Выдернутый из песни

Когда раньше взрослые произносили это слово, оно ничего не значило. Просто птичья трель. Птицы пели, правда, приятнее. Непонятно о чем, но красиво.
Абиг любил петь. И ему нравилось, что в его песнях жили люди, паслись овцы, цвели цветы, светило солнце или лил дождь, стояли горы.
Он пел очень хорошо. Даже дедушка хвалил его. В его звонких песнях все было понятно, не было птичьих слов, которые так часто произносили взрослые.
Его песня оборвалась громким звуком. Абиг вздрогнул.
- Это гром? – спросил Абиг дедушку. - И откуда гром, если светит солнце?
- Быстрей, быстрей, это взрыв, - торопил дедушка, они бежали прятаться.
Снова раздался взрыв и дедушка упал.
Абиг не понимал, почему не встает дедушка, и откуда взялось столько красной краски.
«Что уже не надо прятаться?» - спрашивал Абиг.
Потом мама сказала, что дедушку убили, и что началась война. Абиг понял, что «война» – страшное слово. Оно представлялось громом, плачем мамы, едким дымом, страхом.
А потом Абиг с мамой уезжали. Абиг плакал. Они уезжали от всего родного, что он знал. Было страшно, что он никогда не увидит этого луга за домом, в котором столько цветов, что кажется можно задохнуться от запахов. Не увидит и гор белыми зубцами кусающих небо.
Было страшно, что ТАМ этого не будет. С этого момента он все плохое называл «война». Если поезд сильно дергал – война, если мама отошла – тоже война.
Мама говорила, что они едут в другую страну. Страну, где все будет по-другому, но обязательно хорошо. Потому что там нет войны. Они приедут в огромный город, и будут там жить. И там ци-ви-ли-за-ция. Но они ехали долго – война. И люди вокруг все больше говорили на незнакомом языке – тоже война. Язык этих людей не был птичьим, просто непонятным…

ТАМ, куда они приехали, не было того, к чему он привык. Были дома, похожие на квадратные горы, только без снега на вершинах. Было много больших людей, говорящих непонятно. Не было запаха цветов и свежего воздуха, был запах гари. Не было ясного неба, только серое марево. И не было мамы. Мама потерялась.
Война.
Он сел у платформы и не двигался с места. Ждал, когда придет мама. Он боялся, что в такой толпе она никогда его не найдет. Мимо шли люди. Он спрашивал у всех, где его мама, но его, похоже, не понимали, улыбались в ответ. Это было больно: видеть чужие улыбки. Некоторые бросали ему денежки. Бабушка дала кусок хлеба. Абиг съел половину. Скоро перестал говорить. Незачем.
Вдруг над ним навис парень.
- Ты чего здесь? – парень оглянулся по сторонам.
Абиг молчал. Он впитывал парня огромными черными глазами и думал: «Война? Или не война?»
Парень еще что-то спрашивал, потом взял за руку и повел.
«Война, - понял Абиг. – Прощай, мама». Слез не было.
Абига покормили. Он оказался среди мальчишек. Вместе они пошли по поездам. Странные поезда ездили под землей. Шли бесконечными вагонами. Абиг протягивал руку, смотрел на человека и загадывал «Не война». Но деньги давали редко. Люди предпочитали не смотреть на него, они чаще смотрели в непонятные штуки, которые называли мо-биль-ник. Абигу иногда так хотелось посмотреть, что там в этой штуке, той в которую они смотрят. Неужели там так интересно?

Вечерами парень забирал, что они насобирали за день и кормил. Спали в деревянном доме за городом.
А по ночам Абигу снились горы. Снилось, что они своими белоснежными острыми зубами прогрызают тучи и появляется синее-синее небо.
Однажды мальчишки вышли из дома, светило солнце. Абиг заметил в луже листок. На листке среди букашек букв – картинка. А на картинке – горы, луг с цветами и небо. Небо намного синее того, что отражалось в луже. Его небо, родное. Абиг запел. Он пел о том, что когда не было войны, было синее небо, была тишина, был запах цветов, была мама и живой дедушка, который рассказывает сказки…
Мальчишки покатывались со смеха. Грязный оборвыш поет газетному листку в луже – смешно! Абракадабра незнакомого языка действовала лучше щекотки.
Абиг пел о вершинах гор, которые прогрызают тучи до синевы, и когда они сгрызут тучи, то возьмутся за войну… И снова всё вернется.
Большой парень, гогоча корчился, а когда уже не мог смеяться, выдернул Абига из песни.
А Абиг подумал: «Война…»