Гномлины Солнечной долины.

Маленький Лаф бросил взгляд на беззаботно смеющееся солнце и, нахмурившись, прибавил ходу. Судя по небесным часам, он опять безнадёжно опаздывал, снова окажется, что все уже в сборе, а его будут дразнить неуклюжим шмелём.
– Я не шмель! – упрямо прошептал Лаф, и тут же коварный скользкий камушек подвернулся ему под босую пятку. Хотя паренёк явно знал толк в беге, он неминуемо собрал бы в горячей дорожной пыли множество синяков и ссадин, не развернись за его спиной широкие полотнища, похожие на гибкие витражи. Первый резкий взмах упругих крыльев чудом удержал юного бегуна от болезненной встречи с рыжей неприветливой землёй, а второй взметнул хрупкое мальчишеское тело над широкой горной тропой, окаймлённой колючими кустами.
– От вас никогда не знаешь, чего ждать! – испуганно упрекнул Лаф своих безмолвных спасителей, которые держали его довольно высоко над предательской каменюкой, невозмутимо загребая тёплый воздух и переливаясь в солнечных лучах.
– Что, парень, опять болтаешь с собственными крыльями? – большеклювая птица, изумительно похожая на тукана, зависла перед лицом мальчика.
– Будь с ними построже, покажи им, кто хозяин!
– Отстань, Грак, не до твоих шуточек сейчас, – сердито отмахнулся Лаф. – Ты видишь, я опять опаздываю, и мастер Лекс снова станет ворчать и поучать, и все будут злиться на меня.
– Само собой. Потому что по твоей вине ребятам вместо страшилок, легенд и приключений придётся слушать бесконечное старческое брюзжание. Эх ты, длинный шмель!
Конечно, медлительного в полёте Лафа, обогнавшего всех своих коренастых ровесников в росте и худобе, не раз так обзывали, но сейчас и без того переволновавшийся паренёк не смог снести подобной дерзости от какой-то птицы. Он попытался метнуться вслед за юрким туканом, однако при этом едва не свалился вниз, так как одно из крыльев и не подумало выполнить его мысленный приказ, тогда как второе бросилось в погоню.
– До встречи внизу! Я передам мастеру, что ты спустишься к ночи! – хихикнул Грак и, отлетев в сторону, скрылся за краем обрыва.
– Ну погоди, кирка пернатая! – погрозил паренёк вдогонку клювастому насмешнику и по широкой спирали начал осторожно планировать к подножию горы, где у аккуратного зелёного домика мастера Лекса мелькали разноцветные искорки. Там бликовали на солнце крылья уже собравшихся ребят, которые с великим нетерпением ждали прибытия этого долговязого балбеса Лафа по прозвищу Длинный Шмель. Они явно рассчитывали, что мастер ограничится коротким выговором небесному тихоходу и быстро перейдёт к чему-нибудь более интересному, но шансы на это были невелики. От подобных мыслей Лафу стало совсем тоскливо, и всё же ускорить спуск мальчик никак не мог. Ведь он был единственным гномлином Солнечной Долины, который никак не мог договориться со своими крыльями.
– Неужели Великий Гномлин почтил нас своим визитом?! Мы почти не утомились наблюдать Ваше величественное снисхождение к нам с горных вершин, - мастер Лекс был сегодня на редкость сердит и язвителен. – Если молодой господин позволит, мы пройдём в класс и начнём занятия. Вы не против, владетельный Лаф?
Растерявшийся Лаф, не ожидавший такого яростного напора, только растерянно кивнул в ответ, чем заработал ехидные смешки со стороны одноклассников.
«Этот босяк ещё и нос задирает!» - прошелестело по рядам смугловатых темноволосых подростков, затянутых в однообразные бело-голубые «лётные» комбинезоны и жёсткие кожаные ботинки с высокой шнуровкой. Спар, который среди коренастых сверстников проигрывал в росте только Лафу и, может быть, за это не любил его больше, чем все прочие, шагнул вперёд и, согнувшись в шутовском поклоне, замысловатым жестом предложил проследовать в школу. Чём в чём, а в изяществе движений, изысканности манер и ненавязчивой роскоши одежды Спару, сыну старейшины, было не отказать.
Когда все расселись по местам, юные гномлины с удивлённым облегчением поняли, что на сегодня нравоучения старого мастера отменяются, и благодарно отдали наставнику всё своё внимание.
– Итак, дети мои, пришло время вам получить ответ на ваши прежние нетерпеливые вопросы о происхождении нашего племени. Знайте же, что прежде народ гномлинов называл себя иначе и обитал в совершенно ином мире, о котором вы, хвала Свету, не имеете никакого представления. Наши пращуры были созданы могущественными силами, которые всегда управляли этим миром, и им было дано изначальное знание: как никто другой они умели слышать музыку металла и видеть красоту камня. Вам сейчас, конечно, трудно представить, что мой отец до прихода в Солнечную Долину значительно превосходил любого гномлина ростом, а о крыльях он и мечтать не смел! Именно моему почтенному батюшке, вечная ему память, вы должны сказать спасибо за всё, что сейчас узнаете, ведь в пору Исхода он, Лаптот-коротышка, служил придворным архивариусом и ведение магической летописи входило в его обязанности.
Мастер Лекс, кряхтя, взгромоздил на мраморный учительский стол невысокий, но довольно широкий сундук из чёрного дерева, откинул толстую выпуклую крышку, оказавшуюся с внутренней стороны плоской и матово-белой, а затем дёрнул свисающий с потолка шнурок, отчего на окна мягко ухнули плотные портьеры, погрузив класс в кромешную тьму. Матовая поверхность сундука мягко засветилась, а из недр его ровной полупрозрачной пеленой поднялся зыбкий туман.
– Раскройте свои глаза и уши и напрягите память, ибо лишь раз в жизни гномлину позволено узреть эту летопись! – раздался шёпот старого наставника, и в тумане над сундуком что-то изменилось.
По молочному мареву, повисшему между учениками и плоскостью холодного белого света, пробежали разноцветные сполохи, которые непостижимым образом сложились в чёткое объёмное изображение чёрного куба.
– Это мой кабинет, - раздался голос ниоткуда, отчего некоторые молодые гномлины заозирались, тщетно пытаясь найти источник звука. - Просто старший механик двора Сонак только что принёс мне эту штуку, - извиняющимся тоном продолжал невидимка, - и я ещё не знаю, что снимать. Ой, я, оказывается, и веко на Волшебном Оке не поднял! Ну вот, так лучше!
Чернота куба исчезла, вдруг просветлев, и перед глазами учеников медленно поплыла в воздухе стена, сложенная из крупных, идеально подогнанных каменных блоков. На полированной, как драгоценность, поверхности стены островками попадались картины из камня, витые украшения из металла и заваленные свитками полки из материала, похожего на хрусталь.
– Стены я сам выкладывал, - похвастался уже знакомый голос. - Тяжеловато было, зато больше никто не посмеет назвать меня ни на что не годным бумажным червём! Кстати, это я!
Обзор изменился так резко, что некоторые слишком увлекшиеся гномлины ощутили дурноту, а иные даже свалились со своих мест. Тем временем перед глазами затаивших дыхание учеников предстал один из их далёких предков: подлысоватый, пухленький, в круглых очках - короче, обычный взрослый гномлин, разве что без крыльев. Вздох разочарования прошелестел по рядам зрителей.
– Будем знакомы, меня зовут Лаптот-коротышка. Я главнейший и единственный архивариус Его Величества. С этого дня я буду увековечивать нашу историю не как все мои предшественники - пером и чернилами, а Магическим Глазоухом - великим изобретением королевских механиков. Эти гении на всё были готовы, чтобы только я больше не просил их отремонтировать машинку для очинки перьев! Все свои наблюдения я должен складывать вот в этот ларец для потомков.
Изображение немного сдвинулось, и юные гномлины ахнули. Они увидели рядом с архивариусом тот самый сундук, что сейчас стоял перед ними. Только по сравнению с фигурой Лаптота-коротышки этот громоздкий ящик, в котором любой из них мог бы вытянуться в полный рост, смотрелся в самом деле как ларец небольшого размера.
– Итак, - картинка резко изменилась, Лаптот пропал куда-то, и вместо него на объёмной сцене появилось зашторенное окно, затем штора отодвинулась, и чья-то рука распахнула витражные ставни, - сегодня на дворе 3015 год от Сотворения Молота, 15-й день летнего месяца рубина. В этот день сотни зим назад люди и гномы заключили мирный договор. С тех пор Праздник Закрытых Ножен отмечается ежегодно. Сами убедитесь - фееричное зрелище!
Юные гномлины теперь будто выглядывали из окна на городскую площадь, где вовсю разворачивался праздник. Толпа нарядно одетых гномов пела, плясала и угощалась за длинными столами, выставленными прямо на булыжную мостовую. Ближе к окну на широком помосте пировали богато одетые вельможи, одним из которых, судя по зубчатой кромке незатейливого золотого головного венца, был сам король Чинот. Среди своих коренастых, смуглых и черноволосых подданных его величество выделялся высоким ростом и худощавым телосложением, а его грива, перехваченная обручем и пронизанная серебряными прядями благородной седины, была скорее тёмно-каштановой, но никак не вороной. За тем же столом, но словно в некотором отчуждении сидела небольшая компания существ, очень похожих на предков гномлинов, однако значительно превосходивших их ростом и даже шириной плеч, что само по себе казалось невероятным крохотным, как только что выяснилось, зрителям.
– Это люди, - прозвучал комментарий Лаптота. – Когда-то, сотни зим назад, люди пришли на наши земли, потому что чёрная погибель заставила их бежать с насиженных мест. Эти дикие беженцы умели работать только с деревом, землёй и немного с камнем, так что наши предки позволили несчастным остаться в плодородных долинах, окружающих обжитые нами горы Дварфбергена.
Как только пришельцы обосновались, гномы заключили с людьми договор о вечном мире, и сотню-другую зим всё шло неплохо: наши новые соседи возделывали земли и продавали нам провиант, а наши кудесники-кузнецы и чудо-строители с удовольствием выполняли для них заказы на инструменты, украшения, оружие и доспехи и получали требуемую цену. Однако последние несколько своих поколений люди пытаются выкупить, выпросить и даже выкрасть наши секреты, а нежелание гномов-мастеров делиться тайнами своего ремесла пробуждает в этих неблагодарных верзилах всё большую зависть и подозрительность...
Внезапно один из чужаков на королевском помосте, ожесточённо о чём-то споривший с кем-то из приближённых короля, вскочил, опрокинув массивное дубовое кресло, на котором сидел. Унизанные перстнями пальцы сжались на краю большого серебряного блюда и скомкали металл, как мокрую тряпку. Негодующий рёв человека покрыл шум праздника:
– Если вы не хотите нам помочь в войне, значит, вы наши враги!
– Вот тебе и раз! – удивился невидимый Лаптот. – Пойду послушаю, о чём сыр-бор.
Картинка на время погасла, и взгляды юных гномлинов утонули в белом тумане, но спустя секунду по нему вновь пробежала рябь. Перед зрителями проявилось лицо архивариуса Лаптота, который зачем-то напялил ночной колпак и выглядел не в пример менее радостным, чем в прошлый раз.
– С вами снова я, главнейший архивариус Дварфбергена, Лаптот. Сейчас ночь с сорок пятого числа летнего месяца рубина на первое число осеннего месяца янтаря. По приказу нашего мудрого монарха Чинота у меня изъяли этот чудесный ларец, чтобы стереть записи совершенно тайного королевского совета, куда я тайком пронёс Волшебное Око. Вернули приборы только сегодня со строгим предупреждением. У меня дурное предчувствие. Люди нанимают наших мастеров за неплохую плату, после чего увозят их с собой и те исчезают. Ни слова, ни весточки. На все вопросы люди отвечают, что наши сородичи работают на секретных объектах, с которыми запрещена связь, и уверяют, что насильно никого не держат. Мол, раз ваши мастера не объявляются, значит, им трудиться на нас нравится и не хотят они домой возвращаться. В существовании тайных поселений сомнений нет: когда наши почтовые махаоны приближаются к таким местам, по ним открывают стрельбу люди-лучники. Всё это очень дурно пахнет, скажу я вам.
Изображение над ларём вновь растаяло, но тут же вынырнуло из тумана. Чрезвычайно взволнованный Лаптот, облачённый в дурацкого покроя балахон с серебряными вставками и нелепую остроконечную шляпу с загнутыми полями, затараторил, глотая буквы и слоги:
– Тридцатое число осеннего месяца янтаря. Я только что вернулся с посольством из Бердарма, столицы королевства людей. Всё очень хорошо и совсем плохо! Нас обласкали, осыпали щедрыми дарами и заманчивыми предложениями, от которых было трудно отказаться, но мы справились. Постоянные пиршества и увеселения не позволили нам обсудить вопросы, с которыми нас прислал наш король Чинот. А перед нашим отъездом гостеприимный король Лийс Бердармхольд велел передать нашему государю Чиноту: «Если гномы хотят жить в мире, однако не желают союзничать, то пускай они знают, что людям сейчас нужны не добрые соседи, а верные союзники или покорные рабы». Правда, язык человеческого монарха еле ворочался, а шатало его так, что он едва не ронял ополовиненный кубок величиной с мою голову. Ведь правильно говорят: «Что у пьяного человека на уме, то и на языке». Его величество Чинот после нашего доклада заперся в зале с бочкой чего-то вкусного и советниками – расшифровывать послание короля Лийса. Пойду попробую помочь, пока без меня не обошлись…
Лаптот канул в туман, а следующим своим появлением вызвал у зрителей дружный вздох изумления - настолько подавленным и постаревшим смотрелся небритый архивариус.
– Прошло не менее двадцати восходов… или более? Я совсем сбился со счёту и потерялся во времени. И всё понапрасну. Несколько восходов назад малолетний наследник короля человеческой державы Лийса добрался до папиной коллекции оружия и порезался почему-то именно гномьим кинжалом. Само собой, неумехи люди-лекари вместо того, чтобы зашить ранку и остановить кровь, объявили обычный клинок заговорённым, а порез неизлечимым. Наших целителей допустили к принцу слишком поздно. В общем, несчастный мальчик умер… И умер как раз вовремя, чтобы люди наконец получили железный аргумент для начала войны. Лийс уже ввёл свои войска на нашу землю, перекрыл все тропы и осадил золотую шахту Трора, где в то время отдыхал наш монарх. Наш город будет также окружён ещё до заката. У нас очень мало воинов: в городе в основном родители, жёны и дети горных мастеров, а также королевских дружинников-хирдьеров. Мы нужны этим верзилам как заложники, но так просто мы не сдадимся! Мне пора идти – я отвечаю за заточку мечей и смазку кольчуг.
Лаптот растаял, чтобы через секунду явиться перед юными гномлинами с окровавленным лицом и перевязанной грязной тряпицей головой. Массивный боевой арбалет в руках сухопарого невысокого архивариуса смотрелся весьма грозно. За спиной Лаптота виднелась грубая каменная кладка, откуда-то доносились воинственные крики и лязг оружия.
– Эти чокнутые верзилы лезут на стены в своих панцирях, как огромные тараканы! – почти прокричал архивариус. – Меня назначили на башню стрелком. Мы отбили уже три штурма. Хорошо, что они не воюют ночью и мы можем посменно спать. Судя по ветру, к нам спускается зима. Скоро ляжет снег, хотелось бы на него полюбоваться. Дочь нашего обожаемого монарха Чинота, красавица Чу, получила от отца сообщение. Говорят, кроме письма почтовый махаон принёс ей и Кольцо Вызова. До сих пор никто не сумел пробудить в кольце жизнь, вряд ли случится это и сейчас. Но главное, что наш король жив! Мне пора – враг опять атакует! Прощайте!
После исчезновения над сундуком лица Лаптота юные гномлины несколько секунд, затаив дыхание, пристально вглядывались в клубящееся белое марево. Казалось, в полной тишине был слышен учащённый стук их сердец. Мастер Лекс, не одну сотню раз видевший эту запись, добродушно усмехнулся. И в тот же миг волшебный туман почернел, и, к великому облегчению непосвящённых зрителей, в кромешной темноте раздался уже почти родной голос Лаптота:
– Сегодня третье число зимнего месяца алмаза. День поистине великий. Её высочество принцесса Чу пригласила меня в Священный Сад Рубиновой пещеры, что взращён нашими предками глубоко под столицей. Мне позволено запечатлеть Волшебным Оком обряд пробуждения Кольца Вызова. Над нами не прекращается битва, люди идут на стены волна за волной. Мы отбиваемся, но силы защитников Дварфбергена на исходе, так что если сейчас и здесь не случится чудо, то нас всех ожидает смерть и рабство. В общем, смотрите внимательно, почтенные потомки, ибо если вы хоть что-то сейчас видите, значит, народ гномов спасся и сохранил свои знания! В таком случае благодарите принцессу Чу, дети мои!
– Лично я ничего не вижу! – раздражённо пробормотал Спар. – Выходит, гномы погибли, что тут ещё смотреть.
– История ещё наверняка не закончилась, так что не спеши, Спар! – осадил Лаф сына старейшины.
– Не спешить – это твоя привычка, а я не шмель! – огрызнулся Спар под угодливое хихиканье своих прихвостней.
– Молодые гномлины, если вы не прекратите шуметь, я выставлю вас вон! – прогремел голос мастера Лекса, и все сразу затихли: гномлинов с младенчества учили уважать старших и почитать умных.
В бесконечности темноты класса, в этом космосе, лишённом звёзд, слышались удары множества капель о камень, чудилось эхо этой капели и чьих-то мягких шагов. Потом родился Голос. Он будто брал своё несмелое начало в чистом ключе свободного Дыхания Жизни, а потом, крепчая и истончаясь до бритвенной остроты, взлетал к верхнему пределу слышимости. Невидимая обладательница Голоса неведомыми слушателям словами о чём-то просила кого-то, умоляла, требовала и, похоже, превозносила. Почти ощутимая кожей паутина звуков зачаровала юных гномлинов, утянула их в чудный мир загадки и там растаяла…
– Вы только посмотрите! – восторженно зашипел незримый Лаптот. – У неё получилось! Она пробудила Кольцо и вызвала Светлого Сида – Стража Грани Миров, вы видите?!
Вслед за последним вопросом раздался такой раздосадованный вопль, что гномлины подпрыгнули:
– О нет! Чтоб я лопнул! Я опять забыл поднять веко Волшебного Ока! Я никчёмный архивариус! Меня даже люди в рабство не возьмут: зачем им такие дилетанты?.. Впрочем, чего это я? Наше поражение отменяется – никакого рабства, никакой смерти! Будем считать, что я не заснял Обряд Вызова из соображений секретности. А теперь…
Лица гномлинов озарил красный свет, исходивший от огромных канделябров из горного хрусталя удивительной чистоты. Прозрачные ветви кристаллов усеивали довольно крупные рубины, от которых и исходило странное будоражащее душу сияние. С невидимого потолка спускались гроздья топазов, и свет, преломлённый ими, обретал оранжевое звучание, рождая смутные надежды и неистребимое желание жить и радоваться жизни во что бы то ни стало.
Посреди всего этого великолепия посверкивала вымощенная слюдой круглая «поляна», словно отделённая от остального пространства неким воздушным голубовато светящимся коконом. В центре круга тянулась вверх витая зеркальная стела, которая стоящую рядом юную гномессу превосходила высотой головы на две, в то время как полупрозрачному мужчине, небрежно опершемуся на вершину металлического сооружения, доставала максимум до середины груди. Было видно, что принцесса Чу (а судя по богатой венцеподобной диадеме, это была именно она) что-то втолковывает нетерпеливо хмурящемуся призраку, но совершенно не слышно, что именно. Затем Лаптот, видимо, подрегулировал чуткость записывающего аппарата.
– Да, ты не ошиблась, я действительно Светлый Сид, Страж Грани Миров, - похоже, уже не в первый раз устало объяснял полупрозрачный великан принцессе. – И я на самом деле дам тебе ключ от другого мира и попробую помочь вам добраться туда. Но я не могу подобрать вам среду обитания, пока вы не подберёте себе форму, в которой вы, гномы, собираетесь войти в новый мир… ну а учитывая ваше плачевное положение, то и покинуть осаждённый город тоже. Думай, Чу, нового дня Дварфберген может не пережить.
– Земным, водным и подземным путём нам не уйти. Получается, остаётся лишь воздух, - задумалась дочь короля гномов. – Нам нужны крылья, великий Сид! Крылья, как у наших почтовых махаонов, способных, кстати, видеть и ночью! Это поможет нам покинуть город, пока враг спит!
– Как скажешь, - бесстрастно кивнул Сид воодушевлённой принцессе, достал из-под плаща большую связку таких же прозрачных, как он, ключей и положил один из них на верхушку стелы. Густыми громовыми раскатами распевно потекли строки заклятия:
«Воля Сида непреклонна!
Пусть сольётся воедино
Сила крыльев махаона
С телом гнома-господина!»
Не успело от стен Сада Рубинов вернуться эхо, как из лежащего на стеле ключа хлынула, ускоряясь и расширяясь, волна слепящего света. Едва она достигла ближайшей к зрителям стороны сундука, по ушам испуганным гномлинам резанул истошный крик Лаптота. Потом Волшебное Око, очевидно, упало на пол и перевернулось, успев перед отключением заснять высокий потолок Садовой пещеры, усеянной тысячами огромных бабочек. Почтовые махаоны, грубо разбуженные вспышкой яркого света, бестолково копошились на сверкающем всеми гранями камне, раздражённо шевеля шикарно расцвеченными крыльями. И точно такие же крылья зашуршали в ответ за плечами юных гномлинов вопреки их воле. В отличие от остальных, Лаф не огорчился: он почти привык к непослушанию своего летательного аппарата. Затем картинка пропала, сундук захлопнулся, и мастер Лекс открыл шторы.
– Поразительно, правда? – обратился старый гномлин к ученикам, дружно утратившим дар речи. – Представляете, помесь пещерной бабочки с гномом. Отец всю оставшуюся жизнь удивлялся, как не сломал себе шею, рухнув с такой высоты и едва не попав под Волшебное Око, которое стало вдруг большущим и неподъёмным.
– Мы что же, почтенный мастер, не узнаем, что было дальше? – огорчился Лаф.
– Не знаю, с каким насекомым смешались твои предки, Длинный Шмель, но точно не с бабочками, – не упустил случая воткнуть шпильку неприятелю Спар. – Скорее уж с гусеницами!
– Тихо! – мягко рявкнул мастер, и гогот дружков Спара как срезало. – Покидая свой мир, наши предки взяли самое необходимое и лёгкое. Мой отец с помощниками взял только ленты записей. Волшебное Око создавали два мастера: один сотворил приёмное устройство, а другой – показывающее. Случилось так, что в пути первый из создателей Ока погиб, и если Ларец Иллюзии восстановили через пару недель после прихода в Солнечную Долину, то записывающий прибор заново разрабатывался многие годы, десятилетия. Наконец приёмное Око собрали, но это было уже Ухо, потому что на лентах стал оставаться только звук без картинок. Вот последняя запись моего отца Лаптота-коротышки, архивариуса короля гномов и Совета старейшин гномлинов!
Мастер щёлкнул чем-то на стенке сундука.
– Эти нынешние неумехи ни на что не способны! Мир катится в пропасть! – возмутился изрядно постаревший голос Лаптота. – Что, уже пишется? Предупреждать надо!.. Почтенные потомки... надеюсь, более почтенные, чем мой оболтус Лекс, который хихикает, когда нужна тишина!
Все посмотрели на вдруг засмущавшегося старого мастера, а Лаптот тем временем продолжал:
– Итак, молитвами принцессы Чу мы получили доступ в мир, не принадлежащий человеку, и уподобились махаонам, чтобы покинуть осаждённый город. Вскоре, однако, проявились некоторые неприятные особенности крылатого дара: оказалось, что наши крылья светятся в темноте, как и у махаонов, а маленькие тела отдают много тепла и быстрее замерзают. Учитывая, что люди, по своему обычаю, начали войну ранней зимой, длинные ночи и холодные ветра оставляли нам мало шансов на удачу в побеге и путешествии. Тем более что, как оказалось, сущности «детей воздуха» (махаонов) и «детей земли» (гномов) не смогли абсолютно слиться, и каждый из нас получил крылья, обладающие своим неповторимым характером и даже разумом махаона, а ведь эти большие бабочки были телепатами, если вы помните. Хотя откуда вам помнить? В общем, легче всего освоиться в воздушной стихии удалось детям, и именно они составили большую часть тех, кто выжил, пройдя через людские стрелы, горные вьюги и капризы крыльев.
Принцесса Чу привела своих подданных в Солнечную Долину на постоянное поселение, а сама пробыла здесь лишь пару недель. Набравшись сил, она отдала доказавшее свою силу Кольцо Вызова старейшинам, спрятала Ключ от Врат, да так, что его до сих пор ищут, и ушла, пообещав вернуться с отцом и теми, кто остался жив. Когда она переступила порог Врат назад, в мир людей, крылья её исчезли, и она стала обычного для гнома роста. Мы назвали себя гномлинами (надеюсь, вы там, в будущем, не в претензии?). По-моему, благозвучно и о корнях напоминает. На этом я заканчиваю своё повествование, поскольку запасы записывающей ленты иссякли, а способ её изготовления нынешние неумехи ещё не открыли… И никогда не откроют, потому как они не богатыри, как мы, а дармоеды, как мой шалопай Лекс, который опять под шумок куда-то испарился! Ле-е-кс! Сейчас же отключи Ловца голоса, я сто раз говорил, что в вашей глупой технике не разбираюсь…
Снова покрасневший мастер торопливо остановил прослушивание и, ни на кого не глядя, махнул рукой в сторону выхода:
– Все свободны. Даю вам неделю на отдых. Лёгкого полёта, дети мои!
Пожелав старику в ответ «Доброго ветра», ученики спешно, но осторожно, чтобы не повредить друг другу крылья, покинули дом наставника истории. Притворяя за собой дверь, Лаф, который на всякий случай всегда уходил последним, бросил любопытный взгляд на мастера. У паренька не вмещалось в голове, что этот седой ворчун тоже когда-то был весёлым крылатым пострелёнком. Ведь тогда придётся допустить, что однажды и он сам, Лаф Длинный Шмель, будет сидеть вот так, старый и одинокий, над сундуком с записями голоса давно умершего отца, а по руслам морщинок будут катиться слёзы… Слёзы? Несомненно, показалось, ведь мастер Лекс не умеет плакать…
Показалось.
И Лаф плотно закрыл дверь.

*********

…В очередной раз упрекнув себя в нелепой уверенности, что на сей раз Спар со своей бандой, впечатлённые просмотром древних записей, оставят свою любимую жертву в покое, Лаф осторожно высунулся из-за валуна. И тут же сиганул обратно под его защиту. След босой ноги, минуту назад оставленный им на тропе, вскипел фонтанчиками пыли. Сегодня компания сына старейшины не стала проявлять большой фантазии: юные бездельники просто обстреливали ненавистного Длинного Шмеля колючими плодами чесотника. Они всегда так поступали, если им лень было придумывать какие-нибудь особо изощрённые издевательства вроде того, как месяц назад, когда «дикие летуны» (именно так гордо именовали себя дружки Спара) оцарапали Лафа сонным шипом и перенесли его на вершину одного из гранитных Перстов.
Перстами гномлины называли группу высоких каменных столбов, между которыми неистово бурлили воды широкой реки Вагры, и здесь взрослые сдавали выпускные экзамены по лётному мастерству. Спуститься с отвесных стен пешком или спланировать по лабиринту между ними не представлялось никакой возможности. «Летуны» сами не владели ещё приёмами высшего пилотажа и потому оставили усыплённого бедолагу на самом высоком столбе, иначе они рисковали не выбраться из каменной «чащобы». Когда Лаф очнулся, совсем один, с непонятной слабостью во всём теле, и обнаружил себя крошечным насекомым на гранитной щетинке водяного Змея, он несколько минут тупо рассматривал беснующиеся внизу волны, а потом просто разревелся. От бессильной злобы на жестоких шутников и безысходной жалости к себе. Потом слёзы закончились, оставив внутри лишь пустоту и тупую решимость встать на остром изъеденном погодой и временем краю своей, скорее всего, последней взлётной площадки, расправить всё ещё сонные крылья, а затем смело шагнуть вниз.
– Камни на кокосы я каждый день скидываю, но чтоб кокос сам на камень спрыгивал, впервые вижу! – проскрипел кто-то за спиной гномлина.
– Не взлетишь, парень, поверь опытному профи. Здесь воздушные потоки капризные, так что планировать не получится – порхать надо!
Лаф развернулся на месте, едва не рухнув с обрыва, и оказался носом к клюву с крупным большеклювом. Птица меланхолично глянула на гномлина до странного разумным глазом и проскрежетала:
– Будем знакомы, я Грак… Да-да, я говорящий, – предвосхищая вопрос паренька, вздохнул большеклюв. – Спасибо твоим приятелям, которые пять лет назад привязали меня перед грозой к громоотводу. И если ты не подберёшь челюсть, то мы до ночи твоих проблем не решим. Садись сюда, бабочка-переросток, будем в тебе насекомое искать!

