Велимир Хлебников и Лариса Рейснер

Подходит к финалу Год литературы, ознаменованный 130-летием со дня рождения Велимира Хлебникова. Между тем в череде праздничных событий и связанных с ними мероприятий совсем позабылась другая дата – 120-летие со дня рождения другой нашей землячки, также астраханки по рождению, писательницы, поэтессы, легендарной женщины-комиссара Каспийской флотилии, ставшей прообразом героини «Оптимистической трагедии» Всеволода Вишневского, редкой красавицы Ларисы Рейснер. Лариса Михайловна Рейснер родилась в ночь с 31 апреля на 1 мая 1985-го года.

Думаю, уместно вспомнить труд Элеоноры Никитичны Аламдаровой (1923-1993), моего вузовского преподавателя советской литературы, названный «Велимир Хлебников и Лариса Рейснер». В качестве приложения к этой во многом уникальной работе Э.Н. Аламдарова привела очерк Л. Рейснер «Баку-Энзели».

Вот как вспоминает о самой Элеоноре Никитичне Аламдаровой декан факультета журналистики Астраханского государственного университета Галина Белолипская (Миронова) на сайте «Вечная память»: «Элеонора Никитична выбрала для меня тему дипломной работы, связанную с изучением жизни и творчества Ларисы Михайловны Рейснер, одной из самых знаменитых писательниц 20-х гг. XX в. В биографии этой писательницы мелькали только исключительные события: комиссар Каспийско-Волжской флотилии, дипкурьер в Афганистане, контрразведчица в Германии под романтическим псевдонимом «Revera». Элеонора Никитична переживала увлечение этой личностью и часто повторяла слова, сказанные о Ларисе Рейснер её современниками: «Она любила всё самое яркое, сильное, умное и презирала серость». Она произносила это так, что у слушателей всегда возникало ощущение, что это - жизненный принцип самой Элеоноры Никитичны.

Добавлю, что мои разработки, посвящённые жизни и творчеству героической женщины Ларисы Рейснер впереди, поскольку настающий 1916-ый год ознаменован трагичной датой её смерти. Исполнится девяносто лет со дня её кончины. Отважная красавица всю жизнь рисковала, могла неоднократно погибнуть и от вражеского штыка, и от шальной пули, но скончалась 9 февраля 1926-го года от брюшного тифа, выпив стакан сырого молока, в возрасте тридцати лет… Ранняя и нелепая смерть её потрясла многих современников.

«Ей нужно было бы помереть где-нибудь в степи, в море, в горах, с крепко стиснутой винтовкой или маузером», — написали о Ларисе в некрологе.

Невольно вспоминаются строки возлюбленного Ларисы Рейснер - Николая Гумилёва:

И умру я не на постели,
при нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
утонувшей в густом плюще.

Впрочем, всем романтическим и авантюрным пророчествам и домыслам не суждено было сбыться: гибель Николая Гумилёва была трагической и страшной, а кончина Ларисы Рейснер – прозаической и нелепой...

Элеонора Никитична Аламдарова

Велимир Хлебников и Лариса Рейснер

Приложение: очерк Ларисы Рейснер «Баку – Энзели»

