Миссия - 1

Георгий Булавин

Историческая миссия


Россия – страна с непредсказуемым прошлым…


Здравствуйте, уважаемый Читатель! Если позволите, вкратце раскрою Вам суть мироздания. Буквально в двух словах, ведь по конструкции Вселенная проста, как воздушный шарик. С каждым нашим богатырским выдохом тонкостенный баллон увеличивается в объёме. Разве не то же самое происходит с Метагалактикой?! Если верить учёным мужам, за время от момента Большого Взрыва до сегодняшнего дня она только и делает, что разбухает в рамках трёх пространственных координат – длины, ширины и высоты. Вот и всё!
Давайте, однако, вычленим из приведенной схемы Время. На мой взгляд, Оно куда интереснее Пространства. Стонущую от натуги оболочку шара правомерно обозвать Настоящим, а то, что вне её, – Будущим. Внутри же… Ох, что творится там, внутри! Внутри творится Прошлое макрокосма Вселенной и микромира каждого из нас. Именно творится: колобродит, пенится, бурлит, клокочет… Взаимодействует всеми своими частичками, от допотопной рептилии до «бессмертного» марксизма-ленинизма, от Вашего покорного слуги утренней несвежести до мифической Бабы Яги. Вступает в новые причинно-следственные – пусть, казалось бы, и противоестественные – связи. Претерпевает трансформации. А теперь самое главное: даже меняясь, Прошлое сохраняется навечно, потому что из наглухо замкнутого шарика не удерёшь! Во всяком случае, пока цела резина и старается Воздуходув…
Отсюда смелое предположение: в Прошлое теоретически возможно окунуться.
Здесь же и предостережение: донельзя изменчивое, Оно вряд ли окажется – и, следовательно, покажется нам – в точности таким, каким виделось ещё Вчера.
А вот и недвусмысленное предложение: давайте совершим такой заплыв!



Часть 1. Варяги, go home!


Мы рождены, чтоб сказку портить былью!


