ДАЧА ГОРБАЧЕВА

С Е Р Г Е Й М О Г И Л Е В Ц Е В



Д А Ч А Г О Р Б А Ч Е В А


Так называлась моя статья, опубликованная осенью 1990 – го года (за год до падения Советского Союза!) в газете «Свободное Слово». Газеты эта являлась органом партии «Демократический Союз», и больше нигде в то время такую статью напечатать было нельзя. «Дачей Горбачева» были обклеены подземные переходы в Москве и Ленинграде. Ее распространители, с которыми я потом беседовал, не называя себя, сделали себе небольшие состояния, продавая номер газеты с этой статьей совершенно за невероятные деньги. Я в то время руководил на Южном берегу Крыма экологической организацией «Зеленый Мир», и ко мне стекалась вся информация о том, что происходит в регионе. Сотни добровольных помощников, краеведов, экологов, рабочих, и просто обычных людей следили за тем, как происходило строительство крымской резиденции Горбачева, приносили фотографии (люди, делавшие их, сильно рисковали), и рассказывали о таких подробностях, которые иным путем узнать было нельзя. По-существу, в Форосе происходило очередное разорение участка крымского побережья, которые происходили на Южном берегу и до этого, притом в гораздо больших масштабах. Чего стоило одно лишь «бунирование» берегов Черного моря, убившее в Крыму всю прибрежную полосу и прилегающий к ней подводный мир, и явившееся величайшей экологической катастрофой, сравнимой со взрывом Чернобыля! Но поскольку участок побережья разорялся под нужды самого известного и влиятельного лица в государстве, появилась возможность, рассказав об этом преступлении, привлечь внимание к экологическим проблемам Крыма широкой общественности, в том числе и мировой.
Однако статья «Дача Горбачева», к моему удивлению, ибо я этого вовсе и не желал, была воспринята прежде всего, как политическая статья. Видимо, природный сарказм и язвительность, всегда жившие во мне (позже это выльется в мои сатирические сказки и пьесы), невольно направили мое перо в другое русло. Я, очевидно, слишком переусердствовал с высмеиванием некоторый вещей, происходивших во время строительства летней резиденции Горбачева. Таких, как любовь его к агавам, которые специально выкапывали с корнями и землей на Кавказе, и с огромным трудом доставляли сюда. Так же подробно осветил я ситуацию с уничтожением реликтового крымского можжевельника, который вырубали во время строительства в огромном количестве, и за который Горбачеву потом годами пришлось оправдываться, и даже заняться экологической деятельностью. А когда я в своей экологической статье ядовито написал о том, что решение о демократизации и перестройке было вообще принято в монаршей постели, политический смысл этой статьи, видимо, стал абсолютно очевиден. Вот уж действительно – нам не дано предугадать, чем наше слово отзовется! «Дачу Горбачева» перевели в десятках странах мира, она не принеся мне ничего, кроме больших неприятностей, и была воспринята многими, как один из главных политических манифестов перестройки.
Сам того не желая, я всем показал, что над Горбачевым можно смеяться, что власть вовсе не страшна, что ее не надо бояться, и что любой человек в стране может со смехом сказать: «А король-то голый!» Разумеется, это показал не только я, статьи и манифесты писали и другие, но мне тоже удалось бросить камень в огород этого прогнившего советского режима, и камень мой был отнюдь не маленький.
