Последняя рубашка

Надо признать, что в тот раз я с большим удовольствием покинула мою обычно любимую массивную Alma mater. Уж в эту-то сессию я была готова поспорить на уши любимой собаки, что меня точно отчислят. Правда, никто не спорил, и меня не отчислили, поэтому уши остались на Вульфе в полном комплекте.
Я затянула потуже шнурки на любимых огромных, почти клоунских ботинках. Как помню, я себе казалась такой стильненькой, умной. Я гордилась собой. Еще бы – студентка бюджетного отделения лучшего факультета, перешла на третий курс. А то, что стипендия в следующем году мне не светила, можно было оставить за кадром.
Я шла по проспекту, слегка шаркая подошвами, – шутка ли, каждый ботинок весил почти килограмм, железные вставки в мысах и шурупы в наборных подошвах. Широкие длинные брюки развевались вокруг ног и подметали тротуар. Черт возьми, как я собой восхищалась, разглядывала себя в витринах и мысленно – свою зачетку, полную зачетов и оценок.
Впереди была практика, но до нее еще месяц полного безделья. И я еще обдумывала, не стоит ли сейчас заняться упаковкой рюкзака, палатки и спального мешка. Виктор мне обещал сразу после сессии ехать в не слишком глухую, но вполне приличную тайгу. Кстати, насчет Виктора, что-то он никак не проявился на телефоне. Я для проверки глянула на экран сотового – нет, вызова не было. Странно…
Обычно трезвонит по десять раз, чтобы отчитаться, где он и как он.
Виктор – мой старший брат, но почему-то почти с самого начала все повернулось так, что умнее и старше была я. Старше он, конечно, всего ничего – даже меньше, чем на год. Мама с папой, видимо, решили не затягивать процесс репродукции надолго.
Но, блин, какой же он у меня… нет, не дурак, но… В третьем классе я пошла на самбо, чтобы обучать его потом приемам, да и заступаться тоже приходилось. В седьмом я его затащила на курсы игры на гитаре, чтобы он мог хоть чем-то привлечь девчонок. Честно говоря, благодарности я от него не услышала. Ему самый кайф всегда было таскаться с этюдником по окраинам нашей дурацкой полудеревни и рисовать какие-то развалюхи, косящие под памятники исторического прошлого. В конце концов, когда мы, вернее я, решили поступать на журналистику и вовсю готовились к экзаменам, он вдруг в первый раз в жизни проявил характер и заявил, что лучше пойдет в армию. И это когда уже сдали все документы. Мне вместе с нашим папашкой стоило таких трудов запихать его, в какой-то полуархитектурный-полу-фиг-знает-какой колледж, чтобы хоть в армию не забрили. Представляете моего Витеньку с этюдником на плацу? Я – нет.
А колледж недалеко от университета, да и общаги рядом. Так что ходить вместе на пары было удобно.
Блин, да я даже мобильники нам купила, вопреки себе, не для понта, а чтобы иметь возможность контролировать жизненный процесс братца-лопушка.
Ну, ладно, не сообщает ничего – пусть. В общем-то, у него сегодня тоже сессия закончилась. Мог и пойти погулять, выпить пива с друзьями. Только… только вот друзей-то у него - я одна.
Я задумчиво плюхнулась на первую же скамейку и закурила. Но день был, несомненно, мой, и я решила не слишком волноваться. К тому же, если посмотреть со стороны, парень двадцати лет вполне может собой и сам распоряжаться. Какое-то время.
На этих мыслях я раздавила окурок о скамейку и пошла за пивом. Я же повторяю – я гордилась собой. Хотя мой папашка говорит, что гордыня – грех. Один из семи. Все семь я, пожалуй, не назову. Да и не считаю, что любить себя – плохо. Весьма, гармонично, по-моему.
Хотя знаете, если бы я вместо того, чтобы пойти за бутылкой, разбила свой мобильник к чертовой матери, мне бы сейчас было куда лучше.
Но, так или иначе, я пошла выпить. Вместо бутылки пива я позволила себе бутылку любимого мартини бьянко. Я так и видела себя со стороны – симпатичная девушка на аллее главного проспекта пьет из горла мартини, курит любимый стильный «Житан», отмечает очередной успех. Чего еще надо?
