16+
Лайт-версия сайта

Голландская корова

Литература / Проза / Голландская корова
Просмотр работы:
09 апреля ’2010   21:45
Просмотров: 26534



Голландская корова





Я бежала вприпрыжку по перрону парижского вокзала и как будто видела себя со стороны: короткие черные сапожки, пошитые в России, но по немецким лекалам, нежно обнимали мою маленькую ножку до щиколотки, заканчивая объятия сверкающей брошью, которая как бы посылала в окружающую среду сигналы. Эти сигналы незамедлительно возвращались хозяйке в виде чиркающих мужских взглядов. Женских, пожалуй, тоже. Молодцы немцы! Не подвели – умеют расставить правильные акценты на женских сапогах! Как и во всем, впрочем...

Далее, поднимаясь мысленно по своей миниатюрной фигуре, я видела укороченную светлую юбку, которая так себе, конечно, но фишка заключалась в том, что она заканчивалась именно там, где и было нужно – на 2 см выше выпуклой коленки – это самая оптимальная длина для моих коротких юбок. На самом деле – это чисто женский прием, вводящий в заблуждение окружающих, своего рода обман для тех, кто не обладает пропорциональными конечностями. Будь юбка чуть выше или чуть ниже – чиркающих взглядов было бы намного меньше. Ну почему я ТАК похожа ногами на папу?!! Завершала «ансамбль» розовая кофточка с висюльками по горловине и по низу. Это самое трудное. Это не просто кофточка – это рубеж между прошлой жизнью и настоящей: я ее купила, когда Алан-Алик мне сказал, что не хочет больше жить со мной, потому что у него любовь с соседкой, но денег на кофту дал. Мужчины, мужчины! Когда вы наконец перестанете искать свой идеал и просто остановите свой выбор на обыкновенной, вменяемой, в меру привлекательной и хозяйственной женщине? И пусть Алан не доказывает с пеной на губах, что это чувство у него впервые: ха-ха, я-то знаю, что у этой дамочки дома и бизнес в Испании. А как говорила моя знакомая – мужик там, где слаще. Ой, куда это меня несет, еще не хватало, чтобы мой новый имидж испортила горячая слеза на щеке!

А почему новый имидж? Да потому, что я впервые в жизни отправилась в поездку в таком игривом виде: новая жизнь – новый имидж! Долой удобные джинсы, черное и серое – даешь розовое и короткое (на 2 см выше коленки)! В таком розовом настроении я бежала на поезд, который отправлялся в Голландию. Я ехала к своему великовозрастному отпрыску, который взял и поступил не просто в институт, а в голландский! Ну надо же! От своего троечника я такого никак не ожидала! Впрочем, у отпрыска всегда были задатки. Потенциал ему достался от моего бывшего (тот так и не смог правильно им распорядиться). Учителя, правда, утверждали, что этот потенциал у него, Вадьки, слишком уж скрытый. Но я не переживала за его высшее образование – на худой конец всегда можно было сунуться в какой-нибудь технический вуз в нашем провинциальном городке, но чтобы в Голландию... Потенциал и задатки заработали вопреки прогнозам педагогов.
Вот он, мой тихушник, всегда так – огорошивает в последний момент.

И вот через четыре часа должна состояться встреча в Голландии с моим Вадькой, который будет ждать меня на перроне, а потом мы пойдем в маленький ресторанчик, где будем есть жареную рыбу, самую вкусную в мире, и запивать ее розовым вином! И так целых три дня... Как я счастлива – все-таки любовь к ребенку и есть самая настоящая любовь, и ни на каких «аликов» я эту любовь не променяю...

Я влетела в вагон и плюхнулась в удобное кресло рядом с крупной дамой. Мы обменялись фальшивыми улыбками, и между нами завибрировал воздух, обозначая невидимую границу нелюбви друг к другу, заметную только для нас. Я из тех, кто безошибочно улавливает такие вибрирующие границы между людьми, когда не знаешь почему, но ты не нравишься человеку, и он тебе тоже. Явных причин может не быть, но твой мозг, кожа говорят: «Этому человеку ты не нравишься». Просто потому, что дышишь. Это не обязательно женщина, может быть мужчина или ребенок. У меня так было несколько раз.

