ЧЕЧЕТКА НА КУВШИНКАХ

ЧЕЧЕТКА НА КУВШИНКАХ

I
Я отбивал чечетку на кувшинках. Не уверен, что это были кувшинки, возможно, какая-нибудь ряска или низкие камыши. Но похоже на кувшинки. По крайней мере, кувшинки я себе представляю именно так. В том пруду они росли так плотно, что по ним можно было ходить и не проваливаться. Странное чувство. Как во сне. Когда я был маленький, этот пруд не был так сильно заросшим. Или был, я не помню. А сейчас август, ярко светит полная большая луна и на много километров вокруг никого живого. Не в смысле, что вокруг просто лес, но бурьян и пустые темные покосившиеся избы.
А я отбиваю чечетку на кувшинках посреди пруда. Сперва я побаивался провалиться, но теперь пара метров воды и грязи с пиявками под ногами не пугают меня. Я бью чечетку, как гребанный Иисус, я почти хожу по воде. Смотрите, я трахнул законы физики и пошел по воде! Ну, почти по воде. Сначала просто прошел, затем пробежался, попрыгал, попробовал лунную походку, а затем нагло стал бить чечетку. Это как кривляние, как вызов. Я смеюсь в голос с многократным эхом. Мол, смотрите, я могу всё, и мне за это ничего не будет. Это такой восторг! Пошли все на хрен, у меня тут чечетка на, мать вашу, кувшинках!
Темный силуэт я заметил уже близко. Стало немного боязно, но не от того, что я не знал кто приближается, а от того, что я выглядел, должно быть, глупо, танцуя посреди ночи и пруда. Не боязно, а неловко. Я остановился и разглядел идущего. Идущую. Стало ещё тише.
- Ну, здравствуй.
Конечно, я узнал её. Темные волосы, большая грудь, улыбка уголками книзу. Я узнал, почуял её запах, как голодный зверь, дернув носом. Узнал всё.
- Как семья?
Он не ответила. Она подошла ко мне и обняла запредельно нежно. Поцеловала. Я не ответил на поцелуй, не помню почему, но я знаю, что не должен этого делать.
- Я же говорил, что ты русалка.
Не то что бы у нее был рыбий хвост, но атмосфера была подходящая.
Другая рука легла мне на плечо. Похожа на мужскую, но женская. Я оглянулся. И её я тоже узнал. Она поцеловала меня, но я не ответил. Не помню, почему. Я почувствовал, как слегка прогнулся слой кувшинок.
Передо мной стояла третья девушка, она положила обе руки мне на плечи поверх других. Я узнал её по смеху. Четвертая девушка подошла со спины и обняла меня за пояс. Поцеловала меня между лопаток. Она была ниже остальных. Я узнал её. Пожалуй, её я был рад видеть больше, чем остальных. Хотелось попросить у неё прощения. Краем глаза я увидел, как подходят еще две девушки. У одной было круглое лицо и большой зад. У другой веснушки. Их я узнал с трудом. Они подходили ко мне, прислонялись ко мне, клали мне руки на плечи или голову.
- Дамы, тут кувшинки как бы того…
Они тонко захохотали в голос, как ведьмы, как русалки. Смех заливался прямо в душу и морозил её.
- Я не боюсь и рад, что вы меня помните, это очень приятно…
Подошли еще несколько девушек, одна была рыжая и тощая.
- Надо быть осторожнее.
Мне становилось тяжело под весом их руку. Я уже сбился со счета поцелуев, но не ответил ни на один из них. Потому что. Лениво подошла ещё одна, с длинными волосами и веснушками. Она улыбнулась. После неё я перестал успевать разглядывать и вспоминать всех.
- Мне кажется, нас слишком много, кувшинки могут не выдержать, - я говорил будто пьяный, которому лень спасать свою жизнь.
Подошло еще несколько девушек. Я уже не мог их разглядеть, меня плотно окружили и я согнулся пополам.
