Буйствует лето,
радуется душа, творится молитва. Одно тиранит душу ныне, уму покою не приносит
- часть жизни материальная, зело
кручинится сердце при памятовании о сем явлении в жизни человеческой.
Так размышлял человече, размышлял и смотрел на травы
разные, округ жилища произраставшие. Тут он заметил среди разнотравья пшеницу,
растет себе она и все тут.
- И кто же тебя тут посеял, родимая?! - Воскликнул
человече.
- И кто же тебя приютил!? Посеял- то аз
грешный, потерял тепереча в году прошлом зернецо, озимь потерял, вот оно и
произросло. А приютил- то его Господь, приютил, то верно, а ведь могло и вымерзнуть.
Но нет, живо!
Радуется человече, радуется, крестом себя осеняючи и
молитву творивши.
- Господи. Милостивый. Милостивый.
Тут шаги послышались ему, обернулся он на звучание оных,
присмотрелся. А то шел к нему в гости иной человече, тоже одинокий, но все же
иной в силу своей индивидуальности, еще потому, как родился от иных родителей,
в иное времечко, по- иному же и воспитывался.
- Ну, здравствуй! - Сказал иной человече.
- Мир тебе! Что творишь?
-Молитву творю, произвольную, от сердца произносимую. Радуюсь.
- Радуюсь, - Промолвил иной человече,
- Радуюсь.
- А что- то я вот никак не успокою душу свою, печалуюсь,
ох, и печалуюсь.
-Что случилося, брат сердечный, стряслось что? Молви! - Произнес
ему человече.
-Да вот уныние посетило меня, уныние. Все не так в жизни,
все не по- моему, злюсь аз, зело злюсь. Каюсь тебе в сем, брат.- Изрек иной
человече, при сем глаголании смотрел в землю, стыдился.
- А ты глаголь, брат, глаголь, излей душу, и вместе уже
попечалуемся о грехе сем, ведь и аз грешный часто в гостях вижу страсть то сию,
мучительница известная, рьяная и коварная.
- Еще глад изводит меня, издержался что-то, и хлебец не
из чего испечь, мука-то давячь уж закончилося, вот так, брат.
- И сие нам ведомо, ведомо.- Глаголит человече
- Так
теперь уже и яснее становится, друже. У тебя же одна страсть позвала другую,
чревоугодие поманило и уныние, вот такие гостьи к тебе наведались, да.