Григорий Борзенко Сокровища острова Хогартов

Григорий Борзенко Сокровища острова Хогартов
Приключенческая серия «Пиратские клады, необитаемые острова»
Г. Борзенко, Grigory Borzenko
Т. Крючковская, иллюстрации
Роман «Сокровища острова Хогартов» является третьей, заключительной книгой небольшой трилогии, которая начинается повестью «Так начинают великие» и продолжается книгой «Потомок Нострадамуса».
Эти книги связаны одним главным героем – непоседливым мальчуганом Джимми, с которым то и дело случаются самые невероятные и увлекательные истории. Автор старался вести повествование в таком ключе, чтобы юный читатель, окунувшись в чтение и сопереживая главному герою, как бы вместе с ним самолично принимал участие в схватках с пиратами, раскрывал таинственные заговоры, участвовал в захватывающих путешествиях и приживал удивительные приключения.
The stories “The way the Great Begin” and “Nostradamus Ancestor” ineluded into this book are tied by the same main character Fidget-Jummy that gets into a mess now and then. The author tried to built the narration in the way the young reader, being engulfed by reading and sympathizing to main character, could coparticipate in fighting with pirates, in disclosing mysterious plots, in gripping voyages and living through incredible adventures.
There is a good news for those who are going to be attracted by those books The author is going to continue the series of books about the adventures of the beloved character.

Приключенческая серия «Пиратские клады, необитаемые острова»

Хотите найти пиратский клад?
Все мы родам из детства. Воспоминания детства самые доб¬рые, самые теплые, самые светлые. Кому-то запомнилась колыбель¬ная матери, кому-то первый школьный звонок, кому-то первое увле¬чение, со временем переросшее в первую, пусть и трижды наивную детскую любовь. Все это было и в моей жизни. Однако из детских и юношеских воспоминаний мне наиболее запомнилось то, какое по¬трясающее впечатление произвели тогда на меня прочитанные книги «Остров сокровищ», «Робинзон Крузо», «Одиссея капитана Блада»... Совершенно неповторимый и романтический мир, в который я оку-нулся при прочтении этих романов, настолько поразил меня, что и спустя годы, став уже взрослым человеком, я так и остался «болен» этим увлечением. Все книги, что я написал, и которые, дай Бог, напи¬шу в дальнейшем, появились на свет благодаря упомянутому, все ни¬как не проходящему, увлечению.
Дальние плавания и необыкновенные приключения, воинствен¬ный клич, доносящийся с палубы пиратского судна и жаркая абор¬дажная схватка. Это то, что волнует души многих романтиков. Однако при всем этом существует и нечто иное, что еще больше приводит в трепет любителей приключений и кладоискателей. Я имею в виду клады и сокровища. Не обошла эта страсть стороной и вашего покорного слугу. Сколько литературы мне пришлось перечи¬тать в детстве и юности, чтобы выудить оттуда все, что каса¬лось таинственных историй о сказочных сокровищах, на островах Пинос, Оук, Григан, Кокос и других. Сколько вашим покорным слугой было перелопачено земли в местах, где по рассказам матери раньше находились дома помещиков, спешно бросивших их, и бежавших прочь, от революции семнадцатого года.
Но самое удивительное заключается в том, что .мне всегда нравилось не столько искать клады, сколько самому прятать их! Не один такой «клад» я закопал, будучи пацаном, на подворье родитель¬ского дома, да замуровал тайком от взрослых в стену дворовых по-строек, в то время, когда строители уходили на обед. Я не зря взял слово клад в кавычки, поскольку ничего сверхценного спрятать в шка¬тулки, выпрошенные для этой цели у матери, я тогда, естественно, не мог. Впрочем, это как сказать. Помимо моих «Обращений к по¬томкам» да дневников, там были и старинные дедовы пуговицы, с выгравированными гербами да годам изготовления, найденные на чер¬даке, ХVIII века коллекция собранных мною же старинных монет, среди которых, помнится, были очень редкие.
Проходили годы, и мысль о самом настоящем, реальном кладе, приобретала все более зримые очертания. Повторюсь: мне хотелось не найти такой клад, а самому спрятать его. Было бы просто здорово, если бы мой клад начал интересовать и волновать кого-то так же, как .меня самого увлекали в юности клады островов Григан, Кокос и других. Какие страсти кипели вокруг этих кладов! Какие величайшие драмы разыгрывались при поисках этих сокро¬вищ! Так до сих пор, кстати, и не найденных! Сколько кладоискателей, с горящими от возбуждения и азарта глазами, копались в архи¬вах, выуживая любые сведения обо всем, что касается интересую¬щего их вопроса, а затем лично брали в руки лопату и с трепе¬том в душе, замирали, когда ее лезвие натыкалось на очередной находящийся в земле камень.
Естественно, что самолично и в одночасье я не мог предло¬жить миру клад, окутанный ореолом подобных легенд. Однако сде¬лал все возможное, а может быть, и невозможное, чтобы моя за¬думка имела и неповторимую изюминку, и интригу, и, конечно же, тайну! Что это за клад, если его не окружает все, перечисленное выше?! Идея самому спрятать клад, зашифровать координаты этого места и включить его в текст одного из своих книг, родилась, возможно, у меня еще в детстве, когда я исписывал толстые общие тетради своими первыми, пусть трижды примитивными, повестя¬ми и романами «Приключения одноглазого пирата», «Приключения на суше», «Морские приключения» и так далее.
И вот теперь, в зрелом возрасте, пришло время воплотить свою мечту в реальность. В каждом из своих романов, из приключенческой серии «Пиратские клады, необитаемые острова», я зашифровал ме¬сто, где может быть спрятан клад. Это не простая шифровка. Это целая исто¬рия, умело вплетенная в сюжетную линию, которая и будет являть¬ся разгадкой того, где же находится обусловленное место. Сама по себе эта тайна, спрятанная в книге, должна волновать кладоиска¬телей не меньше, нежели сам клад. Чего-чего, а опыт в подобных зашифровках у вашего покорного слуги имеется! Еще в детстве, мы, пацаны, начитавшись о похождениях Шерлока Холмса, зашифровы¬вали друг другу послания в виде пляшущих человечков.
Признаться, в этих, зашифрованных мною местах, реального клада пока нет. Автор приглашает к сотрудничеству банки, спонсоров и других за¬интересованных лиц, изъявившим желание предоставить золотые банковские слитки или средства для их приобретения, из которых и будут состоять клады для книг этой серии. Автор и издательство гарантируют им широкую рекламу, разме¬щение их логотипов на обложках книг и другие взаимовыгодные условия.
Но, как мне кажется, если даже такая договоренность с банками или иным спонсорами не будут достигнута, все рано уже сейчас серия «Пиратские клады, необитае¬мые острова», на мой взгляд, является настоящим подарком, для лю¬бителей приключений, романтиков и кладоискателей. Как я любил раньше ломать голову над разгадкой всевозможных логических задачи прочих расшифровок! Хотелось бы верить, что и другие, читая мои книги, познают присущий вашему покорному слуге азарт, пытаясь разгадать тайну неуловимой зашифровки. Пусть сам клад не будет найден, но многого будет стоить и азарт для читателей, которые загорятся желанием все-таки найти в текстах книг серии «Пиратские клады, необитаемые острова», абзацы и фрагменты текста, где зашифрованы реальные места на земле, где лично бывал автор, и точно знает эти места. Они находятся в нескольких странах Европы.
Утешу самых нетерпеливых: в первых книгах серии я совсем легко зашифровал вожделенное место, чтобы у вас была воз¬можность рано или поздно добраться - таки до цели и убедиться, что автор вас не обманул. Но в следующих книгах...
Вы зна¬ете, я не против, чтобы мои тайны волновали многих и после меня. Я просто поражен выходкой знаменитого пирата Оливье Вассера, ко¬торый во время казни, в последние мгновения своей жизни, уже с петлей на шее, с криком: «Мои сокровища достанутся тому, кто прочитает это!», бросил в толпу, собравшуюся вокруг виселицы, нарисованную им карту с замысловатыми и непонятными надписями по краям. С той поры прошло ни много, ни мало: два с половиной столетия, а ни одно поколение кладоискателей многих стран так и не могут разгадать тайну загадочной карты, которая не перестает будоражить их воображение.
Григорий Борзенко, автор серии «Пиратские клады, необитаемые острова»

Григорий Борзенко
Сокровища острова Хогартов

1.

Океан буйствовал уже несколько дней. Озорной мальчуган Джон Крэсвелл не помнил другого такого урагана, обрушивающегося когда-либо на берег близ его деревушки, одиноко расположенной на побережье Ла-Манша примерно на полпути между Пулом и Портсмутом. Огромные волны накатывались одна за одной и шумно разбивались о песчаный берег. Ветер рвал кроны деревьев, завывал в ветвях этих крон, остервенело стучал в окна, словно пытался ворваться внутрь в комнатушку, где сидел, поджав под себя ноги и дрожал от страха Джон. Даже здесь, в казавшейся безопасности, в тепле и уюте, мальчишке было не по себе от того, что творилось вокруг. А что уж говорить о тех, думалось ему, кто находился в это время в море. Вот где настоящий ад! В такой ураган все равно, на каком судне находятся попавшие в эту передрягу бедолаги. Будь то небольшое утлое суденышко или огромный прочный корабль. Такое буйство стихии может с легкостью утопить даже самое большое и крепкое судно.
Утром следующего дня буря потихоньку начала ослабевать, и вскоре ветер почти утих окончательно. Осмелевший Джон побежал к берегу. Он всегда любил после бури осматривать берег. Вызвано это было не простым любопытством. После каждой бури океан выносил на берег множество разных ракушек, с причудливыми изгибами и узорами. Иные были очень больших размеров и являли собой едва ли не произведение искусства. Встречались и иные дары моря, которые можно было собрать, а затем продать в близлежащем городке на местном рынке. Иногда штормы выбрасывали на прибрежный песок поврежденные корабли. Это ставало для жителей деревушки событием. Не секрет, что во многих морских странах мира отношение жителей прибрежных деревушек к потерпевшим кораблекрушение было далеко не однозначным. Понятие общечеловеческих ценностей подсказывает, что люди на берегу должны броситься на помощь пострадавшим, выручить их из беды, предложить врачебную помощь, кров, тепло и уют. Однако на самом деле зачастую это было далеко не так. Ценность груза, находившаяся в трюмах выброшенных на берег кораблей, представляла для влачащих безрадостное существование провинциалов гораздо большую значимость, чем упомянутые нами общечеловеческие ценности. Иногда «слетевшееся на добычу воронье», заметив на обреченном судне живых людей, не бросались им на помощь, а, наоборот, добивали их, чтобы те не мешали мародерам завладевать дармовым добром. «Не мешали» - это не совсем верное определение. Дело в юридической подоплеке. Если, к примеру, моряки встречают посреди океана брошенное судно, на котором нет ни одной живой души, то они фактически стают правообладателями и судна, и товара, находящегося в его трюмах, и всего того, что на нем находится. Если на посудине отыщется хоть одна живая душа, то спасатели вместо крупного барыша в свой карман (по приходу в ближайший порт они могут выгодно продать свою находку) получат лишь дружеское похлопывание по плечу и прозаические слова: «Спасибо за спасение!» Нетрудно догадаться, что иногда спасатели, найдя брошенный корабль, видя, что на нем никого нет, мысленно уже начали подсчитывать будущие барыши, но, отыскав в закоулках трюмов спасшегося коллегу (или нескольких), и поняв, что эта «находка» явно нежелательна, «помогали» уцелевшим членам экипажа отправиться на корм рыбам вслед за остальными пропавшими членами команды. Эта «практика» вполне была применима и во время «встреч» любителей поживиться дармовым добром и с кораблей, выброшенных на берег.
Истории известны и иные, более жестокие, примеры. Зачастую жители прибрежных поселений специально разводили на берегу ложные костры, имитируя огни маяка, сознательно направляли не подозревавшие о подвохе суда на прибрежные подводные камни, а потом, когда непоправимое свершалось, принимались за грабеж своей жертвы.
Мы с вами ни в коем случае не станем причислять нашего юного героя ни к одной из перечисленных выше категорий «работников ножа и топора». Но и исключать возможности, что такое вполне могло быть, тоже не станем. История творилась в не зависимости от того, нравится нам что-то или нет.
Берег, вопреки ожиданиям Джона, оказался совершенно пустынным. Мальчик знал, что вскоре на берегу непременно окажется немало жителей деревушки, желающих отыскать что-либо. Сейчас он просто всех опередил, придя раньше других.
Поначалу песчаная гладь берега казалась пустынной. На прибрежном песке лишь появились клочья морской травы, привычные морские ракушки да иная подобная всячина, поднятая из морского дна. По привычке мальчик начал осматривать берег как в одну, так и в другую сторону. И только сейчас заметил нечто, что заставило его сердце биться учащенней. На прибережном песке, у самой воды, возлежал огромный обломок мачты, на котором сразу же бросалось в глаза находящееся на нем «воронье гнездо» для впередсмотрящего.
Жуткие трещины на месте слома мачты, напоминающие мальчику кровоточащие раны, издали бросились ему в глаза. Печальные штрихи к этой безрадостной картине добавляли свисавшие с перил крюйс-марса водоросли и обрывки снастей. Однако все это отошло на второй план, когда он, подойдя ближе, увидел двух привязанных к мачте бедолаг. Было понятно, что они сами привязали себя во время бури к спасительному плавающему предмету. И хотя это предотвратило от погружения в пучину их тела, было непонятно, спасло ли оно от гибели их души. Ведь, глядя на их неподвижные силуэты, Джону поначалу показалось, что перед ним мертвецы. Однако, подойдя ближе, и прислушавшись к их дыханию, он понял: оба живы! Мальчик принял в этом случае единственно правильное решение: быстрее побежал за родителями.
Казалось, что прошло совсем мало времени, но когда троица семейства Крэсвеллов прибыла на место, потерпевшие кораблекрушение уже не только успели прийти в себя, но и освободиться от канатов, крепящих их к мачте. Крэсвеллы подошли к бедолагам в тот миг, когда один из них внимательно ковырялся во внутреннем кармане своего камзола, словно пытался что-то отыскать там, а второй пристально наблюдал за ним, словно то, что он там обнаружит или не обнаружит, волновало его еще больше, нежели его товарища. Увидев новоприбывших, первый из них сразу же прекратил свои поиски, поспешно поправил камзол с видом провинившегося школяра, замеченным учителем за свершением какого-то неблаговидного проступка.
Однако это замешательство длилось лишь секунду. В следующее мгновение этот человек выхватил из-за пояса пистолет и направил его на новоприбывших. Те, естественно, в нерешительности остановились.
- Не подходите! – Голос его звучал угрожающе. – Что вы хотите?!
Угроза была более, чем реальной, однако отец Джона те терял в этой ситуации самообладание:
- Мы пришли помочь вам. Но, если вы на нас так реагируете…. Пойдемте, - он повернулся к жене и сыну. – Не бойтесь, выстрела в спину не будет. Это только глупец может надеяться на то, что столько побывав в воде вдрызг промокший заряд пороха может воспламениться.
Крэсвеллы удалились, однако потерпевшие кораблекрушение вскоре снова напомнили о себе. Дело в том, что семейство жило на самом краю деревушки, ближе всего к морю. Крайним был не только их дом. Невдалеке стоял еще один домишко, такая себе полуразрушенная хижина, в которой давно никто не обитал. В ней-то и поселились эти двое. Правда, поначалу Крэсвеллы видели только одного из них, того, кто пререкался с ними, решив, что его друг где-то отбыл. Но как-то пришелец подозвал к себе Джона и спросил его, нет ли в селении лекаря. В разговоре выяснилось, что его брат серьезно простудился и тяжело заболел после всего случившегося, и нуждается во врачебной помощи. Мальчик сразу же вызвался помочь и побежал звать местную старушку, исполняющую в селении и роль бабки-повитухи, и некой гадалки, и много иных ролей, совершенно непонятных для мальчишки, но знавшего, что жители селения обращаются к ней по самым невероятным поводам.
Джон отыскал старушку и передал ей просьбу незнакомца, а заодно и его обещание, что врачебная помощь не останется не отблагодаренной. Та не стала отказываться от заманчивого предложения и, быстро собравшись, поспешила вслед за мальчишкой. Тому оставалось только удивляться, как такая старая и немощная женщина, ужасно высохшая и сгорбленная, в которой, казалось, и сил-то никаких уже не было, на удивление расторопно семенила вслед за ним. Что было причиной такой прыти? Желание исполнить свой христианский долг и помочь страждущему в лихую годину? Или соблазн поскорее узнать, что кроется за заманчивой формулировкой «отблагодарить».
Видимо, слова незнакомца не расходились с делом, поскольку первые дни Джон видел старушку в доме своих новых соседей очень часто, из чего мальчик предположил, что дела у больного действительно плохи, и он нуждается в неотложном лечении и присмотре. Когда старушка начала приходить реже, Джон решил, что больной пошел на поправку, однако, второй сосед, вместо того, чтобы радоваться, всем своим видом выражал все большее и большее беспокойство. Он все чаще подзывал к себе мальчика и донимал его различными вопросами. Например: как лучше всего добраться до ближайшего города. Или у кого можно купить лошадь для предстоящей поездки. Все в поведении незнакомца говорило о том, что он куда-то сильно торопится, ему непременно нужно уехать по каким-то неотложным делам, но он боится оставить своего друга. Когда Джон однажды озвучил эту догадку и уверил, что он может спокойно отправляться в путь, а они с матерью присмотрят за своим новым соседом, незнакомец с удивлением посмотрел в ответ на своего собеседника:
- Да я вижу, что ты, мой юный друг, намного умней и взрослей, чем это может показаться на первый взгляд! Приятно иметь дело с таким смекалистым молодым джентльменом.
После этого Джон очень сблизился со своими новыми соседями. Оказалось, что это были братья: Грет и Томас Хогарты. Грет – это тот, что помоложе, тот, что при первой встрече после шторма повел себя агрессивно по отношению к Крэсвеллам, тот который отметил здравость в рассуждениях Джона. Томас был намного старше своего брата и поражал мальчика своей пассивностью и меланхоличностью. В некоторой мере это можно было объяснить его болезнью: куда уж здесь веселиться, когда тебе нездоровится?! Однако, глядя на старшего из братьев, Джон был уверен, что тот и в минуты здравия являл собой образец замкнутости и занудности.
Наш юный герой часто оставался в доме своих новых соседей, с охотой отвечал на все их вопросы. Но и любил, когда те рассказывали о себе. В первую очередь это касается Грета. Тот так лихо рассказывал захватывающие морские байки, что мальчишка готов был часами сидеть и словно губка впитывать в себя услышанное. Может, именно в ту пору у юного Джона возникло желание стать мореплавателем и самому воочию увидеть дальние страны, экзотические острова, дивные растения и причудливых животных, о которых так интригующе рассказывал Грет.
- Мир огромен и прекрасен! – Голос рассказчика звучал так, что парнишке хотелось прямо сейчас бросить все и отправиться к дальним островам. Вскарабкаться на горные вершины. Прилечь отдохнуть в тени экзотического тропического дерева. Послушать отдаленные крики необычных птиц. Увидеть животных, которых он ранее никогда не видел. – Звери бывают настолько необычны и причудливы, насколько необычным, к примеру, является изображение зверя на твоем медальоне. Что это за зверь, ты знаешь?
- Нет, - смущенно промямлил парнишка.
- Так почему же ты постоянно носишь этот медальон? Вещица ведь не золотая, по сути, простенькая, ничего особого, кроме диковинного зверя, изображенного на ней, не представляет. Но видать, эта штука дорога тебе, коль ты, как я заметил, практически никогда ее не снимаешь.
- Это подарок. К нам на берег не так уж часто после урагана выбрасывает корабли. А если это и случается, то очень редко. Еще реже волны выталкивают на берег трупы моряков. А живого, спасшегося мореплавателя, на моей памяти выбросило лишь однажды. Я первый нашел его, позвал родителей, односельчан, ухаживал за ним, пока он поправлялся. А когда он окреп, то перед тем, как покинуть наше селение, подарил мне этот медальон. Говорит, в знак благодарности, что я его спас. Вот потому я его и ценю, не снимаю. Ведь верю, что он приносит удачу. Моряк говорил, что он и раньше выручал его из бед, был ему талисманом. И теперь вот весь экипаж его корабля погиб, в живых остался только он один! Представляю, чего стоило моряку отдать мне этот оберег. Ведь он мог и ему самому сослужить еще добрую службу. Но, если он добровольно подарил мне этот амулет, то я верю, что он и меня будет оберегать от невзгод. Потому-то никогдашеньки и не расстаюсь с ним.
Таких бесед и рассказов Грета о морях было немало. Вскоре младшему Крэсвеллу казалось, что он знает о своих новых друзьях почти все. И то, что Грет является старым морским волком, «избороздившим все моря и океаны», и «побывавшем везде, даже в пасти дьявола». «Сухопутный» брат «всю жизнь просидел на берегу». Но надо же было такому случиться, что в первом же плавании, отправившись в путешествие по просьбе брата и вместе с ним, «чертово плавающее корыто» попало в жестокий ураган, который и выбросил братьев на побережье, где они впервые встретились с Крэсвеллами.
Джону казалось, что он уже почти все знает о своих новых друзьях, но некоторые недомолвки и настороженность с их стороны смущали его. А однажды, когда мальчик с какой-то радостной вестью вбежал к ним в комнату без стука, то увидел, как оба разглядывали лист развернутой перед ними бумаги с какими-то записями, значками, рисунками и обозначениями. Но только лишь скрипнула дверь, Грет поспешно сложил и спрятал бумагу во внутренний карман камзола, строго посмотрел на неожиданного гостя, и с суровым видом предупредил, чтобы тот никогда больше не входил в комнату без стука. Позже Джон не раз вспоминал этот момент и заострял внимание на том, какими растерянными были в этот миг выражения лиц обоих братьев. Как будто кто-то застал их за совершением какого-то неблаговидного поступка, как будто кто-то пытался заглянуть в какую-то жгучую тайну, известную только лишь им двоим, и к которой они панически боялись допустить кого-то другого.
Чем больше проходило времени, тем сильнее убеждался наш юный герой, что какая-то тайна все-таки действительно довлела над братьями. Если поначалу Грет терпимо относился к тому, что ему нужно срочно отбыть по каким-то крайне неотложным делам, то со временем земля, как говорится, вообще стала гореть под его ногами. Братья часто говорили при Джоне о необходимости этой поездки, но ни разу ни словом, ни полсловом не обмолвились о том, что влечет младшего из братьев в путь, заставляет бросить старшего брата одного, в чужих краях, да к тому же в то время, когда тот все еще продолжал болеть, пусть и не столь тяжело, как поначалу.
В конце концов все закончилось тем, к чему, собственно говоря, и шло. В один прекрасный день Грет вскочил в седло и ускакал по направлению к Пулу, приказав брату крепиться и ждать его скорого возвращения. А Джона попросил присматривать за ним и, в случае чего, помогать тому. Мальчишка вполне искренне пообещал выполнить эту просьбу.
Не по возрасту сообразительному мальчонке было интересно наблюдать за тем, как прощались братья. По логике событий старший должен был приказывать младшему, оправляющемуся в путь, чтобы тот со всем справился хорошо и не подвел их обоих. Ведь наверняка тот должен был решить нечто, что касалось их обоих. А дело старшего было малое: сидеть себе тихо на одном месте, да ждать возвращения брата. Что сейчас зависело, казалось бы, от Томаса? Да ничего! Сиди себе, да ожидай возвращения Грета. Но в игре взглядов между братьями да непонятных намеках в их последних словах Джон явно замечал удивительный для него подтекст всего происходящего. Ему казалось, что ни Томас Грету, а Грет Томасу приказывал, мол, ты смотри здесь! Нечто, самое важное и самое главное, зависит не от меня, а от тебя! Смотри в оба! Не подведи нас обоих! Будь бдителен!
С отъездом Грета интерес мальчика к соседнему дому и его обитателю начал постепенно ослабевать. Раньше его туда привлекало некое очарование Грета, его умение увлекать Джона своими захватывающими морскими историями, манера общаться с мальчиком, уважительное отношение к нему. Старший Хогарт был полной противоположностью своего младшего брата. Угрюмый, малоразговорчивый, замкнутый, равнодушно относящийся к Джону. Последнее, в совокупности со всем иным, и стало причиной того, что мальчик стал реже посещать дом соседа, а со временем и вовсе перестал туда ходить.
Это, впрочем, не сильно расстроило Томаса. Он и раньше, при появлении младшего Крэсвелла, смотрел на того так, будто тот пришел если не убить Хогарта, то отнять у него нечто, очень для него дорогое. Возможно, даже дороже, чем жизнь. Поэтому позже, часто видя Томаса шатающимся по подворью без дела, он ни разу не услышал от того упрека, мол, что это ты, мой юный друг, забыл дорогу к моему дому?
Однако, чем больше проходило времени, тем большие перемены можно было наблюдать в поведении Хогарта. Джону нетрудно было предположить, что причиной всему этому являлось долгое отсутствие Грета. Мальчик прекрасно помнил, что тот, прощаясь с братом, обещал ему вскоре вернуться. Разговор шел о нескольких днях, в крайнем случае, неделях. Но теперь, когда счет ожидания пошел на месяцы, убитый горем Томас уже почти не сидел в доме, а то и дело выходил на подворье и с тоской взирал на дорогу, по которой в свое время скрылся Грет, и на которой, по предположению старшего Хогарта, тот должен был рано или поздно появиться снова.
Увы, но прошел год, второй, а затем и третий, а Грет все не возвращался. Было совершенно понятно, что с ним что-то произошло. Судя по тому, как он в свое время трепетно относился к своему брату, Джон и мысли не допускал о том, что тот попросту бросил его, безразлично махнул рукой на его дальнейшую судьбу, а занялся самим собой. Волей-неволей напрашивался только один вывод: по всей видимости с Гретом случилось нечто непоправимое. Или он где-то встретил свою безвременную кончину, либо попал в такую передрягу, где он не волен распоряжаться ни собой, ни своими действиями.
Нетрудно предположить, что о чем-то подобном подумал не только повзрослевший вчерашний мальчишка, но и умудренный жизненным опытом старший Хогарт. Хотя относительно жизненного опыта, Джону, наблюдая за Томасом, очень хотелось бросить нечто колкое в адрес своего соседа. Мальчик нисколько не сомневался в том, что Хогарт в своей прежней жизни, до того рокового момента, когда он вместе с братом отправился в свое первое и последнее путешествие, вел крайне оседлый образ жизни. Было совершенно очевидно, что он не был приспособлен ни к какому труду. Мало того: он вообще не мог позаботиться о себе. Грет, видимо, оставил ему какие-то средства, благодаря которым он мог поначалу купить себе продукты питания. Но потом…
Смотревший поначалу свысока на мальчишку, Томас со временем стал все чаще заводить с ним разговоры, в которых между строк недвусмысленно читались не только волнения и предположения по поводу долгого отсутствия Грета, но и опасения за свою дальнейшую судьбу. Оказалось, что Хогарт вообще ничего не умел делать! Он никаким образом не мог заработать себе на существование. Юный Джон, годящийся ему не только в сыновья, но и почти во внуки, давал советы своему намного старшему собеседнику по поводу того, каким ремеслом следует заняться в этих краях, чтобы прокормить себя. Но за что не взялся бы горе-работяга, ничего у него толком не получалось, отовсюду его гнали взашей. Это еще больше угнетало бедолагу. Постаревший, осунувшийся от постоянного переживания и за судьбу Грета, и за свою тоже, он теперь вообще стал напоминать некое ходячее привидение.
Прошел еще один год. К тому времени у Джона не осталось сомнений относительно того, что Грета, скорее всего, уже давно нет в живых. Видимо, понимал это и Томас, но, памятуя о том, что утопающий готов ухватиться и за соломинку, лишь бы спасти свою жизнь, все же верил, что тот вернется. Иначе чем еще, если не этим, объяснялось то, что он все еще продолжал поглядывать на дорогу. Но делал это все реже, поскольку все чаще начал болеть. Вот тут-то он снова вспомнил о благородном младшем Крэсвелле, который к тому времени фактически стал юношей. С жалобным видом, означающим только одно: «Спасай, родимый!», взирал он, лежа в постели, на пришедшего по его просьбе Джона. Сказать по правде, теперь, в отличие от давно минувших дней, Крэсвелл не очень то горел желанием становиться сиделкой возле постаревшего зануды, но чувство совести и осознание христианского долга все же заставляли его иногда посещать больного и приносить ему нужные лекарства.
Каждый раз, пока Джон возился возле больного, тот что-то кряхтел себе под нос, жаловался на жизнь, сетовал на судьбу и на обстоятельства, особенно на злополучную бурю, которая так некстати в свое время коренным образом нарушила планы братьев. Поначалу юноша не обращал внимание на сумбурное ворчание больного, однако услышанное постепенно стало его интриговать. В разговорах Хогарта красной нитью проходила часто повторяющаяся тема, суть которой сводилась к одному: «Вот если бы не та буря, если бы она не помешала им осуществить задуманное, они бы с братом сейчас жили так, что им мог бы даже позавидовать…»
Хогарт явно не хотел проговориться и выдать какую-то тайну, но по обрывках фраз Джон понимал, что главным событием в жизни Хогартов виделось то плавание, которое должно было сказочно их обогатить. Но судьба распорядилась иначе.
Иногда Джону казалось, что его выводы ошибочны. Что вряд ли неприметным на вид братьям жизнь могла сулить что-то небывалое. Хотя как сказать. Это Томас был неприметным, но что касается Грета… Такие люди способны горы свернуть на своем пути, но добиться желаемого. К тому же Джон вспомнил, как всполошились в свое время братья, когда мальчишка застал их за рассмотрением каких-то бумаг. По тому, как панически они их прятали, можно было предположить, что братья таки действительно владеют какой-то жгучей тайной, которую тщательно оберегают от других. Подтверждением того, что это дело не пустяшное, а действительно крайне важное, свидетельствовало и то, что даже ребенок, несмышленыш, которым в то время являлся маленький Крэсвелл, сильно напугал братьев. И они даже от него сочли резонным прятать и скрывать что-то.
Заинтригованный юноша теперь решил воспользоваться беспомощным положением больного и попытался выведать у него, что же стоит за всеми намеками да недоговорками Томаса. Однако тот, в каком бы состоянии он не был, все же не позволял себе взболтнуть лишнее. Видимо, тайна братьев не потеряла своей актуальности даже спустя годы.
Еще больше Джон утвердился в том, что она все-таки существует, после того, как однажды наведался в дом Томаса и застал его сидящим за столом. Тот сидел спиной к двери и рассматривал что-то, что лежало перед ним. Что именно - юноша не видел, поскольку все это было скрыто спиной Хогарта, однако тот, лишь только услышал скрип двери, испуганно оглянулся, лег всем телом на стол, пытаясь закрыть то, что на нем находилось, и истерически закричал:
- Выйди! Выйди вон! Кому велено!
Ошарашенный Джон не стал спорить и повиновался приказу. Однако долго не мог успокоиться, вспоминая насколько растерянным и испуганным было лицо Хогарта. Невольно вспомнился давний подобный случай, упомянутый выше. В том, что вместе с отъездом Грета жгучая тайна братьев не канула в Лету, не растворилась во времени, а продолжает существовать, сомнений у Джона теперь уже не было никаких. Но что же так бережно укрывают от окружающего мира Хогарты?! Что такое необычное имеют они в своих руках? О чем ведают их умы?!
По прошествии какого-то времени болезнь отступила, но было заметно, что это ненадолго. Старший из братьев Хогартов угасал на глазах. Видимо, понимал неизбежность своего скорого конца и сам Томас. Чем, как ни этим, можно было объяснить то, что вскоре в его доме появился… Что бы вы думали? Гроб!
С одной стороны в этом не было ничего такого уж сверх необычного. В те времена пожилые люди иногда имели привычку припасать на чердаке дома, или в ином укромном месте, приготовленный заранее гроб. Понимая, что рано или поздно он непременно пригодится. Однако в случае с Хогартом это обстоятельство имело необычный, даже можно сказать, зловещий оттенок. Все дело в том, что Томас не просто держал его где-то в темном углу комнаты, а поставил на самом видном месте. Но и это не главное! Вся, леденящая душу, изюминка состояла в том, что каждый раз вечером, готовясь отойти ко сну, свихнувшийся Томас укладывался спать не в постель, а в гроб!!!
Такая подробность была бы более уместна в каком-нибудь романе-страшилке, где главной целью автора было бы побольше нагнать страха на читателя. Заставить его стучать от страха зубами, вбивать себе в голову жуткие видения, именуемые ужасами. И хотя наш роман вовсе не об этом, ваш покорный слуга, понимая, что он обязан рассказать обо всей этой истории абсолютно все, без утайки, не имеет права умолчать о истории с гробом. Тем более, что… Впрочем, не будем забегать наперед!
Когда Джон впервые увидел лежащего в гробу Томаса, ему стало не по себе. А когда еще тот начал подниматься навстречу гостью, юноша вообще оторопел от неожиданности. Однако Хогарт, с видом человека, твердо уверенного в том, что все должно быть именно так и никак иначе, стал успокаивать юношу:
- Увы, мой юный друг, но отныне только сие скорбное пристанище будет моим ложем для опочивания. Ибо только это обстоятельство, и ни что иное, гарантирует то, что меня после смерти не выбросят куда-то на помойку, как презренного пса, а предадут земле мое бренное тело должным образом. Надеюсь, что в землю опустят и этот гроб, и мое тело, и… Мальчик мой! Умоляю тебя! Если ты заметишь, что я долго не появляюсь на подворье, зайди в дом, посмотри: жив ли я. Ежели увидишь, что жизненные силы покинули меня, умоляю тебя: забей гроб крышкой, вот она, родимая, в уголке стоит, отвези на местный погост, да и схорони там. Очень тебя прошу! Господом заклинаю! Всеми святыми!
- Да будет…
- Не перебивай! Я знаю, о чем говорю. Я чувствую, что скоро наступит мой конец. Однако меня утешит мысль, что Грет, когда возвратится, сможет прийти ко мне на могилку, преклонить колено перед моим прахом… Ты укажешь ему место, где схоронил меня? Обещаешь мне это, Джон?!
Весь вид Томаса излучал такую боль и сострадание, что было просто кощунственно отказать страдальцу в такую минуту. Юноша пытался выразить свое сомнение по поводу того, что Грет уже никогда не вернется, но Томас и слушать об этом не хотел:
- Он вернется! Я знаю! Он непременно вернется! Он… Он, возможно, спросит тебя, не оставлял ли я перед смертью какие-то свои личные вещи. Может он захочет взять их и оставить себе, как память обо мне. Ты скажи ему… Только обязательно скажи! Слышишь?! Скажи, что никаких личных вещей у меня не осталось. А если и были еще при нем, то есть при мне, какие-то безделицы, какой-то носовой платок, или еще что-то, то оно все осталось при мне, в моих карманах и ни для кого никакого интереса не предоставляет. Ты скажешь ему это, ведь так, Джон?! Ты укажешь ему на мою могилку, да?!
Юноше, видя безумно горящие глаза своего собеседника, ничего не оставалось делать, как кивать в знак согласия да уверять бедолагу, что именно так он и поступит.
Вскоре наступила осень, а вместе с ней дожди, слякоть и прочий «набор» сопутствующих «прелестей». Такая погода не могла не сказаться на ослабшем здоровье Томаса. Когда он снова заболел, то со своего нового зловещего ложа уже не поднимался. Там его однажды и застал Джон, бездыханного и остывшего. Вернее, не Хогарта, а, как вы понимаете, его тело.
Уже издали, еще только подходя к гробу, юноша видел, что его сосед мертв, однако подходил ближе с опаской и легкой нерешительностью. Ему казалось, что сейчас, как когда-то, Томас поднимется из своего гроба, но не станет утешать Джона, а потянется своими старческими костлявыми пальцами к его горлу, начнет душить и приговаривать: «Пойдем со мной в царство мертвых, а то мне одному там так скучно». Но, как и следовало ожидать, тело Томаса оставалось неподвижным, никаких сверхъестественных чудес не происходило. Подойдя вплотную к гробу и, постояв какое-то время рядом, Джон почувствовал, как непреодолимая сила влечет его к трупу. Как им овладевает желание осмотреть его карманы. Картина, когда застигнутый врасплох Томас ложится всем телом на стол, отчаянно пытаясь укрыть от любопытных глаз нечто очень важное, стоит перед глазами. Что-то ведь прятал Хогарт! Что-то было тогда при нем такое, что… Следуя логике, это нечто никуда деться не могло, оно непременно должно было остаться при нем.
С замиранием в душе и с легким покалыванием в животе Джон запустил руку в первый подвернувшийся карман мертвеца. Казалось бы: дело нехитрое, но юноша почувствовал, как похолодели его пальцы. То ли от страха, то ли от волнения, то ли от какого-то иного, доселе неведомого ему чувства. Вспомнились слова Томаса относительно того, что если бы не тот злосчастный ураган, они с братом зажили бы на зависть остальным. Может, сейчас Джону откроется некая тайна, которая позволит и ему, младшему Крэсвеллу, зажить так, как о том мечтали Хогарты.
Увы, но к огромнейшему разочарованию юноши карман мертвеца оказался пустым. Легкое разочарование овладело Джоном, но не более того. Он нисколько не сомневался, что в других карманах непременно найдет то, что ищет. Какой же огромной была его досада, когда и осмотр остальных карманов не принес ему никаких результатов. Нельзя сказать о том, что там ничего не было. Какая-то мелочь, о которой когда-то упоминал предусмотрительный Томас, там имелась. Но это было явно не то, чего ожидал найти будущий, но, видимо, так и не состоявшийся, богач. Раздосадованный неудачник увлекся своими поисками настолько, что, даже слегка перекачивая труп то на одну, то на вторую сторону, посмотрел, нет ли чего под ним! Увы, но как ни тщательно осматривал юноша все внутри гроба, так ничего и не нашел.
Нашего героя здорово смущало то, чем он в данную минуту занимался, однако он понимал, что не использовать такую возможность просто глупо. Поэтому и переключился затем на осмотр комнаты. Томас хотя и намекал в свое время, что все вещи будут после смерти находится при нем, но не исключено, что он лукавил. А вдруг этими словами, понимая, что после его смерти у юного соседа может появиться соблазн проявить любопытство, он хотел направить поиски юноши по ложному следу? Пусть тот, дурень, памятуя наставления Хогарта, ищет в одном месте, а нечто важное будет спрятано в другом.
Увы, хотя Джон довольно долго искал нечто необычное в комнате усопшего, но так ничего и не нашел. В конце концов, со временем все это ему изрядно надоело. Решив, что все его предположения, о тайне братьев, ни что иное, как плод его, Джона, юношеского воображения, он махнул с досады на поиски рукой и отправился к родителям, чтобы сообщить о смерти соседа. Те и раньше совершенно не интересовались делами соседа-затворника, а сейчас, будучи заняты делом, и вовсе отмахнулись от сына. Мол, что хочешь, то и делай. Только лишь мать, услышав напоминание сына о том, что он в свое время обещал Томасу после его смерти предать тело земле, согласилась:
- Конечно, надо похоронить его по-людски. Тем более, если сейчас не схороним, вскоре с соседнего подворья такими ароматами потянет, что нам тут Божий свет не мил покажется. Бери лошадь, телегу, да и отвези его на погост. Кликни отца, пусть на минутку оторвется от дел да поможет тебе погрузить гроб на телегу. А там ты уж сам постарайся управиться. Нам никак нельзя бросить дело на полпути. Не дай Господь дождь пойдет – вся работа насмарку! А ведь, не ровен час, он таки действительно будет: вон смотри, небо на западе темнеет. Чует мое сердце, что это грозовая туча надвигается! Успеть бы до грозы с делом управиться!
Вскоре крышка гроба была крепко приколочена. Сам гроб с телом покойника при помощи отца был загружен на телегу. Туда же была положена лопата. И Томас Хогарт отправился в последний свой путь. Джон, видя, что неизбежный дождь – это уже не предположение, а неотвратимый факт, то и дело подстегивал лошаденку, стараясь поспеть до начала непогоды доехать до сельского погоста, который находился не так уж и близко. Дело в том, что располагался он в стороне от деревни, да к тому же и дорога туда была такой извилистой да неровной, что в непогоду телега вполне могла увязнуть в какой-нибудь луже.
Увы, но все именно так и случилось. Не успел Джон доехать до огромного ветвистого дуба, где зачастую останавливались путники, следуя мимо деревушки, в которой жили Крэсвеллы, как разразился такой неистовый ливень, что все дороги вмиг превратились в болота. В одной из колдобин лужа не высохла еще после предыдущего дождя, а тут и новый ливень превратил этот участок дороге вовсе в нечто ужасное. И нужно же было такому случиться, что юноша, наблюдая за небом, да вытирая чело от непрерывно заливающей глаза влаги, на минутку отвлекся, однако этого хватило, чтобы телега, угодив в глубокую колдобину, напрочь увязла в ней. Как ни подталкивал Джон это нехитрое изобретение человечества на четырех колесах, как ни стегал лошаденку, но та, бедолага, переживавшая далеко не первую молодость, ничего не могла сделать.
Раздосадованный юноша долго сидел под ветвистой кроной дуба, укрывался от дождя да отдыхал от трудов праведных, надеясь, что дождь вскоре пройдет. Увы, но чем больше проходило времени, тем сильнее грозовые тучи обволакивали небо. Стало совершенно понятно, что этот дождь пришел очень надолго. Такие дожди обычно называют затяжными. К тому же вечерело, надвигалась ночь и юноша, увидев, как стремительно сгущающиеся сумерки могут застать его здесь посреди открытых лугов, да еще наедине с покойником, понял, что нужно непременно что-то предпринимать. Непременно нужно что-то придумать, чтобы выкрутиться из этой непростой и крайне неприятной для него ситуации.
Джон отчаянно ругал себя за то, что затеял эти похороны именно сегодня. Ничего бы не помешало ему сделать это завтра или даже послезавтра. Когда, возможно, будет хорошая погода и сухая дорога. Ну зачем он поперся на это кладбище, корил себя парень, если видел, что надвигается гроза?! Но изменить что-либо было уже невозможно. Чем стремительней надвигались сумерки, тем отчетливей для себя Джон понимал, что выбраться из западни и добраться к погосту до наступления ночи он уже не успеет. Выход ему виделся в одном. Но до поры до времени юноша не решался воплотить задуманное в действие, так как ему казалось, что, поступив так, он как бы согрешит, совершит крамольный поступок. Однако, когда после очередной попытки вытащить телегу из лужи ему не удалось, а практически наступившая ночь начала порождать в душе непонятный до этого времени страх (раньше ведь мальцу не доводилось иметь дело с мертвецами), Джон решился. Он взял лопату, отыскал в близлежащем к дубу кустарнике природное углубление, буквально на одном дыхании вырыл там достаточно глубокую, по его пониманию, яму, оттащил волоком по траве туда гроб с покойником, опустил его на дно свежевырытой могилы и тщательно засыпал все это землей.
Завершив работу, осмотревшись (насклько позволяли сумерки) и решив, что все сработано неплохо, Джон вернулся к телеге. Хотя гроб с покойником нельзя назвать таким уж неподъемным грузом, но для старой клячи он таки действительно был таковым. Теперь же, когда пустая телега стала значительно легче, Джон выехал из колдобины, как ему показалось, очень легко. Без особого напряжения и с его стороны (он подталкивал телегу), и со стороны лошади. Радуясь, что все так хорошо закончилось, парнишка поцеловал свой талисман, словно это он помог ему выпутаться из передряги. Повеселевший юноша направил лошаденку к деревушке и вскоре уже был дома.
Джон был настолько уверен, что, похоронив усопшего не на отведенном Богом и людьми месте, (то есть на погосте), он совершил тяжкий грех, что решил не говорить об этом родителям. Не только им, вообще никому! Юноше казалось, что когда все узнают об этом, то будут его укорять, стыдить. Может, за это вообще положено какое-то страшное наказание – думалось павшему духом бедолаге, и в будущем он, поддавшись в свое время минутной слабости, будет потом жестоко расплачиваться за свой проступок.
К счастью для Джона,дома никто даже не спросил у него о том, как и где он похоронил бывшего соседа. Что касается жителей деревушки, то многие вообще даже не ведали о том, кто какой Томас Хогарт, который жил в заброшенном домике по соседству с Крэсвеллами. Потому-то никто ни разу даже и не вспомнил о нем.
Вскоре забыл о Хогарте и о его могиле и наш герой, полагая, что все случившееся было таким себе незначительным эпизодом в его жизни. Джону казалось, что память о Хогартах навсегда канула в Лету и уже никогда не напомнит о себе. Тогда он совершенно не подозревал о том, что все это было только началом. Что тайна мертвеца… Вернее, тайна братьев Хогартов окажется столь удивительной, загадочной и потрясающей, что она будет будоражить сердца и умы многих и многих людей. Что за этими событиями последует вереница столь невероятных, запутанных и интригующих событий, что…
Впрочем, не будем забегать наперед. Всему свое время. На то она и книга, чтобы читать ее не с конца, а по порядку, последовательно прослеживая всю хронологическую цепочку событий.

2.