В один момент их стало слишком много. Кувшинки провалились так же резко, как ломаются щепки. Я не успел набрать воздуха, и мы все попадали в воду. Провалился я, а они все сверху на меня. Там была густая, грязная, отвратительная вода. А на дне слой мерзкого на ощупь ила. Я пытался всплыть, но девушки не пускали меня, они вцепились в меня как русалки, они заглядывали мне в глаза, будто говорили: «Видишь? Вот видишь?». Я испугался. Я закричал.

II
Я тяжело поднял бородатую голову с барной стойки. Не знаю, было ли видно со стороны, что я вздрогнул.
- Крутые татуировки.
Я посмотрел на забитые руки. Надо было серьезно надраться и не выспаться, чтобы уснуть в самом шумном баре, пусть даже в самом тихом его углу. Хотя свет был приглушен. Я оглянулся, и рука потянулась к сигаретам на столе. К тому месту, где они обычно лежат.
И нет, я не курю.
Девочка смотрела на меня широко открытыми глазами. Не в смысле, что она таращилась на меня как дурочка, но глаза у нее были большие и голубые, и смотрела она с неподдельным интересом. Думаю, она смотрела так на всё в своей жизни.
- Говорю, крутые у тебя татуировки, старик. Ты моряк?
- С печки - бряк. Растянулся как червяк.
Хотя должно быть в её детстве таких стишков уже не было. Ей было на вид лет восемнадцать. Я надеюсь, что ей уже было восемнадцать. Точнее, я боюсь, что ей ещё не было восемнадцати.
- Ну, серьезно? – она широко улыбнулась, обнажив ровный ряд маленьких зубов и десен. Так же искренне, как и взгляд.
- Ты видишь здесь корабль или серьгу у меня в ухе, как у сраного пирата? Похоже, сегодня я утонул в бутылке, не очень дальнее плавание вышло, правда? - я поболтал кусочки льда в пустом стакане, они почти растаяли. - Какой же я к чёрту моряк?
- Ты похож на моряка.
- А ты похожа на проститутку.
Она не обиделась. И она не была похожа на проститутку: джинсы и довольно закрытая майка. Она была немного полненькая, с большой грудью третьего размера. Прям, как я люблю.
- Человек? – я зацепил проходящего мимо бармена.
- Виски на два пальца без колы со льдом. В стакане с толстым дном.
- Да, без колы, кола - для педиков. И что-нибудь для юной леди. Только спроси у неё сначала паспорт! Есть подозрение, что она здесь незаконно, – добавил я ему уже в спину. – Я на хрен не шучу, не надо мне тут лыбиться!
Юная леди попросила «KOFF». Мне кажется, что голубоглазые пьют и изменяют чаще кареглазых.
- Хороший выбор. Мне тоже нравятся их маленькие бутылочки по ноль-четыре.
За соседним большим столом слишком шумно что-то отмечали студенты.
- Думаешь, это круто?
- Что именно?
- Когда бармен знает, что ты пьешь. Ты типа такой весь из себя завсегдатай. Из тех, кто приходит в бар каждый вечер и небрежно заказывает «как обычно».
- Я не горжусь этим.
Бармен толкнул мне стакан по стойке, не пролив ни капли. Я так же его поймал.
- Дай зайти в Интернет? – она потянулась за моим планшетом.
- Эй, отвали, – я стал забирать его. – Имей уважение к чужой собственности. Попроси своего парня купить такой же.
- Да брось, здесь бесплатно!
- Отъебись, вон пообщайся с живыми людьми. Или это теперь не круто? Твиттер-хуиттер… А, хрен с ним, - я отдал ей планшет.
- Ты читаешь? – она включила дисплей с начатой мной новеллой.
- А что, это тоже теперь не круто?
- Ты пишешь! – она разглядела страницу внимательнее. – Я почитаю?
Я махнул рукой и стал пить. Она углубилась в чтение, я успел написать всего пару-тройку страниц, это не продлилось долго. И я мог молча её разглядывать. Довольно быстро дошло до того, что я уже прекрасно представлял себе, как она взъерошенная и покрасневшая закатывает глаза и громко стонет, по-рыбьи открыв рот. Намечается стояк. Неплохой такой стояк, просто как дар божий.
