Северные рассказы!

ШАХТЕРСКИЙ ПОДАРОК

Закончили зарядку скважин. Кессель подсел к Яшке.
– Яш! Канистру вина прислали с "материка", пошли ко мне в гости.
– Борис Васильевич, - заволновались остальные члены бригады.
– Вас маловато на канистру, бери и нас.
– Не, тут спецзаказ. Яшка нужен.
На следующий день на работу вышел один Кессель, а Яшка принес через неделю больничный лист. Получили взрывчатку, и, ожидая выезда, бригада обсела Яшку, требуя отчета о канистре.
– Да что канистра, вино как вино. Сидим, пьем, а в открытую дверь кухни видно: кто-то спит в зале на диване. И вот Кессель после третьего литра начал:
– Знаешь, Яшка, чего я тебя позвал? Стар я., а у жены сегодня день рождения, и получку не дали. Вот я и решил ей тебя на ночь подарить.
– Я на него – Ты че! очумел? - а он уже в зале сел на край дивана и приговаривает.
– Мань, а Мань? Я тебе тут мужика привел, килограмм под восемьдесят, вставай, милая...
Срываюсь от канистры и давай обуваться, а нога не лезет. Оказывается, этот недопоротый герой Перекопа в мои ботинки картошки напихал, а на улице минус пятьдесят, и до общаги – два километра. В итоге дня рождения – обморожение второй степени.
– А Манька?
– Какая Манька? – Там его меньшой пацан спал на диване, а жена этого придурка в ночную смену работала.