…Ещё несколько колючек впились в землю у валуна, отвлекая Лафа от воспоминаний. Верно, месяц назад на гранитном Персте большеклюв сумел, погрузив мальчика в транс, усыпить его гномлинское начало и растормошить в нём природу махаона. Пробудившийся махаон-телепат так перепугался крупной птицы с голодными мыслями, что в азарте погони не заметил никаких сложностей рельефа и продолжал трепыхать крыльями даже в комнате своего хозяина, куда его пригнал Грак, как пастух заблудшую овцу.
Однако сейчас большеклюв летал где-то по своим птичьим делам, а у «диких летунов» никак не кончались колючки и глупые выкрики типа: «Видишь, Шмель, носил бы обувь, как нормальный гномлин, и пятки бы чесотника не боялись!» Бегать Спар и его дружки не умели, а близко подлетать к валуну не решались, зная, что у жертвы меткий глаз и верная рука, а вокруг полно камушков. Вернуться домой с шишкой на лбу или подбитым крылом и вдобавок получить нагоняй от родителей никому не хотелось.
Лаф привалился к тёплому камню боком и от нечего делать принялся рассматривать кусты по ту сторону тропы. Если бы за густыми зарослями скрывалось какое-нибудь ущелье, или лощинка, или пещера, он бы уже показал, чего стоят крепкие быстрые ноги там, где не полетаешь. Но сейчас случай не тот - никаких путей для отступления. Лаф уже отвёл взгляд от дикой «живой изгороди», как вдруг что-то заставило его ещё раз, повнимательнее вглядеться в путаницу ветвей и листьев. Ничего нового юный гномлин не заметил, но тем не менее в нём откуда-то появилась твёрдая уверенность в том, что за тропой его ждёт спасительная теснина. Тело сработало раньше, чем Лаф составил план действий: одним прыжком преодолев расстояние до кустарника, оно вломилось в него как пушечное ядро. Прежде чем юный гномлин удивился, он оказался под сводом пещеры, чей вход был развёрнут к тропинке под таким углом, что наугад вряд ли кто-то смог бы найти его.
Спар и его прихвостни просто онемели от такого невероятного зрелища: им почудилось, что этот чокнутый Шмель с разбегу ударился о склон горы и как сквозь землю провалился.
– Ребята, он об стенку размазался. Брызги полетели, я видел! – заскулил Смега, самый плюгавенький из «летунов», но зато брат Спара. – Ой, нам всем попадёт!
– Замолчи, нытик! – рявкнул сам немало озадаченный Спар. – Идём посмотрим. Может, хоть пятно от него осталось. Должно же было хоть что-нибудь остаться.
– Спар, а может, он и копать наловчился? Ну, так же быстро, как бегать? – промямлил Портур, глядя на которого Лаф каждый раз (и иногда вслух) удивлялся, как такого толстяка крылья держат. – Помнишь, мастер Лекс говорил, как раньше гномы: «Хэй-хо!» - и в горе дырка?
– Портур, ты что, совсем тупой? У входа бы отвал насыпался из выброшенной породы! - взъярился вожак «диких летунов». – Вы просто трусите! Ну и ладно, сам пойду.
Прислушиваясь к неуверенным шагам Спара, Лаф невесело подумал, что немало бы отдал, чтобы и в самом деле вдруг научиться пробивать тоннели в гранитной тверди. Тем более что пещерка не оправдала ожиданий: вглубь горы она уходила на десяток шагов, а дальше дорогу преграждал завал. Булыжники ничем не скреплялись и не поражали размерами, но разобрать их быстро и бесшумно было под силу разве что какому-нибудь сказочному герою. Лаф подобрал из-под ног округлый гладкий камушек и, взвесив нехитрое оружие в руке, приготовился стоять насмерть, как вдруг снаружи и сверху послышался громкий ехидный кашель. Лаф невольно улыбнулся: после удара молнией Грак напрочь забыл язык родного птичьего племени, а говорить по-гномлински пернатые этого мира считали ниже своего достоинства, хотя на всякий случай (например, чтобы позвать на помощь) прекрасно им владели. Изгнанный с позором из стаи, Грак придумал собственный язык, понятный ему одному, и на этом наречии упрямо общался со всеми, кроме Лафа. Вот и сейчас большеклюв с немалым сарказмом проверещал столпившимся на тропе «летунам» какую-то белиберду, а затем неподалёку что-то смачно чавкнуло. Дышать стало нечем. Волна зловония накрыла пещеру, и истошные крики Спара позволили сделать вывод, что эпицентром ужасного запаха служил именно он.
– Безмозглый комок перьев! – неподобающим вожаку фальцетом визжал сын старейшины. - Я тебя ещё достану! Я всё равно узнаю, где ты спишь, и тогда ты больше не проснёшься!
– Кобаддир, тебе бы побыться и одежду победять. Пахдет очедь, – прогундосил, зажимая нос, Портур, и эти слова стали последней каплей в чаше терпения «диких летунов», тут же разразившихся гнусавым (по причине столь же плотно зажатых носов) ржанием. Едва не сорвав голос, Спар навёл относительный порядок среди распоясавшихся подданных и спешно поднял их на крыло. Чуть высунувшись из укрытия, Лаф задумчиво проводил взглядом по закатному небу клин всё ещё зажимавших носы гномлинов.
– К озеру полетели, репутацию вождю отмывать! – проскрипел невесть откуда возникший Грак. – Вовремя я его, а? Специально неделю яйцо гигантодрозда в сырости держал, чтоб протухло как следует. Прямо как знал, что вот так пригодится! И хоть бы кто спасибо сказал!
– Спасибо, Грак, – Лаф глянул на склизкие вонючие ошмётки серовато-голубой скорлупы. – Только тебя они теперь точно в покое не оставят.
– Что эти «летучие дикари» могут сделать, приятель? Теперь, когда я уже не беззащитный птенец с мягким клювом? – и Грак клацнул своим природным оружием, как бы демонстрируя его мощь и прочность. – Кстати, удачный тайничок ты нашёл! Со стороны и не заметишь. Как обнаружил?
– А я его не обнаружил, – рассеянно признался Лаф. – Меня эта пещера… ну, в общем, она меня сама позвала. И сейчас зовёт. Там завал надо разобрать, за ним точно что-то есть. Ночью сюда приду, буду его разбирать. Ты со мной?
– Вот ещё! Нет уж, приятель! – возмутился большеклюв. – Мне и на чердаке неплохо. Спать ночью надо, поверь опыту профи. Мортодоны не стайка шаловливых гномлинов. Эти чудища наверняка ночами где-то здесь ошиваются.
– Не будь птенцом, Грак! – засмеялся гномлин. – Ты за свою жизнь хоть одного мортодона видел? Сказки это всё, детей пугать. Уже поздно, домой пора бежать… или лететь – как получится.

*********
Сам Лаф, конечно, не верил в летающих ночных монстров, которые, по словам его друга-большеклюва, могли подстерегать ночных путников в горах Солнечной Долины. И всё-таки по пути к знакомому склону ему было не то чтобы очень страшно, но сильно не по себе. С горы катился сердитый ветер, трепавший крылья гномлина, как игривый щенок тряпку. Ветер бодал в грудь, тянул назад за крылья, бросал в глаза пригоршни песка – короче, сама дорога давалась нелегко, и паренёк уже напрочь забыл все страхи, когда на его плече, оттянутом длинным ремнём увесистой сумки, сомкнулись чьи-то когтистые пальцы. Сердце Лафа резко подпрыгнуло и, не найдя выхода наружу, куском льда упало куда-то в живот.
– Кирку взял? – хрипло проорал страшный голос прямо в ухо зажмурившемуся гномлину.
– И-к-к! – Лаф не глядя стряхнул с плеча лапу непрошеного гостя, проверил на сухость штанины тёплых брюк и на крейсерской скорости устремился к заветной пещерке, успешно игнорируя все природные преграды и бьющую по ногам поклажу.
– Ну ты, приятель, лихач! – уважительно хохотнул Грак, влетая под своды пещеры. – Я не меньше чем на пару минут от тебя отстал из-за этого ветродуя и твоей шустрости!.. Правда, знаешь, это не повод в помещении пачкать – мало ли, для чего его древние создавали?
– Грак, скажи честно, – сердитый и всё ещё слегка зеленоватый Лаф вышел из тёмного угла, чуть пошатываясь и приводя свою одежду в порядок. – День, когда тебе не удалось меня разыграть, ты считаешь впустую пропавшим днём, да?
– В самую точку, приятель! – рассмеялся большеклюв и сразу посерьёзнел. – Впрочем, считай, что сейчас я не пошутил, а призвал тебя к осторожности. Знаешь, если бы ты на своём плече увидел вместо меня мерзкого мортодона, то до пещеры бы не добежал – прямо на месте бы оконфузился.
– Во-первых, я не разглядывал, кто там в меня вцепился! – всё ещё обиженно проворчал Лаф. – А во-вторых, и не смог бы рассмотреть с закрытыми глазами и в безлунную ночь.
– В безлунную ночь! – передразнил гномлина Грак. – А пряжка ремня и брючная пуговица у тебя сами собой так изумительно сверкают?
Большеклюв, как и многие другие птицы, питал маниакальную страсть ко всему блестящему и не раз донимал друга-гномлина просьбами отдать или обменять пряжку и пуговицу, но всё впустую. Однако в этот раз вместо обычного жесткого отказа Лаф проигнорировал намёк пернатого коллекционера. Сначала юноша удивлённо воззрился на искорки света в полированном металле своих застёжек, а затем вдруг опустился на корточки, с головой окунувшись в мягкий свет, который из-за низкого козырька зёва пещеры лишь по грудь озарял гномлина и чуть захватывал в свой круг нижние камни завала.
– Грак, луны-то не было… – прошептал Лаф и, скрючившись, недоверчиво проследил за своей тенью. Тень исправно очерчивала тушью его ступни, а дальше превращалась в какое-то неузнаваемое, почти круглое чёрное нечто на чёрных ножках с чёрными же крыльями, которые на границе света будто зажало завалом.
– Значит, тучи, наверное… – отмахнулся большеклюв.
– Нет, звёзды были и никаких туч, – возразил гномлин и подставил лицо навстречу сиянию, отчего у его тени сразу отросла голова. – Слушай, Грак, а луна может быть похожа на окно?
– Может, – большеклюв сделал гномлинской тени рожки-усики и грустно вздохнул: некому по достоинству оценить остроумие гениальной птицы. – Может, если это слуховое чердачное окно.
– Нет, Грак, она прямоугольная, – опять не согласился с другом Лаф.
– Ну тебя! – не поверил тот и повернул клювастую голову, по-птичьи выцеливая ночное светило одним глазом. – Во дела! Пойдём наружу, глянем.
Юный гномлин охотно согласился, однако едва друзья переступили «порог» пещеры, как источник света погас.
– Вот тебе и рассмотрели поближе, – огорчился Лаф и, резко развернувшись, шагнул к выходу. Тотчас землю залило слабое сияние, а размытая тень гномлина подпрыгнула и растопырила крылья вместе с ним, будто радуясь новой встрече с хозяином. Лаф повернулся к странной луне боком (от этого его силуэт на земле потерял одну ногу и крыло) и бочком направился к укрытию. Свет стал увереннее и ярче. И напротив, каждый шажок в сторону от зёва пещеры заставлял прямоугольное светило вновь меркнуть. Пока мальчик экспериментировал, на манер краба семеня по небольшой площадке между завалом и кустами, с неба спустился запыхавшийся Грак.
– Источник на макушке горы, – озадаченно сообщил он, – но я сколько ни ускорялся, сколько ни поднимался, а, похоже, так ничуть и не приблизился.
– Неприступный пик? – деловито посочувствовал другу Лаф.
– Какой неприступный? – фыркнул раздосадованный своей неудачей большеклюв. – Я там сто раз бывал: пять минут туда лететь, пять обратно. Мох там сиреневый растёт, очень для здоровья полезный. Правда, из всех пернатых только у меня силы и дури хватает туда долетать. Сородичи-то мои, знаешь, пока всё у них ладно, клювы от меня воротят: дескать, Грак позор стаи – с двуногими махаонами заговорил. Конечно, их-то двуногие не привязывали к громоотводу в грозу. Зато, если кто из наших занедужит, куда вся их гордость девается? «Грачик, дорогой, ты нам так нужен! Спаси, помоги!» Спасёшь-поможешь по доброте душевной - и всё, опять не нужен…
– А кроме мха там что? – нетерпеливо прервал гномлин птичьи откровения.
– А?.. – не понял погрузившийся в грустные мысли Грак. – Ах, кроме мха… Да ничего там нет. Ничегошеньки! Кроме мха и столбов. Точнее, даже не совсем столбов - очень уж форма вычурная. Будто большущий жук-олень сквозь гору лез, но наружу только рога протолкнул и закаменел… Слушай, приятель, я советую думать, что лунное окно нам просто чудится (в любом случае я намерен считать именно так), и разбирать завал, не напрягая голову вопросом, до которого даже сам Я не смог долететь. Копай, приятель, скоро утро! А я тут посторожу.
Лаф обеспокоенно скользнул взглядом по пока что совсем ночному небосводу и решительно погнал в пещеру свою густеющую тень. Первое время гномлин долбил киркой по завалу почти вслепую: внешний свет рассеивался плохо, но пареньку почему-то очень не хотелось зажигать принесённую с собой масляную лампу. Однако вскоре расшатанная ударами кладка в одном месте «поползла», едва не похоронив под собой начинающего шахтёра. Пришлось всё-таки лезть в сумку за светильником и гори-плодом. Гори-плод гномлины давным-давно обнаружили в пустыне Бугро, за границами Долины, по ту сторону Порубежного Кряжа, гигантским кольцом опоясавшего их благодатную землю. Все обитатели песков Бугро жестоко боролись за выживание, и гори-дерево не было исключением. Попробовать его плоды на вкус решился бы разве что самоубийца: между семенем и защитной кожицей содержится газ, который вспыхивает, соприкасаясь с воздухом.
Лаф сдавил пальцами похожую на урюк ягоду, и струйка пламени потянулась за стеклянную дверцу лампы, лизнула чёрный масляно-блестящий фитиль. Тёплая дрожь домашнего огня почти превратила пещеру в уютную комнату. Разве что не во всякой комнате такая масса булыжников на полу валяется… и летучие мыши под потолком возятся… и говорящий большеклюв верещит как резаный:
– Караул! Мортодоны! А-а-а-а-а-а! Смертынька пришла!
Юный гномлин с киркой наперевес скакнул к выходу и едва не уткнулся в жуткое существо, которое нерешительно замерло у зыбкой грани света масляного фонаря. Клыкастая голова с огромными фасетчатыми глазами и острым гребнем метнулась навстречу двуногой жертве и тут же с диким визгом отдёрнулась обратно. Очевидно, у себя дома чудовище не пользовалось даже ночником, если уж слабое мерцание огонька лампы причинило ему боль. Лаф разглядывал ночную тварь, и она нравилась ему всё меньше: у пещеры покачивалась, по-змеиному поднявшись на хвосте, отвратительная помесь многоножки со стрекозой и кем-то ещё столь же неприглядным. Из приоткрытой пасти капала то ли слюна, то ли яд. Слюдистые крылья плотно прижались к длинному членистому телу, по бокам которого непрестанно шевелились крючковатые острые лапки. В нескольких средних парах хищных крючков замер полуобморочный Грак. Гномлин не успел сообразить, что делать, когда его руки сами метнули в голову монстра кирку. Однако тяжёлый инструмент, рассчитанный на взрослого гномлина, выбрал свою траекторию и полетел прямиком в большеклюва. Мортодон автоматически произвёл неравный обмен, выпустив пленника и ловко сцапав «шахтёрский привет» за рукоятку. Пока облапошенная тварь соображала, зачем ей эта несъедобная железяка на невкусной деревяшке, Грак, лихорадочно загребая пыль крыльями, на спине дополз до Лафа и уже оттуда просипел:
– Врёшь, не возьмёшь!
Разобиженный монстр наконец понял, что кирка ему нужна как козе баян, и изо всех сил вернул инструмент владельцу. Железное остриё вонзилось в завал у виска гномлина, и отбитый им гранитный осколок тюкнул точно в стекло спасительной лампы. Лишившись прикрытия с одной из четырёх сторон, огонёк мигнул и на секунду прижался к фитилю, почти умерев. На этот миг и жизнь Лафа повисла на волоске: мортодон бесшумно скользнул вслед за краем гибельно быстро сжимавшегося кольца света. Мальчик отшатнулся назад и швырнул в кошмарную морду первое, что попалось под руку. Привычка подвела хищника в очередной и последний раз: острейшие клыки прошили сморщенную кожицу пойманного снаряда сразу в нескольких местах, и гори-плод так красиво полыхнул в пасти чудовища, что оно буквально потеряло голову, осев бесформенной кучей на пол. Всё прокрутилось в несколько мгновений, но огоньку лампы хватило этого краткого времени, чтобы вернуть себе устойчивое положение на фитиле. И отразиться в ещё одной паре фасетчатых глаз-тарелок. Близнец незадачливого ловца гори-плодов маячил на пороге света и всем своим нетерпеливым шевелением когтей-ножек, челюстей и раздвоенного хвоста призывал погасить этот дурацкий фонарь и прекратить бессмысленное сопротивление, поскольку ему некогда – впереди ещё полно срочных дел. Лафу померещилось, что за спиной у мортодона так же нервно дожидается своей очереди ужинать ещё один.
– Они меньше чем по десятку не летают, – мрачно заметил Грак, словно прочитав мысли гномлина. – Так что на всех плодов не напасёмся. Говорил же, больше бери, запас карман не тянет. Скоро масло в лампе выгорит - и крышка нам: станем закуской для этих некрасивых типов.
Лаф вполуха слушал стенания пернатого друга, тщетно пытаясь поймать ускользавшую мысль. Что-то очень важное, спасительное, но что? Пламя светильника задёргалось, и большеклюв в ужасе взвыл:
– Только не гасни! Проклятый ветер, неужели мы всё-таки погибнем?!
И вдруг смышлёного гномлина осенило: ВЕТЕР! Поток воздуха несётся с горы и не может попасть в зёв пещеры! Значит, фонарь пытается задуть… сквозняк! То есть у пещеры есть второй выход наружу!.. Лаф подхватил кирку и оценивающе посмотрел на верхний ряд булыжников.
– Не вешай клюв, Грак, не всё ещё потеряно! Ты меня спасал, а теперь я нас обоих спасу. Если масло в лампе раньше времени не кончится.

********
Щель между сводом пещеры и каменной баррикадой получилась тесноватой для немаленьких крыльев гномлина. Однако выбирать не приходилось: монстры, предчувствуя приближение зари, становились всё нетерпеливее. Самые сообразительные мортодоны начали метать в пещеру камушки. Конечно, их примитивные конечности не позволяли пока попасть точно в фонарь, но это было делом времени – ночные твари быстро обучались.
План Лафа был, как всё гениальное, прост: он со своими неповоротливыми крылами лезет первым и сразу начинает закладывать лаз булыжниками с той стороны. А когда останется маленький просвет, в него проскочит Грак с лампой, и гномлин окончательно запечатает ход. Как ни странно, всё прошло без сучка и задоринки: большеклюв, пятясь с лампой в клюве, скрылся в камнях под потолком и в потемневшую пещеру стремительно метнулись голодные мортодоны. Разъярённых чудищ ждало не только разочарование от бегства добычи – Лаф предусмотрительно раскидал по полу оставшиеся гори-плоды, на которых подорвались ещё несколько тварей.
Прислушиваясь к приглушённым завываниям мортодонов, гномлин и птица, два крылатых друга, бодро топали по достаточно просторному коридору. Никаких ответвлений, ниш или колодцев в поле действия лампы не наблюдалось. Пол, устланный рыжим суховатым мхом, под небольшим углом всё время забирал вверх и, судя по изгибу отполированных стен, постоянно влево. Складывалось впечатление, что наши герои попали в тоннель, который недавно оставил после себя гигантский червяк. Внезапно коридор расширился в небольшую залу с круглым озерцом в центре. Сквознячок, дувший нашим героям навстречу, оставлял на зеркальной глади тёмные штрихи ряби, не давая разглядеть дно. Однако гномлин вдруг почувствовал неодолимое желание войти в воду. Он откуда-то точно знал, что на середине водоёма ему следует нащупать на дне плоский камень и взять из-под него «то, что там лежит». Это паренёк и проделал, к вящему ужасу Грака, уже достаточно напуганному на сегодня.
– Как считаешь, Грак, это то, что я думаю? – спросил Лаф, задумчиво крутя перед глазами массивный ключ с очень затейливой бородкой, и, приблизив к лампе, прочёл надпись на фигурной головке: «Made in Sidonia»… хм, Сидония. Тот Страж в древней записи тоже назвал себя Сидом. Если это ключ от Врат, то почему он лежит почти без присмотра.
– Не скажи, приятель, – хмыкнул большеклюв, – присмотр был. И серьёзный. По крайней мере, видимо, первое время, пока твои соплеменники не разучились пешком ходить и по норам лазить. Ты голову подними.
Гномлин посмотрел наверх, и в отражённом от воды свете разглядел ветхий пустой панцирь огромного паука, навеки замерший в пыльных лохмотьях паутины.
– Пойдём отсюда, – судорожно сглотнул паренёк.
– Да, само собой, – согласился его пернатый спутник, но на выходе из залы ещё раз с любопытством глянул на объятого вечным сном охранника ключа. – Удивительно! Мои сородичи всегда считали, что гигантских насекомых только два вида: гномлины и мортодоны. Значит, были и другие…
Перед тем как вывести усталых путников на вольный горный воздух, коридор резко вильнул, и Лаф заподозрил, что выход из горы так же трудно заметить, как и вход, который остался где-то далеко-далеко внизу. По правую руку на розовеющем горизонте ершились далёкие пики Порубежного хребта, а по левую еле виднелся почти отвесный склон, вздымавшийся на десяток гномлинских ростов.
– Прямоугольная луна там! – Грак кивнул клювом на стену и внезапно взорвался. – Поверить не могу, что пешком добрался сюда быстрее, чем по воздуху! Мир сошёл с ума! Второй раз этот номер не пройдёт! Крылья у меня не казённые, так что решено – еду на тебе!
Лаф усмехнулся, но не возразил, и вскоре паренёк-бабочка уже полз по опасной круче, осторожно нащупывая трещины и выемки в монолите.
На голове первого в Солнечной Долине альпиниста красовался невиданный головной убор: застёжки странного шлема поразительно напоминали птичьи лапы, судорожно сжатые и связанные под острым мальчишеским подбородком скалолаза; шею прикрывал от ветра красочный перьевой веер, а уши - не менее высокохудожественные большие перьевые наушники; затылок и темя оберегало некое утолщение в синем пуху. Такому стильному предмету альпинистского снаряжения позавидовал бы любой покоритель гор. Вот только «козырёк» пернатого шлема, снабжённый большим клювом и вытаращенными глазами, вёл себя просто неподобающим образом.
– Зачем ты связал меня?! – навзрыд орал Грак над ухом Лафа. – Мы разобьёмся! Сорвёшься ты, а разобьёмся мы оба! Это нечестно!
– Не дёргайся, Грак, и не каркай мне под руку! И без твоих воплей страшно, – шипел сквозь зубы юный гномлин, проверяя сильными пальцами ноги надёжность новой опоры. – Тем более ты сам так придумал, чтобы мне плечи когтями не поранить…
– Не болтай, душегуб! Лучше стенку щупай! – не унимался паникующий большеклюв. – Цепляйся ногой за выступ справа! Я сказал справа! Я сказал ногой! Я сказал за выступ!.. Кхак-кха…
У птичьей глотки тоже имеется свой запас прочности, и Грак его вдруг исчерпал полностью. К моменту, когда вусмерть уставший гномлин перевалил через край маленького плато на заветной вершине и развязал пернатого трусишку, тот только кашлял и что-то грозно сипел. Оставив дрожащего друга приходить в себя, Лаф с любопытством огляделся. Каменная площадка размером шагов двадцать на тридцать почти ничем не отличалась от прочих вершин, разве только гигантскими «оленьими рогами», которые роскошной овальной рамой окружали матово светящийся прямоугольник. В его тусклом мерцании сиреневый мех, пушистой обивкой устилавший несколько валунов, отливал зловещим лиловым оттенком. Загадочная плёнка света неодолимо тянула к себе крылатого паренька, и он помимо воли стал приближаться. Так летят суетливые ночные мотыльки к горящей на подоконнике свече, чтобы самозабвенно биться о стекло закрытого окна. Загадочный объект, однако же, ничем не напоминал стекло, хотя, похоже, был вполне прозрачным. Сквозь густую паутину искрящихся нитей изливала свои белёсые лучи серебряная монетка луны. По мере приближения Лафа к Окну (как он окрестил для себя этот непонятный прямоугольник, невообразимо широкий и высокий для гномлина) оно словно теряло свою плотность. Рубленый столб холодного света, напротив, казалось, обретал осязаемость, решительно направляясь куда-то вниз, к далёкому предгорью.
Лафу стало страшно интересно, насколько сместился луч с момента, как он увидел его впервые у входа в пещеру. Гномлин повернулся спиной к огромному Окну и… увидел ещё одну луну, с младенчества знакомую ему до последнего пятнышка. Поистине то была ночь великих сюрпризов. Теперь Лаф понял, что именно вызывало в нём смутное недоумение: его собственная вторая тень, слабая тень, падающая против луча и щедро разбавленная встречным светом. Почти полностью прозрачный прямоугольник всё-таки мешал рассмотреть в подробностях луну-самозванку, и гномлин осторожно выглянул из-за наружного края правого «рога». Никакой «другой луны» не было, как не оказалось её и за левым рогом. Однако зрительно установленный факт отсутствия нимало не смутил ночное светило, продолжавшее цедить свои лучи в Долину сквозь марлю Окна. Лаф вдруг решился и попытался прикоснуться к искристому прямоугольнику.
На ощупь Окно показалось тёплым полированным камнем. Юный гномлин распластался на стене поблёскивающего воздуха, блаженно впитывая тепло, столь желанное и неожиданное ночью на большой высоте. В какой-то миг Ключ, который Лаф ещё в пещере повесил себе на грудь, тихо звякнул о незримую, но осязаемую поверхность, и тайна сбросила с себя маску. Во всяком случае, так решил бы любой Посвящённый в тайну, но гномлин к ним не относился, поэтому он просто стоял и глупо моргал, рассматривая Врата, скрывшие лжелуну. Вообще-то ворота были из одной створки – это, скорее, дверь, однако внушительность размеров и роскошь украшений невольно вызывали к ней великое почтение. Бледно-розовый с багровыми прожилками мрамор, весьма искусно инкрустированный золотом и янтарём, обрамляли широкие полосы белого дуба, в одной из которых посреди умело вырезанного изображения махаона зияла замочная скважина. Грак, всё это время усиленно врачевавший своё перетруженное горло, вылез из-за валуна и чуть не подавился целебным мхом.
– Не вздумай ещё туда лезть, – прохрипел большеклюв. – С меня на сегодня хватит.
– Я только одним глазком, Грак, – серьёзно пообещал Лаф, высоко подняв ключ и встав на цыпочки, чтобы попасть им в скважину. – Приоткрою, увижу, что другая луна и вправду была, и всё.
Ключ вошёл легко и поворачивать его не потребовалось: раздался мелодичный перезвон, и огромная створка тут же подалась назад, в мир второй луны, которая не замедлила явиться в узкой щели. Лаф приоткрыл Врата чуть шире.
– Учти, приятель, если ты рехнулся и решил перешагнуть Грань, то я… – демонстративно направился к краю площадки большеклюв и вдруг громко и нелогично закончил: – Я с тобой, Лаф, подожди!
Тугой комок перьев ударил гномлина в спину и вместе с ним кувырком выкатился в неизведанный Мир людей. Троица мортодонов, опоздавших буквально на долю секунды, пожёвывая челюстями, флегматично наблюдала, как их несостоявшаяся добыча стремительно увеличивалась в размерах, корчась, теряя роскошные крылья махаона и расползающуюся по всем швам одежду. Сейчас можно было бы легко схватить большую вкусную птицу, которая оцепенело взирала на мучения изменяющегося друга, но для этого требовалось перейти Грань, а мортодоны были совсем неглупыми монстрами. Очень неглупыми.

