НЕВЕДОМЫЙ ГОРОД

Мир человеческого сердца - это мир,
где зарождаются замыслы, возникают желания и страсти.
Как оборотная сторона Луны скрыта от глаз людей,
так и этот мир не ведом никому,
и зачастую сам человек не знает того,
что скрыто в его сердце…



СЕРГЕЙ ДЬЯЧЕНКО

COR HUMANUM
роман-трилогия

книга первая
НЕВЕДОМЫЙ ГОРОД


Ибо извнутрь, из сердца человеческого,
исходят злые помыслы…

Евангелие от Марка 7:21–22


часть первая
DEJA VU



— А вот, как ты объяснишь НЛО?
— Да никак! Выдумки это всё.
— Выдумки? Ну уж нет! А фотографии неопознанных летающих объектов? А очевидцы?.. Это что, по-твоему?
— Ник, ты журналист, и не мне тебе рассказывать, как это делается. Половина из всего этого монтаж в чистом виде, а всё остальное бред больного воображения.
— Нет, Николай, ты всё-таки неисправимый скептик, причём последней пробы.
На кухне, в клубах табачного дыма, за столом напротив друг друга сидели двое мужчин. Они были ровесники, обоим лет по тридцать с небольшим. У одного была бледноватая кожа лица, аккуратная чёрная бородка, серые глаза его поблёскивали, и щёки слегка раскраснелись, потому как выпил он уже прилично, да и обсуждаемая тема вызывала у него некоторую экзальтацию; другой, с упрямым взглядом карих глаз на смуглом лице, был его оппонентом.
На кухонном столе стояла двухлитровая ПЭТ-бутылка с пивом, вторая, уже пустая, валялась под столом. В тарелках лежали тонко нарезанные ломтики красной рыбы, несколько кусочков хлеба, тут же банка паштета и салат в пластиковой коробочке — это был запоздалый ужин двух холостяков.
— Согласен, есть шизофреники и всякие тому подобные. Но проблемой НЛО занимаются и серьёзные люди, учёные и даже военные! И про них ты скажешь, что они ненормальные?
— Эти серьёзные люди свои цели преследуют. Как они там себя называют?
— Ты про кого?
— Те, кто за тарелками гоняются! — Николай, приподняв блюдце в котором лежали кости от рыбы, продемонстрировал полёт летающей тарелки.
— Уфологи, — поглядев на тарелку, ответил Ник.
— Да, уфологи. Ты хоть раз слышал о каком-нибудь известном учёном, чтобы тот, занимаясь серьёзной наукой, бегал бы за летающими тарелками? Да он делом занят! А эти, бездельники!.. — Николай пальцем показал на блюдце с костями, — в науке ничего не сделали, зато в том, что нельзя потрогать руками… — он потёр пальцами, как это обычно делают, когда говорят о деньгах, — уж специалисты!.. Из воздуха творить…
Взяв стакан, Николай сделал несколько глотков, допив пиво, поставил стакан на стол и посмотрел на друга, утверждённый в своей правоте.
— Это само собой, деньги конечно, — заговорил Ник. — А без денег, какая наука может развиваться? Уфология тоже наука. Она потому и наука, что люди хотят узнать, что же происходит там… — он кивнул головой вверх. — Сколько уже случаев было! И моряки много раз видели эти объекты, и летчики…
— Ну и что? Чем это мешает им? Летит себе рядом — ну и пусть себе летит, железяка… — Николай улыбнулся, — дальше!..
— Значит, ты в это не веришь? — сказал Ник, показывая вверх дымящейся сигаретой.
— Я собственным глазам только верю.
— А вот что, если увидишь? Что ты тогда будешь говорить?
— Вот, когда увижу… — Николай кивнул головой на потолок. — И то, ещё подумаю, верить мне или не верить, — взяв бутылку, он налил пива в оба стакана. — Если бы во вселенной существовала другая жизнь, — пододвинув к себе свой стакан, глядя на собеседника, продолжал Николай, — то этих пришельцев, их как китайцев было бы! А на Луне у них база бы была.
— Существуют параллельные миры. Пришельцы эти из других измерений к нам приходят.
— Слушай, тёзка, а это уже знаешь на что похоже?.. — Николай насмешливо посмотрел на друга. — Все эти разговоры про параллельные миры и Бермудский треугольник — это диагноз! Об этом только в соответствующих заведениях закрытого типа дискутируют. Дадут им люминальчика, и несёт их по параллельным мирам бессознательного.
— И в бессмертие души ты тоже не веришь?
— С того света ещё никто не приходил и не рассказывал, как там у них.
Отпив из стакана и глядя на друга, Николай продолжал:
— От того, что я буду думать, как там после смерти будет, что, жизнь лучше станет?
— Ну, лучше может и не станет, но всё же как-то спокойнее… — ответил Ник, улыбаясь.
— Что спокойнее?
— Ну вот ты, разве не боишься смерти? У тебя всё-таки работа такая. Ты, ведь, бывает, и жизнью рискуешь. Милиционеров вон сколько гибнет!
— А кто её не боится? — произнёс Николай с усмешкой. — Только сумасшедший не боится. В человеке страх это инстинкт самосохранения — природой заложен.
— И разве тебе не интересно, что с тобой после смерти будет?
Николай глотнул пива, поставив стакан, ответил:
— В гробу будешь лежать, вот что будет!
— Я же не об этом! Я тебе толкую о том… — продолжал убеждать Ник, — что после земной жизни человек существует в другой субстанции, в виде энергии!
— Верить-то во всё что угодно можно.
Николай достал из пачки сигарету, чиркнув спичкой о коробок, прикурил.
— А мне это сейчас что-нибудь даёт? — затушив спичку, сказал он. — Знаю я или не знаю, что там после смерти будет…
Затянувшись, Николай выпустил сизую струю дыма в потолок.
— Какая мне от этого польза? — бросив коробок на стол, глядя на друга, продолжал он. — И вообще, доказательств существования этих субстанций, как ты их называешь — нет.
— Ну не скажи! — стал возражать Ник. — Доказательств полно! Современная наука сейчас уже многое из этого доказывает.
Глотнув пива, затянувшись коротким остатком сигареты, Ник продолжал:
— А индийские йоги! Вот они, например, месяцами могут находиться в состоянии самадхи. И даже есть такие случаи, в Гималаях, десятилетиями так сидят. А они откуда, по-твоему, берут жизненную энергию?
— Самадхи? — тоже сделав глоток, переспросил Николай, хитровато глянув на товарища. — Ты по-русски изъясняйся, а то моя твоя не понимай! Я китайского не знаю.
— Это индийские духовные практики, — просветил друга Ник. — А самадхи это состояние абсолютного внутреннего сосредоточения, экстатического транса…
Сделав затяжку, Ник увлечённо пустился рассуждать на любимую тему.
— Индийские йоги владеют особой практикой, с помощью которой достигают абсолютного контроля над своим телом. Представляешь, находясь в физическом теле, они ментально путешествуют в астральном мире! И пребывая в состоянии самадхи, достигают сампаджаны — силы внутреннего просветления…
— И для чего это надо, — снова глянув на друга, прервал Николай его рассказ, — достигать этой самой — сампа-джаны?
Он хорошо знал, что на этой теме Ника иногда заносит. Тот обо всём этом мог рассуждать часами, выпадая из времени, и, если его не останавливать, эти разговоры могут продолжаться до утра.
— Ну, для того чтобы… Ну… знать там про всё, владеть собой.
Глотнув пива, Ник продолжал:
— А ты знаешь, что мысль материальна? — затушив окурок в пепельнице и откинувшись на спинку стула, он с некоторым превосходством поглядел на собеседника, желая просветить его и в этом вопросе.
Николай многозначительно посмотрел на пластиковую бутылку с остатками пива.
— Да, действительно материальна… — согласился он. — Как подумаешь о чём-нибудь, так пойдёшь и сделаешь то, о чём подумал.
— Я же не про это!
Ника возмущал упрямый скептицизм друга.
— Я о том, что наши мысли влияют на материальный мир, в котором мы живём! — уже несколько разгорячёно, заговорил он. — Наша планета окружена мыслями людей. Мы как бы окутаны ими, — Ник руками показал, как это, по его мнению, выглядит. — Это такая тонкая материя!.. — кажется, его снова понесло.
Николай протянул руку к бутылке, чтобы налить пива. Ник, продолжал рассказывать:
— Вокруг нас происходят всякие события, которые мы и объяснить-то не можем…
— Слушай! — перебил Николай. — Поздно уже. Давай допьём, тут нам понемножку осталось. Мне ещё домой добираться, транспорт уже скоро ходить не будет, успеть бы надо.
— Да-да, конечно, — произнёс Ник, посмотрев в тёмное окно. — Тебе же ещё до дома ехать.
Допив пиво, друзья попрощались, договорившись созвониться, и как-нибудь ещё раз встретиться, чтобы побеседовать о жизни и обо всём остальном.


Пожилая женщина, судорожно хватаясь за его запястья, пыталась освободиться от давившей на лицо подушки, но слабые пальцы разжимались и соскальзывали. Он держал подушку за края и с силой вдавливал в лицо своей жертвы. Сквозь пуховую подушку были слышны её тяжёлые стоны, напрягаясь всем телом, она силилась высвободить голову из-под подушки.
Его уже начало раздражать упрямство старухи в борьбе за жизнь, и злило, что так много усилий приходится прилагать, чтобы лишить её жизни. «Пора бы старухе умереть…».
Сжав челюсти от напряжения, он с силой коленом вдавил подушку ей в лицо, почувствовав, как хрустнули шейные позвонки… И тут на какое-то мгновение испытал сладостное облегчение… «Вот и всё!». Чувство мести, мучившее так долго, теперь было удовлетворено.
Женщина разжала пальцы на его запястьях, её руки стали медленно опускаться на кровать, ноги ещё конвульсивно подёргивались… Наконец, она совсем замерла. Его напряжённые мышцы стали расслабляться… Перестав давить на подушку, поднявшись во весь рост, стоя возле кровати, он долго смотрел на лежащее на постели неподвижное тело…
Глаза уже привыкли к полумраку, и он стал оглядывать комнату. Небольшая комнатушка была тесно заставлена старой мебелью, на шкафу до самого потолка громоздился какой-то хлам, у стены стояла старая ширма, валялись мешки с тряпьём…
Снова взглянув на мёртвую старуху, он протянул руку, чтобы убрать подушку, но так и остановился с вытянутой рукой, поймав себя на мысли, что не хочет видеть её лица.
Вдруг в тишине раздался странный дребезжащий звон, комнату наполнили металлические звуки какой-то мелодии… Большие старинные часы в тёмном полированном корпусе стояли в углу, их почти не было видно, лишь маятник, тускло поблёскивая, медленно раскачивался в такт этой оглушающей музыки.
Он стоял, не в силах пошевелиться, не в силах оторвать взгляд от этого мерно качающегося серебристого диска…



Из автобуса, продираясь сквозь толпу людей, стремящихся попасть в переполненный салон, вышел мужчина в чёрной кожаной куртке. Резко выдернув застрявшую было между лезущими в автобус сумку, он быстро пошёл по тротуару. Чуть выше среднего роста, хорошо сложён, волосы тёмные, слегка вьющиеся, лицо с правильными чертами, взгляд прямой, и шёл он твёрдой походкой вполне уверенного в себе человека.
Пройдя немного вдоль дороги, мужчина свернул в широкий переулок и направился к пятиэтажному кирпичному зданию с решётками на окнах первого этажа. Над входом в здание висела большая вывеска из белого пластика, на которой красными буквами было написано: «МИЛИЦИЯ». Мужчина, легко открыв тяжёлую металлическую дверь, вошёл в здание.
— Гридин! — увидев вошедшего, махнул рукой, дежурный офицер, приглашая зайти в комнату дежурной части. — Труп у нас, — поздоровавшись за руку, сообщил он неприятную новость.
— Ивлев здесь?
— Да, пришёл уже. Вас всех ждёт.
— Ясно.
Гридин вышел из дежурки и направился в кабинет. Чувствовал он себя невыспавшимся, вчера засиделись с другом допоздна, пили пиво и рассуждали о параллельных мирах. «А, с Никольским всегда так… С чего бы ни начали разговор, всегда этим кончается, потом снится чушь всякая…». Он непроизвольно стал припоминать фрагменты своего сновидения, что-то странное было в нём… ощущения странные… словно наяву было. Однако, дойдя до двери кабинета, уже не думал об этом, его начали захватывать заботы предстоящего дня.
— А, это ты, Николай, — взглянув на вошедшего в кабинет подчинённого, произнёс начальник уголовного розыска районного отдела милиции Ивлев.
Он стоял у своего письменного стола и раскладывал бумаги, что-то ища.
— Работа есть, с утра пораньше… — проговорил Ивлев, просматривая какой-то лист. — Мужчину нашли…
— Я уже знаю, — проходя к своему столу, ответил Гридин.
Он не стал раздеваться, повесив сумку на спинку стула, так и сел в куртке за стол.
— Убийство?
— Да сам толком… — Ивлев продолжал просматривать бумаги. — Только собрался из дома выходить, тут позвонили… — найдя, что искал, он стал складывать документы в папку. — Утром прохожие наткнулись. Участковый уже там на месте. Прокуратура тоже сейчас туда прибудет.
— Где обнаружили труп?
— На Поселковой.
— В частном секторе?
— Да, там рядом, на пустыре, — Ивлев закрыл папку. — Ну всё, поехали. Егора и Сидоркина ждать не будем, они своими делами пусть занимаются.
Ивлев и Гридин вышли из кабинета и направились к выходу. Ивлев на ходу застёгивал пуговицы на своём бежевом плаще. Капитан милиции Ивлев был высок ростом, худощав, его светлые волосы всегда аккуратно причёсаны, носил он безукоризненно отглаженные костюмы. В его лице, манерах, походке был некоторый аристократизм. Всегда серьёзное озабоченное выражение серых глаз придавало ему вид сдержанный и строгий. Проходя мимо дежурной части, Ивлев махнул рукой дежурному офицеру, давая тому знать, что они на выезде.
Улица Поселковая находилась в частном секторе, откуда к микрорайону высотных домов вела грунтовая дорога, пролегающая через пустырь. Подъезжая к конечной остановке на окраине микрорайона, они увидели на пустыре «Газель», на которой приехала следственная бригада из прокуратуры, рядом стояли участковый и понятые.
— Вон они! — сказал Ивлев, кивнув в ту сторону.
— Ага, вижу, — ответил водитель, выруливая на грунтовку.
По обе стороны дороги рос небольшой кустарник; налетающий порывами холодный ветер срывал с ветвей остатки пожелтелой листвы. Следователь с криминалистами осматривали место происшествия. Не отвлекаясь от своего занятия, они поприветствовали приехавших оперативников. Тот, что был с фотоаппаратом, с озабоченным видом фотографировал лежащий на боку лицом к земле труп мужчины.
— Так, с этим закончили… — сказал он и стал складывать фотоаппаратуру в сумку.
Второй, надев резиновые перчатки, подошёл к трупу, склонившись, стал ощупывать голову убитого.
Ивлев и Николай за руку поздоровались с участковым, старшим лейтенантом Наумовым, он стоял у обочины и безучастно наблюдал за работой следственной бригады.
— И что тут? — спросил у него Ивлев.
— А вон, сам смотри, — ответил участковый, кивая на лежащее на земле тело.
Криминалист внимательно осматривал труп.
— Проникающая рана в области височной кости, — комментировал он результаты осмотра. — Колотая рана, возможно нанесённая острым предметом с небольшими поперечными размерами.
Следователь, немного полноватый, уже в годах, с седыми коротко стрижеными волосами, неторопливо описывал место преступления.
— На шее тоже что-то есть… — продолжал криминалист, внимательно всматриваясь в покраснение, растянув двумя пальцами кожу вокруг раны на шее убитого. — Похоже на ожоги.
— Какого характера рана на голове, огнестрельная? — поинтересовался Ивлев.
— Нет, от пули входное отверстие не такое, — снова посмотрев на рану на голове, ответил криминалист. — Раневой канал слишком узкий, и кость вокруг не раздроблена. Скорее ударили чем-то, но сильно. Штырём каким-нибудь.
— Надо бы посмотреть вокруг, — оглядывая кусты, сказал участковый. — Может, валяется где-нибудь что-то похожее. Ударили да бросили. Здесь железяк всяких полно.
Продолжая осматривать труп, криминалист взялся за кисть руки убитого и стал ощупывать суставы.
— Возможно, что смерть наступила не сразу, — говорил он следователю. — Окоченение ещё не произошло. Но часа четыре пролежал здесь, не меньше. Точнее сказать пока не могу.
— Может, его битой с гвоздём? — спросил Гридин. — Есть умельцы, делают такое.
— Нет, от биты не так, — отходя от места осмотра, ответил криминалист. — Вскрытие покажет, — снимая перчатки, добавил он.
— Интересно, документы при нём есть какие-нибудь? — сказал Ивлев, подходя к трупу, и склонившись, стал осматривать одежду.
Потянув за рукав пальто, Ивлев развернул мужчину лицом вверх. Руки трупа раскинулись, ноги же остались в прежнем положении, и тело приняло неестественно вывернутую позу. Из кармана пальто убитого Ивлев достал ключи, из кармана брюк извлёк несколько измятых денежных купюр и небольшую белую бумажку.
— Документов нет. Это кассовый чек… — произнёс он, рассматривая бумажку.
К нему подошёл Гридин, присел на корточки. Ивлев выпрямившись, спросил у него:
— И что думаешь?
— Крови на земле нет, — ответил Николай, оглядывая покрытую жухлой листвой землю вокруг трупа.
— И я тоже так думаю. Его принесли сюда или привезли, и бросили.
— Похоже на ограбление, — предположил Николай.
— Возможно, — задумчиво произнёс Ивлев. — Но сюда он не своими ногами… Вот только откуда его могли привезти?
Отойдя от трупа, Ивлев стал оглядывать окрестности: с одной стороны новый микрорайон, с другой дома частного сектора. Поднявшись, Николай подошёл к Ивлеву.
— Опять нам работы сегодня будет… — проговорил он, застёгивая молнию на куртке, закрывая шею от холодного пронизывающего ветра.
— Подскажи, когда её не было? — оборачиваясь, сказал Ивлев. — Пальто-то на нём не дешёвое, — кивнул он на мёртвое тело. — Да и костюм хороший.
К месту преступления подъехал санитарный «уазик», неспешно погрузив труп, санитары уехали. Следователь с криминалистами, завершив все свои дела, отпустив понятых, приведённых участковым, направились к «Газели».
— Давай, Ивлев, занимайся, — сказал следователь, усаживаясь впереди с водителем. — Если что, сразу звони, — и кивнув, прощаясь с оставшимися на дороге оперативниками, с силой захлопнул дверцу.
— Приехали, бумажки оформили и уехали, — провожая взглядом машину со следственной бригадой, сказал участковый.
— Ты зря так, — ответил ему Ивлев. — Летягин мужик серьёзный, в прокуратуре давно, дотошный.
— Я бы в следователи пошёл, пусть меня научат, — перефразировал стишок Николай.
— Ну, с чего начнём? — спросил Ивлев коллег.
— Свидетелей надо искать, — сказал Николай.
— Павел, а он случаем не с твоего участка? — кивая на место, где лежал труп, обратился Ивлев к участковому. — Может, видел когда?
— Может и с моего, всех-то не упомнишь.
— Ты по своему участку пробегись, опроси всех, кого только можно, — сказал ему Ивлев и посмотрел в сторону высоток. — А мы на микрорайон пойдём, там поспрашиваем. И по ларькам пройдёмся на конечной остановке.
— Там, кстати, магазин круглосуточный есть, — сказал Николай, глядя в ту же сторону.
Ивлев и Гридин вернулись в отдел часа через три. В кабинете находились два оперативника, молодой и старше возрастом. Был тут и ещё один мужчина, видимо, задержанный. Коллеги поприветствовали друг друга, пожимая руки.
— Привет!
— Здорово!
— И что там? — спросил Ивлева тот, что был старше, звали его Егор. — Кого на этот раз?
Егор Шишкин, старший оперуполномоченный уголовного розыска, был высок ростом, плотного телосложения, с несколько кудрявой чёрной шевелюрой, тридцати четырёх лет, в костюме тёмного цвета, верхняя пуговица светло-голубой рубашки всегда расстёгнута, галстуков он не носил, не любил их. Когда Егор бывало, рассказывая какую-нибудь историю, вроде как шутку, то делал это с совершенно серьёзным лицом, будто всё это было правдой.
— Мужчине голову проломили… И пока больше ничего, — снимая плащ, ответил Ивлев.
Молодой оперативник, Вадим Сидоркин числился стажёром, школу милиции только окончил. Коротко стриженные с золотистым отливом волосы придавали ему совсем мальчишеский вид. На лице всегда румянец, то ли краснел постоянно, то ли от природы такой. Сидя за столом, он составлял протокол. На нём была светлая рубашка, вязаный жилет из тонкой шерсти, на спинке стула висел светло-коричневый пиджак. Из заплечной кобуры, опоясывающей торс, виднелась рукоятка пистолета. Сидоркин время от времени поправлял ремень кобуры, словно ремешок, то и дело, сползал с плеча. Вадим допрашивал задержанного, стараясь держаться как можно увереннее.
Задержанный, мужчина лет сорока в неопрятной одежде, безучастно смотрел в пол, вся его поза показывала, что ему сейчас ни до чего нет дела — вот хорошо бы опохмелиться…
Ивлев прошёл к своему столу, на котором находился громоздкий семнадцатидюймовый монитор.
— А, старый знакомый! — садясь за стол и всматриваясь в лицо мужчины, произнёс Ивлев. — Что, Торопов, всё никак не успокоишься?
— Покурить можно?.. — не поднимая головы, попросил тот.
— Курить вредно для здоровья, — ответил ему Егор.
Вадим пододвинул к задержанному исписанный лист.
— Прочитайте и распишитесь, — сказал он, подавая ручку.
— Сейчас у тебя тихий час будет, в отдельном кабинете, — сказал задержанному Егор. — Давай, Вадим, уводи его.
Ивлев проводил взглядом выходящего из кабинета Торопова, которого Сидоркин повёл в камеру.
— Ну что, давайте над всем этим подумаем, — произнёс Ивлев, когда за Сидоркиным закрылась дверь, и уже с озабоченным выражением на лице начал раскладывать на столе бумаги.



* * *

Резкий писклявый звук электронного будильника проник в сознание, вырывая Никольского из сна. Не открывая глаз, Николай перевернулся на спину, полежал ещё немного так, собираясь с силами, чтобы встать… вот только теперь он окончательно вышел из сна.
Поднявшись с постели, потянулся, широко зевнул, выдохнув из себя неприятный пивной дух, поморщился. Пройдя в кухню, включил чайник, отдёрнув занавеску, посмотрел в окно, после чего пошёл в ванную.
Посмотрев на себя в зеркало, пальцами погладил небольшую аккуратную бородку, пристально вглядевшись, заметил седой волосок. «Ну вот, в тридцать-то один год!». Недовольный находкой, сдвинул брови. «Впрочем, вот уже и тридцать два скоро стукнет», — подумал он, беря с полочки ножницы. Выстриг волосок и, держа ножницы наготове, снова оглядел бородку. Положив ножницы, осмотрел в зеркале плечи, торс. Чуть ниже среднего роста, стройный, Никольский выглядел очень даже хорошо, всем остальным при осмотре себя также остался доволен.
Одевшись в спортивный костюм, пошёл завтракать. Сварив крепкий кофе, включил стоящий на холодильнике маленький телевизор — так для него начиналось каждое утро. Нажимая кнопки пульта, пробежался по каналам, выбрав новостной, сел за кухонный стол завтракать. То, о чём вещали телеведущие, его не особенно интересовало, звуки, доносившиеся из телевизионного приёмника, ему нужны были для того, чтобы поскорее войти в рабочее состояние, он совершенно спокойно мог и за работу сесть, совсем не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Позавтракав, Никольский пошёл в комнату.
Подойдя к письменному столу, включил ноутбук. Пока операционная система загружалась, сходил на кухню, сделал себе ещё чашку кофе. Вернувшись в комнату, он сел за стол, поправил монитор, отхлебнул из чашки бодрящего напитка, взглянул на стену, где висели в рамочках под стеклом грамоты за творческие достижения. Отставив чашку, положил пальцы на клавиатуру — вот теперь можно поработать.
Во второй половине дня из-за серых облаков наконец-то появилось скупое осеннее солнце. Ветер разогнал тучи, отогнав к далёкому горизонту.
Никольский вышел из дома и направился к остановке. Порывистый ветер шаром надувал куртку, поддувая под неё, прикасался холодными струйками к телу. «Надо было потеплее одеться», — зябко ежась, подумал он, идя против ветра. Когда ещё был дома и одевался, глянул в окно, увидел солнце и синее небо — это-то его и обмануло. Теперь ничего не оставалось, как быстро дойти до остановки, сесть в первый же подъехавший транспорт и ехать в редакцию. И прибавив шагу, пошёл быстро, придерживая рукой сумку, крепко прижимая к себе, как будто от этого станет теплее. Войдя в подъехавший автобус и увидев свободное место рядом с кабиной водителя, прошёл по салону, сел и стал смотреть в окно.
Придя на работу, Никольский сразу оказался в суете редакционной жизни. Проходя между столами, отвечал на приветствия коллег кивком головы, с некоторыми здоровался за руку. Подойдя к своему рабочему месту, поприветствовал молодую женщину сидевшую за соседним столом. У неё были тёмные волосы до плеч, большие чёрные выразительные глаза, строгий офисный пиджачок подчёркивал тонкую талию.
— Здравствуй, Наташа.
— Здравствуй, Ник. Статью принёс? — не отрываясь от работы, спросила она. — Потапенко уже спрашивал о тебе.
— Да, всё в порядке.
— Я сказала ему, что ты появишься только после обеда.
Никольский поставил сумку на стол.
— Сейчас зайду к нему.
Он достал из сумки папку с бумагами и пошёл в кабинет редактора.
— Павел Васильевич, здравствуйте! — приоткрыв дверь, заглядывая в кабинет, произнёс Никольский.
— А, Николай, наконец-то! Заходи. Ты материал подготовил?
— Да, всё готово. Вот статья… — ответил Никольский, подходя к столу.
Он положил на стол редактора листки и сел в кресло стоящее у стены. Потапенко взял листки, поправив на носу очки в тонкой металлической оправе, начал читать.
— Хорошо! Да, неплохо… — быстро пробегая глазами по строчкам, поговаривал редактор. — А вот здесь немного перебрал, — показал он на последний листок, когда дочитал статью.
— Так я же не в ботаническом саду был, не пестики-тычинки описывал. Тюрьма всё-таки!
— Ладно.
Потапенко отодвинул листки в сторону, снял очки, положил перед собой.
— Сегодня утром в мэрию приглашали руководителей СМИ… — редактор озабоченно помолчал, давая тем самым понять: что неспроста приглашали, и не на чай… — Следующий год, это ведь год выборов. И вот, в связи с этим будет тебе редакционное задание…
— Но я же не этой тематикой занимаюсь. Это Голованов… Ну ещё Наташа может что-то написать.
— Нет, ты не понял. Тебя никто и не заставляет писать о выборах.
Слегка постукивая пальцами по столешнице, Павел Васильевич посмотрел на Никольского так, будто собирался вести с ним доверительную беседу.
— Речь там шла вот о чём… — начал он, сцепив пальцы в замок. — В городе обстановка стабильная, спокойная. И власти над этим продолжают работать. Да, есть проблемы, но на то и проблемы, чтобы их решать в рабочем, так сказать, порядке.
Редактор замолчал, глянул на стол, сложил лежащие перед ним листы в стопку, расправив загнувшийся уголок, снова посмотрел на Никольского.
— А вот некоторые СМИ… — чуть подавшись вперёд, Потапенко выставил указательный палец, как бы изображая того высокопоставленного чиновника, который высказывал претензии к журналистам, — гоняются за сенсациями, сгущают краски!..
Выпрямив спину, он побарабанил пальцами по столу, и продолжал:
— Мол, пишите вы, журналисты, о растущей преступности и о маньяках. А вот о правоохранительных органах пишите так, что выходит, будто они ничего не делают, — Потапенко помолчал, пристально глядя на коллегу. — Односторонне подходим, получается. И там!.. — редактор кивнул, указывая наверх, — нам дали понять, что в таком ракурсе преподносить гражданам обстановку в городе не надо. У людей от этого складывается неправильное отношение к власти.
Павел Васильевич положил ладонь на принёсённую статью и, глядя на сотрудника-коллегу, сказал:
— Писать надо созидательно.
— И что для меня в связи с этим меняется? — спросил Никольский, несколько недоумевая по поводу сказанного редактором.
— Николай, не о проститутках писать надо, не о наркоманах и не о зеках! А о работе правоохранительных органов, вот что от нас сейчас требуется.
Никольский всё ещё не понимал, чего от него хотят:
— Про сфабрикованные дела, про взятки, про оборотней в погонах?.. Это что ли?
— Нет, Николай, не про это!
Потапенко надел очки, поместив их на самом краю носа.
— Ты, наверняка, смотрел… сериал был такой… «Следствие ведут знатоки». Майор Томин, Знаменский, помнишь?
— Смотрел, конечно, в детстве…
— И как? Нравится тебе Знаменский?
— Ну да, нравился…
— Вот как надо писать! — многозначительно глянув на подчинённого, сказал Павел Васильевич. — В общем, напишешь про то — как милиция неустанно борется со злом, и сотрудники выходят победителями в этой борьбе.
Никольский насмешливо улыбнулся:
— Это в детективах по закону жанра — добро должно побеждать зло. В журналистике по-другому, а тем более в рубрике «криминальная хроника». Тут другие законы действуют.
Потапенко посмотрел на журналиста, поджав губы.
— Николай, не мне тебе объяснять про законы. Сам понимаешь — сегодня одни законы, завтра другие…
Павел Васильевич взял листки со статьёй, подержав в руках, отложил в сторону.
— Нас попросили… Знаешь же, кто на выборы идёт… — редактор кивнул вверх с многозначительным выражением на лице. — Ему переизбираться в депутаты, и у него приятельские отношения с начальником городского управления милиции.
Павел Васильевич взял в руки карандаш, подержав, положил.
— Вот и представь себе!
Снова взяв карандаш, редактор тоном, не допускающим никаких возражений, дал задание:
— Ко дню милиции напишешь пару очерков про героические будни милиционеров находящихся на страже интересов граждан. С фамилиями героев и всё такое.
Потапенко жестом показал, что разговор окончен, но тут же спохватился:
— Да, вот ещё что. Подумай, как написать так, чтобы было видно, кто в городском совете более всех проявляет заботу о гражданах, поддерживает органы правопорядка. Всё понял? Ну всё, иди, работай, — по-доброму закончил Павел Васильевич.
Выйдя из кабинета редактора, Никольский направился к своему рабочему месту. Подойдя к столу, уселся на стул, развалившись, вытянув под столом ноги, стал обдумывать только что услышанное от редактора.
«Да ладно, в чём проблема, напишу… Вроде раньше политика меня никогда не касалась. А вообще… это меня и сейчас не касается. Мне какое дело, кто там с кем в приятельских отношениях…».
— Ник! Ты, что такой задумчивый? — спросила Наташа.
Её вопрос вывел его из размышлений.
— А, ерунда! — махнул он рукой.
— Павел Васильевич, что ли, сказал тебе что-нибудь? — она посмотрела на коллегу с любопытством и немного насмешливо.
— Да нет, так…
Наташа вновь принялась за работу.
— Но вот понимаешь!.. — Николай хотел было что-то сказать. — А впрочем… — передумал он.
Никольский и сам пока не знал, что об этом обо всём думать, но неприятный осадок после разговора с редактором остался. Он ещё некоторое время сидел так, размышляя, потом, чтобы отвлечься от неприятных мыслей, сказал:
— А мы с Николаем вчера вечером посидели у меня.
— Я знаю. Он мне звонил.
— А ты чем вчера занималась?
— Ты же знаешь, у меня мама в больнице.
— А, да.
Он хотел ещё что-то спросить, но передумал.
— Наверно, всю ночь сидели? — не отвлекаясь от работы, спросила Наташа.
— Да нет, не всю ночь. Только до утра… — попытался пошутить Никольский.
— Наверно ещё и голова болит?
— В воскресенье приходите ко мне, — неожиданно предложил он. — Посидим, поговорим, я что-нибудь приготовлю, вина выпьем.
— А что за праздник?
— Да просто. Почему обязательно праздник нужен?
Обдумывая это предложение, Наташа посмотрела на Никольского.
— Ник, я пока не знаю. Там видно будет, — она перевела взгляд на монитор. — Вообще-то, мы с Николаем собирались к моей маме в больницу сходить.
— Ну и приходите ко мне потом.
Наташа движением ладони дала понять, что сейчас занята.
— Посмотрим… — произнесла она, вглядываясь в монитор.
Наташа читала написанный текст, иногда быстро пробегая пальцами по клавиатуре. Никольский ещё немного понаблюдал за девушкой…
Он вспомнил, как когда-то пригласил новую сотрудницу их газеты к себе домой. У него часто собирались друзья, коллеги. И пригласил он на вечеринку девушку, конечно же, рассчитывая на будущие отношения с ней. Но в тот вечер она ушла с его другом.



* * *

Подполковнику Лобачевскому было чуть за сорок, но выглядел он значительно старше, может из-за того, что на его большой голове начинала появляться лысина, росшие же от висков и на затылке коротко стриженые волосы — с сединой; высокий, полноватого телосложения, впрочем, в меру.
Начальником этого отдела милиции Лобачевский стал недавно, приехав из другого региона, где проходил службу, будучи офицером войск МВД в звании майора. Получив должность начальника районного отдела внутренних дел и милицейское звание подполковник, приступил к выполнению новых обязанностей.
С утра по понедельникам начальник, прежде всего, вызывал к себе оперативников и проводил с ними совещание.
— План оперативно-розыскных мероприятий подготовили? — спросил Лобачевский Ивлева.
— Да.
Ивлев подал Лобачевскому несколько листков.
— Вот план.
— Личность убитого установили? — продолжал расспрашивать начальник, читая поданные листы.
— На данный момент личность убитого не установлена, — стал отвечать Ивлев. — Может и не из нашего района этот человек. Отрабатываем несколько версий. Пока предположительно, думаем, что его убили из-за машины. Экспертиза одежды показала: на пальто пятна бензина есть.
— Бывает такое, когда заправляешься, — заговорил Егор, — и попадает на пальто… А бензин девяносто шестой. Должно быть, хорошая машина…
— Ещё у него в кармане брюк лежал чек, — продолжал Ивлев. — Чек этот из магазина, который торгует запчастями к автомобилям. В магазине, к сожалению, не вспомнили покупателя. Согласно чеку ему продали моторное масло, а в этот день много покупали.
— И прежде чем убить преступник воспользовался электрошокером, — добавил Гридин.
— Нашли свидетелей, — продолжал докладывать Ивлев. — Продавщица круглосуточного магазина и охранник показали, что видели машину на дороге. Модуль стеклянный, всё видно. Охранник обратил внимание на то, что машина простояла на дороге больше часа. И видел, что в салоне горел свет, а фары были потушены. Но потом машина уехала в сторону микрорайона. Кто был в машине, он не разглядел, темно было, и далеко всё-таки. Пока не установим личность убитого, зацепиться будет не за что.
— Ничего, денька через четыре будем знать, кто такой, — сказал Егор. — Родственники, поди, заявят об исчезновении человека.
— Через четыре дня?.. — Лобачевский недобро глянул на Шишкина. — Слишком большая роскошь для оперативника, — строго произнёс начальник. — Фотографию убитого раздайте участковым, пусть порасспросят людей на своих территориях. В поликлинику зайдите, может, обращался когда. Терапевтам обслуживающим наш район фотографию покажите. Если он с нашего района, кто-нибудь да и запомнил его.
Лобачевский постучал ручкой по столу.
— Ивлев! Этим заниматься плотно. Свяжитесь с автоинспекцией. Марку автомобиля установили?
— Нет, продавщица и охранник на это не обратили внимания, но вроде как иномарка. Охранник говорит, что не отечественная, это точно, но вот какая марка автомобиля не разглядел.
— Ладно, с этим пока разобрались, — уже более спокойно произнёс Лобачевский. — Работайте, отрабатывайте все версии. Что по гаражам? — заглянув в ежедневник, задал он следующий вопрос.
— По гаражам тоже работаем, — ответил Ивлев.
— Три кражи уже! Не многовато ли? — Лобачевский сказал это так, будто в этом была вина оперативников.
— Проверяем всех местных, которые у нас по учётам проходят, — ответил за Ивлева Егор. — Возможно, кто-то из них к этому причастен.
По кражам из гаражей у оперативников пока ничего не было. Лобачевский недобро посмотрел на подчинённых, потом снова заглянул в ежедневник, перевернул листок.
— И вот ещё что… — сказал он нахмурившись. — Результаты экспертизы из морга пришли, на некую Воронову… При вскрытии экспертиза показала, что Воронова умерла не своей смертью.
— Это какая Воронова? — Ивлев впервые слышал эту фамилию и ничего не знал об этой смерти.
— Участковый Кобылкин оформлял. Женщина пожилая, одна жила. Соседи хватились её только на третий день, вызвали участкового. Кобылкин оформил протокол о смерти, и отказ он же писал. А вскрытие показало, что смерть была насильственной. Вот её адрес, — Лобачевский протянул Ивлеву листочек с записанными на нём данными. — Нам ещё представлений из прокуратуры не хватало, — уже строже продолжал начальник, он был явно раздражён тем, что ещё и это на них свалилось. — Езжайте туда и начинайте работу по этому делу. И этого, Кобылкина подключайте. Это как надо было осматривать?
Лобачевский умолк, оглядел подчинённых недовольным взглядом:
— Всё, идите, работайте.
Оперативники поднялись и по очереди покинули кабинет начальника. Все четверо они вошли в свой кабинет, сели каждый за свой стол.
— Что-то Лобачевский сегодня не в духе, — начал Егор.
— А ты когда-нибудь видел его другим? — подхватил разговор Николай.
— Вообще, интересно, он когда-нибудь улыбается?
— Ты на его месте был бы весёлым? — открывая ежедневник, вступился за начальника Ивлев.
— Я слышал, что он у нас долго не пробудет, — продолжал Егор.
— Это откуда ты такое слышал? — спросил Николай.
— Знакомые из городского управления подсказали. А ведь он к нам пришёл из системы исполнения наказаний, замом начальника тюрьмы был. Строгача, между прочим!
— Что это его в нашу структуру потянуло?.. — заглядывая в ящик стола, произнёс Гридин.
— Его будто бы в городское прочат, — стал рассказывать Егор о том, что знал о начальнике. — А показатели-то у нас нынче — не того! Вот он и мечет.
Шишкин приготовил чистый лист бумаги и карандаш, у него была привычка что-нибудь рисовать, когда он думал, а думать было о чём, особенно в связи с последними событиями.
— И вообще, про него говорят, что он тёмная лошадка, — уже что-то рисуя на листе, вновь заговорил Егор. — И связи у него есть.
— Связи где? — спросил Ивлев.
Егор пожал плечами:
— Ну, этого я не знаю.
— Со связями в его годы генералами становятся, — листая ежедневник, сказал Ивлев.
— Да он не старый. Ещё, поди, женится скоро.
— Так он же женатый? — посмотрев на Егора, сказал Николай.
— Официально, да, женатый, и дочь у него есть, но он с ними не живёт. По слухам, вроде разводиться будут.
— А тебе вообще, что до него? — глянув на Шишкина, сказал Ивлев.
— Да так…
— Ладно, давайте по делу.
Уже обдумав с чего начать, Ивлев стал давать подчинённым поручения:
— Вадим, бери фотографии убитого и в поликлинику. И в ЖЭУ тоже зайди. Может, узнает кто. Егор, — обратился Ивлев к Шишкину. — Ты пройдись по своим доверенным лицам, поспрашивай, кто у нас подобным промыслом занимается, а я по картотеке посмотрю. Николай, а ты давай отрабатывай по старушке. Бери участкового, и езжайте с ним в морг. Когда всё выяснишь, что там с ней случилось, тогда и поедем к ней домой.
Ивлев оглядел оперативников:
— Так, вопросы есть? Тогда за работу!


Участковый капитан Кобылкин, находясь в кабинете участковых, сидел за письменным столом и что-то писал. На столе лежала его старая потёртая кожаная папка с кучей всевозможных бумаг. Маленького роста, с большим животом, с немного взлохмаченными седыми волосами, он сидел в расстёгнутом кителе, навалившись на стол, и старательно заполнял протоколы. За долгое время службы Кобылкин усвоил одно важнейшее правило — должным образом всё оформить и вовремя сдать.
— Ну что, Валерий Степанович, надо к Вороновой ехать! — зайдя в кабинет участковых, сказал Николай.
— Да-да, знаю… — вздохнув, произнёс участковый. — Материал-то по Вороновой вернули. Подожди немного, сейчас поедем. Мне вот тут дописать надо.
— Я тогда на улице подожду. Ты на машине?
— Да, на машине. Ты подожди меня я быстро, допишу только и секретарю отдам.
Николай вышел на крыльцо отдела, достал сигареты, закурил, и стал ждать участкового, посматривая по сторонам. На парковке для служебного транспорта стояло несколько машин, среди них были и личные автомобили сотрудников отдела. Одна из машин, новенькая иномарка, принадлежала Лобачевскому. «Должно быть, дорогая», — отметил про себя Николай, разглядывая автомобиль. Рядом стоял старенький зелёный «Москвич» Кобылкина.
В дверях появился участковый.
— Ну вот, я всё сдал.
Он направился к своему автомобилю, шаря по карманам в поисках ключей. Гридин пошёл за ним.
— Сейчас, поедем, сейчас… — говорил участковый, открывая дверцу.
— Сначала в морг, — сказал Николай, усаживаясь в машину.
— В морг так в морг… — вздохнув, ответил Кобылкин, заводя двигатель.
Морг, в который увезли тело покойной Вороновой, находился за городом, недалеко от кладбища, в недавно построенном комбинате ритуальных услуг. Кобылкин вёл машину осторожно, не торопился, умело объезжая неровности и ямы на дороге.
— Я ведь, когда осматривал Воронову, ничего такого не увидел, — начал он разговор. — Ну, лежит себе на кровати… И ведь как будто спала! Так и померла, наверное, во сне. Может, ошибка какая в этой экспертизе?
Кобылкин явно пытался оправдаться, уж очень не хотелось иметь неприятности по службе.
— А как тут вот увидишь? Я что, врач? Я вот смотрю, лежит себе, крови нет, синяков нет, дверь не взломана, вещи целы. Да там и вещи-то, какие!
— Посмотрим, может и вправду ошибка, — ответил Гридин, ему тоже хотелось на это надеяться, лишние хлопоты кому нужны.
— А что по тому трупу, есть что-нибудь? — спросил Кобылкин.
— Пока ничего.
Николай без всякого интереса посматривал по сторонам, разглядывал обгоняющие автомобили, впрочем, торопиться было некуда, вот только неплохо было бы где-нибудь перекусить. Встав утром позже обычного, он не успел позавтракать, тут ещё, совсем некстати, на глаза попался стоящий при дороге ларёк с дымящимся рядом мангалом…
Возле здания похоронного комбината было довольно много машин. Кобылкин направил автомобиль к стоянке. Они вышли из машины, Валерий Степанович запер «Москвич», оглядел здание.
Массивное трехэтажное строение из красного кирпича с высокими узкими окнами стояло на небольшом холме, к центральному входу вела широкая лестница, входные двери из тонированного стекла, тускло блестевшего на солнце. Над входом в здание, прямо в стене золочёными буквами было выложено: «КОМПЛЕКС РИТУАЛЬНЫХ УСЛУГ».
— Сейчас ведь и хоронят-то по-другому, сжигают… — то ли с сожалением, то ли просто так, произнёс Кобылкин.
Николай и участковый направились к зданию, поднявшись по ступеням крыльца, вошли внутрь.
В просторном вестибюле, отделанном серым мрамором, группами стояли люди. Одни, со скорбным выражением лиц молчали, погрузившись в свои мысли, другие, стараясь соблюдать торжественную тишину, подобающую в таких случаях, тихо переговаривались. Вестибюль освещали хрустальные люстры с подвесками. Окна и дверные проёмы были занавешены тяжёлыми портьерами из лилового бархата с кистями. Николай осмотрелся, в глубине зала увидел мраморный барьер с табличкой, на которой золочёными буквами на чёрном фоне было написано: «АДМИНИСТРАТОР», за барьером сидела молодая женщина в ярком макияже. Они направились к ней.
— Здравствуйте! — подойдя, обратился Николай к женщине.
— Здравствуйте! — посмотрев на подошедших и приятно улыбнувшись, поприветствовала она в ответ.
Чуть наклонив голову, администратор смотрела на обратившихся к ней мужчин с готовностью ответить на любой вопрос, касающийся услуг заведения.
— Мы из милиции, — сказал Николай. — Нам нужен эксперт-криминалист.
— Ах, так вам в морг! Вам, наверное, Бронислав Моисеевич нужен?
— Да… — ответил Николай, как бы тоже имея в виду того, кого она назвала.
Женщина указала на неприметную дверь в конце зала.
— Пройдите туда, — всё так же улыбаясь, стала объяснять она, — там спуститесь по лестнице и выйдете в коридор. Пойдёте прямо. В конце коридора увидите дверь с табличкой «Прозекторская». Бронислав Моисеевич сейчас должен быть там.
При слове «прозекторская» Кобылкин скривил физиономию, ему приходилось видеть, как делают вскрытие.
— Спасибо, — поблагодарил Николай администраторшу.
Спустившись в подвал, они оказались в длинном коридоре с множеством дверей по обеим сторонам. Здесь было прохладно, видимо из-за работающих холодильных установок. В конце коридора увидели ту дверь, о которой говорила администратор. По лицу Кобылкина было видно, что ему не хочется идти туда.
Они прошли в конец коридора, подошли к двери с поблёскивающей табличкой, на которой гравировкой, буквами с завитушками, было выведено: «ПРОЗЕКТОРСКАЯ». Николай постучал — никто не ответил, тогда он приоткрыл дверь, заглянул. Постояв, ожидая, не откликнется ли кто, они вошли.
Прозекторская оказалась довольно просторной. Лампы дневного света под потолком хорошо освещали помещение. На середине комнаты находился металлический стол, над ним большой круглый светильник, всё выглядело как в операционной, во всём — никелированный блеск и стерильная чистота. Пахло формалином и ещё чем-то таким… отчего Кобылкину стало до тошноты противно.
— Ну вот, ещё и нет никого! — недовольно сказал он, но с явным облегчением, поскольку его опасения увидеть здесь покойников не подтвердились.
— Что ж, придётся подождать, — осматривая помещение, сказал Николай.
Гридин подошёл к стоящему у стены письменному столу. Кобылкин тоже подошёл к столу, тяжело опустился на стул.
— Ну давай, подождём… — неохотно согласился участковый.
Николай отошёл от стола и с любопытством стал разглядывать лежащие в стеклянном шкафу хирургические инструменты — пилы, захваты и всякие крючья. Хромированные, они холодно поблёскивали в люминесцентном свете ламп. Потом он подошёл к прозекторскому столу, положил ладонь на холодное заполированное металлическое ложе.
— А ведь когда-нибудь и нам представится случай здесь полежать, — глянув на Кобылкина, сказал Николай.
— Это ты, может, здесь и ляжешь. А я ещё поживу… На мой век ещё хватит.
Участкового раздражало то обстоятельство, что пришлось ехать в это неприятное место, и ещё то, что приходится ждать этого патологоанатома, да ещё Гридин со своими глупыми шуточками.
От нечего делать, Кобылкин, чтобы занять себя хоть чем-то, стал просматривать лежащие на столе бумаги, среди них были и фотографии. Он взял одну, вгляделся.
— Тьфу! — сморщив лицо, произнёс участковый. — Чёрт знает что! — он раздражённо отбросил фотографию. — И патологоанатом этот! Где его носит?..
Николай, вскинув руку, посмотрел на часы.
— Да, наверно придётся идти поискать его, — сказал он, размышляя, идти ли искать эксперта или подождать ещё немного.
В тот же момент дверь распахнулась, и в прозекторскую стремительно вошёл небольшого роста лысоватый человек в квадратных очках с толстыми стеклами. Белый халат на нём был расстёгнут, в руке он держал листки.
— А мне сказали, что меня ищут!
Вежливо улыбаясь, патологоанатом поглядел на посетителей бесцветными глазами сквозь толстые стёкла очков.
— Чем могу, так сказать?
— Здравствуйте… — заговорил Николай. — Э-э… собственно говоря, мы хотели узнать подробности смерти Вороновой.
— Вороновой?.. — пытаясь припомнить фамилию, патологоанатом наморщил лоб.
Подойдя к столу, он протянул руку к лежащим на столе бумагам. Кобылкин начал было приподниматься, освобождая стул.
— Нет-нет, сидите, — сделал патологоанатом знак рукой. — Воронова?.. Знаете, я фамилии у них не спрашиваю, — сказал он, улыбнувшись. — Уж, пожалуйста, уточните, о ком идёт речь, — попросил эксперт, взглянув на сотрудника милиции в штатском.
— Пожилая женщина, старушка, можно сказать, — стал пояснять Николай. — Её оформили умершей, а вскрытие показало, что смерть была насильственной.
— Да-да-да, припоминаю! Было, было такое дело!.. — патологоанатом заулыбался, наконец-то вспомнив, о ком идёт речь. — О, это целая история! Да-да, сейчас расскажу.
Патологоанатом сложил ладони в замок, собираясь поведать об этом случае.
— В своём, так сказать, деле я не новичок. Я всё-таки специалист… — он настороженно посмотрел на посетителей — не сомневаются ли они в этом?
Увидев, что его внимательно слушают, продолжал:
— Надо, знаете ли, готовить смену, учить будущих врачей. И на чём, вы думаете, надо учить будущих врачей?
Тут патологоанатом умолк, посмотрев на внимательно слушавших милиционеров так, словно ожидал от них правильного ответа.
— А?
Не дождавшись, сам ответил:
— Правильно! На нашем, так сказать, материале…
Глаза Бронислава Моисеевича засияли, он, слегка покачиваясь, приподнялся на носках.
«Придурковатый какой-то», — подумал Николай.
— Знаете, при первичном осмотре трудно сказать, от чего умер человек, если, конечно, нет явных признаков насильственной смерти. Там… например, колото-резаных ран, гематом, странгуляционной борозды на шее. В данном же случае, со старушкой, как вы говорите, ничего такого не было, и я спокойно отдаю этот материал студентам…
— Так её убили или нет? — прервал патологоанатома Кобылкин, будущее медицины его не интересовало, он хотел поскорее уйти отсюда.
— Так я вам об этом и говорю! Для наглядности, в учебных целях, так сказать, для практикантов, я сам и взялся провести вскрытие. Мы провели исследование по всему спектру необходимых процедур. И вот же, как повезло студентам, такой хороший материал попался! Для них это, безусловно, хороший опыт, — патологоанатом выставил указательный палец. — Гипоксемия! Oxygenium, asphyxia!
— Как?.. Гипо?.. — начал переспрашивать Кобылкин, пытаясь воспроизвести слова, произнесённые патологоанатомом. — Это что?..
— Это по-латыни, удушье, — патологоанатом приподнял брови, немного удивляясь неосведомлённости работников милиции в этом вопросе. — Пониженное содержание кислорода в крови, — стал он разъяснять. — Из-за затруднённого дыхания, соответственно, нарушается и кровообращение. А в результате, — Бронислав Моисеевич развёл ладони, — Asphyxia! Удушье.
— Ничего не понимаю, — вставая со стула, сказал Кобылкин.
Николай в общих чертах понял, в чём тут дело, но всё-таки ему хотелось знать подробности.
— Что могло быть орудием убийства? — спросил он.
— Вы, любезный, скажите, что явилось причиной смерти? — недовольно продолжал Кобылкин, всё больше раздражаясь.
— Это интересный вопрос, — сказал патологоанатом, задумавшись на секунду, будто что-то решая, при этом взглянув на милиционера через свои непробиваемые очки. — Что ж, пойдёмте, я вам всё покажу.
Кобылкин был готов идти куда угодно, лишь бы поскорее со всем этим покончить.
— Прошу! — жестом приглашая следовать за ним, указал патологоанатом на дверь.
Бронислав Моисеевич привёл их в соседнее помещение. Здесь было холоднее, в стену были вмонтированы небольшие дверцы, за которыми находились камеры с телами. Патологоанатом направился к одной из камер, открыл дверцу и выкатил столик с телом.
— Вот, пожалуйста, можете полюбоваться!
Гридин подошёл к столику и стал с любопытством рассматривать труп. Кобылкин, морщась, стоял у него за спиной.
— И что?.. — спросил Николай.
— Во-первых, при удушении меняется цвет кожного покрова. Вот посмотрите!
Патологоанатом провёл пальцами по мертвенно бледному старушечьему лицу. Кобылкин, испытывая самые неприятные ощущения, едва наблюдал за действиями патологоанатома.
— Конечно, сейчас это уже не так заметно, но мы провели лабораторные исследования. Кислород не поступал в клетки в нужном количестве. Далее, э-э… микротравмы лёгочной ткани, а такое происходит при сильных дыхательных нагрузках…
— А может, она просто во сне задохнулась? — проговорил Кобылкин, всё ещё надеясь на то, что экспертиза допустила ошибку. — Старенькая ведь была. Головой в подушку и задохнулась.
— Тогда уж, любезный, легче предположить, что спала она в противогазе, — глянув на него, ответил Бронислав Моисеевич, очки патологоанатома при этом сверкнули в свете люминесцентных ламп. — В неисправном! — несколько строже, добавил он.
— А чем её могли задушить? — спросил Николай.
— Ну, ваш коллега, в общем-то, правильно подсказал. Так можно подушкой, или чем-то подобным. В конце концов, полиэтиленовый мешок для этого тоже подходит. Но в данном случае, как показали проведённые исследования, вероятнее всего была подушка. Есть и ещё нечто. Вот посмотрите…
Патологоанатом взялся руками за сморщенное, серое с бледной желтизной лицо старухи и попытался повернуть ей голову.
— Шейные позвонки… — говорил он, напрягаясь оттого, что маленькая голова старухи на окоченевшей шее никак не поворачивалась, тогда Бронислав Моисеевич приподнял неподвижное тело за плечи, оно казалось лёгким.
Кобылкин никак не мог понять, что патологоанатом хочет им показать.
— Хорошо! Э-э… хорошо… — морщась от этого вида, заговорил он. — Вы дайте нам заключение, и мы пойдём.
— А-а, вам заключение надо? Да-да… У меня есть копии. На всякий случай всегда есть копии. Пойдёмте.
Патологоанатом закатил столик с покойницей и закрыл камеру. Кобылкин спешно первым направился к выходу. Они снова вернулись в прозекторскую. Бронислав Моисеевич, ища нужный документ, стал перебирать небрежно наваленные на столе бумаги.
— Воронова, Воронова… Минуточку, минуточку… Ага! Вот, кажется, это и есть то самое заключение…
Бронислав Моисеевич подал листок милиционеру.
— И работёнка же у вас… — убирая листок в свою толстенную папку, произнёс Кобылкин.
— Ну что вы! Работа как работа. Привыкнуть ко всему можно. За деньги, разумеется! — за толстыми стёклами очков глаза патологоанатома холодно сверкнули. — Когда вот так, ежедневно встречаешься со смертью, так сказать, лицом к лицу, то начинаешь к ней иначе относиться. Смерть вполне естественна. Это как явление природы. Сегодня солнце, а завтра будет дождь, остаётся только одеваться по погоде, — Бронислав Моисеевич улыбнулся, пристально посмотрев на посетителей.
На этот раз взгляд бесцветных глаз патологоанатома не показался Николаю таким уж придурковатым.
Бронислав Моисеевич сделал жест рукой в сторону двери, давая понять, что аудиенция окончена.
— Рад был вам помочь. Всего доброго!
И все трое направились к выходу.
— А что, сегодня у вас нет никого? — кивая на прозекторский стол, спросил Николай.
— Как же, всегда есть. Мрут же, знаете ли! А здесь… — патологоанатом оглянулся. — Здесь у нас для вип клиентов.
Выйдя из прозекторской, и махнув рукой, показывая на длинный коридор с дверьми по обеим сторонам, он добавил:
— Остальные там.
Патологоанатом развернулся и, также стремительно, как и появился, исчез в одной из многочисленных дверей.
Гридин и Кобылкин вышли из морга и направились к стоянке.
— Вот тебе и на… Ещё одна забота, — с раздражением проговорил участковый, открывая дверцу машины. — Чёрт бы побрал этих студентов!
Николай глянул на придорожное кафе, чувство голода напомнило о себе. Неплохо было бы чего-нибудь съесть, до города ещё ехать и ехать.
— Валерий Степанович, погоди-ка! Я сейчас сбегаю куплю чего-нибудь. Есть хочется. Тебе купить?
— Нет! Ничего мне не надо, — буркнул Кобылкин, садясь в машину.
— Я быстро!
Гриди направился к кафе.
Кобылкин вёл машину, задумавшись о чём-то, но при этом внимательно следил за дорогой. Николай молча ел беляш, смотрел по сторонам, и казалось, ни о чём не думал.
— И как ты можешь есть после этого?.. — высказался Кобылкин.
— Пока живёшь, надо есть, — Николай, улыбнувшись, посмотрел на него. — Чтобы жить!
— Я разве против еды. Просто… — участковый поморщился, видимо, вспомнив покойницу. — Ну да, тебе что… ты молодой…
Дальше, до самого города они ехали молча.


— Так-так…
Ивлев оглядел узковатую прихожую, приоткрыл дверцу встроенного шкафа, заглянул внутрь.
— Что у нас здесь?..
— Да, чего только тут нет, — проговорил Николай, заглядывая в комнату.
— Не квартира, а склад потерянных вещей, — согласился Ивлев.
Проходя в комнату, запнувшись о мешок с тряпьём, валявшийся на полу, он осторожно отодвинул ногой мешок в сторону.
— Про отпечатки пальцев можно даже не думать, — посмотрев на покрытую пылью столешницу комода, проговорил Ивлев.
Комната квартиры, в которую они пришли, размерами была небольшой. Мебели мало, но вся какая-то громоздкая, и от этого комната казалась совсем маленькой. Посередине стоял круглый стол покрытый синей плюшевой скатертью, жёлтая бахрома скатерти свисала почти до самого пола, вокруг стола стояли четыре разных по стилю старомодных стула. У стены находился большой комод, уставленный всякими безделушками и фарфоровыми статуэтками, рядом стоял высокий с обшарпанными дверцами шкаф. Кровать с прикроватной тумбочкой находилась у окна, кем-то наскоро заправленная постель выглядела небрежно. В углу трёхстворчатая ширма. Плотные шторы закрывали всё окно, отчего в комнате был полумрак.
— Что, Валерий Степанович, тут бабка лежала? — спросил Ивлев, подойдя к кровати.
— Тут, тут, — ответил Кобылкин, осторожно присаживаясь на стул. — Так вот и лежала…
Ивлев поморщился, втягивая носом затхлый воздух.
— А запашок-то ещё чувствуется.
— Из родственников никто ещё не интересовался? — спросил Кобылкина Николай. — Барахло-то это, конечно, никому не нужно, а вот на квартиру, надо думать, наследников налетит много.
— А нету у неё родственников, — ответил участковый. — Никого у неё нет.
— Что, и вправду нет? — удивился Ивлев. — Ну, тогда на одну версию будет меньше.
— У тебя уже версии есть? — спросил Николай, разглядывая старинный комод.
— Вот сейчас и будем их искать.
Ивлев открыл дверцу шкафа, осмотрел его содержимое. Перебрал несколько платьев, висевших на вешалках, потом стал приподнимать постельное бельё, лежащее в шкафу на полке.
— Николай, раздвинь шторы, а то ничего не видно, — попросил он, посмотрев на единственную тускло горевшую в люстре лампочку. — От такого освещения только ослепнуть можно.
Гридин раздвинул шторы, отмахиваясь от полетевшей на него пыли. В комнате стало немного светлее.
— Что ты обо всем этом думаешь? — подойдя к кровати, спросил Ивлев. — Как её могли убить?
— Экспертиза показала, что её задушили… — ответил Николай, глянув в угол, туда, где стояла кровать, — подушкой.
— Это понятно, что задушили…
Сдёрнув покрывало, которым была накрыта постель, Ивлев стал внимательно осматривать постельное бельё, на одеяле лежала пижама.
— Это исподнее вряд ли что-то нам даст… Надо в документах поискать, — сказал он посмотрев на комод. — Может, там что интересное будет, зацепки какие появятся.
Ивлев направился к комоду.
— И какой смысл убивать старуху? — произнёс Николай, разглядывая сваленные у стены вещи. — Одно рваньё. Кому это понадобилось бы?
Ивлев, достав из верхнего ящика комода пачку пожелтевших фотографий и старых конвертов, стал их просматривать.
— А может, она внучкой графа была, — заговорил он, перебирая конверты, — и хранила фамильные драгоценности, а тот, кто её убил, знал об этом.
— Это ты, наверное, детективов начитался, — сказал Николай, посмотрев на ширму. — Хороший сюжет, между прочим. Может, роман напишешь, когда на пенсию выйдешь?
— Делать нечего будет, напишу.
Читая обратные адреса на конвертах, Ивлев спросил у участкового:
— Валерий Степанович, а где работала Воронова, не знаешь?
— Соседка говорила, вроде в конторе какой-то, — оглядывая комнату, ответил Кобылкин. — Не то бухгалтером не то отчёты какие делала. В строительном тресте, кажется. Ну так она на пенсии уж лет пятнадцать, а то и больше. Я-то с ней не очень общался, уж больно сварливая она… была. Только и делала, что жалобы писала, всё справедливости искала.
— Ладно, в её личной жизни пусть следователь разбирается, — сказал Ивлев, положив просмотренные фотографии в ящик комода. — А нам надо сейчас хоть за что-нибудь зацепиться… С соседей будем начинать. Надо бы опросить всех в этом подъезде. Замки не сломаны, значит, впустила убийцу сама, и соседи могли его видеть.
Ивлев подошёл к столу, упираясь кулаком в столешницу, снова оглядел комнату.
— А что, Валерий Степанович, наверняка она с кем-нибудь из соседок была в тесных отношениях, и может подруга знает, кого покойница приглашала к себе.
— Она с соседкой напротив дружила. Та цветы забрала, когда я опечатывал квартиру, — ответил участковый, посмотрев на подоконник. — Сказала, жалко будет, если засохнут.
— Вот с неё и начнём. Пойдём, заглянем к ней.
Ивлев направился к выходу, Кобылкин, поднявшись со стула, неторопливо пошёл за ним. Обернувшись, Ивлев сказал:
— Николай, ты посмотри тут, может, найдёшь чего.
Оставшись один продолжать осмотр, Гридин подошёл к комоду, достал из ящика пачку старых фотокарточек, особо не вглядываясь в лица, быстро просмотрел. На фотографиях были запечатлены разные люди. На одной из них заснят женский коллектив, видимо, этот снимок был сделан на предприятии, на котором работала Воронова. На других снимках в основном тоже были женщины, а с мужчинами фотографий было мало. Воронова замужем не была. Николай выдвинул другой ящик комода, порылся, перебирая вещи. Ничего, что представляло бы хоть какой-нибудь интерес и здесь не нашлось.
Вдруг, в полной тишине раздался металлический звон. От неожиданности Гридин вздрогнул. Звон доносился из угла, из-за ширмы, наполняя комнату дребезжащей мелодией. Эта мелодия показалась ему знакомой.
Медленно подойдя к ширме, он отодвинул створку и увидел большие напольные часы в полированном корпусе. Серебристый маятник мерно раскачивался в такт мелодии. На мгновение наступила тишина, потом в часовом механизме что-то закрутилось, издавая механический звук, и часы торжественно, гулко как колокол, пробили три раза.
Николай стоял и смотрел на часы не в силах оторвать взгляд от качающегося маятника. У него закружилась голова, он погрузился в странное состояние… возникло ощущение, что всё здесь ему было уже знакомо, что это уже происходило с ним раньше. Николай, медленно оборачиваясь, оглядел комнату, сейчас он воспринимал это место уже по-другому…
Осторожно ступая, ещё не зная зачем, он подошёл к кровати. Немного постояв, протянул руку, дотронулся до лежащей на кровати подушки, взяв подушку за угол, потянул, но тут же резко отдёрнул руку. Сердце начало сильно стучать, ему стало жарко, лоб стал влажным.
— Что за чертовщина?..
Николай провёл ладонью по лбу, стирая пот. «Чёрт знает что, я же во сне это всё видел! Нет, такого быть не может…». Пятясь назад, он отошёл от кровати, наткнулся на стул, отодвинул его. В висках стучало. Присев на стул, он начал размышлять о том: что же с ним произошло?.. Его не то чтобы что-то испугало, нет, не страх он сейчас испытывал. Это было нечто другое, то, чего он ещё не понимал. «Я знаю, это… это называется дежа вю. Это мне только кажется, что я здесь был раньше, и это всё как-то связанно с психикой. Бывают такие состояния… В общем-то, нормально всё».
— Фу-у, ерунда какая-то! — облегчённо вздохнул он.
Гридин немного успокоился, когда нашёл объяснение тому, что с ним произошло, но где-то в груди всё же что-то ныло. «Да, дежа вю! Со многими такое бывает, и они потом рассказывают…». Он даже улыбнулся, снова посмотрев на кровать. «Как в кино, в этом… про Шурика». Николай вспомнил кадры из старого кинофильма, и ему стало смешно.
Послышались шаги, в квартиру вернулся Ивлев.
— Ладно, поехали в отдел, — сказал он, заглянув в комнату. — Других дел ещё полно. Прокуратура этим пусть занимается. Следователь сделает осмотр по всей форме, возбудит дело, тогда уж…
— Что соседи? — спросил Николай.
Ивлев подошёл к сидящему на стуле Гридину.
— Есть кое-какие интересные сведения… — ответил Ивлев, ещё раз оглядывая комнату. — Проверять надо. Кобылкин опросит жильцов, может, ещё чего узнаем.
Ивлев взглянул на Гридина.
— Нашёл чего-нибудь?
— Хлам только один, — махнул ладонью Николай, поглядев на мешки в углу.
— Ну и поехали тогда отсюда.
Ивлев снова посмотрел на Гридина.
— Ты какой-то бледный?
— Да ерунда… — Николай поднялся со стула. — Устал, наверное.



