Герой Советского Союза Кондратьев П.В.

Кондратьев Петр Васильевич родился 20.06.09 г. в Витебске. Русский. Окончил среднюю школу. Член ВКП(б) с 1927 г.
В РКВМФ с 1931 г. Окончил Ленинградскую военно-теоретическую школу летчиков и Военную школу морских летчиков и летнабов в г. Ейске.
Участвовал в советско-финской войне. Был помощником командира 13-го иап 61-й иаб ВВС БФ. Совершил 66 боевых вылетов. Потопил судно с боеприпасами, сжёг на аэродромах 7 самолётов, уничтожил 2 паровоза, 6 автомашин.
7.02.40 г. капитан Кондратьев был награжден орденом Красной Звезды.
1.03.40 г. во главе семерки истребителей он совершил налет на вражеский аэродром и уничтожил 6 самолетов.
21.04.40 капитану Кондратьеву Петру Васильевичу было присвоено звание Герой Советского Союза. Ему была вручена медаль «Золотая Звезда» № 366.
Участвовал в Великой Отечественной войне с июня 1941 г. Командовал авиаполком. К октябрю 1941 г. подполковник Кондратьев совершил 11 боевых вылетов и сбил лично Ju.88 и Bf.109, еще 3 самолета уничтожил в ходе штурмовки аэродрома.
С октября 1941 г. по июнь 1942 г. он командовал 5-м истребительным авиаполком[1] 61-й иаб ВВС БФ.
24.11.41 г. подполковник Кондратьев был награжден орденом Красного Знамени.
Приказом Народного комиссара ВМФ СССР № 10 от 18.01.42 г. 5-й иап ВВС БФ был преобразован в 3-й гвардейский истребительный авиаполк ВВС БФ.
В июне 1942 г. 3-й гиап был выведен в тыл для переформирования, пополнения и перевооружения.
21.06.42 г. подполковник Кондратьев был назначен командиром 61-й истребительной авиабригады ВВС БФ (3-й, 4-й гиап, 13-й иап).
Вспоминает генерал-лейтенант авиации Голубев: «19 августа бронекатера КБФ высадили десант в устье реки Тосны, положив начало ожесточенным боям за сильно укрепленное врагом село Ивановское на левом берегу Невы, а 27 августа войска Волховского фронта начали крупное наступление на Синявинском направлении. Упорные и тяжелые бои длились до 10 сентября и закончились всего лишь захватом так называемого Ивановского плацдарма.
Противник, усилив наземные войска и особенно авиацию, сумел сдержать наше наступление и на земле, и в воздухе.
Появились изменения и в тактике вражеских истребителей. Они стали применять смешанные группы различных типов истребителей, размещая их, как правило, тремя эшелонами по высоте и в глубину, и, кроме того, держали резервные группы за линией фронта. Их вводили по необходимости в разгар боя, чаще всего над своими войсками.
Не разобравшись своевременно в этих новых тактических приемах, мы тяжело поплатились. Особенно досталось 3-му истребительному полку нашей бригады, летавшему на английских самолетах «харикейн»…
Наш 4-й гвардейский, в это время прикрывая выход подводных лодок через Финский залив в Балтийское море, участия в операциях на Неве не принимал, а штаб полка, который всегда своевременно реагировал на изменения в тактике противника, на этот раз оказался не на высоте. Летчики о немецких новшествах знали лишь понаслышке, причины неудач других полков не были изучены. А бои между тем предстояли тяжелые. Наши войска пошли на прорыв блокады, и рано утром 30 сентября штаб полка получил приказ: две трети летного состава с самолетами срочно перебазировать на аэродромы Приютино, Гражданка и Углово для прикрытия войск в районе Невской Дубровки.
Почему-то командование полка даже не попыталось объяснить штабу авиабригады нецелесообразность размещения шестнадцати самолетов на трех аэродромах, да еще без всякой подготовки, наспех.