*********
Первое, что увидел Лаф очнувшись, была огромная круглая луна, зависшая над головой, и маленькая птичка с большим клювом, раздражённо маршировавшая перед его лицом. Заметив, что гномлин пришёл в себя, пернатое существо запрыгнуло ему на подбородок и внимательно заглянуло по очереди в оба глаза.
– Грак, это ты?! – неверяще прошептал Лаф. – Что вообще произошло?
Большеклюв начал верещать что-то неразборчивое, осёкся и, словно в отчаянии, прикрылся крыльями.
– Ничего не понял из того, что ты прощебетал, – искренне признался другу гномлин, собравшись с силами, сел и для начала внимательно осмотрел себя. Результаты осмотра его не утешили: особых повреждений не наблюдалось (так, пара-тройка синяков-царапин), зато, судя по мелким фрагментам собственной одежды и величине друга-большеклюва, Лаф приумножил свои габариты раз в пять. Правда, мальчишеские пропорции фигуры сохранились.
– Интересно, а эти капризные крылья тоже выросли? – пробормотал заинтригованный гномлин и через секунду вскрикнул, нащупав на спине полное отсутствие не то чтобы больших полотнищ, а даже крохотного на них намёка. – Нет-нет! Не может быть!
Бедолага повернулся к ночному светилу боком, чтобы увидеть свою тень в профиль, и обнаружил в паре больших шагов от себя приоткрытые Врата и делегацию мортодонов, с интересом топтавшихся на пороге. Лаф прикинул ширину и высоту проёма и решил, что вполне пролезет обратно на четвереньках. Только не сейчас: даже теперь, решительно проигрывая преображённому гномлину в размерах, хищные стрекозы-многоножки выглядели не менее мерзко и опасно, чем прежде.
Лаф огляделся вокруг. Нельзя было сказать, что пейзаж сильно изменился: с одной стороны горы (правда, не такие острые, как в Долине), с другой, видимо, спуск на скрытую тенью горы низину. Там, в глубокой темноте, кое-где моргали огоньки обитаемого жилья. В то время как в гномлинской Долине зрел рассвет, в этом мире, похоже, только недавно отцвёл закат, и ночная свежесть покрыла незащищённую кожу юного гномлина крупными пупырышками. Грак долго наблюдал за попытками Лафа как-то прикрыться обрывками прежнего тёплого одеяния, снова что-то проверещал и упорхнул в направлении далёких огней внизу. Спустя какое-то время большеклюв вернулся: его крылышки суматошно избивали воздух, а клюв и лапы с великим трудом удерживали что-то пёстрое матерчатое. На исходе сил пернатый добытчик сбросил свою ношу под ноги гномлину и принялся очень выразительно каркать, щебетать и вообще издавать разные звуки, не имевшие, на взгляд Лафа, ничего общего со связной речью. Паренёк понял одно: Грак по дороге нашёл что-то необычное и считает, что ему тоже нужно взглянуть. И побыстрее! Вот и кто из них, скажите, после этого любитель приключений?
Юный гномлин, которому было всё ещё весьма неуютно в этом странном месте, где он в один миг стал гигантом, лишился крыльев и одежды, напялил на себя принесённое большеклювом тряпьё. Одеяние смотрелось нелепо, но отдалённо напоминало лётный комбинезон, только с короткими и очень широкими штанинами и почти без верхней части. Впрочем, когда Лаф залез в странное сооружение до подмышек, ему стало гораздо теплее, и он более благосклонно взглянул на незнакомый мир, который спас его от хищных тварей и, по всей видимости, однажды стал истоком племени гномлинов.
Грак верещал всё нетерпеливее, и гномлин, надеясь, что правильно толкует призывы пернатого друга, подошёл к самому краю вершинного плато и глянул вниз. Его взору открылась наполовину освещённая луной небольшая площадка, близнец той, на которую совсем недавно юный гномлин и ворчун-большеклюв вышли из подгорного хода. Правда, здесь расстояние от неё до вершины составляло от силы два роста изменившегося Лафа, к тому же склон был не такой отвесный и изобиловал удобными опорами. Грак, трепеща крыльями, завис прямо над площадкой и коротко каркнул, будто крикнув: «Слезай же!»
Лаф шутя преодолел спуск и тут же ощутил болезненный укол в лодыжку. Нагнувшись, чтобы посмотреть, что там причинило ему боль, гномлин увидел Грака, сидящего рядом с… такой же рукой, как у него самого. Очевидно, большеклюв клюнул друга, обращая его внимание под ноги. Рука уходила в глубокую тень, куда ещё не доставал лунный свет, и по её неподвижности непохоже было, что её владелец спит. Прежде чем вытащить бедолагу на освещённое место, Лаф на всякий случай ощупал невидимое во тьме тело.
– Знаешь, Грак, у меня две новости - хорошая и плохая. С какой начать? – обратился гномлин к нахохлившемуся на камушке другу. Тот в ответ только развёл крыльями и что-то курлыкнул. – Ну ладно, уговорил, языкастый. Хорошая новость: этот парень жив! Плохая – у него сломана нога… Или сильно вывихнута стопа - пока неясно, надо смотреть… Ух ты! Да тут рядом верёвка есть! Сейчас, дружище, мы с Граком тебя вытянем наверх, и только бы мортодоны уже ушли подальше, и лишь бы нас Долина обратно пустила: к полудню доставлю тебя домой. Скажу, что ты всю ночь со мной бродил - пускай меня ругают…

Лафа невероятно взбудоражила мысль, что он наконец нашёл себе единомышленника и, возможно, в ближайшем времени друга, который, как он сам, несилён в полётах и предпочитает пешие тропы. На это недвусмысленно указывала босоногая шершавость левой пятки неудачливого скалолаза. Правая нога тоже была необута, но обжигающе горячая кожа, туго натянутая на страшно опухшей стопе, казалась на ощупь идеально гладкой. Окрылённый мечтой о друге, которого ему всегда не хватало, Лаф верёвкой надёжно закрепил раненого соплеменника на своей спине и ловко полез обратно на вершину. Усталости как не бывало. Душа ликовала и пела. Она наотрез отказывалась отвечать на резонный вопрос разума: «Как гномлин без Ключа преодолел Грань?» Всякие сомнения меркли перед перспективой найти в ком-то понимание его, Лафа Длинного Шмеля, неспособности договориться с собственными крыльями. Ведь даже верный друг Грак не сочувствовал ему в этом вопросе, находя в больной для Лафа теме богатый источник для шуток и насмешек, которые, по мнению самого большеклюва, были весьма остроумны и совершенно безобидны. Теперь жить станет легче и веселее…
В таких радужных предчувствиях юный гномлин и не заметил ни опасностей обратного подъёма, ни тяжести беспомощной ноши за спиной. Дверь в Мир Долины по-прежнему была распахнута, и за ней разгорался самый настоящий погожий день. Мортодонов, само собой, не было и в помине, но до Лафа вдруг дошло, что солнечный свет из проёма Врат в здешней ночи смотрится как фантастический маяк, и юноша заторопился. Первым делом предстояло переправить через Грань раненого, поскольку, если всё удастся и Лаф станет прежним маленьким гномлином, ему будет просто не по силам перетащить такого великана.
Пока паренёк возился с безвольным телом, развязывая верёвки и подтаскивая его поближе к Вратам, Грак пулей проскочил в родной мир и теперь ликовал у порога:
– Я снова умею говорить! Мир по ту сторону просто чокнутый! Я чуть с ума не сошёл без дара речи! Ла-ла-ла-ла! Как славно!.. Ну что ты делаешь, приятель? Куда ты тащишь этого несчастного? Это наверняка абориген. Сам подумай, откуда там взяться гномлину?
– Грак, ещё одно слово - и я перетащу тебя обратно и оставлю здесь на пару дней, чтобы ты научился язык придерживать, – невозмутимо предупредил большеклюва гномлин. – К тому же, если ты прав и я спасаю чужака не моей крови, его попросту не пропустят Врата. Мастер Лекс говорил, что в Долине могут обитать только гномлины и те, кто жил там до них. Поэтому мортодоны за нами и не пошли… Ох, дружище, а ты нелёгкий. И как я тебя сюда поднял?
Последние слова были адресованы незнакомцу, которого Лаф аккуратно проталкивал через Грань головой вперёд. Солнечный луч мягко очерчивал тонкие черты лица, золотистые волосы, собранные зачем-то в два хвостика, длинную шею и угловатые плечи, почти в точности, как у нашего юного гномлина. Торс защищал клетчатый жилет из толстой мягкой ткани и со странной зубчатой застёжкой вместо пуговиц или шнуровки, использовавшихся в Солнечной Долине. Такая же застёжка украшала спереди верхнюю часть брюк, однако эта деталь одежды ничем более не удивила бы гномлина, за исключением разве что нарочито выделенных швов и малой длины штанин, едва достигавших середины голеней.
Глаз Грака хищно блеснул, отметив сверкающую пуговицу на поясе и полированную двузубчатую пряжку широкого ремня.
– Что ты этого чудика так рассматриваешь? Шевелись, тихоход! – при виде вожделенных блестяшек к большеклюву вернулся былой гонор. – Пойми: либо этот малый местный, либо он гномлин, укравший у местных одежду! В любом случае его будут искать!
Лаф собрал все силы и чуть не упал, когда тело, чья талия в этот момент пересекала Грань, вдруг молниеносно сократилось, будто проколотый воздушный шарик. Гномлин как раз старательно тянул раненого за ремень брюк, поэтому, стоило им опустеть, он просто кувыркнулся через Врата. Сознание юноши захлестнул дикий вихрь обратного превращения. Последнее, что он уловил, - отчётливый звон металла об камень и глухой хлопок, скорее ощутимый, чем слышимый…

*********
– Поздравляю! – пробился сквозь звон в ушах сварливый голос Грака. – Можешь собой гордиться.
Лаф осторожно приоткрыл один глаз и убедился, что всё в порядке: большеклюв, стоявший рядом с ним, равнодушно разглядывал облачка в небе и выглядел привычно крупным. Правда, каким-то непривычно несчастным. Гномлин рывком принял сидячее положение и обнаружил, что он снова наг, как младенец, зато за спиной снова трепетали цветные полотнища крыльев. Лафу почудилось, будто они соскучились по нему и теперь радуются его возвращению. «Все нормально, я с вами», - мысленно погладил их гномлин, поднимаясь на подгибающиеся ноги, и в ответ обычно непокорные крылья неожиданно прильнули к телу паренька, превратившись в подобие мягкого послушного плаща.
– Грак, а где Врата? – вдруг вспомнил Лаф.
– Закрылись, – флегматично отозвался большеклюв.
– А Ключ? – забеспокоился юноша.
– Под твоей ногой, – всё также ровно ответил пернатый страдалец. – Ты его в полёте случайно пяткой из скважины вышиб, Врата и исчезли… и штаны… и пуговица… и пряжка… и много-много скобочек застёжки. Так проходит прелесть иного Мира. Увы.
– Да не переживай ты, – неуверенно попытался утешить друга Лаф. – Моя одежда тоже там осталась.
– Молчи, несчастный, – покосился на паренька Грак. – Что ты смыслишь в блеске?!
Тем временем Лаф подошёл к тому, что недавно было жилетом спасённого сородича, а теперь больше напоминало палатку, которую лишили каркаса: посередине обрисовывались смутные очертания раскинувшегося тела, из прорезей для рук торчали белоснежные с золотыми прожилками крылья, а «из-под полы» торчали беззащитные босые ноги. Причём правой ступне, по-видимому, стало ещё хуже, чем прежде.
– Будут у тебя скобочки, Грак, – кивнул гномлин на серебристый пунктир застёжки жилета. – Только ты сначала мне поможешь парня в норму привести.
– Какие проблемы, приятель?! – восторженно скатился большеклюв с насиженного валуна. – Сейчас гляну на крепление скобок… то есть, в смысле, на состояние больного!
С этими словами Грак юркнул в импровизированную палатку, чтобы через секунду выскочить обратно.
– Тут такое дело, – сообщил пернатый доктор почему-то шёпотом. – Похоже, мы здорово влипли, приятель. Это всё-таки не гномлин.
– Что ты плетёшь?! – возмутился Лаф. – Гномлин это, примерно моих лет… и Врата его пропустили, и крылья вон торчат…
– Да-да, всё верно, – необычайно легко согласился вечный спорщик Грак. – Просто, видишь ли, так вышло, что Он – это Она. Девочка-гномлин. Гномлинесса.

************

– Всё-таки, Даша, имя у тебя странное для гномлина, – уже, наверное, в сотый раз за последние три дня повторил Лаф. – Ну признайся: ты из южных поселений Долины? Или просто имя скрываешь? Так ты не бойся, я никому ни словечка.
– Нет, ну ты меня просто поражаешь, – простонало хрупкое создание в гномлинском лётном комбинезоне. – Сколько можно повторять: я не гномлин!
– Я знаю, – многозначительно покивал Лаф. – Грак мне ещё в первый день сказал, что ты не гномлин, а гномлинесса. И что вас в малом возрасте забирают в секретное место, и вы оттуда возвращаетесь почти взрослыми девушками. Если ты из такого места сбежала…
– «… то вы меня не выдадите, но лучше бы мне сдаться, иначе влетит всем», – это я тоже тысячу раз слышала, – яростно встряхнула мокрыми волосами собеседница Лафа. – Я не гномлинесса! Я человек! Даша я!
Хрустальные брызги на миг окружили её голову сверкающим ореолом, который росой осел на её бело-золотых крыльях и прогретых солнцем камнях подвершинной площадки. Гномлин с трудом оторвал взгляд от лучистых капель и перевёл тему разговора:
– Ладно. Теперь, когда ты помыла голову, займёмся твоей перевязкой. – Лаф церемонно наклонил голову. –Позвольте осмотреть вашу раненую пятку, человек Даша!
Паренёк опустился на тёплый гранит и поудобнее примостил туго запелёнатую стопу девушки себе на колени. Сняв последний бинт, гномлин одобрительно хмыкнул: Грак оказался прав по поводу чудодейственных свойств сиреневого мха. Как бы сильно нога ни была повреждена три дня назад, теперь об этом напоминала лишь слабая боль, мельком отразившаяся на Дашином лице.
– Спасибо, конечно, за чистые волосы, – с капризной ноткой поблагодарила девушка. – Но я бы и вся с удовольствием искупалась.
– Извините, ваше высочество, однако принести на такую высоту столько воды нам с Граком не под силу, – подковырнул Дашу Лаф и вдруг, осознав собственные слова, похолодел. Юноша украдкой присмотрелся к лицу подопечной и облегчённо вздохнул: перед ним сидела явно не принцесса Чу. – Когда ты вспомнишь, хотя бы в общих чертах, как владеть крыльями, мы слетаем к озеру. От тебя нужно немного терпения и старания, и ты снова поднимешься в небо…
– Лаф, миленький, – взмолилась Даша. – Ну пойми ты: я никогда не умела летать, у меня никогда не было крыльев, и у меня нет времени – меня наверняка давно уже баба Настя хватилась и всех на уши подняла, а ей нервничать нельзя – у неё мигрень.
– Хватит диких фантазий! – вспылил юный гномлин. – Ты бы ещё мортодоном обозвалась! Я видел людей на записи: они огромные, волосатые и грубые, а ты маленькая, крылатая и красивая!..
Лаф прервался на полуслове, запоздало осознав, что в запале едва не выдал свои потаённые мысли, которые неотступно его преследовали. Даже когда он не видел свою новую знакомую, перед его внутренним взором то и дело возникал её хрупкий силуэт, доверчиво распахивались её чуть раскосые глаза цвета вечернего неба, вспыхивала её волшебная улыбка. Лаф мечтал: когда Даша придёт в норму, они будут всюду летать и лазать вместе… Мечты грели душу, но одна лишь мысль, что если старейшины обнаружат девушку, то её обязательно куда-то заберут и надолго спрячут, рождала необъяснимо острую боль в груди. Юный гномлин прежде не испытывал ничего подобного и не знал, что с ним происходит, к кому нужно обратиться за советом: Грак был всё-таки птицей, а прочие сородичи вряд ли бывали в подобной ситуации. Оставалась, правда, одна робкая надежда на помощь и понимание – старый ворчун, мастер Лекс…
– Как бы то ни было, спуститься ты сможешь только на крыльях, – будто извиняясь, сообщил Даше гномлин. – Через лаз идти рискованно: ночью - мортодоны, днём - «дикие летуны» могут нагрянуть. А теперь мне пора лететь, но я скоро вернусь, и мы непременно что-нибудь придумаем.
Лаф шагнул с края площадки в пропасть, и его крылья, которые с момента их повторного обретения стали слушаться безотказно, с готовностью слаженно ударили по воздуху. Девушка поглядела вслед мальчику-махаону, грустно вздохнула и, закрыв глаза, подставила лицо уходящему солнцу. Она, как учил её гномлин, постаралась полностью расслабиться, раствориться в самой себе, чтобы ощутить внутри присутствие иной сущности – истинного хозяина крыльев, почтового махаона. «Ты здесь?» - мысленно обратилась Даша в пространство, не надеясь на ответ, ведь все предыдущие попытки наладить общение провалились. И вдруг она уловила будто бы некое смутное движение где-то за глазами, как если бы невидимый наблюдатель решился наконец дать ей знать о своём существовании. «Я не гномлинского рода, чужая тебе, но я очень хочу стать тебе другом!» - поспешила закрепить контакт девушка. Даше почудилось, что невидимка с любопытством изучает её, и она замерла, страшась нарушить удивительную хрупкую связь.
В какой-то момент ощущение присутствия начало нарастать как снежный ком, а потом мир вокруг резко изменился. То есть нет, когда Даша распахнула глаза, окружающая реальность осталась на своих местах: небо с почти спрятавшимся солнцем, полог из травы и веток на входе в укрытие, буковая трость в руке, однако теперь небо перестало казаться недостижимым, а обрыв площадки – смертельно опасным. Девушка ликующе рассмеялась, поднимаясь на ноги.
Пронзившая лодыжку боль попыталась «вернуть её на землю», но сразу отступила, а поражённая Даша с восторгом увидела себя в паре ладоней над поверхностью гранитного козырька. Огромные крылья чуть заметно трепетали, поднимая и тем оберегая хозяйку от неприятных ощущений. «Спасибо!» - мысленно улыбнулась она незримому напарнику и тотчас получила в ответ тёплый импульс. Теперь, получив поддержку крыльев, Даша почувствовала себя куда увереннее. Ей осталось собрать кое-что из пещеры и вылететь на другую сторону горы. Ведь не может так быть, чтобы пестрокрылый босяк не соврал и она оказалась в мире, где нет ни её бабушки, ни её мамы, оставшейся в городе по делам, вообще нет людей?.. Бред! Люди есть везде! Даша подцепила узелок с поклажей крючковатой рукоятью трости и снежно-золотой бабочкой взмыла в воздух.

*********
Тем временем Лаф гипнотизировал дверь дома мастера Лекса, в которую он наконец решил постучаться и которая будто бы не собиралась открываться. Спустя некоторое время, более чем достаточное, чтобы пару-тройку раз пройти медленным шагом по всему жилищу почтенного наставника, дверь приотворилась, и в образовавшемся узком проёме показалось настороженное лицо старого гномлина. Хозяин дома явно собирался посмотреть вслед улетающему гостю и не ожидал наткнуться на внимательный взгляд терпеливого посетителя. Мастер Лекс дёрнулся было назад в дом, но тут же передумал и быстро вышел к Лафу, торопливо захлопнув за собой дверь.
– Ясного неба, мастер, – ученик наклонил голову и в знак почтения дважды сомкнул крылья за спиной, чего прежде ему не удавалось сделать осознанно. – Здравствуйте.
– И тебе не знать хвори и бури, ученик, – рассеянно ответил уставной формулой наставник, также отдавая юному гномлину дань уважения, правда, лишь одним движением своих поблекших красно-синих крыльев. – Вижу, ты делаешь большие успехи в познании своих сил. Давно пора, горжусь тобой. Однако сейчас я хотел бы узнать, что тебя ко мне привело, и покороче, поскольку у меня ещё много дел.
– Конечно, мастер, я понимаю, – кивнул юный гномлин. – Просто у меня такой вопрос… В общем, может ли быть так, что за Вратами тоже живут гномлины? Или: может ли человек пройти в наш мир и превратиться в гномлина?
Когда до мастера Лекса дошла суть вопроса, он сначала остолбенел, потом зачем-то украдкой глянул на закрытую дверь дома и жестом предложил Лафу отойти в тень куста, усеянного мелкими ароматными цветками. Там наставник осторожно примостился на краю ажурной лавочки и, даже не пригласив паренька присесть, резко спросил:
– К чему тебе знать это? Тебе совершенно не нужно соваться в такие дела – ты, как минимум, слишком молод для них…
Вместо ответа Лаф молча расстегнул воротник комбинезона и вытянул за шнурок массивный ключ, висевший у него на груди. Казалось, мастера вот-вот хватит удар: его глаза выпучились, лицо побагровело, крылья обвисли, а узловатые пальцы сплелись на коленях в один огромный судорожно сжатый кулак. Ключ вновь скрылся под одеждой, но старику потребовалось ещё с полминуты, чтобы прийти в себя.
– Где ты это взял? – прошептал испуганно мастер Лекс.
– В подгорном тайном ходе Обетованной горы, – кивнул Лаф в ту сторону, откуда совсем недавно прилетел.
– А Страж?
– Огромный паук? Его давно убило время.
– Ты… уже воспользовался… ключом? – полуутвердительно спросил мастер. – Что там, за Вратами?
– То, что я успел заметить, мало отличалось от известного мне, но себя я нигде так странно не чувствовал… – не стал распространяться Лаф и напомнил. – Так что вы мне ответите, мастер? Вас ведь ждут дела.
– Ах да, верно, – непривычно засуетился старый гномлин. - Что ты там спрашивал? Ага, гномлины там, и люди здесь… Нет! Мой ответ на оба твои вопроса: нет! Это решительно невозможно! Теперь мне пора. Но мы с тобой должны обязательно встретиться и о многом поговорить: похоже, ты совсем не тот гномлин, каким я тебя всегда знал. Ни хвори ни бури, юный Лаф!
– Ясного неба, мастер!
Лаф почтительно хлопнул крыльями и свечой взмыл к облакам, которые, будто в насмешку над ритуальными словами, начали понемногу затягивать небосвод. Старик добро усмехнулся ученику вслед: ишь, лихой летун с босыми пятками, – и поспешил обратно в дом. У одного из больших окон тяжело опиралась на чёрный лакированный посох с навершием-топориком странная фигура, закутанная в фиолетовый длинный плащ. Седые космы выбивались из-под низко опущенного капюшона.
– Кого-то мне твой ученик сильно напоминает, – задумчиво пропел дребезжащий высокий голос. – Проясни-ка мою память, отпрыск королевского архивариуса!
– Это Лаф, о Великая! Лаф, сын Ундора и Диары из южных мест Долины. Помните, вы ещё приказали, чтобы…
– Вспомнила! – резко оборвала мастера на полуслове та, кого он назвал Великой. – Я хоть и стара настолько, что мой «махаон» умер, но в отличие от крыльев память осталась при мне. А тебе не помешало бы её тренировать, чтобы усвоить наконец: не «вы приказали», а «Совет Старейшин решил»! Всё ясно?!
– Да, Великая, – испуганно понурился мастер Лекс. – Простите.
– Ладно-ладно, мальчик мой, погорячились и будет! – Великая повернулась к старику и откинула капюшон, сразу превратившись в добрую, но, даже в сравнении с давно немолодым наставником, весьма древнюю старушку. – Какие счёты между родичами? Ты же мне внучатый… как его там… ну не важно. Так чего этот Лаф от тебя хотел? Выглядел он изрядно взволнованным.
– Он… э-э… ему не терпелось поделиться радостью от полноценного полёта. Да, – сначала несмело, но с каждым словом всё более уверенно принялся сочинять на ходу мастер Лекс. – Вы ведь наверняка помните, какой это восторг – чудо единения со своим «махаоном»?
– Тогда было не до восторгов, – отмахнулась Великая. – Речь шла о спасении жизни, спасении народа гномов. Разве что, может быть, принцесса успевала радоваться полёту - она вечно якшалась с почтовыми махаонами. Никогда не пойму, как можно на равных общаться с насекомыми, пусть даже трижды телепатами?!
– Смею заметить, махаоны спасли нас, они часть нас, – несмело напомнил мастер Лекс, ощутив в себе возмущение своего «второго я».
– Вздор! – фыркнула Великая презрительно. – Они наши слуги, их обязанность - помогать нам! Ваши крылья – суть прихоти дурёхи королевских кровей! А если бы у принцессы Чу хватило ума, она попросила бы Сида дать нам власть над теми же Адскими Червями - грозой наших шахт, и мы разметали бы людей, как ветер солому! Она лишила нас победы, а потом и Ключа, чтобы мы не смогли вернуться и отомстить!..
– Но, Великая, гномы не могли более защищать столицу, время работало против… – пролепетал старый гномлин, ошеломлённый яростной тирадой Главы Высшего Совета.
– Знаю, – устало прикрыла тяжёлые веки Великая. – И верю, что когда-нибудь всё придёт на круги своя. Впрочем, я к тебе не с тем пожаловала, а по срочному вопросу. Скажи-ка мне, внучатый мой мальчик, ведь твои ученики доверяют тебе иной раз больше, чем родителям?
– Можно и так сказать, – осторожно улыбнулся мастер Лекс.
– Изумительно, – иронично проскрипела Великая. – А не рассказывал ли тебе кто-либо из них о чём-нибудь необычном, что стряслось, скажем, три ночи назад?
– Да нет, – невозмутимо пожал плечами наставник, чувствуя, как кровь отливает от лица, а на лбу выступает испарина.
– Хорошо, я тебе верю, – пристально глянула на «внучатого родича» Великая. – И впрямь, не враг же ты своему многочисленному роду. Что ж, тогда я пошла. Как там у вас говорят: «Ни бури ни хвори!»
– Ясного неба! – машинально отозвался мастер Лекс и, когда его гостья уже почти переступила порог, спросил. – Великая, а что случилось?
– В принципе ничего, – приостановилась Глава Совета. – Просто Ночные Стражи показали, что кто-то из гномлинов три ночи назад выходил в Мир людей. Неизвестно, вернулся ли он, но это был невзрослый паренёк. Впрочем, случается, что Стражи что-нибудь путают. Представляешь, они сообщили, что на нарушителе не было обуви, что для гномлина совершенно нелепо, не правда ли?
Дверь за Великой плотно закрылась, и мастер Лекс потерянно сполз по стене прямо на пол, лихорадочно размышляя, что же теперь ему делать.