Сказать, что это плавание было для Джимми Бэнкса особенным, значит, ничего не сказать. Он, родившийся и всю жизнь проживший в одной из колоний Нового Света, давно мечтал побывать в Лондоне, столице государства, которым он восхищался и гордился. Что за дивная такая страна Англия, которая своей территорией и населением ничем особым не выделялась среди прочих стран Европы, но сумела объединить под своим началом столько земель и народов по всему белу свету, что впору только диву даваться. Да и посетил только что Бэнкс Лондон не просто так, чтобы послоняться по улочкам столицы да поглазеть на местные достопримечательности. Нет! Побывал он в этом городе потому, что его удосужил своим приемом сам король Англии! Именно на него, Джимми Бэнкса, а не на кого-то другого, возложил губернатор Чарлстона почетную миссию отправиться к венценосцу со срочным и важным донесением. Попутный груз в трюме корабля – вещь тоже не пустяшная, но не о нем в первую очередь, как вы понимаете, думал во время этого плавания молодой капитан «Посланника».
Глядя со стороны на уверенно стоящего на капитанском мостике капитана красавца-фрегата, мы, отмечая решительность, героизм и даже величие во взгляде капитана, вряд ли так сразу, с первого раза, смогли бы догадаться, что этот крепкий высокий юноша, на первый взгляд почти зрелый мужчина, и есть тот забавный мальчуган Джимми, знакомый нам по книгам «Так начинают великие» и «Потомок Нострадамуса». Что и говорить: повзрослел вчерашний мальчишка, возмужал. Пророчество, высказанное когда-то губернатором Порта-Билстроя, сбылось. Может, великим капитаном Джимми пока что еще не стал, но достаточно того, что он в таком юном возрасте умудрился занять место на капитанском мостике. Нынешний визит к самому королю Джимми также расценивал как свое несомненное продвижение по служебной лестнице. Бэнксу было приятно, что король Карл встретил его приветливо, внимательно выслушал, поблагодарил за службу во имя величия Англии, пожелал всяческого благополучия, вручил пакет, который Джимми должен передать губернатору Чарлстона.
Однако, даже не визит в столицу и не аудиенция к королю стали главной причиной того, что Джимми был безумно рад возможности побывать возле берегов Англии. Все дело в том, что он давно планировал отправиться в те края, да все никак не получалось. То мешали неотложные дела, то еще какие-то иные причины. Однако южное побережье Англии Джимми все равно рано или поздно посетил бы. А как иначе? Нужно ведь исполнить христианский долг и сообщить родителям о смерти их сына.
Воспоминания о погибшем друге вновь потревожили душевные раны Бэнкса. Эх, Джон, Джон… Славный и добрый малый! И нужно же было такому случиться, что в числе погибших друзей Джимми оказался также прекрасный и милейший человек - Джон Крэсвелл!
Сколько передряг они вместе с Джоном пережили, столько лишений претерпели, сколько раз делились последней краюхой хлеба, сколько выручали друг друга из беды! Увы, но одна их схваток с пиратами стала роковой для Джона. То была жаркая схватка. То был тот редкий случай, когда спор с пиратами решался не посреди водных просторов, а на берегу. Силы соперника были очень серьезными, и тот факт, что Джон вместе со своими единомышленниками обратили неприятеля в бегство, значил многое. Нужно было, пользуясь случаем, догнать и окончательно добить остатки команды капитана Роллинга, пиратствующей шайки, которая терроризировала многих в водах Карибского бассейна. Группе отщепенцев, включая капитана, удалось сесть в лодки, добраться до своего судна, стоящего на рейде, и поднять паруса. Шквальный огонь вели и те, и другие. Ряды противоборствующих сторон редели с каждой минутой. Не было времени оглядываться назад и скорбеть о тех, для кого этот бой стал последним. Нужно было завершать начатое! Нужно было настичь и добить врага!
Погоня, увы, затянулась, да еще и вмешалась непогода. Однако дело было сделано: посудина пиратов, вместе с остатками грозной некогда команды, была послана Джимми и его друзьями ко дну. Когда все страсти улеглись, и можно было как-то перевести дух и осмотреться, Джимми обратил внимание на то, что рядом нет его лучшего друга. Дурное предчувствие больно ранило душу, однако была надежда на то, что тот вскоре отыщется на берегу среди тех, кто был ранен и не мог продолжить погоню.
Каким же огромным было разочарование Джимми, когда, вернувшись назад, он так и не отыскал своего товарища. Раненых было мало, а погибших сердобольные местные жители острова успели за это время (ведь прошел не один день, пока победители схватки вернулись назад) похоронить в одной большой общей «братской могиле». Как ни искал Джимми друга, как ни расспрашивал о нем жителей близлежащей деревни и в ее округах, так ничего прояснить и не мог. Вывод напрашивался сам собой: останки некогда веселого и неунывающего Джона находятся сейчас под свежевзрыхленным холмом, что образовался над тем местом, где местные жители похоронили всех погибших. Джимми мысленно был благодарен селянам, которые не поленились собрать с поля боя трупы погибших и похоронить их. Одно жаль: похоронены были все вместе, представители обоих противоборствующих сторон. Селяне просто собрали тела, оставшиеся лежать на земле по окончанию боя, да и схоронили всех в одной яме. Джимми считал, что это не правильно, но не стал разрывать могилу и тревожить усопших.
Именно в этот момент, стоя над могилой друга, Джимми дал себе слово, что посетит родителей Джона, сообщит им о судьбе их сына, утешит, поддержит их не только морально, но и материально: оставит им деньги, чтобы те не бедствовали.
И вот теперь, когда подвернулась возможность плавания к берегам Англии, Джимми фактически едва ли не сам напросился в этот вояж. Ему хотелось не столько встретиться с королем, сколько посетить деревушку, где жили старые Крэсвеллы. Не использовать такую возможность было глупо: деревушка-то находилась фактически по пути следования к Лондону и обратно.
Ступая на прибрежный песок, омываемый водами Ла-Манша, юноша со скорбью в душе представлял, какая тяжелая минута ему сейчас предстоит.
Благодаря расспросам жителей прибрежных деревушек, интуиции и сопоставлению фактов из былых рассказов Джона, где упоминались, пусть и косвенно, какие-то приметы местности, где прошло его детство, Джимми наконец-то нашел деревушку Крэсвеллов. Найти дом родителей Джона в самой деревушке – было занятием уже более простым, однако, чтобы не терять времени, Джимми все же спросил у человека, встретившегося с ним на берегу, о Крэсвеллах. Тот подозрительно взглянул на незнакомца:
- И вы туда же?
Ответ Джимми показался более, чем странным.
- Что вы имеете в виду?
Однако вместо того, чтобы объясниться, простолюдин быстро засобирался: было заметно, как все сильнее и сильнее дрожали его руки, поспешно сматывающие рыбацкие снасти. Не нужно было обладать особым даром предсказателя, чтобы понять: главное для этого простака в данную минуту было: убраться восвояси! И чем быстрей, тем лучше! Обескураженный гость, видя, что еще несколько секунд и ему представится сомнительное удовольствие любоваться удаляющейся спиной местного жителя, в последний момент схватил того за рукав:
- Погодите, любезный! Что вы шарахаетесь от меня, как черт от ладана?! Неужели я так страшен на вид?! Неужели это так затруднительно: подсказать, где живут ваши же односельчане?!
- Да-а-а... Один уже спрашивал, а теперь все в селении боятся ему на глаза показываться...
Бедолага сделал отчаянное движение всем телом вперед, вырвался из «плена» и пустился со всех ног наутек, неуклюже таща за собой свой нехитрый скарб. Со стороны это смотрелось забавно и даже смешно. Однако Джимми было не до смеха. Да и не хотел он забивать себе голову рассуждениями о странном поведении рыбака. Он понимал, что совсем скоро ему предстоит нелегкая миссия: сообщить родителям Джона о смерти сына, поэтому и был всецело поглощен размышлениями о том, как это сделать поделикатней, чтобы не ранить души стариков. Хотя, что значит «поделикатнее»?! Что значит «не ранить души»?! Это тот случай, когда как ни говори, как ни объясняй, а сказать главное все равно необходимо будет. И это главное уж что-что, а душу старикам непременно ранит – это однозначно!
Отыскать хижину Крэсвеллов, невзирая на отказ перепуганного сельчанина помочь ему, было для Джимми делом простым. По давним рассказам друга он помнил, что домишко его родителей стоял на самом краю селения, ближе к берегу, потому и сразу нашел его. Рядом по соседству стояла полуразвалившаяся заброшенная хижина. Джимми направился к дому родителей Джона, бросив беглый взгляд на соседнюю хижину, которую уместней было бы назвать не полуразвалюхой, а самой что ни на есть настоящей развалюхой. Без приставки «полу». Было понятно, что в этой груде обломков никто уже не живет, да и жить, по законам логики, не может! Но удивительно дело: Джимми никого не видел, но всем телом, всеми фибрами души, чувствовал на себе чей-то недобрый взгляд! Это было просто удивительно: юноша даже остановился и более пристально присмотрелся к руинам: там никого не было! Но он явственно чувствовал, что именно из-за этого нагромождения полуразрушенных нехитрых строительных конструкций, за ним украдкой следит чей-то пристальный взгляд!
В иной ситуации Джимми, может быть, позволил себе подольше поразмышлять над тем, что же кроется за этим странным ощущением слежки, но только не сейчас. Юноша прекрасно понимал, какую миссию ему сейчас предстоит исполнить, и что за этим всем последует. Сообщить родителям о смерти сына – это уже своего рода ноша, которая не каждому может оказаться под силу. Но не меньшей мукой является и созерцание реакции обезумевших от неутешного горя родителей. Одно дело, когда незнакомым людям сообщаешь о смерти незнакомого лично тебе человека. Но в данном случае речь идет о лучшем друге! Джимми понимал, что сейчас, услышав причитания стариков, увидев их слезы, он сам как бы заново переживет его смерть.
Постучав в дверь, подождав совсем немного, и не дождавшись, когда ему откроют, Джимми сам шагнул вглубь дома. Только сейчас он увидел спешащего ему навстречу мужчину, которого в относительном полумраке хижины поначалу не просто было рассмотреть.
- Джон! Сынок!
Джимми понял, что отец Джона, видя темный силуэт гостя в светлом проеме открытых дверей, принял его за сына. Чтобы не ранить еще больше сердце отца, которому после такого радостного возбуждения придется испытать глубочайшую горечь разочарования, Джимми сразу же подал голос:
- Нет-нет, мистер Крэсвелл! Я не Джон! Я его друг!
Эти слова несколько остановили порыв хозяина хижины, который поначалу буквально кинулся навстречу гостю. Однако, невзирая на вполне объяснимое разочарование, все же продолжал оставаться столь же возбужденным:
- Да?! А я думал... Жаль. Хотелось бы мне сейчас обнять сына, но я и тебе рад, юноша! Проходи! Проходи! Расскажи мне о сыне! Где он и как его здоровье – мы с матерью уж столько времени его не видывали! Садись! Садись, мил человек! Садись, гостьюшка наш дорогой! Ну, рассказывай, рассказывай о сыне! Сейчас мать придет – о радости-то будет!
Эти последние слова искренне добродушного и приветливого человека с еще большей ясностью дали понять Джимми, сколь нелегкую миссию взвалил он на свои плечи. После такой радости, после таких-то слов и эмоций – и вдруг сказать этому человеку о том, что его единственного сына больше нет в живых?! Нет!
- А где же жена ваша, мистер Крэсвелл? Где мать Джона?
Тот, видимо, уже всем своим сознанием настроившись на то, чтобы выслушать от гостя радостные вести о сыне, как-то даже поначалу и не сообразил, о чем идет речь. Это было заметно по его секундному замешательству.
- Что? А... Да она скоро уже должна быть. Дел-то невпроворот! Я вот тоже забежал на время домой, чтобы... Да говори же, говори, мил человек! Не томи!
И вдруг он поспешно вскочил с грубо струганного табурета, на котором сидел, достал стоящую на отдаленной полке миску, затем вторую, и принялся расставлять их перед гостем:
- Ты уж, поди, проголодался с дороги? Сейчас мать придет, она в этом деле мастерица! А я... Я что? С сетями в море выхожу, а она уж потом такое сейчас приготовит из улова, что и королю на стол подавать не стыдно! Готовить она мастерица! Так где же Джон?!
Видя такую непосредственность и страстно не желая разрушать, пусть не богатый материально, но явно величавый духовно, мирок этой семьи, Джон уже начал думать о том, чтобы не говорить отцу друга страшной правды. Но, с другой стороны, понимал он и то, что иной раз неведенье страшнее самой горькой правды, и лучше раз пережить потрясение, чем обрекать себя на долгие годы мучительных терзаний.
- Да что же ты все молчишь да молчишь, мил человек?!
Как ни крути, но нужно все-таки говорить о главном, - это Джимми понимал с каждой минутой. Нельзя же, в самом-то деле, до бесконечности оттягивать главную минуту, отводить в сторону взгляд, необъяснимо долго рассматривать сеть трещин на грубо струганном столе, не поднимая при этом глаз на того, кто буквально сверлит тебя тревожным взором. Взором, в котором тревога нарастала с катастрофической быстротой. Джимми заметил, как кисти рук Крэсвелла, лежащие на столе, начали нервно подрагивать. Он вдруг резко поднялся:
- С ним случилась беда?!
Джимми, по причине своего юного возраста, не был опытен в подобных делах, однако в данном случае он поступил не умышленно, скорее подсознательно, так, как повел бы себя искушенный в подобных делах интриган. Ведь можно и не произносить роковые и поэтому такие трудно произносимые слова. Можно повести себя так, что человек сам все поймет, сам скажет то, для произношения чего у тебя наливался свинцовой тяжестью и не поворачивался язык. Тебе останется лишь самый легкий (если это слово применимо в данном случае) удел: лишь кивнуть головой, подтверждая произнесенное не тобой. И то, чего ты так боялся и на что никак не решался, с этого мгновения являлось фактом уже исполненным, прожитым, оставшимся позади.
В нашем случае все так и произошло. Понимая, что с таким видом, как у Джимми, приносят вести отнюдь не о том, что кто-то где-то заболел насморком, отец, все же пытаясь поверить в практически нереальное, начал было: «Пусть с ним случилось всякое, лишь бы он был жив!» Но, увидев в ответ на эти слова еще ниже склонившуюся голову гостя, глубоко вздохнул. Но в этом вздохе было все. Крики и причитания сотен плачущих женщин над телами близких им людей, которые через мгновение навсегда будут погребены в земле. Стоны и завывания тысяч похоронных процессий, где каждый в этот миг был уверен: чем больше он даст волю своим эмоциям, тем сильнее, таким образом, выразит степень своего сожаления случившемуся.
Крэсвелл всего лишь сокрушенно вздохнул... Но каким он был, этот полувздох – полустон! В котором слышались всхлипы и дрожание каких-то непонятных звуков, доносившихся, казалось, изнутри, из самых глубин души! Словно у него в эту минуту в горле находились какие-то невидимые струны, которые задевались потоком воздуха, порожденным таким необычайно глубоким и горестным вздохом, издавали звуки, настолько ярко подчеркивающие драматизм момента, что такому невольному исполнению своеобразной похоронной мелодии могли бы позавидовать самые опытные музыканты, долгие годы отрабатывающие свой нелегкий хлеб, играя во время похоронных процессий.
Ничего не говоря, Крэсвелл медленно, на ватных ногах, слегка покачиваясь, вышел из комнаты. Вскоре Джимми увидел его в окне, бредущего в сторону моря. В первые мгновения встречи он показался Джимми довольно-таки моложавым и крепким человеком. А сейчас, глядя на его опущенную голову и осунувшиеся плечи, создавалось впечатление, что он моментально постарел. Глядя ему вслед, Джимми тяжело было поверить, что еще несколько минут назад этот человек являл собой сгусток энергии и эмоций.
Шорох за спиной заставил Джимми оглянутся. Он практически не сомневался, что увидит перед собой вернувшуюся жену Крэсвелла и уже мысленно начал приготавливаться к повторной неприятной процедуре. Но каким же огромным было его удивление, когда он увидел перед собой хоть и довольно таки преклонных лет человека, но весьма рослого и плечистого, который держал на взводе два пистолета, направленных прямо на Джимми!
Все это было настолько неожиданно, что Бэнкс на минуту застыл в нерешительности. Незнакомец, глаза которого в это время просто-таки извергали гнев и негодование, злобно прошипел:
- Я все слышал! Я не хочу верить, что этого щенка Джона нет в живых! Скажи, что ты лжешь?!
С этой минуты какой-то невидимый механизм внутри Джимми был запущен - и теперь он превратился из жертвы в хищника. Теперь он не думал о том, как избежать пули и спасти себя. Теперь все мысли его и помыслы были направлены в одно русло: как проучить этого грязного и заросшего, давно не следившего за своей внешностью, мерзавца, который посмел его лучшего друга Джона назвать щенком! Да еще в такую трагическую минуту!
- Он один знал место, где погребено тело моего брата Томаса! – Не унимался незнакомец, и все ближе подходил к Джимми. – Я не хочу верить в то, что единственного свидетеля больше нет в живых! Нет! Я не переживу этого! Где это место?! Где?! Он говорил тебе о нем?!
В это время незнакомец перехватил взгляд Джимми, который покосился на находящийся за его поясом пистолет.
- И не подумай! – грозно прошипел нападавший, разгадав намерения Джимми. – Если ты мне сейчас же не скажешь все, что этот щенок Джон поведал о моем брате, я выпущу тебе пулю в лоб!
С этими словами он вытянул руки на уровне своего лица и направил дуло пистолета прямо Джимми в лоб:
- Считаю до трех! Раз!
В эту минуту скрипнула дверь. Нападавший инстинктивно оглянулся, но этого мгновения вполне хватило для Джимми, чтобы молниеносно выхватить из-за пояса пистолет и столь же молниеносно и мощно обрушить его рукоятку на голову незадачливого шантажиста. Раздался глухой удар, и вмиг обмякшее тело здоровяка с грохотом рухнуло на пол. Пистолет нападавшего, мгновение назад являвший для Джимми смертельную опасность, вывалился из безвольной руки и упал прямо к ногам юноши. Джимми преспокойно поднял оружие с пола и со спокойным видом засунул его себе за пояс. Туда же через мгновение он отправил и свой личный пистолет.
А вот у кого был крайне беспокойный вид, так это у женщины, которая, застыв от неожиданности, остановилась в проеме дверей, созерцая все происходящее широко открытыми от потрясения глазами. Джимми понял, что это вернулась мать Джона, и решил успокоить ее:
- Этот человек уже не причинит никому ничего плохого! Не бойтесь! У вас есть веревка?
Видя, что та почти никак не отреагировала на его слова, видимо, еще не оправившись от пережитого, Джимми сам нашел в комнате веревку, заложил руки бесчувственного Грета (а в том, что это был именно он, читатели, думаю, догадались) за спину и принялся крепко связывать их.
- Что здесь произошло? – Хозяйка дома наконец-то начала приходить в себя. – Он упоминал имя моего сына… И что Джон должен был рассказать вам, юноша, о брате этого проходимца? Вы что, знакомы с моим сыном?
Желая хоть как-то оттянуть неприятную минуту объяснения с женщиной, Джимми, продолжая возится с веревкой, прокряхтел:
- Я вам все расскажу миссис, только и вы мне скажите все, что знаете об этом человеке. Что это за темная личность?
Та, скрывая явные признаки нетерпения, только развела руками:
- Да они когда-то жили по соседству с нами. Потом Грет… Этот, - хозяйка кивнула на лежащего на полу, - уехал куда-то да и пропал на несколько лет. А Томас, брат его, за это время взял да помер. Хоронить его было некому. Джон, мой сын, его на погост-то и свозил. А спустя годы объявился этот… - Тяжелый вздох свидетельствовал о том, что разговор ей не очень-то приятен. – Как узнал, что брата нет в живых, так просто взбесился! Перерыл все могилы на погосте, хочет откопать останки брата! Он тут всех уже запугал, житья от него нет! А когда узнал, что хоронил его Джон, так нам вообще проходу нет: все допрашивает за сына, да видит, что мы и сами не знаем, где он сейчас и что с ним. Потому и перестал донимать. Но от нас ни на шаг: понимает, что рано или поздно сын вернется, и хочет расспросить его, где же тот все-таки похоронил беднягу Томаса. Так вы знаете, где мой сын, раз Грет у вас об этом спрашивал?
Джимми в это время справился с веревками, поднялся с колен и еще раз взглянул на лежащее бесчувственное тело поверженного противника:
- Так что ж он к брату вовремя не вернулся, коль так убивается за ним? Что ж он так долго слонялся где-то, что брат за это время успел преставиться перед Создателем?
Женщина тяжело вздохнула:
- Он и раньше, кроме как с моим сыном, ни с кем в деревушке не общался, а по возвращению вообще угрюмым и злым стал. Как-то раз, когда он особенно донял меня расспросами, я сама задала ему вопрос. Мол, а где же ты сам шлялся, столько лет? Коль ты так волнуешься за брата, что же ты бросил его? А он тут без тебя вообще зачах. Он что-то ворчал. Ничего вразумительного не сказал. Но по обрывкам фраз было понятно, что он то ли в тюрьму попал, то ли еще куда-то, откуда все эти годы не мог вырваться. Да будет о нем! Вы о моем сыне расскажите! Вы знаете его или что-нибудь о нем?
Джимми не знал, что ответить. Ему перехотелось исполнять миссию, с которой он, собственно, сюда и прибыл. Ему до боли не хотелось сообщать этой женщин о смерти ее сына. Если муж сам поведает ей эту ужасную весть, то так тому и быть. Но не исключено, что он пожалеет ее сердце и не сообщит ничего. Это уже не ему, Джимми, решать. Он исполнил свой долг, принес в их дом грустную весть. Пусть уж сам отец Джона теперь распорядится, как быть.
Придя к такому решению, Джимми словно сбросил тяжелый груз со своих плеч. На душе стало легче от того, что сейчас ему не придется видеть страдания этой женщины. Но, в любом случае, нужно было как-то увернуться от ее расспросов. А в том, что они будут, Джимми не сомневался. Поэтому и решил, что называется, «заговорить ей зубы». Нужно было непрерывным потоком слов сбить женщину с толку, что он и сделал.
- Если он и раньше вам не давал жизни в этой деревушке, то, боюсь, что с этой поры он вообще озвереет, – начал осуществлять Джимми свой план. – Поэтому я сделаю неплохую услугу и вам с мужем, и всем местным жителям, если уберу его из этой деревушки. Я забираю его с собой!
С этими словами Джимми, не долго думая, взвалил поверженного соперника на плечи и поволок прочь из дома. Он понимал, что ноша для него будет довольно тяжелой. Он нисколько не сомневался, что совсем скоро ему потребуется отдых. Но он отдавал себе отчет и в том, что для него сейчас главное покинуть этот дом, избавиться от вопросов его хозяйки. А там уже все будет проще. Он привяжет связанного пленника к чему-нибудь неподвижному, чтобы тот, придя в чувство, не мог убежать. Потом останется преодолеть не такое уж большое расстоянии до берега, где его ожидала лодка, позвать гребцов, чтобы те помогли ему перетащить пленника сначала в лодку, а затем и на судно. Что с успехом и было сделано. Когда берег скрылся вдали, капитан приказал развязать пленника, но присматривать за ним. Ведь от того, с его-то буйным нравом, когда он придет в чувство, всего можно было ожидать. Спустя некоторое время в каюту капитана зашел один из его помощников. Было видно, что он возбужден.
- Капитан! Доставленный вами на судно новичок буйствует, требует объяснений.
- Его требования вполне логичны, так что не будем этому удивляться. Пойдемте к нему. – И, Джимми поднимаясь, добавил: – Вижу, вел себя он эмоционально, коль все это передалось и вам.
- Да, господин капитан. Было на что смотреть, и особенно было что послушать.
- В этом я не сомневаюсь.
Хотя Грет, казалось бы, и сидел спокойно, но желваки все еще играли на его скулах. Два матроса, стоявшие неподалеку, были напряжены. Понятно, что именно они исполнили роль некого «громоотвода», принявшего на себя первый гнев Грета. И теперь, понимая, что от него всего можно ожидать, были готовы ко всему.
По поведению Грета было очевидно, что тот, еще издали увидев помощника капитана в сопровождении своего шефа, был готов тут же наброситься с вопросами на того, кто мог бы дать вразумительные ответы на его расспросы. Но когда Джимми подошел ближе, и Грет увидел, что это именно тот человек, который в доме Крэсвеллов отправил его в нокаут, он застыл в нерешительности, не зная, как ему поступить. Упреждая его вопросы, Джимми присел рядом и начал:
- Понимаю, что вы переполнены возмущением, поскольку вас, не спросив вашего желания, посадили на это судно и везут в неведомом направлении. Если это возможно, то прошу принять от меня мои самые искренние извинения. Но я не мог поступить иначе. Если бы вы видели, как шарахались от меня, словно черт от ладана, жители деревушки, которых вы довели до исступления. Не говоря уж за родителей Джона, жизнь которых, настолько я понял, вы превратили в ад. Я понимаю, что вы искренне любите своего брата, поэтому и хотите отыскать его могилу. Склонить голову над прахом близкого человека – это святое дело! Это не осуждается, а, наоборот, вызывает уважение. Значит, вы не черствая душа, значит, вы трепетно относитесь к памяти усопших.
- К черту память! К черту прах! Мне нужно…
Этот всплеск эмоций, а, главное, разительное отличие в его поведении, и молниеносный переход из одного состояния в другое, были просто поразительны. Этот едва ли не истерический выкрик и не менее сумасшедшее выражение лица и глаз молниеносно сменила умиротворенная гримаса спокойствия и блаженства
- Прошу прощения, капитан. То была минутная слабость. Я слушаю дальше.
Даже Джимми, привыкший ко всему и искушенный во всяких переделках и передрягах, и тот был настолько удивлен, этим «лирическим отступлением» своего собеседника, что ему потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя и продолжить.
- Так вот я и говорю… О чем я говорил? Ах, да, о вашем усопшем брате, Грет. Повторяю. Я сочувствую вам, но, как вы понимаете, ничем в этом деле помочь не могу. Понимаю, что помочь мог бы вам Джон Крэсвелл или лично я, если бы подсказал, где можно найти Джона. Но… Еще в доме родителей Джона я говорил вам, что он погиб. Поэтому, как это не прискорбно, он уже не сможет дать вам, Грет, никаких объяснений. Поэтому, чтобы вы не терроризировали, как я уже говорил жителей деревушки, я и взял вас с собой в это плавание.
По сосредоточенному лицу Грета было видно, что он усиленно «переваривает» полученную информацию. Через какое-то время выдавил из себя:
- И куда мы плывем?
- К берегам Нового Света. Если более точно, то к Карибским островам.
По смешанной гамме чувств на лице Грета было видно, что им сейчас владеет только одно желание: дайте мне топор, и я буду всех рубить вокруг налево и направо! Причем, буду делать это с удовольствием и без устали. До тех пор, пока не «покошу» все вокруг, до единого человека. Но, надо отдать ему должное: он сдерживал себя. Поэтому молвил, хотя и с еле скрываемой злостью, но относительно спокойно:
- Далеко ли мы отплыли от берегов Англии?
- Понимаю, что вы хотите сказать, но вы довольно долго находились в беспамятном состоянии. За это время мы успели преодолеть столь значительное расстояние к берегам Нового Света, что о возвращении не может быть и речи. Тем более, что я умышленно увожу вас подальше от деревушки Крэсвеллов. Понимаю, что я, с точки зрения закона и морали, виноват перед вами за это самоуправство. Поэтому по прибытию на место я обязательно ссужу вас немалой сумой, достаточной для того, чтобы прожить на новом месте до тех пор, пока не найдете себе занятие. Мало того: я готов помочь вам найти работу. Это уже не мало. Так что сильно гневиться на меня по поводу моего поступка очень даже не советую. Ведь я не «зашанхаил» какого-то безвинного человека. Только за то, что вы, Грет, имели наглость назвать моего лучшего друга Джона Крэсвелла щенком, я имел полное морально право пустить вам пулю в лоб! И поверьте, не испытывал бы от того, что взял грех на душу и убил человека, ни малейшего угрызения совести. Так что давайте поставим на этом точку и не будем больше выяснять отношения. До тех пор, пока мы будем следовать в Чарлстон, вам будет обеспечено место в кубрике и питание. Так же, как и всем матросам. Но, при малейшем проявлении агрессии, вы будете отправлены в трюм. Мы все решили?
- Нет, не все! Я хочу услышать, где и как погиб Джон.
- Это случилось близ одного из островов Антильской гряды. Там настолько живописная природа, что между собой мы называли его Райским островом. Однажды в поле нашего зрения попал корабль одного из самых отъявленных пиратов Кариб, за которым мы уже давно гонялись. Мы, конечно же, не могли упустить, такой шанс. Основное сражение разыгралось на берегу Райского острова, где мы их и застали. На берегу завязался ожесточенный бой между двумя противоборствующими сторонами, как вдруг капитан пиратов сделал неожиданный ход: немалая группа головорезов села в лодки, поспешила на свой корабль, и они, поспешно подняв якорь, устремившись на своем судне прочь от берега. Я сразу же дал приказ преследовать его. Получилось так, что одна группа наших товарищей, среди которых был и Джон, осталась сражаться с оставшимися на острове пиратами, а мы оправились в погоню. Нам не хотелось терять свой шанс. За этим пиратом так долго и безуспешно гонялись не только мы. Он был неуловимым и безнаказанным. Терять такой шанс было просто преступлением. После долгой погони мы таки настигли его. Завязался долгий и ожесточенный бой. И мы таки отправили ко дну и судно пиратов, и их самих! Понимая, что на острове оставались наши друзья, которые во время начала нашей погони, все еще участвовали в сухопутном бое на острове, мы сразу же поспешили назад. Но, как назло, разыгралась жесточайшая буря, которой, казалось, не будет ни конца, ни края. Наконец-то наступил момент, когда мы прибыли на остров. Все это время у меня не выходил из головы Джон, который также был среди тех, кто остался на острове. Я даже не допускал мысли о том, что с ним может что-то случиться. Увы, по прибытию нас ждало страшное потрясение. Местные жители рассказали нам, что бой между противоборствующими сторонами был настолько ожесточенным, что они почти полностью истребили одни других. Островитяне не придумали ничего лучшего, как вырыли большую, общую для всех, могилу, и похоронили там убитых. Всех! Понятно, что они не знали, кто конкретно там похоронен. Я все еще надеялся, что Джон жив, и приказал осмотреть все вокруг досконально. Но Джон таки не был найден. Ни живым, ни мертвым.
Джимми тяжело вздохнул.
- У нас была мысль разрыть могилу и перезахоронить всех отдельно. Пиратов в одной могиле, наших - во второй. Но все решили, что не стоит тревожить прах усопших. Коль так было угодно Господу, то пусть все так и остается. Так решили ребята, и я согласился с ними. Мы долго стояли над могилой наших погибших друзей, скорбили, многие плакали. Увы, но ничего изменить уже нельзя было.
Бэнкс умолк. Молчал и Грет.
- А среди тех, кто выжил на острове, были ваши люди? – наконец-то молвил Грет, думая о чем-то своем.
- Да, некоторые уцелели.
- Хорошо, - продолжал Грет. - Был ли среди них хоть один, который сказал бы, мол, я видел Джона мертвым.
Зависшая в воздухе пуза была долгой и томительной.
- Наконец-то вижу, Грет, что мы с вами говорим нормальным языком. Без оголтелой злобы, а с чувством того, что нас объединяет одно, общее дело. Да, вы правы. Этот вопрос не мог задать себе и я. Этот вопрос до сих пор не дает мне покоя. Никто из наших, кто уцелел, действительно не видел его мертвым. Но они, по большому счету, и не могли видеть. Ведь в живых их осталось всего трое. Притом, ранения их были настолько серьезными, что они были буквально при смерти. Они не видели ни окончания боя, ни того, как островитяне хоронили убитых. – И, чуть помолчав, Джимми добавил. – Хотя, тот факт, что ни я, ни кто-либо иной из моих друзей не видел мертвого Джона, дает какую-то призрачную надежду, что он, возможно, и жив. Понимаю, что это практически нереально. Я ведь помню, как мы буквально вверх дном перевернули весь остров, разыскивая его. Но не нашли! И уплыть с острова он не мог, поскольку, по словам жителей, после того, как мы покинули остров, а потом на него вернулись, более никакое судно к их островку не приближалось. Так что… Я бы рад поверить в чудо, но…
По выражению лица Грета было видно, что сейчас он уже не является тем оголтелым задирой, который хотел решить вопрос не рассуждениями, а нахрапом. Сейчас он был очень сосредоточен. Глядя на него, было совершенно понятно, что человек в это время, что называется, «включил мозговую атаку».
- Да, видимо, не уберег его амулет, который он считал своим оберегом. Он никогда не снимал его, говоря, что тот отводит его от разных бед. Но это было в деревушке. А, когда он был среди вас, он носил этот амулет?
- Да, - кивнул головой Джимми в знак согласия. – Он постоянно его носил. Нам он тоже говорил, что тот отводил беды и бывшего владельца, который подарил его Джону, и самого Джона. Увы, оказалось, что магия амулета не всесильна…
Грет склонил голову. Все расценили это как некую грусть по поводу смерти Крэсвелла. На самом же деле пленник корабля сделал это для того, чтобы присутствующие вокруг не заметили в его глазах блеснувший огонек. О, в этом огоньке было многое! Его действительно стоило скрывать от Джимми.
- Хорошо, - тихо молвил Грет, не поднимая головы. – У меня нет иного выхода, как смириться с обстоятельствами. Я покорно последую с вами туда, куда вы направляетесь. Даже могу, чтобы отработать свой кусок хлеба, исполнять на корабле нужную вам работу. Я ведь старый моряк и знаю, что к чему.
Джимми радостно оживился:
- Вот и хорошо, что мы по-людски решили этот вопрос. По поводу того, чем вам заняться на корабле, решите с помощником капитана.
Капитан удалился. «Посланник», подгоняемый свежим бризом, стремительно мчался к берегам Нового Света.

3.

Ньютона осенило тогда, когда ему на голову упало яблоко. С Гретом это случилось, как могли понять самые наблюдательные и рассудительные читатели, во время разговора с Джимми, когда «Посланник» мчался к берегам Нового Света. До самого Джимми очередь дошла намного позже. Когда с момента его возвращения из Англии в Чарлстон прошло немало времени. Хотя Бэнкс и предлагал Грету остаться на судне или в поисках другой работы, тот вежливо отказался. Чего нельзя сказать об обещанных Джимми «подъемных». Хогарт не менее вежливо напомнил капитану, что тот обещал ему по прибытию на место выложить какую-то сумму для «поддержки штанов». Джимми без промедления сделал это. С той поры он не видел Грета и ничего о нем не слышал. До того момента, пока не стал невольным свидетелем разговора двух матросов своего судна. Среди иной говорильни в сознание Джимми запал фрагмент их разговора, когда один из матросов упомянул Грета. Джимми, понимая, что матросы, которые сидели к нему спиной, не видят его, приостановился, чтобы подслушать разговор.
- Этот Грет, - продолжал рассказчик, - видимо, хитрый малый. Еще во время нашего возвращения из Англии он, как бы между делом, спросил у меня, мол, где находится Райский остров, как до него добраться и часто ли ходят туда с Чарлстона корабли. Он понимал, что Райским мы его называем между собой, поэтому и поинтересовался, как он обозначен на карте. Я сказал ему, что речь идет о Подветренных островах, о крошечном островке близ острова Бонайро. Повторяю, он корчил из себя эдакого душку, как будто спрашивал просто так, между прочим, но, чует мое сердце, он что-то надумал. Темнит он что-то. А ты, говоришь, что он лихой малый. То, что он пару раз помог тебе в твоей работе на корабле, еще ни о чем не говорит.
Обрывок этого подслушанного разговора стал для Джимми своеобразным «ньютоновским яблоком», после которого ему вмиг все стало понятно. Капитан вспомнил тогдашний разговор с Гретом и удивился, как ему, капитану, лучшему другу Джона Крэсвелла, за все это немалое время, прошедшее после той памятной схватки у Райского острова, не пришло в голову то, что, вне всякого сомнения, пришло на ум Грету, причем, сразу же, как только он услышал рассказ об истории гибели Джона. Это открытие настолько потрясло Джимми, что он сделал все возможное и невозможное, чтобы уже утром следующего дня «Посланник» поднял якорь и на всех парусах устремился к Райскому острову. Противоречивые чувства овладевали капитаном. Но в одном он не сомневался. Он был уверен, ему не придется заниматься тем, что ему в данный момент очень хотелось сделать. Он был уверен, что Хогарт опередил его. Так оно в конечном итоге и вышло. Когда прибыли на остров, Джимми со своей командой сразу же поспешили к «братской могиле», где были похоронены жертвы того памятного сражения. Как и ожидал Джимми, он увидел перед собой свеженасыпанный холм. Было совершенно очевидно, что совсем недавно кто-то разрывал эту могилу. Причем, земляные работы вел основательно. Вокруг было не мало разбросано свежей земли. Понятно, что прибывшим хотелось выслушать объяснения, которые им тут же дал местный житель, исполнявший некую роль старшего на острове. Старик, которого местные жители избрали кем-то, вроде губернатора, сбивчиво рассказывал гостям о происшедшем. По нему было заметно, что он и сам смущен происшедшим.
- Этот человек, господин капитан, - начал старик, - представился вашим матросом. Ну… Матросом из «Посланника». Говорил, что действует по вашему приказу. Мол, нужно перезахоронить павших согласно… Какому-то статусу. Или этикету. Или уж и не помню, как он это называл. Какому, я и сам не понял. Копал он долго. Да… Внимательно осматривал каждую косточку, каждую пуговицу, найденною в могиле. Все аккуратно раскладывал вокруг на земле. Чтобы ничего не затерялось. Долго он рыл. Все проверял и перепроверял несколько раз. Но в конце взбесился. Оказывается, он искал какой-то медальон, который непременно должен быть на шее у одного из погибших. Но медальона в могиле так и не оказалось.
Джимми с друзьями многозначительно переглянулись.
- Ну, а дальше… - продолжал старик, - дальше он совсем умом тронулся. Грозился, что всех перебьет на острове, если ему не признаются, кто снял с тела убитого медальон. Он хотел видеть медальон! Ну… Я так понял, не медальон хотел он видеть, а того человека, что его носил. Он орал: признайтесь, что вы знаете о владельце медальона?! Где вы прячете этого человека?! Мы думали, что он совсем глуп, а он все-таки добился своего.
Джимми еще не знал, что скажет дальше старик, но уже сейчас почувствовал, как сердце его учащенно забилось.
- Говорите, говорите дальше, - только и сумел он произнести, чувствуя, что голос его может сорваться от волнения.
- Ну… Дальше было то, чего никто не ожидал. Не только этот незнакомец, но и мы, жители острова. Тогда, после боя, одного раненого тихонько, незаметно для остальных, подобрала местная вдова. После смерти мужа жила она одиноко и уединенно. Вот и надумала, плутовка, вылечить раненого, поставить его на ноги да и оставить возле себя, как мужа. Мы даже и не догадывались о том, что она прячет у себя человека. А этот незнакомец разыскал ее, припугнул, она все и рассказала.
- Так тот раненый, уцелевший после боя, жив?! – сдерживая себя, чтобы не закричать от радости, спросил Джимми.
- Да жить-то он жив, - почесав затылок ответил старик, - но…
- Что «но»?! – В голосе Джимми зародилось волнение.
- Вдова призналась, что она… Она, бесовая баба, держала его взаперти. Думала, он смирится, привыкнет и останется жить с ней. Но он прорыл из своего заточения какой-то лаз и убёг. Нету его! Никто не знает, где он делся. Этот, что могилу раскопал, пенился, хотел узнать - где. Думал, от него скрывают. Но беглец, чтобы унести ноги подальше с этого несчастливого для него острова, наверное, сел тайком на один из кораблей, что прибывали к нам, да и уплыл себе…
- Вы можете сказать нам, какие корабли посещали остров после того, как мы последний раз были здесь?
- Я знал, что вы, господин капитан, это спросите. Ведь и тот незнакомец тоже под страхом смерти доведывался у меня об этом. Потому я и помню ответ наизусть. Я ему сказал, что всего лишь два корабля было. Догадываюсь, что вы спросите, куда они отправились. Отвечаю. Оба после нас поплыли в Англию. Я это точно знаю. Ведь всегда встречаю и провожаю на берегу прибывшие к нам корабли. Говорю с капитанами.
Одна только весть о том, кто Джон жив, была настолько значима для Джимми, что все остальное сейчас могло отойти на второй план. Могло, но не отходило. Так как он понимал, что любая информация, даже самая, казалось бы, малая и незначимая деталь может помочь в поисках друга. Поэтому и хотелось все проверить и перепроверить. Джимми и попросил старика провести его к упомянутой выше вдове.
Та, при виде гостей, испугалась, словно увидела перед собой палача с топором в руке, который пришел наказать ее за былое прегрешение. Все попытки Джимми выудить у нее хоть что-то, наталкивались на своеобразный «защитный редут»:
- Ничего не знаю! Ничего не знаю! - Без устали испуганно повторяла она. – Каюсь за свой грех, каюсь! Я без злого умыслу… Думала, причарую его, возле себя оставлю. Истосковалась я за последние годы по мужской ласке… А он сбежал. Не знаю я, куда он сбежал. Ничего он мне не говорил! Я к нему ласково, а он… Я ведь ему жизнь спасла. Выходила его. Неблагодарный!
- На его шее был медальон? – вдруг резко спросил Джимми.
- На чьей? А, этого неблагодарного, которого я спасла? Да, был. Он целовал его, благодарил, что тот его от смерти спас. Не амулет его спас, а я! Я ночами над ним не спала, все выхаживала травами да мазями. А он… Этот, который разыскал меня, напугал так, что я во всем призналась, убить меня хотел… Он тоже за амулет спрашивал…
Джимми попросил хозяйку показать место, где она держала взаперти своего пленника. Увиденное повергло капитана в ужас. Видя гримасу возмущения на лице капитана, тщательно осматривавшего эту «тюрьму на дому», и боясь его гнева, хозяйка попыталась оправдаться.
- Я поначалу была с ним ласкова… Думала, что он останется… Но, когда увидела, что он не отвечает на мою любовь… Да еще и засобирался домой, когда начал поправляться… Вот тогда я и…
- Все! Больше оставаться здесь я не могу! – зло процедил Джимми. – Бедный Джон… Каково ему было здесь… Но, главное, что он жив! Возвращаемся, друзья, на корабль. Там наметим план дальнейших событий. – И, поворачиваясь к старику, спросил. – А где же Хогарт? Ну, тот, что разрыл могилы.
- Несколько дней назад к нашему острову подходило торговое судно, следовавшее из Франции. Буря изрядно потрепала судно, морская вода испортила запасы пресной воды. Вот они и заходили к нам, чтобы пополнить эти запасы. Сам видел, как к ним на корабль попросился тот, что могилы разрывал да нам всем тут угрожал. Все мы с облегчением вздохнули, когда это судно скрылось за горизонтом. Если вы спросите, куда они последовали, то я интересовался, и капитан говорил, что оконечная их цель – Мартиника. Но, как я понял, они по пути туда хотят еще куда-то зайти. Вот и все, что я знаю.
- Спасибо вам! Вот, держите. Это в благодарность за вашу информацию. На корабль, друзья!
- Да храни вас, господь! – послышалось вслед.

4.

«Самая лучшая дорога – дорога домой». Не знаю, кто и когда впервые промолвил такую фразу, но по своей гениальности она может претендовать на первые места в ряду иных афоризмов. Действительно, как бы ни было хорошо где-то там, вдали, но здесь, в отчем доме, человеку всегда тепло и уютно. Ибо здесь человек проводит лучшие годы своей жизни. Потом, возможно, будут шикарные мягкие кресла, в не менее шикарных кабинетах. Но они не заменят и маленькой толики того уюта и тепла, которые дарили нам подстилки из соломы и ненужного тряпья, которыми мы вымащивали пол в детских «халабудах», смастеренных нами вместе с ровесниками собственноручно, где-то на заднем дворе или в саду. Здесь каждое деревце, каждый колышек, каждая щепка – это воспоминание о лучших днях жизни. И о тех людях, которые тогда тебя окружали. Особенно, если ты приезжаешь на «пепелище», на то, чего уже практически нет. Это щемящее чувство в груди, и момент, когда ступаешь, на подворье бывшего родительского дома, ни с чем не сравнимо. Это невозможно передать словами. Куда не взгляни – все напоминает о былом, все оживает в твоем воображении. Вот под тем деревом, которое за это время настолько состарилось, что на нем больше сухих веток, чем живых, мать любила ставить табурет и качать тебя, маленького. Материнские нежные песни, их чарующие, умиляющие и успокаивающие мелодии ты потом будешь помнить всю свою жизнь. Вот там, в уголку заднего двора, ныне буйно поросшего дикорастущей травой, когда-то постоянно находилась прикрытая от дождя гора свежеенарубленных поленьев, служащих для растопки печи. Ты вспомнишь, как отец впервые дал тебе в руки второй конец двуручной пилы, впервые привлек тебя к распиловке дров. Фактически всю работу он делал сам, ты лишь неуклюже держался за вторую ручку пилы, «телепаясь» вслед за ней туда-сюда. Но отец при этом ласково приговаривал: «Ох, и молодец же ты, сынка! Какой ты сильный! Вот спасибо, что помог мне. Сам бы я ни за что не управился с этим поленом!» У тебя комок подкатится к горлу, тебе до боли захочется вновь прижаться к отцу, чтобы он погладил тебя своей огромной ладонью по твоей маленькой головке, и тебе, как в детстве, будет казаться, что эта нежная отцова ладонь, словно щит заслонит тебя от всех невзгод, что существуют в этом мире. Тебе до боли в душе захочется сказать ему самые добрые, самые теплые слова благодарности за то, что он вырастил и воспитал тебя. Но… Но сделать это будет уже невозможно. Он их уже не услышит. Эти слова может услышать только холмик земли с крестом на находящемся на окраине деревушки погосте. Стоя там, склонив голову над этой, дорогой тебе могилой, тебе станет неимоверно жаль, что бесценное время безвозвратно упущено. Что теперь уже поздно и бессмысленно говорить эти слова. Ты вдруг поймешь, что нужно было сказать их раньше, когда он еще был жив. Чтобы эти слова согрели ему душу, скрасили его старческие годы. Увы, иногда эта очевидная, понятная для всех истина, приходит к нам слишком поздно. А бывает, и вообще не приходит. Бывает, повзрослевший сынуля как был отморозком по отношению к родителям, так им и остался. Невзирая на солидный возраст, не менее солидные должности и кабинеты. Перед этим чинушей подчиненные будут услужливо прогибать спинку, величать его по имени и отчеству, на открытке писать слово «Уважаемый». А у этого «уважаемого» могилы отца и метрии давно поросли дикорастущей травой, а сам он уже много лет «и нос не кажет» на месте погребения, чтобы помянуть усопших родителей.
Но все это, скажем так, «лирическое отступление» автора. Это просто «порыв души», рассуждение на тему «отчего дома» и не более того. К нашему герою это пока не имеет никакого отношения. Надеемся, и не будет иметь и в дальнейшем.
Итак, после долгой разлуки Джон Крэсвелл вновь ступил на берег родной деревушки. Если бы даже у него все удачно складывалось там, у берегов Нового Света, он, вне всякого сомнения, все равно рано или поздно посетил бы и отчий дом, и заскучавших по нему родителей. Но тут еще и подвернулся такой случай, который грех было не использовать. Чтобы убежать с Райского острова, Джон был готов сесть даже на судно, которое отправляется «черту на кулички» или на сам край света. А тут удачно оказалось так, что посудина как раз держала путь к берегам Англии. Понятно, что визит в родительский дом напрашивался сам собой.
Правда, сразу же, как Джон оправился от ранения и таки вырвался, хотя и с большим трудом, из заточения этой безумной вдовушки, он планировал сразу же отправиться в Чарлстон. Он догадывался, что Джимми и его друзья считают его погибшим, поэтому спешил поскорее предстать пред их ясные очи. Но, коль судно следовало к отцовым берегам, Джон и решил сделать первым пунктом своего визита после «воскрешения» из мертвых и после «тюрьмы», именно родную деревушку.
Чем ближе было к родному дому, тем сильнее колотилось в груди сердце Джона. Его воображение рисовало картины, как родители обрадуются, когда увидят его. Это тоже культовый момент. В начале нашей главы мы рассуждали на тему отчего дома. Тема встречи с родителями после долгой разлуки заслуживает того же. Ведь зачастую расставание с родными длится годами. Но зачастую все эти годы мы не столько вспоминаем прошлое, которое включает в себя события многих лет, сколько «смакуем» в своем воображении один-единственный миг, одно-единственное мгновение. Мы сотни, тысячи раз прокручиваем в своем воображении картину, когда вы неожиданно входите на подворье дома, ничего не подозревающая мать поднимает голову на лай собаки, чтобы увидеть, кто же там пришел, и… Вот то, что произойдет сразу же после этого «и», кажется вам слаще иных самых приятных ощущений на земле. Чтобы насладиться этим мигом (когда изумленная при виде вернувшегося сына мать роняет из рук то, что держала в этот момент, с надрывом в голосе шепчет: «Сыночек… Родной…», когда бесконечно долго обнимает и целует тебя, и хочет, чтобы это миг не закончился никогда), вы и бросаете все свои, пусть самые неотложные дела, преодолеваете огромные расстояния, спешите в отчий дом.
Вот с такими же примерно чувствами входил Джон на родное подворье. И все произошло именно так, как мы описали выше. Джон наслаждался той минутой. Ему тоже хотелось, чтобы миг встречи с матерью продолжался бесконечно долго и никогда не заканчивался. Но ему хотелось также обнять и отца.
Мать словно чувствовала, что Джон хочет именно этого, поэтому и позвала отца:
- Что ты в доме сидишь?! Выходи! Обними сына! Джон вернулся!
Юноша нисколько не сомневался, что более эмоциональной будет встреча с матерью. Ведь женщины более «тонкослезые», более ранимые в таких случаях. Мужчины более сдержанны в своих чувствах, поэтому Джон нисколько не сомневался, что эмоций со стороны отца будет намного меньше. Поэтому для него настоящим откровением стало то, как, вышедший на порог дома отец отреагировал на его прибытие. Он едва не рухнул на землю от неожиданности. Если бы он не ухватился за дверной косяк, да подоспевший Джон не подхватил его под руки, у него бы точно подкосились ноги. Видели бы вы выражение его лица! Не зря мать, видя состояние отца, удивленно промолвила:
- Да что ты, старый, как с креста снятый? Радоваться надо! Что сын снова с нами. А у тебя такой вид, как будто возворотился он с того света.
Отец обнял сына и так долго и беззаветно целовал его, словно действительно считал его погибшим и теперь радовался, что тот оказался жив. Впрочем, почему «словно»?! В отличие от матери, которому отец после визита Джимми так и не сказал о смерти сына, мы-то с вами, уважаемые читатели, знаем, что он действительно считал сына погибшим. Поэтому и встреча теперь между отцом и сыном была особенная. Не похожа на иные встречи. Как минимум для одного человека, для отца, она была именно таковой.
Долго еще в тот вечер горела сальная свеча в домике Крэсвеллов. Долго родители расспрашивали сына о том, как у него складываются дела там, по другую сторону океана. Не менее долго рассказывали о себе. Понятно, что особо Джон воспринял рассказ родителей о визите к ним Джимми и особенно историю о возвратившемся после долгих лет отсутствия в деревушку Грете Хогарте. После рассказа о том, что он перелопатил буквально весь местный погост в поисках могилы своего брата, Джон слегка погрустнел. Даже потом, когда уставшая семья отправилась спать, он долго не мог заснуть, думая о Хогартах. Противоречивые думы овладевали им. С одной стороны, он теперь не сомневался, что какая-то жгучая тайна все таки кроется за этим семейством. Иначе, зачем бы Грет так остервенело перекапывал кладбище, ища именно могилу брата? Как бы не любил Грет Томаса, как бы не убивался от горя, при известии о его смерти, все рано по логике событий здравый человек вряд ли стал бы браться за лопату. Где бы не был похоронен Томас, это по большому счету не должно было играть большой роли. Коль тело предано земле, то пусть прах там и покоится. И нечего его зря теребить. Значит, что-то должно было находиться при трупе, значит, за чем-то Грет охотился. Что-то ведь он хотел найти. Невольно Джону вспомнился эпизод из детства, когда он, без стука войдя в комнату к Хогартам, заметил на столе нечто, напоминающее карту. Поспешность, с которой они спрятали ее от глаз парнишки, свидетельствовала о том, что это была не простая «бумажка». Теперь, когда Джон понял окончательно, что жгучая тайна Хогратов не утратила свою актуальность до сих пор, ему как никогда хотелось окунуться в нее. Но пока не видел путей, как это сделать.
С другой стороны он чувствовал свою вину перед этой семьей. Тогда его детские страхи, по поводу того, что он, похоронив Томаса не на погосте, совершил грех, были объяснимы, ведь он был мальчишкой. Но и сейчас, уже повзрослев, Джон был уверен, что поступил не по-христиански. Чем больше Крэсвелл думал об этом, тем больше утверждался в мысли, что свою ошибку он непременно должен исправить. Закончились его душевные терзания тем, что утром он тайком от родителей завернул в огромное полотнище лопату, положил ее на телегу, запряг в нее совершенно постаревшую за это время лошаденку, ответил что-то невразумительное на удивленные расспросы родителей и отправился на погост. Да, сначала именно туда. Нашел там свободное место и вырыл яму. Потом направился к знакомому нам дубу, под которым когда-то давно он, застигнутый в пути ливнем, похоронил старшего Хогарта, и начал его откапывать. Вскоре лопата уткнулась в дерево. Понимая, что гроб за это время мог сгнить и превратиться в труху, Джон, чтобы не собирать потом рассыпавшиеся останки Томаса, начал действовать очень осторожно. Он не только обкопал вокруг гроба, но и как бы сделал по него подкоп, чтобы, поддев под низ полотнище, мог вытащить потом на нем все содержимое гроба целиком. Хотя с большим трудом, но все же это ему в итоге удалось. Погрузив свою поклажу на телегу, Джон отправился в путь. Правил лошаденкой он очень осторожно, особенно на ухабах. Ведь он видел, в каком ветхом состоянии был гроб, который фактически превратился в труху от одного прикосновения. Хорошо, что Джон додумался взять с собой полотнище. Благодаря этому все оставалось внутри огромного куля, не распалось по дороге.
Прибыв на погост, Джон постарался так, чтобы телега остановилась как раз возле ямы. Он осторожно перетащил куль в яму, затем резким движением выдернул полотнище, чтобы оно осталось в руках, а его содержимое - на дне могилы. Джон бросил полотнище на телегу, взял в руки лопату, чтобы забросать яму землей. Он последний раз взглянул на останки Томаса и на обломки развалившегося гроба и застыл на месте! Он заметил нечто, что сразу же заставило его сердце биться учащенно! Он понимал, что сделал всего лишь первый шаг в его открытии. Но он практически не сомневался, что за ним последует второй. В этот миг Джон был уверен, что он ухватился за кончик ниточки, ведущей к тайне братьев Хогартов.
Прекрасно понимаю, что читатель заинтересовался: что же так удивило Джона?! Конечно же, нечто, весьма примечательное. Благодаря тому, что доски гроба сломались, Джон увидел, что в нем, в гробе, было двойное дно! Да! Ни много, ни мало! Понимая, что просто так двойное дно в гробах не делают, наш «гробокопатель» нисколько не сомневался, что сейчас там что-то найдет. Нужно только хорошо поискать. Да, к тому же, нужно перебороть чувство брезгливости. Что он и сделал. Взял в руки лопату и начал осторожно поднимать доски «верхнего» дна. Находка не заставила на себя долго ждать. Сделав несколько движений, Джон увидел стеклянную бутылку. И, хотя он не сомневался, что что-то найдет, и уже был морально готов к находке, все же руки его начали понемногу дрожать. Скорее, не от волнения, а от азарта.
Сосуд был плотно закупорен. Это объяснимо. Это нужно было сделать Хогарту непременно, чтобы внутрь не попадала дождевая или талая вода, чтобы было защищено от влаги то, что находилось внутри. По иному добраться до содержимого бутылки было нельзя, кроме как разбить ее. Что Джон и сделал. Причем, проделал эту процедуру над полотнищем, чтобы не оставлять стекла здесь, как свидетельство того, что он сейчас делает. Джон понимал, что он может выбросить их по пути в любом месте, но только не оставлять здесь.
Внутри оказался сложенный в несколько раз лист плотной, хорошо сохранившейся (ведь влага так и не попала во внутрь бутылки) бумаги. И снова Джон мог заглянуть в будущее, предугадывая, что в итоге будет там изображено. Это будет та карта, которую он мельком увидел когда-то в доме Хогартов. Да, это она, с теми же, какими-то непонятными, обозначениями по краям. Понимая, что сейчас не время и не место ее разглядывать более подробно, Джон снова сложил в несколько раз свою находку, сунул в карман, засыпал яму землей, подравнял ее, сделав аккуратный бугорок, сорвал веточку растущего невдалеке дерева, собрал свои нехитрые вещи, сел на телегу и хлестнул лошадь. Еще одна страница тайны братьев Хогартов была перевернута.

5.