Так все и было. И я успешно ополовинила бутылку. Мартини сладко и горячо стекал в желудок. Я даже подумала, что стоило взять сок, но с соком это бы уже не выглядело клево.
И тут запищал телефон. Наконец-то…блин…номер высветился вовсе не Витькин, мать его.
- Внимательно слушаю, - отозвалась я.
- Инка, ты? Слышь, это Пашка….
Пашку я отлично знала. Оболтус, каких мало, учится с Виктором, постоянно его подбивает напиться пива и поехать кататься ночью по городу. Что-что, а машинка у Пашки классная. Правда, я в них не очень разбираюсь, но такая здоровая, красно-блестящая, какой-то внедорожник. Впрочем, я не каталась и Витьке не позволяла.
- …немного перевернулись. Правая покрышка…
- Что вы сделали? – я отбросила бутылку в сторону (на радость какому-то замшелому мужику, промышляющему стеклотарой и всем, чем попадет) и начала, наконец, слушать, что бормочет Пашка. – Повтори еще раз!
Пашка, видимо, просек мой тон и начал крутиться:
- Ну, это, типа… С Витьком поехали проветриться. Сессия же того… И не пили… почти… Покрышка правая лопнула. Со всеми бывает.
Меня мало интересовало, что бывает со всеми. У меня был только один вопрос:
- Виктор где?
- Да я поэтому и звоню, - немного обиделся этот придурок, - Витька в порядке. Только в больнице. Нас тут на трассе…
- Где он и что с ним? – страшным голосом заорала я, вспугнув мужика, который уже допивал мой бывший мартини.
- Ну, это… немного без сознания и немного… говорят… позвоночник… того…
- Ну ты, козел! – я почувствовала, как внутри меня сжимается что-то противное и скользкое. Проскользнула подлая мысль: «А что я скажу родителям? Пробухала братца?» – Где он сейчас?
- Короче, - заторопился Пашка, - увезли в какую-то больницу. Она тут одна. Мы около Шишковска. Город - срань децельная. Плюнуть некуда. Со всех сторон заканчивается.
- Блин, это же больше сотни километров! Ты как ехал? Под двести?
- Нормально я ехал. Около ста. Как раз часа полтора и катались.
- Так. Значит, вы в Шишковске. Так… Так… - но даже если бы я еще раз триста протакала, никуда бы из меня противное и скользкое не делось. Надо было быстро и все сразу решать. – Машина у тебя….
- Нет у меня машины. Сейчас это больше на затоптанную пивную банку похоже. Я удивляюсь, что у меня только пара царапин, - Пашка, похоже, довольно заулыбался.
«Блин, почему Витька, а не ты?» – хотела заорать я. Но смысла не было.
- Адрес больницы, быстро, - я вырвала из рюкзака органайзер.
В трубке что-то зашуршало, и связь почему-то закончилась. Как в плохих фильмах. Б-блин.
Я вскочила и уже не думала о своей стильности, просто кинула трубку и ненужный уже органайзер в рюкзак и побежала. На первый троллейбус, идущий на автовокзал.
Сначала мне повезло – в очереди поняли мои мотивы и позывы и пропустили без лишних слов к кассиру. А потом все стало не так хорошо. Автобусов в эту «срань децельную» на сегодня уже не было. Мне предложили билет до города в сорока километрах от Шишковска. А что было делать?
И сорок минут я болталась на автовокзале, который почему-то жутко вонял мартовскими кошками и школьной столовой. Я пять раз выходила курить, уже без всякой гордости жадно прикуривая «житанину», чтобы через пару затяжек ее выбросить.
Я ходила и просила эту суку, этого Всевышнего, и всю эту долбанную тройку – отца, сына и… кого еще? Короче, мать их всех и не по разу. Я просила их, чтобы Витька хотя бы был живой. Хоть какой, но живой…. Ну что вам стоит, козлы вы эдакие?