КОМАРИНАЯ ШУТКА

В квартире непривычно тихо. Дети с женой разбежались по своим делам. Яшка после их исчезновения тыкался по растерзанному жилищу. Мысленно прикинул затраты времени на уборку одной комнаты, умножил на четыре, и желание помочь жене умерло, едва увидев свет. Динамик, пообещав на завтра хорошую погоду, запел арию мистера Икс. Яшка сдвинул приготовленное для глаженья белье и сел заряжать патроны на утей. Любимое занятие не обременяло. Ровными рядами отливали желтизной гильзы, мерно покачивалось коромысло весов, отмеряя порох, плотно входили пыжи, и теплело на душе от предвкушения завтрашней охоты. Зазвонил телефон. Сосед по площадке, дамский парикмахер, попросил зайти на минутку. Не хотелось отрываться, но сосед через свою клиентуру обещал достать брезент на парус, и, переступая через разбросанные вещи, Яшка направился к нему. Квартира соседа походила на музей. Зеркально сиял дубовый паркет, арабская мебель в обрамлении ковров держала на расстоянии. Вокруг застыла аптекарская чистота, не ведающая детского присутствия. Сосед в китайском халате с драконами на желтом поле восседал на гнутой кушетке. Поправил темные очки с этикеткой на стекле и барским жестом пригласил сесть.
– Что с брезентом? – бухнул Яшка, не обремененный знанием правил дипломатии.
– Будет, будет твоя ткань, – ответил сладким тенором сосед.
– Тут дело по твоему профилю. Мне за два ведра грибов обещают итальянскую "недельку" достать.
– Чего? - заинтересовался Яшка.
– Ну, понимаешь, это набор плавок такой из семи штук на каждый день недели с надписями.
– Понял, не ясно только зачем их каждый день менять. Ну тут, может, стул у кого жидкий, – размышлял вслух Яшка.
– А в надписях какой смысл? Разве частям тела, для которых предназначены плавки, важно знать день недели? А... это для людей с плохой памятью. Забыл, какой день недели, снимает штаны и смотрит. Да?
– Дремучий ты человек, – отмахнулся сосед холеной рукой.
– Не дорос до культурных стран. Давай лучше с грибами решим.
– На Рыбной их полно. Я туда за уткой завтра собрался. Хочешь? Поехали! Места в моторке хватит. Только халат сними. От твоих драконов вся живность за перевал сбежит, сорвешь охотничий сезон.
– Эдуард? - заскрипела из будуара жена соседа.
– Не связывайся с этим охломоном, купи лучше грибы в кооперативном магазине.
– Дорого там, и двигаться больше надо, фрак трещит.
– Ты чего? - сузил глаза Яшка.
– Во фраке решил грибы собирать? Смотри, без фуфайки и сапог в лодку не пущу. Опозоришь на всю лодочную станцию. Ровно, на высокой ноте пел "Вихрь", выведя дюральку на глиссирование. Эдик, в женских резиновых сапогах, джинсах "Леве" и болоньевой куртке, спрятался от плотного ветра за лобовое стекло. Яшка, сжимая рукоятку газа, зорко следил за рекой впереди, опасаясь одиночных бревен, изредка плывущих навстречу. Ветер рвал тельняшку и выжимал слезу, но настроение было отличное. В полдень прошли развалины скита староверов и свернули к Яшкиному озеру. На малом газу попетляли по протокам и ткнулись в кусты тальника. Навалилась тишина, распуганная ревом мотора. Привязав лодку, Яшка стал разгружать снаряжение и, видя, что Эдик топчется с ведрами, не зная куда идти, посоветовал:
– Не торопись, поесть надо. Никуда твои четверговые трусы не денутся, – и стал развязывать рюкзак.
– Да возьми крем от комаров.
Эдик повертел в руках тюбик, понюхал колпачок и вернул обратно.
– Ну его. Он очень вреден для кожи лица. Ранние морщины будут. Яшке стало тревожно. Жуя сало с черным хлебом, он провел краткий инструктаж.
– Смотри, видишь гора? Там север. Грибов много возле рощи лиственниц, дальше не ходи. Заблудишься - становись спиной к горе и дуй прямо. Мимо реки не пройдешь, а упрешься в воду – ори , я обзовусь.