*********

Крылья Лафа мерно загребали прохладный на высоте воздух, и сквозь вой ветра в ушах он не сразу услышал, что его кто-то зовёт. Паренёк сделал крутой вираж и чуть не впечатался в своего старого недруга Спара. Сын старейшины выглядел сильно утомлённым, а на его обычно надменном лице читалось чрезвычайное изумление. Остальные «дикие летуны» далеко отстали от своего вожака.
– Лаф! – просипел Спар, чем также немало удивил юного гномлина, который не привык слышать от своих мучителей иного обращения, кроме как Длинный Шмель. – Лаф! Я весь голос сорвал, тебя дозываясь! Не гони так, не бойся, я только поговорить хочу!
– Да я и не боюсь, – насмешливо пожал плечами Лаф. – А дружки твои тоже на беседу спешат?
– Они в отдалении сядут и потом подойдут, если ты не против, – поморщился Спар. – Разговор важный и строго между нами. Место для посадки сам выбирай, а то решишь, что мы что-нибудь подстроили.
Весьма заинтригованный, Лаф недолго думая сложил крылья и упал вниз, а через пару секунд он уже спокойно стоял в траве небольшого распадка в ожидании посадки самого быстрого молодого летуна в Долине. Сын старейшины спланировал по большой дуге, обойдя высокие кусты иглодёра в солнечной стороне распадка, и, несмотря на абсолютную грамотность приземления, выглядел несколько сконфуженным.
– Понятия не имею, когда ты научился летать, – развёл он руками. – Но летаешь ты щегольски хорошо. Прими моё восхищение.
– Ты же сам знаешь, что крылья подчиняются не гномлину, а его «махаону», – отклонил Лаф столь лестный отзыв, хотя похвала спортивного кумира всей молодёжи Долины была искренней и оттого ещё более лестной. – О чём ты хотел поговорить? Я, если честно, немного спешу.
– Да, я заметил. Я постараюсь покороче, – кивнул Спар и, будто собравшись с духом, выпалил. – Я следил за тобой в ту ночь, когда мортодоны пытались тобой отужинать. Видел, как первый рванул в пещеру, и драпанул, забыв, что я тоже умею летать. Никогда не верил в бредни о ночных летучих монстрах, а тут… Знаешь, я считал себя бесстрашным, пока этот ужас не увидел. Я так испугался! Меня потом и дома долго трясло. Думал, если уж сам я струсил, то с тобой эти уроды и подавно справились. Мне даже тебя жалко стало: такое страшное испытание чересчур для такого хлюпика, как ты… Извини.
Лаф не верил своим ушам: Спар извинился перед ним! Что же дальше? В чём подвох?
– Я вернулся туда, когда солнце поднялось повыше, и всё равно было жутковато, – продолжил свой рассказ сын старейшины. – Нашёл вход в пещеру, куда ты, как я понял, от нас в прошлую встречу спрятался, а там четыре трупа этих страшил, глухой завал и ни тебя, ни твоего большеклюва. Я понял, что сильно тебя недооценивал, и пусть ты погиб, но враги дорого заплатили за свою победу. Ты герой, а я… трус, который даже не попытался спасти тебя.
– Думаю, мы оба сильно ошибались друг в друге, – Лаф подошёл к Спару и протянул ему руку. – Гномлин, который умеет признавать свои ошибки, достоин уважения. Мир?
– Конечно, мир! – сын старейшины несмело улыбнулся и крепко пожал предложенную ладонь. – Я правда рад тебя видеть. Смотрю, ты летишь живой и невредимый - сразу камень с души упал. А до того так совесть грызла, не поверишь. В тот же день, когда ты пропал, я хотел даже всех моих «диких летунов» привести в пещеру, показать трупы зубастых гадов и рассказать о своём позоре и твоей храбрости. Да только ближе к закату прилетели мы туда, а там чисто-чисто: ни мертвых мортодонов, ни следов их на полу. Даже шкурки от гори-плодов и пятна копоти кто-то убрал. Ладно, что я ребятам до вылета не объяснил, зачем я их собрал, а то за сумасшедшего бы приняли.
– То есть они и сейчас не в курсе? – с долей иронии поинтересовался Лаф.
– Ну, вообще-то нет, – потупился сын старейшины. – Но «дикие летуны» тебя теперь точно больше не тронут – за это я отвечаю!
– Договорились, – Лаф повёл крыльями. – Ты ещё не всё мне сказал? А то мне лететь пора.
– Мне жутко любопытно, как ты спасся, – пристально посмотрел на него Спар. – Что ты заминировал пещеру гори-плодами, я догадался, а вот куда ты потом делся? Там же стена!
– Я разобрал завал и прошёл пешком сквозь гору наверх, – пожал плечами Лаф.
– А что было в этом ходе? А дальше? Там, наверху? – совершенно по-ребячьи зачастил сын старейшины.
– Спар, я не могу пока тебе описать всё, что случилось, – осадил Лаф нежданного почитателя, – но обязательно сделаю это потом. Ты только больше не следи за мной, а то мало ли что.
– Зря, – чуть раздосадованно ответил Спар. – Вдруг я смог бы тебе чем-нибудь помочь… Тогда до встречи?
– До встречи! – улыбнулся Лаф, и новоявленные приятели, обменявшись рукопожатием, полетели каждый своей дорогой.

*********
Юный гномлин опустился на гранитный козырёк перед Вершинным Домом, как он окрестил укромное жилище спасённой им гномлинессы Даши, когда длинный летний день уже почти совсем погас. В принципе, в Солнечной Долине не было понятия «зима», просто некоторое время дни были короче ночей, а потом наоборот. Всю дорогу у Лафа из головы не выходил рассказ Спара: что-то в нём навевало тревогу, только вот что именно. Вдруг подумалось, что сын старейшины, в сущности, несчастный гномлин или, во всяком случае, чувствует себя таким. Его отец – единственный мужчина в Совете Старейшин настолько молодой, что обзавёлся только сыном. Все прочие члены Совета имели уже множество пра-пра, а некоторые и пра-пра-праотпрысков. Многим было интересно, за какие заслуги неприметного механика Курла пригласили в круг избранных и властвующих. А через месяц после принятия его в Совет именно Старейшина Курл стал первой жертвой страшного недуга, лишившего крыльев сначала его, а следом и прочих почтенных законодателей Долины. И если сам механик к своей потере отнёсся без истерики, может быть, даже чересчур сдержанно, то для его сына, похоже, отцовская бескрылость стала трагедией. Ещё небольшому в ту пору Спару, который до того момента по поводу и без повода гордился своим «самым хитроумным и быстрокрылым» родителем, теперь постоянно казалось, что все вокруг его жалеют. А поскольку жалость в его семье приравнивалась к презрению, мальчуган принялся неистово доказывать всему миру и себе, что его дела обстоят наилучшим образом. И однажды в поле зрения Спара появился сверстник, имеющий крылья, но не пользующийся ими: Лаф – Длинный Шмель. Сын старейшины просто не мог понять, как можно отказаться от дара полёта – ведь все гномлины должны летать! Поэтому Спар пытался, как умел, перевоспитать Лафа, который, по его мнению, не мог летать из-за своей трусости и слабоволия. Лишь теперь, после того, как «никчёмный» Длинный Шмель встретился с зубастой смертью, дал ей жестокий отпор и при этом выжил, главный лихач и храбрец Долины нашёл в себе силы признать свою неправоту. Что ж, это делает Спару честь. Размышления Лафа прервал скрипучий голос, продекламировавший из-за входного полога Вершинного Дома:
Клянусь любым из пары перьев
В моём ощипанном хвосте,
Что вам при вашей красоте
Во все миры открыты двери.

Я не способен нагло врать,
Да и не требуется это:
Ваш клюв разбил мечту поэта
Её скорлупки не собрать!

– Грак! А я и не знал, что ты стихотворец! – воскликнул Лаф, входя под своды небольшой пещерки, которая заботами Даши превратилась в довольно уютное жилище. Только второй полог, сплетённый из камыша, напоминал, что здесь просто отгороженный участок верхней части подгорного хода. Лаф не сразу заметил узелок с вещами рядом с сидевшей у стены Даши. Крепко обхватив руками подтянутые к груди колени, девушка встретила гномлина таким тоскливым взглядом, что у него перехватило дыхание. Её бело-золотые крылья распластались по камню в обе стороны, матово отражая свет двух больших свечей. Перед ней сидел взъерошенный Грак с видом преступника, пойманного с поличным. «День сюрпризов! – мысленно усмехнулся Лаф. – Извиняющийся Спар, смущённый Грак… Что дальше?»
– Я, видишь ли, приятель, – тем временем мямлил большеклюв. – Я тут лечу, а она там сидит и в три ручья… это… плачет, значит. Еле упросил вернуться. А она летит и всё равно вся в слезах. Вслепую то есть. Пришлось сопровождать, глаза тряпкой промокать. А сюда прибыли – села и сидит. И не двигается, и молчит, как мёртвая. Я и так, и сяк её расшевелить пытался. Вот до стихов докатился. Ты только об этом никому, ладно?

*********

- Вы инопланетяне, да? – бесцветным голосом спросила Даша. – Зачем вы меня похитили? Заберите ваши крылья и верните меня сейчас же к бабушке. Пожалуйста!
Было что-то в её голосе такое, что юный гномлин с беспокойством ощутил, что начинает даже верить в то, чего, по словам наставника, быть не может по определению. А если она сумасшедшая и её безумие заразно?! Ну нет, чушь какая!
- Я ведь вам зла не делала, - тем временем всхлипывала Даша. - Я на вершину лезла, потому что там, говорят, мох лечебный растёт.
- Мы не крали тебя, - растерянно промямлил Лаф. - Мы тебя спасали. Ты же валялась с ногой сломанной. Знаешь, как тяжело тебя тащить было?
- Если вы меня не крали, - гневно вскинулась девочка, - то тогда, может, весь посёлок просто испарился вместе с бабушкиным домиком?!
- Какой посёлок? – тупо переспросил ничего не понимающий гномлин.
- Медведки. Какой же ещё?! – всхлипнула Даша. – Я всю гору облетела и облазила – никогошеньки!
- Да здесь сроду и не жил никто, - беспомощно развёл руками паренёк. – Места и в долине хватает: там тепло, зелено и урожайно. Замучила ты меня своими выдумками.
Даша закрыла лицо руками и замолчала. Грак деликатно кашлянул и крылом поманил гномлина за собой к выходу.
- Ты уверен, что она не говорит правду? – прошипел большеклюв в ухо Лафу, как только входная занавесь отгородила их от горюющей девочки. – Знаешь, я её нашёл по ту сторону горы. Она сидела на обрыве и ревела в три ручья. Еле уломал её вернуться. Не думаю, приятель, что маленькая гномлинесса могла бы так искренне и слезливо врать нам столько времени и с таким упорством. Значит, одно из двух: или она само коварство и лицемерие, то есть, по вашим гномлинским понятиям, человек…
- Или? – заинтересовался Лаф.
- …или она говорит правду, и она – человек, - закончил мысль Грак. – Попробуй ей поверить, приятель, и дай ей возможность подтвердить свои слова или понять свою неправоту.
- Ты имеешь в виду новое путешествие сквозь Врата? – осторожно уточнил юноша. Большеклюв утвердительно покивал. – Но мастер Лекс убеждён, что…
- Мастер Лекс знает о людях только то, что думали о них ваши предки давным-давно, – назидательно поднял крыло Грак. – Твой наставник не видел две Луны, не ходил за Врата, не лишался крыльев, не сверкал голым задом по скалам иного мира, не спасал и не выхаживал человека (если девочка нам не врёт). Так что думай сам.
- Ладно, пожалуй, ты прав, - что-то решил для себя Лаф и не оборачиваясь, через плечо громко объявил. – Завтра утром пойдём в твой мир. Если ты человек, тебя это должно обрадовать.
Всхлипывания в пещере стихли, а через секунду из-за занавески выпорхнула сияющая Даша.
- Лаф, миленький, ты правда вернёшь меня домой? - всё ещё с долей недоверия спросила девочка. – Правда-правда?
- Ну сказал же! – немного раздражённо отмёл её сомнения юный гномлин, будто сердясь на себя за что-то. – Как твоя нога? Придётся по стене вот по этой карабкаться. Учти, крыльями до вершины не домахать. Она заколдованная, наверное.
- Не болит почти, справлюсь, – беспечно ответила Даша, но её крылатый личный врач уже опустился на колени и приступил к осмотру.
- Почему бинты мокрые? – удивился Лаф, разматывая повязку.
- Вообще-то я человек женского пола, - вызывающе вскинула голову зарёванная пациентка, - поэтому чистоплотность у меня в крови. Нашла ручей и искупалась. А что такого?!
- Ты купалась в холодной воде? – недоверчиво уточнил гномлин. – Вся?
- А что такого? – фыркнула Даша. – Что, у вас тут горячую воду никогда не отключают?
- Думаю, она не врёт, – развёл крыльями Грак. – Кошмар! Мы притащили в Долину человека… То есть ты притащил…

*********
Подъём на предвратную площадку прошёл, что называется, «без сучка и задоринки». Карабкались вдвоём: Лаф и Даша. Большеклюв наотрез отказался возвращаться в «варварский мир, где птицы немы». Даша оказалась достаточно опытной и бесстрашной скалолазкой и использовала еле видимый в рассветных сумерках рельеф стены так умело, что, когда гномлин добрался до края вершинной площадки, девочка уже с интересом рассматривала каменные «рога», между которыми мирно мерцал искристый прямоугольник Врат. Затем её внимание привлёк странный даже для такого загадочного места предмет. Даша попинала большой свёрток ткани ногой и нахмурилась, будто силясь что-то вспомнить.
- Лаф, это то, что я думаю? – немного напряжённо спросила девушка. – Это мой тёплый жилет-шотландка?
- Не знаю, как это называется, - ответил гномлин, переводя дух, - но это было на тебе, когда ты поднималась в мире людей на гору.
- А почему он такой огромный? – округлила глаза Даша. – Как я это надену?
- Не огромный, - отозвался Лаф. - В самый раз - увидишь. Просто, пройдя Врата, ты здорово уменьшилась и здесь пришлось искать тебе одежду по размеру.
- А где мои бриджи и… ну … штаны? – вдруг почему-то смутилась скалолазка.
- Там остались, - беспечно махнул юный гномлин в сторону Врат. - И мои тоже там. Не до тряпок было. Да не волнуйся ты так - куда они оттуда денутся?!
- Лаф, а скажи, - девушка отвернулась к рассветной стороне горизонта, - я тут вдруг подумала… как вы меня спускали отсюда в убежище, если вся моя одежда осталась здесь и за Вратами?
- Почему же вся? На тебе под жилетом ещё балахон был - пятнистый такой, широкий очень, но мы с Граком его подвязали, - сам того не зная, утешил девушку паренёк. Лафу было сложно понять причины Дашиного стеснения, что вполне простительно подростку-гномлину, впервые в жизни увидевшему сверстницу-гномлинессу лишь три дня назад, да и та оказалась человеком. Так что, в отличие от юной представительницы человеческого рода, крылатому сорванцу были неведомы правила приличия. Пока.
– В балахоне этом я тебя вниз и перенёс. Лямки у него удобные оказались, как у рюкзака, да и ты не тяжелее заплечного мешка…
- Точно, майка армейская моя, - с облегчением вспомнила Даша и тут же заявила. – Выдвигаться будем по очереди: один выходит, второй стоит спиной к Вратам, ждёт, пока вышедший изменится и оденется!
- Это правильно! – от души одобрил идею Лаф, приняв стыдливую девичью стратегию за предусмотрительность осторожного полководца. – Должен же кто-то следить, чтоб мортодоны не нагрянули!
- Вот и славно, - кивнула девушка. – Тогда давай так: первый – ты. Выйдешь, очнёшься, оденешься, спустишься на карниз, где меня нашёл, и подашь сигнал.
- Не вопрос, - широко улыбнулся Лаф и начал расстегивать свой комбинезон. – Одёжку только сброшу, а то опять всё в клочья будет.

*********
Светловолосый худощавый паренёк, одетый в цветастый комбинезон без лямок и с очень короткими широкими штанинами, с удовольствием и некоторым удивлением разглядывал закатный небосвод, будоражащий шальной игрой волшебных красок. Сидеть на прогретом камне скального козырька было очень приятно, и мальчуган вытянул босые исцарапанные ноги и, балуясь, широко растопырил крепкие пальцы, будто впитывая мозолистыми подошвами уходящее тепло ополовиненного светила. За спиной посыпались мелкие камушки и мягкие шаги, но мальчик не обернулся, лишь чуть поддёрнул своё странное одеяние, скрывавшее его до подмышек.
- Странно, да? – негромко произнёс мелодичный девичий голос. – У вас в Долине ещё утро разгорается, а у нас уже вечер.
Лаф сдержанно кивнул, не отводя глаз от горящей паутины перистых облаков, которых почему-то никогда не видело небо Долины. Девушка в синих джинсовых бриджах и клетчатом жилете подошла к своему утерявшему крылья спутнику и неловко (видимо, ступня под тугой повязкой ещё отзывалась болью) уселась рядом. В её зрачках тоже полыхало небо, но по лицу блуждала светлая улыбка радостного узнавания родного мира.
- Красиво, да?
Лаф снова коротко кивнул. Юному гномлину явно не хотелось нарушать голосом зыбкое, щемящее душу ощущение сказки. Даша, которой не терпелось оказаться дома, некоторое время из солидарности молча посозерцала с детства знакомый небосвод и, заметив всё более наступающую на запад ночную синеву, повернулась к Лафу.
- Смеркается. Пора уже… - это всё, что успела произнести девушка, прежде чем приступ дикого хохота свернул её в калачик, вышиб слёзы, окрасил пунцовым цветом её щеки и уши.
Лаф взирал на эту картину несомненного безумия с откровенным беспокойством. Он даже поднялся на ноги и, подтянув повыше одежду, на всякий случай отошёл вплотную к спасительной стене, чем, похоже, вызвал новый взрыв необъяснимого Дашиного веселья. Наконец девушка более-менее взяла себя в руки.
- Лаф, не обижайся, пожалуйста, - выдохнула она. – Просто ты бы себя видел!
- Что ещё не так? – возмущённо буркнул совершенно растерявшийся гномлин. – Я не виноват, что у вас, людей, такие комбинезоны дурацкие.
- Это не комбинезон, - всхлипнула Даша. - Это семейные трусы деда Георгия, который через дом от моей бабушки живёт. У него их всего две пары: одни на нём, а вторые, постиранные, на бельевой верёвке висят. Точнее, висели, пока ты в них не облачился… Ха!.. Ой, не могу больше, живот уже болит от смеха!
- Так мы спускаемся или животики до темноты надрываем? – в отчаянии произнёс Лаф и, не выдержав, сам рассмеялся. – Ну Даша, я серьёзно! У нас ещё такая дорога впереди.
К тому времени, как наши юные герои без особых приключений добрались до жилья, ночь почти полностью вступила в свои права, так что им весьма пригодился памятный «шахтёрский» фонарь с разбитым стеклом, который Даша почему-то обозвала «допотопным антиквариатом». Лучистая точка, на которую около получаса назад со счастливым писком: «Медведки!» - указала девочка, превратилась в светящееся окно с вполне различимыми голубыми занавесками и силуэтами двух цветочных горшков. И всё-таки окончательно Лаф поверил в «человеческое» происхождение своей подопечной, когда она достала из внутреннего кармана жилета небольшую связку ключей и два из них оказались от калитки и входной двери. Правда, воспользоваться вторым ключом Даша не успела: тяжёлая створка распахнулась, и внучка с визгом бросилась в объятия бабушки. Пожилая сухощавая женщина, казалось, несколько растерялась от столь бурного проявления «внучерней любви», так что если и готовила воспитательную речь, то начисто её забыла.
- Да ты моя хорошая! – приговаривала растроганная баба Настя, гладя по голове плачущую внучку (Лаф в очередной раз поразился, как в этом юном «человеке женского пола» уживаются могучая внутренняя сила и океан искренних слёз). - Ну что ты, Дашенька, рёвушка моя? Вот куда ты запропала, а? Я весь посёлок чуть на уши не подняла. Как убёгла вчера под ночь…
- Как вчера? – оторопела Даша, прекратив от удивления слезоточить и шмыгать носом. – Как вчера?! Три дня уже, я же точно…
Девочка повернулась к гномлину, будто за поддержкой и разъяснениями, но юный иномирянин только беспомощно развёл руками, напрочь открещиваясь от роли специалиста по временно-пространственным несоответствиям. Внимание бабы Насти мигом переключилось на новое для неё действующее лицо.
- А вы кто, молодой человек? Дашенька, кто это с тобой? – подслеповато прищурилась бабушка.
Лаф уже было набрал в грудь воздуха, чтобы заявить, что никакой он не человек, а самый что ни на есть честный гномлин… ну или, на крайний случай, гном… Однако сообразительная девочка его опередила.
- Бабушка, этот мальчик меня спас, видишь? – Даша задрала забинтованную ногу чуть не к самому носу бабы Насти. – Я там поскользнулась на высотке и ногу потянула так, что идти не могла, вот! А он меня нашёл, мха с вершины принёс и за день меня на ноги поставил! Правда! Помнишь, ты не верила, что такой мох бывает? Я им все карманы набила, буду тебя лечить!..
- Замечательная история, - одобрительно покивала баба Настя, которую вовсе не так-то просто было сбить с толку. – А как зовут твоего робкого спасителя и откуда он? Юноша, вы сами-то разговаривать умеете?
- Умею, конечно! – гордо вскинулся гномлин, решительно натягивая на грудь присползшее одеяние. – Я Лаф, гномлин из Солнечной Долины.
- Простите, не расслышала…
- Бабушка, он сказал, что его зовут Ярослав Гномлин, - поспешила донести до бабы Насти Даша. - Он из «Солнечной Долины» - альпинистского лагеря по ту сторону горы. Верно, Слав?
- Ага, - подыграл девочке Лаф, сам не зная зачем. - По ту сторону горы. И мне уже пора, а то все хватятся. Ни бури ни хвори вам…
- Ну уж нет, Славочка, никуда я вас по темноте не отпущу! – вдруг сообщила Дашина бабушка таким не терпящим возражений голосом, что ослушаться её у юного иномирянина и в мыслях не возникло. – Сейчас я вас покормлю, уложу на диване в кухне, а завтра после завтрака, если пожелаете, в обратный путь. Давайте, ребятки, мойте в бане руки и в дом.
Лаф пожал плечами. Он получил доказательство того, что Даша говорила правду, а это ставило под сомнение всё, чему учил его старый мастер Лекс. Сейчас ему хотелось скорее вернуться домой и привести мысли в порядок. Однако Даша, которой, казалось бы, совершенно ни к чему был чужой в её мире гномлин, схватила его за руку и потащила к приземистому срубу неподалёку от дома. Оставив дорогого гостя в предбаннике («Стой здесь, никуда не уходи!»), она на минуту выскочила во двор и вернулась с охапкой одежды.
-– Хватит в ворованных семейниках разгуливать, - скинула девушка тряпьё на лавку. – Вот! Выбирай. Всё моё, чистое, на верёвке сушилось. Переодевайся. Я пока руки помою.
- Слушай, а что за титул «ярос» ты к моему имени прицепила, когда бабушке представляла? – хмуро поинтересовался Лаф, напяливая на себя за спиной Даши джинсовые брюки-клёш с россыпью стразов и коротенький пиджачок из синего гипюра. – Я, если что, не из знатного рода. Мой родитель, без вести пропавший, был простым учёным и даже к Совету Старейшин не приближался. И почему ты назвала мой мир каким-то там «альпинистским лагерем»? Я даже не представляю, что это такое.
- Ярослав – это обычное человеческое имя, - доходчиво разъяснила Даша. - Альпинисты – это скалолазы. А сказала я так потому, что в правду бабушка бы не поверила.
- Да ведь ты ей даже шанса не дала поверить, - покачал головой Лаф. – Я ведь здесь ничего не знаю - она так и так поймёт, что со мной не всё просто. А когда вскроется, что твоя легенда – ложь, тогда и правда начнёт казаться ненастоящей и подозрительной.
- Может, ты и прав, - признала девушка. – Ладно, подумаем. Можно поворачиваться?
- Можно, - неуверенно разрешил Лаф.
- М-да, - вновь обрела дар речи Даша после минутного созерцания экстравагантного костюма гномлина. - Значит, бабушка за мои городские наряды взялась… Во всяком случае, в оригинальности тебе не откажешь, только человеческие мужчины и мальчики такое не носят. Давай я тебе сама что-нибудь подберу.

*********
Через несколько минут обычные, ничем не примечательные мальчик и девочка сидели на старинных стульях с высокими спинками и мягкой обивкой за добротным обеденным столом, застеленным прозрачной пластиковой скатертью с кружевным рисунком. Обстановка комнаты чем-то напомнила Лафу дом старого мастера Лекса. С потолка изливал приятный тёплый свет жёлтый абажур с бахромой, но гномлин всё-таки ощущал себя не очень уютно. С младенчества взращённая в нём уверенность, что люди – главное Зло мира, не желала так просто сдавать свои позиции. Наконец новое знание гномлина заключило временное перемирие со старыми догмами: «Ладно, люди – зло, но не все, бывают исключения!» Одно такое исключение обрядило Лафа в оранжевую безрукавку и серые брюки, а сейчас, упёршись острыми локотками в столешницу, любовалось делом рук своих, а второе как раз внесло в комнату приличных размеров жаровню, из-под крышки которой просачивался одуряющее аппетитный аромат. Нетерпеливо сглатывая слюну, Лаф наконец получил свою тарелку, щедро наполненную густой янтарной жидкостью, кусками рассыпчатого бело-розоватого плода и… аппетит у гномлина резко пропал.
- Это что? – шёпотом спросил он Дашу, благо бабушка как раз вышла.
- Где? – растерялась девочка. – А, это… Это тушёная курица с картошкой. Ешь, очень вкусно!
- Курица – это птица? – полувопросительно констатировал Лаф, вылавливая из бульона бледное голое крылышко в крупных мурашках. На лице юного гномлина так явственно читалось искреннее осуждение, что девочке стало неловко, и она попыталась отшутиться:
- Курица не птица, она не летает!
- А ты летаешь, да? – теперь к упрёку во взгляде гномлина прибавилась изрядная доля личной обиды. – Я вот тоже ещё недавно не летал, хоть и с крыльями был!
- Лаф, ты чего завёлся? – пожала плечами Даша. – Не хочешь - не ешь! Вы там в Долине вегетарианцы, что ли? В смысле, мяса в пищу не употребляете?
- Употребляем, но при чём тут птицы? – возмутился юный иномирянин. – Птицы разумны, они общаются на нашем языке!
- Кого же вы едите?
- Мы разводим штрумов – земляных свиней и ловим в Закатном море диких клапов – они со своими ластами весьма резвы и опасны в воде, но неповоротливы и беззащитны на суше, так что охотники почти ничем не рискуют…
- Бедные клапы гибнут лишь потому, что не разговаривают, как птицы и гномлины?!
- Верно. Раз клапы не могут общаться с нами, значит, они примитивные, но годные нам в пищу существа!
- А может, они не глупее ваших птиц и просто вашего языка не знают?
На это предположение Лаф не смог решительно ничем ответить. И всё же после секундного размышления он бережно выложил всю найденную в тарелке курятину на чайное блюдце и накрыл сверху куском хлеба. В результате получился не то перевёрнутый бутерброд, не то оригинальная усыпальница.
- Славочка, что случилось? – взволновалась баба Настя, как раз вошедшая в комнату.
- Все нормально, бабуль, это у них, у гномлинов, принципы такие сумасшедшие, - подковырнула Лафа Даша. - Они птиц не едят.
- Ну что же, это не повод забывать о приличиях, - строго выговорила бабушка внучке. – Нужно уважать убеждения других людей! Ты ведь не стала бы есть, например, саранчу, а для жителей пустыни она лакомство. И скажи, пожалуйста, что за неграмотная фамильярность: «у них, у Гномлинов»? Тогда уж «у Гномлиных»!
- Баба, да это не фамилия, это народ так называется…
- Всё, хватит за столом болтать. Кушайте, потом пообщаемся, чтобы сразу на полный желудок спать не ложиться. Я пока пойду двор, проверю: суставы ноют, и небо затянуло – не иначе к дождю.
Дальнейшая трапеза проходила в примерной тишине, нарушаемой время от времени лишь позвякиванием посуды и сердитым посапыванием ребят. Баба Настя как раз вернулась, когда внучка отнесла тарелки на кухню.
- Ну что, молодёжь, теперь можно и поболтать на сон грядущий.

