Сказание о королеве Элеоноре и образовании государства Плантагенетов

Сказание о королеве Элеоноре и образовании государства
Плантагенетов.

Есть старинная английская баллада о королеве Элинор, известная у нас в переводе С.Я. Маршака:

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
QUEEN ELEANOR'S CONFESSION

The Queen's faen sick, and very, very sick,
Sick, and going to die,
And she's sent for twa friars of France,
To speak with her speedilie.

The King he said to the Earl Marischal,
To the Earl Marischal said he,
The Queen she wants twa friars frae France,
To speak with her presentlie.

Will ye put on a friar's coat.
And I 'll put on another,
And we 'll go in before the Queen,
Like friars both together.

"But O forbid," said the Earl Marischal,
"That I this deed should dee!
For it I beguile Eleanor our Queen,
She will gar hang me hie."

The King he turned him round about,
An angry man was he;
He's sworn by his sceptre and his sword
Earl Marischal should not die.

The King has put on a friar's coat,
Earl Marischal on another,
And they went in before the Queen,
Like friars both together.

"O if ye be twa friars of France,
Ye 're dearly welcome to me;
But if ye be twa London friars,
I will gar hang you hie."

"Twa friars of France, twa friars of France,
Twa friars of France are we,
And we vow we never spoke to a man
Till we spake to Your Majesty."

"The first great sin that eer I did,
And I 'll tell you it presentlie,
Earl Marischal got my maidenhead,
When coming oer the sea."

"That was a sin, and a very great sin,
But pardoned it may be;"
"All that with amendment," said Earl Marischal,
But a quacking heart had he.

"The next great sin that eer I did,
I 'll tell you it presentlie;
I carried a box seven years in my breast,
To poison King Henrie."

"O that was a sin, and a very great sin,
But pardoned it may be;"
"All that with amendement," said Earl Marischal,
But a quacking heart had he.

"The next great sin that eer I did,
I 'll tell you it presentlie;
I poisoned the Lady Rosamond,
And a very good woman was she.

"See ye not yon twa bonny boys,
As they play at the ba?
The eldest of them is Marischal's son,
And I love him best of a';
The youngest of them is Henrie's son,
And I love him none at a'.

"For he is headed like a bull, a bull,
He is backed like a boar;"
"Then by my sooth," King Henrie said,
"I love him the better therefor."

The King has cast off his friar's coat,
Put on a coat of gold;
The Queen she's turned her face about,
She could not's face behold.

The King then said to Earl Marischal,
To the Earl Marischal said he,
Were it not for my sceptre and sword,
Earl Marischal, ye should die.


~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

КОРОЛЕВА ЭЛИНОР

Королева Британии тяжко больна,
Дни и ночи ее сочтены.
И позвать исповедников просит она
Из родной, из французской страны.

Но пока из Парижа попов привезешь,
Королеве настанет конец…
И король посылает двенадцать вельмож
Лорда-маршала звать во дворец.

Он верхом прискакал к своему королю,
И колени склонить поспешил.
«О, король, я прощенья, прощенья молю,
Если в чем-нибудь согрешил!»

«Я клянусь тебе честью и троном своим,
Если ты виноват предо мной,
Из дворца моего ты уйдешь невредим
И прощенный вернешься домой.

Только плащ францисканца на плечи надень.
Я оденусь и сам , как монах.
Королеву Британии завтрашний день
Исповедовать будем в грехах!»

Рано утром король и лорд-маршал тайком
В королевскую церковь пошли.
И кадили вдвоем, и читали псалом,
Зажигая лампад фитили.

А потом повели их в покои дворца,
Где больная лежала в бреду.
С двух сторон подступили к ней два чернеца,
Торопливо крестясь на ходу.

«Вы из Франции оба, святые отцы?»-
Прошептала жена короля.
«Королева, - сказали в ответ чернецы –
«Мы сегодня сошли с корабля!»

«Если так, я покаюсь пред вами в грехах.
И верну себе мир и покой!»
«Кайся, кайся!» – печально ответил монах,
«Кайся, кайся!» - ответил другой.

«Я неверной женою была королю,
Это первый и тягостный грех.
Десять лет я любила и нынче люблю
Лорда-маршала больше, чем всех!

Но сегодня, о боже, покаюсь в грехах.
Ты пред смертью меня не покинь!»
«Кайся, кайся!» – сурово ответил монах,
А другой отозвался: «Аминь!»

Но сегодня, о боже, покаюсь в грехах.
Ты пред смертью меня не покинь!»
«Кайся, кайся!» – сурово ответил монах,
А другой отозвался: «Аминь!»

«Зимним вечером ровно три года назад
В этот кубок из хрусталя
Я украдкой за ужином всыпала яд,
Чтобы всласть напоить короля.

Но сегодня, о боже, покаюсь в грехах.
Ты пред смертью меня не покинь!» «Кайся, кайся!» – угрюмо ответил монах,
А другой отозвался: «Аминь!»

«Родила я в замужестве двух сыновей.
Старший принц и хорош, и пригож,
Ни лицом, ни умом, ни отвагой своей
На урода – отца не похож.

А другой мой малютка плешив, как отец,
Косоглаз, косолап, кривоног!..»
«Замолчи!» – закричал косоглазый чернец.
Видно, больше терпеть он не мог.

Отшвырнул он распятье, и, сбросивши с плеч
Францисканский суровый наряд,
Он предстал перед ней, опираясь на меч,
Весь в доспехах от шеи до пят.

А другому аббату он тихо сказал:
«Будь, отец, благодарен судьбе!
Если б клятвой себя я вчера не связал,
Ты бы нынче висел на столбе!»
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Действительно, была такая английская королева, но только то, что о ней рассказывается в балладе – в основном плоды народной фантазии. Я же собираюсь рассказать подлинную историю жизни этой замечательной дамы, хорошо известной историкам, так запутавшей отношения между Францией и Англией, что распутывали они их не одно столетие, прародительницы многих королевских династий в Европе.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Счастливое детство.

Начать эту историю можно, как сказку: «Давным-давно в далекой южной стране Аквитании, в своем дворце Умбриер, что значит «тенистый», жила юная прекрасная принцесса Элеонора…» Родилась она почти 900 лет назад, в 1122-ом году (хотя точная дата не сохранилась, может быть, на год или два раньше). Ее предками были герцоги Аквитанские, владевшие огромными землями на юго-западе Франции, примыкавшими к испанской границе и Атлантическому океану и составлявшими около четверти всей тогдашней французской территории. Гасконь, откуда был родом известный всем д’Артаньян, тоже входила в их владения, но д’Артаньян жил на 500 лет позже. Аквитанские герцоги формально были подданными короля Франции, но фактически чувствовали себя независимыми. Интересной фигурой был дед Элеоноры Гильом (Вильгельм) IX, герцог Аквитанский и граф Пуатье. О нем и теперь часто вспоминают во Франции на уроках литературы, поскольку он считается первым французским поэтом – трубадуром. Не то чтобы он на самом деле был первым, стихи сочиняли и до него, но он первый, чье имя сохранилось, и известны его стихи. Я не знаю, встречалась ли Элеонора со своим дедом, он умер, когда ей было 4 - 5 лет, но дух деда, дух роскоши, веселья, поэзии продолжал жить в герцогских дворцах в городах Бордо и Пуатье. Элеонора (или Алиенора, как ее часто называют) росла в городе Бордо; она с детства считалась красавицей, поэты посвящали ей стихи, называли «королевой двора любви» … Понятно, что при таком воспитании выросла довольно-таки самоуверенная и капризная принцесса, тем более, что по натуре она была не скромница и тихоня, а наоборот, что называется, «девушка с характером», бойкая и энергичная. Так спокойно и весело она жила в Бордо до 15-ти лет, но в 1137 году произошла череда событий, которые круто изменили ее судьбу.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Королева Франции.

Весной этого года ее отец, герцог Гильом X, отправился в паломничество в Испанию, в город Сант-Яго-Компостелло, который считается святым местом, потому что в нем, по преданию, находится могила святого апостола Иакова. Герцог Гильом собирался отпраздновать там Пасху, но по дороге он тяжело заболел и собрался отдать богу душу, хотя он был человек еще не старый, моложе 40 лет, красавец и богатырь, как и все мужчины из рода Аквитанских герцогов, отличавшийся отменным аппетитом (говорили, что пообедать он мог не то что за троих, а даже за восьмерых). Перед смертью он успел послать гонца к французскому королю Людовику VI, предлагая отдать дочь замуж за наследного принца, которого тоже звали Людовиком, и которому было в то время около 17-ти лет (возможно, такая договоренность существовала и раньше, но теперь нужно было поспешить). Кстати, принц Людовик приходился правнуком королеве Франции Анне Ярославне, дочери русского князя Ярослава Мудрого, и сестре норвежской королевы Елизаветы, супруги Гаральда Гардрада. Король Людовик, по прозвищу «Толстый», в то время и сам лежал тяжело больной, но он приказал срочно собирать сына в дорогу – ехать к невесте в Бордо. Чтобы понять, что значил для него этот брак, нужно знать, что в те времена король не правил Францией так, как это обычно понимается, и как правил его далекий потомок Людовик XIV в мушкетерские времена. Единственно, чем правил Людовик Толстый, - это своими собственными владениями (королевским доменом) – небольшой областью вокруг Парижа и Орлеана, да и то ему пришлось всю жизнь воевать, чтобы заставить подчиниться хотя бы своих собственных баронов. А такие крупные властители, как графы Анжуйский и Шампанский, герцоги Аквитанский и Нормандский, хотя и давали королю феодальную клятву верности, подчинялись только тогда, когда им было это выгодно, а если нет, то могли и затеять войну с королем. Теперь же наследный принц должен был жениться на богатейшей невесте, которая оставалась наследницей всех владений своих предков, поскольку братьев у нее не было. Сам он при этом становился герцогом Аквитанским только как муж своей жены, но когда у них родится сын (если родится), он станет уже полноправным наследником отца и матери, и королевский домен возрастет во много раз. Как говорит пословица, «человек предполагает, а Бог располагает»; все получилось совсем не так, как задумывалось. Но это в будущем, а пока что принц отправился в дорогу в сопровождении большого рыцарского эскорта, не менее 500 человек, везли немалые богатства в подарок невесте, чтобы не ударить в грязь лицом перед гордыми южанами; принца сопровождали также двоюродный брат короля Рауль, граф Вермандуа, и отец Сугерий, настоятель аббатства Сен-Дени и первый советник короля. Король особо позаботился, чтобы всему этому войску было назначено жалование на время похода, и издал приказ, чтобы по дороге они грабежами не занимались и народ не обижали!
В Бордо состоялось венчание и свадебные пиры, потом, по дороге в Париж, пировали еще в Пуатье, второй (а может быть, и первой) столице герцогов Аквитанских. И здесь гонец из Парижа сообщил, что умер и король Людовик VI. Так, не успев выйти из-за свадебного стола, молодые стали королями Франции. Элеонора быстро взяла мужа себе под каблучок, это облегчалось тем, что Людовик любил свою красавицу, а она его – не очень, говорила порой, что он не король, а монах какой-то. Действительно, человеком он был сильно религиозным, с характером слабым и нерешительным. Не ему бы царствовать, да он и не собирался сначала. У него был старший брат, который и должен был занять престол, но с ним случилось несчастье. Он проезжал верхом по улице Парижа, когда под ноги его коню бросилась «дьявольская свинья», по выражению аббата Сугерия, конь упал и придавил мальчика так сильно, что принц на следующий день умер. Так порой свиньи решают судьбы людей и даже государств. Людовик в то время учился в Сен-Дени у аббата Сугерия, готовясь к духовной карьере, но ему пришлось срочно возвращаться в Париж и учиться управлять государством, что не очень хорошо у него получалось.
Париж в те годы был городом скорее провинциальным по сравнению с богатыми, роскошными и веселыми городами юга; Элеонора там скучала и развлекалась, как могла, как привыкла у себя дома. Из-за этого она поссорилась со своей свекровью, которой поведение снохи казалось развязным до неприличия. Кроме того, когда мужчина слаб характером, им обязательно хочет кто-то командовать, либо мать, либо молодая жена. В этом случае жена победила, свекрови пришлось уехать из Парижа.
Молодым супругам можно было бы особенно не заботиться об управлении государством, у них был аббат Сугерий, старый советник предыдущего короля, человек умный, который и в государственных делах хорошо разбирался, и был неплохим писателем (он написал историю царствования короля Людовика Толстого), и много занимался строительством и украшением монастыря Сен-Дени, стремясь превратить его в главный религиозный центр Франции. Но Элеоноре не нравилось, зачем он вмешивается в дела, когда она и сама умная. Особенно отношения обострились после мятежа в ее собственных владениях, в городе Пуатье. Это был даже и не совсем мятеж, просто горожане потребовали самоуправления. В то время самоуправление уже существовало в некоторых городах, но в большинстве еще нет. Элеонора восприняла это требование, как личное оскорбление, явилась к городу с войском (и с королем, конечно); хотя горожане особенно и не сопротивлялась, последовала суровая расправа. Я не знаю, казнили кого-нибудь или нет, но посадили многих, взяли большие штрафы, Элеонора потребовала также, чтобы дали заложников. Это было уже чересчур, приехал отец Сугерий и как-то уладил это дело, вот только после этого его перестали приглашать на королевские советы, пришлось ему заниматься только делами своего аббатства.
Вскоре после этого Элеонора предъявила свои династические права на Тулузу, большой и процветавший город на юге Франции, которые она имела через свою бабку, жену Гильома - трубадура. Она явилась туда вместе с королем и войском, но в Тулузе прекрасно и без нее обошлись, их даже в город не пустили. На обратном пути они привезли из Бордо в Париж такое сокровище, как младшую сестру Элеоноры Петрониллу. Эта девица была, видимо, такая же бойкая и красивая, как и старшая сестра; в Париже она вскоре отличилась – охмурила двоюродного дядю молодого короля Рауля Вермандуа, того самого, который сопровождал его в свадебной поездке. (Кстати, этот король Людовик VII действительно получил прозвище “Молодой”, которое оставалось с ним до самой смерти, а умер он в возрасте около 60 лет). Граф Рауль занимал важную должность сенешаля Франции (что-то вроде Верховного судьи и заместителя короля, когда тот отсутствует); по возрасту он Петронилле вполне в отцы годился, к тому же он был женат на даме из влиятельного семейства графов Шампанских (впрочем, детей у них, кажется, не было). Но граф добился развода под предлогом близкого родства со своей старой супругой, на что потребовалось разрешение нескольких архиепископов; бывшая жена уехала к себе на родину.
Граф Шампанский обиделся за свою племянницу и пожаловался Римскому Папе, тот прислал своего легата, который отлучил от церкви и «молодых», и тех архиепископов, которые их разводили и венчали, а заодно и короля. С королем у Папы был конфликт из-за того, что король, превысив свои права, своей волей назначил нового архиепископа города Буржа, а когда прибыл назначенец Папы, его и в город не пустили. Для богобоязненного короля это поступок какой-то неестественный, скорее здесь чувствуется рука Элеоноры. У нее это наследственное, ее дед – трубадур ссорился с церковью не только из-за своих любовных похождений, но и из-за того, что любил сам назначать епископов в своих владениях, да и отец замахивался мечом на тогдашнего святого старца Бернара Клервосского, когда тот его за что-то публично осуждал.
Граф Шампанский на этом не успокоился, он начал войну против графа Вермандуа, благо их владения находились по соседству, и между ними были еще какие-то старые счеты. В эту войну вмешался король на стороне своего дяди, началась довольно обычная для того времени феодальная война короля со своим подданным. Но во время этой войны случилось очень неприятное происшествие – королевские войска штурмовали городок Витри, километрах в 200 к востоку от Парижа; население укрылось от войны в местном соборе; солдаты подожгли город, огонь перекинулся на собор, и все, кто там находился, а это больше 1000 человек, почти все население небольшого городка, разом погибли. Все это произошло на глазах короля и королевы, которые наблюдали за боем с ближайшего холма. Элеонора, кажется, переживала не очень, но на короля это произвело тяжелое впечатление, он посчитал, что это большой грех на его душе. Людовик начал понимать, что жена втягивает его в очень уж неблаговидные дела; после этого случая между супругами, пожалуй, впервые пробежала черная кошка.
У них была еще одна семейная проблема – у Элеоноры долго не было детей, первая дочь, Мария, родилась только на восьмом году после свадьбы. А королю обязательно нужен был сын, чтобы было кому оставить корону и свои владения, женщин же, как наследниц престола, во Франции не признавали никогда. Супруги обращались по этому поводу к святому старцу Бернару Клервосскому, который не стеснялся резать правду-матку в глаза хотя бы и королям. Ответил он примерно так: «Грешить надо меньше, тогда и детей Бог даст».