Аппетита у Эдика не было. Попив какао из японского термоса, он отправился на промысел. Скрадок служил Яшке уже пять лет. Здесь был добыт первый гусь, упавший от выстрела вдоль пера прямо к профилям. Много радостных минут приносили зори, когда в дымке вставали из ночи хребты Путорана и начинался лет птиц. Но в этот раз не везло. От жары стояло марево, искажая контуры далеких гор. Начинал звереть комар, а птица, сомлевшая от зноя, сидела в тенистых заводях. Надев накомарник и смазав кремом руки, Яшка затих в скрадке. Резиновые утки-приманки замерли на озере, а воздух не шевелился, звеня комариными крыльями, Прождав напрасно больше двух часов, Яшка заснул. Приснилось ему ясное, зимнее утро в тайге. Пожилой долганин ставит его на номер у медвежьей берлоги и поучает.
– Бей его, когда выйдет совсем, а то из ямы тяжело тянуть будет, - и стал тыкать в берлогу шестом. Там заворочалось, и на свет божий выскочил дракон с Эдькиного халата, вопя дурным голосом. Яшка очнулся, но рев не стихал. Повернувшись в скрадке, он увидел катящийся из болота ком темной массы. Не поняв, что это, Яшка ахнул в воздух из двух стволов, для испуга. Но ком пер прямо на него, и бросив бесполезное ружье, Белый кинулся отвязывать лодку. Ком, воя, пролетел мимо и свалился в воду. К небу поднялась туча комаров, оставив на поверхности озера ведро соседа. Вскоре вынырнул и Эдик. Повернул очки с этикеткой в сторону болот и нырнул снова, потревожив резиновых уток.
– Ну, утки ясно, а ты кого там подманиваешь? - поинтересовался оправившийся от испуга Яшка. Эдик медленно выбрался на берег, затравленно отмахиваясь от комаров. В этом виде его бы не признала ни одна из постоянных клиенток. Лицо, обработанное комарами, стало круглой подушкой с контурами глаз, носа и губ.
– Что-то ты перепутал, - язвил Яшка,
– Тут неделька по справке предвидится, а не набор трусов. Говорил, возьми крем, пижон! Но видя, что Эдик только тихо поскуливает, немного остыл. Пока Яшка собирал вещи в лодку и искал второе ведро, глаза соседа отключились от мира окончательно . И снова пел "Вихрь" песню вольного простора, которую слушали: Яшка, начинающие желтеть леса и далекие горы. Эдика ничего не интересовало, кроме жутких воспоминаний о миллиардах комаров, насевших на него в болотах. Он вспоминал, как вначале из травы вылетали одиночки и тихо звенели в воздухе. Потом сзади образовался шлейф из вновь прибывающих. Они облепили лицо, и началось. Одиночные укусы прерывались шлепками ладоней, потом атака пошла сразу на все открытые участки тела. Тысячи крыльев шелестели о кожу, и в душу вполз страх. Эдик понял, что если каждый летающий шприц возьмет свою долю крови, его родных пяти литров явно не хватит, и кинулся бежать. Но по гибкому мху особенно не порысачишь. Через пятьдесят метров пришлось перейти на шаг. Комары отстали, но по следу пота в воздухе, догнал сначала один, звеня от радости, затем подтянулась остальная армада. Сил хватило на несколько рывков. Ноги, знавшие до этого только паркет и асфальт, быстро пришли в негодность, и из горла рванулся вопль отчаянья, прерываемый лезшими в рот комарами. Грохот выстрела и купание положили конец истязанию, хотя как он нашел лагерь, Эдик не имел ни малейшего понятия. Лодка пришла в затон. Яшка осваивал роль поводыря. Прислонив соседа к фонарю и перетащив вещи в сейф, он взял Эдика под руку.
– Ну куда тебя, сердешный? Домой пойдем или под церковью немного постоишь? В таком виде за неделю на машину соберешь.
– Давай попробуем? – зубоскалил он, зная, что дня через три сосед снова будет щелкать ножницами.
– Закрой рот! трепло чертово. Попадешься мне. в салоне такую прическу соорудю... прямо с улицы в дом сумасшедших заберут, – мужал на глазах Эдик. В автобусе старушка, уступив ему место, шепотом спросила Яшку:
– Что с ним, сынок?
– Производственная травма, бабуля. Дегустатором работает на винном заводе, новую водку испытывали.
С женой было сложнее. Открыв на голос мужа, она резко захлопнула дверь и пригрозила милицией. Только опознав ведра и джинсы с "Левой", впустила натыкающегося на предметы грибника, скликая все беды на Яшкину голову.
– Ничего, – бубнил распухшими губами Эдик, – отойду маленько, и снова поедем. Мне там понравилось, львы, а не комары. Яшка, проси что хочешь за накомарник.





