Самоубийство

"Кажется, я делаю ужаснейшую ошибку в своей жизни. Я решилась на самоубийство. Мне надоели люди, которые меня окружают. Я устала от креста взросления. Мне больно чувствовать. Мне неприятно дышать: кислород неприятно обжигает горло, а затем и легкие. Я хочу впервые поставить точку на своей жизни. Самостоятельно. И эта точка будет последним в моей жизни поступком, просчитанным и осознанным".
Это все, что я прочитала в тот день, когда этот дневник попал ко мне в руки. Меня зовут… Считаю это неважным. Лишь два дня назад у меня была подруга, самая лучшая, верная и любимая. Это был отрывок из ее дневника.
Сегодня понедельник – тяжелый день. А в субботу утром она мне звонила:
- Прошу, поговори со мной. Мне плохо. Я не знаю, что
делать… - Умоляла в тот день она. Тогда я разозлилась на нее и, грубо наорав, бросила трубку. Этот разговор оказался последним. А вчера я решилась ей позвонить и извиниться. Вместо приветливого голоса моей подруги я услышала слезы и всхлипывания, сквозь которое мне сообщили:
- Она вскрыла вены…
Моя подруга умерла, погибла…
Тогда я брезгливо отпрыгнула от телефона. Послышались гудки. Эти пищащие звуки были всем и единственным, к чему я прислушивалась. Нет, в моей голове не было типичных вопросов и слов: «Я виновата. Я убила ее. Почему я ей не помогла? Почему не выслушала?» Это пришло позже…
В таком вот оцепенении и неведении я провела… не знаю сколько времени. Потом я начала вспоминать самые глубоко забытые вещи: вот мы знакомимся; вот мы фотографируемся и, обнимаясь, улыбаемся; вот у нее появляются месячные и проблемы с переходным возрастом; вот я ей советую – я на год ее старше; вот мы впервые говорим о самом дорогом сердцу; вот мы клянемся в вечной дружбе… Слова этой клятвы я не помнила. Все воспоминания представлялись обрывком какого-то далекого сна. До сих пор. Сейчас разум склеил всю головоломку воспоминаний, а слова детской клятвы звучали в моей голове так, словно это был назойливый припев «попсовой» песни, и я его выучила наизусть. Мы клялись, что не будем предавать друг друга; не будем уводить парней; будем искренни; будем неразлучны, близки; будем лучшими подругами, что бы ни случилось. И я помню очень отчетливо самое главное, что в тот майский жаркий, но ветреный день она добавила: «Если я буду умирать, ты поможешь мне или будешь рядом». Я повторила за ней эти слова. Я и не думала, что подобный момент придется исполнять… Мне не пришлось. Я не справилась. Я предала. Когда я услышала фразу о вскрытых венах, я почувствовала себя чудовищем. Я почему-то не смогла помочь ей.
Я достала альбом и начала рассматривать фотографии. Крик души: «Какая же ты эгоистка, милая подруга! Ты подлая тварь! Зачем ты заставляешь близких и любящих тебя людей страдать!? Ты ничтожество!!!»
Фотографии причиняли много боли, и потому альбом улетел в другой конец комнаты. Этот поступок оказался началом моей агрессии. Меня взяла злоба. И не просто так. Она овладела мной. Я злилась на НЕЕ! Я не понимала ее! Я испугалась… Мне стало так страшно, как не было никогда. Самая крепкая дружба утекла от меня быстрее песка сквозь пальцы. Это была больше, чем дружба. Это больше, чем любовь. Наверное, только сейчас ко мне пришло твердое осознание того, что у меня больше нет любимой подруги. Возможно, я лишь сейчас поняла, что случилось, кого я потеряла.