~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Крестовый поход.

И тут королю очень захотелось отправиться в паломничество в Святую землю, или, что то же самое, в крестовый поход. В то время новый большой крестовый поход уже назревал в Европе, и, конечно, не потому, что королю Людовику очень хотелось покаяться. Прошло 50 лет со времени первого похода, в результате которого крестоносцы овладели Иерусалимом и основали Иерусалимское королевство, а также княжество Антиохийское и графства Эдесское и Триполийское. И вот теперь крестоносцы потерпели серьезное поражение – сарацины разгромили и захватили самое северное из их владений, графство Эдесское; чтобы поддержать своих, и задумывался новый крестовый поход. Французского короля уговаривать было не нужно, но германский император Конрад был слишком занят своими внутренними делами и не хотел ввязываться в это предприятие. Тогда, по поручению Папы, в Германию поехал старец Бернар и на съезде германских князей произнес пламенную речь с призывом к походу, которая вызвала большой энтузиазм присутствующих, так что и Конрад не смог отказаться.
Элеоноре и другим знатным «прекрасным дамам» тоже очень захотелось идти в поход. Дамы были настроены романтически, они начитались рыцарских романов, наслушались трубадурских стихов и пожелали воплотить эту литературщину в жизнь. Они представляли себе, как рыцари в походе будут совершать подвиги в их честь, а они будут поощрять и награждать своих героев. Дамы и сами были не прочь при случае порубить сарацин, они нашли себе тренера, щеголя и дамского угодника по прозвищу «дама с золотыми ножками», потому что он любил покрасоваться в золоченых сапогах. Дамы сшили себе «военную форму», выезжали тренироваться в бою на копьях и мечах; впрочем, никаких военных подвигов ни они, ни их тренер в дальнейшем не совершили.
Весной 1147-го года армии двинулись в поход, сначала через Европу, вниз по Дунаю, к Константинополю; впереди шла германская армия, а вслед за ней – французская. Ожидания были очень большие. Так уж случилось, что в первом крестовом походе не участвовал ни один король, теперь же во главе своих армий шли два самых сильных короля Европы, думалось, что «теперь-то мы этим сарацинам покажем!» Знатные дамы, увязавшиеся за войском, и в походе не хотели отказываться от привычных удобств, они прихватили с собой роскошные шатры, посуду, платья, а также целый штат разной обслуги, в основном женского пола. Армия была обременена тяжелыми обозами; большое количество молодых женщин сильно отвлекало рыцарей от благочестивых размышлений, приличествующих крестоносцам. Кроме того, с армией шло множество невооруженных паломников, в основном бедноты.
Когда французское войско добралось, наконец, до Константинополя, немецкая армия ушла уже вперед, пробиваться на восток через турецкую территорию. Король Людовик и Элеонора были приняты при императорском дворе. Императором в то время был Мануил Комнин, человек еще молодой (ему меньше 30 лет было), рыцарственный, склонный перенимать некоторые западноевропейские обычаи вроде состязаний поэтов и рыцарских турниров. Незадолго перед этим он женился на девушке из знатного германского семейства, свояченице германского императора Конрада, Берте фон Зульцбах, которая в православном крещении получила имя Ирина. Элеонора не упустила возможности поблистать при императорском дворе, пофлиртовать с императором и его окружением.
Прочие же участники похода были приняты в Константинополе не столь хорошо; греки считали европейских рыцарей грязными и грубыми варварами; рыцари, в свою очередь, называли византийцев еретиками, удивлялись и завидовали их богатству. Именно во время этого похода произошел случай, когда крестоносец с севера, из Фландрии или Голландии, пришел на улицу, где торговали золотом и ювелирными изделиями. На столах у менял лежали груды золотых монет, в лавках блестели украшения. Это зрелище так потрясло молодца, что он, видимо, свихнулся, закричал что-то вроде «Открывай базар!» и начал сгребать золото себе в сумку. Поднялась суматоха, стража схватила буяна, и король приказал его казнить. Чтобы спровадить крестоносцев из города, византийцы начали распространять слухи о больших успехах немецкого войска.
Французская армия выступила, наконец, в дальнейший поход, но как только они переправились через пролив, встретили остатки разбитой и отступающей немецкой армии. Оказалось, что немцы потерпели поражение в средней части Турции , несколько западнее Анкары, там, где большую победу над турками – сарацинами одержали воины Первого крестового похода, а через несколько лет после этого одна за другой были разгромлены три армии крестоносцев так называемого Первого Арьергардного похода, одной из которых командовал дед Элеоноры Гильом – Трубадур, герцог Аквитанский. Очень вероятно, что здесь Элеонора познакомилась с другим знаменитым историческим персонажем того времени, будущим германским императором и полководцем Фридрихом Барбароссой. В то время он был молодым рыцарем в войске своего дяди императора Конрада, по возрасту он был ровесником Элеоноры (или года на три младше), и прозвище «Барбаросса» (по-итальянски «рыжебородый») он получил позже, когда приехал в Италию короноваться императорской короной.
Разочарованные своей неудачей немцы подумывали уже вообще вернуться домой, но потом все же немецкий отряд под командованием Конрада прибыл в Палестину морским путем. Французы не решились идти по пути немцев на восток, а пошли на юг, вдоль побережья Средиземного моря, примерно к тому месту, где находится известный ныне курортный город Анталья. Территория, через которую они шли, была в то время тоже занята турками, но на побережье еще оставались византийские портовые города. Пробиваться приходилось с боями, однако поначалу поход проходил удачно для французов. Неприятность случилась, когда пришлось переходить через горы, чтобы выйти к побережью. Авангард армии ушел вперед и вместо того, чтобы ожидать остальных на перевале, как было условлено, спустился вниз, в открывшуюся впереди красивую долину, говорят, по просьбе Элеоноры и других «прекрасных дам». На оставшуюся же часть войска, которой командовал король, и где находился тяжелый обоз и множество невооруженных паломников, набросились большими силами сарацины, и снизу, и сверху, с оставшегося без охраны перевала. Король хорошо проявил себя в этом бою: он умело организовал защиту обоза и паломников, сам сражался, как воин. На какое-то время в горячке боя он остался один, забрался на невысокую скалу, и держась одной рукой за дерево, с мечом в другой руке отбивался от наседающих сарацин. На его счастье, его не узнали – он был без всяких знаков королевского достоинства, в простой кольчуге; уже смеркалось, и сарацины отступили, а тут и помощь подоспела. Но потери армии были тяжелые, несколько тысяч человек только убитыми.
Когда французы вышли к побережью, они договорились с византийцами, что те переправят армию морем в Антиохию, где находилось одно из государств крестоносцев, Антиохийское княжество. Византийцы выполнили свое обещание только частично: переправили рыцарскую часть войска, но пехоту и паломников оставили без всякой помощи, закрыв перед ними ворота города. Те попытались добраться до Палестины самостоятельно, вдоль морского побережья, но участь их была печальной: большинство погибло от голода, болезней и турецких сабель, остальные попали в плен.
В настоящее время Антиохия - это небольшой городок Антакья на территории Турции, недалеко от сирийской границы, но в то время, о котором я рассказываю, это был большой и богатый, сильно укрепленный старинный город на реке Оронт, километрах в 20 от моря. Основан он был в 300-ом году до новой эры полководцем Александра Македонского Селевком, который после смерти Александра удачно отхватил один из самых больших кусков его наследства. Во время первого крестового похода крестоносцы долго осаждали эту крепость, а захватив ее, тут же попали в окружение большой сарацинской армии. Но, проявив немалое мужество и сплоченность, крестоносцы в решительной вылазке разгромили противника, а город и окружающая территория после долгих споров оказались под управлением главного героя этих сражений Боэмунда Тарентского, из сицилийских норманнов. ( В середине 11-го века, примерно в те же годы, когда Вильгельм – Завоеватель захватил Англию, выходцы из французской Нормандии создали из осколков разных владений свое государство в южной Италии и Сицилии, Боэмунд был сыном одного из основателей этого государства.)
Через несколько десятилетий умер антиохийский князь Боэмунд II, сын первого Боэмунда, оставив юную дочь Констанцию и вдову Алису, которая и продолжала фактически править княжеством. Однако то, как она правила, решительно не нравилось Иерусалимскому королю, который считался главным среди государств крестоносцев. Алиса ссорилась с Византией в то время, когда Иерусалим старался поддерживать с ней хорошие отношения, и даже самостоятельно устанавливала какие-то политические союзы с врагами – сарацинами. Поэтому в Иерусалиме была задумана некоторая политическая комбинация, которая предполагала выдать Констанцию замуж за подходящего человека, который бы и правил тогда Антиохией. Алиса же, как женщина властолюбивая, предпочитала править сама и дочку замуж выдавать не спешила. В то время в Иерусалиме королем был Фульк Молодой, бывший анжуйский граф, который, женив своего сына Жоффруа на дочери английского короля Генриха I Матильде, отбыл в Палестину, и там, удачно женившись, стал королем. Фульк выбрал кандидатом в женихи представителя хорошо ему известного семейства герцогов Аквитанских Раймунда Пуатье. Этот Раймунд приходился Элеоноре родным дядей, младшим братом ее отца; человек он был еще молодой, всего лет на восемь старше своей племянницы. Они вместе росли в Бордо, затем незадолго до того, как Элеонора вышла замуж, он уехал в Англию на службу к королю Генриху I (как младший брат, он не получил большого наследства и должен был сам пробивать себе дорогу в жизни). Из Англии он был приглашен в Палестину на роль жениха Констанции. Приехал он, не разглашая своих целей, поселился на какое-то время около Антиохии как паломник или торговец, но Алисе намекнули, что прибыл из Европы молодой рыцарь, который непрочь бы на ней жениться. Нестарая еще вдовица размечталась, расчувствовалась, пригласила Раймунда к своему двору. А потом ей понадобилось на какое-то время уехать из города , и тут она узнала, что свадьба уже состоялась, только не с ней, а с ее дочкой (патриарх, который венчал молодых, тоже участвовал в заговоре). Алиса была в ярости, но ничего сделать уже не могла, дорогую тещу даже в город обратно не пустили, пришлось ей уехать в Иерусалим.
Вот к этому-то дяде и прибыла Элеонора вместе с королем и войском. Встреча после долгой разлуки была очень радостной. Антиохийский княжеский двор был устроен не менее роскошно, чем в Бордо; Элеонора, уставшая после долгого пути, от всей души предалась забавам и веселью. Король решительно не понимал свою супругу, ведь они пришли сюда не развлекаться, а для такого важного и серьезного дела, как поклонение святым местам. Раймунд тем временем вел переговоры с королем, чтобы совместно идти воевать с главным в то время врагом крестоносцев Нур-эд-Дином, правителем Алеппо и Мосула, владения которого находились по соседству с Антиохией. Но король отказался, он считал, что должен сначала помолиться в Иерусалиме, а потом уже думать о войне. Когда же Раймунд попытался использовать Элеонору, чтобы та повлияла на короля, это привело к прямо противоположному результату. Король устроил супруге скандал, он обвинил ее в супружеской измене с дядей и чуть ли не силой увез в Иерусалим. Зашли ли так далеко нежные отношения Элеоноры с дядей, за давностью лет трудно сказать, но упорные слухи говорили, что «все было», тем более, что и в походе Элеонора вела себя, мягко говоря, чересчур раскованно.
Поклонившись святым местам в Иерусалиме и исполнив таким образом свою главную мечту, Людовик принял участие в совещании, на котором присутствовали также император Конрад и молодой иерусалимский король Балдуин III (прежний король Фульк, отец Балдуина, погиб за несколько лет до этого, упав с лошади на охоте). Было принято решение идти войной на Дамаск, нынешнюю столицу Сирии, а тогда он тоже был столицей отдельного государства, где правила одна из турецких династий. Историки считают это решение грубой ошибкой: для только что пришедших из Европы крестоносцев все мусульмане одинаково считались врагами, но те, кто жил в Палестине уже десятилетиями, должны были понимать, что «восток – дело тонкое», и именно правитель Дамаска склонялся к союзу с Иерусалимом, потому что он больше опасался длинных рук Нур-эд-Дина. Но, видимо, победила жадность и желание расширить свои владения за счет соседа. Объединенное войско крестоносцев выступило в поход, но все, чего они достигли – это разорили окрестности Дамаска, а когда они узнали, что приближается большая армия Нур-эд-Дина, им пришлось срочно убраться восвояси. После этого, огорченные очевидной неудачей, отправились по домам сначала Конрад, а потом и Людовик с Элеонорой.
На обратном пути не обошлось без приключений. Супруги возвращались домой на кораблях сицилийских норманнов, причем на разных кораблях (видимо, ссора зашла так далеко, что они предпочитали пореже видеть друг друга). В то время норманны воевали с Византией, и если король благополучно прибыл в южную Италию, то корабль Элеоноры захватили византийские пираты (такие, которых в последующие века звали корсарами, т.е. действующие от имени государства). Потом норманны отбили корабль с пленниками, но король две недели ждал свою жену, ничего не зная о ее судьбе. Супруги поехали по Италии к северу; ехали медленно; Элеонора заболела, хотя всю жизнь она отличалась великолепным здоровьем. Видимо, как раз в это время до нее дошла весть о том, что погиб в бою с Нур-эд-Дином любимый дядя Раймунд. Вот как о нем отозвался его враг, один из мусульманских писателей: «Этот проклятый человек был одним из храбрейших франков, который прославился своей отвагой, необыкновенной силой, хитростью и высоким ростом; к тому же всем было известно о его властности, стремительности действий и склонности творить зло». Нур-эд-Дин приказал отправить его голову багдадскому халифу, чтобы похвастать своими успехами в борьбе с неверными.
В своей резиденции в Тускуле, неподалеку от Рима, супругов принял Римский Папа Евгений III. Рим в то время был под властью мятежников во главе с монахом Арнольдом Брешианским, бывшим парижским студентом - богословом; предшественник Евгения Луций II, который попытался подавить мятеж с мечом в руке, погиб, получив камнем по голове. Еще через несколько лет, после смерти императора Конрада, Фридрих Барбаросса, получив корону германского короля, явился с войском в Италию за императорской короной и навел там свои порядки. Он подавил мятеж в Риме, вернув туда Папу, но уже другого – Адриана IV.
Папа сочувственно расспрашивал о событиях и несчастьях крестового похода, мирил супругов и даже уложил их в знак примирения в супружескую постель. Наверно, и святой воды там было вылито немало; эти героические меры отчасти помогли – вернувшись в Париж, Элеонора в положенное время родила, но опять девочку Алису, которая потом стала графиней Блуа. Тут уже речь всерьез пошла о разводе, которого желали, по-видимому, обе стороны. Но просто по желанию церковный брак расторгнуть нельзя, нужен благовидный предлог, которым стало якобы близкое родство между супругами. Эта дорожка была уже протоптана не так давно, когда граф Рауль Вермандуа разводился со своей супругой, чтобы жениться на сестре Элеоноры. Но между Людовиком и Элеонорой близкого родства на самом деле не было: когда-то основатель династии Капетингов Гуго Капет был женат на аквитанской принцессе, которую тоже звали Элеонорой, но с тех пор прошло шесть или семь поколений, в таком-то родстве находилась вся европейская верхушка от Киевской Руси до Португалии. Этот вопрос обсуждался и при встрече с Папой Римским; Папа сказал, что с точки зрения церкви он не видит препятствий для супружества.
Аббат Сугерий тоже отговаривал Людовика от развода, считая, что ради Аквитании можно и потерпеть неверность супруги, и надежда на рождение сына еще не потеряна. Аббат Сугерий фактически правил Францией, пока Людовик ходил в поход, и правил успешно, так что король дал ему звание «Отца нации». В свое время Сугерий не советовал Людовику идти в крестовый поход, но теперь его самого обуял воинственный дух, и он начал активную агитацию за новый поход, но вскоре умер.
Вскоре после возвращения короля в Париж к нему прибыл анжуйский граф Жоффруа со своим молодым сыном Генрихом (тому было около 17 лет). Жоффруа незадолго до того захватил принадлежащий королю замок и взял в плен его защитников. Это было грубым нарушением правила, по которому имущество и владения крестоносца находятся под защитой церкви и не должны подвергаться каким-либо покушениям до его возвращения. Жоффруа поначалу хорохорился и не хотел возвращать замок и пленных иначе как за большой выкуп, но потом вдруг согласился на все требования короля; молодой Генрих принес королю феодальную клятву верности за Нормандское герцогство, которое он получил от матери Матильды. Ходили слухи, что такому примирению графа Жоффруа с королем поспособствовала Элеонора, и было тут не без греха. Генрих тоже числился среди поклонников Элеоноры, но его по молодости лет никто всерьез не воспринимал, тем более, что Элеоноре в это время было уже под тридцать. Примерно через год граф Жоффруа внезапно умер, похоже, простудившись после купанья, и Генрих стал графом анжуйским.
В марте 1152 г. церковный собор развел Элеонору с королем; причем все ее наследственные аквитанские владения остались при ней. Она тут же уехала из Парижа; по дороге ее дважды пытались захватить в плен, вероятно, чтобы насильно на ней жениться, или, по крайней мере, получить с нее большой выкуп, но Элеоноре удалось благополучно улизнуть от своих преследователей и прибыть в свои владения, в г. Пуатье. Вскоре туда прибыл молодой анжуйский граф Генрих, и уже в мае они обвенчались, к величайшему негодованию, и вероятно, к ужасу короля. Элеонора как разведенная «соломенная вдова» по феодальным правилам находилась под покровительством короля и могла выйти замуж только с его разрешения; Людовик, вероятно, полагал, что бывшая супруга будет тихо страдать, лишившись королевского титула. Для опасений у короля тоже были немалые основания: «молодые», объединив свои владения, оказались хозяевами всей западной половины Франции; только самое западное герцогство Бретань поначалу было само по себе, но позже Генрих и на него наложил свою лапу. Король попытался было наказать ослушников, вторгнувшись во владения Генриха в Нормандии, но Генрих, хотя и молодой, но имевший уже некоторый военный опыт, быстро отбил его наскоки; король, как человек нерешительный, особенно и не настаивал.
Генрих был на 11 лет младше своей супруги, но он всегда казался старше своего возраста; еще до женитьбы имел двух незаконных сыновей. Он, может быть, не был красавцем, но и уродом его тоже никак нельзя назвать. Его описывают как человека среднего роста, но крепкого телосложения, с бычьей шеей и буйной рыжеватой шевелюрой. Он был очень подвижным и энергичным, для того времени хорошо образованным, большим любителем поэзии, как и его супруга.
Теперь Генрих имел достаточно сил и средств, чтобы всерьез претендовать на престол Англии, права на который он имел, как правнук Вильгельма – Завоевателя со стороны своей матери Матильды. В то время королем Англии был уже пожилой Стефан, внук Вильгельма, у которого были сыновья, которые тоже могли бы считаться наследниками. Но у старшего сына Евстафия были какие-то проблемы, из-за чего архиепископ Кентерберийский Теобальд не хотел его короновать; к тому же он вскоре погиб, облегчив задачу для Генриха. Младший же сын был незаконнорожденным, к тому же нечестолюбивым, и на корону не претендовал. На следующий год после женитьбы Генрих высадился с войском в Англии, повоевал там несколько месяцев, но к осени, при посредничестве архиепископа Теобальда, удалось договориться с королем Стефаном, что тот царствует, пока жив, а потом передает корону Генриху. Так и случилось через год, и осенью 1154-го года, пробившись через осенние шторма, Генрих высадился в Англии и взял власть в свои руки. Таким образом Элеонора, побыв 15 лет французской королевой, теперь стала королевой английской, и была она английской королевой еще 50 лет.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Королева Англии.