ВТОРАЯ ЭКСКУРСИЯ ЭДИКА

Телефон не умолкал. Подушка, надвинутая на голову, не спасала и звонок теснил сон, пришедшего с ночной смены Белого. Сдавшись, Яшка очень вежливо пробурчал в трубку:
– С того света тебе бы позвонило, чего надо?
– Яш! Поехали за грибами, – донесся из трубки бодрый голос соседа Эдика.
– Уже отошел, – сонно удивился Яшка, – “накомарника же нет “.
– Что накомарник, я оптом купил у пенсионера лодку, мотор и сейф со всем снаряжением. Сон упорхнул.
– Это у Гришки, что ли? – потягивался Яшка.
– Да вроде, в парикмахерской одна предложила, пока сохла под колпаком, найти покупателя. Мол, десятый год мужа не видит с этими рыбалками. Я было сунулся ему на подмену, а она вместо "товарищ мастер" – кобелем меня обозвала. Оказывается, не ей - внукам нужен. Еле успокоил.
– Утопишь на дедушкином наследстве, я лучше на своей, - оттягивал решение Яшка.
– Да я же фарватер плохо знаю, и брезент уже есть, – дожимал сосед.
Сборы были недолги. Через час лодка с подвешенным мотором качалась на легкой зыби и Эдик возился с пускателем.
– Давай вначале я поведу, - предложил Яшка.
– Не стоит, я инструкцию хорошо изучил. – отказался сосед и дернул шнур.
– Стой! – заорал Яшка.
Но было поздно. Хорошо отрегулированный мотор на включенной скорости, мгновенно взяв обороты, толкнул лодку вперед, и Эдик, стоящий возле него, мелькнул подошвами кроссовок за бортом. Яшка, перепрыгнув через сиденье, убавил газ и, развернув моторку, занялся выуживанием эрудита. Купание в реке, текущей по вечной мерзлоте, потребовало замены всей одежды. На новую экипировку Эдика ушли рубаха и пиджак с Яшкиного плеча.
– Я..я..шка! Мне наркомовские полагаются? – поинтересовался пострадавший.
– Инструкцией грейся, – бурчал Яшка, запахивая фуфайкой голую грудь.
– Возьми в аптечке маленький пузырек, для растирки берег.
Эдик залпом глотнул из кружки, и, задохнувшись, наклонился за борт зачерпнуть воды. Мощная струя от набравшей скорость лодки рванула посудину, и она, блеснув на прощание эмалевым донышком, исчезла в бурунах позади лодки.
– Гришка десять лет собирал, а ты за день утопить все собрался? - поинтересовался Яшка у забывшего после спирта о необходимости дышать Эдика и хлопнул его по спине, приводя в чувство.
Дальнейший путь пострадавший, повеселевший от лекарства, прошел благоразумно. Правда, постоянно вносил указания, почерпнутые из инструкции. Читая вслух о правилах причаливания, недалеко от берега он стал с беспокойством поглядывать на глубину и заметив хорошо освещенное галечное дно за кормой, заволновался:
– Глуши мотор, винт побьем, – и шагнул за борт к кажущейся близкой гальке, чтобы удержать лодку от дальнейшего движения. На поверхности остались только руки, вцепившиеся в борт, да вздувшийся пузырем Яшкин пиджак. В таком составе и причалили. Очередное купание снова запросило лекарства, но Яшка мог предложить только бег трусцой при сборе дров вдоль берега. Сырой тальник дымил и потрескивал. Эдик, стуча зубами, лез прямо в огонь, мешая подкладывать сучья.
– В следующий раз газовую туристическую печку возьму – мечтал он.
А небо скучнело на глазах. Снизились тучи, несся мелкий, всепроникающий дождь. Подсохшая было одежда, снова набухала сыростью и только парила у костра, отбирая тепло у тела. Собрав еще немного дров, Яшка не увидел Эдика у костра. Из лодки донесся глухой голос.
– Домой хочу, грибы тут заколдованные, второй раз пустышку тянем. Подойдя к лодке, Яшка убедился, что сосед совершил невозможное - полностью влез в багажный ящик и крышку за собой закрыл.
– Заводи и поехали, - скомандовал ящик. – Грибы пусть дождик помоет немного, чтоб дома не возиться. На середине озера, не защищенного горами, началась болтанка. Моторка шла на волну, потом хлопалась днищем вниз и снова ползла на очередной вал. Ящик на каждый хлопок реагировал покряхтыванием, а после особо резкого удара принимался орать что-то о разности правил перевозки дров и пассажиров. Яшка отчаянно мерз. Студеный, мокрый ветер беспрепятственно гулял между ребрами и фуфайкой.
– Верни хоть пиджак, душа маникюрная, – вступил он в переговоры с ящиком. Тот обиженно засопел.
– Думаешь, тут хорошо? Уже не пойму где ребра, а где шпангоуты. – Терпи, ты закаленный, а мне опять неделю болеть придется. Совесть меня, конечно, мучает, но ты сам виноват. Почему не предупредил, что мотор новеньких за борт выкидывает, – подвел итог ящик.
– Запру я тебя, наверное, в этой конуре насовсем, – размечтался Яшка.
– Сам же и выпустишь, - хихикнул в ответ ящик.– Твоей жене сегодня волосы красить время пришло, и она знает, что мы вместе ехали. И вообще ты должен меня беречь. Вы тут на реке все одинаковые, а рядом со мной ты морским волком смотришься. – 0й!Ой! У...у... моя печень! - закончил он несколько непоследовательно после особо сильного удара о волну. – Яшенька, вези потише, верну пиджак... около дома.
Показались огни затона, и скоро причалили. На пирсе толпа любопытных по частям помогла извлечь из ящика Эдика, спрашивая у Яшки:.
– И давно это ты в дом инвалидов экскурсоводом устроился?
Эдик, держась за стенку сейфа, с кряхтением принял полувертикальное положение и просипел простуженно:
– А лодку все равно не продам и волком речным тоже буду. Вой уже начинает получаться.




ИМЕНИНЫ

Друзья идут на день рождения знакомого.
– Что у тебя за подарок? – поинтересовался Яшка.
– Черепаховая расческа, в Гонконге купил, – похва-стался Эдик.
– Оригинал. Лысому расческу? – съязвил Яшка.
– Надо знать, чем живут друзья, у него сейчас борода до пояса. - отпарировал Эдик.
– Сам-то что припас ?
– Брачная газета, годовую подшивку из Прибалтики выписал, – нежно погладил сверток Яшка.
– Так ведь он женат. Катьку куда денешь? – округлил глаза Эдик.
– Вспомнил, она же еще летом к маме эмигрировала, – отмахнулся Яшка, нажимая кнопку звонка.
Дверь открыл тщательно выбритый именинник, за спиной которого радостно улыбалась гостям жена Катя.






