Люська и Баграм

Пономаренко Елена.

Люська и Баграм

На второй день из кишлака вернулась разведка. Демин и Серегин, пропыленные, грязные до неузнаваемости тащили поочередно что-то завернутое в плащ-палатку. Демин первый спрыгнул в нишу блиндажа и прохрипел усталым голосом:
- Братва, принимайте!
Показалась голова Загороднюка.
- Иван, что это у тебя, никак трофей?
- Ни что, а кто, - послышался голос приближающегося Серегина. Наконец, солдаты спустили ношу и стали трясущимися от усталости руками распаковывать полы палатки.
- Братва, собака!
На расстеленном тенте, скуля и тяжело дыша, вся в крови от головы до задних лап, распласталась огромная кавказская овчарка.
- У нее перебиты ноги, - так же хрипло бросил Демин, - ухо, видно, пулей срезало. От самого кишлака с Серегой тащили.
- Вода у нас есть, - обратился он через головы собравшихся. Потянулись руки с фляжками.
- Дайте перевязочный пакет!
Михаил Наливайко вскрыл аптечку, нашел спирт, бинт и протянул другу.
- Надо Колю Ермолаева крикнуть, он на гражданке первый курс ветеринарного кончил, пусть осмотрит и перевяжет ее.
Собака, видимо, поняла, что ей не сделают плохого, старалась чуть шевельнуть хвостом в знак благодарности. Временами, казалось, она не слышала бойцов, лишь только сильно вздрагивала и скулила от любого к ней прикосновения, из уха сочилась кровь, ноги были совсем неподвижны. Наконец, ребята растолкали спящего Ермолаева.
- Иди, знахарь, помощь твоя нужна.
Коля протиснулся в середину и сердце его замерло: это же как нужно было изуродовать собаку. Он ловкими движениями намотал ей на голову бинт шапочкой, принялся осматривать ноги.
- Ноги надо ампутировать, гангрена уже началась. Все притихли.
- Мать честная, - воскликнул Коля, - ребята, а ведь ей щениться пора. Посмотрите-ка на живот, все ходуном ходит.
- Иди ты, - послышалось ему в ответ. - Не может быть!
- Может, может! Что делать-то будем? Спасать надо собаку.
Николай наклонился к ней ближе и на сухую ладонь его из собачьего глаза скатилась слеза.
- Ушлая, все понимает. Ребята, эфир нужен и спирт. Нож у меня есть.
- Может быть, пристрелим, мучается, жалко.
- Дубина, я тебя сейчас самого застрелю, - крикнул в порыве гнева на умника Николай.
"Одеколон у нас у всех есть, спирт найдем, свои фронтовые сто граммов, новокаин в аптечке", - лихорадочно соображал Ермолаев.
Собака уже почти не скулила, выбилась из сил, покорно ждала своей участи.
- Давай, давай, медик, долго соображаешь, - этот окрик Серегина вернул Колю в жуткую действительность.
- Соберите спирт, у кого есть водка - тоже пойдет. Дема, разбей ампулу с эфиром на тряпку, пусть подышит, все отошли, все, я сказал, - сорвался на крик Ермолаев.
Он быстро набрал в шприц десять кубиков новокаина, вколол и стал вводить медленно лекарство. Дема накинул на собачью морду край грязного полотенца, смоченного эфиром. Через несколько минут собака уже не реагировала ни на что. Ермолаев отсек ей обе ноги, повыше голени, засыпал раны стрептоцидом, развел пенициллин и сделал еще один укол. В блиндаже стояла гробовая тишина, все, затаив дыхание, следили за руками Кольки-знахаря. Ребят видели с оторванными руками, ногами, но уже в госпитале, а здесь, считай, на живую резали, дрожь брала.
Через двадцать минут Колька облегченно вздохнул, перебинтовал ей ноги, странные получились культи.
- Братва, я отсек ей всю опору, как будет тужиться, не знаю. Выдавливать их что ли? - советовался сам с собой Ермолаев.
Собака уже пришла в себя, поскуливая лежала, уткнувшись мордой в ладони Демина.
- Надо бы назвать ее как-то, - прошептал Серегин. - У меня на гражданке дворняга осталась, такая же лохматая, Люськой звали, я его из пипетки выкормил. Пусть Люськой будет, а, ребят? - продолжал он. И все как-то сразу согласились, истосковались ребята по женским именам.
