Две лжи

Солнце светило жаркое, по-настоящему летнее, июньское. Мутная вода в пруду желтовато-зеленоватого цвета совершенно отражало больное состояние моей души. Пока я ещё не понимал, что происходит, пока это было лишь острое раздражение, какая-то непонятная обида, не более.
Меня раздражали эти два плавающих лебедя, эта вода, это нездоровое отсутствие счастья… Так, хотелось, чтобы кто-то очень близкий обнял и сказал что я ему нужен. Но «близкий» сидел справа и ему было совершенно всё равно, что происходило в моей измученной душе, а точнее не всё равно, а просто он не догадывался.
Мне в голову тогда, помнится, пришёл сюжет этого странного фильма – «Наркоз». Главному герою делали операцию по пересадки сердца, наркоз не подействовал, больной не заснул, всё чувствовал и слышал, но не мог сказать ни слова, не мог закричать, не мог пошевелиться… Но всё чувствовал…
Схожее состояние… Будто сердце искусно разрезают пополам, так бесцеремонно выкидывают оттуда всё оставшееся счастье, а я не могу закричать, не могу встать и пойти, не мог выбрать дорогу и пойти по ней, не могу никому рассказать, потому что меня никто не понимает…
Я обижался тогда на каждую мелочь. Мне казалось, что я никому не нужен, что это лесть, лицемерие, что у меня на самом деле ничего нет. Будто неожиданно я надел чёрные очки, через которые мир видится в отвратительно уродливом свете несправедливости.
Мне становилось всё хуже и хуже.
Мы встали, отряхнулись и пошли вдоль по аллее. Солнце нежно бросало свои вечерние лучи на детскую площадку сквозь пышную зелёную листву, будто хотело поиграть с детьми, порадовать их, удивить. Звонкий радостный смех…воздух дышал искренним счастьем…
Я смотрел на своих спутников и начинал ненавидеть их. Они меня предали, они заключили меня в этот странный, безумный, отравленный вакуум, они, это они убивали меня… Они – убийцы.
Он что-то говорил, спрашивал, что со мной, почему я такой унылый, купил апельсиновый сок. Как же я ненавидел его. Потому что он не понимал меня, никогда не говорил то, чего мне хотелось слышать, может, даже не дорожил мною. Я придумал какой-то идеал дружбы, создал какой-то свой фантасмагоричный «футлярный» мир…который рушился тогда, словно карточный домик. Я оглянулся и понял, что ему намного дороже брат, чем я, понял, что он спешит домой к этому брату, понял, что он ничего не понимает, что творится в моей душе, понял, что пишу ему первый всегда я.
Так страшно разочаровываться, а особенно страшно разочаровываться в том, чего не было, в созданной самим собой несуществующей действительности. Начинаю анализировать, о, как я люблю анализировать! Жонглировать фактами, будто опытный фокусник, подменять понятия, будто античный софист, душить, душить, убивать себя придуманной несправедливостью, униженностью-оскорблённостью…я профессиональный сумасшедший.
Меня раздражали эти девушки, идущие впереди. Им было глубоко наплевать на меня. У них свой мир, мир положительной реальности, мир в плюсе, этот мир шёл вразрез с моим миром, был антиподом моего больного душевного зловония. А самое ужасное, самое ужасное то, что громко, публично, жестоко и беспощадно заявляло о моём ничтожестве – это то, что им было бы и хорошо без меня. Не только им, но и этому другу. Дай ему девушку, обещай здоровье ему и его близким – и он был бы абсолютно счастлив на каком-нибудь побережье, напрочь забыв про своего друга, тем самым превратив его в далёкого и ненужного приятеля. Знаете, что я вдруг понял? Я понял, что, находясь среди этих людей, находясь в этом огромном городе, смеясь, улыбаясь, я совершенно несчастлив и одинок. Меня никто не понимает. И плевать на эти шесть миллиардов, это же не арифметика, душа – уникальна, единственна, это чистейший индивидуализм, это не «каждой твари по паре», это – найти того или тех, которые бы не делали вид, а понимали, понимали чувственно, искренне, понимали до нервного исступления, до боли, до раздражения. Которые бы не позволяли уходить в свой мир, ненавидеть этот мир, которые бы стали частичкой, островком счастья... любили и утешали.
