Глава 14. Его голубые глаза

Перед вами, уважаемый читатель, отрывок из моей книги "Сквозь три строя", изд. Э.РА, Москва. Эта книга, по замыслу – биография эпохи, почти целого века. Моя жизнь служит лишь фоном для лучшего понимания событий того бурного времени. Как писал Маяковский: "Я Вам расскажу о времени и о себе".
Ривка Рабинович. «Сквозь три строя». Гл. 14.
Глава 14. Его голубые глаза
Осень 1943 года. Физа, хозяйка нашей избы, чистила погреб накануне засыпки картошки нового урожая и обнаружила на дне много мелких дряблых картофелин. Она не хотела возиться с ними и разрешила нам собрать их. Мы тщательно вымыли эти картофелины и отварили их "в мундирах". Для нас это был праздник. Настоящая еда, не водянистый суп!
Мы с мамой сидели на лавке возле окна и чистили отваренные картофелины. Кто-то прошел по тропе снаружи, под окном.
В ту пору по деревням бродило много нищих. Не глядя и не отрываясь от работы, мама сказала:
- Еще один попрошайка, дай ему несколько картофелин.
Мы в тот день были "богаты" тем, что получили от Физы, и даже могли помочь тому, чье положение хуже нашего.
Но я посмотрела вниз, а проходивший мимо человек посмотрел вверх – на нас. Я увидела знакомые глаза, чистейшей голубизны. Глаза моего отца. Бросившись к двери, я закричала:
- Папа!
Трудно было узнать в этом человеке, похожем на бродягу, моего папу, почтенного и всегда тщательно одетого, каким я его помнила. Мама не узнала его. Но глаза – в них я не могла ошибиться.
- Мэри, - произнес он шепотом и упал возле двери, обессиленный тяготами дороги и нахлынувшим волнением.
Мама стояла над ним, ошеломленная. Не узнала своего мужа, с которым ее разлучили два года назад…
Мы смочили тряпку холодной водой и стали растирать ему виски, пока он не пришел в себя.
- Ты не писал, что тебя собираются освободить, - сказала мама.
- Я не успел, - сказал он, - это произошло неожиданно. Письмо доходит за две недели, а я доехал до вас за неделю.
Он рассказал, что руководство лагерей применяет в последнее время новую тактику. Особые комиссии выявляют заключенных, которые ослабели и не могут больше выполнять тяжелую работу. На них не стоит тратить продукты и лекарства. Их отпускают к семьям: лучше пусть умрут в кругу семьи, чем в лагерной больнице. Эта процедура досрочного освобождения нетрудоспособных называлась "актированием" – списыванием по акту, подобно тому, как на предприятиях списывают изношенное оборудование.
О жизни в лагере папа рассказал, что заключенные работают в основном на лесозаготовках. Немногие счастливчики, лагерники с большим стажем, работают в мастерских, на уборке лагеря, на кухне и в больнице, но подавляющее большинство – в лесу. Смертность среди заключенных из прибалтийских стран особенно велика, потому что они почти все высокого роста, а организм высокого мужчины требует больше продуктов питания. Им не хватало установленной нормы, они быстро слабели и умирали.
Папе помогло то, что он некурящий. Всем заключенным выдавали маленькое количество махорки, явно недостаточное для курильщиков. Страстные курильщики "покупали" махорку у некурящих в обмен на хлеб. Хлебная норма была невелика, и отказ от части ее обрекал курильщиков на голодную смерть.
Освобождение из лагеря вовсе не означало, что бывший заключенный становится свободным гражданином. Он обязан явиться в комендатуру по месту жительства его семьи и получить удостоверение ссыльнопоселенца.
Здоровье папы было в очень плохом состоянии. У него были незаживающие язвы на теле. Во время сумерек он внезапно терял зрение – явление, называемое "куриной слепотой". Когда ночь вступала в свои права, зрение восстанавливалось.
Папа объяснил нам, что это симптомы пеллагры – третьей, критической стадии истощения, за которой следует только смерть. Если нет необратимых изменений во внутренних органах, то пеллагра излечивается при постепенном переходе на нормальное питание.
Нормальное питание? У нас? Мы с мамой, правда, не дошли до пеллагры, но были, по-видимому, на первой или второй стадии истощения. Теперь нам было не до заботы о себе, надо было собрать все силы для спасения папы.
Мама мобилизовалась на выполнение этой задачи как на военную операцию. Были еще три папиных костюма, которые она до сих пор отказывалась продавать – теперь они были проданы начальникам из Парабели за неплохую цену. На вырученные деньги покупалась специальная еда для папы. Правда, дело не доходило до такой роскоши, как мясо и яйца, но хлеб, молоко и овощи папа получал в количествах, выходивших далеко за рамки нашего "режима питания". Я тоже старалась вносить свой вклад – тащила с колхозных полей все, что возможно.