БОМЖАТНИК часть2 гл1,2

Часть 2


ПРОБУЖДЕНИЕ.

Гл 1


Тёплый ещё, осенний луч солнца коснулся его лица. Кузьмич открыл глаза. По
синему небу лёгкий ветерок, лениво, толкал редкие белые облака. На улице
тепло, свежо.
- Хорошо-то как,- он опустил глаза ниже,- «клёны жёлто-красные, красота, да и
только. Вот так бы всю жизнь, лежать и смотреть на небо. Где я только раньше
был»? Он жадно втянул в себя воздух: «Вот только кислятиной откуда-то несёт».
Неожиданная мысль стукнула ему в голову: «Стоп, а сейчас-то я где»? Кузьмич
огляделся, недалеко от него стоял пивной ларёк, перед которым растеклась
большая грязная лужа. Два мужика в кирзовых сапогах и плащ-палатках спокойно стояли в этой луже за круглым столом, и пили пиво, смачно обсасывая сухую воблу. Тут же на подхвате сидела облезлая дворняга и на лету хватала куски хлеба от сочувствующих любителей пива, один из которых отошёл за ларёк, освободил мочевой пузырь и вернулся к своей трапезе.
Кузьмич осторожно повернул голову в сторону. В нескольких метрах от него
сидел бомж и беззубым ртом пытался разжевать кусок хлеба. Кузьмич вперился в соседа ошалевшим взглядом, тот в ответ подмигнул ему и протянул грязными
руками горбушку заплесневелой черняжки, — на, пожуй хлебушка.
Кузьмич отвернулся. С другой стороны, широко раскрыв пасть и высунув язык,
раскинулась большая лохматая собака. Боясь до конца осознать происходящее,
Кузьмич медленно опустил глаза и увидел свои ноги в чужих грязных рваных
ботинках и в каких-то странных то ли строительных, то ли моряцких штанах.
Он полулежал, полусидел, облокотившись на стену какого-то дома. Поверх драной тельняшки на нем была телогрейка. Он провёл рукой по голове, и на ноги упала бескозырка, на которой он прочёл «Грозный».
«Какой-то бред, сплю я что ли? - он ущипнул себя через дырку в штанах, все
осталось, как и прежде. Тогда он повернулся к стене, стукнулся пару раз об
неё головой и замер в ожидании услышать хоть чей-нибудь знакомый голос, пусть даже жены.
- Эх, ядрён шишка, как тебя колотит-то,- услышал он голос бомжа,- прямо
лихоманка какая-то. Старик сунул руку куда-то под ремень в штаны, покопался
там немного и извлёк из недр своего тайника гнутую солдатскую флягу. Потом
тяжело сопя, открутил крышку и припал опухшими, потрескавшимися губами к
горлышку. Когда он оторвался от фляжки, его передёрнуло, а лицо перекосилось
в страшной гримасе. Он вытер губы рукой и протянул флягу Кузьмичу,
- на, хлебни друг, помогает.
То ли от обращения, друг, то ли от холода, Кузьмича затрясло. Он вскочил на
ноги, и рванул куда подальше. Скоро, запыхавшись, он остановился у
кустарника, рядом с железной дорогой. «Что же это происходит? — думал он,
сидя на пне в кустах. Спокойно, Егор Кузьмич, спокойно: - сказал он себе,- надо
не спеша все обдумать и взвесить. Черт, да это же грач,- осенило его,- все
этот хренов грач. Ну, сука, ну какая же сука. Вы можете оспорить вторую
половину,- передразнил он его. Да ты мне не только вторую, но и первую отдашь
всю до копеечки, ещё и моральный ущерб оплатишь»,- кипел Кузьмич, направляясь по железной дороге в обратном направлении. между тем, ко всем этим радостям добавилась ещё одна - старая, новая обувка начала подавать сигналы бедствия. Проваливаясь между шпал стёртыми ногами, Кузьмич быстро оценил модельный ряд его новой обуви. «Явно не на заказ сшиты, да ещё шпалы эти. Ну какой идиот так кладёт шпалы. Наберут уродов по объявлению. Неужели нельзя отмерить средний человеческий шаг, что бы можно было нормально ходить по шпалам?»
Чертыхаясь и матерясь, мокрый от пота Егор Кузьмич добрел до платформы.