* * *

Никольский любил готовить, и когда появлялся повод, ему представлялся случай показать себя в этом деле. В его домашней библиотеке, в основном состоявшей из книг по философии, теософии и эзотерике, имелись книги и по кулинарии.
Готовя пищу, Николай не придерживался строгой рецептуры, заданной в кулинарных книгах и, будучи личностью творческой, всегда привносил много чего от себя, смело экспериментировал с ингредиентами, да так, что результат, порой, был далёк от первоначального замысла. Полагаясь на интуицию, он старался никогда не повторяться, впрочем, у него всегда всё получалось и довольно вкусно. И всё же заниматься кулинарным искусством на своей маленькой кухне ему приходилось не часто, в обычные же дни он обедал, а иногда и ужинал в кафе.
Сегодня специально для гостей Никольский решил приготовить индийское блюдо. Была у него и такая книга — с рецептами вегетарианской ведической кухни. Такую пищу едят кришнаиты, исповедующие брахманизм, одно из течений многоликого индуизма. Был в жизни Николая период, когда и он не ел мяса, но это как-то быстро прошло.
Гарнир Никольский приготовил на пару по рецепту из этой книги, а вот куриное филе, которое никак не входит в рацион кришнаитов, вымочив в винном соусе с мёдом и имбирём, запёк в духовке.
Он глянул на часы — скоро придут гости. Всё было готово, настроение приподнятое, стол накрыт. Достав из холодильника бутылку красного сухого вина, принёс в комнату, поставил на стол, оглядев сервировку, поправил салфетки. В этот момент раздался звонок в дверь. Никольский поспешил в прихожую.
— Вот и вы! — открывая входную дверь, с улыбкой приветствовал он гостей. — Заходите!
— Привет, Ник! — поприветствовала его Наташа.
— Здорово! — поздоровался с Никольским Гридин.
Николай и Наташа вошли в квартиру.
— Раздевайтесь! Одежду сюда в шкаф вешайте.
Снимая плащ, Наташа вдохнула доносящийся из кухни запах приготовленной пищи.
— Мм, как вкусно пахнет!
— На вот, держи! — Николай протянул Никольскому бутылку вина.
Тот взял бутылку и пошёл в кухню, чтобы поставить вино в холодильник, заодно снять фартук. Николай и Наташа прошли в комнату.
Жил Никольский в однокомнатной квартире панельной пятиэтажки. Мебель в квартире была простой и, по всей видимости, покупалась давно. На стенах висели репродукции картин Рериха, иконки, много было картин с фантастическими космическими пейзажами. Ещё своё жилище Николай заполнял самыми разнообразными диковинными вещицами не задорого купленными в магазинах торгующих всякой восточной экзотикой.
В книжном шкафу и на высоком стеллаже стояли книги в красивых переплётах. В первом ряду сочинения Блаватской «Тайная доктрина» и ещё что-то, книжки по «Живой этике» Елены Рерих. «Агни-йога» стояла рядом с «Розой мира» Даниила Андреева, «Бхагавадгита» соседствовала с «Теодицеей» Лейбница. Были у Никольского книги: Соловьёва, Бердяева, Ивана Ильина, и тут же сочинения Ницше, и много ещё кого из известных мыслителей можно было здесь увидеть. Находилась на полке и Библия — с художественно выполненными иллюстрациями, в богато теснённом с позолотой переплёте — подарочный экземпляр из специально изданного тиража к какой-то дате, чтимой православными верующими. Увлекался Николай разными учениями не просто так, он был достаточно осведомлённым во всех этих вопросах человеком.
— Садитесь за стол, — заглядывая в комнату, сказал он. — Я сейчас салат принесу.
— Тебе помочь? — спросила Наташа.
— Да не надо… А хотя, пожалуй, помоги. Ты салат возьмёшь, я горячее принесу. Николай, ты пока открой бутылку, штопор на столе.
Разместившись за столом, начали раскладывать салат по тарелкам. Гридин разлил вино по бокалам.
— Ну! — произнёс он, подняв бокал. — За здоровье!
Бокалы стукнулись друг о друга, издавая тонкий мелодичный звон.
— Как твоя мама? — сделав несколько глотков, спросил Никольский Наташу.
— Сейчас уже лучше. Встаёт, ходить начала.
— Да, сердце это серьёзно.
— Врачи всё успокаивают, говорят, что может обойдётся.
— Это хорошо.
Салат был простенький: огурцы, помидоры, зелень, с ним справились быстро, после чего Никольский с торжествующим выражением на лице, приподняв вилку, произнёс:
— А сейчас я вас накормлю своим фирменным блюдом, — он с самодовольным видом посмотрел на гостей. — Индийская кухня! Правда, с некоторыми моими дополнениями.
— Ты как всегда, что-нибудь, да и выдумываешь, — прокомментировал Николай.
Никольский приподнял крышку большого противня, сам при этом наслаждаясь открывшимся видом. На желтоватом рисовом гарнире лежали золотисто-коричневые кусочки печёного мяса, сверху блюдо было покрыто лимонными и банановыми ломтиками, и ещё какие-то веточки, ягодки, листочки… По комнате распространился волшебный аромат.
— Какая вкуснятина! — восхищённо произнесла Наташа. — Ник, ты гениальный повар!
— Классно, — скупо произнёс Николай.
— Налей вина, — попросил его Никольский. — Я пока разложу по тарелкам.
— Теперь выпьем за нас! — взяв бокал, предложил Николай.
— За то, чтобы мы всегда были вместе, — поддержал тост Никольский. — За дружбу!
— Ник, ты замечательный друг! — сказала Наташа. — Желаю тебе добиться таких же профессиональных успехов в журналистике, каких ты добился в кулинарном искусстве.
Снова подняли бокалы.
— До кулинарных успехов мне далеко, — глотнув вина, заговорил Никольский. — Я только любитель.
— Любителем быть лучше, — проговорил Николай, подцепляя на вилку кусочек мяса. — Как только станешь профессионалом, тут же и наскучит.
— Это ты точно подметил. Честно говоря, готовить такое каждый день, меня на это не хватит.
— А рис какой вкусный! — пробуя гарнир, произнесла Наташа. — С таким интересным ароматом!
— Рис готовится отдельно, — с видом знатока, стал рассказывать Никольский. — Сначала рис немного обжаривают с приправами. Но с какими!.. — он хитровато посмотрел на гостей. — В этом-то и секрет индийской кухни!
— Поделишься секретом?
— Здесь особые приправы нужны. У меня есть знакомые в ашраме. Я когда был у них, они мне надавали всяких пряностей. Им из Индии привозят.
— Где-где ты был? — взглянув на Никольского, спросил Гридин.
— В ашраме, у кришнаитов. Кстати, по ведической традиции пищу надо посвящать Кришне.
— А зачем это нужно Кришне?.. — Николай с наслаждением жевал мясо. — Выдумают всякое… Нет бы просто поесть, так нет же, надо ещё и изгаляться над едой.
— Над пищей надо мантры читать, так она освящается.
— Это что-то вроде камлания? — насмешливо глянув на Никольского, спросил Николай.
— Ты зря так к этому относишься, в этом что-то есть. Я в ашраме ел такую пищу, она совсем другую энергетику имеет.
— Хуже от этого она, конечно, не становится, но и лучше тоже не будет, — взяв бутылку, Николай налил вино в бокалы.
— А вот давай попробуем!
Никольский встал, подошёл к стеллажу, на котором стояли книги и всевозможные статуэтки восточных божков, взял с полки маленький серебряный колокольчик.
— Это мне в ашраме подарили, — он потряс рукой, и колокольчик издал тонкий мелодичный звук. — Когда пищу освящают, читают священные мантры, при этом исходят вибрации. Энергия, которая проникает в еду, изменяет её.
— Ты это… поосторожнее с этим! — Николай отодвинул свой бокал подальше. — А то вино сейчас в воду превратится! — усмехнувшись, добавил он.
— Николай, ну!.. — Наташа строго посмотрела на него, но сама при этом улыбнулась.
Никольский сел и, протянув руку над столом, монотонно-однообразным голосом начал произносить слова мантры, сопровождая своё чтение треньканьем колокольчика.
— Харе Кришна, Харе Кришна. Харе Рама, Харе Рама. Рама Рама, Харе Харе…
Закончив читать мантру, Никольский весело поглядел на друзей.
— Ну вот, теперь пища освящена!
— А на вкус, вроде такая же… — отправив кусочек мяса в рот, Николай жевал так, будто пробовал, изменился ли вкус, разумеется, ёрничая.
— Дело не во вкусе, а в энергетике.
— Христиане перед едой читают молитвы и благодарят Бога, — сказала Наташа.
— У евреев тоже там… что-то такое есть, — добавил Николай, запивая съеденное мясо вином. — Они только кошерную пищу едят, кажется, так это называется.
— Да, у каждого народа есть своё представление о вере… — заговорил Никольский.
Прожевав и глотнув вина, он завёл разговор на религиозную тему.
— Но Бог на самом деле один. Его только называют по-разному. Кришна, Аллах, Будда, Иегова. И каждый по-своему верит. Главное верить в Бога, а уж как Его называть, не всё ли равно.
— Каждый по-своему, это точно, — тоже глотнув вина, продолжал Николай. — Только вот почему один для всех Бог разные правила придумал?
— Что ты имеешь в виду?
— У одних одни, у других другие.
— Почему ты решил, что правила разные.
— Получается так. Вот смотри, — начал Николай дискуссию. — Одни говорят, что Бог прощает только по их канонам, которые они исповедуют, а другой веры люди не получают прощения. Те же в свою очередь заявляют, что они прощаются по своим. А христианство вообще утверждает, что человек грешник, то есть в принципе от рождения грешник. В других религиях не так. И по их вере человек рождается нормальным, и только потом совершает грехи, а кто не совершает, тот святой. Например, у тех же буддистов, индуистов и всяких там… У них если человек совершенствуется в течение всей жизни, то становится просветлённым, если не совершенствуется, то не становится. И на этом всё! Лично мне и без нирваны хорошо.
— В том и есть грех, — отвечал ему Никольский. — Грех в том, что человек не желает совершенствоваться. Оставаясь несовершенным…
— Э-э, нет, подожди! А с какой стати я должен совершенствоваться? Не пить, не курить, весело не смеяться… Это что ли совершенство? И почему кто-то за меня решает, что мне надо совершенствоваться? Опять же, в чём?
— Совершенствоваться можно и в стирке носков, — произнесла Наташа, сделав глоток из бокала, ей этот разговор казался скучным.
— И что есть совершенство? — продолжал Николай, глядя на Никольского.
— У каждого народа есть священные писания, там написано…
— Если Бог один, то и правила для всех должны быть одни, — настаивал Николай. — А то получается: у одних — ихний бог их прощает, а других — нет, но у тех свой бог есть, и он только своих прощает… Правила безопасности дорожного движения во всём мире одни. Представь, если бы правила были разные, в каждой стране свои.
— Дорожные правила тоже разные… В Японии, например, левостороннее движение. И в Англии…
— Это исторические нюансы и только! А во всём остальном правила везде одинаковые.
— Так и в религиях тоже исторические нюансы есть, так сложилось.
— Нет, — твердо сказал Гридин. — Если Бог есть, и Он один над всеми, то и правила должны быть одни.
— Каждый народ находится на своём уровне развития. В Африке, например, какие-нибудь дикие племена до сих пор поклоняются деревьям. Пройдя свой исторический путь развития, и они придут к единобожию, к единым для всех принципам.
— По-твоему выходит, что Бог тут ни при чём, и всё зависит от того, на каком уровне развития находиться цивилизация?
— Ну… правильно, — подумав, ответил Никольский. — Изначально же все люди были язычниками.
— Ладно, хорошо. Тогда скажи мне, зачем нужна вера в единого Бога?
— Единобожие устанавливает единые общечеловеческие принципы, и человечество нравственно совершенствуется, идя к…
— А-а, ну с этим я согласен! Сначала люди перестали жрать друг друга в Европейской части планеты, с приходом туда единобожия, потому что это стало нехорошо, а потом и остальные тоже должны перестать лакомится печёнкой убитого врага.
Николай прищурившись, ехидно посмотрел на Никольского.
— Между прочим, ты лицемеришь!
— Это в чём я лицемерю? — удивленно глядя на друга, спросил тот.
— Ты вот Кришне Харе всякие провозглашаешь, а этот бог запрещает есть мясо. Это что, по-твоему? — Николай ткнул вилкой в противень, в котором лежали кусочки мяса.
— А я только на пути к совершенству, — находчиво ответил Никольский. — И я не кришнаит.
— Значит, несовершенный? Так совершенствуйся! Что же ты тогда?.. — снова показывая вилкой на противень, посоветовал Николай товарищу.
— И совершенствуюсь! Не всё сразу.
— Так что, ты мне тут сказки о Боге не рассказывай. Эти истории только для маленьких детей подходят, чтоб не шалили, или для папуасов, чтобы друг друга жрать перестали.
— Ты материалист, марксист! — заявил Никольский.
— Никакой политики! Я здравомыслящий человек.
— Мужчины, хватит спорить! — сказала им Наташа. — Давайте лучше пить кофе.
— Да, давайте! — согласился Никольский. — Сейчас сварю кофе.
Он встал из-за стола, вытер руки салфеткой, и уже собираясь выйти из комнаты, вдруг предложил:
— А пошли пить кофе на кухню!
— Давайте тогда уж и посуду уберём, — сказала Наташа, и встав, она стала складывать пустые тарелки стопкой.
Никольский взялся за противень, в котором оставалось немого гарнира, чтобы унести.
— Я возьму тарелки, — сказал Николай Наташе, — а ты бокалы прихвати.
Вся компания переместилась на кухню, Никольский включил чайник.
— Где та бутылка, которую мы принесли? — спросил Николай, оглядывая кухоньку. – Куда ты её поставил?
— В холодильнике.
Наташа всполоснула бокалы. Никольский достал из навесного шкафа коробку конфет. Гридин разлил вино по бокалам.
— Ты, Николай, Фома неверующий, — глотнув вина, продолжил Никольский прерванный разговор.
— Почему Фома? — лукаво поглядывая на друга, спросил Николай.
— Фома это ученик Христа, который сказал, что пока не увижу Христа воскресшим, не поверю, — глотнув ещё, Никольский закусил конфетой. — Так ты как тот Фома, — жуя, добавил он.
— А ты мне скажи, во что я должен поверить, может я и поверю!
— В Бога конечно.
— В какого? Их много!..
— Ну, хотя бы, в того же Христа.
— А вот пока не увижу Его воскресшим, не поверю!
Вода в чайнике закипела.
— Я сделаю кофе, — сказала Наташа, вставая.
— Вы вот люди образованные, вот и скажите мне, за что я должен у Бога прощения просить? — начал Николай.
— За то, что ты грешник, Коля, — ответила ему Наташа.
— Я грешник? — Николай хоть и возмутился, но так, в шутку. — А что я сделал такого плохого вашему Богу?
— Ты не сделал, это Адам сделал.
— Интересно же получается! Он, значит, согрешил, а мне за него отвечать? Я что-то не улавливаю логики.
— А грех от Адама всем людям по наследству передаётся, — ответил Николаю осведомленный в этом вопросе Никольский.
— Это как? Как гены, что ли?
— Вроде того.
— Грех это не гены, — разливая кофе по чашкам, сказала Наташа.
— И что это тогда?
— Грех в том, что человек не желает исполнять волю Божью.
— Ага! В церкву ходить, поститься, молиться, заповеди исполнять…
— Дело не в заповедях, — садясь за стол, заговорила Наташа. — Заповеди это всего лишь свод нравственно-этических правил для каждого человека. Главное верить…
— Верить!? Во что?.. А вообще религия это удобно, — ехидно продолжал Николай. — Убил, украл, потом сходил в церковь, свечку поставил, и простились тебе грехи твои. Прекрасно! Очистил совесть и спи себе спокойно.
— Нет, так совесть не очистишь, — ответила Наташа, улыбнувшись.
Никольский взял бутылку, долил вино в бокалы.
— Надо выпить за даму, — предложил он. — За тебя Наташа, за твой ум и красоту!
— Я всё-таки вот чего не понимаю… — продолжал Николай, сделав глоток и поставив бокал на стол. — Значит, Адам наелся яблок в раю…
— Между прочим, Бог запретил ему их есть, — вставил Никольский.
— А он не послушался и съел, так? Ну его и надо было наказывать. Отправить суток на пятнадцать в ад, пусть бы посидел там, подумал над своим поведением, и чтоб больше так не делал. А я при чём тут?
Наташа, сделав глоток кофе из чашки и посмотрев на Николая, ответила:
— Если бы Бог отправил Адама и Еву в ад, то нас бы всех не было, потому что все произошли от них.
— Женщина виновата в падении человечества, — сказал Никольский, поглядев на Наташу. — Ведь первой согрешила Ева, она съела яблоко.
— Да-а?.. — Николай тоже поглядел на Наташу. — Так-так. Что скажете в своё оправдание мадам? Простите, мадмуазель.
— А вот что! Ну, во-первых, никаких яблок в раю не было.
— Как это не было?.. — начал было спорить Никольский. — В первоисточниках сказано…
— А первоисточники читать надо внимательно! С кем я разговариваю? Неучи!
— Нас в школе этому не учили, — ответил Николай.
— При чём здесь школа? Надо просто быть образованным человеком. Это же лично от каждого зависит!
— Вот ты нас и просвети, — Николай с улыбкой поглядел на Наташу.
— Ладно, слушайте! — с учительской интонацией в голосе произнесла Наташа. — В раю было дерево познания добра и зла, — начала она рассказывать. — И только с этого дерева нельзя было есть плоды…
— А вот такой вопрос! — Николай как ученик поднял руку, не давая ей договорить. — Что такого там было в этих плодах?
— Не перебивай, сиди смирно! — строго глянула на него Наташа. — Дело не в плодах, а в том, что они нарушили запрет. И то, что потом произошло с человечеством. Убийства, войны, голод, болезни — это всё последствия того, что люди перестали исполнять волю Божью.
— Ладно, с этим понятно. Но тогда, на кой хрен Бог посадил такое дерево?
— У Адама и Евы должен был быть выбор. Они сами должны были выбрать, где жить — в раю или быть изгнанными. В этом и заключается свобода человека. Люди выбрали быть изгнанными, и все их потомки рождались уже не в раю.
— Вот интересно! А почему у меня нет выбора? Я, например, тоже в раю хочу жить. А я бы вот рай выбрал.
— У тебя и сейчас есть точно такой же выбор. Согласись с тем, что ты грешник и покайся.
— А вот этого я не могу понять! — Николай начал говорить уже серьёзно. — За что мне каяться? Я не убийца, не вор, законопослушный гражданин, к тому же сам стою на страже закона. Вот этого я не принимаю в христианстве. У буддистов, синтоистов и тому подобных как-то всё проще.
— У них-то всё как раз сложнее… — произнесла Наташа. — Не всякий человек может разобраться в сложных философских системах. В христианстве же всё понятно. И сказано ровно столько, сколько человеку нужно знать.
— И что человеку надо знать? — поинтересовался Никольский.
— Прежде всего, знать, что с ним будет после смерти.
— Ну-у! — усмехнулся Николай. — Остальные религии тоже рай обещают!
— Но только в христианстве есть спасение через Христа, — ответила ему Наташа. — Неверующих же в Него ждёт наказание… — она посмотрела на Николая и улыбнулась. — И грешники в ад пойдут.
— Это кто грешники?
— Вы и есть грешники!
— Давай-ка, налей ещё! — кивнув на бутылку, сказал Николай Никольскому.
— А кстати, в раю ещё и змей был! — наливая вино в бокалы, вспомнил Никольский и об этом герое библейской истории.
— Он-то там что делал?
— Змей обольстил Еву, — ответила Наташа.
— Это уже поинтереснее будет!.. — Николай насмешливо посмотрел на Наташу. — Поподробнее, пожалуйста!
— А ты как думал! — тут же подхватил Никольский. — Женщины, они ещё те!..
— Дураки вы! Речь ведь не об этом. У вас только одно на уме.
— А о чём ещё можно было подумать? — стал оправдываться Николай. — Ты сама так сказала.
— Обольстить — значит увлечь лестью, то есть обмануть. Грамотеи!
— Ну извини, мы же не такие образованные. Это ты у нас филолог.
— Змей обманул её… — продолжала Наташа, — сказав Еве, что Бог скрывает от людей правду. Вкусив же запретный плод, они познают добро и зло, то есть станут богами. Адам и Ева уже были богами, сотворены-то они по образу и подобию Божьему были. Их грех был в том, что, не поверив Богу, они поверили лжи.
— А зачем змею это надо было? — спросил Никольский.
— Из хулиганских побуждений! — усмехнувшись, ответил Николай.
Гридин и Никольский рассмеялись, Наташа улыбнулась.
— Сами вы хулиганы, как мальчишки себя ведёте. Мы серьёзные вещи обсуждаем, а вам всё — хи-хи да ха-ха. Между прочим, во всём мужчина был виноват.
— Как это мужчина? — возмутился Николай. — Ева же первой съела яблоко!
— Адам тоже ел, но поступил он, совсем не по мужски, всё свалил на женщину. Все вы такие!
— Э-э, прошу без оскорблений! — Николай, ткнул Никольского локтем. — На нас наезжают!
— Да, Ева была любопытна, но это простительно женщине, ей всё было интересно знать, а змей воспользовался этим, подполз к ней и сказал, что, съев плод с дерева познания добра и зла, она будет знать всё. Но он обманул её. С тех пор так и идёт, и нас женщин обманывают, пользуясь тем, что мы ещё и доверчивы.
— А вот насчёт этого, тут ещё поспорить можно… — вступился Никольский за весь мужской род, — кто кого обманывает!
— Так, хорошо… — произнёс Николай, пытаясь разобраться в этом не простом деле. — Значит, Бог посадил дерево, змей предложил Еве плоды, она съела. При чём здесь Адам?
— Он оставил Еву одну. Хотя Бог повелел ему хранить сад. Адам же в это время где-то шлялся, неизвестно где.
— Нет, подожди, у него наверно дела были. Что, ему возле Евиной юбки надо было сидеть?
— Вот-вот, у вас у всех, чуть что — сразу дела! А женщину без внимания, значит, можно оставлять?
— Он, может, на охоту ходил.
— Да, семью же кормить надо! — поддакивал Николаю Никольский.
— Какая охота, они только плоды ели! Там всякие деревья росли и разные плоды давали!
Наташа хорошо знала, что, когда эти двое собираются вместе, с ними невозможно разговаривать серьёзно.
— За бананами-то тоже надо лазить! Без труда и рыбку…
— Это Ева накормила Адама этим плодами, когда он с работы пришёл! — продолжал Никольский. — Она за кухню отвечала…
— Точно!
— Да, отведав запретные плоды… — пыталась Наташа говорить, — Ева дала их Адаму, но…
— И они ещё обвиняют нас!.. — возмущался Никольский.
Наклонившись к Николаю, вполголоса он добавил:
— Это ещё вопрос, кто кому доверять должен, после всего этого!
— Спасибочко вам за такое угощенье! — ехидничал Николай.
Наташа строго глянула на него:
— Адам, между прочим, не отказался! И он не лучше поступил. Когда Господь пришёл к ним, Адам тут же спрятался в кусты и стал оправдываться: «Ева мне дала плоды». Всё свалил на слабую женщину. Очень мужской поступок! А только не с Евы Бог спросил, а с Адама! Земля была проклята за то, что Адам ел плоды. Он был за всё ответственный, как первый человек. Он должен был отказаться, проявить мужество, а он взял и ел! Здорово! Поступок безответственного мальчишки. Адаму было поручено охранять сад от змея, а он вместо этого разлёгся под деревом и нажрался! Он должен был удержать Еву, спасти её. Из-за Адама все проклятия на земле! Еву же Бог наказал скорбью, ведь дети, которых она родила потом, стали жить в жестоком мире, убивать друг друга стали. От Адама грех, от мужчины! Так с тех пор грех и передаётся всем…
Закончив отповедь, Наташа не сразу успокоилась.
— Все вы такие!.. — добавила она, посмотрев на обоих.
Мужчины притихли, не ожидали они такого от своей подруги.
— А змей… это кто, сатана? — спросил Николай, переводя разговор в другое русло. — Вот, значит, от кого всё зло.
— Вечная борьба добра и зла, — вздохнув, произнёс Никольский. — Дьявол с Богом борется, и поле битвы сердце человека.
— Так, хорошо, — решил Николай продолжить разговор на эту тему. — Вот такой тогда вопрос… Бог всё сотворил, и сатану тоже Он сотворил?
— Нет, Бог сотворил ангела, — стала отвечать Наташа. — Но тот взбунтовался и начал развращать людей
— Значит, Бог теперь ему дело шьёт? — улыбнувшись, сказал Николай.
— Ну вас! — Наташа взяла чашку, хотела сделать глоток, чашка была пуста. — Надо ещё кофе сварить.
Никольский приподнял крышку чайника.
— У-у, воды нет!
Он встал, взял чайник и наполнил водой из кувшина, стоявшего возле раковины.
— Пойду, сигареты возьму, — сказал Николай, вставая. — Покурим.
Гридин направился за сигаретами в прихожую, где была его куртка. Наташа начала готовить кофе. Вернувшись, Николай сел за стол, открыл сигаретную пачку, хотел закурить.
— Слушай, у меня же водка есть! — вспомнил Никольский. — Там наверно с полбутылки, с прошлого раза ещё осталась.
— Во, вот это хорошо! — воскликнул Николай. — А вино уж для дамы оставим.
Никольский поставил на стол две рюмки, из морозилки достал водку, от ледяной изморози бутылка была матовой. Мужчины выпили водки и закурили. Николай сделал несколько глубоких затяжек. Он стал задумчив и серьёзен.
— Нет, я, конечно, согласен, что человек должен во что-то верить. За что-то же надо держаться. Для кого-то это вера в Бога, для кого-то это какие-то идеалы, принципы, иначе был бы хаос. Я видел людей, которые вообще ни во что не верят, и ни принципов, ни идеалов у них нет.
Николай стряхнул пепел в пепельницу, помолчав немного, начал рассказывать:
— Я когда в милицию пришёл работать, для меня тогда всё в диковину было, — он чуть улыбнулся, видимо что-то припомнив из той поры. — Молодой был, тоже с идеалами весь такой. И вот как-то раз пришли мы с участковым на одну квартиру, в ней семья наркоманов проживала, муж и жена. Информация поступила, что они ещё и приторговывают травой. Не то чтобы точка, так по мелочам, но надо было проверить.
Николай сделал затяжку, снова стряхнул пепел.
— Да и время было такое, бардак уже начинался везде. Мы только тем и занимались, что разгоняли наркоманов по притонам, а выйти на поставщиков, это было… — он ещё раз затянулся. — В общем, по всякому было. И вот заходим мы в квартиру, дверь без замка была. Стали осматривать, в квартире пусто, мебели никакой, голые стены, вонь, грязь. Потом заглянули в кухню. И вижу в углу на матрасе двое ребятишек сидят, девочка лет шести и пацан, тот вообще, года три-четыре, наверное. И вот сидят они так уже несколько дней, маму с папой ждут, голодные. Хорошо хоть лето было, одежды-то путёвой тоже на них никакой. Так вот… они все эти дни, пока родителей не было, только одну воду пили. Нет, я, конечно, видел репортажи про Африку, там про голод и всё такое. Но вот тогда… — Николай сделал глубокую затяжку, медленно выдохнув дым, продолжал: — Я живьём увидел глаза голодных детей, — он помолчал немного, глядя на огонёк сигареты. — Посмотрели мы на всё это… взрослых-то нет никого, и ушли. Я участковому говорю, когда уже вышли: погоди в магазин схожу. Купил там печенья, лимонаду. Я понимаю, что таких детей тысячи и каждому не поможешь. Всё это как-то… — Николай замолчал задумавшись.
— А что с детьми? — внимательно глядя на него, спросила Наташа.
— А ничего.
Николай затушил сигарету в пепельнице.
— Социальные службы должны этим заниматься. Изъять детей, лишить родителей прав на них, определить в приют. Каждый своим делом должен заниматься.
— Как посмотришь, что творится… — произнёс Никольский. — А про слезу ребёнка, это ещё Достоевский писал.
— Слезливость Достоевского ничего не исправила в мире, — ответил ему Николай. — И Бога такого я не принимаю. Я вот с Иваном Карамазовым согласен. Если Бог есть, почему Он допускает, чтобы дети страдали?
Николай взял пачку сигарет, подержав, отложил в сторону.
— Да и вообще…
— Достоевский, когда вкладывал эти слова Ивану Карамазову, — заговорила Наташа, — он другое имел в виду. Иван был не согласен с тем, что Господь прощает…
— И я не согласен! — Николай глянул на Наташу. — Не могу я прощать всяких мерзавцев, из-за которых страдают ни в чём неповинные люди, а тем более дети!
Николай снова взял в руки сигаретную пачку.
— Да и нет никакого Бога… — сказал он, доставая сигарету.
Друзья умолкли.
— Может, кофе ещё? — спросила Наташа.
— Мы лучше водочки по рюмочке, — прикуривая от зажигалки, сказал Николай.
Мужчины допили водку. Гридин посмотрел в окно. Стемнело, за окном зажглись уличные фонари.
— Слушайте, поздно уже. Давай, Наташа, собираться будем, — сказал он, поднимаясь.
— Да, пора, — Наташа, тоже встала из-за стола. — Ник, спасибо тебе за вечер. Всё было очень вкусно!
Гости ушли. Никольский стал убирать со стола посуду и складывать в раковину. Подойдя к окну, он увидел, как по тротуару, не спеша, под руку идут Наташа и Николай.


Они шли к автобусной остановке. Шли медленно, Николай придерживал Наташу под руку.
— Поедем ко мне? — предложил Николай.
— К тебе? — Наташа, улыбнувшись, посмотрела на него.
— Ну а что ты дома одна-то будешь делать?
Наташа молчала, о чём-то задумавшись.
— О чём ты думаешь?
— О маме.
— С ней всё будет в порядке, — начал он подбодрять. — Скоро поправится…
— Да, конечно.
Они сели в автобус. Наташа смотрела в окно, Николай положил ладонь на её руку.
— Как тебе сегодняшний вечер?
Наташа улыбнулась, приклонила ему на плечо голову.
— Устала немного, день сегодня такой длинный. Столько всего…
Дальше ехали молча, каждый думая о своём.
Они вошли в квартиру, Николай включил свет. Его холостяцкое жилище хоть и было лишено уюта, но всё было прибрано, разбрасывать по комнате вещи, такого за ним не водилось, и всегда вымытая посуда была аккуратно разложена на полках в навесном шкафу. А вот холодильник обычно пустовал.
— Хочешь чаю? — проходя в кухню, спросил Николай.
— Да, давай попьём, — заходя в комнату, ответила Наташа. — Пить хочется.
Она прошла к дивану, села, включила торшер, неяркий желтоватый свет осветил комнату. Через некоторое время в комнату вошёл Николай, неся в руках две чашки.
— Я сахар тебе не положил. Ты ведь без сахара пьёшь.
— Да, без сахара.
Наташа взяла поданную чашку.
— Может, печенье?
— Нет, я вообще есть не хочу.
Пили чай. Наташа держала чашку обеими руками, дуя на горячую жидкость, пила маленькими глотками.
— А ты давно Ника знаешь? — спросила она.
— Да, давно.
— Как вы познакомились?
— Он статью писал… Приходил к нам, всё интересовался… Тогда одно громкое дело было, разбойные нападения. Банда в нашем районе орудовала.
— Поймали?
— Поймали.
Николай допил чай, поставил чашку на столик.
— Ещё он с патрулём частенько ездил. Тоже статьи писал. И с нами как-то один раз на задержании был. Ну и так бывало, посидим, пива попьём, поговорим. К себе часто приглашал. Человек-то интересный, вот и встречаемся иногда по праздникам. В день милиции он всегда к нам заходит.
— Да, Ник интересный человек. Мне он тоже нравится.
— Ты к которому часу завтра на работу пойдёшь?
— Часам к девяти пойду, — подумав, ответила Наташа.
— Мне пораньше надо. Давай спать ляжем, — Николай с нежностью посмотрел на Наташу.
— Да, давай.
Он пальцами дотронулся до её лица, отодвинул спадавшую на щёку прядь волос.
— Ты очень красивая! — всматриваясь в её лицо, произнёс Николай. — Твоя зубная щётка там, на месте… — он улыбнулся.
— Хорошо. Пойду, почищу зубы, — тоже улыбнувшись, ответила Наташа.
Она пошла в ванную. Николай разложил диван, постелил постель.
Они лежали в постели, её голова находилась на его плече. Николай гладил Наташу по волосам.
— Я люблю тебя, — сказал он. — Выходи за меня замуж.
Наташа молчала.
— Что молчишь?
— Я тебя тоже люблю.
— Давай поженимся!
Наташа молчала.
— Наташа?.. Ты выйдешь за меня замуж?
— Я люблю тебя.
— И я тебя!
Приподнявшись, Николай стал целовать её. Наташа отвечала на его поцелуи… Время остановилось и поглотило их. Кроме них в этом мире сейчас больше никого не существовало.
Наташа лежала на боку, прижавшись к Николаю, глаза её были открыты, она слегка прикасалась к его груди пальцем, будто что-то писала.
— Нам надо пожениться, — уверенно сказал Николай.
— Может и надо, — тихо произнесла Наташа.
Николай не понял, что она имела в виду, ответив ему так.
— Ты хочешь за меня замуж?
— Я люблю тебя.
— Значит, ты выйдешь за меня?
— Я пока не знаю.
— Как это не знаешь? — Николая удивил её ответ.
Немного помолчав, она ответил:
— Я тебе уже говорила… что пока не могу.
— Ничего не понимаю!
Николай повернулся к ней лицом, положил руку ей на плечо.
— Мы уже достаточно давно знаем друг друга… И ты сама говоришь… что любишь меня. И я тоже тебя люблю. Так почему нам не пожениться и не жить вместе? Как муж и жена!
— А разве нам так плохо?
— Странная ты, Наташа! — сказал он и улыбнулся. — Все женщины замуж хотят, семью иметь… И я тоже хочу, чтобы и у меня семья была. Нормальная семья, как у всех. Ну и ребёнок, чтобы тоже… Я люблю тебя, и хочу быть только с тобой. А ты разве не хочешь семьи, детей?..
— Я тоже тебя очень люблю. И тоже хочу быть только с тобой… — Наташа помолчала немного, как будто обдумывала, что сказать. — Но, сейчас я пока не могу…
Она повернулась на живот, положив голову ему на плечо.
— Я не против семьи, детей… только попозже. Я ещё много чего хочу сделать.
— Мы можем вместе всё это сделать, — Николай, приподняв голову, поглядел на Наташу. — А чем тебе помешает замужество? Я не собираюсь быть каким-нибудь затворником. Пожалуйста, реализуйся.
— Коля, сейчас меня устраивает всё как есть. У меня есть ты. Ты меня любишь, я тебя тоже люблю. У меня есть любимая работа… Я счастливый человек. Понимаешь, сейчас счастливый! Придёт время и мне захочется и другого счастья. Зачем я буду делать то, что для меня сейчас слишком. Это уже перебор.
Наташа приподнялась, глядя в лицо Николая, пыталась в темноте разглядеть его глаза.
— Почему надо всё сразу? Почему нельзя растянуть удовольствие, чтобы надолго хватило? На всю жизнь!
Наташа легла на спину и стала смотреть в тёмный потолок.
— Я не понимаю, почему люди так стремятся побыстрее прожить жизнь, будто она завтра же кончится. А что потом? Потом, что? Вот и стареют быстро и живут как… нет, не живут, а доживают! Как будто только и ждут смерти, когда же, наконец, их освободят от этой жизни, от которой они уже устали. Ходят по квартире как тени, шаркают тапочками по полу. От дивана до туалета, и обратно на диван, прихватив пульт от телевизора, по пути на кухню заходят, вот и весь их жизненный маршрут.
Николай повернулся на бок, обхватил Наташу, так будто удерживал, словно она сейчас собиралась вспорхнуть и улететь, куда-то туда, далеко, к своей мечте… И он крепко прижал её к себе.
— Ладно, пусть всё будет по-твоему.
Николай поцеловал Наташу, сильно сжимая её в объятиях.
— Я всё равно тебя люблю…


Он стоял у кровати в чьей-то квартире. Окно было занавешено плотными шторами, в центре комнаты находился накрытый скатертью круглый стол, на нём ваза с цветами, у стены старый комод. Осмотревшись, он догадался, где находится, обратив внимание на то, что комната была прибрана.
Неожиданно из кухни вышла женщина, подошла к комоду, выдвинула ящик и стала перекладывать какие-то вещи. Женщина словно не замечала присутствия гостя. Николай присмотрелся к ней, её лицо показалось ему знакомым. «Не та ли это старушка? Или не она?..».
Женщина задвинула ящик комода, повернулась и, глядя прямо перед собой, прошла мимо, будто и вовсе ничего не видя, и вышла в прихожую. Николай постоял немного и направился за женщиной, но в прихожей женщины уже не было. Он прошёл в кухню — и там никого. Не зная, что делать дальше, подошёл к входной двери. Собираясь выйти из квартиры, ещё раз оглядел прихожую. Открыв дверь, шагнул…
Он ожидал, что окажется на лестничной площадке, но пред ним был коридор, длинный тёмный коридор с множеством дверей по обеим сторонам. Николай пошёл вперёд, чтобы выяснить, куда ведёт коридор. Этот длинный коридор ему что-то напоминал. Пытаясь найти выход, он открывал двери одну за другой и заглядывал — за дверьми были только тёмные комнаты.
Наконец увидел, что коридор кончается и там, в конце коридора разглядел дверь с табличкой, направился к этой двери. Подойдя и постояв немного возле двери, дотронувшись до ручки, толкнул… И тут же оказался в огромной комнате с застеклённой мебелью вдоль стен. На самой середине комнаты стоял металлический стол. На столе завёрнутое в простыню что-то лежало. Похоже это было… тело, он это понял, когда вгляделся.
К столу подошёл человек в белом халате с марлевой повязкой на лице, на месте рта повязка была прорвана. Человек этот что-то делал с мёртвым телом. Николай стал приближаться. Подойдя, посмотрел на труп: «Это же та самая женщина!».
Человек с повязкой доставал из трупа внутренности. Николай всмотрелся в его лицо, но увидеть смог только бесцветные немигающие глаза. Подняв руку, человек этот протянул что-то, подавая. Это — что-то было липкое, тягучее, тёмно-красного цвета. Николай посмотрел на лицо покойницы. Мертвая женщина открыла глаза!..
— Ко всему привыкаешь, если по погоде одеваешься, — заговорил человек с повязкой на лице, он пристально смотрел недвижными глазами, но словно улыбался.
Николай отпрянул, почувствовав, как легкие стали заполняться невыносимой вонью. Он попытался отбежать, но ноги будто не подчинялись… Его охватил ужас, и он начал задыхаться, хотел крикнуть, но не смог, горло пересохло… ему казалось, что он теряет сознание и падает…
Николай открыл глаза. Он лежал на диване в своей комнате, рядом спала Наташа. В горле першило, в груди что-то сдавливало. Вспомнив сон, поморщился. Тихонько, чтобы не разбудить Наташу, поднялся с дивана. Стараясь ступать тише, прошёл в кухню.
Включив свет, взял с посудной полки стакан, открыв кран, до краёв наполнил холодной водой, не останавливаясь, большими глотками стал жадно пить. Сел за стол, с подоконника взял пепельницу и пачку сигарет, закурил. Перед глазами всё ещё маячило лицо женщины, виденное им во сне… и что-то далекое, будто из другой жизни, обрывочными воспоминаниями стало всплывать из глубин памяти, и как бы проступая, стали проявляться картины событий из далёкого детства…
— Ты бы форточку открыл, дыму-то сколько… — входя в кухню, сказала Наташа.
Она вышла из коридорной темноты с накинутым на плечи одеялом, сонно жмуря глаза от яркого света.
— А я сквозь сон слышу, что кто-то на кухне шуршит. Проснулась, а тебя нет…
Наташа подошла к окну, приоткрыла форточку.
— Что не спишь? — присаживаясь на табурет, спросила она.
— Да так что-то, проснулся и не спится.
— А-а.
Наташа потёрла глаза, снова зевнула, посмотрела на настенные часы в виде совы из керамики.
— А знаешь, который час?
Николай тоже взглянул на часы. В совиных глазах светились зелёные цифры — ноль, три, ноль, ноль. Николай затушил сигарету, вдавив в дно пепельницы, посмотрел на Наташу.
— А с тобой было когда-нибудь такое… такое чувство, как будто бы с тобой это уже происходило? Например, ты пришла куда-нибудь в незнакомое место, а тебе кажется, что ты уже здесь была.
Наташа улыбнулась.
— Бывало такое, особенно в детстве. А что, и тебе тоже что-то показалось?
— Не знаю… — Николай пожал плечами.
— Вообще-то это называется дежа-вю.
— Я знаю, что дежа-вю. А что это такое?
— Ну, это как иллюзия памяти, что ли… — Наташа зевнула, прикрыв рот ладонью. — Человек уже когда-то получал эту информацию, например, о месте пребывания, но мозг её спрятал. А потом, вдруг, она всплывает из памяти, когда человек приходит в это место. Он-то уверен, что находится здесь впервые, но ему кажется, будто это уже всё знакомо. Это такой феномен психики.
Николай внимательно выслушал Наташу и задумался.
— Нет, тут что-то не так.
— Что не так? — спросила она, не понимая, о чём он.
— Не знаю.
Наташа поднялась.
— Ты идёшь спать?
Зябко ёжась от сквозняка из открытой форточки, она поплотнее закуталась в одеяло.
— Да, пойдём.
Встав, он протянул руку к окну и закрыл форточку.



* * *

Находясь в кабинете уголовного розыска, сидя каждый за своим столом, оперативники планировали проведение мероприятия по задержанию гражданина подозреваемого в совершении квартирной кражи. Вадим внимательно прислушивался к разговору старших более опытных коллег.
— Ты точно уверен, что Стародубцев сегодня там будет? — спросил у Егора Николай.
— Эта информация из надёжного источника.
— Тогда надо брать его, — сказал Ивлев. — И где это?
— Частный дом на Луговой. Дом принадлежит некой Куваевой. Сама она там не проживает. У неё квартира есть, а дом от родителей достался, она его сдаёт. И китайцы челночники там жили, и цыганам она его одно время сдавала. А сейчас там проживает Плетнёв, ранее судимый, но вроде как он завязал. Работает вахтовым, на севере. Его, кстати, сейчас в городе нет. У него-то Стародубцев и нашёл себе пристанище. Но вот что интересно, с Плетнёвым они по зоне не пересекались.
— Скорее всего, у них общие знакомые есть, вот и порекомендовали, — предположил Николай. — Связи между собой они поддерживают.
— Поддерживают, безусловно, — согласился Егор. — Только вот за Плетнёвым-то ничего нет. Он с того времени как освободился, не попадал в поле зрения милиции.
— Это ещё ни о чём не говорит. Горбатого только могила исправляет.
— Это-то да… И возможно, только и ждёт, когда те освободятся.
— И работает только потому, что жить на что-то надо.
— Стародубцев квартиру брал, его это рук дело, — Егор задумался. — А вот кто ещё с ним мог быть?
— Плетнева, точно, в городе нет? — спросил Ивлев.
— Он в командировке, я узнавал.
— Может, сначала понаблюдаем за домом? — предложил Николай.
— Стародубцева надо брать сейчас, — посмотрев на Гридина, ответил Егор. — Считай, кражу раскроем. Потом уж разберёмся, что к чему. Может, и один был.
— Я тоже так думаю, надо сегодня его брать, — согласился с Шишкиным Ивлев.
Начало темнеть, вечер был прохладный. Милицейским «газиком» ловко управлял молодой парень, сержант. Ехали по дороге к частному сектору. Улица почти не освещалась. Порывистый ветер клочьями обрывал серый дым с печных труб, пахло горевшим углем. Свернув в узкий переулок, водитель сбавил скорость, поехали медленнее.
— Володя! — обратился Егор к водителю. — Остановишься у поворота, и будешь ждать там.
Вадим впервые участвовал в задержании, от волнения его пробивала мелкая дрожь, но он не думал об опасности, скорее, это его заводило. Такая у него профессия, он сам её себе выбрал. Доехали до поворота, водитель остановил машину.
— Дальше пешком, — сказал Ивлев.
Все четверо вышли из машины и направились вдоль улицы к дому, в котором проживал подозреваемый.
— Вон тот, — указал Егор на деревянный дом с небольшим палисадником.
Они прошли ещё немного и остановились невдалеке. Два окна дома были освещены, и было видно, как за занавесками мелькает чья-то тень.
— Надо бы сначала в окно заглянуть, — приглушённым голосом, сказал Ивлев. — Посмотреть какое там расположение, есть ли там ещё кто.
— Я посмотрю, — глядя на окна, ответил Николай, и осторожно направился к дому.
Из соседнего двора послышался заливистый лай собачонки.
— Тьфу-ты, чёрт!.. — полушёпотом ругнулся Егор. — Ещё этого не хватало…
Все трое внимательно следили за действиями Николая, он в это время перелезал через забор палисадника. Прижимаясь к стене дома, Гридин высунул голову на свет, заглянул в окно, стал смотреть, изучать обстановку. Прислушиваясь, постоял ещё какое-то время у окна, потом также медленно перелез обратно, ускоренным шагом вернулся.
— Там двое! Двое там, — приближаясь к ожидавшим его товарищам, показывая на пальцах, вполголоса говорил он.
— Значит, и подельничек с ним, — сказал Ивлев, потрогав находившуюся под плащом кобуру. — Оружие держать наготове. Неизвестно, что там, на уме у того второго.
— Как брать будем? — спросил Николай. — Как войдём?
— Как обычно, — ответил Егор. — Если дверь открыта — здрасьте, я ваша тётя! Если закрыта, стучимся — почтальон Печкин вам посылочку принёс.
— Ну что, пошли? — сказал Николай, тоже потрогав кобуру.
— Вадим, — обратился Ивлев к нему, — во дворе останешься. Встань под окном, так на всякий случай. Ну а мы туда, — сказал он, посмотрев на Шишкина и Гридина. — Сразу обоих крутить будем.
Стараясь не шуметь, вошли во двор. Вадим встал под окном выходящее во двор, оно не было освещено. Ивлев, Егор и Николай медленно поднялись по ступенькам, вошли в тёмные сенки. Слышно было, как скрипят доски пола под тяжестью их ног.
Вадим стоял вытянув шею, и напряжённо прислушивался. Всё было тихо. Какое-то время ничего не происходило. В окне, у которого находился Сидоркин, зажёгся свет, он ослепил его. Вадим зажмурился. По ступенькам кто-то торопливо спускался. Вадим, ещё не привыкший к темноте, не смог сразу разглядеть, кто идёт.
— Ну, что там?
Вдруг, в глазах вспыхнули яркие круги, его откинуло назад. Боль он почувствовал не сразу. Удар был сильным, но Вадим устоял. Открыв глаза, он увидел, как кто-то побежал в огород. Ещё не оправившись от удара, но, уже озлоблено нацелившись, подчиняясь какому-то сильному внутреннему чувству, Вадим бросился за убегающим человеком.
Мужчина был выше и крупнее Сидоркина и, если бы они встретились в поединке один на один, Вадим вряд ли бы победил, но сейчас он не думал об этом. Одна мысль, или даже не мысль, а неосознаваемый им порыв бросил его за ним. «Догнать!».
Вадим в броске, уже в падении уцепился за его ноги, тот, падая, вывернулся, приземлившись на ягодицы. Вадим крепко держал его за щиколотки. Пытаясь освободиться от захвата, мужчина, сучил ногами, нанося оперативнику удары кулаками по голове и лицу. Удерживая мужчину, Вадим пытался уклоняться от ударов, отворачиваясь, прятал лицо.
Он крепко сжал челюсти, на зубах заскрипел песок, почувствовал солёный привкус крови вперемешку с землёй. Сколько бы ещё так смог продержаться, получая удары по голове, он не знал, наверное бы, пока не потерял сознание.
Внезапно удары прекратились, Вадим услышал, как клацнули зубы мужчины, это подбежавший Гридин, схватив его за голову, со всей силы двинул ему коленом в челюсть. Тот, вскрикнув, упал навзничь. Николай перевернул мужчину лицом к земле, сидя на нём, завёл ему руки за спину и застегнул наручники.
— Вот так-то лучше будет! — сказал Николай, поднимаясь.
Гридин подошёл к сидящему на земле Вадиму, тот, потряхивая головой, руками стряхивал с волос землю.
— У-у, как он мне по башке-то настучал!.. — Вадим поморщился, держась за голову.
— Живой?
Николай подал ему руку, помог подняться на ноги.
— Живой… Голова вот только что-то… — проговорил Сидоркин, пытаясь улыбнуться.
На крыльцо, ведя в наручниках задержанного, вышли Ивлев и Шишкин.
— Взяли того? — спросил Ивлев.
— Взяли! Вадим молодец, задержал его.
Сидоркин ещё не остыл от схватки. Он стоял, широко расставив ноги, выпрямившись во весь рост, довольный собой, улыбался. На его зубах была кровь, а взгляд у него был как у хищника, только что поймавшего добычу. Он сплюнул на землю кровавую слюну.
В отдел приехали, когда было уже совсем темно. Пока оформляли задержанных, Вадим приводил себя в порядок. Егор остался в дежурной части, просматривал оперативные сводки. Ивлев и Николай увели одного из задержанных к себе в кабинет.
Было уже совсем поздно, когда закончили со всеми делами. Все четверо сидели в кабинете, Ивлев что-то писал, Егор листал журнал для автолюбителей, Николай, положа руки на стол, смотрел в окно.
— Ладно, давайте закруглятся, — сказал Ивлев, убирая папки с бумагами в сейф. — На сегодня всё.
У всех был усталый вид, один только Вадим, кажется, был ещё на взводе. Его глаза блестели, он уже по-другому ощущал себя среди коллег — как проявивший геройство!
— Вадим, ты как себя чувствуешь? — взглянув на Сидоркина, спросил Ивлев. — Может, к врачу завтра?
У Вадима была распухшая губа, возле глаза ссадина.
— Да ну, пустяки! Подумаешь синяк. Вот только мама, конечно, не обрадуется…
— А ты скажи ей, мол, поскользнулся, упал, очнулся — синяк! — посоветовал Егор что сказать маме.
Все заулыбались.
— Ну что, с боевым крещением тебя, — сказал Николай. — Молодец, справился!
— Да вроде как… — пожимая плечами, заскромничал Вадим.
Егор отложил журнал, посмотрел на Вадима.
— Медаль тебе, конечно, за это не дадут. А вот, комсомольский значок, может, и вручат, а может, и вручат.
— Всё, хватит болтать, — сказал Ивлев, — пошли по домам.
Встав, он подошёл к вешалке, снял свой плащ.
— Все сегодня герои.


Он шёл по лесу. В плотном сером тумане смутно проступали очертания деревьев. Продираясь сквозь густые заросли, он раздвигал руками упругие ветки, цеплявшиеся за одежду, и пытался рассмотреть петляющую в зарослях тропу. Под тяжестью тела ступни по щиколотку проваливались во влажную мшистую землю. Вода просачивалась в ботинки, ноги намокли.
Николай нагнулся, чтобы пролезть под толстым ветвистым поваленным деревом. Протискиваясь под засохшим стволом, он опирался руками о землю, ощущая склизкую сырость росшего повсюду мха. Мох тут же прилипал к ладоням. Комки липкой грязи вперемешку с гниющей листвой оставались на руках. Николай попытался освободиться от налипшей грязи, вытирал ладони о траву, но влажная гниль только ещё больше прилипала к ладоням, и теперь с пальцев свисали большие комки грязи. Тогда он стал вытирать руки об одежду, но гниющая слизь, оставаясь и на одежде, никак не сходила с рук.
Вдруг где-то сзади, невдалеке, послышался хруст веток. Николай остановился, оглянулся. Он никого не видел, но почувствовал опасность. В груди появилась ноющая тупая боль, засосало под ложечкой. Кто-то приближался к тому месту, где он стоял. Николай прибавил шагу, но ветки густых зарослей мешали идти. Наконец, он вышел на небольшую заболоченную поляну. Перескакивая с кочки на кочку, он добрался до противоположного края поляны.
Внезапно из леса раздался волчий вой. Николай обернулся, посмотрел в ту сторону, откуда доносился этот протяжный звук. На том краю поляны он увидел чёрные силуэты животных. Это были огромные волки. Они неподвижно стояли в зарослях и смотрели на него. Один из волков подняв голову, завыл.
Глядя на волков чувствуя опасность, Гридин ощутил внутренний озноб. Это длилось секунды, но он почувствовал настоящий страх. Волки будто почуяли его страх и медленно стали приближаться, раскрывая пасти, обнажали клыки.
И вдруг, сорвавшись с места, они стали выпрыгивать на поляну. Николай бросился бежать. Он понял, что если сейчас не убежит от них, то неминуемо погибнет. Он бежал и падал, запинаясь за торчащие из земли коряги, снова поднимался и бежал. Тело сковывал страх. Ноги стали тяжёлыми, и было трудно ими двигать.
Волки быстро приближались. Он почувствовал их звериную жажду. Их гнал не голод — их гнала ненасытная жажда убийства. Волки почти настигли его. Николай испытал ужас смерти и ещё чувство сожаления. Он сожалел, что так глупо гибнет, так бессмысленно расстаётся с жизнью. «Господи, да что же это такое? — пронеслось у него в голове. — Почему я должен умереть? Я ещё не пожил!..».
Огромный чёрный волк, который был ближе всех, уже был готов настигнуть его. Николай увидел его глаза, они были как тусклые тёмные камни, в которых не отражался свет. Эти глаза… они не могли быть глазами живого существа. Мгновение, и Николай понял, что сейчас погибнет.
Как вдруг, земля под его ногами провалилась. Он упал в яму, успев только раскинуть руки, чтобы удержаться. Ноги повисли, не находя опоры. Он начал цепляться за землю, за сгнившую опалубку старого погреба, в который провалился. Руки соскальзывали, оставляя на рыхлой земле глубокие борозды от пальцев. Ему не за что было зацепиться. Трухлявая древесина опалубки разрушилась, и Николай полетел в чёрную бездонную глубину. Страх, который он испытывал перед волками, сменился другим страхом — страхом падения в бездну…
Гридин замотал головой, силясь проснуться… Он открыл глаза, и ещё долго лежал так, без каких-либо мыслей, переживая то, что чувствовал во сне. Никогда раньше он не придавал сновидениям какого-либо значения, но в последнее время сны стали настолько яркими, что это начинало влиять на его душевное состояние.
Николай поднялся с постели. На журнальном столике стоял большой старый будильник, посмотрел на циферблат, было только начало пятого утра. Спать не хотелось, но и вставать было ещё рано. Снова лёг, взял пачку сигарет, подержал в руках. Достал из пачки сигарету, помял пальцами, закурил. Чтобы отвлечься от неприятных впечатлений возникших из-за приснившегося, стал думать о предстоящей на сегодня работе. Подумал о Наташе. «А она очень красивая. С норовом, конечно!..». Николай улыбнулся. Потом стали приходить образы из детства, воспоминания юности. Ничего необычного, всё в его жизни было так же как и у большинства нормальных людей — любящие родители, беззаботное детство, школа, друзья, получение профессии, работа… И всё шло своим чередом. «А разве в жизни ещё что-то нужно?».
Лежать просто так уже не хотелось, он встал и пошёл умываться.



* * *

— Павел Васильевич, этого мало, тема большая.
— Наташа, дорогая! Я не могу отдать тебе всю полосу.
— Я и не прошу всю полосу.
— Ужмись, схвати только самое главное. Краткость сестра таланта, а ты талантлива!
Наташа была недовольна, но ничего не могла поделать. Редактор Потапенко знал своё дело, он и сам когда-то был неплохим журналистом. У него был особый стиль руководства — мягко стелить, жёстко спрашивать. Сотрудники редакции между собой называли его Топтапенко, но фамилия здесь была ни при чём, как они говорили: «Опять топчется над душой». И ведь до тех пор «топтался», пока материал, по его мнению, не станет «добротным». По несколько раз просил переделывать — «дополнять», «углублять», «расширять», «сокращать», и при этом никогда не ругался и даже не повышал голоса. Он был хорошим организатором, вникал в каждую «запятую», и редакционным производством владел хорошо.
— Когда материал по санаторию будет готов?
— Практически готов.
— Сдавай. Селезнёв рекламу уже сверстал.
— Так снова сократите!
— Реклама, милая моя, нас кормит! Ну, иди, работай, — мягко проговорил Павел Васильевич, закончив разговор.
Наташа повернулась и пошла к двери. Потапенко, как бы невзначай, поверх очков посмотрел на её бёдра. Поправив очки, опустил глаза и продолжил читать.
Выйдя из кабинета редактора, Наташа подошла к своему рабочему столу, села.
— Макс! — обратилась она к коллеге за соседним столом. — Выручи меня. Одолжи мне на сегодня свой диктофон, мой что-то не работает.
— Я для тебя звезду с неба готов достать! — ответил коллега. — А что ты Топтапычу не скажешь: мол, несерьёзно так, купите мне новый. Я известная журналистка…
— Не паясничай. Так дашь или нет?
— Нет, ну дам, конечно… но мне он вечером самому понадобится.
— После обеда верну.
— Ладно, хорошо. Но не забывай о благе, сделанном тебе сиротою. О, добром-то не забывай!
— Да знаю я! У тебя и прыщ бесплатно не вскочит.
— Наташа, как ты плохо думаешь о людях. Я для тебя всё что угодно, от чистого сердца…
— К обеду я верну тебе твой диктофон.
— А куда ты идёшь?
— Буду брать интервью у главного врача детской больницы.
Наташа посмотрела на часы, пора было ехать. После интервью она хотела успеть в больницу к маме.
— Ну, как говорится — ни пера!..
— Пока!


* * *

— Вопрос первый — куда он ехал? — размышлял Ивлев.
— Тут же тебе и второй, — подсказывал Егор. — Откуда?
Был вечер. Оперативники сидели в кабинете и подводили итоги дня. Собрав всю информацию, какую только смогли, они планировали оперативно-розыскные мероприятия по раскрытию убийства.
— На банальное ограбление не похоже. Может это разбойное нападение? — предположил Николай.
— Нет, не подходит, — ответил Егор.
— Почему? — спросил Ивлев.
— Машина целый час стояла на дороге. А это значит, что потерпевший был в машине с кем-то и, скорее всего, с тем, кого знал.
— Логично, — произнёс Ивлев. — А дальше?
— Могли выяснять отношения, а закончилось это дракой. Тот выбрасывает тело из машины и уезжает. Труп-то без следов, а вот машина это улика.
— А машина… кому принадлежала, убитому или убийце? — продолжал Ивлев.
Задавая вопросы подчинённым, он таким образом сам рассуждал, так было удобнее разрабатывать версии.
— Думаю, конечно же, убитому.
— Да, пожалуй, — соглашался Ивлев. — Резон в этом есть…
— Убийство могло быть и непреднамеренным, — заговорил Николай. — Ведь погибший был ещё жив какое-то время.
— Да, и на это похоже, — снова согласился Ивлев.
— Но, скорее всего, всё же ограбление, — продолжал Николай. — Ведь у нападавшего был электрошокер.
— Пожалуй, — Ивлев и с этим согласился. — И о чём это всё говорит? — спросил он, посмотрев на коллег.
— А вот о чём… — начал Егор. — Думаю, было так: сначала он его электрошоком, а потом уже железкой какой-то, и…
— Железка эта, между прочим… — заговорил Ивлев, глядя на лежащий на столе в папке лист с заключением экспертизы, — изготовлена из высоколегированной стали. Ты видел где-нибудь, чтобы такие железки просто так валялись? Это, возможно, был самодельный кастет.
— И удар был сильным, — добавил Николай. — Чтобы так проломить голову, надо хорошо постараться.
— И вот ещё что… — продолжал размышлять Ивлев. — Я тут подумал, ведь туда, куда уехала машина, в той стороне гаражи и возможно…
— Ага, убил и спокойно поехал ставить машину в гараж, — прервал Ивлева Егор. — Нестыковка.
— В любом случае, это надо проверить.
— Я вот как думаю, — продолжил Николай развивать мысль Ивлева. — Если предположить, что у убитого там гараж, то ехать он мог только с трассы. Обычно из города в гаражи заезжают с другой стороны, а он ехал со стороны частного сектора…
— Так-так. И что? — взглянув на Гридина, спросил Ивлев. — Ехал с трассы…
— А вот зачем он давал такой крюк, зачем ему надо было ехать через трассу?
— Да мало ли зачем едут, — ответил Егор, ещё не улавливая мысль Николая. — С дачи, например, ехал.
— Тут до утра можно гадать, — сказал Ивлев. — Хотя можно предположить… Но это тоже знаешь, вопрос ещё большой, — начал догадываться Ивлев.
— А другого объяснения пока не нет.
— За проституткой, что ли ездил, — догадался и Егор. — Ты это имеешь в виду? Ну, вообще-то может… Но… — тут же засомневался он. — Только, это какая должна быть девица, чтобы так садануть, да ещё на коротком взмахе? В салоне-то машины не замахнешься как следует.
— А разве не бывает таких женщин? — ответил Николай, улыбнувшись.
— Предположим, что он снял проститутку на трассе, — теперь Ивлев стал развивать эту версию. — Она его электрошоком, после чего подошёл сообщник или сообщники, сели в машину, заехали сюда… Здесь он пришёл в себя, завязалась борьба. Они ему проломили голову, выбросили и уехали.
— Ну, вообще-то эта версия подходит, — сказал Егор. — Но опять же, кое-что не стыкуется. Целый час-то они, что делали на дороге?
— Да, есть некоторые непонятные моменты… — согласился Ивлев. — Но это единственная более-менее подходящая версия. А другой у нас пока нет.
— А главное это то, что мы до сих пор не знаем, кто этот бедняга, — продолжал Егор. — И об исчезновении человека никто не заявляет.
— Он, может, и неженатый был, — сказал Гридин. — Жил один. Сейчас много таких.
— Ладно, — произнёс Ивлев, подумав. — Сделаем так… Проверять, конечно, надо всё. И пока других версий нет, эта будет основная.
Всё обдумав, Ивлев начал давать оперативникам поручения на завтрашний день.
— Вадим, давай-ка завтра по гаражам поработай, — сказал он внимательно слушавшему Сидоркину. — Сторожа опроси. Может, кто машину ставил в это время. И там вообще, так посмотри. Понял, что надо?
— Всё понял, — утвердительно кивнул Вадим.
— Егор, — обратился Ивлев к Шишкину. — Это больше по твоей части, и машина у тебя есть. Надо бы на трассу съездить. Николай, ты с Егором съездишь. Посмотрите там, что к чему, поспрашивайте тамошних девиц. Может, в ту ночь и видели кого, новенькую какую красавицу. Они ведь там сами пасут друг друга, конкуренция.
Ивлев помолчал немного, потом заговорил:
— И если это банда, и наше предположение окажется правдой… — он покачал головой. — То покой нам будет только сниться. Не исключено, что они ещё раз попытаются сделать то же самое.


Гридин вышел из автобуса. Он подходил к дому, когда завибрировал лежащий в кармане куртки мобильный телефон. Николай остановился, чтобы достать его. На дисплее телефона, звонко проигрывающего мелодию вызывного сигнала, высвечивалось: «Ник».
— Ник, здорово! Что звонишь?
— Привет! Ты сейчас где?
— Да почти дома. Подхожу уже.
— А я тут недалеко, мимоходом. Я что звоню, дело есть. Ты как?
— Ну заходи, посидим, поговорим.
— Тогда я сейчас. Жди.
— Давай.
Николай положил телефон в карман и направился к ларьку. По пути домой он собирался купить себе бутылочку пива, но раз уж Никольский придёт, то взять придётся две.
Николай открыл дверь пришедшему другу.
— Привет ещё раз! — Никольский протянул руку для пожатия.
— Заходи, я тут как раз ужин готовлю.
— Ну а это к ужину будет, — Никольский достал из сумки две банки пива, протянул Николаю. — На, держи. В холодильник пока положи.
Никольский разулся, и они прошли в кухню вместе.
— Как у тебя дела? — спросил он.
— Да нормально.
Николай подошёл к плите и стал вилкой переворачивать с шипением жарившиеся на сковородке колбасные ломтики. Разбив несколько яиц, плюхнул на колбасу.
— У тебя как?
— А-а! — Никольский махнул рукой. — Бегаю всё. Ты слышал, в Фрунзенском районе маньяк объявился.
— Да, читал оперативные сводки, — ответил Николай, доставая из настенного шкафа две тарелки.
— А у вас как? Тихо?
— Да ну! Когда оно тихо-то было? Хватает работы.
Николай достал из холодильника две бутылки пива, которые уже охладились, а принесённые Никольским банки положил в морозильную камеру. Поставил на стол стаканы, сковородку с яичницей поместил на середину стола. Сели за стол, Николай налил в стаканы пиво.
— Что за дело-то у тебя? — глотнув из стакана, спросил Николай друга.
— Сейчас расскажу…
Никольский взял стакан, сделал сразу несколько больших глотков, и на стол поставил почти пустой стакан. Мужчины утоляли голод и, поэтому, какое-то время заняты были только едой и допивали пиво.
— День милиции, как отмечать будете? — спросил Никольский.
— Да как всегда. Пока вроде у меня обговаривали собраться. Ивлев вряд ли придёт, он человек с семейными традициями. Егор с женой будут. Ну и Павел ещё. Ты приходи. Может, ещё кто. Наташа, естественно. Можно Марину пригласить. Помнишь её? Инспектор по несовершеннолетним, белобрысенькая…
— А-а, Марину! Помню, конечно. Не замужем ещё?
— Нет. Свободна!.. — Николай подмигнул.
— Да ну! — отмахнулся Никольский. — Она выше меня ростом, командовать ещё мной начнет…
— А зря, девушка-то — хороша собой!
— Да мне сейчас как-то не до этого, — проговорил Никольский уже серьёзно.
Николай достал из холодильника банки, одну открыл, разлил пиво в стаканы.
— Вот какое у меня дело… — начал Никольский, глотнув. — Мне надо статью написать о милиции. И вообще, о милицейских буднях, там о…
— И что ты от меня хочешь?
— Понимаешь, мне надо о ком-то написать. Ну, в общем, не про то, как расследуется преступление, не о преступниках… а как работается людям в погонах на защите интересов граждан. О тех, кто работает каждый день, совершая подвиги. Как рискуя своей жизнью…
Николай засмеялся:
— Ты прям как на партсобрании!
— Да я тебе просто объясняю, как мне написать надо.
— Ну так и пиши. Я-то тебе чем могу помочь?
— Так я тебе и говорю — что мне надо о ком-то написать! О тебе, например.
— Ну уж нет, — Николай перестал улыбаться. — Вон про Ивлева напиши. Он мужик интересный, хороший опер.
— Да Ивлев точно также станет отнекиваться.
— И правильно сделает.
Допили пиво. Николай поставил на стол пепельницу, закурили.
— Знаешь, тут есть один момент, — начал Николай, затянувшись, — это с оперативной работой связано. Лишняя огласка кому нужна.
— Да понимаю я. Ну что мне, про участкового, что ли писать!?
— Во, а это правильно! Про кого ещё, как не про участкового? Его-то как раз и должны знать в народе. Ты про Павла напиши. Он, кстати, трудяга. У него и на участке порядок, и что попросишь, никогда не отказывает, всегда помогает. Вот про кого писать надо.
— А-а! — махнул Никольский рукой, в которой держал сигарету. — Про участковых не так интересно, не так захватывающе. То ли дело оперативник! Люди любят про это читать.
— Ну это понятно, тебе рейтинги нужны.
— Так я за это и работаю. От этого моя зарплата зависит. У тебя вон, показатели раскрываемости. Тоже рейтинг, можно сказать.
— Где-то ты прав…
— Короче, надо мне пару статей ко дню милиции написать. У меня к тебе просьба… можно что-нибудь посмотреть у вас? Кстати, всё будет официально, через пресс-службу. С этим как всегда порядок.
Николай задумался:
— Не знаю даже, что тебе посмотреть. С патрулем поезди.
— Это не то! Этого вон в телевизоре полно.
Николай улыбнулся, сделав затяжку, стряхнул пепел. Какое-то время курили молча.
— Ну а у вас что происходит, что новенького? — затушив в пепельнице окурок, спросил Никольский.
— Новенького? Завтра вот на трассу едем. Убийство произошло. Версия есть, что мужик проститутку снял, и домой не доехал, и машину угнали. Только ты там у себя не болтай об этом, сами толком ещё ничего не знаем.
— Ты же меня знаешь. Я когда-нибудь вас подводил?
— Да нет, не подводил.
— Слушай! Возьмите меня с собой. Я тут ещё кое-какой материал собираю… может мне это пригодится.
— Если Ивлев даст добро, так и поехали.
— Да с Ивлевым договоримся, нет проблем. Если надо будет, ему указание дадут… — Никольский кивнул, головой показывая вверх.
— Ну позвони, так ближе к вечеру.
Посмотрев на настенные часы, Никольский засобирался.
— Ладно, домой надо идти.
Николай тоже посмотрел на часы. Никольский, вставая из-за стола, спросил:
— Наташа-то как поживает?
— Ты у меня спрашиваешь? — удивился Николай, тоже поднимаясь из-за стола. — Ты с ней работаешь, чаще меня её видишь.
— Да где там! — выходя в прихожую, ответил Никольский. — Ты что думаешь, мы только и делаем, что сидим в редакции? Волка кормят ноги!..
Одевшись, он взял свою сумку, накинул ремешок на плечо, похлопал ладонью по карманам сумки, чтобы убедиться, что всё на месте.
— Ну ладно, бывай!
— Пока! В общем, звони…


