Живые глаза.

Живые глаза.

Когда-то давно в царстве-государстве Великое Чжоу правил грозный и могущественный царь Чу Инянь. Он собрал сильную армию и покорил соседние царства. Он издал суровые законы, обложил народ тяжёлой данью и держал в страхе своих подданных. Этот царь построил крепости, мосты, каналы, перестроил и украсил столицу – прекрасный город Чжоуцзян. И, как венец своих трудов, Чу Инянь решил построить себе такой красивый и величественный дворец, равного которому нет и не будет на свете.
В Чжоуцзян приезжали многие известные зодчие, беседовали с царём, предлагали свои проекты. Но грозному властителю все они не нравились, и он с позором выгонял зодчих. А одному, самому маститому, который стал спорить с царём, и даже в запальчивости заявившему, что тот ничего не понимает в архитектуре, объявил, что в архитектуре лучше понимает тот, у кого есть голова. И в доказательство своих слов велел немедленно отрубить старому зодчему голову. После этого прискорбного случая строители дворцов почему-то стали избегать навещать Чжоуцзян, несмотря на то, что Чу Инянь обещал вознаградить удачливого архитектора по-царски.
Но вот однажды к городским воротам подъехал на запылённом муле скромно одетый молодой человек с небольшим багажом. Стражникам он представился архитектором, приехавшим по зову Великого царя. Один из стражников проводил путника к старому дворцу царей Чжоу и сдал его придворной челяди. Те, страшась гнева Владыки, без промедления переодели молодого человека в нарядный халат и расшитые туфли, достойные взора царя, и ввели приезжего в зал для аудиенций. Проходя по дворцу, архитектор опытным взглядом осматривал комнаты и переходы дворца и, видимо, в уме составлял свой новый проект.
В зале для аудиенций архитектору велели ждать и оставили одного. Он подошёл к высокому окну и выглянул во внутренний двор. На небольшой площади возвышался старый каменный фонтанчик, осенённый несколькими мандариновыми деревьями. На другой стороне двора проходила открытая арочная галерея царского гарема. В одной из арок, как раз напротив его окна, юноша увидал молодую женщину в роскошном уборе. Её лицо было прекрасным и печальным. Она тоже заметила незнакомца. Глаза женщины широко распахнулись, щёки вспыхнули ярким румянцем. Стройная фигура юноши, гордая осанка, чеканный профиль лица и особенно выразительные страстные глаза, покорили сердце красавицы.
А это была не простолюдинка и даже не дочь мандарина. Младшая и самая любимая жена Великого царя по имени Ло Гуань позвала свою верную служанку и преданного евнуха и отправилась с ними в зал аудиенций. Там молодые люди встретились на краткие счастливые минуты своего первого свидания. Для того, чтобы объясниться им не потребовалось много слов – любовь обоюдная, пылкая, всеобъемлющая сама всё сказала за них …
Но через некоторое время, слишком краткое для двух влюблённых сердец, по залам и коридорам дворца послышались звуки труб, гонгов, бубнов, звон оружия и стук шагов большой свиты. То шествовал царь Чу Инянь.
Юноша успел на мгновение прижать к груди руку возлюбленной, и поклясться ей в неизменной, в верной любви. А молодая царица побледневшими губами прошептала ответные слова и обещала, что отныне только смерть погасит её любовь.
Ло скрылась за занавесом бокового коридора в тот момент, когда на другом конце зала отворились створки резной позолоченной двери, вошли стражники и встали двумя рядами от входа до трона. Окружённый блестящей свитой вошёл Великий царь и воссел на трон.
