Повесть про ведьмочку и ведьму (главы 5 - 8)

5. Тётушка Персефона Аидовна с дочерьми исчезли с горы Блудберг едва только начало светать и все ведьмы, закончившие свои ночные хлопоты, легли спать. Тина же улетала на праздник «чистой силы» в конце дня, Иванова дня, самого длинного дня в году. Её провожал только кот. Он ходил кругами вокруг ведьмочки, топорщил усы да недовольно фыркал, выражая своё неудовольствие. Но с ней не просился, знал, что энимоморфным тварям на балах быть не положено.
Тина была вся радостно-возбуждённая, вся в предвкушении праздника и бала, и новых знакомств. На радостях приласкала кота:
- Ну, что ты, серенький? Не волнуйся за меня! Ничего плохого со мной не случится. К тому же там будут тётушка с кузинами – не дадут меня в обиду. И наконец. Я и сама не маленькая, тоже кое-что могу! Всё будет хо-ро-шо-о! Понял? – Тина слегка щёлкнула кота в курносый кожистый нос. – А я тебе что-нибудь вкусненькое привезу. Ну, мне пора. Будь!
- Ча-ао, Ти-ина! – мяукнул Кот и выгнул спинку, распушил хвост, когда ведьмочка вскочила на свою новую вызолоченную метлу.
Метла тонко взвизгнула, набирая обороты, затем мягко и легко, без рывков, поднялась в небо, шустро взяла заоблачную высоту. Блеск её позолоченных хворостин создавал эффект «солнечного зайчика» и полностью скрывал летящую среди дня ведьму от любопытных глаз. Не прошло и часа, как Тина опустилась на уединённой поляне в излучине Марша – тихого речного потока. Со всех сторон поляна была окружена топкими болотами и густым лесом. Здесь же было прелестное, уютное местечко: мягкая ровная трава, полевые цветы, живописные зелёные кусты. Солнце садилось на западе за далёкие горы.
Тина припарковала свою метлу у большого дуба на опушке леса, придав ей форму молодого побега. Затем, оправив платье и опустив вуалетку, она вышла на поляну. На ней было уже довольно много разного чуднОго народа: дриады и сатиры, русалки и лешие, свилы и оборотни, волшебницы и ведуны, и много- много всякого другого. Никем не узнанная, ведьмочка не спеша прошлась по поляне, разглядывая присутствующих и ловя их ответные взгляды: восхищённые и заинтересованные мужских существ, недоверчивые и завистливые женских. Несколько в стороне, подле большой ветлы у реки, она заметила нарядных тётушку Персефону Аидовну с дочками и толпу поклонников вокруг. Сама же Тина к ним подойти не решилась, не зная как себя вести в таком обществе.
В ожидании ночи и начала бала, присутствующие развлекались, как могли: гуляли в одиночку, парами или группками, играли, танцевали, музицировали. Внимание ведьмочки привлекло нежное звучание флейты. Она подошла к небольшой группке светлых божеств. В центре её стоял молодой сатир, обнажённый по пояс, мускулистый, со светлой кучерявой
бородкой и карими выпуклыми глазами, и играл на семитрубной деревянной флейте. Тина прошла между наядами и дриадами и встала напротив музыканта. Сатир заметил её и скосил один глаз, выглядевший лиловым при закате, опушённый красивыми ресницами. Доиграв свою мелодию, он коротко раскланялся со зрителями и подошёл прямо к ведьмочке, бережно прижимая свирель к груди.
- Я вижу, Вам понравилась моя незамысловатая мелодия и скро-омное исполнение? Позвольте представиться: Ромэ-эо! – проблеял он и низко склонил свою кудрявую голову с небольшими красиво изогнутыми рожками. – Я из благоро-одной семьи Мон-Шер-Трели. А Вы, должно быть, принцесса заморских эльфов? Вы вся така-ая … така-ая необычная и прекрасная, что у меня нет слов! Следующую мелодию, которую я сочиню, я посвящаю Вам! позвольте узнать Ваше имя, о, Несравненная!
- Меня зовут Т… Тающая, - не растерялась Тина. – И я, увы, не принцесса. Я простая начинающая волшебница. Впрочем, здесь я проездом, - вздохнула она. – Мы, наверное, больше никогда не увидимся.