Удивительнейшим образом устроена судьба человека. Понятие «постоянность» - это не для нее. Конечно, бывает, что человек проживет всю свою жизнь в тиши и спокойствии в какой-нибудь заброшенной глухой деревушке, без особых потрясений и изменений в жизни, с твердо неизменным «графиком» бытия: утро, день, вечер. Но гораздо чаще судьба - судьбинушка уготавливает нам совсем иную «чашу», иногда на удивление горькую, которую, увы, нужно испить до дна, поскольку иного варианта вовсе и не предусмотрено. Если даже речь идет о человеке успешном, немало добившимся в этой бренной жизни, все равно иной раз явно не стоит почивать на лаврах, наивно полагая, что так, как есть сейчас, будет всегда. Иной раз судьбинушка может выкинуть такой фортель, приготовить такой неприятный сюрприз, что приходится только удивляться: как такое вообще стало возможным?! В один миг реальностью вдруг стает то, что раньше и в страшном сне не могло бы присниться. Вчерашний баловень судьбы вдруг оказывается на галере, прикованным цепями к веслу, или тот, кто несколько дней, а то и часов, тому назад восседал на троне и высокомерно взирал на мир с высоты своего положения, теперь жадно ловит лучи заката, слабо пробивающиеся к нему в одиночную тюремную камеру сквозь крошечное зарешеченное окно его каменной темницы…
Увы, но такой неприятный сюрприз долюшка преподнесла и герою нашего повествования Джону Крэсвеллу. Ничего не предвещало беды. Наоборот, все сложилось даже лучше, чем это было всегда. Для того, чтобы вновь отправиться к берегам Нового Света ему не пришлось, как это он делал раньше, следовать в Пул, Портсмут или иной ближайший портовый городишко. Именно в тот час, когда он управился со всеми делами в родной деревушке, и уже собрался попрощаться с родителями, у их берега бросило якорь какое-то судно, всего лишь на пару-тройку часов направившее к берегу лодку по каким-то своим делам. Но этого времени вполне хватило Джону, с радостью узнавшему, что корабль следует к берегам Нового Света, именно туда, куда он сейчас больше всего стремился попасть, упросить команду судна взять его с собой. Что и было сделано. Родители Джона долго стояли на берегу, провожая взглядом судно с красовавшейся на борту надписью «Лиана», которое вскоре скрылось за горизонтом. Они искренне радовались за сына, видя его прекрасное расположение духа, не догадываясь, что совсем скоро его настигнет беда.
Это случилось тогда, когда, казалось, плавание уже позади, и цель почти достигнута. Но именно в это время на горизонте был замечен корабль, который стремительно настигал «Лиану». Худшие опасения подтвердились совсем скоро. Собственно, уже изначально было понятно, что в этом районе, едва ли не кишащим любителями легкой наживы, кто-то не станет гнаться за тобой лишь только для того, чтобы дружески обнять, похлопать по плечу и пожелать дальнейшего доброго пути. Открытые пушечные порты и обнажившиеся жернова пушек на судне-преследователе красноречиво свидетельствовали о намерениях незваных гостей.
Увы, «Лиана» была не той посудиной, которая могла бы дать отпор хорошо вооруженному кораблю пиратов. Схватка был недолгой. Дальнейшая судьба груза «Лианы», перекочевавшего в трюмы «Фиесты» (именно такое название носило судно корсаров), нас с вами мало интересует, а вот за судьбой пленников, среди которых, как вы понимаете, был и Джон Крэсвелл, мы просто обязаны проследить.
Долго останавливаться на мытарствах нашего героя на борту «Фиесты» мы не будем. Поскольку трюмы этого судна, куда попали все пленники «Лианы», были лишь временным пристанищем для бедолаг. А вот о острове Барбадос хочется поговорить особо. Среди английских колоний Карибского архипелага было не так уж мало островов, где находились плантации сахарного тростника, который колонисты потом переправляли к британскому берегу. Но именно Барбадос стоит в этом ряду особняком. Не зря его потом воспели в своих произведениях писатели - маринисты. Именно здесь был центр, если можно так выразиться, «плантаторской» жизни Кариб, именно сюда направили свои корабли работорговцы, пленниками именно этого острова ставало большинство бывших африканцев, ставших жертвами захватнических рейдов тех, для кого звонкая монета была дороже совести, порядочности, человечности. К берегам африканского континента направлялись не только авантюристы-одиночки. Снаряжались целые эскадры, иногда под покровительством значимых и влиятельных персон, экипажи которых высаживались на африканском берегу и совершали настоящие захватнические набеги на поселения местных жителей, после чего новым местом проживания этих бедолаг ставал уже Барбадос. А они превращались из вольных людей в жалких и бесправных рабов. Когда прибрежные территории были «обработаны под гребенку», охотники за живым товаром стали совершать набеги вглубь континента, принося и туда горе и разруху. Давно миновали те времена, когда работорговцы заманивали на свой корабль наивных дикарей с помощью зеркалец, ярких лоскутков ткани и прочих побрякушек. Вошедшие в раж «бизнесмены» перестали утруждать себя сиими «излишествами» и теперь пускали в ход лишь грубую силу.
Впрочем, к помощи зеркалец и иных побрякушек они иногда все же прибегали, когда поняли, что дело можно упростить до примитивизма. Достаточно задобрить местного царька или вождя племени сиими «пустышками», и тот сам добровольно отдавал своих подданных в рабство чужеземцам…
Алчность – страшная сила. Этот феномен достоин более глубокого анализа специалистов. Большинством людей на земле правит далеко не «основной инстинкт», а именно алчность. Желание обогатиться отодвигает на второй план все. Абсолютно все! Это касается и затронутой нами темы. Что уж удивляться чужестранцам, которые жителей черного континента и за людей-то не считали, если даже сами африканцы без малейших угрызений совести в обмен на «пустышку» отдавали в рабство своих жен, сестер, детей и т.д. Алчность – примета не только того времени. Минут года, столетия, придут времена, которые современники будут называть эрой цивилизации, но и тогда алчность будет править миром. Пусть это и звучит, возможно, цинично, но автора не удивляют события, которые он сейчас описывает. Ибо ныне вокруг него, в трижды воспетый цивилизованный век, в его родной стране, творится нечто, что ничуть не уступает тому, что описывается в данной книге. Трижды многострадальная и разворованная страна едва ли не «волком воет» от боли и обиды, от все новых и новых попыток алчных людей «разорвать ее на куски». Это касается всех, абсолютно всех! И бездомных бродяг, ворующих и уничтожающих все и вся, ничуть не задумываясь над тем, что варварски вырванная и похищенная им металлическая «пустышка» принесет ему копеечный доход в пункте приема металлолома, а для страны и здравого смысла это будет колоссальная потеря, так как на самом деле эта «железка» стоит огромных денег. И еще больших сумм стоит то, чтобы возобновить и наладить работу того, что было нарушено. Это касается и руководителей самых высочайших рангов, в том числе и правителей страны, которые с высоких трибун говорят высокопарные речи, а на самом деле грабят свой народ и родную страну настолько варварски, что жесточайшие набеги работорговцев на чужестранные земли выглядят на этом фоне невинной детской забавой. Причем делается это настолько открыто, на глазах у всех, не стесняясь и не гнушаясь самыми недостойными методами, что невольно задаешься вопросом: как у них при этом глаза от стыда не вылазят?! На их фоне куда более достойно смотрится дикарь, который отдает в руки колонизаторов жену или родное дитя, приговаривает: «Знаю, что тебя ждет в неволе на чужбине, но, извини: для меня все же дороже не то, что связывало нас эти годы, а вот это зеркальце и лоскуток яркой ткани, который мне отдали за вас чужестранцы»…
Но вернемся к описываемым событиям.
Понятно, что в те времена, когда после эпохи Великих Географических Открытий для европейцев многое казалось «ничейным», и каждый был глубоко уверен, что просто глупо не «откусить от общего пирога» и себе лакомый кусочек, многие во всю старались заработать на всем, на чем только можно было. Даже пираты, которых интересовали отнюдь не рабы, а товар, содержавшийся в трюмах захваченных ими «призов», рано или поздно поняли, что пленников гораздо полезнее не просто вздергивать на рее, выбрасывать за борт или отпускать, а продавать за звонкую монету все тем же плантаторам. И их вовсе не смущало, что предлагали они в рабство не негров, а европейцев, зачастую и своих собратьев-англичан. Что уж тут удивляться пиратам, если иногда и короли, вместо того, чтобы отправлять бунтарей, преступников и прочих оступившихся своих подданных в тюрьмы или на эшафот, переправляли их на плантации своих заморских колоний, проявляя при этом практичность. Зачем зря пропадать «добру», то есть, здоровым крепким рабочим рукам, если эти руки могут поработать на «кошелек короля». Да… В мире все оценивается далеко не моральными критериями..
Вот и Николас Драйден, капитан «Фиесты», решил «шагать в ногу со временем». Видя, что за захваченных на «Лиане» пленников он сможет выторговать у плантаторов Барбадоса даже большую сумму, чем можно было выручить за, увы, явно не богатый груз, захваченный на этом судне, раздосадованный (он ожидал куда больше «жирного улова») капитан приказал направить судно к берегам «сахарного» острова.
Порт Барбадоса встретил прибывших привычной оживленной суетой, присущей для таких мест. Джон Крэсвелл, после рокового поворота в его судьбе (нападения пиратов) томящийся в темных трюмах пиратского судна, слепо верил, что, только лишь стоит ему выбраться из этой кошмарной западни, коим являлся замкнутый мирок трюма, и в свете ярких солнечный лучей мрачное недоразумение в его жизни развеется, он объяснит капитану судна, что он, Джон, не неприятель, а его, капитана, соотечественник, законопослушный человек, который явно не заслуживает к себе такого отношения и его немедля нужно освободить. Увы, реальность была куда более жестокой, чем наивные рассуждения вчерашнего доверчивого мальчишки. Никто и слушать не захотел ни Джона, ни того, кто был рядом с ним и разделял с Крэсвеллом его незавидную участь. Для людей Драйдена Джон и его друзья по несчастью были не законопослушными гражданами и даже не людьми вовсе, а просто товаром, который нужно выгоднее и дороже продать. Это же в полной мере относится и к плантаторам, единственным отличием которых от «продавцов» состояло в том, что они хотели этот «товар» купить, наоборот, подешевле. Потому-то, чтобы снизить цену, даже если перед ними находился молодой, здоровый и крепкий моряк, они морщили носы, изображали на лице гримасу недовольства, сокрушенно вздыхали и приговаривали:
- Плохой товар… Толку с этих бездельников не будет никакого…
Капитан, лично принимавший участие в распродаже своего «трофея», искренне недоумевал:
- Что вы такое говорите?! Вы только поглядите, какими крепышами являются многие из тех, кого я вам доставил!
В душе плантатор, возможно, и соглашался с пиратом, но он был бы плохим покупателем, если бы хоть малейшим намеком дал знать об этом своему оппоненту.
- Ну, и проку от этих крепышей?! – продолжал ворчать он. – Вот негры, эти действительно сильны и выносливы. Те будут хорошими работниками на плантации. А эти… Так и норовят увильнуть от работы. – И. после некой паузы: - Ежели и соглашусь купить их, то, конечно же, непременно по той цене, что они заслуживают.
При этом плантатор называл сумму, которая теперь уже Драйдена заставила измениться в лице:
- Побойтесь Бога! Это их вы называете плохими работниками?! Да большинство из них матросы захваченного нами судна! Матросы! Люди, которые словно мартышки лазят по вантам, не зная устали! Они ежедневно выполняют массу тяжелейших работ на судне! Это они-то боятся работы?! Это они будут плохими работниками?!
Но плантатор, имевший опыт торгов, и не думал уступать:
- Это на корабле они – морские волки. Многие из них действительно влюблены в море, и свист морского ветра в ушах для них действительно сродни хорошей песне. Но, попав на плантации, они чахнут, как цветок, буйствующий ростом на вершине утеса, обдуваемого ветрами и ласкаемого лучами солнца. Но, пересаженный в глиняный горшок, и поставленный на столике в комнате, он чахнет и умирает. Даже если это столик из изысканного красного дерева, а комната уставлена дорогой мебелью и увешана баснословно дорогими картинами. А ведь плантации – это не шикарная комната с дорогим столами. Это место, где падают в изнеможении даже самые стойкие и выносливые. Вот какой, скажите мне на милость, будет работник из этого истукана?! Да, он молод и потенциально силен, но посмотрите в его глаза! Они почти потухшие. Этот человек подавлен и безволен. Вы только посмотрите на него! Здесь и на зубы смотреть даже не нужно.
Но плантатор, войдя в роль, по привычке протянул руку к лицу того, на кого он указал из шеренги пленников, чтобы посмотреть его зубы. То, что произошло дальше, стало полной неожиданностью практически для всех, кто находился вокруг. Хотя руки, которые пленник держал перед собой, и были связаны, но все же он умудрился так лихо двинуть ими плантатора в челюсть, что тот не просто был сбит с ног, а еще и просунулся по земле какое-то расстояние, роняя хлыст, который он держал в руках.
От неожиданности все, находящиеся вокруг, на мгновение оцепенели. Но в следующее же мгновение люди Драйдена подскочили к дерзкому пленнику и схватили его за руки и плечи.
- Постойте! – истерически завопил плантатор, поднимаясь с земли с помощью услужливо бросившихся к нему приближенных. - Он мой! Я займусь им! Я проучу этого щенка! Он у меня волком взвоет, не будь я Томом Линдом!
- Я не щенок! – уверенным и твердым голос молвил юный пленник. – Я Джон Крэсвелл! Свободный, вольный, законопослушный человек! И если вы меня сейчас же не освободите, то и вы, господин плантатор, и этот жалкий подлец, - Джон взглянул на предводителя пиратов, - который опускается до низости нападать на своих же соотечественников и продавать их в рабство, глубоко об этом пожалеете! Не будь я Джоном Крэесвеллом!
- Опа! – Плантатор аж присел от перевозбуждения. – Вот это экземпляр! Как я отведу душу на нем! Капитан! – Он резко и уверенно повернулся к Драйдену. – Ради того, чтобы лично заняться этим фруктом, и как следует проучить этого мерзавца, готов купить его у вас, капитан, за любую цену, которую вы укажете! Джеремми! – Он повернулся к одному из своих помощников. – Уплатишь капитану любую сумму, которую он назовет. И этого… Его доставите лично ко мне!
Плантатор повернулся и зашагал прочь. Его свита тут же поспешила за своим патроном. У Джона неприятно кольнуло под сердцем от дурных предчувствий. Еще час назад он надеялся объясниться с пиратами, полагая, что все образумится, теперь же понимал, что самое худшее для него только начинается.

6.

Который раз «перевернув вверх дном» остров, на котором Джон находился в плену любвеобильной вдовушки, и убедившись, что Крэсвелла таки на нем нет, Джимми поспешил в Чарлстон, полагая, что друг после своего освобождения из необычного плена устремится именно туда. Увы, Джона там не оказалось. Где же он мог быть? Первое, что приходило на ум, это то, что парень решил проведать престарелых родителей, сообщить о себе. Понимая, что нужно действовать и искать друга, Джимми отправляет одного из своих людей к берегам Англии. На первом же судне, которое удачно подвернулось для этой цели, Джимми подробно объяснил своему подчиненному, где искать деревушку и дом родителей Джона.
По прошествии времени посланец возвратился в прекрасном расположении духа, в приподнятом настроении, с чувством выполненного долга. Он не доложил, а буквально отчеканил своему командиру информацию, которой владел. Последние фразы докладчика были, по его искреннему убеждению, весьма конкретными и радостными, поэтому выражение лица «оратора» было такое, что после всего командир должен его обнять и расцеловать за хорошую весть. Но тот был в немалом смятении.
- Погоди, - в задумчивости молвил Джимми. – То, что нам точно известно на каком судне Джон отправился из Англии, корабле «Лиана», - это прекрасно! У нас есть зацепка! Причем, очень существенная! Но… По твоим словам, вернее, по словам родителей Джона, как ты говоришь, это судно с Крэсвеллом на борту довольно давно отчалило от их английского берега. Как ни крути, а Джон уже давно должен был быть здесь. А его нет… Так где же он?
Маска бравого вояки начала медленно сползать с лица человека, стоявшего перед Джимми:
- Да уж… Действительно…
- Так, может, Джон все же изначально планировал посетить какое-то другое место, а потом уж вернуться к нам?
- Да нет… Родители Джона сами же сказали, что сын был очень рад, что судно идет как раз к берегам Нового Света. Это очень обрадовало Крэсвелла, так как он, по слова родителей, очень хотел побыстрее вернуться к своим друзьям, то есть, к нам, и обрадовать всех, что он жив, что вновь желает вместе с нами продолжать общее дело.
Джимми помолчал некоторое время. Было видно, что он весь в раздумьях и принимает какое-то решение. Наконец, он словно очнулся от сна.
- В том, что Джон, по возвращению, скажем так, с того света, в первую очередь посетил родителей, нет ничего удивительного. Это логичный шаг. Не сомневаюсь я и в том, что после этого он действительно искренне желал побыстрее попасть к нам. За ним задержки не было бы. Но вот само судно, на котором он плыл, могло по пути заходить в иные порты. Об этом родители Джона могли просто не знать. Это ведь тонкости. Они знали о конечной цели прибытия судна, что и было главным для Джона. Но пребывание «Лианы» в каждом порту могло занять немало времени. Задержать их могли иные дела и проволочки. Так что будем надеяться, что все нормально, и скоро мы обнимем нашего верного друга, которого уже, да пусть простит нас Господь, мысленно похоронили.
Джимми резко поднялся и начал взад-вперед ходить по каюте. Хоть и произнес он последние фразы успокаивающим тоном, но было заметно, что его гложет какая то беспокойная мысль.
- И все же, чует мое сердце, что здесь что-то не так. Будем надеяться на лучшее, но уже сейчас, с сей же минуты, начнем поиски Джона, и в первую очередь корабля под названием «Лиана». С этой минуты, Билли, ты занимаешься этим и только этим! Опроси всех, перерой все нужные и ненужные бумаги, если это будет необходимо, наведи справки в самых разнообразных местах, но всю информацию о «Лиане» и о том, где она сейчас пребывает, и где была в последнее время, положи мне на стол! Если для этого нужно будет посетить другие острова или материк, отправиться куда бы то ни было, хоть к чертям на край света, сделай это! Но дай результат! Ни в чем тебя не ограничиваю. Ни в свободе передвижений, ни в средствах. Изначальную сумму, которая будет необходима на текущие траты, даю тебе сейчас же. – Джимми направился к вмонтированному в стену каюты сейфу. – Веди запись того, куда и сколько тратишь – все это тебе будет оплачено. Деньги сейчас значат меньше всего. Сейчас на первом месте – Джон! Мы пред ним в долгу. Я до сих пор чувствую жгучую вину за то, что не разобрался тогда с историей якобы гибели Джона, что и привело к глупой трате времени. – Джимми протянул собеседнику извлеченные из сейфа деньги. - Мы ничего не делали в то время, когда он, раненный и обессиленный ждал от нас помощи. Пришло время платить по счетам, отдавать долги. Все! Иди! Возьми себе в помощники любого, кого захочешь, и сейчас же приступайте к делу!
- Слушаюсь, капитан!
Все последующие дни и недели Джимми, хотя и был занят кучей иных неотложных дел, чувствовал себя сидящим на раскаленной сковороде, думая все время о том, когда же поступят сведения о судне «Лиана». Или, того лучше, сам Джон, собственной персоной, возьмет да и войдет в каюту, обнимет старого друга. Увы, Крэсвелл все не являлся, зато явился тот, появление кого Джимми ожидал меньше всего. Впрочем, появление этого человека было вполне логичным и предсказуемым, но о нем Джимми все это время думал действительно меньше всего. Тот, наоборот, последнее время только о том и думал, как побыстрее встретиться с Джимми Бэнксом. Как вы думаете, о ком идет речь?
Наиболее смекалистые читатели, конечно же, сразу поймут, что речь идет о том, кто желает отыскать Джона Крэсвелла ничуть не меньше (а то и гораздо больше), нежели Джимми. Речь идет, естественно, о Грете Хогарте.
Сказав о том, что Грет жаждет отыскать Джона еще с большим рвением, нежели Джимми, автор ни в коей мере не иронизировал. Речь идет о степени желания, а не о том, какими чувствами оно вызвано, добрыми или плохими, положительными или отрицательными, с желанием сделать добро или, наоборот, зло. К примеру, человек может элементарно полениться поблагодарить своего ближнего, хотя бы парой добрых слов, хотя услуга, которую тот оказал, достойна целой горы золота. Но, ежели человека кто обидел, даже если это пустяшная обида яйца выеденного не стоит, о которой через секунду вполне можно было бы и забыть, человек «горы свернет», преодолеет моря и океаны, годами, десятилетиями будет терзаться жаждой отомстить, «костями ляжет» ради того, чтобы таки добиться своего и таки утолить жажду мести. Увы, как бы не смотрелись смехотворно эти два сравнения, но так устроен человек, и то, что при взгляде со стороны кажется «бурей в стакане воды», для иного может стать смыслом всей оставшейся жизни.
Для Грета, как вы понимаете, заветная карта, ведущая к не менее заветному месту, значила несомненно больше, чем «стакан воды», поэтому можно понять его рвение в поисках карты, а, следовательно, и Джона, ведь он был единственным человеком на этом свете, который мог указать Грету путь к этой карте. Потому-то у него, что называется, «земля горела под ногами», когда речь шла о поисках Джона. Потому-то он, тщательнейшим образом обыскав весь остров, и убедившись, что Джона там нет, сразу же сделал следующий шаг в его поисках. Не нужно было обладать математическим складом ума, чтобы понять, что «воскресшего мертвеца» можно искать только в двух местах: или в родной деревушке за праздничным, накрытым в честь встречи, столом, или в Чарлстоне, куда Джон поспешит к своим друзьям, чтобы обнять их и сообщить о своем «возвращении с того света». Грет был глубоко уверен, что Крэсвелл выберет второе. К Чарлстону и путь несоизмеримо ближе, чем к берегам Англии, и друзья значили, в понятии Грета, для Крэсвелла несоизмеримо больше, нежели престарелые родители. Родители, как всегда, подождут, встречу с ними, как считают большинство живущих на этой бренной земле, можно отложить и на потом, а друзья и, главное, общие дела ждать не могут.
Остановитесь! Прочтите еще раз последнюю фразу! Сказана она, казалось бы, просто так, мимолетом, ничего особого из себя не представляет, но какой глубокий смыл в ней кроется! Многие из нас искренне уверены, что поступают однозначно правильно, ставя на первый (и на второй, и на третий, и на сто третий) план дела, друзей, службу, карьеру, деньги и все иное, и лишь на последнем (на сто миллионном третьем месте) – внимание к престарелым родителям. Человек искренне верит, что это только у него в душе болит, что это ему одному только присущи понятие «боль», «обида», «тоска» и т.д. А те, кто сейчас далеко, там, вдали, кто в свое время дал ему жизнь и воспитал его, поставил на ноги, тот -такой себе бесчувственный истукан, который может до бесконечности долго терпеть и ждать: когда же дойдет очередь и до него, и его удосужит своим вниманием тот, над кем он в свое время не спал ночами, пел песни у колыбели, поставил на ноги, радовался первому шагу, первому слову, украдкой утирал слезу во время первого и последнего звонка, который, после того, как повзрослевший сын, закончив школу, навсегда покинул родительское гнездо, не находил себе места, ходил по осиротевшей комнате, не плакал, а буквально выл от одиночества и тоски, ложился на кровать сына, утыкался лицом в подушку, неудержимо рыдал и приговаривал: «Сынок, милый, как без тебя плохо…»
Этот «плакса» может подождать. А друзья не подождут, одних нужно ублажить, перед другими – «прогнуть спинку» и т.д. А родители – подождут. Никуда они не денутся. Но, бывает, и деваются. Бывает, что вспоминают дети о родителях тогда, когда нужно отдать последний долг: постоять у свежевырытой земли, склонить в скорби голову, бросить горсть земли на опущенный в яму гроб. Тогда, возможно, у вечных «торопыг» и проснется что-то человеческое в душе, захочется им что-то сказать родителю, но, увы, что бы вы не сказали, будет сказано в пустоту. Никому. А как им хотелось услышать от вас эти слова при жизни. Как они их долго ждали…
Автор не первый раз делает в своих книгах такие вот «лирические отступления» на эту тему и понимает, что это, возможно, и не в тему, что все это не касается канвы главного повествования книги. Но… У каждого человека есть что-то наболевшее на душе, что-то безумно личное и трепетное, и ему иногда хочется, что называется, выплеснуть душу, излить свою боль. Моя боль со мной уже давно. На протяжении уже многих книг, если это заметил постоянный читатель. Это только первые книги были написаны в период, которые можно назвать лучшими годами жизни автора. «Антошкина сказки», «Так начинают великие», «Потомок Нострадамуса» - были придуманы и написаны для единственного, горячо любимого сына. Благодаря ему, собственно, и родились все книги автора. Долгими ночами при свете ночника он на ходу придумывал и рассказывал сыну увлекательные истории о путешествиях и приключениях, о дальних странах и неизведанных островах. Видя, как тот полночи не может уснуть, как губка впитывая увлекательный рассказ, у автора и возникла мысль излить на бумагу, а затем и издать то, что он придумал для сына. «Премьера века» была фактически написана совместно с сыном. А потом…
Потом пришла пора сыну взрослеть. «Самоутверждаться», как он выразился. И вот результат. Долгие годы одиночества, при живом и здоровом сыне оставаться фактически «сиротой»… Как все это болезненно… Унизительно быть фактически преданным и брошенным единственным сыном… И страшно. Страшно, прожив всю жизнь праведной жизнью (пословица «Не пил, не курил, не гулял» звучит идиотски, но она здесь очень к месту), всего себя посвящая сыну, ничем не обидев и не предав его, на старости лет оказаться одиноким, брошенным, забытым… Пословица «Некому будет на старости лет и кружку воды поднести» тоже из разряда «полоумия», но это именно тот «иронический прикол», который имеет очень большие шансы стать далеко на смешной реальностью.
Фразы насчет рыданий в подушку и слов «Сынок, милый, без тебя так плохо», это не плод фантазии автора, вклиненный в текст ради красного словца. Это все пережито наяву, выстрадано, выплакано. То, что не «высосано из пальца» автором, а пропущено им через свою душу, имеет особый творческий вес. Еще в детстве я прочел стихи, которые (Господи! Столько лет прошло!), дословно помню и сейчас, настолько сильно все сказано неизвестным мне автором. Многие слова забылись, но те, которые «ножом по сердцу», помню слово в слово. Суть такова: как не умоляла мать детей приехать, навестить ее, старенькую, «цветочки жизни» все ссылались на занятость. И лишь только когда разлетелись по свету срочные телеграммы с недвусмысленными «Приезжайте! Заболела мать!», детки проснулись:
Из Ростова, Таллинна, Игарки,
Отложив до времени дела,
Дети собрались, но только жалко,
У постели, а не у стола.
Гладили морщинистые руки,
И волос серебряную прядь,
Ну, зачем же дали вы разлуке,
Так надолго между вами встать?!
Разве только телеграммы.
Привели вас к скорым поездам?
Слушайте! Пока у вас есть мамы,
Приезжайте к ним без телеграмм!
Грет Хогарт ошибся, сразу же отправившись искать Джона на Мартинику. Туда, куда последовало судно с Райского острова, на котором, вне всякого сомнения, сбежал со своего «вдовьего» заточения юноша. На его безуспешные поиски на Мартинике у Грета было потеряно слишком много времени. Когда он понял, что здесь его не найдет, а нужно отправиться к берегам Европы (куда затем и последовало упомянутое выше судно), с надеждой застать Крэсвелла гостящим у родителей, было безнадежно поздно. Мы можем только представить себе разочарование Грета, когда он узнал от родителей Джона, что тот действительно гостил у них, но после этого снова отбыл к берегам Нового Света. Нетрудно догадаться, что на Джимми взбесившийся Грет хотел излить всю свою злость, поэтому, столь же несложно представить, каким тяжелым был разговор этих двоих. Джимми понимал состояние Грета, но и разговора с собой на повышенных тонах терпеть не хотел, поэтому и сразу же одернул его. И хотя внутреннее состояние Хогарта было такое, что он с удовольствием бы выхватил шпагу и пронзил ею собеседника, все же он заставил себя сдерживаться, понимая, что Джимми Бэнкс, с его кораблем, командой и его возможностями, будет очень даже не лишним для Грета в его дальнейших поисках Крэсвелла. Хогарт понимал, что Джимми непременно будет искать друга, и он, Грет, вполне может использовать эти результаты поисков.
- Я благодарен вам, мистер Хогарт, - говорил Джимми, - что это именно вам пришла в голову мысль, о которой мы даже не думали. О том, что Джон мог остаться в живых. В благодарность за это я готов информировать вас о том, как идут наши поиски и Джона, и судна «Лиана», да и вам лично готов помочь, если вы решите организовать такие поиски отдельно от нас. В данном случае мы делаем одно общее дело, так что путь к цели у нас один, поэтому и логичней будет, если мы будем помогать друг другу.
Оба остались довольные результатами разговора. Но это было локальное утешение. Оба ждали главного результата. Их могло быть два: или они выяснят что-либо о судьбе «Лианы» или Джона Крэсвелла, или он сам вдруг внезапно появится в Чарлстоне. Увы, но пока ни того, ни иного, ни третьего не происходило.

7.

Джон был привычным к тяжелому труду, в том числе и к сельскому. В своей деревушке, еще с раннего детства, помогая родителям, он трудился едва ли не наравне со взрослыми. Но тот, непосильный, как ему тогда казалось, труд, был «цветочками» по сравнению с тем трудом, который исполняли рабы, в том числе и он, на плантациях Тома Линда. И без того тяжелый труд усугублялся неимоверной жарой, безжалостно жалящими москитами, и иным «букетом прелестей», от которых хотелось взвыть воем раненого зверя. Впрочем, иронические слово «букет» применено здесь явно неуместно. Тут уж точно не до смеха. Все было настолько трагично, что некоторые рабы умирали от непосильного труда прямо на плантациях.
Почти весь период своей еще юной жизни Джон провел в своей деревушке. В этом относительно замкнутом мирке, хотя изредка и случались какие-то недоразумения среди немногочисленных жителей, все же царила атмосфера доброжелательности и взаимопонимания. Иногда сельчане даже помогали друг другу, понимая, что в тяжелую минуту другие также смогут прийти им на помощь. Здесь же Джону приходилось только удивляться, насколько злобными могут быть люди, какими жестокими, безразличными к чужим судьбам и даже жизням. Если кто и сочувствовал бедолаге, жизненные силы которого иссякали прямо на плантации, то это только его сотоварищи по несчастью. А надзирателям (да и плантатору тоже) было все равно. С полным равнодушием на лице, а то иногда и с гримасой негодования, что ему досталась незапланированная «грязная» работа, надзиратель привязывал конец длинной веревке к ногам бедолаги, который еще и дух-то толком не успел испустить, и тащил к яме захоронения усопших по пыльной дороге тело, словно какое-то полено к костру или на стройку. Что уж удивляться равнодушию к судьбам тех, кто сам отдал Богу душу на плантации, если иной раз надзиратели буквально до смерти запарывали своими хлыстами того, кто в чем-то провинился. «Как же так? – дивился Джон в исступлении. – За каждого работника плантатор ведь деньги заплатил. Если он безразличен к судьбе человека, то почему он безразличен к своим деньгами?! К тому, что они зря потрачены, коль он сознательно теряет работника, который мог бы еще немало поработать на плантации, следовательно, еще и еще приносить прибыль для своего хозяина».
Коль плантатор и его люди так жестоки к покорным рабам, то можете себе представить, какая жизнь на плантации была уготовлена Джону, осмелившемуся поднять руку на своего хозяина. То, что пережил Джон сразу же, по прибытию на земли господина Линда, можно было бы описать фразами и формулировками, более применимыми к описанию того, что творила средневековая испанская инквизиция. Не знаю почему, но автору хочется опустить это описание, дабы не травмировать душу ни себе, ни читателям, не потакать низменным чувствам злопамятного плантатора. Тогда он, что называется, «отвел душу», насладился тем, что наглеца хорошенько проучили, но все же приказал надзирателям и впредь не спускать глаз «с этого мерзавца». Нетрудно догадаться, что те рады были из кожи вон лезть, чтобы угодить своему патрону. Как в любую охрану идут именно те, кто не стремится охранять, а, наоборот, ради возможности украсть доверенное ему добро, так и в различные надзиратели идут именно те, у кого руки чешутся от непреодолимого желания над кем-либо поиздеваться, удовлетворить свою страсть к садизму. Сделай это в ином месте – тебя накажут, а на плантации (в тюрьме, психиатрической больнице – логический ряд можно продолжать довольно долго) – применение твоих скрытых наклонностей (баловства, шалостей – каждый для себя это называет по-разному, но только не тем, чем это является на самом деле) очень даже уместно. А главное – не наказуемо! В данном случае даже похвально. Вот надзиратели и лезли вон из кожи, чтобы и плантатору угодить, и себя потешить.
Свободолюбивый юноша, попав в ад, которым является рабство, с первых же минут решил, что, если не удастся выпутаться из этой передряги каким-то мирным путем, то он непременно сбежит. А после таких издевательств иного выхода, кроме побега, чтобы избавить себя от этого кошмара, он не видел.
Легко сказать, однако, но ох как не легко это было сделать. Понятно, что весь этот штат надзирателей и вся структура присмотра за рабами была придумана не зря. А для того, чтобы не только следить за тем, чтобы рабы не увиливали от работы и усердно трудились, а, в том числе, если не в первую очередь, и для того, чтобы пресекать попытки побега. И иных вольностей. Есть такая пословица: «Если ты даже твердо надумал сделать какое-то дело, то, считай, ты уже сделал половину этого дела». К данной ситуации это относится с большой натяжкой. В самых строго охраняемых тюрьмах узники тоже страстно желают убежать. Но толстые каменные стены, прочные прутья на зарешеченных крохотных оконцах и кованные толстым железом двери нивелируют упомянутую нами пословицу до минимума. В немалой мере это касалось и Джона. Но все же здесь, в отличии от тюремных стен, не было такого уж ограниченного замкнутого пространства, и этим узник плантации решил воспользоваться.
С этой минуты он более тщательно осматривался вокруг, запоминал порядки и устои здешнего бытия, время приема пищи, сна, пути и тропинки, по котормх неизменно передвигались группы рабов. Нужно было в этом «механизме», придуманным угнетателями, найти хотя бы маленькую брешь, сквозь которую можно было бы незаметно «просочиться», «раствориться», «испариться». Это не игра слов, это мы тайком заглянули в души тех, кто, попадая в критическую ситуацию, отчаянно желает нечто реально несбыточное, но такое желанное для себя. Тому же узнику упомянутого выше каменного тюремного мешка мысленно хочется превратиться в крохотную мышку, воробышка, мотылька, чтобы, благодаря этой чудной перемене, выпорхнуть сквозь крохотное отверстие между тюремных решеток в такой неприступный, но такой страстно манящий к себе мир. Мир свободы и независимости от воли других, злых людей. Японские камикадзе, хотя и слепо верили, что кладут свои жизни не зря, а с благородной целью, ради спасения Отчизны, все же, направляя свои скоростные смертоносные крылатые машины к земле, понимая, что сейчас чудовищной силы удар о землю оборвет их юные жизни, сочиняли трогательные «спасительные» поэтические строки: «Упасть бы мне на землю осенней желтой листвой, медленно, тихо и бесшумно…» Какая жажда жизни! За мгновения до смерти, сидя, в стремительно мчавшемуся к земле самолете, человек, даже переполняемый фанатичными патриотичными чувствами, мысленно страстно желает не разбиться о земную твердь, а бесшумно опуститься на нее невесомым осенним листком… Этот тоже те слова, стихи, которые не могут не зацепить за живое. Как и в упомянутом выше стихе о собравшихся у постели заболевшей матери детях. Поэзия – сильная вещь!
Однако Джону, собравшемуся совершить побег, было тогда не до стихов. Перед ним стояла одна цель, но довольно конкретная. Все его мысли и действия были направлены ради достижения задуманного. И понемногу то, что раньше казалось немыслимым, начало обретать реальные очертания. Да, все строго контролируется. Но, при всем при этом, зоркий глаз юноши подметил изъяны, благодаря которым он может совершить задуманное. Юноша понимал, на что он себя обрекает. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что, сбежав с плантации, нужно будет еще и сбежать с самого острова, что, возможно, будет сделать еще труднее. Но обратной дороги для него уже не было. Он прекрасно понимал, что, если он ничего не предпримет, то здесь, на этих чертовых участках земли, усеянных сахарным тростником, он и проведет остаток свой жизни. Выбора у него просто не было.
Обычно побеги совершаются ночью, когда человека (в данном случае надзирателей) клонит ко сну, когда внимание его притупляется, когда темнота скрывает силуэт человека, когда страстное желание превратиться в невидимку, чтобы тебя не заметили, может стать реальностью. Именно в одну из ночей Джон и решился на побег.
Многие читатели, наверное, настроились на «смачное» описание деталей таинственного побега и захватывающих приключений, которые наш герой переживет во время этой своей одиссеи. Увы, в реальной жизни все бывает иногда намного прозаичней, чем это описывают в своих опусах писатели. Это и произошло с Джоном. Можно десятикратно делать какие-то наблюдения и измерения, приходить к каким-то твердым выводам, но реальность вдруг может преподнести тебе внезапно такой кульбит, после которого все твои умозаключения и «расклады» посыплются прахом. Ты можешь на протяжении многих дней, недель, месяцев, украдкой наблюдать за охраняющим барак надзирателем, и убедиться, что в самое «пиковое» время ночи, к примеру, часа в три ночи, охранника непременно по законам природы клонит ко сну, он начинает дремать и теряет бдительность. Видя эту картину, повторяющуюся много раз, ты намечаешь побег именно на это время, будучи твердо уверенным, что именно в этот час охранник непременно прикорнул, сладко прислонив голову к стене своей охранной будки, и не может видеть, что происходит вокруг. Но по незыблемому «закону подлости», существующему уже давно, который непременно будет иметь место быть и в дальнейшем, именно в эту одну -единственную, важную для тебя ночь, именно в это важное время «Х» охраннику приспичит попереться в кусты, чтобы оправить естественную нужду, где он, скрытый от твоего взора, и увидит, как ты, родимый, ничего не подозревая, крадучись, «проплываешь мимо» «на полусогнутых», явно намереваясь дать деру. Тут он, с ружьишком в руке (и с полуспущенными штанами) предстанет пред твои «ясны очи», которые тут же затуманятся от отчаяния и паники, возьмет тебя, «тепленького» под «белы руки» и препроводит туда, откуда ты так стремился убежать.
Именно так и произошло с Джоном Крэсвелом. Мы можем только представить степень его отчаяния в этот миг.
Но настоящее, действительно паническое отчаяние и безвыходность охватило душу героя нашего повествования утром, когда плантатор узнал о попытке побега и… И решил жесточайше проучить строптивца. Которого и до этого люто ненавидел, а нынешний проступок того вовсе довел плантатора до бешенства. Да и остальных решил проучить, чтобы и другим не повадно было в будущем решаться на то, на что ныне решился Джон. Нет, речь не идет о том, чтобы публично, при всех, отстегать кнутом провинившегося. Нет, плантатор задумал другое. Показательную казнь!!!
На глазах у многих Джон был заточен в небольшое нехитрое каменное сооружение, служащее неким карцером, куда изредка заточали провинившихся с целью профилактики, и тут же было принародно объявлено, что завтра, в полдень, состоится казнь. Плантатору хотелось уже сейчас, сию же минуту «растереть в порошок» этого «мерзавца», но он хотел иметь больший эффект от задуманного. Да, о казни, если она состоится прямо сейчас, невольники будут судачить, но говорить об этом будут в прошедшем времени, как о том, что уже состоялось, что уже как бы потеряло интерес в виду утраты своей актуальности. Том Линд был уверен, что о предстоящей казни, которой суждено состояться через какое-то время, невольники будут судачить более оживленно, с чувством страха перед грядущим кровопролитием, что будет иметь больший воспитательный эффект. Каждый будет мысленно, как считал Линд, ставить себя на место того, кому завтра предстоит расстаться с жизнью, и каждый будет ужасаться мыслью, что не хотел бы быть в шкуре висельника, потому-то и сам в будущем не решится на побег, и другим закажет.
Стоит ли говорить о том, каким был для Джона этот, последний день в его жизни. Что творилось на душе у юноши. Помню слова столетней юбилярши, которая на вопрос: «Что бы вы хотели еще?», ответила до гениальности просто: «Собственно, жить». Представляете?! Человек, у которого за плечами уже прожитая жизнь длиною в целое столетие, больше всего на свете еще хотел бы, собственно, просто продолжать жить далее! А что уж говорить за Джона, для которого еще и жизнь-то по настоящему не началась?! В столь юном возрасте он меньше всего хотел умирать. Но, как и в случае прибытия на Барбадос ему предоставлялся только один выбор: «рабство», и другой альтернативы не было, так и здесь, первого, второго и третьего «блюда» не намечалось. Было только одно, увы, горькое блюдо…
Обычно писатели любят задерживать свое внимание на умиляющих взор сценах: романтических свиданиях героев книги, описанию мига их триумфа и т.д. Когда можно с удовольствием «смаковать» видами сада, в котором «воркуют» влюбленные герои повествования, пением птиц, окружающими их и т.д. С меньшей охотой повествователи описывают неприглядные будни литературных героев, а от них, увы, никуда не деться. Ведь иные кошмары зачастую были спутниками не только литературных, но и вполне реальных людей, сотен, тысяч, десятков тысяч, и не умиляющие взор читателя неприглядные детали быта этих бедолаг были для них не какой-то абстрактной ширмой, на фоне которой происходили события, а повседневной реальностью, неотъемлемой частью их жизни.
Вот и в нашем случае мы могли бы просто констатировать факт, что Джон сидел в примитивном карцере, и не более того. Но невольно хочется лишний раз задуматься о том, как высший разум на земле, коим является человек, придумывает не только то, что движет его к прогрессу, а и в обратную сторону. Как человечество относится к себе подобным. Изобретение дыбы, иных орудий пыток – это все из этого ряда. В случае с карцером, в котором был заточен Джон, не нужно было ничего изобретать. Достаточно было просто ничего не делать. В том числе и не убирать продукты жизнедеятельности, оставленные в этом крохотном, плохо проветриваемом «каменном мешке». Юноша задыхался от зловония, от чувства брезгливости и от жгучего чувства унижения. В нормальной жизни мы реагируем даже на малейшее слово, тончайший намек, который может служить унижением в твой адрес. Мы бросаемся в драку, вызываем на дуэль, подаем иск в суд, предпринимаем нечто иное, чтобы удовлетворить свое самолюбие, отстоять свою честь и справедливость. Но, бывает, человек попадает в места или в ситуации, когда его не просто унижают, а буквально «сравнивают с землей», «размазывают по полу», а он ни в коем случае ничего не может сделать в ответ, ибо любое его действие только многократно усугубит дело. Увы, в такой безвыходной ситуации, где невозможно было что-то предпринять, или кому-то жаловаться, оказался и Джон.
Правда, с наступлением темноты, услышав мерные шаги неподалеку, и поняв, что это вышагивает взад-вперед надзиратель, приставленный за тем, чтобы присматривать за узником, юноша понял, что пожаловаться есть кому. Но жаловаться ему хотелось меньше всего. Он прекрасно понимал, насколько бесполезным будет это дело. Но вот не в качестве исповедника, а в роли единомышленника этого постового можно и нужно было использовать. В этот миг в голову Крэсвелла пришла идея, за которою он ухватился, словно утопающий за соломинку.
- Надзиратель! Послушай! – окликнул он того. – Подойди, пожалуйста, ближе, я сообщу тебе нечто важное.
На некоторое время шаги стихли, но вскоре вновь послышался шорох мерного расхаживания конвоира взад-вперед. Было понятно, что тот не хочет вступать в полемику с узникам. Но Джон не сдавался:
- Да послушай же ты, глупый человек! Я хочу предложить тебе нечто такое, после чего ты весь остаток своей жизни будешь купаться в достатке! И будешь богаче плантатора, на которого сейчас работаешь!
Более длинная молчаливая пауза свидетельствовала о том, что «зерно брошено на благодатную почву», и Джон уже обрадовался, что ему удастся склонить надзирателя на свою сторону, но возобновившиеся вскоре звуки мерных шагов говорили о том, что надзиратель является крепким орешком. Его вряд ли возьмешь голыми руками. Вернее, простыми уговорами. Нужно было использовать какие-то более весомые аргументы. Что Джон и сделал:
- Чудак-человек! То, что я предлагаю, может случиться только раз в жизни, да и то не у каждого! Я знаю место, где спрятан клад! – Джон сделал для значимости небольшую паузу. – Огромнейший, сказочно богатый клад! Того золотишка хватит тебе и мне до конца наших дней! Да что нам?! И дети наши будут жить припеваючи, благодаря этим сокровищам! Помоги мне сбежать! Давай убежим вместе! И оба тут же отправимся за этими сокровищами.
Каждая секунда тишины казалась Джону шансом на спасение. Сейчас решалось многое. Стоит конвоиру довериться ему, и все в жизни Крэсвелла может круто измениться. А если нет… Тогда не будет и самой жизни. Она может оборваться в ближайший полдень. Наслаждаясь тишиной, узник в надежде сжимал руки в клаки и мысленно шептал себе: «Ну же! Ну!»
Увы, вновь послышавшиеся мерные шаги красноречиво свидетельствовали о том, что его «собеседник» не поверил в искренность его слов. Джон был в отчаянии, но сдаваться ему не хотелось:
- Я понимаю, что ты не веришь мне. Твое право. Но у меня есть доказательства! Я покажу тебе карту! Самую настоящую, с указанием нахождения клада! Доверься мне, прошу тебя! Я не вру, не подведу тебя!
Шорох мерных шагов, не утихающих ни на минуту, куда как явственно говорил юноше о том, что надзиратель окончательно потерял интерес к его говорильне.
- Да послушай же, глупец! – не унимался раздосадованный Джон. – Да ты руки должен целовать мне в благодарность за то, что я тебе предлагаю! Сказочный клад, сказочные сокровища! Да отзовись же ты, наконец!
Выдержке конвоира можно позавидовать. Мы не знаем, каким он был человеком по жизни, вне своих служебных обязанностей, но конвоиром он, по всей видимости, был отменным. Это же надо: такая выдержка! Свои обязанности он действительно исполнял добросовестно. Джон долго не сдавался, предпринимая отчаянные попытки сломить волю «оппонента». Увы, тот был нем в ответ на его призывы.
Если ночью Джон еще питал какие-то призрачные надежды на спасение, то с наступлением рассвета он понял, что для него, по сути, все кончено.Ему ничего не оставалось другого, как просто смириться с жестокой реальностью и ждать своей участи.
Время полудня неумолимо приближалось.
Понимая, что он «стоит у черты», в голове Джон начали прокручиваться эпизоды его прежней жизни. Милая пора безмятежного босоного детства, родители, родная деревушка, берег моря у их селения… Ему вдруг до боли в сердце захотелось беззаботно поваляться на прибрежном морском песочке, понежиться в лучах ласкового теплого солнышка, насладиться шорохом прибоя и пением птиц. Вспомним о смертнике, желающим не разбиваться о землю, а бесшумно и медленно опуститься на нее невесомым опавшим осенним листком дерева. Мысли Джона практически были о том же, только в иной интерпретации.
К полудню на огромной поляне, служащей для плантаций Тома Линда тем, чем служит центральная площадь в любом городке, малом или большом, собралось много людей. Здесь, в тени огромного ветвистого дуба, неизменно проходил весь «официоз»: тут собирались вместе все жители плантации. И по случаю празднества, и по случаю публичного наказания рабов, и в иных особых случаях. Вот и теперь здесь собрались не только те, кого «под кнутом» привели сюда надзиратели, то есть, рабы плантации, но и простые зеваки, прослышавшие о предстоящем «забавном зрелище» и не сумевшим отказать себе в удовольствии «пощекотать нервы».
Джона привели на место действа уже тогда, когда там было полно людей. Он ощущал на себе их взгляды, и от этого на душе становилось еще более сквернее. Кто-то смотрел с сочувствием, кто-то с любопытством, а кто-то просто с равнодушием, будучи глубоко безразличным к чужой судьбе, просто ожидающим «веселухи».
Через одну из ветвей дуба уже была переброшена веревка с петлей. При ее виде Джону стало дурно. Он считал себя смелым и неунывающим человеком, но здесь почувствовал, как страх все больше и больше овладевает им. Но он крепился и пока держался.
Его подвели к дубу и поставили как раз под свисающей петлей. Но смертоносную удавку на шею пока никто не набрасывал. Прежде чем сделать это, плантатор не мог отказать себя в удовольствии немножечко покочевряжиться. Он вышел на центр поляны, и, расхаживая перед пленником взад-вперед, начал говорить громко, но при этом очень тягуче и занудно, растягивая слова:
- Я очень хочу, чтобы пример этого висельника был вам всем в назидание. Чтобы вы знали, что совершать побег, на который решился этот мерзавец, большой грех, и за него может быть только одно наказание. Вот эта штуковина, которая покачивается на ветру над головой этого негодяя. Вскоре эта удавка примет в свои ласковые объятия шею нашего висельника, но прежде я хочу заявить: знайте, любая попытка побега будет заканчиваться для вас тем, чем она сейчас закончится для этого отщепенца. Даже сама мысль о побеге должна быть для вас крамольной и столь же наказуемой, как и сам побег. Помните об этом всегда!
Линд подошел к Джону вплотную, настолько близко, что тот ощущал на себе его несвежее дыхание, и, сверля ехидным взглядом приговоренного к смерти, зловеще процедил сквозь зубы:
- Ну что, щенок, помнишь, как ты хотел показать себя героем там, на пристани, где я покупаю себе товар. Ты там что-то, кажется, обещал. Ну, и чья, скажи мне теперь, в итоге взяла? Что ты на это скажешь?
- Я скажу одно. Я еще очень молод, мне очень хочется жить. Очень! Ради призрачной надежды на спасение любой на моем месте упал бы сейчас на колени и взмолил бы о пощаде. Ради того, чтобы жить, возможно, смог бы это сделать и я. Но я прекрасно понимаю, что все это будет бесполезно. Нельзя тронуть за сердце человека, у которого его просто нет.
Вокруг воцарилась тишина. Кого-то тронули за живое слова юноши, кто-то просто притих в предчувствии бури негодования со стороны плантатора. Зная его крутой нрав, они ожидали всплеска эмоций. Ведь раб фактически унизил своего хозяина, назвав его бессердечным человеком.
Но вместо вспышки яростной брани от Линда последовал приступ злобного смеха.
- Если у меня нет сердца, то у тебя сейчас не будет головы! – И повернулся к стоящим рядом с Джоном надзирателями. – Начинайте!
Те проворно накинули на шею пленника веревку, но дальше ничего не предпринимали до той поры, пока хозяин не вернулся, не занял удобное место в заранее принесенном на поляну кресле, не уселся на нем поудобнее и лишь потом дал отмашку палачам:
- Ну что, висельник, будешь теперь читать свои нравоучения на том свете. Повесить собаку!
Вместо того, чтобы вскричать от боли, когда веревка крепко сжала его горло, Джон беззвучно и горько заплакал. От горя и обиды, от жалости к самому себе, что его жизнь, в которой он строил такие грандиозные планы, сейчас оборвется грубо и безжалостно, по чей-то не доброй, злой воле…

8.

