Кн.2. Глава 24. Тяжелое решение

Роман из двух книг “Гранд-пасьянс в кабинете Андропова полностью опубликован здесь – https://www.litprichal.ru/users/gp436/ либо https://www.next-portal.ru/users/grand-passianse/

Пророчества последнего жителя затонувшей 12 тысяч лет назад Атлантиды и слепой провидицы Златы из Югославии свелись к одному: в 1979-ом году человечество ждет Третья мировая война и полное уничтожение. Это не останавливает группу американских «ястребов» во главе с Бжезинским, намеренных сорвать «разрядку» и вернуться к «холодной войне»: они готовят безумную выходку у берегов Крыма, не осознавая, что спровоцируют ядерный кризис.

Советская разведчица Валентина Заладьева (девушка из Древнего мира, погибшая в борьбе против Рима, но получившая «дубль-два» в теле жительницы XX века) решается на отчаянную попытку ценой собственной жизни сорвать гибельную для всего мира американскую провокацию, хотя понимает, что шансы на успех близки к нулю.


Кн.2. Глава 24. Тяжелое решение


Последующая после 11-го февраля неделя тоже оказалась богатой на события.
Посол Югославии в США был вызван в Госдеп, где ему была вручена нота, содержание которой сводилось к следующему.
США относятся с уважением и пониманием к занимаемой Югославией позиции нейтралитета и неприсоединения, поэтому большое недоумение вызывает позиция югославского МИДа, оказывающего содействие нелегальной разведке КГБ СССР в ее вмешательстве во внутренние дела суверенных стран, в данном случае –Ирана. Иначе как объяснить тот факт, что сотрудница советской разведки осуществляла свою деятельность в Иране и сотрудничала с местными террористическими организациями, прикрываясь югославским дипломатическим паспортом на имя сотрудницы МИДа СФРЮ Евы Иллиясович?
К ноте прилагались фотография самого паспорта и фотография этой таинственной молодой особы.
Когда история дошла до Тито, глава Югославии пришел в настоящее бешенство. Теперь уже в югославский МИД был вызван советский посол, которого ознакомили с содержанием американской ноты и потребовали от него объяснений.
Посол провел телефонные консультации с советским МИДом и вскоре дал югославской стороне ответ. Сводился он к простому вопросу: а это, простите, кто? Мы знать ее не знаем.
Формула была совершенно беспроигрышной.
Тогда Тито начал внутреннее расследование. Каким это образом в МИДе оформили паспорт на несуществующую сотрудницу?
И начала разматываться снизу вверх цепочка виновных, где каждый ссылался на распоряжение кого-то вышестоящего. Наконец, дошли до чиновника, которому ссылаться было уже не на кого. Но, что самое ужасное, он даже не помнил, кто обратился к нему с просьбой насчет этого паспорта – так давно это было.
Получалось – концы в воду? Но кто-то ведь должен оказаться крайним! И высокий чиновник оказался перед перспективой возбуждения уголовного дела.
Но соображать он умел неплохо и ради своего спасения сделал ход конем: наобум заявил, что просьба о паспорте последовала от… жены самого Тито! Таким образом, переваливая с себя ответственность, он подвел под гнев югославского диктатора первую леди государства, которая ни про какой паспорт духом не ведала.
И тут Тито совершил поступок, вошедший в историю: он обвинил собственную жену в шпионаже в пользу СССР и посадил ее под домашний арест.
Дипломатический паспорт «Евы Иллиясович» был объявлен аннулированным, а его предъявительница подлежала задержанию – разумеется, в случае появления на территории Югославии. То же самое по инициативе США было предписано пограничным службам аэропортов стран НАТО и даже ряда «нейтральных» европейских государств. Но в эффективность этой меры американские и европейские власти не верили, потому что понимали, что у советской разведчицы наверняка есть дипломатический паспорт какой-нибудь другой страны, который она и будет предъявлять в любом аэропорту, а уж в очередной раз изменить свою внешность с помощью грима для нее труда не составит.