— Ну что, уселись? Тогда поехали.
Егор внимательно посмотрел на дорогу и стал медленно разгонять свою синюю «девятку».
— Погода сегодня хорошая, — взглянув на тёмное небо, сказал Николай. — Потеплее чем вчера.
— Хочешь сказать, сегодня клёв лучше будет?
— Там всегда клёв.
— И рыбаков там, наверное, тоже хватает, — присоединился к разговору, сидевший на заднем сидении Никольский.
— Вот только там наоборот, — усмехнулся Егор. — Рыбка ловит!
Мужчины заулыбались.
— Поедем через площадь, — сказал Егор, ведя машину по городским улицам. — А то через микрорайон ехать, по колдобинам трястись, дорога там плохая.
Вечерние улицы освещались ровным оранжевым светом фонарей. Вдоль дороги стояли подсвеченные рекламные щиты. Движение было довольно оживлённым, а вот прогуливающихся прохожих было не так много. За площадью свернули на ведущее в аэропорт широкое шоссе, доехали до кольца. Здесь дорога расходилась на три автострады: одна в аэропорт, другая на запад, и ещё была ведущая в южное направление.
За постом автоинспекции вереницей стояли большегрузные фуры. Две заправочные станции расположились невдалеке друг от друга. Была здесь и небольшая гостиница для водителей-дальнобойщиков. Вечерняя жизнь на западной трассе всегда была оживлённее. Маленькие кафе и закусочные, расположенные вдоль дороги, завлекали посетителей вывесками с разноцветными мерцающими огоньками. Воздух был пропитан запахами выхлопных газов и жарившегося на гриле мяса. У закусочных, обсуждая какие-то свои шофёрские дела, небольшими группками стояли водители.
— А вон и рыбка, — сказал Егор, кивая на трёх девушек стоявших возле кафе. Девушки с ярким макияжем на лицах стояли и смотрели на проезжающие мимо машины, курили. Одна из них держала в руке бутылку пива, иногда отпивала из неё маленькими глоточками.
— Как раз нам на троих! — разглядывая девушек, пошутил Никольский.
— Им бы ремня дать да уроки заставить делать, — ответил Николай, он тоже посмотрел на девушек.
— Это уже бесполезно, — проговорил Егор.
— Да это понятно. Это в своё время надо было делать. Да, видимо, некому было ремня давать. А сейчас толку не будет.
— Ну что? — размышляя, произнёс Егор. — Я так думаю, если погибший домой ехал той дорогой, то, значит, он кого-то там и посадил к себе в машину.
— А вот и неизвестно, как он ехал, — сказал Николай, оглядывая дорогу. — Может, и не он уже ехал, а его везли.
— Думаю, что те, кто взялись промышлять грабежом с угонами, вряд ли бы здесь свою жертву ждали. Уж слишком всё на виду. Поди, не дураки, — рассудил Егор.
— Пожалуй, — согласился Николай. — Проедем дальше.
Они выехали на трассу, которая граничила с их районом, огибая район, трасса уходила дальше на юг. Машин ехавших в южном направлении было немного, больший поток был в обратном направлении.
— Давай только до моста проедем, — предложил Николай план действий. — За мостом уже дачные общества начинаются, и освещения нет.
Проехав немного, они увидели двух девушек.
— Вот и ещё одно рыбное место, — глядя на дорогу, сказал Егор.
Девушки стояли на обочине недалеко от автобусной остановки.
— Проедем дальше, — ответил Николай. — С этими на обратном пути поговорим.
Проехали по трассе ещё немного.
— Вон ещё одна, — сказал Никольский, глянув вперёд на дорогу.
На противоположной стороне дороги стояла небольшого роста девушка в коротком тёмном пальто.
— А почему они здесь-то стоят? — спросил Никольский, оглядывая в окно местность. — Место по этой трассе для этого… вроде не очень. И клиентов здесь, наверное, мало.
— А ты за них не переживай, им тут хватает, — ответил Егор. — Они верной дорогой идут, — добавил он насмешливо.
— Эта дорога для них скоро золотая будет, — стал разъяснять Николай. — В бору посёлок новый строят для богатых. Там дачи как средневековые замки.
Проехали ещё немного, но больше никого не увидели, других девушек здесь не было. Егор развернул машину как раз у того поворота, что вёл в их район. Дорога эта проходила через частный сектор недалеко от которого обнаружили труп. На обратном пути они снова увидели девушку в тёмном пальто.
— Давай-ка подъедем к этой, — предложил Николай.
Егор сбавил скорость и направил автомобиль к обочине, туда, где стояла девушка. Николай опустил стекло и внимательно посмотрел на девушку. Та, видя, что в машине ещё двое, постояла немного, видимо, раздумывала: подходить или нет, но потом всё-таки решилась и подошла.
— И почём нынче, красавица? — спросил Николай, оглядывая девушку.
— Смотря, что вы хотите.
— Да… как обычно.
Девушка оценивающе посмотрела на клиента, потом на сидящих в машине, наверное, обдумывала: сколько можно запросить с этого.
— Двести, — сказала она твёрдо. — Но только с одним.
— Двести? Мм!
Николай посмотрел на Егора, который тоже удивлённо покачал головой.
— Ну ладно, садись.
Девушка недоверчиво посмотрела на мужчин.
— Я только с одним буду, — снова повторила она свои условия.
— С одним, с одним. Садись!
Николай повернулся к Никольскому.
— Открой девушке дверку.
Никольский открыл дверцу, подвинулся, освобождая место. Когда девушка села в машину все трое начали разглядывать её. На вид ей было лет двадцать. У неё была белая кожа лица, на щеках розоватый румянец, естественно, наведённый, красноватые волосы, видимо, крашенные, большие тёмные глаза смотрели недоверчиво.
— Как тебя зовут? — спросил Николай.
— Лена, — глядя на него, ответила она.
— Лена! Ну, давай, Лена, поговорим.
Девушка удивлённо посмотрела на клиента.
— А мы что, никуда не поедем? — спросила она, глядя на него уже с некоторым подозрением.
— Есть к тебе, Лена, у нас несколько вопросов, — начал Николай.
— Я никуда не поеду с вами, — испуганно проговорила девушка, пытаясь открыть дверцу, чтобы выйти из машины.
— Сиди! — приказал он.
— Кто вы? — держась за дверцу обеими руками, спросила она, испуганно оглядывая мужчин.
— Не бойся, мы из милиции, — сказал Николай, уже несколько мягче, чтобы успокоить девушку.
— Я… Я ничего не сделала! — проговорила Лена, отнюдь не успокаиваясь.
— Если ответишь на наши вопросы, то отпустим.
— Я ничего не знаю, — сказала она с обидой в голосе, досадуя на то, что попала в такую ситуацию, и отвернувшись, стала смотреть в окно.
— Ладно, тогда сейчас поедем в отдел… Там посидишь до утра в камере с клопами.
Девушка, опустив голову, задумалась. Она, конечно, знала, что ничего большего, чем штраф ей не грозит, но, видимо, упоминание о камере с клопами возымело своё действие.
— А если скажу, то отпустите? — неуверенно, но с надеждой в голосе, спросила она.
— Отпустим, — пообещал Николай.
Лена пожала плечами:
— Ну, спрашивайте. Только ведь я ничего не знаю.
— Давно здесь… работаешь? — спросил Николай, пристально глядя на неё.
— Нет, не давно.
— Это сколько — не давно?
Лена призадумалась.
— Третью неделю, — взглянув на милиционера, ответила она.
— Кто вас тут попасывает? — спросил Егор.
Лена, поджав губы, молчала.
— Говори! — Шишкин строго посмотрел на девушку. — А то будто мы не знаем. Здесь убийство произошло. И ты может подсадная утка, и с грабителями заодно. Дело ведь так можно повернуть.
— Арслан, — ответила Лена.
— То-то же.
— Девушек здесь много бывает? — снова стал расспрашивать Николай.
— Нет, не так уж и много.
— Всех знаешь?
— Знаю некоторых.
— А новенькие здесь появлялись в последнее время?
— Новенькие? — Лена пожала плечами. — Я же не смотрю за ними. Мне какое дело…
Николай посмотрел на Егора.
— Так мы вряд ли чего узнаем.
— Давай дальше проедем, — предложил Егор. — Посмотрим ещё кого.
Он завел двигатель, и машина медленно покатила отъезжая от обочины. Девушка забеспокоилась.
— Вы же сказали, что отпустите меня! — взволнованно заговорила она.
— Отпустим, — ответил Егор. — Но не здесь же. Как мы посреди ночи тебя на дороге оставим? А вдруг маньяк какой нападёт! — Шишкин улыбнулся. — Разве мы можем девушку одну оставлять?
Лена окончательно обиделась, её обманули, отвернувшись, она безучастно стала смотреть в окно.
Подъезжая к автобусной остановке, они увидели, что возле девушек, которые стояли невдалеке, стоит тёмная приземистая иномарка.
— О, у этих уже клиенты, — сказал Егор.
Он сбавил скорость и стал всматриваться в стоявшего рядом с девушками молодого мужчину. Второй сидел в машине за рулём.
— Так это же Лис! Лисин. Помнишь его?
— Помню, — ответил Николай, глядя на парня. — Ещё когда он только мелкой шпаной был, помню его.
— Он здесь сейчас мытарем бомбит, и за девочками присматривает.
— Давай-ка разворачивайся, потолкуем с ним.
Егор развернул машину и направил к стоявшей на дороге компании. Молодой человек, увидев подъезжающий автомобиль, перестал беседовать с девушками и стал всматриваться, пытаясь разглядеть тех, кто был в машине. Он, видимо, думал, что это клиенты. Егор остановил машину, открыл дверцу и неторопливо вышел. Николай вышел вслед за ним. Молодой человек, узнав в вышедших из машины сотрудников милиции, подал девушкам знак рукой, что-то сказав им. Девушки тут же отошли к автобусной остановке, изображая ожидающих автобус. Молодой человек поспешил к своей машине.
— Лисин! Ну-ка стой! — громко крикнул ему Егор.
Лисин остановился у открытой дверцы машины.
— Мне некогда, я тороплюсь.
— Ты сейчас в камеру заторопишься, — строго произнёс Егор.
— За что? Не имеете права!
Егор и Николай подошли к Лисину. У него был бегающий взгляд, стоял он как-то криво и с недоверием поглядывал на оперативников.
— Нам уже ехать надо. Остановились так. Вот девочек увидели… — скороговоркой начал он. — Они подвезти нас попросили…
Когда Лисин говорил, то подёргивал головой как рэпер, при этом ещё и жестикулировал.
— Ты мне лапшу про девочек не вешай, — сказал Егор. — Подвезти! Ты их тут пасёшь.
— Без понятия, о чём вы?
— Сейчас поймёшь! Убийство здесь произошло, и первый подозреваемый… — Егор ткнул ему в грудь пальцем, — это ты! Мужчина девочку вашу снял. А ему голову проломили и обчистили.
— Э!.. Э-э, подождите, я тут ни при чём!.. — дергаясь, выкрикнул Лис. — Убийство! Не-а, мы таким делом…
— Короче, незнакомые были на трассе, которые не ваши?
— А я откуда знаю, — ответил Лис, немного успокоившись.
— Ты не придуривайся. Мы не из полиции нравов Майами. Я не по твоему бизнесу здесь. А будешь придуриваться, облавы каждый день будут, — припугнул Егор. — Арсланчик-то, поди, с тебя спросит за непорядок?
Шишкин специально упомянул о хозяине здешнего бизнеса, Лис всего лишь шестерил.
Став немного покладистее, Лисин начал говорить:
— Не, ну вы поймите, нам зачем такое… У нас всё честно. Нам такие напряги незачем.
— Значит, никого не видел чужих?
— Не-а, все свои.
— Появится кто не из ваших, сразу позвонишь мне. Помнишь ещё мой номер телефона?
— Всё, договорились, — ответил Лис, подобострастно взглянув на оперативника.
— Я с тобой не договариваюсь, я указываю, что ты должен будешь сделать! — посмотрев Лисину в глаза, твёрдо проговорил Егор.
Гридин, наклонившись к сидевшему за рулём иномарки парню, сказал:
— Включи-ка свет в салоне. Водительское удостоверение предъяви.
Парень, беспрекословно подчиняясь, достал из кармана права. Николай посмотрел в документ, потом в лицо водителю.
Шишкин и Гридин вернулись к «девятке», сели.
— И вы ещё ложитесь под эту мразь! — сказал Егор, посмотрев на девушку.
Та ничего не ответила, продолжая молча смотреть в окно. Егор повернул ключ зажигания, заводя двигатель.
— Ну, и что теперь?
— Что-то не сходится во всём этом, — обдумывая, проговорил Николай. — Эти вряд ли к этому делу причастны. Им-то, действительно, зачем это надо? И кого-то чужого они бы сразу заметили, у них тут свой контроль.
— Ладно, поедем в отдел. Может, ещё чего придумаем, — сказал Егор, надавливая на акселератор, и машина резко тронулась с места.
В отдел приехали, когда было уже совсем поздно.
— Пойдём в кабинет, поговорим, — сказал Николай девушке.
Егор зашёл в дежурку. Никольский, Николай и девушка прошли в кабинет.
— Садись, — указал Гридин девушке на стул у окна, сам сел за свой письменный стол.
— Как зовут?
— Я же уже говорила, Лена меня зовут, — удивлённо глядя на милиционера, ответила девушка.
— Имя, фамилия, отчество?
— А зачем? — широко открыв глаза, спросила она.
Николай взглянув на девушку, усмехнулся.
— Проверить тебя надо, — сказал он, уже построже глянув на неё. — А вдруг ты преступница и в розыске находишься?
— Я?.. Никакая я не преступница! — возмущённо воскликнула девушка.
Глаза её заблестели, словно она вот-вот расплачется. Так просто сдаваться девушка не хотела. И было видно, что эта красна девица уже не первый день на дороге, и задерживали её, видимо, тоже не в первый раз.
— Ладно, ладно, не преступница, но фамилию-то свою назови, — уже спокойнее продолжал Николай.
— Протокол будете составлять? Может, не надо?.. — Лена умоляюще посмотрела на него.
— Фамилию назови! — строго произнёс он, девушка начала раздражать его.
Видя, что милиционер непреклонен и разжалобить не удастся, Лена выпрямила спину, гордо подняла голову и, сделав безучастное лицо, стала отвечать на вопросы:
— Леденёва.
— Отчество как?
— Анатольевна.
— Лет сколько?
— Двадцать один.
— Приводы в милицию были?
Лена отвернулась и демонстративно не смотрела на милиционера.
— Я спрашиваю, задерживали тебя? Ладно, посидишь в камере, вспомнишь, — припугнул Гридин девицу. — Задерживали тебя или нет, проверить не долго.
— Задерживали, — наконец ответила она, рассудив, что молчание может закончиться камерой.
— Каким отделом?
— Ленинским.
— Ленинским? — переспросил Николай, несколько удивлённо взглянув на девушку. — А чего же ты из центра сюда перебралась? Что, конкуренция там больше?
Та промолчала.
— Место жительства?
Лена не отвечала.
— Прописана где? — уже строже спросил Гридин.
— У родственников, у дяди с тётей. Они не здесь живут.
Лена назвала районный городок.
— А здесь где проживаешь?
— На Вокзальной. Комнату снимаю.
— Ещё и без регистрации, поди, — глянув на девушку, сказал Николай. — Родители твои, где проживают?
— Нет у меня родителей.
Вдруг девушка всхлипнула, глаза стали влажными, и она умоляющим голосом стала просить:
— Только не сообщайте моим родственникам, они хорошие. Дядя умрёт, если узнает. У него сердце… Прошу вас, умоляю!
Лена закрыла лицо ладонями и заплакала. Никольский посмотрел на Николая, кивнул головой, показывая на девушку, потом махнул ладонью, как бы говоря: «Отпустил бы ты её».
Гридин встал, взял листок с записанными данными.
— Ладно. Пойду в дежурку, позвонить надо. Посиди с ней, — сказал он Никольскому. — Воды ей дай. Вон в графине.
Николай вышел из кабинета. Никольский взял графин, налил в стакан воды, подал плачущей девушке.
— Успокойся. Вот воды выпей.
Девушка подняла голову, взглянула на стакан, потом на мужчину с бородкой, протянула руку, взяла стакан, сделала маленький глоток, отдала стакан обратно. Посмотрев на бородатого добряка с надеждой, что её минует эта участь, она спросила:
— Он меня арестует?
Видимо девушке не очень хотелось провести ночь в камере.
— Нет, не арестует, — ответил Никольский, улыбнувшись.
Лена поверила его добродушной улыбке и немного успокоилась.
— А он кто, начальник?
— Ну… в общем… — Никольский пожал плечами, но так, что как бы это означало «да».
— Строгий. Я его боюсь!
— Кого, Николая? Что ты, он хороший человек!
Лена огляделась, почувствовала себя более уверенно.
— Вы тоже милиционер?
— Я журналист, — не без гордости ответил Никольский.
— А я почему-то так и подумала!
Взглянув на журналиста уже совершенно сухими глазами, Лена улыбнулась, посмотрев на него так, будто и не плакала вовсе. Лицо оживилось, глаза заблестели в свете настольной лампы стоявшей на столе.
В кабинет вошёл Гридин.
— Всё, на сегодня хватит, — сказал он. — Поедем по домам.
— А со мной что будет? — испуганно спросила Лена, готовая снова заплакать.
— Домой поедешь, под конвоем, — собирая сумку, не глядя на девушку, ответил Николай.
— Под конвоем?
— Чтоб спокойнее было. А то снова на дорогу пойдёшь. Прибьют где-нибудь, и нам ещё один глухарь… Нет уж! — строго произнёс Николай, глянув на девушку.
Он взял сумку, выключил настольную лампу.
— Ник, я там договорился, тебя на дежурке до дома довезут. Но сначала эту красавицу, и смотри, чтоб до самого дома. Время-то позднее. А меня Егор подбросит.
Они вышли из отдела. Егор уже сидел в машине.
— Вон ваша карета, — сказал Николай, показывая на стоявший у крыльца милицейский «газик». — Ну всё, пока!
Гридин сел в «девятку» к Егору. Никольский помог девушке забраться в милицейскую машину, потом сам сел.
«Газик» ехал быстро, водитель ловко объезжая колдобины, на поворотах не притормаживал. Сидевших сзади пассажиров сильно заносило. При очередном резком повороте Лена не удержавшись, непроизвольно выставила руку, и ладошкой упёрлась в ногу Никольского.
— Ой, извини, — сказала она смутившись.
— Да ничего.
Никольский почувствовал тонкий волнующий запах её духов. Задние сидения в салоне были поставлены низко и колени пассажиров высоко поднимались, сидеть было неудобно. Николай невольно скользнул взглядом по Лениным коленкам, торчавшим из-под короткого пальтишка. Теперь смутился он.
— Как заезжать? — спросил водитель, когда они подъехали к микрорайону, где жила Лена.
— Ой, не надо, я вон в том доме живу, — она пальчиком показала на пятиэтажку стоящую невдалеке.
— Я тоже здесь выйду, — сказал Никольский. — Мне здесь недалеко, я и на трамвае доеду, — он посмотрел на девушку. — Мне ведь приказано тебя прямо до подъезда проводить.
Они вышли из машины, Никольский с силой захлопнул дверцу. «Газик», разворачиваясь, надрывно газанул несколько раз и умчался, подняв за собой дорожную пыль.
Ночь была тёплая. На безоблачном небе видны были маленькие точки звёзд. Лена направилась в сторону дома. Никольский, поправляя сумку, закинув её за спину, последовал за Леной.
— Кстати, меня зовут Ник! — представился он.
— А меня Лена, — улыбнувшись, представилась она.
— Это я уже знаю, — тоже улыбаясь, сказал Николай.
— А почему Ник? Американец что ли? — спросила она, взглянув на него
— Не-ет! — засмеялся он.
Непринуждённо разговаривая, они неспешно пошли по тротуару.
— Это с детства повелось… Меня Николаем Никольским зовут. Николаем в честь деда назвали. Друзья в школе называли меня Ник. Мама звала Ники.
— Ники! Смешно как! А вообще, мило.
— Лена!.. — Никольский, замедлил шаг. — Извини, конечно, за вопрос… Можно тебя спросить?
— Спрашивай.
— А ты… ну… работаешь где или учишься? Ну, кроме…
Никольский как бы застеснялся и уже не знал, как закончить свой вопрос. Он даже пожалел, что начал расспрашивать об этом, но ему очень хотелось понять, как это она…
— Ну, вот мы и пришли. Здесь я живу. Вон то окно это моя комната, — Лена показала на крайнее окно первого этажа.
Они остановились возле подъезда.
— А работаю я в магазине, продавцом. Бытовая химия, парфюмерия, — совершенно спокойно ответила Лена, но обсуждать дальше свою жизнь с каким-то журналистом, была не намерена. — Спасибо, что проводил, — направляясь к подъезду, поблагодарила она.
Николай поспешил за ней.
— Извини!.. — у него возникло чувство, то ли жалости, то ли переживания за судьбу девушки, и он даже был готов как-то поучаствовать в её жизни. — Просто я хочу понять… Ты такая красивая, умная девушка, но ведь, можно же как-то по-другому… Не так!
Лена обернулась.
— А ты не суди, — холодно произнесла она.
Лена вполне твёрдым взглядом посмотрела на журналиста. И в её глазах уже не было того, что так живило лицо, когда в чёрных зрачках лучиками отражался попадавший на них свет. Она развернулась и вошла в подъезд.



* * *

Николай ходил в поликлинику, смотрел медицинскую карту Вороновой, ничего особенного в ней нашлось. Поговорил с участковым врачом, обычные старушечьи болячки. Вряд ли здесь можно было что-то узнать, но проверять надо было всё. Потом направился в ЖЭУ, может у них можно будет что-нибудь разузнать.
Когда начинаешь работу по раскрытию преступления, сначала кажется, что везде одни сплошные загадки. Такая это работа — день за днём расспрашивать, высматривать, собирать информацию. Потом, когда это всё сопоставляется, проявляются очертания произошедших преступных событий, и мотивы преступников, и их действия, и в конечном итоге, появляются и сами преступники.
Николай вошёл в подъезд кирпичной пятиэтажки. На первом этаже дома, в перепланированных квартирах находился жилищно-эксплуатационный участок, здесь же был и паспортный стол.
В коридорах была тишина, время было обеденное. Николай посмотрел на приоткрытую дверь с табличкой «Бухгалтерия», оттуда доносились голоса, и он решил зайти. По словам соседей, старушка домоседкой не была, и работники коммунального предприятия наверняка её знали, как правило, они многое знают о жильцах проживающих на территории, которую обслуживают.
Подойдя к двери, он заглянул в комнату, потом вошёл.
— Здравствуйте!
— У нас обед! — крикнула одна из женщин, дама крупной комплекции и трудно определяемого возраста, она усиленно жевала, откусывая от большого бутерброда, крепко держа обеими руками.
В комнате за письменными столами сидели ещё несколько женщин, на первый взгляд очень похожих друг на друга. Все они ели, разложив на столах между кипами бумаг принесённые из дома пирожки и бутерброды, запивая всё это чаем и кефиром. В процессе поглощения пищи они успевали ещё и оживлённо разговаривать.
— Я из милиции, уголовный розыск, — представился Гридин.
Для придания большей значимости своему вторжению, Николай добавил:
— Я по поводу убийства Вороновой.
Женщины тут же перестали жевать и уставились на сотрудника милиции.
— А-а?.. А что вы хотели узнать? — спросила дама с большим бутербродом.
После этого вопроса женщины разом загалдели:
— А я говорила, добром это не кончится!
— Убили! Киллером убили!
— Вот и помогай после этого людям!
— И всё им мало! Наворовали… так ещё и…
— И ведь ещё будут воровать!
— Куда только у нас смотрит…
— А ты думаешь, они на всё это… просто так глаза закрывают!
— Так женщины, а ну-ка тише! — скомандовал Николай. — Кто убил? Кому мало? Давайте всё по порядку.
Услышав уверенный голос сотрудника милиции, женщины притихли.
— О чём это вы сейчас только что говорили? Кто мне разъяснит?
— Веру Васильевну мы ведь хорошо знали, — заговорила дама с бутербродом, по-видимому, она была старшим бухгалтером. — Вера Васильевна к нам часто заходила. Знаете, она у нас активистка… была. То по ремонту в подъезде заходила, то крыша протекала. Она всё и решала как старшая по дому, всё хлопотала. А тут вот, письмо написала…
Женщины тут же снова загалдели.
— Да куда только не писала, и ведь всё без толку!
— А им знаешь, на нас…
— Так, подождите, — подняв руку, прервал Николай женщин. — Давайте всё по порядку.
Дама продолжила рассказывать:
— Там площадка есть возле дома, за дорогой, вернее, была… небольшой пустырь. И жильцы для детишек организовали детский городок. А потом пришли эти… кооператоры и поставили ларёк. Замусорили же всё! Ну и знаете, мужички напьются и тут же… В общем, загадили там всё. А Вера Васильевна воевала с этими кооператорами…
— Она всегда за справедливость была!
— Они её и убили! — повернувшись к той, что это сказала, полушёпотом проговорила одна из женщин.
Все снова загалдели.
— Вот вы милиция, так вы и разберитесь!
— Скоро совсем от них житья…
— И детей наших спаивают!
Николай уже понял, что надо уходить отсюда. Да и вряд ли это всё имеет какое-либо отношение к убийству. Мало ли пишут, кто на это внимание обращает. Стал бы кто убивать из-за этого.
— Спасибо вам за очень ценную информацию, всего вам доброго!
Как только Гридин закрыл за собой дверь, галдёж только усилился.
— У-уф! — произнёс он выдохнув.
Николай направился по коридору в паспортный стол. Паспортистка была женщина спокойная, грамотный в своём деле специалист, он хорошо её знал, часто приходилось встречаться по служебной надобности.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте! — поприветствовала его работник паспортного стола. — Давненько вы у нас не были.
— Да вот, повода всё никак не было.
— А сейчас повод есть, — паспортистка понимающе посмотрела на него поверх очков. — По Вороновой?
— Про неё самую.
— Выписки смотреть будете?
— Да, надо посмотреть на всякий случай.
Паспортистка выдвинула из шкафа длинный ящик с карточками и поставила на стол.
— Вот, смотрите. Садитесь сюда, — предложила она сесть за соседним столом.
Николай сел, начал перебирать карточки. Иногда он останавливался на какой-нибудь из них, вчитывался в слова, написанные неразборчивым почерком. Найдя карточку Вороновой, он стал просматривать записи. Вся её жизнь в кратком изложении, описанная цифрами и штампами, умещалась всего на двух небольших листках: места проживания, отметки о регистрации, пометки о выдаче справок, и тому подобное, в общем, ничего интересного. Как вдруг, внимание Николая привлекла одна запись — предыдущий адрес места жительства Вороновой. И по проставленным датам выходило, что проживала она там двадцать лет назад. «Так это же… Я же тоже там жил! Улица Северный проезд, дом девять, квартира один. Да и этот дом я знаю, в нём Лешка жил, Малкин Лёшка. Он на втором этаже жил, в восьмой квартире. В школе с ним учились вместе, до шестого класса. Сидел за мной, с Юлькой. А Воронова жила в первой квартире…».
Из памяти начали выплывать образы далёкого детства. Их двор, их дом. Они жили в доме номер семь. Он никогда не забудет, как мать его ещё маленького заставляла стишком заучивать домашний адрес:
Северный проезд, дом семь, квартира пять,
Северный проезд, дом семь, квартира пять,
Я пошёл гулять.
Погуляю, погуляю и приду домой опять.
Гридин улыбнулся, в груди что-то приятно заныло. А потом они переехали на другой конец города, и пацанов больше он уже не видел. «Нет, с Малкиным-то встречались, когда наши команды играли на кубке города, он вратарём у них был. Долговязым стал. Нам уже лет по четырнадцать было. Мы тогда у них выиграли…». Будто в другой жизни всё это было. А на новом месте время как-то быстро пошло. Повзрослел, выпускной, армия. Отец… его уже нет в живых…
Вдруг воспоминания оборвались. Он отложил листки, посмотрел в окно, у него было такое чувство, будто он только что вернулся сюда из прошлого. Снова взглянул на листки. «Так… Воронова… где я её мог видеть?
— Ну что, нашли что-нибудь интересное? — спросила паспортистка.
— Да, интересное есть…
Николай взглянул на паспортистку и словно встряхнулся.
— А? Да нет. Ну, для общего представления о Вороновой, конечно, эта информация пригодится. Ладно, спасибо, пойду.
Домой Николай пришёл раньше обычного. По пути зашёл в магазин, купил продуктов и пару бутылок пива. Поужинав, позвонил Наташе, узнал как дела, договорились встретиться. Без особого интереса посмотрел телевизор, решил лечь спать. Заснуть долго не мог, раздумывал о странном стечении обстоятельств. «Сны эти… потом убийство этой старухи. Как-то это всё…».


— Молодец, Вадим, хорошо поработал… — говорил Ивлев, сидя за своим столом и просматривая исписанные от руки листы, из плотной жёлтоватого цвета бумаги с наклеенными на углах фотокарточками.
Это были материалы из картотеки по учету лиц, имеющих судимости, а также освободившихся и находящихся под надзором.
— Неужели они? — продолжал Ивлев. — Ну, Сучков, этот ещё может. У него, кроме краж, хулиганство есть по части второй. А вот Краюхин? Этот же просто алкаш!
— Да они оба алкаши, — сказал Павел, хорошо знавший этих двоих.
— Неужто у них хватило ума провернуть такое дело? Убийство, да ещё и угон?.. — всё сомневался Ивлев.
— Не похоже на них, — проговорил Егор. — Не думаю, что они смогли совершить разбойное нападение.
— У меня на них уже столько протоколов, — снова заговорил Павел. — И всё по пьянке. Из вытрезвителя по три в месяц приходят.
— Пропились до нитки, вот и пошли на разбой, — сказал Николай. — Нигде же не работают.
— У отца Сучкова «жигулёнок» был старенький, я помню это, — продолжал Павел, хорошо знавший эту семейную историю. — Как только отец умер, так сынок сразу продал машину, а гараж остался.
— Да, эта информация интересная… — задумчиво произнёс Ивлев, хотя он и сомневался в том, что эти двое могли совершить такое преступление. — Надо будет проверить.
— Сторож, старик этот, — заговорил Вадим, довольный собой, — хорошо, что мне встретился! Я ему сказал: как увидишь что-нибудь подозрительное, так сразу звони. И вот же не зря!
Вадим ещё раз стал пересказывать, как им была получена эта информация:
— Я ему, когда номер своего мобильного давал, то проинструктировал как следует. А наблюдательный старик оказался! Он проходил мимо и увидел, что в гараже у Сучкова иномарка стоит. Створка одна приоткрыта была, сторож и спросил у него про машину. Он же знал, что тот после смерти отца «Жигули» продал. Сторожу-то я сказал, что иномарку ищем. Старик отца Сучкова хорошо знал, и про сына знает, что тот пьяница. Откуда у него иномарка-то!
— Может и взять их сразу, а? — предложил Павел.
— Без явных доказательств того, что это они, — подумав, заговорил Ивлев, — мы не можем провести обыск в гараже Сучкова.
— У-у, я найду повод проверить гараж. На пожаробезопасность, например.
— Нет, так заподозрить могут. Вдруг с ними ещё кто-то был, спугнём. Уж очень сомневаюсь я, что они сами смогли провернуть такое дело.
— Да, на то похоже, — согласился с Ивлевым Егор. — Там на Краюхина только посмотреть, его от ветра валит.
— И ума не шибко, — дополнил картину участковый.
— А тем более с электрошокером нападать, — продолжал Ивлев, — его ещё достать где-то надо.
— Купили! — пошутил Егор.
— Куда там! — ответил Павел. — Им на бутылку-то не собрать.
— А может, нашли! — сказал Вадим.
— Ладно гадать! — заговорил Ивлев, уже составив в уме план действий. — Вот что, установим наблюдение. Я думаю, они машину взяли не для того, чтобы покататься. Или на запчасти, или скинут по дешёвке. И брать их надо, либо когда перегонять машину будут, либо когда по запчастям таскать начнут.
Ивлев приготовил чистый лист бумаги.
— Значит так!
Он задумался и кончиками пальцев, слегка прикасаясь, начал тереть лоб, как это всегда делал, когда напряжённо думал.
— Я попрошу у Лобачевского, чтобы дал нам в помощь ещё кого-нибудь. Днем из отдела там кто-нибудь дежурить будет, а ночью уж мы сами по очереди.
Ивлев снова слегка потер пальцами лоб.
— Днём они вряд ли решатся машину перегонять. И потом, сомнение у меня на счёт них есть… они ли? Но, если это всё же та машина, то, скорее всего с ними ещё кто-то должен быть, тот, кто всё это организовал, а они так, на подхвате были. Или такое может быть, что Сучков гараж кому-то под отстойник сдаёт.
Ивлев взял ручку.
— А других версий у нас и нет… — произнёс он, и начал писать, составляя график дежурства.
Закончив с этим, Ивлев обратился к Сидоркину.
— Ну что, Вадим! Раз уж это по твоей информации, тебе и начинать. Сегодня твоя ночь будет.
— Хорошо! — обрадовался Вадим. — «Засада!», — подумал он.


Николай встретил Наташу возле остановки.
— Куда пойдём? — спросила она.
— Давай зайдём куда-нибудь, погреемся! — глядя на неё, улыбнувшись, предложил он. — Тут и кафе недалеко есть, посидим, поговорим.
— Ну давай, посидим, погреемся! — с улыбкой отвечала она.
Уже стемнело, было не холодно, но в воздухе чувствовалась сырость. Они шли по улице мимо ярко освещённых витрин маленьких магазинчиков, которые располагались в ряд на первых этажах домов и разговаривали.
Николай и Наташа пришли в небольшое кафе, нашли себе место в углу, где было поуютнее, сели за столик напротив друг друга. Тихо играла музыка, круглые светильники на стенах освещали неярким розоватым светом зал. Посетителей было немного, в основном, молодые пары.
— Хорошее кафе, — сказала Наташа, рассматривая интерьер. — Мне здесь нравиться.
— Да, и главное, недорого.
К ним подошла девушка, предложила сделать заказ.
— Выпьешь чего-нибудь? — открывая меню, спросил Николай Наташу.
— Вина, может, немного, — пожав плечами, ответила она.
Он сделал заказ, себе попросил пива.
— Как у тебя дела? — поинтересовался Николай.
— Работы много, но ничего, справляюсь.
Наташа пристально посмотрела на Николая.
— А ты прочитал мою статью, ту, о которой я тебе говорила, когда позвонила?
Он на секунду задумался.
— О, да! Конечно!
— И как?
— Ну-у… значимо… — Николай, сжав кулак, потряс перед собой. — Сильно так… Молодец! Хорошая статья…
Наташа с сомнением посмотрела на Николая.
— Хорошая? Что-то мне кажется, что ты не читал статью вовсе. Сознавайся!
— Нет, правда, ты самая лучшая журналистка в городе!
— Лгунишка! — разочарованно произнесла она.
— И самая красивая! — Николай, нежно глядя на Наташу, взял её руку, накрыв руку ладонью, слегка сжал.
— Не подлизывайся. Я тебя не прощаю…
— А если прочитаю, то простишь?
— Я тебе уже не верю, — Наташа выдернула руку из под его ладони.
Им принесли заказ, Николай взял бокал с пивом, отхлебнул и, поставив, положил руки на стол.
— А ты знаешь, о чём сейчас Никольский пишет?
— Нет, не знаю, — сделав глоток из бокала, ответила Наташа.
— А хочешь узнать?
— Да опять про маньяков каких-нибудь, с кровавыми подробностями, — Наташа улыбнулась. — У него всегда один сюжет, или режут, или насилуют.
— Не любишь ты Ника.
— Нет, я же не про это. Ник очень хороший человек, просто у него работа такая. Ну, как бы жанр такой. Каждый что-то своё делает. Если у людей есть интерес к таким вещам, значит, кто-то должен об этом писать.
— А ты, значит, не читаешь его статьи.
— Я таким не интересуюсь.
— А у других?
— Если тема интересная, то, конечно же, читаю. У нас ведь ещё и профессиональный интерес друг к другу есть.
— Ну вот и поинтересуйся с профессиональной точки зрения, как пишет Ник.
— Мне интересно читать только серьёзную публицистику.
— А у него несерьёзная?
— Его тема не требует от журналиста таких уж больших усилий. Криминальная хроника, в каком-то смысле, особенный жанр, — Наташа на какое-то время замолчала, подумав, и продолжала: — Эти сюжеты сами по себе вызывают достаточно яркие образы, сам понимаешь какие. Такие тексты всего лишь только дополняют и без того яркие картины, существующие в воображении у определённого круга читателей. Наверно это потому так, что что-то откликается в них самих, и потому им это интересно. И здесь не нужно искать какие-то специальные приёмы, чтобы привлечь внимание к этой стороне жизни.
— Ага, значит, об этом и сапожник может написать?
— Нет, сапожник не может.
— И Ник не сапожник?
— Нет, не сапожник, — ответила Наташа, глотнув из бокала и посмотрев на Николая. — Ник хороший журналист.
— Так ты же не читала его статьи?
— Есть интереснее темы, — Наташа улыбнулась. — Я читаю работы коллег, но не такого жанра. Да, мы читаем статьи друг друга, но не затем, чтобы узнать у кого из знаменитостей в очередной раз украли кошелёк.
Наташа замолчала, став задумчиво смотреть на бокал с вином.
— В публицистике многое зависит не только от профессионализма пишущего, — уже несколько серьёзно, заговорила она, — но и от литературного таланта, а может даже и дара. Ведь совсем непросто найти те самые слова, которые передадут читателю и мысль, и настроение. Тем более если тема серьёзная и требует и от читателя некоторых усилий, чтобы разобраться в поднимаемых вопросах. И поэтому очень важно высказать то, что волнует человека, — она посмотрела на Николая. — Понимаешь, по-настоящему волнует!
Наташа была увлечена своей работой и относилась к ней со всей ответственностью, считая, что ответственна за каждое написанное слово, поэтому, когда речь заходила о журналистике она становилась серьёзной. Гридин немножко ревновал Наташу к её работе, но в тоже время и восхищался.
— Да, мы бывает подсматриваем, какие приёмы использовал тот или иной автор, ну и, конечно, сами потом их используем.
— Ага, плагиат!
— Плагиат это совсем другое! — Наташа засмеялась. — Ты необразованный дремучий ворчун!
Николай улыбнулся. Глядя на неё, он любовался её смеющимися глазами.
— Может, ко мне поедем?
— Коля, мне надо с мамой сейчас быть, — с грустью ответила Наташа. — Ей пока ещё нужна моя помощь. Я не могу её сейчас дома одну оставлять.
— Да, понимаю. Да, конечно.
— А ты к нам приезжай! Мама рада будет тебя видеть. Она всегда спрашивает о тебе: как ты, да как у тебя дела.
— Да, конечно. Как посвободнее буду, так и приеду. Маме привет от меня передавай, чтобы выздоравливала!
— Ладно, Коля, спасибо тебе за вечер. Поеду домой, поздно уже. Да и тебе отдохнуть не помешает. Ты выглядишь очень уставшим.
— А, ничего! — Николай махнул ладонью. — Отдохну на выходных. Нормально всё будет.
Гридин проводил Наташу до остановки, посадил в автобус и ещё долго стоял и смотрел вслед увозившему её автобусу, пока тот совсем не скрылся из виду.


— Сижу, темно, холодно! Хорошо, мама мне термос дала. А тут ещё кошки как давай орать! — рассказывал Вадим о своих приключениях.
— И покойники с косами стоят! — добавил Егор, усмехнувшись.
— К гаражу приходил кто? — продолжал Ивлев расспрашивать Вадима.
— Нет, я всё время был там, никто не приходил. К сторожу заходил, интересный старик! Поболтали немного. А из этих никого не видел, — Вадим кивнул на лежавшие на столе у Ивлева учётные карточки подозреваемых.
— Что ж, будем и дальше наблюдать, — Ивлев посмотрел на Николая. — Сегодня твоя очередь.
— Да знаю. Кто там сейчас?
— Кирилов, новый помощник дежурного.
Николай посмотрел на часы.
— Пойду потихоньку, — сказал он, вставая. — И в кафе зайти бы надо, подкрепиться на дорожку. А то ночь длинная!..
— Пирожков с собой возьми побольше, — напутствовал Егор.
— Пожалуй, и подушку прихвачу.
Гридин оделся и направился к двери.
— Рацию проверь! — крикнул ему вдогонку Ивлев.
Через полчаса Ивлев стал собираться домой.
— На сегодня всё, — сказал он, закончив писать. — По домам! Завтра день тоже тяжёлым будет. Егор, ты домой идёшь?
Ивлев и Шишкин жили рядом, и домой иногда уходили вместе.
— Нет, не сейчас, — ответил Егор, выдвигая ящик стола. — Дело ещё одно есть.
Ивлев надел плащ.
— Пошли, Вадим, домой, отдыхать, — сказал он Сидоркину.
— Да я уже отдохнул, ещё с утра!
— Отдохнуть лишним никогда не будет. Усталый боец всё равно что мёртвый боец, от такого толку никакого. Пошли!
Егор остался в кабинете один. Он просматривал записи в папках, в которых находились оперативные разработки, заведённые им на тех, кто негласно сотрудничал с ним. Егор уже давно постиг суть оперативной работы. Опытным оперативником считался тот, кто мог, получив нужную информацию, вовремя её использовать. И для этого нужно было иметь обширный круг осведомителей. Конечно, эти люди сами по себе не проявляют желания работать на оперативника, и значит, их надо заставлять давать информацию, находить в их жизни тёмные пятна и крепко этим держать. Как кукловод дёргает кукол за крепкие верёвочки, управляя ими, так и хороший оперативник держит своих информаторов.
— Привет! — заходя в кабинет, поприветствовал Егора Никольский.
— Здорово! Ты что это к нам, на ночь-то глядя?
— Да вот, решил забежать. Николая хотел увидеть, а у него мобильник не отвечает. И домой ему звонил, тоже не отвечает.
— Он на задании. Так что до утра его не будет.
— Понятно. А остальные где? — поинтересовался Никольский, усаживаясь за стол Гридина.
— Да по домам уже разошлись.
— А ты что, дежуришь сегодня?
— Сегодня не мой день, — разглядывая листы с записями, ответил Егор. — Дела ещё есть… — проговорил он, закрывая папку.
Шишкин встал из-за стола, подошёл к сейфу, открыл, положил документы. Из сейфа достал кобуру с вложенным пистолетом, надел на себя.
— Домой ещё не скоро, — поправляя ремни, произнёс он. — Должок кое с кого получить надо.
— Деньги что ли одалживал кому? — спросил Никольский, разглядывая фотографии разыскиваемых преступников под стеклом на столе Николая.
— Нет, деньги я никогда и никому не одалживаю. А должок этот года на три-четыре потянет.
— Это как? — спросил Никольский, не поняв, что оперативник имеет в виду.
— А вот так! — сказал Егор, надевая пиджак. — Находишь ты этого самого злодея, когда преступление раскроешь, и за решётку его. А когда он свой срок отсидит, не весь конечно, ему бы положено там побольше провести…
Егор замолчал, надевая пальто, застегнув пуговицы, посмотрел на Никольского и продолжал:
— Так вот, потом ты ему напоминаешь ещё кое о чём таком, что у тебя в сейфе лежит. И пока это у тебя в сейфе лежит, он под твою дуду плясать будет, потому как снова за решётку, досиживать то, что ему на самом деле положено, не захочет.
— А, понял! Подожди… А как же правосудие? — глядя удивлённо на Егора, спросил Никольский.
— Правосудие? А я и есть правосудие! — строго глянув, ответил Егор. — Совершил преступление, отсиди в тюрьме, и потом ещё бойся! Это и есть правосудие, — уже спокойнее продолжал он. — А не так, что всякую мразь сраные адвокаты за деньги от наказания отмазывают, да и судьи ещё те. Мой суд и есть суд по справедливости.


Сторожка стояла на самом въезде в большой гаражный кооператив. По всему периметру двухъярусных кирпичных строений тускло горели фонари. Николай огляделся, постояв ещё немного, пошёл к сторожке.
— Здорово, дед! Как служба? — войдя, поприветствовал он сторожа.
— А помаленьку несу её, службу-то.
Сторож, маленького роста, сухощавый, лет шестидесяти, встречая гостя, приподнялся с табурета.
— Сучков не появлялся? — спросил Николай.
— Не, не было его. И дружка его не было. Нет, не видел их.
— А ты… — Николай пристально посмотрел на сторожа, — случайно не сболтнул кому?
— Ну что я, не понимаю! — с обидой в голосе проговорил тот.
Сторож вновь присел на табурет у стола и с хитроватым прищуром посмотрев на оперативника, продолжал:
— Я ведь, можно сказать, тоже к органам имел отношение. Заключённых охранял, когда срочную-то служил. Я дело это знаю, — уже тише проговорил он, подмигнув в знак того, что всё понимает.
Домик сторожа был небольшим, как раз в длину топчана. Комфорт минимальный: стол, радиоприёмник, чайник, книги.
— Много читаешь? — взглянув на стол, спросил Николай.
— Ага, читаю! Бывало, пойду, посмотрю, обойду кругом, потом приду, почитаю, чайку попью. Так и коротаю службу. Когда молодой был, читать-то некогда было. Я тогда в колхозе работал, потом на заводе…
— Ты по ночам только? — прервал Николай сторожа, было начавшего рассказывать про свою жизнь.
— Да, по ночам только. Днём-то напарник, а мне не спится, так я по ночам и дежурю!
Николай вышел из сторожки. Было темно, изредка порывами дул холодный ветер. По небу проплывали серые облака, надолго пряча маленькую круглую ярко светившую луну. Когда её свет, пробиваясь сквозь рваные края туч, попадал на землю, всё вокруг становилось двухцветным, серебристо-чёрным, и этот заливающий землю лунный свет словно очерчивал тёмные контуры кустарников и строений.
Кооперативные гаражи напоминали большие длинные коридоры. За территорией кооператива тянулись ещё ряды гаражей, но эти были металлические, в виде домиков, они здесь были установлены ещё до кирпичных. В одном из этих железных гаражей находилась машина, которая предположительно могла принадлежать убитому, найденному на пустыре.
Николай, чтобы изучить подходы и найти место для наблюдения прошёлся по всему периметру той части кооператива, где стояли металлические гаражи. В гаражный кооператив было два въезда, центральный, возле которого стоял домик сторожа, и ещё один, с грунтовой дороги, которая пролегала за территорией кооператива. Этой дорогой преступники могли воспользоваться, если бы захотели перегнать машину. Скорее всего, так и поступили бы, чтобы остаться незамеченными.
Найдя гараж Сучкова, Николай оглядел местность вокруг, ища, где бы можно было устроиться для наблюдения. «Не стоять же тут всю ночь!». Возле гаражей был неглубокий овраг, поросший густым кустарником, перед оврагом росли раскидистые деревья, за ними можно было устроить место для наблюдения.
— Вот чёрт! — ругнулся он, запнувшись о торчащую из земли корягу.
Поискав с фонариком в руке и найдя подходящее место, Николай присел на привалившийся к земле ствол дерева, взглянул на часы. «Чай, не в разведке, курить можно!», — разрешил он сам себе. И положив фонарик к ногам, достал пачку сигарет.
Вдалеке послышался звук едущей по дороге машины, и неожиданно из-за поворота на него упал свет автомобильных фар. Николай пригнул голову, свет фар скользнул по кустарнику. Машина проехала к гаражам и остановилась. Он слышал, как хлопали дверцы, скрипели открываемые ворота, потом снова шум двигателя. Всё стихло, по дороге торопливой походкой прошёл человек.
В ожидании минуты потянулись медленно. Казалось, что прошло уже довольно много времени, но, взглянув на часы, Николай увидел, что стрелки на циферблате подвинулись всего лишь на четверть круга. Ненадолго покидая своё укрытие, он вставал, ходил, разминался ходьбой, заодно и осматривался, так вроде бы и время проходило побыстрее, потом возвращался, натянув к подбородку воротник куртки, снова садился. Куртка у него была тёплая, а вот туфли… про ноги-то он и не подумал, так и пошёл в туфлях. Николай шевелил пальцами ног, чтобы не дать им окончательно замёрзнуть. Глаза слипались, днём так и не успел отдохнуть. Под курткой, не смолкая, шипела рация, и время от времени он проваливался в белый шум, доносившийся из динамика, и тогда в голове начинали проноситься разные образы, слышались какие-то голоса… Николай встряхнул головой.
— Брр!
Поднялся, переминаясь с ноги на ногу, подвигал локтями, попрыгал на месте. Под курткой напомнил о себе тяжестью находящийся в кобуре пистолет. Николай потёр глаза, прислушался — тихо. Достал пачку сигарет, сел, закурил. Чтобы опять не заснуть, начал думать о Наташе, представил её лицо.
Время снова потянулось медленно как нескончаемая дорога. «В конце концов, я же услышу, если кто-то будет шуметь, когда будут открывать гараж». Николай втянул голову в воротник куртки, охватив руками колени, склонился, закрыл глаза и тут же провалился в зыбкий неглубокий сон…
Он вздрогнул и сразу проснулся. Внутри что-то неприятно заныло, было какое-то ощущение тревоги. На безоблачном небе ярко светила луна. Николай стал всматриваться в освещённое лунным светом пространство между гаражами. Никого не было, но внутренне он чувствовал чьё-то незримое присутствие.
Встав, неуверенными шагами вышел из своего укрытия. От долгого сидения в одной позе мышцы в ногах затекли, кровь резко хлынула в голову, в глазах появились звёздочки, в ушах зашумело.
Немного придя в себя, Николай начал оглядываться. Странное предчувствие опасности не покидало его. Посмотрел в ту сторону, где находился гараж, за которым вёл наблюдение. Что-то неясное, еле различимое вдруг промелькнуло возле гаража. Это не было видно глазами, скорее, он это почувствовал или даже увидел, но не глазами, а каким-то внутренним взором.
Николай медленно пошёл к гаражу. Тревога нарастала. По мере приближения к гаражу его начал пробивать идущий изнутри озноб. Нет, не от холода. И вдруг он осознал, что на него давит страх, завладевая всем телом. Это был не инстинктивный страх, предостерегающий в минуты опасности и заложенный в человека природой. Это был не его страх, этот страх исходил оттуда… существующий сам по себе, имеющий свою волю. Упругий, плотный, он будто желал проникнуть в каждую клетку тела. Николай почувствовал, как на руках от запястья до локтей дыбом поднялись волоски. От нижней части живота к груди начал подниматься холодный спазм. С этим страхом он уже где-то встречался… в том сне, когда, думая, что гибнет, посмотрел в мёртвые глаза преследующего его зверя.
— Это ещё что за чертовщина!?
Наваждение отступило. Он стоял возле гаража, пытаясь понять, что за странное состояние сейчас пережил. Николай оглянулся, вокруг никого не было. Было холодно, он сильно замёрз.
— Чёрт знает что!
«И какого хрена здесь сейчас делать! — стал он рассуждать. — Всё равно никто не придёт. Эти пьянчуги, наверное, уже с обеда бухие лежат в отключке, и не собираются никуда ехать. Да и куда им эту машину перегонять-то?».
Николай повернулся и пошёл по дороге к въездным воротам.
Небо было ясным, звёздным. Ярко светившая луна освещала всё ровным белесоватым светом. В домике сторожа горел свет, из трубы вился серый дымок. Николай направился к сторожке, хотелось согреться и отдохнуть.
Войдя в домик, Николай оглядел комнатушку, словно был здесь впервые. Сторож сидел на табурете за столом, читал книгу, взглянув на гостя, он заговорил:
— Ого! Замёрз поди? Иди, погрейся. Вот сюда садись, — предложил сторож оперативнику сесть на топчан. — У меня тут видишь, какая печь, вмиг отогреешься!
Сторож подошёл к печурке, открыл заслонку, на стене заиграли блики от огня, повеяло теплом, взяв полешко, положил на горячие красные угольки.
— Чайку бы? — попросил Николай, опускаясь на топчан.
— Чаю? А, это мы мигом! — засуетился сторож. — Вот вчера ко мне тоже ваш парень заходил, тоже чай пили.
Он включил чайник, достал с полки над столом жестяную банку с чёрными чайными крупинками и стакан для гостя.
— А я вот тоже только что пришёл. Ходил, смотрел. Службу несу, — отчитывался сторож, доставая из тумбочки конфеты.
Он вытряхнул из стеклянной банки на блюдце несколько карамелек.
— Осень-то нынче холодная, — продолжал сторож. — Зима, наверно, быстро наступит. А оно и к лучшему.
Насыпав в фарфоровый чайничек заварку, залил кипятком.
— Уж лучше зима, чем так, как сейчас, — ставя стаканы на край стола, говорил сторож. — И не поймёшь что!
Прислонившись к стене, Николай сидел с закрытыми глазами. Сторож из чайничка налил в стаканы горячий красноватый напиток, посмотрев на гостя, подал ему стакан.
— Вот тебе чай!
Николай взял стакан, держа в ладонях, прижимал холодные пальцы к горячему стеклу, грел руки. Постепенно начал согреваться. Мыслей не было никаких, и очень хотелось спать. Но спать нельзя! Он запретил себе спать. Выпив чаю, немного взбодрился, начали приходить мысли. Николай задумался, вспоминая произошедшее с ним в эту ночь. Он так погрузился в свои размышления, что почти не слышал того, о чём говорит сторож.
— Я и чеснок, что под зиму, пораньше нынче посадил…
Николай думал: «Что это было? Что было со мной?». Теперь, когда он отогрелся и пришёл в себя, всё произошедшее казалось сном. Кошмарным сном! «Просто устал. Это всё от усталости, перенапряжение. Надо отдохнуть».
— А я вон уже сколько прочитал, — говорил сторож, показывая на стопку книг на столе. — Вот эта вот, — он указал на раскрытую книгу, — очень интересная книга.
— Что за книга? — безучастно спросил Николай, едва взглянув на стол.
— А-а! Это Достоевский. Бесы!
Николай закрыл глаза, разговаривать не было сил.
— Нет никаких бесов.
— Не-е! — заулыбался сторож. — Это не про чертей! Это про людей…



* * *

— Всё-таки надо было бы мне домой заехать, переодеться… — говорила Наташа, на ходу оглядывая свои серые повседневные брюки.
— Да ты и так хорошо выглядишь, — успокаивал Никольский.
Наташа и Никольский подходили к стоявшему на возвышении зданию из красного кирпича, появившемуся в центре города совсем недавно. Здание было выстроено в модернистском стиле — трёхэтажное, трапециевидной формы, с множеством окон. Окна узкие, но высокие, и выглядели как бойницы, да и само это строение имело массивный вид, словно это неприступный бастион. И пересекающиеся лучи прожекторов, направленные с земли на стены, добавляли впечатление какой-то воинственности. И хоть здание имело всего три этажа, издали же казалось высоким, это, наверное, оттого, что стояло на пригорке. К центральному входу вела широкая вымощенная тёмно-красной плиткой лестница.
— Презентация же… — нисколько не успокаиваясь, продолжала Наташа, поднимаясь по ступеням лестницы. — Все будут в вечерних нарядах, а мы…
— Ну не все. Балуев не будет, вот увидишь. Он никогда не одевается по протоколу. Да и потом, мы не совсем гости. Меня Балуев позвал по какому-то делу, а я уж подумал, что тебе будет интересно выставку посмотреть.
— А кто он, этот Балуев?
— Известный человек, бизнесмен. Богатый!
— Я слышала о нём, что-то такое?..
— Мы с ним уже давно знакомы, но он тогда ещё не так известен был. В общем, история одна была, я вел журналистское расследование, а он помог мне с этим, кое-какую информацию… у него, конечно, свой интерес был. Потом как-то уж и не встречались больше. А тут он вдруг позвонил мне, поинтересовался — как живу, чем занимаюсь…
— Он что, картинами торгует?
— Нет, у него строительный бизнес.
— Да-да, кажется что-то со строительством связанное, я о нём слышала.
— Выставки и художники, это у него так — хобби! В общем, он в этом разбирается.
Никольский указал на большие стеклянные двери.
— Вон вход.
Они вошли в фойе здания. Их встретили охранник и женщина-администратор.
— Моя фамилия Никольский. Мы журналисты, — сказал он, показывая удостоверение. — Мы приглашены.
Женщина посмотрела в список, кивнула охраннику, и приветливо улыбнувшись, сказала:
— Здравствуйте! Проходите, пожалуйста. Там вы можете раздеться, — администратор рукой указала, где находится гардероб.
— Спасибо, — ответила Наташа.
В просторном зале на втором этаже было довольно многолюдно, гости ждали начала презентации. Все приглашённые, видимо, люди состоятельные, были в дорогих вечерних нарядах, стояли небольшими группами и непринужденно переговаривались. Заметно было, что многие знакомы друг с другом, и сегодняшний вечер для них это только повод встретиться и культурно провести досуг.
Вскоре зазвучала музыка, струнный квартет заиграл Моцарта. Все направились в выставочный зал. В центре зала стояли ведущие вечера: мужчина-искусствовед в смокинге, с галстуком-бабочкой и полная дама в длинном сияющем блёстками платье, директор галереи.
— Добрый вечер, господа!
Вошедшие в зал посетители встали полукругом. Ведущие, представляя стоявших рядом с ними молодых художников, произнесли напутственную речь, поблагодарили пришедших гостей за проявленный к выставке интерес. Вновь заиграла музыка. Гости разбрелись по залам. Проворные молодые люди в белоснежных рубашках ловко сновали с подносами между гостями, предлагая шампанское в хрустальных бокалах. Приглашённые неторопливо рассматривали картины, висевшие на стенах, беседовали, улыбались друг другу.
Наташа и Никольский стояли и без особого интереса рассматривали картину с разноцветными разводами, и не видели, как по направлению к ним шёл мужчина лет сорока, в костюме коричневого цвета и светлой рубашке без галстука. К воротничку рубашки была пристёгнута золотая застёжка с цепочкой. Одну руку он держал в кармане, другой плавно размахивал в такт шагам. Его мизинец украшал большой перстень с крупным чёрным камнем. У него были тёмные волнистые волосы и приятная улыбка, которая появлялась на лице каждый раз, когда он встречался глазами со знакомым ему человеком, но когда знакомый проходил, взгляд мужчины становился жёстким, всё подмечающим, не упускающим ни одну мелочь.
— Никольский! — окликнул он Николая, подходя. — Рад тебя видеть.
— Здравствуй, Владимир! — обернувшись, поприветствовал Никольский мужчину. — Вот пришли, смотрим. Хорошие картины… — кивая на стены, заговорил он.
— О, ты не один! — мужчина с интересом поглядел на молодую женщину, стоявшую рядом с ним. — Рад, очень рад, что вы пришли, — обратился он к ней.
— Да, познакомьтесь… — спохватился Никольский. — Владимир Балуев! — представил он мужчину. — Это Наташа, вместе работаем, тоже журналист.
— Очень приятно! — сказал Балуев, и протянул руку, ожидая от неё ответного жеста.
Она подала руку, он же, галантно склонившись, поцеловал, слегка коснувшись губами её пальцев. Наташа этого явно не ожидала, она приподняла бровь и быстро высвободила руку из его ладони.
— Вам нравятся эти картины? — глядя на Наташу, спросил он. — Некоторые вещи мне показались интересными.
— Да, есть, действительно есть интересные работы, — оглядывая зал, начал говорить Балуев. — Конечно, эти художники никому не известны, но они создают искусство будущего, и я нахожу возможным их всячески поддерживать.
— Вы ценитель и меценат.
— Ну, это слишком громко сказано! — Балуев улыбнулся. — Я всего лишь строитель. Но я люблю красоту. К тому же, я ещё и бизнесмен. А искусство художников даёт нам новые идеи. Строительство это не только кирпичи и бетонный раствор, это тоже искусство.
— Да, пожалуй, — внимательно посмотрев на бизнесмена-благотворителя, согласилась Наташа.
— Я рад, что вы меня понимаете. Пойдемте, я покажу вам работы одного очень талантливого художника, — Балуев жестом предложил пройти с ним в другой зал. — Это довольно интересные картины.
Наташа и Никольский последовали за ним в соседнее помещение. Балуев на ходу поприветствовал шедших навстречу знакомого и его спутницу, с которой тот прохаживался под руку. Женщине улыбнулся, мужчине сдержанно пожал руку.
— Вот посмотрите! — заговорил Балуев, когда Наташа и Никольский, следуя за ним, подошли к стене с висевшими на ней двумя небольшими пастелями в рамках за стеклом.
— Очень интересные работы! — высказался Никольский, едва взглянув на картины.
Наташа не спешила высказывать своё мнение, став внимательно рассматривать картины. На обеих пастелях был изображён городской пейзаж. Погружённые в лиловатый туман высокие серые дома с тёмными проёмами окон стояли вплотную вдоль широкой дороги уходящей вдаль. Не было ни деревьев, ни кустов, и казалось, что ничего живого нет в этом выдуманном художником мире. И эти дома… глядя на них, создавалось впечатление, что они пусты, и город безлюден, будто жители давно покинули его, и он казался мёртвым, как и древние города, затерянные во времени.
Балуев показал рукой на пастель, которая ему больше всего нравилась.
— Каждый раз, когда я смотрю на эту картину, у меня всегда возникает такое чувство, будто мне всё здесь знакомо, — говорил он, рассматривая изображённый городской пейзаж долгим пристальным взглядом. — Знаете, бывает же такое, когда приходишь куда-нибудь, и тебе кажется, что ты здесь уже был.
— Мрачная вещь, — произнесла Наташа, ещё раз взглянув на картину на которую указал содержатель галереи.
Глянув на журналистку, Балуев слегка улыбнулся.
— Мне представляется… — заговорила Наташа, продолжая смотреть на картину, — что в этих домах никогда не жили люди. И эта тишина, которая окружает город… — на секунду она замолчала, — какая-то… звучащая, и звуки эти… будто потусторонние.
Балуев снова улыбнулся, и уже с интересом поглядел на гостью, строгого и беспристрастного критика.
— Может быть, вы и правы, — произнёс он. — Художники, они ведь, не от мира сего.
Балуев подозвал к себе молодого человека с подносом в руке, разносящего бокалы с шампанским.
— Давайте выпьем за художников! — предложил он, беря бокал.
Наташа и Никольский взяли бокалы.
— Пусть каждый из нас тоже немножко будет художником! И немножко тоже не от мира сего.
Балуев приподнял бокал и, не отрывая взгляда от Наташи, сделал глоток.
Посетители выставки, осмотрев все работы, стояли небольшими группками и разговаривали, но совсем уже не об искусстве.
Презентация заканчивалась, и к Балуеву стали подходили гости, благодарили за приглашение, хвалили картины. В основном это были мужчины. Нарядные женщины молча стояли рядом и терпеливо ждали, когда их спутники попрощаются с гостеприимным хозяином. Улыбаясь, и раскланиваясь друг с другом, гости договаривались о будущих встречах, после чего неторопливо спустившись в фойе, шли к гардеробу.
Наташа и Никольский отошли в сторону.
— Уже поздно, мне надо домой ехать, — взглянув на часы, сказала Наташа.
— Я провожу тебя. Владимир наверняка позвонит мне ещё раз, если я ему буду нужен.
Они спустились в фойе и направились к гардеробу.
— Ну и как тебе выставка, понравилась? — подавая Наташе пальто, спросил Никольский.
— Да, кое-что было интересно, — надевая пальто, ответила она. — Хотя, большинство подобных картин можно увидеть в художественных лавках, и продают их там не так уж задорого.
— Ну вот, а я думал тебе будет интересно, — разочарованно произнёс Никольский.
— Да нет, всё было замечательно. На людей было интересно посмотреть, послушать, что говорят. А картины… — Наташа пожала плечами. — Просто, может, мне нравится далеко не всё. Это же на любителя.
Наташа и Никольский уже собрались идти к выходу, когда их окликнул Балуев, он спускался с лестницы.
— Никольский!
Они остановились.
— Вы уже уходите? — подойдя к ним, спросил он, глядя на Наташу.
— Поздно уже, — ответила Наташа. — Спасибо, за содержательную экскурсию… Всё было замечательно.
— А я хотел пригласить на ужин, — продолжая смотреть на Наташу, заговорил Балуев. — И у меня дело к тебе, Николай, — обратился он к Никольскому.
— Спасибо за приглашение… — поблагодарила Наташа. — Но я не могу. Мне надо домой. У меня мама только из больницы.
— Жаль, очень жаль, — произнёс Балуев, и по нему было видно, что он действительно сожалеет о том, что эта очаровательная женщина не может составить ему компанию.
— Я провожу Наташу и могу вернуться, — сказал Никольский. — Если, конечно, у тебя ко мне дело срочное.
— А давайте, я вас довезу до дома, — предложил Балуев Наташе. — У меня машина здесь. Потом мы с тобой, — он снова обратился к Никольскому, — заедем куда-нибудь, там и поговорим.
Выйдя из здания, они направились к стоянке. Балуев так и пошёл в костюме, не взяв в гардеробе пальто. Спускаясь по лестнице, он держал одну руку в кармане брюк, другой размахивал в такт шагам.
На стоянке было много машин, все иномарки: «Мерседесы», «BMW». Свет уличных фонарей, отражаясь от их чёрных спин, придавал им сходство с большими жуками.
Балуев жестом пригласил Наташу и Никольского идти за ним, они направились к его автомобилю. Балуев вынул из кармана руку, в которой держал брелок и большой черный с никелированными ободками джип, приветственно замигав оранжевыми фонарями, издал громкий электронный сигнал.
— Прошу! — Балуев открыл перед Наташей переднюю дверцу, предлагая сесть в машину.
Никольский сел на задние сидения.
— Вы где живёте? — заводя двигатель, спросил Балуев Наташу.
— Реченский микрорайон.
— Туда мы быстро доедем.
Оглянувшись, Балуев посмотрел в заднее окно, и ловко управляясь с рулём, повёл автомобиль со стоянки.
Городские улицы были ярко освещены. Балуев вел машину уверенно, обгоняя впередиидущие автомобили.
— Как вам выставка? — спросил он у Наташи.
— Всё было хорошо.
— Мне очень приятно, что вам понравилась выставка. И я был бы очень рад, если бы вы были моим частым гостем, — Балуев взглянул на Наташу. — Я, кстати, подумываю о том, что надо бы расширять диапазон представляемых работ, — продолжал он, глядя на дорогу. — Открывать новые имена. Если бы ещё и вы помогли мне в этом.
— Не знаю, чем я могу вам помочь.
— Вы разбираетесь в искусстве.
— Я так понимаю, что вы и сами разбираетесь в живописи.
— Свежий взгляд всегда лучше. Я, по правде сказать, не очень большой знаток искусства. Так сказать, смотрю однобоко, со своей колокольни, — улыбнувшись, добавил он, снова взглянув на Наташу.
— Все мы, наверное, смотрим так, — ответила она, глядя в окно на быстро сменяющиеся пейзажи вечерних улиц, — каждый со своей колокольни.
— Но ваша колокольня, по всей видимости, повыше моей будет, — сказал Балуев, улыбнувшись, мельком глянув на Наташу и вновь переводя взгляд на дорогу. — Что вы скажете о самой выставке? Я имею в виду, конечно же, картины.
Наташа некоторое время молчала, глядя на дорогу, обдумывала, как передать свои впечатления.
— Я не знаток в области живописи. Вы слишком преувеличиваете мои познания.
— О-о, нет! Я чувствую, что вы в этом разбираетесь, и узнать ваше мнение мне будет очень интересно, пусть даже и не как специалиста. Скажите, что вы думаете, в целом?
— Я, конечно, могу сказать о картинах, но это будет моё личное мнение.
— Очень даже хорошо, скажите.
— В целом, картины удачно подобранны по стилю, — немного подумав, начала Наташа. — Большинство из представленных работ имеют одно направление, называемое модернизмом.
— Ну вот видите, вы уже и направление определили. А я и ни к чему. Модернизм, конечно!
— Модернизму свойственно отрицание традиционных форм, больше опора на условности, не всегда мотивированное стремление к эксперименту, — без особого интереса к предмету разговора, продолжала Наташа, глядя на дорогу. — И характеризуется модернизм как противопоставление всему традиционному, чему-то устоявшемуся. На стыке эпох, когда меняется общественное сознание, происходит борьба нового со старым. На этом изломе и рождается то, что называют авангардизмом. В искусстве это началось в конце девятнадцатого века во Франции, в России с началом двадцатого века. Модернизм дал толчок экспрессионизму, и появились такие направления как конструктивизм, кубизм. И тех художников, которые работали в этих направлениях, можно называть первопроходцами. Имена эти всем известны.
— Да-да, Малевич, «Чёрный квадрат»…
— На выставке же… — Наташа на секунду замолчала. — В общем, ничего нового, много повторений. И большинство работ можно было бы назвать курсовыми. Такие пишут учащиеся художественных училищ, когда сдают зачёт по теме «авангардизм в живописи».
Слушая Наташу, Балуев смотрел на дорогу с удивленно-застывшим выражением лица.
— Думаю, что человек, который подбирал эти работы, — продолжала она, — скажем так, развлекается этим в своё удовольствие. И без разбора и глубокого понимания темы собирает что попадётся.
— Э-э, в общем… — только и произнёс он.
Никольский покачав головой, усмехнулся про себя.
— Разве что, те две пастели… — Наташа задумалась на мгновение, стараясь поточнее определить те чувства, которые вызвали у неё эти картины, — с мёртвым городом, — произнесла она, сама не зная, почему назвала их так. — Они совсем не похожи на остальные.
— Хм. Вы меня всё больше удивляете!
— Но ведь это только моё мнение, — взглянув на Балуева, ответила Наташа. — Может, вам совсем другое говорили. Есть специалисты, которые разбираются в этом. Мне же больше нравится традиционная живопись, где есть гармоничные цветовые решения, согласующиеся с заявленной темой, и где не нарушается единство формы и содержания в выражении идеи, тогда только явленные художником образы понятны. В этом и проявляется талант художника — доносить своё видение мира, а не скрывать за небрежными мазками свою бездарность, выдавая это за что-то новое в искусстве.
— Не скрою, картины выбирал на свой вкус я. И вы так раскритиковали меня…
— Мы почти приехали, — посмотрев вперёд, сказала Наташа. — Здесь можете остановить, — она указала на остановочный павильон, к которому они подъезжали.
— Давайте уж тогда до дома… — начал было Балуев.
— Нет, спасибо. Отсюда до моего дома совсем близко.
Направляя автомобиль к остановке, Балуев сбавил скорость, остановил.
— Что ж, рад был знакомству, — глядя на Наташу, заговорил он. — Надеюсь, мы с вами ещё увидимся. Может, репортаж захотите сделать? Даже если и раскритикуете…
— Спасибо за предложение, но темы моих репортажей далеки от искусства.
— Ну, всякое может произойти. Я с удовольствием буду к вашим услугам. Всегда можете рассчитывать на меня.
— Спасибо, — с вежливой улыбкой ответила ему Наташа.
Никольский вышел из машины, подошёл к передней дверце, открыл. Подав Наташе руку, помог выйти.
— До свидания. Спасибо за вечер, — попрощалась Наташа с мужчинами, и направилась к дому.
Никольский сел на переднее сидение.
— У вас в газете все женщины такие? — спросил Балуев, провожая взглядом идущую по тротуару Наташу.
— Нет, не все. Наташа, она особенная!
— Пожалуй, — согласился Балуев.
Он нажал на педаль газа, мощный двигатель быстро разогнал машину и, набирая скорость, чёрный джип пристроился к веренице несущихся по шоссе автомобилей. Слившись с этой массой стремительных машин, они помчались по ярко освещённой неоновым светом рекламных щитов широкой дороге.



* * *

В кабинет, где находились оперативники, приоткрыв дверь, заглянул помощник дежурного.
— Это!.. Там Гвоздев, по рации передал! К тому гаражу трое мужчин подошли.
— Ну наконец-то появились наши голубчики! — Ивлев сразу поднялся из-за стола. — Машина где? — спросил он у помощника дежурного, который всё ещё стоял в дверях.
— У входа стоит.
— Так! Всё, едем! — сказал Ивлев, направляясь к вешалке.
— Может, ещё и Павла возьмём? — надевая пальто, предложил Егор. — Он сейчас на опорном.
— Позвони, — согласился Ивлев. — Пусть подтягивается туда.
— Как брать будем? — спросил Гридин, застёгивая молнию куртки, и похлопав себя по левому боку, машинально проверяя находившийся под курткой пистолет.
— На месте разберёмся, — ответил Ивлев, оглядывая подчинённых. — Пошли!
Все четверо спешно вышли из кабинета. Выйдя из отдела, они направились к милицейскому «газику». Ивлев сел впереди.
— Степаныч, давай побыстрее! — сказал он водителю.
Лицо Ивлева было серьёзным, он обдумывал детали предстоящей операции. Водитель, щуплый, в годах уже старшина, завёл машину и сходу дал газу.
Машину трясло на неровностях дороги. Степаныч был опытным водителем, и вовремя притормаживал перед большими трещинами, разбегающимися неровными жилками в асфальте, проехав их, плавно давил на педаль газа, набирая скорость. Ехали молча. Перед въездом в гаражный кооператив водитель сбросил скорость, медленно проезжая под поднятым шлагбаумом.
— Вон там, на повороте останови, — сказал Ивлев водителю, указывая на ведущий к соседнему ряду гаражей поворот.
Они медленно поехали вдоль длинного кирпичного строения. Из открытых ворот одного из гаражей выезжал автомобиль. На повороте Степаныч остановил «газик», заглушил мотор.
— Стой здесь и жди, — сказал ему Ивлев.
— Понял, — спокойно ответил Степаныч, ему не впервой было участвовать в таких мероприятиях.
Оперативники вышли из машины. Небо было свинцово-серым, изредка дул холодный ветер, на горизонте тучи были тёмные, предвещая снег с дождём.
Все вчетвером прошли к последнему ряду гаражей, навстречу им вышел парень в коричневом коротком пуховике и джинсах, вокруг шеи был обмотан длинный тёмного цвета шерстяной шарф. Это был Гвоздев, дежуривший сегодня здесь, он и сообщил о появлении подозреваемых.
— Там они, — махнул он рукой, показывая в сторону металлических гаражей. — Их там трое.
Ивлев подошёл к стене, выглянул из-за угла, изучая обстановку. Ворота гаража были закрыты, но в створке ворот дверь была открыта, возле неё стоял мужчина. Ивлев посмотрел на оперативников. Шишки, Гридин и Сидоркин подошли к Ивлеву. Из-за угла появился и направился к ним ещё один человек, он был в милицейской форме. Это был подоспевший участковый, которого Егор предупредил о предстоящей операции. Участковый подошёл к группе, приветствуя всех, молча кивнул. Ивлев быстро сориентировался в ситуации.
— Мы с Сидоркиным пойдём первыми, — начал он давать подчинённым задания. — Нас они не знают, отвлечём их. Егор, Николай, вы чуть попозже за нами идите. Павел, ты в форме, чтобы не светиться, давай в обход, на всякий случай. А ты стой здесь, — сказал Ивлев Гвоздеву. — Брать их прямо в гараже будем, там они от нас никуда не денутся. Вадим, пошли!
Ивлев и Сидоркин направились к гаражу. Идя, Ивлев смотрел по сторонам, изображая случайного прохожего.
— Анекдот расскажи какой-нибудь, — сказал он Вадиму.
— Анекдот? Какой анекдот?.. — спросил Вадим, опешив, будучи немного напряжён.
Они уже почти подходили к гаражу, возле которого стоял мужчина.
— Ну, анекдот какой-нибудь. Петька, значит, приходит к Чапаеву, — начал Ивлев рассказывать сам, — и говорит, Василий Иванович!..
Мужчина повернул голову и стал пристально всматриваться к подходившим к гаражу незнакомцам. Ивлев и Сидоркин поравнялись с ним, и уже почти прошли мимо, когда Ивлев, обернувшись, неожиданно спросил:
— Слышь, а ты Серёгу не видел?
— Какого Серёгу? — недоумённо глядя на проходящего, спросил мужчина.
— Не выезжал ещё?
Мужчина пожал плечами, раздумывая, о ком это идёт речь. В тот же момент Ивлев стремительно бросился на мужчину и резко втолкнул его в открытый проём двери. Вадим даже не успел сообразить, что Ивлев уже в гараже, но, опомнившись, тут же бросился за ним.
— Руки! Руки поднять! — Ивлев направил на опешивших мужчин пистолет. — Милиция!
За ним стоял Вадим, тоже держа в руке пистолет, направляя то на одного, то на другого.
— Руки на машину! — скомандовал Ивлев мужчине, ближе всех стоявшему к нему.
Гридин и Шишкин уже подбежали к ним на помощь и, заскочив в гараж, подошли к тем, что стояли возле машины, толкая, повалили их на капот.
— Руки на машину!
Оперативники стали досматривать задержанных, хлопая ладонями по одежде, проверяя карманы.
— Ноги шире!
Егор и Гридин достали наручники, стали надевать на задержанных.
— Руки давай.
Ивлев, закончив досмотр того, что стоял у двери, подал Вадиму наручники.
— Надень на этого.
В довольно просторном гараже стояла машина «AUDI». Был полумрак, дневной свет, проникающий с улицы через открытую дверь в створке ворот, освещал только место перед входом. Вдоль стен лежали пустые тарные ящики и мешки с тряпьём. Какой-то металлический хлам, железки и обрезки труб, валялся на полу. Вадим, взявшись за рукав пиджака задержанного, потянул того за собой, и, подведя ближе к двери, к свету, стал надевать наручники.
— Ну что, Сучков, недолго пришлось ждать! — оглядывая одного из задержанных, сказал ему Ивлев, будучи доволен успешно проведённой операцией.
Те двое, что стояли возле машины растерянно смотрели на оперативников, было видно, что они никак не ожидали такого поворота событий.
— А-а!.. — вдруг послышался крик Вадима.
Всё произошло стремительно. Николай только и успел заметить, как задержанный, на которого Сидоркин надевал наручники, выскочил из гаража. В углу на корточках, держась за голову обеими руками, сидел Вадим, по пальцам струилась кровь. Гридин, стоявший ближе всех к выходу, бросился за убегающим. За ним, споткнувшись о ящик, выскочил Ивлев.
С другой стороны по дороге, идя к гаражу в обход, шёл участковый. Увидев милиционера, мужчина побежал в обратном направлении. Гридин заметил, как убегающий свернул за гаражи на объездную дорогу, видимо, увидел милицейскую машину стоявшую на выезде, и решил скрыться другим путём. Ивлев побежал за ним. Николай вспомнил, что между гаражами есть небольшой проход и, пока тот будет обегать гаражи, он выскочит ему навстречу, сократив таким способом путь, опередив его.
Николай прошёл по узкому проходу между гаражами, на ходу потянул за бегунок молнии, расстёгивая куртку, и выскочил на дорогу. Ему навстречу бежал человек. В руке он держал обрезок металлического уголка, которым ударил Сидоркина. Расстояние между ними стремительно сокращалось. Николай не думал, как он будет задерживать преступника, но вся его воля сейчас была направлена на этого человека. Остановить, во что бы то ни стало, остановить! Секунды сжимались в мгновения. Человек стремительно нёсся на него. Гридин выхватил из-под куртки пистолет и направил на бегущего.
— Стоять! Стрелять буду!
Мужчина приближался. Николай увидел его глаза — широко раскрытые, с тёмными мутными зрачками. Такие глаза могли быть только у безумного…
— Ы-ы… А-а! — кричал он, замахиваясь своим оружием.
Ещё один рывок и они столкнутся. Николай машинально передёрнул затвор и нажал на спусковой крючок. Он почувствовал, как дрогнул в его руке механизм. Всё происходившее дальше было как в замедленной съёмке. Он даже не слышал выстрела, а только как хлопок глухо прозвучал где-то вдалеке. Мужчина, как будто споткнувшись, падал к его ногам. Николай стоял, всё ещё держа руку вытянутой, замерев, будто оглушённый выстрелом. На земле у ног лежал человек.
К Гридину, запыхавшись, подбежал Ивлев.
— Ух! — выдохнул он, наклонившись, опираясь руками на колени, чтобы отдышаться. — Ну, вот… отбегался голубчик! — сказал он, глядя на лежащего на земле человека. — Ты ему в сердце прямо, — всё ещё тяжело дыша, продолжал Ивлев. — Ну и хрен с ним! Сам виноват.
Отдышавшись, Ивлев постепенно пришёл в себя.
— Так, ладно, — сказал он, начиная быстро соображать, что нужно было делать в первую очередь. — Надо Сидоркина срочно в больницу! Вы тут с Павлом оставайтесь. Мы с Егором в больницу, а потом тех двоих в отдел повезём. Ты это… жди следователя, осмотр машины сделают, а потом… Ладно, там… Я побежал!
Ивлев спеша направился обратно. Гридин стал всматриваться в лицо убитого. Обычное лицо, ничем не примечательное, и не скажешь, что ещё мгновение назад этот человек с искажённым от ненависти лицом пытался убить его самого. Николай посмотрел на пистолет, который всё ещё держал в руке, поставил на предохранитель, вложил в кобуру, застегнул куртку, потом достал сигарету, закурил.
Был поздний вечер. Ивлев, Шишкин и Гридин сидели в кабинете.
— Божатся и клянутся, что не они. Говорят, что за самогоном ходили, — рассказывал Шишкин Николаю о допросе Сучкова и Краюхина. — Там самогонщица, бабка в частном секторе живёт, торгует этим зельем. Когда туда шли, видели, что на дороге машина стоит. А когда обратно шли, смотрят машина всё ещё стоит, дверца открыта, мужик на сидении с пробитой головой лежит. Говорят, с пьяна чёрт их дёрнул. Выволокли его, сели в машину и поехали. Машину хотели продать. А того, которого ты… — Егор глянул на Гридина. — Он покупателем был.
— Покупателя этого они на авторынке нашли, — продолжил рассказывать Ивлев. — Абрамов его фамилия. Так, мелкий барыга. Занимался продажей подержанных машин. Угнанными тоже не брезговал. Был судим за мошенничество. Кстати, у него машина на платной стоянке осталась. Надо будет завтра осмотреть.
— Предусмотрительный, — сказал Егор. — С Сучковым и Краюхиным в гараж пешком пошёл. И дёрнул его чёрт! Ведь ему-то и не было бы ничего.
— Да, не было бы, — согласился с ним Ивлев. — Мол, пришёл только посмотреть. Его и задерживать было бы не за что.
Какое-то время оперативники молчали.
— Может, сообщить матери Сидоркина? — посмотрев на Ивлева, спросил Егор.
— Сегодня не надо. Чего зря пугать… Может, всё и обойдётся. Завтра придёт в себя, тогда уж.
— А если она его искать начнёт?
— Предупредим дежурного, чтоб сказал, что на задании… В конце концов, это такая профессия, тут всякое случается… Он сам себе выбрал эту работу…
Опять замолчали.
— Всё сначала придётся начинать, — задумчиво произнёс Ивлев. — Я всё же думаю, что они правду говорят.
— Ну, влипли-то они в это дело по самые уши, — ответил Егор. — Всё против них.
— Это не наша забота. Адвокаты пусть в этом разбираются. А срок им всё равно светит, не за убийство так… — Ивлев снова задумался, открыл ежедневник, пролистнул. — Нам убийцу надо искать…
— Хорошо теперь хоть личность убитого установлена, — сказал Егор.
— Силин Павел Петрович… — прочитал Ивлев запись в ежедневнике. — Здесь недалеко живёт.
— Жил.
— Надо Летягину позвонить, — помечая что-то в ежедневнике, сказал Ивлев. — И съездить на квартиру Силина.
— Он один жил или с кем-то? — спросил Егор.
— Один, — ответил Ивлев, продолжая писать. — Съездим на его квартиру, может, там что-нибудь найдём, — сказал он и закрыл ежедневник. — Ну что, на сегодня хватит.
Ивлев посмотрел на Гридина.
— Ты что такой хмурый? Не переживай, ты всё правильно сделал. Оружие правомерно применил, другого выхода не было. Он ведь и Сидоркина чуть не убил.
Ивлев и сам переживал. То, что произошло с Вадимом, он расценивал как свой просчёт, можно сказать, сам подставил молодого сотрудника под удар.
— Да я не об этом… Устал, наверное.
— Денёк сегодня был… — глядя в окно, произнёс Ивлев. — Рапорт по применению оружия уж завтра напишешь, — сказал он, снова посмотрев на Николая.— Всё, пошли домой.
Гридин вышел из автобуса и направился к дому, при этом и не минуя ларёк, в котором как обычно покупал бутылочку-другую пива. Небо было тёмным, шёл снег с моросью. Николай достал сигарету, закурил, но от налипающего на неё снега она тут же промокла и курилась с трудом.
Из ярко светившихся окон домов на серый асфальт падал свет. На шторах, как на экранах, движущимися силуэтами проявлялась жизнь людей. Одни ужинали, сидя на кухне, другие ходили по комнатам, занимаясь домашними делами. У каждого своя жизнь свои заботы. Теплом человеческой жизни и домашним уютом светились эти окна.
Он шёл по плохо освещённой улице, фонари горели не на каждом столбе. Пространства вокруг столбов, куда падал свет, чередовались с тёмными промежутками, куда свет не доходил.
Гридин серьёзно задумался. Вряд ли он сильно переживал о смерти человека, которого застрелил. «В конце концов, этого могло и не произойти, если бы этот человек не кинулся на меня. Это его выбор» — этой мысли ему было достаточно, чтобы оправдать себя. Николая тревожило совсем другое… Вновь и вновь он вызывал из памяти то, что пережил в ту ночь, когда дежурил возле гаража. Теперь ему показалось всё это очень странным. Выходит, он заранее предчувствовал, что произойдёт что-то недоброе?..
Сопоставляя эти два события, пытаясь связать их между собой, Гридин никак не мог поверить в такое совпадение. «И как такое вообще может быть, что человек в здравом уме, видя пред собой пистолет и понимая?..». На мгновение он вновь увидел перед собой глаза этого человека.
Придя домой, Николай приготовил ужин, перед этим выпив бутылку пива, ещё одна стояла в холодильнике. Он достал из кастрюли несколько сосисок, от них шёл горячий пар, положил на тарелку, открыл пластиковую коробочку с салатом, подумав немного, решил есть прямо из коробочки, не перекладывая салат на тарелку. Из холодильника достал пиво. Сев за стол, взял вилку и стал есть, запивая свой ужин холодным пивом. Задумчиво ковыряя вилкой салат, он жевал пищу без всякого удовольствия.
Закончив ужин и помыв посуду, снова сел за стол, поставив перед собой пепельницу, закурил. Минут двадцать сидел так, выкурив подряд две сигареты, потом пошёл спать.
Заснуть долго не удавалось — сказывалось нервное напряжение. Встал, сходил на кухню за сигаретами. Ему хотелось лежать, и он решил покурить лёжа. Взяв сигарету и крепко сжав фильтр губами, подержал во рту задумавшись, всё так же сильно сжимая фильтр сигареты, потом чиркнул спичку о коробок — по стенам комнаты заметались тени. И прежде чем прикурить, долго смотрел на огонёк.
Он лежал с открытыми глазами, глядя в тёмный потолок, и думал. Сигарета дотлела почти до фильтра, положив окурок в пепельницу, закрыл глаза. В конце концов, усталость взяла своё, и Николай погрузился в тревожную дремоту. Несколько раз на краткий миг он просыпался и тут же снова проваливался в глубокий сон.