Молодой архитектор, едва удерживая в груди радостно бьющееся сердце, по знаку одного из вельмож приблизился к трону и низко поклонился. Придворные зашипели на него и зашикали, подсказывая, что к царю надо подползать, припадая так, чтобы волосы касались пола. Но Чу Инянь отнёсся к молодому человеку благосклонно. Он милостиво кивнул ему, велел встать и подняться на первую ступень основания трона. Царь не мог не отметить прекрасную наружность юноши и его, несомненно, благородные, повадки. Он спросил архитектора, откуда тот прибыл, кто его родители, где учился зодчеству и готов ли выполнить прихоть царя? Молодой человек отвечал Владыке разумно и с достоинством, свидетельствующим о ранней мудрости. Он сказал, что зовут его Вань, что родом он из далёкого царства Таншань, которое находится на краю Поднебесной.
Отец его – мелкий чиновник, ведающий содержанием постоялых дворов на Великом Шёлковом Пути. Общаясь с различными путниками, Вань узнал о способах зодчества в разных странах, научился чертить и рисовать тушью. Он узнал о величии и достоинствах Великого императора Чу Иняня и хотел бы предложить ему услуги. Вид замечательной столицы – города Чжоуцзян, вдохновил его и он готов послужить его дальнейшему украшению. Если Великий царь соблаговолит рассказать недостойному архитектору о своём гениальном замысле, то он постарается угодить ему и построить такой дворец, которого ещё не видел белый свет. Дворец, достойный пребывания в нём самого аватары Пань-гу.
Польщённый Чу Инянь дважды хлопнул в ладоши и придворные с поклонами отступили от трона, пятясь и беспрестанно кланяясь царю ушли в дальний угол зала. Подле Властителя остались только главный министр и два стражника в парадных халатах, вооружённые лёгкими дротиками из дерева Айлонтифо. Архитектор Вань сделал шаг вперёд и быстрым движением сунул руку запазуху. Царь побледнел и грозно сдвинул брови, стражники моментально взяли дротики наизготовку, министр свекольно побурел и затрясся жирным брюхом. Но юноша смиренно опустился на колени на верхней ступени, достав из халата стило и восковые дощечки.
Чу Инянь улыбнулся и стал пространно рассказывать зодчему какой дворец он хочет построить себе, как украсить комнаты и залы и какой парк разбить вокруг дворца.
После почти часовой беседы царь велел подать прохладительные напитки и утомлённо откинулся на подушки трона. Молодой архитектор снова поклонился и объявил, что постиг замысел Великого царя и готов строить дворец. Эскиз своего шедевра он будет счастлив показать Повелителю уже завтра утром. Чу Инянь порадовался его словам, но, в порыве великодушия, ответил, что даёт срок до полудня. А если молодой человек сомневается в своих силах, то может до указанного срока беспрепятственно покинуть Чжоуцзян. Царь велел отвести архитектору лучшую, самую светлую комнату и дать всё, что тот пожелает.
Очутившись в отведённой ему комнате, Вань, не обращая внимание на изысканные яства, грудой лежащие на столе, ни на вина, ни на дорогую одежду, ни на слуг и воинов, ни даже на красавиц-танцовщиц, взял лист лучшего белого картона «Лепесток лотоса» и угольки от веточек японской вишни и стал рисовать. Со стороны могло показаться, что он бесконечно увлечён работой, но это было не так. Сквозь контуры будущего дворца ему постоянно чудились гармоничные черты, идеальные пропорции прекрасной Ло Гуань. И наутро, после бессонной ночи, когда архитектор оторвался от бумаги и оглядел свою работу, он в испуге отшатнулся и огляделся по сторонам: в плане дворцово-паркового ансамбля явственно виделось лицо молодой женщины. Однако, и времени исправлять свою оплошность у него уже не было, и Вань только подретушировал свой проект и добавил незначительные отвлекающие детали.
Великому царю проект очень понравился. Сановники, чутко наблюдая за Повелителем, шумно и наперебой восхищались будущей постройкой. К счастью никто и не заметил в эскизе сходства с портретом красавицы. Царь Чу Инянь тут же принял архитектора Ваня на службу и назначил главным Строителем дворца. От имени царства Чжоу ему были даны неограниченные силы и средства и работа закипела.