На свете существует немало людей, которые до ужаса не любят так званую «бумажную работу». Вот делать что-то по настоящему (в их понятии) активное, где присутствует движение, живое действо, - это они хоть сейчас. А нудное, скучное и томительное (опять же, по их мнению) времяпровождение, сидя за нудными бумагами – это не для них. Грешным делом, открою вам секрет, что автор сам из когорты таких непосед. Сидеть на одном месте, когда за окном прекрасная погода, ласковое солнышко манит к себе, жизнь бурлит? (В отличии от скукотищи в четырех стенах комнаты). Да такое сидение смерти подобно! Все книги, которые вышли «из-под пера» вашего покорного слуги, были написаны только в зимний или осенний период, когда за окном или завывала вьюга, или властвовал ветер с дождем. В этом даже есть какое-то наслаждение: там, за окном, холодно, сыро и неуютно, а ты сидишь в теплой комнате, и, углубившись в написание очередной книги, мысленно бороздишь с героями своих книг воды теплых морей, карабкаешься на горы в поисках пиратских сокровищ, переживаешь иные приключения. Хотя и существует довольно спорное (вспомним разрушительные природные стихийные бедствия), что «у природы нет плохой погоды», но именно благодаря плохой погоде за окном и были рождены на белый свет практически все произведения вашего покорного слуги.
Понятно, что не всем присуща усидчивость бухгалтеров, канцелярских работников или людей иной профессии, связанной с бумажным делом. Но зачастую даже торопыгам, не умеющим и минуты просидеть на одном месте, иногда очень и очень полезно сделать именно это. Не глупый человек придумал поговорку: «Семь раз отмерь, а только лишь потом - отрежь». Да, резать, махать шашкой наголо, мчаться к какой-то цели на всех парусах, карабкаться в горы в поисках клада, или нырять за ним в морские глубины – это, конечно, заманчиво, интересно, увлекательно. Но, зачастую, не сделав первого, не сделаешь и второго. Это касается тех же, упомянутых выше, кладов. Давно известно, что многие самые знаменитые клады были найдены не случайно, а после того, как кладоискатели, узнав, к примеру, о том, что какая-то «посудина», покоящаяся уже не одно столетие на дне морском, имела в момент своей гибели немалый груз на своем борту, состоящий из вожделенного злата, серебра, алмазов. Эти неглупые люди не хватались сразу же за лопату, чтобы вырыть клад, или за акваланг, чтобы опуститься на морское дно за золотом. Они долго и терпеливо собирали документы, материалы и иную информацию о судне, которое их с этой минуты интересовало больше всего на свете. Иногда на долгое просиживание в библиотеках, на изучение хроник и документов тех далеких времен кладоискатели тратили годы, а то и десятилетия!!! Но, когда они наконец-то отправлялись на поиски сокровищ (иногда влазя в огромные долги, беря в аренду плавающие средства, дорогостоящее оборудование, с помощью которого можно погружаться на большие глубины), они точно знали, что (стоило ли это «что» искать) было на затонувшем судне, где именно (точные координаты очень важны, очень, чтобы не искать иголку в стоге сена) покоится на дне корабль. Вот тогда, когда после такого долгого и кропотливого труда, приходила удача, она была особенно ценной и приятной.
В некоторой мере это касается и героев нашего повествования. Билли Бернс, считавший после того, как Джимми поручил найти ему сведения о Джоне Крэсвелле или о судне «Лиана», что это он сделает одним наскоком, так сказать, одним махом. Но не тут-то было. Сколько ни шатался он по пристаням сначала на своем острове, а затем на иных Карибских островах, расспрашивая у всех подряд, слышали ли они что-нибудь о судне под названием «Лиана» или о моряке Джоне Крэсвелле, никто ему ничего вразумительного ответить не мог.
По иному начал действовать Грет Хогарт, после того, как и он подключился к поискам. Не зря на свете существует множество «Морских регистров» и иных документов, благодаря которым люди даже спустя столетия могут узнать мельчайшие подробности об интересующих их кораблях. Вот и Грет, понимая, что бумаги и иная, полученная примерно таким вот «скучным и нудным» путем, информация, очень даже может пролить свет на данное дело.
В итоге, так оно и оказалось. Путем вычислений, сопоставлений, применяя информацию, взятую из документов, и услышанную из уст людей, имеющих отношение к мореплаванию, Грет установил, что судно «Лиана», это ни что иное, как корабль, ныне носящий название - «Путник».
Это был «конец ниточки», за который сразу же ухватился Грет, нисколько не сомневаясь, что это «клубочек» приведет его к цели. Дальнейшая информация давалась также с трудом, но все же ему удалось разузнать, что в свое время «Лиана» стала добычей пирата Николаса Драйдена, который не придумал ничего лучшего, как продать с целью личной наживы не только груз, захваченный на «Лиане», но и саму «Лиану». Непонятно почему, но Драйден представил покупателю продаваемое судно как «Путник», и новый владелец этой посудины не стал ломать голову над новым названием для корабля, а оставил прежнее, «Путник».
Нетрудно догадаться, что Грета интересовала не столько дальнейшая судьба «Путника», сколько людей, находившихся в момент нападения на них пиратов на борту «Лианы». И в первую очередь судьба Джона. По тому, насколько тяжело давалась ему каждая новая крупица новой информации по этому делу, Грет все больше удивлялся, как все сложно и запутанно в этом деле, словно кто-то сознательно хотел укрыть от посторонних глаз пеленой секретности и таинственности все, что касалось «Лианы».
И все же, после долгих и томительных поисков, Грет таки выудил самую нужную и важную для себя информацию: всех плененных на борту «Лианы» пираты продали одному из плантаторов Барбадоса! Это была не просто ценная информация. Для Грета это был, образно говоря, конкретный и четкий крестик, на конкретной и разборчивой карте, с указанием четкого конкретного места, где находится, нет, не клад, а Джон Крэсвелл.
С этой информацией он и явился к Джимми и, что называется, «выложил ее на стол». Завершала длинный монолог Грета фраза, адресованная Джимми:
- Пора переходить от пустой болтовни к делу!
Бэнксу очень не понравилось то, как взвинчено и эмоционально вел себя Грет, и особенно эта последняя фраза. И без нее Джимми было понятно, что настал именно такой момент, что нужно сейчас же, сию же минуту, бросить все, пусть трижды важные и неотложные, дела, и отправляться на Барбадос, вызволять друга из неволи. То, что был упущено при пребывании Джона в своеобразной неволе на Райском острове, не должно повториться на Барбадосе.
Джимми не стал выяснять отношения с Гретом по поводу колкой последней фразы. Все же в подсознании Бэнкс понимал, что тот имеет право иметь свое мнение по этому поводу. Действительно, Джимми считает Джона своим лучшим другом, но, в то же время, сам конкретно мало чего сделал для поисков друга. А Грет, который поначалу так агрессивно относился к Джону, которого Джимми считал врагом Крэсвелла и хотел защитить того от Хогарта, в итоге сделал для поисков Джона больше, чем сам Джимми и его люди, вместе взятые. Это касается и случая с Райским островом, и случая с Барбадосом. Поэтому, пропустив мимо ушей колкую для него фразу, и сделав вид, что он просто не услышал ее или не придал ей значения, Джимми тут же отдал приказ готовить корабль к отплытию. Вскоре «Посланник» на всех парусах мчался к Барбадосу.
По прибытию на остров оказалось, что не все так просто, как они думали в начале. Сгорающие от нетерпения и желания быстрее заключить своего друга в объятия гости острова наивно полагали, что вожделенный момент встречи состоится едва ли не в порту острова. Некоторые горячие головы рисовали себе умиляющую взор картину, что Джон будет встречать их на пристани, приветливо махать издали. Джимми, Хогарт и иные, кто понимали, как обстоят дела, отдавали себе отчет в том, что Джона нужно будет еще как-то выкупить или иным образом забрать у плантатора, собственностью которого, как это дико не звучит, ныне является Джон. Но они как-то не задумывались о том, что плантаций и плантаторов на этом не таком уж маленьком острове очень много. И теперь, разыскивая самого Джона, нужно было найти еще и плантатора, в рабстве у которого находился Крэсвелл.
Джимми и его друзья понимали, что если Джон действительно находится на Барбадосе, (они опасались, что эта информация могла быть ошибочной, и поиски Джона нужно будет начинать сначала), то рано или поздно они его отыщут. Но для сгорающих от нетерпения друзей Джона понятие «поздно» было сравнимо с пыткой. Потому-то они тут же начали поиски. Матросы «Посланника» разбрелись по острову, навещая плантаторов и спрашивая, есть ли среди их рабов те, что ранее «в миру» носил имя Джон Крэсвелл. Джимми сразу же последовал к губернатору острова. А Грет отправился к руководству местного порта, где, помимо расспросов, углубился в привычное для него дело: чтение портовых книг, сбор информации о том, какие корабли посещали порт, какой груз и все иное они привозили, куда все это последовало далее. Учитывая, что грузом на этом острове был не только продукт, выращиваемый на местных плантациях, но и «живой товар», выращивающий этот продукт, эта информация была, конечно же, не лишней.
В итоге, общими усилиями были собраны сведения, которые дали ответ на главный, интересующий их вопрос: Джона Крэсвелла купил в свое время ни кто иной, как плантатор Том Линд. К нему тут же последовали наши друзья.
Дом плантатора, в котором они надеялись застать Линда, оказался почти безлюдным. Выяснив у редких обитателей дома, где сейчас находится их хозяин, путешественники последовали к указанному им месту. Увидев, что на огромной поляне было собрано очень много людей, в том числе и рабы, наши друзья даже обрадовались такому повороту событий. Поскольку надеялись, что среди них окажется и Джон, поэтому не нужно будет разыскивать его, долго бродя по обширным плантациям Тома Линда. Еще издали услышав его грозный голос, и увидев, как он горделиво расхаживает взад-вперед перед присутствующими, путники поняли, что этот властный человек и является тем, кого они ищут, хозяином плантаций.
По мере того, как путники приближались к месту событий, они все явственнее понимали, что здесь, собственно, происходит. Но они и в страшном сне не могли себе представить, кто является тем горемыкой, ради зрелища казни над которым и собрался весь этот разношерстный люд. И лишь когда удавка на шее несчастного сделала свое первое роковое движение, а наши герои подошли достаточно близко, чтобы рассмотреть лицо того, кто был «женихом на этой свадьбе», из горла Джимми вырвался сдавленный и хриплый (от переизбытка эмоций) полу хрип – полу крик:
- Да это же Джон!
Вся та удаль и сноровка, которая была отточена у Джимми и его друзей в схватках морских сражений, теперь очень пригодилась в ситуации, когда многое, если не все, решали секунды, мгновения. Выхватив из-за пояса нож, Джимми в два прыжка оказался в эпицентре событий, буквально одним движением перерезал веревку и тут же подхватил на руки друга, который к этому моменту уже начал терять сознание. Все остальные, видя, что среди присутствующих находятся немало вооруженных надзирателей, которые, скорее всего, не будут сторонними наблюдателями происходящего и дадут свою оценку действиям прибывших, выхватили шпаги и застыли в позе ожидания нападения. Джимми понимал, что плантатор так просто не отдаст им свою жертву (коль скоро он прибег к казни, то для него Джон был не простым рабом, которого он может уступить любому встречному). Отдавал себе отчет и в том, что ситуацию нужно спасать не только силой (ведь перевес в количестве людей и в силе был однозначно на стороне надзирателей), но и путем переговоров. Поэтому он тут же обратился к плантатору:
- Что здесь происходит?! Кто посмел вершить расправу над подданным Его Королевского Величества?!
Все происходящее было настолько неожиданным поворотом для всех, в том числе и для охраны, и для самого плантатора, что охранники застыли в недоумении, не зная, как поступить. Не лучше ли подождать приказаний свого патрона? Да и сам Линд был в замешательстве от такого напора гостей. Но все же через какое-то время он нашелся:
- Это я, на правах хозяина этой плантации и на правах хозяина положения, должен спросить у вас, кто вы такие и почему самоуправничаете в моих владениях?!
Джимми, видя, что для Джона самое страшное уже позади, и он приходит в себя, передал его под присмотр Билли Бернса и Хогарта, подошел ближе к плантатору:
- Меня зовут Джимми Бэнкс. Я капитан корабля «Посланник», и, вместе со своей командой, к числу которых принадлежит и Джон Крэсвелл, которого вы хотели лишить жизни, приумножаю военную славу Отечества и Его Величества. Не знаю и не могу знать, за какие прегрешения вы хотели сделать то, что хотели сделать. Но как и то, что завтра утром солнце снова станет над горизонтом, незыблемым должен быть и тот факт, что этого человека вы не только не станете казнить, но сейчас же, сию же минуту освободите его и отпустите вместе с нами.
- Что?! – взревел Линд. – Этого мерзавца?! Да я и вас всех…
Вот теперь становилось все более понятно, что вынуть Джона из петли - это далеко не одно и то же, что спасти всю ситуацию в целом. Сейчас, возможно, начинается самое решающие в истории спасения Джона. Поэтому очень важно было не выпускать ситуацию из рук, не упускать инициативу, не переходить, борони Боже, из нападающего в защищающегося. Поэтому осознавая также, что для общего успеха не грешно иногда приврать или дать плантатору нужную для данной ситуации, возможно, и не совсем правдивую информацию, а также понимая, что говорить в первую очередь должен он, Джимми, а не плантатор, наш герой перешел в лихое словесное наступление:
- Что?! Что вы сказали?! – Оратор задыхался от возмущения. – Да если я доложу королю, с которым знаком лично и не так давно разговаривал с ним по нашим общим делам, что вы посмели угрожать капитану Его Величества, он прикажет вас, милейший, вздернуть на этой же ветви!
И тут же, не дав опомниться плантатору, повернулся к Билли и Хогарту:
- Сейчас же доставьте пострадавшего на корабль.
- Нет! – вскричал Линд. – Только не это! Я отпущу всех вас, но этого…
- Это я еще подумаю, стоит ли отпускать вас, господин плантатор, за то, что покупаете у мерзавца, нападающего на своих же соотечественников, рабов, среди которых не только африканцы, но и верные подданные Его Величества! Да еще и не только гноите их на плантациях, но и лишаете жизни! Повторяю, своих же соотечественников, англичан, которые верно служат Британской Короне и имеют личные заслуги перед Его Величеством за особую храбрость в боях. Я также доложу королю о ваших прегрешениях и мелких грешках, о которых мне стало известно после того, как я навел о вас справки. Вот и с господином губернаторам я незадолго до этого имел честь разговаривать, который крайне недоволен вами за ваши склоки с иными плантаторами, за скандальные случаи с мадам Лизеттой, за… Не буду разглашать те пикантные подробности, о которых поведал мне губернатор, скажу только одно: не гневите Бога! Уступите, а то все закончится для вас очень печально.
Джимми блефовал. Причем, делал это искусно. Он вклинил информацию, действительно услышанную от губернатора, или невольно подслушанную в доме плантатора, когда слуги судачили о своем хозяине, зная, что тот отсутствует, и никто не услышит их сплетен, в плоды своих фантазий, и выдавал эту информацию как истину в последней инстанции. Понятно, что ни губернатор не имел ничего лично против Линда, ни Джимми не наводил о нем никаких предварительных справок, ни о каких прегрешениях плантатора ему не было известно. Но, понимая, что, как и у каждого человека, у Линда могли быть какие-то личные грешки, смекалистый Джимми повернул все в свою пользу.
Растерявшийся Линд был ошарашен. По нему было видно, что от былой уверенности не осталось и следа, но он еще пытался спасти ситуацию. Уж больно ненавистным ему был Джон. Не могла душа его вынести зрелища, когда этого наглеца уводили прочь, так и оставив его безнаказанным.
- Охрана!
Плантатор пытался спасти ситуацию, но Джимми все больше входил в роль:
- Все, кто сдвинется с места, будет привлечен к такой же ответственности, как и ваш хозяин. Не советую шутить с королем и его представителями, коими мы являемся. Я понимаю, господин Линд, - Джимми повернулся к плантатору, - что вами в свое время была уплачена какая-то сумма при покупке нашего друга. И, хотя то была грязная сделка, все же, ради того, чтобы пойти вам навстречу и компенсировать ваши убытки, я готов возместить вам эту сумму. Назовите ее.
Плантатор молчал, не зная, как поступить.
- Хорошо, - продолжил Джимми, - думаю, этих денег будет достаточно.
Он бросил к ногам Линда весьма увесистый мешочек с деньгами, которые специально взял для того, чтобы, в случае надобности, выкупить друга из рабства. Как видите, такая необходимость потребовалась. Понятно, что сумму он брал, что называется, «с запасом», поэтому даже беглого взгляда плантатора на сам мешочек было достаточно, чтобы понять, что содержимое его вполне окупит «потерю». Джимми, в свою очередь, не мелочился, понимая, что в данной ситуации не до торгов.
Прежде, чем дать команду «Вперед, друзья» и покинуть это невеселое место, Джимми решил сделать «контрольный выстрел» для подстраховки:
- Сейчас мы уйдем, господин Линд, но, прежде, чем сделать первый шаг и, возможно, услышать от вас глупый приказ своим людям по отношению каких-либо действий в нашу сторону, сообщу вам, что в порту стоит наш, проверенный в боях, корабль, мощное многопушечное судно, с отчаянными ребятами-канонирами, что остались на его борту, которые разнесут в щепки огневой мощью наших пушек не только хлипкие фортовые сооружения в порту, но и доберутся до вашей плантации и до вас лично. Повторяю: не гневите Бога! Я достаточно заплатил вам для того, чтобы мы спокойно ушли отсюда. Как по мне, то это вы должны были бы заплатить мне за то, что я не увожу вас с собой, чтобы потом предать в руки правосудия. Так что умерьте свой пыл! Пойдемте, друзья!
В Джимми умер неплохой актер. И оратор тоже. Он бы мог сделать на этом неплохую карьеру. Именно об этом говорили матросы «Посланника», покидая плантации мистера Линда, видя, что никто их не преследует, и то, что там произошло, можно считать фактом, имевшим место быть в прошлом.
Когда на судне, покинувшем Барбадос, были подняты паруса, и оно устремилось навстречу волнам, казалось бы, можно было, забыв обо всем на свете, бытовых и иных вопросах, предаться всеобщему веселью, отмечая радостную встречу с другом. Напомним, что это была не просто встреча давних друзей после долгой разлуки. Многие (все!) на «Посланнике» совсем недавно считали Джона погибшим, оттого это была не просто встреча, а возвращение «с того света».
Но уж больно нужно было оговорить друзьям много чего важного, поэтому пышное застолье по такому случаю решили отложить на потом, а пока собрались в каюте капитана для важной беседы. Круг собравшихся был ограничен: капитан, офицеры, Джон Крэсвелл, Грет Хогарт.
- Я мог бы рассказать тебе, Джон, - начал Джимми, - о нашей первой встрече с мистером Хогартом. Я тогда, грешным делом, подумал, что это твой враг. Но, справедливости ради, просто невозможно не сказать о том, что для твоих поисков и спасения мистер Хогарт приложил столько сил, времени и стараний, что, как бы не складывались ваши прошлые отношения, он просто заслуживает того, чтобы все мы сказали ему искреннее «Спасибо!», и исполнили его просьбу. А просил он не что иное, как встречи с тобой, на которой хочет выслушать от тебя объяснения по поводу того, как он выразился, о чем ты сам знаешь. Вот так вот. Я исполнил просьбу мистера Хогарта, собрал всех вас вместе, и ежели ты сочтешь нужным объясниться с ним по вашему делу, любезно предоставляю свою каюту для данных переговоров. Правда, мистер Хогарт так и не уточнил, какой должна быть эта встреча. Ежели с глазу на глаз, то я, в знак уважения к мистеру Хограту за то, что он сделал для нашего общего дела, сейчас же покину каюту вместе с офицерами, оставив вас одних. Что скажете на это вы?
- У меня нет ни от кого секретов, – тут же отозвался Джон. – Я не делал ничего предосудительного, мне нечего ни от кого скрывать, поэтому готов рассказать все о деле, которое интересует Грета. Я догадываюсь, о чем пойдет речь.
Все обратили свои взоры на Хогарта. Все, и в первую очередь Джон, практически не сомневаясь, что тот не станет посвящать новых людей в тайну, которую он когда-то так рьяно охранял. От всех. В том числе и от своего соседа, мальчугана Джона.
- Нет, - неожиданно сказал тот. – Я не против присутствия здесь всех остальных. При желаемом для меня развитии событий все равно нужно будет отправляться в плавание к острову, о котором пойдет речь… Впрочем, я опережаю события. Выслушаем сначала Джона. Итак?
- Итак, - в тон ему продолжил Крэсввелл, - дело это началось тогда, когда я был еще совсем мальчишкой и однажды после сильной бури к берегу деревушки, где жила моя семья, прибило обломки корабля, потерпевшего кораблекрушение.
И дальше Джон, ничего не утаивая, рассказал то, что уже было поведано читателям на страницах этой книги.
- Я понимаю, - подытоживал Джон свой длинный монолог, - что поступил неверно, похоронив в первый раз Томаса Хогарта вне пределов погоста. Но, повторяю, по той, неимоверно раскисшей от грозы дороге обессиленная лошадь уже не могла, а я, в силу своего малолетства и не богатырского для тех лет телосложения не мог взвалить усопшего на плечи и отнести на погост. До него было еще довольно далеко. Я бы не осилил. Это единственная моя вина, которую я исправил во время недавнего возвращения в родную деревушку. Я перезахоронил останки Томаса по-людски, по-христиански.
Джон повернулся к Грету:
- Я тоже, в свою очередь, хочу спросить. Томас фактически умер от тоски по брату. Я видел, что Грет очень трепетно относился к нему, с огромнейшей любовью. Так почему же тогда он так долго не возвращался к брату?! Его не было так долго, что и я, и, уверен, Томас, искренне считали, что Грета уже давно нет в живых.
Грет, видя на себе взгляды присутствующих, горько улыбнулся и сокрушенно покачал головой:
- Вы, наверное, ждете от меня какой-то невероятной истории, или покаяния, что так поздно проснулись мои родственные к Томасу чувства. Так вот, что я вам скажу: не будет ни одного, ни второго. Потому, как и рассказывать, собственно, нечего. Как и, в равной степени, не в чем и каяться. Ибо брата я не предавал, не забывал о нем, и все годы мучился не столько от тех обстоятельства, в которые я попал, а от того, что не могу обнять любимого брата и помочь ему.
- Так чем же тогда объяснить столь длительное отсутствие?! Ведь с той поры прошли не недели и месяцы, а длинные годы! Много лет!!!
Грет снова горько улыбнулся:
- Скажите, как бы вы отреагировали, если бы по прибытию в Чарлстон тамошние власти объявили Джона Крэсвелла дезертиром и вынесли ему приговор за то, что, вместо того, чтобы нести службу на корабле Его Величества, он, Джон, отдыхал на Барбадосе, купался, прохлаждался, лежа в тени пальм?
Все с удивлением уставились на Грета.
- К чему эти слова? – не выдержал Джимми. – Зачем терять время на глупости? Лучше говорите о деле.
- А я о деле и говорю. Это чтобы вы поняли, в какой ситуации я находился. Отвечаю: точно в такой же, как и в той, в которой находился Джон, пребывая на Барбадосе. С той лишь разницей, что его окружали плантации острова, а меня толстые тюремные стены. Да, да! Именно так! И не спрашивайте, за какие прегрешения я туда попал. Именно за те, за какие оказался на Барбадосе и Джон. Оказался не в то время, не в том месте. Я не говорю, что я святоша, но как Джон ни к месту оказался на борту «Лианы», которое и подвернулось под руку пиратов, так и я имел недальновидность оказаться в данное время в данном месте, где в тот час быть вовсе даже и не нужно было. Все! Вот тут действительно не стоит терять время на рассуждения по этому поводу. А вот услышать о дальнейшее судьбе карты, после всего поведанного выше, думаю, очень даже не против не только я, но и все остальные. Вот сейчас мы и проверим, чего на самом деле стоит ваш друг. Утаит ли он от своих друзей то, чем, возможно, уже надумал владеть единолично. Так что слушаем тебя, Джон.
Теперь уже пришла очередь улыбаться Джону. Но не горько, а с иронией.
- Нет, конечно же! Прибрать все к своим рукам я и не собираюсь. Наоборот, я считаю, что, как по мне, то не я хозяин этой карты, а Хогарты. Поэтому не вы, Грет, а я должен спрашивать вас, не желаете ли вы приобщить нас ко всему, что стоит за этой картой. Вот она!
И Джон извлек из спрятанного в складках его одежды потайного кармана карту, развернул ее и положил на стол.
- Это она? – спросил Джон, глядя на Грета.
Все уставились на карту. По поведению многих было заметно, что каждый из присутствующих был бы далеко не против, чтобы поскорее взять ее в руки и рассмотреть более тщательно. В каюте воцарилась звенящая тишина.
- Ну, что же вы медлите, мистер Хогарт? - первым нарушил тишину Джимми. – Хотя ситуация неоднозначная, и каждый из нас живой человек, со своими слабостями и склонностями к любопытству, искренне желал бы побыстрее взять в руки то, что может попасть в руки далеко не каждого человека, все же карта, как сказал Джон, ваша, то и вам решать ее дальнейшую судьбу. Берите же ее! Уверен, что вы не раз мечтали об этом моменте, сидя в упомянутых вами тюремных застенках.
Грет, который еще минуту назад вел себя горделиво и с достоинством, сейчас же явно изменился в лице. Он вдруг стал похож на ребенка, который, увидев на витрине магазина яркую пеструю игрушку, готов был расплакаться, упасть в истерику, рухнуть на землю, стучать ногами и кричать, упрашивая родителей, чтобы они купили своему чаду это чудо. Без которого он с этого момента не мыслит свое существование на земле. Грет потянулся за картой, и еще до того момента, как он взял ее в свои руки, было заметно, как сильно они дрожат. А когда карта таки оказалась у него, бедолага вообще едва сдерживал волнение.
- Да, это она… - Только и сумел он выдавить из себя. Но тут же встрепенулся, постарался взять себя в руки. – Извините за эту минуту слабости. Просто я знаю, что за ней кроется. Вот и…
Все продолжали наблюдать за Гретом. Ситуация была необычной, особой, не каждый день встречающейся. Молчаливая пауза казалась бесконечно долгой и томительной. Первым нарушил ее капитан:
- Ваша просьба, мистер Хогарт, как видите, мною удовлетворена, вы получили не только встречу с Джоном, но и нечто большее. На этом можем поставить точку, и я сейчас же дам команду покинуть каюту всем присутствующим. Но, думаю, и Джону, задавшему вопрос, насчет того, не желаете ли вы приобщить нас к тому, что стоит за этой которой, и всем офицерам, да и, не скрою, мне тоже, грешен, хотелось бы услышать ответ на это вопрос. Что скажете?
Грет уже давно овладел собой, поэтому речь его была снова спокойной и размеренной:
- Я уже сказал вам в начале нашей беседы, что мне все равно пришлось бы искать корабль, на котором я мог бы отправиться к вожделенному острову. С удовольствием мог бы после того, как услышал бы от вас твердые обещания того, что половина клада достается мне, отправиться именно с вами в это плавание. Но…
Присутствующее в каюте было обрадовались, что сейчас удовлетворят свое любопытство и окунутся в тайну карты, насторожились, услышав оговорку Грета. Тот, видя на себе взгляды, и, чувствуя, что от него ждут объяснений, продолжил:
- Я понимаю, что предо мной находится карта острова, на котором спрятан клад. Но хотя на очертания острова и нанесено немало обозначений, местонахождение клада на острове, и координаты самого острова зашифрованы. Как с Томасом мы не пытались расшифровать карту, так у нас ничего и не получилось. Так что… Я готов следовать вместе с вами к вожделенному острову, если… Если среди вас найдется тот, кто расшифрует карту и укажет, куда именно нам придется плыть. Если капитан, в присутствии офицеров, даст мне твердое обещание, что моя доля будет составлять половину найденного клада, я тут же передаю ему в руки карту.
Все устремили свои взгляды на Джимми. Тот некоторое время медлил с ответом.
- Степень участие в этом деле мистера Хогарта никто не умаляет. Но и роль Джона в этом деле умалять не нужно. Он и карту нашел. Не каждый сообразил бы найти ее в двойном дне гроба. Если бы не Джон, эта карта могла бы быть навсегда потеряна. Он сохранил ее, даже находясь в неволе. Справедливо было бы, если бы мистер Хогарт согласился на третью часть, с условием, что еще одну треть получит Джон. Согласны, мистер Хогарт?
Тот молчал. Судя по мимике на его лице, он не был согласен. Что тут поделать: настроился человек на «жирный кусок», и теперь очень не хотелось от него отказываться.
- Я вот о чем подумал, - подал голос Джон. – Коль вы, Грет, человек, как я вижу, далеко не глупый, вместе с вашим братом так долго не смогли расшифровать карту, то не исключено, что это вообще может удаться кому-то из нас. Есть вообще карты, которые невозможно расшифровать. Всем известна история с пиратом Вассером, который, стоя на эшафоте, уже с петлей на шее, за мгновение до смерти бросил в толпу, собравшуюся вокруг эшафота, карту, со словами: «Мой клад достанется тому, кто расшифрует это!» Уж столько лет прошло, а никто так до сих пор не может разгадать тайну той карты, с массой непонятных знаков, нанесенных на ее края. На этой карте тоже по краям масса непонятных знаков, в которых, подозреваю, автор-составитель и запрятал ключ к тайне. Если этот ключ не будет найден, то эта карта так и останется клочком бесполезной бумаги. Поэтому мое предложение таково. Если я сам не разгадаю тайну карты, то я готов уступить свою треть тому, кто сделает это. И откроет нам путь к сокровищам. Факт того, что мы узнаем конечную цель предстоящего плавания к конкретному золотому острову, стоит того, чтобы не продолжать томиться в неведении, чего на вашу долю и так досталось с лихвой, а согласиться на не такую уж и малую, как для одного человека, третью часть. Что вы на это скажете, Грет?
Тот немного помялся, но все же ответил:
- Ну… Думаю, да… Согласен! Но с условием, что как только станет известна разгадка, мы тут же отправляемся на поиски клада. Чтобы не оказалось так, что капитан будет бесконечно долго затягивать путешествие, ссылаясь то на личную занятость, то на занятость команды или самого корабля. Что скажете, капитан?
- То и скажу, что таких проволочек не будет. Это плавание обещает быть и интересным, и полезным, поэтому не будем отказывать себе в таком удовольствии. Даю слово!
- Ну, что же, я согласен. Вот вам карта, капитан.
И с этими словами Грет протянул карту Джимми. Тот разложил ее перед собой. Остальные офицеры проворно столпились за спиной своего командира, с любопытством и азартом также разглядывая заветную карту.
- Боюсь, что так просто карту не расшифровать, но все же спрошу, - падал свой голос Джон. – А если бы кто-то прямо сейчас разгадал бы координаты острова. Смогли бы мы отправиться в плавание прямо сейчас? Что скажете, капитан?
- Конечно! Если бы мы сейчас не обнаружили тебя на Барбадосе, Джон, то, даю слово, что мы только тем бы и занимались, что искали бы тебя. А коль первые наши поиски завершились довольно быстро и с явным успехом (успехом, коль ты сейчас находишься среди нас), то и решением второго вопроса не грешно было бы заняться.
- Ну, тогда ловлю капитана на слове, - лукаво подмигнул Джон, подходя к столу, подвигая к себе прибор с письменными принадлежностями. – Все слышали, что пообещал капитан? – Говоря это, Джон в это же время что-то писал на листке бумаги. – Вот, господин капитан, координаты. Прикажите взять курс именно туда. И, пока судно будет следовать к вожделенному острову, мы можем сейчас же отправиться на обещанное капитаном пиршество по поводу моего освобождения. Как вам такой план дальнейших событий?
Все недоуменно уставились на растянувшиеся в самодовольной и лукавой улыбке лицо Крэсвелла.
- Ты что хочешь сказать, Джон? – Джимми был изумлен. – Это что, координаты острова? Ты расшифровал карту?!
- Да! Разгадал и местонахождение острова и самого клада! Хотя все было зашифровано действительно очень умело! Молодчина этот составитель! Так мы идем к столу или нет?
Одни с восхищением взирали на Джона, мол, ну ты и даешь, вторые помогали развернуть капитану большую карту, которую он достал с полки, вмонтированную в стене каюты и тут же начали искать на ней указанные Джоном координаты.
- Да, - задумчиво пробормотал под нос Джимми, - здесь действительно находится крошечный остров южнее и восточнее Малой Антильской гряды. Неужели все действительно так и есть? Ну и умница ты, Джон! Только… Жаль, что ты лишил нас удовольствия самим поупражняться в сообразительности. Думаю, каждый из нас с удовольствием поломал бы голову над этой головоломкой. Азарт – большое дело! Лично меня интрига в расшифровке привлекает даже больше, нежели обещанный за это приз. Хотя, конечно, и приз тоже придает дополнительную интригу к желанию расшифровать карту.
- Насчет интриги не переживайте, – улыбнулся Джон. – Я готов из своей трети одну треть отдать тому, кто расшифрует место нахождения клада на острове. Путь у нас не такой уж близкий, поэтому у каждого из вас будет достаточно времени поломать голову над тайной карты.
- Вот и отлично! Джеймс, распорядитесь, чтобы судно изменило курс, и отныне мы взяли за ориентир вот эти координаты. - Джимми протянул одному из офицеров листок, который минутой раньше передал ему Джон. - А вы, Герман, прикажите, чтобы накрывали стол. Мы уже идем.
Кто-то неожиданно зааплодировал, другие подхватили.
- Ну, у нас сегодня будет двойное празднество! Не грешно будет выпить и двойную порцию рома в честь таких событий.
Судя по тому, каким долгим и веселым было застолье, и сколько на нем было выпито, можно сделать вывод, что во время «пития» собравшиеся нашли еще несколько «двойных» поводов для продления празднества.

9.

В жизни каждого человека бывают нелегкие периоды. Какой бы не была длинной «белая полоса», как бы не фартило человеку, каким бы ярким фейерверком эмоций и звонкого радостного смеха не была бы наполнена его жизнь, все равно рано или поздно (поскольку ничего в этом бренном мире не может происходить бесконечно, всему скоро или не очень скоро приходит конец) наступает «черная полоса», когда кажется, что весь мир ополчился против тебя. Когда все, что называется, валится из рук, везде и во всем там, где раньше тебе сопутствовал неизменный успех, теперь же ничего не получается, все наперекосяк. У каждого человека чередование этих полос может быть разным. Один фактически на протяжении всей своей жизни может быть баловнем судьбы, лишь изредка сталкиваясь с огорчениями, второй – всю свою жизнь прозябает в нищете и лишениях, и лишь изредка пожинает плоды каких то редких мгновений радостей этой жизни.
Николас Драйден скорее относился ко второй категории. Да, были в его жизни взлеты и падения, да, бывали моменты, когда он считал, что находится на вершине счастья. Но короткие минуты триумфа быстро проходили, а за ними тянулись долгие и бесконечные серые будни. Даже став капитаном «Фиесты», достигнув того, к чему безуспешно стремились многие (перефразируем пословицу «Плох тот солдат, который не хочет стать генералом» в «Плох тот матрос, который не мечтает стать капитаном»), Николас имел не так уж много поводов в полной мере насладиться своей должностью и жизнью в целом. Преступив однажды черту закона, и став на тропу пиратского промысла, Драйден наивно полагал, что теперь на него, как из рога изобилия, посыплется то, с чем, в его понятии, была связана романтическая жизнь пирата. Вот они, прямо перед тобой, пузатые трюмы испанских галеонов, под завязку набитые золотом. В этом золотишке можно купаться, наслаждаясь жизнью. Вот они, клады, «призы», удачи при нападениях на суда и на прибрежные поселения. Казалось, теперь у них не будет отбоя от тех, кто жаждет предоставить Николасу свои корабли в качестве военного трофея. А захваченные в трюмах этих судов товары, Драйдену некуда будет девать.
Увы, реальность оказалась куда более прозаичней сладких грез. Постоянное «безрыбье» в плане военных трофеев, неизменное недовольство команды, которая, конечно же, страстно желала «всего и сразу», но в ответ получала «дырку от бублика». Николас понимал, что, если он своих подопечных не «поведет за собой в даль светлую», то они взбунтуются. Для Драйдена понятие «мятеж на корабле» с течением времени принимало не окраску какого-то интересного эпизода из книги о моряках, а вполне реальные очертания. Прибрежные морские таверны полнились морскими байками о сказочных пиратских успехах и реальными историями о дерзких набегах Моргана и его братвы на алмазные копи испанцев, где «улов» был просто сказочным. Люди Драйдена и от своего капитана ждали какого-то заманчивого предложения, дерзкого, умного, хорошо продуманного плана, реализация которого принесла бы каждому «пенителю моря» огромные барыши и безбедное существование на всю оставшуюся жизнь.
Но пока ничего подобного капитан своим подопечным предложить не мог. То ли он был недостаточно решительным, то ли стратег из него был никудышный, то ли на выдумку он был как раз и не горазд, но факт остается фактом: если к людям Драйдена и можно применить словосочетание «джентльмены удачи», то слово «удачи» пока из этого ряда нужно было вычеркнуть.
Чтобы хоть как-то поправить свои дела, Николас решился на то, что было не совсем в правилах игры. Некоторые английские пираты решались нападать не только на корабли извечных их врагов: испанцев, французов, голландцев, но и на суда своих соотечественников. Драйдену очень не хотелось повторить судьбу капитана Кидда, слухами о печальной участи которого ныне полнились все таверены на Карибах. Ведь тот изначально был баловнем судьбы. Занимался каперством под патронатом самого короля. Венценосец имел свои десять процентов из добыч Кидда и преспокойно смотрел сквозь пальцы на бесчинства своего подданного. Речь идет не только о короле, у капитана было немало влиятельных спонсоров. Но… Во все времена во всех странах была, есть и всегда будет ситуация, когда влиятельные люди будут успокаивающе хлопать по плечу простачка, благословлять того на неблаговидные поступки, стучать себе в грудь и клятвенно уверять, что, в случае чего, они, такие всесильные, непременно «нажмут на все рычаги» и обязательно «подключат все связи», и непременно выручат друга из беды, «вытянут» его из любой передряги. Но столь же вечно на земле будет существовать также и понятие «Своя шкура ближе к телу». Со стопроцентной уверенностью можно сказать, что, когда такая беда с простачком все же случится, его «всесильные» и «значимые» вмиг уподобятся крысам, бегущим с тонущего корабля. И тут же наивно заморгают ресничками, скорчат умиленное, полное недоумения, личико, «соловьем защебечут» песню о том, что они впервые об этом деле слышат, знать ничего не знают, да и видят этого простачка первый раз в своей жизни. Они, не краснея, будут лгать, лишь бы не «испачкаться» в деле, преданном огласке. Так неизменно было, есть и однозначно так будет всегда!
Это же случилось и с Киддом. Не желая портить отношения с французами, два корабля которых стали жертвами нападения этого капитана, высоко сановные представители «ума, чести и совести» английской нации просто принесли в жертву этого бедолагу. Его просто вздернули. Печальный конец Кидда почему-то засел в сознании Драйдена, и мысль о том, что такая же участь может быть уготовлена и ему, не выходила из головы. По слухам Кидду в первую очередь ставили в упрек случаи нападения на своих соотечественников. Поэтому повод для того, чтобы накинуть петлю и на его, Драйдена, шею, уже существовал. И от этого факта теперь уже никуда не было деться.
Но драматизм ситуации для Николаса существовал не только в этом. Ладно бы он нарушал, но имел бы от этого колоссальную пользу. А то ведь, как правило, поживиться на этих судах было практически нечем. Единственным «светлым пятном» была история с «Лианой», когда пираты продали и груз, и плененных моряков в качестве рабов, и сам корабль. Но денежка звенела в карманах повеселевших пиратов недолго. Дальше опять последовали серые будни и упомянутое выше «безрыбье».
Правда, недавно на их пути встретилось суденышко, увы, снова английское, но, хотя добыча была и легкой, нападавшие ни встретили почти никакого сопротивления, но то, что они получили в результате этого нападения, и добычей-то назвать было нельзя, в полном понимании этого слова. Груза – фактически никакого. Да, были пассажиры, которых по привычке можно было продать на Барбадосе, но и от этого «товара» ожидать прибыли было наивно: большинство пассажиров – женщины, среди которых попадаются и старушки с ребятней… Что это за «товар»?! Так, одни только «слезы»…
Но, чтобы и с этого «постного блюда» можно было «хлебнуть» хотя бы «пару ложек», решено было даже такой товар предложить плантаторам Барбадоса. Благо дело, нападение случилось в водах, находящихся не так уж далеко от этого острова, поэтому путь был не длинным и не долгим.
Но на Барбадосе Драйдена ждало новое горькое разочарование. По прибытию туда он сразу же послал одного из своих людей к уже знакомому Николасу плантатору, который, хотя ранее и ворчал, торгуясь, все же постоянно покупал у пиратов живой товар. Каким же большим было разочарование предводителя «джентльменов удачи», когда возвратился его посланец и передал слова плантатора о том, что теперь он более никогда не будет покупать у Драйдена его товар. Удрученный «продавец» вскоре узнал причину этого отказа. Оказывается, недавно на остров наведывался посланник короля, который огласил строжайший приказ венценосца о том, что всякий плантатор будет наказан, даже казнен, если будет покупать себе в качестве рабов на плантации англичан. Мы с вами можем только иронически улыбнуться, восхитившись смекалкой Джимми, выдумка которого привела к таким результатам. Невольно вспоминается незатейливая детская игра в «испорченный телефон», когда «робкое овечье блеяние», произнесенное в начале игры, к ее концу удивительнейшим образом перерастает во «всесокрушающе громкий львиный рык». Нечто подобное произошло и в данном случае. Украинская пословица гласит: «Если не дослышал, то приврет». Так случилось и на этот раз. «Зерно», мимолетно «брошенное» Джимми «в почву», в устах многих сплетников (передаваемое из уст в уста, применяемое феномен «испорченного телефона») «дало щедрый урожай». То, что сорвалось из уст разгоряченного в полемике Джимми случайно, было его ловкой выдумкой, теперь виделось для жителей острова истиной в последней инстанции.
Николас и раньше не очень-то любил доставлять сюда своих пленников, считая это занятие для гордого пирата чем-то сравнимым с занятием падальщиков. Теперь же он лишался и этого скромного заработка.
Капитан сидел в своей каюте, обхватив голову руками, окунувшись в раздумья. Что же предпринять?! Так дальше продолжаться не может. Он и раньше изредка слышал недовольное перешептывание между собой членов команды. Сейчас же, после конфуза здесь, на Барбадосе, матросы уже не прятались, а едва ли не в открытую сбивались в группки, стоя на палубе, и громко судачили о том, что им надоела такая жизнь. Капитану казалось, что они говорили нарочито громко для того, чтобы предводитель слышал их и знал, что от него команда ждет перемен. Всеми фибрами своей души он понимал, что, если сейчас не выйдет к команде и не огласит дальнейший план действия, то они через некоторое время сами зайдут к нему. И впереди них будет идти тот, кто скажет: «Ну что, мил человек. Подними-ка ты свой зад, и уступи мне место в капитанской каюте, место на капитанском мостике».
Нужно было что-то срочно предпринимать. Но что?! Пойти по стопам Моргана и призвать команду последовать в воды Тихого океана? Но туда еще дойти нужно! Путь неблизкий, нужны запасы продовольствия, которых у них нет, и нет денег, чтобы приобрести. Нужно многое, чего пока «не видно на горизонте». Нужно пройти мыс Горн, который вселяет ужас многим мореплавателям, и на штурм которого отважится далеко не каждый. И хотя многие поступки Николаса были авантюрны, на головокружительную авантюру пойти он все же не решался. Так что де делать???!!!
Именно в такой пиковый момент его раздумий, когда в мыслях у него закрадывалась идея самому отказаться от капитанства, но делать этого отчаянно не хотелась, за дверьми послышались шаги.
- Какой-то человек, - доложил вошедший матрос, - упорно добивается встречи с вами, капитан.
Драйден понимал, что вряд ли кто-то на этом свете, в том числе и из его команды, принесет сейчас для него хорошую весть. Скорее, наоборот: они заявятся с новостью, убийственной для него. Поэтому и относя к визиту матроса без особого энтузиазма.
- Что это за человек?
- Он назвался Джеймсом Мелвиллом. Он сам сказал, что его имя вам ни о чем не скажет. Да и на вид он, откровенно говоря, невзрачный малый.
- Так гони тогда его взашей.
- Но он так настойчиво просит встречи с вами, что у его, бестии, буквально глаза горят от азарта. Говорит, что хочет сообщить вам что то очень, очень важное.
- Черт с ним! Проведи его ко мне.
- Слушаюсь, капитан!
Человек, который в скором времени переступил порог капитанской каюты, был действительно ничем не примечателен. Николас рад был бы увидеть перед собой богача, в роскошных одеждах, который сказал бы, мол, не знаю, куда добро девать. Давай-ка я поделюсь с тобой, Драйден, своим богатством. Вот что хотел услышать в данную минуту наш опечалившийся капитан больше всего. Этот же скромно одетый человек, явно относившийся к простолюдинам, такого предложения сделать Николасу, конечно же, не сможет. А во всем ином он был явно не интересен хозяину каюты. Но выслушать его, коль скоро он таки оказался в этих стенах, нужно было.
- Ну, и что такое интересное, что меня заинтересовало бы, и было бы мне полезно, и полезно для моей команды, я могу сейчас услышать?
- Можете, можете услышать, господин капитан, - поспешно начал пришедший, радуясь тому, что капитан таки принял его, - если дослушать до конца все, что я расскажу. – И понимая, что нужно говорить коротко и по делу, использовать свой шанс сполна, сразу же перешел к главному. – Меня зовут Джеймс Мелвилл. Я состою на службе у Тома Линда, местного плантатора.
Услышав знакоме имя, все еще печальный хозяин каюты начал слушать рассказчика более внимательно.
- Господин Линд давеча хотел казнить одного из своих рабов, который сильно ему в чем-то насолил. Сразу же скажу, что это был не негр, не видавший ничего в своей жизни, кроме зарослей африканских зарослей, где он и был изловлен и доставлен сюда. Это был европеец, англичанин, что очень важно. Так вот. В последнюю перед казнью ночь он провел в нашей «исповедальне». Так мы в шутку называем каменный мешок, в который садим провинившихся в случае неповиновения да за другие прегрешения. Так вот… В эту ночь, видя, что мы остались одни, пленник буквально умолял меня, что если я помогу ему бежать, то он посвятит меня в тайну какого-то огромного, сказочно богатого клада. Он даже обещал показать карту, которая у него есть и которая будет подтверждением того, что он не врет.
Речь пришедшего начала вызывать все больший и больший интерес Николаса.
- Я даже не стал встревать в словесную перепалку с узником, поскольку не верил ни одному его слову. Знаю я их. Все они в такие минуты что-то выдумывают и «песни поют», лишь бы задурманить голову надзирателю. Мне ведь и в тюрьме доводилось надзирателем быть, и теперь вот на плантациях господина Линда за рабами присматриваю. Женщины, те в такие минуты предлагают себя, свое тело, а наш брат выдумывает что-то, наподобие того, что плел мне этот висельник. На что только человек не изощрится, лишь бы спасти свою шкуру. Так я думал. Но…
Рассказчик перевел дух, а слушатель весь обратился в слух, заинтригованный и упоминанием слова «сказочно богатый клад», и многообещающим «но». Тот тем временем продолжил:
- Но на следующий день случилось нечто невероятное. Когда этому висельнику уже набросили петлю на шею, и, казалось, ничто уже не мешало тому, чтобы эта рабская, трижды паршивая и никому не нужная жизнь оборвалась, вдруг явились важные господа и выкупили его у хозяина! Причем, я видел, насколько увесистым был мешочек с деньгами, насколько щедрой была плата. Стали бы они столь щедро платить за голодранца?! Именно в тот миг я понял, что этот англичанин не такой себе простак, как то мне казалось в ту памятную ночь. И, очень даже возможно, что упоминание о кладе и о карте, было вовсе даже не выдумкой, чтобы спасти свою шкуру, а тем, что действительно существует на самом деле.
Драйден почувствовал, как вспотели его ладони. Сердце начало стучать учащенно, мысль работать быстрее. Еще несколько минут назад, раздумывая, как же выпутаться из удрученно безденежной ситуации, в которой оказался он и его команда, бедолага в самых сокровенных уголках своего сознания надеялся, что случится нечто невероятное, подвернется какая-то на удивление сказочная удача, и все в один мог наладится. Николасу казалось, что сейчас происходит именно это. Если история о кладе приобретет реальные очертания, то это как раз и будет тот случай, когда он сможет получить желанное «все и сразу».
- Ну и?! Что же вы замолчали, милейший? Что было дальше?
- Дальше было то, что и должно было быть. Прибывшие захватили с собой своего друга, сели на корабль и уплыли. Уплыли за сокровищами.
Николас почувствовал, как холодок разочарования пробежал по его телу.
- Ну… И? Вы запомнили те координаты, что говорил вам пленник в ту ночь?
- Я не мог запомнить, поскольку он и не говорил их. Вернее, я даже слушать его не захотел, так как думал, что он врет.
Капитан не знал, что сказать. Ему хотелось сейчас же ухватиться за шею этого глупца-простофилю и душить его до тех пор, пока он не испустит дух. Это же нужно было быть таким идиотом, чтобы упустить важную информацию! Это не укладывалось у Драйдена в голове! Он не приступил к такой желанной экзекуции над гостем лишь потому, что понимал, что тот, возможно, ему еще пригодится, и не стоило пока настраивать т ого против себя.
- Я не понимаю… Что произошло? Вы хотите сказать, что эти на судне таки уплыли, унося с собой тайну клада, карты, тайну этих сокровищ?
- Да, все именно так и было.
- Так… Так зачем вы все это мне рассказываете?! Чтобы подразнить меня?!
- Нет. Я предлагаю вам сотрудничество. Предлагаю, чтобы и мы тоже отправились вслед за этой братией на поиски этого клада. Но перед этим мы должны заключить договор о сотрудничестве в поисках клада.
От переизбытка эмоций Николас поднялся и начал ходить взад-вперед по каюте. Все смешалось в его голове. Чего-то он тут явно не понимал. Казалось бы, след клада безвозвратно утерян. Но этот простак предлагает плыть за кладом. Стало быть, он знает куда плыть? Он что-то не договаривает? Нужно во что бы то ни стало выудить из этого простофили все, что ему известно. Николас понял, что раз его собеседник играет с ним в кошки-мышки, то и ему не грех сейчас схитрить, обмануть этого простачка, обкрутить вокруг пальца, лишь бы добиться желаемого.
- Хорошо, если я соглашусь, то куда мы поплывем после того, как заключим договор, устный договор о сотрудничестве и ударим по рукам? А? По какому курсу направим корабль?
- Все зависит от того, как мы договоримся. Я предлагаю поделить клад наполовину. Половина – мне, половина – вам, капитан. Согласны?
Николас иронично улыбнулся. В такие минуты в его душе пробуждается инстинкт охотника. Когда кто-то оказывает ему сопротивление, будь то в бою при захвате судна, или пытается убежать от него, или начинает торговаться, наивно полагая, что тот умный, а он, Драйден, - дурачок, в такие минуты у капитана пробуждается настоящий азарт и желание жестоко проучить того, кто посмел «поднять перья» против него. С этой минуты Николас ничуть не сомневался, что, если даже они и найдут клад, то, вместо того, чтобы делить добычу, он непременно отправит за борт на корм акулам этого невежду, посмевшего торговаться с ним. Пират принадлежал к тем людям, которого не мучили бы ни малейшие угрызения совести за то, что он не сдержал бы перед этим человеком данное ему слово. Наоборот, в эту минуту его душу наверняка бы переполняло чувство злорадства и искреннего удовольствия от того, что он «как следует» проучил «наглеца». Но и этого было мало Драйдену. Ему хотелось поиграть с визитером, как кошка играет с мышкой перед тем, как отправить ее в известном направлении.
Согласен ли? Да он сейчас согласился бы на все, если бы даже этот наглец потребовал для себя не половину, а права на всю сумму клада. А его, капитана, обязанность заключалась бы лишь в том, чтобы доставить «туда и обратно» персону Мелвилла, да еще и во время пути стоять над ним с веером и отгонять от него москитов. Николас согласится на все, лишь бы поскорее добраться до золотишка. А там – «хоть трава не расти». Но позабавиться с «равным компаньоном» и поторговаться с ним, конечно же, нужно было.
- Да, ежели бы мы вдвоем отправились за кладом, то это было бы справедливо. Но у меня вон сколько людей в команде! И мы всегда делим добычу поровну между всеми членами команды. Поровну! Понимаете? Лишь я, как капитан, получаю две или три доли. А тут сразу половина! Где такое видано?! Как я об этом скажу команде? Они меня не поймут.
Две-три доли, как и себе, я могу пообещать, но больше…
Лицо рассказчика помрачнело. Ему, как и Хогарту, нелегко было расставаться со своими иллюзиями.
- Ну, хорошо. Тогда я пойду. Подожду иное судно, что зайдет на Барбадос. Прошу покорнейше простить.
И визитер сделал вид, что собирается уходить. Тонкий взгляд Николаса сразу же отметил, что тот не столько хотел уйти, сколько делал вид, что делает это. Нужно было «крутить» этого простачка до конца, что он и сделал:
- Воля ваша, мил человек. Я человек порядочный, добрый и не стану перечить вашему уходу. Хотя любой иной на моем месте поступил бы иначе. Или сразу же отправил вас на корм рыбам. Или заковал в цени и опустил в трюм. Или же применил пытки, от которых ваш язык развязался бы и без половинной доли от клада. Вы, милок, соловьем запели бы только за то, чтобы вас не мучили и сохранили вам жизнь.
Николас упивался видом того, как маска ужаса и растерянности сковывает лицо его собеседника. Он специально применил «кнут», чтобы на его фоне более сладким виделся «пряник».
- Повторяю, я человек добрый, порядочный, я не стану этого делать. Но в другом, как вы понимаете, я не могу отказать себе в удовольствии. В желании владеть кладом. Получив от вас даже эту скудную информацию, я могу добраться к кладу куда быстрее вас. Да, да, не удивляйтесь! Даже не зная пока его местонахождения. Даже того малого, о чем вы поведали, мне будет достаточно для того, чтобы навести справки, как называлось судно, которое приходило на Барбадос в день казни этого англичанина, кто капитан и все иное. Имея на руках эти козыри, я легко выясню, где находится, или куда последовало это судно, в какие порта заходило и так далее. Обычно я, когда хватаюсь за кончик ниточки, уже не выпускаю ее из своих рук.
- Ни в какие порты они не будут заходить! Они уже сейчас на полных парусах мчатся к острову, на котором находится клад! Нам уже сейчас нужно спешить вслед за ними, чтобы не опоздать! – едва ли не вскричал от досады гость.
Как все-таки по разному устроены люди. Один выиграет миллион, и, что называется, «просвистит» его почти мгновенно. Второму дай «ломаный грош», он вложит его в дело, приумножит эту сумму, и в итоге заработает миллион. Так и в нашем случае. Мелвилл владел тайной на много миллионов, Драйден не владел никакой информацией. Но уже сейчас было понятно, что вскоре они поменяются местами. Под любым предлогом пират выудит из этого простачка абсолютно всю информацию. Сполна воспользуется ею. Драйден получит (изначально не имея ничего) все, а Мелвилл (вначале владея всем), в итоге, окажется ни с чем. Мы еще не знаем, как будет на самом деле, но, согласитесь, по тому, как развиваются события, по тому, как один из них помаленьку берет в свои руки инициативу, захватывая роль ведущего, оставляя своему «компаньону» незавидную роль ведомого, нетрудно догадаться, чем все это закончится.
- Вот видите… - разочаровано вздохнул капитан, - Кто из нас есть кто? Чья игра есть честной? Я вам откровенно и честно признался, что поступлю с вами порядочно, не утаил того, какими будут мои дальнейшие планы. Я ведь мог умолчать об этом и мог бы действовать тайком от вас. Но я всегда поступаю честно. А вы… Как же я могу доверять вам, если мы таки будем сотрудничать, если вы уже сейчас, вредя мне, пытаетесь обмануть меня?
- Что вы такое говорите?! С чего вы взяли?! Я вас ни в чем не обманул!
Человек, занимающий деньги взаймы, из-за своего огромного желания побыстрее занять крайне нужную ему сумму, из-за этой спешки невольно превращается в мягкий пластилин, из которого можно лепить любые фигурки. Он готов бесконечно кивать в ответ, соглашаться на любые, даже на самые кабальные для него условия, на которые он при «холодной» голове и трезвом рассудке никогда бы не пошел, лишь бы нужная ему сумма побыстрее оказалась у него в руках. Нечто подобное сейчас происходило и с Мелвиллом. Хитрый пират специально провоцировал его и доводил до такого состояния, что в этот миг, к примеру, ранее невозмутимый, не поддающийся на соблазнительные уговоры пленника надзиратель, сейчас был похож на разгоряченного школяра, доказывающего во время школьной переменки учителю, что он не списывал задачку у одноклассника.
- А что же мне прикажете думать о вас, ежели вы уверяли, что отвергли предложения пленника и не стали выслушивать его историю о кладе, поэтому и не знаете, где он находится?! А теперь по вашим разговорам видно, что вы рветесь вслед за этими людьми к вожделенному острову. Как я понимаю, зная, где он находится. Ведь так? Знаете?
На Джеймса Мелвилла жалко было смотреть. Наверное, созерцая за терзаниями подобного «сомневающегося», какой-то остряк в свое время придумал выражение «И хочется, и колется». Оно сейчас очень подходило для нашего неопытного кладоискателя.
- Я не обманываю вас и, до той поры, пока судно не покинуло Барбадос, я действительно ничего не знал ни о кладе, ни об острове, на котором он находится. Но потом…. Я все расскажу, лишь когда вы подтвердите, что согласны поделить клад с расчетом: сорок на шестьдесят процентов. Я готов уступить и удовлетвориться не половиной, а сорока процентами. Ну, же? Что скажете?
Николас сделал вид, что ему искренне жалко Мелвилла:
- Да я бы с дорогой душой, я бы согласился, видя, что вы человек все-таки порядочный, и действительно все расскажете, без утайки. Но команда… Боюсь, что она не поддержит меня, не будет столь щедрой, как я. Думаю, на четверть они бы согласились.
Джеймс понемногу заглатывал наживку, которую умело забрасывал Драйден.
- Ну… Уж и не знаю… Вот треть была бы в самый раз. Давайте выберем эту нейтральную цифру. Как говорится, не по моему, не по вашему. Я немного уступаю, и вы немного уступаете. Все честно, все справедливо.
- Хорошо! Я думаю, что таки смогу убедить команду, что те сведения, которые вы сейчас расскажите мне, стоят того, чтобы уступить вам невиданно огромную часть добычи. Третью часть. Слушаю вас. Говорите, что было дальше.
В Драйдене умер дар неплохого дипломата. Даже из этого короткого разговора можно видеть, как он умело применяет все тактики: где запугивает, где задабривает. Вот и сейчас решил легко уступить, понимая, что не стоит лишний раз испытывать терпение собеседника, которого, повторяем, твердо решил не только обмануть, но и по достижении цели отправить на тот свет. Поэтому обещать можно было все, что угодно. Да и просто хотелось поскорее услышать окончательную разгадку тайны этого клада. Ради такой заманчивой конечной цели можно было и поторопить события.
Видя, что собеседник еще колеблется, Николас решил ускорить «процесс созревания»:
- Что же вы не решаетесь? Ведь я подтвердил размер вашей доли, который вы сами же и предложили! Я даю честное слово, что вы получите именно такую долю! Вас не устраивает благородное слово капитана?!
- Нет, нет, я верю вам!
- Так в чем же, черт подери, дело?! Чем быстрее вы все расскажете, тем быстрее мы отправимся на поиски клада. Тем меньше шансов, что нас опередят те, о которых вы говорили. Видите, я переживаю за успех дела даже больше, чем вы! Кто из нас поступает честнее? У меня куча неотложных дел, но, ежели вы сейчас выложите информацию, из которой будет понятно, куда плыть, и что клад действительно существует и за ним стоит плыть, я отложу все эти дела на потом, и мы тут же, слышите, мы сию же минуту, отправимся к острову, координаты которого вы укажете. Ну же?!
- Хорошо! – Мелвилл решительно тряхнул головой. – Я верю вам. Я доверюсь вам. Надеюсь, очень надеюсь, что вы сдержите свое слово. Итак… Только лишь англичане покинули поляну на плантации господина Линда, где должна была состояться, но так и не состоялась, казнь, покинули вместе со своим спасенным другом, я понял, что это не простой раб, а действительно важный человек, коль для того, чтобы спасти его, приплыл целый корабль. С этой минуты я не сомневался, что клад и карта действительно существуют, и посвятил он меня в эту тайну только лишь потому, что находился в шаге от смерти и таким образом хотел спасти себе жизнь. Понятно, что такие тайны не доверяют никому на свете, и, коль я стал тем счастливчиком, что оказался в нужный час в нужном месте, я просто обязан был с пользой для себя использовать эту информацию. Но что я должен делать? Я лихорадочно старался что-то придумать, но ничего стоящего не приходило мне в голову. Но потом…
Николас напрягся, понимая, что сейчас начнется самое интересное.
- Я вдруг вспомнил о своем друге. Родственнике. Близком родственнике. Его зовут Джонни Рендом. Это единственный из всех, проживающих на Барбадосе, которому я вполне мог довериться. Это старый моряк, которого неимоверно тянуло в море, но и к своей Мари его тоже тянуло, за юбку которой он держался. Я знал, что последнее время его душа разрывалась между Мари и морем, поэтому решил, что именно эта тяга к морю и поможет тому, что и он подключится к поискам клада. Я сразу же отправился к нему и выложил все. Все, что рассказал мне накануне своей казни этот висельник, все, что произошло час назад на поляне во время казни. Я потому и обратился к Джонни, зная его как сообразительного малого. Я надеялся… Я почти не сомневался, что он что-то придумает. И он придумал!
Еще минуту назад унылое лицо рассказчика стало преображаться. В его глазах засверкали огоньки.
- Понимая, что англичане вряд ли задержатся на острове, и, добившись своего, выручив товарища, они тут же покинут Барбадос, сознавая, что счет идет на часы, если не на минуты, Джонни начал действовать практически молниеносно. Задумал он нечто необычное. Дело в том, что Джонни и Мари жили тем, что разводили и продавали птицу. Курей, голубей, иных пернатых. Я уж в них и не разбираюсь-то. Так вот. Он привлек к исполнению своего плана и меня, и Мари, и еще нескольких соседей. Мы явились на корабль шумною толпою, с клетками в руках, в которых находилась живая птица, Джонни объявил команде, что мы посланы губернатором Барбадоса, который решил сделать своим соотечественникам вот такой необычный подарок. Еще по дороге к гавани Джонни объяснял нам, что нужно действовать быстро и нагло, не давая опомниться морякам этой посудины, и вот теперь он с успехом внедрял задуманное. Первейшей нашей целью было: попасть на корабль. Потому-то мы и поспешили мимо опешивших матросов на судно, уверяя, что самолично должны доставить на корабль этот живой груз. На втором плане была в задумке Джонни вторая задача: не упускать из своих рук инициативу, задурманивать матросам мозги, заговаривать им зубы, одним словом запутать их так, чтобы они не обратили внимание на то, что должно было произойти дальше. И это у нас получалось с успехом. Особенно у Мари и ее соседок. Они без умолку тараторили матросам о пользе птичьего мяса, о том, какие сытные и вкусные блюда можно из него приготовить, желали приятного аппетита матросам во время плавания, когда они будут готовить блюда из птиц, которых мы принесли. Мы очень опасались, что нас изобличат. Но эта бабья трескотня, этот импровизированный шумный «цыганский табор» способствовал тому, что в этой суете никто не заметил главного! Что количество людей, поднявшихся на корабль с клетками в руках, не соответствовало числу тех., кто возвращался. Не было одного человека. Он, как вы понимаете, остался, спрятался на судне, в трюме, куда мы занесли клетки. Я говорю о Джонни.
Мелвилл на мгновение перевел дух после длинного монолога, а Драйден удивился тому, настолько интересной и интригующей стает вся эта история.
- Как мы и думали, вскоре судно отчалило от портовой стенки и устремилось за горизонт. Нам ничего не оставалось, как ждать. Ждать весточки от Джонни. Весь секрет в том, что курей он взял на судно для маскировки. А главный секрет заключался в голубях. Дело в том, что это были не обычные голуби. А почтовые! А уж они-то доставят записку, которую Джонни привяжет к лапке любого из них. Дело оставалось за малым, но главным и трудно выполнимым. Нужно было не просто выведать каким-то образом координаты вожделенного острова, а еще и сделать это достаточно быстро. Пока корабль не отдалился от острова на столь большое расстояние, которое голуби уже преодолеть бы не смогли. Хотя… Известны случаи, что они, голуби, преодолевали огромнейшие расстояния. Но все же. Мы запаслись терпением. Я вернулся исполнять свои обязанности на службе у господина Линда, а Мари зорко следила: не вернулся ли кто из их пернатых воспитанников. Вскоре такой день настал!
Драйден едва не прищелкнул языком от восторга. Даже если бы он просто читал приключенческую книгу о поисках клада, ему уже было бы интересно. А тут еще и он сам был участником этих событий, имел возможность самолично положить в свой карман немалую часть этих манящих сокровищ.
- Как я и говорил, - продолжил рассказчик, - Джонни оказался проворным малым. Он, проныра, каким-то образом проник в каюту, которая соседствовала с каютой капитана, и подслушал разговор капитана, офицеров и нашего несостоявшегося висельника, который там же сообщил всем что разгадал тайну карты и сообщил координаты острова. Их и указал в своей записке, прикрепленной к лапке одного из почтовых голубей, Джонни. Я сию же минуту положу эту записку на стол перед вами, если и вы мне напишете расписку, что обязуетесь сдержать вое слово и вручите мне третью часть клада. Когда он, клад, окажется в наших руках.
Николас, еще мгновение назад оживившийся от такой новости, после этих слов застыл в нерешительности.
- Ну, что же вы, капитан? – Вошедший в азарт рассказчик излучал триумф. – Вы же сами торопили меня, говорили, что желаете побыстрее отправиться к острову. Так давайте же! Как только мы обменяемся бумагами, мы сможем сразу же отправляться в путь!
Замешательство Николаса длилось лишь мгновение. Какой-то таинственный огонек, блеснувший в его глазах, свидетельствовал о том, что он принял решение.
- Да, вы, конечно же, правы. – Капитан придвинул к себе прибор с письменными принадлежностями взял в руки перо. – Все должно быть честно. Все должно быть справедливо.
Через минуту усердного правописания Драйден протянул Мелвиллу лист бумаги:
- Держите! Все честно.
Тот быстро пробежал глазами по написанному.
- Вот и отлично! Рад, что вы, капитан, оказались порядочным человеком. Вот, держите взамен.
С этими словами он протянул Николасу крошечный листок бумаги. Тот также жадно пробежался взглядом по строкам, достал морскую карту, разложил ее на столе, долго разглядывал, периодически устремляя взор то на записку, то на карту, и, наконец-то, выпрямился, самодовольно улыбнувшись:
- Ну, вот и все… Дело сделано. Впереди – желанная цель. Пойдемте со мной!
И решительным широким шагом зашагал прочь из каюты. Его собеседнику ничего не оставалось делать, как последовать вслед за ним.
Выйдя на палубу, он громким голосом обратился ко всем:
- Друзья! Мои верные и отважные единомышленники! Прошу всех собраться на палубе! Позовите тех, кто находится внизу. Я сообщу вам радостную весть. – И уже тихим голосом к матросу, что находился поблизости. – Том!
- Слушаю вас, капитан!
- Препроводи этого субъекта в трюм и привяжи покрепче. И заставь его съесть ту бумагу, что находится при нем.
- Слушаюсь, капитан!
- Съесть, слышишь? Не пожевать и выплюнуть, а именно проглотить! Понял?
- Будет сделано, капитан!
- Исполняй.
На Мелвилла страшно было смотреть. Он мгновенно побледнел, хотел что-то быстро сказать, но из вмиг пересохшего горла вырвалось какое-то непонятное бульканье.
- Как же так… - только и успел он выдавить из себя.
- Исполняй, Том! Ты не слышал моего приказа?!
- Да, да, капитан, сию минуту! - И повернулся к Мелвиллу. – Пошел!
Такой неожиданный, катастрофический поворот событий, настолько парализовал волю бедолаги, что недавний «компаньон» в дележе добычи сейчас даже не сопротивлялся. Когда он остался один в темном и сыром трюме, на смену потрясению пришли страх и ужас. Боязнь за свою судьбу, за то, что произойдет дальше. А когда еще и сверху донесся радостный громкий взрыв толпы (это наверняка была реакция матросов на весть о том, что они оправляются на поиски клада), к этим чувствам добавилось еще и жгучее чувство обиды. Досады и обиды за то, что он был жесточайше обманут. Что призрачное золотое сияние, которое уже виднелось вдалеке и согревало его своим теплом, лично для него в итоге оказалось лишь миражом. Что плодами того, что еще совсем недавно принадлежало только лишь ему (лишь он один знал о тайне клада) будут пользоваться все, даже самый последний отшельник из тех, чьи радостные вопли сейчас слышаться с палубы. Все, кроме него, Джеймса Мелвилла.
Стресс был настолько огромным, что от переизбытка эмоций бедолага потерял сознание…

10.