Болезнь души – это разочарование. Это страх, боязнь одиночества. Это постоянная антитеза. Я, вот, дома один, а они где-то там, без меня…без меня. Эти два слова «без меня» просто разбиваются на множество осколков и повторяются, повторяются в больной, горячей голове душевнобольного. Болезнь – это механизм, который действует в соответствии с определённой системой. Одна из стадий – это достижение критической точки. А потом – падение вверх, или вниз.
Мне стало очень плохо. Он пожал мне руку и не спросил ещё раз, что случилось со мной.
И мне захотелось разбить. Разбить себя, их, весь этот поганый мирок лжи, не мой мирок. Мне захотелось топтать это мир, распилить его на части. Я возненавидел своего друга, я обвинил его тысячу раз в безразличии, чёрствости, бесчувственности. Я нашёл виноватых, и мне захотелось отомстить. Я понимаю самоубийц – это вызов, это страшный вызов больного человека, не выдержавшего мир. Это бьющееся стекло, это уход в «своё», другое зазеркалье. Самоубийцы – это самые несчастные, слабые люди. В их смерти никого нельзя винить. За них всё равно нужно, наверное, молиться.
По пути домой я разрушил старый мир. Я решил, что вычеркну эти треклятые номера телефонов, что начну новую жизнь на остатках старой. Мне было очень плохо, грустно, больно, тоскливо. И в такие моменты все оказываются далеко, «не у дел»…самое важное дело – спасти человек, заблудшую овцу.
Разрушив старый мир, я создал новый – мир мечты. Этот новый мир выполнял две функции: первая – отомстить им, а вторая – стать наконец-то счастливым. Я пришёл домой, там где меня никогда не понимали, не ценили, не уважали. Через призму этой лихорадки, жара мне казалось, что я совершено прав.
Моя мечта – это уехать. Туда, где солнце не будет напоминать мне о них, где узкие улицы, цветы, море, смуглые красавицы и красивая звучная речь, мелодия добра и счастья. И в этом стремлении, этом желании такого сладкого «средиземноморского» счастья я подсознательно хотел поменять местами два мира – теперь счастлив я, а они остались там, в грязи, холоде. Им доказали, что они никто, что они – сволочь, их растоптали. И кто? Я…я, наслаждающийся новым счастьем, сидящий на балконе и пьющий красное вино, слушающий нежные звуки гитары.
И ещё она – такая непременная часть этого нового счастливого мира. Она, которая едва ли не единственная понимала меня, любила меня «очень-очень». Помнится прошлое лето, такое абсолютно счастливое, с надеждой, со свежей детской головой, со счастливым сердцем. Такое лёгкое переживание, лёгкий поцелуй, лёгкая, но интересная (а что дальше?) рана, быстрое примирение, красивые необычные серо-голубые глаза, шикарные волосы и понимающий голос. Вот тогда я был счастлив. Потому что чувствовал, что всегда, всегда-всегда, что бы ни происходило, есть она, которая понимает, которая любит, надеется, верит. Телефонные разговоры до трёх часов ночи, совместные размышления, чай, горячий шоколад в «Ле пан квотидьян» - всё это, как ты когда-то писала, «сакрально». Это сакрально и для меня. И вот мне очень захотелось, страстно, горячо, очертя голову уехать с прежней тобой в тёплую страну и сидеть на балконе и пить вино. И всё. Это и месть, обязательно месть, и счастье. Ты была идеальна прошлым летом. За что? Всё изменилось, но я всё помню, правда, и последнюю ночь, и прогулку под луной, и шарф, и чай в дешёвых стаканах. И всё, что нас тогда окружало – улыбчивые люди, хорошие «одноразовые» друзья, безумные завтраки, сумасшедшие испанцы. Это просто движение, улыбка, это то, что надо для жизни, моей жизни с тобой. Слышишь? Давай уедем, только, прошу, стань прежней. Прости меня. Боже, как бы я хотел этого, как бы я был счастлив. Я стою на колени и прошу Бога о счастье. Я закрываю глаза и горячо повторяю волшебное слово «мечта, мечта, мечта». Это мечта, это новый благополучный мир, к которому не приведёт ни лучший друг, ни закрытая сессия. Это то, чего не добиться самому, то, что дарит Бог.