- Нет-нет, не говорите так! Таю-ющая! Какое прекрасное имя! Моя флейта отныне и навсегда будет каждый день петь это имя! И я непременно разыщу Вас, где бы Вы ни были, и спою и сыграю только для Вас! Впрочем, у нас и сегодня впереди целая ночь! Хотя она и самая короткая в году, но самая весёлая и бесшабашная! Вашу руку, Принцесса, веселье начинается!
Тина подала руку Ромэо, и они, весело смеясь, побежали к центру поляны, где старые фавны уже разжигали Ивановы огни – большие и яркие костры. В светлых июньских сумерках эти костры не столько освещали, сколько затеняли и укрывали пространство поляны и кружева подлеска.
Ведьмочка забыла обо всём: кто она такая, что она здесь чужая. Тина в жизни своей столько не смеялась, не танцевала, не слышала столько комплиментов и любовных песен, как в эту ночь. Они с Ромэо и со всем волшебным народом прыгали вокруг костров, пили медовые, пьянящие соки трав – и веселились, веселились вовсю! И лишь редкие летние звёзды из глубины неба смели наблюдать эту вакханалию, этот бал добрых светлых существ на сокровенной поляне на берегу задумчивого, тихого Марша.
Присутствующие время от времени парами или квартами удалялись в прибрежные кусты или в чащу ближнего леса, чтобы отдохнуть от танцев, от безудержного веселья и набраться лирического настроения. Вот и Ромэо, улучил минутку между танцами, и увлёк Тину за собой, подальше от общего веселья. Смеясь и поминутно целуясь, они перебежали луг, где сатир мимоходом нарвал большой букет цветов и подарил ведьмочке. По шаткому мостику перешли ручеек, поросший осокой и камышами, приток Марша и вошли под сень тёмного леса. Лес был старый, даже древний, настоящий пережиток реликтовых веков. И сколько он всего пережил, увидел, услышал – не перечесть – от бурь и ураганов до нежнейшего любовного шёпота. И он был обитаем, его населяли многие существа, которым не осталось места в других районах Нетландии. То тут, то там мелькали светлые тени и тёмные силуэты, пролетали дУхи и призраки, мигали таинственные огоньки. Да и многие деревья были живыми, могли видеть и разговаривать. Но никому не было дела до двоих влюбленных. Ведь любовь – она же естественна, как сама природа!
Ромэо и Тина сели на корнях старого дуба, широко распустившего над землёй свои толстые нижние ветви. Сатир веером расстелил взятый из рук Тины букет и быстро и умело смастерил роскошный летний венок. Негромко напевая любовную песенку, он увенчал благоуханным подарком свою подругу.
Они сидели обнявшись, тесно прижавшись друг к дружке, смотрели на редкие летние звёзды, видневшиеся в прорезях листьев и Ромэо вполголоса читал Тине свои только что сочинённые стихи: «… не смотря в лицо, от страсти млеешь…» А ведьмочке уже хотелось в объятьях сатира испытать всю силу любовной страсти, слиться с ним, стать частицей природы, частицей этой дивной, этой чародейской ночи!
Тела влюблённых сблизились так, что Тина почувствовала сквозь лёгкую ткань хитона своей трепещущей грудью жёсткие волосы на горячей груди Ромэо. Она приподняла вуалетку. Их губы раскрылись для блаженного поцелуя, прелюдии вспышки страсти – и тут…
И тут, словно острые кошачьи коготки скребанули по сердечку ведьмы! Она со стоном выдохнула, открыла глаза и отстранилась от своего друга.
- Что с тобой? Куда ты, Тающая?! – недоумённо вскрикнул сатир.
Ведьмочка вскочила.
- Мне это… мне надо… Я сейчас! – и она опрометью бросилась за дуб, за деревья, в сторону смутно виднеющейся поляны. Но возле густого, цветущего куста жасмина она нос к носу столкнулась с младшей дочерью тётушки Персефоны. Та поправляла здесь изрядно измятое праздничное платье и безнадёжно испорченную причёску.
