О деревцо, моё ты деревце! Из Федерико Гарсиа ЛОРКИ

О ДЕРЕВЦО, МОЁ ТЫ ДЕРЕВЦЕ!
[ARBOLE ARBOLE]

О деревцо, моё ты деревце!
Цветёшь и в засуху, хоть и не верится.

Девушка с личиком чудным
срывает с веток маслины.
Обнимает её за талию
ветер, рыцарь башен старинных.
Четыре всадника скачут
на андалузских кобылках
в плащах и в костюмах синих
и приглашают пылко:
«Поедем, девушка, в Кордову!»
Она же и слушать не хочет.
Вот скачут три бравых тореро,
блестит их наряд апельсиново,
а сбоку сияют шпаги
из серебра старинного.
«В Севилью поедем, девушка!»
Она же и слушать не хочет.
Юноша скачет мимо –
стали краски заката лиловыми –
розы и лунные мирты
прижимает к сердцу взволнованно.
«Поедем в Гранаду, девушка!
Она же и слушать не хочет.
Девушка с личиком чудным
срывает маслины с веток,
и смуглой рукой за талию
её обнимает ветер.

О деревцо, моё ты деревце!
Цветёшь и в засуху, хоть и не верится.

ОТ ПОЭЗОПЕРЕВОДЧИКА.
Этому стихотворению из цикла "Андалузские песни" книги "ПЕСНИ"(1921-1924), мне думается, повезло тем, что его неоднократно переводили многие и на многие языки мира.
Впервые на русский язык оно было переведено Инной Тыняновой и опубликовано в журнале "Иностранная литература" (1956, №8, с.157 - 158).

Оливы поУтру сбирала
девушка с личиком белым.

Помнится, при чтении этого перевода меня смутило разговорное наречие с устаревшим ударением. Я привык к тому, что ударение в этом слове обычно ставится в его конце, на втором "У". И захотелось разыскать испанский подлинник, чтобы узнать, есть ли там вообще "утро". Попутно задавал себе вопрос, мог ли Лорка повторять глаголы, как это сделала Инна Юрьевна, в переводе которой СПУСТИЛСЯ ветер с башен и СПУСТИЛИСЬ "сумерки с толпою теней". К тому же,размышлял я, судя по переводу Тыняновой, девочка работала, как говорится, без перерыва на обед, без отдыха, с утра до вечера, от зари до зари: если в начале стихотворения "оливы ПОУТРУ сбирала девушка", то в финале "оливы ПОД ВЕЧЕР сбирала девушка". В оригинале же обнаружилось нечто иное: нет вообще ни утра, ни вечера:
Девочка с красивым лицом
собирает оливки.
Красивое лицо стало в переводе белым. Заметил я и то, что из стихотворения в переводе Инны Тыняновой почему-то исчезли ЛУННЫЕ МИРТЫ, зато появились "бархат", "усталая" рука ветра, которой он "тихо ласкает её ПЛЕЧИ" вместо талии (cintura). Заметно, что при этих своих отклонениях переводчица не очень-то заботилась и о рифме. Всё это побудило меня взяться за свой перевод. А в 1965 году появился перевод Анатолия Гелескула, слегка переработанный через несколько лет. Ознакомившись с первыми строчками нового перевода, я был удивлён, что они изданы в лучшем издательстве ("Художественная литература". М.,1965), где работали очень опытные и грамотные редактора и писатели:
Девушка рвала оливки,
шла вечереющим полем,
и обнимал её ветер,
ветреный друг колоколен.
Я решил написать письмо Анатолию Михайловичу о том, что глагол "рвала" следовало бы употребить с ударением на последней гласной и привёл даже в виде образца строки Маргариты Алигер:
Мчалась я к дверям,
цепочку ржавую рвала
и, настежь двери распахнув
и запах лестницы вдохнув,
письмо далёкое брала.
А. Гелескул согласился с моим замечанием и свою строку "Девушка рвала оливы" переделал:
"Девушка к роще масличной
шла вечереющим полем".
Интересно, что если у И.Тыняновой стихи начинались утром, то у А.Гелескула - вечером. При этом весь смысл поменялся: ведь если она шла по полю в сторону рощи, то и маслины не собирала, до них так и не дойдя. И я лишний раз сумел убедиться в том, что перевод - дело нелёгкое.

[ARBOLE ARBOLE]

Arbolé, arbolé
seco y verde.