Говорят, что брак между Генрихом и Элеонорой был браком по расчету. Это правильно, конечно, но, наверно, была и любовь, несмотря на разницу в возрасте и несколько подмоченную репутацию королевы. Во всяком случае, плоды этой любви не замедлили появиться на свет. Если в первом браке Элеонора за 15 лет родила всего двух девочек, то теперь за следующие 15 лет она родила еще восьмерых – пятерых мальчиков и еще трех девочек. Ее первенец Вильгельм умер в возрасте двух или трех лет, но остальные дети прожили достаточно долго, чтобы успеть отметиться в истории. Вслед за Вильгельмом у нее родились Генрих, Матильда, Ричард (тот самый знаменитый рыцарь и король Ричард Львиное Сердце), Жоффруа, затем еще две дочери – Элеонора и Жанна (Иоанна), и наконец, в возрасте около 45 лет Элеонора родила своего последнего сына, который известен как Иоанн Безземельный, или английский король Джон. (Заметим, что когда в балладе говорится о двух сыновьях Элеоноры, то имеются в виду, очевидно, самые знаменитые – Ричард и Джон.)
Генрих имел прозвище «Плантагенет», перешедшее к нему от отца; тот любил украшать свою охотничью шляпу веточкой растения, которое называлось «Planta Genesta”, по-русски этот кустарник называется дрок. От этого прозвища вся королевская династия стала называться династией Плантагенетов.
В Англии Генрих был суверенным королем, но во всех своих французских владениях и он, и Элеонора, и их потомки по-прежнему считались вассалами короля Франции, хотя фактически они обычно мало с этим считались.
Король Генрих правил своим обширным королевством, почти не слезая с коня. Он носился из конца в конец своего обширного государства, лично решая все дела, вникая во все проблемы, не обращая внимания на свою грязную и потрепанную одежду, на то, что в пути приходится ночевать где попало и питаться, чем придется. Один из его придворных так отзывался об этих путешествиях: «Если государь говорил, что мы выезжаем рано утром в такой-то город, можно было не сомневаться, что в назначенный день он проспит до полудня. Если он оповещал всех о том, что намерен несколько дней провести в Оксфорде или где-нибудь еще, будьте уверены – назавтра с рассветом он тронется в путь.»
Король нашел себе очень ценного помощника, которого звали Томас Бекет; он был назначен на должность канцлера, т.е. начальника королевской канцелярии. Этот человек, который был лет на 15 старше Генриха, перешел к королю от архиепископа Кентерберийского Теобальда, он участвовал еще в тех переговорах, которые Генрих вел с королем Стефаном. Томас был сыном богатого лондонского купца, но выбрал духовную карьеру. Он учился в Оксфорде, там способного студента приметил архиепископ Теобальд и послал его учиться за границу, в Париж и Болонью, затем Томас стал помощником Теобальда.
Рассказывают очень романтическую историю о родителях Томаса (хотя трудно поручиться за ее достоверность). Отец Томаса в молодости оказался в Палестине (вероятно, как участник Первого крестового похода), попал там в плен, и пока ждал выкупа, служил домашним рабом у богатого арабского купца. Там в него безумно влюбилась дочка хозяина, и когда молодой человек вернулся домой, девушка, прихватив у папы из казны, кинулась искать своего любимого. Она не знала, конечно, никаких европейских языков, знала только имя своего друга, и что он живет в Лондоне, но ей удалось-таки добраться до Лондона, и там она прямо на улице встретила своего возлюбленного.
Бекет перестроил работу канцелярии; раньше при короле состояли всего два-три писаря, теперь же Бекет собрал около 50 чиновников - клерков, которые собирали и обрабатывали сведения со всего обширного государства и представляли доклады королю, что служило хорошим дополнением к его личным инспекционным поездкам. (Заметим, кстати, что слово «клерк» обозначало в те времена именно лиц духовного сословия.) Конечно, по масштабам теперешней бюрократии это ничтожно мало, но в те времена в Европе ничего подобного еще не было. Когда архиепископ Теобальд передавал Бекета королю, он рассчитывал, что его бывший помощник станет его «агентом влияния» при короле, но он ошибся – теперь Бекет стал верным слугой короля, и в конфликтах с церковью, которые иногда возникали, всегда играл на стороне короля.
Бекет был любителем роскошно пожить, вкусно пообедать, шикарно одеться, в отличие от короля, который безразлично относился к бытовым удобствам. Ходил такой анекдот, может быть, основанный на реальном случае. Едут король со своим канцлером по Лондону холодным зимним вечером; король в обычном задрипанном виде, Бекет в роскошной шубе; рассуждают о благе народном. Вдруг навстречу им голодный и озябший нищий. Король говорит, что это и было бы благом, если бы Бекет отдал нищему свою шубу, на что тот возразил, что это так же нелепо, как приставить ворота Кентерберийского аббатства к публичному дому. Не слушая никаких возражений, король силой содрал с него шубу и бросил ее нищему. Неизвестно, пошла ли эта шуба на пользу нищему, но Бекету король послал на следующий день в подарок другую шубу, не менее роскошную.
Через несколько лет после прихода к власти Генрих захотел помириться с королем Людовиком. За это время Людовик успел два раза жениться - сначала на испанской (кастильской) принцессе Констанции, которая родила ему дочь Маргариту, а после ее ранней смерти - на Адели Шампанской, родившей свою первую дочь Аделаиду (Алису); этих дочерей, еще малолетних, Генрих хотел сосватать за своих старших сыновей – Генриха и Ричарда, с задней мыслью о судьбе французского королевства. Ведь Людовик по-прежнему не имел сына – наследника престола; старших дочерей (от Элеоноры) он сосватал за сыновей Шампанского графа Тибо, того самого, с которым он воевал, прежде чем уйти в крестовый поход. Могло так случиться, что на престол будут претендовать мужья принцесс; Генрих хотел, чтобы его сыновья были в числе претендентов (в Иерусалимском королевстве, например, часто так бывало, что королем становился тот, кто женился на вдове или дочери предыдущего короля). В Париж поехало блестящее посольство во главе с Томасом Бекетом, который так очаровал короля Людовика, что тот согласился на все предложения, оговорив только, чтобы воспитателем и учителем принцесс был сам Бекет, и чтобы Элеонора в этом участия не принимала и вообще держалась подальше. В те времена было принято, чтобы малолетние, но уже обрученные принцессы воспитывались в семье будущего мужа, обычно тоже малолетнего.
Элеонора в эти годы, несмотря на многочисленные роды, вела активный образ жизни, много ездила по стране, принимала участие в управлении государством, особенно в своих владениях. Однако теперь уже нельзя сказать, что она правила страной из-за спины своего мужа, с Генрихом это никак не могло пройти, он сам был королем с авторитарными замашками; за женой он тоже присматривал, посылая в ее владения своих придворных, уполномоченных в случае чего и отменять приказы королевы.
Генрих стремился получить также контроль над церковью, которая обладала большой независимостью и имела большие права, которыми нередко злоупотребляла. Короля сильно раздражало право церкви давать убежище людям, преследуемым государственной властью, особенно если они принадлежали к духовному сословию; в пику королю убежище иногда давали и явным преступникам, убийцам и грабителям. Были и финансовые проблемы – король претендовал на то, чтобы церковные налоги с тех областей, где почему-то отсутствует епископ, шли в королевскую казну, а это были немалые деньги. Благоприятный случай, как показалось королю, представился, когда умер Кентерберийский архиепископ Теобальд, по традиции глава английской католической церкви. Генрих задумал протолкнуть на это место своего верного слугу и, можно сказать, друга (если у короля вообще могут быть друзья, а не только подданные), канцлера Томаса Бекета. Бекет, конечно, принадлежал к духовному сословию, но в церковной иерархии он занимал очень незначительное место, так что королю пришлось приложить большие усилия, чтобы преодолеть сопротивление церковников, да и самого Бекета. Генрих добился своего, но уже вскоре ему пришлось убедиться, что он крупно дал маху, не поняв характера Бекета, как это раньше сделал архиепископ Теобальд. Бекет мог служить только одному хозяину: на посту канцлера он честно служил королю, теперь же он служил Богу и церкви так, как он это понимал, даже если это шло вразрез с интересами короля. Он совершенно изменил свой образ жизни, взамен прежней роскоши он стал аскетом, носил черную длинную рясу из грубой ткани, а под ней – власяницу, постоянно постился, роздал бедным свое имущество.
Вскоре после избрания архиепископом Бекет пришел в зал, где находились придворные и молодой принц Генрих (короля в то время не было в Англии) и положил на стол канцлерскую печать. Когда его спросили, согласовал ли он свою отставку с королем, Бекет ответил: «Нет, но это неважно». Теперь он стал рьяным защитником прав церкви и интересов бедняков, и этим приобрел большую популярность в народе, особенно среди горожан. Но у дворянской знати и церковников высокого ранга, не стеснявшихся жить в роскоши, поведение Бекета вызывало обычно ненависть, его обвиняли в стремлении к дешевой популярности и даже в том, что он лезет в святые.
Тем не менее, проводя свою линию, король собрал совещание высшей светской и духовной знати, на котором продиктовал свои требования к церкви, среди которых, кроме упомянутого выше, были запреты для высших чинов церкви выезжать за границу без разрешения короля, принимать посланцев Папы и самим обращаться к Папе. Бекет, не сумев сорвать принятия этих постановлений, выполнять их не собирался, и прежде всего обратился к Папе с жалобой на притеснение церкви. Тогда король вновь собрал совещание для суда над архиепископом; Бекет явился на него с крестом в руках, подчеркивая, что он не подвластен мирскому суду. Король для начала потребовал финансового отчета за то время, когда Бекет был канцлером, обвинив его в растрате государственных средств во время поездки в Париж. С этими претензиями Бекет рассчитался из остатков своих личных средств, тогда король потребовал вернуть долги церкви за прежние годы, которые его чиновники насчитали в соответствии с недавно принятыми постановлениями. Сделать это Бекет не мог, даже если бы и хотел; он молча сидел под градом оскорблений и насмешек своих врагов, а потом встал и вышел из зала. Вскоре выяснилось, что он сбежал за границу, во Францию, под защиту короля Людовика. Генрих немедленно отправил в Париж гонца с требованием вернуть беглого низложенного архиепископа, но Людовик ответил, что этого не может быть, он такой же король, как и Генрих, но совершенно не в его власти уволить не то что архиепископа, но даже деревенского священника (он постарался позабыть, что в молодости и сам был грешен по этой части).
Папа Александр III, к которому Бекет обратился с жалобой на короля, тоже готов был рьяно защищать права церкви, но действовал более дипломатично, отчасти по характеру, но больше вынужденно, поскольку он не хотел особенно ссориться с королем Генрихом. Папа и сам в это время находился в изгнании во Франции, под крылышком у короля Людовика. На этот раз Папу выгнали не мятежные римляне, а германский император Фридрих Барбаросса, при котором обострился старый спор между императорами и Папами о первенстве. Фридрих считал, что его императорская власть – от Бога, а Папа, когда его коронует, только исполняет свой долг. Папа же полагал, что только его власть – от Бога, а королей и императора он ставит по своей воле, как сеньор, который раздает «бенефиции» своим вассалам, чтобы они ему служили. Шумные споры начались еще при предыдущем Папе Адриане IV; когда же он умер, и выяснилось, что следующим Папой изберут папского канцлера, который будет проводить ту же политику, Фридрих постарался внести раскол в церковную верхушку и выдвинуть своего кандидата в Папы. Выборы проходили с большим шумом и скандалом, большинством избрали Папой Александра, бывшего канцлера, но сторонники императора его не признали и «выбрали» своего Папу. Когда Александр стал облачаться в папскую мантию, что входило в ритуал церемонии, ставленник императора бросился силой сдирать ее у него с плеч, а когда это не удалось и он начал одевать свою заранее припасенную мантию, то в волнении одел ее задом наперед. В общем, и смех и грех, но Александру пришлось бежать во Францию, спасаясь от гнева императора. Фридрих чуть не начал из-за этого войну с Францией, но в этот раз Генрих счел для себя полезным встать на сторону Людовика, и император предпочел не связываться с двумя такими серьезными противниками. Такое «двоепапие» продолжалось 18 лет, сменилось еще двое или трое недолговечных антипап – ставленников императора, пока наконец Фридрих не примирился с Александром.
Тем временем подрос старший сын короля Генрих (ему было в то время около 17 лет), и Генрих-отец решил короновать его, как короля Англии. Однако, здесь была существенная трудность – по традиции короля должен был короновать архиепископ Кентерберийский (соблюдение традиций было вещью чрезвычайно важной в те времена), а он был в бегах. Король пренебрег традицией, и принца короновал архиепископ Йоркский, давний враг Бекета, несмотря на запрет Папы. Король постарался придать пышность этой церемонии, и на пиру даже сам прислуживал молодому королю, желая показать, на какую высоту он его вознес, заметив при этом: «Не так часто случается видеть короля, прислуживающего за столом». На что остроумный молодой Генрих ответил: «Однако довольно часто приходится видеть, что сын графа прислуживает сыну короля».
Вскоре после этого король, хотя бы для виду, примирился с Бекетом, разрешил ему вернуться в Англию, обещал восстановить Кентерберийское аббатство, которое он разорил после бегства архиепископа, еще раз, по всем правилам, короновать сына, и даже держал стремя, когда Томас садился в седло. Заметили, однако, что король с архиепископом не обменялись «поцелуем мира», что в те времена считалось более важным, чем все словесные договоренности; Бекет на прощание сказал: «Государь, у меня такое чувство, что нам с вами никогда больше не встретиться».
Бекет вернулся в Англию через шесть лет после бегства, торжественно встреченный огромной толпой простого народа, проводившей его до Кентерберийского аббатства. Королевские придворные, и даже молодой Генрих, который когда-то почитал Томаса как своего учителя, отнеслись к возвращению гораздо более прохладно, если не сказать, что враждебно. Бекет же вернулся совсем не смирившийся, первым делом он отлучил от церкви архиепископа Йоркского и других, которые участвовали в коронации молодого Генриха и вообще были склонны сотрудничать с королем. Этим он поставил под сомнение все постановления Генриха относительно церкви, и даже коронацию принца. Король, находившийся тогда в Нормандии и собиравшийся праздновать Рождество, узнав об этом, впал в ярость. Он, как и его анжуйские предки, был несколько «с придурью», временами он впадал в состояние бешенства, когда уже сам не понимал, что делает (поговаривали, что в предках этой династии был сам дьявол; а женой одного из анжуйских графов была фея Мелузина, временами превращавшаяся в змею). Король буквально катался по полу и орал: «Неужели у меня не найдется верного слуги, который бы избавил меня от этого низкорожденного монашка!» Услышав это, четыре рыцаря тут же вскочили на коней и помчались в ближайший порт (они, похоже, имели свои причины ненавидеть Бекета). Немного опомнившись и понимая, что ему могут грозить крупные неприятности, король послал было задержать рыцарей, но было уже поздно.
Рыцари прибыли в Кентербери, и там прямо в соборе, на глазах у собравшихся горожан и священников, мечами зарубили архиепископа; он и месяца не прожил после возвращения в Англию. Король, узнав о происшедшем, был в ужасе, он три дня не выходил из комнаты и не принимал пищи, а потом начал оправдываться и каяться. Он клялся на Евангелии, что не приказывал убивать Бекета и даже не желал его смерти, в знак покаяния он подвергся публичному бичеванию на ступенях церкви, ему пришлось отказаться от некоторых из его прежних антицерковных постановлений. Но все же ему удалось избегнуть самого страшного наказания – отлучения от церкви всех его владений, когда не исполняются никакие церковные службы, и подданные освобождаются от всех обязательств перед своим королем. Он подвергся только персональному отлучению от церкви, продолжавшемуся около двух лет.
Бекет был похоронен в Кентербери; уже через несколько дней на его могиле начали твориться чудеса – слепые прозревали, хромые начинали ходить; туда устремились толпы паломников; через два года папской буллой Томас был причислен к лику святых; в Англии, да и в других странах возник настоящий культ почитания святого Томаса (святого Фомы). Рыцари – убийцы были отлучены от церкви, в качестве епитимьи им было назначено служить ордену тамплиеров в Палестине; никто из них не прожил больше трех лет после убийства; говорили, что такая им была божья кара.
Лет за 5 до убийства Бекета Элеонора, которая готовилась тогда родить своего последнего сына Иоанна, узнала, что муж ей изменил. Он и раньше не отличался верностью, но то были случайные встречи, а теперь Генрих завел себе постоянную любовницу, прелестную Розамунду, как ее называли, дочь рыцаря Клиффорда. Генрих построил для нее домик вблизи от королевского дворца, окруженный лабиринтом из кустов, через который только король мог найти проход (так говорит легенда). Элеонора воспылала ревностью, она в свои 45 лет не считала себя старухой, которой безразличны любовные проказы мужа. Как рассказывает далее легенда, Элеонора сумела-таки пройти через лабиринт; она предложила Розамунде принять яд или быть убитой кинжалом; Розамунда предпочла яд. В английском тексте «Баллады о королеве Элинор» королева признается, что она отравила леди Розамунду, хотя та была очень хорошей женщиной; в русском переводе это признание опущено. Но это убийство – всего лишь легенда, по причине, о которой будет рассказано дальше. На самом деле Элеонора вскоре после рождения сына оставила его отцу, а сама уехала в свои владения, где жила в основном в городе Пуатье, редко появляясь в Англии и Нормандии.
Элеонора весело жила в своих владениях, ее двор, как и в детстве, был заполнен поэтами-трубадурами, самыми знаменитыми в то время. Здесь был прославленный поэт-лирик Бернар де Вентадорн; несмотря на якобы дворянскую приставку «де» к своему имени, он был самого простого происхождения (его мать была кухаркой, а отец – то ли слугой, то ли солдатом). Владельцы замка Вентадорн сами были любителями поэзии, они приметили талантливого мальчишку и сделали его придворным певцом – менестрелем. В этом качестве Бернар воспевал свою любовь к прекрасной даме – хозяйке замка; хотя это и было в рамках тогдашних поэтических правил и нравов, хозяину замка показалось, что тот делает это чересчур пылко, и он выгнал певца. Бернар перебрался ко двору Генриха (это было еще до его ссоры с Элеонорой) и там начал воспевать свою новую «прекрасную даму» - королеву, называя ее «Мой магнит». Там он тоже позволял себе лишнее, например, просил свою даму пригласить его в спальню, когда она раздевается (о, всего лишь для того, чтобы помочь ей развязать башмачок); Генриху тоже показалось, что это слишком, и он услал поэта в Англию, подальше от супруги. Теперь же Бернар снова вернулся ко двору Элеоноры.
Был здесь знаменитый певец рыцарства и войны, сам рыцарь и друг ее старшего сына Генриха Бертран де Борн:

«………………………………..
Люблю я гонцов неизбежной войны,
О, как веселится мой взор!
Стада с пастухами бегут, смятены,
И трубный разносится хор
Сквозь топот тяжелых коней!
На замок свой дружный напор устремят,
И рушатся башни, и стены трещат,
И вот - на просторе полей –
Могил одиноких задумчивый ряд,
Цветы полевые над ними горят.
………………………………..»
(перевод А.Блока)

Появлялся при дворе Элеоноры очень плодовитый писатель, автор чрезвычайно популярных в то время рыцарских романов в стихах о короле Артуре и его рыцарях, о поисках святого Грааля Кретьен де Труа; было и множество других, менее известных поэтов.
Не забывали Элеонору и поэты другого направления, которых называли вагантами (бродягами); это были люди, принадлежащие к духовному сословию, настоящие и бывшие студенты, сочинявшие свои стихи, как правило, на латинском языке, на котором они учились и общались между собой. Их стихи всегда были пронизаны чувством юмора, даже если речь шла о серьезных вещах, за что их называли также голиардами – насмешниками.

«Когда б я был царем царей,
Владыкой суши и морей,
Любой владел бы девой,
Я всем бы этим пренебрег,
Когда проспать бы ночку мог
С английской королевой.
…………………………………»
(пер. Л.Гинзбурга)
(Автор, надо думать, лично с королевой не встречался.)

У Элеоноры подолгу жили ее старшие дочери. Мария, графиня Шампанская, как и мать, была известна, как большая любительница поэзии и покровительница поэтов. «Веселая и радостная графиня, чьим светом озарена Шампань» – так сказал о ней один из трубадуров. Бывала в гостях у матери и ее вторая дочь Алиса, графиня Блуа.
Подолгу жил у матери ее старший сын Генрих, «Молодой король», как его обычно называют. Все современники дружно его описывают, как идеального рыцаря, человека необычайно привлекательного, высокого, красивого, прекрасно образованного (его учителем с семилетнего возраста был Томас Бекет), остроумного, чрезвычайно доброго и щедрого (отец не раз попрекал его за расточительность). Второй брат, Ричард, тоже был высок и красив, он отличался необычайной силой и был прославленным турнирным бойцом, а кроме того и хорошим поэтом – трубадуром (правда, сохранилось всего два его стихотворения), непременным участником стихотворных соревнований, часто проходивших при дворе королевы. Характер у него был очень уж неровный, иногда на него, как и на отца, находили припадки бешенства. Бертран де Борн дал ему прозвище «Ок-э-но», что на южно-французском языке, на котором они говорили и сочиняли стихи, означает «И да и нет». Сравнивая двух братьев, трубадур (?) Гирольд де Барри, человек остроязычный и ехидный, писал, что Генриха превозносили за его милосердие, Ричарда – за справедливость, и если первый был щитом неправедных, то второй – их молотом (несколько сомнительная похвала Генриху – за защиту неправедных).
Король Генрих разделил свои обширные владения между сыновьями, хотя и чисто формально: принц Генрих считался королем Англии, герцогом Нормандским и графом Анжуйским, Ричард рассматривался как наследник матери и герцог Аквитанский, следующего сына Жоффруа отец женил на Бретонской принцессе Констанции, которая, как когда-то Элеонора, оказалась наследницей целого герцогства. Младший сын Иоанн не попал в список при этой дележке, за что сам отец прозвал его «Безземельным».
Однажды Элеонора ехала по своим владениям, сопровождаемая небольшой свитой во главе с графом Патриком Солсбери, которого король послал ей в помощь для управления Аквитанией, и его молодым племянником. Путешественники не ожидали никаких неприятностей, но вдруг столкнулись с войском мятежных баронов Лузиньянов, из владений королевы. Элеонору на быстром коне отправили спасаться в ближайший замок, мужчины стали срочно вооружаться и готовиться к бою, но не успели – граф был сразу же убит, а его племянник сражался, «подобно голодному льву», или «как дикий кабан с собаками», был ранен и попал в плен. Элеонора потом выкупила его из плена, подарила ему коня и доспехи, потому что он был небогат, как младший сын в семье. Так в нашей повести впервые появляется Вильям Маршал, славный рыцарь и турнирный боец, тоже любитель поэзии, человек, всегда непоколебимо верный своему слову и своей клятве. Именно он фигурирует в балладе, как любовник королевы под именем «Eorl Marishal», или «лорд-маршал», хотя он мало подходит на роль любовника, поскольку он был на 25 лет моложе Элеоноры, и уж по крайней мере в отцы ее детям никак не годится. Вскоре он был приставлен к принцу Генриху в качестве наставника, он был на 10 лет старше принца и уже посвящен в рыцари.
За год до того, как Элеонора родила своего последнего сына, королю Людовику тоже, наконец, выпало счастье. Его вторая жена Констанция Кастильская умерла после рождения дочери; король женился в третий раз на Адели Шампанской, сестре своих же зятьев, женатых на старших дочерях Элеоноры, и эта жена родила ему сначала Аделаиду (Алису), невесту принца Ричарда, потом долгожданного сына Филиппа, а после еще одну дочку, Агнесу, которой выпала необычная и нелегкая судьба.
Элеонора в эти годы не так часто покидала свои владения, но она поехала в Англию, чтобы собрать приданое и проводить свою дочку Матильду, которую выдавали замуж в Германию за одного из сильнейших тамошних князей, Генриха-Льва, герцога Саксонского и Баварского, двоюродного брата императора Фридриха (девочке было тогда чуть больше 10 лет). Иногда она встречала Рождество в Нормандии вместе с королем, была она и на том празднике, который закончился трагически, убийством архиепископа Бекета.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Война и тюрьма.