- А, это ты, - равнодушно сказала молодая волшебница. – Кстати, не помню, говорили мы тебе, что всё волшебство кончается с утром? С первым криком петуха ты опять станешь обычной ведьмой. Так что поторопись. Пока! – и она вышла из-за куста гордо неся свою растрёпанную головку.
Тина потрясённо посмотрела ей вслед. Потом перевела взгляд наверх. Там погасли уже все звёзды и лишь одна, далеко на западе, посылала бледные лучики в стремительно светлеющее небо. Бежать! Надо бежать отсюда, из этой благоухающей прекрасной западни! Если светлые духи обнаружат её, ведьму на своей заповедной земле, они её истребят, размажут в пыль, испепелят! Никто не поверит, что она пришла сюда с добр… с невинными намерениями!
- Тающая! Любимая! Моя принцесса! Где ты, отзовись! – звал из-за деревьев нежный и горестный голос Ромэо. Вскоре и он сам пробежал мимо, мягко топая своими копытами по густой лесной подстилке, сжимая в руке зелёный лоскуток прозрачной ткани - газа. Сатир не заметил её и убежал вниз по течению Марша. А Тина сидела на корточках под кустом цветущего жасмина и горько плакала в запачканный ведьминский передник. Когда же голос сатира затих вдали, она встала, повесила на ветку венок из полевых цветов, и побрела к своей метле…

6. После Иванова дня Тина переменилась. Она стала задумчивой, раздражительной, иногда по ночам вообще не вылетала на работу, старательно избегала других ведьм. Да и другие обитательницы горы Блудберг, казалось, забыли о ней: живёт в своей кочке – и пусть живёт, как знает; колдует – и пусть колдует сама по себе.
Вот только Мшанка никак не хотела оставить ведьмочку в покое. Встретив её на другую ночь после Иванова дня, она прямо сказала:
- Фу-фу, что за гадостью от тебя пахнет? То ли светлым дУхом, то ли фиалками. А, вспомнила: так пахнет жасмин, цветок фей!
- Я, это… упала. Случайно. Да что Вы всё меня обнюхиваете! Отстаньте от меня!!
- А в Иванову ночь я хотела слетать, нарвать папоротников цвет – очень ценная штука. С ним можно столько зла сделать людишкам. Хотела и тебя взять с собой, поучить – ан тебя и нет! Уж и стучала и выглядывала – нет, как нет. И куда тебя черти унесли? Или не черти?
- Не Ваше дело! – обрезала Тина. – И вообще: не суйте свой длинный нос в мои дела!
- И-их, девонька, да кто ж кроме нас, старых ведьм, убережёт вас, молодых? Направит, подскажет? А ведь мне многое ведомо, и в этом мире и в том. Хочешь, к примеру, расскажу, где сейчас твой «король черв»? С кем, о чём думает? Правда-правда, без обмана! Я ведь в Нетландии первая гадалка. Дай руку!
Тина поверила хитрым словам ведьмы, её убедительному голосу. Невольно потянулась к ней, выдав себя ясными синими глазами, и сказала:
- Хочу! А Вы думаете…
- Хо-хо-хо, думаю! Ведовство - это точная, конкретная вещь. Не то, что там какая-то, хм, «наука». Всё скажу! Только давай зайдём к тебе, а то… - Мшанка заговорщицки оглянулась. – Здешние ведьмы такие «выдерги», никому доверять нельзя!
Тине очень не хотелось пускать кого-либо в своё жилище. Но отказаться теперь она не могла. Вздохнув, сотворила заклинание, и первая вошла в кочку. Старая ведьма сдвинула на лоб свою непонятную шапчонку, оскалила оба оставшихся зуба, изображая улыбку, и юркнула за хозяйкой. Оказавшись внутри, она первым делом обошла вокруг очага, сунула нос во все горшки и кастрюли.
- Так, так… Зелье, варево, а это что за бурда? Ну и гадость, эта заливная ряска! Ага, давай к делу. Чтобы гадание удалось, ты должна мне отдать самое ценное.
- М-м, а что, например? – осторожно спросила Тина.