Он шёл по городским улицам. Погружённые в сумерки, они казались незнакомыми, и всё же он узнавал улицы по каким-то деталям и особенностям в архитектуре зданий. Хорошо знакомая площадь теперь выглядела просто огромной, и эти безмолвные дома тоже казались больше, чем они были на самом деле: высокие, с узкими оконными проёмами. Он не мог видеть того, что находилось внутри домов за тёмными стёклами, но чувствовал, что эти дома пусты, в них не было людской теплоты.
Оглядевшись, он свернул в один из узких проулков. Неожиданно между домами мелькнула чья-то тень. Это была даже не тень, а нечто, сгустившееся из пространства, и это нечто, быстро скрылось за углом.
Выйдя из проулка, Николай оказался на краю огромного поля. «Это же та самая дорога… — с удивлением подумал он, — где нашли мужчину с пробитой головой». Николай пошёл по дороге. По обочинам стояли высокие кустарники, неподвижные, будто вылепленные из глины, неживые.
Пройдя ещё немного, вдалеке он разглядел автомобиль. Остановился, не зная, что предпринять — идти посмотреть или вернуться? «А не та ли эта самая иномарка?..».
Вдруг возле машины он заметил какое-то движение. Всмотревшись, увидел… ребёнка?.. Николай направился к машине, вглядываясь в сумрак. Подойдя ближе, разглядел, что рядом с машиной стоит девочка лет десяти, и кажется, она тоже заметила его. Девочка стояла и смотрела на него, как он приближается.
Идя, Николай стал разглядывать девочку. На ней был коротенький цветастый халат, на ногах большие пушистые тапочки в виде каких-то зверушек. Подходя всё ближе, он услышал, как она смеётся, как-то странно, совсем не по-детски. На лице неумело наложенный макияж, так обычно размалёвывают себя малышки тайком от матерей, добравшись до их косметичек. Рот казался большим от толстого слоя помады, которая была размазана и по щекам. Руки тоже были выпачканы в помаде, но как-то уж чересчур… И глаза у неё казались огромными из-за того, что густо подведены синим, но при этом были словно неподвижные, волосы светлые длинные, несколько прядок заплетены в тонкие косички. Она смотрела своими большими глазами так, будто чего-то ожидала.
Не доходя до иномарки несколько метров, он остановился, постояв, стал медленно подходить к девочке. Она обошла автомобиль, замерла на мгновение, снова посмотрев, потом открыла дверцу с пассажирской стороны и села в машину, прикрыв за собой дверцу. Стекла иномарки были тёмными, и он не мог видеть того, что происходило в салоне.
Подойдя к автомобилю с водительской стороны, Николай потянул за ручку дверцы, чтобы заглянуть в салон. Неожиданно дверца со стороны, где сидела девочка приоткрылась. Не став открывать дверцу с водительской стороны, обойдя автомобиль, он осторожно заглянул в салон через приоткрытую дверцу — девочки в машине не было. И всё же в салоне кто-то был, Николай почувствовал это, но в густом сумраке было не разглядеть того, кто там мог находиться. Открыв дверцу пошире, он просунул голову в салон…
И тут на него что-то навалилось. Николай резко отпрянул назад. Запнувшись за бугорок неровной дороги, упал, успев выставить руки, чтобы смягчить падение. Из салона автомобиля вывалилось тело человека. Грохнувшись на землю, оно начало исчезать, головы уже почти не было, она как будто бесследно испарялась. Человек пытался вставать, опираясь на руки, но и они тоже начали растворяться, и тело упало грудью на землю.
Он так и сидел на краю дороги, глядя на то, что происходило с телом. Вдруг, автомобиль тряхнуло, и над машиной стал подниматься тёмный силуэт. Николая тут же пронизал страх — холодный, упругий, давящий, проникающий в каждую клетку тела…
Гридин вздрогнул во сне и проснулся. Он открыл глаза, сердце учащённо билось. Было утро. Лёжа в кровати, он вспоминал сновидение. Биение сердца постепенно возвращалось к нормальному ритму. В груди от пережитого им во сне ещё оставалось какое-то неприятное давящее чувство.
Он приподнялся на постели, потом сел, опустив ноги на пол, дотянулся до журнального столика, на котором лежала пачка сигарет. Закурил. Его не покидало ощущение реальности того, что произошло с ним во сне.
Сидя на кровати, докуривая сигарету, он думал: «Приснится же такое! Чушь всякая снится» — попытался Николай успокоить себя. Встряхнул головой, встал, подошёл к окну, отодвинул штору. Стараясь угадать погоду на сегодняшний день, посмотрел на небо.
Серые облака закрывали всё небо, солнца не было видно. Порывистый ветер срывал с деревьев последнюю листву, оголяя корявые ветки. Сорванные листья, будто увлекаемые кем-то невидимым поднимались вверх, и этот кто-то заставлял их кружиться в неистовом хороводе, а потом с силой бросал вниз, распыляя, разбрасывал листву, прижимая к серому асфальту. Дождя не было, но на оконных стёклах поблёскивали маленькие прозрачные капли.
Он открыл форточку. Пахнущий прохладной сыростью воздух проник в лёгкие. Николай потёр ладонью грудь в области сердца. «Сердце что ли стало побаливать? Вроде рано ещё, в тридцать-то два года!» Он отошёл от окна, взглянул на будильник. Было рано, но спать уже не хотелось.
В ванной он взглянул на себя в зеркало, провёл ладонью по щеке, обросшей трёхдневной щетиной. «Надо бы побриться». Открыл краны и встал под душ. Вода смыла остатки сна. Вытершись полотенцем, небрежно бросил полотенце на тёплую батарею. Прошёл в кухню. Белый пластмассовый чайник быстро вскипятил воду. Крепкий кофе немного взбодрил, и Николай начал собираться на работу.



* * *

Швейцар распахнул массивные двери перед выходившими из казино тремя мужчинами. Спустившись по широким ступеням крыльца, мужчины направились к автомобильной парковке.
Из-за ярко мерцающих огней разноцветных гирлянд на здании казино и многочисленных фонарей, стоявших вдоль мощеной дорожки, ведущей к казино, небо было таким чёрным и бездонным, что казалось, будто его нет вовсе.
— Прохладно.
— Пора пришла.
— Уж поскорей бы нормальный снег лёг. Да на снегоходе! И эх, по полю!
Мужчина шедший первым выглядел постарше тех, что шли за ним. Высокий, худощавый, с длинными тёмные волнистыми волосами, черты лица тонкие, в глазах равнодушно-безучастное выражение, на скулах заметная небритость, но это делало его лицо лишь интереснее. Он шёл несколько расслабленной, но самоуверенной походкой. Одет был дорого, но с нарочитой небрежностью.
Двое других были в тёмных костюмах и светлых рубашках с галстуками. Один коротко стрижен, у второго уже появлялась лысина, и он был немного полноват. Молодые, лет тридцати, энергичные, они выглядели преуспевающими бизнесменами.
— Ну что, баньку организуем?
— И потом пивка холодненького!
— Артур! А у тебя пиво-то там есть?
— Есть, не переживай.
Они подошли к большому чёрному автомобилю.
— Я ведь у тебя в новом доме ещё не был.
— Вот и посмотришь.
— Сам проектировал?
— Ну, спросил!
— Слушай, а может, и мне проект сделаешь?
— Сделаю.
— Сделает, сделает! Только как липку обдерёт!
— Денег не жалко, главное чтоб красиво было.
Все трое сели в автомобиль. Тот, что постарше сел за руль, рядом с ним сел коротко стриженный, другой разместился на заднем сидении.
Красные сигнальные фары ярко зажглись, оповещая о выезде машины со стоянки, чёрный джип развернулся и медленно выехал на широкую дорогу, по которой, блестя стёклами от попадающего на них света уличных фонарей, проносились автомобили.
— Артур, а почему ты не стал играть дальше? — спросил стриженный у того, кто вёл машину. — Ты же выиграл? — он повернулся к сидящему сзади и кивнул на приятеля. — Вот везунчик!
Артур вёл машину, держа руль одной рукой, и с задумчиво-скучающим видом смотрел на дорогу.
— Я не люблю играть.
— А что же ты тогда в казино ходишь?
— Так, отдохнуть.
— А я проиграл, — сказал тот, что находился на задних сидениях, расстегнув пиджак и ослабив галстук, он сидел посередине развалившись.
— Саша, ты хоть не последнее проиграл? — спросил у него стриженный.
— Не беспокойся, не последнее.
— А я, можно сказать, при своём остался. Проиграл, но не так уж и много.
Они выехали за город на автостраду. Машин было мало, и Артур прибавил скорости. Джип, мягко покачивая пассажиров, летел по ярко освещённой трассе.
— О, девчонки! — воскликнул Саша, провожая взглядом стоящих на обочине девушек. — Хорошенькие! Серёга, может, девочек возьмём?
— А что, Артур, давай в сауне с девочками! — сказал Серёга, тоже оглядываясь назад.
— Тормози, Артур! — махнул Саша рукой.
Артур сбавил скорость. Они проехали уже метров сто от места, где стояли девушки.
— Вам ещё и этих приключений захотелось? — ухмыльнулся Артур.
Пропустив встречную машину, он развернул автомобиль и, плавно набирая скорость, поехал обратно. Когда они проехали чуть дальше стоящих у дороги девушек, Артур развернул автомобиль и подъехал к ним.
Саша пододвинулся к краю, открыл дверцу и, рассматривая девушек, сказал:
— Привет, девчонки!
— Здрасьте! — поздоровалась с ним высокая блондинка.
— Прокатимся? В сауну, и всё такое! — улыбаясь, глядя на девушек, предложил он им. — Мы на дачу к другу едем. Повеселимся вместе?
Девушки переглянулись, словно сначала решали меж собой — согласиться или нет, потом посмотрели на мужчин. Оценив ситуацию, они подошли к машине.
— Садитесь, — Саша подвинулся, освобождая место для девушек. — Отдохнём, здорово будет!
Артур только усмехнулся прихоти друзей. Они продолжили путь дальше.
— Как зовут? — спросил Саша девушек.
— Меня Алла, — ответила сидевшая рядом с ним длинноволосая блондинка.
— Лена, — ответила вторая, небольшого роста девушка, с тёмно-красными волосами, и не с таким бросающимся макияжем как у подруги.
— Это Серёга, это Артур, — начал представлять Саша своих друзей, указывая на них. — А меня Сашкой зовут.
Весело поглядывая на девушек и улыбаясь, он продолжал:
— Ну, устроим вечеринку?
Девушки, наигранно смущаясь, но, уже чувствуя себя увереннее, сразу заговорили о деле.
— Смотря, что вы захотите!.. — с улыбкой отвечала блондинка.
— И что мы с этого будем иметь!.. — добавила Лена.
— О, об этом не беспокойтесь! — Серёга с интересом посмотрел на Лену, она ему понравилась.
— Останетесь довольны, — сказал Саша, подмигнув Алле.
Артур молча смотрел на дорогу и совсем не интересовался новыми пассажирами. Свернув с трассы, он повёл автомобиль по переулку, медленно подъезжая к дому.
Новый дачный поселок ещё только застраивался, но был уже довольно большим. Дома в посёлке были высокие, в основном трёхэтажные, из кирпича, и очень похожие друг на друга, впрочем, каждый особняк имел какую-то свою архитектурную причуду.
Дом Артура был двухэтажный, но с высокой остроконечной крышей, в которой размещалась застеклённая мансарда. Фундамент сложен из крупных гладких камней, к левому крылу была пристроена башенка, что придавало коттеджу вид средневекового замка, окружала дом невысокая каменная ограда.
Кованные чугунные ворота автоматически открылись перед въезжающим во двор автомобилем. Остановив машину у крыльца, Артур заглушил двигатель.
— Приехали.
— Красиво! — выйдя из машины, оглядывая дом, произнёс Саша.
Сергей помог девушкам выйти из машины, подавая каждой руку. Вся компания направилась к крыльцу с каменными перилами.
— Проходите, — сказал Артур гостям, открыв тяжёлую дубовую дверь с маленькими оконцами из тёмного тонированного стекла.
Свет в прихожей зажегся сам, сработал датчик, реагирующий на движение. Гости прошли в просторный зал, освещаемый свисавшей с потолка большой хрустальной люстрой. Бронзовые канделябры, укреплённые на розоватых стенах, добавляли света. Тёмно-красные шторы на высоких полукруглых окнах свисали до самого пола и бахромой ложились на паркет. Стоявшая у стен мебель была в стиле барокко. Напротив входа находился камин украшенный причудливой лепниной.
— Ого! — произнёс Саша, оглядывая зал. — Дизайнера приглашал? А-а, ну да! — спохватился он, вспомнив о профессии гостеприимного друга.
Сергей предложил девушкам присесть на диван.
— Выпьете чего-нибудь? — спросил он, направляясь к шкафу из массивной древесины.
В дубовом инкрустированном шкафу находился бар. Сергей уже знал, где что находится.
— Можно, — ответила Алла.
— Что будете пить? — осматривая содержимое бара, спросил он.
Алла пожала плечами.
— Шампанское! — сказала Лена.
Сергей поставил на тележку две бутылки вина и бокалы, подошёл к музыкальному центру, просмотрел несколько дисков, лежавших здесь же на столике, найдя подходящий, вставил в дисковод, заиграла спокойная мелодичная музыка.
Артур подошёл к камину, чтобы разжечь его. Саша последовал за ним посмотреть камин.
— Дровами топишь? — удивился он.
— Живой огонь, — глядя на загорающиеся полешки, ответил Артур, он протянул ладонь к огню. — В газовых каминах не так.
— О, надо и мне тоже так сделать, — произнёс Саша, трогая гладкие изгибы лепнины.
Сергей подкатил тележку с напитками к дивану, на котором сидели девушки, стал открывать бутылку. Артур сходил на кухню, принёс разного рода закуски, фрукты и бутылку водки.
— Может водки? — усаживаясь в кресло, спросил Артур друзей.
— Не, ты чё, перед баней нельзя, — ответил Саша, подходя к дивану. — Потом уж, — добавил он, садясь рядом с Аллой, улыбаясь, глядя на неё.
— А ну да, вы же парильщики, — Артур налил себе в хрустальную рюмку холодной прозрачной жидкости. — А я водки выпью.
Сергей в бокалы налил шампанское для девушек, себе и Саше муската.
— За знакомство! — Саша поднял бокал и, не дожидаясь, когда его поддержат, выпил содержимое бокала до дна.
Девушки сдержано сделали несколько глотков.
— Сейчас ещё и баньку сделаем! — сказал Саша, поставив бокал на столик, он подмигнул Алле.
Она ответила ему улыбкой, он взял её руку.
— Это?.. — спохватился Саша. — А баньку-то, наверно разогреть надо? — сказал он, посмотрев на Артура.
— Пойду, включу печь.
Артур взял с тарелки виноградную гроздь и вышел из комнаты.
— Давайте ещё по одной, по маленькой, перед банькой! — предложил Саша компании. — А потом по полной, как оторвёмся!
Выпили ещё. Девушки освоились и немного раскрепостились. Клиенты были весьма обходительны и, видимо, будут щедры.
— Сигарету?
— Спасибо!
Через некоторое время в комнату вернулся Артур. Сергей, широко жестикулируя, рассказывал что-то весёлое, девушки смеялись. Саша обнимал Аллу за плечи и поглаживал её колено.
— Ну что, в сауну идёте?
— Да-да, сейчас, Артур! — ответил Сергей. — Я тут как раз рассказываю, как Сашка прошлой зимой на спор в прорубь полез. Помнишь, это когда у меня на даче были? Он же пьян был в стельку, ничего не соображал, а из проруби вылез трезвый, назвал нас дураками и убежал. Потом он за столом в шубе сидел.
Все снова засмеялись.
— Так вы идёте?
— Да, сейчас, Артур! — ответил Саша. — Ещё по одной и пойдём!
— А ну вас!..
Сауна находилась в боковом крыле дома. Артур сидел на деревянном лежаке, прислонившись к стене. Он только что вышел из парной. Весёлая компания вошла в предбанник, где отдыхал Артур. Друзья, видимо, приняли ещё, и не по одной. Саша держал в руках бутылки с вином, Сергей нёс поднос с фруктами.
— Как пар? Хватает жару? — спросил Сергей.
— Хватает.
— А веники у тебя есть? — спросил Саша, осматривая предбанник.
— Есть.
Артур встал, его бёдра были обёрнуты простынёй. У него было красивое изящное тело, грудь была густо покрыта черными колечками волос. Он взял с принесённого Сергеем подноса яблоко, откусил от него.
Саша начал раздеваться, торопливо расстёгивая пуговицы на рубашке.
— Ох, и попарюсь же я сейчас! — воскликнул он, снимая с себя брюки. — Девчонки, хорошо же, а!
Девушки тоже стали раздеваться. Немного стесняясь, они, отвернувшись, аккуратно складывали свою одежду на лежак.
— Ладно, вы тут парьтесь, а я уже всё, — сказал Артур, надевая халат.
— А что ты так? — сказал Саша.
— Самое интересное пропустишь! — вдогонку крикнул ему Сергей.
— У меня своё интересное есть.
Оставив развлекающихся друзей, Артур, выйдя из сауны, поднялся по винтовой лестнице башенки в мансарду, заперев за собою дверь, включил свет.
Люминесцентные лампы ярко осветили помещение, и от этого застеклённая стена мансарды стала выглядеть как огромный тёмный проём с возникшим бесконечным безжизненным пространством. Вся мансарда была заставлена разнообразными декоративными растениями в больших терракотовых горшках. Посередине комнаты стоял мольберт. Деревянные подрамники с натянутыми на них белыми холстами лежали у стены, на некоторых из них углём были сделаны наброски.
Артур подошёл к стоявшему у стены комоду, выдвинул ящик, достал шкатулку из орехового дерева, поставил на комод, из шкатулки вынул инкрустированный с перламутром серебряный портсигар. Открыв портсигар, бережно достал из него сигарету. Она была не обычная, тонкая, с аккуратно скрученными краями.
Подойдя к широкому окну, он задвинул штору, свисавшую с длинного во всю длину мансарды карниза. Включил торшер, выключил верхнее освещение. Погрузившаяся в полумрак мансарда сразу стала похожа на сумеречные джунгли. По стенам расползлись тени от экзотических растений, они выглядели как затаившиеся монстры.
Артур сел в плетёное кресло, из кармана халата достал спички, сжал сигарету губами, зажёг спичку, долго смотрел на мерцающий огонёк, потом поднёс пламя к сигарете…
Город был пуст. Дома, погружённые в лиловый сумрак, смотрели безмолвными чёрными глазницами окон. Идти было легко, как лететь. Неподвижные деревья парка казались издали плотным серым пятном. Туда, под ветвистые кроны деревьев, где покой и тишина… Кто-то тенью мелькнул в узкой улочке между домами и затаился. Но страха нет. Его вообще нет. Нет напряжения, телу легко. Он знает, его там ждут. Быстрее, ещё быстрее! Вот и эта огромная площадь с каменным строением посередине. Какая в этом здании величественная красота!.. Узкие высокие окна здания словно смотрят на тебя, молчаливо и таинственно. Он остановился у ограды парка, немного постояв, вошёл в беззвучный лес и стал ждать…
Высокие деревья застыли словно каменные. Как художник останавливает время, изображая на холсте пространство, выхваченное из потока бытия, всего лишь один миг, но навечно, так и этот город, будто запечатлённый кем-то, стоит нетронутый временем.
Вот сейчас «оно» появится, как дуновение холодного ветра, коснётся его, пронизывающее и обжигающее как лёд, мимолётное, но переполняющее. «Оно» заполнит всё его естество, не оставив ничего свободным. А потом «оно» отпустит его, наделив новым знанием, новой страстью, новыми желаниями…


— А мы вчера тебя по всему дому искали, а ты здесь.
Лена оглядела мансарду.
— Как здесь красиво!
Она подошла к высокой пальме и, подтянув длинные рукава халата, потрогала жёсткие листья. Она была в его халате. Белый махровый халат был ей велик, завернувшись в него и подвязав поясом тонкую талию, она всё равно наступала на полы. Лена была босиком, её волосы были мокрыми, она только что приняла душ.
Неслышно ступая, она подошла к Артуру, который стоял возле мольберта с кисточкой в руках. Он был в серой запачканной краской рубашке, наполовину расстегнутой, с засученными по локоть рукавами. Полами рубашки Артур протирал кисточки во время работы, брюки тоже были испачканы краской.
— Ты художник? — спросила она, рассматривая холст, на котором был изображён городской пейзаж.
Улицы города были окутаны лиловым туманом, а за тёмными окнами больших серых домов была словно бездонная пустота.
— Нет, я архитектор, — ответил Артур, внимательно посмотрев на свою работу. — Это так, для отдохновения.
Он положил кисточку на этажерку, где лежали тюбики с красками. Вся столешница этажерки была заляпана разноцветными пятнами, пятна краски были и на полу.
— Ты хорошо рисуешь, — сказала Лена, посмотрев на полотно, и немного наклонив голову на бок, она с интересом стала разглядывать городские улицы. — Мне нравится.
— Я ещё не закончил.
Лена задумчиво, рассматривая картину так, словно что-то ища в этом городе, произнесла:
— Да, здесь ещё что-то должно быть…
Артур отступил на шаг, сдвинул брови, всматриваясь в своё произведение, тоже наклонил голову на бок.
— Тут ещё парк должен быть, — сказала Лена. — Вон там! — она показала рукой в пространство картины. — Знаешь, такой большой, с высокими ветвистыми деревьями.
Лена руками показала, какие должны быть деревья. Подняв вверх руки и разведя их в стороны, описала ими круг, потом плавно опустила. Артур приподнял брови.
— Парк? Да, я собирался нарисовать именно парк. А почему ты решила, что здесь должен быть парк?
— Ну я же говорю, что чего-то не хватает.
Лена отошла от мольберта, подошла к стоявшему у окна мансарды плетёному круглому столику.
— А нарисуй меня!
— Тебя?
— Вот так!
Лена развязала пояс и сбросила с себя халат. Она стояла перед ним обнажённая, приподняв голову, глядя куда-то вверх. У неё была гладкая кожа, мягкие тёмно-красные волосы спускались до плеч. Лена сначала села на столик, потом, согнув одну ногу в колене, прилегла. Опираясь головой на ладонь согнутой в локте руки и, положив другую руку на согнутое колено, она замерла.
Артур постоял немного, всматриваясь в плавные линии её тела, потом взял чистый лист, положил его на планшет и, быстро, время от времени посматривая на Лену, стал делать карандашный набросок.
Закончив рисовать, он подошёл к ней, чтобы показать рисунок. Лена подтянула ноги, села на столике почти в позу лотоса и с любопытством стала разглядывать рисунок.
— Да, красиво получилось!
Потом она взяла у него рисунок и, продолжая рассматривать, добавила:
— Лучше чем на самом деле.
— Не говори так. Ты красивая, — Артур посмотрел на Лену, потом перевёл взгляд на набросок. — Это рисунок не очень удачный.
— А мне он нравится. Теперь подпиши его.
— Подписать?
— Ну, автограф!
Артур взял лист, положил его на планшет, и быстрым росчерком крупно поставил под рисунком подпись «А. Виневин», потом вернул ей лист. Лена взглянула на рисунок ещё раз.
— Возьму на память.
Она положила лист на столик, посмотрела на Артура. Он стоял совсем близко от неё. Лена провела ладонью по его груди, расстегнула нижние пуговицы на рубашке, оставшиеся застёгнутыми, потом опустила руку ниже и ухватилась за ремень брюк.
— А это на память от меня, — сказала она, подняв голову, ожидающе глядя ему в глаза.
Артур, наклоняясь, медленно стал приближаться к её губам. Сначала холодновато, потом всё страстнее и страстнее начал целовать. Держа её голову обеими руками, он привлёк Лену к себе. Горячо отвечая на поцелуи, она стала расстегивать на нём ремень, приспустила с него брюки. Обхватив его бёдра ногами, она позволила ему войти в себя. Артур, крепко держа Лену в объятиях, жадно, ненасытно поглощал её. Она была расслабленна и податлива, и в то же время гибка, ритмичными движениями своего упругого тела, она помогала ему собой овладевать…
Какое-то время они ещё были слитны, учащённо дыша, держали друг друга в объятиях, потом медленно расцепились. Артур подтянул брюки, застегнул ремень. Лена опустила ноги на пол, присев на столик, молча смотрела, как Артур одевается.
— Сколько мне это будет стоить? — спросил он, застёгивая пуговицы на рубашке.
— Я с тобой не за деньги. За деньги я с твоим другом была.
— А со мной за что?
— За удовольствие.
Артур подошёл к комоду, взял с него пачку сигарет, достал одну, кивнув, молча предложил Лене. Она так же молча отказалась. Артур прикурил от зажигалки, выпустил вверх длинную струю дыма. Он был задумчив.
— Оставайся у меня.
— Мне завтра на работу.
— Так ты… вроде как, и так на работе?
— Это так, для отдохновения, — улыбнувшись, ответила Лена.
— А где ты работаешь?
— В магазине, — она подняла с пола халат. — Продавцом. Парфюмерия и всё такое.
Лена завернулась в халат, собираясь уходить, она обернулась и посмотрела на Артура.
— Вызови мне такси.
— Да, конечно, сейчас.
Артур затушил сигарету в пепельнице.
— Оставь мне номер своего телефона.
— Хочешь позвонить?
— Я позвоню, — сказал Артур, видимо, решив для себя этот вопрос.
Лена подошла к подрамнику с чистым белым холстом, взяла кисточку и, обмакнув её в выдавленную из тюбика жижу, стала старательно, выводя каждую цифру, писать номер телефона. Под цифрами она поставила подпись, закончив её вьющейся как змейка линией.



* * *

— Хорошая квартирка… — проговорил Егор, проходя в комнату и оглядывая дорогую обстановку.
— Приступайте, — сказал Летягин оперативникам.
Следователь прокуратуры, степенно пройдя к столу, сел на стул, разложил на столе свою большую чёрную папку, надел очки, посмотрел поверх них на двух женщин, стоявших в коридоре.
— Понятые, вы присаживайтесь, — указал он на стоявший у стены большой кожаный диван с подлокотниками из массивного дуба. — Я сейчас вас в протокол впишу.
— Николай, ты осмотри кабинет, — сказал ему Ивлев. — Егор, а ты в спальне посмотри. А я здесь всё осмотрю.
Оперативники разошлись по квартире. Следователь, не спеша, записывал в протокол данные понятых.
В трёхкомнатной квартире мебели было немного, но вся вычурная и видимо дорогая. На стенах висели в массивных резных рамах картины с пейзажами. Много было разного рода осветительных приборов: в каждой комнате хрустальные люстры, по углам торшеры, на стенах бра, в полу и потолках встроенная подсветка. В большой комнате стояли плазменный телевизор и музыкальный центр.
Гридин вошёл в кабинет. Письменный стол находился у окна, на столе лежал ноутбук, ещё один компьютер был установлен на компьютерном столе у стены. На книжных полках лежали книги и журналы. Компьютерный стол был завален дисками. Николай подошёл к столу, включил компьютер, подождал, пока операционная система загрузится. Когда на экране монитора появилась голубоватая заставка, система затребовала введения пароля, то же было и с ноутбуком. В кабинет вошёл Ивлев.
— Есть что-нибудь интересное?
— Надо будет изъять компьютеры. Наверняка, что-нибудь там найдётся.
Ивлев посмотрел в мониторы.
— Что, пароли? Ну, это не проблема. Юра с городской управы спец по таким делам.
— Да, есть такие программы.
Закончив осмотр, поехали в отдел, по дороге заехали в кафе быстрого питания, погибший руководил сетью таких кафе. Опросили сотрудников фирмы, заодно и пообедали.
Сидя в кабинете за своим столом, Ивлев просматривал фотографии, изъятые в квартире погибшего. На снимках был запечатлён Силин с друзьями и сослуживцами: на отдыхе, на презентациях и на корпоративных вечеринках.
— Силин Павел Петрович, сорок два года, разведён, детей нет, — прочитал Ивлев то, что у него было записано в ежедневнике о погибшем. — Николай, ты съезди к его бывшей жене, может она что-нибудь расскажет, — дал он поручение Гридину. — Егор, а ты займись его друзьями.
— Да, хорошо, займусь, — просматривая журнал для автолюбителей, ответил Егор. — Может, его свои же соратники по бизнесу, из-за денег? — не отрываясь от своего занятия, предложил он версию. — Не поделили что-нибудь, ну и…
— Вряд ли, — складывая просмотренные фотографии в стопку, ответил ему Ивлев. — Он не владельцем был, только директором.
— Может, бывшая жена? — продолжал Егор. — Обиды, какие имела.
— И это будем проверять.
— Что же его занесло на эту дорогу? — задумчиво произнёс Николай. — Странного здесь много…
— Да что странного? Домой ехал этой дорогой, — ответил Егор. — Может, так удобнее ему было, без пробок ведь.
— Вот это всё и надо будет выяснить, — вкладывая фотографии в конверт, произнёс Ивлев. — И как он на дороге оказался, и прочее…
— А вообще такое может быть, — отложив журнал, заговорил Егор, — что и за девочками ездил. А нарвался на злодеев.
— И это тоже будем отрабатывать, — ответил Ивлев, делая на конверте пометки.
Егор продолжил листать журнал.
— А Решетов когда обещал с компьютерами разобраться? — спросил у Ивлева Николай.
— Я ему сказал, что это срочное. А уж как у него там получится.
— Ты в больницу звонил? — посмотрев на Ивлева, спросил у него Егор. — Как там Сидоркин?
— К нему пока никого не пускают, лежит после операции. Врач говорит, что поправится, организм молодой.
— Хорошо, хоть обошлось всё.
— Мне от Лобачевского уже нагорело за это.
— Его-то тоже не похвалили бы, если бы насмерть.
— Давайте работать, — недовольно, сказал Ивлев. — Дел невпроворот, — вздохнув, он посмотрел на Гридина. — Николай, есть у тебя что-нибудь по Вороновой?
— Пока ничего.
— Ладно, — произнёс Ивлев, собирая в стопку исписанные листки. — Пошёл я к Лобачевскому. Доложу уж, что есть.
Ивлев встал из-за стола и направился к двери, остановившись у двери, он оглянулся:
— А вы давайте-ка каждый по своему плану действуйте. Всё, за работу!



* * *

Получив из маленького окошка пропуск, Никольский прошёл к турникету, показав пропуск дежурившему на входе милиционеру, направился по длинному коридору с дверьми по обеим сторонам в левое крыло здания. Пройдя до конца, спустился по широкой лестнице в подвальный этаж и вошёл в небольшое помещение с деревянной перегородкой посередине. В архивной тишине за письменными столами сидели две женщины. Одна в форме с капитанскими погонами, другая в гражданской одежде.
— Здравствуйте! — поздоровался Николай.
Женщины взглянули на посетителя, нисколько не удивляясь его приходу.
— Здравствуйте, — ответила женщина в гражданской одежде, и продолжила писать.
— Опять вы к нам, — сказала та, что была в форме.
— А как мне без вас! — заулыбался он.
— По какому вопросу на этот раз, что интересует?
— Да вот!
Никольский достал из сумки листок и подал женщине. Надев очки, висевшие на шее на цепочке, она взяла листок, внимательно прочитала и тихим, но уверенным голосом сказала:
— Хорошо, подождите немного.
Женщина встала и прошла в другое помещение, вход в которое был в конце комнаты, через некоторое время вернулась, неся в руках две толстые папки с документами.
— Вот это дело. Здесь основные материалы, — сказала она, положив папки на столешницу перегородки. — Остальное, если захотите посмотреть, я вам потом принесу.
— Да может и этого хватит.
— Паспорт, пожалуйста, оставьте.
— Да, конечно.
Никольский достал из внутреннего кармана куртки паспорт, протянул женщине, открыв документ, она глянула на фотографию и положила паспорт в стол.
— Сколько времени вам понадобится, чтобы просмотреть материалы?
— Да думаю, часа хватит.
— Хорошо.
Никольский взял папки в руки.
— Там открыто? — спросил он, головой показывая на дверь читальни.
— Да, проходите, там сейчас никого нет.
Никольский вошёл в небольшой узкий кабинет, где вряд стояли три письменных стола. Окон в этом помещении не было. Подойдя к столу, положил папки, снял куртку, повесил на спинку стула. Поставив сумку на соседний стол, сел. Пододвинув под собою стул, поближе к столу, посмотрел на потрёпанные от времени папки, и развязал верёвочки.
Это были материалы из уголовного дела пятнадцатилетней давности. Никольский открыл первую папку. Особо не вчитываясь в напечатанные на машинке тексты, быстро пролистал.
Протоколы осмотра места преступления, справки, экспертные заключения — его не интересовали. А вот вторая папка, что была пообъёмистее, представляла больший интерес, в ней находились протоколы допросов обвиняемого. Вот эту-то папку он стал просматривать даже с некоторым воодушевлением, внимательно вчитываясь в написанные от руки строчки. Все преступные эпизоды были описаны с мельчайшими подробностями. Именно отсюда можно было узнать всю историю совершения преступлений, от того момента, когда преступник только ещё замышлял свои злодеяния, и до того момента, когда осуществил эти преступные замыслы.
Подробности личной жизни преступника, мотивы, побудившие его совершать убийства, причины, толкнувшие на преступление — вот что интересовало Николая больше всего. И он стал читать материалы уголовного дела как интересную книгу, воспроизводя в воображении картины того, что когда-то происходило в жизни этих людей — и самого убийцы и его жертв.
Внимательно прочитав несколько листов текста, написанного убористым почерком, открыл страницу с фотографиями. На снимках был запечатлён человек, мужчина, согласно указанной дате рождения сорока шести лет. Маленького роста, одетый в фуфайку, вероятно, выданную ему, он и был тем самым преступником-убийцей.
Вот он, чуть согнувшись, показывает на место рядом с кустарником. Видимо, на этом месте было совершено убийство. Вот этот же мужчина, стоя одним коленом на земле, склонившись, держит манекен, на котором показывает, как совершал убийство. Все погибшие от его рук были женщины. А вот и фотографии жертв. Эти снимки были немым свидетельством совершённых над женщинами страшных злодеяний. Лица некоторых женщин были сильно обезображены.
Никольского не поразили эти ужасные снимки, он много раз видел подобные. Его больше интересовал сам преступник. Николай взглянул на фотографию убийцы — обычное лицо обычного человека. Его и самого уже давно нет в живых. «Что же толкнуло его на такое? — начал размышлять Николай. — Безумие? Судебно-психиатрическая экспертиза признала его вменяемым. Чего же хотел этот человек? И вообще, почему люди совершают такие преступления?».
Оставив чтение, Никольский задумался уже над другими вопросами: «Неужели эйфория, или что там убийцы испытывают в момент совершения таких деяний, больше страха наказания тюремным сроком или даже смертью? Ведь за то, что они получают в этот краткий миг, совершая убийство, рано или поздно всё равно придётся расплачиваться. Неужели они не думают об этом?».
Николай никак не мог уразуметь: что же движет такими людьми? Он стал листать дальше, вчитываясь в подробности, описанные в данном уголовном деле. «Если у таких людей нет никакой морали и нравственных принципов, то хотя бы страх-то должен быть? — продолжал он размышлять. — А если и страха нет? То это просто безумие! Можно понять людей, совершающих преступления из-за денег. В этом хотя бы смысл есть. И ведь, задумывая преступление, умный-то человек не будет руководствоваться только лишь эмоциями. Ведь всё продумает, да так, чтобы ещё и не поймали».
Николай закрыл папку, отодвинув, стал размышлять дальше: «На иного-то посмотришь — нормальный человек! а потом выясняется, что он самый отъявленный мерзавец… И вообще, есть ли разница между маньяком и, скажем, бизнесменом, заказавшим своего партнёра из-за денег? И то и другое, по сути, убийство. И тех и других ничего не сдерживает, ни мораль, ни страх».
Николай выпрямил спину, прислонившись к спинке стула, завёл руки за голову, сцепил пальцы на затылке. Захотелось покурить. «А я? Я, почему не совершаю преступлений? — продолжал он думать. — Почему я не совершаю ничего такого? Страх перед наказанием? Законы, вообще-то, пишутся для тех, кто склонен их нарушать, и ведь это многих сдерживает. Я же законопослушный человек, и я не буду делать зло не потому, что боюсь наказания, а потому, что для меня законом является моя совесть. Я не буду совершать ничего такого не из-за страха, а потому, что имею нравственные принципы, и мне законы не нужны, я ставлю свои принципы выше какого-либо закона. Такой уж я человек!..».
Это архивное уголовное дело Никольский взялся просмотреть, с целью написать большую статью, и может даже не одну, где собирался провести серьёзное исследование причин побуждающих иных людей совершать подобные деяния. Листая документы, как-то незаметно, он задумался о себе. Про себя самого ему было всё абсолютно ясно, но вот что же побуждает других людей делать зло, ему никак не удавалось понять. «Почему же всё-таки люди творят такое?..».
Никольский посмотрел на часы, прошло уже более часа. Материалы были очень интересными и на их основе он, как опытный журналист, мог бы сделать не один журналистский репортаж. Можно было, например, написать статью, как совершались эти убийства, со всеми ужасающими подробностями, и как сотрудники милиции, прилагая неимоверные усилия, всё-таки раскрыли эти преступления. Но главное, что на самом деле хотел понять Николай, так и не понял. Не нашёл он здесь ответа на свои вопросы, которые в последнее время начали его волновать.
И ещё у него давно уже появилась какая-то неудовлетворённость тем, что он делает как журналист. Наверное, пришло время задумываться и о чём-то большем, а не просто писать об убийцах, ворах, маньяках, описывая кровавые подробности их деяний. Нет, и про них тоже надо писать, ведь это работа. Но что-то его уже не устраивало, хотелось какого-то прорыва, хотелось что-то понять самому и поделиться этим с другими. И ещё… в его-то годы уже надо было чего-то достичь, не всю же жизнь быть просто репортёром.
Выйдя на улицу, Никольский постоял на широком крыльце здания прокуратуры, достал из сумки пачку сигарет, закурив, спустился по лестнице и направился к остановке.
Темнело. Уличные фонари ещё не зажглись, и улицы медленно погружались в сумерки. Падал снег, покрывая город белым тонким покрывалом.
Николай не спеша, шёл по тротуару, не обращая внимания на обгоняющих прохожих, задумчиво курил на ходу.
С одной стороны, если подумать, сегодняшний день он провёл с пользой. Кое-какие мысли для статьи у него уже были. Но его смущало то обстоятельство, что это опять было всего лишь описание каких-то фактов — вот были совершены такие-то преступления, вот их раскрыли, вот преступники понесли заслуженное наказание. А хочется же другого! «…Чтобы читатель, прочитав такую статью, задумался, чтобы поняли люди что-то… такое…».
Но Николай никак не мог ухватить то, что должны были понять его читатели. То над чем он задумывался, не поддавалось никакому объяснению. Да и никакая наука, наверное, этого не объяснит — ни психология, ни медицина, ни…



* * *

— А, вот и вы! — глянув на вошедших в кабинет оперативников, произнёс сотрудник технического отдела старший лейтенант милиции Юрий Решетов. — Здорово! — улыбаясь, поприветствовал он их.
На его столе, заваленном CD-дисками, стоял большой монитор. Отвлекшись от своего занятия, развернувшись на крутящемся офисном кресле, в котором Решетов сидел, развалившись с расстегнутым кителем, он поглядел на Ивлева и Гридина своими большими голубыми глазами, и не вставая пожал им руки.
Кабинет технического отдела был небольшим. На двух стола приставленных друг к другу лежали разного рода приборы и монтажные платы, части от компьютеров, несколько системных блоков стояли на полу у стены.
— Ты наши компьютеры смотрел? — спросил Ивлев.
— Ещё как! Ну, вы, мужики, мне и принесли. Мы тут насмотрелись!..
— Что, с компьютерами проблемы, какие были?
— Да с этим-то проблем не было, — ответил Решетов, кивнув на системный блок, стоявший на полу. — Проблемы тут у нас другие были, — он покачал головой. — Да плевались тут! До тошноты противно было.
— Как плевались? — спросил Ивлев, ещё не понимая, к чему клонит спец.
— А сами сейчас увидите. Садитесь.
Решетов глянул на изъятый из квартиры Силина компьютер.
— Я с его компьютера жёсткий диск на свой поставил, чтобы расковырять, — стал он рассказывать. — В общем, там одна порнуха. Это вам не интересно будет. А здесь, — Решетов положил руку на ноутбук, лежавший на тумбочке, — вся его электронная почта. В браузере функция есть, которая логин и пароль для входа в почту в памяти держит. Так что я его почту просмотрел. Тексты писем я скопировал, думаю вам как раз это надо.
— Да, интересно с кем он общался.
— А вот с кем! — Решетов, взявшись за мышь, открыл папку с видеофайлами. — Ну, в общем, педиком был ваш гражданин… как его?..
— Силин.
— Силин этот ваш. Ещё и извращенец.
— В смысле, как извращенец? — спросил Ивлев.
— А вот смотри, — Решетов запустил программу воспроизведения видео. — И чего только не вытворяют! И сосут друг у друга, и кончают прямо… — Юра брезгливо поморщился.
Ивлев удивлённо посмотрел на Гридина.
— Вот уж действительно не знаешь, где найдёшь. Вроде мужик-то представительный, и сослуживцы о нём хорошо отзывались.
— Все они представительными поначалу кажутся, — Решетов кивнул на монитор, на котором появилось изображение обнажённых подростков. — А копнёшь поглубже, так там такое! Все сайты, которые он посещал порнографические, и на соответствующих форумах частый гость. Есть такие форумы, они там обмениваются фотами с порнухой, и расписывают во всех подробностях, как они мальчиков любят.
— А адреса там есть какие-нибудь? — спросил Гридин.
— Адреса только электронные… Вот тексты почты, которую он получал.
Решетов закрыл окно медиаплеера, открыл папку с текстовыми файлами.
— За последние числа, перед самым убийством, покажи, — попросил Ивлев.
— Вот письма, которые пришли накануне убийства. В последнем как раз и идёт речь о встрече. И он договаривался встретиться с… jktymrf, — попробовал Юра выговорить.
— С кем? — переспросил Ивлев. — Это что значит?
— Это ник. По-английски, как бы прозвище, кличка. Для регистрации нужен.
— Да это-то понятно.
Ивлев, внимательно глядя в монитор, попытался выговорить это слово:
— J-k-t-y-m-r-f… Странный ник.
— Ну, бывают и постраннее. А вот и он сам, — Решетов, наведя курсор на следующую папку, кликнул мышкой, в открывшемся окне кликнул ещё раз. — Фотка присоединительным файлом к письму прилагалась.
Программа просмотра изображений вывела на монитор фотографию юноши с закрытым маской лицом. Это была маска зайца. На юноше были только трусы, белые с розовыми цветочками, и были они ему явно не по размеру, по-видимому, это детские трусы, и к тому же для девочки. Сам юноша стройный, кожа бледноватая, длинные тонкие руки.
— Совсем пацан ещё!
— А можно установить компьютер, с которого пришло письмо? — спросил Ивлев.
— Если постараться, то можно, — ответил Решетов, хитровато поглядев на Ивлева.
— Так ты уж постарайся.
— Уже постарался.
— Ну ты молодец! — обрадовался Ивлев.
— Рано радуешься.
— Почему?
— Компьютер не домашний.
— То есть?
— Из Интернет-кафе, причём, из разных, посылались эти письма. Так что, это почти что ничего не даёт. Попробуй найди отправлявшего эти письма. Там за день знаешь, сколько народу проходит!
— Значит, вот на чём погорел наш герой, — задумчиво произнёс Ивлев. — На мальчиках!
— Кстати, и фотка тоже может быть не того, кто их отправлял. Таких фоток по инету, знаешь сколько гуляет! — Решетов кивнул на монитор. — И разве может такой пацан завалить мужика?
— Да уж скорее всего… — согласился с этим Ивлев, снова задумавшись о чём-то. — Так-так, — произнёс он. — Сколько у нас в городе Интернет-кафе?
— У-у, много! А если сюда добавить ещё и клубы всякие. В общем, ты голову над этим не ломай, — Решетов открыл ещё один текстовый документ. — Письма приходили из этих двух, вот их адреса. Кстати, они недалеко друг от друга находятся.
— Ладно, и на том спасибо, — поблагодарил Ивлев коллегу.
— Я вам на диск всё сбросил, — он подал Ивлеву бумажный конверт с диском. — Посмотрите там у себя, тоже поплюётесь.
Ивлев взял конверт, посмотрел на него и положил в карман пальто.
— Слушайте, а вы к Захарову сходите, — посоветовал техник. — Они там задержали одного. Тоже любитель клубнички, через Интернет продавал. Вон его комп стоит, — Решетов кивнул на системные блоки, стоящие у стены. — Восемьдесят гигов детской порнографии. Может, Захаров вам что подскажет.
Ивлев и Гридин вышли из кабинета технического отдела.
— Вот что, — замедлив шаг, произнёс Ивлев, когда они шли по коридору. — Зайду-ка я к Захарову. Давненько мы с ним не виделись. А ты, Николай, пройдись по этим Интернет-кафе, посмотри там, с администраторами поговори, тихонько так. Может, подозрительных кого видели, таких, не в себе.
— Не в себе? Да там все такие.
— Это-то да, — опять задумавшись, произнёс Ивлев. — Конечно, ещё рано что-то предполагать, но так на всякий случай.
— Ты думаешь, что Силин договорился якобы с мальчиком, а мальчик этот грабителем оказался?
— Всё может быть. Кто-то таким способом решил деньги добывать и, возможно, такое не раз повторится. Любителей мальчиков сейчас много стало. А этот кто-то их обчищает, прикидываясь пареньком.
— Да, умно придумано. С использованием технического прогресса совершает преступления. Вот и попробуй теперь найди его.
— Будем искать, хоть с техническим прогрессом, хоть без него… Ладно, вечером сядем, подумаем над всем этим ещё раз.
Ивлев направился прямо по коридору, Николай пошёл к лестнице ведущей на первый этаж.
Гридин вышел из городского управления, взглянув на небо, наглухо до подбородка застегнул молнию куртки и поглубже натянул на голову кепку.
Небо затягивало наступающими на город серыми снеговыми тучами. Ветер силился разгонять плотный снежный туман, словно пытался спасти город от грядущего снегопада, но проигрывал битву.
Размышляя над только что полученной информацией, Николай направился к остановке. Перед глазами запечатлённая памятью как бы возникла фотография этого юноши в маске. «Конечно же, скорее всего, это липа, — думал он. — Пацан бы до такого не додумался. Да и убить человека, это ещё постараться надо. Силин-то мужик здоровый был. Хотя, конечно, если сначала электрошоком…». Неожиданно, перед его глазами предстала другая картина — девочка, виденная им во сне. И ещё почему-то подумалось про эти трусы, которые были на юноше.


— Ну, Коля! Хватит, ну! Щекотно же… Мне вставать пора. Пусти!
Наташа вырвалась из его объятий. Сидя на постели, она взяла с журнального столика свои часики.
— Ого! Время-то уже! Мне на работу пора, — произнесла она, серьёзно. — У нас по понедельникам планёрка.
— Скажешь, что автобуса долго не было.
— Ага, я что, школьница, врать буду?
— А ты позвони и скажи, что тебя в милицию вызывают, — Николай, привстав с постели улыбнувшись, посмотрел на Наташу. — Я тебе и повестку выпишу.
— Ещё лучше!
Наташа встала, надев блузку, направилась в кухню, чтобы поставить чайник. Выходя из комнаты, она остановилась у двери, посмотрела на разомлевшего Николая.
— Тебе-то тоже на работу пора.
— Да, встаю… — Николай, глянув на будильник, встал и начал одеваться.
Когда они позавтракали, Наташа, наскоро вымыв посуду, пошла в ванную. Николай, убрав постель, также направился в ванную. Подойдя к ней со спины, он обнял Наташу, глядя на неё в зеркало, стал нежно шептать ей на ухо:
— Какая ты красивая! Ты самая красивая!..
Наташа, глядя на себя в зеркало, расчёсывая волосы, слушала его.
— Ну всё, пора идти, — сказала она.
Николай осторожно отодвинул спадающие на её плечи волосы и поцеловал Наташу в шею.
— Да, пора, — с некоторой грустью произнёс он.
Они вместе дошли до остановки. Николай, приблизившись к Наташе, стряхнул с воротника её пальто снежинки. Глядя ей в глаза и любуясь её румяным от лёгкого морозца лицом, спросил:
— Позвонишь?
— Да, позвоню. Конечно, позвоню.
Наташа дотронулась до незастёгнутой пуговицы на его куртке.
— Застегни, холодно, простудишься ещё.
Она помолчала немного, потом сказала:
— У меня много дел будет…
— Понятно! — разочарованно произнёс Николай.
Наташа вошла в подъехавший автобус. Николай помахал ей и, постояв ещё немного, провожая взглядом отъезжающий автобус, быстро перешёл на другую сторону дороги, на остановку, ожидать свой транспорт.


В кабинет вошли два сотрудника, приехавшие из городского управления. Ивлев и Гридин, находясь в кабинете, ждали их, заранее предупреждённые по телефону.
— Привет!
— Здорово! Располагайтесь.
Пришедшие сняли пальто, повесили на металлическую стойку-вешалку, прошли к столам, сели. Оба высокие, крепкие, в костюмах, у обоих были серьёзные лица, один выглядел чуть постарше, лет за сорок ему, другой ровесник Ивлева.
— Привет вам от Захарова!
— А, спасибо.
— Ну что, обмозгуем мероприятие?
— Может, с чайком обмозгуем? — предложил Ивлев.
— Давай с чайком!
— Посмотри, вода в чайнике есть? — попросил Ивлев Гридина.
Николай заглянул под крышку чайника, стоявшего на подоконнике.
— Сейчас схожу, принесу.
Сидя вокруг стола Ивлева, оперативники пили чай и совещались. Коллеги из городского управления рассказывали о деле, которое расследовали.
— У них целая сеть по распространению своей продукции.
— И только по своим распространяют.
— Так просто с улицы к ним не попадёшь. А вот откуда всё это идёт, пока выяснить не можем. По показаниям задержанного, отоваривался он в одной из таких точек, но сам никого из них не знает.
— Эта точка в вашем районе находится. Дисками с фильмами торгуют, и там же прокат.
— Это на улице Крылова, прямо в магазине.
— Знаю это место, — сказал Ивлев. — Я там детям мультики брал.
— Ну так вот, там ещё и этим приторговывают.
— Есть соображение, что эта студия здесь у нас в нашем городе действует.
Сотрудник, который был постарше, достал из кожаной папки небольшую разноцветную бумажку, похожую на фантик от жевательной резинки.
— По этим талончикам у них можно купить их продукцию, — сказал он, показывая бумажку. — Сделаем контрольную закупку. Если всё подтвердится, будем брать продавца и трясти его. Может с этого и потянется ниточка, да клубочек размотается.
— Вот деньги, помеченные, — продолжал второй, показав на купюры, лежащие в полиэтиленовом мешочке у него в папке. — Думаю, этого хватит. Не первой необходимости товар.
— Надо бы участкового с собой взять, — сказал Николай.
— И понятых организовать, — добавил напарник старшего оперативника.
— Это всё будет, — уже обдумывая мероприятие, произнёс Ивлев. — Ну что, Николай, ты у нас будешь покупателем.
— Почему я? Это не наша разработка, их, — Николай кивнул на оперативников из городского управления.
— А ты посмотри на них, — сказал Ивлев, с улыбкой глянув на коллег. — Сразу же видно — кто они и откуда.
Коллеги тоже заулыбались.
— А я значит, похож на педофила?
— У тебя лицо поинтеллигентнее.
— Ладно, спасибо тебе за такое доверие.
— Ты, когда купишь, то посмотри, куда он деньги положит, — сказал Гридину старший опер из городского управления, — чтобы потом выемку сделать сразу. И тогда подашь нам сигнал.
— Ну что, будем собираться, — глянув на часы, сказал напарник старшего оперативника.
— Ты только выражение лица попроще сделай, — проинструктировал Гридина и Ивлев, — так чтобы продавец не заподозрил чего…
Одевшись, оперативники вышли из кабинета.
На втором этаже магазина было несколько отделов. Покупатели ходили по залу, разглядывали товар. Несколько женщин в трикотажном отделе осматривали кофточки, придирчиво их ощупывая. В одном из отделов продавались DVD-диски и видеокассеты, здесь же можно было и обменивать данный товар. Витрины до самого верха были заставлены футлярами с дисками на все вкусы. У прилавка стояла молодая женщина с девочкой лет пяти, выбирала фильм для своего ребёнка. Двое мальчишек, уставившись на высокий стеклянный стеллаж, громко обсуждали какую-то компьютерную игру.
За прилавком стоял мужчина в серой рубашке с металлическими кнопками вместо пуговиц, на вид лет сорок с небольшим. Невысокого роста, светловолосый, аккуратно подстриженный, продавец производил впечатление вполне добропорядочного человека. С серьёзным лицом он советовал молодой женщине, что купить для ребёнка.
Гридин не стал подходить к прилавку сразу, постоял возле отдела бытовой химии, наблюдая за продавцом. Когда женщина с девочкой ушли, купив диск, а мальчишки переместились на боковую сторону стеклянного стеллажа, продолжая обсуждать игры, Николай направился к продавцу.
— Привет! — произнёс он, и сделал вид, что осматривается.
— Здравствуйте! Что вас интересует? Какой фильм желаете?
Николай из бокового кармана сумки достал бумажку.
— Вот это меня интересует, — произнёс он, пододвигая к продавцу талончик, прикрыв ладонью.
Николай на всякий случай ещё раз настороженно огляделся. Продавец посмотрел на талончик, взяв, взглянул на покупателя, потом посмотрел в зал.
— Что именно вас интересует?
— Ну а что есть-то?
— С белочками или с зайчиками? — уточнил продавец свой вопрос.
Николай сначала не понял, что тот имеет в виду, потом сообразил.
— С белочками.
— На каком носителе хотите взять?
— А почём?
— DVD — от тысячи двести, CD — восемьсот.
Николаю дали всего пять помеченных сторублёвок. «Придётся свои деньги добавить, — подумал он. — Потом не перепутать бы».
— Видеокассеты от пятисот, есть и трёхчасовые, эти от тысячи, — продолжал тихим голосом продавец.
— Давай за пятьсот.
Николай вынул из кармана куртки приготовленные деньги, подал продавцу. Мужчина пересчитал деньги и положил в карман джинсов, потом наклонился под прилавок и долго что-то выбирал.
— Вот, возьмите, — произнёс мужчина, выпрямившись и подавая кассету. — Этот товар не обмениваем, — предупредил продавец. — Минутку! — он снова взял кассету и, улыбнувшись, вложил в пластмассовый футляр талончик, который предъявил покупатель.
Гридин взял кассету, положил в сумку, отойдя от прилавка, направился к выходу, где ждали сотрудники милиции.
— Ну что там? — спросил один из них.
— Нормально всё, — кивнул Николай. — Пошли!


Домой Гридин вернулся поздно и был сильно уставшим. По дороге купил в ларьке бутылку крепкого пива. Так, держа бутылку в руке, и вошёл в квартиру. Бутылку, чтобы не мешала разуваться, поставил на полку для обуви. Сумку, скинув ремень с плеча, положил на тумбочку. В сумке что-то глухо стукнуло, Николай открыл сумку.
— Вот чёрт, а про кассету-то забыл…
«Ладно, пусть лежит, потом передам оказией», — подумал он, застёгивая молнию сумки.
Приготовив ужин и взяв тарелки и бутылку с пивом, пошёл ужинать в комнату. Включив телевизор, сел в кресло и начал есть. По телевизору шли новостные программы, выступали политики, говорили о предстоящих выборах.
Неторопливо ужиная, Николай поглядывал на экран, почти ничего не понимая из того, о чём говорили выступающие, и уже допивая пиво, просто смотрел в экран, совсем не вникая в суть происходящего, отдыхая так после трудного дня. Потом отнёс посуду на кухню, помыл, покурил и собрался ложиться спать.
Когда же он выходил из ванной, его взгляд упал на сумку. Остановившись, раздумывая, какое-то время постоял так, потом подошёл к тумбочке, достал из сумки кассету. «Надо хоть посмотреть, что это такое… В конце концов, врага, с которым борешься, и его дела надо знать».
Пройдя в комнату, включил видеомагнитофон, вставил кассету. Держа в руке пульт, сел в кресло, подложив мягкую подушечку под спину. Уже хотелось спать, в голове от усталости, да ещё от выпитого пива, звенело, глаза слипались, и всё же он нажал на кнопку пульта и запустил просмотр.
Экран долго мерцал, показывая только чёрные-белые полоски, потом появилось нечёткое изображение: комната с желтоватыми обоями, на полу ковёр с разноцветными узорами, у стены шкаф. В дверном проёме появились две девочки, одной было лет десять, другая чуть постарше. Они подошли к дивану, камера следовала за ними. На стене комнаты висел такой же цветастый ковёр, что и на полу. Оператор наводил резкость, показывая лица девочек крупным планом, изображение то мутнело, то снова становилось чётким, было понятно, что человек, снимавший это видео, не был профессионалом. Мужской голос за кадром подсказывал девочкам, что надо делать. Они начали раздеваться. Потом изображение тряхнуло, оно пропало, а когда появилось вновь, обнажённые девочки ползали на четвереньках по ковру.
— Хорошо, — говорил оператор. — Так, а теперь сядьте. Ага, вот так. Ножки, ножки пошире. Во! Так хорошо.
Николай смотрел на экран, моргая слипающимися глазами, периодически проваливаясь в дремоту.
— Хорошо, хо-ро… хо-о… — гулко раздавался голос оператора, будто удаляясь, падая в пустоту…
Николай стоял посреди комнаты в полной тишине. Под ногами лежал ковёр с узорами, только узоры были бесцветные, словно выцветшие, он потоптался по ковру, ничего не понимая, потом стал осматриваться. На стене над диваном висел такой же ковёр. Не зная, что ему делать, Николай медленно подошёл к окну и посмотрел на улицу.
За окном были густые сумерки. Но он хорошо видел, и двор, и пятиэтажки, стоявшие торцом к дому, в котором находился. И в этом дворе, и во дворах, расположенных между стоящими в ряд пятиэтажками, никого не было. Людей не было, и не было ничего, что говорило бы об их присутствии. Казалось, и дома эти были пустыми, он ощутил это, каким-то неизвестным вдруг возникшим у него чувством.
Николай оглянулся, снова осматривая комнату, задумался. «Это что, сон такой?». Но вот что было странно — ощущения были, самыми что ни на есть правдоподобными. Страха Николай никакого не испытывал и, скорее любопытство, а не желание понять что происходит, повело его исследовать это место, в которое он неизвестно как попал. И всё же, он не сомневался, что это ему снится.
Он вышел из комнаты в прихожую, осмотрел, заглянул в кухню. Это была обычная однокомнатная квартира панельной пятиэтажки находившаяся на первом этаже. «Ну, и что дальше?».
Николай вышел на лестничную площадку. Подойдя к двери квартиры напротив, нажал на кнопку звонка, но звука не последовало. Тогда он постучал в дверь. Сначала костяшками пальцев, никто не ответил, потом стал стучать кулаком, сильно, требовательно! Всё это его уже начинало раздражать. Но он знал, и даже был уверен, то же чувство подсказывало ему — людей там нет. «Что за чёрт!..».
Николай, сначала медленно, потом быстрее стал спускаться по лестнице и уже почти бегом выскочил из подъезда. Остановившись на крыльце, оглядел двор.
Перед домом детская площадка: скамейки, качели и сооружения для лазанья из металлических труб. Николай посмотрел на тёмные окна домов, в которых совсем не отражался этот разлитый повсюду сумрак. Почему-то он был уверен, что и за этими окнами не было ни души, за ними было так же безжизненно и пусто, как всё вокруг. Николай взглянул на небо — ни луны, ни солнца, ни звёзд, казалось, что и неба тоже нет, только серо-лиловый мутный сумрак окутывал город. И ещё он ощутил, что и времени здесь тоже как бы нет, словно город был погружён в молчаливо застывшую вечность.
Николай шагнул с невысокого крыльца из бетонной плиты на серый асфальт и медленно направился по тротуару вдоль пятиэтажки, из которой только что вышел. Остановился, не в силах понять, что с ним происходит. Обернулся, снова оглядел двор. Подошёл к качелям на детской площадке, дотронулся до железных прутьев, качнул качели, они, было, стали беззвучно раскачиваться, но тут же остановились. Отойдя немного в сторону, крикнул в надежде, что кто-нибудь отзовётся.
— Эй… Э-эй! Э-э-эй? — но крик прозвучал будто только внутри него, не произведя никакого действия на окружавшее его безмолвие.
Он вернулся на тротуар и пошёл дальше. Пройдя через весь жилой массив, вышел на широкую дорогу. Оглядевшись, увидел знакомые здания. «Это место я знаю!». По этой дороге ему часто приходилось ездить, сидя в городском транспорте, и глядя в окно, он видел эти здания, когда проезжал мимо. «Если поехать в ту сторону, то дальше будет площадь, а оттуда можно добраться домой, сделав пересадку». Он знал, что находится в своём городе, но доехать домой не представлялось никакой возможности — город был пуст.
Николай медленно, оглядываясь, пошёл по дороге, непроизвольно направившись в сторону своего дома. Шёл долго. Он примерно представлял, сколько надо идти, чтобы добраться до дома. Но был ли в этом смысл? «А ведь и там то же самое будет — никого! Нет, это бред какой-то. Я сплю, и мне всё это снится. Надо проснуться!». Николай остановился. Разум его отказывался что-либо воспринимать и оценивать.
Он подошёл к остановочному павильону, сел на скамейку, прислонившись к стенке, закрыл глаза. Попытался сосредоточиться, но никак не мог этого сделать, мысли разбредались. Надо было хоть как-то объяснить происходящее, чтобы окончательно не сойти с ума. Ища хоть какое-то объяснение всему этому, он вдруг ощутил, что что-то вокруг него изменилось, кажется, стало теплее, хотя он и не чувствовал никакого холода, находясь в этом странном ми…
Гридин открыл глаза. Он сидел в кресле в своей квартире. За окном были сумерки. Николай ухватился за подлокотники кресла, словно пытался удержать реальность, в которую вернулся, чтобы снова не исчезла.
— Что за чёрт?.. Опять хрень всякая снится!
Медленно поднявшись из кресла, подошёл к окну, раздвинул шторы. Его квартира находилась на втором этаже, за окном он увидел двор. Во многих окнах дома напротив горел свет. По окутанной утренними сумерками улице спешили прохожие, каждый по своим делам.
Николай посмотрел на часы: «Шесть утра!». И он никак не мог понять — спал этой ночью или нет… «Таблетки какие-нибудь, что ли начать принимать? Нервы, наверное». Он подошёл к телевизору, уже ничего не показывающему, но продолжающему работать, выключил. Из видеомагнитофона вынул кассету. «Ещё и эта гадость! Насмотришься, так и не такое приснится».
Прилечь вздремнуть, уже не имело смысла. Николай прошёл в кухню, включив чайник, сел за стол. Взял сигарету, закурил. Задумался. Всё, что происходило этой ночью, он отчётливо помнил, это было не как во сне, после которого ещё и вспоминаешь, что же тебе приснилось. И это для него было необъяснимо…
— А пошло оно всё на хрен! — сказал он, вдавив окурок в пепельницу.
Чайник вскипятил воду и отключился, Николай взял большую кружку и сделал себе крепкого кофе.