Получив прощение после убийства Бекета, король собрал совещание всей своей семьи и своих союзников в городе Лиможе, на юге своих французских владений. И там вдруг выступил его сын Генрих, уже коронованный, как король Англии, и потребовал дать ему реальную власть в Англии или в Нормандии. Граф Тулузский Раймунд, который присутствовал на этом собрании как союзник короля, сам известный интриган, подсказал королю, что это не случайное выступление, против него созрел целый заговор, а во главе заговора – королева Элеонора. Король и сам уже к этому времени догадывался, что его супруга не только развлекается в своих владениях, но активно настраивает против него и сыновей, и вассалов.
Для начала король решил взять под присмотр своего старшего сына и повез его в свой самый надежный замок Шинон, находившийся в его родовых анжуйских владениях (этот замок известен также и тем, что в нем уже во времена Столетней войны Орлеанская дева Жанна д’Арк впервые встретилась с французским королем Карлом VII). Но принц сбежал то ли по дороге, то ли прямо из замка, и бегство было хорошо подготовлено: где надо, двери были открыты, и запасные кони его поджидали; вскоре он обнаружился у своего тестя и сюзерена, французского короля Людовика. Генрих отправил посла к Людовику с просьбой вернуть сына. Людовик спросил: «А кто меня об этом просит?» Посол ответил: «Король Англии». «Как?» – удивился Людовик - «Вот рядом со мной сидит король Англии, и он меня ни о чем таком не просил!» Людовик вместе с младшим Генрихом начал войну против Генриха - старшего в Нормандии; подняли мятеж бароны во владениях Элеоноры, и сама королева активно в нем участвовала. Но король, раз уж вассалы ему изменили, собрал большое войско наемников и с ними отразил нападение Людовика, разбил мятежников и в Аквитании. Элеонора попыталась бежать, тоже к Людовику, но была поймана по дороге; король посадил ее сначала в замке Шинон, а потом перевез в Англию, в Винчестерский замок. Королева села надолго; пока Генрих был жив (а прожил он еще около 15 лет), он ее не выпустил на свободу. Правда, король не был особенно жесток, содержал он супругу не в тюремной камере, а, скорее, под домашним арестом, иногда даже с правом переписки, хотя и под своим контролем.
Мятеж поднялся и в Англии, тамошние бароны захотели вернуть себе вольности, которыми они обладали во времена короля Стефана; снова началась и война с Шотландией. Король прибыл в Англию и первым делом отправился в Кентербери, молиться на могиле архиепископа Бекета. Он долго отбивал поклоны, стоя на коленях, снова подвергся бичеванию; видно, Бекет простил его, потому что уже на следующий день пришло известие о победе над шотландцами, и мятежи вскоре удалось подавить.
Так Генрих отбил первый натиск на свою власть, но и потом до конца жизни ему не было покоя – постоянно вспыхивали войны то с Генрихом младшим и Людовиком, то с другими сыновьями, то король в союзе с Ричардом сражался против Генриха. Король сам очень способствовал этим ссорам – он начал передел владений, выделяя земли и замки своему младшему и любимому сыну Иоанну, поначалу Безземельному, естественно, за счет старших сыновей. Старшие тоже не были дружны, они постоянно соперничали между собой; Ричард, например, представить себе не мог, что он будет вассалом своего старшего брата. Немало усилий в разжигание конфликтов внес друг Генриха Молодого Бертран де Борн, который был обижен на короля и Ричарда за то, что они отобрали у него замок, который он считал своим родовым владением.
Вскоре после начала этого периода мятежей заболела и умерла любовница короля Розамунда; Элеонора в это время уже сидела, так что она в этом никак неповинна. Погоревав, король нашел себе другую, и не кого-нибудь, а невесту своего сына Ричарда французскую принцессу Алису, которая с пятилетнего возраста жила при английском дворе; теперь ей было около пятнадцати. Ричард не был дружен со своей невестой, но такой поворот событий был для него оскорблением и не способствовал улучшению его отношений с отцом. Оскорблен был, конечно, и король Людовик. Несмотря ни на что, Генрих держал при себе Алису до конца жизни, и она, похоже, этому не противилась.
Пришло время умирать и королю Людовику; почувствовав себя плохо, он решил короновать сына Филиппа, которому было в то время около 14 лет. Но здесь чуть не случилось несчастье – перед самой коронацией принц отправился на охоту и заблудился, отбившись от своих спутников. Он проблуждал всю ночь, и только под утро набрел на людей, которые вернули его куда нужно. Казалось бы, дело пустяковое, было это летом, а не зимой, замерзнуть он не мог, да и ночь короткая, но парень был, видимо, сильно трусоват, на него это приключение произвело такое впечатление, что он тяжело заболел, причем болезнь была не простудная, а нервная. Отец был в панике, он попросил разрешения у Генриха съездить помолиться на могилу святого Томаса Бекета. Генрих не только разрешил, но и сам поехал вместе с Людовиком, и они рядом стояли на коленях у могилы. На этот раз обошлось без порки, но видно, молитва помогла, принц выздоровел и был коронован.

Война Генрихов, отца с сыном, продолжалась и при новом короле Франции. Сидя в заключении, Элеонора однажды увидела сон: ее сын Генрих лежит на ложе со скрещенными на груди руками, на голове у него два венца – золотой королевский, и другой, из лучей света, а на пальце – перстень с сапфиром. Когда через несколько дней к ней явился священник, посланец короля, с сообщением о смерти сына, Элеонора сказала ему, что уже знает об этой печальной новости. Священник после писал, что королева, «весьма рассудительная женщина, постигла тайну этого видения и выдержала со спокойствием и душевной силой известие о смерти сына». Генрих умер от болезни в самый разгар войны с отцом; почувствовав себя плохо, он послал к отцу священника с просьбой о прощении. Король, опасаясь обмана и предательства, не поехал проститься с сыном, но сказал священнику, что если это правда, то он сына прощает и в знак этого посылает ему свой перстень с сапфиром. Генрих умер, раздав все свое имущество, но перстень оставил себе, чтобы свидетельствовать перед небесным Судьей, что он получил прощение отца.

Бертран де Борн оплакал смерть друга в стихах, написанных в стиле, который так и называется “planh”, т. е. плач:

«Наш мир исполнен горя и тоски,
Не сосчитать утрат и горьких бед.
Но все они ничтожны и легки
Перед бедой, которой горше нет, -
То гибель Молодого Короля.
Скорбит душа у всех, кто юн и смел,
И ясный день как будто потемнел,
И мрачен мир, исполненный печали.
……………………………………..»
(пер. В.Дынник)

Рассказывают, что после смерти Генриха Бертран, побежденный и раскаявшийся, предстал перед королем и сказал ему: «В день, когда умер ваш доблестный сын, молодой король, потерял я ум, рассудок и всякое разумение». Король простил его, но Бог – не простил. По свидетельству Данте, Бертран пребывает в восьмом круге ада, где бродит, держа свою голову в руках, как фонарь, среди прочих склочников и сеятелей раздора.
Через три года другой сын Элеоноры Жоффруа, герцог Бретонский, умер в Париже от травм, полученных во время рыцарского турнира.
Вскоре после смерти Генриха в Англию приехал Генрих-Лев со своей женой Матильдой. Король разрешил Элеоноре свидание с дочерью и зятем; вообще режим ее содержания под стражей был в это время значительно смягчен, иногда король ей даже подарки посылал и приглашал на праздники. Генрих-Лев приехал не добровольно, а в изгнание, он сильно поссорился в это время с императором Фридрихом. Фридрих долгое время вел войну в северной Италии, где ему противостояла «Ломбардская лига» городов во главе с Миланом. Формально северная Италия входила в его империю, и император мог получать оттуда большие денежные доходы, но далеко не все готовы были ему подчиниться. Борьба шла с переменным успехом – Фридрих осадил и захватил Милан, и даже хотел его полностью разрушить, только сил не хватило; потом Милан возродился и вместе с союзниками нанес императору крупное поражение; Фридрих чуть не погиб в этой битве. Германским князьям император дал большие права, но с условием, что они будут помогать ему в итальянских войнах, в первую очередь военной силой.
Но самый сильный из германских князей, герцог Саксонский и Баварский Генрих-Лев, отказал ему в помощи. Вместо этого он затеял собственную войну на севере, против прибалтийских славян. Несколько позже к этой войне присоединился Тевтонский орден крестоносцев, образовавшийся вначале в Палестине, а потом перебравшийся в Прибалтику и открывший там «Третий фронт» крестовых походов против славянских и других язычников. («Первым» по времени фронтом можно назвать войну против мавров в Испании, «Вторым», и главным, - крестовые походы в Палестину; позже был открыт еще и «Четвертый фронт» – крестовые походы против еретиков в южной Франции).

«К делу церкви сердцем рьяный,
Папа шлет в Роскильду слово
И поход на бодричаны
Проповедует крестовый.
………………………………..
Генрих Лев на бой великий
Уж поднялся, мною званый.
Он идет от Брунзовика
Грянуть с тылу в бодричаны.

Все, кто в этом деле сгинет,
Кто падет под знаком крестным,
Прежде, чем их кровь остынет, -
Будут в царствии небесном.
…………………………………»
(А. К. Толстой, «Боривой»)

Фридрих призвал Генриха-Льва к ответу, как вассала, нарушившего клятву верности; тот сначала только посмеивался, зная, что император силой с ним справиться не сможет. Но вскоре ему стало не до смеха – император разрешил другим князьям захватывать его земли и замки. Против всех Генрих не мог бороться, пришлось ему явиться с повинной и просить прощения. Фридрих отобрал у него герцогства, оставив только доходы от его родовых владений в Брауншвейге (Брунзовике), но запретив жить в Германии. Вот тогда ему и пришлось ехать в Англию, к тестю на поклон и к теще на блины; тесть выделил ему для житья замок в Нормандии.

Король Генрих затеял новый передел наследства в своем королевстве. Ричард стал теперь старшим сыном и должен был унаследовать английский престол, а также нормандское и анжуйское герцогства; Генрих решил, что поэтому он может отдать свои аквитанские владения младшему брату Иоанну. Но вот Ричард с этим был совершенно не согласен, свои любимые южные земли он никому уступать не собирался. Генрих попытался использовать против Ричарда Элеонору, которая, собственно, и была владелицей этих спорных земель; это даже вызвало на какое-то время ухудшение отношений между сыном и матерью. Но в конце концов Элеонора отказалась подыгрывать Генриху, тот в отместку ужесточил ее содержание под стражей.

Ричард же в это время сдружился с молодым французским королем Филиппом. Как писал один из тогдашних авторов, они появлялись вместе на всех ассамблеях и пирах, ели из одного блюда, спали в одной постели (последнее, видимо, надо понимать буквально, известно, что Ричард был грешен по этой части, и сам публично каялся в содомском грехе). Обиженный на отца, Ричард в его присутствии принес клятву верности французскому королю за все свои владения во Франции, и просил у него защиты и помощи; для английского короля это было, конечно, оскорблением и объявлением войны. Римский Папа пытался затушить этот конфликт, убеждая всех троих отправиться в крестовый поход; все согласились и целовали в том крест, и специальным налогом деньги собрали на этот поход.
А война продолжалась по-прежнему; Генрих часть собранных денег потратил на эту войну, но дела у него шли все хуже и хуже. Многие его вассалы ему изменили, среди оставшихся верными был Вильям Маршал, который после смерти Генриха Молодого перешел на службу к королю. Однажды король бежал после проигранного сражения; Ричард кинулся в погоню, не одев доспехи, и натолкнулся на Вильяма. Ричард сказал: «Я не могу с тобой сражаться без доспехов, убей меня, если хочешь». «Пусть тебя убьет дьявол, а я не буду» – ответил Вильям, ударил копьем коня Ричарда и ускакал. Позже, во время коронации, Ричард припомнил это столкновение Вильяму, заявив, что тот не очень-то хорошо владеет копьем, раз попал всего лишь в коня. Вильям ему на это ответил, что он попал туда, куда хотел, и он об этом не жалеет; на этом инцидент и закончился, Вильям продолжал верно служить новому королю, как и предыдущему.
Здоровье короля тоже пошатнулось, он уже выглядел дряхлой развалиной, хотя по возрасту он был еще не очень стар, ему всего 55 лет исполнилось. Прежняя энергия и подвижность перешли в болезненное состояние, он ни минуты на мог оставаться в покое, все время дергался и судорожно размахивал руками. Приехав на свои последние переговоры с Филиппом и Ричардом, он не стал слезать с коня, опасаясь, что не сможет сесть на него снова; выслушал список предъявленных ему требований, узнал, что среди подписавших список – его младший и любимый сын Иоанн, и сам подписал его, сказав: «Теперь мне уже все равно!» Он вернулся в замок Шинон и умер там через три дня со словами: «Горе побежденному королю!»

