Переволновался

Сенька вышел из общежития и зажмурился от яркого весеннего солнца. В душе у него что-то происходило. Сердце захлебывалось от ликования и сладко сжималось от ожидания чего-то неведомого. Он стоял на крыльце, запрокинув голову, с улыбкой подставляя лицо дуновению прохладного утреннего ветерка. Вдруг наверху что-то хрустнуло, с легким шумом пролетело у него перед глазами и рухнуло под ноги. Это была огромная увесистая сосулька. Упав с крыши пятиэтажного здания и ударившись о бетонное крыльцо, она и не думала разбиваться и теперь, как ни в чем не бывало, лежала у ног опешившего парня. Он в замешательстве повернулся, с опаской посмотрел наверх, скользнул взглядом по вывеске «Общежитие университета» и уставился на входную дверь.

Дверь как по команде отворилась, и в ее проеме появилась девушка. Она взглянула на Сеньку смеющимися глазами, движением ноги спихнула сосульку с крыльца и сбежала по лесенке вниз. Сенька в смущении отвернулся, но, тем не менее, краешком глаза проследил, как ледяное «чудовище», легко сдвинутое ее изящной ножкой, шмякнулось с крыльца на подтаявший снег и разбилось на несколько прозрачных осколков.

– «Вот это да!», – он вобрал в себя воздух и перестал дышать. Внезапно что-то толкнуло его в спину, и он ринулся за ней. Она шла стремительной, легкой походкой, окидывая встречных уверенным победным взглядом. Он летел за ней, натыкаясь на прохожих и каждый раз бросая бодрое «извините», пока вдруг не заметил, что до сих пор не дышит. От неожиданности он поперхнулся и остановился. Где это мы? Ага, трамвайная остановка. И она стоит неподалеку. Ждет. «Что за улыбка, обалдеть можно! А волосы, так небрежно разбросанные по спине... И ноги... От плеч». Сеньке так хотелось еще раз взглянуть в ее глаза, но внезапно он почувствовал, что не сможет этого сделать.

Она стояла в двух шагах от него, раскачивалась на каблуках и задорно посматривала по сторонам. Вот она усмехнулась, повела бровями, и ему показалось, что она украдкой взглянула на него. Сеньке отчего-то стало жарко, и он торопливо спрятался за спину высоченного парня.

Мимо стоявших на остановке людей, разбрызгивая талую воду, спешили куда-то машины. Брызги, вылетавшие из-под их колес, временами долетали до кого-нибудь из стоявших возле трамвайных путей и ожидающих транспорт пассажиров. Мало кто из водителей проехавших авто обращал внимание на их возмущенные возгласы. Кое-кто делал вид, что не заметил лужу, влетел в нее случайно, о чем искренне сожалеет, и извиняюще пожимал плечами, а кто-то вообще никак не реагировал: неподалеку был перекресток, и все сочувствующие шоферскому братству прекрасно понимали, что зеленый свет горит не так часто.

Но вот подошел трамвай, девушка вскочила на подножку, за ней длинный парень, последним вошел Сенька. «Дылда», как его окрестил Сенька, по-хозяйски разместился на верхней ступеньке, расставил локти и явно решил никого не пропускать вперед, совсем не замечая, что кое-кто, негодуя, торчал на подножке, мысленно возмущаясь размерами спины этого «доморощенного хама», из-за двухметрового роста которого нельзя ни увидеть ее, ни, тем более, наблюдать за нею.

– Как вас зовут? – спросил Дылда.
– По-разному. Кто как, – ответил звонкий девичий голос. Это она! «А я-то что? Почему молчу? Язык словно одеревенел... Трус, ворона, недотепа», – изнывал от досады Сенька. – Слюнтяй, курица неощипанная, – сжав губы, он продолжал мысленно обзывать себя, потому что знал, что ничто другое на него сейчас должным образом не подействует. – Спать надо меньше!»

Что это? Дылда договаривается о свидании с «его» девушкой! Нет, надо что-то сказать, как-то обратить на себя внимание. Но что сказать? Постой-ка, что это так стучит? Вот дурак, это же сердце. Но еще где-то грохает, совсем рядом... Ну и осел. Ясно, рядом. В висках... Но... что сказать? Что-то бы умное. И язык сказал:
– Отоварьте меня билетом, пожалуйста.

Когда говорил, чувствовал, что спина отчего-то взмокла. Уши горели, как два нагревательных прибора. «Уши сварили все мои мозги». Сквозь звон в перламутровых ушах и всеобщее ликование находящегося рядом народа он расслышал ее веселый смех. Кондуктор повернулась на голос и ехидно переспросила: «Что?» Дылда, не переставая смеяться, произнес:

– Слышь, паря, хочешь, я тебя и без билета отоварю?
«Она смеется! Я погиб! Это все... Вареный макарон! Хлюпик! Ничтожество!», – Сенька вцепился руками в боковые поручни, затем, не отрывая рук, повернулся лицом к дверце трамвая: «Уйти! Убежать! Исчезнуть!»

– Молодой человек, вы выходите? – послышался сзади старческий голос. – А, молодой человек? Вы что глухой? Не выходите, что ли? Тогда освободите... выход, – и старушка, протолкнувшись к двери, остановилась перед Сенькиной рукой и в нетерпении стала отрывать ее от поручней. И молодой человек открыл рот:
– Бесполезно, бабушка. Меня теперь и водой не отольешь.

Трамвай остановился, дверца отворилась, и Сеньку окатило водой из-под колес проезжающей мимо машины. Выпрыгнув из салона на мостовую, он постоял. Подумал... И сел в лужу. Перед глазами, как в немом кино, беззвучно проезжали автомобили, из-за поворота медленно надвигался трамвай.
Откуда-то издалека до его сознания донесся голос:
– Слушай, пощади, пожалуйста... Я больше не могу смеяться!
Он поднял голову. Перед ним стояла Она!