Мы немного поерзали каждая в своем кресле, усаживаясь поудобнее, и внутренне приготовились к путешествию. Мне ерзать было легче – моя весовая категория позволяла это делать легко, а вот дама еще какое-то время пыталась вместить свою огромную заднюю часть в узкое для нее кресло. Есть такие женские фигуры, где попа живет своей, отдельной жизнью, сама по себе, и не слушает сигналов, идущих из мозгового центра. Фигура моей соседушки была именно из этой оперы. Мы еще раз обменялись невидимыми для окружающих сигналами нелюбви друг к другу, поезд тронулся и... мы поехали.

Вагон был набит до отказа, преимущественно молодыми мужчинами. Я оглядывала их сонными глазами и думала об Алане-Алике с его мерзавкой – «внезапной и последней любовью», о Вадьке, жареной рыбе и холодном розовом вине... Кажется, я задремала, потому что очнулась от внезапного толчка поезда и быстро распространяющегося непонятно откуда запаха расплавленной электрической проводки. Что это? Катастрофа? Теперь я уже не просто очнулась, а вполне конкретно стукнулась лбом о спинку кресла впередисидящего соседа. Мама дорогая... точно, катастрофа! По сценарию Голливуда мы теперь должны начать крутиться вокруг своей оси, а потом свалиться с насыпи, да? Вагон начало раскачивать из стороны в сторону, запах усилился. Люди переглядывались, заерзал уже весь вагон, проводники-амбалы испуганно забегали, я и соседка со своей попой резво вцепились в подлокотники, и... И ничего особо страшного не произошло, поезд стал резко тормозить. Теперь я уже вдавилась в свое кресло, так как ехала спиной по ходу поезда. Кресло просто всосало меня со всем моим розовым имиджем и сапогами, сшитыми по немецким лекалам. Кресло под соседкой издало умирающий звук, мы переглянулись, и наши волны нелюбви друг к другу переплелись в общем страхе перед неизвестностью.
Почему я не писатель Тургенев? Была б я им, описала бы всклокоченное поле, посреди которого мы стали, голландское солнце, лениво освещавшее его, и голландские свинцовые рваные облака. Почему все было голландское? Да потому, что мы успели пересечь границу между Бельгией и Голландией.
Поезд остановился. В вагоне наступила мертвая тишина. Как пишется в детективных романах, мы оказались отрезанными от мира. И тут я поняла, насколько оказалась отрезанной от мира я, – да, именно я! Ведь у меня закончился заряд в моем мобильном телефоне, и я не могла позвонить вообще никому, чтобы всхлипнуть напоследок, включая моего нововлюбленного, который, как мне рисовало воображение, поглаживал в настоящее время коленки у этой старой клячи в моей собственной кровати...

«ЕЕЕЕЕЕЕЕППППППППРРРРРРРСССССССССТТТТТТТТ!» – сказала я про себя и медленно повернула голову в сторону соседушки. Вот кто мне поможет, и за это я ее мало того что полюблю, я стану взаимно любимой подругой, которой она будет доверительно рассказывать о своих немногих победах над мужчинами. Итак, я повернула голову в сторону уже любимой мною соседки и, набрав побольше воздуха в легкие, проблеяла умирающим голосом на плохом французском: «Нет ли у Вас, милая девушка, телефончика, позвонить мужу, предупредить о непредвиденных обстоятельствах, так как у него больное... больная... больные…» – тут я забуксовала. Воображение предательски рисовало только «пивной живот» Алика, поскольку он был здоров как бык. Выручила логика: пивной живот – значит больная печень. Это же ясно – у него больная печень. По ее реакции я сразу поняла, что слово муж произносить было не надо. Мать, брат, на худой конец подруга, только не муж. Я это поняла по ее сначала расширившимся, а потом резко сузившимся зрачкам. Потом и они, зрачки, пропали – осталась темнота. Вот в эту темную бездну я и заглянула. Но, учитывая экстремальную обстановку, решила держать удар сколько потребуется. И тут я увидела в бездне бегущую строку, состоящую из красных букв: «А ПЛАТИТЬ, СВОЛОЧЬ, КТО БУДЕТ???» Соседка, тряхнув головкой, проблеяла в моем же стиле, что кредит в ее телефоне заканчивается и она не уверена, хватит ли времени на разговор с моим больным на печень мужем. Я сказала, что хватит, и вынула из кошелька козырь – 10 евро. Соседкина попа, ерзнув, выдала смятение души ее хозяйки. Но против такого козыря, как 10 евро за минуту-две, сердце уже любимой мною соседки не устояло. Она молча, с застывшим лицом, не отводя своей бездны от моих глаз, протянула мне телефон. Капкан захлопнулся.