Вытерев лысину бескозыркой, он со злостью швырнул её в урну. На перроне было пустынно и тихо, только одинокая старушка с мешком семечек перед собой, счастливо улыбалась, то ли единственному покупателю, то ли последнему
солнечному осеннему дню. Кузьмич с тоской посмотрел на уходящие вдаль рельсы и почувствовал себя Робинзоном Крузо, оставленным на диком острове не известно на какой срок.
- Купи щемушек, шолдатик,- услышал он сзади, и обернулся. - Щемушки-то
хорошие, жаренные. Вщего дещать рублёв штакан.
Упоминание о семечках разбудило его желудок, о существовании, которого
Кузьмич совсем забыл, под влиянием накатившихся событий. Он по привычке полез за бумажником, но дырявые карманы безжалостно напомнили ему о
действительности.
- Послушайте, бабуся, а я вообще где?
- Ой, бедненький,- бабка закачала головой, достала вышитый платок, вытерла
глаза и высморкалась,- в жамойшке ты, шынок.
- В чём?
- В жамойшке,- она махнула рукой в сторону затёртой, облезлой таблички, на
которой было написано «АМОЙСК».
- памойск что ли,- подумал вслух Кузьмич.
- Да нет же, Жамойшк,- повторила старушка, и показала на другую табличку на
которой остались буквы «ЗА...ойск».
- Замойск,- протянул Кузьмич, вспоминая карту России. - А на Москву когда
поезд?
- У, на Мошкву? на Мошкву няжнаю. Тута жамойшкое направление. Щаш, через чаш шукадольшкая пойдет, вот жду щемушек продать.
- Сукадольская,- перевёл Кузьмич.
- Да нет же, говорю шукадольшкая.
- Ладно, хрен редьки не слаще. А где станция то? Тьфу, тебя, старая. Вокзал
в общем где?
- А, вокжал. Вокжал вона,- она ткнула пальцем в сторону маленького домика, у
стен которого, проснувшись, обнаружил себя Кузьмич.
- Ладно, вперёд. Надо как-то выбираться от сюда.
Погода в Замойске оказалась такая же капризная, как и везде. Легкие, белые
облака превратились в тёмные, мрачные тучи, и осень напомнила о себе, обдав
лысую голову Кузьмича холодным ветром.
- Что ж, поставим вопрос ребром,- сказал бизнесмен и видный политик, доставая свой головной убор из помойки и бережно отряхивая его,- ничего, ничего, мы ещё повоюем.
Помещение внутри вокзала представляло собой помещение. Просто помещение и все. Помещение, обставленное в стиле минимализма. Здесь не было ничего
лишнего. И не лишнего тоже. Здесь не было вообще ничего, даже лавки, где бы
мог присесть усталый путник и вытянуть натруженные ноги. Правда, ни один
путник не смог бы находиться здесь долго из-за стоявшего здесь зловония, с
которым не мог справиться даже ветер, гуляющий через постоянно распахнутые
настежь двери. Кузьмич осмотрелся в надежде найти хоть какое-нибудь
расписание поездов, но на обшарпанных стенах, кроме надписей «здесь был
кабан» и кто он есть такой этот кабан и все отношения местного населения, от
любви до ненависти, к этому кабану, ничего не было. «Похоже, этот кабан
известная личность в этом Задойске,- он ещё раз прошёлся взглядом по стенам,- прямо кабаний культ какой-то». Кузьмич посмотрел на закрытую, за железной решёткой кассу и вышел на улицу. Знакомый бомж помахал ему рукой со своего насиженного места. Кузьмич кивнул ему в ответ,
- Слушай приятель, а где у вас тут милиция?
- Ментовка что ли? А вона домик у железки, видишь? Но ты лучше не ходил бы
туда. Не любят они нашего брата.
От слов «нашего брата», Кузьмичу стало не по себе,- Это мы ещё посмотрим, кто
кого не любит,- народный избранник подтянул штаны, расправил плечи и
направился к домику у железки.