*********
Семейный альбом с ярко-синей тиснёной обложкой был столь велик, что полностью закрывал бабушкины колени и норовил соскользнуть с них на полосатый половичок. Баба Настя с внучкой и гостем разместились на видавшем виды, но всё ещё крепеньком диване и неторопливо перелистывали пожелтевшие плотные страницы. Выцветшие старинные оттиски сменялись более молодыми и отчётливыми чёрно-белыми снимками, а те в свою очередь - яркими цветными фотографиями, и на каждом изображении веселились и грустили, работали и играли, росли и творили люди. Те самые люди, которые, как известно всякому гномлину, не способны дать миру ничего, кроме разрушения и зла. Неспешно лился рассказ бабы Насти, позёвывала заскучавшая Даша, которая слушала это всё не в первый раз, а юному иномирянину было не до сна. Если до сих пор девочка и её бабушка оставались для Лафа этакими «неправильными» хорошими людьми, то теперь оказывалось, что таких, как они, вовсе не мало. Выходило, Старейшины зачем-то всё время обманывали свой народ…
- А вот это, Славик, мой выпускной курс, - баба Настя перевернула очередную страницу альбома, и на пол скользнул тоненький листок бумаги в полустёртую клеточку. Лаф автоматически подхватил его и обомлел, разглядев уверенные чернильные наброски стройной фигурки с крыльями бабочки.
- Бабушка Настя, кто это? – вырвалось у гномлина прежде, чем он успел озадачиться вопросом о том, какое обращение к пожилой женщине было бы наиболее уместным и приличным в этом мире.
- Что? А-а, это увлечение юности. Я ведь когда-то самозабвенно изучала малоизвестную мифологию и собирала самые загадочные предания. Тогда мне казалось, что в любом из них отражается потерянная история человечества и его исчезнувших соседей.
- «Сказка ложь, да в ней намёк!» - с профессорским видом процитировала Даша.
-Точно, - мимоходом одобрила бабушка эрудицию внучки. – Почему-то больше всего прочего меня задела легенда о смешении гномьей и человечьей расы. Вижу, Славик, вы очень озадачились? Я в своё время была поражена не менее вас. Вряд ли многие слышали о приходе людей на земли гномов, заключении между ними мира и отказе горного народа от военного союза с людскими королями.
К великому изумлению рассказчицы, и не особо любознательная внучка (ох эта нерадивая молодёжь!), и её друг-скалолаз дружно проявили редкостную осведомлённость в забытой истории.
- Э-э… Ну вот и прекрасно. Значит, начнём с момента, когда, выдвинув дутый повод, люди ввели армию во владения гномов и осадили их столицу, чтобы взять в заложники родичей придворных сановников и дочь самого гномьего короля. Люди надеялись, что тогда горный народ выступит на их стороне против многочисленных и воинственных заморских пришельцев, тоже людей.
- Вы не имели права! – забывшись, воскликнул Лаф. - Мы никогда не лезли в человечьи дела, и Лийс должен был решать свои проблемы, не втравливая в них народ короля Чинота!
На дом рухнула мёртвая тишина, и, кажется, даже далёкий гром замолк на середине раската. Бабушка и внучка (одна с абсолютным недоумением, а вторая с искренним упрёком) устремили взгляды в несчастного юного гномлина, который от такого внимания покраснел и беспокойно заёрзал, словно пытаясь пробурить диван и уж как-нибудь, но провалиться сквозь землю.
- Лаф, то есть Слава, у нас ролевик! – наконец нашлась Даша. – Ну, из этих странных ребят, что с пластиковыми мечами и в старинных костюмах разыгрывают разные интересные моменты из всякого фэнтези там и из реальной истории тоже… Он вживается быстро… Слав, скажи!
- Т-точно, - с трудом подыграл гномлин, в который раз мысленно поразившись, с какой лёгкостью лгут люди. Однако Лаф тут же вспомнил Старейшин и осёк сам себя: похоже, в лицедействе гномлины не уступали своим гонителям. Тем временем баба Настя молча пришла к неким утешительным выводам и как ни в чём не бывало продолжила прерванный рассказ:
- Да. Ну так вот. Люди уже почти захватили гномью столицу, когда случилось нечто ужасное. В малоизвестной летописи, которую учёный мир относит к иносказательным мифам, написано… Секундочку, сейчас я найду… Ага, вот: «В одну ночь, незадолго перед последним штурмом, из города раздался многоголосый вопль боли. У людей-воинов волосы встали дыбом, попадали мечи из рук, расплескалась похлёбка в котлах, а пламя костров пригнулось. В кромешном безмолвии поднялась к зимнему небу огромная стая мерцающих летунов, и кошмарный треск тысяч призрачных крыльев влил холод в храбрейшие человеческие сердца. Иные стрелки пытались поразить эти исчадия Ночи, но тщетно: бронебойные стрелы и арбалетные болты пронзали тела жутких бабочек, будто те были сотканы из тумана. Наутро воины взяли городские стены приступом, не потеряв ни одного человека, ибо в городе не оказалось ни одной живой души. Вокруг наблюдалось множество следов жестокой борьбы, однако от горожан не осталось и костей. Невероятное происшествие потрясло даже закалённых бойцов, к тому же смешало все планы человеческих стратегов. Люди отступили в границы своих владений, предложили гномам новый мир и вернули свободу их прежде пленённым сородичам».
- А при чём здесь эта картинка? – несмело напомнил о своём вопросе Лаф.
- А при том, что существо, изображённое на картинке, – одно из тех крылатых светящихся созданий, которые начисто истребили всех жителей большого гномьего города, - терпеливо пояснила баба Настя. – Что вы, ребятки, так на меня смотрите? Рисунок – копия со старинной гравюры, сделанной по описаниям очевидцев, так что я ничего не приукрасила… И потом, это ведь только миф, сказка. Просто старинное предание, понимаете? Ох, надо ж мне было вас так напугать перед сном!
Даша и Лаф дружно заявили, что они и не думали пугаться, и благодарная бабушка поддалась-таки на уговоры и коротко изложила всё, что знала, до конца.
- Говорят, для подписания нового мирного договора к человеческому королю явилась сама принцесса гномов, и тот был ошеломлен её обаянием, рассудительностью и силой духа. Состоялась свадьба, породнившая владык двух рас. Люди и гномы забыли вражду, и вскоре кровь в их жилах перемешалась. Новые пришельцы из-за моря не осмелились связываться с сильными дружными хозяевами, за что были великодушно пожалованы дикими землями по другую сторону гор, и вскоре стали добрыми соседями. Тут и сказочке конец, а кто слушал… тот будет завтра опять жаловаться на недосыпание и отлынивать от работы на огороде!
С таким прогнозом баба Настя отправила своих юных слушателей ночевать на веранду, где уже стояли две застеленные раскладушки. Свежий ночной воздух, очищенный мимолётной грозой, щекотал ноздри, самовлюблённо стрекотал невидимый сверчок, навевая дремотные миражи. Юный гномлин позволил своему телу полностью расслабиться в уютном гнезде старого ватного матраса под прохладной белой простынёй. Только сейчас Лаф понял, как же сильно он устал за все эти дни… или даже годы. В нескольких шагах от его постели смутно белела такая же, как у него, простыня.
- Даша, - сонно пробормотал гномлин. - Я что, и вправду сказочный летучий монстр?
- Ещё какой! – сообщила ему не менее заплетающимся языком девушка, и оба они тихонько рассмеялись.

=========

Лаф нёсся над пёстрым ковром Солнечной Долины так стремительно, что стрижи, тщетно пытавшиеся его обогнать, завистливо вздыхали и значительно переглядывались. Ветер, обычно негостеприимный на такой скорости и высоте, на сей раз не вымораживал им же выжатые слёзы, а мягко обтекал лицо и ободряюще гладил по волосам. Внезапно мальчик понял, что лихая гонка привела его к Порубежному Хребту, и он уже собрался было заложить крутой вираж в обратный путь (ведь какого щегла делать юному гномлину над враждебной пустыней по ту сторону гор?), как вдруг заметил одинокую фигурку с крыльями махаона. Взрослый гномлин, стоявший на одной из самых высоких вершин кряжа прямо по курсу, приветственно взмахнул рукой, и что-то знакомое показалось Лафу в этом движении. Сам не понимая зачем, паренёк направился к сородичу. С каждой секундой уверенность юного летуна всё крепчала, обжигая сердце безумной надеждой. Сначала незнакомца было трудно разглядеть из-за большой удалённости, а теперь - потому что солнце светило за его спиной, но в какой-то момент он раскрыл крылья, и Лаф едва не рухнул камнем вниз. Пронзённые солнечными лучами витражи до последней чешуйки повторяли узор на крыльях самого мальчика, а это значило…
- Папа! – одним невероятным махом счастливый Лаф перенёсся прямо в родные объятия, тепло и силу которых почти уже совсем забыл. – Папа! Я знал… я никогда не верил… знал, ждал, вернёшься. А мама? Она уже дома, да? Тогда надо домой лететь, нехорошо тут!
- Подожди, сынок, не спеши, - Ундор чуть отстранил от себя сына, с грустной нежностью всматриваясь в его лицо, будто запоминая каждую чёрточку перед новой долгой разлукой. Лафу показалось, что глаза отца какие-то странные, будто пара чёрных омутов, и – мороз пробежал по коже мальчика – в них ничего не отражается. Да и само тело гномлина, без вести пропавшего много лет назад, странно мерцало изнутри, а волны искр, что пробегали по его одежде, напомнили Лафу прямоугольник Врат и мортодонов. И то, что он сейчас… спит в мире людей. Чувствуя, как непрошеная влага закипает под веками, паренёк снова заглянул в незрячие глаза отца, и тот понимающе кивнул:
- Всё верно, сынок. Прости за неуместную похвалу, но приятно видеть, что ты унаследовал мою любознательность и мамину сообразительность. Я и в самом деле умер… ради неба. Не распускай нюни, мальчик мой, у меня мало времени! – голос Ундора не отличался от того, каким запомнил его Лаф: сильный, раскатистый, с лёгкой хрипотцой - в общем, никакой потусторонности, только вот тонкие губы не шевелились. – Ты должен выслушать меня, Лаф. Ты уже на своём опыте узнал, что в волшебном мире Солнечной Долины далеко не всё безоблачно…
- Мортодоны, - прошептал Лаф.
- О, они не более чем орудия. Поверь, в их нынешней роли и обличии я не стал бы их жалеть, однако, если разобраться, в Долине нет существ более несчастных, чем изуродованные и разжалованные в рабы… наши спасители-махаоны, крылатое второе «я» каждого гномлина.
- Мортодоны – почтовые махаоны?! Но… это же невозможно! Кому и зачем это было нужно?
- Мой бедный мальчик, - печально вздохнул Ундор, - как мало ещё знаешь ты о жизни. Впрочем, как показал горький опыт, мы с твоей мамой знали немногим больше, иначе ты не остался бы один. Так получилось, что не все гномы, покинувшие когда-то Дварфберген, смирились с потерей старой родины и прежнего обличия. В пору Исхода они были ещё слишком молоды, чтобы к их мнению прислушивались, зато в безопасных кущах Солнечной Долины их обида и жажда мести расцвели пышным цветом. Они попытались сколотить Добровольческую Армию Возмездия и параллельно вели отчаянные поиски Ключа от Врат.
- Я ничего не слышал об этом, - хмуро заметил Лаф. – Мастер Лекс об этом молчал.
- Само собой, - невозмутимо кивнул призрак. – Мастер Лекс не враг ни своим ученикам, ни себе. А в то время он был Командиром горно-поискового отряда «К-3», и мой отец, то есть твой дед, служил под его началом. Им удалось отыскать потайной подгорный ход, но в зале, где хранился желанный Ключ, на поисковиков напали огромные пауки. Погиб почти весь отряд. Остались в живых всего трое из двадцати: командир Лекс, мой отец и его друг – дед известного тебе Спара. Вот тогда-то штаб Армии Возмездия показал своё истинное лицо: штабисты пропустили мимо ушей отчёт о гибели верных соратников и жадно допытывались, видели ли поисковики что-либо, похожее на ключ. Выжившая троица поняла, что стоит только сообщить о находке, как «мстители» тут же начнут посылать в паучьи лапы отряд за отрядом, не считаясь с потерями, лишь бы добыть артефакт. И чтобы такого не случилось, все трое поклялись, что в пещере Ключа нет. Потом Совет Старейшин, который оказался не совсем в курсе дел, был шокирован и самой идеей мести, и гибелью молодых сородичей. Он приказал замуровать пещеру и запретил создания явных или тайных армий.
- Но почему теперь Старейшины творят щегол знает что? – воскликнул Лаф.
- А потому, сынок, что время решает многое. «Мстителям» достаточно было сделать вид, что они смирились и готовы отдать все силы своему крылатому народу. Год за годом они зарабатывали себе доверие глав Совета и авторитет у простых обывателей. А потом первые Старейшины начали дряхлеть и умирать, и их места занимали поумневшие с годами, облечённые всеобщим почётом, но всё такие же безумные «мстители». Они и диктуют теперь, что остальные гномлины должны знать и делать, и сейчас им подчиняются мортодоны. Каждый мортодон – бывшая вторая крылатая половина одного из Старейшин, которую тот добровольно отторг и предал.
- Вот почему все Старейшины бескрылые? – ахнул юный гномлин. – А нам говорили: «От старости!» Но, отец, что случилось с тобой и мамой?
- Прости меня, мальчик мой, - опустил голову Ундор. - Я повёл себя слишком самонадеянно и этим подверг опасности тебя и мою ненаглядную Диару, твою бедную матушку. Не представляешь, как мучительно всё понимать, когда уже ничего не исправить. Я знал об идее создания мортодонов. Меня приглашали войти в Совет и принять участие в исследованиях, но я был настолько уверен в нереальности этой затеи, что небрежно отмахнулся от всех посулов и угроз. Через месяц те самые «нереальные, неспособные к существованию» монстры настигли нас с Диарой, когда мы возвращались с праздника Лунных цветов. Хорошо, что ты был ещё слишком мал, чтобы летать, и тебя взялись отвести домой соседи, у которых как раз целая тройка таких нелетышей была…
Внезапно гора под ногами Лафа ощутимо затряслась, а воздух вокруг стал густым и зыбким, как перетянутая струна. Очертания ещё секунду назад осязаемого Ундора расплылись, и последнее, что услышал мальчик из странного серого облачка, перевитого паутиной миниатюрных молний:
- Лаф, сынок, не смей возвращаться в Долину, тебя подстерегает большая опасность! Не рискуй попусту, слышишь!
- Папа! – отчаянно завопил Лаф, чувствуя, как некая сила неудержимо выталкивает его из сетей сна.

*********
- Ну вот спаси-ибо! - обиженно протянула Даша, отбрасывая соломинку, которой она коварно щекотала лицо спящему гостю. – Я ещё могу понять, что ты меня перепутал с мальчиком (бабушка меня всегда пацанкой называла). И что за гномлинессу принял - тоже куда ни шло! Но признать во мне своего отца, каким бы почтенным гномлином он ни был, - это уж слишком! Он всё-таки наверняка крепкий мужчина и уже в возрасте…
- Папа давно умер, - не глядя на девочку, качнул всклокоченной шевелюрой Лаф. Девушка захлебнулась новой шутливой фразой и, прикусив губку, виновато уставилась на него. Гномлину сначала даже стало жалко её: мол, испортил с утра настроение хорошему… человеку. Однако жалость к себе пересилила, и он добил Дашу:
- Мама тоже умерла… вместе с ним.
Теперь можно было идти умываться. Главное - не прислушиваться к всхлипам за спиной, впрочем, это проще, чем не ощущать себя последним дураком и хамом… Да в чём вообще дело? Она же первая начала! Лаф плеснул ещё раз дождевой воды из бочки себе в лицо, пригладил лохмы и побрёл искать Дашу – извиняться.

*********

Поиски продолжались недолго, поскольку девушка уже и сама направлялась к иномирянину с той же благородной целью. В общем, извинения были взаимно принесены и обоюдно приняты, а мир восстановлен.
- Только можно я один вопросик на эту тему задам? Первый и самый последний, можно? – попросила Даша. – Ты только не обижайся и, если не хочешь, не отвечай, ладно? Ты с кем там в Долине живёшь?
- Один я живу, - дёрнул плечами гномлин, будто шевеля несуществующими крыльями.
- Оди-ин?! Вот здо-орово! – восхищённо позавидовала девочка. – Никакого контроля, твори, что хочешь, да? Классно!
- Почему никакого контроля? – рассмеялся Лаф. – Каждые два дня меня посещает важный гномлин из Совета Опеки, на скорую руку расспрашивает, как я учусь, где гуляю, как себя чувствую. Потом осматривает дом, безразлично напоминает, что Старейшины всё видят, и раз в месяц выдаёт пачку билетов на питание.
- Фу! – брезгливо наморщила носик Даша.
- Фу, - согласился Лаф, - А что делать? Такой порядок. А до недавнего времени меня ещё и «дикие летуны» ой как контролировали… Слушай, а тебя ведь бабушка просила по огороду помочь! А мы проспали, да?
- Да брось, она каждый вечер грозится меня спозаранок на грядки послать. Это она строгость в себе воспитывает.… О, бабуленька! Легка на помине! Доброе утро!
Баба Настя вышла из дома, вытирая руки вышитым цветастым полотенцем и щурясь от бьющего в глаза солнца.
- Это где ты, соня, утро увидела? – полушутливо поинтересовалась бабушка. – Работяги-то уже обедать садятся. Ну да ладно. Как спалось, Славик, на новом месте?
- Необычно, - честно признался Лаф. – Очень необычно.
- Ну вот и хорошо, - кивнула баба Настя. – В жизни должно быть разнообразие. Сейчас покушаем, а там можно и в дорогу. Родители ваши, небось, уже волнуются?
- Да, пожалуй, - уклончиво ответил Лаф. Уж очень не хотелось ему сейчас повторять во второй раз то, во что он всю свою ещё недолгую жизнь не позволял себе поверить. И к тому же, судя по нынешнему сновидению, его родители действительно, даже после смерти, беспокоились за жизнь своего отпрыска. Отец против его возвращения в Долину, но ведь нельзя вот так просто всё оставить за спиной! Одна быстрая вылазка наверняка не повредит, а попрощаться с Граком и наставником Лексом да и забрать небогатое наследство – сумку с отцовскими инструментами – просто необходимо…
- Идём! – Даша подхватила друга под руку и буквально выдернула его из размышлений за обеденный стол. На завтрак бабушка напекла блинов. На столе уже стояло блюдо с целой горой румяных «близнецов солнца» и глубокие миски, полные варенья из разных ягод и густой деревенской сметаны. Варенье было Лафу не в новинку: гномлины всегда считали именно себя изобретателями этого лакомства. Сметана же вызвала у юного иномирянина столь живое воспоминание о белом соке одного ядовитого дерева, что когда-то обожжённый бок неприятно заныл. Зато сами блины, сам их вид и вкус привели гномлина в совершенный восторг. Надо сказать, его сородичи были весьма искусными кулинарами, несмотря на свою неприхотливость в пище. Собственно, гномлины потому и предпочитали большую часть года вкушать простые строгие блюда вроде пшённой каши или тюри с луком, чтобы «нагулять аппетит» к праздникам, когда готовились такие изыски, что язык проглотишь. Видимо, так причудливо ювелирный талант гномов трансформировался в гастрономический дар их крылатых потомков. Естественно, каждый дом стремился удивить своих гостей чем-нибудь необычным, ведь так приятно потом в ответ на мольбы несчастных о рецептике возводить глаза к потолку и вздыхать: «О нет, это фамильный секрет, и он уйдёт со мной в комнату!» На сей раз в роли несчастного оказался Лаф, которому Даша наотрез отказывалась поведать состав заветных блинов, поскольку совершенно не хотела выслушивать лекцию о непозволительности употребления в еду яиц, из которых впоследствии вылупляются птицы. От слёзных упрашиваний оголтелого кулинара девушку опять спасла бабушка, которая вошла в комнату с небольшим свёртком.
- Покушали, дорогие мои? Да на здоровьице! Я так смотрю, Славик, как бы гроза обратно не вернулась. Может, ещё погостите, а я Сергеича, участкового нашего, попрошу - он ваших батюшку с матушкой оповестит, что вы в полном здравии? Нет? Ну тогда сейчас идти надо, не мешкая. А Дашутка вам пологую дорогу покажет: пусть длинно, да зато не опасно. И гостинцев с собой возьмите…
- Бабуленька! – решилась внучка прервать бабушкины словоизлияния. - Что случилось? Ты в порядке? Как девочка, чуть от радости не прыгаешь и щебечешь, будто пташка по весне!
- Ой, прямо и не знаю! – развела баба Настя руками. – Не иначе из-за мха, который ты мне с горы-то принесла. Поприкладывала его на ночь, так всё утро ношусь не хуже молодки: кости не болят, в груди дышится вольготно. Спасибо, внученька. Всё одно: на гору ту больше не лазь - мало ли чего опять может приключиться.
- Я постараюсь, бабуль, - торопливо и как-то неубедительно пообещала плутовка и сразу перевела тему. – А что это у тебя в руке?
- А? А, так это и смех и грех. История вышла, - смешливо фыркнула баба Настя. - Аккурат как ты ушла, на другое утро сосед наш, дед Георгий, трусов на сушилке недосчитался. Он всех на уши поднял и участкового донял так, что тот его пригрозил на пятнадцать суток запереть. А сейчас я в баньку заглянула - батюшки, семейники дедовы лежат! Вот откуда им там взяться, а? И я не знаю. Пойти надо вернуть. Опасно человеку единственные трусы оставлять – он одичать может! А вы не тяните, ребятки, собирайтесь и с Богом. Навещайте нас, Славик. Вы, я вижу, человек достойный, побольше бы моей внучке таких друзей.
- Если меня ещё раз назовут человеком, то я, пожалуй, в это поверю, - задумчиво сообщил Лаф, глядя вслед бодрой бабушке.
- А что такого? – рассмеялась Даша. – Хороших людей, между прочим, не так уж много.
- А каких много? – озадачился гномлин, который уже успел прийти к противоположному заключению. – Плохих?
- Зачем сразу плохих? – ещё больше запутала его девушка. – Разных! Разных и ещё никаких. Сам потом увидишь… ну ты ведь ещё вернёшься?
- Я вообще-то и не ушёл ещё, - смущённо улыбнулся юный иномирянин. – Боюсь, мне и вправду придётся лучше узнать твой мир: сегодня во сне отец предостерёг меня от возвращения в Долину. Но мне просто необходимо попрощаться с Граком и наставником, а также нужно забрать ещё кое-какие вещи. А потом я опять пройду через Врата и поселюсь где-нибудь в здешних пещерах. Здесь же есть пещеры? И мы будем видеться, в любое время, когда только ты пожелаешь.
- Фигушки! - сказала как отрезала решительная девочка. – Ты меня спас, а я тебя в промозглой пещере оставлю?! Да ты даже наверняка не знаешь, что такое наша зима. Короче, жить будешь с нами – бабушку я беру на себя. Давай одной рукой хватай блины, а другой - прощайся с верными птицами и гномлинами! Не люблю долго ждать, пошли уже!

*********
Хотя обратный путь к вершине занял гораздо больше времени, чем вчерашний осторожный спуск в темноте, на Лафа он произвёл необычайно приятное впечатление. Горы в мире людей мало отличались от каменных исполинов Долины, разве что среди деревьев преобладали странные породы с ветвями, покрытыми иглами. Даша называла их хвойными и вечнозелёными, что с точки зрения гномлина было определением излишним, ведь все деревья сохраняют листву круглый год… по крайней мере, там, в Долине. Небо пока не подавало признаков обещанной бабой Настей грозы, и друзья из двух миров торили собственный, беспечно извилистый путь к Вратам, как след испуганного зайца. Всю дорогу Даша радостно тараторила, почти не умолкая. Она рассказывала и показывала и опять куда-то тащила и тянула своего гномлина. И вновь он видел что-то абсолютно обыденное, однако тут же узнавал, что перед ним нечто совершенно необыкновенное с загадочным прошлым и туманным настоящим.
- А вон ту пещеру видишь? Как не видишь?! Ты же летун, у тебя глаз должен быть как у орла! Ой, только не щурься так страшно, всё равно не разглядишь – далековато. Давай лучше ножками туда дойдём, тут, в принципе, рядом.
Через полчаса изнурительной гонки по камням (Даша прыгала по валунам как заправская горная козочка, даже Лафу с его солидным опытом вынужденного скалолазания было нелегко выдерживать темп и не отставать) рассказ о пещере возобновился.
- Говорят, во время предпоследней войны, когда бедные бились с богатыми за равенство, один вельможа спрятал в этой пещере разные сокровища, ценные бумаги и оружие. Наверное, он надеялся, что бедные не смогут управлять страной и прежних своих правителей позовут, так что какой смысл с собой туда-сюда столько груза таскать. Просчитался дяденька: бедные не дураки оказались и правили долго, дольше, чем он жил. Только и богатство никому не досталось: пещера длинная, ветвистая, можно не то что клад - дорогу назад не найти. И к тому же богатей всех своих слуг, кто мог дорогу к тайнику указать, в пещере отравленным вином угостил и там же оставил. Они с тех пор призраками неприкаянными бродят и сокровища стерегут. Вот! Страшно? Идём, я тебе Серебряный Ключ покажу.
- А что этим Ключом открывают? – на бегу прокричал гномлин.
- Им открывают, что вода может быть потрясающе вкусной! – рассмеялась девочка, взметнувшись на очередной утёс. – Не отставай, копуша!
В общем, вся эта беготня и прыжки по сильно пересечённой местности растревожили едва зажившую Дашину ступню, и Лаф настоял на её немедленном возвращении домой, пригрозив, что в противном случае он останется в Долине. Девушка вначале обиженно надулась, но тут же сменила гнев на милость и, чмокнув покрасневшего гномлина в щёку, слегка прихрамывая, скрылась за придорожной скалой. Остаток подъёма иномирянину сдался за какие-то полчаса. Погружённый в светло-тревожные думы, Лаф не заметил, как небо заполонили летучие замки тяжёлых грозовых туч. Первый раскат грома оглушительно рявкнул, когда паренёк уже залезал на площадку Врат и оттуда с перепугу едва не сверзился в пропасть. Ветер предательски ударил юного скалолаза в спину, будто давно поджидал в засаде, и буквально потащил его к мерцающему прямоугольнику Грани миров. Песок и мелкие камушки, пролетев мимо живой мишени, рикошетили от упругой плиты воздуха и норовили попасть гномлину в глаза. Лаф отчаянно зажмурился, нащупал на шее заветный шнурок и наугад ткнул ключом в сторону мгновенно обрисовавшейся створки Врат. Мальчику показалось, что скважина сама метнулась навстречу затейливо вырезанной бородке, а в следующий миг новый порыв ветра распахнул Грань миров. Могучее дыхание мира людей, где читала свой монолог предвечерняя гроза, ворвалось в тёплый ночной штиль спящей Долины, и маленький, но уверенный вихрь небрежно прошёлся к краю предвратной площадки, сорвав с камня клочки мха и заставив расступиться… мортодонов. Да, именно эти страшные пародии на гномьих почтовых махаонов целой стаей жались в четырёхгранном столпе хмурого света, и даже этот сумрак был им неуютен, жёг огромные фасеточные глаза.
Лаф вдруг вспомнил рассказ отца, и подступила невольная, щемящая сердце жалость к несуразным созданиям, подло преданным и изуродованным теми, кому больше всех доверяли, с кем были одним целым. Мортодоны вздрогнули, их непрестанно шевелящиеся лапки-коготки и жвала замерли. В целом вид у монстров стал совершенно растерянным. У юного гномлина возникло странное ощущение, будто кто-то осторожно, пугливо проник в его сознание и теперь удивлённо изучает его. Примерно так делал иногда собственный махаон-симбионт Лафа, и мальчик попытался, как учили наставники по пилотажу, внутренне улыбнуться своему, пусть и незваному гостю и «чуть потеснился», открываясь для общения. Контакт сразу прервался, однако итог его поразил юного гномлина, замершего у границы меж двух миров: все мортодоны, словно по команде, изогнули свои червеобразные тела в некоем подобии почтительного поклона, изобразили что-то вроде салюта длинными белёсыми крыльями и один за другим покинули свой пост. Все. Кроме одного. Этот хищник то ли был до сих пор вожаком стаи, то ли не мог нарушить чей-то приказ. Во всяком случае, его атака на Лафа, который сейчас в обличии человека в несколько раз превосходил самого крупного из крылатых монстров, смотрелась бессмысленным самоубийством. Всё же эффект внезапности сработал, и животный ужас оттолкнул паренька от проёма Врат спиной навстречу грозе, однако Грань сама позаботилась о себе, и Лаф похолодел, увидев, что сталось бы с Дашей, не окажись в ней толики гномьей крови. Сверкающая паутина встала на пути разъярённого монстра, и тот не сумел затормозить вовремя. Слюдяные крылья жалобно хрустнули в беспощадных объятиях серебряной сети, леденящий душу предсмертный вой взвился к небесам обоих миров, затем мощная вспышка и… ни следа от нападавшего. Всё ещё не пришедший в себя от стремительной смены событий Лаф торопливо прополз во Врата, и неугомонный ветер резко захлопнул за ним створку, как бы начиная отсчёт мучительной трансформации в облик крылатого невелички. Юный гномлин снова вернулся домой.