В автобусе легче не стало. Мне казалось, что водила специально тормозит на всех полустанках. И всем было абсолютно наплевать, что я не просто тороплюсь… я…
А километров за десять до пункта назначения нас остановили бравые мальчики с буквами «ДПС» по спинам и грудям на бронежилетах. Они зачем-то тщательно обыскивали все виды транспорта. На наш здоровенный «Икарус» им понадобилось около часа.
Теперь я, конечно, соображаю, что толку-то мне было торопиться. Все, что можно, и так делали в больнице человечки в белых халатах. Но тогда я думала, что чем быстрее я приеду, тем менее больно будет Виктору. Я заберу у него половину боли, а лучше всю. Я всегда заступалась за него. Что мне какая-то гипотетическая баба в ночнушке и с косой?
Все-таки, в девятом часу вечера я вышла в сорока километрах от Шишковска, нет, от Витьки… Всего сорок километров… Целых сорок километров… Город, кстати, назывался очень романтично, то ли Туманск, то ли Болотск… Что-то такое… Обнадеживающее.
Еще через десять минут я вышла на основную трассу и побрела по обочине. А еще через час стало ясно, что ни один хрен за рулем не собирается никуда меня везти. По моим подсчетам идти мне оставалось часиков шесть-семь. Это, если не очень торопясь, чтобы не выдохнуться быстро.
Я спустилась с трассы вниз, к лесополосе. Тропинка была вполне приемлемая, без неожиданных ям и луж, которые так-то на проселочных дорогах – сплошь и рядом.
Если бы не цель моего вынужденного «променада», я бы только радовалась. Люблю ходить. Даже долго думала, что выбрать – туризм или журналистику. Решила совмещать.
Хорошо, что в середине июня темнеет только под утро. Это я поначалу так решила. Но этот чертов Туманск или Болотск решил мне показать всю правильность его названия, потому что около одиннадцати неизвестно из какого места чахлой лесополосы накатил такой туман, что я ориентировалась только на шум моторов проезжающих по трассе машин. На трассу вылезать не стоило. Туман скрыл и ее, а валяться где-нибудь в кювете раздавленной я не собиралась. Не такая у меня конечная цель.
Шла, курила. В первом часу туман все еще лежал нехилым слоем, а вот сигареты закончились. И я вдруг подумала, что мои клевые ботинки с железными мысами и шурупами в наборных подошвах – хорошая идея только для города.
Между тем, машины стали ездить с довольно-таки большими интервалами. Действительно, при такой видимости пусть ездят дураки и покойники. В тумане звуки разносятся очень неожиданно. Неуютно как-то, неправильно. Я поежилась и остановилась, чтобы порыться в рюкзаке, вдруг сигаретина какая завалялась. Бывают же чудеса… Но не в этом случае. Вместо сигареты я обнаружила, что недалеко впереди меня слышны шаги.
Может, на трассу полезть? Я взглянула на буераки, покрывавшие откосы «хайвэя» и передумала. Интересно, откуда шаги? Я никого не обгоняла. Пока еще. Да и нет желания это делать.
Мелькнула спасительная мысль, что это спустился отлить шофер. Но последняя машина проехала минут пять назад.
Звук шагов был тяжелый, шаркающий, вроде как я хожу. Но это не было эхом. Я же стояла. И обладатель шагов шел намного медленнее меня. Будто прогуливался… Или что-то искал…
Я не могла себе позволить идти с такой же скоростью. Я же тороплюсь. Но обогнать… было еще почему-то хуже. Я не боялась человеческих особей, почти не боялась. В конце концов, я не такая уж слабая, да и приемчики знаю, а в кармане рубашки газовый баллончик. Я почему-то подумала, что на этого кого-то могут не подействовать приемчики и слезоточивый газ. Почему? Откуда вдруг взялся этот страх, который перекрыл даже то противное и скользкое, что сжалось во мне несколько часов назад?
Я постояла… и свернула в лесополосу. Я решила энергично сделать крюк вокруг этого тихохода и снова вернуться к трассе. Среди деревьев тумана оказалось меньше. Клочки его декоративно цеплялись за ветки кустов и высокую траву. Я прикинула направление и размер предполагаемого крюка и двинулась вглубь.