Три года шло строительство дворца. Три зимы, три лета. Без остановки, без перерывов, без задержки. Сам Великий царь ежедневно приезжал на стройку и следил, как воплощается в дереве и камне его мечта.
Три года архитектор Вань не видел свою любимую.
И вот дворец построен. На празднование его открытия и переезда царской семьи был назначен бал и большой приём. К этому же дню, Чу Инянь приурочил провозглашение себя Императором, а свою любимую жену Ло Гуань – Императрицей.
В новом дворце собралась вся знать империи. В большом тронном зале, огромном, с высокими сводами, опирающимися на девять мощных гранитных колонн, с многоцветным каменным полом, царь Чу Инянь, сидя на троне из слоновой кости, украшенным золотом и драгоценными камнями, щедро раздавал награды своим слугам. Первым из всех одаряемых, раньше даже родственников царя, получить милость Владыки был вызван молодой зодчий.
Повинуясь знаку царя, он встал перед троном, высокий и стройный с благородной осанкой, с лицом, как у светлого бога. И каждый, кто смотрел на него, не мог не подивиться – зодчий Вань сам был, как царь!
Но он не замечал ни императора, ни его блестящую свиту, ни толпы гостей. Вань видел
только её, только свою несравненную Ло, сидящую на ажурном золотом троне рядом со своим жестоким и ненавистным супругом. За три года разлуки она стала ещё прекраснее, ещё желаннее. И в тот миг, когда их взгляды встретились, любовь их вспыхнула с такой силой, что они
удивились, как от этой любви не запылал весь дворец!
Молодой зодчий понял, что не проживёт больше ни дня без своей возлюбленной и судьба их решена. Как сквозь сон слышал он речь императора, восхваляющую его творение и перечисление даров и почестей, которые получит он, как главный строитель. И вдруг Вань встрепенулся, очнулся от своих грёз, когда царь, в заключение своей речи сказал:
- Мой дворец прекрасен! Ты, зодчий, угодил мне. Я доволен. А теперь построй мне тюрьму рядом с дворцом. Такую тюрьму, чтобы мрачнее и страшнее её не было в подлунном мире. И построй ограду вокруг дворца и тюрьмы. Самую крепкую, самую высокую ограду. В тюрьму я посажу своих врагов и буду их мучить. А оградой я скрою этот дворец, своё самое большое сокровище, от глаз черни.
- Если ты выполнишь моё повеление так, как я задумал, я удвою дарованную тебе награду!
Архитектор ничего не ответил, только низко–низко склонился, то ли покоряясь воле Владыки, то ли чтобы скрыть своё лицо. А Чу Инянь, ослеплённый своим триумфом, упоённый властью, продолжал:
- И ещё я повелеваю: построй мне башню, вышиной с гору Куньлунь, чтобы я мог сравняться с бессмертными богами!
При этих словах во дворце стало так тихо, что было слышно, как капает воск со сгорающих свечей. Замолчали придворные, оборвалась музыка, в парке перестали звенеть цикады. Всем стало не по себе. Многие слабонервные схватились за спасительные амулеты. Даже сам царь побледнел и вжался в спинку трона.
- Я услышал твою волю, Властитель! – раздался в напряжённой тишине звонкий голос Ваня. – Я готов исполнить своё предназначение!
Архитектор выпрямился и открыто посмотрел в лицо императору. То не выдержал этого взгляда, отвернулся на антресоли зала и судорожно взмахнул рукой:
- Музыканты, играйте же! … Всем веселиться! Зажечь больше огней! Пускайте ракеты!
Он схватил со своего столика золотой кубок с вином и залпом выпил его. А потом долго сидел, сгорбившись на троне, прикрывшись большим цветным веером, и никто не смел его потревожить.