**********
За то время, пока измотанный превращением Лаф приходил в себя и осторожно, чтобы не повредить заново обретённые крылья, выпутывался из человеческой одежды, небо забрезжило первыми симптомами зари. Пожалуй, стоило поторопиться, чтобы успеть сделать всё намеченное прежде, чем Старейшины проведают о его присутствии. Аккуратно сложив сброшенную великанскую одежду (ещё пригодится), Лаф облачился в свой лётный комбинезон и уже почти привычно начал спуск на площадку, где заканчивался подгорный лаз. Там на время лечения гномлин приютил Дашу и туда же, будто предвидя предстоящее бегство из Долины, перетащил сумку со своим скарбом. «Антикварная» шахтёрская лампа осталась в доме бабы Насти, и вместо неё дорогу юному скалолазу освещал маленький, но мощный фонарик – подарок от Даши. Демонстрируя устройство диковинной вещицы и объясняя принцип его работы, девочка явно надеялась произвести эффект на иномирянина, но гномлина, который видел Магическое Око и «несуществующих» мортодонов, трудно стало удивить даже телевизором, что Лаф и продемонстрировал. Довольный смешок вырвался у мальчика при воспоминании об обиженно разочарованной мордашке его подруги и тут же сменился испуганным вскриком: кто-то крепко прихватил его за талию и потянул в сторону.
- Тихо, это я, Спар, - проворчала темнота немного сердитым голосом сына Старейшины. – Зеваешь, брат. Сдай правее, а то мимо козырька проползёшь.
Лаф предполагал встретить в своём потайном убежище говорливого друга-большеклюва, но никак не новоиспечённого приятеля, к которому до сих пор не питал доверия: во-первых, слишком мало времени минуло со дня заключения мира, а во-вторых, Спар, как сын Старейшины, мог представлять серьёзную угрозу для беженца в мир людей.
- Я тебя целый день ждал, - тем временем рассказывал лучший летун Долины, снимая Лафа со стены. – Ты не думай, это твоё убежище осталось тайным, я просто чуть-чуть завал разобрал и прошёл сюда через ход, как ты. Да, всё-таки пешком передвигаться - это просто кошмар какой-то.
Лаф посветил фонариком на Спара: «дикий летун» явно не врал – руки и лицо поцарапаны, на правом крыле небольшая зарубка. Только чего ради такие жертвы?
- Старейшины поймали твоего Грака, - прикрыв глаза от резкого света, сообщил Спар. - Его сейчас держат в Святилище Сида и, кажется, допрашивают. Я частенько ношу туда бумаги по поручению отца и сам видел большеклюва в Комнате Истины – неприятное место, знаешь ли. Я решил предупредить – мало ли, что птичка про тебя начирикает, тамошние психогрызы кого угодно разговорят. Так что лучше спрячься куда-нибудь и носа не высовывай!
- Я Грака не оставлю, - спокойно, вопреки незваному холоду в груди ответил Лаф.
- Твоё бесстрашие – это или власть над собой, или смертельная глупость, - вздохнул Спар. – В любом случае я примерно такого ответа и ожидал. Вот прихватил одну из отцовских мантий. Если сумеешь сложить крылья и не лезть на рожон, вполне сойдёшь за одного из Старейшин. Я бы с тобой рискнул, только никак: я тебе сочувствую, но против отца не пойду, он и так многое перенёс.
- Спасибо!
- Мелочи, - улыбнулся Спар. – Да, послушай, мне показалось, что примерно полночи назад туда, откуда ты спустился, пролетела стая мортодонов, а незадолго до твоего спуска я видел, как они возвращались, и чуть не оглох от жуткого воя. Ты опять накостылял этим тварям, да? Расскажи мне, а? Ну пожалуйста! Я героические истории обожаю и клянусь поверить каждому твоему слову.
- Никакого геройства не было, - пожал плечами Лаф. – Кричал самый тупой или чересчур исполнительный – его Грань сожгла. А остальным оказалось достаточно моего понимания…
- Что ты несёшь, - искренне ужаснулся сын Старейшины. – Как можно найти общий язык с чудовищем-убийцей?
- Так же, как ты общаешься со своим «вторым я», внутренним махаоном, - как само собой разумеющееся объяснил «укротитель монстров». – Собственно, они и есть «вторые я», только изгнанные, униженные и обозлённые…
- Кем?! – прошептал Спар, будто уже зная ответ и страшась его услышать. – Кем изгнанные?!
- А ты не заметил, что все Старейшины бескрылы? – грустно удивился Лаф. – Все, независимо от возраста.
- Ты не должен был этого говорить, - вскинул голову «дикий летун». - Мой отец – достойный гномлин, он не мог пойти на такое святотатство! Я никому не скажу, что видел тебя, но не попадайся мне больше на глаза. Прощай.
Темнота ночи поглотила Спара, и слышно было, как его могучие крылья яростно разорвали всхлипнувший воздух. Ну, право слово, не мог же это всхлипнуть лучший летун Долины: сыну Старейшины слёзы не к лицу.

*********
Лаф ещё раз лихорадочно обыскал себя, призывая на свою безалаберную голову всех щеглов пустыни Бугра. Увы, удалось только лишний раз убедиться, что это произошло: он потерял свой единственный шанс на спасение, Ключ от Врат Миров. И что хуже всего: судя по жалким обрывкам шнурка на шее (ну точнее верёвки, которая в мире людей сходила за шнурок), Ключ сорвался с него при переходе через Грань и остался по ту сторону закрытой створки. Как бы то ни было, главная цель сейчас – освобождение друга-большеклюва, а там будем думать. «Я спокоен», - заверил сам себя Лаф и мысленно подбодрил своё «второе я», которое явно тяготилось необходимостью держать крылья свёрнутыми в три погибели под длинной сиренево-жёлтой мантией Старейшины среднего звена. В Святилище Сида дорогу знали все, ведь именно здесь располагался Орден Принцессы, куда волей-неволей вступала каждая юная гномлинесса, доросшая до определённых лет – «возраста Принцессы». Родители такой девочки сразу после именинного праздничного обеда обряжали своё любимое чадо в саморучно сшитое кем-то из Старейшин одеяние и препровождали в стены Святилища. Примерно пять лет после этого им предстояло видеть свою дочь лишь раз в неделю и то под присмотром младшего Старейшины. Правда, такое стеснение скрашивалось неплохим пособием и почётом, которые полагались тем, кто «произвёл на свет надежду Долины». Отбыв необходимый срок в Святилище, основательно подросшие гномлинессы давали клятву не разглашать ничего из пережитого здесь и получали собственное отдельное жилище (дабы проще было блюсти клятву) и личную наблюдательницу (с той же, видимо, целью), которая регулярно навещала свою подопечную до самого её (подопечной) замужества. Лафу вдруг подумалось, что с момента смерти отца и матери он жил подобно какой-нибудь выпускнице Ордена Принцесс. Эта мысль его позабавила, и паренёк затрясся в бесшумном смехе.

В группке Младших Старейшин, куда ранним утром по дороге в Святилище влился сухощавый сутулый собрат среднего ранга в сиренево-жёлтой мантии с глубоко надвинутым на глаза капюшоном, старались не обращать внимания на чудачества старшего по положению. В принадлежности незнакомца к Совету и его преклонных годах сомнений не возникло: натруженные ноги опытного пешеходца говорили о долгом стаже бескрылой жизни. На превратности старческого организма списывалось и поведение почтенного гномлина: то он несколько раз подряд тщательно себя обыскал, при этом будто таясь от других, а вот теперь весь скукожился и трясётся, похрюкивая под капюшоном, но ничуть не сбиваясь с шага (вот что значит опыт).
- Не нужна ли старшему собрату наша помощь? – наконец осмелел один из рядовых бескрылых.
- Ничего, - просипел в ответ собрат, и могло показаться, что это подросток имитирует старческий дребезжащий голос, причём не очень успешно. Но следующая его фраза: «Проклятые рудники виноваты!» - всё расставила по своим местам. По крайней мере, Младшие Старейшины всё поняли, и вокруг Лафа, который про рудники брякнул наобум, сразу образовалось пустое пространство. Бедолаги теснились теперь поодаль, поглядывая на псевдостарца как куры на хорька и перешёптываясь. До чутких ушей Лафа доносились весьма любопытные обрывки фраз:
«И верно говорят, психогрызы – маньяки…»,
«Тише ты, услышит же…»,
«…неимоверную мысленную мощь в подземельях копят и оттого дуреют…»,
«…ради неба, сойди с моей ноги, брат, а то повздорим!»,
«…любую волю, как травинку, ломают…»,
«…Взором убивают кого угодно в мозг и, жизнь чужую забрав, молодеют!»,
«…машинка, видать, не заработала, вот оригинал и вызвали…»,
«А правда, братья, будто…»,
«Да заткнитесь же: неровен час, лицо откроет да на нас посмотрит!»,
«Ой, мне уже дурно!..»

Не в силах удержаться от шалости, Лаф быстро поднял руку к капюшону. За тот краткий миг, когда дальнейшее движение его руки было неясно, большая часть шустрых Старейшин с места рассыпалась по придорожным кустам и деревьям, а меньшая чуть подпрыгнула и двинула плечами, словно попытавшись взлететь по недавней привычке. Естественно, случился фальстарт, и бедняги остались обречённо стоять, готовясь к лютой гибели. Лишь один из них (видимо, самый впечатлительный) предпочёл винтом уйти в обморок, не желая дожидаться, когда его «убьют в мозг». А фальшивый старец всего лишь чуть поправил злополучный капюшон и, сотрясаясь всем тщедушным телом (Лаф никогда бы не подумал, что хохот так тяжко сдерживать), жестами предложил перепуганным «собратьям» продолжить путь. Те подчинились, но до самого Кружевного моста держались строго у него за спиной и соблюдали полное молчание. Впрочем, и то и другое Лафа вполне устраивало.
Мост, собственно, представлял собой ажурную трубу над пропастью, которая вела напрямую в само Святилище. Иной дороги в это древнее внушительное сооружение, вырубленное в скале, не существовало. Или, скорее всего, о таковой просто никто не знал. Лафа вначале удивило и насторожило полное отсутствие стражи: не в ловушку ли он идёт? Однако, ступив на мост, паренёк понял причину показной беспечности правителей Долины: пролететь над мостом не позволял навес из литого бронзового орнамента, а полотно под ногами состояло из сваренных между собой стальных звеньев с довольно острыми краями. Обувь крылатых гномлинов не задумывалась для ходьбы по такой поверхности - она развалилась бы на первом же десятке шагов (длина моста составляла не одну сотню), а что уж говорить об изнеженных ступнях «летучего народа»... Теперь понятно становилось, почему гномлинесс и их родителей проносили по мосту на руках Старейшины среднего ранга: долгое отсутствие крыльев достаточно закалило их ноги. Ну а для «босяка» Лафа подобное препятствие проблемы вовсе не составляло: иной раз его пяткам и похуже приходилось. Всё же излишней самонадеянностью обитатели Святилища Сида не страдали: на другой стороне моста всю отару во главе с Лафом встречала пара крепеньких Старейшин в незнакомых сочетаниях цветов. Явно опытные привратники, они наверняка раскусили бы маскировку юноши, приди он один. Однако свита нового «старца-психогрыза» источала по отношению к своему случайному предводителю такой плотный поток страха и благоговения, что охранники опустили глаза, молча поклонились и расступились, открывая дорогу в святая святых Солнечной Долины.

*********
- Бабушка, знаешь, я тебе сказать хотела, - Даша виновато потупилась, между делом ковыряя почти зажившую болячку на исцарапанной коленке. - Я тут тебе разок соврала маленько.
- Так уж и разок? Так уж и маленько? – баба Настя закончила замешивать тесто, скатала из упругой массы «колбаску» и принялась ножом сноровисто отхватывать от неё куски. – Скалку возьми - станем сочни катать! Будешь вечером Славика пельменями угощать. Я даже скажу, что это ты их готовила.
- А ты откуда знаешь, что он так скоро придёт? – изумилась внучка.
- Не смеши меня, - усмехнулась наблюдательная бабушка. - А что ещё заставило бы тебя устроить уборку в доме, полы помыть и вторую раскладушку средь бела дня свежим бельём застелить?
- Без вступлений даже лучше! – заявила чуть покрасневшая Даша и для быстроты раскатала скалкой сразу два сочня, но бабушка оба вернула на доработку: слишком толстые. – В общем, Славика на самом деле зовут Лаф. Он из другого мира, из племени гномлинов, которые потомки гномов. Помнишь, легенду ты рассказывала? Ну вот, гномы отрастили крылья и улетели в другой мир!..
- Любопытная версия, - невозмутимо кивнула баба Настя, сосредоточенно слепляя края сочня вокруг щедрой порции фарша.
- Я там была, у меня сразу рост уменьшился, крылья отросли, и я три дня с ногой в пещере лежала, а тут только сутки прошли. В том мире птицы разговаривают, а Лаф будет с нами жить, вот!
- Бред, - уверенно диагностировала бабушка. – Наверняка жар. Перегуляла. Возьми градусник в шкафчике…
- Бабуля, здорова я! А у Лафа отец и мать погибли, и самого его в том мире гибель ждёт! А куда ему идти?!
Даша, исчерпав все аргументы, от бессилия хлопнула готовым сочнем по присыпанному мукой столу. Белое облачко взлетело в воздух и медленно осело на разгорячённых лицах стряпух.
- То есть он сирота и ему что-то угрожает? - баба Настя внимательно и как-то очень серьёзно посмотрела внучке в глаза. - С этого и надо было начинать. Теперь всё сначала, медленно и подробно.
- Ты всё равно не поверишь, - надулась девушка. - Ты мне никогда не веришь!
- А я на сей раз постараюсь. Знаешь, я могу быть очень старательной, - баба Настя обошла стол и приобняла Дашу, испачкав её топик на спине мукой. Внучка в долгу не осталась и тоже хорошенько вытерла ладошки о бабушкин синий фартук. Обида сразу отступила, и через секунду девочка приступила к рассказу:
- Короче, лежу это я без сознания, с раскуроченной ступнёй в двух шагах от вершины и целебного мха… А что, я разве об этом ничего не говорила?..

*********
Святилище Сида когда-то вытесали в отростке горного кряжа первые гномлины, так что этот небольшой «город в горе» сочетал в своём облике монолитность и замкнутую основательность всё ещё горных мастеров с ажурной открытостью небу - их новой крылатой ипостаси. Потому-то, видимо, потолок внутреннего двора (или, скорее, фойе) оплота Старейшин украшало множество круглых отверстий, диаметр которых вполне позволял бы им служить дверьми для летунов, если бы десяток лет назад их не застеклили по указу Совета. Немного позже стёкла для надёжности дополнили решётками, и теперь на полированном полу из белого мрамора можно было играть в крестики-нолики или водить тюремные хороводы. Складывалось стойкое впечатление, что бескрылые Старейшины испытывают навязчивый страх перед нападением с воздуха. И это в мирной-то и абсолютно спокойной сытой Долине! Нет, у кого-то тут явно было не в порядке с головой!
Под сенью Святилища Младшие Старейшины приободрились и, дружно поклонившись на прощание грозному «психогрызу» (совсем старичок ушёл в мантию, только глазами из темноты капюшона посверкивает - настолько, видать, к катакомбам привык), шустро посеменили по своим делам. Лаф на поклоны не ответил (как он потом понял, правильно сделал, ибо по чину не положено), проводил недавних спутников взглядом и даже успел заметить через дверной проём, что в помещении, куда они вошли, рядами стоит множество столов и коек. Уже хорошо: значит, сюда можно не соваться – здесь, очевидно, общежитие рядовых Старейшин. Оставалось проверить всего каких-нибудь пару десятков дверей.
- Почтенный собрат, как я вижу, один из Диктующих Волю?
Юный гномлин медленно повернулся на голос, еле успев перехватить инстинктивный позыв своего «второго я» распахнуть крылья и сигануть вверх под потолок. Рядом с собой он обнаружил Старейшину в мантии тех же цветов и покроя, что на нём самом, только капюшон откинут, а шнурки на груди по-домашнему распущены. Высокий лоб и узкая переносица придавали его полноватому добродушному лицу интеллектуальный вид, а русый с серебром пушок волос, окаймлявший пустыню обширной лысины, создавал иллюзию, что перед вами ваш старый милый дядюшка, который давно ждал вас в гости. Приветливо улыбнувшись, незнакомец чуть поклонился.
- Позвольте представиться: меня зовут Курл, я заведую биомеханической мастерской Совета. Вашего имени не спрашиваю, но, если вы мне его доверите, сочту за честь.
Онемевший от ужаса (это ж надо было на первых же шагах столкнуться с отцом Спара!), Лаф отрицательно покачал головой и крепче переплёл руки на груди.
- Обет молчания? – поразился биомеханик. – Так у вас высший доступ?! Великой не стоило так беспокоиться и тревожить специалистов столь высокого уровня! Да, мой «усилитель воли» не сработал! Да, пострадало от взбесившегося Стража три охранника! Но разве это повод бить в набат? Прибор я уже починил и собирался как раз снова испытывать. Впрочем, раз так всё серьёзно… Прошу за мной, коллега, – вы не против, что я вас так назвал? Ну и славно. Пройдёмте.
И перед Лафом гостеприимно распахнулась тяжёлая, окованная полосами железа дверь, за которой угрюмо ощерилась неровными ступенями лестница вниз, в затхлую темноту. Старейшина Курл громко хлопнул в ладоши – по коридору замерцали тусклые светильники, дождался, пока «коллега» на непослушных ногах проковыляет мимо него, тщательно запер дверь и поспешил за «психогрызом».
Ступенчатый спуск сделал примерно два оборота и привёл в большую пещерную залу, разделённую ближе к входу толстой решёткой. У самого входа на скамье сидело несколько вооружённых охотничьими арбалетами охранников, а за решёткой мерцало море фасеточных глаз. Сотни мортодонов томились здесь взаперти, набираясь гнева и излучая тоскливую безысходность. Монстры явно обратили внимание на Лафа, но вели себя так, будто их сородичи, контактировавшие с мальчиком на вершине, рассказали об этом случае остальным. Биомеханик не замедлил прокомментировать.
- Странно, коллега: Стражи не отшатнулись от вас, как обычно от «диктующих волю», и не ярятся, как если бы вы были простым незнакомым гномлином. Они приняли вас, словно своего. Впрочем, я и не сомневался в вашем мастерстве. Однако прошу вас сюда: здесь мы отделили бунтаря от остальных. Собственно, охранники и погибли, заманивая Стража в карцер. Вот он красавец! Оставляю вас. Зовите, если что, я буду рядом.
В темноте перед Лафом что-то лязгнуло, затем Курл уважительно, но твёрдо толкнул его вперёд, и невидимый замок за спиной защёлкнулся. «Я попал в ловушку, - мысленно посетовал мальчик сам себе. - Неужели Спар меня всё же предал?» «Мы все в ловушке, и всех нас кто-то предал», - ответил голос в голове юного гномлина. «Ты Страж?» - без тени страха спросил Лаф. «Я видел тебя у Врат, - проигнорировал незримый собеседник нелепый вопрос. - Ты не такой, как все. Ты пустил нас в себя и понял нас. Как это возможно?» «Я обычный. Это ваши хозяева не такие, какими должны быть гномлины», - объяснил Лаф. «Трудно понять, - пожаловался мортодон. - Я других гномлинов, кроме тебя, в контакте не видел». «А хочешь, - вдруг осенило паренька, - хочешь пообщаться с моим махаоном? Он пару раз без меня оставался, но мы вместе». «Думаешь, он станет со мной разговаривать?» - застеснялся Страж. «Конечно! – убеждённо заявил Лаф. – Это я у него простой гномлин, а он у меня очень особенный махаон!»

*********
- Коллега, это было превосходно, вы неподражаемы! – Курл разливался в комплиментах от самого карцера. – Я никогда не слыхал, чтобы Страж после контакта с психогрызом… ой, простите, с «диктующим волю», конечно же, - остался полноценным исполнителем. Мало того, этот урод сам подал сигнал об окончании сеанса, вынес вас, как родную личинку, и без понуждения вернулся к стае! Ой, да вас шатает! Обопритесь, почтенный, о мою руку и прошу посетить мою лабораторию. Совсем рядышком, через пару ступенек, в стене потайной ход. Там я вас угощу одной замечательной настоечкой для прилива сил и покажу кое-что интересное.

*********
- Ну бабуль! Ну я только сбегаю посмотрю - вдруг он заблудился!
- Солнце моё, ты можешь хныкать и клянчить хоть всю ночь напролёт, я всё равно тебя никуда не пущу по темноте. Мальчик не глупый: приоткроет дверь, увидит, что в нашем мире стемнело, и дождётся утра. Ты уже раз прогулялась за мхом, хватит. Что я маменьке твоей скажу, если что стрясётся?
Словесная баталия между бабушкой и внучкой завязалась, когда только начало смеркаться, и продолжалась вот уже часа три. Даша рвалась пойти навстречу гномлину, который по неизвестной причине так и не явился. А бабу Настю, понятно, волновала прежде всего безопасность неугомонной девчонки (вся в мать!), которая вполне способна сунуть свой нос в другой мир (если такой, конечно, существует) и найти там приключений на свою голову. Пламенные речи, обвинения, мольбы и угрозы уже иссякли, они уже переросли в вялые попытки сломить железобетонное бабушкино «нет!».
- Тогда я спать пошла! – сердито зевнула Даша.
- Вот это правильно, - одобрила баба Настя. – Вот завтра с утра и встретишь своего героя! Иди в мою комнату, я тебе там постелила.
- В какую ещё комнату?! – возмутилась девочка. – Жара такая! Я на веранду…
- Ничего, не растаешь. Я на веранде бельё развесила на случай дождика.
- А ты куда ляжешь?
- А я рядышком в кресле посижу, клубки поразбираю – давно собиралась. Ночи ещё не шибко длинные, до утра сон твой постерегу, а там делай что хочешь.
- А это, между прочим, непедагогично! – выдвинула последний безнадёжный довод Даша.
- Зато действенно и практично, - рассмеялась бабушка. – Будет она мне тут ещё учителя высшей категории наставлять. А ну брысь в койку, лиса!
Несмотря на Дашино твёрдое намерение глаз не сомкнуть, сон свалил девочку, едва та прикоснулась щекой к подушке. Видимо, сказались дневные прыжки по скалам, и, что интересно, в сновидении они получили своё цветное продолжение. Только теперь Даша не водила своего гостя по местным красотам природы, а повсюду разыскивала его. Звать Лафа во весь голос она не осмеливалась, остерегаясь накликать некое бедствие, зато вынужденное молчание компенсировала тщательностью осмотра склона, заглядывая в каждую расщелинку, под каждый камушек, будто он мог туда уместиться. Внезапно внимание девушки приковал зёв пещеры, что находился шагах в ста выше скалолазки. Даша попробовала удивлённо вскрикнуть, но вялый звук угас, едва сошёл с её губ. А поразиться было чему, ведь мало того, что только что никакой пещеры здесь не наблюдалось, так её вход ещё и занавешивался тем же пологом, который служил дверью её убежищу в Долине. Девушка обрадовалась, решив, что никто, кроме Лафа, не мог приволочь сюда эту гномлинскую ветошь (правда, здорово подросшую), а потом почувствовала на себе чей-то любопытный взгляд. Некто, ничуть не похожий на её знакомого иномирянина (Даша точно это знала, хотя понятия не имела откуда), спокойно и чуть иронично наблюдал за мечущейся девушкой сквозь выцветший, но плотный материал занавеса. Впрочем, чудилось, что у прохладного взгляда невидимки вообще нет преград: скалолазка спряталась за большой валун, но чужак, похоже, видел и сквозь гранит. В следующую пару минут девочка подверглась всестороннему обследованию: сначала беспардонный пришелец осмотрел её с головы до ног, да так, что, невзирая на одежду, на коже осталось чувство прикосновения. При этом Даша отчётливо ощутила неприкрытый гастрономический интерес (наполовину шутливый, а наполовину… абсолютно серьёзный) со стороны чужака к своей скромной персоне и поддалась древнему инстинкту животного ужаса. Довольный, но не удивлённый результатом невидимка потянулся к беззащитному сознанию жертвы, и вот тут незваного гостя ждал пренеприятный сюрприз: девушка с детства ненавидела, когда её пугают, и быстро пришла в себя. Почти зримая волна искреннего человеческого гнева пронеслась по склону горы вверх, смахнув полог как пушинку. Солнце всего на миг осветило несуразную фигуру кошмарной помеси стрекозы с гусеницей, а та уже с отчаянным визгом метнулась в спасительный мрак пещеры. Даша сама не поняла, как оказалась под невысоким сводом гранитного коридора. Глаза её быстро освоились, и девочка ясно различила в зыбкой серости чёрное пятно: чужак скрючился в нише у стены, мерцающие фасетчатые глаза излучали панику и безысходность. Даша подошла ближе и встала перед несчастным чудовищем, скрестив руки на груди. «Не трогай меня, человек! – робко прозвучало в голове девушки. – Я с миром!»
- Ты откуда явилось, чудо-юдо? – Даша старалась выдержать максимально строгий тон, не поддаваясь непрошеной жалости.
- Я из Долины, - беззвучно отозвался пришелец. – Я Страж.
- Не знаю никаких Стражей, - фыркнула юная дознавательница. – Говори яснее.
- Жители Долины называют нас мортодонами, - неохотно пояснил чужак. – Мы бывшие махаоны Старейшин…
- Ага! – дошло до Даши. – Так ты, паразит, тут моего друга подстерегал? Да я тебя!..
- Не злись, человек! – взмолился затравленный мортодон. – Если мне придётся закрыть сознание от твоей агрессии, как я смогу передать тебе весть от махаона твоего друга?
- Что? От Лафа?!
- Нет, молодой гномлин ничего не знает. Я общался с его крыльями, если понимаешь…
- Не важно, - поторопила хищника девочка. - Давай излагай уже, пока я добрая и не проснулась!

*********
Старейшина Курл не обманул Лафа, из последних сил игравшего роль старого мастера-психогрыза: потайной ход и в самом деле обнаружился через пару шагов. Настойка, обещанная услужливым биомехаником, оказалась и впрямь чудодейственной: один глоток терпко-жгучей жидкости - и слабость пропала. Лаф с осторожным любопытством обозрел небольшое помещение, которое отец Спара назвал своей лабораторией. Всё пространство занимали, казалось, лишь два стола: первый был заставлен разного рода склянками, штативами и горелками, а второй явно служил для чтения и письма и соседствовал с глубоким уютным креслом в бордовой ворсистой обивке. Курл любезно предложил гостю присесть, но тот, вопреки ожиданию, не занял роскошное хозяйское место, а примостился на краешке невысокого продуктового сундука. Теперь, развернувшись, лжепсихогрыз увидел ещё и третий стол, который до того скрывал край капюшона. На низкой круглой столешнице из розового мрамора возвышался задрапированный чёрной парусиной предмет цилиндрической формы. Справа от стола красовался близнец бордового кресла, а по другую сторону у стены раскорячилась высокая металлическая тренога с непонятным устройством на верхушке.
- Нравится?! - торжествующе не то спросил, не то утвердил очевидное Старейшина. – Моё детище! Чудо науки! Усовершенствованный размыкатель! Эта хитроумная машина когда-то избавила меня от унизительной роли полунасекомого и вернула мне статус Гнома, Царя гор и зверей, Вершины цивилизации. Наука победила дикарские бредни о предопределении, благодарности «махаонам-спасителям» и иррациональной «дружбе с крыльями». Теперь же мой аппарат способен не только помочь разомкнуть психофизическую связь с внутренним махаоном, этим крылатым паразитом, но сможет усмирять в полученных мортодонах бунтарские позывы! Функция полного подчинения, каково, а?! Правда, вы своим появлением сорвали мне повторное его испытание на мортодоне, ну да и щегол с ним. Призываю вас, как специалиста, стать свидетелем нового опыта! Мой прибор подчинит разум…
Старейшина Курл просеменил к мраморному столу и картинным широким жестом сдёрнул чёрную ткань, под которой оказалась железная клетка, слишком тесная для съёжившегося в ней…
-…большеклюва! Необычно, да? – учёный гномлин прямо лучился гордостью. – На птицах воздействие подчинителя ещё не опробовано, а вот размыкатель их убивает – это доказанный факт. Просто: бах! – и в куски.
Не помня себя от гнева, Лаф поднялся с сундука и сделал шаг к хозяину лаборатории. Однако тот, будучи не в силах рассмотреть лицо гостя в тени капюшона, истолковал его движение по-своему.
- Нет, нет, почтеннейший, не стоит беспокоиться, я справлюсь сам! – Курл замахал пухлыми лапками. – Негоже тратить силы столь учёного мужа попусту, сидите и наблюдайте триумф Науки!
В ладони биомеханика неизвестно откуда возникла блестящая коробочка с кнопками, по которым пробежались его (необычно для такой комплекции) тонкие длинные пальцы. Аппарат повернулся на треноге в сторону большеклюва и тихо загудел, распространяя слабое сияние. Грак (откуда ему было знать, что под мантией психогрыза прячется Лаф?) уставился под капюшон незнакомца, перед которым лебезил его мучитель, такими несчастными молящими глазами – у мальчика сердце перевернулось. И вдруг, будто по ниточке взгляда, прибор резко крутанулся, нацелившись на оцепеневшего паренька, и выметнул в него столб зеленоватого света. В тот же миг внутренний махаон Лафа ударился в панику: поясок, стягивавший крылья, лопнул, и огромные полотнища развернулись, разрывая мантию и разбрасывая её клочья. Свет становился всё ярче, ослеплял и лишал воли.
- Вот так-так! Кто бы подумать мог?! – услышал не к месту крылатый гномлин откуда-то издалека. – Очень интересный материал, можно сказать, редкий, да ещё и нашёлся сам! Так, птичка свободна. Эй, кто-нибудь, пристегните-ка нашего дорогого гостя к стене, только чтобы надёжно, но бережно! Это полунасекомое поможет нам узнать, где Ключ. Когда мы решим, как перевести мортодонов через Грань Миров, нам потребуется их больше, намного больше, чем есть сейчас.