Я прошла примерно половину лесного пути, когда услышала те же самые шаги за собой. И на этот раз шелест травы под чьими-то ногами был куда быстрее и… как-то целенаправленный. Будто этот кто-то перестал прогуливаться… или что-то искать… Будто он уже нашел, что хотел. Я искренне и безнадежно размечталась, что его находка не я.
На долгие мечты о безопасной жизни времени почему-то не было. И все же я обернулась на звук шагов. И я никого не увидела. Даже успела на долю секунду провести анализ, чему я больше верю – глазам или ушам. Только мое тело не стало дожидаться результатов анализа, а дало команду ногам бежать и как можно быстрее.
Не верьте, когда вам говорят, что если страшно, то бегут, как во сне, типа, бежишь и все время остаешься почти на том же месте. Я неуклюжим, но стремительным лосем ломилась сквозь кусты и всякую мелкую недоросль, и голым местам на теле мало не показалось. Хотя, возможно, лесополоса состояла из шиповника и боярышника. Ну и еще немного молодой крапивы. Бежала я старательно и долго. Настолько старательно, что не поняла, когда и куда сбилась с курса. Звуков трассы не было слышно, даже ее асфальтовый «подиум» перестал виднеться. Зря я думала, что лесополоса чахлая.
Я выбежала на окраину какой-то поляны. Вернее, она внезапно наскочила на меня. На такой поляне в июле, как правило, растет лесная клубника, и в жару до фига кузнечиков. Тумана здесь не было. Я встала в тень тройной кривой березы и постаралась не дышать. Я выпускала из себя воздух, как проколотая камера – беззвучно и медленно. Впрочем, и вдыхать приходилось также.
Шаги исчезли. На самом деле, видимо, я сегодня перенервничала. Может, и правда мое же эхо было? Не было никаких звуков. Разве что какая-то полуночная крылатая дурочка пыталась выводить трели, но ей это быстро надоело.
Я села под березу, прямо в росу и прислонилась к стволу. Б-блин, давай теперь соображай, куда надо выбираться.
Тело отдохнуло, сердце начало биться нормально, мне пришлось встать, чтобы идти дальше. Поляну пересекала тропинка. Видимо, не я первая тут бегом по пересеченной местности занимаюсь. Тропинка уперлась в толстенное дерево, которое развесило свои лапы во все стороны. Я обошла его, на ходу откидывая ветки от лица. Они даже сами расходились от меня, открыв мне прекрасный ближний вид на петлю…
Обычная бельевая веревка со скользящим узлом. Она исчезала в кроне дерева, а петля висела на уровне моего лица, чуть покачиваясь, как бы приглашая…
- Нет, дорогая, не сегодня, у меня болит голова, - машинально пробормотала я.
И тут дерево ловко склонилось, петля в очередной раз скользнула к моей голове и удобно утроилась на шее. Даже настолько удобно, что изменила размер как раз, чтобы только-только не задушить. Мои руки вцепились в петлю, пытаясь ее увеличить, но вместо это дышать стало еще больше нечем.
- Лучше уж стой так, - раздался голос. – Может через пару минут тебе такое положение раем покажется. Ведь всегда может быть еще хуже.
Шершавый такой, колючий, бесполый голос. У меня такой бывает, когда я травки накурюсь.
Но в ответ сказать я ничего не могла. Сухой язык тихо шуршал по небу, а в глазах мелькали мелкие-мелкие мушки. Я дернулась в сторону, шею сдавило сильнее, а мушки в глазах резко прибавили в росте.
- Лучше пока успокойся, – продолжал Неизвестно Кто. Он же, скорее всего, Шаги В Тумане, он же…. Кто еще?
Но успокоиться я не могла. Рубашка на спине промокла, пот стекал крупными каплями. Резко ослабли ноги. Есть такой прикол, подходишь к человеку сзади и слегка толкаешь под колено, если неожиданно, то он и упасть может. А тут меня, как под оба колена сразу.
А главное добивало освещение, вернее, его отсутствие. Было так серенько, и Неизвестно Кто вещал откуда-то сзади. И было слышно его дыхание. Запахи ночного леса исчезли. Пахло чем-то пыльным и гнилым, погребом и чердаком одновременно.
