Веточка яблони.

Пономаренко Елена.
Веточка яблони

Яблоневый цвет пленил прохожих. Бутоны распустились как-то все разом, выставляя напоказ бело-розовые подвенечные платья. Среди светлого марева зелень листьев была не видна. Алексей ждал Ольгу у института. Он приехал сегодня утром, не сообщая ей заранее. Любя неожиданности, он приклеил усы и теперь выглядел лет на десять старше своего возраста. Театральный гример Леночка любезно одолжила ему реквизит. Они были с ней одногодки и, наверно, поэтому она его не осуждала за шалости, а только приветствовала. С гастролей они должны были вернуться в конце мая, начале июня.
Конечно, же Ольга его не ждет, скоро закончится четвертая пара и он ее увидит, наконец, сможет подержать ее пухло-детские руки в своих, поцеловать фиалково-синие глаза и ощутить щекотание ресничек у лица. Алексей зажмурился и улыбнулся от удовольствия. В ней ему нравилось все: неброские тона ее платьев, фонарики-рукава, лукавые глаза, пепельные волосы. Когда Ольга распускала косу, они тяжелым ливневым потоком падали и заканчивались где-то внизу ниже пояса.
"Боже, как она хороша!" - вспомнил сейчас он слова одобрения Сереги - друга Алексея. Они вместе заканчивали театральное училище, только вот судьба разбросала по разным театрам. Серега по направлению стал работать в Областном драматическом, а Алексею предложили ТЮЗ. Сначала жалел, что исправить уже ничего нельзя, но со временем понял, какие благодарные зрители дети. Так и остался в нем служить, хотя предложения были перейти или остаться преподавать сценическое мастерство в одну из школ искусств города.
Она сидела в первом ряду. Когда он ее увидел, почему-то сразу поверил ей, за откровенный взгляд что ли. Играли "Много шума из ничего" Шекспира. После спектакля он вместе с актерами вышел на "последний поклон", есть такой термин у артистов. Дарили очень много цветов. Еще бы - премьерный показ. У нее в руках была цветущая ветка яблони, свежая, белая, душистая. Девушка дарила ее последней, поэтому, наверное, все обратили на нее внимание. Алексей хорошо помнил ее слова: "Чистоты вам и понимания".
Алексей взял цветы, принес в гримерную, поставил отдельно веточку яблони от гвоздик и лилий в кувшин и не мог отвести от нее глаз. Казалось, что она светится восковым белым светом, а, может быть, улыбкой той, что оставила ему ее в подарок. Вот уже пятый спектакль он играл без нее, эта девушка не приходила, он не видел ее глаз, а искал, искал каждодневно, лишь только открывался занавес и актеры начинали спектакль. "Придет, сегодня придет", - успокаивал он себя, но надежды рушились и таяли невидимой дымкой утреннего тумана.
Заканчивался еще один репетиционный день. Новая роль требовала большого перевоплощения. Инсценировали "Живые и мертвые" по Симонову. "Война, да что я могу знать о настоящей войне?" - не раз спрашивал себя Алексей. Не могу, нужно отказаться от роли Серпилина, не получался образ, да и вдохновение вроде бы покинуло его. Он ждал ее. Вспоминал ее глаза с пушистым обрамлением ресниц. А ее все не было, не было, не было…
Серега, видя его депрессию, вытащил, наконец, Алексея прогуляться в парк. "Весенние дубы и клены поднимут тебе настроение, совсем ушел в себя. Что с тобой?" - участливо спросил его друг. Но даже другу не мог Алексей поведать о мимолетной встрече, которая перевернула его с головы на ноги. Идя рядом с Серегой, он чувствовал, что скоро не выдержит его присутствия, попросит культурно помолчать, не лезть в душу, но обидеть Сергея он не решался, слишком давняя дружба их связывала.
Они одновременно обратили внимание на девчонок, расположившихся на траве. Девчонки сняли босоножки и туфельки. Их настроение соответствовало обновлению пробуждающейся природы. Они щебетали без умолку, рассказывая друг другу светские новости и кулуарные добрые женские сплетни.
- Весна, Серега, посмотри на них: как яркие цветы на зеленой траве. И о чем так возбужденно можно говорить, наверное, перемалывают косточки очередного поклонника. Молодые еще.
Серега и Алексей, улыбаясь, прошли мимо.
- Здравствуйте, - послышалось им вслед.
Они инстинктивно повернулись на голос. Она встала, быстренько одела босоножки и уже приближалась к ним, слегка кокетничая на ходу, поправляя роскошные, почти неземной красоты, волосы.