*********
Проснувшись, Даша полежала ещё несколько минут с закрытыми глазами, чтобы закрепить в памяти картинку, переданную уродливым Стражем: справа от Врат, под отвесной стороной большого валуна. Именно туда беззвучно упал Ключ, лишив Лафа шансов на бегство из Долины в мир людей. Теперь не то чтобы баба Настя, а никто на свете не сможет помешать девушке пойти на выручку её другу-гномлину!
- Бабуль, ты, конечно, прости, - решительно начала готовая к побегу Даша, резко соскакивая с высокой кровати, - но я должна… Оп-па! Вот я всё-таки соня бессовестная!
Стрелки на настенных часах с маятником равнодушно показывали полседьмого, то есть, по летним меркам, утро наступило часа три назад. Бабушкино кресло пустовало, в нём сиротливо валялся оранжевый тугой клубок, от которого тянулась несмелая нить в большую корзину с разноцветными шерстяными мотками. Бабушка вечно что-то вязала всю позднюю осень и зиму, одевая в тёплое свою родню, а потом всё лето потихоньку распускала поношенные носки, варежки, свитера, связывала разорванные нити и сматывала их в клубки, чтобы в октябре начать всё заново. И как её это не утомляло? Впрочем, природа занимается тем же миллионы лет, хотя, правда, она не так добра и заботлива, как любящая бабушка.
На кухне Даша обнаружила замотанную полотенцем кастрюльку с тёплой пшённой кашей, большую кружку клубничного компота, горку блинчиков с яблочным повидлом и записку.
«Не спорила бы вчера - проснулась бы раньше, лежебока моя. Рюкзачок я тебе собрала, в сенях лежит. На вершину не лезь – уши откручу и мамке твоей нажалуюсь. Твоя баба Настя.
P.S. Умойся перед завтраком и причешись перед выходом, а то всех гномлинов в округе распугаешь. Ни пуха ни пера, роднулька!»
- К чёрту! – машинально прошептала девочка традиционно ответную фразу и счастливо рассмеялась: значит, бабушка и впрямь любит и понимает её, а это просто здорово. На полное уничтожение завтрака ушло несколько минут, на всё прочее - ещё пяток, и Даша, полная сил и решимости, пулей выскочила из калитки.
Молодое солнце в небесной синеве ещё не набрало ярой силы и лишь слабо припекало. Белые башенки облаков никуда не торопились, а игривый ветерок будто подбадривал, поддерживал и чуть подталкивал вперёд. Весь мир выступал на стороне храброй скалолазки, болел за неё, и девочка не собиралась его разочаровывать. Вот уже и вершина, а вот и памятный по сновидению валун… Где же Ключ?! Даша чуть не заплакала от обиды: неужели её сон был лишь отражением дневных историй и фантазий? Как же так? Тем временем маленькое медлительное облачко наконец сползло с солнечного диска, и освобождённый луч нырнул в мох под валуном, а оттуда, отразившись от чего-то блестящего, солнечным зайчиком кольнул плаксу в мокрые глаза. Нет, это был определённо её день, и Даша, очистив найденный Ключ от мха и грязи, дрожащими от волнения руками открыла Врата. В Долине, как ни странно, тоже сияло утро. Другое дело, сколько там дней прошло против одного земного…
- Держись, Лаф, я уже лезу, - пробормотала девочка и судорожно сглотнула: слишком свежи были воспоминания о боли трансформации. – Это ничего, я сильная, я смогу. Сейчас вот ключ понадёжнее на той стороне пристрою…

********
- …Итак, ты не хочешь говорить, где Ключ? - в сотый, наверное, раз нудным голосом спросил Старейшина Курл. И в сотый раз Лаф, в позе морской звезды распятый на стене, ответил:
- Ключ остался по ту сторону Грани.
А что ещё, кроме правды, паренёк мог сообщить? Отпираться от факта находки Ключа уже не имело смысла: оказалось, что Грак непоколебимо молчал сутки, до того момента, как его клетку отнесли вниз и показали ему стаю Стражей-мортодонов. После этой занимательной экскурсии большеклюва будто прорвало: он поклялся правдиво и подробно поведать всю свою биографию, начиная с вылупления из яйца и заканчивая щелчком замка ловушки, в которую он полез за большой и такой блестящей пряжечкой. Дознаватели внимательно слушали и дотошно всё записывали, включая жалобы на консерватизм пернатых сородичей и жестокосердие подростков-гномлинов. Надо сказать, Граку такое пристальное внимание к его персоне даже понравилось, и он разошёлся вовсю. Детально изложенная картина превращения гномлина в гнома и обратно заметно оживила Старейшин. Однако когда повествование дошло до перехода Грани и обретения гномлинского облика девочкой-ЧЕЛОВЕКОМ, бескрылые «мстители человечеству» здорово стушевались. На призыв Курла явилась сама Глава Совета, Великая, как все её величали, и большеклюв «на бис» повторил эту невероятную часть своего рассказа.
- Бред! Бред и ересь! – твёрдо заявила Великая. – Думаю, двойной переход через Врата повредил его слабый разум: мозги никогда не были сильной стороной этих говорящих попугаев. Все показания, включая возвращение в Долину, мне на стол. Остальное сжечь. Птица больше не нужна… Впрочем, Старейшина Курл, оставьте говоруна пока у себя: возможно, мальчишка явится выручать друга…
…Как в воду глядела – Лаф явился. И повис на стенке как бабочка на паутине. Вот ведь влип!
- Где ты спрятал Ключ?
- Ключ остался за Гранью.
- Послушай, упрямец, - Курл вплотную приблизил своё лицо к лицу мальчика и заговорил еле слышно. - Нам же, по идее, на эту диковинку плевать: мы не сегодня, так завтра либо создадим Отмычку, либо вызовем наконец Сида. В общем, так или иначе отольются людям гномьи слёзы, и мы станем их господами. А вот тебе пора подумать о себе. Не уподобляйся своему глупому отцу, малыш, потому что он был бы жив, если б не отказался служить делу «мстителей», то есть Совету Старейшин. Будь гномлином, приблизь час Священного возмездия и отдай нам Ключ!
- Я-то гномлин, - усмехнулся Лаф. - А вот вы вряд ли.
- Я - гном! Истинный гном очищенной крови! – кичливо встряхнул Курл вторым подбородком. – И все Старейшины гномы! Наше позорное изгнание – злодейский заговор людей и бабочек! Махаоны уже поплатились, пришла очередь человечества! Мир людей - для гномов!
- Парень, ты видишь - он сумасшедший! – подал из клетки голос большеклюв. – Они тут все такие, кто больше, кто меньше. Не выпендривайся, приятель, отдай им этот злосчастный Ключ - авось помилуют. Хотя не удивлюсь, если ты его и потерял, – ты это можешь.
- Послушай пернатого, герой, - хохотнул биомеханик. – Он хоть и чокнутый, а дело говорит.
- Одна пожилая женщина, – ответил распятый мальчик, чьи запястья и лодыжки, сжатые оковами, полыхали болью, - назвала меня достойным человеком…
- Неслыханно! – ахнул Старейшина. – Несмываемое оскорбление!
- …И я думаю, - спокойно продолжил Лаф, - что в этой фразе главное слово – первое, а второе не столь существенно: какой бы ты ни был крови, ты «достойный». Так вот и вы, Старейшины, не гномы и не гномлины. Вы – негодяи, а негодяи одинаковы в любом мире и племени.
- Теперь нам точно каюк! – прокомментировал вдохновенную речь друга большеклюв. – Смотри, у толстячка уши дёргаются!
Старейшина Курл и впрямь попытался грозно нависнуть над дерзким пленником, но для роста коротышки прикрепили Лафа высоковато. Тюремщику оставалось только мелко трястись перед проклятым мальчишкой, сжимая кулаки до белых костяшек и впившись бешеным взглядом в его спокойные глаза.
- Ты достаточно наговорил, червяк, чтобы тебя осудили как врага народа гномлинов, - наконец не своим голосом проскрипел Старейшина.
- Значит, не один я так подумал, - со вздохом посетовал Грак. – Ну, приятель, вот теперь только держись…

*********
- Главное - держаться! Чёртов ветер! Давайте, крылышки мои, не подведите! – кричала Даша во всю глотку, но мощный поток воздуха моментально срывал слова с губ и разбивал звуки о бело-золотистые полотнища.
Дашин махаон (девочка всё думала, откуда он берётся, когда она в Долине) старательно работал, и цель полёта становилась всё ближе. Только вот спасительницу сильно мучил страх опоздать. У неё там, может быть, друг погибает, а тут это неуместное атмосферное явление! Девочку совершенно не заботило, каким образом привидевшийся во сне мортодон умудрился впихнуть ей в голову маршрут от Вершинного Дома к месту заточения Лафа и план его темницы. Просто когда она поднялась в воздух, то уже точно знала, куда лететь. Что будет предпринимать по прибытии, Даша ещё не решила, но питала большую надежду на «эффект внезапности» и «действия по обстоятельствам»: это помогало героям и героиням всех боевиков (по крайней мере, её любимых). Не помешал бы, конечно, ещё передовой отряд и возможность вызвать группу поддержки, тьфу, то есть подкрепление…
Боковым зрением (как славно, что в укрытии нашлись лётные очки) девочка заметила, как слева от неё, так же отчаянно преодолевая напор ветра, поднялась точная копия Грака, только другой, более скромной раскраски. Птица некоторое время держалась вровень с Дашей, возможно, разглядывая, как все пернатые, одним глазом, потом сильнее замахала крыльями и стремительно пошла почти вертикально вверх. Девочка почему-то решила последовать её примеру и вскоре вынырнула из воздушной стремнины. Мысленно поблагодарив недолгую попутчицу (которой уже и след простыл), Даша продолжила путь уже гораздо увереннее и быстрее.
Некая интуиция подсказала юной летунье приземлиться на приличном расстоянии от Святилища Сида. Впрочем, она помнила предостережения Лафа и Грака на тему «увидят – поймают – запрут» и собиралась добровольно забраться «в логово врага», но прежде рассмотреть его повнимательнее из кустов. Кружевной мост сильно напомнил наблюдательнице гигантское, сплющенное с одной стороны бигуди. Интересно, а где тут охранники? Должны же быть этакие туповатые, но стройные красивые парни с накачанными мышцами…
- Без соответствующего костюма не стоит и пробовать: для начала на вас не та обувь, чтобы перейти мост, а для потом – по ту сторону она самая, охрана, и есть, - высказал своё веское мнение высокий скрипучий голос.
Погружённая в глубокие размышления о способах своего незаметного проникновения в Святилище, Даша с перепугу едва не выпорхнула из кустов.
- Ой, что ж вы подпрыгиваете так стремительно?! Я ж чуть со страху не померла! – возмутился голос. - Всё-таки вы, люди, нервные создания!
В первый момент девочка не поняла, что ей показалось неправильным в этом упрёке, а потом дошло: её сосед, а точнее соседка, сказала «вы, ЛЮДИ»! Это при том, что Даша была единственным человеком в гномлинской Долине и знали её здесь только Лаф и Грак, чьи голоса она отлично запомнила. Обернуться донельзя удивлённая девушка не успела: зашуршали ветви кустарника, и в её поле зрения появилась та самая птица, что указала ей путь над ветром.
- А, это вы, - перевела дух Даша. – Извините, если напугала, просто я не ожидала услышать кого-то рядом. И спасибо, что помогли сюда добраться. Меня Даша зовут.
- Знаю. Я Ампа. И ничего я никому не помогала, - проворчала большеклювая птица. - Но всё равно – пожалуйста.
- А вы здесь чем занимаетесь? – полюбопытствовала Даша.
- А что, по мне не видно? – птица повернулась кругом, давая собеседнице рассмотреть себя со всех сторон. Из взъерошенных перьев, обильно присыпанных пылью и сором, торчали пучки травы, веточки, листики…
- Копаете подкоп? – предположила девочка. – Запачкались сильно. Давайте я с вас мусор уберу.
- Вообще-то это маскировка, – смутилась пернатая партизанка. – Я тут, как и ты: лежу, таращусь на Святилище и ломаю голову, что делать. Только мне нужен Грак, а тебе - Лаф. А толку с твоей засады – ноль. Без костюма Принцессы ты парнишку не спасёшь.
- И где, скажите на милость, я это тряпьё возьму? – погрустнела Даша.
Ампа подобралась поближе, внимательно осмотрела свою новую знакомую обоими глазами поочерёдно и оживлённо задвигала сложенными крыльями, видимо, что-то прикидывая в уме.
- Ну-ка, подруга, отойдём подальше назад! – требовательно взмахнула она массивным клювом и первая вперевалочку потопала прочь от дороги на небольшую прогалинку. А Даша второй раз за этот день безропотно последовала за птицей.
- Встань здесь в полный рост, - тоном строгой воспитательницы скомандовала Ампа. – Повернись. Подними волосы. Хвостик на макушке получается, отлично! Разуйся, покажи лапы… тьфу ты… стопы покажи. Великолепно! Старшая группа, не меньше!.. Хм, а ведь может и получиться…
- О чём вы? – взмолилась Даша, совсем уже ничего не понимая.
- Знаешь, как я познакомилась с Граком? – издалека начала Ампа. – Впрочем, откуда тебе знать, это и случилось-то совсем недавно, буквально на днях. Дело в том, что ещё желторотым птенцом я попала в Святилище Сида, а точнее в Орден Принцессы, чьи воспитанницы меня и вырастили. Несколько лет тайком от Старейшин-воспитательниц они холили меня и лелеяли. Бедные девчонки от младших до старших доверяли мне такие секреты, радости и беды, в которые не могли посвятить больше никого, а я, как умела, сопереживала им. И так год за годом: прятки и исповеди, исповеди и прятки… А однажды одна очень странная девица, которая невзлюбила меня с самого начала непонятно за что, поведала о моём существовании наставнице. Сделала она это, уже покидая Орден, видимо, до того боялась схлопотать от товарок за предательство. Правильно боялась, но мне от этого уже легче не было. Старейшины перевернули всё вверх дном, и меня всё-таки отловили. Сама Главная воспитательница, жаба бескрылая, завернула меня в свой головной покров и потащила скармливать мортодонам.
- За что? – округлила глаза Даша.
- Я, видишь ли, «слишком много знала», - пожала крыльями Ампа. – А может быть, меня просто хотели напугать голодными монстрами, чтобы я выложила всё, что помню. В любом случае фокус не удался: мне посчастливилось вырваться из хватки бескрылой старухи, когда та только вышла из корпуса Ордена во внутренний двор Святилища. Не знаю, какая сила меня вела, и просто не помню, как пролетела через ворота и трубу моста, а зачем платок воспитательницы с собой захватила, и вовсе не спрашивай. Неслась сломя голову, пока крылья не повисли, и тогда я упала на землю. Пришла в себя, смотрю - лежу на мягкой плетёнке в гнезде таком уютном, а рядом красавец большеклюв с корзиной ягод сидит. Оказалось, зовут его Грак, и он, можно сказать, мой спаситель, а также товарищ по несчастью, поскольку сородичи изгнали его из стаи как раз за то именно, чем я всю жизнь занималась: за общение с гномлинами. Мы подружились. Он читал мне свои стихи, учил жить на просторе, летать по-настоящему и обещал подарить мне самую блестящую вещь, какую найдёт. А потом он вдруг исчез.
- А с чего вы взяли, что он в Святилище? – усомнилась Даша.
- Больше негде, - убеждённо заявила Ампа. – Грак мне всё рассказал о себе. В том числе о том, что они с Лафом не раз сталкивались с мортодонами, а я-то знаю, кому они служат. Мортодоны, или, как их Старейшины называют, Стражи, могут убивать только в тех местах Долины, которые им приказано охранять любой ценой. В остальных случаях они хватают лишь по приказу и тащат жертву сюда.
- Ну хорошо, - кивнула Даша. - А чем нам всё это поможет? Вы что-то придумали или мы просто время теряем?
- М-да, на послушных гномлинесс ты не похожа, - протянула птица. – Но мы всё равно рискнём. На тебе, дорогая моя, практически комбинезон старшегруппницы Ордена Принцессы. Тебе Лаф его принёс? Наверняка это его матери – многие выпускницы одежду на память прихватывают…
Даша принялась с любопытством озирать себя. Странно, комбез как комбез, ничего необычного.
- …И ступни то, что надо, - продолжала Ампа вдохновенно воспевать Дашину внешность. - Все гномлинессы в Ордене обязаны ходить босиком, поскольку, во-первых, легендарная принцесса Чу была босонога, а во-вторых, чтобы летуньи не помышляли о бегстве. Однако кожа с годами грубеет, и многие старшие воспитанницы рискуют переходить Кружевной мост, обмотав ноги тряпьём и трепеща крыльями, чтоб давление на настил уменьшить.
- И им никто не мешает? – не поверила девочка.
- А зачем? Старшегруппницам бежать смысла нет: чуть потерпи - и вот он, собственный дом. Так что они выбираются только погулять-развеяться, и воспитательницы на такие вольности сквозь пальцы глядят.
- А охранники?
- А много охраннику надо? Улыбнулась ему, глазками похлопала - и он твой: ничего не видел, ничего не слышал. Короче, тебе не хватает только головного покрова, а он есть у меня. Для начала вряд ли кто удивится возвращению старшегруппницы из самоволки, а для потом - случится большой переполох, потому что она принесёт птицу, которая «слишком много знает».
- То есть ты пойдёшь со мной? – уточнила Даша.
- Именно. Вернее, ты меня понесёшь, завернув в покров, будто пленила, - подтвердила Ампа. – Мне ужасно страшно, но я должна решиться на это. Граку сейчас наверняка куда страшнее…

*********
- Ничего не понимаю, - Старейшина Курл тщетно попытался подкрутить какое-то колёсико на устройстве и с досадой перевёл взгляд на извивающегося на стене Лафа. – Абсолютный максимум подавления воли, а толку… Так ты скажешь, где спрятал?.. Впрочем, тебе сейчас не до Ключа. Зато какая честь поучаствовать в испытании моего гениального изобретения!
Паренёк выгнулся с такой силой, что, казалось, цепи вот-вот порвутся. Потом жуткая судорога отпустила его, глаза закрылись, и хрупкое тело безвольно повисло в оковах.
- Вот щегол тебя побери! – выругался биомеханик, отключая свой аппарат. – Шестой раз уже засыпает. Засыпает! Сознание под воздействием подчинителя невозможно потерять, так этот паршивец по-другому меня достаёт! Но как можно заснуть, если мозги кипят?!
- Ему может помогать его махаон, - как всегда, Великая вошла внезапно и бесшумно. – Просто отключает хозяина для своей же безопасности. Что-нибудь удалось узнать?
- Да. И что странно, его рассказ слово в слово похож на бредни большеклюва, - развёл руками Курл. – Я, конечно, не поверил, усилил подавление, и тогда он отключился в первый раз.
Глава Совета подошла к спящему узнику, подула ему на веки, проверяя, не вздрогнут ли они, но нет, мальчишка, очевидно, не претворялся. Старуха протянула костлявую руку к неподвижному крылу и сильно щёлкнула сквозь него по стене. Крыло, будто в панике, дёрнулось и чуть затрепетало.
- Так я и думала, - хмыкнула Великая и повернулась к Старейшине Курлу. - Вы проверяли его слова на Весах Лжи?
- Да, но они дали сбой, - пожаловался бескрылый изобретатель. – Сначала всё шло правильно: «Правда ли, что гномлины были гномами?» - «Да» - «Верно»; «Тебя зовут Лаф?» - «Да» - «Верно»; «Ты привёл в Долину, и человек стал гномлином?» - «Да» - «Верно». Тогда я спросил: «Верно ли, что Ключ в мире людей?» Мальчишка ответил «да», а Весы сказали: «Не совсем». Получалось, будто мальчишка и врёт, и говорит правду одновременно. Абсурд!
- Почему мне ничего не доложили об этом?! – прошипела Великая, буравя биомеханика яростным взглядом. – Кретин! Ты что, не понимаешь, что это может значить?! Кто-то в мире людей нашёл Ключ и проник в Долину! Зачем, сколько их, где они?! Мы не знаем об этом по твоей вине!
- Всем известно: людям не пройти Грань! – самоуверенно фыркнул учёный, на всякий случай отходя чуть подальше от нетипично разгневанной Главы Совета. – Тем более что я задал мальчишке ещё один, проверочный вопрос и убедился окончательно в неисправности Весов Лжи: «Верно ли, что мортодон – единственный и самый страшный хищник в Долине?» Испытуемый нагло соврал: «Нет», и Весы сказали: «Верно». А?! Сломались, несомненно!
- И всё-таки перестраховаться не помешает, - проворчала Великая. – Распорядись, чтобы все Старейшины ниже среднего ранга отправились прочёсывать местность вокруг Врат. Пусть задерживают всех подозрительных гномлинов, а как стемнеет, выпустим Стражей.
- Будет выполнено, Великая, - биомеханик торопливо посеменил выполнять совершенно бессмысленный, на его взгляд, приказ.
- А мне пора на обряд Вызова Сида. И когда он, наконец, откликнется? – вздохнула самая древняя Старейшина в Долине. – Кстати, Курл, ты, помнится, хотел проверить, можно ли лишить гномлина крыльев против его воли?
- Совершенно верно, Великая, - на ходу развернулся к своей предводительнице хозяин лаборатории.
- Вот тебе объект для опыта, - небрежно кивнула Глава Совета на так ещё и не очнувшегося Лафа. – Только постарайся мальчонку не убить – он нам ещё нужен. Вот с махаоном его можешь не церемониться: получится из него Страж – хорошо, а сдохнет насекомое, так туда бабочке и дорога – нечего было допросу мешать.

*********
Даша и Ампа задержались за сочинением убедительной легенды, оборачиванием ног тряпками и изучением обычаев Ордена. Конечно, вся эта афера выглядела весьма сомнительной, однако небольшой шанс на успех оставался, и, чтобы его не упустить, стоило хоть как-нибудь подготовиться. Впрочем, несмотря на Дашино нетерпение и беспокойство, такой перенос момента проникновения в Святилище сослужил нашим героиням весьма добрую службу. Девочка в десятый раз повторила всё, что, по мнению дотошной птицы, она должна была знать, чтобы достичь хотя бы Внутреннего двора, и начала аккуратно пеленать свою пернатую наставницу в большой плат головного покрова, когда из гигантского бигуди Кружевного моста хлынул поток Старейшин. Все как на подбор молодые, сильные и высокие по местным меркам гномлины и гномлинессы по причине поголовной бескрылости резво печатали шаг явно к той горе, откуда Даша не так давно прилетела. А в горе подгорный ход, а его верхнее окончание – Вершинный дом, а еще выше – Врата…
- Вот так дела, - растерянно произнесла девочка. – И как потом возвращаться?
- Что там? Где там? – завертела Ампа уже завёрнутой в ткань большеклювой головой.
Даша распутала приятельницу, и они обе принялись зачарованно наблюдать за течением реки одинаковых сиреневых мантий, разнившихся малозаметными и непонятными для непосвящённых знаками отличия.
- Интересно, кого они ловить отправились такой оравой? – поинтересовалась девочка почти через час, задумчиво провожая взглядом арьергард колонны. – Тут же целая армия. Может, демонстрация у них или субботник?
- Совершенно не имеет значения, куда потопали бескрылые, - оптимистично заявила Ампа. - Важнее то, что Святилище осталось почти без охраны, а значит, наши шансы на успех здорово возросли. Хватай меня - и бегом к мосту.
Даша на сей раз небрежно обмотала птицу платом, наперевес подхватила получившийся свёрток и, выломившись из кустов, зайцем стреканула в сторону ажурной конструкции. Она неслась так резво, что даже не успела почувствовать бревенчатый настил моста (а может, крылья её оберегали) и по инерции проскочила почти до середины Внутреннего двора, опасаясь от резкой остановки упасть и помять живую ношу.
- Эй, ты! А ну стой! – догнал бегунью строгий окрик. – Стой, сказала! Повернись, покажи, что в руках! Ой, ма-ама!
Последнее восклицание издали две крылатые (как ни странно) девицы с дубинками и в таком же точно одеянии, что и на Даше. При этом призывали своих далёких родительниц гномлинессы по двум разным поводам: синекрылая рыжеволоска просияла при виде Ампы, а серочернокрылая бледная брюнетка выпучила глаза на расцветку Дашиных полотнищ, потом что-то шепнула подруге, и та тоже остолбенела.
- Девчонки, что не так? – нарушила неловкое молчание Даша. – На мне что-то нехорошее нарисовано? Я, вроде того, одна из вас - вот птичку в плен принесла. Я по дубинкам вижу - вы тут за охранников, так давайте определимся: мне глазки вам строить, или вы меня бить будете, или ещё что? Только быстрее, пожалуйста, тороплюсь я: хороший человек погибает… то есть гномлин. Честно!
Гномлинессы пришли в себя и молча поспешили провести непрошеную гостью в какую-то довольно просторную каморку, видимо, предназначенную специально для охранников. Здесь они поставили дубинки в угол, полностью размотали Ампу и уселись за небольшой дощатый обеденный стол, усадив Дашу напротив себя. Ещё несколько секунд охранницы разглядывали незнакомку, затем рыжая хмуро спросила:
- Ты откуда эти крылья взяла?
- Сами выросли, - не растерялась девочка. - А у тебя разве не так было?
- Не в том дело, - вмешалась другая гномлинесса. – Ты знаешь, чья на них расцветка?
- Что значит – чья?! Моя! – обиделась Даша.
- Каждая расцветка уникальна, - категорично заявила рыжая. - А эту мы прекрасно знаем.
- Подруги! Зерта, Грона, родные мои! – взмолилась Ампа, перехватывая нить беседы. – У нас тут друзья того и гляди помрут. Нам их найти надо и вытащить отсюда, потому время дорого. Помогите ради неба или не мешайте нам хотя бы.
- Без нас вы мигом попадётесь, - пожала плечами рыжая Зерта. - Но мы не сможем помочь вам, пока вы нам всё не расскажете. Как раз осталось немного времени перед Обрядом Вызова.
- Справедливо, - кивнула Ампа, подмигивая Даше.
- Значит, дело было так, - вдохновенно начала девочка. – Родилась я в порубежных горах северной окраины Долины в семье добытчика хрустального песка и стеклянных дел мастерицы. Жили мы вдалеке от всех, лишь родители иногда на ярмарку товар возили да продовольствием запасались. Короче, в Святилище я не попала. Но вот однажды…

*********
- …Однажды, парень, я займу кресло Главы Совета, вот увидишь! – весело щебетал Старейшина Курл, ловко разрезая на Лафе комбинезон и прикрепляя к его спине какие-то холодные металлические бляшки. – А может, и не увидишь. Нет, я, честно, очень добрый гном, и я попрошу Великую заменить тебе казнь лишением дара речи, а потом возьму тебя в слуги. Только для начала ты должен выжить после эксперимента. Ну вот и всё, готово! Расслабься, сопротивляться глупо и опасно…
Биомеханик отошёл к треноге, закончил настройку аппарата и вдавил клавишу с рисунком перечёркнутых крыльев. Клавиша не фиксировалась: Курл ни на миг не оставлял её в одном положении - то нажимал, то отпускал, меняя ритм и силу давления. Лаф сначала не ощутил ничего, зато очень заволновался его махаон, а вскоре мальчик сам почувствовал, как по телу проносятся волны враждебной колючей энергии. Неприятные покалывания переросли в боль. Казалось, Лаф видел в себе тупозубые диски циркулярных пил, и у каждого особенный размер, скорость и цель – одна из тысяч нитей, связующих сущность бабочки с душой гнома. Юный гномлин изо всех сил старался зацепиться сознанием за своё шокированное паникующее «второе я», но безжалостные «пилы» сновали туда-сюда, своим рваным ритмом сводя с ума и не давая сосредоточиться. Потом Лафу показалось, что его сломали вдоль по хребту, как копчёную рыбу, и… всё кончилось. Осталась только бесконечная пустота в притихшем сердце. Впрочем, не только. Мальчик повернул голову и заглянул в огромные фасетчатые глаза мортодона. И этот мортодон был белоснежным!
- Клянусь небом, я гений! – торжествующим воплем напомнил о себе биомеханик Курл. – Великое открытие – Страж, не боящийся света!
Гномлин и бывший его махаон одновременно подняли головы к большому круглому окну в потолке лаборатории: сквозь толстое стекло и в самом деле лился ровный свет летнего вечера, не причиняя новорождённому Стражу никакого вреда. Лаф и белый мортодон снова совершенно синхронно (будто связь так и не прервалась) повернулись к учёному палачу, и их тут же накрыла волна подавления воли.
- Нетушки! Дядя Курл умный и скушать себя не даст! – дурашливо развёл руками Старейшина. – У меня всё продумано до мелочей…
- Я бы, приятель, так не сказал, - проскрипел из своего узилища Грак, про которого все как-то позабыли.
- А, чокнутый попугай проснулся! – повернулся к клетке с птицей Курл.
- А я и не спал! – заорал большеклюв и, просунув голову как можно дальше между прутьями, что было сил метнул в своего тюремщика увесистый графин с настойкой, к которому Грак, осторожно раскачивая клетку, подбирался всё время, пока его не замечали.
Сосуд из небесно-синего стекла, кувыркаясь, полетел в Старейшину, но тот успел отшатнуться, локтем случайно сбив прицел подчинителя. Разъярённому мортодону хватило доли секунды, чтобы прийти в себя и размытой белой тенью скользнуть к Курлу. Что случилось дальше, Лаф предпочёл не видеть и крепко зажмурил глаза.