Ночь перед торжеством


Чем дальше в лес, тем толще партизаны…


Жили-были звёзды. Вели себя до времени пристойно, никого из окружающих не задевали, варились в собственном зодиакальном соку. То проголодавшийся Лев задерёт Козерога, то Близнецы накостыляют Водолею (он, паразит, космическое пиво разбавляет так, что Рыбы в кружках икру мечут), то Стрелец раздавит сапожищем Скорпиона, а то Рак из вредности вдруг цапнет Деву за Телец... Ну, и что?! Нам какое дело?! Наше дело – сторона! Один из депутатов-радикалов даже выступил с законодательной инициативой: выцарапать глаза астрономам, чтоб не подглядывали за звёздами в замочные скважины телескопов, астрологов же вообще сослать в Туманность Головного Мозга. Уж так всё было благостно, уж так политкорректно, хоть с разбегу удавись от умиления!..
Как вдруг все звёзды, вплоть до самого белого карлика, до едва народившейся сверхновой, расположились не так. Ох, как же не так расположились звёзды! И случилось это безобразие далеко не сегодня, первого августа текущего невесёлого года, в канун праздника Воздушно-десантных войск и святого их покровителя, ветхозаветного Ильи-пророка.
Звёзды расположились совсем не так, как от них было ожидаемо.
Звёзды расположились в окопах вдоль границ Отечества.
Звёзды, настроенные явно проамерикански, не выказывали расположения к России-матушке уже который год. Да и чему удивляться, раз на флаге США их вона сколько, а у нас была одна-одинёшенька, и ту профукали на кураже демократических реформ?!
Никита Буривой в стане демократов-реформаторов замечен не был. Как и в когорте сторонников коммунистического Вчера. Даже кандидаты в депутаты от Сексуально-меньшевистской партии не имели шансов на решающий голос электорального Никитушки в свою поддержку. Дудки им! В известное место… Буривой почитал себя сторонником конституционной монархии. Ну, а лично его, надёжу и опору земли Русской, весь остальной Мир, от микроба-недомерка до Большой Медведицы, относил к пенсионерам, как бы противоестественно это ни звучало в адрес цветущего, здорового душевно и физически мужчины тридцати пяти годов от роду. Возможно, Малая Медведица имела на сей счёт особенное мнение, но, увы, никто её не спрашивал, мала ещё! Да и кто она, в конце концов, такая перед столь высокой философской категорией, какова/каков Никита Буривой?! К слову, последнее слово – никакое не прозвище, а натуральная фамилия добра молодца Никиты Кузьмича, происхождение которой теряется в пыльных анналах всевеликого и всеславного казачества донского. А то, глядишь, под сермяжным переплётом замшелой истории древних славян… Короче, молодец, что называется, из тех ещё, из бывших!
Да, так вот, означенный Никита, прессуя мышцами спины лежанку на лоджии, битый час уже плевал. Плевал на коварные звёзды, мало расположенные к горемычной матушке Руси. Плевал на сотые уже прощальные гастроли Аллы Пугачёвой. Плевал на утренний штраф за превышение скорости. Нашли, ироды, к чему придраться – девяносто лишних километров в час! Совести нет, сколько ни давай… Плевал на индекс стоимости акций Dow Jones как показатель деловой активности американского бизнеса. Плевал на вновь избранного президента США, в этот раз пуэрториканца. Плевал на очередную поломку Большого адронного коллайдера. Не потому, что плевал на перспективу невиданного прогресса фундаментальных наук, вовсе нет! Просто-напросто плевал, и всё. Из вредности… Плевал на подростков, распивавших пиво под балконом. Плевал на пиратов из Сомали, который год кряду плевавших на тысячи боевых кораблей у своих берегов. Плевал на пуд закуски, припасённый к празднику. Плевал… Правда, попадал пока лишь в комаров, зато столь точнёхонько, прямо в их насекомые сущности (кровососущности), что приходилось уши затыкать от писка, матюгов и недвусмысленных угроз.
Между тем вечер и без комаров сквозил угрозой изо всех щелей. Собственно, этим отличалось подавляющее большинство его собратьев-вечеров с тех самых пор, как человечество взбесилось после обнародования безрадостных перспектив планеты Земля. После того, как ближайший геомагнитный полюс, 11 августа 1999 года бросив на произвол лихой судьбы штатную свою точку с координатами семьдесят восемь градусов тридцать одна минута северной широты и семьдесят градусов одна минута западной долготы, принялся стремительно шагать через Канаду в сторону Соединённых Штатов и ничуть не устал за полтора десятка лет. После того, как стало ясно, что причиной вымирания мамонтов стало вовсе не отвращение к сексу, но моментальное, в формате считанных часов, похолодание чуть ли не до абсолютного нуля. Что гибель Атлантиды – чистейшая правда. Что причиной тому стал Всемирный Потоп. Что заключительная точка в календаре народа майя вовсе не означала светопреставления ближайшим утром, что она – ещё не финишная ленточка, но уже выход расы Homo Sapiens на соответствующую прямую. Что Иоанн Богослов, Мишель Нострадамус, Эдгар Кейси и махатмы Востока не зря предупреждали – готовьтесь, ибо грядёт День! Ох, как же близок этот День!!! По самым благоприятным прогнозам – летний день 2030 года…
День Гнева Господня. День, когда колоссальные волны вздыбившихся вдруг морей закипят в разверстых трещинах земной коры. Последний день цивилизации. День, когда рухнет устоявшийся миропорядок. День, в преддверии которого у миллиардов реальных кандидатов в покойники не останется (точнее, уже не осталось) иного выхода, кроме освоения новых жизненных пространств. День Величайшего Переселения Народов, когда померкнет слава гуннов Аттилы, вестготов Алариха I и варваров-степняков Темучина из рода Есугэй-багатура, широко растиражированного под титулом Чингисхан.
Волею судеб и рельефа местности угроза Катаклизма нависла прежде всего над западным миром, население которого искони тяготело к океанским берегам. Давным-давно стало понятно, что повсеместная борьба за демократию и с терроризмом – фарисейский трёп, лукавство, болтовня, обман. Ещё какой-нибудь десяток лет назад целью воинствующих демократов были энергоносители и рынки сбыта. Сегодня же условиями выживания «золотого миллиарда» европейцев и американцев сделались континентальные высоты, запасы пресной воды, мало-мальски плодоносная почва и стабильная геотектоника. Миллиарду беженцев нужен плацдарм для расселения! Землю следовало вновь – причём заранее, до Кризиса, а не по факту его наступления – переделить. Потому и возник прецедент с независимостью Косово под эгидой США – погребальный саван принципа нерушимости границ. Потому операции по поддержанию мира в Азии не закончатся никогда. Потому вдоль рубежей России-матушки, которой пророками обещана роль колыбели следующей человеческой (хорошо, кстати, если человеческой!) цивилизации, ощерились штыками НАТОвские полчища. Ну, а casus belli, то бишь формальный повод к войне, – наименьшая из проблем. Завтра очередной президент вечно буйной Грузии либо иного зело независимого лимитрофа вновь спровоцирует погранохрану с миротворцами на открытие огня, и всё, приходи, кума, любоваться!
Кликуши нового миропорядка даже не скрывали того, что вся вина Руси – в её колоссальных, богатейших, тектонически стабильных, малонаселённых, изрядно потеплевших, бестолково освоенных, через пень-колоду управляемых пространствах. То есть фактически бесхозных. Но чертовски потребных культурным, работящим, законопослушным нациям! Действо сие напоминало Никите Буривому визит аргонавтов к правителю Колхиды. Типа, не по понятиям ты, царь-тиран, владеешь золотым руном (молодильными яблоками, принцессой, нефтью, газом, тем же жизненным пространством и т.п.). По жизни должен!.. Не, в натуре, чё, разве не так?!
Вечер, которому здесь, в получасе езды к северу от Петербурга, законами мироздания предписано быть сизым, как остатки шевелюры библейского старца, на деле отливал жутковатым багрянцем артериального кровотечения. Высотные перистые облака поверх мрачной громады лесов тянулись на восток, будто инверсионные следы истребителей-бомбардировщиков «миротворческой» армады НАТО, хищными стаями обсевших подступы к границам российского Северо-Запада. Телевизор вызывал тошноту – на всех тридцати пяти доступных каналах, включая MTV и Animal Planet, очкастые умники неумолчно гадали, когда и куда будет нанесён первый удар. В пику лощёным политологам и крикливым журналистам Никита доподлинно знал, куда именно – по пунктам управления, аэродромам, силам противовоздушной обороны, средствам радиоэлектронной борьбы, узлам связи и системам дальнего обнаружения.
Как раз это удручало самого молодого из местных пенсионеров более всего. Не то чтобы он трепетно относился к дальнему обнаружению как таковому, не то чтобы, помимо боевого самбо, занимался радиоэлектронной борьбой, не то чтобы до выхода в запас лично стоял на страже мирного неба над Родиной, вовсе нет. Просто наиболее реальная из целей гнуснопрославленных НАТОвских бомбометателей, мощнейшая РЛС «Воронеж», волею Всевышнего Главнокомандующего оказалась развёрнута в посёлке Лехтуси, что на Карельском перешейке, в тридцати верстах от Питера строго на север. И менее чем в десяти строго к востоку от «кишлака» Маргелово, где проживал сам тридцатипятилетний ветеран, здесь когда-то начинавший офицерскую карьеру лейтенантом, командиром парашютно-десантного взвода, здесь же и осевший после увольнения в запас майором, с должности старшего сотрудника оперативно-боевого спецподразделения «ГрАД» Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Здоровье не шалило, был на хорошем счету, даже в передовиках ходил, да только больше приходилось не ходить, а бегать. Вот и набегался! Год назад ему вдруг до остервенения захотелось поменять бронежилет на пуловер или пиджак, УКВ-радиостанцию – на пижонский коммуникатор, а пистолет «Глок» – на банальную авторучку. Захотелось в уикенды беззаботно погулять с женой и сыном, поохотиться на грибы в лесу, до которого от дома пять минут ходьбы вразвалочку, зимой посидеть в тулупчике над лункой, посудачить с односельчанами о видах на урожай клюквы, о перспективе газификации «кишлака» и бесконтрольном росте цен на спиртное в забегаловке армянина Ваграма. Надоело бороться, захотелось наконец-то пожить! Однако жить, как ни крути, приходилось под боком у неоднозначного «Воронежа», и это ни в малейшей степени не добавляло ветерану оптимизма именно сейчас, когда угроза войны стала куда более явственной, чем в первых декадах июня 1941 года.
На беду свою Никита доподлинно знал, чего в действительности – ой, немногого! – стоят по сравнению с армадой НАТО вооружённые силы России, только-только восставшие из небытия после развала Ельциным и кликой младореформаторов. И вовсе не повод благодушествовать в том, что западный блок, дескать, расколот на ястребов войны – США и Великобританию при поддержке наших «заклятых друзей» из Восточной Европы вкупе с бывшими советскими республиками – и умеренных голубей в лице старых континентальных демократий. Последние считали – русских колотить не обязательно. Попросим потесниться, и всего делов… Союзники России таковы, что хоть есть они, хоть нет их, всё едино. Китай, как обычно, для виду посочувствует. А то сам, того гляди, попытается урвать «кусочек» выморочной территории – от Хабаровска до Екатеринбурга. Так что Отечеству проигрывать войну нельзя никак! А как?! Как именно? Как выстоять, как перемочь, как гарантированно сдюжить, когда реальная обороноспособность великой державы существует лишь в памяти замшелых стариков да в прожектах юных ура-патриотов?
Ответ дали в своё время латиняне, сформулировав понятие ultima ratio regum – последнего довода правителя. Так они звали войну как продолжение политики радикальными силами, средствами и методами. Если же сузить латинскую мудрость применительно к самой войне, то роль конкретного, неоспоримого, решающего довода в противостоянии с врагом ныне выполняет ракетно-ядерный потенциал. Который, увы, имеется у оппонента тоже. Причём на порядок превышает нынешний российский. И в арсеналах уж никак не залежится. А первоочередная цель – вот она, родимая, аккурат за кишлацкой поскотиной! Буде западные миротворцы впрямь ударят чем-нибудь крылатым с атомной боевой частью по «Воронежу» и бригаде противоракет его прикрытия, ударная волна сметёт Маргелово, как ураган – крышу соседского сарая прошлой осенью…
В этой связи Никитушку посетила мысль, поражающая новизной и практицизмом, – выпить водки. Практическая её реализация не сулила трудностей – в преддверии Дня ВДВ холодильник был залит манерными напитками под горлышко. Но лукавая мыслишка сия как пришла, так и ушла. Не сказать, чтобы Никита ханжески чурался алкоголя, однако не привечал оного без повода и, уж тем паче, «в одну харю». А вот других не осуждал: хочется людям – на здоровье! Он вообще славился толерантностью, как пожилой скунс – миазмами. К тому же плевал. К тому же скучал в одиночестве…
И доскучался!
Допотопный Sony Ericsson K790i, вот уже несколько часов мирно почивавший в кармане домашнего халата, вдруг совсем некстати заворочался, как микс пургена, молока и недозрелых груш в желудочно-кишечном тракте. Мало того, каждому из родных, друзей и коллег в телефоне соответствовал персональный рингтон, а этот вот – мелодия старинной песни «Синева» – оповещал о том, что Никиту домогается полномочный представитель остального мира. Который суть никто, и звать его никак. Оно, казалось бы, и ладно, да время социально чуждого звонка – 22.45! – в субботу перед торжествами явственно сулило ветерану геморрой. А может, кто из прежних сослуживцев решил заранее поздравить? Не зря ведь говорится: кто празднику рад, тот пьян накануне…
Но ещё менее порадовал дисплей, полыхавший сакраментальным набором цифр: +7812438… Район «Большого Дома» на Литейном! Район того самого Управления ФСБ, которому майор запаса Буривой щедро отдал десяток лет беспорочной службы. Сопоставив время по Москве, место, откуда исходил звонок, и обстановку в мире, опытный контрразведчик, развивавший оперативное чутьё отнюдь не в прокуренном кабинете, сразу понял: и завтрашний разгул, и послезавтрашняя головная боль, и робкая надежда спокойно жить, а не бороться, накрылись медным тазом. Объёмистой такой посудиной! Водоизмещением с атомный многоцелевой авианосец ВМС США «Авраам Линкольн», палубные стервятники которого расправили крылья где-то на траверзе Курессааре/Кингисеппа, что на эстонском острове Сааремаа…
- У аппарата, - пробурчал Никита в трубку.
- Господин Буривой?
- Собственной персоной, - огрызнулся он.