С ВИЛКОЙ НА МЕДВЕДЯ

Яшка зашел к Эдуарду на работу.
– Слышь, чемпион по бегу! – Ты когда палатку зашивать будешь? – С двумя выходами ее в прокате назад не принимают.
– Отвяжись, кто медведя натравил, тот пусть и штопает, - отмахнулся Эдик.
– Что за медведь, какая дырка? – заинтересовалась девушка- практикантка.– Дядя Эдик, расскажите.
– Да вот этот охламон уговорил на пешую рыбалку сходить. Вначале кирпичей в мой рюкзак натолкал, а я только в конце дня хватился, когда лямка рюкзака оторвалась. Потом сонному утром карася за пазуху сунул, а я щекотки боюсь. Дальше ногу растер, сижу в палатке, вижу по движению тени, кто-то тихо подходит и водит вроде ладошкой по ткани и сопит. Ну, думаю, опять Яшка балуется. Взял и съездил вилкой по палатке. Прямо в нос попал , а он как заорет.
– Кто? Дядя Яша?
– Да нет, медведь!
– Ну ?
– Что, “ ну “, - не помню, как в поселке очутился.




ЖЕНСКАЯ БЛАЖЬ

Звонок. В дверях Эдик.
– Яшка, дай листок бумаги и ручку.
– Зачем?
– Донос на тебя напишу, охота еще не открыта, а ты вчера зайца убил.
– Дак мы ж его вместе съели.
– Ну и что, мне простительно, я сроков охоты не знаю, а ты браконьер.
– Что, опять ушла?
– Угу, к маме.
– Ты огорчен, что ушла или что не насовсем ?
– Будет и насовсем, если в шахту не перейду. – А что, я там вагонеткам завивки делать буду?
– Ладно, проходи, там от зайца немного осталось. – А жене, как прийдет, скажи, что зарплату шахтерам заморозили и шахту могут закрыть, а женскую парикмахерскую - никогда. И что у тебя броня от женщин универсама, где она колбасу без очереди берет, а не поймет – отправь ее к нам во время посадки лавы на экскурсию.
– Думаешь, поможет?
– Ей, не думаю. Просто ты станешь первым шахтерским вдовцом города.






ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА

Друзья дремлют у костра.
– Яшка, ты достижениями науки интересуешься?
– Смотря какими.
– Откуда люди пошли, знаешь?
– По одной из версий, от обезьян, а по второй - из космоса прилетели.
– А знаешь ли ты, что у обезьян, которых в цирке заставляют ходить прямо, быстро развивается радикулит?
– Ну и что?
– Выходит, люди с больной поясницей произошли от обезьян, а у кого нет радикулита, как у меня, те из космоса. А ты месяц назад ездил к бабке диски вправлять. И на охоте у нас с тобой не ладится. Теперь ясно, почему. Разве может быть толк от общения космического пришельца с орангутангом.
– Из космоса, говоришь? То-то ты в понедельник в невесомости порхал с пятизвездочным перегаром, и меня, коренного землянина, из-за таких пришельцев до жеребца понизили.
– Это как?
– Когда я тебя с твоим заведующим домой после бани волок, нас во дворе русской тройкой двадцатого века окрестили. Обезьяна у него заболела, а ты в ЛТП хоть одну видел? Пришельцами все палаты забиты. Ты статью о космическом происхождении до конца не дочитал. Там дальше сказано, что вы сюда не прилетели, а вас сюда выслали, и Земля – сумасшедший дом галактики, понял! – А я твой доктор-надзиратель, понял! – Наливай, космическое недоразумение.