«Ммммммм...» – промычал мой почти новобрачный в трубку, и я, всхлипнув, начала тараторить Алику о той беде, что случилась со мной, и о неизвестности моего будущего, и что я не собираюсь ночевать в поле и ему надо что-то придумать на этот счет. «Мммммм, что я могу для тебя сделать?» – спросил он деревянным голосом... Этого вопроса я и ждала, поэтому, дав ценные указания о том, чтобы предупредил моего несчастного Вадьку, чтобы он, Вадька, не спешил на перрон встречать свою мамочку, а сделал бы это на пару часов позже. Все тем же деревянным голосом Алик обещал исполнить мое последнее желание. Я отключила телефон и твердой рукой отдала его соседке. Теперь можно было расслабиться и ждать, что будет дальше.
А дальше было вот что. Голос из громкоговорителя объявил на трех языках, что рельсы неожиданно пересекла отбившаяся от стада корова и, не рассчитав , попала под колеса нашего поезда, а попросту – взяла его на грудь. Я хорошо помнила тему из школьной программы по географии о голландском животноводстве. Уже тогда советские люди знали, что самые упитанные и мускулистые коровы – голландские. Но вот по надою и приплоду – на втором месте. После советских, естественно. Поэтому сломать «забрало» у поезда и остановить грудью целый состав для коровы голландской мясной породы было делом пары минут. Далее нас успокоили, что волноваться не надо и скоро прибудет группа спасателей. Они не только прибудут, но еще и подгонят другой поезд, который нас, нервных, оттащит в нужном направлении. Через сорок минут тревожного ожидания действительно появилась группа спасателей, состоящая из крепких парней, одетых как и положено – в защитные желтые костюмчики (в таком не утонешь, не сгоришь), и принялась воодушевленно помогать – протягивать руки помощи всем, кто вываливался из вагонов. Необходимо было пересесть в другой поезд, который уже ожидал на параллельном пути. Да, мы именно вываливались, потому что поезд стоял на высокой насыпи.

Расстояние между ступеньками поезда и землей было довольно приличным, и это грозило при самостоятельном спрыгивании переломом ног в лучшем случае и шеи – в худшем. Вот для того и нужны были молодчики-спасатели, чтобы обеспечить плавный переход пассажирам без вреда для их здоровья. Мне для плавного перехода достался коренастый, в теле, спасатель, с висячими усами а-ля Дали. В секунду оценив взглядом мою весовую категорию, он не подал мне руку, как всем остальным, а просто схватил меня и, приподняв над голландским полем, впечатал меня в свое накачанное тело и, немного размазав по нему, наконец поставил на землю. Мы встретились глазами. Он все еще держал меня в объятьях, и по его поднявшимся кверху усам я поняла, что мой розовый имидж и обнаженные коленки сработали в нужном направлении – его глаза говорили мне, что если б встреча произошла в другой обстановке, то нам было бы о чем поговорить... Но на службе как на службе и он, даже не оглянувшись в мою сторону, уже тащил вниз пожилого мужчину, но при этом не брал его в объятья и не размазывал по своему телу. Усы спасателя заняли свое обычное положение.