Велимир Хлебников и Лариса Рейснер — художники очень разные по характеру своих дарований, особенностям мировосприятия. Тем не менее, их жизненные и творческие пути, пришедшиеся на период, насыщенный сложнейшими социальными, всемирно-историческими событиями, позволяют — при сопоставлении — увидеть некоторые закономерности в литературном процессе этих лет, в деятельности этих писателей. Оба они на определенных этапах своего творчества были связаны с модернистскими течениями. И оба они относятся к той части творческой интеллигенции, которая сразу и безоговорочно приняла Великую Октябрьскую социалистическую революцию, испытав на себе ее глубокое воздействие.
Изучение жизни и творчества В. Хлебникова и Л. Рейснер позволяет увидеть факты общественной и литературной жизни, привлекавшие их внимание и способствовавшие революционной трансформации их творчества, проблемы, волновавшие их обоих, решения, всегда самобытные, своеобразные, но неуклонно подготавливавшие неизбежность прихода их в социалистическое искусство, объясняющие закономерность этого прихода.
В распоряжении исследователей не только художественные произведения, но и литературно-критические выступления этих художников: будетлянина-словотворца В. Хлебникова и испытавшей на себе влияние акмеизма Л. Рейснер, свидетельствующие о растущем критическом отношении к всевозможным модернистским течениям.
Очень показателен характер восприятия обоими художниками событий империалистической войны, отражение этих событий в их творческой эволюции.
Благодатный материал для исследователя дают жизнь и деятельность В. Хлебникова и Л. Рейснер в период гражданской войны, тем более, что оба почти в одно и то же время находились в Астрахани, сотрудничали в органах печати Политотдела XI Армии и Волжско-Каспийской флотилии — в газете «Красный воин» и еженедельнике «Военмор».
Отчетливо проступила в творчестве обоих писателей тема Востока. И снова пересеклись их жизненные маршруты: вместе с Волжско-Каспийской флотилией Л. Рейснер проделала путь до Энзели в 1920 году, позже она находилась с советской дипломатической миссией в Афганистане. В 1921 году приезжает в Энзели В. Хлебников. Тема Востока всегда волновавшая писателя, особенно ярко проступает в его творчестве в эти годы. Отголоски этой темы намечаются и в книгах Л. Рейснер «Фронт» и «Афганистан».
Всем этим определяются возможные грани раскрытия темы: “В. Хлебников и Л. Рейснер”. Интересным звеном в решении этой темы может стать факт обращения художников для создания своих произведений к одному источнику — легенде об Атлантиде. Примечательно, что поэма В. Хлебникова «Гибель Атлантиды» и драма Л. Рейснер «Атлантида» не только основаны на одной и той же легенде, но и появились в один и тот же год — 1913; во 2-м сборнике «Садок судей» была опубликована поэма В. Хлебникова, в альманахе «Шиповник» (кн. 21) — драма Л. Рейснер.
Возможно, что поэма В. Хлебникова «Гибель Атлантиды» (первоначальные варианты названия — «Потоп острова», «Гибель Атлантов») была написана двумя-тремя годами раньше, как это следует из комментариев к 1-му тому собрания сочинений: „Судя по стилю и почерку написана около 1909–1910 гг., не позже 1911–1912”. Определение хронологии произведений Хлебникова сложно, поскольку сам автор почти не датировал их, но текст данных комментариев отличается чрезвычайной расплывчатостью, и не случайно был очень иронично оценен Н. Харджиевым и В. Трениным в их известной статье «Ретушированный Хлебников».
Произведений, связанных с легендой об Атлантиде, очень много. В указателе двадцатых годов зафиксировано было уже более 1700 названий. К началу 70-х гг. эта цифра возросла в десять раз.(1). Сюжет стал традиционным.
В начале XX в. Атлантида очень заинтересовала русских писателей. К ней обращаются К.Д. Бальмонт, В.Я. Брюсов, В. Хлебников, Л. Рейснер. Исследователи отмечают: „В традиционных сюжетах и образах многозначность искусства четко просматривается. Они не только допускают различные трактовки, но и получают качественно новые идейные наполнения”. (2).
Произведения В. Хлебникова «Гибель Атлантиды» и Л. Рейснер «Атлантида», связанные с одним из таких традиционных сюжетов, являются убедительными свидетельствами этой мысли.
«Гибель Атлантиды» В. Хлебникова стоит в ряду мифологических поэм. Д. Мирский ставит ее в один ряд с такими поэмами, как «И и Э», «Лесная тоска», «Любовник Юноны», «Шаман и Венера». И хотя, считает он, эти поэмы „почти не играли роли в непосредственном влиянии Хлебникова на ближайших к нему поэтов, но, несомненно, именно в них нащупывается какой-то центральной комплекс его поэзии, самый интимный и самый своеобразный”. (3).
Насколько основательно в данном случае утверждение о том, что «Гибель Атлантиды» — одно из таких произведений?