А вскоре внимание всего мира переключилось на события в Юго-Восточной Азии. Здесь после неудачи в Иране началась реализация другой части плана Бжезинского.
На разгром «красных кхмеров» и занятие вьетнамской армией большей части Кампучии, включая столицу Пномпень, председатель Китайской Народной республики Дэн Сяопин не имел права не отреагировать. Безусловно, он с отвращением относился к Пол Поту и его методам, но Кампучия была военным союзником Китая. Закрыв глаза на произошедшее, Дэн Сяопин мог лишиться своего поста – учитывая существование в руководстве КПК мощной маоистской оппозиции во главе с Хуа Гофэном.
Поэтому председатель КНР был вынужден заявить о намерении «преподать урок Вьетнаму». В феврале состоялась его встреча с президентом США, где в закрытом режиме говорили о Кампучии, Вьетнаме и СССР. Эту встречу можно было назвать исторической. Ранее между США и Китаем существовали противоречия из-за Тайваня, а во время войн в Корее и Вьетнаме стороны вовсе противостояли друг другу. Теперь же окончательно оформилась их единая позиция против СССР, интересы которого в Юго-Восточной Азии представлял Вьетнам.
Через несколько дней после этой встречи китайская армия начала военную операцию против Вьетнама. Наступление велось по трем направлениям. Но вглубь вьетнамской территории китайцам удалось продвинуться незначительно. Они не сумели даже создать опасность для вьетнамской столицы Ханоя, находящегося не так уж далеко от северной границы, где шли бои. Единственным более-менее значимым городом, который армия КНР смогла занять, был Лаокай.
Наступление забуксовало, и война приняла позиционный характер. Вьетнам даже не стал объявлять всеобщую мобилизацию. Было ясно, что военный конфликт со временем затухнет.
Для Бжезинского это означало второе в этом году и этом месяце поражение. Ведь, согласно его плану, Китай должен был обрушиться на Вьетнам все своей мощью миллиардной страны, а в этом случае Советскому Союзу, не намеренному дать раздавить своего союзника, пришлось бы вступить в войну с Китаем. Это стало бы исполнением великой мечты Бжезинского!
Но события пошли иначе по простой причине: Бжезинский недооценил Дэна Сяопина. Глава КНР не собирался затевать большую войну и подставлять свою страну под удар такого грозного противника, как СССР. Дэну лишь требовалось предъявить остальной партийной верхушке и населению КНР, что во внешней политике китайский дракон зубов не лишен и при случае может эти зубы показать. Да и хватит на том.
Когда Бжезинский понял, что Дэн Сяопин его переиграл и большой войны между СССР и Китаем не будет, он полностью сосредоточился на будущей акции в Черном море недалеко от берегов советского Крыма.

В это же время ситуацию в Юго-Восточной Азии оценивал со своих позиций и председатель КГБ СССР Юрий Андропов. Сводки с линии китайско-вьетнамского военного противостояния регулярно передавали ему из Минобороны. Собравшись в составе «малого Политбюро», Андропов, Устинов и Громыко выработали тактику СССР в этом конфликте: напрямую не вмешиваться, активно помогать Вьетнаму оружием и специалистами, активизировать перемещение Тихоокеанского флота в южном направлении. Это согласованное мнение было озвучено уже на «большом Политбюро», благосклонно воспринято Брежневым и Черненко и единогласно поддержано остальными членами высшего партийного органа.
Когда Юрий Владимирович вернулся в Управление и в приемной поинтересовался у секретаря на предмет звонков, та сообщила ему, что Шаркевич просит, чтобы глава КГБ его принял. Дескать, есть важная информация.
- Пусть подойдет, я его жду.
Явившийся Шаркевич доложил Андропову о новых научных достижениях его лаборатории.