Здесь я хочу сделать отступление и немного поговорить о мужчинах, хотя о них уже много всякого переговорено. Знаю я о них не понаслышке – все таки два брака, не считая легких и тяжелых увлечений. Не буду упоминать философские, социологические, медицинские, а также теологические труды, не буду анализировать эволюцию мужественности начиная с библейских времен. Скажу кратко. Каждый мужчина, ну просто любой, независимо от возраста – это скрытый олимпийский чемпион по бегу на короткие дистанции. Я это видела своими глазами и готова написать и защитить диссертацию под названием «Не изученный наукой потенциал мышц мужчины в экстриме». К чему я это все? А к тому, что второй поезд, на котором нам суждено было продолжить путешествие, оказался на один вагон короче того, травмированного коровой, и сидячие места должны были достаться исключительно чемпионам по бегу на короткие дистанции. Я не побежала, как все остальные. Я медленно шла по насыпи в своих сапогах, сшитых по немецким лекалам, мои волосы трепал ветер, создаваемый проносившимися мимо потенциальными олимпийскими чемпионами.

Теперь предстояло еще одно испытание – залезть в поезд, укороченный на один вагон каким-то вредителем. Тут мой розовый имидж явно подкачал, потому что подавать руку, а тем более брать в железные объятья меня никто не собирался, так как спасатель, стоявший на входе в вагон, был женщиной. Оглядев меня снизу доверху, она, спасатель, предоставила мне право самой карабкаться в узкой юбке по чугунной лестнице вагона, который также стоял высоко на насыпи.

Не буду вдаваться в подробности, хочу только сказать, что взобравшись наверх, я обнаружила две огромные дыры на чулках в районе «папиных» коленок. Розовая юбка была в черных масляных пятнах. К тому же она, юбка, уже не была на моей любимой высоте – 2 см выше коленок, а гора-а-а-аздо выше, но мне было на все наплевать и я так и зашла в вагон – в юбке, находящейся явно не на месте, к тому же в черных пятнах на розовом и в драных колготках. По бокам висели мятые сумки. Я протиснулась с сумками в переполненный вагон и, пробираясь меж тел несчастливцевых, которым не достались сидячие места, остановилась где-то посередине. Все места были заняты, как я уже сказала, и заняты они были потенциальными олимпийскими чемпионами по бегу на короткие дистанции, то есть мужчинами. Стояли исключительно женщины. Поискав глазами мою бывшую соседку и не увидев ее, я остановилась около сидящего красавца лет тридцати пяти. В руках у него оказалась газета, которую он увлеченно и с наслаждением читал. С наслаждением, потому что для него уже все давно кончилось: стресс, гонка, взлет в вагон и мягкая посадка в удобное кресло, и у него не было главного – красивых сапог, сшитых по немецким лекалам, со шпилькой 10 см... Итак, мужчина читал. Один раз он даже взглянул на меня и ободряюще улыбнулся. Мол, не горюй, еще три часа, и ты с Вадькой будешь есть жареную рыбу и запивать ее холодным розовым вином. Я стояла навалившись на спинку его кресла и гипнотизировала его розовый от бега, покрытый нежным пухом висок. Гипноз подействовал – он, аккуратно сложив газету, смежил очи и заснул. Кстати, заснули все, кто сидел. Разом. Не спали только женщины – они, навалившись кто на что, смотрели на виски сидящих соседей, гипнотизировали. Но я-то знала, что напрасно, – от этого только глубже делается сон и ровнее дыхание. Некоторые захрапели. Мужчины спали, и совесть их тоже спала.

Под мерное покачивание поезда прошел час Поезд шел медленно, как будто боялся нарваться на уже голландского быка. Мужчины продолжали спать, женщины – стоять. Все уже свыклись, смирились и притерлись друг к другу – места-то было мало, и ждали только одного – конца путешествия. Первой не выдержала я – сняла свои сапоги, второй англичанка – она села на пол. За нами потянулись другие женщины. В этот момент мы были не просто женщинами, мы были сестрами, и даже где-то амазонками – это я прочла на некоторых лицах. Тут я вспомнила, что страшно хочу есть и, приземлившись рядом с англичанкой на пол вагона, с ужасом уставилась на дырявые чулки и черные пятна на юбке. Англичанка оказалась более продвинутой, чем остальные. Сдавленная ногами стоящих соседок, она умудрилась достать из рюкзака бутерброд и начала с аппетитом его есть. «Чем я хуже?» – подумала я и тоже достала бутер с колбасой. В вагоне запахло едой. Женщины оживились и потянулись к сумкам. Уже полвагона сидело на полу и жевало.