В поэме, действительно, мы находим многое из того, что вызывало напряженный интерес, было сокровенным для художника в его раннем творчестве: обращение к мифу, мысль о единстве человека и природы, сопровождавшая Хлебникова всю жизнь вера в числовые законы жизни, мира.
О том, какое значение поэт придавал мысли о закономерно обусловленном математическом ритме истории, убедительно свидетельствует сохранившаяся в архиве запись, свидетельствующая о его стремлении дать очерк жизни человечества на земном шаре не краской слов, а строгим резцом уравнений. (4).
И, наконец, зазвучавшая здесь тема возмездия станет ведущей, обогатившись новым содержанием, в другой мотивировке, в позднейшем его творчестве.
В основе произведения конфликт между жрецом и рабыней, символизирующий собою столкновение отвлеченного знания, веры с самой природой, естеством, с чувством. «Мы боги», — заявляет жрец, уверовавший только в могущество числовых законов мира:
Давно зверь, сильный над косулей,
Стал без власти божеством.
Давно не бьем о землю лбом,
Увидя рощу или улей,
Походы мрачные пехот,
Копьем убийство короля
Послушны числам, как заход,
Дождь звезд и синие поля.
Года войны, ковры в уме.
Сложил и вычел я в уме.
И уважение к числу
Растет, ручьи ведя к руслу. (5).
Ю.М. Лошиц и В.Н. Турбин, подчеркивая крайний рационализм жреца, не без иронии замечают, что „перед ним любой сторонник кибернетизации познания покажется сентиментальной институткой”. (6).
Живая жизнь, человеческое чувство вступают в противоречие с суровыми, абстрактными закономерностями:
Но я законов неба пленник,
Я самому себе изменник,
Отсюда смута и вражда.
Конфликт этот, как утверждает поэт устами жреца, характерен и для молодого поколения:
И юность, и отроки наши
Пьют жизнь из отравленной чаши.
Эта мысль волновала поэта, важна была для него. Примечательно в этом плане наблюдение, сделанное Н. Харджиевым. В 1912 году в связи с подготовкой первых футуристических сборников «Пощёчина общественному вкусу» (1912) и «Садок судей» (1913) Хлебниковым был написан текст декларации «Мы обвиняем». Здесь фраза, являющаяся параллелью к приведенным выше строкам из «Гибели Атлантиды»: ‹...› Старшие поколения дают младшим чашу бытия отравленной (Неизд., 335).
Воплощение в поэме самого естества жизни, природы, радости любви — образ рабыни. В поэме утверждается нерасторжимое единство начал, олицетворяемых ее основными образами. Рабыня заявляет жрецу:
Ты и я — мы оба равны:
Две священные единицы
Мы враждующей части,
Две враждующие дроби,
В взорах розные зеницы
Две, как мир, старинных, власти —
Берем жезл и правим обе.
Ты возник из темноты,
Но я более, чем ты ‹...›
Рабыня предчувствует смертный для себя исход спора и понимает, что ее гибель — преступление перед самой жизнью:
Замажешь кровью птичьи гнезда,
И станут маком все цветы,
И молвят люди, скажут звезды:
Был справедливо каран ты.
Убийство свершается. Нарушена гармония самой жизни. Taк рождается тема возмездия. Следует картина гибели города.
Город гибнет. Люди с ним.
Суша — дно. Последних весть.
Море с полчищем своим
Все грозит в безумстве снесть.
Погибшая рабыня становится „лицом отмщенья и возмездия”. Такова суть этой, по определению Э.В. Слининой, „одной из самых таинственных языческих поэм Хлебникова”. (7).
Ю.М. Лошиц, В.Н. Турбин справедливо замечают, что „в поэтическом мире Хлебникова неуместны детализированные вопросы о том, кто есть кто. Кто такой жрец, поднявший меч на кроткую рабыню? Кто такая она сама, эта рабыня? Или прохожий, первый заметивший воды потопа ‹...›”. (8).
Считая, что поэма требует более свободного прочтения, основанного на учете общих хлебниковских представлений об истории, о взаимоотношениях наций и культур, они предлагают свою интерпретацию самой концепции Атлантиды. С их точки зрения, это „благодарная интернационалистическая мечта — мечта о материке, который уже самим фактом своего существования объединял древние, автономные, но тяготевшие один к другому миры: Европу, Африку, Америку. Пока была Атлантида, мир был един”. В представлении Хлебникова, как утверждают исследователи, „воспреемницей Атлантиды явилась Россия”, перебросившая мост через континенты и объединившая их новой великой идеей: живите, созидайте, стройте.” (9). Тезис этот дастся очень декларативно, и потому не является убедительным.
Содержание пьесы Л. Рейснер «Атлантида» предваряется авторским сообщением об источниках, использованных в ней: мексиканский миф о принесении в жертву юноши, который в течение года пользуется божескими почестями, и древнегреческие утопии: «Атлантида» Платона, «Святая хроника» Евгимера, «Град Солнца» Ямбула и т.д. Пьеса эта — начало творчества Ларисы Рейснер. С ней она по-настоящему вступала в литературу.
