Полёт Греты

Цве­ла и пах­ла ког­да-то све­жей тра­вою ро­дина Гре­ты. По­куда не слу­чилось три бе­ды.


Во вре­мена Ца­ря-Гор­ба­того тво­рил де­ла страш­ные ог­ромный ог­не­дыша­щий дра­кон. Вы­дыхал он тя­жёлый зе­лёный дым, от ко­торо­го у лю­дей хво­ри раз­ные на­чина­лись да де­ти, рож­дённые че­рез мно­го лет, стра­дали.
Ду­мал Царь-Гор­ба­тый, что су­ме­ет удер­жать злоб­но­го дра­кона на це­пи да зас­та­вит ра­ботать на поль­зу на­роду.
Соз­вал сол­дат — они с тру­дом, да по­вяза­ли дра­кона, и ста­ло с тех пор чу­дови­ще и во­ду в ста вёд­рах за раз тас­кать, и по­ле всё за три ша­га вспа­хивать, и лес тре­мя уда­рами ру­бить. Проз­ва­ли чу­дови­ще «Мир­ный дра­кон», да толь­ко прав­ду в на­роде го­ворят: сколь­ко вол­ка ни кор­ми, он всё в лес смот­рит. То же са­мое и про дра­кона мож­но ска­зать. Не знал ник­то, что за­думал «Мир­ный дра­кон» месть страш­ную за плен свой.
Ночью од­ной вес­ны, как обыч­но, спа­ли жи­тели в вет­хих де­ревен­ских до­мах. Вре­мя уж за час пе­рева­лило. Как вдруг нап­рягся и за­ревел во всю мощь зверь пле­нён­ный! Ра­зор­вал дер­жавшие его пу­ты, встал на зад­ние ла­пы. Выр­ва­лось из гру­ди чу­дови­ща мёр­твое зе­лёное пла­мя, вмиг доб­ра­лось до каж­до­го до­ма, и мно­гие-мно­гие жи­тели за­боле­ли, са­ми то­го не ве­дая. Каж­дый чувс­тво­вал се­бя здо­ровым и креп­ким и вды­хал, без кон­ца вды­хал от­равлен­ный воз­дух... А кто-то за­чаро­ван­но смот­рел на гроз­но­го вда­ли дра­кона, вмес­то то­го, что­бы взять ко­былу да ска­кать по­даль­ше от де­рев­ни.
Чтоб дра­кона ус­ми­рить, соз­вал Царь-Гор­ба­тый дю­жину луч­ших сол­дат. Не сна­рядив ни дос­пе­хами осо­быми, ни во­дой в ко­личес­тве дол­жном, от­пра­вил на по­гибель вер­ную. Об­ма­нул их царь, чтоб не бо­ялись: ска­зал, буд­то па­ру ведьм пой­мать нуж­но — пус­тя­ковое де­ло. А как прис­ка­кали сол­да­ты, уви­дели, что пред­сто­ит им убить са­мого́ «Мир­но­го дра­кона»... Де­лать не­чего — приш­лось лить во­ду пря­мо в пасть с мор­щи­нис­тым нё­бом и ос­тры­ми клы­ками, каж­дый из ко­торых дли­ной в ло­шадь был. Приш­лось стре­лять из са­мых боль­ших лу­ков да ру­бить плоть дра­конью са­мыми боль­ши­ми то­пора­ми. Ре­вел дра­кон от бо­ли, зем­лю топ­тал до дыр ог­ромных. Ду­нул на боль­шое жёл­тое ко­лесо, что де­тиш­кам на по­теху кру­тилось, аки мель­ни­ца — и оно нав­сегда ос­та­нови­лось. Ду­нул на лес — и тот вмес­то зе­лёно­го стал ры­жим.
На­конец чу­дови­ще уби­ли, толь­ко са­ми сол­да­ты все умер­ли от хво­рей и прок­ля­тий, чу­дови­щем на­ложен­ным, — кто за две не­дели, кто рань­ше. Их те­ла, бор­до­вые, кро­вавые, сна­чала пок­ры­лись яз­ва­ми, а пос­ле ста­ли се­рыми и си­ними. Их во­лосы вы­пада­ли. Их ор­га­ны вы­ходи­ли на­ружу. Их ко­жа от­де­лялась от кос­тей. А их жё­ны пла­кали, но ос­та­вались силь­ны­ми.
Жи­тели де­рев­ни у­еха­ли, хо­тя не сра­зу. Хо­тел Царь-Гор­ба­тый скрыть прав­ду о том, что на­дела­ло чу­дови­ще: скрыть не­види­мое — яд в воз­ду­хе. Уби­того дра­кона так и ос­та­вили, не хо­рони­ли, и его мёр­твое те­ло спус­тя боль­ше трид­ца­ти лет всё ещё ло­мало судь­бы че­лове­чес­кие.
Приш­ла тог­да пер­вая бе­да.