- Вот и хорошо, - ответил невидимый абонент, выдохнув так, будто сбросил с плеч небесный свод. - Никита Кузьмич, выходит…
- Это уж точно, как Бог свят. Здравия желаю, Василий Викторович!
- Неужто вспомнили?!
- Вас, поди, забудешь…
Не один месяц тому назад Никита отчётливо понял, что разговор с начальником организационно-мобилизационного отдела полковником Шевелёвым рано или поздно состоится. Уж так располагались подленькие звёзды. Так ложилась карта. Два туза из прикупа на мизерной игре. Расклад, от которого всю планету била дрожь!
- Правильно, что не забываете, - зловеще усмехнулся динамик. - Как сами? Как бизнес?
- Да какой бизнес, Василий Викторович?! Наше дело наёмное, подневольное. На хлебушек хватает, так оно и слава Богу. А маркетинги с менеджментами – это не про нас.
- Да будет вам прибедняться, Никита Кузьмич!
Он вправду прибеднялся, потому что к менеджменту с недавних пор имел самое прямое отношение – работал менеджером по персоналу в крупной коммерческой фирме. И подрабатывал заместителем директора по безопасности. И на хлебушек имел не по-сиротски. И люто завидовал продавцам-консультантам на окладе и проценте от реализации, не подозревающим, что такое проблемы, ответственность и напряжённый трудовой день. А что до бизнеса работодателя... Бизнес процветал, потому что уровень спроса на защитные стальные двери прямо пропорционален росту напряжённости вовне жилья. Кому война, кому мать родна! Когда-то говорили: кто при немцах жировал, тот и сейчас не бедствует...
- Ваша правда, не бедствуем, - согласился Никита.
- Рад за вас! Как семья?
- Нормально. На курорте отдыхает.
- Ну, да, лето ведь, как ни крути... - в голосе собеседника прозвучали одобрительные нотки.
Знать бы ему, чего Никите стоило на днях отправить жену с сыном на означенный курорт! Вернее, к родителям на Дон. Уж как упиралась Арина, как цеплялась за ответственную свою должность! Вполне, по сути дела, обоснованно цеплялась, ибо зарабатывала в месяц больше, чем супруг до увольнения – за год службы Отечеству и СпецНазу… Как хныкал недоросль Добрыня Никитич, которому, дескать, нужно до синевы в очах готовиться к новому учебному году! Папа поддерживал богатыря-девятиклассника. Папа искренне сочувствовал, ибо точно знал, что страсть к учёбе ни при чём. А вот к соседке Марише – уж точно при делах... Хотя, наверное, бывшим коллегам, ответственным за предстоящую мобилизацию, с его благородием пришлось ничуть не легче. Дорогого, видимо, стоило вымарать сведения о семействе майора запаса Буривого из всех мыслимых учётов, от паспортного стола до школьного журнала, от домоуправления до гаражного кооператива. Зачем? Хороший вопрос! Затем, что, случись оккупация врагом российского Северо-Запада, Никите Кузьмичу предстояло... уйти в партизаны. В массе знающих его людей наверняка сыскался бы хоть один предатель-коллаборационист, и оставлять семью в потенциальных заложниках не улыбалось ни руководству, ни, уж тем более, самому Буривому. Да ещё и злосчастный «Воронеж» – на расстоянии плевка против ветра!
При мысли об объекте первого удара ветерана невольно бросило в дрожь.
- Что, Василий Викторович, неужто начинается? - глухо спросил он.
Главный мобист ответил после некоторой паузы.
- Похоже, к тому идёт...
- Весело! - буркнул Никита. - Ну, да ладно, придёт – встретим... Мне, что, время пацанов скликать?
«Пацанов» под его начальственную руку на военное время было приписано четверо: опытный оперативник-агентурист из недавних отставников, связист-электронщик, сапёр и разведчик армейского подразделения СпецНаз. Со всеми, кроме первого, Никита общался лишь по телефону, электронной почте, фото и досье. Впрочем, это не беда – личные дела офицеров такого запаса содержат в недрах много больше, чем люди сами знают о себе... Задача перед группой «Лешие» стояла, по сути, простейшая: разведка, диверсии, хаос на объектах и коммуникациях оккупантов, индивидуальный террор, вербовка агентуры, ликвидация вражеских пособников, расширение подполья, захват либо, наоборот, освобождение заложников, специальные пропагандистские акции… Короче говоря, любые мыслимые безобразия, лишь бы устроить агрессору инферно.
- Пацанов пока не беспокойте, - притушил его пыл абонент. - Расслабьтесь, по грибы сходите, благо, в ваших краях боровиков – косой коси. Посмотрите, как оно там, на природе-то...
- Понял! - впервые за вечер улыбнулся Никита.
Понял, что Армагеддон войны заполыхает не сегодня и, скорее всего, даже не завтра, до которого оставался час. Понял, что празднику – всё-таки, наверное, последнему из довоенных – быть. Понял суть эзопова распоряжения Шевелёва: под видом грибника проверить, не посягнул ли кто на схрон посреди чащоб Карельского перешейка. Полгода назад закладка потайных складов с вооружением и имуществом для группы «Лешие» была сориентирована на все четыре стороны света от Питера. Северный оборудовали, грубо говоря, под самым носом командира, в нескольких верстах от его дома. Более того, совсем рядом с поляной, которую Никита выбрал под грядущий пикник.
- Накосим грибочков! - бодро заверил он полковника. - Завтра же и накосим.
- Завтра... Завтра у вас, если я не ошибаюсь, хм, юбилей?
- Есть такое дело...
- Мои поздравления и наилучшие пожелания! Рад был слышать, рад, что сами в добром здравии. До связи!
- До свидания! - попрощался Никита.
И шёпотом добавил:
- Только бы не до скорого...
Но услышан был лишь Телефонным. И насилу сдержал хохот, когда воочию представил себе этого пакостника, дальнего потомка леших, кикимор, домовых и прочей мелкой нечисти, – прыщавого очкастого юнца, который забавляется рукоблудием, издавая при этом короткие гудки сладострастия, крутит мелодии вызова и с издевкой сообщает: «Абонент выключен или находится вне зоны действия сети». А когда не в настроении, натурально плюёт в душу: «Данный вид связи недоступен. Пополните баланс счёта!» Не сволочь, а?!
У Никитушки со счётом – что у оператора мобильной связи, что на кредитках, что в уютном кафе «У Домового», где они с подругой часто коротали вечера, – всё было в порядке. Жизнь кое-как наладилась, и стоило подумать о душе. А душа потребовала праздника уже сегодня! К слову о празднике: завтрашний День ВДВ Никита замыслил без привязки к традициям голубых беретов. Решил проигнорировать и митинг на Дворцовой, и почести героям прошлых лет у Вечного Огня, и парадный марш по Невскому проспекту, и «стопочку-другую-третью-…» с ветеранами движения. Запланировал пикник в лесу, близ упомянутого склада, в компании нынешних коллег Вована, Ольги и Гюльнары, менеджеров по продажам. Вовчик с Оленькой приедут утром, в дела сладкой этой парочки юбиляр упомянутого выше носа не совал. А вот Гюльнара...
Не особенно счастливый в браке натурал, Никитушка нисколько не чурался развлечений с противоположным полом. Но то-то и оно, что развлечений, не более, мимолётных контактов третьего рода, скорых, как пуля из винтовки Драгунова, не оставляющих на сердце иного следа, кроме утренней брезгливости. Гюльнарой же, стройной чернявой татаркой с точёным личиком, увлёкся, кажется, по-настоящему. Если считать Любовь чем-то большим, нежели выдумкой русских интеллигентов, не желающих платить за секс, это была именно Она. С весны их платонические отношения для всей фирмы составляли секрет полишинеля. Честно, платонические! Можно разве что назвать оные трогательными – трогали порой друг дружку за известные места. Ну, коленку, плечико, ладошку…
В редкую смену Гюльнары Никита не приезжал в торговый центр «Сампсониевский» посреди рабочего дня. Буде же такого почему-то не случалось… обязательно случалось вечером! Ровно в 20.01, сдав под охрану выставочный модуль, девушка прыгала в Volkswagen Touareg своего непосредственного начальника и взахлёб рассказывала обо всём, что произошло за время его отсутствия, от того, как едва сдержалась, чтобы не пройтись по матушке язвительного посетителя, до очередного телефонного скандала с бывшим мужем. А Никита Кузьмич долго не трогался с места. Никита Кузьмич – для неё просто Ники – впитывал звонкий голосок восточной гурии, зачарованно глядел в чуть раскосые, полыхающие дьявольским огнём глаза, любовался губами, будто прописанными кистью старого Мастера…
Потом они колесили по городу. Заходили в магазины. Сидели в кабачках – да у того же «Домового». Попросту гуляли, убивая время. Время, которого было всего-то два часа, от силы три… Фрау Буривая за рулём отчаянно трусила, вкалывала же допоздна в офисе близ Финляндского вокзала, то есть более чем в полусотне вёрст от дома. И «хитрец» Никита, дабы каждый раз не выдумывать алиби, сделал картинный жест – лукаво предложил встречать её с работы на автомобиле, а то, дескать, в электричках полно хулиганья… Увы ему, дурой Арина не была. Перед самым отъездом, уже в аэропорту, отослав Добрыню Никитича за мороженым, она ледяным тоном заявила: «Домой её не привози! Влюбляйтесь вечерами здесь, в городе, как это у вас повелось». И главный партизан Санкт-Петербурга с Ленинградской областью в придачу, которому Свыше предписано быть изворотливым, как двенадцатиперстная кишка, растерялся и покраснел, словно нерадивый пятиклассник, пойманный в школьном туалете с сигаретой. Могучий витязь, за чью голову несколько лет назад грузины обещали сотню тысяч евро, характером Никита отличался мягким и дома был если не подкаблучником, то на вторых ролях – уж всяко. Собственно, впервые он прикрикнул на жену – даже треснул кулаком по столешнице – в июле, когда та упиралась, не желая отправляться в изгнание.
Гюльнара же, наоборот, относилась к нему с покорностью наложницы своему падишаху. И то, что по работе пребывала в подчинённом положении, не означало ровным счётом ничего, – импульсивная, вспыльчивая, как газовый баллон, она при случае могла взять за грудки не то что зама генерального директора, но даже самого Господа Бога. Наверное, именно такова любовь. Во всяком случае, Ники на это надеялся. Хотя не исключал, что таковы все восточные женщины, с которыми прежде общался лишь через натянутый на лицо подшлемник с прорезями под глаза и рот… Он искренне считал Гюльнару одним из троих наиболее дорогих и значимых для себя людей – наряду с мамой и Добрыней Никитичем. Между тем о взаимных чувствах они не говорили никогда – пусть даже наверняка было что обсудить! И совместных планов не строили, хоть разведённой Гюльнаре вовсе нечего было терять, а Никита после выпада супруги понял, что та не будет противиться расторжению брака. Правда, зная жену как облупленную, был уверен – повернёт дело так, будто она его бросает, а не наоборот… Даже любовниками Никита и Гюльнара могли считаться с большущей натяжкой – не было у них такого обязательного атрибута, как постельное времяпрепровождение. Не было! Пока…
И вот сейчас, на пороге войны, когда многое из прошлого теряло если не смысл, то, по меньшей мере, прежнюю ценность, Никита Буривой решил – баста! Пора что-то решать с постылым целомудрием! И тут же решил не дожидаться следующей ночи. Ночи, которую Гюльнара – по плану пикника и вопреки наказу жены – должна провести в его квартире. Со всеми вытекающими последствиями… Да только вопрос: останется ночь со второго на третье августа мирной или разорвётся миротворческими бомбами? Потому времени терять нельзя никак!
Походя запустив электрический чайник и пальцы в салат, Никита решительно отдал голосовую команду телефону:
- Цветок граната!
Именно так переводилось на язык родных осин татарское – вернее, персидское – имя подруги дней его суровых. Имя, под которое он вот уже полгода никак не мог подобрать уменьшительно-ласкательного сокращения. Коллеги называли её Гулькой, что кавалера здорово коробило. Звать «малышом» или «кисой»? Банально. Кич. Профанация методики нейролингвистического программирования. Да и вообще, о кисе ли речь?! Как-то раз дева, на вид сама скромность, при нём так материла проштрафившегося монтажника, что если и походила на представителя славного семейства кошачьих, то скорее на пантеру, в которой, как ни крути, ласки ни на медный грош. Потому продвинутый в языкознании Никита звал её «цветиком». Когда дурачился или сердился – Гранатой Ренатовной. А сердился обычно в ответ на её противного «Никусю»…
Телефонный бесёнок откликнулся в щадящем режиме:
- Ники, привет!
- Салам алейкум, цветик мой! Не спишь?
- Ну, вообще-то собиралась…
- Отставить! Предлагаю более содержательный вариант досуга.
- Ну-ка, интересно…
- Ещё как интересно! Вариант досуга у меня в гостях.
Несколько секунд Гюльнара молчала, отчего у Никиты защемило сердце. Как же ему не хотелось получить отказ! Как не хотелось услышать: «Всё отменяется, Ники, прости, я не приеду даже завтра». Ну, или что-нибудь более корректное, типа, мама у приятельницы, дочь оставить не с кем... К счастью, вовремя сообразил, что бабушка с четырёхлетней внучкой Айгуль, по его же, стратега, совету, от греха подальше убрались из Питера к родным в Казань, оставив на страже квартиры Гюльнару и дедушку.
- Хм, - донеслось наконец из динамика. - Всё бы ничего, но как ты себе это представляешь? Последняя электричка в твою сторону, насколько я помню…
- Какая электричка, цветик мой гранатовый?! - нетерпеливо перебил окрылённый Никита. - Собирайся, я минут через сорок буду у тебя на Гражданке. Под какие манерные напитки предпочитает коротать одиночество папа?
- Папа давно спит.
«На что лично ты, красотка-гурия, данной конкретной ночью не рассчитывай!» - ухмыльнулся ловелас. А вслух заметил:
- И пусть Аллах, милостивый и милосердный, дарует ему килограмм приятных сновидений… Всё, Граната Ренатовна, я стартую, время дорого!
- Стартуй, Никуся, стартуй, - не осталась в долгу за «гранату» подруга. - Только не заходи домой, я сама спущусь.
- Боишься, что Ренат Ильясович проснётся и меня зарежет?
- Боюсь, что Ренат Ильясович проснётся, и манерные, как ты говоришь, напитки польются рекой… И не гони, на дороге полно гаишников с комендантскими патрулями.
- Кому под силу остановить топ-менеджера специального назначения, летящему в объятия девы с глазами газели?!
- Не болтай чепухи в дорогу, Ники, не провоцируй судьбу! Девы с глазами газелей, они же гурии, ублажают спецназовцев в садах Аллаха… Всё, ладушки, я – в ванну. Ни гвоздя тебе, ни жезла!
- Спасибо! В смысле, к чёрту…
Свершилось! К чёрту всех комендантских патрулей, сотрудников ДПС ГИБДД, леших, домовых, дорожных, ураганных, грозовых и прочую нечисть! Ник Буривой ликовал и, отключившись, в эйфории принялся горланить старый хит шоумена-автогонщика Ника Фоменко:

Газ до отказа – он непобедим!
Газ до отказа – а там поглядим…
Газ до отказа – кто знает, где край?!
Газ до отказа – одной ногой в рай!




Любовь, морковь и кровь


Рекламное объявление: «Интим. Досуг не предлагать! Тел…»


Разбудил Никиту нечестивый телефонный дух. Рингтон Hotel California соответствовал абоненту Вовану, ожидаемому в гости. Не продирая глаз, он хрипло буркнул в трубку:
- Клон уважаемого господина Буривого слушает!
- Вот как?! Клон, значит… А где матрица?
- Спит без задних ног.
- Устала?
- На мину наступила, - плоско отшутился Никита. - Вы где?
- У метро. Часа через полтора будем на станции Грузино. Кстати, с праздничком! Планы не поменялись?
«А ведь это мысль!» - мелькнула мысль. Но и только, что мелькнула. Холодный, как жаба, рассудок резонно заметил: «Негоже самому раздраконивать друзей, а после делать шаг в сторону! В сторону собственной похоти».
- Да ну, Вовчик, о чём речь?! Подъезжайте, ждём!
- Ждём?!
- Именно что «…м». То бишь «мы». Уважаемая госпожа Хабибуллина уже приехала.
Никита пошарил свободной рукой по расхристанной постели. Увы, безрезультатно. Уважаемой госпожи Хабибуллиной не прощупывалось. А где..? Ага, на месте! Из ванной долетел рокот проистекающей воды. Значит, слава Богу, всё, что было ночью, не приснилось!
- Ранняя пташка! - усмехнулся Вован, после чего выдержал паузу осмысления. - Погоди, Кузьмич, она приехала, а ты спишь. Что-то не вяжется.
Ещё как вяжется! Удавка адюльтера… Заспанный ветеран досадливо поморщился. Косяк! Какого лешего упомянул Гранату?! Они не скрывали отношений ни перед кем из коллег, тем паче не таились от парочки лучших друзей, однако сами отношения за несколько ночных часов перешли – перескочили, перепрыгнули, переметнулись! – на совершенно иной, куда более высокий, до предела близкий уровень. Ситуацию следовало переосмыслить, понять, как внове для себя держаться на людях. Да, если честно, и промеж собой… А тут – на тебе, ляп!
- Ага, поспишь с вами, как же! - сообщил чистую правду Никита. А вслед за тем бессовестно соврал. - Вовасик, у меня батарея садится, так что давай конкретно. Выходите в Грузино, моего «кочевника» (так он звал «Фольксваген-Туарег») найдёте на станционной площади. За рулём будет некто Саня, рыжий бес лет на десять меня старше. Он завезёт в кишлак и проводит до квартиры. Всё, брат, не задерживайтесь, ждём!
- Некто Саня… Дедовщина по-кишлацки, да, Кузьмич?
- Взаимовыгодное сотрудничество, - поправил организатор пикника.
Он предусмотрительно нанял соседа, такого же пенсионера, только из ракетчиков, чтобы доставил компанию туда/сюда/обратно, за что отдал до вечера престижную машину – пусть прокатится в Питер, произведёт впечатление на впечатлительных девушек, – а также штуку денег и бутылку «Русского стандарта».
- Что-нибудь довезти? - поинтересовался напоследок Вовка.
- Толерантность к алкоголю и звериный аппетит. До встречи!
Поразмыслив несколько секунд с закрытыми глазами, Никита решительно встал, облачился в халат, расправил сбившуюся постель и нетвёрдой походкой марафонца после финиша направился к зеркалу. И увидел там… М-да! Случалось выглядеть получше. Впрочем, после такой ночи удивляться не пристало. Ночь разразилась в подъезде, куда Никита, смачно плюнув на ханжей-соседей, внёс подругу на руках. Между прочим, запросто могла разразиться ещё в пути следования, где-нибудь на обочине шоссе. А то и на крылечке дома посреди Гражданского проспекта. Граната сама виновата! Если бы она отправилась поздним электропоездом в подобных шортиках – откровенных много более, чем стринги – и футболке-топ, бой-френд точно уже никогда бы её не увидел. Впрочем, нет, увидел бы. На плакате «Внимание, розыск! Ушла и не возвратилась…».
Продолжили они в прихожей…
Закрепили ЭТО дело в ванной…
Наконец, к постели добрались уже неоднократно «состоявшейся» любовной парой.
И не остановились на достигнутом!
Ну, а сейчас за хозяином дома, сочувственно подмигивая, наблюдал из трюмо симпатичный шатен среднего роста и комплекции, со стрелками аккуратно подбритых усов, чертами благородного лица похожий, словно брат-близнец, на Лермонтова с известного портрета, где поэт красуется в мундире лейб-гвардии Гусарского полка. По виду – мот, кутила, волокита, сердцеед, позёр и дуэлянт. Правда, вопреки обыкновению, понурый, осунувшийся, потасканный, как будто только из шахтёрского забоя или грандиозного запоя. Впрочем, опять же, чему удивляться после ударной стахановской ночи?!..
- Никуся! - донеслось из ванной. - Ты уже встал?
- Как часовой у Мавзолея, - прокричал он в ответ. - Спинку потереть?
- Перетопчешься! Если не затруднит, принеси мой ридикюль.
- Перетопчешься, - не остался в долгу «Никуся».
Но сумочку всё же поднёс. Перед тем, как растворить дверь, насмешливо посоветовал:
- Срам прикрой!
- У кого это срам?! - праведно оскорбилась Гюльнара.
И была абсолютно права, ибо то, что предстало взору Никиты в ванной, назвать срамом язык не поворачивался. В сумасшествии ночи ему было не до того, чтобы разглядывать тело любимой в деталях. А оно того стоило, ей-богу, стоило! Очень-очень дорогого стоило. Во всяком случае, теперь он точно знал, как выглядят гурии в садах Аллаха. Даже почувствовал себя бойцом СпецНаз, героически павшим в бою с неверными под зелёным знаменем Великого Пророка Мухаммеда.
- Ох, ты, ёханый бабай! - пробормотал Никита, оглоушенный бесподобным ню. - Знаешь, ну его к дьяволу, твой ридикюль. Поди-ка сюда, цветик мой, всё это я должен немедленно обласкать!
Подруга явно для порядка попыталась высвободиться из его объятий.
- Ники, не сходи с ума! Вовчик с Ольгой сейчас подъедут.
- Как мне расценить последнюю фразу миледи? Как знак искреннего сожаления, ловкую отмазку или простую констатацию факта?
Гюльнара покорно опустила ресницы.
- Как будет угодно моему генералу…
- Хм! В таком случае, милостивая государыня, должен сообщить вам, что как минимум полтора часа у нас в запасе есть, - пробормотал он, истекая слюной.
- По звёздам определил?
- Звёздам веры нет! Карты раскинул, пока ты здесь плескалась. Как раз хватит времени, чтобы кое-кого изнасиловать в наказание за «Никусю»… В койку!
- Слушаю и повинуюсь, мон женераль! Кстати, с праздником тебя!
- Каким ещё..? Ах, да, День ВДВ же!
- Я приготовила тебе подарок…
- Цветик мой, я пользуюсь твоим сладким подарком с двух часов ночи. Лучшего мне в жизни не дарили! А время летит. Потому отставить разговоры, марш на ложе греха!
Времени, конечно, не хватило. Очередная «Синева» вызвала у обоих вымученный стон. Пакостливый телефонный дух в этот раз имитировал голос нанятого водителя:
- Слышь, Кит, наблюдаю твоих гостей, один в один с фоткой, что ты мне сбросил.
- Ну, да, с чего бы им так уж измениться за пару дней после съёмки… Тебя не слышат?
- Пока нет, они только с перрона спустились.
- Замечательно! Но будет ещё замечательнее, если ты вдруг заглохнешь по дороге на полчасика. Или повезёшь их, скажем, через Выборг. А то, не дай Бог, через Магадан.
- Для уважаемого юбиляра сделаем! - заверил приятель.
- Спасибо вам, товарищ подполковник запаса, от лица службы! А от меня лично – ещё два пузыря «Стандарта».
- Ты, по ходу дела, трубу себе прямо от завода протянул…
- Да ладно, мой служилый брат, какая там труба?! Всё много прозаичнее: бутылочек подсобрал в парке высокой культуры и беспечного отдыха, денатурат развёл водичкой из системы отопления… Короче, Саня, не мешай готовиться к застолью! - Никита в сердцах зашвырнул телефон подальше, в мягкое кресло. - Ну-с, продолжим! Что у любезной хозяюшки припасено на десерт?
- Если мы будем столько «жрать», мой повелитель, то помрём от истощения сил.
- Офицеры СпецНаз кончиной в постели не славятся. А в ваших словах, милостивая государыня, напрочь отсутствует логика.
- Зато присутствуют усталость и опустошение. Ты выпил меня до донышка, Ники!
«Ну, тогда уж скорее ты – меня», - подумал герой-любовник, а вслух справедливо заметил:
- Я слишком долго ждал этого дня.
- Дня ВДВ, между прочим, и у тебя гости на подходе. Что о нас подумают?
- Дабы не надумали сальностей, лично я предполагаю во всеуслышание объявить, что люблю тебя.
- Не надо, мой хороший, разбрасываться такими словами. Любовь проверяется временем…
- …которого нет, - помрачнев, завершил её фразу Никита.
- Вот именно, - согласилась Гюльнара. - Посему предлагаю встать, быстренько прибраться в доме и ещё быстрее привести себя в порядок.
- Быть по сему! Распределим обязанности: ты (он игриво чмокнул подругу в носик) в полном порядке, посему встаёшь и прибираешься, ну, а я, так и быть, займусь приведением себя в этот самый порядок. Лёжа. Ещё минут пять. От силы тридцать пять.
- Никуся! - воскликнула она в пароксизме несогласия.
- А вот за «Никусю»…
- Нет, только не ЭТО! - Гюльнара ласточкой взлетела с ложа. - Пощади, мой повелитель!
Повелитель выдержал длинную паузу, похотливо наблюдая, как наложница облачается в его рубашку.
- Что у нынешней молодёжи на уме?! Я-то имел в виду…
- Знаю я, что ты имел в виду!
«Вряд ли знаешь, - подумал Никита. - Да и незачем тебе всё знать, прелестное дитя Востока. В особенности то, что именно я имел в виду, когда сказал о времени, которого нет на проверку любви. Нет его, заразы, нету, нетути, нетушки! День, может, два ещё, и разразится страшная война. Скорее всего, последняя для человечества… Эх, сбежать бы нам с тобой в какую-нибудь иную Реальность! Ну, Вована с Ольгой тоже можно прихватить»…
Вован и Ольга были доставлены с получасовой задержкой. Когда Никита узнал, что причиной тому стала распоротая резина, подумал… Не очень хорошо подумал о матери доброхота Сашки. Дырявить дорогущую бескамерку – это уже перебор! Но промолчал. Потому, что, как известно всему миру, отличался толерантностью, то бишь терпимостью. К тому же был счастлив. Потому счастлив, что в самый последний момент, когда гости уже звонили в дверь, Гюльнара вдруг прильнула к нему и, обжигая душу, прошептала на ухо: «Люблю тебя!»…
И Никитушка прямо с порога, даже не поручкавшись, огорошил дорогих гостей:
- Мадемуазель, мадам, месье, честь имею сообщить вам, что мы с госпожой Хабибуллиной Грана… пардон, Гюльнарой Ренатовной любим друг дружку!
- По тебе заметно, - опустил его с небес «месье». - И по Гульке тоже.
- Вован, - поморщилась Гюльнара, - всё-таки ты гад и циник! Тем не менее, здравствуйте!
- Сами вы здравствуйте! А цинизм – всего лишь способ нести людям правду, пусть и самый неприятный. Правда же такова, что фэйсы ваши, уважаемые, как будто из магазина секонд-хэнд.
- Мясо на шашлык мариновали, - отмахнулся Никита. - Умаялись, спасу нет!
- Ну, да, оно, конечно… Кстати, готового мяска нет? Жрать охота!
- Очень охота, - мило улыбнувшись, поддержала Вовку Оленька. - Только с мясом я бы повременила. Мне бы тостик...
- Тостик, говоришь, - ухмыльнулся Никита. - Маленький такой?
Девушка утвердительно кивнула.
- Без проблем, красавица, сейчас организуем. Милости прошу к нашему очагу!
Он набулькал сока в пузатую коньячную рюмку.
- Маленький тостик: за прекрасных дам! Могу ещё меньше: за ВДВ!
Гости дружно похихикали.
- Серьёзно, Никита Кузьмич, - не отставала Ольга, - есть у вас тостер?
- Есть, моя девочка, всё есть – и тостер, и тамадастер, и алавердыстер... Что видите, тем смело пользуйтесь. Бытовая техника исправна, бар и холодильник в полном вашем распоряжении.
Означенные бар и холодильник привели гостей в кататонический ступор.
- Ни хрена себе, сиротская долюшка офицера запаса! Ящик водки, текила, винишко французское, хавчика на корпоративную вечеринку малого предприятия «Норильский никель», обстановка в хате, джип, всякое такое прочее… Давно хочу спросить, Кузьмич: сколько у тебя помесячно бабла на круг выходит?
- Хоти дальше, - посоветовал другу Никита.
Три четверти роскошного автомобиля проплатил от щедрот своих тесть. Не так уж трудно, видимо, представить, на кого он был оформлен… Большая часть «всякого такого прочего» приобретена с доходов супруги. Дамы всегда хотели равноправия с мужчинами. Что ж, получите! Распишитесь там, где «галочка»…
Девушку-милашку Оленьку более всего поразила батарея бутылок.
- Любите это дело, да, Кузьмич?
«Нет, солнышко моё, не так, чтоб через край», - мог бы честно ответить Никита. Однако лишь пожал плечами и проговорил тоном записного резонёра:
- Чем больше пьют большевики, тем меньше достаётся буржуинам.
К алкоголю он относился спокойно. Любил весёлую компанию умных людей. Но чтобы, по словам бессмертного героя Шукшина, просто засандалить, это – нет! Между тем, в захолустном кишлаке водка наравне с деньгами признавалась компактным эквивалентом множества товаров и услуг. Например, всё тот же холодильник, тяжеленный, как доля холопа на барщине, был выгружен, поднят на второй этаж и установлен в кухне всего лишь за бутылку палёного «Кузьмича». Правда, с присовокуплением огурчика сверх обычного тарифа – в подарок от работодателя.
Гораздо хуже Кузьмич относился к комарам. О чём не преминул проинформировать друзей.
- У вас есть комары?! - удивилась Ольга.
Боже, наивный ребёнок!
- Комаров, девочка, у нас нет. Есть крылатые монстры с носами-насосами, обожающие нежную плоть и горячую кровь юных леди.
- Хорошо, что я догадалась прихватить спираль-дымовуху, - заметила Гюльнара.
- Очень хорошо! - согласился Никита. - То-то будет вампирам потеха!.. Поступим так: у меня со времён прежней жизни остался гнусобой из армейского комплекта выживания в тайге, вот им и натрёмся.
Гости с интересом повертели в руках компактный тюбик, дочь Востока даже отложила чем-то приглянувшуюся ей морковку.
- Странно, не пахнет совсем.
- Это мы не улавливаем запаха, а вот комары бегут от него, как евреи – от советской действительности. Обгоняя хищное зверьё и поисковых собак. А вот птицу он, наоборот, приваживает.
- Зачем? - спросила Ольга.
- За тем, что бойцу в тайге тоже надо что-то калорийное – сиречь «кого-то» – жрать, и негоже, если благодаря отвратному запаху на километр вокруг него образуется лунная пустыня…
- Вы могли бы убить бедную птичку?!
- Лично я – только в целях самозащиты… Ну, всё, довольно жрать, уважаемые дамы и господа! Натираемся и – в путь!
По умолчанию вышло так, что натирались они разнополыми парами в отдельных комнатах. Сие непотребство едва ни привело к срыву пикника на пленэре. Во всяком случае, когда Вован посредством телефонного духа заявил, что они с Ольгой сомневаются в эффективности просроченного гнусобоя, и предложил остаться дома, Никита чуть было ни согласился с ним. Благо, вовремя вспомнил о партизанской закладке. Долг солдата превыше всего! И потом, на пороге войны следовало привыкать к иной реальности, применительно к нему, партизану, – лесной. А может, и впрямь посчастливится перенестись в иной Мир, где царствуют мир и любовь? Иншалла! На всё воля Господа Бога. Которому, как ни крути, тоже надо помогать. По меньшей мере, не сидеть на попе ровно. Лишь тогда можно рассчитывать на сбычу мечт и воплощение сновидений в явь. Явь. Навь. Правь… Правь, Никитушка, конями под капотом!
- Отставить сомнения! - рявкнул он в трубку. - Вечером, как возвратимся, натешитесь. А сейчас двадцать минут вам на разгильдяйство, и – к машине!
Надо признать, они с Гранатой Ренатовной всё это время тоже не морковкой лакомились. Было у них дело поважнее. В надрыв. Под зубовный скрежет. На пределе человеческих возможностей. Ей же Бог, как в последний день на этом свете!