Ведьма подошла к стеллажу и сноровисто провела костлявой рукой по самой верхней полке. Взяв что-то оттуда, она быстро сунула предмет в рот, кусанула, и раскрыла руку. На грязной сморщенной ладони сиял небольшой жёлтый диск. Тина хотела что-то сказать и даже открыла рот, но смутилась, отступила назад, и прислонилась к мягкой, перевитой корешками, стене кочки.
- Ага, настоящее золото! Редкая вещица в наших местах. Ты-а-лы-ер. Талер! О, и портрет на обороте. Король, что ли. Симпатичный мужчина, гордый, хм-м. Кого-то он мне напоминает? Ну-с, это сойдёт! Приступим.
Ведьма важно уселась на единственный стул. Разгладила на костлявых коленях фартук и, сделав значительное лицо, достала из обширного кармана донельзя засаленную и обтрёпанную колоду карт. Тасуя карты, она гнусавым голосом забормотала:
- 36 картей, 36 чертей! Скажите всю сущую правду. Скажите о даме Тине. Что у неё в прошлом, что на сердце лежит, что ждёт её впереди.
И Мшанка ловко раскинула на своём фартуке веер из карт.
- Та-ак! Прошлое твоё покрыто мраком. Хм-м, странно… Н-ну, ладно. Настоящее: на сердце у тебя любовь – ого! Влюблённая ведьма – давненько я такого чуда не встречала. Была у нас одна такая. Дай, дьявол, памяти: в тыщща, э, не помню, в каком году. И влюбилась-то, срам сказать, в бывшего человека, ставшего по любви к этой ведьме колдуном. Да злом-то это дело не кончилось…
- Хватит, Мшанка! – ведьмочка ладонями прикрыла уши. – Не хочу ничего слушать. Гадай мне быстро и уходи!
- Так я и говорю: твой «король» вроде и с рогами и на копытах, а чёрт ли он? Что-то не разберу. А-а, так он ищет с тобой свидания. Ага! Только вот дороги у вас разные. На его дороге никого не вижу. А у тебя стоит какая-то мелочь: то ли тварь болотная, то ли упокойник. Чёрт те что! Карты мои сегодня несут полную ахинею! Не-ет, прежде чем на будущее гадать надо их окропить чёрным воском. Дай свечу!
- Нету у меня! И вообще, надоело мне твоё гадание, убирайся!
- Как же «нету»? Я сама видела, - ведьма проворно встала, подошла к полке с горшками и разными мелкими вещами. Но на этой полке сидел кот, мрачно наблюдавший за настырной гостьей. Как только ведьма протянула свою руку, он быстрым движением цапнул её своими когтями.
- Ай! Чего он дерётся! Брысь, пошёл, перевёртыш!
- Оставь моего кота в покое, Мшанка! Я смотрю, ты в моей кочке хозяйничаешь, как в своей. Сама убирайся! И карты свои никчёмные забирай – врут они! Не люблю я никого, и меня никто не любит – я ведьма!
- Как же, врут, - ворчала старая ведьма, собирая с пола рассыпавшиеся карты. – Не-ет, ты погоди! Я раскидывала на тебя: ждёт тебя трефовая дорога и трефовый интерес, а в конце пути пиковый король сулит тебе несчастье…
- Да пошла ты, ворона старая! – Тина подскочила, вырвала из рук Мшанки колоду карт и бросила их в очаг. Огонь вспыхнул, засаленные карты занялись синим пламенем, и через секунду от них осталась только горстка пепла. – Вот где место твоим картам!
- А-аххх!!! Да ты!!... Да мне!! Ну, держись, ведьмочка – я этого не прощу!!
Старая ведьма обдала Тину уничтожающим взглядом и прошла сквозь кочку, прорвав в ней большую прореху. На лице ведьмочки отразились досада и смущение. Хотя Мшанка надоела ей своей назойливостью, открыто враждовать с ней Тина не хотела.
Верный кот спрыгнул с полки и потёрся о её ноги.
- Иди спа-ать, хозя-яйка. Не бойся, что-нибудь придумаем: ночь утра мудренее. А я пока всё приберу. Мя-аа!

7. После случая в Тининой кочке, ведьма Мшанка решила, что пора наказать своевольную Тину. Она стала подговаривать против ведьмочки других обитательниц горы Блудберг.