Ее мама попросила приехать. Я приехала. Я оглядывала все беглым взглядом до того момента, пока зрачки не наткнулись на дверь ее (!) комнаты. Во мне забилась предательская дрожь, взгляд как-то быстро заволокло слезой… Я вошла. Сознание машинально принялось сравнивать. Но теперь здесь было одиноко и пусто. На стене по-прежнему висел ее портрет, сделанный год назад, но от него не делалось так приятно, как раньше. На столе лежали тетради и книги. По внешнему виду комнаты было видно, что никто ничего не трогал. У лампы я нашла ее дневник. Душа приняла странное решение: дневник – ее тайна, родители не узнают о ней. Я сохраню это у себя…
Меня оставили одну. Я продолжала осматриваться, разглядывать все детали. Никогда так пристально я не изучала помещение. Не помню, как… Я села на стул, за стол. Я представляла, как она пишет здесь свой дневник, стихи, письма… Я тихо заплакала и посмотрела в окно. Глаз кольнуло что-то красное. Это была ее высохшая кровь. Я насильно подавила нервный крик. Внезапно для самой себя я вспомнила свою мечту: научиться летать. Сквозь слезы я увидела на столе коробочку с лезвиями для бритья. Она все продумала. Вычислила каждый шаг до, и после самоубийства. Этот поступок был продуман до мелочей! И в ее плане я сыграла свою, отведенную только мне одной, роль. Я поступила так, как хотела она, сама этого не зная.
Под этой зловещей коробочкой лежала маленькая бумажка. Я автоматом взяла ее и прочитала. Ужас проникал в меня с каждым прочитанным словом. Увы, но это было ее последнее письмо… для меня. На нем стояла дата. Неужели она просчитала все шаги и после своего существования? Действительно, она была хорошим аналитиком. Как я зло в ней ошибалась! Как я ее недооценивала… Раскаяние пришло ко мне только сейчас, после ее смерти. Это было ужасно! Это чудовищно!
Из ее комнаты я забрала ее сочинения, портрет, нашла окровавленную бритву – и здесь все было сыграно по ее правилам. Теперь я плясала под ее дудку. Теперь я была куклой. И я не спорила с этим.
Я помню, как во сне: неделю назад мы разговаривали. Она говорила о роковой любви к своему дяде, а я успокаивала ее. В душе я все же смеялась над ней: она постоянно преувеличивала свои чувства… Мы тогда попрощались и договорились встретиться…
Я шла по одинокой улице. Была самая холодная зима из всех, что я помню. Снег летел мне в опухшие от слез глаза, острый дождь бил по лицу. В рюкзаке у меня была частичка моей подруги, погибшей из-за меня. В голове гулял ветер, прозябала пустота. Я никогда больше не услышу ее голос, звонкий смех. Я ее больше не увижу – милая улыбка исчезла навсегда. Она умерла и я виновата…
Понятия не имею, как добралась до дома. Наверное, синхронно, потому что в тот момент моей души не было в теле. Когда я все-таки добралась до своей комнаты, во мне проснулась боль. С твердым осознанием одиночества я села на кровать и начала разбирать ее записи. Раньше я не особо вникала в то, чем она бредила, а сейчас силилась разобрать каждую ее букву, пыталась найти ответ на ее поступок. Она писала обо всем, что было в ее голове. Она обвиняла меня в то, что я к ней невнимательна, жестока. Прости, умоляю!..
Всю ночь я проплакала: что-то подмывало меня. Я не хотела, но слезы сами лились из глаз. С моей психикой начали происходить дурные вещи: мне делалось плохо, мне мерещилась моя подруга…
В школе я не появлялась больше месяца, – я лечилась. Но потом я пошла в школу с ясным пониманием: мы по-прежнему вместе. Мы просто живем в разных концах одной улицы. Жаль, что улица слишком длинная… Но я буду писать тебе письма. Я буду помнить тебя. Твое место никто не займет, потому что равных нет. Я никогда в жизни не забуду умного подростка с душой Человека…
Я просто не могу понять одной вещи: зачем? Ты ведь так любила жизнь. Ты сама мне часто объясняла, что было бы глупо убежать от проблем подобным способом, потому что не смогла бы вернуться обратно… Ты все делала сама: сама страдала, сама выводила себя из депрессии. Ты сама все решила. А зачем?
«Мне трудно дышать. Мне не хочется. Все очень просто. Мне надоела постоянная война! Мир жесток. Я сняла розовые очки…»
Дневник на этом обрывается. Жизнь на этих строчках обрывается. Как жестоко закончилась жизнь. Как больно было все перетерпеть.
Ее старшая сестра сошла с ума, мать последовала примеру дочери. Потом я слышала, что один парень выбросился из окна, узнав о ее смерти. Я чуть не умерла, чуть не уподобилась подруге, чуть не сошла с ума. Но я все преодолела, меня спасли ее же слова: «Не смей следовать за мной. Я хочу умереть одна. Отныне я люблю одиночество. Теперь будь счастлива без меня, моя родная подруга…»
Спасибо тебе, мой ангел-хранитель…