Сюжет связан с надвигающейся катастрофой — гибелью острова. Страстно стремится спасти свой народ от беды юноша Леид, „прекрасный, непокорный, гневный в своих сомнениях”. Ему удается обнаружить новые земли, и он хочет открыть путь к ним своим соотечественникам. Но угрозу гибели Атлантиды в своих интересах хотят использовать жрецы, надеющиеся еще сильнее закабалить народ, добиться от него безропотного повиновения.
Сюжет пьесы и основан на конфликте между Леидом, „готовым взволновать толпу пламенной песней своего возмущения”, и жрецами. Они нарекают Леида “обреченным”; в течение года он будет пользоваться божескими почестями, а затем умрет. Юноше известна участь, ожидающая его, по он идет на гибель, надеясь своей смертью разбудить народ, зажечь его стремлением к новой жизни. Убеждают нас в этом заявления самого героя: „Во мне жизнь и проклятье старому”; „Мое страдание не смерти, а жизни. Я говорю вам о новой земле и о новом небе”. „Знаешь ли, — говорит он любимой девушке, — что никогда не уйдут за седую гриву прибоя, если я не умру? Знаешь ли ты, как они слабы, и без моей крови, которая прольется ради них, не поднимут паруса и не уйдут”. Волю к борьбе стремится пробудить Леид в своем народе: „Возьми же топоры в руки, иди и строй корабли последнего спасения, — восклицает он, — восстань же, наконец, о народ мой, и беги туда, где нет кровожадных богов”. Ясно, что здесь нет пассивного принесения себя в жертву, это активное отрицание несправедливого мира.
Этому призыву к действию, к борьбе противостоит стремление жрецов внушить людям, что только раскаянием и смирением можно победить смерть. Обрекая Леида на смерть, жрецы надеялись, что нет никого, кто пошел бы за юношей в новую землю. Но в этот рассветный час, когда жрецы убивают Леида и дерутся, жадно деля между собой награбленое золото, вдали на горизонте плывут белые паруса уходящих кораблей.
Произведение построено па остром социальном конфликте. В пьесе отчетливо ощущается обращенность к самой действительности, критическая оценка многих ее сторон: деспотизма, произвола, религии, эстетского упаднического искусства. Атлантида — это, как говорит Пирос, старик из народа, земля „проклятых, развратных, слепых, злобных”. Воплощением обреченного на гибель мира является Верховный жрец, „купивший все совести и все правды”, не верящий ни в чистоту, ни в бескорыстие, ни в героическую самоотверженность во имя народа. И во весь рост встает со страниц пьесы романтический образ юноши, сумевшего презреть смерть ради счастья своего народа.
Уже в рецензиях 29–30-х годов мелькнула мысль о перекличках между образом Леида и образом горьковского Данко. Очень настойчиво утверждается она в работах 60–70-х гг.
Леид погибает. Финал пьесы трагичен, но А.Б. Рубцов имел основание говорить о ней, как об оптимистической трагедии: „В ней — восславление человека, героя, борца, отдающего всю свою жизнь народу”. (10).
Содержание произведения, его образы подводили к совершенно определенным ассоциациям. Пьеса, действительно, от “земли”, „реалистична настолько, насколько может быть реалистична пьеса с подобным полуфантастическим сюжетом”. (11).
При всем этом в раскрытии образов пьесы было много книжного, экзотического, нарочито стилизованного. Некоторые сцены и образы были предельно малодраматнчны. Помимо гибели Леида, в пьесе рассказано об убийстве жрецами мальчика, о расправе с художником, о смерти охотника, пьяного. Это дало основание критику Л. Войтоловскому в статье, которая была опубликована вслед за появлением пьесы, назвать её „громокипящей трагедией”. (12).
Критические замечания сделал и А. Лозина-Лозинский в письме к Л. Рейснер. Для него очевидна талантливость автора, но он видит в пьесе стремление расцветить содержание эффектами и декорациями, отмечает претенциозность, „даже что-то модернистское”. Вызывает его недоумение и отвлеченность образов: „Скажите, против кого сейчас, теперь вы боретесь? Кто жрецы? Бюрократия, теократия, или, чего доброго, профессора?” (13).
Всё это — претенциозность, декоративность, пышность стиля, отвлеченность, наряду с тем положительным, что отмечалось выше, действительно было в произведении писательницы. И пьеса позволяет проследить, как впоследствии преодолевались эти черты творчестве писательницы. Знаменательно, однако, что в «Атлантиде», в работе над ней уже раскрывалась мятежно-романтическая, оппозиционная настроенность Ларисы Рейснер, многое из того, что вообще отличало характер писательницы, никогда не идущей ни на какие компромиссы со своей совестью художника. Вот, например, строки письма, адресованного родителям незадолго до выхода пьесы из печати: „Вы знаете всю радость и боль, с которой я ее печатаю. Делаю все, что в моих силах... Шлифую и оттачиваю. Если Коппель (С.Ю. Коппель, один из основателей издательства «Шиповник») потребует больших переделок — откажусь, ибо вижу и чувствую всем существом, что это будет против моего художественного чувства и против авторской совести”. (14).

