«...Нежны и сладки их тонкие запахи...»

У меня как-то нелепо устроена память: прежде самих событий вспоминаются какие-то детали, лица, предметы, почти не имеющие отношения к происходившему... И только потом, на фоне этих осколков, уцелевших в сознании, проступает более-менее связная картина того, что я пытаюсь правдиво воссоздать в воображении. Хотя многое совсем не удаётся вспомнить.
Иногда детали оказываются столь яркими, что они начисто затмевают само событие. Но, может быть, его и не нужно помнить, особенно когда душа отдыхает на бесчисленном множестве мелочей, которые впоследствии воспринимаются как нечто важное, без чего не могла бы обойтись ни моя жизнь, ни моя память.
Ленинград. Лето. Середина семидесятых. Где я, зачем?
Вокруг море цветов: везде цветущие кусты, клумбы, газоны.
Отчетливо вижу сиреневые лепестки космеи и мохнатого шмеля, копошащегося в самой сердцевине цветка. Его лапки в золотистой пыльце, крылья прозрачны и легки, как, впрочем, и сами лепестки. Необычайная лёгкость ощущается во всём, и нет ни единого островка земли не охваченного буйным цветением лета.
В это сложно поверить, но, пожалуй, что и кроны деревьев – не выше цветов, выше – только крыши причудливых зданий, увенчанных диковинными тычинками антенн и печных труб, они так же легки и пестры как окружившие их цветы и так же тянутся вверх на жестяных стебельках водостоков.
Солнце. Оно светит отовсюду, не оставляя теней, его свет проникает в цветы, заставляя их лучиться изнутри. Я любуюсь ажурностью этих живых созданий, отмечая их хрупкость и удивительную красоту.
Города здесь почти нет, жизнь шумных улиц и площадей пульсирует чуть дальше, там, где розовый гравий аллей переходит в лиловый асфальт мостовых, но я всё равно связываю это воспоминание с Ленинградом.
Таков он и был, мой город, сопоставимый разве что с юностью – цветущим витальным пространством, полным радужных надежд и грандиозных планов. Полным предвкушений и ожиданий, казавшихся выше любых обстоятельств и представимых ярче, нежели сама реальность, единственным препятствием для которых было время.
Они чем-то были очень похожи на эти, купающиеся в солнечной неге летние цветы, лёгкие и беззаботные, но крепко привязанные к почве, дающей им силы и возможность тянуться вверх, к небу.
И если обвинять юность в идеализации времени, когда она удивляла красотою своих цветущих побегов, то нужно не забывать и о почве, которая этим побегам давала жизнь. А почва Ленинграда как нельзя лучше подходила и для возделывания, и для созидания.
Почти всё, что думалось мне тогда и мечталось – не случилось. Но это неважно. Когда я погружаюсь в то давнишнее воспоминание, не привязанное ни к чему, лишь к извечному торжеству цветущей природы, меня, как и прежде, тогда, наполняет безмолвный восторг созерцания и настоящее смятение чувств. И снова вокруг меня тот солнечный цветущий город, где выше усыпанных разноцветными гроздьями кустов – только крыши, лёгкие, как цветочные лепестки.
Ничего не проходит, и ничего не случается зря.