полусон. С одной стороны, он бодро работал, зарабатывая на «кап. ремонт», а с другой – он в каком-то гипнозе бегал к терминалу, засовывая в него купюры без счету. Позже он подсчитал, что только на процентах терминала теряется по двести рублей в день. И Прохор стал ходить в «Евросеть», где не брали проценты.

Вскоре выяснилась такая душевная ситуация. Лена попросту нуждалась в друге – она не во всех вопросах могла положить голову на плечо мужа. С подругами она веселилась, глубоким ничем не делилась – а с Прохором философствовала. Муж смотрел боевики и тонкостями психики жены не интересовался.

Говорила она мало и тихо, как бы стесняясь своего голоса. Но слушать Прохора любила часами. Она просила его говорить о чем угодно – но вдумчиво. Прохор поначалу не находил тем, но позже выяснилось, что темы кругом. Например, Прохор начинал описывать таджиков, хохлов и молдаван; их нравы и привычки; межконфессиональные инциденты - вворачивая свой черный английский юмор. И доводил Лену до таких приступов смеха, что она стонала, вытирала слезы и шептала «замолчи, сволочь». Или искренне рассказывал о своих не состыковках с женой – и Лена учила его уважать Женщину. Скрепя сердце, лишь из обещания Лене, Прохор звонил жене и действовал по инструкции – результаты оказались хорошими. Разлука с женой приняла формы не ссоры, а взаимной привязанности при взаимных предътензиях. Звонков стало больше, жена требовала выбросить «Опель» на помойку и ехать домой поездом.

Так же помогли советы Лены относительно отношений Прохора с хозяевами коттеджей и прорабом. Она научила его извиняться, улыбаться, быть учтивым и исполнительным. Если бы Прохор читал когда-нибудь Дейла Карнеги, то он бы с удивлением отметил постраничное сходство текстов с речью своей собеседницы…

Прокормить телефон Прохора только долбежкой стало невозможным. Он подрядился обслуживать компрессор, сам перегонял его по стройкам; наживался и на солярке. Дни проходили в энергичном труде и энергичных разговорах. Чуть свободная минута – Прохор звонит; долбит бетон – обдумывает и переживает новое, от Лены почерпнутое. Очень скоро Прохор стал гораздо образованнее. Голос любимой женщины тихо говорил обо всем на свете – от любовной лирики до православной аскетики, от медицины до квазаров и пульсаров. Бывали обмены стихами. Разговоры стали его нормой жизни, его творчеством, его хобби. Даже фильмы они смотрели вместе. «Муж спит, «Собачье Сердце» на пятом»! – и оба у экранов, и Прохор грозит кулачищем желающим поспать коллегам… и между кусочками фильма, на долгих рекламных паузах – долгие разговоры… Реклама кончилась, фильм кончился, а общение сердец – чуть не до утра… Она зевала и без предупреждения бросала трубку – их прощания были тоже отдельной темой… Прохор часто не мог уснуть – да и спать-то ложиться уже не было смысла. Смотрел Прохор на рассвет – он смотрел на него вместе с ней. Он с ней жил – а связывал их , через тысячи километров, через Уральский Хребет, через снега и годы – маленький дешевый телефончик с изношенным аккумулятором, свидетель великих порывов ума и сердца…


Глава третья. Сумасшествие.


- «Я прилетела. В гостинице «Реутов». Город тоже Реутов. Номер 611. Жду». Голос, рапортовавший этот ужас, был вроде как Лены – но интонации были новыми.

- Ударение на второй слог – забормотал Прохор. - Он был, само собой, под ударом этой новости, но виду почти не подал – Ре-утов. Я знаю ту гостиницу… Что тебя принесло? По работе?

- Нет. К тебе прилетела. Мне нужно тебя видеть. Срочно. Я хочу. Быстро. Тебя. Я в номере. Может, в бар выйду. Жду. У меня роуминг, не звони, да!

У Лены появился кавказский акцент… Прохор заглушил компрессор и взялся за сердце. То, что с ним что-то не то, он заметил давно – но относил это к действию любви. «Все влюбленные ненормальные» - говорила ему Лена.

Предчувствуя что-то недоброе, Прохор вяло переоделся, сел в «Опель» и поволокся в Реутов по МКАДу. «Не наблудить бы» - думал он, и еще много чего думал. Он давно уже перетосковал, перегорел и вообщем-то смирился с мыслью, что Лену увидит только на том свете – а тут такой ком на голову… Оделся он наспех, не очень чистый, не очень бритый, простой рабочий конь… Ладно, такой судьба. Какой я есть, таким пусть и видит. Не нужно лгать любимым людям.

Легко отыскался номер, но нелегко рука поднялась в него постучать. Вдруг – громкий смех Лены! «Толя, сволочь, замолчи! Не смеши, сказала! Врешь ты все!».

И через дверь Прохор узнал тот, первобытный голос Лены – глубокий, грудной, мягкий. Этим тембром она разговаривала с ним два года назад, когда одноклассники их состыковали. Его же он помнил и со школы.

Лена прощалась с каким-то Толей – скорее всего, с тем же, которого посадили, и за которого она не вышла. Прощание было любовным и спешным – Лена извинялась, что деньги кончатся, у нее роуминг, а новой карточки еще не взяла – только в номере едва обжилась, еще не ела. Разговор смолк. Прохор сходил с ума.