Можно было предполагать, чем все это обернется…
Четыре группы — шестнадцать наиболее подготовленных летчиков, не имея общего руководства, улетели на прикрытие войск на участке Шлиссельбург — Невская Дубровка.
Когда в штабе бригады стало известно, что командование полка и штаб остались в Кронштадте, поступило строгое приказание командиру немедленно вылететь на аэродром Приютино и лично возглавить боевую работу полка.
Полковник Михайлов прибыл в Приютино в срок, но, не имея на новом месте ни штаба, ни технического состава, который ждал транспортника для перелета в Ленинград, а главное — средств радиосвязи для управления самолетами с земли, не смог руководить боями в сложной воздушной обстановке…
Группы, не обнаружив друг друга, вступили в бой порознь. И хотя, в общем-то, в этом районе было более двадцати наших самолетов, бой шел с тактическим преимуществом противника…
Непродуманные, поспешные решения, принимаемые командованием бригады и полка, давали себя знать все ощутимее. Вместо спокойного ввода сил происходило какое-то судорожное дерганье. Бой группы Михайлова и все последующие бои до конца дня приносили печальные результаты…
К исходу дня из девятнадцати самолетов осталось лишь семь исправных. Только теперь командир авиабригады полковник Кондратьев, целый день лично летавший на задания с летчиками 3-го гвардейского полка, которым он прежде командовал и который сейчас также понес тяжелые потери на «харикейнах», понял, что сегодня его место было не в воздухе, а на командном пункте, откуда он мог лучше оценивать воздушную и наземную обстановку и помогать советами командирам полков и эскадрилий.
С другой стороны, многое зависело от летавшего в бой командира полка…
В угнетенном душевном состоянии вечером 30 сентября докладывал полковник Михайлов итоги дня прибывшему на аэродром Приютино командиру бригады.
- В результате упорных боев полк тридцатого сентября сбил семь самолетов Ме-109.
- Вы вначале доложите о своих потерях, - сдерживая гнев и досаду, сказал Кондратьев.
- Свои потери тоже велики, - понизил голос командир полка.
Да, впервые за всю войну мы в один только день понесли такие потери. Два лучших летчика-ветерана погибли, два тяжело ранены, еще четверо надолго выбыли из строя. Четыре самолета И-16 сбиты, восемь имели повреждения, три из них требовали капитального ремонта.
А каков моральный ущерб! Как снизилась боеспособность! Авторитет командования в глазах летного состава сильно покачнулся, опять появились сомнения в собственных силах, бойцовский дух ослабел, его нужно было срочно поднимать, иначе психологическая травма не заживет… После этого печального события командир полка был переведен на Тихоокеанский флот[2]».
Зимой 1942 г. полки бригады один за другим стали выводиться в тыл для переучивания на новые машины. Весной 1943 г. переучивание было завершено.
25.03.43 г. полковник Кондратьев был награжден орденом Красного Знамени.
Вспоминает Голубев: «1 апреля 1943 года на аэродром прилетели две эскадрильи 4-го гвардейского полка, переучившиеся на новые самолеты-истребители…
Придя на КП полка, я по телефону доложил полковнику Кондратьеву о прибытии двух эскадрилий после переучивания к постоянному месту базирования.
— Я это знаю, товарищ Голубев, по оперативной службе. Молодцы, что в такую погоду долетели без происшествий. Как там — артобстрел не повредил?
— Нет, товарищ командир, — ответил я. — Укрытия надежные.
— Ну хорошо, прошу ознакомиться с основными боевыми документами и к вечеру с начальником штаба — ко мне. Понял? — спокойным тоном закончил телефонный разговор Кондратьев.
