города, где я бывал глава 5-2

ГУДАУТА
Есть ещё один город, с которым мне довелось соприкоснуться – Гудаута. Жена потащила меня туда сразу, как мы поженились: надо же было показать землякам, какую цацу она приобрела. Накрывался стол, ставился двухлитровый бутыль чачи и пятилитровый вина, подавалась закусь, и, в соответствии с абхазскими обычаями, из-за стола нельзя было выходить до тех пор, пока всё не съедено и не выпито. Приходили и уходили гости. Так продолжалось пару дней.
Потом Юрке, её брату, тоже захотелось показать «москвича», как меня представляли местному населению. И поэтому он водил меня по всем злачным местам, знакомя с местной публикой. А это в Абхазии являлось несомненным сигналом к дружной и длительной выпивке. Переходя от места к месту, в конечном итоге, я был готов. Такие походы продолжались два-три дня. И я стал халтурить – выливать через плечо водку или ром. Когда Юрка заметил это, он опасливо сообщил, что за такое мне минимум могут набить, говоря культурно, личность. А на моё возражение, что больше я уже не могу, объявил, что тогда надо пить хотя бы пиво. Я поменял шило на мыло: пиво я не переносил ещё с Владивостока, когда мне, двенадцатилетнему, жирного омуля приходилось запивать пивом ввиду отсутствия в поезде воды. Наверное, запивал я протухшую рыбину, после чего меня тошнило и рвало. Вот такой результат. Но на пиво перейти пришлось: одно дело выливать пиво, а другое – коньяк, ром или водку. Сухумское пиво было чуть лучше кошачьей мочи. Как говорят наши друзья французы: «се ля ви».
А вот на следующий день после пьянки мы с Юркой шли на привокзальную площадь. Там, в небольшом дощатом сарайчике, готовили хаш. Это наваристый костный бульон, крайне необходимый для опохмелки. Приняв по тарелочке живительного пойла, мы направляли свои стопы на открытую веранду вокзального ресторана, где опять же вкушали по стакану чачи. Её здесь подавали завсегдатаям. Вот тогда силы возвращались к нам и мы были готовы следовать проверенным курсом.
Кстати, с этой верандой в Гудауте связан случай с ростовчанами. Приехали как-то сюда ребята из ростовского спецназа. Расположились за столиком и терпеливо ждали обслуживания. Но по какой-то причине вышла заминка. А когда они напомнили о себе, аборигенам это показалось оскорбительным. Завязалась «дискусия». «Хозяин» послал за силовой структурой, крышевавшей кафе. Как потом он комментировал:
– Пришли наши ребята. Но долгого разговора не получилось. Они, и я вместе с ними, сразу очутились под столом. Ребята выбрались, но снова очутились там же. Я лежу и думаю – подниматься? Нет, пожалуй рано. К нам подошла помощь, но и она оказалась там же…
После инцидента местные «властители» разыскали ростовчан, приехали с шашлыками и хорошим вином – отметили знакомство. Силу на Кавказе уважают.
Сначала мы останавливались у тёщи, которая жила в двух шагах от железнодорожного вокзала. От неё до городского пляжа полчаса ходьбы, а пляж всегда был забит отдыхающими. Песка на пляжах в Гудаутах не было – окатанный галечник. Комфортнее стало, когда сестра Веры с мужем переехали в Гудауту и поселились в Бамборах, в военном городке возле аэродрома. Вот там пляж был пустой, только слегка заполнен в жаркую погоду жителями городка или гостями жителей. Я ходил туда утром рано, часов в шесть, и купался на пустом пляже голяком. Самолёты с аэродрома взлетали у нас из-за спины. Однажды вечером я наблюдал посещение части министром обороны Союза. Зрелище, доложу я вам, было впечатляющее – аэродром весь в огнях, красота.
Ловил я там бычков. Причём, довольно интересным способом: брал леску с крючком и грузилами, надевал маску с трубкой для дыхания и плыл вдоль берега, рассматривая дно. Когда находил бычка, залёгшего в камнях, подводил к нему крючок с наживкой и дразнил, пока он не хватал крючок. Дальше – дело техники. Я снимал его с крючка и выбрасывална берег. Но однажды я жестоко поплатился за лёгкость наживы. Был прохладный пасмурный день. Я накидал на берег бычков и отдыхал у костерка, который разжёг из сушняка, собранного здесь же, на берегу. Бычки существа живучие: они не желали просто лежать, а прыгали где-то у меня за спиной. Мне захотелось изменить положение, я опёрся руками сзади и попал на бычка. А тот возразил – выпустил свой колючий гребешок. Как же было больно! Рука опухла, посинела. Я побежал в санчасть аэродрома. Но там посмотрели и сказали: «Потерпите, пройдёт». Для них это было дело обычное. Но «проходило» долго и прошло только потому, что я выпил литра три сухого вина.