Мой взгляд упирался в колени сидящих напротив кресел. И тут ужас пронзил мой мозг – тараканы! Представила, как буду шарахаться, зажатая со всех сторон чужими телами, в случае нападения тараканов. Я представила, как они берут меня « в кольцо » и начинают шустро подниматься по телу, мягко его щекоча-брррр.Так вот, тараканов в поезде Париж – Амстердам нет – проверено лично! Расслабилась.

Оставшееся время прошло под мирное постукивание колес. Вадька встречал меня на вокзале с букетом роз. Увидев меня, оценив ту картину, которую я собой представляла – уже далеко не в розовом имидже, озадаченно произнес: «Ты что, маман, репетируешь хеллоуин?» – имея в виду тот самый праздник, когда все переодеваются в нечистую силу. «Так ведь вроде до него еще месяц? Или это у вас, парижан, новые тенденции в моде? Хиппуешь, маман, в натуре?» Я, всхлипнув, сначала уткнулась ему в грудь, потом, задрав голову, посмотрела снизу вверх в голубые глаза моего сына. Как он похож на своего отца! Но тут же одернула себя – исключительно фигурой. Ум и красота мои, естественно. Мой материнский инстинкт не дремал – я быстро и незаметно принюхалась. А вдруг Голландия развратила его и он курит травку? Но от Вадьки пахло так же, как и в детстве – чистотой и молоком. Нет, еще не курит, слава Богу... Заплакала. Ну ничего, ничего, погладил сын меня по спине, дома я тебя отмою и причешу. Я взяла цветы, понюхала, они не пахли. Вадька взял сумки, и мы потащились к автобусу. В автобусе, пересказав в лицах, что со мной произошло, я наконец успокоилась.

В первый же вечер сын повез меня в ресторан на берег моря – под звуки джазового оркестра есть мою столь долго жданную рыбу, запивая ее розовым вином. Потом мы гуляли по берегу Северного моря. Если бы я была писателем М. Горьким, то, описывая Северное море, сказала бы, что оно рыдало и смеялось одновременно. Оно было строгим, это море. Каждая тяжелая серая волна, которая била в берег, как будто смеялась надо мной: «Ну как тебе, мечтательница в розовом, заграничная жизнь? Что будем делать?» – спрашивала волна... А я знаю???

Три дня пронеслись быстро. Мы соскучились друг по другу и кое-что поняли каждый для себя. Я – что у меня взрослый сын. Что понял сын обо мне, можно было только догадываться по глазам. В них, похоже, была тревога по своей, по-прежнему неустроенной, «маман».

Настало время возвращаться в Париж. Вадька провожал меня на вокзал. Я уже была не в сапогах, сшитых по немецким лекалам, и не в розовой юбке. У меня был серый верх и черный низ, на ногах удобная обувь без каблуков, чтобы можно было бежать на короткие и даже на длинные дистанции не хуже других, в случае чего. Я чувствовала себя серым пятном, отличить меня от асфальта было невозможно. Я обняла Вадьку на прощание, не забыв дать строгое указание учиться, учиться и учиться. Когда зашла в вагон, по щекам обильно лилась влага. Когда опять увидимся? Поезд тронулся, последний раз махнула рукой в окно своей единственной любви – сыну, и мы поехали.

Приехали. Я вышла из поезда и полной грудью вдохнула вокзальный парижский воздух. Как я раньше любила возвращаться из Европы на этот вокзал! Тогда я знала, что меня будут встречать... Теперь же одиноко влилась в серую толпу, не утомляя себя поиском глазами той, знакомой фигуры. Эта картина была из прошлого. Этот старый роман с подобными картинками из прошлого уже дописан, осталось расставить акценты и написать заключительную часть.