В кабинете у командира… я четко, по-уставному доложил о прибытии. Петр Васильевич, всегда спокойный и приветливый, внимательно посмотрел на нас, покачал головой, повернулся к Сербину, сидевшему в старом кресле в углу кабинета, и сказал:
— Смотри, комиссар, какой грустный вид у гвардейцев. Труженики Горьковской области за свои трудовые рубли купили им двадцать лучших самолетов. На бортах фюзеляжей написали «Валерий Чкалов» — имя лучшего летчика современности, а они прилетели на фронт темнее пасмурного дня…
Я встал и начал почему-то с того, что хотел сказать в конце доклада: попросил освободить меня от обязанностей начальника авиагарнизона и до возвращения командира полка из госпиталя оставить на месте замполита. Смена руководящего состава полка, особенно в момент, когда противник усиливает свою авиацию и пытается нанести нам чувствительные удары, отрицательно скажется на первых же боях.
— Не так начинаете доклад, товарищ Голубев, — первым заметил заместитель командира бригады Катков — единственный из присутствующих, имевший высшую военную подготовку.
Кондратьев, как бы не замечая реплики, усмехнулся:
— Говорите, Голубев, все, что есть на душе, потом все расставим по своим местам.
Спокойный тон Петра Васильевича и улыбающиеся глаза как-то незаметно повернули мои мысли, сняли замешательство, и я уже твердо продолжил:
— Полк двумя эскадрильями в составе тридцати двух летчиков (с учетом летчиков управления полка) с девятнадцатью самолетами Ла-5 готов к выполнению боевых задач. Если не успеем завершить переучивание молодых летчиков, то будем их постепенно вводить в строй в боевой обстановке… Есть просьба: оставить в полку шесть самолетов И-16 с лучшим ресурсом моторов. На этих самолетах до завершения работ по удлинению взлетно-посадочной полосы будем вести боевую работу ночью. Тем самым получим возможность использовать больше самолетов Ла-5 в дневное время.
Заканчивая доклад, я вновь повторил свою просьбу об отмене приказа о перемещениях среди командования полка, но теперь реплик не последовало.
Некоторое время в кабинете стояла тишина, которую нарушил комбриг:
— Раз все молчат, снимем с полка на десять дней часть боевых задач. За это время они подтянут «хвосты», облетают район боевых действий с новым пополнением. Оставим шестерку самолетов И-16 — пусть на них летают ночью. Задержим на время замену замполита, а все остальное оставим так, как было решено.
Вечером, во время ужина, Кондратьев сказал:
— Товарищи! Сегодня у нас знаменательное событие. Четвертый гвардейский авиаполк вернулся на фронт на лучших советских самолетах-истребителях, которые труженики тыла построили в самое тяжелое для страны время. Первым этот прекрасный самолет освоил гвардии капитан Голубев. Учитывая боевые заслуги и хорошее выполнение обязанностей заместителя командира полка, ему приказом наркома Военно-Морского Флота присвоено внеочередное воинское звание — майор.
Раздались дружные рукоплескания.
Такого сюрприза я не ожидал, поэтому стоял смущенный и смотрел в тарелку. Что же я молчу? Ведь в таких случаях положено ответить по уставу.
— Служу Советскому Союзу!
— А теперь, товарищи, позвольте вручить Голубеву и погоны старшего офицера, пусть растет на них количество звезд, — так закончил командир бригады свою краткую речь.
Ужин проходил в теплой товарищеской обстановке. Постепенно снялась усталость. Петр Васильевич подробно расспросил меня о семье, проживающей в Старой Ладоге, «на бойком месте», как выразился он. В конце ужина он положил руку на мое плечо, посмотрел в глаза.
— Устал ты, гвардии майор, порядочно, нужно бы немного отдохнуть, да вот обстановка сложная. Подержись еще немного, как вернется Борисов, дам дней на десять отпуск, съездишь к семье[3]».
01.06.43 г. полковник Кондратьев погиб при исполнении служебных обязанностей.