ДЕЖУРСТВО В ДНД

Яшка с Эдиком примеряли повязки дружинников. Осматривая дежурку, Эдик предложил:
– Яш! Может, лучше в кино сходим?
– Да ладно, раз пришли, два дня к отпуску не помешают.
Круглолицый здоровенный капитан поторопил друзей.
– Давайте, товарищи, запишитесь в книге и поехали. Надо одного забрать, белку погнал.
– За зверька человека арестовывать? – удивился Эдик.
– Белая горячка, – уточнил капитан, и уазик тронулся.
В коммуналке отворила старушонка и, ткнув пальцем в проем слева, юркнула в свою комнату. За криминальной дверью грохотал мат, чередуемый последними хрипами сокрушаемой мебели. Эдик прильнул к замочной скважине.
– Слышь, Яшка? По-моему, открывать не стоит, иначе вместо белки нас погонят. Глянь, какая рожа, да еще с топором.
Заглянул и Яшка.
– Эдик, я не жадный, бери себе и мои два отгула, я лучше на работу пойду.
– Не дрейфь, орлы, - вмешался капитан.
– План таков, я пускаю в комнату слезоточивый газ, и пока он плачет, везем его в больницу.
– А по нас кто плакать будет, если он вырвется, – пытался уточнить Эдик. Но служивый, пшикнув в замочную скважину газом, уже выбил дверь. Друзья кинулись за ним, но глотнув “черемухи“, все пулей вылетели назад в коридор, а вслед за ними, подвывая, выскочил и болезный. Увидев капитана, бросил топор и принялся целовать всех подряд, благодаря за спасение от шпионов, с которыми он сражался всю ночь.
– Понимаешь? - втолковывал он друзьям в машине. Они меня пытали, как мы корабли строим, но я им не признался, что тип судна мы определяем при спуске на воду. Плывет – значит, крейсер. Утоп – подводная лодка.
– Теперь вам понятно, почему у славян самый мощный подводный флот, – поинтересовался у друзей капитан, сдавая стойкого кораблестроителя санитарам.
– Не закусывают, бедолаги.
МЕДВЕЖЬЯ РЕКЛАМА

Далекий рев медведя и хлопки выстрелов продолжались все время, пока Яшка собирал палатку и загружал лодку. Пора было отчаливать, но реаниматора красоты не так-то просто было разлучить с живой природой. Затрещал тальник. Показался шевелящийся рюкзак, а под ним пятящийся задом Эдик с ружьем наизготовку.
– Гони, Яшка, все схвачено! – зачастил ликвидатор морщин, отталкивая лодку. Рюкзак жалостливо заскулил.
– Кого спас на этот раз? – поинтересовался Яшка, выводя лодку на глиссирование.
– Я теперь с вами в перчатках здороваться буду, тоже мне, охотнички. Во! медведя живьем поймал, и дернул шнуровку рюкзака. На Яшку уставились испуганные пуговки медвежонка.
– А медведица?
– От выстрелов со вторым убежала, а этот на дерево залез, трусить пришлось.
– Через год бы ты его труснул, зачем взял?
– Для рекламы в салоне поселю, все клиенты мои будут.
– Пятьсот рублей ты уже заработал, – зевнул Яшка, – штрафу. – И когда ты уже поумнеешь. – Медведицу Гришка-лесник не разрешил зимой в берлоге из-за потомства брать и весной подкармливал, а ты влез.
Неделю жил город радостным визгом детворы при штурме парикмахерской, да тихо похоронили задранного медведем лесника. Нелюдим был Григорий, за браконьерство не жаловал, и народу пришло на похороны мало.




ТИФФОЗИ
И НЕМОЙ ТЕЛЕВИЗОР

– Включай телек, – заорал с порога Яшка, ставя ружье в угол.– Наши с мексиканцами играют.
Лежащий поверх одеяла Эдик попытался соорудить пальцами ног фигу, едва не вывихнув сустав, сплюнул.
– Лампу звуковую спалил со своими сериалами, а теперь включай?
– Так изображение же есть, что я, своих не узнаю? – защелкал тумблерами старенького " Электрона " Яшка, устраиваясь на ящиках из-под томатов, заменяющих кресла в одинокой избушке водомерного поста. Телевизор напрягся и выдал сквозь помехи арену стадиона Ацтеков с игроками на поле.
– Осталось только сбегать в Мехико и узнать цвета нашей сборной, – внес предложение Эдик, принимая, однако, полувертикальное положение.
– Смотри, у темных два негра бегают, значит это мексиканцы, – попробовал сориентироваться Яшка.
– У белых на защите тоже один и на замену черный вышел. Или это они с южных сборов такие? – почесал затылок Эдик.
Помолчали.
– По-моему, вон Черенков, как Леонтьев, завивкой трясет, - оживился Яшка. Или Рац, да нет, у того шиньон подлиннее, а может, Балтача? Так тот светлый. Давай, думай, – толкнул он Эдика.– Воротами уже меняются, а мы еще не болели.
– Кажется, сориентировался, – помедлил Эдик.– Только Блохин, ударив мимо ворот, может десять минут разводить руками перед камерой, а может, кто из молодых уже перенял. Молодежь очень способная пошла.
– Ура! Гол! – сорвался с ящика Яшка.
– Не голоси, вдруг нам закатили, – охладил его более рассудительный Эдик.
– Слушай, раз по второму кругу целуются после гола, то это – наши. Иностранцы – те бегут к репортерам, и на колени падают, – выдвинул новую версию Яшка.
– Старо, наши этот трюк тоже освоили, - отпарировал Эдик.
– Тут еще вариант. У нас традиционно лучше физическая подготовка, а у них – техника?
– Не пойдет, – загрустил Яшка. У этих ни техники, ни скорости, видимо, решили скрывать от нас технические новинки. И на табло ничего не разобрать.
Команды пошли с поля.
– Все ясно, – хлопнул ладонями по коленям Эдик
.– Наши – в белом.
– Почему? – опешил Яшка.
– Что тут не ясно? Раз проиграли, значит, наши...