- Посмотрите, какая же она ведьма? – говорила Мшанка. – Она совсем не похожа на нас. Она нас позорит! Давайте наденем на неё «личину» - есть у меня одна, очень страшная. Она из кожи похороненной на болоте, вся покрыта язвами и бородавками. Стоит такую надеть и показать лунному свету, как она намертво присасывается. Вот такую на нашу Тиночку натянуть, гы-гы-гы! Она будет ей к лицу, гы-гы! Вы только помогите мне!
И вот, в одну из ночей, когда Луна ещё не взошла, но ясное небо при бледнеющих звёздах предвещало приближение ночного светила, в кочку Тины поскреблась зловредная ведьма Кривела. Не входя внутрь, она заголосила у порога тонким мерзким голоском:
- Ой-ой-ой, беда-то какая! Наша злая подруга Мшанка умерла! Ой, радость-то… тьфу ты, вот беда! Пойдём, Тиночка, оплачем нашу подлю… подругу. Она хотела тебя видеть… Ой, то есть, перед смертью просила.
Тина, торопливо завязывая ведьминский передник и выбирая из кучки обуви новые башмаки, растерянно спросила:
- Как же так? Я её вчера видела – бодрая, и с таким лицом, будто замышляет очередную гадость. Даже не верится…
- Ой. И не говори! Мы и сами не ожидали, что она… То есть, готовила зелье, снимала пробу и поперхнулась недоваренной летучей мышью. Вот она, жисть наша ведьмачья, а-а-а! Ну что, собралась? Пойдём скорей! – Кривела сморщила своё личико, похожее на мордочку хорька, цепко схватила Тину за руку и потащила к кочке, где жила Мшанка.
Кот неслышными прыжками догнал хозяйку и засеменил рядом, прикрываясь складками её длинной юбки, и стараясь быть незаметным.
В жилище ведьмы было до жути тихо. Очаг, без единого живого огонька, был тёмен и холоден. Мшанка лежала на своём бесформенном лежаке непривычно прямая, со строгим лицом, с вытянутыми вдоль туловища руками. На её глазницах лежали две крупные, медные с прозеленью, монеты. Под головой была какая-то странная подушка, похоже кожаная.
- Перед смертью она просила, чтобы ты, Тиночка, одна, то есть, посидела тут до часу, когда её будут хоронить. И ещё, по нашему древнему обычаю, ей надо положить в рот лакричный пряник. Вот этот самый. Сейчас я уйду и, как только за мной затворится кочка, опусти Мшанке в рот пряник. Затем садись подле неё и читай вслух «Некромагикон», вот этот. Так велела наша мёртвая… тьфу ты, то есть, ещё не мёртвая, а… а, какая? Короче, так сказала Мшанка. Ну, так я пошла!
Кривела махнула заскорузлым передником и выскочила из жилища. Тина посмотрела на низкий потолок, со свисающими с него жирными белыми корнями, и ей стало не по себе: над телом ведьмы раскачивался и скалил острые зубы скелет крупной змеи. Чтобы немного рассеять страх ведьмочка заговорила:
- Как она сказала? Сначала сунуть в рот пряник? Или сначала почитать книжку? У нас в Академии в «Некромагиконе» были цветные объёмные картинки. Интересно, есть ли в этом издании рисунки? Нет, всё-таки сначала надо дать пряник…
- МяУ! А ну… - предостерегающе мяргнул Кот.
- Ты думаешь? – усомнилась Тина. – Зачем ей прикидываться дохлой? Да и что она мне сделает? Хм-м. Ладно, быстро воткну пряник и отбегу за очаг – там она меня не достанет. Вот как же ей рот раскрыть? Где тут топор или хотя бы ножик?
Словно желая помочь ведьмочке, рот Мшанки начал медленно открываться, обнажая два крупных, жёлтых, мощных, как зубья капкана, клыка.
- О, очень кстати. Сейчас возьму пряник… Не мешайся, Пушистик!
Но кот, опередив хозяйку, вспрыгнул на грудь ведьмы и провёл хвостом по её крючковатому, поросшему жёсткими волосьями и бородавками, носу.