Как ни странно, особых репрессий после «Дачи Горбачева» против меня не было. Во всяком случае, меня не убили. Началась слежка, стали прослушивать телефоны и перлюстрировать почту, подсылать провокаторов и делать разные пакости, но в упор никто не стрелял. И хоть в этом надо отдать должное Горбачеву – он, очевидно, в отличие от тех, кто занимал кресло вождя до него, а также тех, кто будет занимать это кресло после, не отдавал приказов об убийствах. Я спокойно жил попеременно то в Крыму, то в Москве, и набирался политического, а также писательского опыта, непосредственно, на самом себе, наблюдая за механизмом слежки и сыска, который был безупречен, и отлажен, словно часы. Слежка, сыск и стукачество проникли во все поры советского общества. И я с ужасом убеждался, что, по сути, этим страшным злом были охвачены все слои населения. Здесь все, в явной, или в неявной форме, пусть даже в мыслях, пусть даже наедине с самим собой, борясь со всеобщим страхом репрессий, но стучали. Советский Союз был страной стукачей, и никто, от младенца в материнской утробе, до древнего старца, не мог просто так от этой заразы спрятаться. Страх перед тем, что на тебя настучат, или внутренняя потребность совершенно задаром настучать на ближнего своего была вживлена в советского человека генетически, и будет изживаться в течении многих столетий. Возможно, ее вообще не удастся изжить, и люди от этой заразы не смогут избавиться никогда.
Когда я говорил, что после «Дачи Горбачева», жестоко высмеявшей генсека, против меня не было репрессий, я был не совсем прав. В Москве у меня испортили книгу, введя в компьютерный набор вирус, и она в таком виде, с вирусом и абсолютно нечитаемым текстом, была издана. Из книги также, несмотря на то, что читать ее было невозможно, исчезли несколько глав, в которых вскользь упоминался Горбачев. Это был дурацкий перестроечный роман о путешествии в космосе, и, возможно, даже хорошо, что КГБ его загубило. Сейчас я понимаю, что это была очень слабая вещь.
Столкнувшись со слежкой и умеренными провокациями со стороны КГБ, я сделал для себя еще один вывод: эта организация, однажды взяв на мушку человека, никогда не оставляет его. Сколько бы раз она ни меняла название, и представлялась то в облике ВЧК, то ОГПУ, то КГБ, то ФСБ. Если вами начали интересоваться, если вы в чем-то с точки зрения этой организации провинились, тем более были замечены в самой главной провинности на свете – прилюдно высмеяли вождя, - за вами будут следить вечно. Пусть даже исчезнет империя, и тоталитарное государство сыска и непрерывных репрессий распадется на ряд других, независимых государств.
Еще один вывод, который я сделал для себя – это различие в работе спецслужб в столице и на местах. Если в Москве сыск и провокации, как ни чудовищно об этом писать, были вполне профессиональны, то в провинции, в Крыму, куда мне время от времени приходилось возвращаться, они были грубы, омерзительны, и абсолютно непрофессиональны. Это было и во времена Советского Союза, это продолжается и сейчас, причем если служба безопасности в Крыму еще хоть как-то старается держать марку профессиональной службы, то методы работы крымской милиции настолько грубы, отвратительны, подлы и омерзительны, что не вызывают никаких иных чувств, кроме самого глубокого омерзения. Я знаю об этом и на личном опыте, и по рассказам многих крымских экологов и правозащитников.
Однако вернемся в Форос, к строящейся даче Михаила Сергеевича Горбачева. Разумеется, сам он в ее строительстве не участвовал, и ничего не уничтожал, в том числе и огромные массивы реликтового крымского можжевельника, за который ему потом годами пришлось оправдываться. Дачу строили холуи, лакеи, для которых главное было польстить, угодить вкусам начальства, отчитаться о проделанной работе, и никто во время этого строительства, конечно же, не думал об уничтожаемой природе и красоте. Как не думали об этом во время бунирования – самой большой экологической катастрофы за всю историю Крыма. Как не будут думать потом, после перестройки, уже вроде бы в демократической Украине, когда берега Черного моря стали уничтожать в массовом порядке, варварски и особенно жестоко, добивая то, что еще не добили. Дача Горбачева словно бы открыла шлюз такого уничтожения, она показала, что раз можно вождю, то можно и нам, чиновникам рангом пониже, а также всем, кому не лень. Черноморские берега Крыма так насыщены природой, красотой и историей, здесь так много поистине бесценных пейзажей (их здесь миллионы), что уничтожать их, кажется, можно бесконечно. В человеческой природе, несомненно, заложена ненависть к красоте, которая, по уверению наивного классика, должна спасти мир. Нет, все наоборот, это красоту, созданную Богом (очевидно, для себя Самого), надо спасать от одичавшего человека! И эту истину строительство дачи Горбачева в Крыму еще раз (в который уже) открыло! Еще оно открыло страшную истину, что человеку ненавистна не только красота, но и вообще все живое, и один из главных инстинктов человека – это инстинкт убийства. В данном случае убийства природы.