Старый хмель ещё не выветрился из меня.
- Так ты типа писатель? – она открыла свой рот так некстати, а то я уже решал куда кончить.
- Да, – вставил бармен, случайно проходивший рядом. Он был хорошим читателем, и вроде как мы с ним знакомы. Понятия не имею, как его зовут.
- Да ни хуя, – одновременно с ним сказал я. – Человек, ты бы лучше наливал так вовремя, как вставляешь слова.
На лицо. Думаю, я кончил бы ей на лицо. Не в смысле, что я один из тех белых трахальщиов из порнофильмов, которые каждый свой фильм норовят завершить одинаково окончанием на лицо. Вовсе нет, они делают это, потому что это модно. В порно моего детства знали куда целовать, а куда трахать, и не наоборот. Тогда не знали, что такое камшот или жемчужное ожерелье. Кстати, или на грудь, да, должно быть грудь у неё тяжелая и красивая. А судя по поведению, эта девушка любит секс, которого у нее давно не было, и была бы не против.
- Я не знаю такого писателя. Должно быть, ты хреновый писатель.
- А ты хреновый собеседник. И, извини, но ты не похожа на девушку, которая много читает. Без обид, – я продолжил, - писатели пишут, а я не пишу. Ну, не печатаюсь.
Пожал плечами и попытался вернуться к девочке и её лицу, но момент упущен. Все мысли теперь о том, что я не печатаюсь. Это как просыпаешься в единственный выходной раньше будильника, потом лихорадочно пытаешься ещё доспать, но сон перебит, и ты только психуешь.
Так сколько ей? Семнадцать? Я знаю мало семнадцатилетних девушек, которые не умели бы делать минет. Простой, не глубокий. Не в смысле, что мне постоянно делают минет семнадцатилетние девушки.
- Музы нет?
- Ой, блять, иди на хрен, что ты знаешь о музах? – меня всегда бесили такие вопросы.
Она отложила планшет.
- Какой смысл просто описывать то, что происходит? Может, что-нибудь придумаешь?
- А зачем мне врать себе? Если моя жизнь скучна и неинтересна, я пишу об этом. В этом есть своя красота. Красота в рутине что ли. Я не буду уважать себя за то, что напишу о том, чего не было. Это как соврать, что у тебя член двадцать сантиметров. Больше он всё равно не станет.
- Пойдем покурим?
- Я не курю.
И это правда, я не курю.
- Ну, постоишь со мной.
- Иди, я сейчас. Зайду в уборную.
- В уборную?
- А что, так уже не говорят?
В уборной было тише и светлее. Еще было бы свежее. Планшет я оставил на стойке, мне не надо просить бармена, чтобы он приглядел за ним. Не позавидуешь местным уборщикам. Ну, сегодня здесь хотя бы никто никого не трахает. Пока.
Девочка стояла и курила с другой девушкой. Того же возраста. Только рыжей. Не натуральной рыжей, а с волосами бордового цвета. Мне кажется, натуральные рыжие курят реже, чем крашеные. Я подошел и встал рядом, не слушая, о чем они говорят. Ненатуральная рыжая была совсем невысокая, но с накачанными ногами, она предложила мне сигарету.
- Я не курю. Надоел запах. Вся одежда пропахла, знаешь ли. Но вы можете подышать на меня, я не против, мне даже будет приятно. Кстати, у тебя красивые икры.
Ненатуральная рыжая была в юбке.
- Я танцую. У меня комплексы: когда я пришла на первый курс, все смотрели и говорили «О, посмотрите, какие у неё большие ляжки!» - девочка была дико пьяна.
- Прекрасные ляжки. А икры сложно накачать.
- Тебе-то откуда знать? Они не стаканом качаются.
- Поверь мне, я знаю.
- Слушай, - девочка прервала нас с рыжей. Надо бы узнать, как её зовут. – Я пьяна, так что домой мне лучше не ехать. И ты первый в списке, к кому я поеду сегодня ночевать.
