Моя мать, Маргарита. Продолжение. уже не дети

Итак, я и все мои братья с сестрами находились на так называемом домашнем обучении.
Уроки, проведенные нашей матерью, едва ли можно было назвать уроками.
Она часто садилась перед нами за большой стол и рассказывала различные увлекательные истории. Или во время приготовления обеда она вдруг брала и заводила рассказ о квких-нибудь королях или герцогах-то грустный, то веселый, то смешной. Только в конце рассказа мы понимали, что это , оквзывается, был урок истории.
Она окружила нас вещами, которые невольно влияли на нашу грамотность, эрудицию, творчество и спорт.
С самого утра она ставила пластинку с классикой и уже очень скоро мы с нескольких нот могли отличить Моцарта от Вивальди, Баха от Шопена и так далее.
Мы часто рисовали яркие картинки с изображением детишек читающих книги, играющих в футбол, плавающих в реке. Эти картинки мама поместила в рамочки и развесила по вчему дому. Помимо этого у нас имелся весь спортивный инвентарь: от шведской стенки до велосипедов и различных мячей. С детства мы спортивные и подтянутые.
Организовывала мама и такую игру: называла несколько растений и в порядке эстафеты предлогала нам их поискать-в саду, лесу или в поле. Кто быстрей приносил ей букет нужных лекарственных трав , получал прекрасный подарок: резную деревянную шкатулку или шарф тончайшей вязки.
У нас имелись и оптические предметы: микроскоп и телескоп. Это было сущее удовольствие-наблюдать за звездами и глядеть, из чего состоят различные предметы.
Мы вели собственные дневнички, в которых каждый день записывали, что узнали, чем занимались и как провели время. Туда же мы зарисовывали микроскопические клетки, звезды и "вновь открытые земли", как говорила мама.
Все это сложно было назвать учебой, скорей, это был образ жизни.
А вот Старина По, нанятый учитель физики и математики, напротив, четко следил за учебной дисциплиной. Мы должны были сидеть в классе тихо, с прямыми спинами и руками, сложенными на столе. От этой неудобной позы тело затекало, снижалось внимание и концентрация на предмете, и мы начинали ерзать на стульях.
Если становилось уж очень суетно, Старина забавно сердился, краснел и топал ногами. Иногда, обычно к концу урока, ему и самому надоедала армейская дисциплина в классе и мы расслаблялись, могли себе позволить даже пошутить с ним. Старина был не обидчив. Такую дисциплину он организовывал из-за своей излишней доброты. Он знал, что дай он слабинку, ученики сядут ему на шею. Иногда мы и впрямь уж очень сильно забавлялись над ним, особенно Гийом.
Наш отец, который беспокоился за Старину, иногда наблюдал за нашими уроками сквозь щель в дверном проеме. Однажды, когда Гийом забылся и отмочил какую-то непотребную шутку, мы услышали скрип двери и увидели отца, погрозившего пальцем.
Вечером отец отчитал Гийома и сказал:
-не видать тебе Испании, как собственных ушей.
Это значит, что поездка, запланированная нашей семьей в Испанию, для Гийома была сорвана. Я очень расстроилась, однако, услышав реакцию Гийома, я удивилась и расстроилась еще сильней.
Гийом пожал плечами и сказал:
-ну и ладно. Не очень-то и хотелось. Все уставились на Гийома , а он, не закончив ужин, молча встал и ушел в свою комнату.
После ужина я поднялась к Гийому. Он лежал на своей кровать и перелистывал какой-то журнал, закинув ногу за ногу.
-хочешь, я попрошу папу, чтобы он все-таки взял тебя в Испанию?-спросила я.
-вот еще. Больно нужно. Мне надоело таскаться повсюду с малышней. Я лучше проведу каникулы с нашим рыжим другом-он хохотнул и речь его при этом была совершенно искренней.
Я молчала и что-то в моей душе переворачивалось и ломалось. Это было так странно-Гийом не будет проводить с нами каникулы и он сам этого хочет. За окном в комнате Гийома начиналась гроза. Где-то наверху формировались тучи, темно-рыжее небо гулко ухало громом. Меня обдало холодным, чистым воздухом. Мое тело наполнило какое-то необычное, приятное, но в то же время пугающее ощущение: я почувствовала, что мы взрослеем.