Открывая ключом дверь квартиры, поймала себя на мысли, что не иду, а крадусь, как вор. А все потому, что меня никто не ждет, и я захожу в чужое жилье, которое, возможно, уже застолбила другая женщина. А я вор, который крадет не тряпки, а время. И дело только единственно в том времени, когда я передам с рук на руки влюбленного Алика его богатой «настоящей» любви. Алик сидел на диване, сосредоточенно уставившись в телевизор – там шла его любимая передача о новых марках машин. Вой и скрежет машин слышался по всей квартире. Увидев меня, он встал и, растянув губы в фальшивой улыбке, подошел и чмокнул меня в лоб. Все-таки он был француз и умел хорошо «гнать картину». Еще рано, зверея, подумала я про себя, целовать меня в лоб. Не дождешься!

Ну, что там случилось в дороге, дорогая? Какая еще корова? Ты сидела на полу? Ну нет, так не пойдет, мы будем жаловаться! Мы будем писать, с этим надо кончать! До чего докатилась старая бедная Франция! О чем они думают! Да я им!.. Да мы им!.. Кто были мы и они, Алик не уточнял. Да я и не спрашивала, а с удивлением смотрела на его вмиг окривевшее от эмоций лицо и брызги слюны, которые он извергал. Неужели это был тот самый мужчина, с которым я хотела прожить до «последней березы»! Нет. Только не с ним. Давай пиши, качай права, позволила я ему. Алик всегда любил деньги, и возможность их откуда бы то ни было выколотить, получить компенсацию за что бы то ни было он не упускал никогда. «Подпишись», – сказал он мне, изготовив за 20 минут «телегу», которую собирался отправить администрации вокзала. Я не читая подписала и устало побрела на кухню.

Вечером этого же дня, рассевшись по разным углам комнаты, мы сухо обсудили все детали развода. Алик был на высоте: он толкнул спич о том, как он любил и разлюбил, что так бывает со всеми. Привел в пример своих братьев и сестер, их и своих отцов и матерей, которые тоже разводились всю жизнь, и ничего – живут счастливо в своих новых семьях. Он, как джентльмен, пообещал, что не выгонит меня в течение шести месяцев. А мог бы, потому что квартира его. Но он не сволочь, в конце концов, и все понимает. За это время мне надо найти новое жилье, сменить банк, привыкнуть к тому, что Алик не муж, а брат, например. И что после развода мы будем дружить, и он даже будет раз в месяц приглашать меня в ресторан, чтобы обсудить мои дела, и вообще я могу им располагать во всех отношениях. У меня не было сил толкать ответный спич. Я согласилась на все условия и пошла спать, попрощавшись с ним как с братом.

Вечером следующего дня он с удовольствием объявил, что мы идем обедать к его родной тете. Я была очень рада, 80-летняя тетя – единственный человек в его семье, который меня принял и полюбил. Тетя, несмотря на возраст, была дамой приятной во всех отношениях: она обладала ровным, доброжелательным характером, пребывала в ясной памяти, мысли излагала кратко, но ясно, била не бровь, а в глаз, что называется. Вся семья ее уважала и где-то даже побаивалась. Порто оставалось любимым ее напитком и совсем не портило ее здоровья, вопреки уверениям медиков. Алик предупредил, что для его семьи все остается в секрете. И для всех вообще, вплоть до дня развода никто ничего не должен знать и мы должны «гнать картину» до последнего. «Почему?» – ехидно спросила я, – пусть знают, что ты «влюбился» в богатую старуху!» Но после того как он намекнул, что тогда мне придется немедленно покинуть квартиру, я взяла себя в руки и обещала.