Пожалуйста, прошу тебя…подари мне…мой мир…
И Бог услышал мою молитву, а, может, мне тогда почудилось, может я настолько отчаялся, но я помню райский вечер, закат, море, её волшебные глаза и музыку, музыку…
Вдруг так ярко засветила луна, на небе замерцали звёзды и лёгкий, тёплый, возвращающий к жизни ветерок…Мы идём по пляжу, ноги тонут в бархатном чистом песке, в дали светятся огоньки маленьких рыбацких лодочек, слышится весёлый смех жизнерадостных людей… И все почему-то счастливы в этом другом, далёком мире…Все улыбаются и просто радуются жизни, они не угрюмые, не унылые, будто любят тебя, живут с тобой – официанты, прохожие, продавцы. Я плачу. Спасибо, Боже. Смотрю на телефон, они звонили, из того мира, всё-таки звонили. С чувством радостной злобы я улыбаюсь и кидаю этот чёртов телефон в море. Прощай.
Что такое радость жизни? Счастье? Это момент, это вспышка радости, которую дарит Создатель, которой захлёбываешься. Это поцелуй, это море, когда на душе хорошо и спокойно, это когда бежишь, опаздываешь туда, куда нельзя опоздать, это когда ты смотришь на горящие огоньки, на горы и понимаешь что любишь Бога, природу, смеющихся людей у подъезда. Это не книжное, не «футлярное», это самое настоящее, такое простое счастье, которым можно упиваться до полусмерти. Это не бред больного воображения, это когда сознательное совпадает с бессознательным, сливаясь в единой вспышке радости и любви, заставляя плакать от этого самого счастья. Это когда любишь грязную мутную желтовато-зеленоватую воду, когда смеёшься, когда друг – друг, а не «не друг и не враг, а так». Это когда понимаешь, как же тебе повезло, это когда читаешь и переживаешь, это когда способен влюбиться, это когда ты счастлив и без влюблённости, понимая, что скоро влюбишься, это вечное-вечное предчувствие любви, рояль и скрипка в душе, любовь, радость, смех, объятия того, кто ещё не предал.
Я жил в этой мечте, я был счастлив, я каждую секунду благодарил Его. Я не скучал по ним, я вычеркнул их из новой жизни. Я завёл новых друзей, таких, о которых мечтал, которые любили меня, и мне не приходилось сомневаться, я видел и чувствовал эту любовь.
Я гулял по узким улицам маленького южного городка, я знакомился с другими, танцевал с ней латину.
Сколько продлилась моя мечта? Я не знаю, я не понял. Просто однажды я проснулся в плохом настроении, а на море бы шторм. Я начал злиться, мы поссорились. Неужели оно закончилось?!..
Хотя если быть честным, оно стало даже раздражать меня, особенно в последнее время…Оно стало искусственным. Оно стало приторным, невозможным. Я не страдал, не думал, я был счастлив. Но мне надоело, понимаете? Постепенно становилось, как тогда…порыв злобы, стремление разбить, снять эти оковы счастья…И на секунду даже тот мир показался лучше…та живая ненависть, живая печаль…
Я опять в этом настоящем мире. Я очутился здесь, как только понял, что такое душевная болезнь – это деструктивная попытка стать счастливым. Дать счастье, как что-то материальное – наверное, нельзя, иначе оно будет приторной конфетой. Счастье нужно выстрадать со светлой душой. Счастье нужно выстрадать счастьем.
Я сижу на подоконнике, пью молоко и записываю то, что я понял.
Может, это не верные выводы, но на том этапе моей жизни, они помогли мне. Я стал яростно искать свою дорогу и своих людей. Я продолжал общаться с ними, но меньше, потому что они напоминали о самом страшном дне в моей жизни. Я встретил нового друга – такого же, как и прошлый, такого же хорошего. Но с ним мы начнём всё по-другому. Я не строю идеалов, как только я начинаю восхищаться им или собой, я мысленно говорю себе «стоп». А старые друзья меня по-прежнему всё-таки любят, но понимают, что я иду своей дорогой. И пусть сколько угодно мне кажется, что меня предали, мне почему-то всё равно хочется сказать им «спасибо».