- Хреновая идея, очень хреновая.
- Но почему?
Я посмотрел на ненатуральную рыжую, ища поддержки, но она уже отошла к кому-то другому. У кого-то сегодня будет секс. Я уставился в серое-серое небо.
- Послушай, если бы мы ехали ко мне, ты бы это заметила, правда? Похоже, что мы едем ко мне? Спроси у себя, как заставить меня взять тебя к себе? – я замолчал на пару секунд. – Да никак! – развел руками.
Мы пошли в бар.
- Так почему я не могу поехать к тебе? – она забиралась на стул.
Бармен катнул ей пиво, а мне виски. Бутылка и стакан разминулись в сантиметре друг от друга. Я показал ей кольцо на пальце.
- Оно на левой руке!
- И что?
- Я похожа на дуру?
- Да.
Мы выпили.
- Так у тебя девушка есть или как?
- Хотел бы я это знать.
За столиком со студентами один из них перепил и щучкой нырял на диван и скатывался под стол. Я залип на это.
- Вы с ней поругались?
- Мы часто ругаемся.
- Почему?
- Она замечательная. А я молод и пьян. Так молод, что впереди ещё вся жизнь и так много не распробовал. Наверное, встретил её рано, поэтому всё и порчу. Но я стараюсь, честное слово. Видишь, сколько напитков в меню? А ведь я преданно пью виски без колы со льдом из стакана с толстым дном. Почти тоже самое.
- Не так уж ты и молод. Ты не изменяешь ей? Все изменяют.
- Я не отличаюсь моральными принципами и на моем горбу много грешков, но ей я не изменял. И хочу не изменять дальше, честное слово. Может быть, проблема и в этом. Я смотрю на тебя и хочу тебя трахнуть. Серьезно, ты привлекательная и милая, в баре не найдется мужика, который не хотел бы тебя трахнуть. Кроме вон того, он похож на педика. Но, в общем, я не могу так поступить с ней. Она познакомила меня со своей мамой и всё такое. А такие девушки, как ты, на каждом углу. Это не просто – не поддаваться соблазну. Понимаешь о чем я? Печально, что у меня такие мысли, правда?
- Плохие мысли есть у каждого. Важно, как ты поступаешь.
Мы помолчали.
- А она тебе?
- Что?
- Она тебе изменяет?
- Нет, наверное. Она не такая. У неё, знаешь ли, глаза карие, а не голубые. Но было бы обидно. Представь, как будет обидно, что я не отвезу тебя сегодня к себе, если узнается, что она трахается с другим?
Она помолчала.
- Да, ты не бродячий пёс. У тебя есть дом.
- Аминь, сестра! Я не был там довольно давно. Даже не звонил ей черт знает сколько.
- Тогда почему ты здесь?
- Не думаю, что она будет рада меня видеть. Мы крепко повздорили в прошлый раз.
- И что? Бар закроется через час…
- Кстати, да, – бармен прошел мимо.
- И тебе придется либо трахать меня, либо поехать к своей женщине. Всех не перетрахаешь.
Я посмотрел на неё тупо.
- Хитро ты удавку на шее затянула.
- Слушай, она должно быть необычная, раз ты, будучи пьяным в стельку отказываешься от секса без обязательств ради неё. Я такого не встречала, мне не везет. Так что заплати по счетам и давай к ней. Ты должен спать с ней в постели, а не на барной стойке. И она тоже это знает.
Почему бы и нет?
- Человек, - опять зацепил бармена, - пешеход, сколько я там тебе должен? Ага. Тут сверху, но нальешь ещё барышне, она смекалистая. И вызови мне такси, по-братски?
Я выключил планшет, похлопал себя по карманам, проверяя кошелек, телефон, ключи и сигареты. Сигарет не было.
Я не курю.
Девочка смотрела на меня, взгрустнув.
- Как тебя зовут?
- Таня.
- Таня. Как маму мою. Домой доберешься?
- Да, конечно.