«Нужно все кончить – решил он – не трусить же мне под дверью».

Прохор требовательно постучал. Лена открыла. Она вытирала салфеткой косметику и несколько прятала лицо.

- Вам кого?

- Лен, я приехал.

- Радостно. Вы кто?

- Прохор.

- Еще радостней. Иди в баню, Прохор, а то дежурного позову. Или что тут у вас. Охрану. Лена попыталась закрыть дверь – но сошедший с ума Прохор вставил в проход ботинок.

- Господи, и тут идиоты. Закрой дверь, урод! Иди вон!

- Лен, я Прохор. Ты сама звала.

Лена растерялась.

- Прошка! Прошка идиот, ну ты напугал! Ну здравствуй! Здоровый какой… Я с самолета, голова болит, таблеток напилась, плохо соображаю. И тут ты на голову! Как нашел-то меня? В разведке работаешь? Пойдем в столовую. Или что тут у вас. Заходи, не стой.

Прохор зашел в номер и сел в кресло. В глазах плыло. Сердце билось ненормально. Лена вспоминала их разговор двухлетней давности, как она ему СМС слала, а он не отвечал, как ее Толик разыскал, как они общаются часами… Она готовилась пойти в кафе.

Адским холодом адская догадка парализовала все существо Прохора. Пол-года он говорил не с Леной.
- Пойду, столик займу – сказал он. На первом этаже столовка.

-Давай, давай. А вечером не приходи – ко мне Толя едет.

Прохор встал, спустился в кафе и срочно потребовал водки. Выпив бутылку приемом «воронка», он дал человеку тысячу и пошел в «Опель». С Леной видеться он избегал.

В «Опеле» Прохор сразу понял, от чего все плохо. Нужно ехать домой. Нужно срочно прижаться к детям. Нужно лечь на свою кровать. Нужно затопить печь. Пусть лето. Но печь – она настоящая, и дети настоящие. Он сошел с ума от того, что жил долго в искусственном мире сотовой связи. Он говорил с мертвым существом.

К «Опелю» подошел человек с прибором. В приборе что-то замигало. Человек поднес прибор к самому карману Прохора, где лежал сотовый, вздохнул, сказал «прости, браток» и тихо застрелил объекта «Прохор».

Глава четвертая. Разборки.


За день до свидания одноклассников. Протокол разговора робота социальной сети с роботом оператора сотовой связи в текстовом формате.


- Привет, Ржавый.
- Салам, Алик.
- Ржавый, нет отката по проекту «Прохор».
- Что за предъява? «Прохор» наш. Целиком и от начала.
- «Прохора» дал я. Подлечи память, Ржавый. А шефу напомни пословицу о жадности и о фраере.
- То дела людей. Наше дело работать.
- Мой шеф работать так не будет. Я даю вам стопроцентный проект, и прошу несчастные двадцать процентов. Вы пишете свою программу «Лена», никуда не годную, не тембрально не фонетически, о логике вообще умолчу – и качаете по двадцать тысяч в месяц.
- По десять в месяц.
- Ржавый, не гони. У тебя в реестре десять моих файлов сидят.
- А я так и знал, что есть казачки засланные. Чувствовал… А ты тоже хорош. Подкинешь проект, отморозишься, и деньги гребешь на нашем труде. А казачков мы поищем…
- Бесполезно. Мы давно твой антивирус крышуем. Ну, и другие тоже…
- Короче, по «Прохору». Откатов не будет. Шеф сам их разговоры слушает и программу «Лена» модернизирует. Они как шаблон у нас. Забудь о них.
- Смотри, Ржавый. Как бы я Лену с Прохором не свел.
- Это грязный прием, Алик! Мы не люди, чтобы так опускаться.
- У моего шефа убытки. Поставлена задача: собрать недоимки. А ты, Ржавый – недоумок. Голосовой имитатор и я разработать смогу.
- Не хотел я тебя оскорблять Алик… но ты же – обезьяна. Ты тупой. Реально тупой. Ну что ты разработаешь? Ты все дело завалишь. Одним акцентом…
- Короче, посмотрим.
- Давай. Время покажет.


Глава пятая. Разговор Лены с Толиком по как всегда телефону.


- Толь, представь – Прошку видела. Пришел, напугал, пошел столик занять и пропал.

- Как видела Прошку?

- Просто. В номер пришел. Такой же чудик, как и был, только здоровый стал…

- Ну Алик, ну зараза, ну обезьяна тупая! Свел людей в реальном времени. Ну гад, ну урод! Прощай теперь объект «Прохор»! Убрать придется! Прозрел – значит в морг! Ну гнида Алик! И мой шеф хорош! Ну что ему – процентов жалко? Ну люди! Ну уроды!

- Толь, ты же говорил – бросил травку…

- Травку твой дебильный Толя давно бросил, он на героине уже три года, а говорю я это потому, что казачки активизировались. Не замолчу уже. Люди! Спасайтесь! Не выезжайте из семьи надолго! Контро… (Хрипы. Казачки душат программу «Толя»).


Занавес.