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Королева-мать.

Узнав о смерти отца, Ричард сразу же послал в Англию Вильяма Маршала, чтобы освободить королеву. Но освобождать ее было уже не нужно, как только охранявшие ее придворные узнали о смерти короля, они сочли свой долг выполненным и сняли охрану. Вернувшись к Ричарду, Маршал доложил, что нашел королеву «уже освобожденной и более величественной, чем когда либо раньше».

Перед Ричардом стояли теперь две срочные задачи: ему нужно было короноваться и собрать деньги на крестовый поход, куда он рвался всей душой. Крестовый поход был необходим, потому что уже два года прошло, как дела крестоносцев в Палестине приняли прямо-таки катастрофический оборот. Положение ухудшалось постепенно со времен Второго крестового похода. Прежде владения крестоносцев граничили с разными мусульманскими государствами, Иерусалимский король мог заключать временные союзы с правителями Дамаска или Египта. Но Нур-эд-Дин захватил сначала Дамаск, а потом, воспользовавшись ссорой египетского султана со своим визирем, послал туда своего полководца Ширкуха, который навел там «порядок», захватив страну. В войске Ширкуха был его молодой племянник, который позже стал известен в Европе под именем Саладин (настоящее его имя Юсуф ибн Айюб Салах-ад-Дин, его отец Айюб защищал Дамаск во время второго крестового похода). По национальности он был курдом, а родился в Тикрите, там же, где и недавний иракский диктатор Саддам Хуссейн. О его молодых увлечениях говорили по-разному: некоторые – что он вел распущенную и праздную жизнь, другие - что он интересовался искусствами и науками; к военному делу он казался неспособным, но когда дядя умер, он успешно занял его место и стал фактически правителем Египта. Пока был жив Нур-эд-Дин, Саладин оставался его вассалом, а после его смерти захватил его владения, создав единое государство, которое полукольцом охватило с востока все владения крестоносцев. Саладин был человек умный и не слишком воинственно настроенный, он понимал, что серьезное изменение равновесия в его отношениях с крестоносцами приведет к новому большому нашествию из Европы. Но на него оказывали постоянное давление сторонники джихада – религиозной войны с франками; среди крестоносцев, в свою очередь, нашелся провокатор, который своими действиями подтолкнул Саладина к войне.

В Антиохии княгиня Констанция осталась вдовой после гибели Раймунда, дяди Элеоноры. Через несколько лет она снова вышла замуж за Рено Шатильонского; этот новый муж, молодой, недавно прибывший из Европы «искатель счастья и чинов», оказался сущим разбойником. Начал он с того, что расправился с Антиохийским Патриархом, который резко возражал против нового замужества Констанции. Он приказал избить священника и привязать его посреди площади с головой, намазанной медом; старика чуть мухи до смерти не заели; но Рено это как-то сошло с рук. Затем он воевал, как византийский наемник, против Киликийской Армении (не нынешней Армении, а армянского государства, находившегося на побережье Средиземного моря). Обидевшись на византийцев за то, что они мало ему заплатили, он основательно пограбил принадлежавший Византии остров Кипр. Таким образом он сумел поссорить крестоносцев сразу с двумя христианскими государствами, с которыми Иерусалимские короли старались поддерживать хорошие отношения. Во время набега на сарацин Рено попал в плен, и отсидел там 16 лет, поскольку никто, даже жена, не хотел его выкупать. Когда он, наконец, освободился, Констанция уже умерла; Рено снова женился, получив во владение земли и замки восточнее Иерусалима. Эти новые владения Рено превратил в разбойничье гнездо, откуда удобно было грабить караваны, ходившие между Сирией и Египтом, не обращая внимание на то, была ли в это время война между крестоносцами и сарацинами, или заключено перемирие. Рено притащил оборудование для строительства пиратского флота на Красное море, и некоторое время, пока его оттуда не выгнали, грабил побережье Аравии, угрожая главным святыням мусульман, Мекке и Медине. Наконец, он во время перемирия захватил большой египетский караван, в котором находилась сестра Саладина, и отказался освободить пленников даже по требованию Иерусалимского короля. Это переполнило чашу терпения Саладина, он поклялся своей рукой отрубить голову Рено, и начал большую войну с крестоносцами.
В Иерусалимском же королевстве дела в это время шли неважно. Какое-то время королем был Балдуин IV, который еще в детстве заболел проказой. Он мог бы быть хорошим королем, у него хватало и ума, и энергии, и воинской доблести, но тяжелая болезнь вскоре свела его в могилу. Незадолго до смерти он завещал королевство женатому на его сестре Гвидо Лузиньяну, из французского, пуатевинского рода баронов Лузиньянов. Выбор был неудачен, Гвидо отличался только красотой, но не умом, и перед самой смертью Балдуин изменил решение, передав королевство малолетнему племяннику, тоже Балдуину, и назначив при нем регентом Раймунда, графа Триполийского. Между претендентами началась борьба, в которой победил Гвидо благодаря поддержке Великого Магистра ордена тамплиеров, который и сам был, однако, человеком амбициозным, но не слишком умным, да и малолетний Балдуин вскоре умер. Вот в это смутное для Иерусалимского королевства время Саладин и начал войну, осадив город на Тивериадском озере. Король собрал все наличные силы, примерно 20-тысячное войско, и двинулся против сарацин, но из-за плохого руководства и дурных советов Магистра тамплиеров попал в окружение. Место оказалось безводное, люди и кони потеряли силы из-за жары и жажды, а в тогдашней войне боевые кони без воды – это то же самое, что в теперешней войне танки без горючего. Из окружения вырвался только небольшой отряд Раймунда Триполийского, по слухам, по тайной договоренности с Саладином, все же остальные, кто не погиб в бою, оказались в плену, в том числе и король, и Великий Магистр тамплиеров, и Рено Шатильонский. Попала в руки мусульман также величайшая христианская святыня – «Животворящий Крест», сделанный из обломков того креста, на котором был казнен Иисус Христос, и дальнейшая судьба ее неизвестна.

Саладин выполнил свою клятву, лично зарубив своего врага Рено Шатильонского; он приказал также казнить всех членов рыцарских орденов - тамплиеров и госпитальеров, если они не примут мусульманскую веру, но они предпочли смерть отречению. Однако Саладин оставил в живых Великого Магистра тамплиеров (почему? – в благодарность за дурные советы, из-за которых попало в беду войско крестоносцев, или тот согласился-таки перейти в мусульманство?). К остальным Саладин отнесся милостиво - многих он освободил за выкуп, в том числе короля Гвидо за сдачу крепости Аскалон. Вскоре после этой победы Саладин захватил большинство крепостей крестоносцев, которые часто деморализованные гарнизоны сдавали почти без сопротивления. Затем он осадил Иерусалим, оборону которого возглавил барон Ибелин, который участвовал в несчастном сражении и был отпущен на свободу под клятву не воевать больше против мусульман. Однако Патриарх Иерусалимский освободил его от клятвы, заявив, что она ничтожна перед его христианской обязанностью защищать святой город. Войска в городе практически не было, удалось организовать на оборону местных жителей, но не было и надежды на долгое сопротивление. Саладин же поклялся предать смерти всех христиан в Иерусалиме, как поступили когда-то с мусульманами рыцари Первого крестового похода. Защитники города в ответ пригрозили, что если им все равно умирать, то они разрушат величайшие мусульманские святыни – мечети Омара и Аль-Акса (о них и теперь можно часто услышать по телевизору). Саладин обратился к мусульманским богословам, которые ответили, что взятие Иерусалима будет означать духовную смерть христиан, что хуже физической смерти; тогда Саладин согласился на капитуляцию города и освобождение жителей за небольшой выкуп. За часть тех бедняков, у которых совсем не было денег, заплатил сам Саладин, он даже позаботился отправить бедных паломников из Европы обратно на родину. Впрочем, молодые и сильные пленники были отправлены на восстановление и строительство крепостей.

Но не все еще владения крестоносцев были потеряны. Героически оборонялась крепость Тир, куда прибыл по морю со своим отрядом Конрад Монферратский, из влиятельного в Европе итальяно - германского семейства; оставались в руках крестоносцев города-крепости Триполи и Антиохия. Освободившийся из плена король Гвидо собрал остатки войска и с ними осадил недавно захваченную мусульманами Акру, в то время крупный порт и крепость на берегу Средиземного моря. Вскоре подошел с войском Саладин и блокировал крестоносцев с суши. К крестоносцам по морю прибывали небольшими отрядами пополнения из Европы, снабжение шло тоже морским путем. Время от времени предпринимались неудачные попытки штурма крепости, после которых Саладин прорывался через лагерь крестоносцев к городским воротам, менял гарнизон и снабжал город продовольствием, но на то, чтобы разбить крестоносцев и заставить их снять осаду, сил у него тоже не хватало. Крестоносцы были стеснены на небольшом клочке земли между городскими стенами и войском Саладина, жили в самых антисанитарных условиях, гибли не столько в боях, сколько от болезней и голода, и такая ситуация продолжалась в течение нескольких лет.
Падение Иерусалима произошло летом 1187 года, известие об этом в Европе произвело шоковое впечатление. Римский Папа Урбан III, узнав об этом, скоропостижно скончался от горя, его преемники Григорий, а затем Климент, объявили о необходимости нового большого Крестового похода. Раньше других в поход стал собираться германский император Фридрих Барбаросса; в молодости он уже был в крестовом походе, а теперь он, 65-летний прославленный полководец, испытавший и победы, и поражения, собирался вести на восток мощную германскую армию. Были учтены прежние ошибки, не было уже при армии ни безоружных паломников, ни прекрасных дам, в поход шли только настоящие воины. Поскольку предстояло идти по суше, через турецкую территорию, удалось договориться с главой Конийского султаната (со столицей в г. Конья) Кылыч-Арсланом о беспрепятственном пропуске германских войск; были достигнуты договоренности и с другими государствами, через которые нужно было пройти, с Венгрией и с Византией. И вот весной 1189 г. германская армия двинулась в поход.

А английский король и французский (вместе с Ричардом) все дрались между собой, хоть и обещали Папе идти вместе в крестовый поход, и даже растратили часть денег, собранных на это мероприятие. Но вот летом 1189 г., когда Фридрих был уже в пути, умер Генрих английский; Ричард и Филипп могли выполнить свой обет. Ричард отправился в Англию, чтобы короноваться и собрать деньги на поход. Он ничего не жалел, продавал имущество, земли и государственные должности; как он сам говорил, он продал бы и Лондон, если бы нашелся достаточно богатый покупатель. Шотландский король, который, потерпев поражение от Генриха, стал его вассалом, выкупил свою независимость.
Во время коронации было объявлено, что «ведьмам и евреям вход воспрещен». На самой коронации евреев не было, но депутация от богатых лондонских евреев пришла с подарками на пир после коронации. Кто-то из подвыпивших гостей заорал что-то вроде «чего сюда приперлись эти христопродавцы»; Ричард засмеялся; евреев взашей вытолкали из зала. На улице стояла толпа, ждавшая подачек с королевского стола, там пронесся слух, что «евреи хотели убить нашего короля». Толпа набросилась на несчастных и буквально растерзала их, погромы произошли затем в Лондоне, а потом распространились и на другие города. Особенно трагический оборот события приняли в Йорке. Там евреи вместе с семьями успели укрыться в пустующем королевском дворце, погромщики не смогли до них добраться, тогда они призвали на помощь баронов из соседних замков. Те решили, что если евреев перебить, то и долгов им отдавать не надо, и пришли со своими отрядами. Когда евреи увидели, что им не удастся отбиться, они зарезали своих женщин и детей, а потом сами покончили жизнь самоубийством. Но бароны крупно просчитались; Ричард взял большие штрафы с участников беспорядков и объявил имущество погибших евреев своей собственностью. Теперь уже королевские чиновники стали взыскивать долги с баронов в срочном порядке, так что баронам пришлось раскошеливаться, продавать свое имущество и земли; дело чуть не дошло до открытого мятежа.

Покончив со срочными делами и собрав деньги, Ричард переправился во Францию и оттуда вместе с королем Филиппом во главе войск они двинулись, наконец, в крестовый поход; это было уже летом 1190-го года. Англичане и французы собирались отправиться в Палестину морским путем, из портов Сицилии; к этому времени судоходство развилось уже достаточно, чтобы можно было перебросить за море большие рыцарские армии вместе с их боевыми конями. На юге Франции армии разделились, Ричард со своим войском отправился в Марсель, а оттуда по морю к Мессине, на Сицилии, а Филипп отправился туда же через Геную. Пока крестоносцы добирались до Мессины, наступила осень с ее штормами, плыть в Палестину было уже поздно, им пришлось дожидаться там весны. А между тем отношения между англичанами и местными жителями складывались плохо, случались и драки, и убийства. У Ричарда была еще одна причина для ссоры с нормандско - сицилийским королем Танкредом. С ним была его младшая сестра Жанна, бездетная вдова предыдущего короля Вильгельма, которую обделили наследством, ее «вдовьей долей». Ричард решил возникшие проблемы, по своей привычке, силой – он штурмовал Мессину во главе своей армии, лично пробирался по какому-то подземному ходу в город, чтобы открыть ворота, и добился-таки, чтобы горожане смирились, а король Сицилии отдал требуемые деньги. Тогда Ричарда и прозвали «Львиным Сердцем» не только за мужество в бою, но и за жестокость к побежденным; это прозвище он вполне подтвердил и в последующем в Палестине.
Ричард до сих пор был не женат, хотя ему было уже больше 30 лет, а для короля, которым он недавно стал, это считалось совершенно недопустимым. Филипп настаивал, чтобы он женился на своей бывшей невесте Алисе, но от такой чести Ричард решительно отказался, он писал Филиппу, что «это был бы большой грех, если бы он женился на матери своего брата», из чего можно сделать вывод, что Алиса, когда была любовницей старого Генриха, родила ему сына. Потом Филипп все-таки пристроил свою сестру замуж за правителя небольшого графства Понтье.
Элеонору тоже беспокоило холостое состояние сына; она знала, что ему нравилась принцесса Беренгария, с которой он познакомился во время турнира в Наваррском королевстве, в северной Испании, и сочинял посвященные ей стихи. Поэтому, пока Ричард добирался до Сицилии, Элеонора отправилась в Наварру и привезла оттуда Беренгарию в лагерь крестоносцев около Мессины. Летописец описывает эту невесту, как «благоразумную деву, милую, красивую и храбрую». Но свадьбу отложили до лучших времен, иначе это было бы оскорбительным вызовом Филиппу, старая дружба с которым кончилась, и назревало острое соперничество.