Больше не говоря ни слова, я вышел из тяжелого бара, там был очень густой воздух. А на улице свежо. Подожду такси здесь, пока не передумал. Две группы парней курили.
А я не курю.

III
Таксист не пропустил скорую, хотя дорога была пуста совершенно.
- А если они ехали к тебе домой?
Таксист ничего не ответил. Но, должно быть, почувствовал себя дерьмом. Мне кажется, что машины ценой от пятисот тысяч пропускают скорую чаще. Но если они не дороже полутора миллиона.

IV
Я открыл дверь подъезда своим ключом, поднялся на пятый этаж. Пятиэтажка без лифта – дом физкультурника. Было поздно, я попытался открыть ключом, но дверь в квартиру была заперта изнутри. Я постучал. Звонка не было. Я постучал дольше. И ещё. И ещё.
Наконец, она открыла и встала в пороге. Она была в халате, но не спала. И была очень родной и домашней. Как раньше. Как тогда, когда я ещё всё не испортил. Но было скверное чувство, будто я уже не могу трогать её своими мозолистыми руками. Как будто она уже бывшая.
- А что ты стоишь? А что ты молчишь? – хотя я уже знал ответ.
- Зачем ты приехал?
- В конце концов, это мой дом.
- Мог позвонить.
- Согласен.
- Ты пьян в стельку.
- Согласен.
Но я не курю.
Я прошел внутрь, направился на кухню, где горел свет.
- Серьезно? Вот этот?
Я указал на сидящего за столом мужика в трусах.
- Илья…
- Ты посмотри на него! У него живот на коленях, и титьки как у тебя. Только волосатые. Куда ты жрешь ещё?
- Слышь! – мужик попробовал встать.
- За углом поссышь, – я посадил его обратно.
У него бицепс был, как у меня запястье.
- Хоть трусы ему купи новые, эти светятся все.
В раковине была гора грязной посуды, моей, сука, белой посуды, и стояла вода. Труба засорилась. Мудак, прочистить не может. Протухнет скоро.
- Прекрати!
- У него хоть стоит?
- Илья!
- Сколько сантиметров малыш?
- Хватит.
- Он подмышки не бреет.
- Блять!
- Спорим, он рыгает за столом?
- Заткнись!
- И кончает за пару минут.
- Заткнись!
- Причем мало и прозрачной.
- Ты животное!
- Тебе не противно с ним спать и просыпаться?
- От тебя несет алкоголем!
- А от него дерьмом!
- Убирайся, блять, немедленно!
Последняя фраза была надрывной. Такой надрывной, что я поверил, что она, действительно, хочет, чтоб я убрался. Это была не та фраза, которую она говорила раньше сто раз, когда на самом деле так не думала. А настоящая. Искренняя.
И резко наступила тишина. Я видел, как она заревела в голос, но не слышал этого. Она схватилась за голову в истерике и брызнула слезами, громко ругаясь. Я видел, как пухлый неловко встал из-за стола. Я слышал только, как кровь пульсирует в ушах. И звон в ушах. Меня тошнит.
Нет, я не буду сейчас курить.