Пускай всё сон, пускай любовь – игра!
Ну что тебе мои порывы и объятья?!
На том и этом свете буду вспоминать я,
Как упоительны в России вечера…



Вот так занесло!


Плохая примета: ехать на ночь глядя в лес. Ещё хуже: в багажнике…


Знаете, уважаемый Читатель, что такое «занесло»? Вернее, кто это такое. Это грузчик. А «развезло»? Таксист...
Нанятое «развезло» Александр свет Иванович правил автомобилем, будто угонщик, сбрендивший от воя полицейских сирен. Никита терзался сомнением, не хлебнул ли доброхот для храбрости «Русского стандарта». Концентрированного адреналина russian – эдак с полкило для храбрости и аппетита... Адреналин, ему показалось, натуральным образом протёк в кроссовки, когда внедорожник – внедорожник, не хухры-мухры! – занесло на лесной дороге по супеси, намытой грозами. Против воли вспомнился старинный анекдот о мятых червонце, полтине, стольнике и... полусотне тысяч евро в гараже.
- Саня, дружище, давай-ка без фанатизма! Лешего от твоих виражей Кондратий хватит, а он – хозяин здешний, без него никак.
- Не переживай, Кузьмич, я почти двадцать пять лет за рулём.
- Если нас угробишь, считай, обеспечен тебе уже полный четвертак. Строгого режима. Мои прежние коллеги поспособствуют.
- Спасибо, добрый человек!
- Да не за что... А, бля!!! Гляди, куда рулишь, ты, Шумахер хренов, леший тебя раздери!
Как бы то ни было, к четырнадцати ноль-ноль по Москве первая очередь раскалённых углей была готова «оказать любезность» мясу на шампурах, а вторая полыхала жарким пламенем под сочными купатами. Никита взял с раскладного столика лаваш, щедро обсыпал его солью.
- Я ненадолго отлучусь, - сообщил гостям.
- Как будто жертву приносить идёшь, - усмехнулся Вовка.
- Так оно и есть. Прежде чем надираться самим, нужно ублажить хозяина лесов.
- Тогда уж водки возьми – лесника хлебом-солью не удивишь.
- Лешего, - не моргнув глазом, поправил Никита.
- Вы верите в лешего?! - поразилась Ольга.
- Нет, солнышко моё, не верю, - вздохнул он. - Глупо верить в то, что очевидно… Посидите, я – скоро!
Никита впрямь не верил в лешего. Никита знал, что леший существует. Никита видел лешего! Несколько лет назад в предгорьях на границе Южной Осетии и Грузии они с однополчанами сфотографировались на фоне соснового бора. Не цифровой камерой – старенькой «мыльницей». А когда здесь уже, в Санкт-Петербурге, проявили плёнку и распечатали фото, дружно ахнули: за их спинами приветливо махал рукой косматый человечище в доисторической косоворотке… Эксперт-криминалист категорично заявил тогда – монтаж либо дефект плёнки! Но электронную копию оставить на память не преминул. И пару дней спустя «сомнительная» фотография – хорошо хоть с заретушированными лицами – вовсю гуляла по Сети…
- Школа! - долетел ему вслед восхищённый шёпот Вовчика. - Сразу чувствуется настоящий офицер, как говорит моя бабушка, из тех ещё, из бывших… По нужде собрался, а как преподнёс!
Ну, по нужде-то по нужде, да не по той, каковая имелась в виду. По нужде партизанской… Склад оказался в полной неприкосновенности. Никита, успокоив свою совесть тем, что хочет всё проверить досконально, проник внутрь и запасся свежим гнусобоем. Мог бы набрать всякой всячины, даже тротила вкупе с детонаторами, но сдержал ребяческий порыв, – это была бы расшифровка схрона. Да и какой там ребяческий, вполне взрослый порыв – хищение ВВ, как ни крути, даже без смягчающих вину обстоятельств!
К первому шашлыку он возвратился за дружеский стол.
- Леший остался доволен? - спросил Вовка.
- Ещё как! Просил передать вам привет.
Гюльнара лишь лукаво улыбалась, а вот Оленька всерьёз спросила:
- А зачем лешему хлеб-соль, Кузьмич?
- На закуску! - хохотнул Вован.
- На закуску, - согласился Никита. - Или ещё зачем… Его проблемы! Наше дело прокукарекать, а там хоть и не рассветай вовсе… Прозит, уважаемые дамы и господа! - он поднял походную рюмку – стальной колпачок от артиллерийского выстрела. - С наступающим вас опьянением!
Уважаемые дамы похихикали, чуждый армейским традициям Вован покачал головой, а докладчик – под горячее мясо с горчицей, кетчупом и травами – продолжил, обращаясь к благодарной слушательнице Ольге:
- Наши пращуры, солнышко, почитали лес как родной дом, вели себя там осторожно и опасливо, берегли те блага, которыми он одаривал. К примеру, добывали зверя ровно столько, сколько требовалось к столу, а не били на кураже всё, что двигалось в чащобах. Охотник, выходя на промысел, в знак уважения к лешему чисто мылся в бане, надевал свежую рубаху и исподнее, оставлял под деревом для него гостинец – всё те же хлеб да соль. В благодарность за это, как считалось, хозяин леса выводил зверя под его лук и в силки.
- Ну, и чего тут удивительного..?! - начал было Вовка.
Никита же не дал ему прервать проникновенный спич.
- Удивительного ровным счётом ничего. Жизнь наших предков была тяжела и напряжённа. В отличие от древних греков с римлянами, развращённых мягким климатом и дармовым рабским трудом, восточным славянам не хватало сил и времени на философщину. Явления и предметы окружающего мира они объясняли просто, по собственному образу и укладу жизни. Раз есть лес, значит, есть и хозяин его, леший. Как леший распорядится, так тому и быть! Между тем сугубый материалист сегодняшнего дня, - он покивал на друга Вовку, - не верующий ни в Господа Бога, ни в языческую нечисть, но мало-мальски понимающий в охотничьих делах, вполне логично объяснит: перед охотой следует вымыться и обрядиться в чистое, чтобы не отпугнуть дичь своим запахом. Леший подгонит зверюгу, откушавши хлеба и соли? Да при чём здесь леший?! Зверь сам пойдёт туда, где хоть раз был оставлен для него гостинец, особенно соль, которой ему ох как не хватает в обычных условиях.
Гюльнара, будучи в курсе, до чего шеф обожает наставительно поразглагольствовать, лишь ухмылялась, подкладывая ему остывающего мяса под каждый новый тезис. Зато Ольга слушала так, будто ей уже завтра предстояло краснеть на экзамене по предмету «Двоеверная Русь». Как вдруг спросила, мягко говоря, совсем не в тему:
- Никита Кузьмич, а откуда пошла ваша фамилия?
- Хм! - поперхнулся докладчик. - Хороший вопрос! Откуда есть пошла земля Русская и фамилия Буривой?
- Скромный наш Никуся, спасу нет! - не сдержалась Гюльнара, но, к чести своей, тут же поправилась, даже хлопнула себя ладошкой по губам. - Скромный наш Никита Кузьмич, как ему и подобает.
- То-то же! - буркнул имярек. - А фамилия Буривой есть пошла… Пошла она достаточно давно, до князя Рюрика ещё. Во всяком случае, знаменитый историк Татищев привёл такой вот отрывок Иоакимовской летописи… Момент, друзья мои, я специально не готовился, дайте вспомнить… Ага! «Буривой, имея тяжку войну с варяги, множицею побеждаше их и облада всю Бярмию до Кумени. Последи при оной реце побежден бысть, вся свои вои погуби, едва сам спасеся, иде во град Бармы, иже на острове сый крепце устроенный, и де же князи подвластии пребываху, и, тамо пребываючи, умре. Варяги же, абие пришедшие град Великий и протчии обладаша и дань тяжку возложиша на словяны, русь и чудь. Людие же терпяху тугу велику от варяг, пославше к Буривою, испросиша у него сына Гостомысла, да княжит во Велице граде. И егда Гостомысл приз власть, абие варяги бывши овы изби, овы изгна, и дань варягом отрече, и, шед на ня, победи»… Такая вот незамысловатая история!
Друзья в голос рассмеялись и даже поаплодировали.
- Ай, браво, ай, молодца! - воскликнул Вовчик, отирая слёзы. - Уж теперь-то всё с тобой понятно! Кроме того, что сие по-русски означает и как ты запомнил эту незамысловатую историю.
- Мало-мальски хорошему менеджеру по персоналу – а вам, дамы и господа, посчастливилось знаться как раз с мало-мальски хорошим менеджером по персоналу! – должностью предписано всё видеть, слышать, знать и помнить… Бог весть, Оленька, за что мой пращур заслужил эту фамилию. Надо полагать, в известной связи с воем бури. У казаков насчёт кличек дело обстояло просто: раз и навсегда! А тот Буривой, которого я вам так красочно расписал, известен по изустным легендам и отдельным страницам летописи, авторство которой приписывается Иоакиму, первому православному епископу Великого Новгорода. Суть дела вкратце такова. Потомки библейского Иафета, сына праведника Ноя, именами Скиф и Словен, разделили меж собою то, что после стало Киевско-Новгородской Русью. От Скифа пошли скифы, осевшие на землях нынешней Украины, от Словена – славяне ильменские, со столицей земель в Новгороде Великом. Буривой – вождь славян, правнук Словена, внук Вандала. При нём варяги нахально покорили северо-запад нашей Родины. Однако сын Буривоя, Гостымысл, первый князь-посадник Господина Великого Новгорода, изгнал их к чёртовой матери.
- А Рюрик? - поинтересовался Вован.
- А Рюрик, по одной из версий, внук Гостомысла, сын дочери его Умилы. Славяне с угро-финской чудью якобы призвали оного княжить и владеть ими, потому как земля была велика и обильна, да не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица… Короче говоря, явился миротворец! Как и ныне.
- Страшненькая аналогия, - глухо проговорила Гюльнара. - Буривой, агрессия варягов, поражение славян…
- Прорвёмся! - бодро заверил Никита и поднял стальной колпачок. - За ВДВ!
А Вован, зная, как порой заводится «хороший менеджер по персоналу», сыронизировал:
- Пошло-поехало…
И хорошо пошло!
И как-то незаметно – через несколько смен шашлыка, песен а капелла, танцев, бадминтона и купания в ближайшем озерке – подошло к невыразительно бледным сумеркам, какие и пастельными не назовёшь, разве что блёклыми.
- Вечереет, - невесело усмехнулась Гюльнара.
Вечерело, тут она была права. Но вечерело как-то странно. По крайней мере, необычно. Местность, где они мило отдыхали, пользовалась популярностью и у кишлацких обывателей, и у заезжих петербуржцев. Буривой не зря выбрал поляну под пикник в глуши, за километр от дома отдыха крупного предприятия северной столицы. В противном случае их бы натурально «достали» рыболовы, ягодники, грибники, любители водно-воздушных процедур, художники-пейзажисты и прочая, прочая, прочая. А также люди честные хотя бы перед самими собой, те, кто не лукавствует, ссылаясь на здоровый образ жизни и свободу творчества, – просто бухают на природе, да и всё тут… Сегодня же не было ни единой живой души! Никто не орал, не хохотал, не матюгался, не кричал «ау!», не звал ребёнка, собаку, лешего и водяного с русалками. Озеро, на котором от виндсёрфингистов с лодочниками не протолкнуться, как в электричке под уикенд, походило на океанскую гладь в тысяче милях от ближайшей тверди.
К чести – ну, или, наоборот, бесчестию – спецназовца Никиты Буривого надобно признать, что странность он заметил давно, однако, будучи на кураже, не счёл нужным обеспокоиться. Списал на милость покровителя десантников, Ильи-пророка. Дескать, гуляй, рвань полосатая, пока дают! Пока не началось…
Озвучила же странность вечера Гюльнара:
- Странно, никто нам не звонит…
- И то сказать, - насторожился Вовчик. - Телефоны молчат, как убитые!
Все дружно потянулись за мобильными.
- Что за дела?! - пробормотал Никита. - Глухо, блин, как в голове Людвига ван Бетховена!
На сомнительную остроту никто не отреагировал.
- Сигнала нет вообще…
- Когда приехали, был.
- Да он всегда здесь был, наверное, со времён варяжской оккупации! Ретранслятор в доме отдыха, десять минут отсюда по-пластунски. Что бы это могло значить?
О том, что бы это могло значить при наихудшем раскладе, Никита умолчал. Мощный электромагнитный импульс, сопровождающий ядерный взрыв, напрочь выводит из строя электронику на колоссальной площади. Впрочем, нет, их бы хоть немного, но тряхнуло. Да и звук донёсся бы. А значит, Бог пока что миловал…
Что же произошло? Бывшие коллеги могли централизованно отключить мобильную связь, с них станется… Ну-ка, что на сей счёт сообщает радио? Никита переключил телефон в режим радиоприёмника. Тихо. Глухо. Мёртво. Ничего! Ни на одном из заложенных в память каналов… Ой, мама-джан! Стараясь не привлекать внимания, он запустил автоматический поиск по всему диапазону частот. Бегущая цифирь не подумала запнуться… Не запускался и навигатор ГлоНаСС. Вовка столь же безуспешно перезагружал коммуникатор с функцией JPS-навигации. Леший, что происходит над твоими угодьями?! Не могли же «сдохнуть» все спутники разом! Самолёты и высокоточное оружие американцев наводятся на цели посредством JPS, и янки в преддверии большой войны скорее запустили бы ещё десяток аппаратов, а систему в целом довели до уровня безотказности чугунного лома… Кузьмич в сердцах выматерился и, вопреки очевидному, выжал «единичку» быстрого набора. Бесполезно! Более того, сложилось впечатление, что Телефонный дух попросту ещё не родился, а слабенький сигнал-запрос Никиты – единственный сейчас на весь белый свет…
- Что бы это могло значить? - шёпотом повторил он, однако, увидев три пары обращённых к нему глаз, немедленно встряхнулся. - А значит это, дорогие соотечественники, одно: собираем манатки и выходим на дорогу! Надеюсь, Саня догадается, что ночевать нам здесь не в удовольствие…
На то, что близ дороги – близ показателя уровня цивилизации! – всё вдруг встанет на свои места, он уже, если честно, не надеялся.
Но действительность оказалась много хуже прогнозируемой – дороги не было как таковой! Ни малейшего намёка на неё. А несусветное количество грибов и ягод наводило на грустные мысли о том, что люди сюда – ладно, что не заезжали, – даже не захаживали…
- Что за бред?! - вертел головой Вован. - Здесь была дорога! Вон, Кузьмич, видишь камень? Я же на нём…
- Вижу… Не ори!
Никита воочию видел, как друг, когда прибыли, нашарил в «бардачке» баллон с нитроэмалью и вывел на замшелом придорожном камне «Слава ВДВ!». Даже сфотографировал губителя природы с Оленькой на фоне граффити. Сфотографировал… Никита выдернул из сумки телефон, открыл альбом фотокамеры. Ну, да, вот он, снимок! Валун – один в один. И грунтовая дорога налицо. Дорога, которой нет! И камень сейчас девственно чист… О, Господи!
- Что происходит, Ники?! - Гюльнара больно впилась ноготками в его локоть. - Где мы? Что с нами?!
- Пока не знаю, цветик мой… Внимание, не паниковать! Перво-наперво проведём рекогносцировку. Вован и Ольга с вещами остаются здесь, у камня, мы с Гюльнарой Ренатовной налегке возвращаемся к озеру и берегом следуем в дом отдыха. На месте разберёмся, что почём. Через час будем тут при любом раскладе. Цветик, за мной!
Расклад оказался таким: домом отдыха даже не пахло.
Расклад оказался ожидаемым, ибо задолго до цели марш-броска Никита понял – всё это мартышкин труд. Нет никакого дома отдыха! Тихая бухта в обрамлении ракиты есть. Знакомый рельеф присутствует. Даже спиралевидный лабиринт из камней, артефакт прачеловечества, на который, частенько здесь бывая, ветеран всегда взирал с благоговейным трепетом, – и тот в наличии. А дома отдыха нет! И никогда, видимо, не было. Потому, что это другой мир! Который сам же вымолил с утра у Сил Небесных… Вовсе не явь! Небесный мир – Правь. Подземный мир – Навь…
- Навьи чары! - обречённо выдохнул Никита.
Бравый воин за последний час измотался так, будто наравне с Алексеем Стахановым выдал на-гора двенадцать норм угля из разреза. Даже хуже. Он устал психически, мозг отказывался воспринимать как должное объективную реальность, данную ему в ощущениях. Эта реальность не могла быть объективной. Фантасмагория! Сюрреализм! Бред воспалённого воображения…
А вот всплеск воды оказался реальным донельзя.
Как и хриплый вскрик Гюльнары:
- Ники!!!
Он вскочил и продолжил взглядом направление вытянутой её руки.
Ой, там было на что поглядеть!
На прибрежном валуне бесстыдно разнежилась юная дева.
С обнажённой грудью.
С похотливой улыбкой на круглом простецком лице.
С венком лилий в длинных, цвета соломы, мокрых волосах.
С рыбьим хвостом от того интересного места, из какого у людей сегодняшнего дня произрастают ноги…
Навь!!! Языческая навь! Приехали… Мы – живые в мёртвом мире!

И живые, и мертвые –
Все молчат, как немые.
Мы – Иваны Четвертые,
Место лобное в мыле!
Лишь босой да уродливый,
Рот беззубый разиня,
Плакал в церкви юродивый,
Что пропала Россия…



В тихом омуте…


Врач: «Пьёте?»
Пациент: «Не откажусь!»