Ивлев сидел за письменным столом и просматривал бумаги.
— Сегодня Варфоломеевская ночь, — напомнил он подчинённым.
— Да слышали уже, — ответил Егор, ухмыльнувшись. — Злодеи ещё на прошлой неделе об этом знали.
Откинувшись на спинку стула, покачиваясь на стуле, Шишкин сидел за своим письменным столом и со скучающим видом смотрел перед собой.
— Мы завтра отсыпаться будем, а они на работу… — ехидно продолжал он.
— Не наше это дело обсуждать приказы начальства. Наше дело их исполнять.
— Николай, мы наверно, с тобой в паре будем? — сказал Егор, взглянув на него.
— А как распределят.
Гридин, сидя за своим столом, без особого интереса листал принесённый Егором журнал для автолюбителей.
— Скоро вы вообще вдвоём останетесь, — продолжал Егор. — Я на сессию ухожу.
— И сколько тебе ещё? — не отвлекаясь от чтения, спросил Ивлев.
— Да уже совсем немного. Этот год и там ещё чуть-чуть.
Шишкин заочно учился на юридическом факультете университета. Окончив среднюю специальную школу милиции и проработав в отделе несколько лет, он поступил в университет. Гридин окончил ту же школу, но на два года позже Егора. Ивлев в своё время окончил высшую школу милиции.
— Что у нас с Сидоркиным-то? — спросил Егор у Ивлева.
— Нормально всё, поправляется. Звонил недавно, приветы передавал.
— Да-а, как-то так сразу не повезло парню.
— Ничего, закалённым будет, — ответил Ивлев. — Издержки производства, — закрыв папку с документами, он посмотрел в окно.
Вечернее солнце окрасило оранжевым светом крыши домов, день заканчивался.
— Думаю, надо сходить перекусить, — Ивлев посмотрел на коллег. — Сегодня рабочий день длинным будет. Вы как?
— Да, не помешает, — согласился Егор. — А то я уже проголодался! — он похлопал ладонью по животу. — Пойдем, Николай, съедим что ли по беляшу!
Оперативники вышли на улицу. Было не холодно, снег был мокрым и мягким, и небольшими сугробами лежал на обочинах расчищенных тротуаров.
Они направились к ближайшему кафе быстрого питания.
— Вот у них мне больше всего нравятся эти блинчики, — говорил Егор, поддевая вилкой свёрнутый блин. — Вкусные! Только какие-то они лилипутские. Правда, по цене не скажешь… — он посмотрел на блин, — по цене-то они циклопические.
— Это у тебя обман зрения, — сказал ему Николай. — Тебе только кажется, что они маленькие.
— Тогда и зарплата наша тоже обман зрения, — съязвил Егор.
Он отставил от себя пустую тарелку, взял с подноса салфетку, вытер руки.
— Слушайте, мужики, а давайте в субботу соберёмся у меня. У Светланы день рождения, так что повод есть. А то мне одному с моими родственниками скукотища.
— Извини, Егор, я не смогу, — ответил ему Ивлев. — Детей в бассейн веду, у нас абонемент на субботу. Так что, ты уж поздравь от меня Светлану. Здоровья ей и прочее. У меня семейные дела.
— А ты, Николай, как? В субботу, чем занимаешься?
— Да особо ничем.
— Ну так давай, приходи! С Наташей вместе приходите.
— Наташа не сможет.
— Всё равно, приходи! А то мне там одному и выпить будет не с кем. Тесть так, рюмку выпьет, женщины тоже. Один же не будешь пить. Давай, короче, приходи. Выпьем, поедим, поговорим. А то мне с одними бабами как-то не очень. Да ещё и тётка Светланина придёт. Она как приходит, так у них только одна тема, про болезни, да про исцеления. Начинает сразу всех лечить, фокусы свои показывать, третий глаз всем открывать.
— Тебе ещё не открыла? — взглянув на Егора, сказал Ивлев.
— Да ну её!
— А что за фокусы? — поинтересовался Николай.
— Она же экстрасенс. Вот всех и поучает, как жить, да что делать. Руками начинает махать, негативную энергетику со всех снимать.
— А ты, значит, в это никак не хочешь верить? — снова взглянув на Егора, сказал Ивлев, чуть улыбнувшись.
— Да я её вообще всерьёз не воспринимаю! По-хорошему, мужика бы ей, семью. Не при деле баба, вот и дурит.
Перекусив, мужчины вернулись в отдел. Каждый занялся своими делами. Егор сходил домой, переоделся, с собой он принёс небольшой свёрток, который сразу сунул в сейф. Ивлев бегал по кабинетам с какими-то бумагами. Николай занялся важной работой, которая давно его уже ждала, надо было прибрать в столе и привести в порядок документацию.
Часам к восьми вечера в отдел начали приходить сотрудники, которые были задействованы в мероприятии по профилактике правонарушений, проводимом в этот день по всему городу силами всех отделов внутренних дел. Люди ходили по кабинетам, заглядывали к коллегам, что-то обсуждали или просто говорили о пустяках, шутили. Обстановка была ещё не совсем рабочая, ждали команды от руководства, чтобы всем собраться в небольшом актовом зале на развод.
— Так, давайте уже потише, — оглядев зал, сказал майор Семашко, он был замом начальника отдела.
Самого начальника Лобачевского не было, и развод проводил его заместитель. Невысокого роста, полноватый, седой уже, майор Семашко не имел начальственного вида, но коллеги уважали его за умение найти подход к любому человеку. Давно работавшие в отделе сотрудники уважительно называли его «Дед». Несмотря на призыв майора быть «потише» в зале по-прежнему была непринужденная обстановка, некоторые продолжали негромко разговаривать и шутить. Семашко снова оглядел всех, сдвинул очки в тонкой металлической оправе на нос и начал говорить:
— Значит, все вы понимаете значимость данного мероприятия. Об этом я вам не буду повторяться. Сразу перейдём к делу.
В одной руке у него были листки с планом мероприятия и списками участвующих в нём сотрудников, другой рукой он придерживал очки, собираясь начать читать.
— Огласите весь список, пожа-луйста! — выкрикнул кто-то из зала.
— Значит так, — майор Семашко посмотрел в зал. — Коршунов здесь? Ага, вижу. Ты и Васильев, улица Большая и до Тарасовки.
Майор поправил очки, посмотрел в листок и продолжал:
— Так… Панов, ты со своими на сквер. Воронцов, Пригожин, Пронин на «Механичку» и там так и пойдёте, — порывшись в листках, найдя нужный, он снова посмотрел в зал. — Табаков, Енин. Вам повезло, Сортировочная.
— Ну ничего себе, повезло! На Сортировку! Ближний свет…
— Цыц! Не перебивай старших, — Семашко строго посмотрел на сотрудника. — С патрулем на машине поедете, как белые люди.
— А-а! Ну это другое дело.
— Вот тебе и а-а! — передразнил он возмущавшегося, и продолжил зачитывать.
Сидевшие в зале милиционеры загалдели и уже не слушали майора. Он ещё раз оглядел зал:
— Всем всё понятно?
— А до скольки нам там быть? — спросил кто-то из зала.
— Значит так, до трёх часов всяко. А завтра, чтоб во второй половине дня все были на своих местах.
— Так не выспимся же!
Семашко сдвинул очки на нос и посмотрел поверх них на высказавшегося.
— Знаешь, где высписься? Вот там и высписься. Все мы там выспимся, — добавил он, складывая листки в папку.
— Спасибо тебе, Дед — напутствовал!..
Все засмеялись.
— Ну, с Богом! Идите по местам, и чтобы поосторожнее там… Бережёного Бог бережёт, — по-отечески закончил майор.
Семашко, стоя у трибуны, провожал взглядом выходящих из зала сотрудников.
Гридин и Шишкин вошли в кабинет, с ними был участковый Павел Наумов.
— Ну что, закрываемся? — сказал Егор.
— А что закрываться-то, — ответил Павел, — начальства же нет никого.
— Ага, а чаек сейчас знаешь, сколько налетит!
Шишкин подошёл к сейфу, достал из кармана ключи, открыв сейф, сунул туда руку. Послышался голос Ивлева, дверь в кабинет приоткрылась. Ивлев какое-то время ещё постоял в коридоре, держа дверь приоткрытой, видимо, с кем-то разговаривал. Егор прикрыл сейф. Ивлев вошёл в кабинет, взглянул на сослуживцев.
— Я смотрю, тут намечается…
— Да не, это так, для согрева, — ответил Егор.
Шишкин достал из сейфа стаканы.
— Ладно, я выдвигаюсь на свой участок, — сказал Ивлев, его территория была рядом с домом. — Если что, звоните мне домой.
Ивлев надел пальто, посмотрел на Шишкина.
— Слышишь, Егор!
— Слышу!
Ивлев вышел из кабинета, потом вернулся, приоткрыв дверь, заглянул в кабинет, посмотрел на коллег:
— Не перегрейтесь тут. Ну всё, пока!
— Павел, закрой на замок, — сказал ему Егор.
Шишкин достал из сейфа свёрток, развернул. В свёртке была бутылка коньяка. Поставил бутылку на стол, потом из сейфа достал горсть шоколадных конфет.
— Подарок! — сказал он, свинчивая крышечку с бутылки.
Егор налил коньяк в стаканы, по полстакана каждому.
— Ну, за успех сегодняшнего дела!
— Давай.
— Чтоб здоровы были!
Выпив, закусили конфетами.
— Неплохой коньячок, — сказал Павел, понюхав пустой стакан.
— Так и стоит такой коньячок хорошо!
— Ну что, будем выдвигаться, — сказал Николай.
Все трое вышли на крыльцо отдела.
— Смотри, а тепло сегодня, — сказал Павел, застёгивая шинель.
— Давай покурим, — предложил Егор.
На крыльце стояли и курили ещё два сотрудника, участковый лейтенант Казаков и водитель Володя.
— Серёга, а ты с кем? — спросил Егор лейтенанта.
— Я с инспекторами по несовершеннолетним. Меня на Молодёжный центр распределили. На дежурке там будем службу нести.
— О, повезло, да ещё с дамами! А где сами-то дамы?
— Сказали, что сейчас, да что-то не видно их. Наверно, разговаривают с кем-то.
— Володя, — обратился Егор к водителю. — Ты, может, подбросишь нас до места? Пока они там натреплются! Чего нам пешком-то туда идти.
— Ну поехали, — ответил водитель, кинув сигарету в урну.
— Серёга, мы мигом, — сказал Егор, направляясь к машине.
— Давайте.
Егор сел к водителю, Николай и Павел на задние сидения. Водитель, заведя мотор, сразу дал газу. Ловко управляя машиной, он вырулил на дорогу.
Выхватывая из вечерней темноты немногочисленных спешащих домой прохожих, освещая фарами выбоины на асфальте, машина ехала быстро. Подъезжая к повороту, водитель сбавил скорость. Сразу за поворотом находился круглосуточный магазин, возле него стояли трое парней, они посмотрели на проезжающий мимо милицейский газик, и один из них, приложив ладонь к голове, взял «под козырёк», отсалютовав проезжающим милиционерам.
— Вот наглецы! — возмутился Егор. — Володя, ну-ка тормози!
Водитель притормозил, потом резко развернул машину и направил к площадке у магазина, где стояли подростки. Один из них, увидев, что к ним подъезжает милицейская машина, быстро что-то спрятал за спину. Когда газик остановился, Егор выпрыгнул из машины. Куртка на нём была расстёгнута, поверх свитера у него была надета заплечная кобура, из которой торчала рукоятка пистолета.
— О, круто! — посмотрев на приближающегося к ним сотрудника милиции, сказал один из пареньков.
Двое других заулыбались возгласу приятеля, этим было лет по пятнадцать, а тот, что высказался, выглядел постарше.
— Что здесь делаем? — оглядывая подростков, спросил Шишкин.
— Просто стоим.
— Мы ничего такого не делаем.
Павел и Николай вышли из машины и тоже подошли к подросткам.
— Где живёте? — спросил Павел.
— Да тут живём, — ответил парень, который был постарше, показывая на пятиэтажки за магазинчиком.
— Ну-ка, что ты там прячешь? — хватая парня за плечо и пытаясь развернуть его, спросил у него Егор.
Подросток прятал за спиной большую пластиковую бутылку пива.
— А что хватаете-то?
Парень дёрнул плечом.
— Это что? — показывая на бутылку, сказал Егор.
— Пиво. А что нельзя? Что тут такого?
— Дай-ка сюда.
Егор выхватил бутылку из рук подростка. Бутылка была уже наполовину пустой. Шишкин скрутил с бутылки крышку и стал выливать содержимое на землю.
— А что сразу так? — сказал подросток, глядя на выливающуюся из бутылки жидкость.
— А ты поговори ещё!
— Это же пиво. Что тут такого?
Егор, отбросив пустую бутылку, повернулся вполоборота и, резко с разворота вскользь шлёпнул ладонью подростка по щеке.
Тот, схватившись за лицо, стал кричать:
— За что? Я всё родителям расскажу!
— Вот им-то и расскажешь, что вы тут делали, — Егор строго посмотрел на подростков. — А ну быстро в машину! — Володя, открывай клетку! — крикнул он водителю.
— Что мы такого сделали?
— За что нас?..
Подростков повели к машине.
— А мы здесь все не поместимся, — сказал один из них, влезая в приспособленный для транспортировки задержанных закуток с двумя сидушками по бокам.
— Ничего, на карачках посидишь, — захлопывая дверцу, ответил Егор.
Все снова уселись в машину, и «газик» надрывно фыркнув, покатил обратно в отдел.
— Что это ты их так? — спросил Егора Павел.
— А ничего. Чтоб страх имели!
Подъехали к отделу, водитель сразу развернул «газик», сдавая задним ходом к крыльцу.
— Выходи, — открыв заднюю дверцу, строго произнёс Егор.
— А руки за голову? — спросил один из подростков, выпрыгивая из машины.
— Надо будет, и ноги за голову засунешь.
— У-у, как в концлагере! — произнёс другой паренёк.
Мальчишки тихо засмеялись. Видно было, что такое с ними произошло не впервые, и они относились к происходящему как к приключению.
— Вперёд и быстро! — скомандовал Егор подросткам, указывая им на вход в отдел.
Подростков завели в дежурную часть. Помощник дежурного толстый старшина Дыдыкин строго оглядел входящих в дежурку задержанных молодых людей.
— Ага, вот и первые ласточки! Так, из карманов всё выкладываем сюда, — приказал он подросткам, указывая на стол. — Лицом к стене встали! Ноги шире. Руки подыми!
— Пиночет! — стоя лицом к стене произнёс один из подростков, двое других захихикали. Теперь и этот шутник нарвался на оплеуху от Дыдыкина. Старшина, досмотрев подростков, отвел их в камеру.
— Как оформлять? — спросил он у Егора.
— А никак. Пусть посидят, может, ума прибавится. Возьми у них номера домашних телефонов и позвони родителям. Пусть придут и заберут своих чад, заодно и узнают, как их дети проводят досуг.
— Ну что, всё, поехали? — заглянув в дежурку, спросил Павел.
Егор, Николай и Павел вышли на крыльцо отдела. На крыльце стояли две женщины, одной из них было лет сорок пять, вторая молодая, высокая, лет двадцати, они стояли и курили, с ними был участковый Казаков.
— Вот они! Угнали нашу машину и как ни в чём небывало! — в шутку возмущалась та, что была постарше. — Шишкин, это что такое?
— Так всё по делам же! Аки пчёлы трудимся.
— Ладно, — бросив окурок в урну, сказала дама, — поедем и мы, потрудимся!
— Может, сначала нас подбросите? — сказал ей Егор. — Потом на свою дискотеку поедете.
— Все-то поместимся?
— В тесноте да не в обиде!
Стали усаживаться в машину, смеясь, отпуская шуточки.
«Газик» снова быстро помчался по тёмным улицам. Приехав на место, на участок Павла, к гаражам, мужчины вышли из машины.
— Ну, пока!
— Не заблудитесь! — напутствовали оперативников женщины. — Зовите на помощь, если что!
Шишкин, Гридин и Наумов направились к гаражному кооперативу.
— Пойдём к сторожу зайдём, — предложил Павел.
Они вошли в сторожку.
— Здорово, отец! — поприветствовал Егор сторожа.
— Здорова-здорова! — ответил на приветствие сторож. — Давненько вас не было видно.
— Как служба?
— Да помаленьку. Так вот служба и идёт.
— Как злодеи, не шалят?
— Слава Богу, пока не шалят.
— Ну давай, отец, неси службу, — оглядывая комнатку, попрощался с ним Егор.
— Мы тут пошумим немного, — сказал Павел сторожу, — в овражке.
— Да шумите скока хотите, — провожая гостей, улыбаясь и хитровато щурясь, ответил он.
Выйдя из домика сторожа, милиционеры пошли вдоль длинного каменного строения.
— О, луна-то какая! — сказал Павел, глянув в тёмное небо.
— Светло как днём, — согласился Егор, посмотрев на ярко светящийся белый шар.
— Ну что, пойдём, постреляем? — предложил Павел.
— Где ты тут постреляешь? — спросил его Николай.
— А там овражек есть, за гаражами.
Пройдя вдоль гаражей, обогнув их, они подошли к небольшому овражку. Николай оглядел знакомое место.
— Здесь и неслышно будет, — сказал Павел, указывая на овражек.
— А не темновато? — сказал Егор.
— Нормально! Видишь, всё видно, и фонарик у меня мощный.
Они спустились в овражек. Снег был неглубокий. Повсюду стояли оголённые, без листвы кустарники. Павел примостил фонарик к дереву, закрепив его в ветвях.
— Куда стрелять-то? — спросил Егор, доставая пистолет.
Павел оглядел место.
— Вон видишь ветка надломленная.
Егор стал разглядывать расщепленную, свисавшую к земле толстую ветку.
— Я тебе что, ковбой?
Падающий с тёмного неба яркий лунный свет доставал и до дна оврага, и ветку было хорошо видно.
— Николай, стрелять будешь? — спросил Егор Гридина.
— Нет, — ответил Николай, доставая из кармана сигареты. — Стреляйте, я покурю.
— Ну что, на пиво? — уже азартно присматриваясь к цели, передёрнув затвор, предложил Егор.
— Кто первым собьёт!
Сначала выстрелил Павел и промахнулся, потом выстрелил Егор и тоже промахнулся, снова Павел, а потом, уже не соблюдая очерёдности, они стреляли по цели наперегонки, пару раз ветка качнулась.
Вдруг Егор, снизу ударил Павла по руке, подбросив её вверх.
— Там кто-то есть! — крикнул он.
Во тьме среди кустов мелькнула чья-то тень, кто-то быстро убегал по дну оврага. Павел тоже увидел убегающего.
— Точно, есть!
Шишкин и Павел бросились к тому месту, откуда только что выбежал человек. Егор неожиданно остановился и наклонился к земле.
— Ты… ты, что тут лежишь!?
Встав на одно колено, он начал кого-то тормошить. Павел пробежал чуть дальше, высматривая в темноте того, который скрылся.
— Живой? Болит где-нибудь? — спрашивал Егор.
Николай не сразу сообразил, куда побежали его товарищи, но, поняв, что что-то случилось, схватил фонарик с дерева и побежал к Егору. Подбежав, он осветил фонариком место, где лежал человек. Подошёл запыхавшийся Павел.
— Убежал! — сказал он, присматриваясь к лежащему на снегу.
Теперь они втроём склонились над ним. Тот, закрыв голову руками, свернувшись, подтянув под себя ноги, трясясь и всхлипывая, тоненько поскуливал.
— Ну, ну же, всё успокойся. Нигде не болит? — пытаясь поднять паренька, продолжал спрашивать Егор.
— Дяденьки, не убивайте…
— Да никто тебя не собирается убивать, ты успокойся… — говорил ему Егор, сам же при этом сильно был напуган.
Они втроём стали поднимать парня, поддерживая его за руки.
— Ты что тут делал? — спросил его Павел.
— Мы, мы… — что-то пытался выговорить паренёк.
Николай, шагнув, наступил на что-то мягкое, но при этом металлически звякнувшее под ногами. Он присмотрелся и увидел на земле старый портфель, и уже было хотел отпихнуть его ногой, мало ли какое старьё выбрасывают в овраг, но всё же решил посмотреть.
— Подержи-ка фонарик, — попросил он Павла.
Нагнувшись, Николай открыл портфель.
— Посвети сюда.
Портфель был тяжёлый, в нём лежали инструменты, отмычки и большая связка всевозможных ключей.
— Ого, вот так арсенал! — воскликнул Павел.
— Вот что он здесь делал! — приподнимая портфель, сказал Гридин.
Из овражка поднимались уже вчетвером. Луна по-прежнему освещала всё вокруг, заливая окрестности ярким холодным светом.
— Гиблое какое-то здесь место, — произнёс Николай, оглядываясь.
Всматриваясь в тот самый гараж, он вспомнил ночь дежурства и те странные чувства, которые тогда здесь испытал. Крыша этого гаража немного возвышалась над остальными, и сейчас она матово поблёскивала в лунном свете. Тень гаража падала на припорошенную снегом землю тёмным пятном, поглощая собой всё, на что она ложилась и, казалось, что в этом месте находится бездонный чёрный провал.
Вернувшись в отдел, Шишкин и Гридин повели задержанного в свой кабинет. Павел заглянул в комнату дежурной части, да и остался, пообщаться с теми кто там был. Через некоторое время в дежурку вошёл Гридин, чтобы позвонить в адресный стол, проверить данные, которые задержанный дал о себе.
— Ну и что он? — спросил Павел.
— Рассказывает. Всё рассказывает. Это они кражи совершали. Этот-то пацан ещё, ему всего пятнадцать. А тот второй, дружок, взрослый.
Когда Николай вернулся в кабинет, Шишкин попросил его выйти вместе с ним в коридор. Егор держал в руке исписанный лист.
— Что ты хотел? — спросил Николай.
— Ты посмотри, что он написал! — Егор подал ему листок.
Гридин взял лист, и начал читать. Это была собственноручно написанная парнем объяснительная. Николай читал крупный неразборчивый почерк, чуть ли не по слогам, с трудом разбирая написанные с ошибками слова.
— Пишет, что они пришли к гаражам, чтобы совершить кражу, — стал подсказывать Егор. — А милиционеры в них стрелять начали. Понял, как оно всё получается-то?..
— Ну, в общем-то, всё правильно написал, — возвращая листок, с улыбкой ответил Николай.
— Правильно!? — Шишкин ткнул пальцем в лист. — А прокурору как ты это объяснять будешь?
Николай пожал плечами. В обще-то, это как бы теперь не его была забота.
— Хорошо хоть не пристрелили кого из них. Я как подумаю об этом… — Егор помотал головой. — Утром сходить, что ли туда, гильзы собрать?
— Где ты их там найдёшь? Миноискатель с собой возьмёшь?
— Ничего, я с парнем сейчас потолкую… Он мне напишет, как надо, — проговорил Егор, видимо уже что-то придумав. — Слушай, за тем мужиком ехать надо. Пацан хоть и вместе с ним в гаражи лазил, но с него большого спроса не будет, он несовершеннолетний. А тот как организатор пойдёт. Вот и кражи в гаражах раскроем.
— Тогда надо у пацана адрес спросить, где этот мужик проживает. Мы с Павлом съездим за ним, может, он дома будет.
— Ладно, пойдём, — сказал Егор, открывая дверь кабинета. — Сейчас я его…
Шишкин и Гридин вошли в кабинет. У письменного стола на стуле, съежившись, сидел паренёк. Он опасливо посмотрел на оперативников, боялся, что бить будут.
— Значит, говоришь, это всё он, а ты только помогал носить краденное, — глядя на паренька, начал Шишкин с ним разговор. — Ну и чего тогда тебе бояться? Он и будет за всё отвечать.
Егор подошёл к пареньку поближе и, присев на стол, посмотрел ему в глаза.
— Тебе это зачем надо, — располагающе глядя на паренька, продолжал он, — за него отдуваться, так ведь?
Тот глянул испуганными глазами и кивнул.
— Да ты не бойся. Ты на него всё и вали. Он, кстати, где живёт?
— На Сортировке, — тихо произнёс паренёк.
— Да-да, это там где двухэтажки… А дом какой?
— Одиннадцатый.
— Одиннадцатый? У-у, знаю этот дом! А квартира?
— Вторая.
— Ну вот и хорошо. Вот и молодец! Перепугался наверно? — Шишкин улыбнувшись, взглянул на паренька. — А выпить хочешь?
Тот удивлённо посмотрел на милиционера.
— Для успокоения? — подмигнул ему Егор.
Паренёк неуверенно кивнул. Егор подошёл к сейфу, достал бутылку коньяка и стакан, прихватил из сейфа горсть конфет. Налив чуть больше полстакана, он подал стакан парню.
— На, держи! Это лекарство, сразу успокоишься.
Взяв стакан, паренёк нюхнул красноватого цвета содержимое.
— Пей, пей, это хороший коньяк! — подбодрил Егор.
Медленно, не дыша, небольшими глотками паренёк выпил до дна, после чего занюхал тыльной стороной ладони, приложив к носу. Сразу было видно, что опыт в этом деле у него уже имелся.
— Ты вот конфеточками угощайся! — предложил ему Егор, пододвигая конфеты.
— Спасибо.
Беря конфету, паренёк с доверием взглянул на оперативника. В глазах подростка уже начал появляться хмельной блеск.
— Ну что! Давай-ка мы сейчас с тобой напишем другую объяснительную, — беря со стола чистый лист бумаги, заговорил Шишкин. — Я тебе подскажу, как лучше написать.
— Егор, я тогда поеду, — сказал Гридин, одеваясь. — Может, и привезём того мужика.
— Да, езжай…
Николай вышел из кабинета и прошёл в дежурную часть. Народу в дежурке прибавилось, постепенно возвращались с мероприятия сотрудники, все о чём-то громко между собой разговаривали, пошучивали.
— Машина свободна? — спросил он у дежурного.
— Володя на крыльце. Ехать куда хочешь?
— Надо съездить за героем одним, познакомиться… Павел! — окликнул Николай разговаривающего с кем-то Наумова. — Поехали!
Была глубокая ночь. Съездили впустую, того второго, который убежал, не нашли. Когда вернулись обратно, в отделе уже почти никого не было, только дежурный с помощником и зашедшие на огонёк милиционеры из патруля. Николай почувствовал, что сильно устал, а ещё до дома добираться. Егор уже ушёл. Задержанный паренёк спал в камере, прикрывшись выданным Дыдыкиным одеялом. Павел жил недалеко, и сначала поехали до его дома, потом водитель довёз до дома Николая.






* * *

Погода была не морозная, но дул несильный ветер. Из низко проплывающих над городом облаков, затянувших всё небо, подгоняемые ветром падали мелкие снежинки, заметая серые улицы. Людей на улицах было много, одни с озабоченным видом, другие просто так, прогуливаясь, ходили по магазинам.
Оглядывая витрины, Гридин шёл по улице вдоль домов с маленькими магазинчиками, расположенными на первых этажах. И хотя до новогодних праздников было еще далеко, во многих витринах уже появились гирлянды разноцветных лампочек, сверкал ёлочный дождь, в плетёных корзинках блестели стеклянные шары, фигурки Санта Клаусов с застывшими пластмассовыми улыбками на лицах завлекали покупателей в магазины.
Николай уже долго так ходил, поглядывая на витрины, и раздумывал: что же купить Светлане?.. Он вышел из очередного магазина «Подарки», так ничего и не выбрав. В таких магазинах всё было либо дорого, либо продавалась завёрнутая в разноцветные упаковки всякая всячина. Ему же хотелось купить что-нибудь необычное и, в тоже время, недорогое и полезное.
В конце концов, Гридин решил отправиться в ближайший супермаркет и купить традиционный набор — коробку конфет, бутылку шампанского и букет цветов. Направляясь к супермаркету, увидел ещё одну нарядную витрину с новогодней елкой, и решил сделать последнюю попытку.
Магазинчик был совсем маленький, перепланированная двухкомнатная квартира: вдоль стен прилавки с товаром, на стене полки с разного рода бытовой химией. Пахло парфюмерией и моющими средствами. Покупателей было мало: три женщин выбирали что-то для хозяйства, девчушка с парнем присматривали недорогую косметику, и за прилавком две девушки-продавщицы подсказывали, что выгоднее приобрести. На полке, что была в углу, стояли подарочные наборы, но и они были такими же, что и везде. Николай осмотрел наборы и, не найдя в них ничего примечательного, собрался уходить.
— Здравствуйте! — обратилась к нему одна из продавщиц.
— Здравствуйте, — не глядя на девушку, ответил Николай.
— Могу вам чем-нибудь помочь? Что вы хотите купить?
— Нет, спасибо. Здесь нет того, что мне надо.
— А вы скажите, я может, и найду то, что вы ищете! Ну, если у нас не купите, тогда я подскажу, где это можно купить.
Николай посмотрел на настойчивую девушку. Она доброжелательно улыбнулась.
— Я на день рождения иду, и ищу что-нибудь в подарок. И вот никак не могу найти ничего подходящего.
— А кому вы хотите сделать подарок, мужчине или женщине?
— Женщине.
Девушка немного подумала.
— А женщина эта… ваша подруга или жена, или ну, например, родственница, или по работе? От этого многое зависит при выборе подарка.
— Жена друга.
— Ага, — что-то обдумывая, произнесла продавщица, оглядывая полки с подарочными наборами. — В нашем магазине вы, конечно, не купите то, что подошло бы…
— Так вот и я о том же, и у вас ничего подходящего нет. Это всегда такая проблема для меня — дарить подарки.
Взглянув на посетителя, девушка улыбнулась.
— Я попробую вам помочь.
Такое внимание со стороны продавщицы было несколько удивительным.
— Если вы хотите сделать подарок, — заговорила она, намереваясь помочь вполне серьёзно, — относительно недорогой и, не какой-нибудь обычный, то лучше купить мягкую игрушку, например медведя. Только не первого попавшегося, какие покупают детям как игрушку, а чтобы у медведя характер был.
— Характер, это как?
— Есть специальные мастерские, где шьют маленькими партиями, и медведей там изготавливают по эскизам художников-дизайнеров, это называется теддизм. И их мишки имеют образ, как бы характер. Женщины очень любят, когда им дарят необычных зверушек, особенно медведей, дают имена. Как можно остаться равнодушным к такому подарку?
— Да, пожалуй, — согласился Николай.
— А ещё есть очень дорогие медведи. Но это эксклюзивные работы, авторские, такие существуют только в единственном экземпляре.
— Да нет, слишком-то дорогой мне не надо, — сказал он, подумав о сумме, которую отделил на подарок.
— Есть и не очень дорогие. Но вообще, медведей лучше дарить только любимой женщине. А если женщина ваш друг, то подарите ей собачку, и тоже, чтобы с характером была.
— Собачку? Да, пожалуй, собачку… Спасибо что подсказали.
— Вы в торговый центр сходите. Там на втором этаже есть отдел, где продают такие игрушки.
— Ну спасибо вам, — уже собираясь отходить от прилавка, ещё раз поблагодарил Николай продавщицу.
Девушка улыбнулась, и как-то ожидающе посмотрела на него:
— А вы меня не узнаёте?
Гридин пристально посмотрел на девушку, пытаясь припомнить, где мог видеть это лицо, действительно показавшееся знакомым, как только она обратилась к нему.
— Да-да, вспомнил. Кажется… Леденёва. Леденёва…
— Лена.
— Да, Лена. Значит, вот как?.. — несколько удивлённо взглянув на девушку, произнёс Николай. — Поменяли работу?
Лена смущённо улыбнулась в ответ.
— Что ж, рад за вас.
— Спасибо вам!
— За что?
— За то, что тогда не посадили меня в камеру с клопами.
Николай усмехнулся.
— Как ваш друг поживает? — спросила Лена.
— Какой друг?
— Ну, тот, которого Ником зовут.
— А, Никольский. Да нормально поживает.
— Привет передавайте!
— Передам. Ладно, до свидания, — стал попрощаться Николай. — Ещё раз спасибо за помощь.
— Заходите к нам в магазин!
Выйдя из магазинчика, Гридин направился в торговый центр. Взглянув на часы, прибавил шагу. Надо было успеть купить подарок и на день рождения приехать вовремя.
В торговом центре было многолюдно, шумно и жарко. Николай нашёл тот отдел, о котором рассказала Лена. Небольшой отделённый высокими стеклянными витринами закуток был весь заполнен всевозможными мягкими игрушками. Среди всего этого звериного разнообразия в углу на стульчике сидела женщина.
— Здравствуйте! Что-нибудь выбрать хотите? — спросила она, встав со стула.
— Да… мне бы собаку.
Глаза разбегались от обилия выбора. «А цены-то не маленькие!», — подумал он.
— Выбирайте, — сказала продавщица, показывая на витрину с собачками. — Вам какую?
Николай стал всматриваться в их мохнатые мордочки с чёрными пуговками глаз. Женщина сняла с полки две игрушки.
— Вот очень хорошие собаки.
— Да, хорошие. Вот может эту?.. — он взял из рук продавщицы игрушку, пощупал мохнатое тело.
У собачки были мягкие длинные уши, подвязанные бантиками, одета в джинсовую мини-юбочку и розовую футболку. Ему даже показалось, что чем-то эта собачка походила на жену Егора.
— Вот эту! Эту куплю.
Продавщица упаковала игрушку в подарочный пакет. Гридин рассчитался и собрался уже выходить из отдела, когда его внимание привлекла витрина с медведями. Он остановился и стал рассматривать поделочных медведей. Один из них ему очень понравился, наверное, тем, что чем-то походил на него самого. У медведя была круглая голова, маленькие уши, чёрные блестящие глазки смотрели пристально и упрямо. Одет он был в чёрную кожаную курточку на молнии, застёгнутую до самого верха. «Жаль, денег больше нет, — подумал Николай, — а то бы купил этого медведя, для Наташи. Надо будет зайти сюда как-нибудь». Взглянув на часы, он поспешил к выходу.
Подходя к дому, где жил Шишкин, Николай снова посмотрел на часы. «Вроде успеваю», — подумал он, входя в подъезд. Выйдя из лифта и, подойдя к двери квартиры, нажал кнопку звонка.
Дверь открыл Егор. Увидев на пороге Гридина, радостно крикнул кому-то в кухню:
— Встречаем Николая!
Из кухни вышла жена Егора Светлана. Невысокого роста, стройная, длинные светлые волосы собраны по бокам в два хвоста. На ней были джинсы и коротенькая розовая футболка, в руках кухонное полотенце, она ещё не переоделась к праздничному столу.
Светлана приветливо улыбнулась.
— Здравствуй, Коля!
— Привет! — поздоровался Гридин. — Поздравляю! — сказал он, преподнеся букет цветов.
— Спасибо, Коля! — ответила она, принимая цветы.
Он достал из пакета собачку.
— Вот тебе ещё подарок!
— Ах, какая прелесть! — воскликнула Светлана. — Егор, смотри какая забавная собачка! Коля, где ты такую нашёл!?
Светлана поцеловала Николая в щёку. «Хорошо с подарком получилось, — подумал он. — Молодец девчонка, подсказала, а то купил бы какую-нибудь расчёску в паре с пудреницей в пакете с ленточкой».
— Коля, раздевайся, проходи! А что ты без Наташи? — спросила Света.
— У неё дела, она уехала.
— Ой, как жалко… Мы так давно с ней не виделись, — разочарованно произнесла Светлана. — Ладно, мальчики, мне надо ещё чашки всполоснуть, вы уж тут сами пока, — и прижимая к себе собачку, она ушла на кухню.
Николай посмотрел на себя в зеркало, пригладил волосы, одёрнул пиджак.
— Пойдём в комнату, все уже собрались, — сказал Егор, он был очень рад приходу друга. — Сейчас за стол сядем.
Они прошли в гостиную. В комнате на диване сидели три женщины, рядом в кресле расположился мужчина, это был Светин отец. На середине комнаты стоял покрытый белой скатертью стол, на нём уже красовались всякие яства, салаты и прочее, и так же бутылки с алкогольными напитками: шампанское, вино, водка.
— Вот и ещё один гость! — сказал Егор.
Посмотрев на вошедших в комнату мужчин, женщины отвлеклись от своего разговора.
— Здравствуйте! — поприветствовал их Николай.
— Добрый день! — ответила мать Егора.
— Здравствуйте-здравствуйте! — заулыбалась его тёща.
Тесть Егора привстав, приветственно пожал руку.
— А это Анастасия Александровна, тётка Светина, — представил Егор приятной внешности женщину лет сорока.
— Егор, зачем по отчеству? Анастасия! — улыбнулась она новому гостю.
— Очень приятно! — ответил Николай.
У Анастасии были длинные тёмные немного волнистые волосы, распущенные по плечам, одета была в водолазку тёмно-коричневого цвета и серые брюки. Все её пальцы были унизаны массивными золотыми перстнями причудливой формы, с шеи свисал большой серебряный кулон с изображением какого-то мистического символа. Держалась она, можно сказать, самоуверенно и даже властно.
Заочно, со слов Егора, Николай уже имел некоторое представление о Светланиной тётке. Теперь же увидев её, отметил: что эта женщина должно быть умная и очень хитрая. «Артистично себя подаёт. И уверенно играет свою роль, нисколько не напрягаясь, — подумал он про неё. — Да, дамочка ещё та!».
— Ну что, все в сборе, давайте к столу! — пригласил Егор гостей.
— Свету давайте подождём! — сказала тёща.
— Она сейчас уже. Света, ты где? Мы тебя ждём! — крикнул Егор жене.
— Иду! — ответила та из другой комнаты.
Когда все расселись за стол, в комнату вошла Света. На ней было красивое платье бледно-розового цвета с глубоким вырезом на груди и открытыми плечами, гладкие светлые волосы спускались до плеч. Гости, глядя на Светлану, стали выражать своё восхищение нарядом. Егор больше всех любовался женой, и не без гордости.
Вначале, как и полагается, был тост за именинницу, потом за родителей. Приготовлено всё было вкусно. Покушали, выпили ещё. Гости стали чувствовать себя свободнее, не так напряжённо, как это бывает в начале. Заговорили громче: о семейных делах, новых покупках, немного о политике и обо всём прочем. Сначала беседовали все вместе, потом мужчины постепенно сместились к краю стола и вели разговор в мужской компании, пододвинув к себе поближе алкогольные напитки. Женщины перешли на диван и беседовали на темы интересные для них.
— Давайте пить чай! — вставая с дивана, предложила Света. — Я пирог испекла.
Женщины её поддержали.
— Да, давайте!
— Только посуду уберём.
Мужчины, выпив ещё по одной, отправились курить на лестничную площадку. Женщины убрали со стола посуду и пустые бутылки, на стол поставили чайный сервиз. Покурив, мужчины вернулись и сели за накрытый к чаю стол.
— А пирог-то хорош!
— Ещё чаю?
— Надо вскипятить воды.
— Света, завари того чаю, который я принесла, — сказала Анастасия. — Этот чай улучшает пищеварение. Из особых трав…
— А вот у меня, как съем что не то, тут же поджелудочная начинает болеть, — заговорила Светина мама.
— Ну так в нашем возрасте, милая моя, как не болеть? — отвечала ей мать Егора.
— Чтобы не болеть, нужно собой заниматься, — подключилась к разговору Анастасия.
— Да уж занимаемся, и лекарства пьём, и лечимся, — проговорила мать Егора.
Она действительно выглядела старше своих лет, хотя ей не было ещё и шестидесяти. Жила одна, вдова по первому браку и разведённая по второму. С отчимом Егор давно уже не виделся, да и особо к этому не стремился. У Шишкина была своя семья свои заботы, но с матерью поддерживал отношения, помогал ей.
— Лекарства воздействуют на внешние проявления болезни, а не на их внутренние причины, — сказала Анастасия.
— Да как бы знать эти причины, — вздохнув, произнесла мать Егора.
— На самом деле каждый знает эти причины, но поскольку это всё духовно, человек не всегда понимает язык своего духа, да и помочь себе устранить причины болезни не всегда может сам.
— Доктора говорят, что лекарствами надо лечиться, — продолжала мать Егора. — А уж какие там причины… — махнула она рукой.
— А врачи и не могут знать этих причин, — стала отвечать ей Анастасия. — Разве они могут восстановить энергетику человека? А без притока астральной энергии организм ослабевает, перестаёт правильно функционировать, отсюда и болезни.
— Откуда же нам взять эту энергию? Жизнь-то к концу уже.
— Вот-вот. Вот и энергетика — мысли! Если человек не мыслит позитивно, не борется, то жизненная энергия покидает тело.
— Да вроде думаем позитивно, пожить-то ещё хочется… — заговорила мать Егора, с укором глянув на сына. — Ещё внуков не видела…
— А ты её ауру посмотри, — предложила Анастасии Светина мать.
Мужчины пили чай молча, не вмешиваясь в разговор женщин.
— Начинается… — склонившись к Николаю, тихонько произнёс Егор.
— Давайте уж чай допьём и со стола уберём, — по-хозяйски распорядилась Светлана, она не так скептически как муж относилась к убеждениям своей тёти, и ничего не имела против того, чем та занималась.
Мужчины попив чаю, снова пошли покурить. Когда они через некоторое время вернулись, мать Егора сидела на стуле в центре комнаты, Анастасия стояла возле неё.
— Вот здесь, конечно, есть энергетический провал, прямо чувствую его, — говорила Анастасия, водя руками в области грудной клетки женщины.
Светлана и её мама сидели на диване и внимательно наблюдали за действиями экстрасенса. Мужчины тихо прошли в комнату, и расселись на стоявшие у стены стулья.
— Сейчас ещё здесь поработаем, — водя руками, продолжала Анастасия.
Она как будто что-то собирала над головой женщины, потом это резко сбрасывала на пол, потирала ладони и снова водила над ней руками.
Егор без интереса поглядывал на всё происходящее. Николай, напротив, смотрел очень внимательно, но не столько на то, что делала экстрасенс, сколько на неё саму, наблюдая за нею.
Имеющийся профессиональный навык, который приобретается только опытом и приходит к оперативнику с годами, не раз помогал ему сразу составить суждение о человеке; по тому, как тот держится, как говорит, даже как дышит, можно сделать определённые выводы о нём, тем более, если это подозреваемый, с которым вступаешь в противоборство — мыслей, идей, характеров…
«Сколько же таких, откровенно говоря, шарлатанов нагревают на этом руки!», — думал он. — И ведь находят же доверчивых, готовых за эти глупости платить большие деньги».
Анастасия с серьёзным выражением на лице, даже с каким-то напряжением, продолжала сеанс исцеления.
— Ну, вроде немного почистила, — сказала она, закончив сеанс. — Но, конечно, есть необходимость ещё поработать… Надо восстановить энергетический баланс. Сильно разрушена аура, — отходя от пациентки, добавила экстрасенс.
— Ой, спасибо! Действительно лучше себя чувствую… — оглядывая всех, заговорила мать Егора.
Её глаза казались радостными, то ли оттого, что ей действительно стало легче, как она говорила, то ли оттого, что к ней проявили такое внимание.
— Ты бы лучше в поликлинику сходила, да на обследование в больницу легла, — сказал Егор матери. — А от этого всего — проку нет!
— Ну что ты так говоришь? Мне действительно стало лучше!
— Егор, ну что ей скажут врачи? — стала возражать Анастасия. — Всё то же самое скажут. А помочь они смогут? Ты же знаешь, какая у нас медицина.
— Ага, ваша лучше!
— От такого лечения вреда не бывает, в отличие от медицинского.
— Пользы тоже.
— Егор, ну ты что!.. — прикрикнула мать на сына, с осуждением посмотрев на него. — Я действительно почувствовала! Ты бы вот сам попробовал. Прямо как тепло какое по телу, так и разлилось!
— А-а!.. — отмахнулся Егор. — Делайте, что хотите.
— Спасибо тебе, Анастасия! — мать Егора с благодарностью поглядела на экстрасенса.
— Давайте ещё чаю попьём! — предложила Светлана. — И конфеты тоже надо попробовать.
Женщины пошли на кухню за чайными принадлежностями, мужчины подтащили к дивану журнальный столик, расставили вокруг него стулья. Продолжая беседу, все снова сели пить чай.
Анастасия сидела рядом с Гридиным.
— Я смотрю, вы к экстрасенсорике относитесь не так предубеждённо, — заговорила она, при этом посмотрев на Егора.
Видимо Анастасия заметила, как Николай пристально смотрел на неё во время сеанса.
— Давайте я вам ещё чаю подолью.
Взяв фарфоровый чайник, она подлила в его чашку горячий желтоватый напиток.
— Да нет, не так уж и серьёзно я к этому всему отношусь, — ответил он, улыбнувшись.
Николаю не хотелось затевать спор, к тому же был в гостях, и из вежливости не стал говорить то, что на самом деле думал обо всём этом.
— Вы мне кажетесь очень интересным человеком, — продолжала Анастасия, тоже улыбнувшись, но при этом внимательно поглядев на него. — И имя у вас знаковое, имя победителя. Nicolaus! С греческого «Никао» переводится как «покорять». «Лао» — народ, чернь. Покоряющий толпу!
— Думаю, что мои родители, называя меня так, даже не подозревали об этом.
— Давая имя родившемуся ребёнку, родители и не понимают, почему они называют тем или иным именем. Это приходит свыше. И за каждым именем человека следует его судьба.
— Может и следует.
— Вы кто по гороскопу?
— Вообще-то, я во всю эту… мистику не верю, — ответил он, снова улыбнувшись.
— Но вы же знаете, к какому знаку зодиака относитесь по рождению?
— Рак, — ответил он, подумав при этом: «Вот ведь не отстанет!».
— Я почему-то это и предполагала! Да, конечно же, Рак! — довольная своей догадкой, она с улыбкой посмотрела на Николая. — О, это мистический знак! У людей этого знака очень развита интуиция. Ваша планета Луна. Selena, что означает «свет, сияние». Луна обращена к земле всегда только одной стороной. Обратная сторона Луны недоступна для наблюдения, поэтому в древности тех, кто родился под этим знаком, считали людьми с мистическим началом. Им доступно заглядывать за невидимую грань человеческого бытия, для таких людей открыт духовный мир.
Все сидевшие за столом внимательно слушали Анастасию. Один Егор особо не вслушивался в эту, по его мнению, чепуху, пил чай с конфетой вприкуску.
— А вы верите в существование духовного мира? — продолжала Анастасия разговор с Николаем.
— В духовный мир? — скептически сжав губы, он ненадолго задумался. — Думаю, что духовный мир это ещё не до конца изученная область человеческого подсознания, как и интуиция.
Когда-то Николай много читал, и любил посидеть за книгой, и бывало допоздна засиживался, да так что мать, заходя к нему в комнату упрекала: «Утром в школу ведь тебя не добудишься!..». О том, о чём зашла речь, он тоже кое-что читал. В юношеском возрасте к подобным вещам интерес всегда повышенный, но, удовлетворив любопытство, как правило, впоследствии к этому более не возвращаются.
— Считается, что интуиция это приобретённый человеком опыт, — продолжал Николай, — только не осознаваемый им. Что-то было зафиксировано в памяти из примеров жизни других людей, что-то где-то подсмотрено. И когда в ответственные моменты жизни из памяти вызываются кое-какие эпизоды, как бы подсказывая человеку правильный ответ, ему кажется, что это приходит откуда-то свыше.
— Ну, где-то, может, вы и правы, — согласилась Анастасия, но по выражению лица было видно, что не прочь была и поспорить с этим. — Подсознание это область душевная, относящаяся к сфере души, — начала она излагать свои взгляды. — В душе находятся человеческие эмоции, мысли, воля. Но человек состоит из трёх его составляющих. Тело, обладающее инстинктами, со всем набором физиологических процессов, или, как говорят, физическая плоть — это всё сфера материальная. В плоти находиться душа. А ещё есть дух — сфера нематериальная. Дух — это устремлённость человека к высшему смыслу. И стремящийся узнать предназначение своего бытия, прилагает усилия в поиске истины. Но без помощи сами люди не могут обрести это знание.
— Может быть, — произнёс Николай, у него не было желания вступать в дискуссию или, тем более, пытаться опровергать чьи-то взгляды.
— Вот ведь оно как! — произнесла мать Егора, она внимательно прислушивалась к тому, что говорила экстрасенс.
— А можно посмотреть вашу руку? — попросила Анастасия.
Гридин пожал плечами, как бы, не желая этого, но возражать не стал.
— Да пожалуйста… — протянул он руку.
— Какие интересные у вас линии! — сказала она, рассматривая его ладонь, держа в своих руках. — Настанет время, когда вам будет сопутствовать удача, и вы станете счастливым.
— Да я вроде и сейчас счастливый, — ответил он, улыбнувшись.
— А сколько вам лет?
— Тридцать два.
— Какой у вас замечательный возраст! Иисус Христос в эти годы начал своё служение.
— Насколько я слышал, в тридцать три он плохо кончил, — ответил Николай, ухмыльнувшись.
— Судя по вашей линии жизни, вам это не грозит, — Анастасия выпустила его ладонь из рук. — У вас, наверное, и аура светлая, — взглянув как бы по верх головы, сказала она.
— Насчёт ауры не знаю! — усмехнулся он.
— А давай посмотрим твою ауру! — предложила Светлана.
— Зачем её смотреть?
Ему стало смешно, будь он где-нибудь в другом месте, даже не стал бы всё это слушать, но сейчас, находясь в гостях, к тому же выпивши, и будучи в приподнятом настроении, мог позволить себе и подурачиться.
— Давай, Николай, это же интересно! — продолжала упрашивать Светлана.
Снова усмехнувшись, он пожал плечами.
— Ну хотите, смотрите…
— Особенно посмотри, что он ел вчера, — проворчал Егор.
Анастасия попросила Николая отодвинуться от стола и, встав за спиной, подняла руки, держа ладони над головой, закрыла глаза. Разумеется, он ничего не чувствовал, и просто подыгрывал наблюдающей за ними публике. Анастасия довольно долго молча стояла так. «Видимо, что-то задумала», — подумал Николай.
Экстрасенс, продолжая держать руки над его головой, стала медленно двигаться вокруг. Наконец, она остановилась. Он не видел лица Анастасии, но вдруг почувствовал, что дыхание у неё стало прерывистым. Отдёрнув руки, она отшатнулась от него. Взглянув на лицо экстрасенса, Николай увидел страх, промелькнувший в её глазах.
— Я… Я не понимаю… — тихо проговорила она, — такого со мной никогда не происходило?..
— Что случилось? — спросила Светлана.
— Ничего… Ничего особенного, — ответила Анастасия, уже полностью овладев собой.
Гости и хозяева с любопытством смотрели на Анастасию, желая не пропустить того, что она скажет, но та, не сказав ни слова, совершенно спокойно подошла к дивану и села. Поначалу все были немного разочарованны тем, что ничего не произошло, но потом беседа потихоньку возобновилась, продолжили пить чай и обсуждать всякие новости. И никто не заметил, что произошло с Анастасией.
Но Николай видел или скорее чувствовал, что в ней произошла какая-то внутренняя перемена, и он подумал: «Она действительно чего-то испугалась или это только игра? Если игра, то сыграно это было великолепно». Николай пододвинул стул к столу. Анастасия, посмотрев на него, вежливо улыбнулась.
— Хотите ещё чаю? — спросила она.
— Нет, спасибо.
Анастасия снова улыбнулась, но уже как-то по-другому, глаза у неё были серьёзными. Взяв в руки чашку и сделав глоток, она наклонилась к Николаю и тихо произнесла:
— Ваша жизнь скоро изменится.
Гридин не знал, как отреагировать, и поэтому промолчал. Посмотрел на часы:
— У, время-то уже сколько! Домой пора.
Он поднялся, попрощался с гостями и направился в прихожую. Егор и Светлана пошли за ним.
— Спасибо за гостеприимство… — говорил Николай обуваясь. — Всё было вкусно, — добавил он, глянув на Светлану.
— Спасибо, что пришёл, — отвечал Егор. — А на тётку ты не обращай внимания. Ну, она того… бывает, короче, — улыбнулся он.
— Да по мне хоть… — надевая куртку, ответил Николай.
Егор усмехнулся и протянул руку для пожатия.
— Ну, бывай!
— Всего тебе хорошего, Коля! — попрощалась Светлана. — Наташе привет передавай…
— Счастливо вам!
Гридин вышел из подъезда, постояв на крыльце, оглядел заметённый снегом двор, посмотрел на освещённые окна домов, потом на небо. К ночи стало морозно, небо прояснилось, в прозрачном воздухе поблёскивали звёзды. Восходящая луна, серебря всё вокруг, ярко освещала улицы. Николай шагнул с крыльца и быстрым шагом пошёл к остановке.


Он стоял и оглядывал знакомое место, узнавая улицу, на которой ему приходилось бывать. Повсюду был разлит серо-лиловый сумрак, покрывающий город, но Николай отчётливо видел каждый выступ на фасадах домов, и даже небольшие трещины, расползающиеся от карнизов тёмных окон, были хорошо различимы. «Опять этот сон?».
Он пошёл по улице вдоль высоких домов, в сумерках они выглядели чёрными и мрачными. На этот раз Николай был спокоен. Идя по пустынной улице, он осматривался, пытаясь разобраться в ощущениях, которые сейчас испытывал. «Разве сновидения бывают такими? — думал он. — Слишком всё необычно! Я чувствую всё так, словно это на самом деле происходит. А если это не сон?» Николай остановился и стал осматривать себя, ощупывать одежду, дотронулся до лица. Ощущения были более чем реальными. Он ещё раз огляделся, посмотрел на окна домов. «А если зайти в какой-нибудь дом?».
Николай постоял ещё некоторое время и сначала неуверенно, но потом, окончательно решившись, направился к одному из домов. «Раз уж я здесь нахожусь, ничего другого не остаётся, как идти до конца. Всё-таки надо узнать, где я и что со мной происходит».
Он подошёл к подъезду. Дом был всего в шесть этажей, но при этом высокий, с толстыми стенами, сложенными из больших каменных блоков, заштукатуренных цементным покрытием. В некоторых местах отвалившиеся куски штукатурки лежали на асфальте, что могло говорить о возрасте дома, но Николаю казалось, будто в таком виде дом стоит здесь вечность. Двери подъезда были массивными. «Сосна», — почему-то именно это отметил он, взглянув на поверхность древесины; от потемневших отполированных сучков тонкими паутинками расходились трещинки.
Николай взялся за дверную ручку, потянул за неё, дверь легко и бесшумно открылась. Перед ним открылся коридор. Постояв немного, он шагнул. Хотя и здесь был такой же сумрак, ему не приходилось напрягать зрение. В длинном коридоре было множество дверей по обеим сторонам.
Николай пошёл вперёд. Он прошёл по коридору уже довольно много, но коридор всё не кончался, и ему стало казаться, что с каждым шагом коридор только удлиняется, и дойти до его конца не представлялось никакой возможности. Раздумывая, что делать дальше, он остановился. Подойдя к ближайшей двери, дотронувшись до ручки, несильно толкнул дверь, она легко поддалась, открывая перед ним путь в точно такой же коридор с дверьми по обеим сторонам. Николай шагнул, оглядевшись, направился дальше по коридору.
Пройдя немного, он остановился, открыл одну из дверей и снова оказался в таком же коридоре, пошёл по нему. Проходя мимо одинаковых дверей, пытался понять, куда ведут эти коридоры. Он ещё несколько раз открывал двери, попадал в такой же коридор, какое-то время шёл по нему, потом, заглядывая за какую-нибудь дверь, заходил — и раз за разом всё повторялось снова.
Он окончательно запутался и уже не знал, где находится и как теперь выбираться из этих коридоров. Николай начал волноваться, ситуация, в которую он попал, становилась всё более и более непонятной. Он быстро, почти бегом, пошёл в обратном направлении, хотя и не знал точно, куда идёт. Волнение начало перерастать в беспокойство. Что будет, если он не найдёт выхода?
Остановившись и присев на корточки, стал обдумывать, что ему делать дальше: «Где я? Я у себя дома, сплю. Как я здесь очутился? Это сон такой! Но почему всё так реально?..».
Николай снова огляделся.
«Это всё равно сон, — успокаивал он себя. — Это такой сон. Такие сновидения бывают, когда спишь беспробудно… И все эти коридоры это какие-то образы из моего подсознания, какие-то символы. Что они означают?».
Так он сидел довольно долго и думал, перебирая в памяти всё известное ему из области психологии о сновидениях, и не находил никаких объяснений. Но главное, чего он никак не мог понять — это реальность происходящего. «Сновидения такими не бывают! Или я схожу с ума? Сумасшедшим тоже их бред кажется реальностью. Ну нет, я не больной! Должно же быть хоть какое-то объяснение!». Николай стал припоминать всё, что слышал о загадочных явлениях, о которых пишут в газетах, рассказывают в телепередачах. «Ну уж нет! А это вообще чушь, про параллельные миры… Бред какой-то! Какие там ещё параллельные миры!? Чушь собачья!».
Николай поднялся, посмотрел в одну сторону, потом в другую, и решил идти по коридору до конца. Поначалу он шёл быстро, потом побежал. Он пытался добежать до конца коридора, который отдалялся от него с каждым шагом.
Почти обессилев и, наконец, поняв бесполезность этой затеи, остановился. Тяжело дыша, он опёрся ладонью о стену и, отдышавшись, стал медленно опускаться, прислонившись спиной к стене, сел на пол. Вот теперь ему по-настоящему стало страшно. Тревога, поднявшаяся откуда-то из глубины, охватила всё тело, комком подкатила к горлу, стала заползать в голову, захватывая мозг. И это уже была настоящая паника!
Да, его работа требовала от него хорошей психической устойчивости к стрессовым ситуациям, и он был довольно хорошо подготовлен, но его подготовка учитывала только реальные угрозы, которые могли происходить в реальном, объяснимом мире. Мир, в котором он сейчас находился, не поддавался никаким объяснениям.
Николай попытался успокоиться, снова став анализировать ситуацию. «А что будет, если я?.. Нет, не надо думать об этом. Что предпринять сейчас — вот о чём надо думать. И самое главное — действовать! Должен же быть выход, хоть какой-нибудь выход… Надо бороться, даже если на это уйдёт вся жиз… Нет, и так не надо думать. Я найду выход!».
Поднявшись и посмотрев на ближайшую к нему дверь, подошёл к ней. Как он и ожидал, за дверью был коридор, пошёл по нему. Пройдя немного, открыл первую же дверь, на которую взглянул — и снова коридор. Он не чувствовал времени, не чувствовал усталости, только одно желание владело им сейчас — идти, во что бы то ни стало идти, открывая эти двери, одну за другой.
Открыв очередную дверь, и уже собираясь войти в очередной коридор, он вдруг остановился… Неожиданно для себя, Николай оказался на пороге своей комнаты. Он не испытал никаких чувств — ни чувства радости, ни чувства облегчения, мозг настолько устал от непонятного и необъяснимого, что уже ни на что не реагировал.
Войдя в комнату, находящуюся в полумраке, подошёл к дивану. Постель, в которую вечером лёг, была примята, одеяло откинуто, будто он встал с неё некоторое время назад, пройтись до туалета. Посмотрев в окно, Николай увидел, что всё ещё находится в сумрачном городе. Но теперь, по крайней мере, хоть что-то изменилось в его положении.
Он сел на постель и больше ни о чём не думал, да и не хотелось думать больше ни о чём. Продолжать попытки искать объяснения, на это у него уже не было сил. Сколько времени он просидел так, закрыв глаза, прислонившись к спинке дивана, Николай не знал. Он просто ждал, что будет дальше…


Кажется, он задремал. Открыв глаза, заметил некоторую перемену, как будто бы в комнате стало светлее. Николай приподнялся… и вдруг услышал доносившийся со двора лай. Он тут же вскочил и подошёл к окну. Во дворе сосед выгуливал ротвейлера. Было раннее утро. Гридин оглядел комнату. Он был дома. «Что за наваждение? Какая-то чертовщина со мной творится?..».
Николай вышел из комнаты и направился в ванную, взглянул на себя в зеркало, лицо было бледное, и выглядел уставшим. Начал умываться, потом решил принять ванну. Включил воду и, присев на край ванны, стал думать о том: что же это с ним такое опять было?..
Раздевшись, залез в ванну и медленно погрузился в горячую воду. Постепенно расслабляясь, приходя в себя, стал припоминать события, предшествующие сегодняшнему ночному кошмару. «Пришёл домой, попил чаю, умылся, — вспоминал он вчерашний вечер. — Посмотрел телевизор. Вроде не перепил на дне рождения. Да и вообще, если бы даже немного лишку выпил, со мной такого бы не было…». Николай сомневался в том, что алкоголь мог вызвать такие галлюцинации. И вдруг ему подумалось: «Анастасия!.. Она же вчера на меня воздействовала. Это же гипноз!».
Наконец-то Гридин нашёл объяснение тому, что произошло с ним ночью. С одной стороны, это его успокоило, но вместе с тем пришло и негодование: «Вот сука!». Но более всего он досадовал на себя: «Как же так!? Как я поддался-то этому? Ну да, ну, конечно же, был же выпивший… А ведь я сразу увидел, что она стервозная баба. Но как ей это удалось? Я вообще гипнозу не поддаюсь. Видно, где-то я прокололся. Хороший же она гипнотизёр, эта чёртова баба!».
Негодование переросло в злость, следующим пришло и желание отомстить. Он уже начал обдумывать, каким образом можно её прижать. «Узнать, где она живёт, не проблема. И посмотреть, что это за бизнес у неё такой. Наверняка вытряхивает кошельки у клиентов с помощью гипноза. А это статья!». Николаю понравилась такая идея мести. «Вот и посмотрим, как ты будешь изворачиваться…». Гридин уже представил её на допросе. Правда, тут же пришла и другая мысль: «Но, ведь она родственница Шишкина. Хотя Егор и сам её не жалует. Но Светлана, она же…».
Николай вылез из ванны, начал обтираться полотенцем. «А с другой стороны, а может и хрен на неё? Ну и пусть себе облапошивает простаков. Она их к себе не силой затаскивает. Сами к ней приходят, идиоты! Пока живут на свете дураки, то им, этим экстрасенсам, стало быть, и жить с руки».
И всё же Николай злился, и всего более на себя самого. «Вот ты дурак и есть! Попался как какой-то мальчишка в руки этой безумной бабе… Раскрыл варежку! А не такая уж она и безумная, раз проворачивает такие делишки. Ладно, впредь мне наука. Будем считать, что просто получил хороший урок… А врагов, как говаривал Суворов… или кто там, Петр Первый, не важно, за научение благодарить надо».
На этом Николай прекратил думать о мести. Немного успокоившись и взбодрившись, он прошёл в кухню, стал готовить завтрак. У него появился хороший аппетит, и он даже посмеялся над собой: «Кому расскажи такое, за кого ещё примут?».
Естественно, Николай и не собирался никому рассказывать, что так легко подпал под воздействие гипнотизера. А вот в гипноз он верил. Это всё было вполне объяснимо с научной точки зрения и никаких сомнений не вызывало. Только ему обидно было, что он так легко поддался гипнозу.
После завтрака Гридин сидел в кресле и смотрел телевизор, показывали концерт: какие-то ряженые в старух мужчины, кривляясь, несли всякую чепуху, наверное, ещё и думали, что это очень смешно. Николай стал переключать каналы, везде шли утренние развлекательные передачи. Гридин начал скучать. Было ещё рано, и заняться ему было нечем. Наташа была в командировке в отдалённом районе области, готовила репортаж. Если бы она сегодня была в городе, конечно же, они вместе куда-нибудь сходили бы. Николай досадовал на то, что всё так совпало. У него и самого не всегда получалось отдохнуть в выходные. Оттого-то и было досадно, что у него выходной, а она была в отъезде.
Он посмотрел в окно. На улице медленно крупными хлопьями шёл снег. Ему захотелось выйти на свежий воздух, вдохнуть полной грудью и походить по этому белому ковру.
Гридин вышел из подъезда. Утро действительно было замечательное, тихое, казалось, было слышно, как падает снег. И прохожие никуда не спешили, спокойно прогуливаясь, наслаждались снежной тишиной, или это потому было так тихо, что было ещё довольно рано?
Николай, не торопясь, направился к остановке, он решил съездить в центр. Подъехал автобус. Маршрут этого автобуса пролегал через весь город, но не по центральным улицам, а в объезд, и попасть на нём в центр можно было только проехав порядочное расстояние. Впрочем, спешить ему было некуда, а стоять на остановке и ждать другого транспорта не хотелось, тем более что автобус был почти пустой.
Разместившись на сидении, Николай стал глядеть в окно: на знакомые городские пейзажи, на сменяющиеся картины однообразных кварталов. Из радиоприёмника в кабине водителя доносилась музыка, иногда прерываемая назойливой болтовнёй ди-джея, пару раз этот болтун зачитал прогноз погоды, пожалуй, это была самая ценная информация из всего сказанного им за утро.
Проехав почти полпути по маршруту, автобус остановился на очередной остановке. Николай посмотрел на ожидающих транспорт людей, обратил внимание на двух симпатичных девушек, они с интересом беседовали, видимо, говорили о чём-то важном для них. Посмотрел на стоявшие торцом к дороге дома, серые панельные пятиэтажки. Вдоль домов по тротуару прогуливались женщины с колясками, шли прохожие… И тут Николай стал пристально вглядываться в эти дома: «Да это же тот самый микрорайон, который я видел во сне, когда посмотрел ту кассету!». Он ещё колебался, но потом всё же решил выйти из автобуса, ещё не понимая, зачем. Водитель уже закрывал двери и переключил скорости, собираясь трогаться с места.
— Стой! Остановите, пожалуйста!
Николай подбежал к дверям.
— Мне надо выйти!
Он суетливо полез в карман за деньгами.
— Спишь, что ли! — недовольно буркнул водитель, открывая двери.
Гридин, торопливо сунув кондуктору деньги за проезд, вышел из автобуса. Автобус, заскрежетав коробкой скоростей и выпустив в стоящих на остановке людей облако сизого дыма, уехал.
Стоя на остановке, Гридин смотрел на серые пятиэтажки и пока не понимал, почему он это сделал — зачем вышел из автобуса? «Раз уж вышел, то надо пойти посмотреть. А что смотреть-то?»
Пройдя немного, Николай увидел тот самый дом, в котором был в своём сне. Он направился к дому по протоптанной в снегу тропинке, мимо детской площадки. Подойдя к качелям, дотронулся до металлических прутьев, это были те самые качели, которые он видел во сне. Слегка толкнул, качели с металлическим скрипом несколько раз качнулись и замерли на месте. «Как же так, я здесь никогда не был, а почему в моём сне были именно эти качели?». Гридин ещё раз посмотрел на дом и неспешно пошёл, глядя на тот самый подъезд, из которого выбегал во сне.
Подойдя к дому, он посмотрел на крайние окна квартиры первого этажа. «Чертовщина какая-то!» Но теперь уже было просто любопытно узнать, что же это такое, что за наваждение преследует его. «Опять это — дежа вю?».
У подъезда, к которому он подходил, на лавочке сидели три пожилые женщины. На них были старомодные драповые пальто с пушистыми воротниками, на головах пуховые платки. Бабушки сидели и присматривали за маленькими детьми, которые, звонко смеясь, бегали по дороге вдоль дома, катая друг друга на санках. Поглядывая на внуков, бабушки о чём-то увлечённо беседовали. Они прервали свой разговор, как только незнакомый мужчина, проходя мимо них, подошёл к крыльцу подъезда.
Гридин не хотел заходить в подъезд, но бабушки начали его разглядывать, и ему стало как-то неудобно. «Зайду в подъезд, — решил он, — А то эти бабули смотрят на меня как на шпиона».
Войдя в подъезд, Николай постоял немного и решил: «Хоть гляну на эту квартиру». Он стал подниматься по ступеням. «А вообще, глупость какая-то. На кой хрен я вообще сюда пришёл?..».
Здесь всё было точно так, как в его сне: четыре двери выходили на площадку, вот дверь той квартиры, обитая дерматином, с металлической цифрой один, а вот дверь напротив, обитая рейкой, в которую тогда стучался.
Теперь перед ним стояла действительно трудная задача — объяснить самому себе, каким образом он увидел во сне то, чего до сегодняшнего дня никогда не видел наяву. И точно так же, как и тогда во сне, у него не было никаких объяснений. Николай стоял и смотрел на дверь, и на эту цифру один. «Ну и что дальше? Психушка?». При этой мысли ему стало совсем не по себе. «Нет, стоп, стоп, стоп, сто-оп. Всему должно быть своё объяснение, рано паниковать».
— Надо сначала во всём этом разобраться, — сказал он сам себе. — Потом уж будем принимать какие-нибудь меры.
Гридин вышел на улицу. Бабушки, увидев вышедшего из подъезда того же незнакомого мужчину, примолкли и, не скрывая своего интереса, снова стали разглядывать его.
— Здравствуйте! — решил он заговорить с ними.
Теперь Бабушки стали оглядывать незнакомца с недоверием.
— Здравствуйте?..
— Здравствуйте…
— Я из милиции, — сказал Николай, показывая служебное удостоверение.
— Из милиции?
— Случилось что?
— Это вы не к Аникиным?
Теперь бабушки смотрели на сотрудника милиции с нескрываемым любопытством.
— Не скажете, в какой квартире проживает Орлов? — спросил он, на ходу выбрав первую же пришедшую на ум фамилию.
— Орлов?..
— Орлов? Не знаем таких. Нюра, ты знаешь Орловых?
— Нет, не слыхала здесь про таких. Может, в третьем подъезде есть Орловы. Так сейчас и не знаешь, кто где живёт. Тут всякие жильцы есть. Снимают квартиры, а их и не знаешь, кто такие. Поживут немного, смотришь, а уже другие там.
— А в первой квартире кто проживает? — спросил Николай, глянув на окна.
— В первой? Там Мелентьевы проживают, как раз подо мной.
— Семья? — поинтересовался он.
— Семейные. Молодые, с ребёночком. Марина там хозяйка, и муж у неё хороший, непьющий.
— А давно они тут живут? — продолжил расспрашивать Николай всезнающих бабушек.
— Да почитай уже наверно год как живут. Они квартиру-то эту купили.
— Муж-то у неё, какой молодец! Я его часто вижу.
— Да, эти хорошая семья, тихо живут. Не то, что раньше было, когда Колесовы здесь жили.
— Это она своего мужа со свету-то и сжила! – тут же подхватила тему одна из бабушек, обращаясь к той, которая отвечала.
— Да какое там! Сам себя изжил. Попей-ка с его!
— Да и сама она тоже любила выпить…
Разговор мог принять затяжной характер, и Николай решил вмешаться.
— А Колесова эта… бывшая хозяйка, она, где сейчас живёт?
— А кто ж её знает, она уже давно не живёт тут. Как муж её помер, перебралась к своему хахалю, а квартиру сдавала.
Эта информация Гридину показалась интересной.
— И этот не лучше! — начала одна из бабулек. — Это он заставил её квартиру продать.
— А они оба стоят друг друга! — тут же подхватила другая. — И этого она со свету…
— До Мелентьевых кто здесь проживал? — снова направляя разговор в нужное русло, спросил Николай. — Кто снимал эту квартиру?
— Да много кто снимал…
— Ой, китайцы же, помнишь, жили!
— Эти ещё ничего. А вот чёрные, так сладу с ними не было! Намусорят, коробки пустые набросают. И сколько я с ними ругалась!
— А им без толку говорить! Они всё равно по-русски не понимают.
— О ком вы, что за чёрные? — решил уточнить Николай.
— Ну эти… с югов которые…
— Но они недолго здесь жили, лето, пока торговали.
— А кто ещё жил в этой квартире? — продолжал он расспрашивать.
— Мужчина ещё жил один… — припомнила бабушка, живущая над первой квартирой.
— Мужчина? — переспросил Николай.
— Да, мужчина. Хороший такой, тихий. Но я его редко видела. И машина у него иностранная.
— А марка машины, какая?
— Кто ж её знает? — бабушка пожала плечами. — Большая, тёмная такая…
— Он один жил или с ним ещё кто-то был?
— Да вроде один. Больше никого не видела. Он уж бывало, поздно приезжал. Машину оставлял под окном, а утром уже и не было машины. На работу наверно рано уезжал.
Гридина всё это заинтересовало, но просить бабушек припомнить номер машины, скорее всего, было бесполезно.
— Ладно, спасибо вам, — поблагодарил он их.
— Да не за что…
Николай повернулся и пошёл на остановку. Прогуливаться по центру города ему расхотелось, решил ехать домой. «Колесову можно установить. А что это даст? Скажет, что сдавала квартиру, а кто такие, знать не знает. Деньги платят и живут, паспорта не спрашивала. Надо думать, что она вряд ли через агентство квартиру сдавала. Хорошо бы установить, кто этот мужчина с машиной…». Эта мысль заставила подумать о другом: «А зачем мне это надо? Чтобы успокоить себя или найти преступника? — спрашивал себя Николай. — И кто сказал, что этот мужчина и есть тот самый оператор, снимавший девочек на видео? Ведь такое можно сказать только в том случае, если принять, что произошедшее со мной во сне, это…».