- Апп-чхи! – громогласно издала звук ведьма. Она содрогнулась всем телом так, что монеты на её глазницах подпрыгнули. Скелет змеи сорвался с потолка и упал на кота. Тот взвыл, будто змея вцепилась в его мужскую плоть, и выскочил из кочки. Кочка чмокнула, подобно открывшейся трясине, затем внутренние корни плотно стянули стены. Тина почувствовала, что от ужаса у неё поднялись волосы. Она осталась одна, в колдовской ловушке, в обществе зомбо-ведьмы. У ведьмочки задрожали руки, пальцы разжались, и она уронила лакричный пряник. А отверстый рот мёртвой Мшанки притягивал, заманивал в себя, требовал жертву! Не в силах отвести взгляд от лица покойницы Тина начала шарить руками по полу. Ей попалось что-то круглое и твёрдое, и она торопливо положила требуемое в притягивающий рот. Тонкая рука ведьмочки оказалась в этой ужасающей воронке. Огромные костяные зубы клацнули и хрустнули, перемалывая «пряник». Одновременно из-под головы ведьмы поднялось нечто омерзительное и стало приобретать черты…
- Ой!! Ой-ёй-ёй! – вдруг завопила Мшанка и поднялась на лежанке. – Ой, мои зубы!
Ведьма сплюнула в ладонь серый камень-голыш и один из двух остававшихся у неё зубов.
- Ты что, дура? – обычным голосом спросила она, и страх у ведьмочки сразу прошёл. – Тебя, как нормальную пригласили в жилище к одинокой ведьме. Ну, может, пошутить я хотела. Может, красоты бы тебя лишила – так на кой ведьме красота, Га? Может, руку бы оттяпала, в шутку. Так при умелом колдовстве она отрастёт. Лет через 100 – 120. А ты что наделала? Мой распредпоследний зубик сломала, мерзавка! А ну, выметайся отсюда!
Мшанка сделала замысловатый пасс руками, кочка растворилась, а ведьмочка кубарем выкатилась прямо на Ведьмину поляну.
Отряхнув передник и пригладив рукой растрёпанные волосы, Тина встала и со всей уверенностью погрозила Мшанке кулачком:
- Карга старая! Я тебе всё равно не верила, так и знай! Ведьма! Доморощенная…
После этого Тина, довольная собой, направилась отдыхать к родной кочке, назло всем ведьмам громко насвистывая людскую песенку: «- За одни глаза тебя б сожгли на площади…»

8. Поразмыслив на досуге, ведьмочка решила ещё больше проучить докучливую Мшанку, чтобы той не хотелось более шпионить. Тина припомнила проделки, которые они устраивали в Академии, и задумала повторить одну из них. Она набила набила старую мешковину прелой травой, перевязала её в нескольких местах, обозначив голову, руки, ноги и напялила на готовое чучело своё вышедшее из моды платье да ещё парик из обрезанного конского хвоста. Затем они с котом «усадили» чучело под кустом бузины, росшим напротив Тининой кочки, и облили его липкой смолой.
На кота Тина несколько дней дулась, за то, что он бросил её одну в логове Мшанки. Кот ходил ещё тише обычного и несмело пытался убедить хозяйку, что сбежал он не из трусости, а отвлекая на себя, направленное на ведьмочку зло. Тина ему не верила и безжалостно смеялась над ним. Но готовя заговор против старой ведьмы, она поняла, что без кота ей не обойтись и они помирились. Для осуществления своего плана Тина выбрала ненастную ночь с низкими тучами, с мелким, совсем не летним, дождичком.
С наступлением ночи Мшанка, по своему обыкновению, прокралась к жилищу ведьмочки разнюхать, что у неё новенького. И вдруг она буквально наткнулась на Тину, одетую во всё тёмное, сидевшую неподвижно в тени куста. В темноте только белели зубы ведьмочки в широко раскрытой ухмылке. Мшанка заповодила носом: что-то здесь не то, похоже Тина поджидала её. А вот рядом и Кот, зловеще сверкает жёлтыми глазищами.