Еще раз подчеркну, что крымские берега – это неимоверная концентрация природы и красоты, и именно эта концентрация в одном месте такого всемирного богатства вызывает желание его уничтожить. Желание его изнасиловать. Это относится не только к Крыму, но и вообще к побережью Черного моря, которое уничтожается вот теперь уже и дворцами Путина и даже (о ужас!) патриарха московского Кирилла, строящего себе дворец с бассейном и внутренней церковью. Эти дворцы – всего лишь дальние отголоски давно прошедшей грозы, знаменитой дачи Горбачева, которую нынешним политическим и иным деятелям никогда, разумеется, не переплюнуть! Михаила Сергеевича должно утешать уже то, что они, нынешние, всего лишь пигмеи по сравнению с ним, навсегда оставшимся в истории. Они сгинут без следа, а он останется навеки. Как человек. положивший конец огромной тоталитарной империи и предотвративший начало Третьей мировой войны. И уже сейчас понимаешь, что если бы для предотвращения этой последней войны (которой вполне явственно пахло в воздухе) надо было построить тысячу дач Горбачева, их следовало построить.
Всемирно-историческое значение (выражаясь высоким штилем) Михаила Сергеевича
Горбачева заключается в том, что он всего лишь сыграл роль, написанную на Небесах. Сыграл так, как мог, не хорошо, и не плохо, как умел, и как был к этой роли подготовлен. Сыграл роль в пьесе, написанной небесными драматургами для этого времени и для этих народов, и никто другой, кроме него, на эту роль не подходил. Только он. И больше никто. Сыграв же эту придуманную на небесах роль, он остался обычным человеком, с массой недостатков, о которых не место здесь говорить, и, очевидно, с какими-то достоинствами. И еще с воспоминаниями, от которых ему уже никуда не уйти, иногда приятными, иногда не очень. Одним из таких досадных воспоминаний является его бывшая дача в Форосе, принесшая ему неприятности и во время ее строительства, и во время известного пленения, когда, возможно, жизнь его висела на волоске. Впрочем, на этот счет имеются разные мнения.
Горбачева в Крыму больше нет, но осталась проблема разорения черноморских берегов, принявшая уже характер апокалипсиса. Совершенно очевидно, что природа и небеса долго этого терпеть не будут. Появился целый цикл современных крымских легенд и пророчеств (все они есть в интернете на моей странице на прозе.ру), говорящих о скорой гибели Южного берега Крыма, и о его возрождении в результате такой гибели. И это, очевидно, не пустые слова, ибо нет иного способа восстановить разрушенную береговую линую в Крыму, а также наказать тех, кто это сделал, кроме как разметать ее в разные стороны страшными катаклизмами, погрузить в воду, и вновь поднять наверх, обновив весь нынешний пейзаж этих мест. Создав новые пляжи, гроты, скалы в воде и не берегу, каменные хаосы, русла новых рек, новые прибрежные долины и горы. Уничтожив всю инфраструктуру так называемого отдыха на Южном берегу, всего этого набега миллионных орд отдыхающих, которые природе, красоте и истории совершенно не нужны. Ибо они чужды им, и в конце-концов должны исчезнуть.
Статья «Дача Горбачева», опубликованная мной осенью 1990-го года в газете «Свободное Слово», ничуть не устарела и сейчас, я о ней ни капли не жалею, несмотря на то, что она, фактически, изменила мою жизнь. Заставила столкнуться с явлениями, далеко выходящими за чисто экологические проблемы. После этой статьи я из эколога превратился в правозащитника, гражданина и писателя. Если бы время вернулось вспять, я бы, безусловно, дословно написал то же самое.

2011