Вожделенный остров встретил матросов «Посланника» укрытыми зеленью лугами и возвышенностями, пением диковинных птиц, прекрасной погодой. Все располагало к тому, чтобы побыстрее покинуть поднадоевшую, постоянно шатающуюся от бесконечных ударов волн палубу, ступить на твердую землю и отправиться на поиски сокровищ. А коль «располагало», то почему, собственно, этим не воспользоваться?! Кладоискатели, естественно, так и поступили. Правда, уже утром следующего дня. Когда судно бросило якорь в одной из удобных бухт острова, день уже клонился к закату. Поэтому друзья, хотя и сгорали от нетерпения побыстрее заняться тем, ради чего и прибыли на остров, все же понимали, что отправляться вглубь острова на ночь глядя крайне глупо, поэтому и решили отложить «экспедицию за сокровищами» до следующего утра. Что и было сделано после одобрения этой идеи всей командой.
Ранним утром друзья, взяв в руки лопаты, кирки, иной инструмент и предметы, которые, по их мнению, будут необходимы в предстоящих работах, отправились в путь. Всем хотелось воочию увидеть желанный миг, когда клад будет найден, и каждый из них собственноручно сможет прикоснуться к вожделенному золотишку. Потому-то и вызвались отправляться на берег абсолютно все. Все, до единого! Такого, конечно, Джимми допустить не мог. Кто-то ведь должен был оставаться на корабле. Нести вахту, охранять судно, готовить пищу для команды и т.д. Поэтому капитан в приказном порядке оставил несколько человек на корабле, хотя те и не скрывали своего огорчения, а некоторые даже недовольства по этому поводу. Однако, все же подчинились воле капитана. Да по иному и быть не могло. На «Посланнике» были те, кто давно связал свою жизнь с морем, понимал иногда жестокие законы моря, без соблюдения которых никак не обойтись. Оставшиеся на посудине моряки прекрасно понимали, что корабль ни в коем случае не должен быть оставлен без присмотра. Каждого из них огорчала только одна мысль: почему «крайним» оказался именно он?!
Благодаря расшифровке Джона кладоискателям была известна точка на карте острова, к которой они могли мчаться сейчас, сломя голову. Но красоты вокруг были такие, что друзьям не грешно было во время пути то и дело задерживаться, любоваться пейзажами, пить воду из чистых и прозрачных ручьев или предаваться соблазну вкусить какой-нибудь из множества манящих к себе плодов, которые изобиловали на ветвях деревьев. Вокруг властвовало то, что по полному праву можно было бы назвать раем. Если бы здесь жили люди, им вполне можно было бы позавидовать. Жить в окружении таких красот, де если еще и поставить домишко на самом берегу, с видом на бескрайний океан – это то, что любому из нас, и автору этих строк в первую очередь, остается только страстно мечтать. Впрочем, сейчас, скорее всего, все так и есть: остров утыкан виллами с видом на море. Но тогда, когда эпоха Великих Географических Открытий еще толком не завершилась, огромнейшее количество островов, в том числе и этот, были необитаемы. Потому-то и природа на острове Хогартов и была девственно не тронутой. Да, остров Хогартов, поскольку именно так, не мудрствуя лукаво, для простоты общения между собой, и назвали все на «Посланнике» этот остров. В знак тех, кто для них, собственно, и открыл это остров. С кого и началась эта вереница приключений, приведшая их в итоге к этому клочку земли, омываемого волнами легендарного Атлантического океана.
Хотя остров издали казался довольно небольшим, все же путешествие по нему оказалось не таким уж скоротечным. Было уже за полдень, когда кладоискатели наконец-то достигли желанной цели. Время ушло не только на любование красотами. Встречались на их пути и огромные валуны, и торчащие из земли каменные глыбы, при виде на которые создавалось впечатление, что путешественники являются свидетелями того, как рождаются горы. Эти глыбы почему-то похожи на исполинские молодые побеги, которые, если их поливать, вырастут до размеров взрослого плодоносящего растения. Путники эти естественные преграды иногда преодолевали, иногда просто обходили. В итоге, их путь несколько затянулся. Путь, который они планировали преодолеть стремительно, едва ли не летя на крыльях к вожделенной цели.
Вот и долгожданная цель. Искатели вышли на довольно обширную поляну, окруженную со всех сторон кустарниками и деревьями, где сразу же увидели огромнейший, продолговатой формы, валун. Все сразу же поняли, что это и есть тот предмет, который на карте был изображен прозаическим овалом. Рядом с одним из закруглений этого овала на карте была нанесена еще более прозаическая точка, красовалась циферка «47». Таких хаотических точек и циферок, на карте и по ее краям, было нанесено огромнейшее множество. Все, кто ломал голову над разгадкой тайны карты, были глубоко уверены, что нагромождение всех этих точек и циферок было нанесено умышленно много, специально с целью запутать тех, кто попытается разгадать секрет карты.
Джон, взяв из рук стоявшего с ним рядом моряка лопату, подошел к одному из округлых углов валуна, остановился, еще раз заглянул в карту, затем очертил на земле круг и повернулся к тем, кто все это время не сводил с него глаз и пристально следил за каждым его действием:
- Думаю, здесь и нужно копать. Так что приступим.
И с этим словами просто начал копать, отбрасывая в сторону землю. Все вокруг какую-то долю секунды еще оставались стоять, словно пребывали в состоянии некого очарования, словно ожидали от Джона какого-то волшебства, что он сейчас взмахнет рукой, будто сказочная фея волшебной палочкой, и дождь из золотых монет сам собой посыплется на их головы. Но в следующее же мгновение, осознав, что все до смешного просто, что для начала нужно заняться тем, что они планировали еще с самого начала (для этого ведь и брали лопаты и кирки), едва ли не все бросились к «магическому кругу» и принялись копать. Вернее, бросились действительно все, но нетрудно догадаться, что места у вожделенного «круга», хватило далеко не всем.
- Не суетитесь! - призвал всех к порядку Джимми. – Кому нет места, пока отдохните. Вы потом замените тех, кому потребуется отдых. Будем меняться. Кто устанет – говорите, меняйтесь, передавайте свои лопаты другим.
Дальше началось то, что всегда происходит в случаях, когда одни работают, а вторые «стоят у них над головой». Молча наблюдать, как работают другие – это пытка, похуже тех, что придумали испанские инквизиторы. Как можно отказать себе в удовольствии съязвить над тем, кто в это время «пыхтит», в отличии от тебя, с лопатой. В данном случае этот «балаган» с выкриками, шутками и смехом сыграл позитивную роль. За такими разговорами быстрее летело время, которое в иной ситуации могло тянуться невыносимо долго.
Грунт был мягкий и поддавался легко, поэтому, когда лопата одного из копателей наткнулась на нечто твердое, и над поляной послышалось его взволнованное: «Что-то есть!», всех охватило волнение, которое еще нельзя было назвать «золотой лихорадкой», но к предвестникам оного это состояние кладоискателей отнести было вполне серьезно.
- Да это просто камень…
Кто-то или попытался пошутить, или действительно засомневался, но стоявшие рядом недавние шутники, которые еще минуту назад из кожи вон лезли, чтобы показать друг перед другом, что их острословие куда более «острее», чем у других, сейчас так злобно и с упреком взглянули молча на того, кто осмелился произнести такую «крамолу», что тот сразу же осекся. Смех смехом, но все настолько были одержимы желанием побыстрее отыскать клад, что об ином варианте развития событий даже думать не хотели.
Когда тот, кто наткнулся на что-то твердое, опустился на колени и начал руками отгребать в сторону взрыхленную землю, чтобы очисть то, что нашел, все буквально затаили дыхание. Те, кто стоял поодаль, начали подниматься на кончики пальцев ног и вытягивать шею, чтобы лучше разглядеть то, что должно сейчас появиться на «свет Божий».
- Кувшин...
У кого-то при этих словах радостно забилось сердце. Кувшин – это не камень. Это уже нечто рукотворное, что попало сюда не просто так, само собой. Кувшин сюда не занесло ветром. Здесь, на этом острове, побывал человек. Который не просто, утолив жажду, забыл кувшин возле валуна, а зачем-то глубоко закопал его в землю. Понятно, что с этого момента факт существования клада начал приобретать реальные очертания. Но были и такие, кто разочаровано подумал: «А почему только кувшин? Почему не огромный сундук?! В нем ведь больше золотишка поместилось бы!»
Напряжение нарастало.
Наконец кладоискатель выпрямился и радостно поднял над головой свою находку. Несколько услужливых рук, из числа тех, кто находились рядом, также потянулись к сосуду. То ли им сами поскорее хотелось взять в руки столь значимую находку, то ли они просто подстраховывали своего товарища на случай, если тот уронит драгоценный груз, готовые тут же его подхватить.
Но триумфатор и не думал уступать другим свой трофей. Расталкивая окружающих, продолжая держать свою находку над головой, он подошел к Джимми и положил кувшин у его ног.
- Право первой брачной ночи принадлежит вам, капитан.
Все были настолько увлечены происходящим, что никто не только не отреагировал на шутку удачливого матроса, а, скорее всего, никто даже не обратил внимание на этот словесный перл.
Джимми и стоявшие с ним Крэсвелл, Хогарт, офицеры не стали сразу же вскрывать кувшин, а внимательно осмотрели его. Он был из меди или бронзы, немалых размеров с очень широкой горловиной. Она была закупорена кляпом, роль которого исполнял туго забитый в горловину кусок парусины. Внимательно осмотрев кувшин, стоявший на земле у его ног, Джимми затем осторожно взял сосуд в руки и поднял его. И тут же удивленно произнес:
- Да он пустой!
Вздох разочарования вырвался из уст многих. То, на что не обратил внимание обрадовавшийся своей находке матрос, сразу же было оценено капитаном:
- Он очень легкий! Внутри ничего нет! – И, слегка встряхнув сосудом, добавил: - Нет, что-то есть, но…
Поняв, что от слов пора переходить к делу, Джимми попытался выдернуть из горлышка затычку, что у него получилось далеко не сразу. Уж больно плотно сидело на своем месте это нехитрое приспособление. Сделав это, Джимми не откинул сразу же в сторону этот кусок парусины. Лишь развернув его и убедившись, что это именно парусина, и что ничего более в ней не спрятано, он отложил ее в сторону. Поскольку горлышко было широкое, он без труда просунул туда руку. За каждым движением капитана жадно следили десятки пар глаз его подчиненных. Все затаили дыхание: что же сейчас извлечет на свет Божий их предводитель?!
Джим извлек нечто, что было замотано в еще один кусок парусины и сверху перевязано веревкой! Начало было интригующим. Всем казалось, что в этом пакете должно находиться нечто крайне ценное. Бэнкс повертел пакет в руках, осмотрел его, не заметив ничего особенного, развязал веревку и осторожно развернул паутину. В его руках оказалась… обыкновенная бутылка. Да, да, бутылка из-под обыкновенного рома, которые на полках каждой таверны стоят рядами! Но все сразу же отметили, что в данном случае этот нехитрый сосуд был не таким уж обыкновенным. Сразу же бросилось в глаза, что горлышко бутылки было залито сургучом, а в самой бутылке находились какие-то бумаги. И хотя все, находящиеся вокруг, желали бы видеть вместо бумаг само золото, но, после обескураживающего «Пусто», все рады были даже такому повороту событий. Джимми сразу же обратил внимание, что в бутылке было два клочка бумаги. Причем, перед тем, как каждый из них засунуть в горлышко, они были скручены в тугую трубочку, которая легко проходила а горлышко бутылки. Попав в широкую часть бутылки записки развернулись, поэтому вытащить их снова через горлышко не представляло никакой возможности. Так что Джимми, очень не хотевшему мусорить в этом живописном месте, ничего не оставалось делать, как разложить на траве знакомый уже нам кусок парусины и над ним осторожно разбить бутылку.
Взяв в руки большую из извлеченных записок, он развернул ее, сначала бегло пробежал глазами по написанному, а затем принялся громко читать:
- «То, что я спрятал на этом острове, принадлежит мне, и я сам намерен вернуться за этими сокровищами в лучшие времена. Но, учитывая обстоятельства, и понимая, что такому, возможно, не суждено случиться, поэтому постараюсь передать информацию об этом кладе своим родственникам. Понимая, что эти бумаги могут попасть в руки посторонних людей, делаю все, чтобы зашифровать свой клад. Если кто-то держит в руках эти бумаги и читает написанное, значит, вы достаточно смекалисты, коль расшифровали первый уровень моих шифровок. В этой бутылке находится вторая шифровка. Родственникам легче ее будет разгадать, поскольку в шифровках я использовал информацию, цифры, слова, которые имеют отношение к нашему роду. Очень хочу, чтобы эти строки читал не чужой мне человек или люди».
Джимми опустил руку, в которой держал записку, и повернулся к Грету:
- Вы родственник этого человека, мистер Хогарт?
- Нет. Но карта попала ко мне в руки именно из рук родственника. Он умирал… Возможно из-за того, что видел, как я искренне пытался спасти его, чужого мне человека, которого я видел в первый и последний раз, он в последние мгновения своего бытия и доверился мне. Увы, перед смертью он только и успел, что передать мне эту карту и выдавить из себя, что за всем этим кроются огромные сокровища. В следующий миг его душа отправилась к праотцам. Я даже не спросил его имени. Сейчас, после прочтения вами, господин капитан, этой записки, мне жутко хотелось бы знать, кто ее автор. Не удивлюсь, что это какой-то известный пират, который немало награбил в своей жизни, но получивший по заслугам, так и не успев воспользоваться своим «запасом на черный день». Но… Чего уж теперь говорить… Это только догадки. Это что, весь текст? Без подписи?
- Да это все. На этой записке более нет ни единого слова. Сейчас посмотрим, что во второй.
Капитан развернул вторую записку, но в ней, кроме нового рисунка с изображением острова, непонятных знаков и цифр, никакого текста не было написано. Джимми горько улыбнувшись, повернулся к Крэсвеллу:
- Кроме тебя, Джон, никто так и не смог расшифровать тайну карты. Хотя ты и обещал такому умнику, если он найдется, отблагодарить частью своей добычи. Сейчас мы будем рады тебе уступить лишнюю долю, если ты вновь нас выручишь и разгадаешь и эту шифровку. Спасай ситуацию, коль уж у тебя такой дар к этому делу.
Джон взял в руки протянутую ему записку, долго рассматривал ее, затем сел прямо на землю, долго-долго и внимательно всматриваясь в изображение. Казалось, время застыло. Томимые неизвестностью и сгораемые от нетерпения матросы страстно желали, чтобы Джон прямо сейчас радостно вскочил, закричал, что он разгадал загадку, и все были бы не против тут же отправиться к другой «точке» (теперь уже окончательной!), где они наконец-то погреют ладони теплом долгожданного золота.
Но Джимми молчал.
- Все не так просто, - поднял он голову, услышав, как все вокруг начали все чаше и настойчивее покашливать от нетерпения. – Я и карту не сразу разгадал, а долго ломал над ней голову. Теперь, боюсь, этот человек тоже достаточно умело зашифровал то, что хотел зашифровать.
- Может, мы разгадаем? – не выдержал кто-то. – Хотелось бы посмотреть…
- Пожалуйста, - Джон поднялся и протянул записку тому, кто это сказал. – Может, действительно общими усилиями мы разгадаем этот секрет. Что вы все приуныли? Да, досадно, что все усложняется. Но… Я поначалу, грешным делом, думал, что никакого клада, возможно, и нет, и вся эта история сесть не что иное, как какая-то мистификация. Сейчас же вижу, что все по-серьезному, что клад действительно существует. Он здесь, на этом острове, где-то рядом с нами! Так что не вешайте нос! Осталось сделать один шаг!
Эти слова взбодрили многих. Они обступили человека, который держал в руках записку. Каждый старался заглянуть в написанное, каждому хотелось разгадать загадку и сделать личный вклад в общее дело поиска клада. Останавливаться на полпути, не говоря уж о том, чтобы возвращаться назад, сейчас, когда желанная цель была совсем рядом, никто не хотел. Пусть этот незнакомец, который спрятал клад, дурачит их какими-то глупыми шифровками, но все равно они сделают этот последний шаг, отделяющий их от манящего к себе сокровища. В эту минуту никто из них не догадывался, каким на самом деле будет следующий шаг.

11.

Николасу Драйдену и его «вольной братии» было хорошо известно о неплохих скоростных качествах их «Фиесты». Поэтому они и надеялись, что это обстоятельство поможет им в данном деле. Нет, они не ставили себе целью во что бы то ни было догнать и обогнать тех, за кем гнались. Без карты, не зная место, где именно на острове искать клад, им там раньше времени делать было по большому счету и нечего. Но и опоздать они не хотели. Больше всего Николас боялся, что они прибудут на остров тогда, когда их более удачливые в кладоискательстве коллеги уже покинут остров. Покинут вместе с золотишком, оставив Николасу и его команде «дырку от бублика» и возможность кусать локти от досады. До этого доводить дело ни в коем случае нельзя было. Ведь если сейчас «все дороги вели в Рим», то потом, когда их оппоненты покинут остров, будет непонятно, куда они последовали и где их искать. И чтобы не доводить дело до крайности и не выпустить из рук «жар-птицу», которая мысленно уже «грела руки» и согревала души людям Драйдена, нужно было спешить. Поэтому и летела «Фиеста» над волнами с полной нагрузкой парусов, приближая охотников за «желтым тельцом» к желанной цели.
Если бы тот момент, когда преследующие таки настигли преследуемых случился чуть-чуть раньше, еще в открытом море, то на «Посланце», скорее всего, заметили бы сзади себя на горизонте верхушки матч настигающего их судна. Но все случилось именно в тот момент, когда впередсмотрящий из «вороньего гнезда» на «Посланце» крикнул: «Земля! Вижу землю!» Все на судне, все до единого, поняли, что впереди замаячили вершины возвышенностей острова Хогартов, поэтому все взгляды людей на «Посланце» были устремлены вперед, все их мысли были заняты тем, что происходит впереди. Ни единого человека не интересовало то, что происходило сзади.
А зря. Почти одновременно с упомянутым выше криком марсового на «Посланнике», прозвучал и возглас пирата, несшего вахту на крюйс-марсе «Фиесты»: «Судно! Вижу впереди верхушки матч судна!» Этой короткой информации было достаточно для капитана, чтобы он тут же отдал приказ убрать все паруса. Такой приказ своего командира для некоторых, не в меру горячих, жаждущих побыстрее прибрать к своим руками желаемое золотишко, показался едва ли не крамолой. Ведь все понимали, что они вот-вот должны были уже прибыть к цели. По их подсчетам, если бы марсовый не сообщил им сейчас об увиденном впе6реди судне, то совсем скоро он наверняка сообщил бы о появившемся на горизонте острове. Их острове! К которому они стремились. Стало быть, замеченное впереди судне – ни чье иное, как посудина их конкурентов! Многие, наоборот, были готовы добавить парусов, чтобы поскорее настичь «самозванцев», отнять у них карту и поскорее отправиться за сокровищами. А тут вдруг такой приказ… Особо рьяные даже не побоялись высказать вслух свое недовольство этим решением капитана. На что тот загадочно ответил:
- Нам важен не сиюминутный, а конечный успех. Давайте запасемся терпением. У меня есть план.
Все было сделано настолько быстро, что в зоне видимости друг друга суда находились всего несколько минут. На «Фиесте» быстро убрали паруса, после чего верхушки матч показавшегося впереди корабля тут же вновь скрылись вдали. Так что, если бы марсовые на «Посланнике» через пару минут и оглянулись назад, то они бы увидели чистый горизонт.
Дальше произошло то, что еще более разозлило некоторые «горячие головы» на «Фиесте». По приказу капитана судно… легло в дрейф! Фактически остановилось! Как так?! – недоумевали те, кто сгорали от нетерпения «иметь все и побыстрее». – Цель – рядом! Нужно действовать вдвойне активно, а они, наоборот, бездействуют! Но капитан, чтобы пресечь это «нытье», даже рассердился:
- Если хотите добиться желаемого, слушайте мои приказы! Приказываю прекратить лишнюю болтовню!
Все это происходило в тот час, когда день уже клонился к своему закату. Вскоре наступила ночь. Именно тогда, когда многие мысленно уже видели себя лежащими в своих гамаках, отдыхающими от «трудов праведных», капитан вдруг отдал приказ... поднимать паруса! И хотя это выглядело почти невероятным, все бросились исполнять команду. Парусов было поставлено минимальное количество, чтобы судно приближалось к острову на не быстром ходу. При этом капитан велел не только погасить все топ-огни на судне, но и строжайше приказал: чтобы на корабле за это время не мелькнул ни единый, пусть даже самый маленький, огонек, и не было не произнесено ни единого, пусть даже самого тихого, слова. Учитывая, что ночь была безлунной, нетрудно догадаться, что «Фиеста» приближалась в острову невидимкой!
Что и нужно было! Пусть и смутно, но все же люди Николаса вскоре увидели в тусклом свете звезд очертания острова. А для тех, кто мог увидеть их с острова, они оставались невидимыми. Когда вскоре пираты увидели и ярко горящие топ-огни стоящего на якоре у берега судна, они начали догадываться о хитроумном смысле плана своего предводителя. Да, напасть не открыто, когда те увидят нападающих заранее, и успеют приготовиться к отпору, это одно дело. А напасть незамеченными, врасплох, да еще и тогда, когда все на корабле неприятеля отойдут ко сну… Это гениально! Сейчас они лихо перережут глотки этим «сонным цыплятам» и выбросят их за борт. Некоторые уже мысленно представляли атаку и в волнующем предвкушении ждали предстоящей «потехи».
Но неожиданно Драйден дал команду сменить курс. «Фиеста» начала идти вдоль берега, огибая остров с подветренной стороны. Это снова привело многих пиратов к «умственному тупику», но, как и следовало ожидать, ни единого слова не сорвалось из уст тех, кто был в это время на «Фиесте». И лишь когда корабль, обогнув остров, приблизился к противоположному (от того места, где стоял на якоре «неприятель») берегу и бросил там по приказу капитана якорь, на корабле был отменен запрет на разговоры. Но при этом капитан настаивал, чтобы разговоры были тихими, чтобы все внимательно вели себя и не позволяли себе непродуманных движений, от которых что-то могло бы свалиться, или каким-то иным образом издать громкий звук.
- Вы должны четко понимать, - говорил Николас своим людям, - что до определенной минуты мы должны оставаться на этом острове невидимыми и неслышимыми. Наши конкуренты ни в коем случае не должны догадываться, что мы находимся на острове! От этого напрямую зависит наш успех. Они должны твердо веровать в то, что они абсолютно одни на острове, что их никто не видит и не слышит, что за ними никто тайком не наблюдает. А именно это мы и хотим сделать! Не сомневаюсь, что они с рассветом начнут поиски клада. Для того, чтобы начать следить за ними с самого начала и не упускать потом из виду, мы уже сейчас должны начать действовать. А именно: отправиться к месту их стоянки, причем, нужно успеть сделать это до рассвета, или хотя бы до того времени, как они приступят к действиям, затаиться в прибрежных зарослях и не спускать глаз с корабля. Потом, когда они высадятся на берег и отправятся вглубь острова за кладом, тихо и незаметно следовать за ними. Повторяю: тихо и незаметно! От этого во многом зависит успех задуманного. Если мы обнаружим себя и нам придется нападать на них раньше времени, это все усложнит. Нужно будет выведывать у них место спрятанного клада, они могут проявить упорство в этом вопросе. Нужно будет самим заняться поисками. А если все пройдет гладко, то мы сможем напасть на них уже тогда, когда они найдут клад. Вся черновая работа будет сделана этими простаками, а нам останется только прибрать к своим рукам золотишко.
Одобрительный гул пробежал по рядам пиратов. Послышалось: «Вот это дело!», «Молодчина, капитан!», «Здорово придумано!». Все время, пока судно находилось в пути, следуя к «Золотому острову», Драйден рисовал в своем воображении картины, когда клад попадет к ним в руки, и его подчиненные будут благодарить свого предводителя за удачно провернутое дельце. Ему очень хотелось услышать одобрительные слова в свой адрес со стороны команды. Он очень болезненно воспринимал недавнее недовольство экипажем бездеятельностью своего капитана. Теперь же жаждал похвалы и поддержки команды едва ли не больше, чем самого золота. Потому-то в эту минуту и был необычайно рад, что это такое случилось уже сейчас, даже раньше того момента, когда в их руках окажется вожделенный клад. Подбодрившись, Николас продолжил:
- Пока Господь и удача на нашей стороне. Когда мы преследовали конкурентов нам нужна был темень, чтобы они нас не видели. И мы получили ее. Теперь же, когда нам нужно пересечь остров, темень была бы для нас помехой, ведь темнота скрывала бы от нас кустарники и овраги, усложнила бы путь. В такой ситуации нам нужно было бы мечтать о яркой луне, которая осветила бы нам дорогу. И что мы видим? Вот она всплывает над небосклоном, даря нам свой желанный свет! Боги на нашей стороне! И хотя нам предстоит бессонная ночь, конечный результат стоит того, чтобы мы немного потерпели. Вперед, друзья!
Пираты радостно зашумели и сразу же принялись готовиться к походу. Вскоре шлюпки одна за одной отчалили от «Фиесты» и устремились к берегу. Переход к тому месту, где стоял на якоре «Посланник», был не столь легок и быстр, как это показалось вначале пиратам. Наступил рассвет, а они все еще находились в пути. Николас не на шутку начал опасаться, что план может сорваться. Утешало одно, что их конкуренты будут не столь расторопными и отправятся на поиск клада с опозданием. И за это время «ночные путешественники» таки успеют прибыть к «точке отсчета». Но чем выше утреннее солнце поднималось на небосклоне, тем большая тревога роилась в душе капитана пиратов. Уже сейчас было понятно, что они опаздывают. Вряд ли томимые желанием найти клад оппоненты будут сидеть до такого времени на корабле. По логике событий они уже должны были находится в пути. Единственное, на что надеялся Драйден, тот факт, что они сейчас идут как раз той дорогой, по которой, скорее всего, должны последовать и их конкуренты. Если будут следовать именно в район центра острова. Поэтому они неизбежно должны встретиться. Для того, чтобы неприятель не обнаружил их раньше, Николас строжайше приказал всем не только идти молча, не роняя ни единого громкого и даже не громкого слова, но и следить за тем, чтобы каждый из них не ступал на сухие ветви и не издавал иных шумов и звуков, которые могут выдать их присутствие. И в то же время все должны были идти, напрягая слух. И если кто услышит впереди голоса или иные заслуживающие внимания звуки, тот непременно должен был взмахнуть рукой, давая знак своим товарищам.
Но все эти «стратегические расклады» были хороши для того случая, если пути двух групп пересекутся. Но понимал Николас и то, что их оппоненты, ступив на берег, сразу же свернут вправо или влево. Карта-то ведь у них в руках, они знают место хранения клада, и сразу же к нему устремятся. При таком раскладе они разминутся, и Драйден упустит добычу. Эта мысль некоторое время терзала душу пирата, но вдруг его осенило. Что, собственно, изменится?! Они ведь все равно хотели напасть на неприятеля тогда, когда те уже найдут клад. Так какая разница, когда это произойдет, или в момент извлечения сокровищ из земли, или когда они с золотишком в руках вернутся на берег. Ведь на этих простофиль можно напасть и по их возвращению, перед посадкой в лодки. Достаточно Драйдену и его друзьям спрятаться на берегу и ждать возвращения кладоискателей. Но именно в то время, когда мысленно для себя капитан решил, что они как раз так и поступят, впереди послышались голоса!
Матросы «Посланника» были действительно уверены, что кроме них на острове никого нет, потому и шли, ни от кого не прятавшись и не маскируя свое присутствие. Они весело и громко переговаривались между собой, восхищались окружающими их красотами, шутили, многие делились друзьями тем, на что они потратят свою часть добычи.
Николас взмахом руки приказал всем остановиться, две-три минуты стоял, застыв на месте, прислушиваясь к голосам, оценивая ситуацию и определяя, куда именно направляются эти люди, потом огляделся, увидел недалеко довольно глубокий овраг, густо поросший деревьями и кустарником, и знаком показал, чтобы все следовали за ним. В этом овраге все и схоронились.
Расчеты капитана оказались верны. Вражеский отряд проследовал мимо. Внимание сидящего в овраге Драйдена в эти минуты было сосредоточено только на голосах. Но когда группа проследовала мимо, он задался вопросом: так как же ему сейчас поступить? Может, действительно, не преследовать конкурентов, а подождать их на берегу? А там и «взять» их, «тепленьких», вместе с золотишком. Капитан лихорадочно взвешивал все «за» и «против». Первоначально он планировал так и поступить. Но чем дольше раздумывал, тем больше понимал, что там тоже будут свои сложности. На судне ведь непременно осталась часть команды. Кто знает, возможно и немалая часть. К тому же, скорее всего, корабль стоит недалеко от берега и все прибрежные холмы наверняка находятся в зоне досягаемости корабельных пушек. При таком раскладе ничего не помешает канонирам послать смертоносные ядра вдогонку тем, кто похитил их золото. А если они нападут на кладоискателей в глубине острова, то ничто не помешает Николасу и его друзьям сначала перебить эту группу людей, отнять у них сокровища, а потом скрытно, возможно, под покровом ночи, напасть и на сам корабль. Его тоже можно будет причислить к числу своих трофеев.
Но не только это склонило Николаса к тому, что не стоит дожидаться на берегу, а нужно сразу же начать преследование врага. Есть еще и такое понятие, как «охотничий азарт». Пирату хотелось не ждать, а уже сейчас пойти по следу своих жертв, ощутить в душе приятное волнение, которое приходит тогда, когда охотник нападает на след будущей «дичи» и преследует ее. Да и просто так сидеть без дела на берегу, томясь в ожидании, зная, что в это время самозванцы извлекают на свет Божий их, золотишко, - это то, что теперь уже Николас никак не мог себе позволить. Приложенный к губам палец, недвусмысленный взмах руки, и пираты тихонько «на полусогнутых», последовали за проследовавшей мимо них группой.
Не станем утомлять читателя подробностями преследования. Нетрудно догадаться, что эти детали интересуют нас меньше всего. Каждый из тех, кто держит в руках эту книгу, и у кого хватило терпения дочитать повествования до этого места, думает об одном: так чем же все-таки завершилась эта погоня? Нетрудно догадаться, что именно тем, что и планировал Драйден. Они долго наблюдали из зарослей, в которых укрылись, за тем, что происходило на поляне близ огромного каменного валуна. Расстояние между ними и кладоискателями было такое, что до них доносились отдаленные голоса, но разобрать, о чем же там говорят, было невозможно. Поначалу Николас готов был скрипеть зубами от досады, что не в курсе того, о чем говорят его враги, но и покидать место укрытия не хотел. Он не желал подвергать риску общее дело. Ведь существовала вероятность, что при передвижении они раскроют свое присутствие в самый неподходящий для этого момент. А это место было довольно неплохим стратегическим пунктом для наблюдения, с этого места было видно как на ладони все, что происходило на поляне. А когда еще и пираты увидели, что кладоискатели, сверяясь с картой, сначала определили место, где копать, а потом и начали работать лопатами, необходимость в том, чтобы слышать их голоса, вовсе исчезла. Теперь Николасу было глубоко наплевать на то, о чем говорят эти дурачки. Главное, что они нашли клад и уже начали земляные работы, после чего золотишко только останется извлечь из земли. Теперь, когда клад будет извлечен, нужно будет только напасть на них! И все! Ничего ценного теперь эти простофили не скажут. Теперь все зависит не от их слов, а от их дел. Теперь нужно не слушать, а смотреть. Желанная цель была так близко!
В эти минуты Драйден вспомнил, как совсем недавно сидел удрученный в своей каюте, не зная, как прервать бесконечную полосу неудач, как задумывался даже над тем, чтобы сложить из себя полномочия капитана. И угораздило же Судьбе преподнести ему подарок в виде этого Джеймса Мелвилла, этого непутевого надзирателя из Барбадоса, визит которого вскоре так круто изменит его, Драйдена, жизнь. Это произойдет очень скоро! Яма уже достаточно глубока. Не будут же они рыть ее до бесконечности. Если место определено правильное, то вскоре они должны наткнуться на находку. Как сейчас пирату хотелось, чтобы там было побольше золотишка! Какая жизнь у него теперь начнется! Благодаря этому добру он развернет свое дело с большим размахом! Те, кто еще недавно ворчал в его адрес и сомневался в его капитанских способностях, будут стыдиться своих вчерашних сомнений. Теперь никто не посмеет применить к нему определение «малоизвестный» капитан Драйден! Его имя теперь громко прозвучит на все Карибы!
В это время пираты стали свидетелями оживления на поляне. А когда вскоре они увидели, как один из кладоискателей радостно поднял над головой огромный кувшин, из-за зарослей едва не послышался радостный крик, что могло выдать место их укрытия. «Это сколько же золотишка и алмазов может поместиться в такой огромный кувшин!» - подумали одни. «А ведь таких кувшинов в той яме может быть несколько!» - затаив дыхание подумали другие.
Все, дело было сделано! Теперь только и оставалось, что напасть на этих простофиль и отнять у них найденное добро. Если бы Николас и его люди не поторопились и продолжали следить за происходящим на поляне, то они бы заметили, что дальнейшие события там будут не совсем такие, как это уже виделось в их воображении. Что кладоискатели не начнут извлекать из ямы кувшины один за одним, не начнут дележ добычи. Но страстное желание опередить наглецов и первыми начать этот дележ привело к тому, что в дальнейшем никто из пиратов фактически почти не смотрел на то, что происходит на поляне. Все столпились в полукруг перед капитаном, который излагал план нападения. Он чертил на земле стрелки передвижения, доходчиво объяснял едва ли не каждому, с какой стороны он должен обогнуть поляну, и с какой позиции начать атаку. Капитан первый пойдет в наступление, и это будет сигналом к действию для остальных. Николас еще и еще раз чертил на земле стрелки, снова и снова объяснял всем их расположение во время атаки и умолял, чтобы они не заходили за пределы оговоренной зоны, чтобы, чего доброго, в пылу азарта не перестрелять друг друга. Потому-то они должны не окружать неприятеля, а идти на него полукругом.
Драйдену нравилось быть в роли полководца, объясняющему своему войску план предстоящего сражения. Но это сыграло в итоге с ним злую шутку. Пока все пираты слушали своего предводителя, никто не смотрел на поляну, и не мог видеть, что ожидаемого деления найденных сокровищ было! Там тоже была пауза, при которой все остановились, и смотрели, как один из них разгадывает тайну найденной зашифрованной записки.
- Не жалейте пуль! – подытожил капитан. – Сразу же после моего выстрела устремляйтесь на них, ведя при этом беспрерывную стрельбу. Это не только для того, чтобы ошарашить и деморализовать противника. Чем больше вы сразу же уложите этих негодяев, тем меньше вам хлопот будет во время ближнего боя. Тогда применяйте клинки, абордажные сабли, все, что есть у каждого. Вы готовы?
- Да, капитан. Нам не терпится поскорее приступить к делу.
- Ну что же… Да поможет нам Господь. Занять позиции.
Спустя какое-то время прозвучал первый выстрел и одновременно с ним крик Драйдена:
- Вперед!
То, что случилось потом, было для матросов «Посланца» настоящим адом…

12.