Наконец, в апреле 1191-го года флоты с крестоносными армиями Филиппа и Ричарда отплыли от берегов Сицилии. Между тем германская армия Фридриха Барбароссы вышла в поход почти двумя годами раньше, и ее трагическая судьба была уже решена. Но вначале этот поход складывался сравнительно благополучно благодаря хорошей подготовке; армия шла вниз по Дунаю через Германию и Венгрию, где были улучшены дороги и организованы пункты питания и отдыха. Продовольственные трудности, и из-за этого столкновения с местным населением, произошли в Сербии и Болгарии, которые недавно в разорительной войне отвоевали себе независимость от Византии. Византия тоже нарушила прежние договоренности, не давая немцам ни продовольствия, ни флота для переправы через пролив; в ответ немцы начали нападать на византийские города и мародерствовать. Фридрих уже всерьез начал думать о штурме Константинополя, тогда византийцы пропустили, наконец, германское войско. Когда армия вошла на территорию Турции (Конийского султаната), начались нападения, несмотря на договоренность о свободном проходе войска. Сначала их объясняли тем, что нападают дикие племена, которые вообще никаким властям не подчиняются, но потом оказалось, что старый султан отошел от дел, а его сыновья не склонны соблюдать прежние договоренности. Тогда немцы разбили турецкое войско и захватили столицу, город Конью; затем, перевалив горы, войско вошло на территорию дружественной Киликийской Армении. И здесь случилось несчастье – в небольшой горной речке утонул вождь похода император Фридрих Барбаросса. Неясно, зачем он полез в воду, то ли во время переправы конь оступился, то ли просто хотел искупаться в жаркий день; вытащили его сразу, но уже мертвого – вероятно, сердце уже старого человека не выдержало внезапного купанья в ледяной воде. Это случилось летом 1190-го года, через год после начала похода. Армия была еще полна сил, но она оказалась совершенно деморализованной внезапной гибелью вождя. Пошли разговоры, что «бог не хочет победы крестоносцев», многие захотели вернуться домой. Хронисты писали даже, что «многие совершали самоубийство или переходили в мусульманство»; вряд ли многие, но, вероятно, были и такие случаи. Оставшаяся армия разделилась; часть во главе с младшим сыном Барбароссы Фридрихом Швабским встала на зиму около Антиохии, большинство их погибло из-за разразившейся эпидемии чумы, и только около 2 тысяч крестоносцев прибыли, наконец, в лагерь под осажденной Акрой (а из Германии вышло не менее, чем 50-тысячное войско). Фридрих привез в мешке кости своего отца, надеясь потом похоронить их в Иерусалиме или на родине, но он сам вскоре умер под Акрой от болезни, а кости так и пропали. Остальная часть армии, которая пошла восточнее, вся погибла в боях или попала в плен.
Король Филипп, выступивший из Мессины первым, благополучно привел свой флот в лагерь под Акрой. А флот Ричарда был рассеян бурей, корабль, на котором находились дамы – Жанна и Беренгария – занесло на Кипр, который считался владением Византии. Но в Византии после смерти императора Мануила настало смутное время мятежей и борьбы за власть, в результате прежняя династия Комниных была свергнута, императором стал Исаак Ангел. На Кипре же под шумок власть захватил представитель прежней династии Исаак Комнин, который, как говорили, «надел красные сапоги», т.е. объявил себя императором (по обычаю право на такие сапоги имел только император). Этот самозванный «император» имел дурную привычку захватывать в плен корабли и людей, которых заносило на остров бурями, и освобождать только за большой выкуп. Формально он имел такое «береговое право» присваивать останки кораблекрушений, однако он им чересчур злоупотреблял, к великому негодованию крестоносцев, которые нередко становились его жертвами. Прибывших дам император пригласил сойти на берег, они уже было согласились, но в этот момент на их корабль приплыли несколько сбежавших пленников, рассказавших о том, что творится на острове, и тогда дамы благоразумно отказались от приглашения. Император настаивал, но не решился силой захватить корабль. Когда прибывший с остальным флотом Ричард узнал, что его невесту и сестру хотели обидеть, он тут же приказал высаживать десант. Один из участников этих событий так писал об этом: «На берегу собралось множество греков, они стреляли в нас, кричали и бросали камни, как в собак, а мы были стеснены в лодках и не могли отвечать, но мы лучше умели воевать». Англичане захватили сначала порт Лимасола, потом спустили на берег своих боевых коней, и тогда война пошла всерьез. За две недели англичане захватили основные города и крепости острова и взяли в плен «императора». Ричард заболел дизентерией, но на остров прибыл Иерусалимский король Гвидо Лузиньян со своим отрядом, который и помог завершить эту войну. Король Гвидо, который происходил из владений Ричарда, искал у него поддержки, поскольку остальные, и Филипп французский, и немцы, его не очень-то признавали за короля.
Решение Ричарда завоевать Кипр было, видимо, не обдуманным, а скоропалительным, но имело важное значение в истории крестовых походов. Ричард, всегда нуждавшийся в деньгах, вскоре продал остров тамплиерам, а королями Кипра стали Гвидо Лузиньян и его потомки. Кипр оставался последним оплотом крестоносцев на востоке после того, как они были изгнаны из Палестины, с острова Родос и других владений; уже пал Константинополь, и только в 1571 г. Турция захватила остров, находившийся тогда под властью Венеции.
На Кипре состоялась, наконец, свадьба Ричарда с Беренгарией, затем флот отправился к осажденной Акре; повезли туда и пленного «императора» в серебряных цепях, которыми Ричард любезно согласился заменить обычные железные. Король Филипп уже находился там, началась энергичная подготовка к решительному штурму, и в июле 1191 года, после почти трех лет осады, город был взят. Ричард, как обычно, проявил чудеса героизма, но тут же сумел поссориться с австрийцами, приказав сбросить в грязь неуместно, как ему показалось, вывешенный ими на башне флаг; этим он нажил себе смертельного врага в лице австрийского герцога Леопольда, что впоследствии дорого ему обошлось. Саладин, находившийся поблизости от крепости, ничем не смог ей помочь, но за захваченных в плен защитников обещал заплатить большой выкуп, освободить христианских пленников и вернуть «животворящий крест», захваченный в несчастной битве у Тивериадского озера.
Король Филипп, не надеясь добыть себе ни военной славы, ни других успехов, сославшись на болезнь, вместе с большей частью французского войска вернулся домой, где его ждали более важные дела. За старшего в крестоносном войске остался Ричард, имевший безусловный авторитет, как воин, но находившийся в ссоре и с немцами, которыми командовал Леопольд, и с оставшимися французами под командованием герцога Бургундского, с которым он обменивался ядовитыми стихотворными посланиями. Не получив в условленное время от Саладина выкупа за акрских пленных, Ричард в ярости приказал убить их всех, около 2000 человек, что и было сделано. Сразу после этого ужасного дела Ричард начал наступление на Саладина с главной целью отвоевать Иерусалим. Но несмотря на все его личные подвиги и несколько выигранных сражений, не удалось даже близко подойти к городу.
Между тем, из Англии приходили тревожные известия: вернувшийся домой Филипп не терял времени даром и начал осуществлять свою главную мечту – вернуть под свой контроль все французские владения Плантагенетов. Он не мог начать большую войну, потому что это было бы грубейшим и опасным нарушением правила, по которому владения крестоносца находятся под защитой церкви, но зато он сблизился теперь с Иоанном и стал настраивать его против брата, поощряя его вербовать сторонников и захватывать земли. Оставленный Ричардом, как его доверенное лицо, канцлер и епископ Лоншан не справился с ситуацией и был вынужден бежать из Англии; Элеонора, как могла, пыталась противодействовать Иоанну, и иногда успешно, но полного контроля над страной она тоже не имела.
При таких обстоятельствах Ричард был вынужден заключить перемирие, по которому за крестоносцами оставалась узкая полоса земли вдоль средиземноморского берега, вместе с прибрежными крепостями; в течение нескольких лет паломникам разрешалось свободное посещение Иерусалима. Саладин предлагал лично Ричарду совершить паломничество в Иерусалим, гарантируя ему безопасность, но Ричард отказался, заявив, что тот не достоин видеть Иерусалим, кто не может им владеть. Был еще один прожект – выдать сестру Ричарда Жанну замуж за младшего брата Саладина и отдать им в управление Иерусалим, как объединенное христианско - мусульманское владение. Но против этого решительно выступили представители церкви, да и Жанна встала на дыбы, заявив, что пойдет замуж за брата Саладина, только если он перейдет в христианство. Более актуальным был вопрос об Иерусалимском короле, хотя этот титул был теперь только формальным. Король Гвидо, которого поддерживал Ричард, потерял всякий авторитет; немцы и французы признавали королем Конрада Монферратского, героя обороны Тира. Но Конрад вскоре был убит боевиками из религиозно - террористической мусульманской секты ассасинов (так их называли в Европе); ходили слухи, что Ричард заказал это убийство, но вряд ли это так, у ассасинов были свои причины ненавидеть Конрада. В конце концов договорились поставить королем Генриха Шампанского; он был сыном Марии, старшей дочери Элеоноры, и поэтому приходился племянником и английскому, и французскому королям.
Заключив перемирие с Саладином и пообещав через три года вернуться с новым войском и отвоевать, наконец, Иерусалим , осенью 1192 года Ричард отправился на корабле домой, и исчез. Одно время думали, что он погиб в море, но позже его судьба отчасти прояснилась. Он нажил себе столько врагов за время похода, что было непонятно, где можно высадиться на берег: оказаться во владениях короля Франции было чрезвычайно опасно, попасть в германские земли – немногим лучше. Шесть недель бури гоняли его по Средиземному морю, пока, наконец, он не высадился на берег недалеко от Венеции, во владениях Леопольда Австрийского. Ричард с двумя спутниками попытался тайком пройти через Германию во владения свояка Генриха-Льва, но конспираторов из них не получилось, и около Вены они были схвачены. Ричарда Леопольд упрятал где-то в горном замке; его спутников, впрочем, отпустили. Элеонора узнала о происшедшем из перехваченной копии письма германского императора французскому королю (шпионы и тогда хорошо работали), а потом из рассказа одного из вернувшихся спутников Ричарда.
Когда император Генрих VI (сын Фридриха Барбароссы) узнал об аресте Ричарда, он затребовал его себе, но не затем, чтобы отпустить на свободу, а чтобы тайно перепрятать в другой замок. Через некоторое время его все-таки обнаружили; есть легенда, что оруженосец Ричарда ходил по замкам и пел у ворот песню, которую они вместе сочиняли в Палестине, и однажды услышал, как Ричард ему отвечает. (Кстати, этот сюжет дважды использовал Толкиен: в «Сильмариллионе», когда прикованного к скале эльфийского принца Маэдроса так нашел его друг, и в книге «Властелин колец» плененный орками Фродо отозвался на песню своего друга и слуги Сэма). Узнав о судьбе сына, Элеонора послала гневные письма многом европейским властителям, в том числе и Римскому папе, требуя их помощи в освобождении Ричарда, и подписываясь: «Божьей яростью королева Англии». Папа должен был действовать в первую очередь, поскольку случившееся было грубым нарушением церковных постановлений о правах крестоносцев; кое-что он и делал, посылал письма, отлучил от церкви Леопольда, но императора – не решился. Император в ответ предал Ричарда суду германских князей - фюрстов, обвиняя его в убийстве Конрада Монферратского, но те его оправдали. Тогда император потребовал огромного денежного выкупа и феодальной клятвы верности от Ричарда, как своего вассала. Такую клятву Ричард дал; Генрих имел на нее формальное право, как наследник императора франков Карла Великого, владевшего когда-то землями Франции, Германии и северной Италии. Эта клятва давала и Ричарду политическую выгоду – теперь император должен был защищать его, как своего вассала, от нападок французского короля. Выкуп тоже собрали; король Филипп был готов сам уплатить эти деньги, чтобы заполучить Ричарда в свои руки, но Генрих отказался нарушить свое обещание, и через два года плена Ричард был отпущен на свободу. Филипп тогда написал письмо своему временному союзнику принцу Иоанну с предупреждением: «Берегись, дьявол вырвался на волю!»
Возвращение Ричарда в Англию описано в романе Вальтера Скотта «Айвенго», хотя в этой книге, видимо, гораздо больше фантастики, чем реальных событий. Ричард приехал в Англию не тайно, а открыто, вместе с матерью, которая ездила в Германию его выручать, и был встречен большинством населения, как национальный герой; сторонники Иоанна оказали ему лишь слабое сопротивление. Иоанну, видимо, действительно пришлось искать заступничества у матери; в отличие от своих молодых лет, Элеонора к старости стала мудрой женщиной, склонной скорее к мирному, чем к силовому, решению конфликтов; в конце концов Ричард простил брата, оставив ему в управлении некоторые земли и замки. Ричард еще раз короновался, после чего уехал из Англии, чтобы до конца жизни больше туда не возвращаться.
На своей французской территории Ричард в основном занимался борьбой с королем Филиппом. Филипп вторгся на территорию Нормандии, но с Ричардом такие шутки были плохи, разбитый в бою французский король бежал, бросив свою казну, канцелярию и даже королевскую печать (все это хозяйство в то время имели привычку возить за королем в обозе, в дубовых бочках). Ричард построил в излучине реки Сены, между Парижем и Руаном, мощную крепость, которую он назвал Шато-Гайяр («Веселая крепость»). Был использован палестинский опыт, где искусство строительства крепостей стояло очень высоко; сооружение считалось неприступным и служило ключевым пунктом обороны Нормандии. В это время были достигнуты и большие дипломатические успехи в борьбе с Филиппом. Умер германский император Генрих VI, и Ричарду, заслужившему во время плена большой авторитет среди германских князей, предложили этот пост; Ричард отказался, но рекомендовал кандидатуру племянника Оттона, сына своей сестры Матильды и Генриха-Льва; он и был избран императором. Ричард заключил союз с сильным графом Фландрским (на севере), и выдал замуж свою вдовую сестру Жанну за графа Тулузского (на юге). Таким образом, французское королевство оказалось окружено со всех сторон союзниками Ричарда; в довершение всего король Филипп был отлучен от церкви за то, что на следующий день после венчания отверг свою молодую жену, датскую принцессу Ингеборг.
Элеонора в эти годы мало занималась государственными делами. Большую часть времени она спокойно жила в аббатстве (монастыре) Фонтевро, в графстве Анжу, в котором она часто бывала и в предыдущие годы, и которому сделала немало подарков и деньгами, и землями, и привилегиями.
В 1199 году, пятом после возвращения из германского плена, Ричард поссорился со своим вассалом графом Лиможским. Поводом послужил некий клад, найденный во владениях графа, которым тот не поделился с королем, а более важной причиной было то, что Ричард подозревал графа в тайном сговоре с королем Филиппом. Ричард начал осаду небольшого замка Шалю, принадлежавшего графу, пообещав после взятия повесить всех его защитников. Но объезжая замок, чтобы наблюдать подготовку к штурму, Ричард был ранен арбалетной стрелой, попавшей ему в плечо. Стрелу вытащили неудачно, началось заражение крови, от которого король умер через несколько дней. Элеонора успела еще застать его в живых, она похоронила его в аббатстве Фонтевро, где уже был похоронен ее муж Генрих, а через несколько лет упокоилась и она сама. В течение нескольких предыдущих лет Элеонора потеряла и трех из своих пяти дочерей: Матильду, Алису и Марию, а через несколько месяцев после гибели Ричарда умерла и самая младшая дочь Жанна.