* * *

Вот уже несколько дней шёл снег. На обочинах городских улиц появились целые холмы из снега, нагребаемые дворниками, очищающих тротуары. На крышах домов образовались толстыё снежные шапки, и даже на подоконниках скопились небольшие сугробы, вот-вот готовые маленькими лавинами обрушиться на головы прохожих.
В центре города снегоуборочные машины расчищая проезжую часть, то и дело создавали автомобильные пробки, и пассажирский транспорт двигался с черепашьей скоростью. До редакции было недалеко, поэтому Наташа решила пойти пешком и, хотя торопилась, проходя мимо небольших магазинчиков, она невольно замедляла шаг, разглядывая выставленные в витринах платья. Ещё она собиралась зайти пообедать, как раз по пути было кафе и, чтобы сократить путь, решила пойти переулками.
Выйдя на улицу параллельную центральной и, перейдя дорогу, она пошла мимо огороженной забором строительной площадки, где строили храм из красного кирпича. Храм был уже почти готов, но строительные леса у фасада ещё не были убраны. У въездных ворот стояло несколько машин, грузовые «Газели» и большой серебристый «Мерседес». Машины стояли прямо на тротуаре, и ей пришлось их обходить.
— Наташа! — окликнул её кто-то.
Она сначала не поняла, что обращаются именно к ней.
— Наташа, здравствуйте! — поздоровался с ней стоявший возле «Мерседеса» мужчина в длинном чёрном пальто.
Пальто на нём было расстёгнуто, под ним виднелся тёмно-коричнёвый костюм и светлая рубашка с золотой застёжкой на воротнике.
Наташа остановилась, взглянула на мужчину, узнав его, поздоровалась с ним:
— Здравствуйте, Владимир.
— Здравствуйте! — ещё раз поздоровался с ней Балуев. — Совершенно случайно вас увидел! Подхожу к машине, а тут вы идёте.
Было видно, что Балуев их неожиданной встрече очень рад, хотя и несколько удивлен.
— Как странно, что мы с вами встретились именно здесь, — всё так же глядя на Наташу, продолжал он. — Куда вы идёте?
— Я иду в редакцию.
— Да-да, редакция… А я вот приехал посмотреть, как идут работы на этом объекте, — сказал Балуев, показывая на храм.
Наташа подняла голову и посмотрела на позолоченные купола храма.
— Это строительство ведёт ваша фирма?
— Можно сказать и так, — он улыбнулся. — Вообще-то это строительство я финансирую из личных средств.
— Мм?.. Вы настоящий меценат, и галерея у вас…
— Ну, я бы не хотел так громко себя именовать, — заговорил Балуев, продолжая улыбаться. — Да, кое-какую помощь оказываю нашему городу. Стараюсь поддерживать и церковь, и общественные организации.
— Что ж, это очень хорошо, — сказала Наташа, поглядев на часы.
— Вы торопитесь, а я, наверное, вас задерживаю? — с некоторым сожалением произнёс он. — Но если у вас есть минутка… Вы бы не хотели взглянуть на храм? Там сейчас расписывают своды. Это очень интересно. Пойдёмте, я вам покажу. Вы будете первой, кто это увидит.
Наташа ещё раз глянула на часы:
— Мне надо в редакцию, и я ещё хотела бы успеть пообедать.
— Так я вас могу подвезти! Мы недолго, посмотрим, и я вас отвезу, куда вам надо, — Балуев рукой сделал знак, приглашая пройти с ним. — Пойдёмте, вы не разочаруетесь, — приглашал он настойчиво. — К тому же, я знаю, что вы разбираетесь в живописи. Ваше мнение очень значимо для меня.
Наташа подумала немного и решила зайти посмотреть. С одной стороны, было любопытно, с другой, происходящие в городе события представляли для неё и профессиональный интерес.
— Хорошо, — согласилась она, — давайте посмотрим.
Балуев, пропуская Наташу вперёд, прошёл вместе с ней за ворота ограждения.
Входные двери храма были широкими, из массивной дорогой древесины, с вырезанными на них изображениями евангельских событий. К дверям вела выложенная из гранитных плит лестница с ажурными перилами чугунного литья.
Они вошли внутрь храма. Из-за работающих калориферов, нагнетающих в помещение горячий воздух, здесь было довольно тепло. Сам храм был небольшим, но с высокими сводчатыми потолками. Стены были ещё в лесах, внутри храма производились малярные работы. Часть стен и главный свод были уже расписаны традиционными библейскими сюжетами. Стены гулко отражали звук шагов и голоса переговаривающихся между собой находящихся на лесах рабочих.
Подняв голову, Наташа стала рассматривать роспись. Краски были излишне яркими, от пестроты рябило в глазах. Изображение Бога-Отца в виде старца в хитоне явно было скопировано с известной фрески эпохи Возрождения. На полу под лесами лежали репродукции с картин художников того времени.
— Ну как? — взглянув на Наташу, спросил Балуев. — Вам нравится?
Наташа решила ничего не говорить ему по поводу росписи.
— А кто эти художники?
— Эти художники мои знакомые, — ответил он, посмотрев на людей находящихся на лесах. — Они рисуют и замечательные картины тоже. Впрочем, — Балуев замолк, улыбнулся, и снова взглянув на Наташу, сказал: — Кажется, тогда их произведения вам не понравились.
— А как будет называться этот храм?
— Во имя святых благоверных Кирилла и Афанасия.
Наташа ненадолго задумалась, видимо что-то припоминая.
— Если не ошибаюсь, они жили в Александрии.
— Да, это Александрийские епископы, вы совершенно точно сказали!
Балуев был явно удивлён Наташиной осведомлённостью.
— Мне нравятся эти святые и история их жизни, — заговорил он, показывая на одну из стен с изображением, рассказывающим о житии этих святых. — Ведь они прожили жизнь полную приключений. Много раз подвергались опасностям, стояли на краю гибели…
Балуев рассказывал всё это с воодушевлением, посматривая при этом на Наташу, явно пытаясь угадать, какое впечатление он на неё производит.
— Им не раз угрожала смерть от злейших врагов, но Бог всегда хранил их. Бог повергал всех их врагов. И эти святые благополучно дожили до своей естественной кончины в глубокой старости, — закончил Балуев свой рассказ. — По крайней мере, так говорят о них предания, — добавил он, улыбнувшись.
Наташа ещё раз посмотрела на изображение святых. Они, как ей показалось, были нарисованы какими-то уж чересчур святыми. Вряд ли эти люди, при жизни перенёсшие много страданий за веру, в действительности имели такие глуповатые выражения лиц.
— Понятно, — взглянув на Балуева, произнесла она. — Значит, и вы хотите так же прожить жизнь, до глубокой старости? — она сделала несколько шагов к выходу, давая понять, что ей пора идти. — И хотите, чтобы и всех ваших врагов Бог тоже повергал?
— Ну а кто бы этого не хотел?
Балуев сделал несколько шагов вслед за Наташей, и они вместе пошли к выходу.
— Да, я понимаю, что жизнь непредсказуема, — заговорил он. — И врагов много. Конечно, хотелось бы, чтобы врагов не было.
Они вышли из храма.
— Да, хотелось бы, — согласилась Наташа. — Только есть здесь один маленький момент… — она взглянула на Балуева. — Насчёт врагов!
Спустившись по лестнице, они направились к воротам, выйдя за ворота, подошли к его машине. Балуев, приглашая Наташу сесть в «Мерседес», открыл перед ней дверцу, она села. Балуев, осторожно закрыв дверцу, несколько поспешно обошёл автомобиль.
— И что же насчёт врагов? — усаживаясь за руль, спросил он, продолжая начатый разговор.
Помолчав, Наташа стал отвечать:
— Я так думаю, чтобы Бог повергал перед человеком его врагов, для этого надо… — она сделала паузу, глядя на дорогу, ожидая пока «Мерседес» отъедет от обнесённой забором строительной площадки. — Для этого надо, чтобы человек исполнял волю Божью, — закончила она свою мысль.
Балуев уверенно повёл автомобиль по переулку. Выехав из переулка на центральную улицу, он остановил машину у светофора.
— Что же, будем надеяться на то, что мы всё-таки исполняем волю Божью, — глядя на светофор, ожидая зелёный свет, сказал Балуев.
Наташа промолчала. «Мерседес» легко, почти бесшумно покатил по широкому проспекту. Балуев, внимательно глядя на дорогу, снова заговорил:
— Я хочу пригласить вас на обед. Будем считать, что сегодня вы у меня в гостях.
Он взглянул на Наташу, ожидая её согласия.
— Слишком долго в гостях я не могу оставаться, — сказала она, посмотрев на часы.
— Да-да, конечно, обычный обед, и ничего больше. Я, честно говоря, и сам проголодался.
Балуев остановил машину у светофора, зажёгся жёлтый.
— Иногда бывает столько работы, что некогда поесть, — говорил он. — Приходится перекусывать между поездками. В офисе не сижу, объектов много. И туда надо и сюда, и одному что-то сказать, и другому подсказать…
Наташа молча смотрела в окно на заснеженные городские улицы и слушала, как Балуев рассказывает о своей работе, пытаясь угадать, в какой ресторан он её везёт.
Наконец, они подъехали к большому зданию в самом центре города. Наташа знала это место, здесь был самый лучший в городе ресторан, по крайней мере, так считалось, может, потому, что цены здесь были астрономические.
— Вот мы и приехали! — произнёс Балуев, направляя автомобиль на парковочную стоянку.
Наташе очень не хотелось идти в этот ресторан, да и быть в гостях у Балуева каким-либо другим образом тоже не собиралась.
— Владимир, у меня к вам есть одна просьба, — спокойно, произнесла она.
— Да, конечно. С удовольствием выполню любую вашу просьбу, — глядя на неё, сказал он.
— Вы не могли бы отвезти меня на улицу Юбилейную, там есть очень хорошее кафе. Я бы хотела пообедать там.
Наташа высказала свою просьбу, глядя Балуеву прямо в глаза, и произнесла она это тоном, не принимающим никаких возражений. Балуев сперва немного опешил, но ему ничего не оставалось, как выполнить её просьбу.
— Хорошо, давайте поедем туда, — согласился он, заводя двигатель. — Собственно говоря, в этом ресторане не всегда вкусно готовят. Я и сам бывает, обедаю в обычных кафе.
— А мне нравится атмосфера в том кафе, — сказала Наташа, глядя вперёд на дорогу, когда они выехали со стоянки. — Туда заходят пообедать мои знакомые, журналисты. Мы там общаемся, обсуждаем интересующие нас вопросы.
Кафе, в которое Наташа попросила её отвезти, находилось недалеко от редакции, и было самым обычным местом, где недорого и быстро можно было пообедать. Для многих служащих, у которых был короткий обеденный перерыв, это кафе очень даже подходило.
Балуев припарковал «Мерседес» у обочины перед самым кафе. Выйдя из машины, они направились к входу. Балуев, несколько опережая Наташу, открыл перед ней дверь. Они вошли в кафе.
В довольно просторном помещении стояли пластиковые столики, покрытые бязевыми в клеточку скатертями. Девушки-официантки в униформе, быстро убрав за ушедшими посетителями посуду, тут же подходили с блокнотиками к вновь пришедшим. Негромко играла музыка, время самое обеденное и народу было много. Отдав свои пальто гардеробщице, они прошли в зал и, найдя свободный столик, сели. К ним подошла девушка в униформе.
— Здравствуйте! Что будете заказывать? — скороговоркой произнесла официантка, приготовив блокнотик и карандаш.
Наташа, только взглянув в меню, сразу сделала заказ. Она много раз бывала в этом кафе и всегда брала именно эти блюда. Балуев читал меню немного дольше, выбрав блюдо для себя, сделал заказ.
— Может, вина? — предложил он.
— Нет, не надо вина. У меня сегодня будет много работы.
— У вас очень интересная работа, вы всегда в гуще событий, — глядя на Наташу, заговорил Балуев.
— К сожалению, события, в гуще которых мне приходится бывать, не всегда вызывают у людей интерес.
— Так в этом и заключается работа журналиста, обращать внимание людей на происходящее. Поднимать сложные вопросы, влиять на умы. Вы ведь тоже власть. Как говорится — четвёртая власть!
— На самом деле, это только так говорится.
Им принесли заказ. Официантка, пожелав приятного аппетита, быстро отошла к другому столику.
— О чём вы сейчас пишете? — поинтересовался Балуев, глотнув соку из высокого тонкого стекла стакана.
Разделив на кусочки котлету, Наташа уже начала есть.
— Я готовлю материал о детях, живущих в детских домах.
— О да, конечно, это серьёзная тема! — сказал Балуев, рассматривая свой салат, разгребая его вилкой. — Да, для нашего общества это большая проблема.
— Это не для общества проблема. Это проблема этих детей, а общество… — Наташа глянула на Балуева, — оно своими делами занято.
— Да, все мы чем-то постоянно заняты. Всё бежим куда-то, торопимся. О земном, о материальном всё помышляем, — философски произнёс он.
— Ну, вы-то, кажется, не только о материальном заботитесь, — улыбнувшись, снова взглянув на Балуева, сказала Наташа.
— Это дело чести каждого бизнесмена, что-то делать для города и для горожан, — поглядев на людей в зале, проговорил он. — Заботиться надо не только о прибылях.
— Вы верующий человек? — неожиданно спросила Наташа.
— Ну… мы все, наверное, в какой-то степени верующие во что-то.
— Я имею в виду, верите ли вы в Бога?
Балуев не сразу начал говорить, взявшись за стакан, раздумывал, что ответить.
— Каждый имеет своё представление об этом, — сделав глоток, сказал он. — И вот так прямо трудно ответить на этот вопрос.
— Ну почему же? Ведь вы строите храм, общаетесь со служителями церкви. Вы и «Символ Веры» должно быть знаете. А там всё однозначно сказано. Человеку только остаётся ответить самому себе, верит он тому, что там записано или нет. По-моему, всё очень просто.
Балуев улыбнулся, но при этом посмотрел на Наташу внимательным взглядом.
— Вы очень умная женщина.
Он снова улыбнулся, и уже посмотрел на неё с нескрываемым интересом.
— Вы ведь не замужем?
Наташа подумала немного, как ответить на этот странный вопрос.
— У меня есть любимый человек.
— Думаю, ему очень повезло, в том, что его любит такая женщина, — глядя на неё, произнёс Балуев.
— У нас всё хорошо, и мы поженимся.
— Что ж, могу только позавидовать вашему избраннику, — снова сделав глоток из стакана, улыбнувшись, сказал Балуев. — Желаю вам всего наилучшего.
Он так и не притронулся к еде, пил только сок.
— Кстати, насчёт вашей журналистской работы, — отставив стакан, заговорил Балуев уже деловым тоном. — Я совладелец городского телевизионного канала. И нам нужны молодые творческие люди, мы заинтересованы в талантливых журналистах, а вы именно такой человек. У меня есть для вас очень интересное предложение. Я хочу предложить вам вести новостную программу.
Балуев замолчал, ожидая от Наташи ответа на своё предложение.
— Что вы по этому поводу скажете?
Наташа медлила с ответом. Балуев уже предлагал ей написать о галерее, но то его предложение она не восприняла всерьёз. Это предложение её действительно заинтересовало. Одно только настораживало, что сделал его не руководитель телекомпании или главный редактор, а владелец, который сам непосредственно к телевидению никакого отношения не имеет.
— Вы могли бы иметь свою авторскую программу, — продолжал Балуев, снова взяв в руку стакан.
— Спасибо.
Наташа знала, что такие люди как Балуев так просто такие предложения не делают. «И какая плата за всё это? С другой стороны, ссориться с ним тоже не следует». Балуев принадлежит к тому кругу людей, от которых много чего зависит в городе, в том числе и СМИ.
— Я подумаю над вашим предложением, хотя сейчас меня всё устраивает и в газете. К тому же, я не знаю специфики работы на телевидении, это другая специальность.
— Вы талантливы и умны. Я думаю, вы бы справились.
Балуев всё-таки надеялся на то, что сумел заинтересовать её этим предложением.
— Вы подумайте.
Наташа взглянула на часы.
— Что же, спасибо вам за ваше гостеприимство, — она улыбнулась — Мне пора в редакцию.
Наташа взялась за сумочку, чтобы достать кошелёк. Балуев жестом подозвал официантку. Чек, принесённый вместе с заказом, лежал на столе. Наташа взяла чек, глянув, быстро подсчитала стоимость своего обеда. Балуев собрался рассчитаться за весь заказ, подав официантке купюру достоинством в пять тысяч рублей.
— Нет, вы посчитайте нам отдельно, пожалуйста, — сказала Наташа официантке.
Он удивлённо посмотрел на Наташу, но возражать не стал.
— Спасибо, — сказала Наташа официантке, взяв у неё сдачу.
Они вышли из кафе. Балуев, пропуская Наташу вперёд, предложил:
— Давайте я подвезу вас до редакции.
— Благодарю, я сама дойду. Редакция вон в том здании, — Наташа указала на высокое здание на противоположной стороне улицы. — До свидания. Приятно было с вами увидеться.
— Думаю, мы с вами увидимся ещё, — сказал Балуев и улыбнулся. — По крайней мере, я на это надеюсь, — добавил он. — Подумайте над моим предложением.
— Спасибо. До свидания!
Наташа направилась к переходу на другую сторону улицы. Балуев смотрел ей вслед до тех пор, пока она не скрылась в подземном переходе.



* * *

В магазин вошёл высокий, элегантно одетый мужчина. На нём был бежевого цвета вельветовый костюм и светло-голубая рубашка, тёмные волнистые волосы до плеч аккуратно расчёсаны.
— Здравствуйте! — подойдя к прилавку, произнёс он вежливо, кивнув продавщицам.
— Здравствуйте! — ответила одна из стоявших за прилавком девушек, намереваясь спросить: что желает покупатель?
— Привет, Артур! — улыбаясь, поприветствовала мужчину Лена. — Я скоро закончу.
— Хорошо, я подожду.
Продавщица, что поздоровалась первой, с любопытством стала разглядывать пришедшего к напарнице красивого мужчину, потом она отошла от прилавка и, продолжая поглядывать на него, зашла в подсобное помещение. Через некоторое время она вышла, и снова встала за прилавок, вскоре в проёме двери появилась ещё одна женщина, возрастом намного старше.
— Здравствуйте! — произнёс Артур, увидев её.
— Здравствуйте! — ответила на приветствие женщина, после чего посмотрела на Лену. — Ты иди, мы тут сами управимся, — сказала она.
— Ой, спасибо, Ангелина Степановна! — поблагодарила Лена. — Артур, я сейчас! Оденусь только…
Лена торопливо побежала в подсобку одеваться. Её напарница, став что-то раскладывать на прилавке, продолжала украдкой поглядывать на мужчину.
— Ну вот, я готова! — выскочив из подсобки, сказала Лена, улыбаясь и глядя на Артура.
На ней было тёмное короткое пальто и вязаный берет чёрного цвета, макияж казался чересчур ярким.
— До свидания! — попрощался Артур с оставшимися в магазине женщинами, которые с любопытством продолжали смотреть ему вслед.
Выйдя из магазина, Артур и Лена подошли к большому тёмному автомобилю.
— Куда мы поедем? — спросила она.
Открыв переднюю дверцу, Артур помог Лене сесть, потом, обойдя автомобиль, сел за руль.
— Пока тайна.
Лена с любопытством глянула на Артура.
— Ладно! — улыбнувшись, сказала она, принимая его игру.
Ярко освещённые центральные улицы были уже украшены к Новому Году. Рабочий день заканчивался, и центр города постепенно заполнялся прогуливающимися горожанами. Большие витрины дорогих магазинов как магнит притягивали к себе взгляды прохожих. У одного из таких магазинов Артур припарковал автомобиль.
— Приехали, — взглянув на здание, произнёс он.
— Мы пойдём в магазин? — спросила Лена, с радостным удивлением.
Здание, к которому они подъехали было одним из самых красивых в городе. До революции в этом здание размещалась городская управа. На его фасаде красовались разнообразные скульптурные изваяния, фигурная лепнина украшала маленькие балкончики и большие сводчатые окна.
Ещё совсем недавно первые два этажа здания занимал краеведческий музей, на третьем функционировала редакция областной партийной газеты, на четвёртом трудились члены «Союза писателей». После того как муниципальная казна опустела, здание продали. Новые хозяева подвергли его реконструкции, расширили, кое-что достроив, но фасад сохранили в первозданном виде.
Ныне же в здание расположился самый крупный в городе торговый центр. Здесь было всё: магазины с самой модной дорогой одеждой и обувью, салон красоты, ювелирные лавки, в которых мастера могли изготовить любое украшение по желанию клиента. За огромными стеклянными дверями сразу начиналась широкая мраморная лестница, ведущая наверх в просторные залы.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, они вошли в огромный вестибюль. И перед Леной открылось… целое царство дорогостоящего великолепия и красоты. В отделанных мрамором залах было немноголюдно и как-то умиротворённо, и эта тишина казалась какой-то… торжественной, словно в царских покоях. Лена была в восхищении. В этом мире слепящего блеска и галактических цен ей ещё не приходилось бывать. Здесь даже воздух был особый, казалось, что всё окружавшее пространство пропитано запахом новеньких стодолларовых банкнот.
— Ты хочешь мне что-нибудь купить?.. — осторожно спросила Лена Артура.
— Тебя надо приодеть, — ответил он, ведя Лену в один из залов.
— И я могу выбрать себе любое платьё? — она восхищённо поглядела на Артура.
— Да, сейчас выберем.
Они прошли в открытые стеклянные двери в ярко освещённый зал с зеркально отполированным полом и с большими зеркалами на стенах. Это был бутик дорогой вечерней одежды. К ним сразу подошла продавец, женщина в шёлковом брючном костюме чёрного цвета и белоснежной блузке.
— Здравствуйте!
Оглядев девушку, потом глянув на её спутника, она сразу поняла ситуацию.
— Пожалуйста, посмотрите нашу коллекцию, — обратилась продавец к мужчине, и стала показывать на платья, надетые на манекены. — Есть итальянские платья для выхода. Очень хорошие модели вечерних нарядов из Франции…
Продавщица повела их по залу.
— Вот обратите внимание. Это очень известный дом, новая модель.
Лена подошла к одному из манекенов, на котором было надето ярко-красного цвета платье из тонкого шёлка.
— Какая прелесть! Как оно мне нравится! — обернувшись, посмотрев на Артура, заговорила Лена.
Артур глянул на платье, оглядел ещё несколько платьев на манекенах и прошёл к шкафам, в которых рядами висели платья на вешалках. Перебирая, он вынимал некоторые и внимательно разглядывал. Наконец нашёл то, что ему понравилось. Платье было длинное из плотного чёрного шёлка.
— Вот это, — сказал он, протянув платье Лене. — Примерь.
К Артуру тут же подошла женщина-продавец, взяла платье и пригласила девушку пройти в примерочную кабину. Лена пошла за женщиной, и через некоторое время вышла из примерочной.
Платье на ней смотрелось великолепно. Покроя «ампир», с глубоким декольте и сильно завышенной линей талии, спереди платье спускалось почти до пола, оставляя открытыми лишь щиколотки, сзади тянулся небольшой шлейф.
— Тебе нравится это платье? — спросил Артур.
Лена оглядела себя в зеркале.
— Да, мне нравится, — любуясь собой, произнесла она.
— Хорошо, мы берём это платье.
Лена прошла в примерочную кабинку, чтобы переодеться.
— Зайдём за ним позже, пока оставьте так, — сказал Артур продавцу.
Лена вышла из примерочной, она снова была в своём пальто. Поправляя на ходу беретик, взглянула на себя в зеркало.
— А куда мы теперь пойдём?
— Надо посмотреть что-нибудь из обуви, — ответил Артур, направляясь к эскалатору.
Обувные магазины находились на третьем этаже. Артур и Лена поднялись на эскалаторе и, пройдя в вестибюль, направились в один из таких магазинов.
На стендах и на стеклянных полках стояла всякая обувь: и вычурная молодёжная, и обычная повседневная, но тоже дорогая, была и эксклюзивная для выхода. То ли от терпкого запаха натуральной кожи, то ли от такого множества красивых туфель у Лены начала кружиться голова.
Артур подошёл к одному из стендов с нарядной женской обувью и стал рассматривать туфли, проходя вдоль стенда. Выбрал несколько пар для примерки, указав на них продавцу, молодому парню, который следовал за ним.
Лена немного отстав, остановилась возле полки с туфлями, которые ей понравились. Артур, подойдя к Лене, взял её за руку и усадил на мягкую скамейку.
— Примерь вот эти.
Лена сняла полуботинки и примерила туфли.
— Хорошо, — сказал он, глядя на её ноги. — И вот ещё эти, — Артур подал другую пару, взяв из рук продавца. — Эти для выхода будут.
Лена переобулась, встала и, глядя на свои ноги в напольное зеркало, немного прошлась.
— Мы возьмём обе пары, — сказал Артур продавцу, подавая кредитку.
Продавец, взяв туфли и карточку, пошёл оформлять покупку.
— Тебе нравятся эти туфли? — спросил Артур Лену, принимая коробки из рук продавца.
— Да, очень хорошие…
Это было не совсем то, что она хотела, но возражать не стала.
— Куда теперь?
— В очень интересное место! — ответил он, улыбнувшись.
Интересным местом оказался салон нижнего белья. Артур сам выбрал для Лены несколько комплектов. И в этом вопросе она подчинилась ему без разговоров.
— А теперь надо привести в порядок голову, — сказал он, осматривая её причёску.
Прикупив по дороге ещё и чулки, они снова спустились на второй этаж. Артур привёл Лену в салон красоты. Поговорив о чём-то со стилистом, он подвёл к нему девушку, сам же собрался ненадолго отойти.
— Я пойду ещё похожу, а ты здесь побудь. Тобой сейчас займутся, — сказал ей Артур и направился к выходу из салона.
Лена села в кресло, на которое ей показал стилист, взглянула на себя в зеркало: «Вот оно и началось…». Сидя в кресле с накинутой на плечи накидкой, Лена сильно сжала кулачки, словно она наконец-то схватила эту самую неожиданно попавшую ей в руки удачу, и чтобы уже никогда-никогда не выпускать её.
Через некоторое время, когда стилист уже завершал укладку, а маникюрша, держа её руки на приставном столике, покрывала ногти лаком, вернулся Артур. Лене предстояло пройти ещё и через визажиста, который должен был сделать новый макияж.
Когда мастера закончили свою работу, Лена наконец-то смогла повнимательнее рассмотреть себя в зеркале… и это было не совсем то, какой она хотела бы выглядеть. Её волосы, когда-то красноватые, теперь были тёмные, даже чёрные, и были зачёсаны назад и собраны на затылке в небольшой пучок. Такая причёска открывала её чуть оттопыренные уши, которыми она всегда была недовольна, но при этом открывалась и длинная шея и ровный лоб. И было не привычно… но в целом новый образ очень даже подходил к лицу, просто, наверное, надо привыкнуть — к новому видению себя. Так теперь и надо привыкать к чему-то новому в жизни…
Артур сидел в широком кожаном кресле и, терпеливо ожидая, когда ему вернут уже преобразившуюся Лену, листал журнал, взятый с журнального столика.
— Вот и всё! — сказал стилист, подавая девушке руку, чтобы помочь встать.
Увидев, что Лена освободилась, он поднялся, и когда она к нему подошла, пристально стал её рассматривать.
— Тебе нравится? — спросила Лена.
— Да, очень хорошо, — оглядывая её новую причёску, произнёс он. — Это то, что нужно. И вот тебе ещё подарок.
Он достал из пакетика небольшую коробочку. В коробочке лежал маленький гранёный флакончик духов.
— Ах! — воскликнула Лена.
Артур открыл флакончик, вынув из длинного горлышка плотно притёртую пробку из горного хрусталя и, закрыв горлышко пальцем, перевернул флакончик, потом провёл этим пальцем по её шее.
— Какая прелесть! — произнесла она, вдохнув аромат.
— Теперь идём за платьем, — сказал он, положив новую покупку в пакет.
Взяв сумки, в которых лежали покупки и, перекинув пальто Лены через руку, Артур направился к выходу. Лена последовала за ним, ещё раз глянув на себя в зеркало.
Они вернулись в бутик, где выбрали платье. Женщина-продавец, посмотрев на девушку и увидев произошедшую с ней перемену, одобрительно улыбнулась.
— Иди, переоденься, — сказал Артур Лене. — Надень на себя всё это.
Лена переодевалась довольно долго. Наконец, из примерочной кабинки вышла продавец и, встав рядом, она словно театральный занавес, резко отодвинула плотную бархатную штору…
Лена ещё стояла некоторое время, как бы не решаясь выйти. И женщина сделав знак рукой, пригласила её пройти на середину зала. Лена решительно шагнула под яркий свет ламп, представ во всём блеске.
В длинном чёрного цвета платье свободного кроя она казалась выше ростом. Тёмный шёлк подчёркивал белизну кожи. Высоко приподнятая грудь была ровной округлой формы, тонкие красивые руки добавляли плавности в линии фигуры. На длинной шее, как вырезанная резцом рукою искусного ваятеля, скульптурно смотрелась голова. Лицо с мастерски нанесенным почти незаметным макияжем было утончённо красивым.
Она предстала перед Артуром как великолепное произведение искусства, которым создавший его творец-художник остался весьма доволен. Лена, ещё неуверенными шагами, ступая в чёрных туфлях на высоких тонких каблуках по отполированному полу, подошла к зеркалу.
Артур оценивающим взглядом посмотрел на Лену. Подойдя к ней, он достал из кармана обтянутую чёрным бархатом небольшую коробочку, открыв, извлёк из коробочки тонкой работы золотое украшение на цепочке. Будто нанося последние краски на свою картину, он надел Лене на шею цепочку, застегнув сзади застёжку.
Тёмный рубин, который был на цепочке, только тогда раскрыл всю полноту своего сияния, заиграв красными отблесками, когда оказался на её шее. Ещё один последний штрих и картина будет закончена — точно выверенным движением руки дотронувшись пальцами до её подбородка, Артур приподнял Лене голову.
— Так. Так всегда держи.
Лена посмотрела на себя в зеркало.
— Теперь всё, — сказал он, довольный собою, разглядывая Лену в зеркало.
— Спасибо, Артур!.. — произнесла Лена, продолжая смотреть на себя в зеркало.
Артур взглянул на часы:
— Пойдём.
— Да, сейчас, — ответила Лена, ещё раз взглянув на своё отражение в большом зеркале, и пошла переодеваться.
Артур подозвал продавца, чтобы оформить покупку.
Лена вошла в примерочную, задёрнула за собой занавеску, в кабинке стало темнее. Прежде чем раздеться, она осмотрела себя, взглянула на туфли на ногах, потрогала на ощупь ткань платья, потом посмотрела на себя в зеркало. Там, в другом, отражённом мире, в созданном зеркалом пространстве перед ней стояла красивая молодая женщина в шикарном платье с дорогим украшением на шее, красный камень в полумраке кабинки уже не сверкал, а лишь багрово отражал падающий на него свет.
Помогая девушке снять платье, продавец спросила:
— Вас как зовут?
Лена ответила не сразу. Она ещё раз посмотрела на своё отражение, и уверенно произнесла:
— Меня зовут Елена!
Покупатели забрали свои покупки и, попрощавшись с продавцом, направились к выходу. Женщина-продавец, стоя у дверей, провожала их взглядом. «Вот и ещё одна Золушка появилась в нашем городе», — подумала она.


* * *

Толчком в сознание вторгся сильный требовательный стук. Николай открыл глаза, сердце сильно колотилось от неожиданно проникшего в сон резкого звука. В комнате было сумрачно. Николай, оглядывая комнату, привстал на постели.
«Утро уже, что ли? Ну да, светает, — подумал он, посмотрев в окно. — Вроде в дверь стучались. А почему не звонили? Случилось, наверное, что-нибудь вот и приехали за мной. Могли бы сначала по телефону предупредить».
Гридин встал, надел домашние штаны и, надевая на ходу рубашку, пребывая ещё в сонном состоянии, пошёл открывать. Выходя из комнаты, он потянул за дверную ручку, чтобы открыть дверь… и вдруг услышал или даже почувствовал, что в квартире было неестественно тихо. Николай так и остановился, при этом пальцами сильно сжав дверную ручку.
«Нет… Нет, не может быть!? Что это?..». Замерев, он стоял, прислушиваясь к мёртвой тишине, но ни единого звука так и не услышал. Безмолвие и сумрак окружали его. Николай стал медленно разжимать пальцы, он всё ещё с усилием давил на дверную ручку. Открыв дверь, прошёл в прихожую, прислушался. Потом, подойдя к входной двери, остановился возле неё, снова прислушался и медленно стал отпирать замок. Приоткрыв дверь, выглянул на лестничную площадку… Никого не было. Николай закрыл дверь.
«Я же у себя дома! Что такое? Опять это со мной происходит! И это не сон». Мысли в голове путались, и как всегда, объяснений не было никаких. Он вернулся в комнату, постоял у окна, глядя во двор.
— Так, в конце концов, надо всё это выяснить и раз и навсегда с этим покончить! — решительно сказал он себе.
В нём появилось твёрдое намерение довести всё это хоть до какого-то конца. Николай оделся и прошёл в прихожую, сняв с вешалки куртку, подошёл к двери, постоял немного, и уверенно взялся за дверную ручку.
Открывая входную дверь, чтобы выйти из квартиры, машинально похлопал по карману куртки, проверяя на месте ли ключи. Закрыв дверь, подумал, надо ли её запереть на замок, оставил так, не стал запирать, а только надавил на дверь, чтобы плотнее была закрыта.
Николай вышел из подъезда. Двор был таким же, как и в реальном мире, только вот снега не было, и было ни тепло, ни холодно. Николай подумал, что можно было и не надевать тёплую куртку. Почему-то, ещё находясь в квартире и глядя в окно, он не обратил внимания на то, что на улице не было снега. Но возвращаться обратно в квартиру не стал, так и пошёл. Куда идти он не знал, направился как обычно к автобусной остановке.
От остановки Гридин пошёл по дороге, по которой каждое утро ездил на работу. Других вариантов у него не было. А куда ещё он мог пойти?
В городе, где всегда было так оживлённо, сейчас не было слышно ни единого звука и не было никакого хоть малейшего движения, как будто город вымер. Николай, осматриваясь, шёл по улице вдоль молчаливо стоящих серых домов. Он уже не искал ответа на вопрос: как здесь оказался, и в этот раз, и как, вообще, сюда попадает. Ничего другого не остаётся, как принять всё это за факт и попытаться изучить этот неизвестный ему мир, может, тогда что-нибудь прояснится.
Николай прошёл несколько кварталов. Свернув в переулок, он направился к жилому массиву высотных домов в надежде на то, что может быть там будет больше шансов кого-нибудь встретить. Вскоре он оказался во дворе между двумя высотками, но и здесь никого не было.
Вернувшись на остановку, он подошёл к магазину расположенному на первом этаже дома, посмотрел в его тёмную витрину. Странно было смотреть в неё и не видеть в ней своего отражения. Свет словно пропадал в глубине этого чёрного стекла, да и непонятно было, есть ли здесь свет или его нет вовсе. Физические законы реального мира, в котором он жил, здесь не действовали. А в этом магазине он обычно покупал продукты, но заходить туда или ещё куда-либо Николай больше не решался, ещё свежи были воспоминания о бесконечных коридорах. Быть может, тогда он оттуда и выбрался-то по чистой случайности. Он отвернулся от витрины и направился дальше по улице.
Сколько времени он здесь уже находился, ему было трудно определить, как будто только что вышел из дома, но и ощущение, что находится здесь достаточно долго, у него тоже было. Пройдя ещё квартал, Николай решил возвратиться домой, если так можно было сказать в его положении.
Вдруг он заметил какое-то движение, будто бы кто-то резко свернул за угол соседнего дома. Николай даже замер от неожиданности. Нет, это ему не показалось, его зрительная память чётко зафиксировала силуэт человека, мелькнувший за мгновение до того, как он посмотрел в ту сторону. Николай бросился к тому дому.
Добежав до угла, он увидел человека, который, шагнув, снова скрылся за углом. Теперь Николай уже не сомневался в том, что ему это не показалось, это был не призрак, нет — это был человек!
— Эй? Э-эй! Постойте!
Гридин быстро побежал по улице. Повернув за угол, он увидел как человек этот, оглядываясь, идёт по тротуару. Он был в длинном плаще и в широкополой шляпе.
— Подождите! Мне надо спросить…
Человек оглянулся. Подняв воротник, он закрыл лицо и прибавил шагу.
— Эй, да подождите, вы!.. Стойте!
Не останавливаясь и не обращая внимания на окрики, незнакомец снова скрылся за углом здания. Николай подбежал к этому дому, повернув за угол, остановился и стал вглядываться в сумрак, но никого не увидел. Мужчина в шляпе исчез.
«Значит, я здесь не один. Ну хоть это уже что-то», — даже с каким-то облегчением подумал он. В погоне за незнакомцем Николай запыхался. Оглянувшись, он увидел скамейку у подъезда дома. Подойдя к ней сел, чтобы передохнуть. Странно, но как только он сел на скамейку и перестал думать об усталости, то тут же перестал её ощущать, будто и не было никакой погони. «Какие странные вещи здесь происходят».
Николай стал присматриваться к окружающему его пространству. Здесь было много чего необычного, например, цвета. Все предметы казались серыми или даже какими-то бесцветными, но стоило только, посмотрев на один из них, вызвать в памяти его образ, который существует в реальном мире, как предмет представал перед ним в цвете.
Он посмотрел на скамейку, на которой сидел. Сделана она была из деревянных брусков, и видимо, когда-то была покрашена в разные цвета, и вот он уже видел её в цвете, только цвет красок был не столь уж ярким, будто краска выцвела от времени. А всё остальное вокруг по-прежнему оставалось однообразно серым.
То же самое происходило и с запахами, они тоже вызывались из памяти, вполне ощутимо насыщая пространство. Но самым непостижимым для него было то, что он вдруг почувствовал, что на его самочувствие никак не влияет дыхание — он мог дышать, мог и не дышать. Николай приложил ладонь к груди — стука собственного сердца он не услышал, как будто сердца не было вовсе. «Я что, умер?» — но он тут же отогнал эту мысль. «Нет, это всё-таки, скорее всего, что-то связанное с мозгом. Это какие-то галлюцинации, только очень реалистичные».
Николай больше не паниковал. В конце концов, он уже возвращался в реальный мир — просыпался. Значит, и на этот раз он должен снова каким-то образом вернуться, очнуться что ли. «Это что-то с мозгом, — продолжал размышлять он, — Может это у меня от усталости? В поликлинику бы сходить, рентген сделать, может закупорка сосудов, кислород в мозг плохо поступает».
Намереваясь идти домой, Николай встал со скамейки, подумав о том, как и какой дорогой будет лучше вернуться к своему дому. Как вдруг окружавший его городской ландшафт изменился — и он оказался во дворе своего дома прямо напротив подъезда. А вот это его действительно потрясло. «Ну ни фига себе! Такое только во сне может происходить». Он снова оглядел двор. Да, это был двор его дома, но Николай по-прежнему находился в этом сумрачном мире. Войдя в подъезд, он поднялся в квартиру.
Сняв куртку, сначала он как обычно пошёл в ванную, чтобы помыть руки, но открытый кран был беззвучен, из него не упало ни капли. Он прошёл в комнату и сел на постель. «И что теперь? Может, надо лечь спать?» Николай так и прилёг на постель, не раздевшись. Вытянувшись во весь рост и положив руки вдоль тела, стал ждать.
Чего ему надо было ждать, он не знал, оставалось лишь только лежать и думать о том, что с ним случилось в этот раз.
Гридин лежал так довольно долго. Заснуть никак не удавалось, слишком много впечатлений будоражило его сознание, физической усталости он, тем не менее, не испытывал. Николай думал о том, что, в общем-то, деятельность человеческого мозга ещё до конца не изучена. Вспоминая всё, что об этом знал или читал… он вдруг услышал, как с улицы до него начали доноситься чьи-то голоса. Кто-то, проходя под его окном, с кем-то громко разговаривал. Николай тут же вскочил и подбежал к окну. По улице в утренних сумерках шли прохожие, на лестничной площадке хлопнула дверь, послышались шаги.
Выйдя из комнаты, он услышал доносившееся из туалета привычное журчание — в сливном бачке унитаза подтекала прокладка, всё руки не доходят её заменить. Почему-то именно этому журчанию больше всего и обрадовался. Вот теперь Николай окончательно убедился, что находится дома, в своей квартире.
— Ну нет, это уже слишком! — произнёс он с раздражением.
Вернувшись в комнату, посмотрел на часы — семь утра! Пора было вставать и идти на работу.


— Это надо проверить, — сказал Ивлев.
Он только что зачитал Гридину и Шишкину выписку из оперативной сводки дежурной части городского управления за сентябрь месяц.
— Думаешь, есть какая-то связь между этими событиями? — спросил Егор.
— Есть или нет, а проверить надо. Очень похожий почерк.
— Так уж, сколько времени прошло! — сказал Гридин.
— А если он тоже любитель зайчиков?
— Он где работает? — спросил Егор.
Ивлев посмотрел в свои записи.
— В филармонии. Что-то там организует. Вроде как, за концертную деятельность отвечает.
— Деятель искусств, стало быть.
— И что он пояснил по поводу нападения на него? — спросил Николай.
— По показаниям, которые он тогда дал, выходит так: подвозил незнакомого мужчину, а тот его электрошокером и забрал у него все деньги.
— И много у него денег было? — спросил Егор.
— В протоколе указана не большая сумма.
— Да, почерк-то явно тот же, — подумав, сказал Егор.
— Всё к тому.
— Но ведь Силину грабитель ещё нанёс и телесные повреждения, — заговорил Николай. — Да так, что тот помер.
— Думаю, грабитель убивать его не собирался. Скорее всего, Силин очнулся и стал оказывать сопротивление. Вот представь, преступник идет на разбой, заранее зная, что возможно, придётся убивать свою жертву, что, по-твоему, он возьмёт с собой?
— Как минимум, прихватил бы нож.
— Вот именно! А кастет берут так, на всякий случай, для самообороны, больше для самоуспокоения. Для нападения у него электрошокер был, а им не убьёшь.
— Да, скорее всего так и было, — согласился с Ивлевым Егор. — И договорились они заранее. А расчет такой, сел в машину, поговорили там про то, про сё, улучил момент и шарахнул его током, карманы обчистил и был таков! И в милицию жертва заявлять не станет.
— Ну это понятно! — усмехнулся Николай. — Кто будет рассказывать, что договорился с пареньком ночку провести, а тот его ограбил.
— Ещё бы! — ухмыльнувшись, согласился Егор. — О своих предпочтениях у нас только эти… шоумены на всю страну рассказывают! Интересно сколько этот концертмейстер зарабатывает?
— Машина у него дорогая, иномарка, — ответил Ивлев.
— О-о! А на жизнь, значит, ему не хватает? Вот он и таксует по ночам. У меня, конечно, доходы не такие большие, но я к себе в машину к тому же ночью никого не стану сажать.
— Он запомнил приметы грабителя? — спросил у Ивлева Николай.
— Вот с приметами проблема. Не помнит он ничего. Говорит, что ничего не помнит.
— Это он темнит, — сказал Егор.
— Я тоже так думаю.
— А как получилось, что он в сводки попал? — продолжал расспрашивать Николай.
— Патрульные ночью обнаружили. Увидели, что у припаркованной машины дверца одна приоткрыта, подошли, а там мужчина лежит без сознания. Вызвали скорую.
Ивлев начал складывать в папку лежавшие на столе бумаги.
— Как врачи пояснили: у него от травматического шока сердечный приступ случился. Сердце слабое, чуть на тот свет не отправился.
— С таким сердцем ещё и на приключения тянет, — усмехнулся Егор.
— Надо ехать к нему, — закрыв папку, сказал Ивлев.
— Ну, вы тут и без меня справитесь, — сказал Егор. — Я вроде как на сессии.
— Как только дела делать, так он сразу сбегает, — вставая из-за стола, глянув на Шишкина, произнёс Ивлев.
— Слушай, а может, ты за меня зачёт сдашь!
— А самому значит учиться лень.
— Ага, поучишься тут с вами!
Егор, сидя на стуле, потянулся, сцепив пальцы в замок, завёл руки за затылок.
— Хоть отдохну от вас немного.
— Может, пообедаем сначала? — предложил Ивлеву Николай. — Потом поедем в филармонию.
Ивлев глянул на часы:
— Давай пообедаем.
— Как Новый Год встречать будете? — спросил Егор коллег.
— Я на посту, — ответил Ивлев. — Ты-то сбегаешь от нас.
— Я в позапрошлый год дежурил, Николай в прошлом году лямку тянул, так что твоя очередь пришла. Не всё коту масленица.
— Сидоркина нет, а то бы в новогоднюю ночь молодой у нас службу нёс, — сказал Николай. — Он, кстати, как?
Ивлев, подойдя к сейфу, открыл его, стал складывать в него документы.
— Заходил вчера. На работу после праздников выйдет.
Пообедав в кафе, Николай и Ивлев поехали в городскую филармонию. Выйдя из автобуса и, пройдя по подземному переходу, они направились к большому серому зданию с колоннами.
— Ты бывал здесь? — спросил Ивлев Николая.
— Да, в детстве. Нас сюда часто водили, всем классом ходили.
— А я в прошлом году с детьми, на новогоднем празднике были.
Они поднялись по широкой лестнице крыльца филармонии, вошли в здание. В просторном фойе у входа за столом сидела вахтёр.
— Здравствуйте, как нам пройти в дирекцию? — спросил у неё Ивлев.
— Поднимитесь на третий этаж, а там увидите, — ответила женщина.
— Спасибо.
Ивлев и Гридин поднялись на третий этаж. Здесь находились кабинеты администрации филармонии. Рассматривая таблички на широких двухстворчатых дверях, они пошли вдоль длинного коридора.
— Вон там, — сказал Ивлев, показывая Гридину на открытую дверь.
Ивлев первым вошёл в приёмную, за ним последовал Николай.
— Здравствуйте! — обратился Ивлев к секретарше, сидевшей за письменным столом и работавшей на компьютере.
— Здравствуйте, — не отвлекаясь от работы, произнесла девушка.
В приёмной находились ещё несколько человек, ожидали приглашения в кабинет к директору.
— Нам нужен Липецкий Оскар Сергеевич. Где мы его можем найти? — спросил Ивлев у секретарши.
— Он в шестом кабинете. Вернитесь по коридору, там увидите шестой кабинет.
— Спасибо.
Ивлев и Гридин подошли к кабинету, в который их направила секретарша. Ивлев постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь. Оперативники вошли в кабинет. За письменным столом у окна сидел полноватый, лысый, небольшого роста мужчина. На нём был пиджак бледновато-розового цвета, в синюю полоску рубашка и галстук лимонного цвета. Улыбаясь, он рассказывал что-то двум дамам, которые сидели напротив него в мягких креслах с чайными чашками в руках. На круглом кривоногом столике стоял расписной чайник, у Липецкого на столе тоже стояла чашка.
— Здравствуйте! Вы Липецкий Оскар Сергеевич?
— Да, я, — ответил он недовольным тоном.
Липецкий внимательно посмотрел на непрошеных гостей, его взгляд стал настороженным. У Липецкого были маленькие глазки с белёсыми щетинками ресниц, на его округлом лице особенно выделялся крупный бугристый нос.
— Я занят и не могу вас сейчас принять.
— Мы из милиции.
— Что вам от меня надо? — нисколько не удивившись, и не скрывая своего раздражения, спросил Оскар Сергеевич.
— Нам надо поговорить.
— Вы по поводу нападения на меня?
— Да, по этому поводу.
— Я уже ответил на все вопросы. Мне больше нечего рассказать.
— И всё же нам надо поговорить, — настаивал Ивлев. — Это очень серьёзно. Это дело касается и вас лично.
Липецкий поморщился, видимо, ему очень не хотелось прерывать беседу с женщинами.
— У меня сейчас важная встреча.
— Вам придётся отложить вашу встречу. Надолго мы вас не задержим, — всё так же настойчиво продолжал Ивлев. — Я прошу прощения, но дело очень срочное, — обратился он к женщинам.
— Ну, раз срочное, — поднимаясь из кресла, сказала одна из них. — Оскар Сергеевич, мы тогда попозже зайдем.
Женщины вышли из кабинета.
— Я слушаю вас, — недовольно произнёс Липецкий, даже не приглашая оперативников присесть.
Ивлев и Гридин, взяв стоявшие у стены стулья, приставили их к столу и сели.
— Оскар Сергеевич, дело вот в чём… — начал Ивлев. — Точно при таких же обстоятельствах, как и в вашем случае, погиб человек. Грабитель тоже использовал электрошокер, вот только потерпевший после этого умер. Все детали я вам не буду рассказывать. У нас к вам большая просьба, всё-таки попытайтесь вспомнить, как выглядел грабитель.
— Я ведь уже говорил, что не помню. Во-первых, было темно. Во-вторых, вы сами подумайте, в каком я был состоянии.
Откинувшись на спинку кресла, Липецкий повторил:
— Ничего не помню.
Он взял чашку и сделал из неё глоток. Видно было, что этот разговор ему крайне неприятен, и он хочет закончить его как можно скорее.
— И вообще, знаете что, найдёте преступника — хорошо, не найдёте — да шут с ним! — махнул Липецкий маленькой пухлой рукой. — Я сам виноват. Впредь не буду кого попало к себе в машину сажать. Пусть на такси ездят.
— Вы точно не знаете того человека? — спросил Липецкого Гридин, пристально посмотрев на него. — Вы предварительно не договаривались с ним о встрече?
— Нет. И вообще, ничего не знаю, и знать не хочу! Думаю, что я ответил вам на все ваши вопросы, — Липецкий вежливо улыбнулся, давая тем самым понять, что беседа закончена.
— Оскар Сергеевич, но ведь преступник вас чуть не убил, — ещё раз попытался Ивлев уговорить филармониста. — Вы подумайте, ведь если бы вам вовремя не оказали медицинскую помощь, то вас бы уже не было в живых.
— Ну, слава Богу, как видите, жив-здоров, — разведя ладони в стороны, произнёс Липецкий.
И действительно Оскар Сергеевич выглядел вполне бодро.
— Вы извините, конечно, но у меня много работы.
Гридин посмотрел на Ивлева.
— Дай мне ту фотографию, — сказал Николай, показывая на папку.
Ивлев открыл папку и достал листок с отпечатанной на принтере фотографией молодого человека в маске зайца.
— Вам случайно не знаком этот человек? — спросил Гридин, показывая Липецкому листок.
— Нет. Впервые вижу, — несколько поспешно ответил Оскар Сергеевич, едва взглянув на листок.
— Послушайте, Липецкий, — начал Николай, пристально глядя филармонисту прямо в глаза. — Ведь совсем не сложно узнать в телефонной компании, с кем вы вели переписку по электронной почте. А ещё можно установить все ваши соединения в Интернете. И очень много чего любопытного можно будет о вас узнать. Например, чем вы интересуетесь, — Гридин ткнул пальцем в лист, на котором была напечатана фотография молодого человека в маске. — Нелегальными порно-сайтами интересуетесь! Мы вас официально повесткой вызовем в качестве свидетеля по этому делу, и я вам не гарантирую, что о ваших предпочтениях не узнают ваши коллеги, а ещё и родственники узнают.
Николай перевернул листок. Там карандашом крупно было написано: «jktymrf».
— Что, скажете и эти буковки вам тоже не знакомы?
— Оскар Сергеевич, нас не интересуют ваши предпочтения, — снова заговорил Ивлев. — Нам надо найти преступника…
Гридин смотрел на Липецкого и… ничего не мог понять?.. Пространство вокруг Оскара Сергеевича стало искривляться. С Николаем тоже что-то стало происходить, время замедлилось и пошло мимо него, голос Ивлева стал затихать и вскоре совсем перестал слышаться. Не понимая, что происходит, всё ещё разглядывая Липецкого, Николай подумал: «Зачем он надел маску?». Человек, сидевший за столом, был не Оскар Сергеевич… Нет, конечно, это был он, но его голова?.. Лицо вытянулось вперёд, нос превратился в свиной пятак, уши стали большими, оттопыренными и заострёнными. И эта морда вся была покрыта белёсой щетиной и бородавками. Глубоко посаженные маленькие бесцветные глазки испуганно посматривали на Гридина. Николай привстал и потянулся к Липецкому, чтобы получше всё это рассмотреть…
— Вы… Вы что себе позволяете!? — закрывая лицо руками завизжал Липецкий. — Не надо, не надо!
Наваждение тут же исчезло. Оскар Сергеевич отстранялся от сотрудника милиции, полагая, что тот собирается его ударить.
— Я… я всё расскажу, — испуганно вскрикивал Липецкий.
Трясясь от страха, он заговорил:
— Раз уж вы всё равно об этом знаете. Только я вас умоляю, не говорите никому и ничего…
— Вам придётся проехать с нами, — сказал Ивлев. — Надо составить фоторобот подозреваемого.
— Хорошо, хорошо, — с дрожащими губами говорил Липецкий, доставая из кармана платок и утирая им вспотевшую лысину.
Ивлев и Гридин вышли из здания городского управления, когда уже стемнело. Липецкий дал необходимые показания, фоторобот подозреваемого был составлен, и Оскара Сергеевича отпустили.
— Ну что, поедем в отдел? — сказал Ивлев. — Посидим ещё немного, подумаем, как дальше будем действовать.
— Да, поедем, — задумчиво ответил Николай.
— Ловко ты расколол Липецкого, — сказал Ивлев, когда они шли к остановке. — Я уж думал, ты бить его собрался. Смотрю на тебя, а ты как будто не в себе.
— Да нет, бить не собирался, — не сразу ответил Николай, сосредоточённо глядя перед собой. — Просто, показалось… А вообще, этот Липецкий… мерзкий тип. На свинью похож.



* * *

— А там много будет людей? — спросила Лена, глядя на себя в зеркало.
— Много, — подходя, ответил Артур.
Лена в махровом халате сидела перед трюмо, сушила волосы феном. Было позднее утро, уже почти полдень. Артур собирался куда-то съездить по делам, и зашёл предупредить. На нём был светло-серый твидовый пиджак и джинсы.
— А кто все эти люди, которые там будут?
— Разные люди. В основном это всё известные в городе личности.
— А они все с жёнами будут?
Артур склонился к Лене и посмотрел на неё в зеркало.
— Кто с жёнами, а кто и так придёт, не все же женатые. А что это тебя так интересует?
— А как ты меня представлять будешь?
Выключив фен, и положив на столик, она взглянула на Артура.
— Как красивую женщину, — ответил он, пристальнее посмотрев на неё, словно снова удостоверяясь, что на её лице нет никаких изъянов.
Артур выпрямился и, всё так же глядя на Лену в зеркало, сказал:
— У меня для тебя есть кое-что.
Он вышел из спальни и через некоторое время вернулся, держа в руках обтянутую чёрным бархатом плоскую коробочку.
— Что это? — Лена с любопытством поглядела на коробочку.
— Закрой глаза, — сказал Артур, собираясь открыть коробочку.
Лена послушно выполнила его просьбу. Бархатная крышка коробочки глухо щелкнула, послышался легкий перестук, будто камешки перебирают, и она почувствовала на шее холодную тяжесть колье.
— Открой глаза.
Лена открыла глаза и посмотрела на себя в зеркало.
— Ах, какая красота!
Она осторожно потрогала холодным отблеском сверкнувшие на шее камни.
— Оно, наверное, безумно дорогое… Это мне?
— Ну, не совсем… — поправляя на её шее колье, произнёс Артур. — Я взял его напрокат, на сегодняшний вечер.
Лена не подала вида, что разочарована.
— Спасибо, Артур. Оно прекрасно и мне очень идёт, — сказала она, улыбнувшись, глядя на себя в зеркало.
— Я сейчас уеду. Мне надо в город. Вот тебе кредитка, — Артур достал из кармана банковскую карточку. — Вызови такси и съезди в салон. Часам к девяти будь готова. Я за тобой заеду.
Он ещё раз взглянул на колье.
— Всё, до вечера! Ключи там… Когда будешь уходить, включи охранную сигнализацию.
Артур вышел из спальни.
Лена стала разглядывать себя в зеркало. Взяла расческу и задумчиво начала расчёсывать волосы. Взглянула на колье, сняла его с шеи, держа в руках, ощутила тяжесть прозрачных камней. Они так и остались холодными, нисколько не нагрелись от прикосновения к её тёплой коже — настоящие бриллианты!
Лена положила колье на трюмо. «Артур, конечно, богатый человек, но купить такую вещь, наверное, и для него это очень дорого, — снова начав расчесывать волосы, глядя на себя в зеркало, думала она. — А с другой стороны, кто я ему? Не жена и не подруга и даже не его девушка. А такие подарки делают только жёнам… Хотя, пожалуй нет, жёнам-то как раз такие подарки и не делают. Такие вещи дарят женщинам, которыми мужчины восхищаются». Лена, перестав расчесывать волосы, так и держа расчёску у головы, будто замерев, задумалась: «Артур интересный мужчина, и даже… — она отложила расчёску и, глядя перед собой, продолжала думать. — А если бы он… я бы смогла его…». Лена перевела взгляд на колье. «Ведь разве за это любят?».