*********
- Повезло нам, - шепнула Грона Даше. - Сегодня Кротиха на Обряд ведёт.
- Это кто такая? – удивилась девочка.
- Да вон толстенькая, подслеповатая и бескрылая стоит у стенки коридора, смотрит так, будто всех насквозь видит, - махнула рыжим хвостиком на макушке Зерта. – А на самом деле в двух шагах ничего не видит. Не, она ничего тётка, бывают хуже.
- Точно, - кивнула Грона. – Не зря мы Дашке крылья под Рарины расписали.
- А остальные девочки железно не выдадут? – всё ещё беспокоилась Даша.
- У нас своих не сдают, - нахмурилась рыжая гномлинесса. - А если староста сказала, что ты своя, значит, так оно и есть. Не трясись, сейчас старину Сида в очередной раз поаукаем, вернёмся в корпус и примемся решать твои проблемы.
- Скорей бы уж, - вздохнула Даша.
На самом деле пока всё складывалось весьма удачно: Даша с подругой Грака, Ампой, проникли в наполовину опустевшее Святилище и наткнулись на гномлинесс-охранниц из группы, где Ампа жила до бегства. Мало того, как выяснилось, обязанности охранниц эти две старшекурсницы выполняли потому, что, пока Ампа отсутствовала, их выбрали: рыжую Зерту - старостой, а брюнетку Грону - помощницей старосты группы. Старосты же старших групп пользовались большим авторитетом у своих, скажем так, подчинённых и некоторой свободой перемещения по Святилищу. Даша в двух словах поведала Зерте и Гроне свою «историю» о том, как однажды она взлетела слишком высоко, а над облаками её вдруг подхватил неодолимый ветер. Он притащил её сюда и стукнул о вершину так, что если б не белокурый спаситель, то лежать бы несчастной со сломанной лодыжкой на дне самого глубокого ущелья. А потом прекрасный юноша пропал, и Даша знает, что ему плохо, а все следы ведут в Святилище. Гномлинессы от души посочувствовали её горю (не без доли зависти, конечно: всё-таки романтичное приключение, а не эта скучная рутина Ордена, пусть и Принцессы). Рассказ Ампы о благородном Граке добил слушательниц, и те, размазывая слёзы умиления по щекам, и само собой поклялись сделать всё для воссоединения четы большеклювов и спасения Лафа. Поскольку подошло время идти на Обряд Вызова, Зерта с Гроной поспешно притащили девочку и птицу в корпус, и тут выяснилось, что одна из старшегруппниц, легкомысленная Рара, до сих пор не вернулась с самовольной прогулки, а это грозило большими неприятностями всей группе. Старшегруппницы очень обрадовались возвращению своей пернатой подруги Ампы. На Дашу же (особенно на её крылья) смотрели большими глазами, пока староста Зерта не объявила приказным тоном, что «эта раскраска вполне обычная» и что «хватит таращиться, всем рты на замок – будем группу спасать». После этого срочно раздобыли краску, и закатали Дашины крылышки в радостный цыплячий цвет (благо загулявшаяся Рара была желтокрылой). И вот теперь Ампа пряталась где-то под кроватями в пустом корпусе, а Даша в числе прочих стояла в шеренге у входа в Зал Вызова Сида, ожидая своей очереди подойти к Алтарю и примерить Кольцо принцессы Чу. Ничего особенно, как заверили её Зерта и Грона, все гномлинессы это делают, и не по одной сотне раз за жизнь.
- Ну долго ещё ждать? – простонала Даша, чувствуя, что ещё чуть-чуть - и у неё отвалятся ноги, особенно та, что совсем недавно зажила.
- Потерпи: перед нами всего двое, потом я, следующая ты, - утешила Зерта. - Покров не забудь на голову накинуть. Слова ответа воспитательнице запомнила?
- Запомнила. А в Зале что говорить?
- Да что хочешь! Всё равно никакой Сид не явится. Столько времени никто вызвать не мог, с чего же теперь должно получиться? О, моя очередь подошла… Готовься!
Зерта отсутствовала недолго, и вскоре Даша предстала перед подслеповатой Старейшиной-воспитательницей. Как ей и посоветовали гномлинессы, девочка остановилась примерно в трёх шагах от наставницы, и та, удовольствовавшись мимолётным взглядом на её крылья, прогудела неожиданно низким голосом:
- Дарфбург пал, бежали гномы, Сад Рубиновый в осколках! Видишь ли, сестра, волков?
- Зримо вижу – всюду волки! – ответила Даша, как учили.
- Это люди! – доверительно пророкотала Кротиха.
- Ну а кто мы? – безразлично уточнила девочка.
- Трусы в шкурах мотыльков, отлучённые от дома! – так же ровно обличила свой народ Старейшина.
- Я войду в святой альков? – с облегчением выдала девочка последнюю ритуальную реплику.
- Что-то голос незнакомый, - подозрительно прищурилась Кротиха.
- Ой, а я не знаю, что отвечать, - растерялась Даша.
- А чего тут отвечать, - воспитательница встала в повсеместно грозную позу «руки в боки» и доверчиво спросила. – Скажи, точно ли ты Рара? У Рары вроде голос позвонче был.
- Сейчас я Рара, точнее не бывает, - утешила Даша незадачливую наставницу. - А голос сел, потому что простыла. Так я пройду?
Кротиха что-то проворчала: дескать, «шляться вне Святилища надо меньше, ибо всюду срам и мор» - и махнула Лжераре в сторону приоткрытой двери Зала.
Переступив порог, Даша плотно притворила за собой тяжёлую деревянную, с железной обшивкой створку и огляделась. Посмотреть здесь было на что: Старейшины почти полностью воссоздали Священный Сад Рубиновой пещеры, что остался где-то в мире людей под Дварфбергеном. Конечно, его не удалось возродить в прежнем волшебном великолепии, но душевная атмосфера и уровень магической энергии тоже вполне подходил для Вызова. Девочка некоторое время восхищённо созерцала источавшие свет крупные кристаллы горного хрусталя: ей пару раз попадались в родных горах экземпляры величиной с её предплечье, но чтобы в таком количестве и все по грудь высотой, да усыпанные рубинами – никогда! Потом девочка вспомнила, зачем сюда пришла, и решительно направилась к обрезку колонны в центре Зала. На срезанной верхушке грубо вырубленного мраморного цилиндра в аккуратном углублении, как и обещала Зерта, покоилось Кольцо Вызова. Обычное такое колечко-перстенёк, не очень широкое и даже, кажется, не золотое с непонятной надписью на внутренней стороне и с маленьким рубином, укреплённым так, чтобы контактировать с кожей носителя. Вдруг Дашу уколол приступ сильной тревоги: ей показалось, что она слышит голос Лафа, который взывает к ней о помощи. Девочка представила, что её друга сейчас нещадно мучают и никто не может ему помочь, кроме неё, а она тем временем пялится на блестящие безделушки. А если уже поздно и Лафа спасёт только чудо? Где взять то, чего не бывает?! Даша почти сумела подавить отчаяние, и всё же одна маленькая горькая слезинка скользнула по реснице и плюхнулась точно на рубин Кольца. Камушек мигнул и чуть нагрелся, а потом перед девочкой соткался из воздуха очень высокий, весьма красивый, но откровенно полупрозрачный мужчина зрелых лет.
- Ну, разве же не чудо? – мелодичный глубокий голос заполнил красноватую полутьму Зала. - Мы с тобой не виделись такую бездну времени, что даже я начал стареть, а ты по-прежнему юна и прекрасна! Как тебе это удаётся?
- Всё дело в моём волшебном возрасте, - отшутилась Даша и серьёзно осведомилась. – А вы, дяденька, кто такой будете? Не Сид случайно?
- Да, я действительно Светлый Сид, Страж Грани Миров. Только совсем не «случайно»! – чуть приобиделся призрак.
- Отлично, - переварив услышанное, кивнула девочка. – Тогда кто я такая, что должна узнавать вас в лицо?

*********
- …Э-э, приятель, да на тебе лица нет! – квохтал над телом распластанного по полу друга Грак. – Лица нет, крыльев нет, сил нет, но зато есть верный большеклюв и личный мортодон! Кстати, почему он нас до сих пор не съел – на диете или чересчур привередлив?
Белый мортодон, бывший махаон Лафа, расправившись со своим обидчиком Курлом, сразу своими мощными челюстями перегрыз крепкие прутья птичьей клетки (Грак при этом визжал от ужаса, стараясь выглядеть и пахнуть как можно менее съедобно). Лафу монстр осторожно пообкусал цепи сначала с одной стороны, а потом, поддерживая безвольное тело мальчика (ещё бы оно слушалось после долгого подвешивания), – с другой, после чего бережно опустил его на пол под присмотр большеклюва и отошёл к треноге с аппаратом. Изобретение Курла расфокусировалось, однако работало, мерно жужжа, помаргивая и всхрюкивая. Мортодон некоторое время внимательно рассматривал опасную машину, будто к чему-то прислушиваясь, затем навис над ней и повернул челюстями один рычажок. Снова замер. Прислушался и передвинул другой.
- Слушай, Лаф, мало нам было Старейшины-биомеханика, теперь ещё это чудище в учёные записалось! – разволновался большеклюв. – Куда бежать, если что-нибудь бабахнет?
- Всё нормально, Грак, я так думаю, - с трудом сел, привалившись к стене, Лаф. – Каким-то образом он знает, что делает.
Мортодон закончил колдовать над кнопочками и тумблерами устройства, индикация и жужжание которого весьма заметно изменились, и повернулся к своему бескрылому гномлину, за чьей спиной сразу спряталась шумная птица. Лафа окатило волной теплоты: его бывший махаон очень не хотел расставаться, но…
- Он перенастроил подчинитель, - озвучил гномлин для Грака то, что мысленно услышал сам. – Он собирается с его помощью усилить свой Голос и призвать всех махаонов покинуть Святилище…
- То есть отзовутся и мортодоны, и гномлинессы Ордена?
- Точно. Все полубабочки. А потом мортодоны уйдут на край Долины, чтобы стать свободными.
- Выходит, они перестанут нас пугать? Слава чистому небу…
Белый Страж между тем вернулся к аппарату, завис над ним на секунду, будто решаясь, а затем с силой вонзил лезвия своих челюстей в его перемигивавшийся огоньками кожух. Дикий телепатический вопль для махаонов звучал как «Обращение руководителя к своему народу», а все прочие восприняли его в виде неоправданного ощутимого шлепка по мозгам.
- О-о-о, - тряся звенящей головой, почему-то фальцетом пропищал Грак. - И всё же все насекомые варвары! Дикари!

*********
-…Это дикая и неуместная шутка! – продолжал сердиться Светлый Сид. – Или ты, принцесса Чу, думала, что если тебе закрасить крылья, то я не узнаю твоего королевского махаона, одного из двух отобранных мной для тебя и твоего друга, сына придворного механика?! Для этого мне не требуются глаза, смертная!
- Я не принцесса, - тихо промолвила Даша, снимая покров с головы. – Простите. Чу ушла из Долины давным-давно.
- Да? – смутился Сид. – Странно. Могу поклясться – в тебе течёт толика её крови. А откуда у тебя её махаон?
- Не знаю, я не из Долины, - пожала плечами девочка. – Я из мира людей. Меня Дашей зовут.
- Оч-чень любопытно, - улыбнулся Страж Грани Миров, одним движением туманных пальцев смахивая краску с Дашиных крыльев. – Получается, принцесса Чу ушла, а её махаон остался ждать того, кто вернётся в Долину через Врата, и дождался тебя! Что ж, скажи, чего ты хочешь, человек Даша?

*********
- …Хотел бы я знать, как мортодон с гномлинессами будут толстое стекло высаживать? – хмыкнул Грак, рассматривая круглое окно в потолке лаборатории. Белый мортодон и бескрылый гномлин Лаф тоже подняли глаза на неучтённое препятствие и понимающе переглянулись.
- Белыш просит тебя о помощи, - сообщил паренёк птице.
- Ну ты, приятель, молодец! – восхитился большеклюв. – Уже имя своему личному чудищу придумал! Что ещё говорит наш милый зубастый альбинос?
- Что если ты расколотишь окно, то станешь для всех мортодонов добрым другом, а не болтливой едой, - спокойно перевёл Лаф Граку вторую часть телепатического посыла Белыша. – Но, разумеется, если ты не можешь…
- Я не могу?! – распушил перья обиженный и изрядно напуганный большеклюв. – Да если хочешь знать, мы, большеклювы, лучшие специалисты по раскалыванию чего угодно, в том числе потолочных окон в научных лабораториях!
Грак ухватил с пола железный штырь (толстыми стержнями прежде крепили цепи к стене) и так шустро рванул к потолку, будто решил протаранить прозрачную преграду или забить железяку в себя. Впрочем, на подлёте к цели «специалист по раскалыванию» умело снизил скорость и стал простукивать стекло, как кладоискатель стену. Стена со стороны потайного хода уже ощутимо сотрясалась под слитным натиском мортодонов (другого пути сюда они не знали, а секретную дверь открыть не могли), однако большеклюв работал на редкость сосредоточенно – поболтай-ка с ломиком в клюве! – и быстро. По штурмуемой стене пошли трещины, открылся пролом, и первый выползший из него мортодон, игнорируя падавший сверху свет, склонился перед белым сородичем. Грак тем временем отбросил стержень и, не с первой попытки подцепив в углу тяжёлую киянку, с трудом вернулся под потолок. Едва не вывихнув себе шею, большеклюв ударил увесистым молотом в выбранную им на окне точку, и стекло звенящей лавиной обрушилось на мраморный стол и мягкое кресло. Торжествующий рёв мортодонов, которые уже успешно расширили пролом на полстены и нетерпеливо наблюдали за поединком птицы и прозрачного камня, смешался с поражёнными возгласами юных гномлинесс: на пути неодолимого Зова встали неумолимые Старейшины-воспитательницы с дубинками, и потому крылатые девушки припозднились. Зато теперь стремление вырваться на волю было поистине огромным и всеобщим. Белый мортодон мёртвой хваткой своих когтеножек прижал к себе Лафа и взмыл через пролом к предзакатному небу. Следом за ними устремились сотни ночных монстров, которым теперь почему-то совсем не мешал свет, и гномлинесс, по привычке выстроившихся в шеренгу по три.

********
- …Три желания? – переспросила Даша Светлого Сида.
- Ну в принципе три, - туманно разъяснил полупрозрачный красавец. – Однако два из них уже выполнены: гномы получили крылья и новую родину, значит, осталось одно, последнее. Потом Кольцо потеряет Силу…
Внезапно мирная беседа девочки и Стража Грани Миров была прервана самым бессовестным образом. Громыхнула с силой распахнутая массивная дверь, и в Зал Вызова ворвалась стая Старейшин с Великой во главе. Старуха пылала яростью: её сильно задержали отчёты гонцов от отрядов, прочёсывающих окрестности Врат. Когда же Великая наконец добралась до своего кресла в потайной обзорной комнатке, откуда просматривался весь Зал Вызова, её чуть дважды не хватил удар: сначала при виде долгожданного Светлого Сида, а потом - когда он вернул истинную раскраску крыльев своей собеседнице. Глава Совета и её бескрылая свита спешно покинули наблюдательный пост и вот теперь, не разбирая дороги, круша кристаллы, двигались к недоумённо застывшей парочке.
- Остановись, ме… мерзавка! – хватая ртом воздух, закричала Великая. – Не… не смей желать! Ты уже нажела… нажелала однажды! Хватит! Моя… моя очередь, сестра!
- А это кто ещё? – Даша отступила, на всякий случай поближе к Сиду. – Что я опять не так сделала?
- Ну, если бы ты была принцессой Чу, как сначала и я подумал, то она приходилась бы тебе младшей сестрой Челой, - грустно улыбнулся Страж Грани Миров, создав вокруг себя и девочки защитный кокон. – А так она просто очень старая женщина, которая заставляет себя жить, чтобы отомстить людям и лечь в древней усыпальнице гномьего короля Чинота: она очень любила отца. Так ты готова загадать желание?
- Скорее да, чем нет, - задумчиво ответила Даша, глядя, как несчастные седые Старейшины безмолвно кричат и отчаянно бьются о прозрачную сиреневатую плёнку защиты. – Сейчас сформулирую. Желание-то одно, а хочется, чтобы и мне, и другим хорошо получилось.

*********
- Получилось! – заорал счастливый Грак, уронив киянку на самое большое окно Внутреннего двора. Круглый кусок неба, отражённого в стеклянной пластине, на мгновение покрылся паутиной трещин, а потом почти разом исчез, оставив после себя тёмную пасть с поблёскивающими зубами осколков по краям.
Из лётного отверстия бывшей биолаборатории всё ещё тянулся поток гномлинесс, которых несли их махаоны, повинуясь Зову, по домам. Большеклюв зловеще захохотал, заметив вдалеке возвращавшийся патрульный отряд Старейшин, и бросился догонять стаю мортодонов, которые в полёте чрезвычайно напоминали безногих стрекоз. Промчавшись над огромным клином, Грак поравнялся с белым вожаком, чьи коготки крепко, но очень осторожно держали отныне бескрылого Лафа.
- Куда летим? – попробовал большеклюв перекричать оглушающий стрёкот сотен крыльев. Пришлось повторить ещё пару раз, прежде чем гномлин понял. Клюв не губы, по нему не прочтёшь.
- Не знаю. Мне всё равно. Ключ пропал, крыльев нет, - прокричал в ответ Лаф.
- Когда ты отключился, - продолжил надрываться Грак, - Курл сказал Великой, что Ключ кто-то нашёл и пересёк Грань.
- Даша! Это наверняка Даша! – глаза Лафа засияли надеждой. – Надо найти её!
- Я отыщу! – проорал большеклюв и тут же заверещал от боли: метко брошенный чьей-то рукой камень попал ему прямо в грудь.
Следом на стаю обрушился град камней, вызвавший шипение и вой в рядах мортодонов. Стая прекратила движение и зависла на месте перед лицом нового врага - изрядно возросшего в числе отряда «диких летунов» под предводительством Спара, само собой.
- Всем стоять! – командирский голос сына покойного Старейшины Курла легко перекрыл всякий шум. – Мерзкие создания и ты, пернатый предатель! Немедленно освободите моего друга Лафа! Или… считаю до трёх!
- А ты популярен, приятель! Я Дашу искать полетел, - прокричал на прощание Грак – и был таков.
Мортодоны продолжали нерешительно зависать перед дерзкими подростками: в прежнее время монстры от такой помехи уже и клочков бы не оставили, но теперь у них был вожак, и они ждали его прямого приказа.
- …Три! – досчитал Спар. – Огонь, ребята!
«Летуны» выхватили из поясных сумок небольшие булыжники, и около сорока каменных снарядов понеслись подыскивать себе жертву. На сей раз гигантские стрекозы сорвались в погоню за обидчиками, у которых при этом возникло подозрение, что монстры гонялись за ними вполсилы, больше для порядка (правда, остановиться и проверить гипотезу ни у кого желания не возникло). В результате в небе остались только Лаф, его белый мортодон и Спар.
- Лаф, прости, ты был прав, - крикнул главный «летун». - Я залез в отцовские бумаги и… В общем, приготовься: сейчас я засвечу этому белому уроду в глаз, он тебя выпустит, и мы улетим отсюда!
- Лично я сразу вниз, - усмехнулся Лаф. – Белый урод, как ты выразился, – это в недавнем прошлом мой махаон, а других крыльев у меня нет.
- Кто это сделал с тобой? – приблизившись, спросил Спар.
- Старейшина биомеханик Курл, - неохотно ответил Лаф. – Вернее, извини, покойный биомеханик Курл.
- Понимаю… - Спар закрыл глаза, несколько секунд помолчал и срывающимся голосом добавил. – Он лишал гномлинов неба, и небо наказало его.
- У тебя из родных кто-нибудь остался?
- Никого, - не открывая глаз, отозвался «летун». – Отец говорил, что через месяц после моего рождения мама умерла.

*********
- …У Лафа мама и папа умерли, и ему нужна новая семья, - размышляла вслух Даша. – Мне непременно нужно к бабе Насте, а эти бабушки Старейшины рвутся к своей родне, значит... Ну, я решила!
- Замечательно! – оживился заскучавший Светлый Сид. – Слушаю.
- Пусть все родные, независимо от расы и мира, окажутся вместе, - торжественно пожелала девочка.
- Исполняю, - кивнул Страж Грани Миров, и его голос налился несказанной мощью:
«Звёздные нити плетут свой узор –
Он в вашей жизни беда и удача.
Злой или добрый судьбы приговор:
Умному – в пользу, а прочим – иначе.
Лучшая доля другим и себе?
Я выполняю желанье благое:
Истинно, вместе окажутся все,
Между мирами хлебнувшие горя!»
- Классные стихи! – восхитилась Даша.
- Сам написал, - застенчиво признался Сид и щёлкнул пальцами. – Прощай!

*********
…Спар не успел открыть глаза, когда его по ногам ощутимо ударила земля, и он уткнулся головой во что-то тёплое и мягкое. Оказалось, что он из поднебесного простора перенёсся в далёкое, судя по всему, предгорье и сейчас стоит перед смутно знакомой, будто из сновидения, гномлинессой. Причём уткнувшись ей лбом в плечо. Оба сначала смотрели друг на друга недоумённо, потом женщина, не отрывая взгляд от лица с неба упавшего юноши, мягко осела на землю.
- Спар, сынок, - прошептала она.
- Как?! – ошалело спросил сын покойного Старейшины, внимательно всматриваясь в узор её крыльев и черты лица: у отца в кабинете висел портрет жены в траурной рамке. – Мама?! Но папа говорил, ты умерла…
- Просто папе нужен был лишь ты, а меня… меня обвинили в критике Совета и сослали сюда собирать горный шёлк. Тебе исполнился тогда годик… Сынок, ты ведь погостишь у меня хоть денёк?
- Нет уж, мама, - счастливо рассмеялся Спар. - Я тебя теперь никогда не оставлю!

=========
…Глава Совета Старейшин, а когда-то принцесса Чела, младшая дочь короля гномов Чинота, из последних сил ударила по плёнке защитного кокона сморщенным кулачком и сползла на пол. Бороться более не имело смысла. Старшая сестра снова обошла её. Как Чу удалось настолько помолодеть?! Старуха ощутила секундную дурноту, её слегка повело в сторону – видимо, перенервничала. Пол под ней необъяснимо похолодел. Великая подняла взгляд и не поверила своим глазам: справа от неё высился массивный, вырубленный прямо в скале саркофаг. В головах каменного гроба стояла статуя, изображающая воина с боевым молотом на поясе, строительным мастерком в руке и королевским венцом в гриве слегка вьющихся волос. Света от таких же, как в Зале Вызова, кристаллов хватало, чтобы прочесть надпись на крышке саркофага: «Покойся с миром, Великий Мастер Чинот, чья мудрость навеки сплотила людей и гномов! Волей твоей, отныне мы одной крови!»
- Отец, - пробормотала старая Чела, прижимаясь к холодному камню усыпальницы. - Может, я и была неправа, главное - мы наконец вместе. Я рядышком прилягу, можно? Вот тут, с краешку, ты не против? Ну и славно… Спасибо, сестрёнка…

=========
...Лаф ничего не мог понять: только что он висел посреди закатного неба в надёжных когтях своего белого мортодона и от души сопереживал Спару, давнему противнику, в одночасье ставшему сиротой, как он сам… А в следующий момент под ним скрипнул пружинами знакомый диван в гостиной комнате бабы Насти. С потолка изливал приятный тёплый свет жёлтый абажур с бахромой, и гномлину… хотя какой он теперь, к щеглу, гномлин... новому человеку Славке Гномлину было хорошо и уютно. Бабушка сидела перед телевизором в кресле, обложившись клубками и поглядывая на экран поверх очков. С улицы забежала Даша и плюхнулась рядом со Славкой на диван.
- Бабуль, вёдра убраны, калитка закрыта, бельё развешено! – весело отрапортовала внучка.
- Слушай, а как я тут оказался? – зашептал бывший иномирянин. – Нет, я очень рад! Просто как?..
- Я пришла в Долину, проникла в Святилище, умудрилась вызвать Стража Грани Миров и попросила воссоединить всех родных, вот! – на одном дыхании выпалила Даша.
- Но мы же с тобой не родственники, - смущённо возразил Славка. - И всё же я здесь!
- А это потому, - назидательно подняла палец девочка, - что настоящее родство – родство сердец, а не крови. Правильно, бабуль?
- Точно, сердец, - поддакнула баба Настя. Она покинула кресло и теперь рассматривала две пары одинаково исцарапанных ног. - Сердец и босых грязных пяток. А ну брысь ноги мыть и бегом спать! Ох фантазёры!



ЭПИЛОГ
Западная часть Порубежного хребта, который окольцовывал всю Солнечную долину, прикрывая её от палящего дыхания пустыни, славилась острыми длинными пиками. Каменные копья усеивали вытянутое плато, и с высоты птичьего (или гномлинского) полёта можно было вообразить, что зелёный райский уголок уместился в центре огромного великанского перстня с подушечкой для иголок вместо драгоценного камня. Гномлины не рисковали здесь селиться: нелепо маневрировать между опасными гранитными остриями, когда вокруг столько доброй плодородной и безобидной земли. Именно на эту исполинскую «подушечку с иголками» привёл свою зубасто-крылатую братию белоснежный мортодон с пепельными крыльями. День догорал багровыми сполохами заката, но бывшие Стражи, рабы Старейшин, равнодушно повернулись спиной к великолепному зрелищу. Ещё вчера даже слабого света хватило бы, чтоб сжечь любого из них, но теперь прощальные лучи половинки солнца не причиняли ночным хищникам никакого вреда. Сотни пар фасетчатых глаз уставились в накатывающую пока ещё прозрачную темноту, туда, куда вперил свой взгляд предводитель стаи. Белый мортодон чего-то ждал, и с ним терпеливо ждали его сородичи. Тёмно-синее небо привычно готовилось к ночному представлению, набирало глубину, пробуждало робкие ещё огоньки звёзд. Один из таких огоньков возник золотой искоркой невысоко над горизонтом, он осмелел и стал расти… пока не стало понятно, что это не бесконечно далёкое ночное светило, а вполне досягаемое существо с крыльями. И оно поспешно направлялось к скопищу стрекозоподобных монстров, будто скользя по ниточке взгляда их вожака. А минуту спустя перед белым мортодоном опустилась огромная бабочка – золотая, с золотисто-белыми крыльями. Серокрылый альбинос приблизился вплотную к той, кому давным-давно был выбран в пару, и его жуткая фигура начала странно изменяться: чудовищные зубы куда-то исчезли, глаза уменьшились, несколько когтеножек превратились в суставчатые лапы, а остальные исчезли. В общем, вскоре рядом с Королевой махаонов, послужившей принцессе гномов и простой девочке из мира людей, встал её серебряный двойник, правда, несколько более крупный, чем она, а главное - с пурпурно-чёрными крыльями. Мортодоны одобряюще зашипели, и королевская пара ответила своим изувеченным сородичам тёплой мыслённой волной, окончательно смывая с их сердец горечь обид и ржавчину ненависти, срывая с их тел уродливые обличия...
Когда буря перевоплощений прекратила бушевать, а закат давно потух, любопытное чёрное небо вдруг включило холодный фонарик луны, чтобы повнимательнее рассмотреть момент рождения нового свободного народа Солнечной Долины. Это был добрый и красивый народ - племя махаонов-телепатов, ставших настолько разумными, что даже они научились прощать!