Гл 2

Уборщица, со стажем, баба Нюша работала не покладая рук, и что бы как-то
прокормиться убиралась в трёх местах. И все было бы в общем ничего, если бы
не привокзальное отделение милиции, в которое ей приходилось наведываться по три раза в день. И совсем не из-за посетителей, которых здесь почти не было. Городок был не большой, местные знали друг друга, а чужих редко заносило в эти края, так что обезьянник в ментовке содержался бабой Нюшей в образцовом порядке. Стены его давно не видели настоящих матерых преступников и единственная, сохранившаяся на них фреска «колян гнусавый», охранялась дежурным как историческая ценность. В общем жизнь у местных милиционеров была спокойная. Ну бывает, разгонят аборигенов пьяных, выпьют с ними по стакану, и сидят дальше, семечки лузгают. Вот эти семечки и представляли головную боль для бабы Нюши.
«Ну вот, опять нагадили, лихоманка вас побери. Придётся все-таки бросить эту точку, хотя лишняя тысяча на дороге не валяется». Она взяла швабру и строго взглянула на младшего лейтенанта, сидевшего за столом с кроссвордом,
- Ноги подбери, дай смету-то. Вот, Василий, отец-то твой, животновод,
приличный человек, семечки никогда на пол не бросат. Куда ни придёт, всегда у
него с собой пустая пачка Беломору, он всю шелуху-то туда аккуратненько и складыват. И я вот тоже, аккуратненько, она вывернула карман халата и
высыпала семечки на пол.
- Да я, баб Нюш, Беломор не курю, только мальбру,- засмеялся Васька и бросил
на стол пачку Марльборо, которую ему подарил мужик на мэрсе, за то, что ему
показали дорогу.
- Ага, только Мальбру, — захихикал сержант, стоявший у окна.
- Да ты, баб Нюш, зря на нас ругаешься,- сказал Васька,- работа у нас такая,
нервная. Вот мы семечками стресс и снимаем.
- Ага, стресс, опять поддакнул сержант Степа.
- Ты стресс то свой снимай, Васенька, сколько хош, на сколько зубов
хватит, вот только гадить-то зачем? Баба Нюша опустила голову и начала мести
мусор к двери, которая неожиданно распахнулась, едва не сбив женщину с ног. Баба Нюша отскочила к стене и перекрестилась,- Господи Иисусе, пресвятые
угодники. В дверях перед ней стоял мужик в ободранной телогрейке, тельняшке и в бескозырке на затылке. Мужик уверенным шагом двинулся вперёд, и упиревшись кулаками в стол, уставился на младшего лейтенанта:
- Что у вас здесь за бардак, почему нет расписания поездов? Где отправление?
Где прибытие? Как нормальный человек может разобраться на вашем вокзале? Где справочное бюро? Кузьмич стукнул кулаком по кроссворду.
-Ну что ты, милок, — заговорила, пришедшая в себя, баба Нюша,- у нас тута
всего два поезда в неделю, один тудыть другой от тэдать.
От такой неслыханной наглости, младший лейтенант Васька Зуев, застыл на своём стуле с раскрытым ртом.
- Товарищ лейтенант, товарищ младший лейтенант,- позвал его сержант.
Командир повернул голову, — Какое сегодня число, сержант?
- Тринадцатое, товарищ младший лейтенант,
- Так и знал. Без чертовщины не обойдётся, а год какой?
- Десятый.
- Ты уверен? Ну-ка глянь в окно.
Степан высунулся на платформу.
- Бронепоезд там, случайно, не стоит?
- Не, нету.
- Ну, слава богу, а то я уже подумал семнадцатый год вернулся,- лейтенант опять повернулся к мужику в бескозырке, — тебе чего, болезный?
- Я повторяю свой вопрос,- не унимался Кузьмич, продолжая стучать кулаком по столу,- как мне попасть в Москву? Как из этого дерьма выбраться?
- Нет, ты посмотри, сержант, когда они в дерьмо лезут, они не о чём не
думают, а как выбраться, так теперь все должны встать на уши и ему помочь.
Ну-ка, сержант, обыщи-ка этот экспонат.
Сержант, брезгливо морщась, подошёл к Кузьмичу, — да что его обыскивать,
товарищ младший лейтенант, бомж он и есть бомж.
- Выполняйте приказ, сержант, может это террорист — камикадзе.
Сержант повернулся к бабе Нюше,
- Баб Нюш, дай перчатки, пожалуйста.
- Совести у вас нет, — сказала уборщица,- видите, блаженный он. Грех это,
горемыку то обижать. Она бросила перчатки на стол и направилась к выходу.