Весь дворец до утра светился огнями и вспыхивал фейерверками. Гости до утра пировали и развлекались. Чу Инянь, придя в себя, всю ночь безудержно и дико веселился. И лишь когда на востоке, над горами Утренней свежести, засинело небо, он, хмельной и усталый, отправился в опочивальню. Уже раздеваясь у кровати с высоким балдахином, он приказал слугам привести к нему Ло, чтобы в завершение праздника насладиться красавицей, ставшей накануне императрицей. Слуги ушли, а через несколько минут во дворце началась тревожная суматоха.
Через полчаса начальник дворцовой стражи, синий и потный от страха, разбудил заждавшегося императора и, заикаясь и отрывая пуговицы на своём парадном халате, объявил, что царская сокровищница взломана и ограблена, а из конюшни украдены четыре лучших скакуна.
- Что за бред! – сквозь дрёму пробормотал Чу Инянь. – Из-за такой ерунды посмели меня разбудить? Ищите воров сами – на то вы и стража …
Однако следующие, совсем тихие слова начальника стражи, прогнали от него и сон и хмель.
- Но … но императрица тоже пропала. И … и зодчий …
В следующее мгновение голова стражника, ворочая языком и роняя кровавые слёзы, уже каталась по полу отдельно от туловища. Император бушевал долго. И немало придворных в тот день расстались с жизнью. Наконец, вдоволь натешив своё жестокое сердце казнями, Чу Инянь сменил гнев на рассудительность и разослал в разные концы света на поиски беглецов офицеров личной гвардии.
Прошёл год.
Однажды, холодным зимним вечером, когда за стенами дворца бушевал тайфун, заливая землю ледяным дождём, император Чу Инянь сидел в тронном зале, слушая еженедельные доклады своих министров. Сбоку от его трона стояла, излучая приятное тепло, большая бронзовая жаровня. В руках Властитель держал нефритовую чашу с подогретым драгоценным вином из виноградников Янтай, в высоком треножнике дымились ароматические курения, у противоположной стены под тихую музыку танцевали полуобнажённые наложницы, похожие на
прекрасных фей. Но ни всё это, ни речи приближённых, восхваляющих мудрое и просвещённое правление, не могло развеять дурного настроения императора. Его лицо оставалось мрачным, каким было уже целый год.
Но вот прозвучал гонг у двери и вошедший стражник объявил, что четыре офицера гвардии, прибывшие, видимо, издалека, привели с собой двух важных пленников.
Император встрепенулся, его глаза вспыхнули подобно двум молниям. Он отставил чашу с вином и велел немедленно впустить прибывших. Послышались нестройные шаги и перед грозным властителем предстали те, кого он так долго и страстно хотел увидеть: его любимейшая жена и его смертельный враг. Окружённый четырьмя офицерами в грязной походной одежде, стоял измученный, со связанными руками, с лихорадочным румянцем на впалых щеках стоял архитектор Вань и смело глядел на императора. Прижавшись к его плечу, рядом стояла тонкая, как тростиночка, несчастная Ло. Её лицо было искажено трагической гримасой. В руках она держала запеленатого в хлопковое одеяло младенца.
Один из офицеров ударил Ваня ножнами меча по ногам и тот упал на колени. Другой выхватил у Ло свёрток.
- Великий император! Ты велел схватить грабителей и оскорбителей твоего величия. Беглецы сумели ускакать с твоими сокровищами до моря. В порту они наняли быстроходный корабль, уплыли в дальние дали и пытались укрыться в империи Бхагават. Мы прошли леса и долы, широкие реки и подпирающие небо горы. Мы настигли беглецов в княжестве Махараштра, поймали их и возвращаем тебе, о Величайший, вместе с сокровищами. У царицы был ребёнок. Он не вынес тягот дальнего пути. но она не разрешила схоронить его и продолжала нести с собой. Прими, Властелин наш, всё, что ты утратил!
Офицер передал младенца императору.