- Куда ты так торопишься? Я никогда не любил у вас эту черту – торопливость. Люди странные. Суетятся… а зачем? Все ведь за вас уже решено. Твой брат…
При упоминании о Викторе я ухитрилась глубоко вздохнуть и немного найти опору слабыми ногами.
- Ты же для него все сделаешь? Вы все так думаете. Все сделаете, все отдадите, последнюю рубашку и все такое. Рубашка – ерунда. Зачем твоему брату твоя последняя рубашка? Там ему ничего уже не надо. Или... не будет надо.
Я вдруг начала понимать, о чем речь. Но право говорить мне все еще не предоставляли.
- Ты можешь поделиться. Можешь? Ты ему свою оставшуюся жизнь? Можешь? Можешь? Он будет жить вместо тебя. А ты…
Веревка натянулась намного сильнее, чем раньше. Мои ноги поплыли вверх. В голове начали лопаться цветные мыльные пузыри. Несмотря на то, что глаза полезли прочь из орбит, наступала глубокая, черная, не по-уральски южная ночь. И тут ботинки снова коснулись земли.
- Ты можешь? Ты пойдешь дальше? Или хочешь вернуться? Ему сейчас намного хуже, чем тебе. Твоя последняя рубашка – твоя жизнь. Отдашь? Нет?
Я знала, что еще пару секунд, и я заору, что согласна. Пусть Виктор живет вместо меня. Конечно, пусть! Но… петля ослабла еще немного. Пусть он живет. А я тогда… Меня не будет. Меня не будет? Нет! Мне нужнее жить. Я могу сделать больше! Я больше делаю! Черт возьми, разве я всю жизнь мало для него чего делала? Забери его! Не меня! Не меня!
- Я так и думал… - мне показалось, что Неизвестно Кто удовлетворенно улыбнулся и кивнул, - ты ответила на вопрос.
Петля, развязываясь, резко и жгуче пронеслась по шее. От неожиданности я упала на колени, ударившись лбом о торчащий из старой листвы острый корень. Будто поклон отбила.
Я вскочила. Вскинула голову. Перед глазами висел плакат, освещенный чахлым фонарем: «…обро пожал…ть в Шишко..к». Краска на плакате потрескалась и потихоньку под дождями и ветрами стиралась.
Я стояла на въезде в ту самую «децельную срань», в которой была больница, где мог лежать и умирать мой брат. Часы на мобильнике показывали начало первого ночи. Я покрутила головой. Шея отозвалась скребущей болью. Пальцы нащупали под подбородком припухшую царапину, полукругом шедшую от уха до уха. Значит…было? Это все… и туман, и лес, и петля… и Виктор… не будет жить вместо меня?
Послышался шум мотора, машина явно направлялась в Шишковск. Я вскинула руку. Мягко зашуршали тормоза.
За рулем сидел кавказец в кепке. Персонаж из анекдота прямо. Но я не стала улыбаться. Я открыла переднюю дверь, плюхнулась на переднее сиденье и заплакала.
Не знаю, имело большее значение, слезы или слова о Викторе, но кавказец не только согласился подвезти до центра, но и довез до самой больницы.
- Спасибо, спасибо… - бормотала я, вылезая из машины.
- Все будет хорошо, ты же все правильно сделала? – неожиданно без акцента, колюче и бесполо успокоил меня кавказец. – Ты же все хорошо сделала, Инна?
Я отпрыгнула от машины, и побежала спиной вперед, видя, как водитель превращается во что-то серое. Досматривать не решилась, повернулась и рванула к светящемуся крыльцу.
На лавочке сбоку крыльца сидели абсолютно живые и здоровые Виктор и Пашка. Они пили пиво, передавая друг другу пластиковую двухлитровую бутылку и смеялись, глядя на меня.
- Вы? Здесь? – глупо поинтересовалась я.
- Ну, - кивнул братец. – Мы с Пашкой поспорили, как скоро ты доберешься досюда. И вообще, доберешься ли…
Пашка щедро хлебнул из бутылки, передал ее Виктору. Встал. Порылся в кармане, достал ключи от машины, подкинул их на ладони.
- Ну че, поехали из этой дырищи?
А я… я во второй раз за эти бесконечные вечер и ночь заплакала.