Муж Нади – Степан, украинец. Это был крупный мужчина, скупой на проявление чувств, но обстоятельный и хозяйственный. Тёще он по праздникам дарил подарки. Но любила она меня. Степан поест, встанет и уйдёт. А я ем, нахваливаю, а потом ещё и расцелую. Антонина Павловна садилась напротив, смотрела и умилялась тому, как я ем.
Когда наши дети были маленькими, они большей частью весну и лето проводили у бабушки. Приплачивали мы немного, сколько могли. А тёщя была заботлива. Примерами её для подражания были куры, которые сами не клюнут, пока не накормят птенцов. Воспитывала она и сына Нади – Игоря. Ерёмина – это фамилия тёщи по мужу. А девичья фамилия её – Шульчевская: отец её был поляк, а мать – кубанская казачка, Кандаурова, набожный и глубоко верующий человек. У неё было ещё два сына: дядя Федя и дядя Шура. Оба жили рядом. И оба были добрыми и гостеприимными. Когда я уезжал на заработки, тёща приезжала Вере помочь, но долго оставаться не могла: звало хозяйство в Гудауте. У неё был домик из двух комнат и небольшой сад. "Удобства", как их стыдливо называли, – на дворе. Для умывания – рукомойник на дереве. Тёща держала кур и иногда – порося. Когда в Абхазии начались безобразия, тёща приехала к нам в Ростов. Жена прописала её и оформила ей пенсию. Позже тёща уехала домой, а пенсию приходилось получать в Сочи.
Природа Абхазии великолепна, а Гудаута в ней занимает особое место. По всему побережью горы почти вплотную спускаются к морю, и только в Гудауте они, отделённые большой долиной, сияют издалека снежными вершинами. Удалённость гор влияет и на местный климат. В Гаграх, где город ютится у склонов, когда уходит солнце, с гор стекает холодный воздух, и комфорт кончается. А в Гудауте климат мягче: большую роль здесь играет море, а не горы.
Сколько неповторимо чудесных мест с несравненной красотой: Новый Афон, Пицунда, Бзыбь, озеро Рица. Абхазия находится на пути перелёта перепёлок, и когда он начинается, всё мужское население с фонариками выходит на охоту. Вера говорила, что у них кошка за одну ночь приносила больше десятка птиц. А что такое Абхазия весной, вы знаете? Я любил весной, походив в Пущино по ещё не ожившему лесу, отправляться в Гудауту, после холодов средней полосы садиться у раскрытого окна тёщиного дома, вдыхать аромат распустившихся роз, наслаждаться их совершенством и глоточками потягивать вино «Псоу». А цветение мимозы, когда окрестные горы утопают в жёлтой дымке?! – Нет, ребята, описать это невозможно. Это нужно только видеть. А Новый Афон – это моё любимое место в Абхазии: Афонские пещеры, оливковая роща на склоне горы, ресторан у моря с прудом, по которому плавают лебеди, водопад, тенистые аллеи – всё это Новый Афон. Если есть рай на земле, так это Новый Афон.
В Афоне я отдыхал дважды. Первый раз в 1969 г. в марте месяце – мне презентовали горящую путёвку в дом отдыха «Псырцха». Дом отдыха находился в бывшем монастыре – на высокой горе, метров 150 над уровнем моря. Опускаться и подниматься приходилось по узкой тропе. А обслуга по - абхазски начиналась с ранней весны и до поздней осени: возле тропки, немного в отдалении, с виду равнодушная, стояла абхазка; но когда ты проходил мимо, она доверительно шептала «ЧАЧА». Получив скромное согласие, скрывалась в кустах, растущих вдоль тропы, и появлялась со стограммовым стаканчиком виноградной чачи и каким-нибудь примитивным закусоном. А чача всегда была высший сорт. И это понятно: даже в советское время работала конкуренция между частником и государственным рестораном. Заплатив и приняв должное, ты в хорошем настроении спускался вниз. Если есть рай на земле, так это в Новом Афоне.
Отдыхающих размещали в бывших кельях монахов.А мне выпала честь поселиться в самой большой келье, принадлежавшей ранее настоятелю монастыря. Ко мне подселили жителя Батуми. Не знаю его национальности, но – точно не русский. Он угощал меня чаем со своего чайного завода. Да, это был чай! Время весеннее – март месяц. Дни - солнечные. Купаться рано, но загорать можно. Для этого на берегу нужно было найти нишу и, сняв рубаху, подставить солнцу грудь. Так мы и делали с моим соседом. Однажды во время процесса к берегу пристала бригада рыбаков. Они подтягивали сети, в которых трепетала пойманная рыба. Такой рыбы я ещё не видел: рыба-игла. Подтянув, они загрузили свой улов в баркас с верхом, а сети с остатками рыбы разложили на берегу. Я сообразил, что это предложение к нам – очистить их. И мы с соседом, сняв рубахи, наполнили их рыбой от души. В доме отдыха рыбу мы сдали в столовую, а взамен получили огромное блюдо свежей жареной рыбы.