La niña de bello rostro
está cogiendo aceituna.
El viento, galán de torres,
la prende por la cintura.
Pasaron cuatro jinetes,
sobre jacas andaluzas.
con trajes de azul y verde,
con largas capas oscuras.
"Vente a Granada, muchacha."
La niña no los escucha.
Pasaron tres torerillos
delgaditos de cintura,
con trajes color naranja
y espada de plata antigua.
"Vente a Sevilla, muchacha."
La niña no los escucha.
Cuando la tarde se puso
morada, con luz difusa,
pasó un joven que llevaba
rosas y mirtos de luna.
"Vente a Granada, muchacha."
Y la niña no lo escucha.
La niña del bello rostro
sigue cogiendo aceituna,
con el brazo gris del viento
ceñido por la cintura.

Arbolé arbolé
seco y verde.

Насчет arbolé seco y verde.... думаю, тут сложная игра смыслов и слов. Во-первых, элементарное и прямое - оливковое дерево, особенно в период сбора урожая, имеет довольно сухой, унылый вид (листва сероватая, листья жесткие), хотя даёт вкусные оливки.
Второе - seco имеет дополнительное значение "краткий, без подробностей", "чопорный", "сдержанный", примерно как в русском "он говорил сухим голосом"; verde, как я уже говорила, в поэзии почти всегда имеет оттенок "живой", "страстный", "чувственный". Рифма тут слабая, хотя в не-силлабо-тонической системе допускается перенос ударений, но всё же не настолько (арболЕ и вЕрде - совсем не созвучны по ритму). Так что можно переводить и в рифму, и белым стихом, мне кажется. Arbolé вместо arbol - я тут не уверена, но по-моему, это сливание слова с olé. Вообще такая грамматическая конструкция над словом - старинная арабская форма, типа звательного падежа, в современном испанском языке ее нет, есть только ¡olé! как самостоятельное восклицание. То есть, если я права, восклицание, получается с оттенком типа "Эй, ты, дерево, а ну давай!!!"
Сперва четыре всадника из Кордовы - мавританско-христианские обыватели из торгового города, потом - три молодых тореро из Севильи, где находится одна из самых знаменитых школ корриды, - солнечные и отважные. И наконец - юный поэт одного из самых красивых, романтических городов Испании - "арабской сказки", Гранады.
Девушке последовательно предлагают всё то, что может предложить земной мужчина: спокойную обеспеченную жизнь в Кордове, полную тревог и славы жизнь с тореро, наконец, романтическую и возвышенную - с поэтом и художником. А девушка продолжает заигрывать с ветром...
Насчет "серой руки ветра" - думаю, если в начале стихотворения Лорка оставляет как бы интригу, используя глагол "prender" (вообще-то совсем точный перевод был бы - "ловит ее за талию", но в России оно имеет оттенок "лапать", в смысле "ловит и тянет к себе", а тут, скорее, "обвил и отпустил"). А в последнем абзаце рука ветра уже прямо покоится на ее талии, используется глагол ceñir - его употребляют, например, в значении "застегнуть на себе пояс". Т.е. ветер уже полностью "прописался" на талии у девушки, обрёл плоть - оттуда и "серая рука". Кстати, стихотворение с похожим образным рядом есть в русской литературе, это Лев Мей ("Вихорь", 1856). И там есть тоже "рука ветра":
Сам по полю рыщет,
К Доне боком-боком -
Тесными кругами
Хочет закружить:
Будто в жмурках ищет,
Будто ненароком
Пыльными руками
Тянется схватить.

Ну, а насчет производительности труда девушки... гм, какая производительность, когда за день получаешь предложения руки и сердца от восьми человек, а девятый не вполне человек тебя с утра до вечера обнимает за талию? Боюсь, она и полведра оливок не собрала...
Насчет английского перевода: они все-таки jaca перевели как "пони". Не знаю. Представить взрослых мужчин на пони, которые, волоча ноги по земле, еще и с девушками заигрывают - как-то не комильфо.
ИЗ КОММЕНТАРИЕВ АЛЕКСАНДРЫ ШЕВЕЛЁВОЙ-ВАЙДЕНГЕР (Испания)

Tree, tree
dry and green.

The girl with the pretty face
is out picking olives.
The wind, playboy of towers,
grabs her around the waist.
Four riders passed by
on Andalusian ponies,
with blue and green jackets
and big, dark capes.
“Come to Cordoba, muchacha.”
The girl won’t listen to them.
Three young bullfighters passed,
slender in the waist,
with jackets the color of oranges
and swords of ancient silver.
“Come to Sevilla, muchacha.”
The girl won’t listen to them.
When the afternoon had turned
dark brown, with scattered light,
a young man passed by, wearing
roses and myrtle of the moon.
“Come to Granada, inuchacha.”
And the girl won’t listen to him.
The girl with the pretty face
keeps on picking olives
with the grey arm of the wind
wrapped around her waist.
Tree, tree
dry and green.