- Она с кем здоровается? Среди моих знакомых что-то такой красавицы я не помню. Слышишь, Алексей? - Серега обернулся и понял, что говорил он это в пустоту.
Алексей приближался к девушке, улыбаясь, казалось,каждой клеточкой своего лица. Девушка была действительно хороша. Василькового цвета широкая юбка и в тон ей блузка-разлетайка, так ладно сидели на ней, подчеркивая красивую фигуру. Но не фигура, весь ее облик, словно иссиня-голубая дымка, был наполнен свежестью и дыханием весны. Распущенные пепельные волосы, предоставленные игре ветра, словно волны, спускались сверху до низа. Дополняли ее образ дымчато-серые солнцезащитные очки, бабочкой опустившиеся в легкой оправе на нос. Это была их вторая встреча. Серега понял, что лишний, и быстренько ретировался. Алексей смотрел на это хрупкое создание так как только могут смотреть на любимого человека. Улыбаясь, они шли молча, не решаясь нарушить тишину и прервать гулкое стучание сердец.
- Давайте знакомиться, - решился, наконец, Алексей.
Подняв на него изумительно синие глаза, девушка прошептала:
- Ольга, - протягивая маленькую пухлую ладошку, совсем почти детскую.
- Алексей, - ответил ей в тон. - Я думал о вас часто вспоминая. Вы почему больше не были на спектаклях, мне вас так не хватало, Ольга? А веточка с яблоневыми цветами завяла последней, она поддерживала меня в трудные минуты.
- Вы романтик, Алеша. У меня просто не было денег купить что-то существенное, я срезала ее из своего сада, очень было стыдно, поэтому-то и подарила последней.
- Спасибо, она действительно была хороша. Благодарю.
- Потом закружили будни, знаете сессия, зачеты, да еще подрабатывать устроилась уборщицей. Мы с мамой живем вдвоем, отца своего я никогда не видела. А мама больше замуж не выходила, растила меня, она мне и за отца была, и за деда, и за бабушку. Каких мы щук на плесах вытягивали, - и она жестом заядлого рыбака-любителя развела руки в стороны.
Алексей улыбнулся: "Хвастушка!"
Она поймала его улыбку:
- Вы мне не верите? - нижняя припухлая губка чуть задрожала.
"Да она же сейчас расплачется", - мелькнуло у Алексея.
- Верю, верю, - поспешно заверил он девушку и еже крепче сжал ее ладошку. Он смотрел на это милое существо и радость, именно радость охватила его. "Неужели она будет моей женой?" - задал он себе вопрос.
Ольга по дороге набрала небольшой букетик солнечных одуванчиков и теперь спрятала лицо в пушистость цветов, вдыхая аромат. Алексей держал ее за руку и пытался представить ее в гневе. Ольга высвободила руку и заговорила вдруг пылко, сбиваясь, путая слова:
- Я люблю вас, Алеша. Пусть вы меня осудите, пусть, мне все равно, все равно. Я поняла, что лучше вас нет, еще там на спектакле. Только не перебивайте, прошу вас, не надо. Я знаю за нескромность и навязчивость можно осудить, судите, делайте что хотите. Я повторяю, мне все равно, я люблю вас.
Она замолкла, будто выдохлась у финиша, даже со стоном глубоко вздохнула. Алексей прижал ее к себе. Руки с нежностью обхватили ее маленькую, беззащитную, но отныне его. Прохожие обходили их, осуждающе покачивали головами. Он чувствовал их взгляды и ему, как и Ольге, было все равно. Первый раз в жизни все равно: репетиции, спектакли, премьеры. Вот она его премьера, его жизнь, любовь и радость, его главная премьера, а остальное все неважно.
Свадьба была скромной. Узкий круг друзей, знакомых, родители приветствовали молодых.
...Слышно было как прозвенел звонок. На крыльцо перед входом высыпали первые курильщики. Алексей издалека увидел ее. Сине-клетчатый вариант платья скрывал округлость ее живота. Она спускалась осторожно, почти медленно. И тут Алексей не выдержал, сорвал быстро никчемный макияж, рванувшись к ней. Ольга задержалась на лестнице с подругой, видимо, что-то ей объясняя или доказывая, вычитывая что-то по конспекту.
Алексей подбежал сзади, прикрыл ей глаза руками, потом нежно развернул к себе. Вот они фиалко-васильковые глаза. Нет, беременность ее не портит.
- Здравствуй, Оленька! Здравствуй, моя золотая!
А вокруг цвели яблони, так что можно было задохнуться от счастья, от радости, что она идет рядом и маленькая ладошка покорно лежит в его крепкой руке.