Голубев вспоминает: «В четыре часа дня на стоянку 3-й эскадрильи — постоянное место встреч старших и построения полка — приехали в одной машине полковник Кондратьев и полковник Сербин. Я подробно доложил о состоянии и боеспособности полка, о количестве произведенных за ночное и дневное время боевых вылетов, об их результатах. Одновременно доложил о причинах обстрела самолета Ла-5 своими зенитчиками и о принимаемых мерах для предотвращения подобных случаев в дальнейшем…
— С обстрелом, если разобрался, — добавил Кондратьев, — виновных накажи своим приказом. Я командующему доложил, что виновны и летчики, и зенитчики. Вот, кажется, и все, о чем хотел с тобой поговорить. А теперь дай команду приготовить к девятнадцати часам два самолета И-16 и дай мне ведомого. Полечу на острова. Нужно проверить ход аэродромно-строительных работ на Лавенсари и Сескари. Туда направим один из полков, как только завершит переучивание.
— Есть, товарищ полковник! — ответил я командиру. — Но в такую погоду парой на «ишачке» летать опасно. Разрешите, я звеном на «лавочкиных» прикрою до острова Лавенсари и без посадки вернусь обратно.
— Хорошо, прикрой... Боишься, что перехватят комдива, — с усмешкой согласился Петр Васильевич и добавил: — Скажи, чтобы твой «ишачок» с тридцать третьим номером подготовили для меня.
— Товарищ командир, мы вам подготовим «пятерку». На ней новый мотор. На тридцать третьем после ремонта в центральных мастерских появился дефект — чрезмерная чувствительность в управлении при малых скоростях. Качается машина, как корыто на воде.
— Ты ведь на этом «корыте» ночью летаешь? Думаешь, я хуже тебя владею «И-шестнадцатым»?! — серьезно упрекнул меня Кондратьев.
Возражать было бесполезно, и я дал команду готовить два И-16 с бортовыми номерами 33 и 05…
1 июля балтийские летчики-истребители потеряли своего боевого товарища, талантливого и храброго летчика, Героя Советского Союза, гвардии полковника Кондратьева.
Вряд ли кто из нас, опытных летчиков, мог предположить, что жизнь Петра Васильевича оборвется не в смертельной схватке с врагом, а при обыкновенном взлете с маленькой площадки на острове Сескари...
Когда 2 июля с островной военно-морской базы сообщили, что вечером 1 июля при взлете на самолете И-16 погиб полковник Кондратьев, то мне сразу вспомнились слова Петра Васильевича, сказанные им в день смерти капитана Овчинникова: «Потеря Овчинникова — не случайность. Это старая болезнь опытных летчиков — пренебрежение «пороками» самолетов, на которых они летают».
Да, он был абсолютно прав. Много раз за свою летную жизнь мне приходилось навек прощаться с друзьями, которые пренебрегали тем, что они хорошо знали.
В гибели Петра Васильевича я видел и свою вину. Ведь я оказался не способен доказать старшему, что лететь на самолете, имеющем значительный «порок», нельзя. Проявил бы большую настойчивость — и не было бы сегодня этого траурного построения войск гарнизона...
Командование флота приняло решение похоронить гвардии полковника Кондратьева в Кронштадте, на кладбище Петровского парка, рядом со стоянками самолетов 4-го гвардейского полка, в котором он первым получил звание Героя Советского Союза, еще в советско-финляндскую войну 1939–1940 годов.
В 18 часов на стоянке 3-й эскадрильи выстроились все части и подразделения авиационного гарнизона. Стройный прямоугольник воинских колонн с опущенными знаменами замер в горестном молчании. В центре прямоугольника на постаменте стоял обитый красным бархатом и черным крепом гроб с телом погибшего. Рядом с гробом крышка, на которой лежат фуражка и шлемофон покойного. В ногах траурные подушечки с боевыми орденами и Золотой Звездой отважного сокола...
