Притча о счастии и несчастьи

Давным давно, на берегу вечно гремящего моря стояла деревня. Не богатая и не бедная. Жили в ней люди спокойные, работящие, но и весельем не гнушались. И вот однажды, ранней весной, когда уже совсем сошел снег, особо сильный и злой северный ветер принёс к берегам, на котором стояла деревня, корабли суровых норманнов. Были те воины велики ростом, широки в плечах, неистовы в бою, беспощадны к врагам, да охочие до чужого добра и женщин. Но не о них пойдет речь. Жили в той деревне помимо всех прочих два мужика. Работящих, вниманием женским не обделённых, но чудных характером. Первый был спокойным и рассудительным, второй горячим да на суд скорым. И так случилось, что не было их в деревне, когда нагрянули норманны; не вместе ездили, но каждый по своим делам в близлежащие селения отбыл. А когда вернулись, нашли свои дома, да и всю деревню в пепелищах: люди посечены, дома сожжены, скот да бабы угнаны. Опечалились мужики, да делать нечего. Решили уехать прочь, да новой жизни искать. Долго ль, коротко ль скитались они по округе, но нашли место для хутора: лес, речка да небольшое поле. Да только вот незадача, камней на поле было много. Но не испугало их это. Срубили себе дома, да принялись поле чистить. Но все б хорошо, да раздор про меж них вышел. Не захотел горячий, да на суд скорый мужик вместе с соседом работать, да поле общему быть. А захотел он межу поставить, да по совести и правде разделить землю. Пожал плечами спокойный и рассудительный, подумал, да и согласился. На том и порешили. Поставили межу, да вышло следующее: хороша была земля, - черна как уголья, жирна как парное молоко, да и камня не так много было. Одно досадовало. Было на каждом участке по гром-камню – валуну, что торчали поросшими мхом головами по пояс взрослому человеку, да и в обхвате – не обнять одному.
Спокойный да рассудительный, походил вокруг, почесал голову, да махнул на него рукой. Стал мелкие камни вывозить, да землю к посеву готовить.
Горячий да на суд скорый и так, и эдак ходи вокруг камня, да всё прикидывал, да судил, как бы его убрать. Уж больно много места занимает. На соседа, что принялся мелкие камни собирать, да на телегу класть, смотрел с весельем да сетовал, мол булыжник-то мешать будет: летом тень давать, а зимой сугроб на поле наметать. На что спокойный да рассудительный лишь плечами жал,да говорил, что придет лето, да покажет, а зима еще далеко.
Не по нраву пришелся ответ горячему да на суд скорому мужику. Обозлился он такому ответу, но пуще этого взяла его злоба на гром-камень. Схватился мужик за лопату, да давай откапывать со всех сторон старый валун. Долго ль, коротко ль копал он, да за то время сосед вывез все камни с поля, сложил с них колодец, распахал землю в обход своего гром-камня, да съездил в соседскую деревню и выменял на последние свои пожитки мешок зерна на посев.
Шло время. Каждый день углублял яму вокруг гром-камня горячий да на суд скорый мужик. Но конца и края не было проклятущему булыжнику; множилась злоба мужицкая, да не выходила она наружу с брагой хмельной да девками, а наоборот, придавала еще больше сил да желания камень проклятущий выкопать, да с поля изжить. А в то время у спокойного да рассудительного взошла пшеница. Дружно взошла, ибо ходил за ней мужик, сорняки полол, да кротов-сусликов изводил, как отец его учил.
Пуще прежнего озлобился горячий да на суд скорый мужик на соседа. И стал он копать еще больше да глубже и докопал-таки до основания гром-камня, ни дна ему ни покрышки. Обрадовался мужик, лицом просветлел, к соседу пошел радостью поделиться, брагой хмельной отпраздновать, да помощи испросить, да так и не успел. Пошли на следующий день дожди. И шли всю неделю без просвету, а когда закрылись небеса, обнаружил горячий да на суд скорый мужик, что затопило водой до краёв ту ямину, что трудов стольких ему стоила. И с новой силой взялся он за труд: ведрами черпал воду, да выносил её прочь. Но земля размокла от влаги, да оплыла, превратившись в грязь жидкую, для черпания непригодную. Озлобился мужик. Люто осерчал. Да решил он рыть канавы, дабы воду от ямины отвести, да и принялся он за труд сей тяжелый.
Долго ль, коротко ль рыл горячий да на суд скорый мужик, но вырыл он канавы, осушил яму, да вычерпал оплывшую землю. А поле спокойного и рассудительного соседа уже во всю зеленело. Пшеница была густа, сочна, да уж почти до пояса ростом. И смотрел на это горячий да на суд скорый мужик, да злобой давился: уж как хорошо его сосед устроился, - и земля-то у него родит на радость, и пшеница у него на загляденье, и сам чист, сыт да ухожен, на охоту ходит, зверя бьёт, да шкуры выделывает, вместо того, чтобы помогать. Бросил он лопату оземь, да так, что та покололась. И пошел к соседу злобу выместить, да топор по дороге прихватил.
Постучался он в дверь, резьбой изукрашенную. Открыл ему сосед, весь в чистом, с бородой ухоженной да спокойным голосом приглашает войти. Злоба клокотала в горячем да на суд скором мужике. Черная злоба на соседа, на ухоженность его, да на бороду чесанную, да на рубаху белую. И так его гнев обуял, глядя на всё это, что взмахнул он топором да разрубил спокойного и рассудительного мужика надвое. Переступил он через тело, да и вынес из дома все, что цену имело. Не отпустила его злоба лютая, ибо думал мужик, что правильно сделал, убив соседа, ведь считал, что уж всё-то у того слишком хорошо да складно выходило, да что только о себе мол и думал и помощи не предлагал, в тайне потешаясь над трудами тяжкими. Посмотрел горячий да на суд скорый мужик на пшеницу зелёную, да на свою межу яминами изрытую, плюнул в сердцах да в леса подался.
Долго ль, коротко ль промышлял он большой дорогой, один он был иль ватагу собрал, про то не ведомо. Но сказывают люди, будто видели его с цепью старосты в городе тамошнем, да мол ключ сей от города куплен был дарами богатыми, что по нраву пришлись купеческой братии, заправлявшей делами мирскими в том городе. И женился он на дочке купеческой. И прожил он до внуков и правнуков, да и помер в постели своей да на праздники.
А еще сказывают, будто вокруг злосчастного того гром-камня терновник вылез, да заполонил всю округу дебрями колючими да непролазными, но не посмел он через межу перекинутся, и растет там пшеница чудная да богатая. Но не трогают её местные, потому что считают, что коль раз растёт она без ухода людского, да с тернией рядом сама по себе, - знать бесы за ней ходят, да ждут покуда добрый человек позарится и на телеге убирать приедет, а они в снопах-то в деревню и переберутся и будут разор да болезни на всех наводить, да скот портить. Так и обходят все стороной тот хутор и по сей день.