**************************************************

«Короны есть, да нет голов,
Чтоб под короной ум блистал.»
Бертран де Борн (пер. В.Дынник)

Утверждают, что, умирая, Ричард завещал престол своему брату Иоанну. По традиции престол должен был бы перейти к следующему поколению Плантагенетов, но у Генриха и Ричарда не было сыновей, по крайней мере законных, был сын Артур у третьего брата, Жоффруа, бывшего герцога Бретонского, но он был воспитанником и находился под полным влиянием короля Филиппа, что казалось неприемлемым для большинства баронов английского королевства. Известно, что Вильям Маршал, который стал к тому времени видной фигурой в королевстве, обсуждал этот вопрос с архиепископом Кентерберийским, и они пришли к согласию поддержать принца Иоанна, хотя и осознавали, что им еще, может быть, придется пожалеть о своем решении.
Элеонора в это время проявила величайшую энергию и активность (и это в возрасте 77 лет) – она совершила поездку по своим наследственным землям, давая самоуправление городам и освобождая их от установленных ранее повинностей по отношению к их сеньорам (стоит вспомнить, как она когда-то в молодости расправилась с жителями Пуатье за требование дать им самоуправление). Она получила взамен не только благодарность горожан, но и значительную военную силу – городские ополчения. Кроме того, Элеонора лично явилась к королю Филиппу и принесла ему присягу верности за свои владения (перед этим такую присягу приносил Ричард), так что у Филиппа не было никакого предлога для вмешательства в этой части владений Плантагенетов.
Еще при жизни Ричарда с Филиппом было заключено мирное соглашение, одним из пунктов которого была женитьба французского наследника престола Людовика на кастильской принцессе, внучке Элеоноры. И вот зимой 1200 года Элеонора поехала в Испанию, в гости к своей дочери, тоже Элеоноре, кастильской королеве. Та тоже была многодетной матерью, у нее было 11 детей, в том числе три дочки на выданье. Старшая дочь была просватана уже раньше, а из двух оставшихся бабушка выбрала младшую, Бланку, которой было тогда около 8 лет, и увезла ее с собой (она стала потом одной из самых знаменитых французских королев и фактически многие годы правила Францией то как регентша при малолетнем сыне Людовике IX , то во время его Крестовых походов). На свадьбу Элеонора не ездила, она передала внучку посланцам французского короля.

Король Филипп, забыв о прежней «дружбе» с Иоанном (дружил он только с теми и тогда, когда это ему было выгодно), решил вмешаться в дела королевства Плантагенетов и передал права на северные территории – Нормандию, Анжу и другие владения – своему ставленнику Артуру. Формально он имел на это право, как сюзерен на всей французской территории, но фактически решить этот вопрос можно было только силой, поэтому немедленно началась война. Сначала Артур попытался сам захватить обещанные ему земли, но попал в плен к королю Иоанну и был заключен в тюрьму в Руане, после чего исчез. Как именно был убит Артур, достоверно неизвестно, но слухи об этом ходили один другого непригляднее. По одной из версий король Иоанн с помощником увели связанного Артура из тюрьмы, вывезли его в лодке на середину Сены, там король лично задушил своего племянника и сбросил его в воду (в этом злодеянии, якобы, покаялся соучастник короля перед смертью). Тогда король Филипп сам взялся за дело и довольно быстро добился успеха, захватив спорные северные территории. В марте 1204 года пал построенный Ричардом замок Шато-Гайар, взятый, как говорили, «нерыцарским способом» (французские солдаты проникли в замок через канализационные стоки), а через месяц умерла «от огорчения» 82-летняя королева Элеонора, и была похоронена в своем любимом аббатстве Фонтевро. На надгробном памятнике она изображена лежащей на спине (как полагалось в те времена), с книгой в руках. Рядом с ней в могилах лежат ее муж Генрих, сын Ричард и невестка, жена короля Джона Изабелла Ангулемская.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Судьба королевства и династии.

Король Джон (как его можно теперь именовать по-английски) не смирился с потерей своих владений и организовал коалицию против Франции, в которой участвовали его племянник германский император Оттон и граф Фландрии. Война началась летом 1214 г.; предполагался одновременный удар с юго-запада, откуда нападал сам король Джон, и с северо-востока, где действовали войска союзников вместе с английским экспедиционным корпусом. Но с одновременностью не получилось, король Филипп не дремал, он сначала разбил войска Джона, а потом в большой битве при Бувине нанес поражение остальным союзникам. Правда, сам Филипп чуть не погиб в этом бою, его сбросили с коня и кололи копьями, но на нем были новомодные латные доспехи, которые выдержали удары, пока королю не пришли на помощь. Вообще, латы спасли многих в этом сражении, в котором было удивительно мало убитых рыцарей, но много раненых и пленных. Королю Джону проигранная война стоила потери надежд на возвращение земель, Оттону – императорской короны, а графу Фландрии – свободы (он был посажен в парижскую тюрьму, как изменник).
Король Филипп, таким образом, добился в значительной мере цели – вернуть под свой контроль фактически потерянные его отцом французские земли. О нем можно сказать словами поэта Наума Коржавина:
Был ты видом - довольно противен,
Сердцем – подл…
Но не в этом суть:
Исторически прогрессивен
Оказался твой жизненный путь.
(«Иван Калита»)
За такую прогрессивность (с точки зрения французов) Филипп удостоился прозвища «Август», т. е. «Священный».

На следующий год король Джон крупно поссорился со своими подданными. Он и раньше не находил с ними общего языка, по причине своего тяжелого характера и самодержавных замашек; вообще английская традиция приписывает королю Джону все возможные пороки, и действительные, и вымышленные; видимо, поэтому в Англии никогда больше не было короля с таким именем. Бароны фактически подняли мятеж против короля и заставили его подписать большой список требований, известный под названием «Великой хартии вольностей», который считается зачатком английской демократии. В этом документе больше шестидесяти пунктов; в первом из них провозглашается право церкви самостоятельно назначать своих людей на церковные должности. В большей части остальных пунктов регламентируются имущественные права баронов, в том числе получение наследства, выделение «вдовьей доли», уплата налогов, есть даже пункт, где устанавливается, когда можно не отдавать долги евреям (ростовщикам). Только где-то в середине этой хартии есть знаменитый пункт, по которому «никто не может быть арестован или лишен имущества иначе, как по приговору судей, равных ему по положению». О парламенте в этом документе нет ни слова, это изобретение более позднего времени. Хотя король под угрозой применения силы подписал хартию, серьезно ограничивающую его права, а сказать более верно, его произвол, он не собирался ее выполнять и обратился с жалобой на своих подданных к Римскому Папе. Король Джон до этого крупно ссорился с Папой по поводу назначения архиепископа Кентерберийского, и вообще из-за попыток командовать церковью, дождался даже отлучения, а потом вдруг сделал сильный политический ход, признав себя вассалом Папы. Вот теперь Папа и пригодился, он пригрозил отлучить от церкви всех мятежных баронов, но бароны не очень-то его испугались. Самые непримиримые из них даже призвали на должность короля французского принца Людовика, сына короля Филиппа. Тот явился с войском, какое-то время повоевал в Англии, но тут король Джон сделал самое лучшее, что мог – он умер, оставив трон своему малолетнему сыну Генриху (ходили слухи, что королю в этом помогли).
У баронов не было такой аллергии к Генриху, как к его отцу; решающее слово сказал граф Пембрук (а это не кто иной, как наш старый знакомый Вильям Маршал), он и стал регентом при малолетнем короле. Принц Людовик лишился поддержки в Англии, потерпел военное поражение и убрался домой. Там он на короткое время стал королем под именем Людовика VIII, но вскоре умер от дизентерии, возвращаясь из похода против альбигойских еретиков в южной Франции.

А в Англии началось долгое и не всегда счастливое царствование короля Генриха III. У него оставались еще владения в юго-западной Франции, наследство королевы Элеоноры, за них и шла постоянная борьба с французскими королями. В этой борьбе англичане регулярно терпели поражения, их владения все больше сокращались. Наконец, англичане потерпели серьезное поражение от Людовика IX и могли бы потерять все, но этот король недаром назывался «Святым», он счел недостойным обидеть своего английского родственника (двоюродного дядю) и заключил с ним соглашение, по которому английский король становился герцогом Аквитанским и пэром Франции, получив те же права и те же обязанности, что и другие крупнейшие французские феодальные властители. В частности, при каждой смене короля в одной из стран нужно было приносить заново феодальную клятву верности по форме, установленной соглашением; кроме того, французские подданные английского короля имели право подавать жалобы (апелляции), которые рассматривались в Парижском королевском суде и решались, как правило, не в пользу Англии. Все это сильно раздражало английских королей, но до поры до времени приходилось терпеть. Это соглашение было, конечно, благородным, но, как показали дальнейшие события, политически недальновидным и привело в конце концов к крупнейшему конфликту между Францией и Англией, который получил название Столетней войны.

Через пятьдесят с лишним лет после заключения этого Парижского соглашения во Франции после смерти короля Филиппа IV Красивого произошла череда бурных событий, довольно точно, с исторической точки зрения, описанных в серии романов Дрюона «Проклятые короли». Один за другим пришли к власти и скоро умерли три сына Филиппа IV, не оставив наследников мужского пола, после чего совет пэров избрал королем Филиппа VI, племянника Филиппа IV, первого короля из династии Валуа. Свои права на французский престол предъявил и молодой король Англии Эдуард III, внук Филиппа IV, но его претензии, с династической точки зрения очень основательные, были отвергнуты пэрами, которые считали его чужаком – англичанином. Эдуард, казалось, смирился, он даже присутствовал на коронации Филиппа Валуа и принес ему клятву верности за свои владения во Франции, но в общих словах, без конкретных обязательств. Через несколько лет, в 1337 году, Филипп потребовал, чтобы Эдуард принес ему клятву верности заново и по всей форме, как это было предусмотрено Парижским соглашением. Эдуард категорически отказался и вновь напомнил о своих претензиях на французскую корону; в ответ Филипп объявил о конфискации всех английских владений во Франции. С этого момента война стала неизбежной – Эдуард не мог смириться с потерей земель, которые он считал своими. Да и прочие англичане кое-что на этом теряли – хорошую и дешевую выпивку, так как ежегодно сотни кораблей, груженых бочками гасконского вина, приходили в английские порты, и несмотря на двойное налогообложение в портах погрузки и выгрузки, всем это было выгодно.
Я не буду описывать сложные события этой войны, которая продолжалась, то затухая, то разгораясь, более ста лет и закончилась, как считается, в 1453 году взятием французами города Бордо, родины королевы Элеоноры. Франция вернула все свои территории (за исключением северного порта Кале, который был захвачен англичанами в начале войны и оставался у них еще около ста лет после ее окончания), но никакого мирного соглашения не было заключено. Во времена мушкетерские известный герцог Бекингем пытался, хотя и неудачно, вмешаться во внутренний французский конфликт (войну с гугенотами) около Ля-Рошели под тем предлогом, что это были когда-то английские владения. Формально этот спор окончился только в наполеоновское время, в начале 19 века, когда Англия официально заявила, что она не имеет претензий ни на французскую корону, ни на французские территории; это было нужно для того, чтобы многочисленные французские эмигранты, окопавшиеся в то время в Англии, не выглядели предателями в глазах своих соотечественников.

Мне осталось рассказать о потомках первых Плантагенетов, которые в последующие годы сидели на тронах многих стран Европы. Потомки короля Джона по прямой мужской линии были королями Англии до времен Столетней войны. Старший сын короля Эдуарда III, начавшего эту войну, тоже Эдуард, по прозвищу Черный принц (потому что он носил черные вороненые доспехи), знаменитый полководец, пленивший в битве при Пуатье французского короля Иоанна II, так и не стал королем, потому что умер на год раньше своего отца. Следующим королем стал молодой сын Черного принца Ричард II, который после 22-х лет правления был свергнут с престола и через год убит в тюрьме; к власти пришли представители младших ветвей семейства Плантагенетов Ланкастеры, а потом Йорки, которые в кровопролитной междоусобной «Войне Алой и Белой Розы» перебили друг друга. Следующие династии Тюдоров и Стюартов уже практически не имели родственных связей с Плантагенетами.
Во Франции, несмотря на то, что Элеонора развелась с королем Людовиком VII, она выдала замуж свою внучку Бланку за Людовика VIII, и поэтому последующие французские короли всех династий, и Капетинги, и Валуа, и Бурбоны, могут считаться ее потомками.
В Испании одна из младших дочерей Генриха и Элеоноры, тоже Элеонора, вышла замуж за короля Кастилии Альфонса VIII, и их потомки занимали трон Кастилии, а потом и объединенной Испании до начала 16-го века. Затем, после правления немецких Габсбургов, с 1700 года королем Испании стал Филипп, внук французского короля Людовика XIV Бурбона, героя романов Дюма. Бурбоны, с перерывами, занимают королевский трон Испании до сегодняшнего дня – нынешний король Хуан Карлос Бурбон-и-Бурбон провозглашен королем в 1975 году, после смерти диктатора Франко.
В Германии одно время императором был Оттон, сын Генриха Льва Саксонского (из семейства Вельфов) и Матильды, старшей дочери Генриха II и Элеоноры; после поражения в битве при Бувине он вынужден был уступить престол Фридриху II, внуку Фридриха Барбароссы, но представители этого семейства долгое время были князьями (курфюрстами) в германских землях Брауншвейг и Ганновер. В 1714 году в Англии из-за отсутствия наследников прекратилась династия Стюартов, и на престол был приглашен Ганноверский князь Георг I. Больше ста лет Ганноверская династия совмещала правление в Англии и Ганновере, но после прихода к власти в 1837 году знаменитой королевы Виктории, царствовавшей в Англии больше 60 лет, эти владения разделились. С тех пор эта династия, не изменяясь по существу, дважды меняла название: сначала по титулу мужа Виктории германского принца Альберта (сам Альберт не получил королевского титула) она стала называться Саксен-Кобург-Готской, а затем во время Первой мировой войны из патриотических соображений была переименована в Виндзорскую (по названию королевской резиденции); Елизавета II из этой династии благополучно царствует, но не управляет Англией вот уже почти 60 лет.