Расцвеченное яркими лучами прожекторов здание галереи в этот вечер было особенно нарядно. Расположенное на холме, увешанное цветными гирляндами, оно походило на сказочный замок. Одна из красивейших ёлок в городе стояла на площади возле галереи, переливаясь самыми немыслимыми световыми эффектами, встречала гостей. На стоянке скопилось множество автомобилей. Женщины в роскошных шубах шли под руку с элегантно одетыми мужчинами. Приветствуя друг друга, публика входила в здание.
Лена, открыв дверцу, вышла из машины, поправила накинутую на плечи шубку. Артур, выйдя из машины, нажал кнопку на брелоке, автоматом запирая дверцы джипа. Подойдя к Лене, он подал ей руку. Держась за его руку, она пошла с ним по расчищенной от снега мощёной каменной дорожке.
— Какой замечательный вечер! — вдохнув свежесть морозного воздуха, произнесла Лена.
— Осторожнее, не споткнись.
Поднявшись по ступенькам, они подошли к входу. Стеклянные двери распахнулись перед ними, и они оказались в фойе. Ведя Лену под руку к гардеробу, Артур, встречаясь со знакомыми, приветствовал их, слегка кивая головой.
— Как много здесь народу!.. — проговорила Лена, разглядывая публику.
— И ещё больше будет.
Оставив шубку в гардеробе, Лена направилась к зеркалам, на первом этаже они были повсюду. Оглядев себя в зеркало, она осталась довольна собой, после чего стала присматриваться к нарядам женщин. Разоблачившись из своих шуб, женщины непременно подходили к зеркалам. На женщинах были шикарные вечерние платья, на шеях и на руках сверкали украшения из драгоценных камней. Осмотрев себя, они также бросали короткие взгляды на наряды, в которых были женщины. Мужчины были одеты однообразно, в основном в смокингах, держались более уверенно, встречая знакомых, приветствовали громкими возгласами. Лена заметила, что многие мужчины, оглядывая её, задерживали на ней взгляд. Пожалуй, единственное, чем она выделялась среди всех женщин, это молодой свежестью и изысканной простотой наряда.
Публика, негромко переговариваясь, направилась на второй этаж, где были накрыты столы. Гости занимали места согласно полученным накануне приглашениям. На каждом столике стояла табличка с номером, столики были накрыты на четыре персоны. У противоположной к входу стене находилась небольшая сцена, по краям стояли украшенные ёлочки.
Артур достал из кармана смокинга глянцевую открытку. Оглядывая зал, стал искать столик с номером, который был указан в приглашении.
— Вон тот, — сказал он, и повёл Лену к столику, который находился рядом с входом по левой стороне зала.
На столике, к которому они подошли, стояла ваза с фруктами и всевозможные напитки. Артур отодвинул стул и предложил Лене сесть, сам ещё некоторое время стоял, оглядывая зал, высматривал кого-то.
— Кого ты ищешь?
— Да одного человека… — присаживаясь, ответил Артур. — Поговорить с ним надо. Дело у меня к нему одно есть.
— Артур, сегодня же праздник! Ну какие могут быть дела?
— Да, сегодня праздник, — посмотрев на неё, он улыбнулся.
Из стоявших на сцене больших колонок зазвучала музыка, кто-то суетливо пробежал по сцене, делая последние приготовления. Гости уже почти все уселись за столы. На сцену поднялись несколько мужчин.
— Это мэр города, — сказал Артур, показывая на одного из них. — А вон тот, это Балуев. Рядом с ним Покровский, банкир, а тот депутат, — комментировал Артур их появление. — Это Балуев организовал сегодняшнее мероприятие.
— А он кто?
— Владелец строительной компании. Мы с ним работаем. Я делаю проекты, а он строит.
— А по твоим проектам, что уже построили?
— Да много чего, — улыбнувшись, ответил Артур. — Вот это здание, например.
В этот момент перестала звучать музыка и один из стоявших на сцене мужчин, взял в руки микрофон. Шум в зале постепенно стал стихать. Гости, повернув головы в сторону сцены, приготовились слушать.
— Господа! Милые дамы! Прошу внимания! — начал говорить Балуев в микрофон. — Дорогие гости! Мы рады видеть вас здесь в этот праздничный вечер, — он приветливо улыбнулся гостям. — Спасибо вам за то, что вы приняли наше приглашение. Сегодняшний праздник мы вместе с вами проведём в стенах этого замечательного дворца искусств. А сейчас я хочу предоставить слово нашему дорогому гостю… — Балуев показал рукой на стоявшего рядом с ним мужчину. — Мэру нашего города!
Публика аплодисментами приветствовала господина мэра.
— Добрый вечер! — начал мэр. — Я рад, что мне представилась такая честь сегодня приветствовать здесь наших дорогих горожан. Разрешите мне от лица городской администрации поблагодарить вас за ту работу, которую мы все вместе… — мэр обвёл взглядом находящуюся в зале публику, — вместе с вами делали в течение всего этого года. И мы с достоинством справились со всеми теми трудными задачами, которые стояли перед нами в этом уходящем году…
Мэр ещё продолжал говорить, особо отмечая каких-то людей, благодарил и желал им всего. Лена с любопытством стала разглядывать гостей в зале. Она смотрела на красивых дам в вечерних нарядах, на солидных мужчин, и всё ей здесь казалось таким торжественным, значительным.
— С праздником, дорогие друзья! С Новым Годом! — закончил мэр.
Раздались аплодисменты, снова заиграла музыка, в зале сразу произошло оживление, послышались хлопки открываемых бутылок. Артур, взяв бутылку шампанского, тоже стал открывать, придерживая пробку, открыл аккуратно, без хлопка.
— Давай, проводим старый год, — наполняя бокалы, сказал он. — За то, чтобы в этом старом году остались и все неприятности, и чтобы всё плохое поскорее забывалось.
Артур поднёс свой бокал к бокалу Лены, она улыбнулась в ответ. Сделав глоток, поглядев на людей в зале, Лена спросила:
— А мы за этим столиком одни будем?
— Думаю, нет. Как всегда, кто-то опаздывает.
На сцене появились девушки в стилизованных русских сарафанах из прозрачного шёлка и в переливающихся блёстками кокошниках. Плавно двигаясь по сцене в такт музыке, они повели хоровод, потом, сойдя со сцены, пошли по залу вдоль столиков. Широко улыбаясь гостям и помахивая платочками, они завершили русский народный танец. Гости за столами, не обращая внимания на артистов, разговаривали и пили шампанское.
— Как здесь хорошо! — произнесла Лена.
— Хочешь ещё шампанского? — спросил Артур, наливая себе в бокал вина.
— Да, хочу! — ответила Лена. — Хочу! Всё хочу!
Снова заиграла музыка, на сцене появился певец и начал петь что-то про новогоднюю ночь. Посмотрев на часы, Артур произнёс:
— Ещё немного осталось, и наступит следующий год.
— Как это замечательно, вот так встречать Новый Год! — радостно сказала Лена.
Отпивая из бокала маленькими глоточками, она снова стала оглядывать зал и сидящих за соседними столиками людей.
— Добрый вечер, извините, что беспокоим вас…
К столику, за которым сидели Артур и Лена, подошла невысокого роста дама на вид лет сорока пяти, но возможно ей было и больше. За ней подошёл молодой человек в смокинге, он держал в руках белоснежную горжетку из пушистого меха. На женщине было тёмно-синее вечернее платье и много украшений.
— Мы, видимо, к вам присоединимся, — улыбнувшись, сказала она.
— Да-да, конечно. Пожалуйста, — произнёс Артур, привставая.
— И мы даже нисколько не опоздали! — дама взглянула на своего спутника.
Он отодвинул стул и, когда она села, заботливо накинул ей на плечи горжетку.
— Всё ещё только начинается, — сказал Артур.
Молодой человек, вежливо улыбнувшись и тихо поздоровавшись, тоже сел за стол.
— А я вас знаю, — посмотрев на Артура, сказала дама. — И как-то раз я видела вас с Балуевым.
— Вы его знаете?
— Владимира-то? О-о, мы с ним знакомы уж и не помню сколько лет. Владик, налей мне шампанского, — попросила она молодого человека. — Меня, кстати, зовут Вероника, — женщина приветливо улыбнулась Артуру и его спутнице.
У Вероники было приятное лицо, серо-голубые глаза, светлы волосы. Держалась она уверенно, но не раскованно, как это могло показаться с первого взгляда, скорее, это была уверенность женщины, которая привыкла сама принимать все решения.
— Это Владик, мой друг, — представила она молодого человека
— Очень приятно! — с улыбкой ответил Артур новым знакомым. — Это Лена, — представил он девушку.
— Елена! — взглянув на Веронику, представилась она.
— Замечательно! — внимательно посмотрев на девушку, произнесла Вероника. — А вас зовут Артур. И я даже знаю вашу фамилию, впрочем, её в городе многие знают. Надеюсь, мы в нашей компании проведём этот вечер весело.
На сцену вышли мужчина и женщина, ведущие вечера. Они поприветствовали всех присутствующих на празднике гостей и стали рассказывать какую-то новогоднюю историю, потом торжественно объявили о наступлении нового года. Зал снова наполнился хлопками открываемых бутылок и выстрелами хлопушек.
— Вот и новый год! — поднимая бокал, сказал Артур. — И пусть в этом новом году исполняться все наши желания!
— С Новым Годом тебя, дорогая! — с широкой белозубой улыбкой, произнёс Владик и поднёс свой бокал к бокалу Вероники. — С Новым Годом! — приподняв бокал, поздравил он Артура и Лену. — С новым счастьем!
Со сцены торжественно зазвучала музыка. Гости оживленно выкрикивали поздравления. Официанты расторопно разносили на подносах горячие блюда и салаты. Празднество началось! К ним на стол официант тоже принёс горячие блюда, поздравив с Новым Годом, он вежливо пожелал приятного аппетита.
— Под закуску-то, может, водки? — кивнув на бутылку, предложил Владик Артуру.
— Давай, — согласился он.
— Вероника, ты будешь водку? — спросил у неё молодой человек, наклонив бутылку к рюмке, ожидая согласия.
— Да, немного выпью. Надо сегодня как следует повеселиться!
Вероника улыбнулась и, взглянув на Лену, спросила:
— А ты, Елена, будешь пить водку?
— Нет, я водку не люблю. Я лучше шампанского.
— Зря! Водка очень даже отрезвляющий напиток, если меру, конечно, знать.
— Как это водка может отрезвлять? — удивилась Лена.
— А так! Яснее мыслить начинаешь, — снова улыбнувшись, ответила Вероника.
— Ну ладно, немного выпью, — подумав, согласилась Лена. — Только чуть-чуть.
Владик налил всем водки и, подняв рюмку, собрался произнести тост.
— Чтобы нам всем быть здоровыми и счастливыми! — выпалил он, и протянул руку с рюмкой к середине стола.
— И богатыми! — поддержала пожелание Вероника.
На сцену снова поднялись ведущие. Ещё раз поздравив всех с Новым Годом, они пригласили на сцену очередного исполнителя.
— Какой вкусный салат! — пробуя, сказала Лена.
— Да, Балуев нынче постарался! — заговорила Вероника. — Любит он у нас народ удивлять. Сколько помню его, всегда таким был.
— А как давно вы его знаете? — поинтересовался Артур, разглядывая салат в своей тарелке, в котором он ничего особенного не находил.
— Мой муж… — начала Вероника, — ныне покойный, — совершенно спокойно добавила она. — Они вместе работали. Начинали свой бизнес ещё тогда, когда и слов-то таких не говорили.
— Он тоже строительством занимался?
— Да какое там строительство! В одном месте купи подешевле, в другом продай подороже, вот и весь бизнес. Начинали с мелкооптовой торговли, потом автомобили, недвижимость, ну и… Это сейчас Владимир раскрутился на строительстве, а тогда всё гораздо проще было. Впрочем, он молодец, всегда умел почуять выгоду и вовремя ухватить.
— А я с ним не так давно начал работать, — сказал Артур. — Не знаю обо всех подробностях его жизни. Да меня это как-то и не интересует.
— Я слышала, что вы сейчас очень модный архитектор, — с интересом глядя на Артура, сказала Вероника. — Говорят, к вам в очередь записываются.
— Это преувеличение, — улыбнувшись, ответил он. — Никакой очереди нет.
На середину зала вышли шесть танцевальных пар: мужчины одетые в чёрные фраки и девушки в белоснежных платьях. Зазвучала музыка, мужчины начали кружить своих партнёрш в бальном танце. Окончив танец, артисты, грациозно поклонились и покинули зал. И сразу снова зазвучала музыка, ведущие вечера стали приглашать к танцам гостей. Постепенно середина зала заполнилась танцующими парами.
— Пойдём и мы потанцуем, — предложила Вероника своему спутнику.
— С удовольствием, дорогая!
Вероника и Владик поднялись и направились на середину зала, Лена посмотрела им вслед.
— Артур, я тоже хочу танцевать! Пойдём танцевать?
— Да я как-то не люблю всё это. И танцую не очень.
— Ну пойдём, Артур, потанцуем! — Лена умоляюще поглядела на него.
— Хорошо, пойдем, — с неохотой согласился он.
Они вышли и присоединились к танцующим парам. Артур, подхватив Лену, довольно умело повёл в танце.
В зале погасили свет. С пола в потолок устремились лучи прожекторов, сходясь на огромном сверкающем шаре, и по залу закружились световые снежинки. Музыка постепенно начала затихать и пары, разъединившись, возвращались к своим столам.
— Ах, как хочется пить, — усаживаясь за столик, сказала Вероника. — Как хорошо мы потанцевали!
Артур и Лена уже сидели за столом, они вернулись немного раньше.
— Что ты будешь пить, дорогая? — услужливо глядя на Веронику, спросил Владик.
— Налей мне соку.
— А мы водочки? — взглянув на Артура, предложил Владик.
— Давай, — согласился Артур.
— А мне шампанского, — попросила Лена.
Официант принёс ещё блюда, ловко расставив тарелки с едой, собрал со стола на поднос ненужную посуду. На сцене выступал иллюзионист, ему ассистировали две девушки в блестящих купальниках, он показывал фокусы с лентами и гирляндами из цветов.
У Лены сияли глаза, щёки разрумянились, она совсем перестала ощущать ход времени. Всё осталось в далёком прошлом, и будто не было в её жизни тёмной дороги. И ей казалось, что она была здесь всегда и будет всегда…
— Прошу прощения, — поднимаясь из-за стола, сказал Артур. — Я ненадолго покину вас.
Лена вопросительно взглянула на него.
— Я скоро приду.
Зазвучала музыка, на середину зала снова стали выходить пары, кавалеры приглашали дам на очередной танец.
— Дорогая, я хочу пригласить тебя! — сказал Владик Веронике, взяв её руку и поднёся к губам.
— С удовольствием!
Лена осталась одна. Она смотрела на танцующие пары, на великолепное убранство зала, и у неё возникло такое чувство, словно она в каком-то сказочном сне, и она не хотела просыпаться, больше никогда не хотела просыпаться.
Вскоре вернулся Артур, и не один, с ним был молодой мужчина.
— Познакомься, это мой давний друг, — сказал Артур.
На мужчине был обычный костюм и светло-голубая рубашка, с расстегнутой верхней пуговицей. Выше среднего роста, лет тридцати, мягкие тёмные волосы, приятное лицо, серо-голубые глаза, искренняя улыбка.
— Андрей, — представился он.
— Елена! — представилась она.
— Очень приятно! — глядя на Лену, улыбнувшись, сказал Андрей.
Артур сел на своё место за столом, Андрей сел на место Вероники.
— Давай выпьем! — предложил Артур.
— Давай. А вы, Елена, выпьете с нами?
— Шампанского, немного.
Артур налив в рюмки водки, Андрей в бокал Лены шампанского.
— Чтобы наступивший год был таким же успешным, как и старый! — сказал Артур.
— За успех! — поддержал Андрей и поднёс свою рюмку к бокалу Лены.
Мужчины выпили, Лена сделала глоток из бокала.
— Рисуешь хоть иногда? — закусывая салатом, спросил Артур Андрея.
— Да какое там рисуешь! Ну, бывает, так для себя. А сам-то ты рисуешь?
— Да тоже так, для себя.
— Я тут одно дело задумал, — взяв из вазы мандарин, очищая, заговорил Андрей. — Может, присоединишься? — он аккуратно складывал кожуру от мандарина на тарелку.
— Какое дело? — спросил Артур, глотнув сока.
— Каталог хочу издавать, — Андрей протянул Лене очищенный мандарин. — Хотите мандарин?
— Спасибо! — беря из его рук мандарин, ответила Лена.
— Каталог современной живописи, — продолжал он. — Сейчас много интересных художников, и работы у них достаточно хорошие есть.
Андрей взял другой мандарин и стал очищать, уже для себя.
— Да кому это сейчас нужно? — жуя, произнёс Артур.
— У меня чисто свой интерес — реклама. Кстати, есть люди, которые согласны в этот проект вложить деньги. Я хочу, чтобы там были не только картины, но и дизайн, интерьеры, архитектура.
— Попробуй, может и пойдёт. Почему бы и нет. В принципе, я согласен помочь, но деньгами сейчас не могу.
К столу, за которым они сидели, вернулась Вероника со своим спутником.
— О, у нас гости! — Вероника глянула на незнакомого мужчину.
— Добрый вечер! Извините, я занял ваше место, — освобождая стул, сказал Андрей.
— Ничего-ничего, не беспокойтесь! А вы присоединяйтесь к нам, — присаживаясь на своё место, с интересом глядя на него, продолжала Вероника. — Очень даже хорошо, если вы будете с нами.
— Спасибо за приглашение, но я с друзьями… — ответил Андрей, кивнув куда-то в зал. — Ждут уже, наверное.
— Дамы? Тогда конечно! — улыбнувшись, сказала Вероника. — Дам оставлять никак нельзя!
— Нет, я холостяком. И компания у нас холостяцкая. Ещё раз спасибо за приглашение. Я к вам обязательно вернусь, но чуть попозже, — Андрей взглянул на Лену.
— Бросайте своих холостяков! — улыбаясь, говорила Вероника. — Лучше присоединяйтесь к нам!..
— Рад был знакомству, — сказал Андрей, посмотрев на Лену. — Думаю, что мы увидимся, — и ещё раз глянув на неё, он направился к своему столу.
— Владик, налей мне соку. Нет, сделай мне коктейль. Я сегодня хочу как следует повеселиться! Уж очень тяжёлый у меня был прошедший год. Ладно, не будем вспоминать о плохом, будем думать только о хорошем! — Вероника взяла поданный Владиком бокал. — Я хочу, чтобы ты танцевал со мной всю ночь, — сказала она, поглядев на своего молодого человека.
— И весь завтрашний день! Пока не упаду к твоим ногам, — с подобострастной улыбкой заглядывая в глаза своей даме, ответил Владик.
— Мужчины, выпейте же за дам! — улыбнувшись, Вероника посмотрела на Артура.
— За вас! — сказал Артур, поднимая свой бокал.
— За красоту! — воскликнул Владик.
Праздничная ночь была в полном разгаре. Мэр и представители городской администрации уже уехали, в зале остались только те, кто работали в компании Балуева, или имели к его бизнесу какое-то отношение. Гости начали вставать из-за своих столов, присоединятся к другим компаниям. На сцене выступал танцевальный коллектив. Официанты снова произвели смену блюд, принесли десерт.
К столику, за которым сидели Артур, Лена, Вероника и Владик, подошёл Андрей. В руках он держал бутылку шампанского, бутылку коньяка и большую коробку конфет. За ним подошёл официант, которого Андрей попросил принести стул и столовый прибор.
— Вот это правильно! — с улыбкой глянув на интересного мужчину, сказала Вероника. — Давайте сюда ваши подарки. Какие хорошие конфеты!
Андрей поставил стул к углу стола, сев между Вероникой и Леной.
— Меня зовут Андрей! — представился он.
— Меня Вероника, а это Влад.
— Очень приятно! Давайте тогда выпьем за знакомство. Коньяку хотите? Это хороший коньяк!
— Ну, раз вы так хорошо рекламируете свой коньяк, то обязательно надо отведать, — сказала Вероника.
— Я всё хорошо рекламирую, — ответил Андрей, наливая коньяк в рюмки, — А вы, Елена, будете коньяк?
— Только если попробовать… Я боюсь, что буду пьяная!
— От такого коньяка невозможно опьянеть, от него крылья вырастают.
Наливая в её рюмку немного коньяка, Андрей задержал взгляд на Лене.
— А как потом управлять этими крыльями? — смеясь, спросила Вероника. — Там инструкция есть?
— Если что, включим автопилот!
Все засмеялись. У всех было хорошее настроение, праздник продолжался.
— За очаровательных женщин! — предложил Андрей тост, продолжая глядеть на Лену, он первым протянул руку с рюмкой к её рюмке.
— За прекрасных дам! — воскликнул Влад.
Снова заиграла музыка, на сцену вышла певица. Музыкальная композиция была для медленного танца, Вероника и Влад сразу пошли танцевать. Артур, откинувшись на спинку стула, положа руку на стол, сидел и наблюдал за происходящим в зале. Лена тоже наблюдала за танцующими парами.
— Елена, разрешите пригласить вас на танец! — Андрей положил ладонь на её руку. — Артур, ты позволишь мне пригласить твою даму?
— Ну, если дама не против.
— Нет, я не против! — с радостью ответила Лена, она сейчас очень хотела оказаться там, среди танцующих пар.
Андрей подал руку, Лена поднялась и, улыбаясь, глядя на него, последовала за ним. Выведя Лену в центр зала и, обхватив за талию, тёплыми ладонями, привлёк к себе. Она положила руки ему на плечи, и они начали плавно двигаться в такт мелодии. Сначала они танцевали молча, потом Андрей, заговорил:
— Елена, вы очень красивая. Я никогда не встречал таких красивых как вы.
Лена с озорной улыбкой посмотрела на него.
— А я знаю!
— Знаете? Нет, вы не знаете. Вы не можете этого знать!
— Это почему?
— Женщины даже не понимают, какой страшной силой обладают. Красота может погубить.
— А может и спасти.
— В данном случае для меня нет спасения, — произнёс Андрей, посмотрев ей в глаза.
Лена, глянув ему в глаза, ненадолго задержала взгляд.
— А чем вы занимаетесь? — отведя глаза и посмотрев в сторону, спросила Лена. — Артур говорил, что вы рисуете. Вы художник? — она снова взглянула на него.
— Мм… в общем, да.
«Ну вот, ещё один художник!», — подумала она.
— То есть не совсем. Я по образованию художник. А вообще, я занимаюсь рекламным бизнесом. У меня своя рекламная фирма.
— Да-а? Как интересно!
— Но в душе я, конечно же, художник.
Танец закончился.
— Спасибо, — произнёс Андрей, любуясь её лицом. — Мне так хорошо было с вами, Елена!
— Вам спасибо.
— Да не за что! А кстати, вот вам… — Андрей полез в карман пиджака, — моя визитка, — он достал визитную карточку и протянул Лене. — Если захотите позвонить, буду этому несказанно рад.
Лена взяла визитку, посмотрела на тиснёное изображение в цвете городского пейзажа на карточке.
— Где-то я такое видела?
— Это довольно известная рекламная фирма, — не без гордости, ответил он.
Они вернулись к столу. Вероника и Влад уже сидели за столом и, видимо, собирались ещё немного выпить. Артура за столом не было.
— А где Артур? — садясь, спросила Лена.
— Не знаю, — ответила Вероника. — Мы пришли, а тут никого нет.
— Давайте, присоединяйтесь к нам, — сказал её спутник, наливая вино в бокал Вероники. — Выпьем ещё.
Владик налил вина и в бокал Лены.
— А мы коньячку? — взяв бутылку, взглянув на Андрея, предложил он.
— Давай.
Гостей в зале поубавилось, видимо, те, кто были постарше, уже разъехались по домам отдыхать, но разной публики было ещё довольно много, и праздник продолжался. На сцене снова появились артисты, на этот раз клоуны, они показывали смешную пантомиму.
— Я ненадолго отойду… — сказал Андрей. — Посмотрю как там друзья, заодно Артура поищу.
Он встал из-за стола и пошёл в другой конец зала.
— Дорогая! — произнёс Влад, дотронувшись до руки Вероники. — Мне надо на минуточку… Я скоро, — поднимаясь, целуя ей руку, добавил он.
Влад нетерпеливо направился к выходу из зала, видимо, до туалета и перекурить.
— Ну вот, все мужчины нас покинули! — сказала Вероника. — Вот так всегда и бывает. Мужчины, это те же самцы бабочек, сначала порхают вокруг нас, а потом эти мотыльки сматываются, только их и видели! — смеясь, закончила она.
— Да, мужчины такие, — согласилась Лена.
Наклонившись к Лене, Вероника полушёпотом произнесла:
— А им надо крылышки обрывать и в баночку сажать, пусть там ползают.
— Да, точно! — засмеялась Лена.
— Давай мы с тобой, Елена, выпьем по глоточку шампанского, в знак солидарности против этих чудовищ, — сказала Вероника, беря бутылку.
— А Влад красивый мужчина, — сказала Лена, поглядев в ту сторону, куда ушёл молодой человек.
— Что красавец, то да. Но вот мужчина ли, это ещё вопрос! — Вероника взяла бокал, ненадолго задумалась, сделав глоток, добавила: — Да и где мужика-то взять?
Она посмотрела на Лену, их глаза встретились, они поняли друг друга.
— А ты с Артуром давно знакома? — спросила Вероника.
— Нет, мы познакомились недавно.
— Ну и как он?
Облокотившись на стол, держа бокал обеими руками, Лена задумчиво смотрела на пузырьки, поднимающиеся со дна бокала.
— Так, — пожав плечами, ответила она.
— Сколько сможешь взять от него, столько возьми, — внимательно посмотрев на Лену, заговорила Вероника, — а на большее не рассчитывай. Я таких знаю. Он, конечно, талантлив, но из везунчиков, а эти ничего и никого кроме самих себя не ценят.
— Я знаю, — чуть улыбнувшись, ответила Лена.
— Ну и молодец! Тебе сколько лет?
— Двадцать один.
— У-у, у тебя ещё всё впереди!
— У тебя тоже всё впереди, — взглянув на Веронику, сказала Лена. — Ты красивая женщина…
— Моё уже всё со мной. Тебе в твоём возрасте проще.
— А может и не проще, — ответила Лена, поставив бокал. — Я ещё мало прожила, и мало что знаю о жизни.
— Я не про года говорю. Конечно, быть молодой хорошо… но я не это имела в виду. Ты ещё можешь изменить в своей жизни что-то, и можешь сама решать, как тебе жить и что делать. А вот я уже не могу…
— Но если человек хочет, то он всегда может что-то изменить в своей жизни…
Вероника, глядя на свой бокал, ухмыльнулась.
— …Главное иметь желание, — продолжала Лена.
— Если бы дело было только в этом, — произнесла Вероника.
— А в чём ещё?
Вероника задумалась.
— В судьбе, что ли, — глядя перед собой, ответила она. — Когда проживёшь полжизни, и вот так вот оглянешься назад и… будущее своё начинаешь видеть.
— Это как? — удивилась Лена.
— А это не объяснишь, видишь и всё тут. Вот и думаешь — а вот она, судьба твоя!..
— И что в этом твоём будущем ты видишь?
Вероника повнимательнее посмотрела на Лену.
— А вот оно, моё будущее! — ответила Вероника, поглядев зал, при этом иронично улыбнувшись. — Какое сейчас у меня настоящее, такое и моё будущее. Я уже живу в нём, — и это она произнесла без иронии.
Лене показалось, что в глазах Вероники, когда та глянула куда-то в зал, мелькнула тоска, но это длилось всего лишь мгновение, потом её взгляд стал жёстким.
— Понимаю, — сказала Лена.
— Это хорошо, что ты понимаешь. Может, и избежишь моих ошибок, а может, и нет.
Вероника вновь посмотрела на Лену, но уже по-доброму, и улыбнулась.
— Впрочем, как говорится, чему быть, того не миновать.
— Ну, тогда пусть всё будет, так как будет, — ответила Лена, тоже улыбнувшись.
Вероника из сумочки достала визитную карточку и протянула Лене.
— Вот, возьми. Так, на всякий случай. Может, позвонишь, если что уж вдруг…
Лена взяла визитку, посмотрела на надписи, выполненные золотистыми ажурными буковками.
— Ух-ты! Здорово! Я знаю этот торговый центр. И ты им владеешь?
— От мужа кое-что осталось. Когда-то не всё им отдала, и себе кое-что оставила.
— А что ты кому отдала? — спросила Лена, рассматривая визитку.
— Ну, это одна нехорошая история, тебе лучше этого не знать. А магазин этот я своим горбом поднимала, — Вероника сильно сжала свой маленький кулачок. — Всё на себе тащила. Бабой побыть некогда было. А ты говоришь — мужики…
Лена положила визитку в сумочку. Вероника посмотрела в зал.
— Ладно, — вставая из-за стола, произнесла она. — Я тут своих старых подруг увидела, пойду, перекинусь парой слов. Прилетит мой мотылёк, скажи что… А-а, ничего не говори. Если ему надо будет, сам меня найдёт.
Лена улыбнулась, проводив взглядом уходящую Веронику. Та направилась к столам, которые были ближе к сцене. Лена с любопытством стала разглядывать гостей, сидящих за этими столами. Эти мужчины и женщины были несколько другими, но не своими нарядами они отличались от остальных, хотя на женщинах было больше дорогих украшений. Она смотрела не на женщин и не на их украшения, она смотрела на мужчин. В этих мужчинах была какая-то значимость, что ли. Наверное, от осознания своих возможностей они себя держали так.
Лена стала оглядывать зал, ища Артура, но его нигде не было. Андрея она видела, он сидел в компании молодых мужчин, они о чём-то увлечённо разговаривали. Такие люди как Андрей даже в праздники не забывают о делах. Они ещё не заработали столько, чтобы просто отдыхать, зная, что ты ни в чём и никогда больше не будешь нуждаться.
На сцену вышел ведущий в белом смокинге и попросил внимания. Лена не очень прислушивалась к тому, что он говорил.
— …И мы с вами должны выбрать королеву сегодняшнего бала, которая получит вот эту золотую корону!
Конферансье в руках что-то держал и показал это публике. Зал восторженно зашумел.
— Уверяю вас, побороться за это произведение искусства стоит. Это великолепное изделие наших мастеров-ювелиров, любезно предоставила нам строительная компания… Балкомпани! — выкрикнул конферансье, указывая рукой на сидящих за столом возле сцены руководителей компании, во главе стола восседал Владимир Балуев. — Ну, а самое главное… — оглядывая зал, конферансье сделал паузу. — Это стать обладательницей звания… королевы сегодняшнего праздника! — снова выкрикнул он.
Зал зааплодировал.
— Итак, все кто пожелает! Я обращаюсь, конечно же, только к нашим очаровательным женщинам. Мужчина, не смотрите на меня так! Этот конкурс для дам, о королях речь пойдёт попозже.
В зале стали смеяться.
— Милые дамы! — продолжал он. — Кто хочет вступить в борьбу за этот титул… прошу на сцену-у!
Заиграла музыка. Ожидая выхода на сцену претенденток на корону и на титул королевы, зал аплодировал. Из-за столов стали подниматься женщины, подбадриваемые зрителями, они направлялись к сцене.
Лена сначала не поняла, в чём тут дело. Она думала, что эти женщины заранее подготовились для какого-то номера. Но, увидев, что некоторых женщин уговаривают и даже подталкивают сидящие с ними за одним столом, она поняла, что этот конкурс, видимо, для всех, кто пожелает. «А почему бы и нет?». Лена не думала о короне, и даже вроде прослушала, что там о ней говорили. Она ещё не решилась но, уже волнуясь оттого, что собиралась сделать, сказала сама себе:
— Ну же!
Лена встала со своего места и решительно направилась к сцене. Она была как во сне, и не обращала внимания ни на что, и не видела того, как некоторые мужчины провожали её долгими взглядами, пока она шла к сцене.
— Поприветствуем наших очаровательных женщин!.. — выкрикивал конферансье, — Претенденток на титул королевы!..
Подбадривая зал, он и сам громко хлопал в ладоши, приветствуя выходящих на сцену женщин. Под одобрительные аплодисменты публики, женщины выходили на сцену и вставали рядом с конферансье. На сцене находилось уже семь претенденток. Лена поднялась на сцену последней.
Сопровождаемые возгласами мужчин, болеющих за своих избранниц, женщины ведомые конферансье сначала продефилировали, показывая себя зрителями, сделав круг по сцене. Все претендентки на титул были молоды и красивы. Лена отличалась только своим небольшим ростом, и выглядела несколько моложе. Женщины улыбались, махали руками своим знакомым и друзьям, эта игра всем понравилась.
— Итак, господа, мы видим, что все наши претендентки очаровательны, — начал ведущий. — И в этом нет никаких сомнений. Поэтому все они сразу получают… по десять баллов! — выкрикнул он.
Зрители аплодисментами согласились с ведущим конкурса, взявшим на себя и роль председателя жюри.
— И все они проходят в следующий тур! — сказав это, ведущий сделал серьёзное лицо. — А теперь господа, вам раздадут специальные бланки, на которых вы будете выставлять оценочные баллы. Вы и будете тем самым жюри, которое изберёт королеву праздничного вечера.
Официанты пошли по залу, раздавая сидящим за столами листки.
— Господа! А что же мы с вами будем оценивать? — продолжал конферансье. — Красота этих женщин вне конкуренции, и все они без исключения прекрасны.
Он обратился к стоявшим на сцене конкурсанткам.
— Итак, первый тур вы прошли успешно. Впереди следующий тур, и он самый главный и самый трудный!
В зале воцарилась тишина, все со вниманием следили за тем, что будет дальше.
— Беспристрастное жюри, которое вы видите перед собой, — заговорил конферансье, указывая рукой в зал, — оценит ваши таланты. Вы должны будете исполнить вашу любимую песню. Спеть под караоке!
Женщины этого не ожидали. Некоторые хотели было сбежать со сцены, но, видимо, только затем, чтобы подыграть ведущему, и тем самым ещё больше разогревали публику. В зале началось оживление, аплодисменты, выкрики и свист, как на настоящем концерте.
— Дорогие дамы, сейчас будет жеребьёвка, — продолжал конферансье, — после чего наш ди-джей предложит вам выбрать музыкальную композицию, какую вы пожелаете, и под которую будете петь.
На сцену выкатили музыкальную установку и большой плазменный экран. Девушка, помощница ведущего, предложила участницам конкурса достать из заранее приготовленного ящика шары с номерами. Женщины под аплодисменты вынимали шары и показывали зрителям, потом шли к ди-джею и вместе с ним выбирали музыкальную композицию.
Лене достался шар с цифрой пять. Она направилась к ди-джею, чтобы выбрать себе композицию. «Только бы была там эта мелодия… Только бы была!..», — с волнением думала Лена. Ещё учась в школе, в старшем классе, она исполняла эту песню на новогоднем вечере. И потом, когда училась в педагогическом колледже в их городке, участвуя в конкурсе «А ну-ка девушки», пела эту же песню.
Наконец, все приготовления были завершены, и зрители с нетерпением ожидали первого выступающего. Женщин пригласили занять приготовленные для них места за столом рядом со сценой. Свет от больших люстр в зале стал приглушённым, и зрители аплодисментами встретили первую участницу конкурса. Взяв микрофон, та подала знак ди-джею. Раздались первые аккорды мелодии, и женщина запела песню из репертуара одной известной певицы. В зале началось оживление, зрители громкими аплодисментами приветствовали исполнительницу.
Лена смотрела на сцену, но она не слушала, как поёт первая участница. Лена вспоминала слова своей песни, ведь петь ей придётся по-английски. Она была не сильна в английском языке, но когда-то знала эту песню наизусть и довольно хорошо исполняла.
Первая участница неплохо справилась со своей задачей, о чём свидетельствовали аплодисменты зрителей. Вышла вторая и тоже очень хорошо исполнила известную песню, зал ей подпевал. Третья участница сбивалась и не могла поймать ритм, но и её проводили улыбками и тёплыми аплодисментами.
Чем ближе был выход Лены, тем больше она волновалась, ведь это был не школьный концерт. Там в зрительном зале были друзья и любимые преподаватели. Здесь же были совсем незнакомые люди. Она волновалась так, как будто собиралась сдавать первый в своей жизни экзамен — экзамен на право войти в настоящую жизнь, в которой аттестатом зрелости считались совсем не те вещи, каким учили в школе. О короне Лена не думала вовсе, вот это почему-то её совсем не волновало.
— А сейчас мы поприветствуем следующую участницу нашего конкурса. Участницу под номером пять! — эхом раздался в голове Лены голос конферансье.
Это вызывали на сцену её. Взоры людей, ожидающих очередного выступления, устремились на неё. Лена нерешительно поднялась со своего места и направилась к сцене, вышла на середину, ей подали микрофон.
Приподняв голову, она смотрела куда-то вверх и не видела зала. Зрители, приветствуя стоявшую на сцене девушку, подбадривали аплодисментами, но Лена этого уже не слышала. Зазвучали первые аккорды мелодии, и она начала петь:
No more champagne,
And the fireworks are through…
В зале наступила тишина. Она пела композицию группы «ABBA». Эта мелодия была знакома всем, знаменитая «Happy new year».
Её уверенный чистый голос слился с аккомпанементом. Приобретая силу, будто горный ручей, огибающий гладкие камни, устремлённый в своём свободном течении к водопаду, собираясь сброситься с отвесной скалы — так и её голос вырвался на свободу:
Happy New Year,
Happy New Year…
Зрители восторженно зааплодировали. Оператор освещения, выключив свет на сцене, направил все прожектора в центр сцены. По залу закружились световые снежинки. Зрители стали зажигать бенгальские огни, держа в руках искрящиеся палочки и плавно размахивая в такт мелодии, они подпевали в припевах.
Голос исполнительницы временами стихал, будто этот горный поток замедлял свой бег, но это только для того, чтобы снова набрать силу. Старательно выводя каждую ноту, Лена вплетала английские слова в ткань мелодии. Её голос вновь стал усиливаться, она повторяла припев:
Happy New Year,
Happy New Year…
Зрители начали вставать со своих мест, поднимая руки и плавно махая, они выражали своё одобрение исполнительнице. Но Лена пела не для них, она сама была захвачена этим потоком, который нёс неведомо куда…
Мелодия начала затихать, Лена заканчивала петь. Теперь её голос был как спокойный ручей, завершающий свой бег на равнине, так она пропела последние слова куплета:
You and I-i-i…
Ещё не закончились заключительные аккорды, а зрители уже начали восторженно аплодировать. Лена, стоя на сцене, крепко сжимая в руках микрофон, смотрела в даль зала, потом она со сдержанным достоинством поклонилась и, сойдя со сцены, заняла своё место среди участниц конкурса.
Лена чувствовала себя победительницей, хотя и не была уверенна в том, что победит в этом конкурсе, да это было и не важно, важнее всего было то, что она сделала это. Три участницы, исполнившие свои песни после Лены, тоже выступили довольно хорошо, особенно последняя, которая, видимо, когда-то училась пению.
И вот в зале зажёгся свет. Большие хрустальные люстры засветили в полную мощность. Для участниц конкурса настал самый волнующий момент. Впрочем, судя по тем украшениям, которые были на них, волновались они, скорее всего, не из-за короны.
Официанты, подходя к столам, собирали заполненные бланки с выставленными баллами. Листки были переданы помощницам ведущего, которые вели подсчёт, голосов отданных за ту или иную участницу. Зрители были в нетерпении, поэтому, рассевшись за столы, пропускали стаканчик-другой, и с жаром обсуждали каждую участницу конкурса.
Наконец, на середину сцены вышел конферансье.
— Господа! Милые дамы! — серьёзным тоном заговорил он.
Зрители в ожидании оглашения результатов притихли. Кто станет королевой праздника, интересовало всех.
— Итак, подведя итоги голосования…
Конферансье явно тянул с объявлением результатов, нагнетая напряжение в зале.
— Самое беспристрастное жюри… а это вы, господа, — говорил он, оглядывая публику, — выбрало королеву сегодняшнего вечера!
Зал в нетерпение зашумел.
— Все наши восхитительные женщины талантливы, и каждая из них достойна стать королевой. Но по условиям конкурса, только одна из них наденет корону.
В зале нетерпеливо зааплодировали.
— И нашей королевой будет… — конферансье пристально оглядел претенденток сидящих за столом рядом со сценой.
Он посмотрел на них так, будто только сейчас решал, кому из них выпадет честь предстать перед публикой.
— Нашей королевой стала… Участница, выступавшая под номером!.. Пять! — возгласил он.
Зал громко зааплодировал, послышались выкрики «браво», некоторые мужчины встали и аплодировали стоя. Лена сначала не поняла, что обращаются именно к ней. Она даже забыла, под каким номером выступала, но, увидев устремлённые на неё взгляды, поняла, что это она победила. Она стала королевой!
— Прошу вас на сцену, ваше величество!
Женщины сидевшие рядом, тоже аплодировали ей, и, кажется, даже искренне. Какая здесь может быть зависть? Это была честная борьба, да и к тому же это просто праздник, а не конкурс красавиц.
— Иди, иди!
— Молодец! — подбадривали женщины.
Лена вышла на сцену. Она уже совсем пришла в себя, хотя поначалу, когда поднималась по ступенькам, очень волновалась. Это было так неожиданно… Сон продолжался, и сон был восхитительным.
— Корону! — крикнул конферансье. — Внесите корону!
Из-за кулис на сцену вышли три девушки, одна из них несла корону на красной атласной подушке. Это была диадема тончайшей работы. В маленьких золотых листочках пряталась вырезанная из чёрного обсидиана змейка, обвивая кольцами стебель цветка с лепестками из белого золота, глаза её сверкали двумя маленькими бриллиантами.
— Как зовут нашу королеву? — обратился конферансье к Лене, поднеся микрофон.
— Меня зовут Елена!
— Королева Елена! — провозгласил ведущий и надел на её голову корону.
Публика восторженно аплодировала. Лене преподнесли огромный букет цветов и большую глянцевую открытку.
— Ну а сейчас нас ждёт вторая часть! — интригующе произнёс конферансье. — Даже у королевы Англии есть спутник. Но короля мы выбирать не будем!.. — улыбаясь, ведущий оглядел зал. — Такое право есть только у королевы. Она сама выберет себе партнёра. Надеюсь, это будет хорошая партия.
«А если его нет в зале?», — в замешательстве подумала Лена. Она стала оглядывать зал, увидела Андрея, их глаза встретились, он восхищённо смотрел на неё. Андрей ей очень понравился. Когда они танцевали, ей было хорошо с ним. «Если Артура нет в зале, тогда…». Лена посмотрела туда, где находился их столик. За столом, откинувшись на спинку стула, положа ногу на ногу, сидел Артур. Он смотрел на неё. А могла ли она что-то сейчас изменить? Был ли у неё выбор?
— Артур Виневин! — выкрикнула она, показывая рукой в зал.
Все посмотрели на Артура, его многие знали и встретили это известие аплодисментами.
— Артур! Какое замечательное совпадение… — глядя в зал, говорил конферансье. — Король Артур! Просим короля выйти к своей королеве!
Артур поднялся и спокойной уверенной походкой прошёл к сцене, взошёл по ступенькам. Подойдя к Лене, взял под руку.
— Королева Елена и король Артур! — показывая на них рукой, выкрикнул конферансье.
Публика, глядя на великолепную пару, вновь зааплодировала. Артур сопровождаемый взглядами любопытствующих повёл Лену в зал к их столу.
Шоу закончилось, но праздник продолжался. Гости остались довольны проведённым мероприятием. Из динамиков зазвучала другая музыка, ди-джей начал дискотеку. Те, кто помоложе сразу пошли танцевать, и даже некоторые из тех, кто был постарше, под эти зажигательные ритмы вышли на танцпол.
— Тебя почему так долго не было? — с упрёком спросила Лена Артура, когда они сели за стол.
— Меня задержал один мой клиент. Никак не мог от него отделаться. Но я видел твоё выступление, ты была восхитительна, — Артур взглянул на диадему.
К их столу подошёл Андрей.
— Вы просто чудо! — восхищённо глядя на Лену, заговорил он. — Вы всех нас просто очаровали…
Андрей ещё что-то говорил, она, слушая, смотрела на него и улыбалась.
— Я хочу шампанского! — сказала Лена.
Артур налил всем шампанского. Мужчины, поздравив Лену с победой, выпили за её успех.
— Ладно, я вас оставлю ненадолго, — сказал Артур, вставая из-за стола. — С Балуевым повидаться надо, да он всё занят был.
Артур встал и направился к столу, за которым сидел Владимир Балуев, с ним за столом сидели двое мужчин представительного вида. Балуев ещё издали заметил идущего к ним Артура, улыбаясь, он кивнул ему:
— Здравствуй, здравствуй, король!
Артур присоединился к ним, сев на свободное место.
— Вижу не один ты на празднике, — сказал Балуев. — Не дурна девочка.
Недалеко от их стола, за другим столом сидели четыре женщины, примерно одного возраста, среди них была Вероника.
— Виневин красавец, ничего не скажешь, — разглядывая Артура, говорила одна из них.
— А ты знаешь, кто эта, с которой он пришёл? — сказала вторая.
— Я слышала… — заговорила третья, — он её с дороги подобрал.
— Как он вообще мог привести её сюда! — возмущаясь, продолжала вторая.
— Ну что вы напали на неё? — сказала им Вероника.
— Да, конечно, бедняжка! Сопливая девчонка! Ну ладно, пришла, ну и сиди себе тихо. А то смотри, полезла на сцену!
— Зря ты так. Девочка всё правильно делает, — сказала Вероника даме, которая больше всего возмущалась. — Может, у неё шанс в жизни появится.
— На дороге свой шанс пусть ловит, — ответила та. — А здесь приличные люди собрались.
Вероника насмешливо посмотрела на неё.
— А ты уж и забыла, где ты сама в своё время стояла? — с усмешкой сказала она. — Мы тут только потому, что в своё время поймали кого надо.
Промолчав, дама поджала губы.
— А вот я про себя не забываю, кто я и откуда, — продолжала Вероника. — Иногда полезно об этом помнить. Вот и эта девочка пусть счастье своё попытает. Получится у неё, ну и хорошо.
Всё когда-то заканчивается, закончилась и эта ночь. Гости постепенно расходились. Все были немного уставшие, но довольные, что провели праздник так. Те, у кого ещё хватало сил, танцевали, но ди-джей уже щадил их и запускал только медленные композиции. Некоторые, собравшись большими компаниями, просто сидели за столами, разговаривали и пили кофе.
— Устала? — спросил Артур Лену.
— Да, устала, — улыбнувшись, ответила она.
Но усталость у Лены была какой-то радостной, и, несмотря на то, что было уже раннее утро, чувствовала она себя очень хорошо.
— Может, домой поедем?
— Да, поедем, — сказала Лена, вздохнув.
Артур, встав из-за стола, подал ей руку, и они вместе направились к выходу. Выйдя из здания, Лена посмотрела на небо, оно уже не было тёмным, но звёзды были ещё видны. Она вдохнула утренний морозный воздух и, расставив руки, подняв голову вверх, повернулась кругом, потом сделала ещё несколько оборотов.
— Ах, как хорошо!
Артур посмотрел на неё и улыбнулся. Они спустились к стоянке и подошли к его автомобилю. Артур сел в машину и приоткрыл дверцу со стороны, где стояла Лена. Она в это время, присев, смотрела на себя в боковое зеркало автомобиля, рассматривая диадему. Лена села в машину. Артур, включив двигатель, поставил в режим прогревания.
— Поедем ко мне в городскую квартиру, — сказал он, поправляя зеркало заднего вида.
— А ты мне не говорил, что у тебя есть городская квартира.
— В посёлок далеко ехать, да и выпил я. На неприятности можно нарваться, а квартира здесь недалеко.
Автомобиль выехал на дорогу и не слишком быстро поехал по пустынным городским улицам. Во многих окнах домов свет уже не горел, горожане отдыхали после праздничной ночи.
Артур сбавил скорость и направил автомобиль, свернув в переулок, под арку большого дома с толстыми стенами, сложенными из каменных блоков, заштукатуренных цементным покрытием, в некоторых местах штукатурка отстала. Дом был ещё довоенной постройки, шестиэтажный, но довольно высокий, на крыше возвышалась башенка со шпилем.
— Ты в этом доме живёшь?
Лена стала разглядывать дом и двор, куда они въехали.
— Я редко здесь бываю. В этом дворе прошло моё детство.
Выйдя из машины, они подошли к подъезду. Дверь на входе была металлическая, с заметными сварными швами, и по тому, в каком состоянии находилась дверь, было видно, что как покрасили при установке, так больше и не подновляли. Артур набрал комбинацию цифр на кодовом замке, раздался щелчок, дверь открылась и они вошли. В подъезде был полумрак, освещения не было, пахло сыростью.
— Ой, я ничего не вижу! — стараясь не споткнуться, проговорила Лена.
— Давай руку. Вот опять, лифт не работает… Ладно, ничего, нам только на четвёртый.
Поднялись на четвёртый этаж, здесь тоже был полумрак. Артур достал из кармана ключ и долго пытался вставить в замочную скважину. Наконец, открыл дверь квартиры.
— Проходи, — сказал он, включая свет в прихожей.
Лена разулась и, повесив шубку на вешалку, прошла в глубь длинной прихожей. Квартира была трёхкомнатная, довольно просторная, с широкими дверными проёмами, с высокими потолками.
Лена вошла в большую комнату, оглядела. Мебель была хоть и добротная, но совсем не современная, обычная мебельная стенка, заполненная хрусталём, такое убранство когда-то было почти в каждой семье. У стены покрытый пледом диван, и телевизор на полированной тумбочке. Телевизор был ещё советский и занимал много места.
— Чай пить будешь? — заглянув в комнату, спросил Артур.
— Да, выпила бы чаю. Ты в этой квартире тоже живёшь?
— Иногда заезжаю. Это квартира моих родителей. Я здесь вырос.
Артур прошёл в кухню, взяв чайник, стал наливать воду. Лена заглянула в соседнюю комнату размером поменьше, это была спальная.
— А где твои родители?
— Они в другом городе живут. Небольшой городок… секретный объект там. Мой отец работает на военном заводе, он инженер-конструктор.
Лена вошла в комнату напротив спальни. Эта комната, видимо, была комнатой Артура. И, наверное, здесь всегда царил такой творческий беспорядок: стены были увешаны всевозможными рисунками, сделанными им ещё в юности, кровать была хоть и заправлена, но покрывало примято, письменный стол весь выпачкан краской, и не оттирался от неё много-много лет.
— Иди чай пить, — позвал Артур.
Проходя в кухню, Лена посмотрела на себя в висевшее в прихожей зеркало, взглянула на диадему. Войдя в кухню, села на табурет. Артур разлил чай по чашкам, из шкафа достал жестяную баночку, сел за стол.
— Вот сахар — сказал он, кивнув на сахарницу.
— Нет, мне не надо.
Чай был обжигающий, и Лена, чтобы немного остудить, держа чашку в руках, стала дуть на горячую жидкость. Увидела своё лицо. Появившееся на красноватой поверхности, отражение от дуновения волновало рябью. Из-за падающего на диадему яркого света лампы, со дна чашки, будто из глубины, блеснули два огонька.



* * *

Редакционная «Газель» везла группу журналистов в санаторий. Четверо мужчин-холостяков решили отпраздновать Новый Год за городом. У всех было хорошее настроение, всю дорогу они подшучивали друг над другом, ещё и коньячку на дорожку приняли — вот так мужчины и коротали время в пути.
— Ты вон, у Никольского спроси! — весело говорил молодой черноволосый мужчина. — Наверное, уже все притоны в городе обошёл? — глянув на Николая, продолжал тот.
— А ведь Ник хитрый, — вступил в разговор другой. — Он как этот… как ресторанный критик! Тот ходит по ресторанам, блюда пробует, а потом о них пишет, а Никольский по этим…
— Поди, и сам там пробуешь, кто как обслуживает?
— А скидки у тебя там есть?
— Нас хотя бы разочек с собой взял!
Мужчины засмеялись.
— Во-во, а он потому и сидит на криминалке…
Санаторий предоставил путёвки газете частично в счёт рекламы, которую та разместила на своих страницах, остальное доплатило издательство, так что самим сотрудникам это ни во что не обошлось. Трое мужчин были журналистами этой газеты, четвёртый, ехавший с ними, их давний знакомый.
Санаторий располагался в красивом живописном месте, и хотя считался недорогим, обслуживанием славился хорошим. Когда-то санаторий принадлежал одному заводу, став же самостоятельным хозяйствующим субъектом, начал предлагать всем желающим горожанам — провести за городом праздники, выходные или просто отдохнуть, а также предоставлял различным фирмам возможность проводить корпоративные встречи, вечера и семинары.
Пятиэтажное кирпичное здание стояло в сосновом бору на берегу озера. Здесь же и лыжная база располагалась, за базой среди величественных сосен красовалось большое строение, недавно построенное в виде русской избы, то была — баня! Летом отдыхающие проводили досуг на озере с песчаным пляжем.
— Вот и приехали!
— Наконец-то!
— Разгружаемся!
— Э-э, с этим поосторожнее! Здесь самое ценное… Не разбей!
— Интересно, а женщины тут будут?
— На всех хватит!
Взяв свои тяжёлые стеклянно позвякивающие сумки, они направились к входу, шумно вошли в вестибюль, где их уже встречали. Женщина-администратор, приятно улыбаясь прибывшим гостям, выдала ключ от двадцать первого номера, который находится на втором этаже, ознакомила мужчин с внутренним распорядком санатория, и рассказала о намеченных на сегодня мероприятиях.
Приближалось время обеда, поэтому мужчины, побросав в номере привезённые с собой вещи, пошли в столовую, где был и бар. На вечер у них была запланирована баня. Ну а самое главное, зачем они сюда приехали — празднование Нового Года, состоится завтра.
Размявшись после обеда с киями в руках у бильярдного стола, все вчетвером они отправились в баню. Неторопливо вошли в просторный уютный предбанник, с ковровыми дорожками на полу, с зеркалами на стенах и деревянными лежаками вдоль стен. Было тепло, пахло берёзовыми вениками и сосновой смолой.
— И холодильник у них здесь есть!
— Давай пиво сюда. Как раз пока паримся, оно охладится.
— А молодцы они, хорошую баньку построили!
Поставив бутылки в холодильник, мужчины стали раздеваться. И, предвкушая приятный отдых, все четверо, нагишом, прихватив веники и простыни, направились в моечное отделение.
В мойке полы были выложены разноцветной плиткой, на струганных лавках деревянные тазики, на стенах резьба. Был здесь и бассейн, и довольно вместительный. За небольшой деревянной дверью находилось парная. Надев на головы суконные банные шапочки и на руки рукавицы, взяв веники, мужчины пошли париться. И парились они от души!
— Ох, как хорошо!
— А ещё поддать!
— У-у нет, я всё, — проговорил Никольский, сползая с полка.
— А что ты так?
— Да мне хватит… — Николай не был таким уж заядлым любителем бани.
Насладившись живительным паром и истязанием своих тел берёзовыми вениками, а в перерывах между парениями накупавшись в бассейне, мужчины, разгорячённые расслабленные и довольные, пошли отдыхать.
— У нас ещё почти час, — взглянув на настенные часы, висевшие над дверью, объявил Максим.
— Ещё и пивка попить успеем, — сказал Валера, и обмотавшись простынёй, он лёг на лежак.
Валера в газете трудился в должности руководителя рекламного отдела. Небольшого роста, немного полноватой комплекции, на его кругловатом лице всегда была добродушная улыбка, взгляд простоватый, но характер у Валеры не простой.
— А что ты разлёгся? — подходя к холодильнику, возмутился Максим, глядя на ленивое выражение на лице Валеры. — Пиво доставай!
— Подавай бутылки. Сразу все поставим на стол, — предложил Вениамин, подходя к Максиму, — чтоб не бегать потом.
Вениамин, интеллигентного вида мужчина с рыжей бородкой, в компании был самый старший, тридцати девяти лет от роду. Высокий, худощавый, с неторопливыми движениями, с прямым умным взглядом. Была в этом взгляде одна особенность: когда в разговоре он не соглашался с собеседником, то хитровато щурился и многозначительно улыбался, спорить же не любил. Служил обществу университетским преподавателем, ведя и научно-исследовательскую работу, сотрудничал с серьёзными журналами. Как историк и археолог, он был участником многих научных экспедиций.
— Принимай! — Максим стал подавать бутылки, доставая по одной из холодильника.
Максим парнем слыл заводным, черноглазый, с весёлым взглядом на жизнь, и ещё большим любителем женщин, и небезответно с их стороны.
Мужчины, кто полулежа, кто сидя, расположились вокруг столика. Блаженно попивая прохладное пиво и посасывая солёные рыбьи хвостики, они как истинные любители бани наслаждались отдыхом и неторопливой беседой, рассуждая на разные темы.
— Ох, как хорошо! — блаженно произнёс Валера. — Если в раю так же, то я в рай.
— Кто тебя туда возьмёт! — глянул на него Максим.
— Недельки бы на две здесь остаться! — Вениамин, допив пиво и отставив бутылку, прилёг на топчан, обмотавшийся простынёй, он был похож на римского патриция. — На лыжах бы покататься…
— Ну а что тебе мешает? — сказал ему Максим. — Оставайся.
— Работы много.
— Ну, отдыхать-то тоже надо, — вступил в разговор Никольский, завернувшись в простыню, он сидел на лавочке, опустив ступни ног в таз с тёплой водой.
— Классно попарились! — снова произнёс Валера, выпив бутылку пива, лёжа на топчане, он блаженно пожёвывал сухой рыбий хребтик.
— Да, сейчас бы ещё и массажистку! — мечтательно произнёс Максим, он тоже разлёгся на топчане, закинув руки за голову. — А вот интересно, здесь такую услугу предоставляют?
— Это ты про какую такую услугу? — спросил Валера, насмешливо посмотрев на Максима.
— А вот в Японии это запросто. Там ходить к массажистке, это как зубы чистить. Сейчас бы японочку сюда… Вот кайф бы был!
— Да, а ты представляешь, что с ней потом было бы? — усмехнулся Валера, тоже ходок по этой части.
— Так на каждого по одной! — с мечтательной улыбкой продолжал грезить Максим.
— У-у, разговоры-то, какие греховные пошли! — усмехнулся Вениамин, слушая друзей, он хитровато поглядывал на них.
В принципе, Вениамин придерживался традиционных взглядов, считая, что у человека должна быть семья, правда, сам он на данный момент числился разведённым. У него была дочь и, хотя Вениамин не жил в семье, принимал самое активное участие в её воспитании, он очень любил свою дочь.
— А в Финляндии, между прочим, бани общие, — просвещая друзей, сообщил Максим. — Там мужчины и женщины вместе моются.
— У них и помывку можно себе заказать, — добавил Валера. — Придёт бабулька и потрёт тебе спину.
— Бабулька! Вот тебе пусть бабулька и трёт. А мне чтобы гейша тёрла.
— Гейши не трут спины, — решил Никольский развеять заблуждение Максима на сей счёт.
Вынув из таза ноги, он стал обтирать ступни простынёй.
— Они только беседы ведут…
— За деньги и они потрут! — приподняв голову, уверил Максим.
— Слушайте, вам говорить, что ли больше не о чем? — сказал им Вениамин.
Взяв другую бутылку, откупорив и сделав глоток, он добавил:
— Всё про блуд только.
— А это самый сильный инстинкт у человека, — сказал Валера и тоже взял бутылку. — Основной инстинкт, между прочим!
— Еда тоже основной инстинкт.
— Так про еду не так интересно. Вот, кстати, анекдот хороший! Старый, правда, ну слушайте.
Валера сделал глоток и начал рассказывать:
— Моисей сходит с горы, где он с Богом договаривался. А народ его уже ждёт. «У меня две новости, — говорит им Моисей, — хорошая и плохая. С какой начинать?». Ну, люди ему и отвечают: «Сначала хорошую давай!». Моисей, значит, им говорит: «Сошлись на десяти!». «О-о, здорово! — кричит народ. — А плохая какая?». Моисей им отвечает: «Блуд тоже вошёл». «У-у-у!».
Мужчины заулыбались. Анекдот этот, конечно, им был уже известен, но Валера сопровождал свой рассказ мимикой и жестами так, что выходило смешно. Максим допил пиво, поставил бутылку на пол, перевернулся на спину и, лёжа на топчане, принялся рассуждать:
— А вот я не понимаю, зачем люди навыдумывали для себя всякие рамки?
— О, ну ты сейчас договоришься до того, что и законы не нужны, — сказал ему Вениамин.
— Нет, я не про законы, я же про другое говорю. Секс это же удовольствие! Ну почему надо считать секс чем-то скверным? Еда тоже удовольствие, но про еду так не говорят.
— То о чём говоришь ты, вроде как блудом считается.
— Блудом? — Максим приподнял голову. — А вот ты мне объясни, в чём тут разница? — он уже серьёзно намеревался вступить с Вениамином в спор. — Нет, я понимаю, что разница есть. Только почему считается, что если у тебя есть штамп в паспорте, то это секс, а нет штампа, то это блуд? — Максим перевернулся на бок, подперев рукой голову, стал смотреть на Вениамина. — То есть, получается, что паспорт, бумажка важнее человеческих отношений? А когда ещё не было паспортов, то и разницы не было, так получается?
— Дело не в бумажке, а в нормах и правилах, которые человечество выработало, для того чтобы выживать. В бумажке это потом записали. Так что, дело тут не в паспорте.
— Нормы! Я не против норм. Нормы, конечно, нужны. Но нормы нужны, скажем такие — уголовный кодекс, например. А вот, сколько у тебя партнёрш, какие здесь могут быть нормы? И вообще, кому какое дело, кого ты трахаешь!
— Ага, не нравится! — Валера выставил палец, показывая на Максима. — А сам-то ты только этим и занимаешься — пишешь, кто кого трахает!
Валера развеселился оттого, что подловил друга.
— Что ты в меня пальцем тычешь, сам такой! Работа у меня такая — подглядывать за другими.
— Ха, смотрите, значит, для него норм нет, а для других они должны быть! — не унимался Валера.
— Не путай хрен с морковкой. Одно дело шоу, и другое дело нормы. Между прочим, гражданский брак признаётся во многих обществах.
— А ты гражданским браком каждую ночь сочетаешься, и каждый раз у тебя новая невеста. Сколько у тебя жён-то уже? Как они потом наследство делить будут?
— Не дождётесь. Я ещё вас всех переживу.
— Валера, между прочим, прав, — сказал Вениамин. — Штука вся в этом как раз и заключается.
— Ну и в чём она заключается?
— А вот в этом самом! Потому и понадобилась такая норма, как институт брака.
Вениамин глотнул из бутылки и продолжал:
— Как только у людей стали появляться частнособственнические отношения, перед ними встал вопрос о наследовании. Для мужчины благополучие его семьи это престиж и уважение среди соплеменников. И главе семейства важнее было кормить тех детей и передавать им по наследству нажитое, которые появились в результате официального брака, ведь зачастую союзы эти были делом родовой политики. Вот тебе и норма.
— Да я что, против! — Максим разлёгся на топчане, закинув руки за голову, стал смотреть в потолок. — Мы же не о детях говорим, а о сексе.
— Ну, это ты сейчас можешь позаботиться, чтобы детей не было.
— Ладно, я готов согласиться с тем, что тогда это действительно было важно, потому что секс это дети, семья и так далее, а внебрачные отношения это внебрачные дети. Понятно, что от этого всякая неразбериха бывает. Но сейчас же всё по-другому! Секс — это секс, а дети это… дети. Они, кстати, и без секса могут рождаться, — приподняв голову, Максим посмотрел на Вениамина — А значит, такое понятие как блуд себя уже исчерпало. Лично я никому и ничего не собираюсь передавать, — Максим снова стал смотреть в потолок. — Нет у меня никаких наследников, и не будет. Вот кто собирается что-то там передавать, те пусть и думают — их это дети или не их, официальные — не официальные… В конце концов, это личное дело каждого.
— Но блуд это ведь ещё и грех, — сказал Никольский.
— Грех? — Максим снова приподнял голову, посмотрев на него. — А я не понимаю, в чём тут грех? Я что, чью-то жену трахаю?
— Это перед Богом грех.
— А ты у Него у самого, что ли об этом спрашивал?
— Валера говорил, что Моисей у Него спрашивал.
Мужчины засмеялись.
— Моисей, может, сам всё это выдумал, — проворчал Максим, опять глядя в потолок.
— Интересно, для чего это ему понадобилось? — сказал Валера.
— А вот для этого самого! Что детей наплодил, и своих баранов он хотел оставить в наследство официальным детям, а не левым. А кстати, в те времена многожёнство было.
— Вот после Моисея уже нельзя было быть многожёнцем, — глянув на Максима, заулыбался Валера. — Так что ты заповеди нарушаешь!
— Ну Моисей и удружил! — сказал Никольский.
Мужчины снова засмеялись. Максим, поднявшись с лежака, взял со стола бутылку, сел.
— Слушай, Вениамин, — обратился он к нему. — Вот ты человек учёный, всё знаешь, ты скажи, кто придумал эти заповеди?
— Так Валера уже сказал — кто…
Все заулыбались, поглядывая друг на друга. Пива и времени было ещё достаточно, и отдыхать за интересной беседой им было весело.
— Нет, я, между прочим, серьёзно спрашиваю, — глотнув из бутылки, продолжал Максим. — Интересно же вообще, как это всё было.
— А почему это тебе вдруг стало интересно, — Валера, прищурившись, поглядел на Максима, — о чём Моисей с Богом договаривался?
— Да ну тебя! — махнул Максим рукой.
— А что ты тогда так переживаешь о заповедях? — продолжал Валера подтрунивать. — За грехи свои в ад не хочешь идти? А нечего было грешить!
— А мы с тобой там вместе будем.
— Вот попаримся!
Мужчины опять засмеялись. Откупорив ещё по бутылке, они продолжили беседу.
— Вениамин, ну ты разъясни тут нам про заповеди-то! — попросил Валера. — Видишь, Максим переживает, успокой уж его.
— Про заповеди? А что про заповеди?
— Ну, для чего они там… и всё такое.
Вениамин глотнул из бутылки, подумал немного.
— Считается, что заповеди это свод норм поведения, которые Бог дал людям… Но это уж кто как — кто верит, что их дал Бог, а кто и не верит.
Вениамин замолчал, снова подумав, как бы решая, что рассказать друзьям по поводу этого всего.
— Заповеди это как бы разделительная черта, чтобы люди стали понимать разницу между добром и злом.
— А что, до этого люди не понимали, что добро, а что зло? — спросил Максим.
— Заповеди, которые записаны в Библии, были только у евреев, — продолжал Вениамин. — Так называемое «Пятикнижие». Примерно, в тысяча четыреста сорок пятом-пятидесятом году до нашей…
— Слушай, а этот, как его?.. был ещё такой закон… — Максим попытался припомнить забытое слово. — Э-э?..
— Хаммурапи.
— Да, этот.
— Эти списки датируются, примерно тысяча семьсот семьдесят пятым годом до нашей эры. Так что этот закон раньше текстов «Торы» появился.
— Ну ничего себе, ты даёшь! — глядя на Вениамина, удивлялся Валера. — Как это ты все эти даты помнишь?
— Индийские «Веды» ещё древнее, — сказал Никольский. — Им уже более пяти тысяч лет.
— Это спорный вопрос, сколько им лет. Но, тексты эти действительно древние. Их по-разному датируют, но в основном сходятся на том, что им не менее трёх тысяч лет.
— А почему тогда цитируют заповеди из Библии, а не этого… Хаммурапи? — спросил Максим.
— Закон Хаммурапи это, как бы сейчас сказали, светский закон, регламентирующий гражданско-правовые отношения.
— И что, там не было понятия блуда? — спросил Валера.
— Ну, как греха, нет. Тебя же сейчас по действующему законодательству не станут побивать камнями за секс с незнакомкой из бара.
— Так надо было этого Хаммурапи в Библию и записывать!.. — глянул Максим на Вениамина так, словно это всё от него зависело.
— В Библии записаны, как принято считать, те заповеди, которые даны самим Богом, — ответил ему Вениамин.
— Ну насчёт этого… тут тоже ещё не всё известно, — стал возражать Максим. — И кто это всё придумал, Бог или… — он покрутил ладонью с раздвинутыми пальцами. — Знаешь ли, это всё вопросы философские, типа: что есть зло и что добро? К тому же недоказуемо, что Бог есть.
— А я вот согласен, что это всё философия, — начал рассуждать и Валера. — Вот ведь иногда и не поймёшь, где там добро, а где зло, — он посмотрел на Вениамина. — А вот как это вообще всё трактуется? — Валера широко развёл руки, как бы желая охватить эту проблему целиком.
От выпитого пива и от расслабленного после бани состояния организма, мысли не всегда выражаются ясно.
— Что трактуется? — переспросил Вениамин, не поняв, что тот имеет в виду.
— Ну, добро, зло… Вот как это понимать?
— Это мы сейчас в такие дебри залезем, — отмахиваясь, ответил Вениамин.
— А давай залезем!
— А что тут лезть, — сказал Максим. — Если переходишь дорогу на красный свет — это зло. Идёшь, когда горит зелёный — это добро.
— Ну это ты слишком примитивно судишь об этом, — подключился к разговору и Никольский. — Вот в «Дустчаритре», например, так написано про злые дела человека: в речи зло — это ложь, клевета, глупость, в мыслях зло такое — зависть, злоба, месть, к телу относятся такие грехи — лишение жизни, воровство, блуд.
— Во и здесь блуд вошёл! — засмеялся Валера, глядя на приятеля.
— А что есть добро? — спросил у Никольского Максим.
— Добро? — Никольский пожал плечами. — Ну… наверное, противоположное этому всему. — Не убивать, не воровать, не врать…
— Не прелюбодействовать! — вставил Валера, с усмешкой снова глянув на Максима.
— Нет, я всё-таки, с этим не согласен, — заявил Максим. — Вот попробуй не убивать! А на войне как? Конечно, там, воровать, врать это тоже… Но вот, опять же говорю — ну кому станет плохо оттого, что я пересплю с какой-нибудь красоткой?
— Ты смотри, как он изворачивается! — продолжал веселиться Валера. — Не хочешь в ад попасть!
— Да при чём здесь ад? Нет никакого ада! И вообще, это разделение на добро и зло чисто символическое.
— Ну, где-то ты прав, — сказал Вениамин. — Если, принять библейскую версию, как всё появилось… в смысле, жизнь и прочее, то по ней выходит, что для первых людей не существовало такого понятия как «добро-зло».
— И что, они всё что хотели то и делали? — спросил Валера.
— Всё не всё… Был только один запрет, его они и нарушили. Вот тогда люди и познали добро и зло. За нарушение этого запрета их и изгнали из рая. И чтобы выжить, люди вынуждены были бороться друг с другом за кусок хлеба, в том числе и убивать. По крайней мере, в это верят те, кто признаёт библейские тексты священными.
— Там ещё Каин убил брата, — добавил Никольский.
— Слышал я эту историю, — сказал Максим. — Разборки у них какие-то были, не поделили они чего-то. Барана, что ли?
— Нет, не так это описано, — сказал Вениамин.
— А что там случилось? — поинтересовался Валера. — Чего они не поделили-то?
Вениамин вытер простынёй вспотевшее лицо и стал рассказывать:
— Один был скотоводом, другой земледельцем. Авель Богу принёс в жертву от стада своего, а Каин от плодов земли. Бог призрел на Авеля и на его дар, а на Каина и на его дар не призрел. Каин огорчился, обидно ему стало, вот он и убил брата.
— От стада… это баранов что ли в жертву? — спросил Валера. — А зачем Богу обязательно нужно приносить кровавые жертвы?
— Потому что кровожадный, — ответил ему Максим.
— Жертвы не только такие приносились. У кого что было, то Богу и предлагалось. Истоки же культов, в которых приносились кровавые жертвы, в верованиях в то, что человек стал смертным после грехопадения. И люди того времени верили, что вместо себя надо приносить в жертву животных, чтобы продлить свою жизнь, пролив при этом их кровь, так как считалось что в крови жизнь. Так же и все остальные культы на этой основе складывались, христианство, ислам…
— Как-то накручено!.. — проговорил Максим. — Кровь, жертва… А ну это всё!.. — встав с лежака, он начал обтираться простынёй.
— Половина человечества придерживаются библейского взгляда, — продолжал Вениамин. — Христиане верят, что это после грехопадения люди стали жить в оценочной системе «добро-зло». И согласно этому взгляду люди делятся на Авелей и Каинов, на Иаковов и Исавов.
— А это кто такие? — поинтересовался Валера. — Тоже кто-то кого-то убил?
— Лестница Якова, — сказал Максим, взяв со стола бутылку, он глотнул. — Не слышал что ли?
— Братья-близнецы, — стал отвечать Вениамин. — Когда они ещё не родились, одного Бог возлюбил, а другого возненавидел.
— И за что Бог этого другого возненавидел?
— Бог знал, что когда Исав вырастет, он за похлёбку продаст своё первородство Иакову, который был младшим. Так, по крайней мере, об этом написано в Библии. И согласно этим текстам потомков Исава Бог впоследствии уничтожил, а потомков Иакова благословил, — Вениамин сделал глоток из бутылки и хитровато посмотрел на друзей. — От Иакова произошли евреи, — добавил он.
— И один из них теперь здесь среди нас! — поглядев на Вениамина, сказал Максим. — А, кстати, ты же не обрезанный! Так какой же ты еврей?
— Так он же не иудейской веры, — ответил за Вениамина Никольский.
— А у иудаистов вместо Библии Талмуд, да? — спросил Валера.
— Что ж вы Мессию-то своего распяли? — стал Максим укорять Вениамина.
— А ты по вере кто, христианин или иудаист? — начал донимать Вениамина и Валера.
Вениамин снисходительно улыбнулся.
— Я историк. А у историков своя вера, и свои предания.
— Интересно же, получается! — продолжал Валера. — Значит, выходит, что и родиться надо так, чтобы тебе ещё и повезло с этим, чтоб тебя потом ещё и не уничтожили?
— Есть такое течение в христианстве, у протестантов, — сказал Вениамин, глотнув из бутылки, допивая пиво. — Учение о предопределённости к осуждению или спасению, кальвинизмом называется. Был такой религиозный деятель Кальвин, в Швейцарии в шестнадцатом веке жил. Эти не признают догмат о всеобщем спасении, называют его учением Николаитов.
— Ну а как они определяют — кто будет спасён, а кто нет? — спросил Никольский.
— Это только один Бог ведает, — улыбнувшись, ответил Вениамин. — Так они об этом говорят.
— И что, Исавы в ад пойдут, а Иаковы в рай? — спросил Валера. — Эй, где тут в Иаковы и Авели записывают?
— А ты что, хочешь, чтобы и тебя так же как Авеля грохнули! — сказал ему Максим.
— Почему грохнут-то?
— Не сразу, конечно, помучают ещё немного. Христа же мучили…
— Ну тебя! А вот представьте, придумают такой прибор… — продолжал Валера. — Родился ребёнок, его просветили — Иаков, другого — ага, Исав!
— И что с Исавами делать? — спросил Никольский. — Убивать сразу?
— Не, ну зачем убивать-то. Ну, там… изолировать.
— Колючей проволоки на всех не хватит! — кинув простыню на лежак, сказал Максим.
Подойдя к шкафчику, он начал одеваться. Надев майку и посмотрев на Валеру, Максим добавил:
— А если тебя изолировать?
— А меня-то за что?
— Ты типа у нас Авель, — усмехнулся Максим. — Ну-ну, давно ли ты стал невинной овечкой?
— А вот ты как раз самый натуральный Каин и есть!
— Когда-нибудь настанет такое время, — обтираясь полотенцем, заговорил Никольский, — только Авели рождаться будут. Про детей индиго слышали?
— Исавы и Каины всегда будут, — сказал Вениамин. — Это такая расплата.
— Расплата за что? — поинтересовался Валера.
— За право свободы выбора.
Вениамин поднялся с лежака и тоже стал обтираться.
— Ого! — взглянув на часы, сказал Максим. — Поторапливаться надо, а то нас сейчас выгонять начнут.
— Эх, хорошо попарились! — произнёс Валера, довольно прикрыв глаза, он потянул носом, вдыхая полной грудью пропитанный запахом берёзовой листвы воздух.
— И посидели классно! — вторил ему Никольский.


В новогодний вечер, перед самым празднованием Нового Года, отдыхающие, уже освоившись и перезнакомившись с соседями по номерам, приняли самое непосредственное участие в подготовке столовой санатория к празднику: расставляли столы, некоторые приставляли друг к другу, так делали те группы, где было много народу, помогали обслуживающему персоналу их накрывать, украшали помещение шарами, гирляндами, снежинками, доставаемых из пыльных картонных коробок, видимо, вся эта мишура ещё с прошлых празднований оставалась, да так и переходила из года в год.
Приехавшие праздновать группами, разумеется, заботились только о своих столах. Кроме того, что уже входило в оплаченный ужин, каждый стол накрывался ещё и тем, что отдыхающие привезли с собой, в основном это были спиртные напитки, недостатка в которых в эту ночь ощущаться было не должно, пожалуй, напитков, наличествовало даже больше чем нужно.
Как это всегда бывает перед началом празднования, время замедлило своё течение, и, для того чтобы хоть немного подогнать его, мужчины группировались в какой-либо из гостеприимных комнат и пропускали рюмочку-другую. Те, кто не были так нетерпеливы, подготавливали свой организм к праздничному ужину пивом. Женщинам же было чем заняться — макияж, причёска, маникюр, для них время и так шло быстро. Отдыхающие двадцать первого номера тоже уселись своей мужской компанией и, выпив по рюмочке, коротали время за беседой.
До наступления нового года оставалось ещё часа два, но отдыхающие уже потихоньку стали заглядывать в банкетный зал, интересовались, скоро ли начнётся мероприятие. Но вот, наконец, как будто кто-то дал команду, принарядившийся народ стал спускаться с этажей, некоторые были облачены в маскарадные костюмы. Четверо постояльцев двадцать первого номера, надев парадные пиджаки и повязав галстуки, тоже спустились в зал и уселись за своим столом.
Валера, приподняв крышку, глянул на то, что находилось на большой тарелке.
— Это что за блюдо? Холодец, что ли?
— Да что смотришь, всё съедим! — сказал ему Максим.
Перед тем как сесть за стол, Максим оглядел зал и кому-то помахал рукой, он уже успел познакомиться с какими-то женщинами.
— Надо было к ним присоединиться, звали же, — сказал Валера, тоже посмотрев туда, куда смотрел Максим.
— Успеем ещё.
— Кого это вы тут уже подцепили? — спросил Вениамин.
— С кондитерской фабрики женщины, — ответил Валера.
— А те две ничего! — глядя в их сторону, сказал Максим.
— Это ты про кого? — спросил Валера.
— Вон та чёрненькая, Марина. А рыженькую, кажется, Ольгой зовут.
— Не, мне больше нравиться та, блондинка!
— Галина что ли? Ну…
— Не, вон та с краю которая сидит, — у Валеры заблестели глаза.
— А-а! Эту Александрой зовут.
Никольского женщины сейчас не интересовали и, пока Максим и Валера обсуждали достоинства новых знакомых, Николай разглядывал закуски: несколько салатов, заливное, красная рыба, фрукты, ещё будет горячее. Из алкогольных напитков: шампанское, белое десертное, водка и мускат. С собой они принесли только две бутылки водки, решили, что пока им хватит.
— А что пива-то не взяли? — спросил Никольский, он всем алкогольным напиткам предпочитал пиво.
— Да куда ещё и пиво!
— Пивом завтра похмеляться будем.
— У них бар тут будет работать, там пиво есть.
В банкетном зале у стены находился небольшой помост, служивший сценой. На сцене стоял синтезатор. Молодой человек в потёртой джинсе и девушка в наряде расшитом блёстками, заменяя собой целый оркестр, собирались развлекать отдыхающих современными шлягерами. На праздник, как и положено, были приглашёны Дед Мороз со Снегурочкой.
Когда все уселись за столы и в голодном нетерпении принялись раскладывать на тарелки салаты, на сцене появилась крупного сложения женщина, она представилась ведущей вечера и поздравила отдыхающих с наступающим новым годом и предложила наполнить бокалы алкогольными напитками, чтобы сначала проводить старый год. Страждущий народ с удовольствием поддержал такое начало.
— Ну что, давайте, проводим старый год! — сказал Валера и ловко свинтил крышку с горлышка бутылки с водкой.
Максим и Вениамин подставили свои рюмки.
— Я водку не буду, — сказал Никольский, беря бутылку с вином.
— Хозяин-барин, — глянув на него, хмыкнул Валера.
— Давайте, чтобы уходящий год помнился нам только хорошим! — подняв рюмку, торжественно произнёс Максим.
Мужчины выпили и стали закусывать.
Дав народу немного времени утолить первый голод, ведущая снова предложила наполнить бокалы. На сцену вышла другая женщина, директор санатория, она долго поздравляла всех с наступающим, желала здоровья и обещала, что коллектив с большим рвением приложит все усилия, чтобы отдыхающим в санатории было по-домашнему уютно. Приглашала провести отдых и летом, сделала рекламу, рассказав о новых услугах, которые будут в санатории. Сидящие за столами нетерпеливыми аплодисментами и с нескрываемым удовольствием проводили директора, потом по команде ведущей выпили за здоровье самих себя. Заиграла музыка, народ немного оживился, загалдели, стало веселее.
— Ну что, выбрал кого? — спросил Валера Максима, поглядывая на женщин.
— Это всегда успеется, — ответил Максим, беря бутылку. — Закончится официальная часть, пойдём к ним. Давай пока ещё по одной.
— Да куда вы торопитесь, вся ночь впереди! — сказал им Вениамин.
— Ночью другим заниматься будем… — Максим посмотрев на Валеру, подмигнул.
Вскоре появились Дед Мороз и Снегурочка. Дирекция санатория из соображений экономии не стала приглашать профессиональных артистов. Роль Деда Мороза исполнял пожилой учитель из поселковой школы, его облачение из красного плюша повидало на своём веку немало утренников. Роль Снегурочки досталась молоденькой учительнице начальной школы, на ней был костюмчик из голубого атласа, уж очень коротенький, так что Максим не отрывал глаз от её стройных ножек в белых чулочках.
Дед Мороз в стихотворной форме поздравил отдыхающих, пожелав им всего, его снежная внучка стояла рядом и мило улыбалась. Отдыхающие Деда Мороза очень даже поддержали звоном бокалов. Потом все вместе хором зажигали ёлочку, она зажглась только с третьей попытки. Снегурочка провела конкурс, задавая нехитрые вопросы с однозначными ответами, «Дедушка» из своего мешка доставал подарки победителям.
И вот, наконец, стрелки часов сошлись на цифре двенадцать, наступил новый год. Весёлыми возгласами и звоном бокалов был встречен отдыхающими этот исторический момент.
— Ну что, надо бы перекурить это дело! — сказал Валера, он отодвинул от себя тарелку и вытер руки салфеткой.
— Здесь нельзя, пойдём в туалет, — сказал Максим.
— Курить пойдёте? — спросил Валера Никольского и Вениамина.
Те ещё ели. Вениамин вообще был любителем хорошо поесть.
— Давай ещё выпьем, — предложил Максим, — потом сходим, покурим.
— Николай, ты что такой? — спросил его Валера.
— Какой?
— Праздник же! Выпей с нами по нормальному, закуси!
— Водку надо пить! — сказал Максим. — А то ни то ни сё…
— Ладно, чёрт с вами! Давайте водки, — согласился Никольский.
Валера наполнил до краёв все четыре стоявшие на столе рюмки. Никольский взяв рюмку, и держа перед собой, улыбаясь посмотрел на своих друзей:
— А давайте выпьем за нас! Мы друг друга уже сто лет знаем.
— Правильно! — поддержал Валера. — Мы друг за друга горой стоять будем.
— За дружбу!
Когда друзья, перекурив, вернулись обратно, в зале был погашен свет. В такт ритмичной музыке мигали лампы цветомузыкальной установки, возле сцены танцевала небольшая группа, состоявшая из женщин, мужчины же сидели за столами, пили и утоляли возбуждённый алкоголем голод.
Пройдя к своему столу, Вениамин, Валера и Никольский сели, Максим же сразу куда-то пошёл.
— Ну что, хлопнем ещё по одной? — предложил Валера, наливая водку в стоявшие на столе четыре рюмки. — За всё хорошее, что будет! Всё плохое, что было, уже в прошлом, — сказал он и опрокинул рюмку, вылив всё содержимое себе в рот.
— А где Максим? — спросил Никольский.
— Вон он, там, — ответил Валера, указав вилкой на Максима, сидевшего за столиком с женщинами. — Пойдём к ним?
— Ты сходи на разведку…
Валера поднялся из-за стола и направился к Максиму, который, с наигранно серьёзным выражением на лице, жестикулируя, рассказывал женщинам что-то смешное.
Никольский съев салат, посмотрел на сидящих с женщинами Максима и Валеру, глянув на Вениамина, кивнул в сторону покинувших их друзей.
— Может, и мы пойдём?
Вениамин с удовольствием поедал жаркое.
— Иди, развлекись.
— А ты что?
— Да мне как-то не надо.
Николай тоже положил себе несколько кусочков жареного мяса.
— У тебя сейчас есть кто? — разглядывая кусочки мяса в своей тарелке, спросил он
— Нет. Вообще-то, у меня с женой вроде как налаживается, — жуя, ответил Вениамин.
— А что ты тогда не с ней?
— Дочь с классом на новогодние праздники во Францию поехала, жена тоже с ними. Там для родителей со скидкой вышло, как для сопровождающих.
— О, повезло!
Вениамин взял бутылку.
— Будешь?
— Мм… давай, — подумав немного, ответил Николай.
Вениамин сначала налил водки в свою рюмку, потом ему.
— Будем здоровы! — произнёс Вениамин, подняв рюмку.
— Как говорится, с новым годом, с новым счастьем!
Они выпили и стали закусывать. Николай снова посмотрел туда, где сидели Максим и Валера, там, кажется, было весело и без него.
— А сколько лет твоей дочери?
— Тринадцать.
— У-у, взрослая уже!
Никольский пододвинул к себе другое блюдо.
— Вкусная картошка, — сказал он, попробовав.
— У меня жена тоже так делала. А ещё запеканка в горшочках хорошо получается, в духовке когда её.
— Я тоже так как-то делал. Возни много. А почему ты с женой развёлся?
— Да это не я, это она со мной развелась.
— Что, разлюбила?
— Да было за что…
— А что случилось-то?
Вениамин прожевал, налил в бокал соку, и хитровато глянув на Никольского, улыбнувшись, сказал:
— А бес попутал!
— Это как?
Вениамин сделал глоток из бокала, поставил и, продолжая есть, стал рассказывать:
— Аспирантка на кафедре у нас была… — перестав жевать, Вениамин посмотрел куда-то в даль так, будто её образ сейчас предстал перед ним. — Потом ещё в археологическую экспедицию на Алтай вместе поехали, — он потянулся за тарелкой с салатом. — А шила в мешке не утаишь. У нас ведь друг о друге быстро всё узнают. Ну, вот и…
Вениамин взялся за бутылку с водкой, посмотрел на Никольского, кивнул:
— Ещё по одной?
— А, давай! — соглашаясь, махнул Николай рукой.
Выпили. Сидели молча, жевали. Подошёл Валера.
— Ну что, пошли к дамам! Я пообещал им познакомить с вами.
— Вы идите, а я ещё посижу, — ответил Вениамин. — Потом покурить схожу… Попозже, может, и подойду
— Ник, пошли! — позвал его Валера. — Там такие женщины, обалдеешь!
— Иду! — Никольский вытер губы салфеткой и, скомкав, бросил на пустую тарелку.
Вдвоём, прихватив с собой вино и водку, они прошествовали к столу, за которым сидели женщины. Те тоже приехали в санаторий группой провести праздник Нового Года. Николай шёл бодро, стараясь ступать твёрдо, голова у него уже немного кружилась, глаза блестели, движения замедлились, настроение было приподнятое.
— Здравствуйте! — стараясь держаться солидно, поприветствовал он женщин.
— Здравствуйте! — с улыбками отвечали они.
Женщины с интересом стали разглядывать Никольского. Сев за стол, он представился:
— Меня зовут Ник!
— Вот познакомься, это Ольга, Марина, Александра… — начал представлять Валера женщин. — Что ж, давайте за знакомство! — предложил он, показав на принесённую с собой бутылку водки.
Женщины согласились выпить с мужчинами, но только вина. Мужчины выпили водки, беседа оживилась. Валера рассказал пару анекдотов. Женщины с охотой слушали мужчин, принимая их знаки внимания. Мужчины, сходив к своему столу, принесли ещё вина и кое-какие закуски. Максим предложил выпить, Валера произнёс тост, разумеется, за прекрасных дам.
Со сцены снова раздались призывы к танцам. Встав из-за стола, вся компания пошла танцевать. Никольский уже не старался держать себя солидно, да и не мог, в голове у него шумело, перед глазами всё плыло. Танцуя, пытаясь поймать ритм, он резко дёргал руками, высоко поднимал колени, широко улыбаясь, смотрел на танцующую рядом женщину, которую, кажется, звали Верой. Пару раз его заносило, и он наступал на чьи-то ноги. Кланяясь, он извинялся и снова пускался в пляс. Танцевали, возвращались к столу, выпивали и снова шли танцевать.
— Ну что, пойдём, накатим ещё? — в очередной раз предложил Валера компании.
— А-а? А, пошли! — Николая качнуло, стараясь никого не задеть, он направился к столу. — Из-звините… Пр-рошу прощ-щения!
Тяжело, пытаясь удержаться за спинку, Николай присел на стул.
— Предлагаю выпить… за… За победу!
— Во, за победу ещё не пили!
— Мы победим!
Выпили за победу. Никольского резко качнуло, что немного напугало сидевшую рядом с ним даму. Наклонившись к ней, он пытался ей что-то сказать:
— Я… я, между пр-рочим…
Николай старался сосредоточиться, чтобы высказать какую-то очень важную мысль… но мысль эта от него всё ускользала. Женщина уже с осторожностью поглядывала на подвыпившего мужчину.
— Валера, Ник! Пойдёмте, покурим, — позвал Максим друзей.
— Пой-дём, покур-рим… — согласился Николай, уже забыв и даму и то, что хотел сказать ей что-то очень важное.
Друзья встали и направились к выходу. Валера придерживал Никольского за рукав пиджака, того всё время клонило на сторону.
— Может, на улицу пойдём? Проветримся немного, — предложил Максим.
— Ник, пойдём на улицу! — Валера потянул Николая за собой.
Они вышли на крыльцо. В тёмном небе вспыхивали фейерверки, слышны были хлопки. Перед зданием санатория возле переливающейся огоньками ёлки стояла группа людей. Весело переговариваясь, они наблюдали за пуском фейерверков. Максим достал из кармана пачку сигарет, предложил друзьям.
— О, здорово пошла! — сказал Валера, глядя в небо на разлетающиеся брызги от петард.
Никольский взял сигарету и стал прикуривать от поднесённой Максимом зажигалки. Сжимая его руку ладонями, Николай сигаретой пытался попасть в огонёк и долго прикуривал, после чего отшатнулся назад, посмотрел на людей, стоявших возле ёлки.
— А-а… А ещё-ё! — закричал он. — С-с новым Г-годом!
Широко улыбаясь, Николай помахал рукой. Женщины, что находились в компании, посмотрев на весельчака, помахали в ответ.
— С Новым Годом!
От глубоких затяжек сигаретного дыма у Никольского сильно закружилась голова, его повело в сторону, и если бы не Валера, успевший ухватить за рукав, Николай скатился бы с крыльца и упал в сугроб.
— У-у, слушай, Ника-то как развезло… — сказал Валера.
— Не… Не, нор-рмально всё! Сей-час, подожди… Вы это… — пытался он что-то сказать друзьям.
— Может, пойдёшь, отдохнёшь? — спросил Максим Николая.
— Давай его в номер отведём, пусть там полежит, отдохнёт немного, — предложил Валера.
Подхватив Никольского, Максим и Валера повели его к входу.
— Да брось ты её! — отбирая у него дымящуюся сигарету, сказал Валера.
Все трое вошли в вестибюль. Мимо них проследовала не менее весёлая компания, тоже пошли прогуляться.
Приведя Никольского в номер, Максим и Валера положили его на кровать.
— Ну вот, сейчас отдохнёшь, — говорил Максим, подкладывая Николаю под голову подушку, — и всё будет нормально.
— А-а… а всё нор-рмально. Др-рузья я…
— Ладно, пошли, — сказал Валера, взяв Максима за локоть. — А то там наши женщины, наверное, уже заскучали без нас.
Выходя из номера, Максим выключил свет.
Никольский закрыл глаза и сразу провалился в бездонную яму. Когда головокружение становилось уж совсем невыносимым и его начинало подташнивать, он возвращался в сознание. Николай попытался встать, но смог только перевернуться на бок. От такого положения ему стало ещё хуже, тогда он снова попытался встать. С третьей попытки ему удалось сесть на кровати.
— Мм-аксим! Ва-алера? Я сейчас приду…
Никольский встал и, шатаясь, пошёл к туалету. В номере была и душевая. Он на ощупь стал искать дверную ручку. Открыв дверь, Никольский вошёл в небольшую комнатку, и долго искал унитаз, пытаясь разглядеть в темноте. И он никак не мог понять — куда делся унитаз? Расстегнул ремень на брюках… и в этот момент его начало тошнить.
— О-о-о… У-у-у… Б-э-э…
Спустя некоторое время от устроенной организмом физиологической процедуры ему стало легче. В кармане пиджака нашёл платок, утёрся. С первого этажа глухо доносилась ритмичная музыка. Никольский решил пойти продолжить празднование, припомнив, что познакомился с какой-то женщиной. «Кажется, её зовут… Валентиной. А она красивая, и я ей тоже понравился!». Но он всё никак не мог вспомнить её лица. Пошатываясь, направился к двери, нащупав дверную ручку, рывком открыл дверь и вышел из номера.
Выйдя из тёмной комнаты, он зажмурил глаза, коридорное освещение его ослепило. В коридоре никого не было, все отдыхающие были на празднике. Придерживаясь за стену, Николай пошёл на доносившиеся с первого этажа звуки музыки.
Спустившись на первый этаж, стоя в вестибюле, он пытался сориентироваться, решая, в какой стороне находится банкетный зал. Музыка гулко заполняла всё помещение, казалось, что она слышится отовсюду. Решил пойти налево. Долго шёл по длинному коридору, потом, свернув куда-то, увидел перед собой дверь, протянув руку, толкнул, дверь открылась, и он шагнул…
В небольшом помещении за столом сидели три женщины. Они повернули головы и посмотрели на неожиданно появившегося на пороге гостя.
— Ой!
— Здрасьте!
— Заходите к нам!
Одна из женщин была лет шестидесяти, на ней был серый халат. Две другие выглядели лет на сорок пять, на них были белые халаты с надетыми поверх фартуками, и они курили. На столе стояла бутылка водки и несколько тарелок с закусками.
— С праздником вас! — сказала одна из них, с любопытством разглядывая мужчину.
— С-с праздни-иком!.. — улыбаясь женщинам, ответил Николай.
— Присоединяйтесь! — показывая на стол, предложила другая, и пододвинула к столу табуретку.
— С-с новым… с-счастьем! — войдя и присаживаясь на табурет, и продолжая улыбаться, произнёс Николай.
— Выпьете с нами в честь праздника?
— Вы-выпью.
Одна из женщин встала, прошла в соседнее помещение и вскоре вернулась, неся в руках тарелку, вилку и стакан для гостя.
— Вас как зовут? — поставив перед ним стакан, спросила она.
— Ни… Ник.
— Ник?.. А, Николай!
— Да-а, Ник… Ника-лао… Ик! — икнув, кивнул он.
— А меня Надеждой зовут.
— Как в песне… про это… про компас…
Женщины засмеялись, Никольский заулыбался.
— Значит, ты у нас Коля! Ну что, Коля, с Новым Годом тебя!
Никольскому налили в стакан водки, положили в тарелку всяких закусок: салату, рыбы, огурчиков, колбасных кружочков.
— Ну, давай, Коля! Будь здоровым, счастливым и чтобы девки тебя любили.
— А меня л-любят… дев-фки! — продолжая улыбаться, выговорил он.
— Ну естественно, мужчина ты вон какой! — сказала Надежда.
Надежда была, что называется, женщина дородная, с пышными формами, с широким лицом — полные губы накрашены красной помадой, глаза подведены зелёным, ресницы торчали как иглы от избытка туши; длинные, иссиня-чёрные волосы завиты в крупные кольца.
Женщины не стали долго тянуть, сразу выпили и начали закусывать. Николай всё никак не решался выпить водку из своего стакана. В гранёном двухсотграммовом стакане водки было больше половины.
— Ну что ты? Пей!
— Не бойся, не отравим!
Женщины засмеялись. Николай выдохнул и стал медленно пить. С уголков рта тонкими струйками потекла прозрачная жидкость. Он даже не почувствовал спиртового привкуса водки. Кажется, он совсем уже ничего не чувствовал. Но как ни странно, от выпитой водки ему стало легче, кровь прилила к лицу, щёки загорелись.
— Ну вот, молодец! Теперь закусывай, — Надежда заботливо подал ему нанизанный на вилку солёный огурчик.
Откусив сразу пол огурца, жуя, Николай, засиявшими глазами, посмотрел на женщин. И их лица показались ему очень даже симпатичными, особенно вот этой, которая сидела в наполовину расстёгнутом халате. Под халатом была майка на лямках, обтягивающая округлые полушария грудей. Николай взглянул на эти две выдающиеся половинки, и ему стало радостно, он заулыбался:
— Как… как х-хорошо тут у вас!
— А у нас всегда хорошо, — подмигнув, ответила Надежда, подметив его взгляд на себе.
Две другие женщины тоже заметили, как гость пялился на их подругу.
— Ой, ну что сидеть-то, — сказала пожилая. — Там, наверно, уже и посуды целая гора накопилась, — она встала. — Пойдём уж, а то так до утра не перемоем.
Вторая тоже поднялась.
— Да, пойдём.
— Ну, вы идите, а я скоро. Что уж мужчину здесь одного оставлять, — сказала им Надежда, глянув на Николая. — А мы, Коля, ещё выпьем с тобой?
— Д-да.
Его новая знакомая налила ему водки. Себе в стакан она тоже немного плеснула.
— За что выпьем?
— За крас-соту… За женщ-щин!
Никольский уже более уверенно, не останавливаясь, выпил водку, закусил остатком огурца, лежавшего в его тарелке.
— Что, Коля, красоту, значит, любишь? — выпрямляя спину, приподнимая этим свою и без того необъятную грудь, спросила Надежда.
— К-красоту?.. Д-да, люблю…
— Вон ты какой, сразу как! А поухаживать?
— Поухаж-живаю…
Никольский протянул руку и погладил пухлую руку Надежды. Женщина кокетливо заулыбалась.
— А ещё чего хочешь?
— Х-хочу… — Николай, не отрываясь, смотрел на её груди.
— Ну пойдём! — глянув озорно, улыбнувшись, сказала она.
Надежда встала, развязала сзади верёвочки фартука, сняла фартук потом кивнув, поманила за собой. Никольский, поднявшись с табурета, неуверенно пошагал за женщиной. Открыв дверь в кладовую, Надежда вошла туда. Николай, постояв перед тёмным входом, последовал за ней.
Помещение было совсем маленьким, вдоль стен стояли стеллажи, на которых лежали мешки с крупами. Как только он вошёл, Надежда закрыв за ним дверь, всем телом прильнула к нему и, прижав к стеллажу, стала целовать. Николай сначала опешил, но потом, чувствуя её большие мягкие губы, стал отвечать на поцелуи. У него сильно закружилась голова, он бы упал, если бы Надежда его не придерживала. Она расстегнула на нём брючный ремень, затем быстрым движением молнию на ширинке и потащила за собой. Усевшись на мешок, сняла с себя трусы, потом спустила с него брюки. Раздвинув ноги и, приспустив с Николая трусы, прижала его к себе.
— Давай, давай, миленький! — прерывисто дыша, говорила Надежда.
Никольский к тому, что хотела от него женщина, был не готов.
— Ничего, ничего, сейчас всё будет в порядке, — она стала сильно прижимать руку к его паху. — Ну вот, видишь, уже хорошо. Давай, давай…
Никольский пытался войти в неё, получалось не очень. Потом, вроде, получилось, но было вовсе не так, как хотелось бы. Он с усилием напрягался, но не все члены тела были в его власти. Надежда, охватив ногами его за бёдра, пыталась ему помогать, сильными толчками она прижимала Николая к себе. Он почувствовал исходящий от неё запах пота, а от грязного халата в нос ему ударил неприятный запах соды, рыбы и столовых тряпок. «Что я делаю? — будто откуда-то изнутри, еле пробиваясь из сумрачных глубин сознания затуманенного алкогольными парами, слышался ему свой голос. — Зачем я это делаю?».
Николай почувствовал, что его сейчас стошнит. Он замотал головой, пытаясь высвободиться из объятий. Вырвавшись, Никольский кинулся к двери. Запутавшись в спущенных брюках, упал, сильно ударившись головой о стеллаж. Попытался встать и подтянуть брюки, получилось натянуть только до колен, шагнув, снова упал. Поднялся на ноги, и тут же заваливаясь на бок, упираясь в дверь плечом, вывалился из кладовой.
Согнувшись, держа брюки руками, почти ничего не видя перед собой, спотыкаясь, он побежал к двери. Упал возле самой двери, поднялся, открыл дверь и вышел в коридор.
С трудом, ничего не соображая, так в спущенных штанах, удерживаясь за стену, он медленно продвигался вперёд. Дойдя до угла, остановился. В это время по коридору шла группа людей.
— О!?..
— Вот это статуя!
Все с любопытством стали смотреть на это явление. Женщины поглядывали несколько удивлённо, мужчины же, комментируя, громко смеялись.
— Выгнала что ли?
— Да, не повезло мужику…
— А-а… я… — пытался оправдываться Николай. — Я… это…
— Штаны снял, и только приготовился, а оказалось, что комната не та!
— Не, другой пришёл и этого турнул!..
Отпуская шуточки, компания прошла мимо. Никольский медленно, прилагая большие усилия, стал натягивать брюки. Скрутившиеся верёвочкой трусы так и не смог надеть, оставил как есть. Кое-как застегнул пуговицу на брюках, застегнуть ремень не получилось. Молния на ширинке, закусив ткань трусов, тоже не застёгивалась. В таком виде он и пошёл по коридору дальше.
Николай попытался припомнить номер комнаты, в которой они остановились, прибыв в санаторий. Он помнил только этаж. Держась за поручень, добрался до второго этажа, теперь оставалось найти комнату.
Коридор был длинным, с множеством дверей. Никольский толкнул одну, предполагая, что это его номер, но дверь была заперта. Подошёл к следующей, навалился всем телом, дверь распахнулась, и он ввалился в комнату, чуть не упав. Согнувшись, опираясь руками о пол, начал приподниматься. В комнате находились люди, они удивлённо уставились на неожиданно появившегося перед ними человека.
— В чем дело? — спросил один из находящихся в комнате мужчин.
— Изви… я оши…
— Нажрался как свинья!
Николай снова оказался в коридоре. Он сделал ещё несколько таких же неудачных попыток, пытаясь открывать двери одну за другой. Коридор, как ему казалось, был бесконечным, а дверей тысячи, сотни тысяч! Ему стало совсем плохо, но он продолжал искать свою комнату. Где-то там, в глубине сознания, прорываясь через алкогольный туман, продолжал раздаваться голос: «Надо найти комнату. Здесь нельзя оставаться. Меня могут увидеть таким…».
Наконец он попал в свой номер. Не включая свет, Никольский подошёл к своей кровати. Попытался раздеться, но смог снять с себя только пиджак, так и повалился на кровать…
Он тут же начал падать в чёрную бездонную пропасть. К горлу подкатил комок, стало трудно дышать. И вдруг, что-то, вырвавшись из него наружу, потекло тепловатой жижей на лицо, заполняя лёгкие зловонием.
Он долго ещё так падал, а вокруг кружили и кружили какие-то безобразного вида существа. Потом они подхватили его и, несколько раз подбросив, с силой швырнули в зловонную яму. Эти твари, истошно вопя, начали втаптывать его в вонючую слизь. Никольский, отбиваясь от них, пытался вылезти из ямы, но только ещё глубже погружался в липкую, пахнущую протухшей рыбой и гнилью жижу. Его засасывало, он стал грести руками, стараясь ногами нащупать дно, но ноги только глубже утопали в этом смрадном болоте. Он кричал, захлёбываясь помоями, звал на помощь, но в ответ слышался только неистовый хохот…
— Ник, вставать-то будешь?
— Ты это, убрал бы… а то у нас в номере воняет как… на помойке.
— И бельё смени.
Никольский с трудом открыл глаза. Голова раскалывалась так, будто он сейчас был под топором дровосека, а тот безжалостно вбивал ему в голову железный клин.
— Сколь-ко времени уже… скажите? — с трудом выдавил он из себя слова.
— На обед сейчас пойдём.
— Ты пойдёшь на обед? — спросил Максим.
— Не-ет.
— Ну как хочешь, а мы пошли обедать.
— Я домой… поеду.
— А что домой-то? Отдохни ещё.
— За нами же приедут только послезавтра, — сказал Валера.
— Я домой… на электричке поеду.
Никольский сморщил лицо от невыносимой ноющей боли в голове. Он лежал неподвижно, боясь даже пошевелиться, каждое незначительное движение вызывало неприятные ощущения, голова ещё кружилась, но сознание было ясным.
— Таблетки… есть у кого какие-нибудь, а? — попросил он.
— Что, голова болит? — спросил Валера.
— Да-а.
— Это бывает! — усмехнулся Максим.
— Сейчас я тебе дам, — сказал Вениамин. — Это хорошие таблетки, как рукой снимет, — он достал из сумки коробочку и подал Никольскому.
— Спаси-бо… — Николай скривил физиономию от неприятной тошноты, расползающейся по всему телу, в горле пересохло, так что он с трудом проглотил две таблетки.
— Всё, пошли! — глянув на часы и направившись к двери, окликнул Максим друзей.
— Да, идём.
— Валера-а, — позвал Николай друга. — Глянь там расписание электричек, а? Там в вестибюле…
— Ладно, посмотрю.
Друзья ушли на обед. Никольский, ожидая исцеляющего действия лекарства, продолжал лежать в кровати. Обрывками стали являться воспоминания о прошедшей ночи. Николай поморщился — боль от стыда была сильнее, чем головная боль. Особенно болезненными были воспоминания о том, как он без штанов стоял в коридоре. Да и с этой женщиной тоже… «Как всё нехорошо-то получилось! Зачем напился, зачем я вообще пошёл?.. О-ох. М-м-м. Стыдно-то как!». Вспоминать эту ночь не хотелось, но мысли лезли сами собой, словно кто-то расстреливал его ими, делая по одному выстрелу, и каждый раз в цель.
Николай медленно поднялся с кровати. Вся постель была уделана его вчерашним ужином. «И перед друзьями-то стыдно! Хорошо хоть они не видели меня там, в коридоре. А вдруг им сейчас всё расскажут?», — скривившись от этой мысли, он стал сворачивать постель вместе с матрасом. «Надо вынести это куда-нибудь». Никольский оглядел комнату, постояв, раздумывая, заглянул в душевую. Там на полу тоже была его блевотина. «Бежать! Бежать!».
Как бы он сейчас хотел сбежать туда, где можно было бы скрыться и от себя самого тоже…