Люська, так Люська, возражений не было. Коля надавливая, прошелся по лохматому упругому животу, слегка массируя рукой, помогая Люське разрешиться.
- Первородка, - умно заключил он.
Из каких соображений он решил, ребята пока еще не знали, но подсознательно верили всему и ждала, что скажет Колька. Люська тихо постанывала и шершавым языком слизывала воду с ладони Серегина. Сухой нос ее потрескался и был очень горячим.
- Вот страдает. Ну, природа, помоги ей, давай хорошая, давай, - шептал ей в самую морду Ермолаев. Люська тяжело застонала, как-то неестественно дернулась всем телом, напряглась, но сил не было.
- Серега, ляг ей на живот, надавливай, щенок уже близко, - командовал Колька-знахарь.
Серегин сделал так, как ему было приказано. Люська взвизгнула от нестерпимой боль, завыла одичало и что-то маленькое, лохматое, мокрое плюхнулось Ермолаеву на ладони.
- Вот и умница, Люська, молодец! - за спиной радостно и возбужденно закричали ребята.
Собака подняла голову, хотела дотянуться, чтобы обработать малыша, но Ермолаев дождался последа, перерезал пуповину ножницами, ласково похлопал Люську по животу.
- Лежи, лежи, отдыхай, я помогу тебе. Братва, хорошенький какой!
Щенок тыкался, попискивая, в протянутые руки солдат, не находя соска матери, стал активнее пробираться через густую шерсть, чуя запах молозива.
- Да, вот, вот, - Серегин заботливо подтолкнул малыша вперед. - На, ешь, душманчик.
Люська лежала безучастная ко всему, лишь на писк первенца приподнимала забинтованную голову.
- Все, один он у нее, - констатировал Ермолаев. - Если до утра не сдохнут- будут жить! Завтра будет вертушка, отправим их в Баграм.
- Покормить бы ее чем?
- Молоко есть, - отозвался Фахрутдинов, - можно залить в пасть, лакать-то не сможет, считай, две операции пережила.
Он передал фляжку с молоком Серегину и вытащил из сапога ложку.
- Давай, Серега, попробуй!
Серегин осторожно разжал Люськину пасть, благо она не сопротивлялась, и быстро левой рукой влил ложку с молоком. Люська благодарно проглотила, посмотрев огромными усталыми глазами на Серегина.
- Нравится! А-то! Еще будешь?
Собака глотала и глотала.
- Молоко ей сейчас надо, - опять заключил всезнающий Ермолаев.
Насытившись, собака тяжело, со стоном, вздохнула и прикрыла глаза. Щенок, наконец, найдя искомое, тоже затих.
- Как назовем пса?
- А кто: кобель или сука?
- Да вроде кобелек, - ответил Колька всем.
- Давайте назовем Баграмом, - послышалось в тишине.
- А что, братва, под Баграмом стоим, пусть Баграмом и будет.
Колька ласково потрепал маленькое существо, наклонился и поцеловал отдыхающую Люську. До утра оставался час с небольшим. Сегодня должны забрать в госпиталь раненых, капитан Милованов обещал связаться с вертушками, согласятся ли взять на борт Люську и Баграма?
"Через месяц дембель, если доживу, Люську с малышом домой заберу. Чего бы мне это стоило", - подумал Ермолаев и сам того не замечая, как проговорил вслух последние слова.
- А через границу как повезешь? Хотя правильно ты решил, Колян, я бы тоже не смог теперь бросить, - хлопнул по плечу Ермолаева Серегин.
Утром военврач Холодова выслушала просьбу ребят, не веря в такое чудо, она спустилась в блиндаже и увидела спящую Люську, а рядом с ней попискивающего Баграма.
- Грузите, - послышалась команда.
Ребята осторожно перенесли Люську, дотащили до вертушки. Люська вдруг поняла, что расстается, и в утренней тишине раздался вой собаки.
- Ничего, Люська, не на всегда, скоро у меня дембель, - оправдывался Ермолаев.
Люська так жалобно посмотрела на Кольку-знахаря и опять, как тогда в блиндаже выкатилась громадная слеза и медленно упала спасителю на ладонь.
До дембеля Колька Ермолаев не дожил, подорвался на мине. Люську и заметно подросшего Баграма забрал на родину Серегин.