Проживая в родной деревушке, Джон Крэсвелл искренне был влюблен в край, в котором родился и жил. Он, конечно, понимал, что в людном городе жизнь, возможно, была бы более насыщенной событиями и общением с людьми, но там бы не было таких просторов, такого единения с природой, там бы не было такой глади океана и таких бескрайних полей и лугов. Но, попав на острова Нового Света, вчерашний мальчуган увидел там такое буйство зелени, обилие зарослей деревьев, кустарников, густой травы, что на фоне всего этого изобилия скудные на растительность поля, раскинувшиеся близ бывшей деревушки Джона, теперь казались ему безжизненной пустыней. По сравнению с ними нынешнее растительное окружение Джона была сопоставимо с благоухающим оазисом. Это в полной мере относилось и к острову Хогартов, на который прибыли кладоискатели. Даже друзья Джона, многие из которых прожили на землях Нового Света едва ли не всю жизнь, и те с первых же шагов по острову восхитились изобилием флоры и фауны этого райского уголка. А что уж говорить о Джоне. Но только любоваться красотами – было до обидного мало. Частенько встречались на их пути деревья, ветви которых были усеяны созревшими плодами. Выглядели они настолько румяно и аппетитно, что не было никаких сил сдерживать себя от соблазна отведать этот божественный дар природы. Но не успел он отправить в рот первый же плод, как услышал от седовласого матроса, шедшего рядом с ним, поучительные слова:
- А вот этого тебе, мой юный друг, делать бы и не следовало. Не зная, плоды какого дерева ты ешь. Ведь съесть можно такое, что потом пожалеешь. Взять, к примеру, плоды манцилина. На вид румяные, на плоды яблони ранет похожие. Но… Стоит только отведать такой «райский плод», начинается жар, начинает мучить невыносимая жажда, даже цвет кожи меняется. Плод настолько ядовит, что даже рыба, любая рыба, которая съест этот плод, тоже становится ядовитой. Даже одно только прикосновение к этому дереву чревато неприятностями: появляются жгучие пузыри, они приносят сильную боль. Слышал об одном матросе, который хотел всего лишь сломать крохотную веточку манцилина, чтобы отогнать ею комаров? Из-за этого бедолаге несколько дней жгло кожу, лицо покрылось пузырями, и он почти три дня ничего не видел. Не пугайся – это не манцилин. Но все равно берегись: так просто есть плоды, не зная, какие они, не советую.
Услышанное настолько поразило юношу, что за весь оставшийся участок пути он не прикоснулся более ни к единому плоду. Наоборот, он следил, чтобы не заболел желудок или не начали проявляться иные симптомы возможной болезни. Сейчас, в такую минуту, это будет так некстати. Его друзья будут искать и извлекать сокровища, а он, глупец, будет лежать в каюте корабля, страдать от болезни и от досады, что подвел сам себя. Но, слава Богу, чувствовал он себя прекрасно, поэтому вскоре и забыл о страшилке старого матроса, которая поначалу так потрясла и испугала его.
Вспомнил лишь тогда, когда пытался расшифровать записку, извлеченную из бутылки. Напугало не столько вдруг возникшее и все сильнее одолеваемое желание сходить в туалет «по большому» (дело житейское), сколько признаки боли в животе. И чем сильнее она усиливалась, тем большое беспокойство нарастало в душе у бедолаги. Как все это не вовремя! Хорошо, если только это. Если это будет просто дизентерия, которая вскоре (дай Бог) пройдет. А если это начало серьезного отравления? За которым последует упомянутая матросом слепота, волдыри по телу и прочий «букет прелестей».
Вскоре желание побыстрее облегчить желудок стало настолько невыносимым, что Джон с радостью воспринял желание какого-то матроса самолично взглянуть на зашифровку. Пользуясь моментом, он ткнул записку этому матросу, и, видя, что все столпились возле того и не обращают на Джона никакого внимания, страдалец решил воспользоваться этим и сделать то, что в эту минуту ему хотелось сделать больше всего. А именно: побыстрее уединиться в кустах и столь же расторопно спустить штаны. (Уж извините автора за эту пикантную подробность).
Что он и сделал, быстро последовав в заросли, подыскивая удобное место. Правда, не забыл при этом удалиться на достаточное расстояние, чтобы никто не слышал его возможных «выстрелов». Юноша был воспитанным и стеснительным человеком, он не мог себе позволить таких вольностей, которыми «баловались» некоторые матросы, которые могли прилюдно испортить воздух или тут же, разве что, немного отвернувшись в сторону, при всех помочиться.
Возможно, мы уделили излишнее внимание данному моменту, этим действиям героя нашего повествования, которые хотя и являются неотъемлемой частью жизни каждого человека, все же никогда подробно не описываются ни в книгах, ни в иных источниках информации. Мы же заострили на этом внимание, поскольку именно это, трижды прозаическое и будничное действо, как нетрудно догадаться, спасло в этот миг жизнь Джону. Он как раз завершил свое интимное дело и собрался вернуться назад, как вдруг совершенно неожиданно со стороны поляны послышались выстрелы. В первое мгновение юноше подумалось, что этого его друзья повздорили между собой и открыли пальбу. Но тут же сообразил, что повздорить могли двое, а тут сразу же прозвучала целая канонада выстрелов. Следующей догадкой было то, что его друзья разгадали секрет шифровки и теперь палили в воздух от радости, что нашли путь к сокровищам. Но тут же последовавшие крики, среди которых были и крики агрессии, похожих на воинственный клич нападавших, и крики боли и отчаяния, громкие стоны.
Весь этот калейдоскоп ощущений прокрутился в сознании юноши моментально, буквально в течении нескольких секунд, и уже в следующее мгновение наш герой бросился к поляне. Теперь было совершенно понятно, что там, возле валуна, происходит нечто ужасное. Но пока Джону и в голову не приходило, что же происходит на самом деле. Устремляясь к друзьям, он и представить себе не мог, что именно его друзья являются жертвами нападения. Скорее наоборот. В одно мгновение юноше подумалось, что остров оказался все же обитаем, и вот группа дикарей наткнулась на кладоискателей и между ними возникла стычка. В любом случае ему хотелось помочь своим друзьям, он со всех ног мчался к ним, и этот переизбыток желания сыграл с ним злую шутку. Устремившись со всех ног к опушке поляны разгоряченный парень не смотрел себе под ноги, за что и поплатился. Невесть где взявшаяся на его пути коряга привела к тому, что бедолага подвернул о нее ногу, и при первом следующем же шаге почувствовал такую боль, что тут же свалился на землю. Некоторое время он качался по земле, преодолевая жуткую боль и кляня себя за то, что все так не вовремя случилось. Потом, собравшись с силами, поднялся, но при первой же попытке стать на поврежденную ногу, понял, что пока он это сделать не может. Он очень надеялся, что со временем боль утихнет, как это обычно бывает в таких случаях. Но сейчас идти он просто не мог. Поэтому путь он продолжил своеобразно: скакал на одной ноге! Да, он цеплялся за находящиеся на его пути ветви деревьев и кустарников, использовал их как некие опоры, чтобы облегчить свой путь, но все же такой метод «бега» был мало продуктивным: передвигался он очень медленно. До обидного медленно.
Это и привело, в итоге, к тому, что, когда юноша приблизился к окончанию зарослей, на поляне фактически было все почти закончено. Выстрелы утихли, слышался лишь звон сабель тех, кто сражался врукопашную, да возгласы тех, кого пытались скрутить и связать нападавшие.
Вот и заканчиваются заросли, вот уже и показалась сквозь редеющие ветви деревьев и кустарников поляна. Еще пару шагов и он окажется на поляне, в центре событий. Именно это хотелось сделать юноше. Выскочить «с шашкой наголо» на «арену» и снести головы всем обидчикам его друзей, если таковые на этой поляне имеются. Но в следующее же мгновение юноша увидел сквозь заросли то, что заставило его отказаться от мысли тут же выскочить на поляну. Он резко остановился и, прячась за ветвями, стал наблюдать за всем, что происходило на поляне.
Увиденное потрясло его. Поляна близ валуна была усеяна трупами! Трупами моряков «Посланника»!!! Тех, кто остался в живых, нападавшие, что называется, «вязали по рукам и ногам». Потрясение от увиденного было столь огромным, что в первое время переизбыток нахлынувших эмоций мешал бедолаге нормально соображать и двигаться. Первым же его желанием после того, как шок и ступор немного прошли, было страстное желание броситься вперед и «перегрызть всем горло» из-за своих друзей. Но вовремя «включенная» «мозговая атака» подсказала, что как раз этого и не нужно делать ни в коем случае. Во-первых, ему-то и нападать на неприятеля было не с чем. Чтобы поклажа не мешала ему, перед тем, как отправиться в заросли, Джон оставил свои нехитрые вещицы там, на поляне, среди которых было и его оружие. Так что бросаться на хорошо вооруженного и многочисленного врага с пустыми руками – было самоубийством. Впрочем, будь у него с собой пистолет и кинжал, эту выходку в любом случае ничем иным, кроме самоубийства назвать было бы невозможно. Крэсвелл был не только горячим, но и сообразительным. Он понимал, что, обнаружив себя, он станет таким же пленником, как и все. Это в лучшем случае. В худшем – мертвецом. Ценность его нынешнего положения как раз и заключается в том, что неприятель не только не видит его, но, скорее всего, даже не догадывается о его существовании. В эти минуты Джон как никогда ясно понял, что намного больше принесет пользы в деле освобождения своих друзей, если будет оставаться невидимым для врагов. Он, Джон, будет глазами и ушами друзей, и он, в отличии от них, оставаясь на свободе, не будучи стесненным в своих действиях, сделает намного больше для их спасения, нежели он в горячке выбежит на поляну прямо сейчас. То, что еще минуту назад виделось ему как трусость и предательство по отношению к своим друзьям, теперь же переполняло его чувством некого героизма, тонкого и гениального расчета, привальной военной стратегии, и теперь все это нужно было применить для достижения главного конечного результата.
Понимая, что успех задуманного во многом будет зависеть от того, насколько трезвыми и правильными будут его, Джона, наблюдения и расчеты, он постарался отбросить в сторону все эмоции и сосредоточился на том, что видел перед собой. Итак, первое. И главное: капитан «Посланника» Джимми Бэнкс, Грет Хогарт, Билли Бернс и еще несколько человек, с которыми Джон был более знаком и близок, нежели с остальными членами команды судна, были живы! Вон они, пытаются освободиться от пут, но нападавшие не дают им это сделать. Они живы! Это – главное! Это придало юноше еще большие силы для того, чтобы придумать план их освобождения. Во-вторых, Джон еще и еще раз осмотрелся, оценил ситуацию и сообразил, что же на самом деле здесь произошло. А произошло, в понимании разгоряченного юноши, дерзкое, подлое нападение «из-за угла». Неприятель потому и одержал столь быструю и уверенную победу, что на их стороне был не только численный перевес, но и полнейшая неожиданность. Стремительность в действиях со стороны нападавших потому и имела столь ошеломляющий успех, что подвергшиеся нападению просто не имели времени на то, чтобы достойно ответить на атаку. В-третьих, внешний вид нападавших красноречиво говорил о том, что они являются ни кем иным, как пиратами! В-четвертых…
Четвертое станет понятно через мгновение, когда Джон услышит повелительный голос одного из нападавших, который, судя по его приказному тону, был предводителем этой разношерстной шайки разбойников. У юноши неприятно кольнуло сердце: знакомый голос! Он лихорадочно нашел в толпе взглядом того, кто это говорил, и обомлел: это был Николас Драйден!!! Пират, работорговец, который напал на «Лиану», который продал Крэсвелла и других пленников «Лианы» в рабство плантатору Линду! Этот именно тот негодяй, которому там, в порту Барбадоса, Джон обещал отомстить! Потрясение было столь огромным, что юноша хотел уже сейчас броситься к мерзавцу, и, ухватившись за его горло, тут же воплотить свое обещание в реальность. Но вспышка гнева длилась лишь мгновение. Нет, думалось Джону, даже этот негодяй не спровоцирует его на необдуманные поступки, не заставит разоблачить свое выгодное стратегическое положение. Сейчас для Джона первейшим делом было одно: оставаться незамеченным для пиратов! Важность этого он понимал, потому и придерживался выбранной тактики: продолжал прятаться в зарослях, украдкой наблюдая за всем, что происходило на поляне. Столь же внимательно стараясь и слушать обо всем, о чем там говорилось. Поскольку понимал, что именно в разговорах сможет услышать от врагов ценную информацию, планы их действий и все иное, что будет очень полезным для того, чтобы понять Джону, как нужно действовать дальше.
Так оно, в итоге, и произошло. Драйден «толкнул речь» перед своими подчиненными, которую отчетливо слышал и Джон.
- Итак, друзья, - молвил он, - поздравляю вас с успехом!
Пираты шумели, ликовали, радовались:
- Слава капитану Драйдену!
Было видно, что тому льстили эти слова. Он вальяжно прошелся взад-вперед перед ликующей толпой и продолжил:
- Благодарю вас, друзья! Не скрою, мне приятно слышать от вас такую оценку действий вашего капитана. Приятней, чем ворчание некоторых из вас еще до нашего последнего визита на Барбадос, которые выражали недовольство своим капитаном. А некоторые мерзавцы даже предлагали его низложить. Да, да не перечьте! До моего слуха доносились такие разговоры. Тех, кто не хотел потом доверяться моим стратегическим планам и ворчал, почему мы сразу не нападаем на этих олухов, а отводим наше судно на противоположную сторону острова и стаем на якорь именно там. Вот вам, господа ворчуны, ответ на ваши сомнения. Благодаря смекалке и стратегии вашего капитана мы имеем то, что имеем! Скоро содержимое этого кувшина окажется в ваших карманах!
Пираты вновь взорвались бурей радостного ликования. Вошедший в раж оратор поднял руку, призывая всех к тишине и порядку. Пираты сразу же затихли, а их предводитель продолжил свою торжественную речь:
- Понимаю, что всем вам хочется сейчас же приступить к дележу добычи, заглянуть в яму, посмотреть, не лежат ли там еще несколько таких кувшинов. Но… Это все от нас никуда не денется, а вот действовать дальше с холодной головой и трезвым расчетом, чтобы одержать победу не только в этой локальной схватке, но и во всей войне в целом с этими самозванцами, посмевшим посягнуть на наше добро, нам нужно обязательно. Не будем забывать, что у северного берега острова стоит на якоре их судно. И там находится часть команды, которая, возможно, может каким-то образом повлиять на дальнейший ход событий. Ну, повлиять они, скорее всего, уже не смогут. Понятно, что на их судне осталось немного людей, и они вряд ли представляют для нас опасность, а вот поживиться самим судном лично я был бы не против. Вы тоже такого мнения, друзья?
- Да! – завопили возбужденные пираты. – За него тоже можно немалую денежку выторговать.
- Вот и я о том же. Хоть их и мало, но их пушки могут оказать нам достаточное сопротивление для того, чтобы нанести урон нашему кораблю да отправить на тот свет наших людей. А, чтобы этого не произошло, я и предлагаю взять их, «тепленьких», голыми руками. Для этого нужно напасть ночью, когда они не будут ждать подвоха. Поэтому мой план такой. Билли Гейм возьмет с собой достаточное количество людей, которое посчитает нужным, и сейчас же, слышите, сию же минуту, этот отряд отправится к берегу, где стоит судно неприятеля. Сейчас потому, чтобы не упустить время и прибыть к берегу до наступления темноты. Чего уж чего, а времени терять нам нельзя. Видите, как все получается. Все мы были уверены, что в течении ночи сумеем пересечь остров и прибыть к месту стоянки их судна. Но в итоге мы катастрофически опоздали. Ежели бы мы не наткнулись на них в пути, на полдороге, кто знает, чем бы все закончилось. Да и теперь, время пролетело незаметно, и оглянитесь вокруг, уж скоро день будет клониться к своему завершению. Поэтому! Билли и его люди, достигнув берега, прячутся в прибрежных кустах, а с наступлением полночи, вплавь добираются к судну. Дело хотя и было в темени, но по моим наблюдением прошедшей ночи топ-огни этого корабля были у самого берега. Так что якорь они бросили очень близко к берегу. Думаю, вы без труда преодолеете вплавь это расстояние. Действуйте тихо и скрытно. Перерезав горлянки этим сонным крысам, овладевайте кораблем. Помните, что они, встревоженные тем, что к вечеру их друзья не вернулись назад, могут усилить охрану. Но, может, они посчитают, что их друзья, увлекшись поисками клада, остались ночевать на острове. Так что ориентируйтесь по обстоятельствам.
Капитан повернулся к другому пирату:
- А ты, Герман, возьмешь людей и отведешь пленников на борт «Фиесты». Возможно, они нам еще пригодятся. Но если нам спешить некуда, то тебе, Билли, нужно отправляться в путь прямо сейчас.
- Слушаюсь, капитан!
Ситуация изменилась коренным образом. Этот Билли начал выбирать пиратов, которые собирались в отдельную группу, ближе к месту, где прятался Джон. Сейчас эта группа тронется в путь и пройдет как раз через то место, где прятался наш герой. Ему нужно было срочно менять свое место дислокации. Но в этот момент он подумал даже не об этом. Он вдруг с отрезвляющей ясностью осознал, какая опасность сейчас над ними нависла. И над теми, кто оставался на корабле, и над самим кораблем, и над судьбами пленников, которых сейчас пираты уведут на свое судно, и над судьбой самого Крэсвелла. Ибо «Посланник» оставался той единственной ниточкой, которая связывала их с внешним миром, той спасительной «соломинкой», за которую они ухватятся, чтобы спастись и покинуть остров. Ведь Джон очень надеялся, что ему каким-то образом посчастливится спасти пленников. Если это удастся, то, имея корабль, они, пусть даже будут в малочисленном составе, все же как-то сумеют покинуть остров. Чтобы потом, перегруппировав силы, отомстить обидчикам за смерть своих друзей. Но если пираты захватят и «Посланник», то и Джон, и Джимми, и все остальные, если даже и уцелеют, останутся в безвыходном положении. Даже при лучшем для себя раскладе они просто будут предоставлены себе на острове, на котором могут находиться в роли Робинзонов многие годы.
Такая перспектива явно не «грела» душу Джона, потому-то он с каждой минутой все явственней начал понимать: теперь его главнейшим заданием должно было быть одно – спасение «Посланника»! Нужно во что бы то ни стало опередить отряд Билли Гейма, первым прибыть на судно и предупредить друзей об опасности. Видя, что группа уже почти готова и фактически собирается отправиться в путь, понимая, что дальнейшее промедление с его стороны смерти подобно (не только в переносном, но и в прямом смысле этого слова), Джон со всех ног бросился в сторону стоянки «Посланника». Благо дело, что он находился как раз с той стороны, откуда был кратчайший путь к судну, поэтому какая-никакая фора во времени у него была. Теперь оставалось ее использовать.
Бросившись к месту стоянки корабля, Джон больше всего боялся, что его подведет травмированная нога. Но к счастью, боль прошла, и теперь ничего не мешало ему со всех ног бежать к северной стороне острова. Именно бежать, а не торопливо идти, поскольку юноша понимал, как важно выиграть время. Да были моменты, когда он с бега переходил на ходьбу. Однако не для того, чтобы отдохнуть и перевести дух, а потому, что впереди были или овраги, или особо густые заросли кустарника, где бежать не представлялось никакой возможности. Впрочем, вскоре он стал чередовать бег с быстрой ходьбой именно с целью отдыха, так как чувствовал, что неимоверно устает, и для того, чтобы таки достичь конечной цели, а не свалиться обессиленным на полпути, нужно было беречь силы.
Все это время Джон не просто бежал. При этом он усиленно обдумывал: как же поступить дальше?! Ведь предупредить друзей об опасности – это только лишь полдела. Ну, предупредит он, а дальше-то что?! Ведь все равно нужно задумать нечто, чтобы спасти и судно, и пленников, и всю ситуацию в целом. Предупредив друзей и предотвратив похищение судна, Джон при этом, выражаясь языком капитана пиратов, «выиграет локальное сражение». Но для того, чтобы, прибегая к терминологии все того же Драйдена, «выиграть еще и всю войну целиком», нужно было придумать нечто особенное. Вот потому-то за все время пути юноша придумывал десятки тактических ходов, выбирая, какой же из них будет лучше. Какой один-единственный, но не провальный, а верный, нужно выбрать? Чем ближе была цель путешествия Дона, тем больше он утверждался в мысли: во что бы то не стало нужно воплотить в действие план, которые он придумал еще в середине своего пути. А потом все оставшееся время «шлифовал» идею, прикидывал, как лучше поступить, что к этому плану можно добавить, а что выбросить. К концу своей «пробежки» юноша настолько утвердился в мысли, что нужно действовать именно так, а не иначе, что сгорал от нетерпения поскорее воплотить задуманное в реальность.
Выбежав к берегу, вблизи которого покачивался на волнах, стоя на якоре, «Посланник», Джон заметил на прибрежном песке две лодки, а возле них нескольких матросов. Скорее всего, они, видя, что день клонится к закату, и, понимая, что сейчас с поисков клада вернутся их друзья, специально приплыли, чтобы доставить их на судно. Крэсвелл бросился к лодкам. Матросы, издали увидев бегущего Джона, вскочили.
- А где остальные? – Были первыми их слова.
- Потом объясню. Сейчас же нам нужно быстрее попасть нас судно. Отчаливаем!
Матросы стояли в нерешительности.
- Что случилось? Что за недомолвки?
- Говорю же: потом объясню! Доверитесь мне! На нас напали пираты! Сейчас сюда следует их большой отряд, чтобы захватить наше судно! Нельзя терять ни минуты. Оставаясь здесь, мы упростим их задачу. Да отчаливаем же! Я специально бежал со всех ног, задыхаясь от быстрого бега, чтобы вовремя вас предупредить, экономил каждую секунду! А мы теперь стоим, болтаем, ничего не делаем, теряем эти драгоценные секунды!
Джон, видя, что оцепенение матросов никак не проходит, сам вытолкнул одну из лодок с песка на волны, и сел за весла. Последовав примеру Джона, остальные сделали то же самое. Вскоре их лодки уже неслись к кораблю. Нетрудно догадаться, что и там все началось примерно с такой же словесной перепалки, что была на берегу. Но здесь Джон понимал, что они в безопасности, поэтому и говорил уже более спокойно:
- Прошу всех выслушать меня внимательно. Ведь дело не только в том, что я расскажу, как все произошло, но и в том, что мы будем делать в дальнейшем. Делать, чтобы спасти ситуацию. Итак….
Джон подробно, но в то же время быстро, рассказал обо всем, что произошло на острове. Нетрудно догадаться, как реагировали на все слушатели, то восторгаясь, когда речь шла о найденном в яме кувшине, то разочаровываясь, когда речь пошла о том, что оказалось внутри, то содрогаясь от ужаса и негодования, когда речь зашла о предательском нападении из зарослей пиратов.
Когда рассказчик закончил свой монолог, на палубе еще какое-то время властвовала тишина. Никто не проронил не единого слова, обдумывая случившееся. Уж слишком огромным было потрясение. Все на судне не сомневались, что вечер этого дня закончится для них приятной процедурой дележа добычи. А тут вот что произошло…
- Каждый из вас вправе выдвинуть свою стратегию дальнейших действий. Но я, пока бежал сюда, придумал план, которого, уверен, мы должны придерживаться. Может, кто из вас увидит в нем какие-то изъяны, но, ежели кто предложит нечто лучшее, я первым соглашусь с вашим предложением. Пока же ситуация у нас почти безвыходная, поэтому предлагаю придерживаться моего плана.
И Джон подробно изложил друзьям то, что задумал. Некоторое время те молчали. Джон расценил это молчанием по-своему:
- Я же говорил, что кому-то из вас это может показаться не идеальным планом. Но прошу вас: доверьтесь мне. По иному поступить мы просто не можем. Вступать в открытое противостояние с неприятелем, даже находясь на этом прекрасном судне, мы не сможем. Нереально оказать нашей малочисленной горсткой достойное сопротивление многочисленным пиратам. Итогом открытого сражения с ними будет одно: в их руки попадет и судно, и мы сами. Поэтому нужно действовать хитро, что я и предлагаю. Так что вы можете все обдумать, а я пока займусь приготовлением того, что мне необходимо.
Вскоре на палубе стояли несколько бочоночков с порохом, провизией, тут же лежало оружие, письменные принадлежности, стояли бутылки с ромом, даже нашлось место куску сургуча, который непонятно зачем был нужен Джону.
- Это еще что! - Улыбнулся он на недоуменный взгляд друзей. – Я вот еще что прихватил. – Он достал из кармана две золотые монеты. – Матросы удивились еще больше: до того ли им сейчас?! – Я нашел их в каюте капитана. А мне больше и не нужно! Хорошо, что я их нашел! Не пришлось вскрывать капитанский сейф. А для успеха задуманного стоило бы пойти и на это. – И не давая слушателям его тирады прийти в себя, продолжил: - Итак, напоминаю план ближайших действий. Как только окончательно стемнеет, а уже почти стемнело, мы снимаемся с якоря и уходим в море. Представляю выражение лиц пиратов, которые соберутся с вылазкой на «Посланник», чтобы захватить его, а корабля-то и нету! Потом повернем на восток, обогнем остров с восточной стороны и там же и пристанем к берегу. Там, вдали от пиратов, вы меня и высадите. А дальше следуйте туда, куда я вам указал. И ждите моего сигнала. Все! Вам остается только запастись терпением и ждать. Остальное все сделаю я. Договорились?
Матросы молча топтались на месте.
- Я уже говорил, - отозвался один из них, - что не нравится мне этот план. Мы должны сейчас же броситься на выручку друзьям, а не сидеть в стороне, как трусливые курицы.
- И добровольно попасть в руки пиратов, да еще и отдать им корабль?! Да что вы, как дети малые?! Мне ведь тоже не хотелось казаться трусом и в первый же миг броситься из кустов на помощь друзьям. Ну, и чем бы это закончилось? Ну, убил бы я одного - двух пиратов, но в итоге и сам бы лег на той поляне или сидел бы сейчас связанный в трюме пиратского судна вместе с другими. Сидел бы, зная, что помощи ждать неоткуда. Потому что вас в предстоящую полночь тоже пленили бы и отправили бы по тому же адресу. Благодаря моей выдержке и умению на первое место поставить не эмоции, а холодный расчет, я вот и вас спас, и корабль, и плененных друзей спасу. Вот увидите?! Можете это воспринимать как приказ. В отсутствии капитана, я возлагаю на себя его обязанности. Итак, пора! Поднять, якорь! Ставить паруса!
Для такого малочисленного количества матросов, что остались на судне, проделывать всю эту работу было необычайно сложно. Но и спешить им было некуда. Все можно было делать хотя и не быстро, но верно. Да и прекрасная погода, всего лишь легкий ветерок, была на стороне беглецов. Это в лютый шторм, чтобы управиться со снастями, нужна одновременная и слаженная работа многих людей. Сейчас же не спеша можно было проделывать одно действие вслед за другим. Что и делалось друзьями.
Вскоре судно сдвинулось с места и бесшумно растворилось в ночи. Для пиратов такой «фокус» действительно будет сюрпризом.
Обогнув остров Хогартов с восточной стороны, высмотрев при свете появившейся над океаном луны походящее место для стоянки на рейде, беглецы подошли ближе к берегу, бросили якорь, спустили на воду лодку и доставили на берег добровольного Робинзона с его поклажей. Это была точка, расположенная примерно на полпути между тем местом, где совсем недавно стоял на якоре «Посланник», и тем местом на южном побережье острова, где, по расчетам Джона, должно было стоять на рейде судно пиратов. Крэсвеллу нужна была «точка», находящаяся подальше от глаз пиратов. Это место, по его мнению, и было именно таковым.
Новоиспеченный Робинзон начал переносить свою поклажу в близлежащие заросли, и прятать ее там, а его друзья вернулись на корабль, подняли паруса и устремились прочь от острова. Вскоре корабль скрылся за ночным горизонтом.

13.

Как-то знакомый автора этих строк рассказывал ему о том, что, даже находясь в отпуске, отдыхая летом на морском побережье, он не просто валялся расслабившись на морском песочке, подставляя изнеженные бока под лучи солнца, чтобы приобрести желанный загар, а и обдумывал в это время сюжет своей будущей книги. Все это в полной мере относится к вашему покорному слуге. В мире немало трудоголиков, которых медом не корми, дай только поработать. Праздное прожигание жизни – для них это непростительно пустая трата времени. Но есть и особо чокнутые, которые даже редкие минуты отдыха используют для того, чтобы при этом обдумать планы и тонкости предстоящего дела, тот же, к примеру, сюжет книги. Что касается вашего автора, то «двойной труд» в виде обдумывания сюжета книги в то время, когда руки заняты совершенно иным делом, видится ему детской забавной шалостью. Конечно же, это просто преступление: терять зря время в ситуациях, когда можно из нее выжать максимум полезного. Зачем просто скучать в автомобильных пробках или уныло и бездумно смотреть на дорогу во время длинного пути, если за это время можно обдумывать сюжеты и главы будущих книг. Этот «шизик» пошел дальше и не только думал о книгах, но и писал их в тех ситуациях, при которых другим такое и в голову не пришло. К примеру, немалая часть материалов романов «Золотой остров», «Карта капитан Берли», трилогии «Судный день Англии» была написана автором где бы вы думали?! В кабине грузовика! Причем, в неподходящие для этого минуты: когда стоял в очереди на погрузку, в тех же автомобильных пробках и т.д.! Если я сейчас расскажу, как была задумана и написана эта книга, вы просто не поверите. Представьте себе ди-джея, который «крутит музыку» по вечерам в одном «увеселительном заведении». Когда к нему то и дело подходят подвыпившие гуляки и просят, чтобы прозвучала песня «от нашего столика – вашему столику». Да еще и непременно объявит на весь зал, что, мол, заказывает эту песню и является «рубахой-парнем», желающим «бросить к ногам» толпы хорошую песню, не кто иной, а некто «Вася», «Петя» или «Коля». В минуты таких запарок не до левых работ. Но, бывает, когда работы не столь много, и вот, чтобы не терять время, пока звучит запись очередной песни, а затем и следующей, наш «ценитель времени» одной рукой «ставит музыку», а второй – печатает эту книгу. Да! Именно так! Немалая часть этой книги была написана во время дискотеки! И ни кем-нибудь, а именно ди-джеем!!! То есть, вашим покорным слугой. Многие наивно думают, что картина, при которой рождаются книги, выглядит следующим образом. Тихий, уютный, «не пыльный» кабинет писателя, удобный и мягкий стул, на котором он восседает, огромный лакированный стол, на котором торчит из чернильницы гусиное перо или стоит пишущая машинка. В углу – огромный сейф, куда писатель складывает свои большие гонорары. Нет, на деле все гораздо прозаичнее. Роберт Штильмарк написал своего гениального «Наследника из Калькутты», «идя по этапу» в одной из северных зон сталинских гулаговских лагерей. Проще говоря, в тюрьме. Иные пишут строки, склонившись с карандашом в руке над блокнотом, сидя в промерзшем окопе, под свист пуль. Вашего автора, слава Господу, миновала чаша таких крайностей. Но и перечень его экзотических «писательских кабинетов» был не менее экзотичен: кабина грузовика, ди-джевская будка, сторожка охранника, больничная палата, больничная подсобка, душевая комната, сарай, балкон, укромное место под кустом, деревом, иная удобная «точка» на природе, холл общежития, гостиницы, вагон поезда и т.д., и т.п. Что касается сейфа с гонорарами, то тут приходится только горько усмехнуться. Многие пишут в стол. Но не многие тратят на свои книги все, что имеют, оплачивая работу художников, редакторов, набор текста, верстку и т.д. Автор наивно полагал (и полагает поныне, продолжая делать то же самое), что готовые к печати книги (пусть они сделаны и в единственном экземпляре, отпечатаны на прозаическом ксероксе, а переплет сделан вручную) будут прекрасным образцом для издательств, которые, увидев, каким будет конечный продукт, согласятся издавать эти книги. Это не делает чести автору, но, увы: его возраст перевалил уже за полвека, а его книги толком так и не были изданы. Можно все валить на разруху в стране, которой вот уже на протяжении более двадцати лет (неделю назад исполнился этот печальный юбилей) не до литературы, не до культуры, не до своих талантливых земляков. Она, страна, все стонет от других «земляков», которые все терзают ее, отчизну-мать, все делят, да никак не поделят. Но факт остается фактом: другой бы на месте нашего автора уже махнул безнадежно рукой на это сочинительство, не приносящего ему ничего, кроме растрат. Тут лишь бы самому кусок хлеба заработать в такое непростое время. (Скажите на милость, где вы еще видели ди-джея в пятидесятипятилетнем-то возрасте???!!!) А он, фанат, все «сеет доброе, умное, вечное», которое лично для него все никак не даст хотя бы жалкие всходы. Дай-то Бог, чтобы его труды не пропали для потомков навсегда, и таки рано или поздно его книги были изданы. Но очень даже вероятно, что случится это уже тогда, когда его «вынесут вперед ногами». Не удивлюсь, если его последним «писательским кабинетом» будет какая-нибудь подсобка в доме для престарелых… И хотя автор сейчас разбрасывается шуточными терминами, на самом деле очень даже не смешно. Для автора этих строк уж точно. Лучше удивитесь тому, как он вообще смог все это вытащить в одиночку на своих плечах. А не дивитесь тому, какие интересные для чтения его книги, от них буквально невозможно оторваться (слышал такие отзывы), какой «слог» у автора, да какой «прекрасный стиль письма». (Если до таких оценок, конечно, дойдет дело). Чем больше вы оброните добрых слов, тем больше у него будет повода «перевернуться в гробу» и от досады проворчать: «Так, где же вы были раньше?! Чего об этом только сейчас говорите?!»
Точно таким же фанатом свого дела был и Джон Крэсвелл. Мы уже поведали о том, что он не просто мчался со всех ног к «Посланнику», чтобы предупредить друзей об опасности, но и лихорадочно обдумывал за это время (чтобы не тратить это самое драгоценное время), что же можно предпринять. Но и этой умственной нагрузки ему было мало! Начертав примерный план действий и поняв, что для его реализации нужно знать место, зашифрованное на найденной в кувшине записке, он старался за это время еще и разгадать тайну записки!!! Да! Именного так! «Мозговая атака» - это не просто ироническое словосочетание. Это реальная вещь, которая может давать реальные результаты. Мы уже говорили о том, что сюжеты многих книг автора родились именно после «мозговых атак». Вот и Джону удалось в свое время расшифровать тайну карты, найденную в могиле Томаса Хогарта, именно после того, когда он, отогнав прочь все иные мысли, постарался максимально сосредоточиться, и в итоге получить результат. Надеялся он и на такой же успех в случае со второй зашифрованной запиской. Но, как вы понимаете, за все это время у парня не было времени сосредоточиться, а по иному результат не приходил.
Лишь на рассвете, после того, как он немного обжился на новом для себя месте, он выбрал плоский камень, который служил ему столешницей, разложил перед собой чистый лист бумаги, и по памяти нанес на этот лист то, что было изображено в записке из кувшина. Джон знал, что зрительная память у него отменная, поэтому почти не сомневался, что воссоздаст шифровку. Но вот удастся ли ее расшифровать – это уже второй вопрос. Юноша был почти уверен, что чем «горячее» будет (т.е. чем ближе будет вожделенный клад), тем сложнее будут шифровки. Потому-то он и полностью сосредоточил свое внимание на листе, не замечая ничего вокруг. Паренек почти не сомневался, что его терзания будут долгими и мучительными. Из-за этого он и занялся расшифровкой именно с раннего утра, памятуя, что «утро вечера мудренее», что именно с утра, на свежие силы, и продуктивность труда выше, и отдача от умственной работы куда значимее. Поэтому, хотя его и ждали другие дела, и другие места, куда мысленно он стремился не меньше, нежели к записке, все же в первую очередь занялся именно расшифровкой, чтобы с максимальной пользой использовать утреннюю свежесть ума, рассудка, и, главное, сообразительности и смекалки.
Потому и был несказанно рад, когда совсем скоро понял, что ему таки удалось разгадать эту шифровку! Он еще и еще раз все перепроверил. Да, все верно! Отныне место, указанное в этой записке, не было для Крэсвелла тайной.
Это значительно упрощало дело. Теперь можно было приступить к реализации второго пункта намеченного им плана. Джон отложил в сторону то, что намеревался сейчас взять с собой, остальное все тщательно припрятал в зарослях кустарника, для верности присыпав сверху листьями, травой и мелкими веточками, и отправился в путь. Он точно знал, куда идет. Это место манило его сейчас больше всего. Это место бросилось ему в глаза еще накануне утром, когда он с товарищами отправились на поиски клада. Нет, таки не зря он во время пути вертел головой, оглядывался вокруг и любовался теми красотами, что его окружали. В итоге, он заметил то, что, наверное, не заметили другие. Те просто прошли мимо этого чуда природы. Впрочем, в тот миг это не выгляде6ло чудом, а вот теперь, в свете того, что он задумал, эта штуковина, созданная природой, сможет послужить Джону полезную службу. Именно с расчетом на это природное изваяние Джон и построил свой план относительно пиратов. Всю дорогу его терзали мысли: увидит ли он в этом природном изваянии то, что так необходимо ему для реализации его плана? Если нет, то все нужно будет задумывать заново.
Дорога была неблизкой, но все же вскоре она была позади. Сердце юноши начало биться учащенно. Он начал замечать знакомые места. Да это именно тот путь, где они проходили отрядом накануне! А где же то конкретное место? Кажется, он находится чуть дальше, нужно еще немного пройти вперед. Что наш следопыт и сделал. Но чем дольше он шел, а желаемое никак не попадалось на его пути, тем больше в его душе нарастало волнение. Не ошибся ли он в своих расчетах? Джон не сомневался, что, коль это место существует, то он рано или поздно найдет его. Но, учитывая, что для успеха задуманного имеет очень большое значение именно время, его-то Джону и не хотелось терять зря.
А вот и то, что он искал! Сердце юноши стало биться еще учащенней. Сейчас решится многое, если не все. Да, вот она пещера. Вход в нее находится прямо на срезе отвесной скалы, и эта зияющая в стене дыра манила нашего путешественника больше всего. Главный вопрос, который в эти минуты был для Крэсвелла наиглавнейшим на всем белом свете, заключался в одном: достаточно ли глубокой и вместительной является пещера, чтобы в нее могло зайти большое количество людей. Если окажется, что это вовсе и не пещера, а всего лишь некое небольшое и не глубокое углубление в стене скалы, то весь план, задуманный Джоном, посыплется прахом.
Джон поспешил к входу в пещеру. Сейчас решится все.
Первые же шаги по узкому проходу пещеры показали, что она не такая уж мелкая. Чтобы удостовериться, что и дальше есть продолжение, Джон крикнул в зияющую впереди темень. Послышался гулкий звук! Значит, впереди еще на какое-то расстояние находилась пустота! Это было как раз то, что и требовалось! Радостное волнение охватило Джона. Но нужно было все проверить до конца. Он поджег заранее приготовленный факел и при его пламени устремился дальше.
Темные угрюмые каменные своды угрожающе нависали над его головой, и с каждым шагом становилось все страшнее, но все же нашему герою непременно хотелось достичь окончательного результата. Было очень важно проверить: не ведет ли пещера куда-то, где есть выход наружу. Так что радоваться было рано. Если есть, то все его планы летели бы кубарем.
Чем дальше шел Джон, тем тревожнее становилось у него на душе. Есть люди, которые панически боятся замкнутого пространства. Одни эти мрачные своды, которые, казалось Джону, в любую минуту могут обрушиться на него, удручали до неимоверности. А тут еще все больше начала угнетать мысль, что проход может оказаться сквозным, и тогда все его планы рухнут. Впрочем, такого не должно случиться, - утешал себя мыслями наш путешественник. В таком случае по этой природной каменной трубе сейчас бы во всю резвился сквозняк, а его не было! И лишь когда еще через десять-двадцать шагов Крэсвелл наткнулся на глухой тупик, стало понятно, что лучшие его надежды оправдались! Дело было сделано! Все отлично! Пока все идет по плану. Теперь поскорее нужно было переходить к реализации следующего пункта этого длинного и многоступенчатого хитроумного плана Джона.
Он поспешно вышел из пещеры, отыскал поблизости плоский камень, наподобие того, каким он пользовался с утра, используя его в роли столешницы, и поспешил в заросли кустарника, где перед этим оставил принесенную сюда поклажу. Осторожность и конспирация теперь не помешает ему в любом случае. С момента, когда прошедшей ночью друзья высадили его на берег восточного побережья острова, Джон понимал, что отныне он должен вести себя очень скрытно. Даже в моментах, когда рядом, казалось бы, никого нет, он поменьше должен держаться на открытой местности, где его могут заметить издалека, а стараться постоянно пребывать в зарослях или иных укрытиях. Согласно этому неукоснительному правилу он теперь и действовал.
Джон достал чистый лист, разложил его на камне, макнул перо в чернила, и стал писать давно задуманный текст:
«Тот факт, что вы разгадали мою вторую шифровку, делает вам честь. Значит, вы достаточно сообразительный и настойчивый человек. В благодарность за это я оставлю записку, которая и укажет вам окончательный путь к сокровищам. Вам осталось сделать этот решающий последний шаг к моему кладу. Я уже говорил, что хотел бы вернуться за ним сам, но, коль так складываются обстоятельства, что не я нахожусь здесь, а вы держите в руках эту записку, то, значит, так угодно Создателю и Провидению. Пусть будет так! Владейте моими сокровищами».
После чего взял еще один лист и нарисовал на нем заранее задуманную схему. Затем свернул эти бумажки трубочками, точно так же, как это было проделано в первом случае, с предыдущими записками, и затолкал их в горлышко бутылки из-под рома. Содержимое он еще с самого утра безжалостно вылил на землю. (У кого при этих словах больно сжалось сердце скажу: вам нужно лечиться. Сами знаете от чего). После этого поставил сосуд на солнце, чтобы он хорошенько просох, и теперь вот использовал этот нехитрый атрибут любителей Бахуса по совершенно иному предназначению. Затем заткнул горлышко сохранившимся корком, расплавил сургуч и залил им горлышко бутылки. Дело было сделано!
Первым делом наш герой сразу же загасил костер, на котором расплавил сургуч. Хотя он был совсем крошечным, всего лишь несколько сухих веток, ведь сосуд для сургуча был очень маленьким (много-то сургуча для горлышка бутылки и не требовалось), все же Джон понимал, что дым – это для него сейчас самое страшное. Это то, что может выдать пиратам его место пребывания. А для Джона было, есть и продолжает быть главным одно: оставаться для неприятеля невидимым и неслышимым. Вот он все и делал для того, чтобы неукоснительно придерживаться этого правила.
Итак, теперь, когда и с этим было покончено, нужно был переходить к следующему этапу плана Джона.
Рассказывая о том, как «Посланник» отчаливал от места привычной стоянки, применили словосочетание «спешить им было не куда». Применение этой фразы не совсем уместно. Это мы с вами так думаем, а Джон в эти минуты был совсем иного мнения. Он понимал, что, коль он так легко расшифровал записку из кувшина, то и среди пиратов, возможно, также найдется тот, кто раскроет этот секрет. Ни в коем случае нельзя, чтобы пираты его опередили! И дело даже не в том, что они первыми прибудут к тайнику и обнаружат клад. Главное, что враги опередят его, и из-за этого сорвется весь план. Вся, хитроумно сплетенная сеть, в которую он хочет заманить пиратов, будет не нужна.
Да… Вот как все изменилось! Еще недавно все мысли были только о кладе, и, казалось, ничего важнее, интереснее и заманчивей нежели это, сейчас для всех кладоискателей нет и быть не может. Теперь же о сокровищах Крэсвелл думал меньше всего. Главное – спасти пленников! Все иное – вторично.
Взяв с собой то, что считал необходимым, Джон отправился в путь. Куда? А догадайтесь! Смею предположить, что для самых смекалистых читателей это не является головоломкой. Конечно, туда, куда указала путь разгаданная Джоном вторая шифровка.
Крэсвелл спешил. Ему казалось, что по прибытию к цели он застанет там пиратов, уже успевших завладеть кладом, и преспокойно делящим между собой свою добычу. Черт с ним, сокровищем, без конца повторял себе Джон. Но что тогда нужно будет придумать, чтобы таки спасти друзей?!
К счастью, когда наш путешественник прибыл на место, никого постороннего там не оказалось. Лишь стаи проворных птиц, перелетающих с ветки на ветку, да шорох листвы на ветру.
Итак, вот он, огромный дуб, присутствие которого здесь Джон ожидал. Вот и дупло в стволе этого исполина, которое теперь манило взгляд нашего героя. Хитро придумал этот шифровальщик, - подумал Джон, но в данном случае не практично. Зарытое в землю послание может пробыть там сотни лет. А любое дерево через какое-то время может упасть от старости, а затем превратиться в труху. При таком раскладе то, что в свое время казалось надежным «сейфом для хранения», в итоге превращалось в ничто.
Хватит рассуждать, - упрекнул себя Джон. Нужно быстрее действовать! Теперь главное – добраться до дупла. Но, как это сделать?! Оно находилось на достаточно немалой высоте над уровнем земли, поэтому добраться до цели было не так уж легко. При этом нельзя было оставлять на стволе дерева свежих зарубок и иных отметок, которые бы выдали недавнее присутствие здесь кого-либо. Это может раскрыть тайну задуманного. Пираты ни о чем не должны догадываться! Они должны быть уверены, что идут по следу, оставленным этим давним шифровальщиком, тем, кто и спрятал этот клад.
Как ни старался юноша, но пока так ничего и не мог придумать. До той поры, пока не осмотрел местность более внимательно. Вдали он и обнаружил лежащий на земле ствол давно поваленного небольшого дерева. Джон тут же смекнул, что этот ствол сможет послужить ему своеобразной лестницей. Он осторожно принес (не притащил, чтобы этот ствол не оставлял след на земле), а именно принес высохший ствол, прислонил его к широкому стволу дуба, и начал осторожно, стараясь не ломать ветви на своей импровизированной лестнице, лезть вверх. Вскоре он достиг того места, где находилось дупло. Дотянуться до него было не так уж и легко, как это могло показаться вначале. Мешал сам ствол сушняка, по которому Джон и взобрался на эту высоту. Было очень, очень неудобно, но все же гибкий юноша изловчился, дотянулся до дупла и просунул в него руку. Сердце замерло: не окажется ли ниша в дупле пустой? Но Джон тут же отогнал от себя эту мысль. «А какая, собственно, разница, – подумалось ему, - есть ли что-то в дупле или нет?! Главное, чтобы, когда пираты заглянут в это дупло, там было то, что он сейчас туда положит». Но все же азарт кладоискательства – это дело, хотя и второстепенное для юноши в эти минуты, но все же не такое, чтобы его можно было так просто выбросить из головы. Поэтому, когда его рука вскоре нащупала пакет, сердце парня в азарте забилось более учащенно. Джон посмотрел на свою находку: небольшой сверток, замотанный в парусину. Лишь только сейчас, глядя на полуистлевшую ткань парусины, он понял, что его бутылка, со свежезалитым сургучом, может вызвать у пиратов сомнение в подлинности этой «весточки из прошлого». Моментально пришедшая в голову идея заставила того отказаться от мысли тут же положить вместо пакета в дупло бутылку. Поспешно спускаясь вниз, Джон знал, как он сейчас поступит. Он осторожно развернет пакет, заберет оттуда те бумаги, что там будут, вместо них положит свои, которые извлечет из бутылки, все это снова завернет, и вновь положит в дупло. Этот пакет из той же парусины, которая уже встречалась в истории с вчерашним кувшином, будет смотреться более достоверно. Нужно только не оставлять после себя следов. Разбить бутылку (иначе записки не достать) нужно не на траву, а на рубаху, которую он сейчас снимет, разложит на земле, над ней разобьет бутылку, а битое стекло затем выбросит где-то в овраге, подальше от этого места, чтобы этот «компромат» не увидели пираты.
И тут же нашего нового шифровальщика посетила мысль, которая сильно расстроила его. Да, подумалось ему, старая парусина будет выглядеть достовернее новенькой бутылки, но как быть с самим письмом? Свежая беленькая бумага, на которой он недавно написал для пиратов свой вариант письма, может тоже «резать глаз», вызовет подозрение в несоответствии. Это очень смущало юношу.
Спустившись на землю и понимая, что находится на открытой местности и ему явно нужно спешить, Джон быстро развернул парусину и извлек оттуда бумаги. Поначалу он даже и не думал заглядывать в бумаги. Клад его интересовал сейчас меньше всего. Но все же, перед тем, как разбить бутылку и вложить в парусину свое послание, Джон поспешно, чисто автоматически, развернул найденную записку, чтобы бегло просмотреть ее. И тут его ждало приятное открытие. Да, там он снова нашел две записки, которые даже не стал читать. Но главное: они были завернуты в другой, третий лист бумаги, который служил по замыслу того, кто все это спрятал, некой оберткой. Проще говоря, исполнял ту же роль, что и парусина. Но самое примечательное заключалось в том, что этот пожелтевший от времени лист бумаги был совершенно чист!!!
Это было именно то, о чем сейчас больше всего мечтал Джон. Он тут же извлек из своей котомки письменные принадлежности, хваля себя при этом за предусмотрительность. Хотя дальновидность здесь ни причем. Он просто в спешке забыл вытащить перо и флакон с чернилами из своего походного мешочка. Если бочоночки с порохом он оставил в кустах там, недалеко от входа в пещеру, понимая, что этот тяжелый груз тащить к дубу ему нет смысла, то о письменных принадлежностях он в ту минуту просто забыл.
И вот теперь они ему очень и очень пригодились. Несколькими ловкими движениями он распрямил этот лист, разложил на относительно ровном месте, которое нашел поблизости, макнул перо в чернила и, заглядывая в найденное послание, стараясь при этом максимально копировать почерк автора, по памяти переписал текст того письма, которое так и осталось лежать в приготовленной бутылке. Разбивать ее, как вы понимаете, не потребовалось.
Управившись с «уроком правописания», Джон разложил письмо на траве, так, чтобы прямые лучи солнца попадали на него, и ждал довольно долго, чтобы чернила на письме просохли. Убедившись, что все в порядке, он свернул эту бумагу по тем же изгибам, что были на нем раньше, вложил ее в парусину, завернул, и все это потом обязал тесемкой. Ведь именно ею был перевязан найденный Джоном в дупле пакет.
Понимая, что дело приближается к завершению, радуясь, что все так хорошо складывается и то, что совсем недавно казалось Джону дерзкой его задумкой, мудрой, но нереальной, имеющей мало шансов на успех, теперь вырисовывалось очень даже достижимой, юноша быстро вскарабкался по стволу сушняка до уровня дупла, положил туда пакет, и проворно опустился вниз. Не тратя время на восстановление сил после утомительных «высотных работ» он тут же отнес сушняк на его привычное место, убрал под дубом все палочки, что осыпались с сушняка, отнес их туда же, собрал свои вещи, и, прежде, чем уйти, тщательно осмотрелся вокруг: не оставил ли он после себя каких-либо следов. Нет, вроде все отлично. Удовлетворительно улыбнувшись, наш герой тут же поспешил к месту, которое с этой минуты является главным, стратегическим в понятии Джона пунктом для дальнейшей реализации его плана. Как вы думаете, о каком месте говорится?
Речь, конечно же, о недавно осмотренной им пещере. Самые смекалистые читатели наверняка поняли, что именно это место указал Джон в своей записке, оставленной в дупле дуба. Именно это место, эта пещера, да еще одна деталь, связанная с пещерой, были теперь главными залогами успеха в дальнейшей реализации плана Крэсвелла. Что же это за «деталь» такая, - заинтригуется наиболее нетерпеливый читатель. О, это важная деталь! Именно она-то, родимая, в первую очередь запомнилась нашему герою, с той поры, как он впервые увидел ее, именно на нее, а не только на сам факт наличия пещеры, Джон сделал свою основную ставку в предстоящем плане. Что это? Ну, давайте, наверное, немного сохраним интригу и пока не будем раскрывать всех тайн.
Для окончательной подготовки реализации плана Джону нужно было сделать последнее действие. Что он тут же и сделал. Управившись со всем, наш юный военный тактик занял место в облюбованном им своем новом наблюдательном пункте. Эта «точка» находящаяся на вершине утеса, возвышающимся над входом в пещеру, имела фантастически удобное стратегитческое расположение. Отсюда, с высоты, Джон видел все что происходило на поляне, расположенной перед входом в пещеру. Сам же наблюдатель находился вне поля зрения тех, кто появится внизу. Во-первых, он лежал в кустах, так, что его самого не было видно, и лишь только, как говорится, «нос его торчал» из зарослей кустарника. К тому же Крэсвелл был уверен, что пираты, которые прибудут сюда, меньше всего будут смотреть наверх. Он был уверен, что все внимание их будет поглощено пещерой. Еще бы: осталось сделать несколько шагов, и они прикоснутся к вожделенному кладу! В такие минуты алчные пираты, которых именно алчность толкает на преступления и нарушения закона, должны забыть обо всем на свете и потеряют бдительность. Именно на это рассчитывал наш герой. В ином случае ему одному с целой оравой головорезов не справиться.
Отныне для Джона потянулись долгие часы ожидания. Он понимал, что пираты могут не сразу расшифровать захваченную в качестве их военного трофея шифровку из кувшина. Но, учитывая, что для него, для Джона, шифровка оказалась не такой уж сложной, очень надеялся, что и среди пиратов найдется тот, кому будет по плечу сделать это.
Увы, но прошел день, а затем и второй, а «гостей» все не было. Чем больше ему приходилось ждать, тем большее волнение охватывало душу нашего героя. А что, если те так и не разгадают тайну записки, следовательно, та не приведет их к дубу, а следующая, оставленная Джоном в дупле записка, не приведет их сюда? Это будет крах! Пугало и другое. То, что разгадают пираты записку слишком поздно, тогда, когда у Джона иссякнут силы на круглосуточное дежурство здесь. Ведь понятно, что ему все это время нужно пить, есть, отправлять естественные надобности, а для этого нужно отлучаться со своего наблюдательного пункта. Да, предвидя такой расклад событий, Джон взял с собой флягу воды да какие-то запасы пищи. Но основные запасы остались там, на берегу, где он высадился ночью с лодки «Посланника», а тот «харч», что он в спешке (тогда он меньше всего думал о еде) прихватил собой, теперь уже фактически закончился. Сейчас же Джону не хотелось ни на минуту покидать свое укрытие, даже кратковременно, чтобы попить в близлежащем ручье или «сходить к ветру». А долгая отлучка за пищей вообще станет роковой. Ведь ни в коем случае нельзя было допустить того, чтобы пираты прибыли к пещере в то время, когда он будет отсутствовать. Тогда все его долгие и хитроумные планы рухнут в один момент. Все, что он сделал, окажется ненужным и бессмысленным.
Поэтому Джон и продолжал ждать. Терпеть и ждать. Именно терпеть. Поскольку мучили бедолагу не только голод и жажда, но и чувство дискомфорта. Ему до чертиков надоело сидеть на одном месте. Он и до этого был непоседой, а теперь, будучи фактически привязанным к одному месту, волком хотел выть от досады. Лишь только ночью, понимая, что в это время вряд ли появятся те, кого он ждал, Джон позволял себе пройтись взад-вперед возле своего укрытия. Хотя все равно старался не терять бдительности. Днем же старался терпеливо ждать в своем наблюдательном пункте, понимая, что малейшее его неловкое движение, замеченное пиратами в самом начале, даже на подходе к пещере, возможно даже в тот момент, когда Джон их еще не будет видеть, а они первые заметят его сквозь заросли, может стать роковым во всей его хитро выстроенной «пирамиде».
Наконец-то! Вдали послышались голоса, и Крэсвелл весь напрягся, понимая, что сейчас должно все решиться. Сердце забилось учащенно. Ну, где же вы?!
И лишь только тогда, когда прошло немало времени, но поляна так и осталась находиться в статусе безлюдного места, Джон понял, что те голоса ему просто послышались. Это его напугало. Он понимал, что, когда начинают приходить галлюцинации, значит дело плохо. Вскоре может начать клонить ко сну, начнутся иные «заморочки», которые угробят дело, обрушат все задуманное. И со временем все это начало подтверждаться. Джон все чаще стал «клевать носом», и взбадривался лишь от крика какой-то птицы или иного шума. В такие минуты юноша ругал себя за слабость, укорял сам себя, что приди пираты в эти минуты, когда он фактически спал и не контролировал того, что происходит вокруг, весь план его мог бы не реализоваться. Такого самобичевания хватало на пару часов, а потом природа снова брала свое, и ресницы бедолаги все больше и больше наливались свинцом…
Проснулся Джон от громкого разговора. Он открыл глаза и обомлел: вся поляна была усыпана пиратами! Чувство того, что он проспал главное, что пираты уже побывали в пещере и теперь их туда ничем не заманишь, больно кольнуло в сердце. Но сосредоточившись, Джон сразу же понял: пираты только выходят на поляну! Они только-только пришли!
Сердце нашего героя забилось учащенно. Сейчас все решится! Он весь обратился в слух, стараясь не пропустить ничего, что происходит внизу.
- Вот вам, друзья, конечная цель нашего путешествия, - услышал Джон знакомый голос. – Ну, кто сомневался в способностях вашего капитана?! Вперед за мной, орлы мои! Нас ждут наши сокровища!
Джон иронически улыбнулся. Он вспомнил, как там, на Барбадосе, во время продажи его в рабство, он обещал Драйдену поквитаться с ним. Вот и настал час «возвращать долги»!
Пираты подожгли заранее припасенные факелы и чуть ли не бегом устремились вглубь пещеры. На это и рассчитывал Джон. До знакового время «Х» оставались считанные секунды…
Но что это? Почему у входа в пещеру остались аж четверо пиратов?! Джон предполагал, что при входе могут оставить пару дозорных, пару, но не четверых! С парой он постарался бы справиться, но четверо… А в задуманном юношей плане очень было важно, чтобы не осталось ни единого свидетеля того, что произойдет дальше. Рассуждения о том, что же предпринять, чтобы нейтрализовать этих четверых, и послужили для Джона некой паузой. Он пока медлил сделать то, что поначалу планировал совершить сразу же, как только пираты зайдут в пещеру. Сейчас же медлил, понимая, что долго делать это не стоит. Как только кладоискатели убедятся, что никакого клада в пещере нет, они, скорее всего, тут же вернутся назад. И тогда драгоценное время безвозвратно будет упущено. Нет, медлить нельзя, нужно начинать. И вдруг внизу прозвучало:
- О! Золотой! Ну, надо же!
Джон вытянул шею и, выглянув из своего укрытия, увидел, как один из дозорных нагнулся за лежащей на земле золотой монетой. «Сработало!» - обрадовался Джон. Он с самого начала, лишь только вернулся из похода к дубу, оставил взятые из каюты капитана «Посланника» две монеты возле входа в пещеру. Слегка присыпал землей, так, чтобы из почвы торчала только половинки монет, что, по замыслу Джона, придавало достоверность находке. Словно эти «кругляши» лежали здесь уже давно, потому и присыпались за это время землей. Сделал это Крэсвелл для того, чтобы еще раз придать больше достоверности всему происходящему и заманить пиратов в ловушку. Пираты, как мы видели, и без этой дополнительной приманки находились в «созревшем» положении насчет задумки Джона. Но теперь выходило так, что эти монеты могут сослужить в плане нашего стратега еще большую пользу, чем он предполагал вначале.
Второй пират, находящийся поблизости, не удержался от соблазна также взглянуть поближе на находку и поспешил к своему другу. Оба они в это время оказались в том месте, которое давало Джону возможность устранить этих «лишних» в его плане людей. Все, вот теперь «все звезды сошлись на небе» окончательно, и теперь поскорее нужно было поставить последнюю точку в этом «пещерном деле». Вот тут-то в самый раз и рассказать о том, о чем мы в свое время умолчали ради продления интриги. Так что же это за «еще одна, очень важная деталь», которая идеально подходила для того плана, что он задумал, о которой мы упоминали ранее? Отвечаем. Это была огромная каменная глыба, если хотите, валун, который находился не где-нибудь, а как раз над входом в пещеру! Этот природный «козырек» над входом в пещеру по замыслу Джона должен был сыграть решающую роль в его плане. Немаловажным был и тот факт, что эта глыба не являлась частью монолитной скалы, которую тяжело было бы отколоть от породы. Что потребовало бы много пороха, что было бы затруднительно для нашего Робинзона. Но весь фокус в том-то и заключался, что эта глыба по большому счету являла собой некий «инородный камушек», который гигантский исполин-силач принес с откуда то и положил на краю утеса. И стоило только лишь сделать легкий щелчок пальцем, и этот валун, потеряв и без того свое неустойчивое положение, свалится вниз. Прикрыв собой, как вы понимаете, вход в пещеру! Чего в итоге и добивался наш стратег. Теперь еще и выходило так, что два пирата находились на том месте, куда упадет глыба. Она и похоронит этих двоих, облегчив Джону задачу не оставлять свидетелей.
Еще во время своего первого визита к пещере Джон, сразу же после того, как изучил пещеру, вылез наверх, и более тщательно осмотрел валун. Заметив, что едва ли не половина его свисает над пропастью, понял, что для того, чтобы та сторона, которая нависла над поляной, перевесила, нужно не такое уж большое усилие. Роль этого «усилия» должны были исполнить два бочонка с порохом, которые Джон принес с собой. Поначалу он спрятал их в близлежащих кустах (вместе с запасами еды и иной поклажей), потом, вернувшись из похода к дубу, тут же заложил эти два бочонка в подходящее для этого место. Это были щели между утесом и валуном. Взрыв, по мнению Джона, должен был оттолкнуть валун от скалы и обрушить его вниз. Юноша предусмотрительно просыпал дорожку из пороха от своего укрытия до бочонков с порохом. Оставалось только поднести искру…
- О! Еще один золотой! – Послышалось внизу.
Те двое, что несли свой дозор чуть в стороне, и не попадали в зону падения валуна, продолжали после первой вести о найденной золотой монете оставаться на своем месте, теперь не выдержали (все вокруг заняты золотом, одни они, глупцы, стоят, как истуканы), и устремились к своим друзьям. В это на удивление подходящее для задуманного время Джон и поджог «пороховую дорожку».
Прозвучал взрыв, и валун всей своей исполинской массой рухнул вниз. Моментально похоронив под собой четверых пиратов и закрыв собой вход в пещеру, блокировал спасительный путь к освобождению для всех остальных «бродяг моря». Джон очень боялся, что валун упадет так, что между ним и отвесной стеной скалы, в которой и зияло отверстие входа в пещеру, останется достаточно большая щель, через которую пираты смогут выбраться наружу. К счастью для Джона глыба легла очень плотно. В образовавшуюся щель руку было просунуть сложно, не то, что протиснуться всем телом.
Обойдя валун и убедившись, что все сложилось как нельзя лучше, и что узники пещеры теперь ни за что не выберутся из своего заточения, Джон облегченно вздохнул: дело сделано!
Вскоре послышались вопли запаниковавших пиратов. Джону очень хотелось окликнуть Драйдена, сыронизировать над ним, мол, ну что, ты сомневался в моем обещании, данном мною на Барбадосе? Но потом решил пока не делать этого, пусть те помучатся, томимые неизвестностью. Джона сейчас ждало иное, не менее важное дело. Ему некогда было сейчас болтать и терять время. Да, сделано многое, но это далеко не конец. Чтобы окончательно довести до логического завершения задуманное, нужно было сделать еще один шаг. Самый важный, и, возможно, самый трудный.

14.

