Пред.
|
Просмотр работы: |
След.
|
24 июня ’2012
09:51
Просмотров:
23176
ЧТО СКАЗАЛ БЫ НИЦШЕ
(Предполагается, что Вы, уважаемый читатель, знакомы не понаслышке хотя бы с одним произведением этого достойного человека)
Мюнхен, 19** год.
Ради блага общества я прямо-таки вынужден оставить запись о необычайном происшествии, достойном барона Мюнхгаузена.
Я сидел за столом и работал, в окно дышал свежестью апрельский вечер. Как вдруг вокруг меня замигали красные и желтые огоньки, раздался вой сирены. Я вскочил из-за стола, но в этот момент моя комната начала… истаивать, а сквозь неё просачивалась другая. Что за комната! Кругом металл, стекло, огни и трубки.
- Это он! – оглушил меня женский визг, а потом раздался мужской голос:
- Он, он! Это же вы?
Некий молодой человек, судя по белому халату – врач, взволнованно тряс меня, заглядывая в лицо.
- Это я, - подтвердил я, убирая его руки. – Что вам угодно?
В этой комнате, помимо невзрачной визгливой девицы и врача, находился ещё один человек, показавшийся мне самым благоразумным. К нему-то я и обратился.
- Нам угодно было побеседовать с самим Фридрихом Ницше, - он говорил с мягким акцентом, похожим на французский выговор.
- Автограф! – пискнула девица, подсовывая мне под локоть книгу, в которой я с изумлением и гордостью узнал своего «Заратустру».
- Ленка! – прикрикнул на неё мой собеседник, которого звали Андре или как-то так.
Но я удержал девушку.
- Так я знаменит у вас?
- Ещё как, - вмешался врач. – И не только у нас, везде. Правда, не все вас любят.
- Этого я ожидал. Я не мечу бисер перед свиньями. И всё же – где я нахожусь?
С помощью врача и девицы Андре объяснил, что они – ученые, наследники Эдисона и Теслы, работающие над проектом машины времени. Я с недоверием осмотрел «опытный образец», кубическую конструкцию из полых металлических трубок.
- И э то работает?
- Но вы же здесь, в 2012 году.
Для моего слуха это не прозвучало громом среди ясного неба, и я не стал бросаться на колени, как какой-нибудь мой тупоумный современник.
- Итак, - я огляделся в поисках шляпы, но она осталась в Мюнхене. – Сколько времени у меня есть на исследование этого дивного нового мира?
Ученые переглянулись.
- Часа два-три, не больше. Мы покажем вам газеты, фотографии, книги…
- К черту книги! Я хочу увидеть саму жизнь, людей, сверхчеловеков! Только они могли достичь таких высот в науке… Что, я не прав?
Андре поджал губы, покачал головой.
- Я мог бы вам возразить, но не стану. Во-первых, сейчас уже поздно, почти ночь – куда мы можем пойти? К тому же вы не знаете языка. Да, господин Ницше, вы не в Германии, вы в России.
Видимо, на моём лице была написана непреклонная решимость в любом случае выйти из лаборатории, пусть бы для этого пришлось головой пробить оконное стекло, так что они принялись совещаться вполголоса, однако, из вежливости ко мне, по-немецки.
- Ладно! – Андре махнул рукою. – Макс, под твою ответственность. Лена, приведи обоих через три часа.
Молодые люди подхватили меня и повели за собой, на ходу перебрасываясь репликами: похоже, обсуждали, в какой ресторан или театр отвести меня.
- Театр? Нет, вы же хотели видеть жизнь – мы едем в клуб.
- В клуб? Но что интересного…
- Вам понравится, - хихикнула Лена, и в её смехе мне послышалось что-то разнузданное…
Я не ученый, я философ, и моё воображение было не так сильно поражено быстрыми автомобилями, высотными зданиями, как лицами новых людей, пусть даже и русских.
- То ли ещё будет, - пообещал Макс и расплатился с шофёром.
Вопреки моим ожиданиям, мы заехали в какой-то закоулок, но на бетонной коробке горела яркая вывеска «Burlesque», а из самого здания доносился ритмичный грохот.
Девушка Лена успела переодеться, прежде чем мы ушли из лаборатории, и так она смотрелась куда лучше - платье едва прикрывало… хм, вообще едва ли что-то прикрывало. Это воодушевило меня – подобная смелость и презрение общественных устоев делает девушке честь.
У входа нас встретили два дюжих охранника, они проводили нас подозрительными взглядами в залу…. Когда распахнулась дверь, на несколько секунд я был оглушен и ослеплён открывшимся зрелищем. О, что это было! Языческая оргия, венецианский карнавал не могли сравнится с тем, что происходило в этом «клубе». А звуки! Как потом я понял, это всё же была «музыка», взывающая не к разуму, а к самой сути нашего существа, раскрепощающая, освобождающая подавленные инстинкты.
Мы сидели за столиком у стены, откуда просматривался весь зал. Я молчал, разглядывая лихо отплясывающих девушек и женщин, на юношей и мужей, и на тех, которых я затруднялся отнести к какому-либо полу. Возможно, это были те самые гермафродиты из алхимических трактатов.
Потом на двух возвышениях посредине зала появились танцовщицы, наряженные в одни лишь перья и маски. Что они выделывали…
Мои спутники (о которых, признаться, я и позабыл), начали спорить. Макс был явно смущен, Лена – зла. Она взяла меня за руку, чтобы привлечь моё внимание, прокричала сквозь грохот и визг невидимых музыкальных инструментов – запись, наверное:
- Извините! Мы сейчас же уходим!
- Зачем? – крикнул я в ответ, широко улыбаясь, видя, что они не понимают.
- Вам что, здесь нравится?
- Ну ещё бы! – я обвел рукой зал, удивляясь, что эти дети нового века не замечают то, что вижу я. – Ведь это же дионисийское царство, свобода чувств, которую позволяют себе эти люди, чтобы освободиться от дневного величайшего напряжения разума!
Макс скорчил недовольное лицо, но я продолжил, надеясь всё же донести до них идею:
- Вы только взгляните на этих танцовщиц, как они свободны и смелы, сколько чувства в их раскованных движений! Они существуют только для того, чтобы дарить наслаждение мужчинам – по крайней мере, здесь и сейчас…
Напрасно я старался показать им то, что они упорно не желали видеть; нет, это были отнюдь не те свободные умы, которых я так жаждал. Макс и Лена старались убедить меня, что эти женщины всего лишь «работают»… Но я понимал, что это говорит их обывательская ограниченность и зависть. Клубы будущего, вроде этого, вот где будет собираться цвет человечества! Эта музыка, пробуждающая страсти в их жидких душонках, станет спасением; завсегдатаи клубов – новой интеллектуальной элитой, законодателями морали и нравственности – новой, чистой, сильной, освобожденной от пыли и трухи веков!..
Голосование:
Суммарный балл: 20
Проголосовало пользователей: 2
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Голосовать могут только зарегистрированные пользователи
Вас также могут заинтересовать работы:
Отзывы:
Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
суть человека социализированного, которого постоянно сдерживают общепринятые догмы и морали, - все равно всегда ищет выхода эмоциям настоящести...ведь редкий человек может расслабляться вообще...мы напряжены до предела...какой там "здесь и сейчас"...зная об этом, мы этого не помним...не только в кругу самых близких друзей, но даже наедине с собой мы не можем расслабиться...мышечные блоки тире неврастения, - итд...
мне понравился рассказ!!!