Нежные пальчики Гюльнары стиснули плечо Никиты, как удав – приглашённого на ужин кролика. Едва шевелящимися губами девушка шептала заклинание:
- Ля илляхи илляла хаэрле халяс мухаммадрасулла хазэре ильяс!
Самого Никиту била дрожь. Он, словно заезженный патефон, раз от раза повторял:
- Мы – живые в Нави, в мире мёртвых, в мире нечисти…
Повидав за годы службы царю, Отечеству и спецназу такого, о чём средний россиянин мог бы разве что прочесть в бульварной прессе, да и то не в мало-мальски уважающем себя издании, майор запаса Буривой всегда считал себя человеком с устойчивой психикой, выдержанным и хладнокровным. А последнее определение справедливо относил к художественным эпитетам, коими славен по миру его величество Русский Язык. Но сейчас, остолбенело наблюдая, как бесстыжая навка-русалка теребит обвисшие груди и явно с намёком при этом подмигивает, чувствовал, что кровь натурально стынет в жилах. Устойчивая, как ему казалось, психика, тряслась, будто маршрутное такси на том паскудстве, что в мире людей привыкли называть автомобильными дорогами Ленинградской области. Не в меру рассудительный Рассудок, мерзостно хихикая, успокаивал Никиту: «Всё не так плохо, как ты думаешь! Всё гораздо хуже»…
И стало так!
До того стало хуже, что они с подругой опрометью бросились в чащобу, как газели – от проголодавшегося барса.
А стало хуже собственно после того, как над известным рыбаку Никитушке омутом всколыхнулись воды озерка, и на поверхность из пучины вынырнул до омерзения противный старикан с опухшей, как у горького пьяницы, одутловатой физиономией грязно-зелёного оттенка. На голове его вместо волос извивались то ли водоросли, то ли – Господи, спаси! – гадюки. Старче, оседлав, как мерина, столетнего сома, дёргал его усы, точно поводья, потрясал дубиной, более похожей на бутылку в хорошую четверть, и истошно голосил:
- Ах, сучий потрох, навь тебе в печёнку! В мир нечисти он попал! В мир мёртвых, поглядите на него! Самого щас мёртвяком заделаем, чтоб не выбивался из коллектива! Вот ужо организуем тризну – приходите, братцы, харчеваться!..
…Братец Вовчик и сестрёнка Оленька нетерпеливо ждали возвращения разведчиков у валуна, бывшего в яви придорожным камнем. Впрочем, нетерпеливо – очень мягко сказано. Лицами бледнее крахмального полотна, дрожащие осиновыми листьями, ребята взирали на запыхавшихся спринтеров с обречённостью антилопы, сломавшей ногу в сотне метров от львиного прайда.
- Ну, что там? - чуть слышно прошептал Вован.
Никита сразу решил ничего не скрывать и попусту друзей не обнадёживать.
- Порадовать особо нечем. Цветик, расскажи!
- Ники... - попыталась возразить Гюльнара.
- Рассказывай! - отрезал он. - А у меня дела...
Дел у него в данной – донельзя конкретной, пусть и непонятной, как математический анализ – ситуации хватало. Заработал притупившийся за пенсионный год инстинкт бойца специального назначения. Бойца, который функционально отличается от прочих уже тем, что в условиях жёсткого лимита ясности происходящего не раздумывает над извечными русскими вопросами «кто виноват?» и «что делать?». Он, своего рода робот, просто делает. Делает то, что необходимо в первую голову. А что необходимо в первую голову? Да то, чтобы голова эта осталась на плечах!
Никита примерно определил на местности сектор, откуда, следуя по прямой от озера, могла появиться единственная из знаемых на этот момент угроз – водяной, – укрыл друзей за валуном и приступил к гонке своих немудрящих вооружений. И тут же пожалел. Во-первых, пожалел о бесчисленном количестве изъятого за десять лет оружия, которое добросовестно сдал в закрома Родины. Пожалел о том, что несколько часов назад на кураже позволил гостям расстрелять боезапас «Макарыча», известного в простонародье как пистолет самообороны нелетального действия ИЖ-79-9Т. Оставался один-одинёшенек травматический патрон с резиновой пулей. Оставался памятный подарок сослуживцев – кубачинский красавец-тесак в затейливых ножнах, с комплектом выживания в полой роговой рукояти: тонкой лесой, крючками, тёркой, вощёными спичками, грифелем, иглами, шприц-тюбиком с промедолом, пантоцидом для обеззараживания воды и биостимулятором в таблетках. Оставалась малая пехотная лопатка, которую не по чину обзывают сапёрной, – она же боевой топор, она же меч, она же метательный дротик. Оставался охотничий нож Вована. Оставался компактный топорик туриста. Оставались шампуры с остро заточенными кончиками – страшное оружие в умелых руках.
К слову о Воване, руках и оружии, - подумал Никита, - сегодня, Бог с ним, пускай друг приходит в себя, ну, а завтра прямо с подъёма начнём обучать его основам ножевого и рукопашного боя. Видавший виды сочинский босяк, пусть даже из семьи продвинутых предпринимателей, в уличной драке он, конечно же, хорош, однако здесь, в миру языческих демонов, потребуется совершенно иной навык. А ведь потребуется, и к гадалке не ходи – потребуется! От всех потребуется максимум концентрации, в том числе – от прекрасной половины их малочисленного человечества. Требовать чего-либо запредельного от девочки-былиночки Оленьки бессмысленно, а вот Гюльнара в языческую грязь лицом наверняка не ударит. Совсем ещё юной подруга на мастерском уровне занималась спортивной гимнастикой и, хотя это было давно, даже сегодня, двадцатисемилетней, сохраняла такую форму, что в любом состязании на силу и ловкость дала бы фору множеству мужчин. Даже спортсменам. В особенности – шахматистам…
А ещё Гюльнара очень-очень к месту оказалась практичной и запасливой. Во всяком случае, спортивным костюмом в дорогу она запаслась чудо как практично, иначе луноликой гурии ой-ой-ой как непросто пришлось бы гулять по языческим весям в шортиках, на какие решится далеко не всякая исполнительница стриптиза…
А ещё на Гюльнару с год тому набросилась стая дворняг. Гурия еле отгавкалась! И с тех пор не выходила из дома без перцового аэрозоля. И Никита не сомневался, что отыщет оный в сумочке подруги. Будет ей, кстати, походная должность – гонитель зверья!
Походная… В том, что без походов – пеших переходов – им не обойтись, ветеран СпецНаза был уверен так же, как уверен в собственной на этот час вменяемости. Что-то действительно произошло. Произошло, а не пригрезилось! Их в натуре куда-то забросило. Они реально оказались Где-то. И по этому самому Где-то им ещё придётся походить пешком – ноженьки до ягодиц сотрутся! Хорошо ещё, что каждый был обут в кроссовки. Ох, ей-богу, хорошо, что Мир своим переворотом застал их на пикнике! А если бы в раскалённой постели ночью перед торжеством? Вот уж демоны бы поглумились над Евой Ренатовной и Адамом Кузьмичом!..
- Кузьмич! - позвала из-за камня Ольга. - У нас водички не осталось?
Никита обошёл валун. Друзья, угрюмые, понурые, без огонька в глазах, сидели плотной группой, как приказано, не высовываясь. Хотел было подурачиться, воскликнуть что-нибудь типа «ой, кто здесь?!», но с первого же взгляда на их лица передумал. Негаданный-нежданный – без предупреждения, без подготовки – жуткий стресс вызвал глубокое потрясение психики. Это со временем проходит. Это ненадолго. Они сильные. Уже завтра они в той или иной мере придут в себя. Но сегодня, здесь и сейчас они – растения! Никита бывал в подобных ситуациях. Точнее, видел людей в подобных ситуациях. Они не в состоянии отвлечённо мыслить. Они не в состоянии самостоятельно действовать. Все их видимые действия – результат порывов ветра. Дунет ветер в их сторону – встать! – они встанут. Дунет – спать! – они уснут. Дунет – пить! – проснутся, выпьют…
- Хочешь пить, девочка? - мягко проговорил Никита, глядя прямо в заплаканные глазки Ольги.
- Глоточек, - простонала та. - Что, не осталось?
- Не осталось. Но это поправимо. Потерпи несколько минут, я принесу чистейшей холодной воды.
Каждую субботу Никита выезжал сюда, к роднику в сотне-другой метров от камня, и очень надеялся, что изливалась ключевая благодать из-под земли не только на мир Яви, но и Нави...
И не обманулся в ожиданиях – вода была!
Но, увы, как только свинтил крышку с канистры, тут же исчезла, словно в таинственных недрах добротного памперса. Вместо неё из донной тины выскочил тёмно-лиловый волосатый кукиш.
- Испить нужда пришла, да, витязь славный?! Хрена тебе поедучего, а не водицы ключевой!
Мутная жижа на дне родника, похрустев камнями, как зубами, чавкнула язвительным смешком.
Никита опешил. В запале гонки вооружений он совершенно выпустил из виду злобненького старикашку Водяного. Зачем тому преследовать хамов по суше, когда можно просто жаждой истомить?!
- Вот так влипли!
Помирать от жажды ему не хотелось точно. Да это просто нонсенс – помирать от жажды в Ленинградской области хоть до пришествия варягов, хоть после атомной войны!
- Слышь, этот… Ну, как там тебя? Человек!
- Сам ты человек! - хлюпнуло илистое дно.
- Ну, в общем-то, да, есть такое дело… А тебя как звать-величать?
- Царём Водяным! - горделиво прочавкала жижа.
«Ага, тот самый случай! - мысленно возмутился Никита. - Водяной Царь обитает во дворце на дне Ильмень-озера. Ошую у него царица Водяна, одесную – Садко, гусляр изрядный, раки вокруг суетятся, рыбки чешуёй сверкают, палаты каменьями-смарагдами переливаются… А ты – просто водяной! Нечисть по имени Водяник, верхом на чёртовом коне своём – соме-падальщике. Похотливый старик, забулдыга кабацкий, жуликоватый костырь, тать, погубитель заблудших языческих душенек, неосторожно спустившихся ночью к воде. Чмо болотное, короче говоря!»
Но перспектива жажды всё-таки не радовала, и он, скрепя сердце, с максимально возможным пиететом в голосе проговорил:
- Сердечно рад знакомству, ваше величество! Позволю и себе представиться: Никитка, местный обыватель. Касаемо нечисти и мира мёртвых прошу меня простить, брякнул спьяну, не подумавши. Вполне добротный мир, даже приятный – спокойно в нём, тихо, как в гробу, экологически чисто до остервенения…
- Ну, вот, то-то же! - самодовольно отозвалась жижа.
- А как насчёт попить? - робко заикнулся Никита.
- Попить… Попить, известно, дело свинское. А вот выпить – это по-нашенски! Выпить есть, Никитка-обыватель?
Обыватель долго не раздумывал. Человек на этот счёт запасливый, потому что «за второй бежать» всегда претило, он перед выездом укомплектовал обозное хозяйство с размахом подгулявшего барина, и пусть остатков «Русского стандарта» стало жалко – Бог весть, с кем и чем ещё придётся поделиться в новом/старом мире, – вода показалась неизмеримо дороже.
Несколько минут спустя он передал пол-литра водки в заскорузлую клешню Водяника, грязную, как замыслы Бориса Березовского.
- Обещал штоф! - напоказ разобиделась жижа.
«Чмо – оно и в миру Нави чмо», - ухмыльнулся про себя Никита.
- Окстись, царь-батюшка, где я тебе возьму штоф?! Но восемь полновесных шкаликов притараканил. Да ещё с горкой.
- Небось, палёная…
- Обижаешь, твоё величество!
- Ладно-ладно, обыватель, не журись…
Никите показалось, что водяной успел к этому времени прилично отхлебнуть.
- …Выпьешь за компанию?
- Спасибо, не употребляю.
- А что же с собой таскаешь?
- Растираюсь, когда поясницу прихватывает.
- Ох-ох-ох, со мной тоже случается! Иной раз, особливо под вечер, как вставит в кость… Может, к слову, кости раскинем?
- Нет, благодарю, закодировался от азартных игр.
- Ишь ты, какой правильный обыватель пошёл! Давай, это, хоть песенку исполним, что ли?
- Ну, если только «Sexual revolution»…
Сколь Никита ни старался получить ответ хоть на один из вопросов сегодняшнего дня, результат поимел нулевой. Акванавт-алконавт, без задержки опростав и шкалики, и «горку», не желал слушать ничего, кроме сомнительного хита дважды сомнительной группы Army of Lowers в ещё более сомнительном исполнении «правильного обывателя»:

Love is love let's come together,
Love is free it lasts forever,
Free is love my contribution…
Hail the sexual revolution!

Благо, не слышали друзья, коллеги и бывшие сослуживцы! Качество вокала – так оно бы ладно, однако чёрт ведь знает, что могли подумать о половых предпочтениях майора запаса ФСБ. Дескать, не имел бы грешка за душой, так не выучил наизусть... Но, как бы то ни было, Никита возвратился в лагерь с десятилитровой канистрой чистейшей ключевой воды. А вода, как известно, суть основа жизни. Будем жить! В навьем мире Смерти… К слову, смерть от голода в лесу им тоже не грозила, даже возникни такое желание. А вот от холода… На этот случай следовало подстраховаться!
Помощи от растерянных, мало что понимающих, насмерть перепуганных друзей пока что ожидать не приходилось. Никита действовал самостоятельно. Вспомнив прежний навык, он наломал поблизости сухостоя берёзы и осины, топориком туриста разрубил на примерно равные по длине поленья, отрыл яму в форме перевёрнутого конуса близ валуна (в миру Яви – камня придорожного, с надписью «Слава ВДВ!»), прокопал к ней канал воздуховода, выложил стенки голышом, подобранным у родника, и сухими полешками. Экономичный, не требующий присмотра, безопасный и малозаметный костёр, так называемый «полинезийский», у инструктора по выживанию потянул бы на «вполне удовлетворительно». Почему не больше? Да потому, что «хорошо» Николай Степанович выставлял одному лишь себе, а отличные оценки берёг для Верховного Главнокомандующего, сиречь Господа Бога…
Впрочем, даже удовлетворительный костёр грел более чем неплохо. Вован, которому по жребию досталось дежурить во вторую половину бледной северной ночи, обнявшись с Ольгой, почивал на упругом лапнике, густо усыпанном для мягкости травой. Гюльнара спала на тоненькой клеёнке, доверчиво пристроив голову Никите на бедро, и он чувствовал, как подругу нещадно колотит. Вряд ли виной тому ознобу холод или хворь. Дело, конечно же, в странной метаморфозе, случившейся то ли с ними, то ли с миром. Допустим, если изменился целый мир, искать ответы на множество вопросов – типа «что случилось?», «почему случилось?», «возвратится ли на круги своя?» – бесполезно. Следует, не отвлекаясь, думать об одном: как выжить? Другое дело, если изменение коснулось их и только их самих. К примеру, во спасение на пороге войны они заброшены Высшей Силой в параллельную Вселенную. Или за какие-то грехи сосланы в иную точку пространственно-временного континуума – в языческое прошлое Руси. И вот тут возникает предметный вопрос: обратим ли процесс? А если – да, то каким способом. Быть может, им для этого достаточно с утра усердно помолиться? С не меньшим усердием опохмелиться. Или попросту заснуть. Или встряхнуться хорошенько, и дело с концом…
- Ники! - сквозь сон вдруг тоненько позвала его Гюльнара.
- Что, цветик мой?
- Ты где?
- Да здесь я, здесь, оберегаю твой сон.
- Это хорошо… А мы где?
- Пока здесь…
- И когда вернёмся Туда, как думаешь?
- Хороший вопрос! - пробормотал Никита. И добавил про себя: «Хорошо бы вообще вернуться хоть когда-нибудь»…
- Мы хоть живы ещё?
Он, не говоря ни слова, ущипнул подругу.
- Ой! Кажется, живы, - воскликнула Гюльнара, как вдруг уткнулась носиком в его бедро и беззвучно заплакала.
- Я сделал тебе больно, цветик мой?! Прости!
- Ники-и-и! - тихонько взвыла она. - Мне страшно, Никуся-а-а! Я домой хочу-у-у!!!
Ему же по этому поводу в голову пришло вот что: «Хвала Аллаху, милостивому и милосердному, кроха Айгуль с бабушкой сейчас на исторической родине, иначе безутешную мамашу пришлось бы как минимум связывать!»…


Позови меня тихо по имени,
Ключевой водой напои меня!
Отзовётся ли сердце безбрежное,
Несказанное, глупое, нежное?
Снова сумерки входят бессонные,
Снова застят мне стёкла оконные.
Там кивают сирень и смородина…
Позови меня, тихая Родина!




Берегите Природу, мать вашу!


- Люди, куда я попал?!
- А куда ты, лапоть, целился?