Существует весьма неглупая пословица, которая применима к любому делу, в любое время, в любой стране. Звучит она так: «Нужно сначала обо всем договориться на берегу, а уж потом отправляться в плавание». Для пиратов она носила не образное, а прямое значение. Даже те пираты, кто впервые собирается на одном корабле, под одним флагом, одной командой, прежде, чем «отдать швартовы», заключают между собой «шассе парти», или иной договор или соглашение. В этом своеобразном документе четко оговаривается, как будут «джентльмены удачи» делить между собой добычу. Прежде, чем приступить к прямому дележу, то есть, поделить деньги между теми, кто их, собственно, добыл, вначале следует неукоснительная выплата «первоочередных платежей». «Отстегивается» сумма примерно в сто – сто пятьдесят реалов плотнику, егерю, лекарю. На больших судах лекарю дополнительно выделяют 200 - 250 реалов на медикаменты. Далее следует самое святое – деньги на возмещение ущерба раненым. Здесь «прейскурант» таков. За потерю правой руки – шестьсот реалов или шесть рабов. Левой – пятьсот реалов или пять рабов. Правая нога «весит» пятьсот реалов или пять рабов, левая - четыреста реалов или четыре раба. Потеря пальца – сто реалов или один раб. Во столько же оценивалась и потеря глаза. Парализованную руку клали на те же «весы», что и потерянную руку. Огнестрельная рана на теле равнялась с ценой потерянной левой руки или правой ноги. Вот такая вот «арифметика», и не хотелось бы, чтобы нынешние эскулапы взяли ее себе на вооружение и каким-то немыслимым образом применили в своей практике. В наше время, время окончательной деградации человека, первые камни которого заложили в свое время в том числе и Драйден и иные пираты и средневековые дикари, это очень даже возможно. Во всяком случае, сообщения о том, как нынешние «слуги клятвы Гиппократа» тайком продают «на запчасти» органы несчастных, удивляют своей циничностью, жестокостью и алчностью даже больше, чем «невинные» россказни о «баловстве» Драйдена и его коллег по «нюханию одуванчиков».
Вся перечисленная выше сумма, изначально изымается из общего количества добычи, А уж потом начинается то, во время чего у каждого члена команды «текут слюнки». Они начинают делать то, что находится на палубе (или на поляне) прямо перед ними, что так приятно греет и ласкает их взор. Лишь только капитан получает две, иногда четыре, пять и больше долей, в зависимости от предварительной договоренности, или личной заслуги капитана в добыче приза. Ведь зачастую именно он является автором авантюры, которая и приносит в итоге результат. Вспомним знаменитый поход людей Моргана на Панаму и их не менее знаменитую и сказочную по своему масштабу добычу. Идея такого дерзкого, доселе немыслимого похода, принадлежала, конечно же, Моргану, благодаря именно ему эта «сказка стала былью».
Остальное же все члены команды делят между собою поровну. Впрочем, не все. Если есть новички, те, кто вышел в плавание впервые, то они получают совсем небольшую сумму от законной доли каждого рядового пирата. Это же «участь» ждет и юнг.
Вот такой небольшой «экскурс» в «бухгалтерию» пиратов, который упомянут здесь не случайно. Ведь эту главу мы начинаем из рассказа о пиратах, оставшихся ждать на «Фиесте» возвращения своих друзей. Не просто возвращения! Не рядового возвращения, которые случались не раз, когда часть команды высаживалась на берег, а потом возвращалась. На сей раз оставшиеся ожидали феерического прибытия свои товарищей. Возвращения далеко не с пустыми руками! Томимые ожиданием пираты то и дело поглядывали на берег, с предвкушением в душе представляя момент, как выйдут их друзья из-за зарослей, и на плече у каждого будет то бочонок, то сундук, то кувшин с золотишком и алмазами! Они «бедненькие» так уже истосковались по скорейшему наступлению этого долгожданного момента, что дальше уже терпеть не могли. Ведь сей радостный миг они ожидали в первый же день своего пребывания на острове. Но в захваченном после нападения на этих «мерзавцев» кувшине оказалась всего лишь записка с шифровкой. Каким горьком было тогда разочарование бедолаг! Хорошо хоть шифровку удалось разгадать. Но и там, на новом месте, в дупле дуба оказались не сами сокровища, а очередная записка. Хорошо хоть это оказалась не дежурная шифровка, которых могло оказаться еще несколько, а письмо с прямым указанием места, где находится клад. Ну и слава Богу! Хвала ему, Всесильному, что их мытарства закончились, и они теперь вскоре погреют свои ладошки приятным тепло золотишка.
Вот уже и вечер близится, кладоискатели должны скоро вот-вот появиться. Билли Гейм, оставшийся в отсутствии капитана старшим на корабле, отдал приказа выслать к берегу лодки. Понятно, что их друзья вскоре вернутся, потому-то и не стоит тратить время. Пусть те сразу же погрузят сокровища в лодки. Согласитесь, похоже на дележ «шкуры неубитого медведя»? Сколько раз твердили миру: «Не кричи «Гоп!», пока не перепрыгнешь». Ан нет, люди с упорством, достойным лучшего применения, продолжают «наступать на одни и те же гребли», и ничего тут не изменишь. Уж больно хочется каждому из нас побыстрее, пусть даже мысленно, приблизить желанный миг. Уверен, что абсолютно каждый из нас не раз в жизни удовлетворенно потирал руки, предвкушая скорое радостное событие, которое, в итоге, так и не наступало. Поэтому, что уж удивляться истосковавшимся по «звонкой монете» пиратам.
Но время шло, а путешественники все не возвращались. Чем больше закатное солнце пряталось за верхушки деревьев, тем больше нарастала тревога в душах ожидавших. Когда над островом опустилась ночь, Билли и его друзья окончательно поняли: что-то здесь не так. Правда, они успокаивали себя мыслью, что сокровищ оказалось настолько много, что те до вечера были заняты этим добром, а когда спохватились, что пора возвращаться, было уже поздно. А отправляться в путь по темноте не было никакой необходимости. В первую ночь им нужно было опередить неприятеля, вот они и совершили ночную вылазку. Сейчас же, кроме них, никого больше нет на острове. Они полные хозяева положения. Теперь уж точно спешить некуда. Поэтому задержка друзей (с каждой новой минутой таких умозаключений) все меньше стала казаться ожидающим пиратам трагической и необычной. Вскоре они окончательно успокоили себя и с легкой душой и с чистой совестью отошли ко сну. Засыпая, каждый из них не сомневался, что уж завтра-то их друзья непременно возвратятся Возможно даже, что многим из них в эту ночь снились сладкие сны со сценами дележа добычи, отчего они сладко мурлыкали во сне. Еще бы: ведь там, по ту сторону сна, происходили события, от которых грех было не мурлыкать удовлетворенно: возвратившиеся пираты все больше и больше сваливали в общую кучу принесенное золотишко, а потом из этой массы все больше и больше каждому их кладоискателей вручали в руки их долю. Золота становилось так много, что оно уже не помещалось в руках, приходилось то и дело нагибаться за очередной упавшей золотой побрякушкой, а тот, кто делил добычу, подносил тебе новые и новые порции золота…
Весь следующий день оставшиеся на судне пираты провели словно на раскаленной сковородке. Одни утверждали, что не мешало бы отправиться на поиски не вернувшихся друзей, вторые пытались разубедить первых, уверяя, что те этим только хуже сделают. Припоздавшие друзья непременно вернутся, и может получиться так, что две группы (те, кого ищут, и те, кто ищет) в дороге могут разминуться, и тогда они поменяются местами. Первым придется искать вторых. Черту под спорами подвел Билли Гейм:
- Думаю, сегодня к вечеру они уж точно вернутся. Не будем усложнять дело. Подождем до вечера. Если и сегодня не вернутся, в чем я глубоко сомневаюсь, тогда, естественно, отправимся на поиски. Но, надеюсь, до этого не дойдет.
Когда наступил вечер, а за ним и ночь, но никто так и не вернулся с острова, на «Фиесте» уже не сомневались: что-то случилось. Никто еще не думал, что случилось нечто трагическое и непоправимое. Все еще надеялись, что все уладится, друзья рано или поздно вернутся, и вскоре они все вместе приступят к дележу общей добычи. Но в то же время каждый понимал, что теперь они не должны сидеть сложа руки. Нужно непременно отправляться на поиски своих товарищей. Ведь задержкой тех может быть не только азарт при поисках клада, но и какая-то беда, в которую могли попасть кладоискатели.
На следующее утро, когда вокруг только-только зарождался рассвет, от «Фиесты» отчалили лодки и устремились к берегу. На судне почти не осталось пиратов: всем надоело сидение на одном месте, все «рвались в бой», все желали идти на помощь своим друзьям, все мысленно стремились лично увидеть найденное золото. Гейму с трудом удалось уговорить нескольких матросов, чтобы те таки остались на судне и присмотрели за ним.
Да, «размять ноги» засидевшимся пиратом действительно удалось. За день они немало прошли, «зарядка» действительно была хорошей. Не было только одного: результатов поисков. Первый отряд кладоискателей, отправившийся два дня назад к желанной цели, словно в воду канул! Поисковики не просто прочесывали остров. Они кричали, звали своих друзей, изредка стреляли в воздух, но в ответ – тишина. Вернее, тишины, как таковой, конечно, не было: то и дело слышались крики птиц, шум моря и т.д. Но за весь день так и не прозвучало главного. Не послышалось главного: «Да здесь мы?! Чего вы орете?! Отрываете нас от дела! Тут столько золота, что мы еще бы пару дней не возвращались, а подсчитывали бы наши будущие барыши! Тут столько золота»…
Так ничего и не добившись, отряд вечером вернулся к берегу. На песке их ждали оставленные с утра лодки. Погрузившись в них пираты, взмахнув веслами, устремились к стоящему на якоре судну. Все молчали. Настроение у всех было удрученное. Да, сейчас они утолят голод, хорошенько отоспятся после изнурительного дня. Но дальше-то что?! Друзей нет… Клада нет… Самое ужасное заключалось в том, что они не знали, где тех искать. Да, когда разгадали шифровку, а затем и достали письмо из дупла дуба, стало ясно, где находятся сокровища. Но в эйфории всеобщего ликования никто из тех, кто оставался на судне, не вникал в вопрос: где же окончательная «точка финиша»? Тот, кто разгадал шифровку, и те, кому посчастливилось заглянуть в письмо, найденное в дупле, отправились на поиски клада. Среди тех, кто оставался на судне, не нашлось ни единого, кто проявил бы особое любопытство и навел справки о месте захоронения клада. Все благодушно смирились с тем, что им придется остаться на корабле и ждать, пока их друзья не доставят уже готовенькое «золотое блюдо» к «праздничному столу» в кают-компанию «Фиесты». Вот, в итоге, и получилось так, что среди поисковой группы не нашлось ни единого человека, кто бы мог точно знать, где и как искать «пропавшую экспедицию».
А вот и борт «Фиесты». Сейчас они поднимутся на судно, покушают, отдохнут, а уж утром и решат, как быть. Неглупый человек придумал пословицу «Утро вечера – мудренее». Утром на свежую голову и мысли приходят более свежие. Так думал Билли Гейм и его друзья, поднимаясь на палубу.

15.

Многие из нас, когда речь заходит о тропических островах, рисуют в своем воображение умиляющую взор картину: мы лежим под пальмой в тени листьев, рядом мирно плещет ласковое теплое море, вокруг слышно умиротворенное пение экзотических птиц. В такие минуты не хочется думать о «минусах», которые всегда были, есть и будут в любом деле, в любом месте. Да, есть и птицы, с умиляющей взор пестрой раскраской, но и есть и иные представители флоры и фауны, которые доставляют больше неопрятностей, чем радости. Существуют и иные «птички», от присутствия которых хочется волком выть. Кто из нас не страдал от комаров? Это те «ребята», которые даже крупного, сильного и крепкого человека могут довести до безумия. На острове Хогартов такой братии – хоть пруд пруди! Их там несколько видов. Москиты впиваются своими острыми хоботками в тело и сосут кровь до тех пор, что из-за огромного веса уже не могут взлететь. Но еще больший дискомфорт для людей доставляет даже не это, а то, что они постоянно зудят, и эта надоедливая, доводящая до исступления, мелодия не затихает ни на минуту… Комары второй разновидности, наоборот, летают практически бесшумно. Но эти бестии, размером всего с песчинку, атакуют куда агрессивнее: они жалят даже сквозь одежду. Еще одна разновидность комаров, красного цвета, размером с горчичное зерно, не жалят, а откусывают кусочек кожи. Если от них не отмахиваться и не бороться каким-то иным способом, то вскоре все тело покрывается небольшими струпиками, и у жертвы атак становится такой вид, словно он поражен каким-то злым недугом. Если перечисленные выше представители «тропической экзотики» были ночными, то регатос (так именуют этих комаров) являются дневными комарами. Так что, как видите, тому, кто попадет на этот «райский» островок, уготовлено «веселое» пребывание на «экзотике» и днем, и ночью.
Рассказывая о Джоне, который просидел несколько дней в засаде у пещеры, мы перечислили все виды неудобств, что его донимали: голод, жажда, затекшие части тела. К этому «букету» явно стоило добавить и «приятное совместное времяпровождение» с упомянутыми выше «героями» нашего повествования. Когда эпопея с дозором у входа в пещеру для Джона закончилась, то, казалось, юноша теперь может вздохнуть спокойнее: все позади. Ан нет! Выполнение дальнейшего плана требовало от бедолаги таких же лишений, нужна была такая же выдержка и терпение. Нашего стратега ждала новая засада, правда, уже в другом месте, и новые томительные часы ожидания. Но, приходилось терпеть, поскольку иного выхода не было.
Как вы думаете, где юноша облюбовал новую «точку» для своей следующей засады? Уверен, что наиболее смекалистые читатели уже догадались. Наша книга – такой себе «психологический практикум» для читателей. Каждый может стать виртуальным участником описываемых в книге событий. Каждый может поставить себя на место того или иного литературного героя и задасться вопросом: а как бы я поступил на его месте? Что бы такого придумать, чтобы выкрутиться из ситуации и добиться желаемого конечного результата?
Джон, после того, как довел до логического завершения задумку с пещерой, сразу же поспешил к южному побережью острова, туда, где должно находиться на стоянке судно пиратов. Он рассчитывал добраться к берегу к окончанию дня, однако… То ли дорога была не близкой, то ли было потрачено немало моральных и физических сил во время событий у пещеры, и юноша передвигался не достаточно проворно, то ли помешали иные обстоятельства, но первую ночь он провел в глубине острова, соорудив себе импровизированный ночлег в зарослях кустарников.
Утром следующего дня он продолжил путь, и спустя какое-то время выбрался на побережье. Джон ведь не знал, где бросила якорь «Фиеста», поэтому поначалу вышел к берегу в другом месте. Но сразу же увидел застывший вдалеке у берега корабль неприятеля и тут же поспешил к нему. Спешил, как вы понимаете, не спеша. То есть, шел осторожно, осматриваясь, прислушиваясь, стараясь не шуметь. Он понимал, что чем ближе к «логову врага», тем больше шансов с ним встретиться. А это не входило в планы нашего героя. Пока что не входило. Джон опасался, что пираты могли разбить свой лагерь на берегу, поэтому существовала опасность наткнуться на них уже здесь. Но к радости юноши берег оказался пустынным. Это облегчало задачу. Теперь нужно было выбрать укромное место, где можно спрятаться до наступления ночи, и, запасшись терпением, ждать наступления полночи.
Вот тут-то Джон и начал получать «вторую порцию» комариного пира. Понятно, что эти бестии могли досаждать любого в любое время, даже тогда, когда тот находится в пути. Но в движении это не так было заметно. Можно было отмахнуться от комаров сломанной веточкой, да и в пути, двигаясь, не сосредотачиваешься на чем-то ином. Находясь же в засаде, в состоянии практически полной недвижимости, любой укус комара, даже его назойливое жужжание, раздражают и нервируют. Но когда это продолжается не час и не два, то вовсе доводит до исступления…
С наступлением вечера Джон оживился, видя, как от судна к берегу устремились лодки. Когда они, простояв до глубоких сумерек, поспешили в обратном направлении, Джон утвердился в своей догадке, которая пришла ему в голову в самом начале: пираты отправились на берег с надеждой, что их друзья уж к этому-то вечеру точно вернутся на корабль, но так и не дождавшись, вернулись назад. Это не было для Джона чем-то не обычным. Примерно такого развития событий он и ожидал. Также он нисколько не сомневался в том, что томимые неизвестностью пираты на следующее утро непременно отправятся на поиски своих друзей. Мы уже рассуждали о том, что иногда стоит поставить себя на место литературного героя, и поразмыслить, как бы ты сам поступил на его месте. Понятно, что и Джон ставил себя на место пиратов, оставшихся на судне, и при этом почти не сомневался, что те поступят именно так, а не иначе. Ведь по-другому события вряд ли стали бы развиваться. А что еще оставалось делать пиратам? Ну, могли они еще день-два подождать своих друзей. Но такое ожидание, «подкрепленное» полным бездействием, не могло длиться бесконечно. Понятно, что рано или поздно терпение у тех лопнет, и они отравятся на поиски пропавших. На этом и строился план дальнейших действий Джона. Он видел, как много пиратов было на поляне перед входом в пещеру. Он и до этого не сомневался, что на поиски сокровищ отправится почти вся команда корабля. Увиденное на поляне подтвердило это. Следовательно, на судне оставалось не так уж и много людей. А если еще и эти отправятся на поиски пропавших, то судно вообще останется почти безлюдным. А это еще более облегчит дальнейшие действия нашего героя. Потому-то грех было не использовать эту возможность и не приступить к реализации последнего пункта в хитроумном плане нашего стратега.
Ровно в полночь, когда все (или почти все) на корабле должны были уснуть, Джон выбрался из зарослей, подошел к берегу, медленно зашел в воду и столь же медленно, стараясь не издавать всплесков и иных шумов, поплыл к кораблю. Как все переменчиво в этом мире… Совсем недавно точно такую же вылазку на «Посланник» планировали совершить пираты (тоже сидели до полночи в засаде, «кормили комаров»), и вот теперь Джон «отдавал им должок». То, что тогда не удалось пиратам, теперь планировал внедрить в жизнь Джон. Кое в чем ситуации были похожи. Пираты тогда знали, что большую часть команды они пленили возле валуна и теперь нападут на малочисленную группу, оставшуюся на «Посланнике», и Джон знал, что основная группа пиратов «прохлаждается» в пещере, поэтому людей на «Фиесте» немного. И в первом, и во втором случае те, кто находились на атакуемых судах, не знали, что накануне случилось с их товарищами на берегу. И в том, и в ином случае нападающая сторона была глубоко уверена, что их ночной визит на дремлющего неприятеля будет для того полной неожиданностью. Разница была лишь в одном: к ночной атаке «Посланника» готовилась немалая группа головорезов, которой, с той поры, как они ступят на палубу судна, и прятаться-то не стоило. На их стороне был численный перевес, они бы «сонных тетерь» голыми руками смогли бы без труда «удавить». Джон же отправился во вражеское логов совершенно один…
С берега казалось, что судно стоит на якоре совсем недалеко от суши, к нему рукой подать. Юноша нисколько не сомневался, что доберется до него довольно легко. Но все оказалось намного сложнее, драматичнее и даже трагичнее. Джон не мог понять, где здесь, на южной оконечности острова, появилось столь мощное течение? Тогда, после нападения пиратов, когда он плыл к «Посланнику», чтобы сообщить друзьям, что на них готовится нападение, такого течения и в помине не было. Тогда водный отрезок пути, разделяющий судно с берегом, он преодолел без особых приключений. Сейчас же весь его план оказался под угрозой. Если бы он раньше знал о течении, о его направлении и силе, он бы отправился в путь с той точки, с которой волны сами бы «принесли» его к кораблю. Теперь же видя, как стремительно течение относит его прочь от судна, Джон начал даже паниковать. И не стоит упрекать нашего героя в этой «слабости»: ведь течение уносило его в открытый океан!!! Впору было взвыть от досады: так все продумать, так все провести, и, когда до заветной цели остается всего - ничего, так глупо провалить дело! Что дело, здесь на кону стояла сама жизнь.
Джон вырос у моря, он был отменным пловцом, но и всего этого «багажа» было мало, чтобы справиться с сумасшедшим течением. Как ни старался он со всех сил грести к судну, но все равно порой ему казалось, что он не приближается, а отдаляется от желанной цели. Иногда отчаяние было столь сильным, что хотелось «опустить руки» и сдастся на милость волн. Но то ли желание у парнишки было неимоверно огромным, то ли молодое здоровое крепкое тело и сильные руки повлияли на конечный результат, в итоге, пловец все же добрался до судна!
Когда Джону удалось ухватиться за кончик свисавшего с палубы до самой воды каната, он не просто облегченно вздохнул. После такого перенапряжения ему казалось, что он чуть ли не вернулся с того света. Это мы сейчас сидим в удобных креслах и читаем эту книгу, а Джону только что пришлось пережить такое, что, после всего случившегося, дальнейшее казалось ему в этот миг детской забавой. Казалось бы: впереди самая ответственная часть выполнения плана, а на парня, наоборот, напало полное благодушие. Главное, с облегчением думал он, что теперь у него под ногами будет твердая земля. Вернее, твердая палуба. А с остальным, казалось парню, он уж как-то справится.
В таком, «полуплавучем» положении, Джон оставался еще довольно долго. Настолько долго, чтобы отдышаться, прийти в себя, восстановить силы. Когда почувствовал, что поднабрался сил, и их у него хватит для того, чтобы взобраться на корабль, Джон, еще раз прислушавшись: не доносятся ли с палубы голоса, не вышел ли кто в это позднее время на палубу, собрался духом и начал подъем.
Мы уже говорили, что руки у парнишки были крепкие, поэтому он, хотя и с трудом, (усложняло дело мокрая одежда, которая предательски тянул вниз), но все же вскоре добрался до палубы. Выглянув из своего своеобразного укрытия и убедившись, что на палубе никого нет, Джон перевалился всем телом через фальшборт, и выбрался на палубу. Он оставался на месте очень долго. Для того, чтобы стекла вода с одежды, чтобы потом, когда он последует дальше, за ним не оставался мокрый след, который выдаст его. До задуманного Джоном времени «Х» он должен оставаться на этом судне невидимым и неслышимым.
Фортуна, отвернувшаяся от нашего героя во время его заплыва к «Фиесте», теперь решила смиловаться над страдальцем и не испытывать более его терпение новыми проблемами. Ведь могла же она продолжать каверзничать и подсунуть Джону какого-нибудь пирата, страдающего бессонницей, прохаживающегося взад-вперед по палубе как раз в том месте, где юноша должен был подняться на корабль. Слава Господу, такого не случилось. Крэсвелл понемногу пришел в себя, тихонько пересек палубу и столь же бесшумно опустился в трюм. Теперь предстояло самое волнительное, то, чего он ждал так долго: найти своих друзей. Джон нисколько не сомневался, что их держат взаперти где-то в трюме. Но где именно? Проще всего было пройтись по всему трюму, окликая при этом своих друзей, и те рано или поздно откликнулись бы. Все хорошо, но вдруг тут же, в трюме, находится кто-то из охранников, приставленный к дверям, за которыми томились пленники, присматривать за ними, смотреть, чтобы те не сбежали? Такая встреча была сверх не желательной. Попасть в руки вооруженного охранника в тот миг, когда до заветной цели оставался всего шаг, полшага, было бы до боли обидно. Потому-то Джон и продолжал вести себя очень осторожно. Оказавшись так близко к друзьям, ему хотелось радостно закричать: «Братцы! Я здесь!», но чувство ответственности не давало это сделать. Эту фразу он всегда сможет сказать. Но для начала все нужно сделать так, чтобы она прозвучала в как можно более безопасной обстановке. И наш терпеливый герой продолжал «гнуть свою линию». Он тихонечко передвигался внутри трюма, сделав ставку на то, что не он должен обнаружить свое присутствие здесь, а его друзья потом окликнут его, а наоборот. Это он первым сможет услышать какие-то шумы, голоса друзей или возню охранника, а уж потом, сориентировавшись в ситуации и сообразив, как поступать дальше, действовать по обстоятельствам. И вскоре его терпение было вознаграждено. Бесшумно продвигаясь, он услышал впереди чьи-то тихие голоса. Сердце стало клокотать в груди учащенно. Но, понимая, что это могли переговариваться между собой охранники, продолжал передвигаться вперед тихонько, бесшумно, стараясь прежде, чем сделать в полной темноте следующий шаг, прощупать то место, куда он встанет.
Вскоре он уже был рядом с тем местом, откуда недавно слышались голоса. Но в данную минуту здесь было тихо. Видимо те, чьи голоса он только что слышал, перебросились между собой парой слов и снова умолкли. Время-то ведь такое, что в этот час все должны спать, а не разговаривать. Но внутренне Джон понимал, что за это время он уже успел приблизиться к источнику разговора. Люди должны находиться где то рядом. Пока же он не видел их (из-за полной темноты) и не слышал (потому что те в этот миг просто молчали). Но наш искатель нисколько не сомневался, что сейчас их найдет.
- Вот дьявол! Как же тут, черт подери жестко! Как неудобно спать!
Сердце Джона екнуло: это же голос Дика Бада! Тот и раньше в более комфортных условиях частенько ворчал во сне. Это он! Значит, Джон достиг своей цели! Он пошел на голос, выставив вперед руки, и вскоре его ладони наткнулись на кованную железом дверь. Еще несколько движений, и ночной путешественник нащупал небольшое зарешеченное окошко в этой двери. Пираты есть пираты, с горечью подумал Джон. Они даже на своем корабле умудрились соорудить нечто, типа тюремной камеры или просто небольшого карцера. Ну что же, теперь нужно как-то открыть эту дверь, или иным образом освободить своих друзей.
Прильнув ухом к этому окошечку, Джон сразу же услышал близкое присутствие многих людей. Кто тяжело дышал, кто слегка стонал, кто просто посапывал или похрапывал во сне. Условия хотя и были не подходящие для мирного сна, но время было такое, когда сон перебарывает человека в любой ситуации, поэтому не стоило удивляться, что за дверьми властвовало сонное царство.
Джону уже сейчас хотелось окликнуть друзей. Он понимал, что вряд ли здесь будет находиться кто-то из охранников. Пиратов и так мало осталось на судне, вряд ли найдутся желающие отправиться на ночлег в не комфортные условия трюма. Но даже в такую, не совсем, казалось бы, подходящую для этого минуту, Джону захотелось немного подтрунить, пошутить над друзьями. Он настроил голос на таинственную интонацию, и «загробным» тоном начал:
- Раб Божий Дик Бад! За то, что ты, постоянно ворчишь во сне, и мешаешь спать своим друзьям, я пришел забрать тебя с собой в преисподнюю. Подойди ко мне, грешник.
По ту сторону двери воцарилась звенящая тишина. Казалось, в эту минуту притихли и затаили дыхание не только те, кто не спал, но и те, кто храпел, поэтому не мог слышать сказанного. Джон сознавал, что его шутки неуместны, но, пережив столько, и понимая, что желанная развязка очень близко, он, переполняемый положительными эмоциями и радостными чувствами, не мог отказать себе в удовольствии посмеяться над своими друзьями:
- Ну, что же ты молчишь, Дик Бад? Иди же ко мне.
После гнетущей тишины послышался голос Джимми:
- Голос похожий на голос Джона Крэсвелла…
Джону только этого и нужно было:
- Ты тоже, раб божий Джимми Бэнкс, хочешь пойти со мной? Собирайся.
- Джон! Провалиться мне на этом месте, это Джон!
- Тише, не кричи. - Наш шутник перешел с «загробного» голоса на обычный. - А то пираты услышат.
В следующее мгновение послышалось едва ли не несколько голосов одновременно:
- Джон, это правда ты?
- Да я, я, не шумите. Мы не должны выдать себя. Сейчас я осмотрю дверь, как ее можно открыть. У вас ведь нет ключа?
- Издеваешься? Они не только упрятали нас за толстую дверь. Еще и каждого так тщательно привязали здесь, внутри, что тут пошевелится даже трудно.
- Ничего, потерпите, братцы. Я сейчас что-то придумаю. Главное, что вы живы, остальное – дело исправимое.
Джон поджег лучину заранее припасенного свечного дерева и долго и внимательно осматривал дверь.
- Да… - разговаривал он сам с собой. – Замок здесь мощный, его не откроешь. Сбивать – значит наделать шума и привлечь к себе внимание пиратов. А вот сами навесы, вижу, прикручены обычными шурупами. Сейчас постараюсь вывернуть их. Посмотрим, что получится.
Джон достал из-за пояса нож, аккуратно вставил лезвия ножа в паз шурупа, и стал им, как отверткой, выкручивать шуруп. Поскольку тот был вкручен в дерево, то поддался довольно легко. Обрадованный юноша ту же процедуру проделал и со следующим шурупом.
- Умники, - весело приговаривал он, работая ножом, - дверь железом оббили, а сами навесы укрепили таким хлипким методом. Что же, это нам только на руку.
В это время уже все, кто находился взаперти, проснулись (кто нет, того разбудили обрадованные соседи по ночлегу) и эмоционально перешептывались между собой.
- Джон, - не выдержал Джимми, - ты хоть расскажи, что там делается, на острове. Как ты сюда попал?
- О! Расскажу – не поверите. Это целая история. Но потом. В двух словах не рассказать, а нормально объяснять пока некогда.
Пленники, положение которых еще несколько минут назад казалось безвыходным, и все они мысленно готовились к самому худшему, теперь воодушевленно шумели (хотя и тихо), радуясь, что все так благоприятно для них складывается.
Вскоре все шурупы были вывернуты, Джон потянул дверь за освободившиеся петли и… дверь открылась! Впрочем, по другому и быть не могло. Петли с замком поменялись местами. Теперь проушины с находящимся в них замком исполняли роль петель. Парадокс, при котором дверь все так же была закрыта на замок, но в то же время оказалась распахнутой настежь, теперь уже не казался парадоксом. Ответ этого «феномена» был столь же легко объясним, как решение простейшей детской задачки.
- Джимми, где ты? - Были первые слова Джона, лишь только он вошел в помещение.
- Здесь. – Был ответ.
Крэсвелл первым делом подошел к другу, обнял его, освободил от пут.
- У меня с собой два ножа. Держи второй. Давай вместе резать веревки на руках и ногах наших друзей, освободим их от пут. Так будет быстрее. Потерпите, друзья.
Вдвоем Джон и Джимми справлялись со своей работой действительно в два раза быстрее. Освобожденные потирали затекшие места на руках, радостно перешептывались между собой. Когда все были освобождены, сам собой стал вопрос: что же делать дальше? Друзья Джона ведь не знали, что произошло на острове, поэтому не сомневались, что «Фиеста» сейчас переполнена пиратами. И даже при таком раскладе нашлись «горячие головы», кто предложил:
- Эх, напасть бы на этих мерзавцев прямо сейчас, перебить бы их, сонных, пока они спят, и готовность к отпору у них ослаблена.
- Хорошо бы, - отозвался другой, - но чем перебить? Все мы с голыми руками. Как я понимаю, всего лишь два ножа на всех. А пираты вооружены до зубов. Их много. Они хотя и сонные, но…
- Нет, друзья, сейчас самый лучший вариант ни на кого-то нападать, а самим спастись. – Послышалось предложение третьего. – Будет меньше риска и потерь, если мы сейчас тихонько спустимся с судна, доберемся вплавь до берега, сгруппируем силы…
- С кем группировать? Все остальные полегли на той поляне, у валуна…
- У нас еще есть немного людей, которые ждут нас на «Посланнике»…
Джон, понимал, что пришло время рассказать друзьям обо всем. Чтобы все представляли обстановку и отдавали себе отчет в том, что все, что сейчас предложит Джон, будет логично. Чтобы они согласились с его дальнейшим планом. Он уже собрался рассказать друзьям обо всем, что мы с вами уже знаем, как внезапно наверху на палубе послышались шаги и голоса. Сердце юноши сжалось в дурном предчувствии. Такое оживление в столь «безжизненное» ночное время, могло говорить лишь только об одном: оставшиеся на судне пираты раскрыли на судне присутствие «незваного гостя», и сейчас, скорее всего, спустятся в трюм, чтобы проверить наличие на месте пленников. Будет очень обидно, если все сорвется в самое неподходящее время. Джон хотя и знал, что тех осталось на судне не так уж и много, но все же понимал, что пираты спустятся в трюм, держа в руках оружие. А все, кто был в это время в данном помещении, были практически безоружными. Так что силы были бы неравны. Друзьям ничего не оставалось делать, как, загасив огонь, затаиться, и ждать.
Торопливые шаги продолжались, голоса слышались, но никто до сих пор не спускался в трюм. Что-то здесь было не так. Джон был уверен, что пираты, заметив на судне следы пребывания чужака, непременно спустились бы к пленникам. Значит, они увлечены чем-то другим. Но чем?
- Джон, Грет, Билли, - послышался голос Джимми, - следуйте за мной. Мы вчетвером поднимемся, осмотримся, оценим ситуацию. Прошу всех остальных пока оставаться здесь. Или следовать за нами, но на расстоянии и тихо. Боюсь, что мы своим присутствием только выдадим себя. Поэтому давайте не спешить, действовать поэтапно.
- Я пойду впереди, капитан, - отозвался Джон. – Я только что уже шел сюда, в потемках, практически вслепую. Немного запомнил этот путь, мне легче будет по памяти найти обратную дорогу. Держитесь вплотную за мной.
Когда «лазутчики» подобрались к входу в трюм и осторожно выглянули из своего укрытия, чтобы осмотреться, что делается на палубе, то увидели такаю картину. Джон к своему удивлению заметил, что ночь миновала на удивление быстро, и на небосклоне уже начал, пусть робко, розоветь рассвет. Увидев пиратов, садящихся в лодки и отправляющихся к берегу, Крэсвелл облегченно вздохнул. Он понял, что они отправляются на поиски пропавших кладоискателей. Теперь задача для Джона и его друзей неимоверно упрощалась. Сейчас на корабле вообще почти никого не останется, а того, кто таки будет нести вахту, они действительно смогут взять голыми руками. Понимая, что вот теперь-то настало время, когда он окончательно должен объяснить друзьям, что же произошло, Джон тут же рассказал товарищам обо всем. Благо дело, этому ничего не мешало: они все равно сидели в отдаленном укрытии, наблюдали издали за всем происходящим, все равно «убивали время», давая пиратам возможность покинуть судно, их никто не слышал, потому-то Джон и счел нужным потратить это время на свой рассказ.
Когда он его закончил, его друзья еще некоторое время молчали, переосмысливая услышанное.
- Ну, ты, Джон, и даешь! – восхищенно молвил Джимми. – Так ловко все задумал! И так умело все сделал! Это же надо!
- Да… - вторил ему Билли Бернс. – Голова! Ну и голова ты, Джон! Светлая у тебя голова!
- Смотрите, - наконец-то отозвался молчавший до этого Хогарт. – Лишь четверо человек провожают тех, кто отправляется на берег. Сдается мне, что их на судне осталось всего четверо.
- Да… - протянул Бернс. – Расклад для нас неплохой.
- Скорее всего, что так оно и есть, - добавил капитан, - но нужно рассчитывать и на то, что, возможно, кто-то остался в каюте, спит, или еще чем-то занят. Не будем пороть горячку. Осмотримся. Все равно нападать на оставшихся будем не раньше, чем их друзья достигнут берега и удалятся от него на достаточное расстояние.
Никто не стал перечить Джимми, поскольку это был самый приемлемый план действий. Четверка, не подозревая, что за ними наблюдают и слышат их разговоры, уныло поплелась назад к своим гамакам.
- Да… - Послышалось от одного. – Нас осталось всего четверо… С ума сойти…
- Это и лучше, - отозвался второй – Меньше будет над нами командиров.
- Вот именно, - подал голос третий. – Еще и ночь-то толком не завершилась. Поэтому ничто не мешает нам опять прильнуть к нашим гамакам да сладко досмотреть прерванные сны.
- Ты спи да не забывай, что к их возвращению должна быть готова твоя стряпня.
- До вечера еще далеко. Успеется. Раньше они вряд ли возвратятся…
Теперь для наших друзей обстановка была предельно ясной. Уже сейчас, еще до нападения на четверку, они уже могли уверенно чувствовать себя хозяевами положения на этом судне. На корабле, который еще полчаса-час назад был для них тюрьмой, из которой они так страстно мечтали убежать. Теперь же об этом и речи не было. Теперь никто не торопился покинуть корабль.
Палуба опустела. Джон и его друзья, немного осмелев, более открыто выглянули из своей засады, все еще продолжая не афишировать свое присутствие. Они долго и терпеливо провожали взглядом направляющиеся к берегу лодки, и лишь только тогда, когда пираты достигли берега, оставили там лодки, а сами скрылись в зарослях, лишь только тогда они позвали к себе остальных. Те, немного щурясь от утреннего света, радостно вдыхали чистый воздух и радовались свободе.
Ваш автор уже несколько раз применял в нашем повествовании словосочетание, что Джону осталось сделать еще шаг или полшага к окончательному завершению реализации свого плана. Да, это были важные шаги, но все равно, после одного «последнего и решающего» следовал очередной «последний и решающий» шаг. Так когда же он наступит все-таки этот последний шаг? Думаем, что именно сейчас его час настал. Осталось совершить одно, но последнее и действительно завершающее действие: обезвредить этих четверых, и полностью завладеть судном, а вместе с ним и всей ситуацией в целом. Да, на этом жизнь не заканчивается, и дальше также будут новые планы. Но в том плане, что изначально задумал Джон, еще в первый день пребывания на острове, когда спешил к друзьям, чтобы рассказать им о случившейся беде у валуна, и предупредить о нависшей опасности, Крэсвелл, страстно желая выручить своих друзей из трюма пиратского корабля, им была запланирована именно такая конечная «точка». И вот она фактически была достигнута, этот такой желанный, поначалу казавшийся таким несбыточным миг, наступил, стал реальностью!
Обычно самый последний и решающий шаг дается с большим трудом, на финише любого дела прилагаются самые большие усилия. В данном же случае все произошло с точностью до наоборот. Главное уже было сделано. Последнее же действие далось до смешного легко. Нетрудно догадаться, что четверку спящих пиратов герои нашего повествования взяли «без шума и пыли». Казалось бы: все, вот теперь уже точно все сделано, сейчас уж наверняка все позади. Но, наоборот, с этого момента началось самое интересное. Мнения команды о том, как же поступить дальше, оказались радикально противоположными. Некоторые в порыве эйфории склонялись к тому, чтобы попросту «вышвырнуть эту четверку за борт» (или отдать им одну лодку, пусть плывут с богом к берегу), а самим поднять якорь и дальше действовать по своему усмотрению. Но других удивило такое благодушие. Особенно удивился Джимми:
- Что вы такого говорите?! Эти люди перебили чуть ли не всю нашу команду! Эти люди повинны в смерти наших друзей! А мы будем их отпускать?! И тех, которые утром отправились на берег, они тоже пусть остаются прохлаждаться на берегу? Пусть так и окажутся безнаказанными?! Мы сейчас находимся в столь выгодном положении, что не использовать его – это просто преступление! Не будем забывать, что отправившиеся на берег пираты не знают о том, что здесь произошло. Вечером они вернутся на судно ни о чем не подозревая. Неожиданность на нашей стороне. Мы захватим их врасплох точно так же, как это сделали с этой четверкой. Они заточили нас в трюме, нисколько не задумываясь о том, насколько ужасным условиям они нас подвергли. Нет ничего более справедливого, нежели подвергнуть виновника тому наказанию, которое он сам применял к другим. Пусть и они посидят в трюме, в той зловонной конуре, в которой они нас держали, и пусть с лихвой испытаю то, что до сегодняшней ночи испытывали мы.
Некоторые матросы одобрительно зашумели. Но были еще и сомневающиеся. Возможно, для того, чтобы переубедить и их, Джимми продолжил:
- Не будем забывать и о том, что мы находимся на службе у Его Величества. Это пираты сами себе хозяева и могут плыть, куда хотят, и делать то, что хотят. Мы же, по большому счету занялись самоуправством, что в свое время, бросив все дела, отправились сначала на Барбадос, а потом сюда. Но, если в случае с Барбадосом речь шла о спасении нашего друга, члена экипажа нашего корабля, который попал в беду и которого нужно было вызволить из неволи, то наше плавание на остров Хогартов некоторые с тех, кто стоит над нами, может трактовать как самоуправство, как авантюру, на которую нас толкнула алчность. Но мы все можем повернуть иначе, с выгодой и пользой для себя же. Не будем забывать, что в наши обязанности входит также и борьба с пиратством. Поэтому, если мы доставим и вручим властям в руки шайку пиратов, кстати, англичан, которые опустились до того, что нападали не только на суда третьих стран, но и на корабли своих же соотечественников (вспомним, как попал в рабство Джон Крэсвелл), то наш визит на этот остров будет оправдан. Нас еще и поощрят.
Звучало убедительно. Тех, кто еще сомневался, пытались переубедить их товарищи:
- А ты думаешь, они нас бы отпустили, после того, как рано или поздно вытащили бы с трюма свого корабля?
- Да, - поддакивал второй. – Что не помнишь, как они сто раз говорили, что «отправят нас на корм рыбам»?
На том и порешили. Все затаились на судне, чтобы их не заметили с берега, и стали терпеливо дожидаться вечера, поглядывая из своих укрытий на пустые лодки, оставленные на прибережном песке пиратами. Вечером эти лодки, но уже с возвращающимися пиратами, вновь устремились от берега к кораблю. Джимми молча дал всем отмашку, каждый занял свое, ранее оговоренное, положение на палубе корабля. Все сидели в укрытии, никто до поры до времени и «носа не казал», все оставались невидимыми для возвращающихся пиратов. Лишь только они поднялись на борт, их тут же «взяли под белы руки» те, кого они меньше всего ожидали увидеть на палубе. Пираты и так возвращались удрученные, досадуя, что не нашли своих друзей, сокрушаясь, что те попали в буду. А тут и сами в беду попали.
Победители не стали устраивать на палубе «показательный суд», с «чтением» длинной «морали» своим оппонентам. Тех без обиняков отправили в трюм, туда же, где они недавно держали своих пленников, заперли в тех же «хоромах», бросив на прощание:
- Теперь побудьте и вы в той шкуре, в которой находились мы в последнее время. По вашей милости.
И лишь когда дело было сделано, друзья позволили себе окончательно перевести дух, расслабиться, устроить небольшой банкет, вкусив то, что было найдено из съестных припасов пиратского судна, да пригубив то, что находилось там «в жидком состоянии». Умиротворенные, они с удовольствием предались сну (впервые за последнее время засыпая не на полу трюма, а на «человеческих» постелях и гамаках), рассчитывая, что завтра с утра для них фактически начнется новая жизнь.

16.

«Каждый хозяин своей судьбы и жизни своей кузнец». Так поется в песне. Так поется в песне. Но так ли это на самом деле? Да, во многом это выражение верно и многого (а иногда и всего) человек сам добивается в это жизни. Благодаря своей трудоспособности, целеустремленности, желания достичь намеченной цели. Но иногда случаются ситуации (причем не так уж и редко), когда человек (его дело, его судьба) зависит от иных людей, их воли, от других обстоятельств, иногда до смешного пустяшных. Но именно эти мелочи имеют колоссальное влияние на что-либо. Подростки, когда проходят возраст нетерпимого максимализма, так любят доказывать самим себе и всем вокруг, что они, дескать, независимые. Да, свободолюбие – отнюдь неплохая черта и вряд ли стоило бы за нее упрекать. Но… Человек живет не в вакууме. Вокруг него – общество, со своими давно устоявшимся правилами, законами и иным условностями, которым должны подчиняться все. Даже трижды свободолюбивые и независимые.
Косвенно это касается и темы того, что человек сам решает свою судьбу. Как бы не так… Один будет с младенчества трудиться, недосыпать, недоедать, создаст свое дело, достигнет благополучия, а второй – всю жизнь поваляет дурака, но, заметив, что сосед живет лучше его, руководствуясь элементарной завистью, «шепнет на ушко» «кому следует», и возьмут «бравые ребята в картузах с пластмассовым козырьком» нашего трудягу, «кузнеца своей судьбы», под белы руки, и препроводят в то место, где от него абсолютно ничего уже зависеть не будет. Я что, сейчас сказал о чем-то, из ряда вон выходящем? Да уверен, что каждый из вас сотни, тысячи раз слышали о подобном, о переполненных сталинских лагерях, ГУЛАГе, гетто, концентрационных лагерях, где практически все жертвы были совершенно безвинные люди. Там, «по ту сторону», от них не зависло абсолютно ничего.
Каждый хозяин своей судьбы… Родители отдают ребенку всю свою душу, воспитывают его честным, добрым, законопослушным, тот «мухи не обидит». Но будет однажды он идти по улице, где навстречу тот, кто рос, как бурьян, кто спит и видит, кого бы обидеть, да «что бы такого сделать плохого», пырнет ножом нашего «кузнеца своей жизни» и пойдет, насвистывая, дальше. А жизнь того, кто все делал правильно, кто на будущее строил такие грандиозные планы, в этот миг оборвалась…
Понимаю, что все эти примеры и сравнения трижды примитивные и наивные, но хочу, чтобы читатели поняли, что порой один человек, пусть трижды никчемный, может решить судьбу другого человека, многих людей, иногда целой нации. В нашем случае такой персонаж решит судьбу многих героев нашего повествования.
Если я спрошу вас, о ком сейчас пройдет речь, уверен, многие не вспомнят не только его имя, но и его самого вообще. А ведь он уже сыграл немалую роль в жизни наших героев, и, кто знает, может, в дальнейшем эта роль будет более значимая. Ведь если бы Николас Драйден не узнал о существовании клада, не отправился бы вслед за «Посланником» на остров Хогаратов, не было бы всей этой истории. Джон, Джимми, Грет и их друзья преспокойно бы нашли клад и уже давно, без всяких приключений, отбыли бы назад, радуясь своей удаче. Но «благодаря» одному человеку, ничем не приметному, о котором мы лишь вскользь упомянули в своем повествовании, и закрутилась вся эта круговерть. О ком я? О Джеймсе Мелвилле! Помните о таковом? Подозреваю, что не все помнят. Поэтому и напоминаю о скромном надсмотрщике, который состоял на скромной службе у плантатора Тома Линда, который скромно себе трудился на плантациях с утра до вечера, с кнутом в руке, и ничего в его жизни не менялось до той поры, пока «сумасшедший узник» не поведал ему о «придуманном кладе» с целью «спасти свою шкуру». Увиденное во время несостоявшейся казни узника, да прибытие на Барбадос пиратского судна подтолкнули нашего героя к действию. После визита Мелвилла на «Фиесту», собственно, все и завертелось.
Как Драйден «отблагодарил» ценного информатора за неимоверно важную информацию, мы уже знаем. Все время пути «Фиесты» с Барбадоса к острову Хогартов просидел бедолага в трюме, страдая не столько от лишений, голода, жажды и неудобств, сколько от обиды, что все так произошло. После первых же событий на острове Мелвиллу стало немного «веселее». Если это слово здесь уместно. Понятно, что «веселье» заключалось лишь в том, что отныне ему не было одиноко в своем заточении. Теперь вместе с ним в этой импровизированной тюрьме, находящейся в глубинах трюма, находилась еще и группа плененных матросов «Посланника». Услышав их разговоры между собой и поняв что к чему, Мелвилл сразу же сообразил, что этим людям не стоит рассказывать правду о том, как и за что он попал в этот трюм. Иначе гнев тех сразу бы обрушился и на него. Ведь это он был причиной того, что здесь находятся пираты, что все так повернулось. Поэтому, когда друзья по несчастью спросили «сторожила» о причине его нахождения в этих «хоромах», он выдумал какую-то не замысловатую историю о том, как подлые пираты нападали на суда, издевались над своим жертвами, кого убивали, кого выбрасывали за борт, кого сажали в трюм. Джеймс то охал, то молчал, то стонал, то едва ли не прикидывался полоумным, поэтому наши друзья оставили его в покое, не донимая расспросами.
Когда однажды ночью Джон явился на помощь своим друзьям, Мелвилл сразу же узнал голос недавнего пленника острова Барбадос, которому он в свое время отказал в спасении. В этом моменте вашему автору почему-то вспомнились слова героя иного юмористического произведения, который в пикантной для него ситуации «интуитивно почувствовал, что его сейчас будут бить. Возможно ногами». Нечто подобное испытал и наш герой. Душа Мелвилла ушла в пятки, поскольку он был уверен: как только бывший раб плантации узнает бывшего надзирателя, он тут же расправится с ним. Потому-то и сидел наш «герой» тихо, как мышь, забившись в угол, дожидаясь своей участи. Понимая, что канаты на руках узников обрезают двое: Джимми и Джон, Джеймс молил Господа, чтобы ему путы отрезал именно Джимми. Бывшему надзирателю казалось, что если это сделает Джон, то он тут же узнает своего бывшего обидчика и накажет его. Говорят: «У страха глаза велики». Уж воистину верно. Единственная лучина, принесенная Джоном, горела настолько тускло, что в помещении было полутемно, почти темно, так что Джон вряд ли разглядел бы лицо того, кого освобождает от пут, да еще бы и вспомнил, где и когда его видел. В той спешке и напряжении было не до этого. Но Мелвилл все равно боялся, поэтому и был рад, что освободил его от канатов именно Джимми.
Когда остальные дружно покинули место своего бывшего заточения, Мелвилл все еще продолжал сидеть, забившись в своем углу. Нетрудно догадаться, что в этой ситуации бывшие сокамерники Мелвилла меньше всего думали о нем. Вернее, они о нем вообще не думали и не вспоминали. Их всецело увлекли дальнейшие события, свое освобождение, захват сначала четверки, оставшейся на судне, а потом и остальных пиратов, вернувшихся вечером на судно.
Если бы Мелвилл замешкался, то продолжал бы оставаться узником этого же помещения, но теперь уже в компании пиратов. Но случилось так, что как только он, наконец-то придя в себя и немного осмелев, покинул пределы своей бывшей тюрьмы, тут же услышал приближающиеся голоса. Это новые хозяева судна вели «на новое место ночлега» четверку еще сонных пиратов. Джеймс тут же спрятался в одну из ниш в трюме судна, и пребывал там, прижавшись к стене и стараясь не шуметь до тех пор, пока Джон вновь не вкрутил на место вывернутые им ранее шурупы, а кто-то из матросов не сбегал за ключом, местонахождение которого указали свежеиспеченные пленники. Новые конвоиры проверили соответствие ключа и замка – все совпадало, все работало. С чувством выполненного долга вчерашние пленники поспешили на палубу, а Джеймс долго еще стоял, хоронясь в своем укрытии, не зная, как ему поступить.
По прошествии какого-то времени, немного осмелев, он поднялся достаточно высоко, чтобы, не покидая трюма, краешком глаза наблюдать за тем, что происходит наверху. Вернее, не столько наблюдать, сколько слушать о том, что говорилось. Поэтому вскоре Джеймс был уже в курсе всех дальнейших планов новых хозяев судна. Теперь перед недавним пленником, который ничего не мог сам предпринять, была полная ясная картина происходящего, и теперь он самостоятельно мог вольно решать, как ему проступить дальше. Вариантов было несколько. Первый: примкнуть к Джону и его друзьям и далее действовать сообща. Второй: дождаться ночи, затем пуститься вплавь к берегу, и там, оказавшись в полной свободе, приступить к дальнейшим действиям. Третий… Как это зачастую бывает в пиковых ситуациях, когда нужно принимать одно-единственное, но решающее для тебя значение, многие из нас выбирают самый неожиданный, самый худший, самый глупый, самый идиотский вариант. Скорее всего, что по такому же пути пошел и наш герой, продолжая сидеть в закоулках трюма, еще и еще раз обдумывая то, что пришло ему в голову. Как в свое время Джон, спеша к «Посланнику», придумывал свой, как мы теперь знаем, гениальный план, так и Джеймс, задумав нечто, с волнением в душе и с учащенным биением сердца обдумывал, как все это будет воплощать в реальность. Мелвилл нисколько не сомневался, что задумал он нечто грандиозное, своеобразный подвиг, за который он должен быть вознагражден.
Когда наступил вечер, «прячущаяся в своей норе мышь» наконец-то услышала то, что ожидала услышать. Приближающиеся шаги. Да, у Джона и его друзей все получилось. Они обезвреживали вернувшихся на судно пиратов, связывали их и по одному отводили в трюм и заводили в знакомый нам «карцер». Вскоре там оказались все пленники.
- Ну, что же, - послышался голос кого-то из новых хозяев судна, - теперь и вы посидите здесь, ощутите то, что недавно мы испытывали по вашей милости.
Джон сидел в своей «норе», не высовывая нос, боясь быть разоблаченным, и лишь только слышал, что происходило. Когда шаги стихли, наш «партизан» покинул свое укрытие и тихонько проследовал наверх. Выглянув из своего уже привычного «наблюдательного пункта», с любопытством взглянул, что же происходит на палубе, увидел и услышал (в том числе и при помощи органов обаяния), что триумфаторы затевают праздничный ужин. Тут бы нашему «стратегу», изрядно изголодавшемуся за время пребывания в трюме, махнуть на все рукой, пойти бы к недавним товарищам по несчастью (сокамерникам), присесть за общий стол да и покушать всласть. Ан нет! Задуманное уже настолько прочно застряло в голове, что выбросить все это из нее уже не представлялось никакой возможности. Наоборот, наш «полководец» предпринимал все новые и новые шаги для реализации задуманного. Так, к примеру, увидев сложенные на палубе трофеи: ножи, пистолеты, по всей видимости отнятые накануне у плененных пиратов, он уже не спускал с этого добра глаз. Победители опрометчиво бросили все это прямо на «месте победы», наивно полагая, что прятать все это нет надобности. Они одни на корабле, на острове, взять это, кроме них, будет некому. Никто не вспоминал о бывшем сокамернике, никто не мог предположить того, что взбрело ему в голову.
Когда пирушка была в разгаре, и Мелвилл понимал, что все за столом, утратили бдительность и никто не будет видеть того, что он сейчас сделает, Джеймс выбрался из своего укрытия и тихонько, «на полусогнутых», поспешил к куче трофеев. Из нее он в первую очередь выбрал себе нож, а уж потом пистолет. Заткнув все это себе за пояс, он поспешил назад в свое укрытие.
Дождавшись глубокой ночи, когда звуки пирушки давно умолкли, и захмелевшие победители давно отошли ко сну, Мелвилл спустился в трюм, подошел к дверям «карцера», и в уже знакомое нам зарешеченное окошко в этих дверях окликнул тех, кто был внутри:
- Эй, вы… Есть тут кто живой?
Какой вопрос – такой ответ. Вернее, его вообще не последовало.
- Хватит дрыхнуть! Вставайте! Я пришел вас освободить.
Это было уже «ближе к теме», но все равно можно было по-разному реагировать на такое. Что и почувствовалось в голосе, который прозвучали из темноты камеры:
- Ну, и кто же собирается нас освободить? Кто это вдруг подобрел к нам?
- Хватит паясничать! Я не из их компании. Я сам по себе.
- Так кто же ты тогда? Святой дух? Наш ангел-хранитель?
- Почти. Если отблагодарите меня как следует, я стану для вас ангелом-хранителем.
После некой паузы последовал ответ:
- Поначалу я думал, что это кто-то подшучивает над нами. Из тех, кто нас сюда посадил. Поиздеваться над нами захотел. Но вижу, что голос серьезный. Кто ты, мил человек? Скажи, а потом уж и дальше говорить будем.
- Я – Джеймс Мелвилл. Тот, который на Барбадосе и сообщил-то вам о кладе. Если бы не я, вы о кладе вовсе не знали бы.
Только сейчас пираты вспомнили о никчемном человечке, которого по приказу капитана бросили в трюм еще на Барбадосе. Стало быть, тот, кто освободил пленников, заодно выпустил на волю и бывшего «пассажира с Барбадоса». Стало быть, это не розыгрыш, а все очень даже похоже на правду. Пираты оживились, вскочили со своих мест, поспешили к двери:
- У тебя есть ключ?
- Нет. Но я знаю, как выпустить вас.
- Так чего же ты медлишь, каналья?! Выпускай быстрее!
За все время общения с пиратами, начиная еще с Барбадоса, Мелвилл впервые говорил с ними не заискивающим голосом, а позволил себе даже иронично засмеяться:
- И это говорите вы?! Те, кто, вместо благодарности, что я вам сообщил о кладе, посадили меня в этот трюм?!
Минутное замешательство свидетельствовало о том, что пираты никак не могли понять смысл и логичность поступков свого возможного спасителя.
- Так чего же ты хочешь? – Не выдержал кто-то.
- Хочу говорить с самым главным из вас.
- Я и есть главный!
- Кто «я»?
- Я – Билли Гейм, помощник капитана, его правая рука. В его отсутствие я командую. Я сейчас все решаю. Говорите же, черт побери, что вы хотите за наше освобождение?
- Хочу того, что с самого начала обещал мне ваш капитан. За то, что я сообщил о кладе, он гарантировал мне третью часть от найденных сокровищ. Если вы даете мне твердое обещание, что я получу эту долю, я выпущу вас.
- Хорошо, вы получите ее! Открывайте!
Мелвилл был в неком замешательстве:
- Меня смущает, что вы так быстро согласились. Я боюсь, что меня вновь обманут на этом корабле.
- Так что же вы, черт подери, хотите? Я ведь дал слово!
- Капитан тоже давал… Поклянитесь. Торжественно поклянитесь при всех!
- Я, Билли Гейм, исполняющий обязанности капитана судна «Фиеста», и сейчас, когда капитана нет, фактически возглавляю это судно и его команду, даю торжественное обещание, что третью часть найденных на этом острове сокровищ, получите вы, Джеймс Мелвилл. - И после короткой паузы: - Вас устраивает такая клятва? Открывайте же! Не будем терять время!
Джеймс замялся:
- Добавьте: «До пусть разразит меня гром, если я нарушу это обещание, и Джеймс Мелвилл не получит обещанную треть сокровищ».
- Да разрази меня гром, если я не воздам по заслугам вам, мистер Мелвилл, все, что вы заслуживаете! Клянусь при всех! Да открывайте же! Дьявол! Не испытывайте наше терпение!
Бедолаге хотелось еще какой-то, более весомой, гарантии, но видя раздраженного собеседника, понимал, что чем больше он сейчас будет доводить тех до белого каления, тем сильнее это потом может обернуться для него боком.
- Хорошо. Подождите. Сейчас я выверну шурупы.
И Джеймс приступил к операции, которую накануне проделал Джон. Все это время Мелвилл приговаривал:
- Пока я занят работой, чтобы не терять время, я заодно сообщу вам некоторые сведения, что вам будут важны. Так, к примеру, говорю, что все оружие, ножи, пистолеты, что эти… накануне забрали у вас, сейчас лежат сложенными прямо на палубе возле грот-мачты.
- О! Это действительно ценные сведения! Благодарим! Нам сейчас все это нужно будет в первую очередь.
- Вот видите! Я помогаю вам. Думаю, и вы меня не обманете, сдержите свое слово. Я ведь мог примкнуть к их компании, но не знаю, что они мне пообещали бы. А здесь же мне была обещана третья часть, и, надеюсь, я таки получу ее. Ведь так? Получу? Да?
В глазах рабов плантаций господина Линда надзиратель Мелвилл виделся неким всесильным демоном, жестоким, смелым, сильным, волевым. Частенько пуская в дело свой кнут, он в момент избиения своей жертвы виделся неким львом, хищником, который жаждет крови и горит желанием помучить свою жертву. Здесь же Мелвилл сам был похож на робко блеющего ягненка, сжимающегося в трусливый комок под грозным взглядом волка. Человеку свойственно менять свою личину в зависимости от обстоятельств. Бывает, что мелкий чиновник, на службе считающий за честь услужливо «прогнуть спинку» перед начальником, ни переча не единому его слову, всегда услужливо поддакивая, переступив порог родного дома, для своих домочадцев превращается в жестокого демона. Как видим, к таким «мастерам перевоплощений», можно отнести и Мелвилла.
Лишь только дверь оказалась открытой, пираты сразу же поспешили на палубу. Быстро вооружившись, понимая, что их обидчики сейчас спят, что в эти минуты их можно брать едва ли не голыми руками, они решили «возвратить должок».
- Сейчас перережем и перестреляем этих негодяев как собак! – Негодующе процедил сквозь зубы кто-то из пиратов.
- Полностью с вами согласен, друзья, - добавил Гейм, - но все же давайте не горячиться. Думаю, они уже никуда не денутся от нас, поэтому можно и не спеша все сделать, лишь бы все было верно и никто не выскользнул из наших рук. Так, к примеру, если мы начнем с кубрика и там поднимется шум, их капитан может в это время дать деру. Предлагаю начать с осмотра капитанской каюты. Может, этот самозванец, занял каюту Драйдена. Потом осмотрим каюты офицеров. Если кого найдем – кляп в рот, связать и назад, в каталажку! Туда, куда они, собаки, нас упрятали. По крайней мере их главарей желательно было бы пока оставить в живых. На всякий случай. Всю остальную шушваль, конечно же, можно перерезать, как диких свиней. Прямо сейчас. Приступаем.
Помните, одну из глав нашей книги мы закончили на том моменте, когда пираты начали атаковать свои жертвы на поляне возле валуна. Тогда мы, кажется, завершили главу фразой, типа: «Для ничего не подозревающих кладоискателей начался настоящий кошмар». На этом и поставили точку в той главе, оставив дальнейшее на домысел читателя. Бывают вещи, которые не хочется описывать подробно. Да, иные любят так называемые «батальные сцены», но там зачастую речь идет о равной борьбе, о противостоянии сил, о жарких рукопашных и иных схватках. Вашему же автору вообще не хочется «смаковать» какое-либо насилие. А здесь вообще речь идет не о схватке, а об элементарной резне. Вы что, хотите, чтобы автор подробно описывал, как нападавшие, поочередно, один за другим, перерезали горло своим спящим жертвам? Нет уж, увольте. Я лишь констатирую факт. Что такое, увы, произошло. И ставя в этом моменте точку в этой главе, делаю свой посильный вклад в то, чтобы подчеркнуть и дать понять читателям: любая смерть – это ужасно. Чья-то оборванная жизнь – это повод хоть на мгновение склонить в скорби голову. Пусть даже короткая пауза, вызванная началом новой главы, пусть будет с вашей стороны чем-то вроде «минуты молчания» в память об ушедших в мир иной…



17.