- Если поступит ваше соответствующее распоряжение, мы можем вернуть настоящую Заладьеву, причем – в состоянии полностью нормализованной психики и с восстановленной памятью. Такую, какой она была до травмы.
- Подождите, вы говорите сейчас о настоящей. А новая?
- Разумеется, восстановление прежней имеет в виду инактивацию новой.
- То есть, вы предлагаете ее убить? – жестко спросил председатель КГБ.
Шаркевич обиделся:
- Юрий Владимирович, я ничего не предлагаю, у меня и права нет вмешиваться в вашу кадровую политику, при моей-то скромной должности. Я всего лишь докладываю о наличии такой технической возможности. И не более того.
- Хорошо, вы свободны, - сказал Андропов. – Если вы мне понадобитесь, я свяжусь с вами через секретаря.
После этого он сидел и размышлял минут пять, затем попросил Фаину Павловну собрать в его кабинете традиционных участников «гранд-пасьянса»: Вершкова, Мартемьянова и Ткачука.
Когда они расселись, председатель КГБ обратился к Ткачуку:
- Игорь Борисович, где в настоящий момент находится Заладьева?
- Пока еще в Иране. Ждет восстановления авиасообщения, чтобы вылететь оттуда по второму загранпаспорту. Прямых рейсов в СССР пока еще не будет, поэтому ей предстоит пересадка, только уже не в Белграде.
- Ясно. В таком случае, товарищи, прошу заслушать информацию, которую я сегодня получил от Шаркевича.
То, что рассказал Андропов, участники «гранд-пасьянса» восприняли по-разному. На лице Ткачука можно было прочесть возмущение, а вот Вершков и Мартемьянов внешне проявили сдержанность.
Ткачук отреагировал первым – эмоционально и даже бурно:
- Юрий Владимирович, я даже не понял, как вообще могла возникнуть такая постановка вопроса! Наша сотрудница совершила в Иране немыслимое, раскусив и успешно ликвидировав Баджари, а ведь это настолько изменило расклад сил в стране, что проблема американских баз в Тебризе и Мешхеде просто одномоментно ушла. А это было то, что создавало опасность войны! Надвигалась ведь настоящая война! Ее надо к высшей правительственной награде представлять, а мы здесь на полном серьезе обсуждаем вопрос, оставить ее в живых или ликвидировать! У меня на это… просто слов нет!
- Я вас услышал, Игорь Борисович, - спокойно сказал Андропов. – Но сейчас вопрос стоит не о ее заслугах, которые отрицать невозможно. Он немного иной. В чем-то даже – юридический. И требует от нас оценки именно с этой точки зрения. Есть две девушки. Они родились в разное время с интервалом в две тысячи лет. Обе одаренные от природы, наделенные огромным интеллектом, талантливые и отважные разведчицы. Но физическая оболочка только одна. И проблема в том, чье право на жизнь в этой оболочке мы сочтем приоритетным. Товарищ Ткачук – против инактивации. Теперь ваше мнение, Петр Антонович.
Мартемьянов заговорил:
- Юрий Владимирович, представьте себе, что вопрос решался бы в нашем советском суде. Вне всякого сомнения, суд признал бы законной владелицей тела ту, которая в нем родилась и прожила двадцать пять лет, а не последние два месяца. Думаю, так бы определился не только советский, но и суд в любой стране мира. Это о юридической стороне. Теперь об этической. Представьте себе на секунду, что подобная история случилась бы с кем-то из членов советского Политбюро. Черепно-мозговая травма, физическая оболочка спасена, но сознание неработоспособно. Чтобы сохранить целостность состава высшего партийного органа и кворум, было бы принято решение временно заменить его сознанием умершего человека из давней эпохи. Но потом стало бы возможным восстановление личности товарища по работе на высшем партийном уровне - в прежнем варианте. Кто-нибудь стал бы испытывать колебания: надо это делать или не надо?