- Ах, Тиночка, красавица наша! – засюсюкала застигнутая врасплох ведьма. – И ты решила воздухом подышать? Прекрасная ночь, не правда ли? – с бородавки на её носу скатилась крупная дождевая капля.
Ведьмочка издевательски промолчала, не удосужив собеседницу даже дежурными проклятьями и насмешками. Зато кот вышел вперёд, распушил усы, выгнул спинку и заурчал утробно и угрожающе.
- Брысь, бесёнок лохматый! – отмахнулась от него Мшанка и громко высморкалась в мокрый рукав. Кот не спеша удалился за спину своей хозяйки.
- Что ж, неприветливая, ты со мной и разговаривать не хочешь? – уточнила Мшанка.
Ведьмочка снова не ответила, только засмеялась странным далёким смехом.
- Так ты смеяться над старой заслуженной ведьмой?! – разозлилась Мшанка. – Получай трёпку!
Ведьма подскочила сбоку и вонзила длинные костлявые пальцы в спину Тины. Но та не завопила от боли, отнюдь. Смех ведьмочки зазвучал ещё громче и ещё ближе. Мшанка вогнала пальцы другой руки в грудь проклятой девчонки. Но её ногти провалились вовнутрь, как будто в тленное тело.
- Тьфу, тьфу! Люцифер меня охрани! – испугалась Мшанка.
Она попыталась вырвать руки из объятий Тины – и не смогла! Зато Мшанка легко, как мешок соломы, подняла свою соперницу. Она попыталась отбросить ведьмочку, но объятия той стали только плотнее и какие-то…
- Ой! Ой-ёй-ёй! – вскричала Мшанка. – Я к тебе прилипла! Тина, брось колдовать, отстань от меня!
- А ты не будешь больше за мной подглядывать? – голос Тины прозвучал откуда-то из-за спины.
Ведьма, насколько смогла, скосила глаза и увидела… вторую Тину, подошедшую к ней с зажжённой свечой из чёрного воска. У её ног шёл второй Кот – хвост трубой, усы грозно растопорщенные.
- О-ой-ёй! – в голосе ведьмы проявились плачущие нотки. – Не буду!
- Клянись!
- Клянусь-клянусь! Погибелью всех людских душ. Обещаю больше за тобой лично не подглядывать.
- Ладно, на этот раз отпущу тебя, - пробурчала Тина. Да и что ей было делать с пленённой ведьмой? Сказала, и тут же призадумалась.
Колдовство, это ясно. Чего сама не знаешь – можно в книгах прочитать. А вот как реально отлепить смоляное чучело от живой ведьмы? Ведь и самой влипнуть можно. Тина живо представила картину: она и Мшанка, обе прилипшие к чучелу, ходят бок о бок, чуть ли не в обнимку! Ведьмочка щёлкнула пальцами:
- Кот, освободи её!
Феликс недоумённо взглянул на хозяйку, поморщился, но ослушаться не посмел. Он обошёл кругОм старую ведьму, вцепился когтями и подтащил их с чучелом к корявому полузасохшему дереву. Зацепив мешковину за ветки, он прыгнул Мшанке на плечо и басом рявкнул ей в ухо: - ММЯ-ууу!!! Всполошенная ведьма рванулась изо всех сил, старая мешковина чучела треснула и разорвалась, рассыпая солому. Мшанка не удержалась и покатилась со склона горы кубарем, смешно растопырив костлявые ноги и беспорядочно болтая руками. От сильного толчка дерево сломалось, кусок мешка, оставшийся на нём, накрыл кота и тот покатился вслед за ведьмой. Снизу долго ещё слышались проклятия Мшанки и визги кота, сдиравших с себя куски мешковины и потёки смолы.
Кот вернулся домой весь грязный и со слипшейся, взъерошенной шерсткой. Хозяйка не пустила его в кочку:
- Иди отсюда, грязнуля! Только смолы мне тут не хватало. Умойся, почистись, потом зайдёшь.
И бедный Феликс до утра вылизывал и вычёсывал серую шубку, проклиная свою незавидную судьбу.
А Мшанка усвоила урок и перестала каждую ночь следить за ведьмочкой, и долгое время вообще не показывалась ей на глаза.