День клонился к закату. Вечерние лучи солнца, словно плоские камушки-голыши, пущенные по водной глади озорными мальчишками, ударялись о «столешницу» океана, подпрыгивали, ударялись о верхушки деревьев, укрывающих возвышенности острова, чтобы потом совершить новый прыжок на поверхность океана, далеко позади острова. Волны в медленном ритме, словно по велению дирижерской палочки какого-то исполинского невидимого режиссера, одна за одной накатывались на берег острова, и шум прибоя издавал при этом такую «пульсирующую» «музыку», в рефрен которой можно было совершать какие-то коллективные действия, приговаривая при этом: «Эй, ухнем!» Ветер покачивал прибрежные кусты, кроны деревьев, шуршал листьями. Измерял ли кто-нибудь, когда-нибудь сколько этот «Вечный Вольный Бродяга» преодолевал пути во время своих бесконечных странствий? Может, именно этот порыв теплого летнего ветра, который сейчас качнул ветку над валуном, служащим роль надгробной могилы на «замурованной» пещере, где находились в заточении Николас Драйден и его друзья по несчастью, обогнув половину земного шара, оборвет и уронит листву на улочки Калькутты, погонит их по дороге, навстречу прохожим, кутающимся в свои теплые одежды, проклиная «промозглый зимний ветер», который, бестия, «пронимает их до мозга костей».
Мы мало задумываемся о вечном. Все некогда, все спешим. Дряхлый старик, проживший долгую и насыщенную событиями жизнь, грея свои старческие кости на солнышке, вдруг вспомнит, как в детстве он любил иногда нежиться под теплыми лучами солнца, сквозь закрытые веки наблюдать за причудливыми рисунками и прыгающими зайчиками, которые эти лучики «рисовали» на закрытых веках. В такие минуты ностальгирующему человеку кажется, что он как бы вернулся в детство. Такое же приятное тепло от солнца, такие же озорные «зайчики», все как тогда, в той другой, такой милой и дорогой жизни, которая уже не вернется и не повторится никогда. Боже! До чего же эти воробьи, которые скачут рядом и торопливо клюют хлебные крошки, похожи на тех, из детства. Та же «походка», те же «манеры», та же суета, повадки, движения, настороженные, но умные и добрые глаза, знакомый взгляд. Старику кажется, что это именно та стайка, которую он не раз кормил, будучи босоногим мальчуганом. И чем дольше он смотрит на этот «причудливый танец жизни» в исполнении этих бесконечно милых крохотных пернатых существ, тем больше он убеждается, что это именно так. Не задумываясь, что такого быть просто не может. Ибо что-то вечно в это бренном мире, а что и не вечно «под Луной». Так было, есть и будет всегда.
Билли Гейм и его друзья подходили к берегу в скверном расположении духа. Второй день повторных попыток, после последних событий, происшедших на «Фиесте», снова не принесли никаких результатов. Каждый раз они прочесывали все новые и новые участки острова, надеясь, что уж сегодня-то они точно найдут своих потерявшихся товарищей. Или хотя бы какой-то след, указывающий на то, где их можно найти. Но все безрезультатно. Это было просто невероятно! Речь ведь идет не об иголке в стогу сена. Да, остров – это не стог сена. Но и большая группа людей – это далеко не иголка. Ну, если не их самих, то хоть какие-то следы их пребывания на острове искатели должны же были найти за это время. Ан нет! Ничегошеньки!
Да и почему, собственно, «следы их пребывания»?! Гейм был крайне удивлен, почему они давно не нашли саму группу! Ведь им просто некуда было деться с этого замкнутого пространства, с этого ограниченного мирка, коим является этот вовсе даже небольшой остров. Так где же, черт подери, они?!
Отряд вышел на поляну. Все, как всегда, все на своих местах: «Фиеста», покачивающаяся на волнах невдалеке от берега, лодки, оставленные с утра на прибрежном песке, дожидающиеся вечернего возвращения своих хозяев. Ну что же, сейчас они сядут в лодки, вернутся на корабль. Но дальше-то что?! Дело-то не сделано, друзья не найдены! Да, завтра они еще раз отправятся на поиски, чтобы еще раз все перепроверить. Но что проверять, если все уже и так проверено?! Не было почти никакого сомнения, что и завтрашние поиски ничего не принесут. А что же тогда делать дальше?!
Группа подошла к лодкам, все принялись тащить их к воде.
- Постойте! – послышался возглас одного из матросов. – Смотрите! Какая-то записка! На том месте, где я утром сидел. Тогда ее не было!
Все остановились. Взглянув, пираты сразу же увидели лист бумаги, приколотый к доске для сидения гребцов в одной из лодок. «Приколотый» - образно сказано. Кто-то сначала положил этот лист на доску, а потом со всего маху вогнал сверху лезвие ножа. Этот нож так и остался торчать в доске. Беглого взгляда на лист было достаточно, чтобы понять, что это не просто чистый лист, а письмо. На листе виднелась надпись, которая сразу же всех заинтриговала. Билли Гейм выдернул нож, осторожно взял в руки лист и бегло пробежался глазами по написанному. По тому, как округлились от удивления его глаза, все поняли, что там написано нечто важное.
- Билли! Не томи! Прочти, что там.
Гейм потер в задумчивости подборок и начал читать:
- «Предлагаю взаимовыгодный обмен: вы выпускаете на свободу моих друзей, а я укажу вам место, где находятся взаперти ваши друзья. Советую не тянуть время: они давно без воды и пищи, доступ воздуха к ним затруднен. Их жизнь в ваших руках. Чем быстрее вы отпустите ваших пленников, тем быстрее я укажу вам место заточения моих пленников». – Билли умолк, но, видя все еще вопросительные взгляды друзей, добавил. – Это все, что написано здесь.
- Слава Богу, что они живы!
- Это может быть блефом! Этот стервец хитрит, лишь бы выручить из плена своих друзей.
- И я так думаю. Он все выдумал, лишь бы вызволить своих дружков.
- Да, доказательств-то нет никаких! Того, что наши друзья живы и что с ними все в порядке.
Некоторое время в кругу пиратов царила тишина. Лишь рядом волны все так же мерно накачивались на берег.
- Да, вы правы, - наконец-то очнулся от задумчивости Гейм. – Доказательств-то действительно никаких нету. А они нам сейчас в первую очередь и нужны. С этого и начнем! Отправляемся на судно! Я знаю, как поступить. Вперед!
Дружный взмах весел и обе лодки устремились к судну. Поднявшись на палубу, Билли тут же направился в капитанскую каюту, достал письменные принадлежности и начал писать:
«Мы рады будем пойти на обмен, если будут представлены весомые доказательства того, что все это не розыгрыш, а наши друзья действительно живы».
С этой бумагой он тут же вновь отправился на палубу и обратился к ожидавшим его приказа матросам:
- Сейчас вы на двух лодках отплывайте к берегу, одну из них вытаскиваете на берег, оставляете там. Но прежде прикрепите к сидению лодки эту записку. Точно так же, как это сделал и он. Вот, держите. - И с этими словами Билли протянул одному из пиратов лист бумаги и нож, который ранее вытащил из найденной записки. – А потом на второй лодке возвращайтесь назад. Будем ждать его ответа. Посмотрим, что он напишет, и что представит нам в ответ на наше требование. Отправляйтесь!
Пираты бросились исполнять приказ, надеясь, что из всего этого что-то в итоге все же выйдет и они действительно вскоре увидят живыми своих друзей. Ведь, честно говоря, в этом многие на «Фиесте» уже начали сомневаться.
За время, пока лодки курсировали к берегу и вернулись обратно, уже почти полностью стемнело. Оставляя на берегу «почтовый ящик» с находящимся у него «внутри» письмом, пираты не видели и не могли видеть, как за каждым их действием из прибрежных зарослей пристально наблюдает чей-то внимательный взгляд. Предположу, что многим, кто дочитал нашу историю до этого момента, сейчас жутко интересно: кто же это такой. Нетрудно догадаться, что это тот, кому посчастливилось выжить в той жуткой резне, что произошла накануне. Что, снова Джон вовремя отправился «к ветру»? Нет, скажете вы, ядро дважды в одну и ту же воронку не падает. Если так, то все это будет сильно сказочно. Тут самый раз обвинить автора в сильном приукрашивании действа. Нет, на этот раз не было удачной отлучки по природной нужде, на этот раз он оказался в руках пиратов, как и его друзья. С той лишь разницей, что он попал не в число тех, кого сразу же отправили на тот свет, а кого решили вновь отправить в трюм. Ведь накануне пираты видели, что он, наравне с капитаном Бэнксом отдавал какие-то приказы своим друзьям, и предположили, что это тоже какая-то «шишка» среди этой «шайки» и решили пока попридержать его взаперти. Как и Джимми, Грета Хогарта и Билли Бернса, которые к тому времени уже пребывали в трюме, в знакомом им и нам всем «каземате». Если бы не Мелвилл, эта же участь неминуемо постигал бы и Джона. Ведь каждого пленника в трюм сопровождала немалая группа пиратов, которая со всех сторон плотно окружала очередную свою жертву, держа ее за руки и за пояс. Всех предыдущих доставили с трюм быстро, скоро, без задержек в пути. А именно с Джоном такая задержка и произошла. Это нашему осмелевшему «герою», Джеймсу Мелвиллу, бывшему надзирателю с Барбадоса, захотелось поумничать и показать свою значимость. Когда плененного Джона проводили мимо него, он возьми да и окликни пленника:
- Ну, что, висельник, помнишь, как на Барбадосе ты умолял меня отпустить тебя взамен на то, что ты укажешь мне остров и место захоронения клада? Вот теперь я буду делить твои денежки, а ты будешь гнить в трюме!
Джон, понимая, что это зацепка к спасению, тут же включил «мозговую атаку»:
- Глупец! Ты и все остальные знаете только остров. Само же место, где надежно спрятан клад, знаю только я. Я! Один лишь я, и никто более! Ведь все вы до сих пор клада и в глаза не видели. Ведь так?
Упоминание о кладе было столь магическим, что пираты, сопровождавшие пленника, остановились. Им интересно было услышать любую, даже самую малую зацепку о кладе. На этом Джон и сыграл.
- Ты и тогда отказал мне, думая, что я обманываю, а оказалось, что я говорил правду, и сейчас злорадствуешь, в то время, как я и только я могу указать тебе то место, где спрятаны несметные сокровища. Поскольку эти люди убивали моих друзей, я им ничего не скажу. Ты же, надеюсь, на этот раз поможешь мне, поэтому сообщу тебе это место по секрету. Только тебе, лично, шепну на ухо. Подойди ближе.
Задумка была сверх наивной. Только всепоглощающая алчность пиратов, заставляющая их потерять бдительность, могла сейчас ему помочь. На это он и рассчитывал. Видя, что завороженный этими словами Мелвилл направился к нему, Джон сам попытался сделать шаг навстречу собеседнику. Поскольку его держали несколько рук, он с досады обернулся на своих конвоиров:
- Да пустите же вы! Я не хочу, чтобы вы услышали эту тайну.
Эти слова в первую очередь подействовали магически на Билли Гейма, который сразу же понял, что если этот дурень сейчас в своем эмоциональном порыве раскроет тайну клада этому простофиле, бывшему надзирателю, то пиратам потом не составит большого труда выманить сию ценную информацию у этого истукана. Поэтому не успел еще Джон договорить свои слова, как командир уже успел дать знак своим подчиненным кивком головы, мол, отпустите его. Конвоиры также были заинтригованы происходящим, поэтому сразу же отпустили свого пленника.
Это и нужно было Джону. Он прекрасно видел, что фальшборт находиться рядом. Именно на эту близость он и рассчитывал. Он в два резких прыжка подскочил к Мелвиллу, подхватил его на руки, развернулся, как бы закрываясь его телом, как щитом, и в несколько прыжков, уже с «грузом» в руках достиг фальшборта. Этого времени вполне хватило пиратам, чтобы понять, что происходит, достать из-за поясов свои пистолеты и послать пули вдогонку беглецу. Нетрудно догадаться, что все заряды достались «щиту», то есть, Мелвиллу. Джон прыгнул вниз, уже в полете отталкивая от себя агонизирующее тело несостоявшегося обладателя третьей части сокровищ острова Хогартов.
Сознание Джона работало «на повышенных оборотах». Он понимал, что сделано лишь полдела, что еще нужно уцелеть после того, как пираты сейчас будут стрелять во все, что увидят на поверхности воды вокруг корабля. Спастись от града этих пуль у Джона не будет никакой возможности, поэтому он понимал, что нужно предпринимать нечто, чтобы вообще не попасть под этот шквал. Именно поэтому, глубоко войдя в воду после падения с большой высоты, он не просто усиленно работал руками и ногами, чтобы выбраться на поверхность, а чтобы выбраться подальше от того, места, где он приводнился. Потому-то юноша и греб под водой что есть мочи, плывя в сторону днища судна, ближе к носу корабля.
Вынырнув, он быстро глотнул порцию спасительного воздуха, и, видя, что намеченная цель почти рядом, нырнул снова. Несколько ловких движений руками и ногами и вот оно, основание киля, выпирающее спереди корабля. Чтобы максимально замаскировать себя, Джон даже выныривать не стал. Он продолжал оставаться под водой, прислонившись грудью к килю, и уцепившись с него руками и ногами, над водой оставались только его губы, сложенные трубочкой, изображая своей конфигурацией своеобразную «тростинку», через которую можно было дышать. Беглец почти не сомневался, что в таком положении он будет практически не виден с палубы. Лишь бы не наглотаться воды, лишь бы хватило сил продержаться подольше. До тех пор, пока шум стихнет, пираты успокоятся, и потом уже можно будет тихонечко отправиться вплавь к берегу.
Но пока об этом думать было рано. Пока пираты метались вдоль бортов, стреляя с досады в любую волну, на какой им мерещилось нечто, похожее на инородное тело, и чертыхались на чем свет стоит. Им было досадно, что они купились на нехитрую уловку этого «мерзавца». Чем больше проходило времени, тем больше они утверждались в мысли, что беглец утонул:
- Будь он жив, он уже давно бы вынырнул. Нельзя так долго оставаться под водой.
- Да уж, думаю, что они оба уже на дне, рыб кормят.
- Я уверен, что наши пули попали не только в того, кем он прикрывался, но и в него самого. Он уже давно на дне, братцы! Не парьтесь! Можете отдыхать! Мы и так сегодня славно потрудились. Давайте лучше выбросим за борт тех, кого мы порешили. Их трупы нам на борту вовсе не нужны.
Джон к тому времени понял, что главная угроза для него миновала, поэтому и начал держать над водой не только губы, но и голову. Поэтому с этой минуты он слышал все, о чем говорилось на палубе. В том числе и эти жуткие последние слова. У парня от этой новости больно сжалось сердце. Ведь он не знал, что происходило на судне до того момента, когда его разбудили пираты. Джон думал, что всех пленников вновь отправили в трюм. Сейчас же оказалось, что некоторых пираты убили при нападении. Но юноша все еще верил, что таких окажется немного. И лишь когда услышал, как на водную гладь падают трупы его друзей, и таких всплесков становилось все больше и больше, понял, сколь огромные потери они понесли. Каждое новое падение тела вызывало в душе парня жгучую боль. Ему хотелось выть от досады. Еще несколько часов назад они вместе радовались успеху, а теперь те, чей смех еще звучал в ушах Джона, медленно, один за одним, уходили на дно. Жутко было все это осознавать.
Джон с самого начала считал всплески на воде. Ему хотелось знать, каково теперь соотношение сил. Ведь в этот миг ему пришла в голову шальная мысль: когда пираты успокоятся и отправятся спать, вновь подняться на судно и попытаться освободить своих друзей. Но грустная «считалочка» дала неутешительный результат: почти все его друзья погибли. Осталось, не считая самого Джона, лишь трое. Всего трое!!!
Кем были эти трое, Джон еще не знал. Он все еще желал выждать и вернуться назад, выручить эту тройку. Но крест на этих надеждах поставили донесшиеся сверху слова Гейма:
- Джонни, возьми с собой еще одного человека и присмотрите-ка, ребята, за нашими пленниками. Вдруг этот беглец не утонул. Мало ли. Мы уже пострадали из-за того, что никто не охранял плененных. Не хочется, чтобы это повторилось.
Эти слова отрезвили. Понятно, что двое охранников будут вооружены, а у Джона все забрали, когда пленили его. С голыми руками он их не одолеет. Нет, нужно пока самому спастись, а уж там можно будет что-нибудь придумать. Во всяком случае, друзей он не бросит в беде. В этом наше герой был уверен вполне твердо.
Прошло какое-то время, на судне все окончательно утихло. Видя, что уже начал помаленьку алеть рассвет, Джон оставил свое укрытие под килем, и тихонько, стараясь не делать громких всплесков, поплыл к берегу. Он не оглядывался назад, но первое время ему казалось, что на судне какой-то недоверчивый пират, который не поверил тому, что беглец утонул, остался дожидаться его появления. Юноше казалось, что предательская пуля может быть в любую минуту пущена ему вдогонку. Но над заливом по-прежнему властвовала полная тишина, и никто его не заметил. Это и дало ему возможность добраться до берега, пробраться вглубь острова, отдохнуть, а затем направиться к тому месту, где были припрятаны его вещи. В первую очередь наш герой вооружился, а во вторую взял письменные принадлежности и написал письмо, содержание которого мы уже знаем.
И вот теперь Джон сидел, тайком выглядывая из прибрежных кустов, томясь в догадках, что же ответили пираты. Когда они уплыли Джон под прикрытием сумерек пробрался к лодке, прочел ответ, немного подумал и написал ответ: «Хорошо, я предоставлю вам доказательства. Ждите. На поиски своих друзей можете не отправляться. Не теряйте времени и сил. Все равно вы их не найдете».
После этого Джон поспешил к пещере, где томились пленники. Вернее, спешил-то, собственно, недолго, ведь наступила ночь. А вот с утра, покинув свое место ночлега под одним их кустов, вновь продолжил путь. Достигнув цели, подошел к щели, что существовала между скальной породой входа в пещеру и обрушившимся валуном, и что есть силы крикнул:
- Эй! Есть кто живой! Отзовитесь!
Джон нисколько не сомневался, что если даже пленники по какой-то причине разделятся, все равно какая-то группа пиратов будет находиться у входа. Это и самый близкий путь к спасению, и к источнику спасительного воздуха. Поэтому он почти не сомневался, что кто-то непременно откликнется на его призыв. Так оно и случилось. Не успел Джон договорить, как в ответ сразу же послушалось:
- Мы здесь! Здесь! Спасите нас!
- Вот и отлично! У меня к вам просьба… Вы слышите меня?
- Да, слышим! А кто это?
- Сейчас вам должно быть все равно, кто я. Если даже самый лютый враг или незнакомый человек. Лишь бы этот человек помог вам выбраться из этой западни, в которую вы попали. Я и сделаю это, если вы мне поможете.
- Конечно, конечно! Что нужно, говори!
- Я спущу вам сейчас в щель письменные принадлежности, а вы напишите письмо своим друзьям. Тем, которые остались на корабле. Они не верят, что вы живы. Обратитесь к ним по именам, назовите себя, можете указать сегодняшнюю дату, если вы не очумели окончательно взаперти и не потеряли счет времени. Попросите, чтобы они пришли на помощь и выручили вас.
- Хорошо! Опускай бумагу и перо!
- Опускаю! Но у меня условие: не указывайте место и иные ориентиры, где вы находитесь. Пусть все это будет для них сюрпризом.
- Хорошо!
Джон взобрался на валун и на веревочке опустил пленникам письменные принадлежности. Когда все было готово, он несколько раз прочел послание пиратов, пытался сообразить, не зашифровали ли они в тексте какой-то скрытый смысл, и не увидев ничего подозрительного, крикнув пиратам на прощание: «Спасибо! Скоро ждите помощь от ваших друзей!», поспешил обратно к месту стоянки «Фиесты». Признаться, у Джона был соблазн обратиться к Драйдену со словами: «Ну что, помнишь, как я обещал на Барбадосе, что отдам тебе должок? Вот я его и отдал. Теперь ты – пленник, а я – хозяин положения!» Но не стал этого делать. Мало ли как могут развиваться события. Может, будет правильнее, если пираты вообще не будут догадываться, что происходит. Ведь они даже не знают того, каким образом они оказались в завале. Они ведь не догадываются, что это дело рук Джона или кого-нибудь вообще. Ведь могло же случиться так, что сама порода не выдержала и с треском и грохотом обвалилась вниз как раз тогда, когда они зашли внутрь. Тогда, покидая место своего триумфа, Джон не крикнул им, мол, это я сделал. Он просто ушел молча. И сейчас не выдал себя, просто попросив написать письмо. Знай пираты, кто требует это письмо и зачем, они бы могли действительно зашифровать какую-то тайную подсказку свои друзьям. А так все выглядит, словно какой-то добряк решил помочь пленникам в их беде. Пусть так, пусть какой-то незнакомец, пусть черт с рогами, лишь бы помог им выбраться из этой западни. Вспомним, чем закончилась попытка бывшего надзирателя с плантаций поиздеваться в стиле «Ну, что, помнишь?!»
Прибыв к берегу, Джон увидел одинокую лодку, «греющую бока» на прибрежном песке. Можно было бы сразу направиться к этому «почтовому ящику», но Джон опасался, что пираты могли за это время устроить ему засаду на берегу. И лишь только он приблизится к лодке, окажется на открытом пространстве, те и приступят к действию. Поэтому юноша терпеливо отсиделся в прибрежных зарослях, дожидаясь темноты, успев написать за это время письмо пиратам:
«Вот доказательство того, что я не вру и ваши друзья живы. Больше никакой пустой болтовни и бессмысленной переписки. Следующим вашим шагом должно быть одно: привезти на берег моих друзей, высадить их на острове и вновь вернуться на судно. Видя, что нас никто не преследует и мы в безопасности, я оставляю вам на этом же месте письмо и подробно указываю, где находятся ваши друзья. Вам останется только прийти к ним и освободить из темницы, в которую я их запер. Все! Повторяю: больше никакой болтовни! Вы сдержите слово, и я сдержу свое обещание. Можете в этом не сомневаться. Больше никаких писем от вас читать я не буду. Жду только прибытия на берег моих друзей. Все!»
Ночью Джон крадучись (на всякий случай) пробрался к лодке и оставил там оба письма: и от себя, и от пиратов. Утром с «Фиесты» прибыла лодка, пираты забрали письма и вновь устремились к судну. Долго с их стороны не было видно никаких действий. Видимо, они советовались и обдумывали, как же им поступить. Но все же вскоре Джон заметил, как от корабля к берегу снова направилась лодка. Еще издали он заметил, что в ней больше людей, чем обычно. Сердце юноши забилось учащенно. Интуитивно он почувствовал, что пираты пошли на его требования и теперь вот доставляют на берег пленников.
Лодка приближалась ближе и ближе. Вскоре можно было разглядеть не только силуэты гребцов и пассажиров, что находились в лодке, но и, пусть смутно, их лица. Волнение в душе Джона все нарастало. Радости его не было предела, когда он узнал в тройке пассажиров Джимми Бэнкса, Грета Хогарта и Билли Бернса! Это те, которых он хотел увидеть среди живых в первую очередь! Слава тебе, Господи! Хоть одна прекрасная новость после такой лавины потрясений!
Лодка уткнулась носом в прибрежный песок. Пираты вывели на берег пленников, развязали им руки, вернулись в лодку, взмахнули веслами и направились к кораблю. В душе у нашего героя был шквал эмоций. Нечто подобное он переживал, когда впервые освободил своих друзей из трюма. Тогда радовался не только за друзей, но и за себя, что мог осуществить дерзкий, хитро задуманный план. Нечто подобное было на душе и сейчас. Правда, на сей раз план был простенький и бесхитростный. Но главное – результат! Друзья – вот они, на свободе! И это главное! А каким был план, чтобы их выручить, - это уже вторично.
Джону хотелось прямо сейчас броситься навстречу друзьям, закружить их в своих объятиях, но он пока выжидал. Лишь только когда лодка была уже далеко, он крикнул прибывшим:
- Идите сюда! Сюда, ко мне! Я здесь, возле огромного дуба!
И когда бывшие пленники в ответ на окрик нашли взглядом огромный дуб, равных которому по буйству зелени и размеру кроны не было среди иных прибрежных деревьев, Джон вышел из-за ствола этого исполина и махнул друзьям рукой. Те сразу же устремились к нему. Радовались встрече и обнимались друзья в зарослях, вне поля зрения пиратов. Расчетливый Крэсвелл проявлял чудеса конспирации. Ему не хотелось, чтобы с корабля видели их всех четверых вместе, в одной «точке», куда вполне могло долететь ядро, пущенное из пушки «Фиесты». Хотя прекрасно понимал, что они делать это вряд ли будут, ведь ждут в ответ письмо с указанием места нахождения своих друзей. Но конспирация есть конспирация, думалось парню. Лучше перестраховаться на всякий случай. Мало ли что может быть. Все будут думать так, но найдется один, который решит иначе, и его мстительная рука потянется к запальному отверстию в жерле пушки.
Встреча друзей была эмоциональной и теплой. Все обнимались, радовались, даже смахивали ненароком слезу: в такой миг это не выглядело слабостью, это не осуждалось. После такого ада, когда Джон думал, что этой троицы уже нет в живых, а те, наоборот, в свою очередь думали, что сия печальная участь постигла и Джона, теперь искренне радовались, что непоправимое их обошло стороной, что они встретились.
Погрустила четверка и о погибших друзьях, посетовала на превратности судьбы, которая бросала их со стороны в сторону, превратив пребывание на этом острове в такую круговерть, что уж пора диву даваться: как такое вообще могло произойти.
- Ладно! – оборвал всех Джон. – У нас еще будет время поговорить. А сейчас нам нужно сделать еще массу дел. Подождите минуту, я должен написать письмо пиратам.
И под недоуменные взгляды друзей Джон состряпал «прощальный ответ» своим «компаньонам» по «переписке». Бернс, не выдержав, взглянул через плечо Джона, чтобы хоть бегло глянуть, что же он там пишет.
- Да, - сказал Джон, завершив свой «урок правописания», поднимаясь и сладывая листок вдвое, - я указал пиратам, где находятся их друзья. Я обещал, что в ответ на то, что они освободят моих друзей, я укажу им место, где «держу взаперти» их друзей. Я сдержал свое слово. Совесть моя чиста.
- Так то оно так, - в задумчивости почесал затылок Билли, - но не выносим ли мы этим самым приговор самим себе? Эти две группы, объединившись, сделают так, что мы снова окажемся в их руках.
- Не сделают. Во-первых, не успеют. А во-вторых… Валун, который закупорил пиратов в той пещере, не просто огромен, он исполинских размеров. Это до своего падения он находился в таком на удивление шатком месте, что мне хватило пороха всего лишь двух бочонков, чтобы обрушить его вниз. Сейчас же он лежит на земле плашмя, от удара о землю вошел в нее столь крепко, что, боюсь, всего пороха, что есть на «Фиесте», не хватит для того, чтобы сдвинуть его с места хотя бы на дюйм. – Джон улыбнулся. – Я ведь не обещал им, что выпущу их друзей. Я ведь только обещал указать место, где они находятся. Я сдержал свое слово.
От этих слов тройка тоже заулыбалась. Грет покачал головой:
- Ну, ты и хитрец, Джон! И пиратов наказал, и нас выручил, и сам выкрутился из неимоверных передряг, их которых, казалось, нет выхода. Да… Твой амулет действительно заговоренный… Он спасает тебя от всех бед.
Вторил ему и Джимми:
- Когда-то, после того, как я впервые одолел свой первый «трофей», то есть, отправил на дно морское пиратское судно, вместе с его капитаном, который натворил много бед и за которым гонялись многие капитаны, один важный человек сказал мне, что начинаю я свою карьеру моряка довольно неплохо. Ну… Неплохо – это я от скромности говорю. Тогда он дословно выразился: «Так начинают великие!» Эти же слова, слово в слово, сейчас я могу и тебе сказать, Джон. То, как ты все задумал, как все внедрил в реальность, говорит о том, что у тебя такой потенциал стратега, что тебя, возможно, ждут более весомые успехи, нежели триумфы Нельсона и других великих адмиралов. Ты юн, у тебя вся жизнь впереди, все главные твои свершения и победы ждут тебя за горизонтом! Черт! Как красиво говорить я начал! Как поэт! Пора передавать тебе бразды правления «Посланником», а самому уходить на покой, писать стихи да романы.
- Ловим на слове, капитан! – едва ли не в один голос ответили шутя остальные. – Только не забудьте в одной из книг написать о приключениях, которые мы здесь пережили.
- А как же! Непременно напишу! – тем же игривым тоном ответил и Джимми.
Друзья еще раз обнялись, радуясь своему спасению и встрече.

18

Человек во все времена стремился к тому, чтобы быть «быстрее, выше, сильнее». Некоторых манят дальние походы, некоторые стремятся заглянуть, что же там таится в морских глубинах, иные уверены, что вершиной счастья является миг, когда ты поднимаешься не на условную, а самую настоящую вершину, осматриваешься вокруг и задыхаешься от удивительно чувства: весь мир у твоих ног!!!
Именно такое ощущение овладело нашей четверкой, когда они поднялись на самую высокую вершину острова. Есть вещи, о которых невозможно рассказывать. Такое нужно пережить лично. Это действительно захватывает дух. Весь остров там, внизу, виден, как на ладони, а вокруг, куда только может достичь взгляд, раскинулась бесконечная гладь океана. Зрелище – потрясающее! Захватывающее, необычное, неповторимое! В такие минуты человек ощущает столь сильный эмоциональный подъем, что впору писать стихи или творить нечто иное, высокое, вечное.
Но спутники Джона, кроме эмоционального подъема, испытывали при этом и иное чувство. Они задавались вопросом: а зачем он их сюда вообще привел? Да, после темного зловонного трюма, где они находились еще несколько часов назад, после того, как они едва не лишились жизни в недавнюю «Варфоломеевскую» ночь, упиваться этим простором, этой свободой, вдвойне, втройне приятно. Но все же… У них может быть немало и иных дел, нежели любоваться красотами здешних просторов.
- Постойте! – взволновано спросил Джимми. – А где же «Посланник»?!
Хогарт и Бернс более внимательно осмотрелись вокруг. Вся береговая линя острова просматривалась с высоты отменно. Прекрасно была видна стоящая у берега «Фиеста». Но «Посланника» нигде не было! Все обратили свои взоры на Джона и заметили у того на лице лукавую улыбку.
- Я понимаю, Джон, что ты хочешь делать для нас приятные сюрпризы, - доброжелательно, но все же обеспокоено молвил Джимми, - но есть серьезные вещи, когда не до шуток. Корабль для нас сейчас – это все! Где же он?
- Да понимаю я все, друзья, - примиряющее молвил юноша. – Надеюсь, вы пронимаете, что скрывать от вас ничего я даже и не думаю. Просто логичнее рассказывать обо всем по мере того, как возникает необходимость об этом поговорить. Какое дело нам было раньше до «Посланника», если первоочередной задачей было одно: как вырваться из заточения трюма «Фиесты»? А сейчас, если бы вы даже не спрашивали о нашем корабле, я бы все равно вам о нем бы рассказал.
Крэсвелл тяжело вздохнул и начал свой рассказ:
- Когда я прибежал на «Посланник» и рассказал оставшимся там матросам о том, что сегодня ночью пираты собираются захватить судно, я подумал: ладно, в эту ночь мы снимемся с якоря и неожиданно для пиратов покинем место этой стоянки. Но дальше-то что? Если эти головорезы захотят завладеть нашим судном, а такая мысль, согласитесь, напрашивалась сама собой, то рано или поздно они это сделают. Они найдут новое место стоянки нашего судна, и если не нападут ночью, как они это планировали изначально, то сделают это открыто, днем, подойдя на «Фиесте» к «Посланнику» вплотную и легко взяв его на абордаж. Легко, ведь пираты на тот момент имели колоссальное численное преимущество. Ведь на тот момент я еще не знал, что моя сумасбродная идея, в итоге, увенчается успехом, пираты попадут в западню в пещере, и наши численные силы практически уравняются. Тогда я и упросил команду сделать так, как я задумал. А задумал я вот что.
Джон горько улыбнулся и сокрушенно покачал головой:
- Я понимал, что это не ахти какая гениальная идея. Это понимали и те, кто оставался на корабле. Но нужно было как-то спасти и судно, и экипаж, но, при этом все сделать так, чтобы они, не просто уплыли прочь с острова, а, в случае чего, могли в любую минуту прийти нам на помощь. Прийти по условному сигналу. Вот я его сейчас им и подам, этот сигнал.
Джон подошел к огромной куче сухих ветвей, которые здесь были припасены заранее чьей-то заботливой рукой, и поджег их. Когда этот гигантский костер начал разгораться до исполинских размеров, юноша стал обрывать сырые ветви, вместе с листьями, на близлежащих деревьях и кустах, и бросать их в костер. До этого костер извергал лишь огромное пламя, дыма практически не было. Сейчас же, благодаря сырым ветвям, над островом стал подниматься огромный столб густого дыма.
- Ну, что же вы стоите, - повернулся Джон к друзьям. – Помогайте же мне!
Те, зачарованные происходящим, на некоторое время застыли на месте, но после слов Джона, стали торопливо помогать ему.
- Ну и хватит, - удовлетворенно промолвил Джон через некоторое время. – Столб дыма достаточно огромный, чтобы его заметили с «Посланника».
Видя обращенные на него недоуменные взгляды друзей, Джон продолжил:
- Вот теперь пришло время полностью объясниться. Я тогда упросил команду, чтобы они сделали вид, будто покинули остров, уплыли. Пусть пираты думают так. На самом же деле, я попросил друзей, чтобы они отошли от острова настолько далеко, что он, остров, должен был быть виден только матросу, который с этой поры постоянно будет дежурить в «вороньем гнезде». При таком раскладе «Посланник» не был бы виден пиратами с острова, но на самом судне видели бы остров. Корабль должен был оставаться на этом одном месте до тех пор, пока я не подам им сигнал. То есть, не зажгу на вершине острова костер, дым от которого они должны увидеть.
- Ну, ты, Джон и даешь… - Билли покачал головой. – Уж действительно – стратег!
- Я даже предусмотрел второй вариант, - продолжил, улыбаясь, юноша, - на случай, если ситуация будет не в нашу пользу. Тогда я подожгу два костра, посмотрите, вон я приготовил заранее и вторую кучу сушняка, что будет означать: к берегу нужно пристать ночью. Чтобы пираты вообще ни о чем не догадывались. Тогда мы тайно могли бы сесть на наш корабль и покинуть остров. Сейчас, думаю, нам прятаться нечего, поэтому предлагаю последовать туда, куда причалит «Посланник». Нетрудно догадаться, что это именно то место с восточной стороны острова, которое не просматривается с места стоянки «Фиесты», куда в ту первую ночь меня высадили наши друзья. Ну, что, пойдемте? Пока мы дойдем до берега, к этому времени и «Посланник» туда прибудет. Вон, смотрите, верхушки его мачт уже показались на горизонте.
Увидев приближающееся к острову судно, друзья радостно зашумели, похлопали Джона по плечу, и устремились вслед за ним к тому месту, куда должен быть приплыть «Посланник».
Прибыли они туда раньше корабля, поэтому успели помочь Джону перенести из прибрежных зарослей на берег его пожитки.
- Все это я взял с собой, - объяснял им Джон, - когда той ночью высаживался на остров. Я думал, что все затянется очень надолго, поэтому и припасов взял побольше: не только бочонки с порохом, но и с водой, запас еды, все иное. На самом же деле события развивались более стремительно, чем я предполагал, все закончилось гораздо раньше, чем это фигурировало в самых худших моих предположениях, поэтому почти все запасы остались нетронутыми. Да и некогда мне было сюда возвращаться. Находясь в засадах возле пещеры и на берегу возле места стоянки «Фиесты», я питался там «подножным кормом», то есть, всем, что попадалось и было съедобное. Правда, был разборчив, чтобы вновь не съесть того, что потом будет раз за разом гонять меня в кусты. Как это случилось в первый день. Впрочем, благодаря именно этому, все случилось так, как оно есть. Не пронеси меня тогда, не было бы всего этого, всей этой истории. Звучит смешно и едва ли не пошло, но так оно и есть на самом деле.
С корабля заметили четверку, стоявшую на берегу, махающую им руками. На «Посланнике» тут же были спущены паруса, брошен якорь и вскоре к берегу устремилась лодка.
- А где же остальные?! – был первым вопрос тех, что сидел на веслах.
- Сейчас все расскажем. Уж чего, а рассказать есть что. Лучше было бы наоборот. Помогите загрузить в лодку, все, что я брал с собой на остров, и чем почти так и не воспользовался. Не пропадать же добру.
Долго сидели в кают-компании все, и те, кто все это время нес вахту на судне, и те, кому посчастливилось выжить, и кто вновь вернулся в этот свой «родной дом» после всего случившегося на острове. Говорили много, но и молчали много, скорбя по своим погибшим товарищам.
- Я свой кусок работы сделал, - после долгой молчаливой паузы нарушил тишину Джон. – На корабле должен командовать капитан, поэтому впредь не буду вмешиваться в его дела. Сейчас я просто скажу то, о чем я планировал еще находясь на острове, а вы уж сами решайте, как быть дальше. Так вот. Понимаю, что многие хотели бы остаться и завершить то, ради чего, собственно, мы сюда и плыли. То есть, заняться поисками клада. Да, заманчиво, но, думаю, стоило бы это отложить до лучших времен. Сюда ведь можно приплыть, когда не будет здесь никого и спокойно завершить свое дело. Не будем забывать, что сейчас мы на острове не одни, и что не все так хорошо для нас выглядит, как это может показаться. Ведь кроме клада на острове еще и наши враги. Да, у нас есть «Посланник», но и у них есть «Фиеста». Да, у нас много пушек, но у них их даже больше. Да, мы полны одержимости и готовы сражаться, но ведь численное преимущество, пусть и не огромное, но все же за ними. Надеюсь, они все же не вызволят своих друзей из пещеры. Тогда вообще у нас не будет шансов. Поэтому предлагаю вернуться в Чарлстон, набрать новую команду, а там и посмотрим, как быть. Зрительная память у меня хорошая, я по памяти нарисую карту, так что зацепка для поиска клада у нас будет.
- Но у пиратов есть настоящая карта, по которой они найдут клад раньше нас! – Не выдержал кто-то из матросов.
- Не найдут, - отозвался Джон. – Уверен, что она у тех, кто доживает свои последние дни, находясь в заточении в пещере. Я почти уверен, что карта умрет вместе с ними. Я ведь по привычке и последнее письмо пиратам тоже зашифровал. То, где указывал, где они могут искать своих друзей. Если среди них не найдется смекалистого человека, то они так никогда это письмо и не прочтут. Предположу что тот, кто разгадал путь к дубу и письмо в его дупле, находится там же, в пещере. Так что тайна пещеры вряд ли когда будет раскрыта. А попасть туда практически невозможно. Упавший валун так удачно лег буквально впритык к скале, что как бы являет одно целое вместе с ней. Уверен, кто бы не приходил мимо этого места, ни за что в жизни не догадался бы, что там, за этим валуном есть пустота, и в теле самой скалы находится пещера. Так что в этом плане будьте спокойны.
В комнате воцарилась тишина.
- Ну, что же, - молвил Джимми, - будут ли какие иные предложения, кроме того, что сказал Джон?
- Да, будут, - отозвался кто-то. – Остаться и продолжить поиски клада.
- Хорошо, голосуем, - сказал капитан. – У нас все демократично. Кто за то, чтобы сейчас отправиться в Чарлстон, а там, набрав команду, поступать по дальнейшему плану, прошу поднять руки. – И после некой паузы: - Как видим, почти все. Голосовать за второй вариант нет смысла. Слушайте мой приказ: готовимся к отплытию!
Вскоре «Посланник» поднял паруса и устремился на север.

19.

Пристань Честера, кода «Посланник» зашел на полпути к Чарлстону, чтобы пополнить запасы воды, встретила наших путешественников лесом матч, запахом дегтя, многоголосым шумом пестрой портовой толпы. Работы и подготовительная возня заняли целый день. Мелочь, казалось бы, но в результате провозились до самого вечера. И хотя к вечеру дело, что называется, было сделано, решили в дальнейший путь отправиться рано утром.
Что и было сделано. Но не успело судно выйти в море, как капитан приказал всем собраться на палубе. Все с удивлением взирали на него. Удивляло не только то, что он собрал всех в не совсем подходящий для этого момент, а то, каким взвинченным был Джимми. По его встревоженному и едва ли не разъяренному лицу было видно: что-то произошло.
- Что случилось, капитан?
- Случилось то, что никогда еще не случалось на судах под моим командованием. На нашем корабле завелась крыса! По всем морским законам, того, кто ворует у своих друзей, наказывают. В одних случаях отнимают руку, в иных, и того хуже, воришку ждет смерть. Мы не будем опускаться до варварских методов, но непременно должны сейчас выяснить, кто из нас является вором и подлецом.
- Что-то украли, капитан?
- Да! Карту! Карту острова, которую нарисовал по памяти Джон Крэсвелл, и которая лежала на столе в капитанской каюте. Мы прошли вместе столько невзгод, мы сколько пережили вместе, я считал, что остались все самые верные, стойкие, дружные. Поэтому и не собирался прятать карту. Но кто-то на нее позарился. Кто?! Прошу и требую: этот человек должен сейчас признаться и покаяться в своем поступке.
В ответ – тишина.
- Я догадывался, что этот человек является не только вором, но и трусом. Что он побоится признаться в своем грехе. Но…
- Постойте, капитан! – отозвался кто-то из матросов. – Простите, но среди нас не хватает одного человека! А не этот ли прохвост украл карту и улизнул от нас в Честере?
Джимми недоуменно окинул всех взглядом:
- Кого нет?
- А этого любителя голубей. Джонни Рендома. Он еще на Барбадосе, во время стоянки там, доставил на «Посланник» клетки с живой птицей, курами, голубями, дескать, для питания членов команды. Когда он спустился в трюм, вместе с оравой, что помогала ему нести клетки, там его и придавило… В смысле помочиться. Пока он искал в трюме укромный уголок, чтобы пометить нам трюм, а потом блудил, как он уверял, пытаясь найти выход, вы уже вышли в море. Мы тогда не стали из-за него возвращаться. Он помогал на камбузе, делал иную работу, был неприметным. Вот и досидел до нужного ему момента…
Все немного помолчали, обдумывая такой поворот событий.
- И что же мы теперь будем делать? – вопрошал один матрос.
- Теперь этот стервец, благодаря карте, раньше нас доберется до нашего клада. – сокрушенно мотал головой второй.
- Может, стоит вернуться? – Волновался третий.
Все молчали. Собравшиеся были явно расстроенные предательством, тем, что все так обернулось.
- Теперь-то я понимаю, кем на самом деле является этот хлыщ, – почесал затылок один из матросов. – Еще тогда, когда мы несли вахту на рейде вдали от острова, ожидая, когда Джон подаст сигнал, он подходил ко мне и в разговоре, как бы ненароком… Дьявол! Он прощупывал меня, пробовал, что я за человек, поддамся ли на то, что он предложит. Черт! Он еще тогда тонко-тонко намекал мне на нечто подобное, а я даже и внимание не обратил на его болтовню и пустословие, как тогда считал. Вот стервец! Хитрый, бестия!
- Так и ко мне он тоже подходил… Его словоблудие невозможно было понять. Вот он куда клонил…
- А я думал, что он шутит. Всерьез в такое невозможно было поверить.
Все продолжали молчать, угнетенные услышанным.
- Так что же будем делать? Уплывает от нас наше золотишко.
- Не уплывет! – прозвучал решительный голос Джона, который вышел вперед, окинул всех взглядом. – Еще раз приношу извинения перед капитаном, что невольно становлюсь в очередной раз центром всеобщего внимания, но мне есть о чем сказать Это уж точно будет последнее, что я скажу. Это будет последний мой отчет перед вами о той информации, что я владею. Дальше решать можете так, как сочтете нужным. Извините, что я до поры до времени утаивал от вас важные вести, но, как видите, моя предусмотрительность оказалась не лишней. Было бы хуже, если бы я все раскрыл при этом лазутчике, который, возможно, является человеком Драйдена. Хотя… Вряд ли. Но это уже теперь не имеет никакого значения. Итак, поскольку теперь, как я вижу, среди нас остались только все свои, проверенные и в боях, и, как оказывается, в соблазнах, открою вам свой секрет.
Юноша прошелся взад-вперед по палубе, придавая интриги и важности тому, что сейчас скажет.
- Да не томи ты, кровопийца! – не выдержал кто-то из матросов. – Говори же!
- Я понимал, - если предыдущая фраза матроса звучала ироничным и веселым тоном, то Джон начал говорить серьезно, - что, коль Господь ниспослал мне дар разгадывать зашифрованные послания, то я непременно должен воспользоваться этим. К тому же, я не знал, найдется ли такой умник и среди пиратов, и не опередит ли он меня, коль скоро карта оказалась в их руках. Поэтому, помимо того, что я пустил пиратов по ложному следу и заманил их в ловушку, я также постарался выкроить время на поиски клада.
Все притихли. Момент был важен. Каждый понимал, что сейчас Джон может сказать что-то очень важное. То, чего они все так хотят услышать.
- Нужно отдать должное тому, кто прятал этот клад и кто шифровал местонахождение очередных шифровок, что вели к нему. Этими метками-точками он едва ли не довел меня до бешенства. Мог бы парочкой ограничиться. А то ведь вышло так, что этим очередным «местом, где спрятан клад», не было ни конца, ни края! Я расшифровывал записку, понимал, о каком месте идет речь, находил его, но вместо клада, натыкался на очередную шифровку! Сил моих больше не было! Но однажды…
После очередной интригующей паузы Джона голос подал уже не кто-то из матросов (те, возможно, и хотели что-то сказать, но у них так пересохло в горле от волнения, что они не могли выдавить из себя даже слова), а сам капитан:
- Это не я, Джон, должен засесть за написание книги, чтобы рассказать о наших похождениях при поисках сокровищ острова Хогартов. Это у тебя не только дар к разгадыванию и стратегии, но и дар рассказчика, повествователя. Уж у тебя точно хорошо получится все, когда ты сядешь за написание этой книги. Точно говорю!
- Не издевайся, Джон. - Хриплый голос того, кто выдавил эту фразу из себя, свидетельствовал о том, что «пересохшее от волнения горло», это не плод фантазии вашего автора, а факт, не вызывающий сомнений. – Да говори же ты…
- Говорю! В итоге, я таки нашел клад!
Все взорвались радостными возгласами, но это было похоже на полурадость. Ведь весть о золотишке – это хорошо, но лучше не весть, а само золотишко.
- Так где же оно?! – Эта фраза едва ли не одновременно вырвалась из нескольких уст.
- Чтобы пираты не нашли клад, я перепрятал его.
Снова молчание и снова все возрастающее желание многих вцепиться в горло Джона и давить его до тех пор, пока он не перестанет над ними издеваться и не укажет, где золото.
- Так почему же мы перед тем, как покинуть остров, не забрали с собой наше золотишко???!!! – Из этого многоголосого крика-отчаяния мог бы получиться неплохой вокальный хор.
- Ну, во-первых, там было не столько золотишка, сколько алмазов. Что даже лучше: все это добро было компактно упаковано и занимало не так уж и много места. А во-вторых… Кто вам сказал, что мы не забирали клад с собой?
С этими словами, под изумленные взгляды вконец очумелой «публики», Джон подошел к куче тех вещей, что он забрал назад с собой с острова, которые все это время так и лежали возле бизань-мачты, никем не тронутые, и ловким движением ножа подковырнул дощечку одного из бочонков.
Блеск алмазов вмиг ударил в глаза всех присутствующих. В следующее же мгновение Джон опрокинул бочонок, и сотни, тысячи алмазов покатились по палубе, посылая на лица очумелых от счастья кладоискателей миллионы ярких солнечных зайчиков.
- Это не все, - с видом генерала, только что покорившего столицу очередного государства, молвил Джон. – В остальной поклаже тоже алмазы. Ну и золотишко, конечно.
Если бы прибор для измерения уровня громкости шума был изобретен уже тогда, то в этот миг он бы, вне всякого сомнения, «расплавился» бы от перегрузки. Столь громким был радостный крик, прозвучавший над палубой корабля.
«Посланник» тем временем на всех парусах мчался к Чарлстону.