Излагал Мартемьянов свои мысли доходчиво и убедительно. Ткачук порывался что-то возразить, но Андропов остановил его:
- Я вам уже сказал, Игорь Борисович, что ваше мнение мы уже услышали. Сейчас высказался товарищ Мартемьянов – за инактивацию. Федор Данилович, вам слово.
Вершков выглядел очень угрюмо. Чувствовалось, что ему хотелось бы вообще избежать участия в дискуссии. Но высказаться ему все же пришлось:
- Я могу сказать так: новая Заладьева для нас – человек чужой. Не просто чужая, а… далекая какая-то. Словно инопланетянка. Что у нее в голове – даже предположить не берешься. Но настоящая Заладьева мне нравится еще меньше, и на этот счет я высказывался, когда она впервые появилась у нас год с лишним назад. Фальшивая, неискренняя и с двойным дном. Поэтому мне не доставило бы радости работать ни с одной из них. Я воздерживаюсь.
- Резко, но емко, - усмехнулся Андропов. – Итак, что мы имеем в итоге? Один голос за инактивацию, один против, один воздержался. Получается, для нашего общего решения мой голос станет решающим. Если так, то…
Около минуты Юрий Владимирович молчал. Затем он прервал молчание вздохом:
- Скажу честно, товарищи, это самое тяжелое решение в моей жизни. Девушка из Древнего мира – замечательная, благородная, романтическая личность. Об этом говорят все ее поступки, что «там», что «здесь». За все это она была вознаграждена как никто, став чуть ли не единственным человеком в мировой истории, если не считать еще Баджари, получившим возможность увидеть будущее через двадцать столетий и пожить в нем, заодно доведя до конца дело, начатое двадцать веков назад. И будет естественно, если она уйдет из жизни такой как сейчас – молодой и прекрасной. А стареть вслед за нами, обрастать со временем болячками и превращаться с годами в клушу и старую клячу, из которой будет сыпаться песок – пусть это станет уделом настоящей Заладьевой, нашей современницы и товарища, идеологически подкованного и проверенного комсомольско-партийной работой. Вот, пожалуй, так. Я принимаю решение об инактивации новой Заладьевой и восстановлении Заладьевой-настоящей.
Мартемьянов удовлетворенно кивнул. Ткачук и Вершков угрюмо молчали.
Андропов продолжил:
- Петр Антонович, курировать организацию процесса поручаю вам. Сообщите Шаркевичу о моем решении сразу после возвращения из Ирана… нашей сотрудницы. Но все должно произойти по-человечески, без надрывов и трагедий. Пусть Шаркевич под каким-либо предлогом пригласит ее в лабораторию. Например, медосмотр. Надо сделать укол, чтобы он оказался усыпляющим. Словом, я требую, чтобы ей дали уйти счастливой и в неведении.
- Сделаем все, как надо, - заверил Мартемьянов.
Юрий Владимирович исподволь взглянул на своего первого заместителя. По лицу Вершкова было видно, что он далек от восторга.
«А Федя-то все-таки на стороне новой, - подумал Андропов. – Вон как настоящую жестко припечатал. А воздержался потому, что мое решение понял заранее. Мы же с ним не первый десяток лет друг друга знаем».
- Все, товарищи, больше вас не задерживаю, - поднялся с места председатель КГБ. – Завтра у нас совещание по китайско-вьетнамской теме, о времени вам будет сообщено дополнительно.
Вершков покинул кабинет раньше всех. Когда двое других участников проходили через приемную, Ткачук тихо сказал Мартемьянову:
- Вот уж, не ожидал от вас такого, Петр Антонович. Как-то не по-человечески это все. Что вам плохого эта девочка сделала?
- Игорь Борисович, я уверен, что будущее само все расставит по своим местам, - ответствовал Мартемьянов и любезно посторонился, чтобы пропустить собеседника первым.