В гости к тете оказались приглашенными не только мы, но еще и ее приятельницы – в том же возрасте, что и она. Они часто устраивали вечеринки – с покером, ликером и неизменным Порто. Потом следовал сытный ужин и дамы, каждая под 80, разъезжались на такси по домам. Вот и в этот раз были две ее пожилые подружки. Мы пили шампанское, легкое вино, тяжелое Порто. Так как я любила тетю, а она меня, то мне не составляло труда быть естественной – приветливой и веселой. Алик зорко следил за мной, не выкину ли я «коленце» и не начну ли рассказывать про нашу совместную жизнь. Но нет, я щадила этого стареющего клоуна, у которого на уме были только деньги, и весело пересказывала все мои злоключения с поездкой в Голландию. Когда я закончила рассказ, установилась тишина. В тишине прозвучал тетин голос: «Я не сомневаюсь, что это была голландская корова, французская бы себе этого не позволила. Голландские всегда были очень фамильярны». Старушки подтвердили эту информацию кивком головы и подняли бокалы. «За французских коров!» – провозгласила тост тетя. Все с удовольствием выпили. Когда она провожала нас до двери, то, положив мне руку на плечо, заглянула в глаза и тихо сказала, что у меня все будет хорошо, она верит в это, и улыбнулась загадочной улыбкой. Старых людей не проведешь веселыми россказнями!

Через месяц пришло письмо от администрации вокзала, с извинениями, а с ним и чек на 15 евро. Я тупо смотрела на чек и думала, что мне делать с ним: положить в банк или купить венок и послать его на могилу несчастной корове? Алика возмутила сумма, и он стал опять орать, что «не позволит им». Что не позволит и кому им, опять не уточнял. На что я заорала не своим голосом, что обожаю сидеть на полу в поездах и что мне нравится, когда сильные мужчины-спасатели легко поднимают меня к небу, а потом прижимают меня к своему сильному телу, и что я хотела бы испытать это чувство снова и снова! Что я его, это чувство полета, буду испытывать регулярно после развода! Алик как-то съежился, сдулся и с изумлением смотрел на меня: за все четыре года нашей совместной жизни я еще ни разу не кричала. В этот миг я поняла, что подобна той самой несчастной голландской корове, которая, отбившись от пастуха-голландца, вырвалась на свободу из стада, от хлева, дойки по часам и гормональных инъекций, беременностей и родов по отмашке ветеринара. Захотела зажить другой, вольной жизнью, и вот тут-то ее и подстерег на рельсах поезд Париж – Амстердам и, проехав по ее доброму сердцу, прикончил. Алик не ожидал от своей молчаливой, ровной, всегда входящей в положение жены таких высоких нот.

В тот же вечер я переехала к своей подруге, а еще через две недели в новую квартиру. Я часто езжу поездом Париж – Амстердам в Голландию к Вадьке и ничего не испытываю, кроме тихого счастья. Мой мобильный телефон всегда заряжен. Правда, мне пока еще некому звонить по нему в случае чего, кроме Вадьки, но я уверена, что скоро будет. Алик часто звонит мне, чтобы пригласить в ресторан и обсудить планы на совместное будущее. А в какой семье не бывает размолвок? Но я не принимаю его приглашений. Когда я пересекаю границу Бельгии, то всегда с грустью вспоминаю бедное животное, которое захотело призрачной свободы. И если вы тоже ехали в том самом поезде и видели женщину в розовом, сидящую на полу и поедающую бутерброд – это была я.










Голосование:

Суммарный балл: 10
Проголосовало пользователей: 1

Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0

Голосовать могут только зарегистрированные пользователи

Вас также могут заинтересовать работы:



Отзывы:


Оставлен: 10 апреля ’2010   12:50
На удивление французские коровы такие же,что и голландские.Пастухи разные!есть бутерброд лучше стоя!


Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Логин
Пароль

Регистрация
Забыли пароль?


Трибуна сайта

“Клином летят журавли» Голосуйте!

Присоединяйтесь 




Наш рупор

 
Заходите, новый вариант уже исполненой песни.


Присоединяйтесь 







© 2009 - 2024 www.neizvestniy-geniy.ru         Карта сайта

Яндекс.Метрика
Реклама на нашем сайте

Мы в соц. сетях —  ВКонтакте Одноклассники Livejournal

Разработка web-сайта — Веб-студия BondSoft