РАЗГОВОР С АВСТРАЛИЕЙ

– Яшка, помнишь филолога, что ездил с нами на охоту два года назад?
– Это который свалился в обморок от взгляда раненого оленя?
– Во, во! Из Австралии мне вчера позвонил.
– Чё он там, кенгуру детенышей носит, чтобы мамки сумки не растягивали?
– Не, овец пасет. И утверждает, что уехал, дабы сохранить интеллектуальный уровень.
– На пастбище?
– Я это и спросил, а он говорит, что у него бараны воспитанней некоторых охотников в России.
– А ты?
– Сказал, что он все врет. Бараны баранов даже в Австралии не пасут.




ПРИЗРАКИ НОЧИ

Тенниска с джинсами подходила для погоды этой ночи так же, как водолазный костюм для гольфа. Яшка, стуча зубами, второй час любовался мохнатыми октябрьскими звездами. Тихонько подошел к стоящей в темной посадке легковушке, дипломатически покинутой недавно, послушал шепот, прерываемый поцелуями, убедившими продолжить изучение окружающих ландшафтов, и двинулся дальше.
Начинался заморозок. В воздухе остро пахло яблоками и прелой листвой. Природа, готовясь к зимнему сну, сбрасывала летние наряды и была неотразима в стыдливой полуобнаженности, любоваться которой Яшке мешало отсутствие полушубка. Уныло шаркая кроссовками между рядами яблонь, он наступил на какой-то скользкий полукруглый предмет и, уже лежа, заканчивал перечень неудобств выезда на природу втроем. Виновница перехода в горизонтальное положение, кормовая свекла, была не одинока в попытке встретить зиму непотревоженной. Яшка нащупал еще несколько штук, торчащих из холодеющей земли, и в сознании зашевелилась давно вытравленная городским бытом крестьянская бережливость. Зябкое, сумеречное блуждание стало осмысленным. Натаскав небольшую кучу к машине. Яшка зашел в тупик с реализацией. Городская квартира с газом и горячей водой абсолютно не ассоциировалась с промороженной свеклой, и баюкая дородную красавицу в ладонях, Яшка видел в мечтах розовых поросят, энергично знакомящихся с его случайной находкой. Хлопнула дверца, и от машины отделился силуэт девушки, которая, поправив прическу, сделала несколько шагов в заросли, и у Яшки затеплилась надежда.
– Маруся, у тебя хозяйство есть?
– Ой! кто это? – испуганно очнулась от грез девушка.
– Ну, поросеночек или корова какая-нибудь? Жалко, добра столько, – обрадованный возможностью вернуться к диалогам Яшка тыкал ей в руки огромную свеклу-рекордсменку.
– Яшка, ты? Напугал, леший. Какие еще свиньи?
– Да я пока гулял, смотрю бураков много. Набрал, а куда девать не знаю.
– Ты бы еще рояль прикатил, - раздался голос Эдика из машины.
– Товарищи, замерз совсем, поехали домой, – заторопился Яшка, пока все вышли на связь.
– А как я на той неделе до утра грибы собирал? – донесся голос Эдика. – Насобирай еще центнер и поедем.
Яшка тяжело вздохнул и, бормоча самые древние слова простонародного лексикона, затрещал кустами.