Второй раз в Афоне я был в апреле. Это уже кое-что. Можно купаться, но перед окунанием минут за десять надо было принять грамм сто пятьдесят водки. Что я и проделывал. Правда, уже была Перпстройка и пить на пляже не позволялось, но... «Голь на выдумки хитра» – любимая поговорка бабы Мани. Я загодя переливал водку в бутылку из-под пепси. Правда, пить приходилось из горлА.
Побывал я в пещерах. Прекрасное впечатление. Цвела магнолия. Сам монастырь огорожен высокой каменной стеной, а выход из подворья – через красивые ворота. Перед входом организовали оригинальное кафе. Оно нависало над пропастью. Как приятно было сидеть в этом кафе, потягивать сухое вино. Можно было подойти к краю, огороженному перилами, и созерцать внизу оливковую рощу и вид на гору Иверской Божьей матери и крепость Анакопию. Побывал я на озере Рица. Всё здорово. Но я говорил уже, что у меня была боязнь высоты, и поэтому восторг как-то увял.
Законы в Абхазии – специфические. Глава в доме – мужчина. Женщины не имели право сидеть за столом наравне с мужчинами. Однажды я в этом убедился лично. Вентилируя дела по обмену, я побывал в Сухуми. Закончив дела, пришёл на железнодорожный вокзал, взял билет, зашёл в буфет и встал в очередь – выпить стакан вина. Вдруг туда ввалилась пьяная компания. Они возвращались со свадьбы. Среди них был шофёр из Гудауты, знакомый мне по пьянкам в городе. Я попытался отделаться от них. Не тут-то было. Меня скрутили и насильно запихнули в автобус. И, как истинные друзья, попросили освободить мне место на переднем сидении. Но тут я сумел настоять на своём: я решил, что с таким водителем лучше ехать стоя и держаться руками за поручни. И мы поехали. В середине автобуса сидел милиционер. На переднем сидении сидела русская. Показывая на водителя, она обращалась к милиционеру:
– Посмотрите, он пьян!
Ей отвечала абхазка:
– Женщина, не мешай мужчине!
Милиционер молчал. Всю дорогу я наблюдал ситуацию. За всё время водитель не совершил ни одной ошибки. В городе открыли дверь в кабину и водитель вывалился на руки друзей.
Степан с Надей в городке устроились капитально. Степан – в воинскую часть, сверхсрочником в звании прапорщика. В его ведении находился технический спирт, которым заправлялись самолёты, и у него он всегда был в избытке. Степан имел несколько ульев, которые весной и ранним летом вывозил в горы. Мёда он тоже качал много. В части подрабатывал – делал фотографии солдатам. Надя сначала работала в прачечной, куда её запёр Степан, но потом, под настоятельным напором Веры, пошла работать учителем. Таким образом, она поменяла статус чернорабочей на статус интеллигенции, чем недоволен был Стёпа.
Жили они в дощатом доме. Дом – вполне пригодный для житья в Абхазии. При доме – маленький участок с небольшим числом фруктовых деревьев и огородом под овощи. У Степана был «Москвич», на котором они выезжали на рынок и в прочие места. Угощали нас маринованными грибами, которые сами собирали в лесах. Грибы не какие-то там, а первосортные, отличные.
Попали мы в городке и в осаду, когда грузины начали войну. Дело в том, что в Абхазии раз в четыре года возникали волнения и декларировалось желание выйти из состава Грузии. Но долгое время всё кончалось уговорами-переговорами. А на это раз грузины решили применить силу. Бамборы отреагировали мгновенно. Военные расставили посты с пулемётами по границе части. На постах дежурили офицеры. Выезд из части был зарыт. Мы со Степаном успели смотаться в город, закупить мясо и вино. Никакая блокада нам не была страшна. Со спиртом у Степана вышел прокол – жадность фраера сгубила. Молодые офицеры ходили к Стёпе и покупали у него спирт. Но они потребляли его от случая к случаю, и поэтому существенного вреда он им не наносил. А Стёпа потреблял его постоянно. Я рекомендовал ему покупать благородные напитки в магазине – доход позволял. Но ведь спирт-то дармовой, и в результате Степан стал импотентом. А что такое импотент, да ещё и хохол? Гремучая смесь. Вот под этим углом и текла у них жизнь. Не позавидуешь такому достатку.
В Гудауте и до беспорядков с обратными билетами было трудно. Приходилось выстаивать очереди, записываться, отмечаться. И как-то раз нам приспичило выезжать. Юрка сказал, что у него есть знакомый, который нам поможет, оставил нас в вокзале, а сам побежал искать доброхота. Мы долго ждали, а потом я подошёл к кассе, спросил билеты и спокойно приобрёл без протекции. Прибежал запыхавшийся шурин и сообщил, что знакомого он никак не найдёт. А когда узнал, что билеты мы уже купили, был огорчён, что сорвалась возможность «сделать людям добро».