Я выталкиваю Настю из кухни, точнее поднимаю её и выкидываю, запираю дверь. Я не слышу, что она кричит, не слышу, как она тарабанит в дверь. Но я знаю, что она делает это. Возвращаюсь в кухню, пухлый испуганно следит за мной, но ничего не делает. Я молча закрываю окно, чтобы даже дух не вырвался отсюда, и открываю шкафчик со столовыми приборами. Достаю тесак для разделки мяса. Хватаю толстого, прижимаю его за горло к стене и начинаю рубить ему лицо. Он настолько жалок, что сопротивляется очень робко и слабо, как бы стесняясь, как заходит в кабинет к чиновнику. И визжит как поросенок. Я резал свиней, я знаю, как визжат свиньи. Они даже когда умирают, визжат так лениво, будто их жизнь ничего не стоит. Будто я с ними играю. Поэтому убивая их, не чувствуешь себя убийцей. Только противно становится. Кровь брызгает мне на лицо, на все четыре стены крошечной кухни, на потолок, на люстру, на пол, на стол, на чайник, на мои тарелки, на полотенца, на холодильник, на солонку и сахарницу, на окно. Он вырывается, но тут же скользит на линолеуме, залитом его же кровью. Похоже, я перерубил ему артерию. Он грузно падает и закрывает голову руками. Я бью его тесаком по рукам, по спине, по голове. Отрубаю пальцы и уши. Он всё никак не заткнется. Жалко старушку-соседку, она уже давно спит. Ну, уже не спит, конечно. Я бью его сильнее, чтобы он скорее замолчал, а он орет всё громче. Мой пульс не учащается при этом ни на удар. Настя выбила тонкую дверь и теперь отталкивает меня и хватает за руки. Я случайно рублю её руки. Ей всё-таки удается оттолкнуть меня. Я встаю. Настя плачет и кричит, накрыв собой толстого. Толстый плачет и кричит. Кто он вообще такой? Я его не знаю? Откуда он взялся? На кухне слишком светло, слишком громко, слишком красно и липко, как в фильмах Тарантино. Меня наконец тошнит в раковину.
Я всё ещё не хочу курить.
- Я сказала, убирайся немедленно!
Я посмотрел на Настю. Она стоит, где стояла. Толстый сидит, где сидел. И уши его на месте. Я смотрю на свои руки, они чисты и в них нет тесака. Меня не стошнило, но тошнит.
Конечно, я хочу курить, но всё ещё не буду.
- Ладно, хуй с ним.
- Ты пьян, ты жалок.
Я засмеялся.
- Посмотри на этот буфет сиськастый. Конечно, я жалок. Ты привела его в мой дом, спишь с ним на моих простынях. На моих, мать твою, простынях! Этот гандон пьет из моих кружек и засорил мою ёбанную раковину! Сука, раковину! И он похож на свинью. Да, блять, я жалок! Я оскорблен, и мне хочется блевать. Я обижен на тебя, Настя! Я взбешён. Ничего противней я в жизни не видел. Мне хочется помыть руки. Да, сегодня я жалок, но это может пройти, а кто-то мудаком так и останется! Толстый, ты кто? Сисадмин? Ты похож на сисадмина.
- А ты кто? Писатель, которого не печатают?
- Вот, блять!
Я не нашел, что еще сказать, и прошел к выходу.
- Протри ему листья, – я ткнул в свой цветок, проходя мимо. – А, к чёрту! – я прошел обутый через комнату и взял цветок с собой подмышку.
- Я дам тебе пару недель, чтобы ты нашла себе крышу. А потом убирайся. С этим, как его? Сисадмином, который должен был остаться спермой в папином гандоне. Заткнись.
Я не стал говорить, что квартира мне нужна, потому что ещё много кого нужно трахнуть в этом городе. Я потерял много времени и многое надо наверстать.
- Это всё очень противно. Я не знаю, как мы дошли до этого, но так не должно было быть. Пожалуй, это та самая грань, которую не надо было переступать.
- Извини. Я знаю, я всё испортил. Или мы. Да, к чёрту!
Я спустился вниз, так и не сказав, как чертовски я её люблю. Это сродни тому чувству, когда умирает человек, которым ты дорожил, но не говорил ему об этом. Поставив цветок, я сел рядом на бетонном крыльце. Светало. Уже поздно возвращаться в бар. И конечно, там уже нет той девочки. Как там её? Очень хотелось курить. Чтобы успокоить тошноту. Тошноту то ли от выпивки, то ли от всей этой хуйни. Я не могу сказать, что мне было обидно. Не знаю почему. Это как после долгого лечения тебе всё-таки отрезают на хрен руку. И, слава богу. Но это случается, рано или поздно это случается. Мы все молоды и пьяны, все! Не только ты. У нас у всех жизнь впереди, поэтому мы всё портим. Ты пробовал быть хорошим, старик. И, вероятно, до конца дней я буду пить только виски. Если бы у меня были сигареты, вероятно, я бы закурил.
Но я не курю. Нет, я не курю.

12.06.2014