Как бы то ни было, ночь в непонятной реальности прошла спокойно. Хотя и слишком быстро. Фактически промелькнула. Могла бы, честно говоря, так уж не торопить рассвет. Да и какой там рассвет под Питером третьего августа?! Уже не белая, но далеко пока что не тёмная ноченька.
По смене караула Никита – самый человечный человек! – не стал тревожить Гюльнару, приспособившую его бедро под подушку, так и уснул в сидячем положении, привалившись спиной к валуну. На валун же перво-наперво и обратил свой взор, когда прокукарекал внутренний будильник. Но, увы ему, граффити во славу ВДВ не обнаружил. Да и признаков дороги, если честно, – тоже. Не срослось! Ну, что же, делать нечего…
А вот и неправда, есть чего, да ещё как есть чего делать! Готовиться к новой старой жизни – это разве не занятие?! Одежды и еды пока хватает, воду коммунальщик за восемь шкаликов «подключил», свежего воздуха – хоть задохнись, здорового досуга на природе вдосталь, развлечения пойдут экспромтом. Значит – что? Значит, будничная проза этой самой жизни обеспечена, и готовиться следует к сюрпризам. То бишь к бою, как Никита вчера и планировал.
Он решительно растолкал друзей, в том числе «недреманного» часового Вована. Узнал, конечно, о себе довольно много интересного, но проявил решительность, твёрдый нрав и уверенное владение сочным русским матюгом. И вот, когда собратья/сёстры по несчастью окончательно пришли в себя, собрал их тесным кругом.
- Мадемуазель, мадам, месье, имею сообщить вам нечто важное! Вчера мы волею судеб оказались в небывалой ситуации. Во всяком случае, лично я в таковой не бывал, ничего подобного не слышал и рационально объяснить случившееся не могу. Не стану даже пытаться. Честно говоря, была у меня надежда, что проснусь в прежней своей ипостаси, но… Но – увы и ах! Связи нет, навигации нет, радио нет, дороги нет, дома отдыха нет, надпись на валуне отсутствует. Грибов и ягод кругом – как на худой барбоске блох. Последнее в разгар сезона означает, что люди здесь не ходят. Зато нечисть из славянских мифов кишмя кишит. Одна из нечистей вчера соблазняла нас с Гюльнарой отвисшими сиськами, вторая поначалу грозилась замочить, а потом развела на бутылку водки за ведро воды. Не жалко, говорят, но убывает… Резюме: обрадовать вас нечем.
Гюльнара держалась молодцом, Вовчик бравым видом пытался доказать, что ему даже интересно, а вот Оленька не таясь пустила слезу. Никто её, конечно же, не упрекал. Но и успокоить не пытались – чем тут успокоишь?! Надежда на одно лишь время. По ходу этого самого времени либо ситуация возвратится на круги своя, либо... либо привыкнем.
Однако для того, чтобы к чему-нибудь привыкнуть, требуется некий обязательный минимум – выжить. Что в окружении языческой нечисти вовсе не предполагается по умолчанию. За жизнь надо бороться. В том числе – сражаться. Но чтобы сражаться не для «галочки», а на потребный результат, нужен, в свою очередь, минимум низшего порядка – умение это делать. Что примем за первый пункт программы выживания.
Обучиться стрельбе из автомата Калашникова можно за десять минут – но его, к сожалению, нет даже в обозримой перспективе. На пистолет потребуется день, и «Макарыч» в наличии, однако патрон к нему, да и тот с резиновой пулей, всего-навсего один – даже застрелиться при желании проблема. Рассчитывать на запас вооружения в партизанском тайнике не приходится – вряд ли он перенёсся в навий мир. Хотя проверить всё-таки не помешает… Устойчивые навыки боя холодным оружием вырабатываются за десяток полноценных лет! Посему прямо с утра третьего августа начинаем учиться военному делу самым настоящим образом, как завещал чертовски миролюбивый дедушка Ленин. Ссылки на пацифизм, усталость, лень, хвори и половую принадлежность не рассматриваются!
Второе: сражение в расчёте на позитивный результат, в простонародье именуемый победой, предполагает некую организацию действий. Таким образом, с данной конкретной минуты компания беспечных отдыхающих реорганизована в боевую дружину.
В этой же связи третье: всякая военная организация – ничто без командира. Дружинникам повезло, выборы последнего излишни. Потому, что воеводой автоматически становится Никита. Как боевой офицер. Как опытный воин. Как их непосредственный начальник в прежней жизни. Как старший по возрасту – ведь дедовщину в армии никто не отменял! Наконец, просто как Буривой. Обстоятельство это немаловажное. Известна ведь от историографа Татищева легенда о предводителе славян Буривое, внуке Вандала, правнуке Словена, потомке библейского Иафета. Такое родство-свойство дорогого может стоить. Даже обычное созвучие не оттянет, пожалуй, карман…
Вот, если вкратце, и всё, о чём новоявленный князёк Никита посчитал необходимым в первую голову известить друзей, отныне – соратников по борьбе за выживание. Пока дружина молча переваривала княжий спич, потешил свою гордыню. Ну, как же, если он и впрямь каким-то боком притулился к славянину Буривою, то, стало быть, и к Иафету ниточка тянется. А тот – сын праведника Ноя, Божьего любимца!
Первым нарушил молчание Вован. Заявил, что, хотя на пороге двадцати шести лет вполне соответствует призывному возрасту, к службе в армии категорически не годен по здоровью.
- Что ж за недуг у тебя, юноша? - обеспокоенно спросил Никита.
- Названия сейчас не вспомню, но стоил он отцу немало.
- Немало того, о чём я подумал?
- Того, Кузьмич, о чём ты помыслить забоишься!
А вот Гюльнара выступила в прениях по делу.
- Что же нам делать, Ники?
- Что делать?.. - несколько секунд он помолчал. - Извечно больной для русского интеллигента вопрос! Плавно переходящий в подвопрос: кому бежать в ларёк?
- Я, между прочим, чистокровная татарка.
- С чем тебя от души поздравляю! А делать… Делать всё будем согласно распорядку дня. Сейчас – разминка, можно сказать, утренняя физзарядка. Умывание. Лёгкий завтрак. Боевой расчёт дружины в лагере, на марше и применительно к столкновению с неприятелем. Теоретические занятия по материальной части имеющегося у нас холодного оружия и основам его использования в бою как одиночным порядком, так и в составе группы. Закрепление полученных знаний на практике. Водные процедуры в озере…
- Я туда не пойду! - категорически заявила Гюльнара.
- Ах, да, что-то такое я припоминаю: татарские всадники мылись лишь на переправах вброд, когда деваться больше некуда.
- Ники, получишь!
- А вот угрожать князю-менеджеру я бы не советовал! В наши языческие времена, - он картинно обвёл руками окружающую дикость, - административные взыскания щадили карман, но не целостность организма нарушителя дисциплины. Башку с плеч, и всего делов!
Улыбнулась, слава триединому христианскому Богу, даже Оленька, с подъёма грустная, как иудейский ортодокс под Стеной Плача в Иерусалиме. На вторую половину дня князь-менеджер наметил заготовку даров леса, переучёт имущества дружины, распределение оружия, подгонку снаряжения и груза в расчёте на дальний пеший переход, ужин и безмятежный сон.
- А потом что? - озвучила общий вопрос Гюльнара.
- А потом… - Никита тяжело вздохнул. - Потом, то бишь утром четвёртого августа, если ситуация не возвратится на круги своя, тронемся в путь.
- Куда?
- Строго на юг.
- Почему именно на юг?!
- Потому, цветик мой, что на севере холодно, дико и голодно. На западе обитают чуждые нам с вами боги и демоны. Демо-ны. Демократической направленности. А на востоке…
- А на востоке лично я бы, например, смогла… - попыталась возразить Гюльнара.
Однако Никита, не дослушав, задал уничижительный вопрос:
- А на востоке лично ты бы, например, смогла переплыть Нево, то бишь Ладожское озеро? Вот то-то же, цветик мой восточный! И вообще, отставить разговоры! Форма одежды – голый торс. Во всяком случае, для мужчин… Начнём с пробежки!
Начали они с пробежки.
А закончили к обеду тем, что Никита в учебной рукопашной схватке насилу справился с Вованом. Удар по самолюбию был нанесён точнёхонько под дых. Мог бы, конечно, применить специальную технику боя в режиме full contact, но не стал этого делать, ибо вывел бы друга из строя надолго, а дружина и так малочисленна… Но тот же Вовчик и порадовал князя-менеджера до чёртиков – неожиданным умением метать топор и нож.
- Ты где этому научился, геймер с руками под джойстики?!
- Геймеры отличаются прыщами на лице, остекленевшими глазами, склонностью к наркотикам и мастурбации, - резонно заметил соратник. - А я рос нормальным адлерским пацаном. Дабы мы с братом не грешили онанизмом и «травой», батя в числе многих других прибамбасов установил во дворе дубовую колоду, вот и натренировались.
- Молодца! - похвалил князь. - Быть тебе нашей дальнобойной артиллерией!
- Служу Отечеству!
От этих слов Никиту передёрнуло.
- Да, кстати о службе Отечеству…
Князь-то князём, даже с прибавкой «менеджера», но ведь он ещё и майор запаса ФСБ на пороге мобилизации по войне!
- Как думаете, Кузьмич, там война ещё не началась? - надрывным шёпотом в тему спросила Оленька.
- Не знаю, солнышко моё, не знаю. Не должна бы, по идее… Обедайте без меня, дорогие соотечественники, я немного пройдусь.
- В разведку? - сыронизировал Вован.
- Ну, типа… Есть у меня кое-какие неотложные дела.
- Знаем мы твои дела!
- Вряд ли, - буркнул Никита под нос, быстро удаляясь между соснами.
Вряд ли типа-разведка здесь, в глубоко допетровской Руси, могла принести весомый результат, однако Никита добросовестно облазал памятное место, где вчера ещё в земле таился склад диверсионно-партизанского имущества. Без толку! Нет здесь никакого тайника! Твою мать!..
- А вот по-матушке не нужно бы! - раздался за его спиной дребезжащий, скрипучий голосок с «лягушачьим» французским прононсом, к тому же в откровенно издевательской тональности.
И тело вальяжного с виду менеджера по персоналу автоматически – ручки, как говорится, дело помнят сами! – среагировало как чётко отлаженная боевая машина. На отрезке между «вот» и «матушкой» Никита уже полусидел-полулежал в густой траве поляны и, для лучшего упора зафиксировав локти на внутренней стороне бёдер у подогнутых коленных суставов, держал в прицеле пистолета… кого?! А вот поди так сразу разберись!
На доисторического славянина, каким представлял себе оного Никита, тщедушный мужчинка лет пятидесяти походил разве что нарядом: длинной полотняной рубахой под пояс-шнурок, затейливо вышитой по вороту и низу растительным узором, широченными штанами гламурного небесно-голубого колера и лаптями с обмотками-онучами (их наш князь-менеджер видел на человеке «живьём» в первый раз). Личиной же – продолговатой яйцевидной головой с бугристой черепушкой, вытянутым лицом, запавшими зелёными глазами в обрамлении иссиня-чёрных ореолов, полнейшим отсутствием каких-либо волос – вполне сошёл бы за больного тифом зомби. «Явно не человек», - вскользь подумал Никита. И воспринял отрывочную фразу незваного гостя без критического осмысления глубинной её сути:
- Получеловек. Полудемон. Сиречь ведьмак. Звать Глуздом.
Суть была в том, что ведьмак Глузд будто мысли прочитал. Никита же, глядя на него сквозь прорезь прицельного устройства, прокручивал в извилинах одно – всё, с глузду двинулся! Сиречь с ума сошёл…
- Да ты встань, добрый молодец, чего валяться-то зазря?! Матушка-земля в наших краях сырая, холодная, чай, не полати в натопленной избе. Так и причинное место застудить не труд.
- И то сказать, - буркнул, поднимаясь, ошеломлённый разведчик.
Он воткнул сзади за пояс явно бесполезный ствол, отряхнул и тщательно оправил десантный камуфляж, подошёл к ведьмаку и кивнул, весьма коряво сымитировав поклон.
- Человек. Служилый. Звать Никиткой.
Руку протянуть не решился, и полудемон сделал это сам. Ладонь оказалась холодной и влажно-осклизлой, как сосулька.
- Человек Никитка… - разглядывая его зелёными глазами через хитрый прищур век, медленно проговорил Глузд. - А что за наряд у тебя диковинный?
Никита пожал плечами.
- Какой выдали, такой и ношу.
- Ах, ну да, ну да, дело-то служилое… Странный ты какой-то, витязь Никитка! Не вьюноша вроде, а бороды нету, усики одни заморские. Одёжка, опять же... Откудова будешь?
«У тебя, тоже далеко не сопляка, волосяного покрова в несколько тысяч раз меньше», - подумал Никита, но вслух лишь ответил на поставленный вопрос:
- С Дона, там мои корни.
- С Дону? А рожа, кажись, наша, славянская... Так ты, верно, берендей! Или, мабуть, бродник?
- Кто-кто?!
- Дед Пихто! Неужто за Плоскиню-бродника не слыхивал? - в голосе Глузда сквозило неподдельное недоумение.
- Плоскиню, говоришь?..
Никита удовлетворённо хмыкнул. Вот он, первый проблеск света в темноте языческой! Упоминание конкретной личности позволяло, хотя и весьма приблизительно, привязаться к некоему историческому моменту – первому столкновению русичей с предками Гюльнары, битве на Калке в 1223-м году по Рождеству Христову, от сотворения мира 6731-м. Если верить преданию, одиозный бродник Плоскиня прибыл в укреплённый лагерь великого князя киевского Мстислава Романовича, бил челом и клялся на кресте (!) от лица безбожников (?!) татар, что, дескать, те не тронут православных витязей. И князюшка, дурак, поверил...
- За Плоскиню-бродника, конечно же, слыхал. Только я из казаков.
- Ордынского племени, выходит, из вольных удальцов ихних, из отморозков... Ну, да ладно, главное, что не магометанин.
Никита читал, что первыми казаками, по одной из версий, стали монголо-татарские «махновцы», самостийные беспредельщики. Но занимало его беспорядочные мысли другое. Временной диапазон эпохи, в которой он с друзьями оказался, налицо! Праправнук Батыя, хан Узбек Султан Мухаммед принял ислам и взялся насаждать в народе новую религию с 1313 года. Получается, он со ратники сейчас где-то между Калкой и пресловутым Узбеком. Неплохо! Хотя, если честно, и хорошего не пруд пруди...
- Чем же тебе, уважаемый Глузд, магометане так уж насолили? - поинтересовался «татарский удалец» Никита, не заметив, как вошёл во вкус беседы с ведьмаком.
- Как это – чем?! Ты, витязь, будто вчера на свет народился! Не любят они нашего брата-многобожника, ох, не любят!
- Печально... Что ж это они, паразиты, а?
Ага! Никита прекрасно знал – от Гюльнары, естественно – историю и основы ислама. Слышал и насчёт полутора тысяч лет, мягко скажем, нелюбви мусульман к язычникам. Только при чём здесь древняя Русь?! Наши предки жили далеко от ареала их распространения. Не ходили ведь арабы силой насаждать учение Великого Пророка на Чукотку, хотя там по сей день веруют в Небесного Моржа, Романа Абрамовича и огненную воду... С другой стороны, сравнение с исламистами выходило явно в пользу варваров Дальнего Востока. И это означало… Ох, это означало многое! Означало, что витязь Никитка со товарищи угодил точнёхонько на перекат эпох феодальной раздробленности и ордынского ига. Кочевники походя «отметились» в битве на Калке, однако не успели вызвать массового озлобления народа кровавыми походами под стягом Батыя. Вот он, краткий отрезок линии времён: май 1223 – декабрь 1237 года! Даже ещё короче, потому что на фоне информационно-коммуникационного убожества наших предков слух о негодяе Плоскине добирался бы сюда, на Северо-Запад, со скоростью улитки-инвалида. А на то, чтобы незнание поименованного бродника вызывало искреннее удивление, требовался добрый пяток лет. Если не десяток…
Никита в пароксизме и так-то неслабой гордыни своей посчитал, что ещё несколько минут диалога с ведьмаком, и сможет без ошибки назвать год, в котором они сейчас пребывают, а неплохое знание истории Отечества позволит даже отыскать общих знакомых. Но не тут-то было!
- А сам ты какого вероисповедания, сокол ясный? - настороженно поинтересовался Глузд.
- Я-то?.. - Никита чуть замялся.
Он, конечно, был крещён и сызмальства носил нательный крест как символ принадлежности к православному христианству. Посещал, хоть и не так уж часто, храм. Однажды, будучи не в настроении, целый Божий день – с утра до поздней ночи! – строго-настрого соблюдал Великий Пост. Безусловно признавал позитивную роль религии в жизни общества. Однако считать его отношение к Господу и церкви прямо-таки вероисповеданием было бы уж слишком!
- ...Я-то какого вероисповедания? Православный христианин, ясное дело.
- Ну, теперь понятно! - воодушевился ведьмак. - Южанин, морда бритая, говорит как-то не по-нашенски, в Христа верует, родства не помнит… Грек!
- Чего?!
- В чело! Среди нашего брата-славянина христиан-то нетути! Ну, сказывают, княгиня Ольга в Киеве балует этим делом… А больше – всё, ни-ни!
- Что значит «нетути»?! - опешил Никита.
Прямая лента исторических отрезков времени одной лишь фразой ведьмака свилась если не в гордиев узел, то в самый сложный из морских – уж всяко.
- Как это «нетути», бабу Ягу тебе в дышло! Как это монголы есть, а христиан нетути?! Как это княгиня Ольга – и тут же Плоскиня-бродник?! Ты ещё Ивана Грозного с вещим Олежкой за один стол усади!
- Так и сидят, наверное, - ничтоже сумняшеся отвечал ведьмак. - Княжеский съезд в Москве у них, потом в регионы отправятся: Урал, Сибирь, Камчатка, Сахалин, Аляска…
- Какая, на хрен, Сибирь, какая-такая Камчатка, лысый ты пень?! Знаешь, когда русские попали на Аляску? Знаешь хотя бы, где она находится?
- Угу, в Антарктиде (Никита в очередной раз поперхнулся от кощунственного заявления). Как войдёшь, так сразу налево, вдоль овражка, за поскотиной она и покажется… Малохольный ты какой-то, грек, ей-Перуну! Распоследний анчутка-недоносок, и тот знает, что Аляска – в Америке.
А вот это и впрямь было нечто!!! У Никиты аж дыхание в зобу перехватило.
- Хм! В Америке… Вот что, уважаемый ведьмак, с этого места, если можно, поподробнее!
- Да чего уж там подробнее? Америка как Америка.
- Ну, это, рассказал бы, что за люди там, как живут. Города, видно, у них красивые…
- Нету там никаких городов! - презрительно отмахнулся Глузд. - Первобытными общинами сосуществуют, в дикости пребываючи. До нас им далеко! Да и к ним не так уж близко, обитают на отшибе цивилизованного мира. О прошлом годе плавал я туда с попутными варягами, аж запарился… А люди, в общем-то, хорошие. Зело наивные, правда. И кожа у них красная. И природу-матушку губят, бизонов, поди, всех уже поистребили. И на зелено вино подсаживаются влёт. И курят много… Кстати, грек Никитка, закурить не желаешь? Только трубочку гнутую я на тебя, уж прости, не припас… Никитка, ты чего?!
А чего Никитка? Ни-че-го! Ничего абсолютно не соображал от такого удара по мозгам. Курение на Руси до Петра – это нечто выше крыши! Которая ехала… Одно только и вспомнил – что не курит много лет уже.
- Благодарю, уважаемый, завязал я.
- А вот это зря! - ведьмак потряс заношенным кисетом на витом шнурке. - Зелье отменное, куда уж табаку американскому! Всё своё, натуральный продукт, никаких тебе пестицидов, никакого дихлордифенил-трихлорэтана, сиречь ДДТ, никакой генной инженерии. Чистая конопля!
Слов у Никиты не было.
Одни эмоции.
Минут на пять.
К исходу шестой он пробормотал:
- Дихлордифенил-трихлорэтана нету? Очень хорошо! Просто замечательно! До безумия…
Безумие уж точно было на подходе. Пора ставить вопрос ребром. Только бы успеть! До принудительного этапирования в бедлам...
Никита встряхнулся, прокрутил в разжиженном мозгу оставшиеся мысли, выбрал относительно здравые, стянул нервы в жёсткую косичку.
- Так, лысый демон...
- Полудемон, - поправил Глузд.
- Да хоть на четверть, хоть на осьмушку, хоть на сотый знак после запятой! - истерически выпалил Никита. - Не возражать! Не пререкаться! Слушать вопросы! Отвечать!!!
Ведьмак же только чуть возвысил голос:
- Не ори, грек! Нашенский лес, он тишину уважает. Чай, не у себя дома находишься, на этой... как её... Олимпиаде.
- То-то и оно, что не дома! Пойми, ты, ду... ху... ну, короче, уважаемый дядюшка Глузд, никакой я тебе не витязь, никакой не берендей, не бродник и не грек. Я вообще не из вашего пространства-времени! Я не понимаю, что это за мир, не понимаю, каким попутным варягом меня сюда занесло!
- Мир как мир, - вздохнул ведьмак. - Хотя, на мой взгляд, мог быть и получше. Например, зимой как приморозит иной раз, аж сопли звенят! Куда это годится?!
- А куда годится то, что Иван Грозный с вещим Олегом, между которыми, да будет тебе известно, шестьсот лет и два десятка поколений, вместе Аляску инспектируют?! - в тон ему возмутился Никита. - Это нормальный порядок вещей?!
- Так и я ж о чём?! Бардак!
Полудемон в пароксизме праведного возмущения истово замотал яйцеобразной головой, а Никита пробормотал в усы:
- Вот же скользкий бес, ни за уши, ни за яйца не ухватишь!.. Многоуважаемый Глузд, я, как и ты, считаю, что мир далеко не совершенен. Каждый из нас должен стремиться навести в нём порядок. Но каждый – в своём мире! Пойми, добрый человек – пусть только получеловек, плевать! – я здесь чужой, я из другого мира и другого времени.
- Время суть категория относительная, - в который раз уже «вильнул хвостом» ведьмак. - Время неустойчиво, лабильно...
Никита насилу сдержал гнев. Да и сдержал ли?
- Погоди философствовать, марамой хитрожопый! Наговорились уже всласть, до тошноты, до колик... Как мы с друзьями здесь оказались, можешь объяснить? Только прямо, без экивоков!
- С удовольствием объясню. Внемли и мотай на ус! Дело в том, что пространство, равно как и время, субстанция весьма лабильная...
- Ну, всё, чертила, ты договорился!
Мало что уже соображая, Никита на автомате, как боевой киборг, выдернул из-за пояса травматический ствол. Увы, мастерский хват оружия сыграл с ветераном сил антитеррора злую шутку, потому что холодный, как жаба, «Макарыч» весь, от дульного среза до серьги на рукояти, вдруг полыхнул синеватым пламенем.
- Ой, бля! - заорал он, стряхивая в траву раскалённый металл.
А ведьмак продолжал всё тем же менторским тоном:
- Вот оно, лишнее подтверждение тому, что грекам во все времена была чужда толерантность к инородцам.
Что ж, так оно и есть, майор запаса чересчур погорячился. Не уважил. Но ему было стыдно! И больно. И хотелось наконец-то прекратить эту комедию-дель-арте!
- Мне домой надо, уважаемый, - потирая ладонь, спокойным голосом, но твёрдо заявил Никита. - У меня там война на подходе, работа, дом, семья…
- …любовница, - заговорщицки подмигнул ему Глузд.
- И это знаешь?!
- Ведьмакам всё ведомо, такая уж у нас работа.
- Так расскажи, что тебе конкретно ведомо!
- А я чем занимаюсь? Слушать научись. И нечего тут быковать!
- Извини, - потупил взор Никита. - Извините…
- То-то же! Ладно, слушай внимательно, для тугодумов повторять не стану. Пространство, равно как и время, субстанция весьма лабильная, сиречь неустойчивая, скользящая. Один мой приятель как-то спьяну бахвалился: «Дайте мне точку опоры, и я переверну Вселенную!». Ну, дали ему, конечно же, по первое число… Но суть, однако, в том, что был он абсолютно прав. Если задаться целью и подкопить средств, можно звёзды в небесах собрать до кучи, а уж запутать тропинки на пути какого-нибудь олуха – проще пареной репы.
Запутать тропинки! В голове Никиты шевельнулись смутные воспоминания… Ну, да, точно! Кто способен это сделать? Да леший же! Леший, которого он сотню раз помянул за вчерашний день. Вот нечисть поганая!
- Если кто здесь и нечисть, так это вы, - процедил сквозь зубы ведьмак, осуждающе качая головой. - А леший… Леший, он хозяин, за всё здесь ответчик, надо всем присмотр вершит.
«Так он ещё и мысли читать умеет!» - конфузливо подумал Никита.
- Не велика премудрость. Да и были б мысли как мысли, а то хрень на постном маслице… Не интересовался, леший ли вас проучил, но я бы на его месте так и сделал. Прикатили, понимаешь ли, оболтусы, костры развели, как в День Пионерии, зелена вина нахлестались до стеклянных глаз, по живым деревцам палили из пищальки куцей… Знаешь, что дружок твой, нож бросаючи девкам на потеху, мало оборотню-волкодлаку ухо не отчекрыжил?
- Не видел, честное слово, не видел!
- А его так просто не увидишь, иначе в лесу от ваших бесноватых уфологов не протолкнуться было бы. И забаву дружбана своего тоже видеть не мог, ты как раз вот по этой поляне на карачках ползал. Молодец, хоть гостинчик оставить догадался, уважил смотрящего!
- Что ж он со мной так круто обходится, да ещё накануне войны? - проворчал Никита и вздохнул до того тяжело, словно на плечах его покоился весь, до последнего грамма, полновесный груз оборонного комплекса державы.
- А то, что набедокурил ты, братец, со товарищи свои куда больше, чем пользы принёс. Какой ты, Никитушко, на хрен, грек?! Типично русский обормот! Нищеброду куска хлеба не подашь, над чужим горем поглумишься, под собственным забором опростаешься, на алтарь плюнешь, только бы никто не видел непотребства. Зато уж случись война, тут ты герой-освободитель!
Герой потупил взор.
- Ну, это явное преувеличение…
- Да какое там, на хрен, – прости, Перун-владыка, – преувеличение?! Напомнить тебе кое-чего? Это мы мигом! Кто «крышевал» лесоторговца Лаврентьева, а?! Кто «отмазывал» его от штрафа за варварскую порубку реликтовых сосен? Не ты?
- Дело давнее, - буркнул Никита. - И не из сребролюбия ведь, так, по старой дружбе разве…
- Лучше б ты его по старой дружбе мордой о пенёк пригрел!.. Ладно, не кручинься так уж, бывает среди вашего брата дерьмо и почище тебя.
- Вот спасибо на добром слове!
- Не за что. Обращайтесь, коль прижмёт.
- Ну, так я и обращаюсь, - поймал его за язык Никита. - Помогите, уважаемый Глузд! Да, виноваты мы, но, поверьте, осознали и прониклись… Дел у нас дома до чёртиков-анчуток, родные наверняка беспокоятся, на работе неприятности гарантированы. И потом, спать на голой земле нам без привычки, не ровён час естество застудим, и кто тогда обеспечит демографический взрыв?! Вы уж посодействуйте, дядюшка Глузд, переговорите с лешим, пускай зла не держит да отправит восвояси. Даст Бог мирного неба над головой, а там уж я по выходным, клянусь, самолично с ружьишком лес охранять стану, хулиганьё и расхитители природных богатств у меня не забалуют! И в Партию зелёных завтра же вступлю.
- Вступишь, гы-гы, вступишь! - язвительно хихикнул ведьмак. - Вступил, вон, уже. В какашку медвежью… Ладно, витязь Никитка, подсоблю, поговорю. Предупреждаю – никаких гарантий! Лешего и сыскать-то затруднительно, а уж дела с ним вершить – проще утопиться. Лешак, пойми правильно, существо дикое, своенравное, да ещё облечённое властью. Тут особенный подходец нужен!
Никита облегчённо выдохнул. И даже ухмыльнулся с нотками ехидства – до омерзения праведный демон сам перевёл разговор в типично коррупционное русло. Ах, ну, да, он же демон лишь наполовину, и ничто человеческое ему не чуждо!
- Подходец обеспечим, уж не сомневайтесь! - бодро заверил он лукавого ведьмака. - Доллары устроят?
- Подотрись своими баксами! - фыркнул тот и, не успел Никита как следует оконфузиться, уточнил. - А вот евро вполне подойдут…
!!!
Напоследок русскому – не греческому, слава Богу! – витязю был уготован ещё один сюрприз. Небольшой. Так, презент на память. Но довольно примечательный, в смысле, приметный: ведьмак разлапистой походкой боцмана торгового флота поковылял к опушке, и на спине его отчётливо проступила шитая златом по поскони надпись «Варяги, go home!»...
Домой!!! Если леший простит и отпустит. Да медведь не обгадит вконец…