- Он похож на тебя, Ло, - сказал Чу Инянь, мельком взглянув на укутанное в одеяло мёртвое личико. И тут же, одним движением швырнул свёрток в жарко пылающую жаровню. Мать издала пронзительный крик и распласталась на плитах пола.
- Поднимите императрицу и … помогите ей сесть на трон! Сядь рядом со мной, моя милая, и получи то, что ты заслужила!
Два офицера подняли убитую горем, обессиленную Ло, и усадили её на малый трон, стоявший бок о бок с троном императора. Чу Инянь так же сел и сказал, повернувшись к Ло:
- Помнишь ТОТ день? Тот праздник, когда в этом зале было множество людей, много света, много веселья? Это был день моего триумфа. После всё могло бы стать по-другому. Я мог бы стать великодушным и милостивым царём, а ты – моей верной и единственной супругой, близким другом. Но в тот же день ты предала меня! … Так получай!
Чу Инянь с силой стукнул кулаком по ручке трона императрицы и десятки отравленных игл, скрытых в троне, пронзили её. Не издав ни звука, Ло изогнулась всем телом и сейчас же обмякла, осела сломанной куклой. Её лёгкое дыхание прервалось навсегда.
Император обернулся к молодому зодчему.
- Ответь: как смел ты, низкий раб, оскорбить моё величие?! Ты знаешь, какие муки тебя ожидают?!
Вань дерзко посмотрел на царя. Хотя он стоял на коленях, у ступеней трона, держался он гордо, с естественным, но поистине царственным достоинством.
- Смерти я не боюсь! И мне нет теперь причины скрывать своё настоящее имя. Узнай же, тиран: перед тобой не раб! Меня зовут Вань Сяомин, я наследный принц из царства Вэй. Ты покорил моё государство, мои родители и все близкие погибли. Я последний из династии Вэй. Четыре года назад я переоделся простым архитектором и пришёл в твой город, чтобы убить тебя и отомстить за всё зло, что ты причинил людям. В моей кисточке для письма был спрятан отравленный стилет, в линейке – кинжал, в лекалах – метательные сюликены. Но в твоём доме я встретил Ло Гуань – и месть уступила место любви. Я видел её лишь раз – и мы расстались на три долгих года. Нашу любовь поддерживала лишь голубиная почта. И я был счастлив эти годы!
- Я был счастлив, - продолжал принц Вань Сяомин, - ведь Ло призналась, что полюбила меня с первого взгляда. Я был счастлив, хотя видел любимую лишь в чертах строящегося дворца. Я был счастлив, хотя жил в доме своего врага и ел его рис. Мрак моей жизни освещала любовь, а работа давала вдохновение. Я не заметил, как и сам увлёкся постройкой твоего дворца. Я нашёл в этом своё призвание. Мне понравилось выдумывать МОЙ дворец, переносить мысли и чувства на бумагу рисунками; следить, как под руками рабочих рисунки, посредством блоков, кирпичей, брёвен превращаются в детали здания. Вся масса материалов и конструкций превращается в нечто огромное и бесформенное. Постепенно поднимается, принимает форму, обретает пропорции, вбирает в себя солнечный свет, дождь, ветер – и появляется рукотворное ЧУДО. Затем оно обретает одежды в виде лепнины, отделки каменными кружевами, декор красками. А получив в окна стекло и мозаику принимает законченный вид и, кажется, обретает душу!
Все слушали принца Ваня в полной тишине, и даже грозный император, сидевший на троне мрачнее тайфуновой тучи, не проронил ни звука во время его рассказа.