* * *

— Какая красота! Мама, иди, посмотри. Коля, смотри!
Наташа стояла у окна и смотрела во двор. С улицы доносились громкие хлопки и треск петард, слышались весёлые голоса. Встретив новый год дома за праздничными столами, люди вышли на улицу продолжать веселье во дворах. Небо от фейерверков ярко освещалось, отражённые в окнах вспышки разноцветными бликами окрашивали тёмные дворы.
— Началось! — сказал Николай, встав из-за стола, он тоже подошёл к окну.
— Красиво! — глядя в окно, произнесла Наташа.
— Но стоит такое удовольствие…
Наташа с восторгом смотрела на фонтаны из фейерверков.
— Раз в год уж можно себя порадовать!
— Да можно конечно.
— Поди, всю ночь теперь будут стрелять? — сказала Наташина мама.
— Да, Александра Васильевна, это надолго, — глядя в окно, ответил Николай.
— А вы сходите, посмотрите на салют, заодно и погуляете.
— Да мы и отсюда посмотрим, мама.
— Ну а что вам с мной-то сидеть? Вам, наверное, и пообщаться хочется.
— Тебе одной скучно не будет? — посмотрев на мать, спросила Наташа.
— Не будет, не беспокойся. Я телевизор посмотрю. Сейчас и концерт начнётся.
Николай и Наташа вернулись к столу.
— Тебе налить вина? — спросил Николай Наташу.
— Да, немного.
— А вы, Александра Васильевна, выпьете ещё немножко?
— Нет, Николай, спасибо, мне хватит. И так голова уже кружиться. Я лучше соку попью.
Александре Васильевне было за пятьдесят, но выглядела она лет на десять старше: худая, с резкими, заострившимися чертами лица, коротко стриженные наполовину седые волосы. Но, несмотря на тяжёлую болезнь, держалась она уверенно, глаза живые, взгляд прямой.
— Давайте выпьем за здоровье, — предложил Николай. — Чтобы мы всегда были здоровы!
— И жили долго, — добавила Наташа, посмотрев на мать. — За твоё здоровье, мама!
— И вы будьте здоровы! Дай Бог вам здоровья и счастья.
Праздничный стол был без изысков: пара салатов, мясное блюдо с картофелем, на большой плоской тарелке веером лежали ломтики колбасы двух сортов, в хрустальной вазе фрукты, был ещё пирог, из спиртного шампанское и бутылка красного сухого вина.
— Тебе салата положить? — взяв салатницу, предложила Наташа Николаю.
— Да, положи.
— Наташа молодец! Всё сама приготовила, выгоняла меня с кухни, — похвалила Александра Васильевна дочь.
— Мама, да ладно тебе…
— Но я тоже кое-что сделала. Пирог свой фирменный испекла! — похвалилась Александра Васильевна.
— Это клюквенный-то?
Николаю уже приходилось пробовать выпечку Александры Васильевны, печь она умела и очень даже хорошо.
— Мне нравится ваш пирог.
— Вот прогуляетесь, придёте, чай пить сядем, и попробуете его.
— А торт, который ты принёс, мы завтра съедим, — сказала Наташа, глянув на Николая. — Я его в холодильник положила.
— Николай, а что ты так мало ешь? — спросила его Александра Васильевна.
— Да я не голоден.
— Ну вот я и говорю, погулять сходите, чтоб аппетит нагулять. Вы молодые, вам полезно будет прогуляться.
— На елку пойдём? — посмотрев на Николая, Наташа улыбнулась, её взгляд стал озорным. — Там возле кинотеатра ёлка, такая красивая!
— Конечно сходим!
Они вышли из подъезда. На улице было морозно, но ночным свежим воздухом дышалось легко. Во дворе перед домом стояла компания молодых людей, девушки и парни весело, с шутками, запускали фейерверки.
Наташа и Николай вышли на центральную улицу, здесь народу было побольше. Люди шли к площади перед кинотеатром, где из снега и льда был построен городок, и стояла украшенная ёлка. Играла музыка, на высоком деревянном помосте давали представление. Народное гуляние было в самом разгаре.
— Давай с горки прокатимся! — предложил Николай.
— Ой, я же упаду!
— А я тебя поддержу!
Наташа и Николай пошли к горке из снега, на которую гурьбой, вместе с радостно крикливой ребятнёй, забирались и некоторые навеселе взрослые, и все хотели проехаться. Горка была невысокая и они, взявшись за руки, стоя вместе, поехали вниз. Наташа крепко ухватилась за Николая, то и дело, вскрикивая, оттого что боялась упасть. Когда они почти доехали до конца горки, какой-то мальчишка на фанерной доске со всей скорости въехал им под ноги. Наташа вскрикнула, и они повалились.
— А-а-а! Держи меня, я падаю! — смеясь, кричала она.
— Держу-у!
Теряя равновесие, Николай подхватил Наташу, она упала на него.
— Ну вот, упали! — укоризненно сказала она, её глаза при этом радостно сияли.
Поднявшись, Николай помог встать Наташе. Отойдя от горки, они стали отряхиваться.
— Может ещё раз? — предложил Николай.
— Ой, нет-нет! Хватит, а то, что мы как маленькие?
— А что, такие уж большие?
Николай и Наташа походив ещё немного по ледяному городку, посмотрев на гуляющий народ и налюбовавшись нарядной ёлкой, собрались идти домой.
— Замерзла? — спросил Николай.
— Даже нисколько!
Они пошли обратно к дому по ярко освещённой фонарями улице, никуда не торопились, шли медленно и разговаривали.
— Сейчас придём и чаю горячего попьём! — сказал Николай. — Поедим пирог твоей мамы. Очень вкусный у неё пирог.
— Да, конечно, поедим… — ответила Наташа и о чём-то задумалась. — Папа очень любил, когда мама пекла пирог с клюквой.
— А тебе сколько лет было, когда он… когда его не стало?
— Мне десять лет было…
Наташа задумчиво посмотрела вперёд, вызывая из памяти картины детства.
— И папу я хорошо помню. Он очень любил меня. Я его тоже очень любила, — Наташа вздохнула. — Мама сильно переживала смерть отца… И детство как-то быстро кончилось. Тяжело было… Мама работала, я училась. Надо было закончить школу. Летом на каникулах я работала, где могла, — Наташа посмотрела на Николая и улыбнулась. — Подъезды мыла. Потом университет, — она ненадолго замолчала. — Всё время приходилось подрабатывать. За всё платить же надо было, за библиотеку, за учебный материал, даже за гардероб платили. Ещё и одеваться надо было, и вообще жить на что-то. Мама начала болеть…
Наташа подняла голову, посмотрела в тёмное небо.
— Она много работала. У неё всегда была самая большая нагрузка. Уроки, продлёнка, домашники, и ещё репетиторство. Я уже, когда постарше была, помогала ей, тетрадки проверяла. Мама принесёт целую сумку тетрадок, пообедает и в продлёнку, а я свои уроки сделаю и сажусь проверять. И оценки выставляла.
— И двойки ставила?
— Беспощадно!
— Тебя потом не встречали после уроков?
— Так никто же не знал! — она улыбнулась, вспоминая этот эпизод жизни.
Они свернули в переулок, и пошли к дому.
— Мама всё для меня сделала, — продолжала Наташа рассказывать.
Она вздохнула так, будто снова погрузилась в неприятные воспоминания.
— Меня надо было поднимать на ноги, дать мне хорошее образование. Я всем обязана ей.
Наташа замолчала, какое-то время они шли молча.
— Конечно, это всё сказалось на её здоровье. Она и на инвалидность долго не хотела идти, до последнего тянула.
Наташа снова замолчала. Они уже подходили к дому.
— А как ты стала журналисткой? — спросил Николай.
Наташа улыбнулась, припоминая и эти эпизоды бывшие в её жизни.
— Я подрабатывала в сети распространения, — начала она рассказывать, — журналы, газеты, книги. Одна газета расширяла штат, и им нужны были рекламные агенты, я и устроилась в эту газету. Ходила по разным фирмам, заключала договора… на четвёртом курсе уже училась. И как-то… это было перед празднованием «Дня города», написала статью о городе, отнесла редактору, и её напечатали. Потом ещё написала, и ещё, — Наташа посмотрела на Николая и улыбнулась. — Вот так и стала журналисткой.
Она помолчала.
— Потом эту газету закрыли, вернее, её купил владелец другой газеты, в которой сейчас работаю. Когда стали многих увольнять, я уже было собралась искать себе другую работу, а меня не уволили.
Они остановились у подъезда, Николай с нежностью посмотрел на Наташу.
— Потому что ты самая умная, самая талантливая и самая красивая!
Они ещё долго стояли у подъезда, стояли и смотрели друг на друга…







часть вторая
PROFILER


Николай шёл по безмолвной улице погружённого в сумрак города. Всё те же серые дома с тёмными окнами и, как и в прошлый раз всё было пустынным, никакого движения, никакой жизни вокруг.
Он остановился перед входом в сквер, который располагался на окраине города в их районе, на берегу реки, стал осматриваться: «И всё-таки это не сон. А что же это тогда? Мой бред? Ничего себе бред! Путешествие по собственному подсознанию?».
То, что с ним происходило, не могло не наводить на мысли о болезни, но он тут же гнал их от себя: «Какая к чёрту болезнь! Я нормальный человек с нормальной психикой!». С другой стороны, а как ещё это всё можно было объяснить? Вопросов опять было больше, чем ответов, вернее, ответов совсем не было. И самое ужасное во всём этом было то — что ничего с этим нельзя поделать, и приходится принимать всё, как есть. И он принял решение — теперь его будет интересовать только этот город, а не то, как и почему он сюда попадает. Раз уж у него не было ответов, то и вопросы надо оставить, выкинуть их из головы и двигаться дальше. А что дальше? А дальше видно будет!
И он направился в сквер. Здесь сумрак был гуще, но не от теней неподвижно стоящих деревьев, теней в этом мире не было, этот тёмный густой сумрак будто существовал сам по себе. Николай пошёл по тротуару, ведущему в центр сквера, там, как он знал, находятся торговые павильоны и кафе, или, по крайней мере, должны были бы быть. «А что мне там надо? Впрочем, а куда ещё идти?.. На работу, что ли!» — он усмехнулся этой мысли, оглядывая сумрачное пространство.
Вдруг он насторожился, в груди повеяло холодком, появилось предчувствие чего-то нехорошего. Остановившись, вновь стал оглядываться, но никого не увидел. И всё же, он чувствовал чьё-то присутствие.
Выйдя на небольшую площадку, где стоял ларёк, Николай осмотрелся и пошёл дальше к павильонам, миновав эти из тёмного стекла строения, вышел к дороге. И тут… увидел девочку! «Это же та самая девочка! Я же её уже видел, во сне!? Это сон, я сплю!».
Девочка тоже увидела его, она стояла и смотрела на него, улыбаясь своей странной улыбкой. Гридин подходил всё ближе. Девочка постояла ещё немного, всё так же глядя на него, потом повернулась и пошла по тропинке, куда-то ведущей через кустарник.
Николай, прибавив шагу, пошёл за ней. Пройдя кустарник, он вышел на дорогу — девочки нигде не было. На дороге стоял автомобиль. «Опять машина и опять эта девочка!». Словно тот его сон повторялся, только декорации были другими. «И что на этот раз здесь будет?».
Гридин подошёл к автомобилю, одна дверца была приоткрыта. Николай осторожно, собираясь заглянуть внутрь, стал открывать дверцу… И тут, будто сработала автомобильная сигнализация, в ушах раздался резкий неприятный звон. Он отдёрнул руку…
Гридин вздрогнул и открыл глаза, он лежал в кровати. В ушах всё ещё стоял этот громкий пронзительный звук. Из памяти обрывками начали являться картины сновидения… Как вдруг раздался тот же звук… Николай снова вздрогнул. Теперь этот звук был реальным — звонил телефон.
Он поднялся с постели, подошёл к тумбочке, взял трубку.
— Николай! — услышал он в трубке голос Ивлева.
— Да?..
— Я уж думал, что тебя дома нет. И по мобильному не могу дозвониться…
— Э-э… отключил… — Гридин ещё не пришёл в себя, жмурясь, он посмотрел в окно.
Было утро. Небо и всё вокруг казалось серым, пасмурным. Через неплотные шторы было видно, что идёт снег. Николай глянул на будильник, был десятый час.
— Давай собирайся… — говорил Ивлев.
— Куда?
— Куда, на работу!
— У меня же выходной сегодня…
— Потом отдохнёшь. Зайчик наш опять себя показал… Труп…
Николай даже не сразу сообразил, о каком это зайчике говорит Ивлев.
— Лобачевский собирает всех на совещание.
— Убили кого?
— В машине труп мужчины обнаружили. Почерк тот же, всё то же самое…
Николай внутренне напрягся от какого-то предчувствия, ему даже стало нехорошо.
— Подожди!.. — прервал он Ивлева. — Машину в Старом сквере обнаружили? За сквером, на дороге стояла?
— Да, там. Что, уже слышал? По новостям, что ли передавали?
— По новостям… — произнёс Николай, не желая верить тому, что только что услышал.
— Звонил Летягин из прокуратуры, — продолжал Ивлев. — Дело будут брать в одно производство. Так что отдыхать некогда. Короче всё, приезжай.
— Сейчас приеду…
Николай положил трубку и так и остался стоять возле тумбочки. Он был будто в оцепенении, не решаясь даже пошевелиться. Теперь уже не было никаких сомнений, что сон, который видел этой ночью, был не обычным сновидением. «Уж слишком всё это странно…».
Подойдя к постели, посмотрев, отодвинул подушку, сел. «И что всё это значит? Это что, вещий сон? Да ну… бред! Такое всегда происходит, когда много о чём-то думаешь. Так, хорошо, о чём я думал? Ну, разумеется, об этом деле. Естественно, мозг всё это проанализировал, а происходит это независимо от сознания, и в подсознании ответ уже зреет, потом всё это приходит во сне в образах… чушь всякая! Нетрудно было и догадаться, что убийца совершит такое же преступление, и поди ещё не одно…».
Кажется, Николай находил ответ на свои вопросы, но всё же сомнения у него ещё оставались. «А как же тогда совпадение места преступления во сне и наяву? Это либо случайное совпадение, либо, опять же, мозг, анализируя уже имеющуюся информацию, выдал один из вариантов, как и где это могло…».
Он глянул на часы: «Ладно, надо идти на работу. Лобачевский не любит, когда на совещания опаздывают».


Приоткрыв дверь, Ивлев заглянул в кабинет начальника отдела.
— Разрешите?
Лобачевский молча кивнул. Оперативники по одному вошли и расселись за длинный стол, приставленный к столу начальника. Лобачевский в кабинете был не один, за столом сидела женщина. Мужчины с любопытством стали поглядывать на неё.
— Это сотрудники уголовного розыска, — сказал ей Лобачевский.
Он коротко представил женщине каждого из них.
— А это Сёмина Ольга Александровна, — представил её Лобачевский оперативникам.
Женщине на вид было лет тридцать с небольшим. Светлые недлинные волосы, серые глаза, приятные черты лица. Гармонично был подобран наряд, состоящий из бежевого брючного костюма и светло-коричневого цвета водолазки. На шее тонкая золотая цепочка с маленьким кулоном, на длинных тонких пальцах никаких украшений не было. Посмотрев на оперативников, она улыбнулась.
— Ольга Александровна кандидат наук, специалист по психоанализу, — продолжал Лобачевский. — Работать будете совместно. Ольга Александровна будет вас консультировать. По примеру работы полиции западных стран, где уже давно используют такие методики, и мы сейчас приходим к тому же. У них так называемые профайлеры помогают в раскрытии сложных преступлений. И нам надо использовать научные подходы. Во многих управлениях нашей системы уже есть штатные консультанты-психоаналитики. Со временем такие специалисты будут и у нас в штате, — Лобачевский взглянул на психоаналитика. — Ольга Александровна работает на кафедре психиатрии медицинского института. Наше управление заключило с ними договор, взяв все расходы по оплате работы психоаналитиков на себя. Учёным это тоже интересно, они в свою очередь…
Оперативники, слушая начальника, настороженно поглядывали на психоаналитика.
— Работа специалиста-психоаналитика регламентирована приказом управления… с этим ознакомитесь позже, — Лобачевский протянул Ивлеву несколько скреплённых листков. — Прошу считать Ольгу Александровну вашим коллегой. И не стесняться спрашивать, особенно по тем делам, в которых есть некоторые трудности, — он оглядел оперативников требовательным взглядом. — И помните, что вы занимаетесь одним делом — раскрытием преступлений. Ольга Александровна отличный специалист, — Лобачевский посмотрел на психоаналитика. — И если нам дали в помощь такого специалиста, значит, не всегда мы со своей работой справляемся сами, — это начальник сказал таким тоном, что подчинённые могли сделать только один вывод. — И попрошу без этого… — добавил он, сделав неопределённый знак рукой, впрочем, мужчины поняли, что имелось в виду.
— Думаю, мы сработаемся, — улыбнувшись, сказала Ольга Александровна.
— Я тоже так думаю. Работы много, — посмотрев на психоаналитика, ответил Ивлев, он был как всегда серьёзен и принял всё происходящее как само собой разумеющееся.
— Ольга Александровна уже сегодня приступит к своим обязанностям, — продолжал Лобачевский. — Так что мы можем начать обсуждать наши дела. Ольга Александровна послушает, чтобы быть в курсе. Потом вы с ней более конкретно обсудите и всё остальное.
Лобачевский открыл ежедневник, взял ручку. Ивлев тоже открыл ежедневник и приготовился записывать.
Спустя полчаса совещание закончилось. Когда все вышли из кабинета начальника, Ивлев предложил Ольге Александровне пройти к ним.
Шишкин, Гридин и Сидоркин первыми придя в кабинет уголовного розыска, встали каждый у своего стола, ожидая, куда Ивлев предложит женщине сесть.
Была во всём этом некоторая неловкость… Конечно, было бы проще, если бы в коллектив пришёл штатный сотрудник, он был бы на тех же правах, что и они. А их «коллега», как выразился начальник, была женщина, к тому же научный консультант, и мужчины пока не знали, как себя вести в её присутствии.
— Проходите! Вот здесь мы работаем, — пропуская Ольгу Александровну вперёд, говорил Ивлев.
Она вошла, оглядела кабинет, взглянула на шторы, на подоконник, где стоял горшок с комнатным растением из семейства суккулентов.
— Вадим, ты пока посиди здесь, — сказал Ивлев Сидоркину, указывая ему на стул, стоявший радом с его столом. — Располагайтесь тут, — показал он ей на стол Сидоркина.
Ольга Александровна прошла к столу, села, посмотрела на оперативников, севших за столы и поглядывающих на неё.
— Ничего, часто я вас стеснять не буду, — взглянув на Ивлева, сказала она. — Всё-таки моя основная работа на кафедре. Если будет необходимость в моём присутствии, то я, конечно же, буду приезжать.
— Вы нас нисколько не стесняете, — улыбнувшись, заговорил Егор. — Наоборот, мы будем только рады.
Ольга Александровна ещё раз оглядела кабинет, но уже внимательнее, потом снова посмотрела на оперативников. В этот раз она посмотрела на них так, будто внутренне уже дала каждому из них свою оценку.
— И нам надо сразу обговорить, как мы будем сотрудничать, — Ольга Александровна говорила вполне уверенно, и было видно, что она толковый специалист в своём деле. — Прежде всего, я, конечно же, не буду вмешиваться в ход расследования того или иного преступления, к тому же у вас есть свои профессиональные приёмы, которые вы используете в своей работе. Я буду консультировать вас только по тем вопросам, которые входят в сферу моей профессиональной компетенции. У меня есть опыт сотрудничества с правоохранительными органами. Ко мне часто обращаются по вопросам, касающимся особенностей поведения людей, совершивших преступления.
— Очень хорошо, — сказал Ивлев. — Думаю, что ваша помощь нам обязательно понадобиться, Ольга Александровна.
— Ольга! — улыбнувшись, сказала она. — Давайте только по именам. Нам так будет проще общаться. Хорошо?
Она посмотрела на мужчин уже мягче, не оценивая их, ожидая от них такого же доверительного отношения.
— Что же, давайте проще, — улыбнувшись в ответ, сказал Ивлев. — Действительно, так будет лучше.
Атмосфера несколько разрядилась, мужчины уже более спокойно поглядывали на своего нового коллегу.
— Тогда приступим к делу, — сказала она.
— А может, сначала кофе попьём? — предложил Егор. — Одно другому не мешает.
— Да, не помешает, — поддержал Николай. — Я что-то в себя всё никак не могу прийти…
— Я за водой схожу! — вызвался Вадим.
Подойдя к подоконнику, на котором стоял металлический кофейник, взяв кофейник, он вышел из кабинета.
— Сейчас всё организуем, — Егор встал и направился к своему сейфу.
У Шишкина в сейфе всегда что-нибудь имелось: хороший кофе, хорошие конфеты, и так, ещё кое-что хорошее на всякий случай. Николай осмотрел чашки, решил сходить всполоснуть. Если бы не гостья, то сошло бы и так.
Когда чайник вскипятил воду, Егор разлил по чашкам кипяток. Все кроме Ивлева расселись вокруг стола, за которым сидела Ольга.
— Угощайтесь! — предложил ей конфеты Егор.
— Спасибо!
Вадима по молодости лет ничего не смущало, он совершенно спокойно пил кофе и поедал конфеты, при этом ещё и без конца задавал Ольге вопросы.
— А вот про профайлеров! Кто такие профайлеры? — расспрашивал он. — Нет, я, конечно, знаю, как составляется психологический портрет преступника, нам читали лекции. Кстати, к нам приходил читать лекцию доктор наук!
— Профайлер, это от итальянского слова profilo, — стала рассказывать Ольга. — Очертание. Проще говоря, профиль, — она взяла чашку, сделала глоток. — Конечно, только по профилю обо всём лице человека трудно судить, но есть типичные особенности строения лицевых костей черепа и специалист, по совокупности основных черт, может дать описание всего лица. Так и профайлер, имея некоторую информацию, может сделать предположения об особенностях поведения человека, его поступках, или в зависимости от ситуации спрогнозировать какие шаги может предпринять человек, — Ольга сделала ещё глоток. — Таких специалистов, работающих в области криминалистической психиатрии, у нас принято называть психоаналитиками.
— Я вот слышал, — продолжал Вадим, — по тому, как совершено преступление, можно даже предположить, как преступник выглядит.
— Ага, и адрес места жительства узнать, — проговорил Егор, сворачивая фантик от конфеты в тонкую трубочку.
— В некоторой степени это возможно. Внешность человека, манера одеваться, общаться с людьми, могут многое сказать об особенностях личности. Анализируя характер совершения преступления и особенности поведения преступника, можно сделать некоторые выводы, касающиеся возраста, образования, социального статуса и даже внешности человека.
— Да-да, что-то такое нам на лекциях давали, — сказал Егор. — Но так, для ознакомления. Наука ещё была, кажется, такая… физи-огномика.
— Сейчас её называют физиономикой. Зародилась она в древние времена, — стала пояснять Ольга. — Тогда это называлось лицегадание. Пытались узнавать характер и судьбу человека по форме и чертам лица. Был такой писатель Лафатер, он написал трактат по физиогномике. А ещё этим занимался Ломброзо, психиатр. Он выдвинул теорию о существовании особого типа человека. Согласно его теории имеются антропологические признаки, по которым можно определять, кто предрасположен к совершению преступлений.
— Читал я про это… — сказал Егор. — Не сильно-то подтверждается его теория. Оно вон и не скажешь про иного… Бывает и интеллигентного вида человек… А такое вытворяет!..
— Да, эта теория не считается научной, — согласилась Ольга.
Она сделала глоток, поставив чашку, продолжала:
— Было и такое, так называемая метопоскопия — определение черт характера человека по линиям лба…
— Ну, у этих… у даунов! — прервал её Егор, — тоже очень характерные черты лица. И поведение соответствующее.
— Дауны социально не опасны, — ответила ему Ольга. — Чаще-то как раз наоборот, преступления совершают люди, внешне выглядящие вполне обыкновенно.
— У даунов даже сверхспособности бывают, — вставил Николай, решив показать, что и он что-то про это знает.
— Нет, сверхспособностей у них нет. Но люди с таким наследственным заболеваниям обучаемы, при определённых условиях, конечно.
— Я по телевизору смотрел, — глотнув кофе, продолжал Николай, — передача была о них. Там рассказывали, что у даунов совершенно феноменальные способности открываются.
— Скорее всего, вы перепутали, — посмотрев на Гридина, ответила Ольга. — Наверное, речь шла о савантах. Это люди больные аутизмом. У них врождённое слабоумие, но это может сочетаться с действительно неординарными способностями. Есть ещё и такое заболевание — деменция, приобретённое слабоумие, и как ни странно, такие люди тоже могут иметь некоторые неординарные способности, но не все.
— Да, каких только болезней не бывает! — покачав головой, произнёс Егор.
— Вот именно, чего только не бывает, — по-деловому начал Ивлев. — Вот зайка-попрыгайка у нас объявился.
— Ну у этого-то с головой всё в порядке, — сказал Николай. — Смекалистым паренёк оказался.
— Да уж, не даун! — согласился Егор.
— С него и начнём, — продолжал Ивлев серьёзно. — Мы ведь теперь с наукой, — добавил он, посмотрев на Ольгу. — В целом, вы всё слышали на совещании.
Ивлев открыл папку с документами.
— Вот, этот зайчик, — произнёс он, передавая Ольге через Вадима фотографию и фоторобот.
Взяв листки, Ольга положила их перед собой, потом взяла в руки фотографию молодого человека в маске, стала внимательно изучать.
— Интересно. Очень даже интересно…
— Судя по фотографии, он ещё совсем пацан, — сказал Егор. — Этот «зайка!».
Психоаналитик внимательно вглядывалась в особенности строения тела молодого человека, сопоставляла с чертами лица, отображёнными в фотороботе.
— Такое бывает, когда биологический возраст не совпадает с паспортными данными, — сказала она, рассматривая фотографию. — Но нельзя сбрасывать со счетов и то, что фоторобот всегда несёт в себе некоторое внутреннее отношение жертвы к преступнику.
Оперативники с интересом наблюдали за психоаналитиком.
— При таком строении тела, мышцы у этого молодого человека всё-таки довольно хорошо развиты. Бывает такое, что руки вроде бы тонкие, но мышцы при этом всё же имеют достаточную силу.
— А вот же у культуристов, — заговорил Вадим. — У них мускулы большие, а говорят про них, что на самом деле культуристы слабые.
— Это не так, — ответила ему Ольга. — Объём мышцы всегда пропорционален тому усилию, с которым она сокращается. Но вот частота сокращения мышцы или, проще говоря, выносливость может уступать силе, — она пальцем показала на тело молодого человека на фотографии. — Даже с таким строением при хорошей тренированности движения могут быть довольно резкими, отчего удар будет не менее ощутимым, чем у боксёра-тяжеловеса.
— Ну а сколько лет ему, по вашему? — спросил Николай.
— Думаю, что уже вполне совершеннолетний. Немногим старше восемнадцати, — держа фотографию в руке, Ольга посмотрела на оперативников. — Восемнадцать-двадцать лет это возрастной рубеж, который как бы разделяет жизнь человека на познавательно-деятельную и сознательно-деятельную фазы, — начала она пояснять. — И дело здесь не в физическом развитии, а в формирование мозга, — Ольга глянула на фотографию. — Только к пятнадцати-шестнадцати годам заканчивается рост лобных долей, а эти зоны отвечают за волю. Да и информации у подростков в голове ещё очень мало. Или скажем так, только та, что в учебниках написана. Потому-то молодые люди в этом возрасте не всегда ещё могут чётко сформулировать свои цели. У них нет своего собственного опыта. В период от шестнадцати до восемнадцати-двадцати лет идёт накопление социальной информации. Молодые люди ещё только вырабатывают модели поведения, соответствующие поведению взрослого человека в социуме, — Ольга снова показала на фотографию молодого человека в маске зайца. — А этот зайчик, как вы его называете, судя по тем преступным эпизодам, которые имели место быть, поступал вполне осмысленно, в общем, как взрослый человек, который осознано решил совершить преступление.
— А что ещё вы о нём можете сказать? — спросил Ивлев. — Вадим, предай, — он подал ему папку с материалами, чтобы тот отдал психоаналитику.
Вадим положил папку на стол, за которым сидела Ольга. Открыв папку, она стала внимательно изучать документы. В тоненькой папке была собрана вся информация о «зайчике», которая имелась у сыщиков на сегодняшний день.
— Что же, давайте рассуждать над этим вместе, — произнесла психоаналитик, глядя в документы. — И здесь есть кое-что интересное, характеризующее нашего героя.
Ольга немного помолчала, обдумывая.
— Судя по тому, как написаны эти письма, — начала она, — он грамотный молодой человек. Обычно разного рода послания пишут, не соблюдая знаки препинания. Интернет предполагает быструю передачу информации, поэтому и общение в сети происходит так же, — Ольга глянула на Вадима. — Молодёжь пренебрегает правилами русского языка, это ведь не контрольная или сочинение.
— Это точно! — ответил Вадим, улыбаясь. — Я обычно так и пишу, особенно на форумах. Там такое, бывает, понапишешь!
— Возможно, он студент, — продолжала психоаналитик. — Думаю, что, скорее всего, студент гуманитарного ВУЗа.
— Это уже что-то! — сказал Егор. — По крайней мере, в этой среде можно поискать.
— Стилистически всё грамотно, — вглядываясь в текст писем, говорила она, — каждая фраза имеет смысловое значение, нет лишних слов.
— Наш «зайка» школу, наверное, окончил с золотой медалью, — сказал Егор с ухмылкой.
— Нет, не обязательно. Да и таких выводов, имея только лишь тексты писем делать невозможно, — ответила ему Ольга, продолжая изучать материалы. — А вот о семье, в которой он получил воспитание, уже можно кое-что сказать, конечно, с учётом всего того материала, который имеется, и того, что произошло с этими людьми… — она посмотрела на снимки с последнего места преступления. — Разумеется, предположительно…
— О семье? — Николай несколько удивлённо посмотрел на психоаналитика.
— Да, о семье, — ответила Ольга, взглянув на него.
— Как по этим письмам можно узнать о его семье? Ну это как-то уж совсем!..
Николай с самого начала был скептически настроен в отношении психоанализа, считая, что оперативные мероприятия лучше всяких умозаключений сделанных за письменным столом. Ольга, давая понять, что она знает цену своим словам, несколько строже посмотрела на оперативников.
— Давайте мы сразу договоримся и вот ещё о чём. Я не буду давать вам советов, что и как делать, я всего лишь консультант, и всё, что я вам буду говорить, это только мои предположения. Если вам что-то покажется неприемлемым, вы вправе это не принимать.
— Логично, — ответил Ивлев.
— И что же о семье? — спросил Егор.
— Как правило, если в семье воспитывается девочка, — начала психоаналитик излагать свои предположения, — то больших трудностей с учёбой у неё не возникает. Это обусловлено строением мозга девочек, поэтому они более обучаемы. Такая уж особенность, — добавила Ольга, улыбнувшись. — А вот с мальчиками всё немного по-другому. Мальчиков надо заставлять учиться, потому как, большого рвения к учёбе сами они проявлять не будут, — посмотрев на мужчин, она снова улыбнулась.
— Ну, вообще-то, это так, — согласился Ивлев, и тоже улыбнулся. — У меня дочка старше сына на пять лет, с ней никогда не было проблем. А вот с сыном да, пожалуй, сложнее.
— И что из этого следует? — спросил Егор, пока не понимая, как это всё, о чём говорит психоаналитик, можно увязать с данным делом.
— Когда он был ребёнком, — продолжала она, — со стороны родителей над ним был очень строгий контроль.
— Вот интересно! — усмехнулся Егор. — Как это можно так контролировать, что сын потом стал преступником?
— Это вполне объяснимо. Гиперопека, — сказала Ольга, взглянув на Егора. — Такое бывает в некоторых семьях, — она взяла фотографию молодого человека. — Так, теперь это. Что мы имеем здесь… — произнесла психоаналитик, рассматривая фотографию. — Вот что здесь интересно! — сказала она, указав пальцем на молодого человека на снимке. — Видите на нём трусы?
— Какие-то они… детские, — ответил Николай, он уже обращал на это внимание.
— Более того, это трусы для девочки. А вы можете себе представить молодого человека, покупающего в магазине детские трусы, да ещё для девочки? Нет, конечно, представить такое можно, — Ольга поглядела на мужчин. — Но как этот парень будет выглядеть со стороны?
— Ну да, — согласился Егор. — Я вообще-то даже жене не стал бы покупать трусы. Нет, там комплект дорогого нижнего белья в подарок, это можно, а так чтобы обычные трусы…
— Я думаю, скорее всего, у него есть младшая сестра. Девочка младшего школьного возраста.
Когда психоаналитик произнесла слово «девочка», Гридин невольно насторожился. «Девочка» — пронеслось у него в голове. «Девочка! При чём здесь девочка? Я во сне видел девочку. И какое это имеет отношение к убийству?». И вдруг его будто током пронзило, когда он подумал обо всех этих странных снах. Эти сны он помнил во всех подробностях. «Слишком много совпадений! И место, и машины, и убитые… И девочка!».
— Выходит, он у своей сестрёнки украл трусы, — сказал Егор. — А для чего? Ну, сфотографируйся ты в своих трусах, какая разница?
Ольга ещё раз взглянула на фотографию, отложив в сторону, продолжала:
— Он всё продумал. Молодой человек не так уж глуп, в своём роде. Детские трусы — это приманка.
— В каком смысле приманка? — спросил Ивлев.
— В том смысле, что, по большей части, те, кому он адресовал свои послания… это люди склонные к педерастии. В данном случае подразумевается эфебофилия — влечение к юношам, подросткам. А этот молодой человек, — Ольга кивнула на фотографию, — выглядит подростком.
— Да, пожалуй, — согласился с этим Ивлев.
— И ещё, — продолжала она. — Те, кому предназначались эти письма, не совсем гомосексуалисты. Они, конечно, предпочитают однополые отношения…
— Содомия какая-то! — усмехнулся Егор.
— Содомия это другое. Содомия — это скотоложство, зоофилия, — взглянув на Егора, поправила Ольга. — Слово «содомия» пришло из библейских текстов, в которых рассказывается о двух городах Содоме и Гоморре.
— Были такие, я знаю! — заговорил Вадим. — Там ещё сера с неба пролилась. Мне мать рассказывала.
— Да, есть такая легенда, — посмотрев на Вадима, сказала Ольга, — Разврат жителей Содома стал настолько велик, что Бог решил уничтожить город. Поэтому места, где предаются безудержному разврату, нередко называют содомом, а содомитами называют тех, кто склонен к такому поведению. Проще говоря, это развратные люди, развращённые до того, что потеряли всякий разум.
— Липецкий! Вот уж этот точно развратник, — сказал Гридин. — И содомит…
— Настоящие гомосексуалисты таким способом не знакомятся, — продолжала Ольга, снова взяв в руки листки с текстами писем. — Их и не так много, как это представляется в общественном сознании.
— Ну да, как же! — ухмыльнулся Егор. — Только об этом и пишут. А телевизор так вообще спокойно смотреть нельзя, везде гомики!
— Это не гомики, — Ольга улыбнулась. — Это и есть те самые развратные люди.
— А в чём разница? — спросил Вадим.
— Гомосексуализм это не просто особенность полового поведения. Здесь на самом деле всё гораздо сложнее, здесь больше генетическая предрасположенность, нежели психическое отклонение. И только два процента от всего населения планеты действительно являются гомосексуалистами. Согласитесь, это не так уж много, на общем фоне.
— Есть такие мужчины… — произнёс Егор с брезгливым выражением на лице. — С ужимками! — добавил он, попытавшись изобразить эти ужимки.
Поглядев на Шишкина, Ольга снова улыбнулась.
— В эти цифры входит и женский гомосексуализм, — продолжала она, — Из числа же мужчин-гомосексуалов только пять процентов женоподобны по манере поведения. В это число и трансвеститов можно отнести.
— Значит, гомосексуалисты разные бывают? — спросил Вадим.
— Пассивные и активные, — ответил ему Егор.
— Нет, это не имеет значения, — сказала Ольга.
Отложив листки, она взяла в руки фотографию и, глядя на снимок молодого человека, продолжала:
— Те же, кто действительно является гомосексуалистами, как правило, не афишируют свою ориентацию, но и не скрывают, если того потребуют обстоятельства. Но и гей-парадов они не устраивают, и не преподносят это в демонстративной форме, а просто живут как обычные люди, как все законопослушные граждане. И кстати, предпочитают длительные отношения с одним партнёром, создают семьи. И вообще, они эмоционально устойчивы, ведут нормальную жизнь, и многие считают себя счастливыми.
— Нет, я всё равно этого не понимаю! — высказался Егор. — Пежить друг друга в жо… — он осёкся, глянув на Ольгу.
Психоаналитик отложила фотографию и заглянула в протокол.
— А вот такие, как… Липецкий, — прочитала она фамилию, — это люди, имеющие психические нарушения. Есть такое психическое расстройство — эгодистоническая гомосексуальность. У таких людей имеется желание приобрести гетеросексуальную ориентацию, но по каким-то причинам это у них не получается, и тогда они, — она кивнула на фотографию, — пытаются вот таким способом усилить свои гетеросексуальные влечения. Вот у таких гомосексуалов очень высокий уровень тревожности, и они подолгу могут находиться в депрессивном состоянии.
— Ладно, с этим понятно, — сказал Егор. — А как насчёт «зайчика?», — кивнув на фотографию, спросил он.
— Здесь перед нами раскрывается очень интересная картина, — произнесла Ольга, снова взяв в руки фотографию. — Если предположить, что у него есть младшая сестра, то разница в возрасте у них… ну скажем, восемь-десять лет.
Вдруг психоаналитик замолчала… что-то привлекло её внимание в записях.
— Странный ник, — сказала она, посмотрев на буквенную комбинацию.
Психоаналитик произнесла ник по буквам, называя каждую в отдельности:
— J k t y m r f. Несуразица какая-то! Но в этом что-то есть…
Ольга встала и подошла к столу, за которым сидел Ивлев.
— Позволите? — спросила она, указывая на монитор компьютера.
— Да, конечно.
Ивлев хотел было встать, чтобы освободить место за столом.
— Нет-нет, сидите, я только посмотрю, проверю одну свою мысль…
Психоаналитик склонилась, глядя в монитор, открыла текстовый документ, стала нажимать клавиши, набирая латинские буквы в русской раскладке.
— Имя! — сказала она выпрямившись. — И, скорее всего, это и есть имя его сестры.
Ивлев, наблюдавший за действиями психоаналитика, удивлённо посмотрел на неё, потом на подчинённых. Вадим и Егор, повставав со своих мест, подошли к столу, посмотрели в монитор.
— Ну ничего себе!.. — воскликнул Вадим.
— Впечатляет! — произнёс Егор. — А может, вы его фамилию нам сразу назовёте, и адрес?
Ольга улыбнулась, посмотрев на Шишкина.
— Это уж вы сами должны узнать. Это ваша работа.
Егор и Вадим вернулись на свои места.
— Супер! — произнёс Вадим, присаживаясь на стул, он с восхищением смотрел на психоаналитика.
Ольга вернулась к столу, за которым сидела.
— Вот теперь можно более уверенно строить наши предположения, — сказала она садясь, глядя на лежащие перед ней листы. — Женское имя в уменьшительно-ласкательной форме, — произнесла Ольга, обдумывая эту неожиданно открывшуюся ещё одну подробность о личности преступника. — Это о многом говорит.
Подумав немного, психоаналитик продолжала:
— Предположим, что мальчик воспитывался под жёстким контролем. Получается вот такая картина… — она снова ненадолго задумалась. — Скажем так, он рос в семье, где отец крайне авторитарная личность с высоким уровнем притязаний, как к себе, так и к окружающим. Кстати, такое чаще бывает в семьях, где папа военный. И хорошо, если устремления отца и сына совпадают, хуже, когда нет. Если у такого главы семейства первой рождается девочка, то она любима, заласкана, но папа чувствует себя нереализованным в плане продолжения рода.
— А может, ещё по чашке кофе? — предложил Егор.
— Да, давай, — поддержал Николай, он заглянул в чайник. — Здесь и воды хватит.
Егор открыл банку с кофе и предложил Ольге, самой положить себе в чашку.
— Спасибо! — поблагодарила она.
Достав ложкой из банки немного кофейного порошка и положив ложку в чашку, Ольга продолжала:
— Если второй ребёнок мальчик, то он очень опекаем. Со старшей сестрой у него не возникает проблем. У мальчика с ней складываются хорошие отношения, она ему не конкурент в смысле внимания со стороны родителей, и прежде всего отца. Девочка уже получила свою долю внимания в своё время, а став старше, она уже не претендует на это. Девочки вообще более самостоятельны в отличие от мальчиков, которые ещё долго нуждаются во внимании со стороны взрослых.
— Вот слушай! — сказал Ивлеву Егор. — Как у тебя.
— У меня с ними всё в порядке. И разница в возрасте у них не большая. Так что внимания им обоим достаётся одинаково, и ремня, бывает, тоже обоим перепадает одинаково.
— Ремня! Ремень это непедагогично.
— Я посмотрю на тебя, когда у тебя свои будут. Вот тогда по-другому заговоришь. Ладно, отвлеклись.
Посмотрев на мужчин, Ольга улыбнулась.
— Ничего, иногда можно и ремня, — сказала она. — Моему сыну тоже случается перепадает.
— А сколько вашему сыну? — поинтересовался Ивлев.
— Ему девять.
— У, большой уже! Ну, давайте дальше. Интересно очень.
Вода в чайнике закипела. Гридин встал, выдернул шнур из розетки и, взяв чайник, стал наливать в чашки кипяток, первой налил Ольге.
— Спасибо, достаточно, — сказала она, улыбнувшись Николаю. — В данном случае мы можем предположить другую картину, — продолжала Ольга психоанализ, — что первый ребёнок, на радость отцу мальчик. И, конечно же, он попадает под жёсткую линию воспитания но, имея какие-нибудь свои психологические особенности, не может оправдать надежды отца. И тогда его жизнь становиться борьбой, но не за счастливое будущее, которое ему определили родители, а против тех методов, которые к нему применяются для достижения родительских целей.
Ольга помешала ложечкой горячую коричневую жидкость в чашке, сделала глоток и продолжала:
— Естественно, он протестует и против того будущего, которое без него ему выбрали. Это типичная ситуация и, кстати, она очень конфликтна. Таким образом, формируются скрытые черты личности, которые обязательно потом проявятся в социальном поведении. Что касается девочки, она второй ребёнок, послушный ребёнок, и она в таком возрасте, когда ей ещё требуется внимание. Её послушание на фоне протестного поведения брата становится способом манипулирования, ведь чем больше ругают брата, тем больше хвалят её. Вообще, борьба за внимание родителей свойственна всем детям, но девочки это делают более хитро. Оленька любимица… уж будем называть девочку так, и она конкурент подрастающему брату, который тоже хочет получать любовь и одобрение родителей, но поскольку он не в состоянии выполнять их требования, одобрение и похвалу получает только сестра.
Ольга снова помешала в чашке ложкой, сделала глоток.
— И вот наступает сложный подростковый возраст. Модель мужского поведения, которая формируется у подростка, когда он наблюдает за отцом и старается подражать ему во всём, в данном случае не может быть принята вот этим… «зайчиком», — она кивнула на фотографию. — Этот процесс нарушается из-за излишней жёсткости в требованиях отца в отношении сына. В присутствии отца он постоянно испытывает неловкость, у него высокий уровень тревожности, а значит, отец для него уже не может быть образцом для подражания. К тому же перед его глазами другой пример — девочка! Она всегда обласкана, её хвалят, ею восхищаются. Психологически это тяжёлая травма для подростка, который должен себя уже сексуально идентифицировать, — психоаналитик посмотрела на мужчин с серьёзностью во взгляде. — Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Когда я говорю о сексуальности, речь идёт не о сексе, а о половой идентификации.
— Разумеется, это всё понятно, — так же серьёзно ответил Ивлев.
— Мальчик-подросток должен осознавать себя мужчиной, то есть научиться брать на себя всю ответственность, свойственную данному полу.
Ольга ненадолго замолчала, пока рассматривала на фотографии молодого человека в маске, сделав из чашки глоток, продолжила составлять его психологический портрет.
— С одной стороны, в него заложено природой стать мужчиной, — снова глядя на оперативников, заговорила она, — с другой стороны, он не желает и не может принять социальную модель мужского поведения, предлагаемую отцом, то есть, стать жёстким, брутальным. И всё это усугубляется присутствием младшей сестры, ведь девочка неизменно получает одобрение родителей, к тому же перед ней не стоит задача принять мужскую гендерную модель. Вот вам уже и внутренний конфликт, который погасить сам он не в состоянии, поэтому у него это выливается в агрессию по отношению к взрослым мужчинам.
— То есть, вы предполагаете, что он будет продолжать убивать? — сказал Ивлев.
— Это его защитная реакция.
Егор хмыкнул:
— Ничего себе защитная реакция. Два трупа!
— И так же полагаю, что помимо внутренних глубинных причин, которые существуют в подсознании, и зачастую не осознаются, тут были и вполне ясные мотивы. И первый из них это деньги. Молодому человеку, видимо, нужны деньги.
— Деньги всем нужны, — буркнул Егор.
— А второй, какой? — спросил Ивлев.
— Второй… — Ольга немного подумала. — Думаю, что ненависть.
— Может, месть? — сказал Николай.
— Да, и месть тоже, — согласилась с ним Ольга. — Здесь прослеживается осознанная ненависть, направленная на людей с определённой сексуальной ориентацией, в данном случае на гомосексуалистов. Это гомофобия.
— Гомофобия? — переспросил Егор.
— Да, враждебное отношение к гомосексуалистам, непринятие их сексуального поведения, — пояснила Ольга. — И, конечно же, тут проглядывает ещё и некая бравада.
— Гомофобия это ещё понятно. А бравада? — спросил Ивлев. — Что он хотел показать этим?
— И показать, и почувствовать своё превосходство над теми, кто пожелал его тела. Посмеяться над ними, ещё и получить кое-какую выгоду. Всё очень хорошо было задумано и заранее спланировано. В первый раз всё прошло удачно, и я думаю, что убивать он никого не собирался, но вот во второй раз, видимо, произошло нечто такое, что изменило всё. Думаю, что это сильно повлияло на него, естественно в самую худшую сторону.
— Мы тоже пришли к такому выводу, — сказал Ивлев. — Возможно, что во второй раз ему оказали сопротивление.
— Он разозлён, — глядя на фотографию молодого человека, говорила Ольга. — И это уже очень серьёзно. У него появилась злость. Это сильный стимул, чтобы получать удовольствие. Вот в третий раз он уже осознанно шёл убивать, — добавила она, взглянув на снимок с места преступления.
— Да уж, тому досталось, — сказал Ивлев, он был на месте преступления и видел тело.
— Вот посмотрите, — сказала Ольга, взяв в руки снимок. — Когда погибший потерял сознание от действия электрического тока, «зайчик» нанёс ему кастетом сильный удар в височную кость, это был смертельный удар. Но потом он стал наносить удары по лицу. Вот по лицу-то он бил совсем по другой причине.
— Серийный убийца, — вздохнув, произнёс Егор, сделанный им вывод означал только одно — предстоит большая работа.
— Об этом ещё рано говорить, — ответила Ольга, отложив снимок, — но некоторые признаки этого здесь присутствуют. Да, удовлетворение чувства мести для него стало сильнее сексуальных желаний. Этот третий случай как раз об этом свидетельствует.
— Сексуальный маньяк! — сказал Вадим.
— Нет, этот не из-за секса, — как бы задумываясь, произнёс Егор. — Этот зай…
— Да нет, с сексом тут тоже связь есть, — сказала Ольга, посмотрев на листок, на котором было изображение лица молодого человека с фоторобота. — Что касается секса и сексуальной самоидентификации…
Психоаналитик посмотрела на лежащую перед ней фотографию, где молодой человек был без одежды и в маске зайца.
— Я обратила внимание на то, как он позирует.
Она взяла в руки фотографию рассматривая, продолжала:
— В его позировании просматривается и кое-что большее, чем просто представление себя тем, кого намеревается ограбить. Это игра. Это сексуальная игра, и он играет для себя. Вполне возможно, что на самом деле он сам гомосексуалист, только глубоко внутренний, его желания скрытны. И он боится признаться самому себе в этом, но одновременно и хочет таких отношений. Он как раз и есть из тех самых женоподобных гомосексуалистов. Заметьте, что сценарий преступления продуман с женским коварством.
— Как же так? — Николай с недоумением посмотрел на психоаналитика. — Вы же сказали, что он гомофоб?
— Его скрытый гомосексуализм не реализован, — продолжая всматриваться в фотографию, говорила Ольга. — И он боится его реализовать, поэтому и направляет свою агрессию на других, на тех, кто решился на это. Кто, по его мнению, посмел это сделать. Ну вот, представьте себе, он приходит к родителям, к отцу, и говорит: я гомосексуалист…
— Бывает, что и рассказывают, — сказал Николай.
— Да, бывает, но крайне редко, — посмотрев на него, ответила Ольга. — И, как правило, конфликтов в таких случаях не избежать. А он этого конфликта боится больше всего. И я предполагаю, что его неудовлетворенность перешла в фазу, которая очень разрушительна для него. Он даже ещё не осознаёт, к чему это может его привести.
Егор усмехнулся:
— А чего тут осознавать! — сказал он, поглядев на коллег. — К длительному сроку, вот к чему!
— Я не об этом… — произнесла Ольга, размышляя. — В какой-то степени для него это выражение протеста. И, прежде всего, его протест направлен против гендерных норм, существующих в нашем обществе. У нас в России порог целомудрия в вопросах однополых отношений более высокий, чем скажем на западе.
Психоаналитик взяла в руки фоторобот составленный со слов Липецкого.
— Но он… — Ольга на какое-то время замолчала, пристально глядя на изображение, — он этого не осознаёт, — продолжала она, всматриваясь в лицо, запечатлённое на листке, — не осознает, что кончиться это для него может тяжёлым психическим расстройством. Его беда в том, что он решил поиграть в это, как дети играют со спичками, но в его душе уже разгорелся настоящий пожар. И он уже не сможет бороться с этим, он стал страшным человеком. Я думаю, что через некоторое время может произойти ещё что-то подобное.
— Так он нормальный или больной? — спросил Егор. — А то их ловишь, ловишь, а их признают невменяемыми, они год в психушке проведут и…
— В данном случае, наш «зайчик» отдаёт себе отчёт в своих поступках, — отложив фоторобот в сторону, ответила Ольга. — Конечно, психически травмированному человеку нужна помощь, и медикаментозная и психологическая. Ему, безусловно, тоже нужна такая помощь.
— А человек может совершить такое преступление, не отдавая себе отчёта? — поинтересовался Вадим.
— Такое нет. Да, бывают состояния сознания, когда человек перестаёт отдавать себе отчёт в своих действиях и руководить своими поступками. Здесь же другой случай, всё было спланировано.
— То есть он нормальный, просто свихнулся, — сделал такой вывод Егор.
Ольга ничего не ответила на это, только улыбнулась.
— А ты за него беспокойся, — сказал Егору Николай. — Признают его невменяемым, вот увидишь. Нормальный-то человек будет такое делать?
Ольга, посмотрев на Гридина, сказала:
— Не свободны в своём выборе, или скажем так, не могут отвечать за свои поступки, только те люди, у которых биохимические процессы, происходящие в их мозгу, дают сбой, то есть имеются структурные поражения мозга.
Николай пальцем дотронулся до виска.
— В смысле, с головой не в порядке, или как?
— Как правило, такое происходит вследствие какой-либо болезни вызвавшей нарушения в головном мозге, — стала пояснять Ольга, — или при наличии врождённых заболеваний. При черепно-мозговых травмах такое тоже бывает. Только такие люди могут быть признаны невменяемыми. И такие больные не всегда могут контролировать свои поступки. Вот, например, при диссоциативных расстройствах бывают амнезии…
— Амнезии? — переспросил Николай.
— Кратковременные потери памяти.
— Да это-то понятно! Что такое амнезия я знаю.
— При диссоциативном расстройстве происходит расщепление психических процессов на отдельные составляющие, что приводит к нарушению целостности личности… — Ольга посмотрела на лица оперативников… и решила больше не «грузить» их сложными медицинскими понятиями. — Вообще-то, это довольно серьёзная тема, — сказала она, улыбнувшись.
— Ну хорошо, с этим всё ясно, — заговорил Егор. — Это всё конечно интересно, но нам надо найти этого «зайца», пока он ещё чего-нибудь не выкинул. И что нам теперь с этим всем делать?
— Пожалуй, здесь есть один момент, которым можно будет воспользоваться. Я думаю, он всё-таки будет предпринимать попытки примириться с самим собой.
— В смысле, что значит примириться с самим собой? — поинтересовался Николай.
— Попытаться принять себя таким, какой он есть, в смысле гомосексуалистом. Для этого ему потребуется… например, познакомится с таким же человеком. Он будет искать себе друга. И искать он будет не в среде развратных людей, то есть, не среди тех, кого ненавидит, эти люди его потенциальные жертвы, а среди тех, кого считает такими же, как он, — Ольга глянула на фотографию. — Другая сторона его личности будет предпринимать такие попытки, — добавила она.
— Другая сторона личности?
— Да, и вот эта его сторона личности, она совсем другая…
Подумав немного, психоаналитик продолжала:
— Ранимая, даже нежная, ищущая понимания. В этом смысле, можно сказать, что он ещё ребёнок. Его внутреннее «Я» так и осталось в детстве. Он будет искать человека, который бы понимал его…
— И где он будет его искать? — задал вопрос Ивлев.
— Интернет, вряд ли. Есть места, где собираются люди такой ориентации. Как правило, это кафе, клубы.
— Да, есть такие клубы! — сказал Вадим. — Я знаю… ну, в смысле слышал.
— То есть, вы думаете, что он должен там появиться?
— Думаю, что да.
— Вот этим стоит заняться! — сказал Ивлев, оглядев подчинённых.
— Ему нужен друг, — продолжала Ольга. — Этот человек будет старше его, но не намного, скажем так, лет на восемь-десять, серьёзный, образованный, умный мужчина с жизненным опытом и при этом нетрадиционной ориентации.
— Так ещё и этого человека искать? — спросил Егор.
— Вам он может и ни к чему. Хотя и это не надо сбрасывать со счетов. Всё может пригодиться.
— Хорошо, — произнёс Ивлев задумчиво, он внимательно слушал психоаналитика, и время от времени что-то записывал в свой ежедневник.
— Потрясающе! — Вадим восхищённо, посмотрел на Ольгу, потом на коллег. — Вот бы так всему этому научиться!
— Поработаешь ещё чуток и научишься, — сказал ему Егор.
— Что ж, — произнёс Ивлев. — Я думаю, что кое-что из того, что мы услышали сегодня, действительно нам пригодится, — он закрыл ежедневник. — Есть у меня некоторые мысли. Надо будет составить новый план оперативно-розыскных мероприятий.
— И что ты думаешь обо всём об этом? — спросил Николай. — Как дальше действовать будем?
Ивлев посмотрел на часы.
— Действовать будем уже после обеда, — ответил он. — Потом расскажу. Посидим, подумаем тогда и составим план.
Ивлев поднялся из-за стола, посмотрел на коллегу-психоаналитика.
— Спасибо вам, Ольга! — поблагодарил он.
— Не за что, — улыбнувшись, ответила она. — Рада была вам помочь.
Ольга сложила лежавшие перед ней документы в папку, закрыла, взглянула на часы.
— На сегодня мы закончим, — сказала она, вставая. — Я ещё подумаю над всем этим, может, ещё что-нибудь интересное нам откроется. Завтра я буду в институте.
Ольга протянула подошедшему к ней Ивлеву визитную карточку.
— Вот телефон, по которому вы сможете всегда со мной связаться. Если возникнут какие-нибудь вопросы — сразу звоните.
— А можно и мне? — попросил у неё визитку Гридин.
— Конечно, можно! — подавая визитку, Ольга улыбнулась и с интересом посмотрела на Николая.


Обедать ходили порознь. Ивлев, по возможности, обедал дома, Егор с Вадимом пошли в кафе, Гридин остался в отделе, сильного желания есть у него не было, попил чаю. Первым с обеда вернулся Ивлев. Егор с Вадимом пришли попозже, и им сразу же пришлось ехать на вызов.
— Невезучий какой-то этот дом, — сказал Егор. — Уже вторая кража! И двери железные поставили, и домофоны у них есть.
— Не сильно-то злодеев это останавливает, — произнёс Ивлев, доставая из ящика стола папку.
— Ну что, Вадим, поехали! Поглядим, сколько миллионов у кого украли, — выходя из кабинета, Егор махнул рукой. — Пока!
Ивлев бегло просмотрел листки из папки, в которой была собрана вся информация по делу «зайчика».
— А мы с тобой давай-ка прикинем… — сказал он, глянув на Гридина, — что мы тут ещё сможем сделать?
Ивлев открыл ежедневник.
— Какие у тебя будут предложения?
Николай, задумавшись, сидел за своим письменным столом и не сразу ответил.
— Если Ольга права насчёт этого паренька… надо по институтам пройтись, фоторобот показать, может, и попадём с этим в точку.
— Дело говоришь, — сказал Ивлев, пометив что-то в ежедневнике. — Преподавателям показать, может, узнают по фотороботу кого из своих студентов.
— У самих-то студентов не стоит спрашивать.
— Это и невозможно, их сколько в городе, с ума сойдёшь
Ивлев ещё раз глянул на листки лежащие перед ним.
— А если промашка с этим выйдет? — сказал он, взглянув на Николая. — Не студентом окажется?
— Тогда, конечно, сложнее… — и подумав немного, Николай предложил: — Тогда в Интернет-кафе придётся его пасти. Раздать фоторобот администраторам, как появится, так, глядишь, и позвонят.
Ивлев помолчал, что-то обдумывая.
— Появилась у меня одна идея, — посмотрев на Николая, сказал он. — Если этот паренёк гомосексуалист, то, как Ольга говорила, он должен ходить по клубам для геев.
Ивлев заглянул в ежедневник.
— Есть у нас такой клуб… Надо туда заглянуть. Но там самим надо смотреть, а то если фоторобот кому из работников оставить, сразу понятно станет, что его милиция разыскивает. У них солидарность, они ведь друзья по несчастью, вроде как, ещё предупредят.
— А может это у них счастье такое, — сказал Николай, усмехнувшись. — И что ты предлагаешь?
— Значит так, — произнёс Ивлев, уже всё обдумав. — Я возьму институты, пройдусь по всем. А ты по клубам потусуешься.
— Ага, я ещё и на гомика похож.
— Ну а кто ещё, Николай? — Ивлев серьёзно посмотрел на Гридина. — Егор что ли? Он на вышибалу больше похож. А Вадим, сам понимаешь, сколько ещё его надо таскать за собой, пока он поднатореет в оперативной работе. Про меня уж и говорить нечего, у меня на лице написано, что я примерный семьянин.
— Да понимаю я всё. Зайца этого всё равно отлавливать надо.
— Вот именно, что надо. А с Лобачевским я решу вопрос, чтобы тебе деньги выделили. Клубы эти недешёвые. Коктейли попьёшь!
— А что, пиво там не продают?
— Да, поди, продают. По виду-то эти… гомосексуалы… вроде на мужчин похожи. Ну, а если приставать кто будет, — Ивлев улыбнулся, — скажешь, мол, извини ты не в моём вкусе.
— Потрясающе! Вот уж где я ещё не был.
— А что поделаешь, работа такая.
Ивлев закрыл папку, отодвинул в сторону, из ящика стола достал другую, раскрыл.
— Так-так… — глядя в папку, произнёс он. — Вот ведь ещё и Воронова на нас висит.
— Да, висит, — вздохнув, ответил Николай. — И там пока всё глухо. И зацепиться-то не за что…









Подробнее о романе-трилогии «COR HUMANUM»
в блоге: http://cor-humanum.blogspot.com/