- Постойте, гражданка Студнева,- привстал лейтенант из-за стола, — мы сейчас
будем проводить досмотр, а вы будете понятой.
- Я и без вас понятливая. С малых лет самой соображать приходится. Обыскивать вы его сейчас будите: — сказала Нюша, и хлопнула дверью.
- К стене, руки в гору, — скомандовал сержант и ткнул Кузьмича дубинкой в бок.
Затем, как хирург, натянул резиновые перчатки уборщицы, и подошёл к объекту.
Так, сейчас проверим тебя на вшивость. Он хлопнул Кузьмича по бокам и отскочил:
- Товарищ лейтенант, а если он правда вшивый?
- А ты, что чистеньким хочешь остаться. Бороться с бандитизмом, это тебе не на ферме хвосты коровам крутить. Давай работай.
Сержант ещё раз хлопнул объект по телогрейке, из которой вывалился зелёный футляр с золотой каёмкой.
- С-а-р-т-и-е-р, - прочитал сержант надпись на футляре "CARTIER". Сартир какой-то, товарищ старший лейтенант.
- Картье,- перевёл Кузьмич, не оборачиваясь.
- Похоже, наш друг из аристократов,- лейтенант откинулся на стуле, закуривая Марльборо.
- Ага, голубых кровей бомжара. Махровый.
«Ну, Грач, огромнейшее тебе спасибо, не оставил слепым, благодетель ты наш, это тебе зачтётся на суде,- подумал Кузьмич, стоя лицом к стене, и снова поймал себя на мысли, а ведь голова не болит».
- Нечего было водку жрать, купался бы сейчас в своих джакузях, а теперь пусть вон в обезьяннике посидит, до выяснения.
- Да ему там самое оно. Тепло, светло и мухи не кусают, уж больно не хочется, товарищ лейтенант обезьянник осквернять, баба Нюша там сильно расстаралась, и к тому же там Тузик спит.
- Ты чего, сержант, офигел? Уже собак там держишь?
- Да каких собак, Василий Никадимыч, Сенька там Тузиков. Нажрался он вчерась, и давай Верке права качать, кто, типа, в доме хозяин. А Верка-то у него баба внушительная, как шагающий экскаватор в юбке. Она ему сковородкой в ухо залепила, у него эта сторона даже, приплюснутая стала. Ну не выгонять же пришибленного, какой никакой, а родственник. Хоть и дальний.
Разговоры про обезьянник разбудили депутатскую гордость,
- Вы не знаете, с кем связались,- прошипел он в гневе. Вы ещё узнаете кто такой Дубок.
Милиционеры переглянулись:
- Слышал, сержант, он нам что угрожает?
- Он нас шантожировает, товарищ лейтенант,
- Знаешь, что, Стёпа выведи его от сюда, пока этот дубок, нам какой-нибудь грибок не подарил, и покажи направление, Лейтенант многозначительно подмигнул подчинённому.
Кузьмич поднялся с земли и поплёлся подальше от ментовки, потирая зад, который здорово болел, после пендаля милицейским сапогом.
- Говорил я тебе, ядрён шишка, не ходи туда, не любят они нашего брата, посочувствовал бомж, который наблюдал выход сотоварища из домика у железки.
Кузьмич, молча, проковылял мимо, Измождённый физически и подавленный морально он устроился на лавке под деревом. Он не мог успокоиться, не мог поверить, что с ним может произойти такое. «Господи, куда я вляпался, так и знал, что этот Грач какую-нибудь гадость подкинет. И что я не послушал свою интуицию, ведь она меня никогда не подводила. А менты эти, это же просто беспредел какой-то. Вместо того, чтобы помочь человеку в трудную минуту, они ему пендаль под зад. Он ещё раз потёр больное место, вроде полегче стало. Мы там, для них законы выпускаем, каждую мелочь обдумываем, спорим до хрипоты, а они тут на месте творят что хотят,- он ещё раз потрогал копчик,- болит ещё. Надо же, а ведь голова не тревожит, хотя и таблетку давно не принимал. Может и в правду поможет эта их метода, и тем ни менее, это не даёт им никакого права так издеваться над человеком. Егор Кузьмич прикрыл глаза и расслабился, надо было привести в порядок бешено скачущие в голове мысли.
Егор Кузьмич прикрыл глаза и расслабился, надо было привести в порядок бешено скачущие в голове мысли.