На траурном митинге первым выступил прославленный летчик Балтики, боевой друг, начальник политотдела дивизии гвардии полковник Сербин. С глубоким волнением он произнес проникновенную речь:
— Имя Героя Советского Союза гвардии полковника Петра Васильевича Кондратьева широко известно на Балтике. Здесь он начал службу, здесь он совершенствовал свое воинское мастерство, вырос от рядового летчика до командира соединения... В 1939 году Петр Васильевич Кондратьев смело водил своих питомцев — нынешних гвардейцев четвертого авиаполка — на защиту Ленинграда против белофиннов. В тех боях проявился военный талант славного сокола. Он летал и дрался без устали, соединял в своих полетах смелость и отвагу, готовность идти на риск, риск разумный, основанный на точном расчете. Этому он учил и своих летчиков…
С начала Великой Отечественной войны он вместе со всем народом встал на защиту своей Отчизны. Охваченный священной ненавистью к врагу, славный балтийский летчик-истребитель полковник Кондратьев, храня в своем сердце образ Ленинграда, колыбели революции, всегда впереди боевых друзей шел в любой неравный бой и побеждал.
За два года войны в полной мере раскрылись не только боевые качества Петра Васильевича, но и незаурядные организаторские способности. Он умел соединять в себе необходимые качества советского офицера: требовательность и заботу о подчиненных, умение направить их на выполнение приказов командования. В многочисленных боях за Ленинград балтийские летчики из соединения Кондратьева проявили себя подлинными мастерами воздушных сражений, искусными и мужественными бойцами. Двадцать Героев Советского Союза и свыше трехсот орденоносцев насчитывается в прославленной дивизии. Все полки авиасоединения стали гвардейскими. В этом — большая заслуга Петра Васильевича, талантливого командира и летчика.
И вот Петра Васильевича нет среди нас. Его жизнь оборвалась при исполнении служебных обязанностей. Тяжела утрата. Мы склоняем над прахом героя свои боевые знамена, и в наших сердцах еще сильнее разгорается ненависть к врагу. Но наш командир будет жить в боевых делах балтийских летчиков, направленных в этот переломный период Великой Отечественной войны на полное завоевание превосходства в воздухе и полное снятие блокады Ленинграда...
Траурные мелодии оркестра сменились строевым маршем, под звуки которого твердой поступью прошли мимо могилы полк гвардейцев и другие подразделения гарнизона, отдавая последние почести любимому командиру[4]».
25.07.43 г. приказом наркома ВМФ СССР № 264 3-я иад[5] ВВС БФ была преобразована в 1-ю гвардейскую истребительную авиадивизию[6] ВВС БФ. Это звание летчики дивизии заслужили под командованием полковника Кондратьева.
Герой Советского Союза (21.04.40). Награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды.

Литература:
1. Герои Советского Союза Военно-Морского флота 1937-1945. – М., 1977. С. 241
2. Горбачевич К.С., Стрелков К.А., Хабло Е.П. Славные имена. – Л., 1965. С. 173-177
3. Навечно в сердце народном. – 3-е изд., доп. и испр. – Минск, 1984. С.251

Примечания:
[1]Впоследствии 3-й гвардейский истребительный авиационный Краснознаменный ордена Ушакова полк ВВС БФ. По состоянию на 22.06.41 г. четыре эскадрильи 5-го иап имели на вооружении истребители И-16, а пятая - И-15бис. Кроме того, первые три эскадрильи получили 6 МиГ-1 и 7 МиГ-3, но до начала войны личный состав освоить их не успел. К октябрю 1941 г. в структуре полка имелось три эскадрильи. Первые две до апреля 1942 г. летали на истребителях МиГ-3, а третья – на ЛаГГ-3 и Як-1.
[2] Голубев В.Ф. Указ. соч. С . 224.
[3] Голубев В.Ф. Указ. соч. С. 255.
[4] Голубев В.Ф. Указ. соч. С. 324.
[5] 14.07.43 г. 61-я иаб была переформирована в 3-ю иад ВВС БФ.
[6] Впоследствии 1-я гвардейская истребительная авиационная Выборгская Краснознаменная дивизия ВВС БФ.