ЗАВТРАК ФАРАОНА

Вагон-ресторан покачивало. Яшка вертел коричневую, с пергаментной кожей курицу.
– Второй век до новой эры? Завтрак фараона...
– Ну что вы, гражданин, она просто копченая, – пояснила официантка.
– А сырая! Дрова в Египте по талонам, что ли? – поинтересовался Яшка.– Где салфетки?
– Кончились.
– Чукчи об волосы руки вытирают, а у меня лысина, давай фартук.
– Хам, милицию вызову.
– У них есть салфетки?
– Нет, гробницы. Борщ будете?
– С вас четыре двадцать.
– За борщ?
– А курица?
– Не ел я мумию, где книга жалоб ?
– Ее предыдущий фараон к бригадиру уволок еще в первом веке, будете ждать или чай нести, - покачивалась официантка.
И Яшка понял, что пьяный Египет начинается на железной дороге в России после пятого стакана и никогда не кончается, так как нет в поездах вытрезвителя.





ПРОВЕРКА

Под жалящими лучами августовского солнца плавилась степь.
– Может, вернемся ? – спросил Эдик у Яшки.
– Перепела не будет, а солнечный удар гарантирован.
– Так надо ж собаку испытать, зарплату угрохал, а она, может, стойки не делает, – колебался Яшка и дернул поводок.
– Вставай, расселась.
Крупная медлительная гончая повернула умную морду, как бы спрашивая: что делать?
– Чего уставилась, – не унимался Яшка, - дичь давай.
Собака пошла кругами, обнюхивая поникший ковыль. Друзья припустились следом. Половину дня проходили даром.
– Что-то твоя получка только пылит зря, – вытер потное лицо Эдик. – Но ты не отчаивайся. К зиме откормишь, и отличная шапка будет, а мясо корейцам на экспорт. Говорят, это у них первейший деликатес.
– Я из Егорыча корейца сделаю, – буркнул Яшка. –Подсунул неуча, – и осекся.
Над степью лег ровный звонкий лай. Полусонная собака, мгновенно преобразившаяся, гнала по широкой дуге матерого лисовина. "Куриная смерть" металась из стороны в сторону, ныряла в кусты терна, но гончая не сбивалась, и друзья кинулись выбирать места для номеров. Первому повезло Яшке. Миновав треногу вышки, зверь выскочил на проселочную дорогу и пошел стрелой на верный выстрел. Яшка, дрожа от волнения, ахнул дуплетом и увидел только взметнувшуюся пыль выше лисовина и недовольный взгляд пролетевшей следом гончей, идущей на второй круг.
– К тебе пошла, заходи левей! – начал помогать Эдику неудачник, мысленно извиняясь перед женой, уже примерявшей обновку.
Грохнуло два выстрела за курганом, но пыль и лай гона не прекратились. Лисовин пошел большой дугой к горизонту. Гончая, прилагая все силы, сбивала его назад, и через час лай стал приближаться.
Друзья изготовились к стрельбе. Гон пошел оврагом, и внезапно, прямо перед Яшкой из небольшого отростка выскочил лис и завертелся на месте, зажатый между охотниками и собакой. И вновь загрохотали ружья. Летела пыль, ник ковыль, посеченный дробью, собака нырнула обратно в овраг, а лисовин, проскочив в двух метрах от уже отстрелявшегося Яшки, уходил степью.
– Ты куда палишь? – ощетинился Яшка.
– А у тебя что, близорукость? в пяти метрах мажешь, – не пасовал Эдик, перезаряжая ружье.
Занятые разбором деловых качеств друг друга товарищи обратили внимание на странное поведение собаки. Гончая, опять вялая, медленно цепляясь лапами за край оврага, вылезла из укрытия, остановилась возле охотников и уставилась на них грустными упрекающими глазами.
– Чего это она? – съежился Эдик, - мы же не нарочно промахнулись?.
Собаке смотреть, видимо, надоело. Встряхнувшись, она переступила передними лапами, как бы разминаясь, трижды оглушительно гавкнула на притихших сыновей Дианы и вяло потрусила в сторону поселка.
– Ну что с собакой? - спросил Эдик у Яшки, встретившись во дворе на следующий день.
– Получка-то? Дома, – почесал затылок Яшка. – А пес к Егорычу сбежал, рычит, стерва.