Гре­та о том бы­ла нас­лы­шана, да са­ма ни­чего не ви­дела: ро­дилась спус­тя во­семь лет пос­ле нес­частья.
За­то ви­дела она вто­рую бе­ду и третью. Слу­чились они, ког­да пра­вил уже Кон­фетный Царь. Проз­ва­ли его так, по­тому что он не толь­ко го­сударс­твом уп­равлял, но и де­лал вкус­ные-прев­кусные кон­фе­ты да шо­колад­ки.
Ссо­рились вся­кие ца­ри ны­неш­ние да бы­валые, а на­роды сла­вян­ские, на­роды од­ной кро­ви, од­них мыс­лей и од­них на­дежд, страв­ли­вали. Ко­со смот­реть друг на дру­га зас­тавля­ли, и пи­сали иные глуп­цы сло­ва страш­ные: «Смерть им!», «Сла­ва нам! Ге­ро­ям сла­ва!»
Два гра­да вос­точных под­жи­гали. Ко­был уби­вали, и па­дали те с кра­сивы­ми, уж не­живы­ми гри­вами. Ка­реты взры­вали. И гна­ли жи­телей, что уце­лели, из род­ных до­мов. Ос­тавля­ли без кро­ва, без еды, по­рой и без мо­нет се­реб­ря­ных.
Приш­ла тог­да вто­рая бе­да.


Стра­на, изод­ранная в клочья все­ми дра­кона­ми, о ко­торых во все вре­мена за­мал­чи­вали, ли­шилась ног. Отор­ва­ли её юж­ные зем­ли.
Слу­чилась так третья бе­да.


Уви­дела Гре­та, что с зем­ли­цей её про­ис­хо­дит, да на­дума­ла ле­теть за оке­ан и семью свою с со­бой взять. Лю­била она свою стра­ну, но не то, что про­ис­хо­дило с ней.
Тут Гре­ту и на­чали бра­нить да за­пуги­вать:
— Го­ворят, кто по­летит ту­да, тот пти­цей чёр­ною обер­нётся и боль­ше не во­ротит­ся.
— Не лю­бишь ты зем­лю свою! Рос­ла, как яб­лонь­ка, неж­ною де́ви­цей, а да­ла плод гни­лой.
— На­учат там те­бя, как пре­давать, как ца­рей да люд прос­той не це­нить. Мно­го там зла­тых мо­нет — нет толь­ко люб­ви. Нет ни од­но­го доб­ро­го мо­лод­ца. Мо­лод­цы там с дру­гими мо­лод­ца­ми жи­вут, а мо­лоди­цы — с мо­лоди­цами. Фу!
— А ка­кие ле­топи­си у них ужас­ные! О том, как ба­рыш­ня глу­пая по­люби­ла день­ги се­рог­ла­зого мо­лод­ца и уда­ры кну­та его тер­пе­ла. О том, как ба­рыш­ня за­муж выш­ла за кро­вопий­цу и друж­бу ве­ла с вол­ком опас­ным. Ть­фу, а не ле­топи­си!
— Не во­ротишь­ся ты от­ту­да скром­ною и счас­тли­вою. Ой, не во­ротишь­ся!
Ни­кого не пос­лу­шала Гре­та. Ста­ла на за­кате у под­но­жия боль­шой ска­лы, ког­да семья её, в птиц обер­нувша­яся, впе­рёд неё спе­шила. Расс­пра­вила ру­ки-крылья — и по­лете­ла. Толь­ко её и ви­дели!


Ник­то не зна­ет, что слу­чилось даль­ше с Гре­той. А слу­ча­ет­ся вся­кое... Ко­му ве­зёт, ко­му нет. Это уж не сказ­ке ре­шать, а жиз­ни.