- И я ни на один день не забывал о своей новой мечте, о своей судьбе, о своей Ло, - продолжал исповедь принц. Пользуясь правом главного строителя, я устроил во дворце несколько потайных комнат, переходов и подземных ходов, о которых, кроме меня не знает никто. Это впоследствии помогло осуществлению моего плана. Дворец я строил с радостью и надеждой. Но я никогда не стал бы строить тюрьму. Ни за какую награду! В тот вечер, когда ты, император, приказал мне строить тюрьму и ограду, и башню высотой с Куньлунь, я понял, что не могу больше оставаться в облике архитектора. А обменявшись взглядами с Ло Гуань, узнал, что она догадывается о моём плане и готова к его осуществлению. Глубокой ночью я взял любимую и всё, что мне причитается, и потайным ходом вышел далеко за пределы города. Со своей возлюбленной мы приехали в портовый город и наняли быстроходный корабль. Когда берега твоей державы скрылись за линией горизонта, я решил, что теперь мы свободны, что нас с Ло ждёт долгая, счастливая жизнь, безоблачная любовь …
- Тебя ждут долгие и жестокие муки, принц Вань Сяомин, единственный враг мой! – император вскочил с трона и в гневе затопал ногами.
- А тебя, жестокий царь Чу, ждёт вечное проклятие и небесная кара за твои злодеяния, за души загубленных тобой людей, за моего ребёнка, за мою любимую! Мои глаза будут вечно преследовать тебя, и жечь огнём гнева и стыда!
- Твои глаза?! Да, сейчас они горят, словно два угля! Но они не будут жечь – я погашу их!
С этими словами император сбежал по ступеням с возвышения. Пальцами обеих рук с накладными золотыми ногтями он впился в лицо принца и вырвал его глаза.
- Вот они! Они, эти глаза, всего лишь две капли твоих слёз! Они никогда больше не увидят ни построенного тобой дворца, ни девушек, ни солнца, ни звёзд! И они не будут меня терзать! Подите прочь, глаза!
С этими словами император топнул ногой в жёлтом сапоге из дорогой кожи и с загнутым носком и с размаха швырнул глаза в центральную колонну тронного зала. К ужасу всех присутствующих, глаза не упали затем на пол, а пронзили массивную гранитную твердь и ушли глубоко внутрь. И весь дворец содрогнулся, застонал, как от нестерпимой боли – и затих …
Чу Инянь, показалось, сам пришёл в ужас от содеянного. Он медленно опустился на ступень трона и тихо сказал:
- Отпустите его …
Офицеры убрали руки от принца Ваня, которого доселе крепко держали, и он ничком упал на плиты пола. Его сердце не выдержало столько горя и разорвалось.
Император приказал тайно похоронить несчастную семью в одной могиле вблизи своей летней резиденции на берегу небольшой тихой речки, где некогда любила сидеть и смотреть на воду прекрасная Ло Гуань.
Сам император Чу Инянь больше не вышел из тронного зала. Он так и остался там сидеть, никого не видя и ни с кем не общаясь. Он сидел на своём троне, глядя то на трон царицы, то в окно, где день сменялся ночью, а солнце сменяли облака. А чаще всего он всматривался в полумрак зала и тогда губы его беззвучно шевелились, как будто он разговаривал с видимыми только ему лицами.
Через девять дней император был убит там же, на троне, заговорщиками, подосланными его племянником. Этот племянник и стал новым царём, и стал жить в этом прекрасном дворце, приказав, однако, замуровать все входы в тронный зал.
Прошли века. Цари сменялись царями, династии другими династиями. Пришло время, когда окончилась власть царей. Тогда дворцы стали открыты и для простых людей. Был открыт и Запретный город династии Чжоу.
Любопытный потомок может сейчас созерцать прекрасный дворец императора Чу, Большой тронный зал и массивный гранитный столб, в котором зияют два, глубоких, как раны, и мрачных, как пропасть, отверстия. Если туда посмотрит пристально человек со смелым сердцем и с любовью в душе, то увидит в глубине тех отверстий живые глаза, смотрящие с невыразимой скорбью из глубины веков.
Говорят, что раз в году, в тот самый день в середине зимы, из этих отверстий по холодному граниту колонны стекают редкими каплями кровавые слёзы и весь дворец тихо и печально стонет, как будто рассказывает старую легенду …