И для В. Хлебникова и для Л. Рейснер легенда об Атлантиде является самоцелью, характерно наличие глубокой философской концепции, в них ощущаются надвигающаяся катастрофа, крушение, звучит мотив возмездия, конфликты решены трагедийно. Но на фоне этого общего отчетливее просматривается то своеобразное, что присуще было каждому из художников на этом этапе.
У В. Хлебникова, тогда еще далекого от непосредственного участия в политической жизни страны, конфликт произведения, его решение даются в нравственно-этическом, общечеловеческом плане.
Лариса Рейснер, несмотря на свою молодость, в силу особенностей биографии, сложившихся жизненных обстоятельств была больше подготовлена к решению проблем социального характера. Мотив возмездия раскрывается ею в социальном плане, получает дальнейшее разрешение, сливась с проблемой будущего. В действие трагедии, хотя и ограниченно, вводится народ.
Одновременное обращение к легенде об Атлантиде В. Хлебникова и Л. Рейснер позволяет отчетливее увидеть направление, своеобразие дальнейшей эволюции каждого из художников, которая закономерно приведет их в советскую литературу.

Примечания:

1 Чехословацко-русские литературные связи в типологическом освещении — М., 1971. — С. 196.
2 Волков А., Соловей Э. Две славянские трагедии об Атлантиде // Чехословацко-русские литературные связи... — С. 206.
3 Мирский Д. Литературно-критические статьи. — М., 1978. — С. 222.
4 Цит. по: Григорьев В.П. Грамматика идиостиля. В. Хлебников. — M., 1983. — С. 122.
Электронная версия указанной работы: www.ka2.ru

5 Здесь и далее поэма цит. по: Тв., 216–221.
6. Лошиц Ю.М., Турбин В.Н. Тема Востока в творчестве В. Хлебникова // Народы Азии и Африки. — 1966. — № 4. — С. 159.
7 Слинина Э.В. Тема природы в поэзии В. Хлебникова и Н. Заболоцкого // Вопросы методики и истории литературы. — Уч. зап. Ленинград. пед. ин-та. — Т. 465. — 1970. — С. 43. Электронная версия указанной работы: www.ka2.ru

8 Лошиц Ю.М., Турбин В.Н. Указ. соч. — С. 158–159
9 Там же. — С. 160.
10 Рубцов А.Б. Из истории русской драматургии конца XIX — начала XX а Ч. 2. — Минск, 1962. — С. 261.
11 Аксенов И. Лариса Рейснер. Крит. очерк. — Л. 1927.
12 Войтоловский Л. Летучие наброски. — С. 6–7. Двадцать первый альманах «Шиповника». Киевская мысль. — 1913. — 27 июня.
13 ОРГБЛ. ф. 245. Архив Л. Рейснер. 1914.
14 Там же.
Воспроизведено по: Аламдарова Э.Н. Велимир Хлебников и Лариса Рейснер.
Поэтический мир Велимира Хлебникова.
Межвузовский сборник научных трудов. — Волгоград, 1990. — С. 59–66.

Изображение заимствовано:

Ry Fyan (born Los Angeles, CA, 1978. Lives and works in New York).
Spontaneous Self Organization. 2008.
Oil and acrylic on wood panel. 182.9;213.4 cm.
http://www.saatchi-gallery.co.uk/artists/artpages...