Сколько ни будет пройдено,
Не забуду до смертного часа
Утренние глаза моей Родины
Цвета парного мяса.

Мысли до́лги, да руки ко́ротки.
Чё-то хочется, а вот хренушки!
Да повсюду усы и бороды
С крошками родимого хлебушка.

Эх, собрать бы те крошки в при́горшню
Да кинуть небесным ангелам,
Да крикнуть: «Спасайте, ребятушки,
Отмойте Россию набело
Да побрейте Россию наголо!»…
Ну что ж вы такие наглые?!




Вступление в курс демонологии


Скупой платит дважды. Тупой платит трижды. Лох платит постоянно!


Упырь заявился, как ему и положено, ночью. Страж Никита в это время добросовестно маялся бездельем, желанием спать до кончины последнего петуха-будильника, а также омерзением по поводу медведей, усеявших языческую Русь зловонными какашками. И Бог весть, какова доля загадочной интуиции в том, что накануне визита злобной нечисти он бездумно заточил под острый кол ветку осины…
Долговязый, тощий, как шест для прыжков в высоту, оборванец-упырь походил на самого затрушенного из российских нищебродов. Да и повёл себя адекватно внешности бомжа. То ли не заметив часового, то ли посчитав его спящим, склонился над рюкзаками явно с целью тайного похищения имущества граждан, сиречь кражи. Никита встал и, стараясь не шуметь, приблизился к месту преступления. Естественная подсветка летней ночи русского северо-запада позволяла навести прицел без лазерного дальномера, зоркой оптики и радиолокатора, потому хлёсткий low-kick с правой ноги пришёлся точно в печень. Незваный гость долго катался по траве, наконец замер в позе внутриутробного младенца и, злобно поглядывая на противника, зашипел:
- Укушу – сдохнешь!
Впрочем, угроза вышла какой-то неубедительной. Зато Никита, разглядев длиннейшие клыки, сразу понял, кто это таковский. И недвусмысленно потряс колом.
- Укусишь-укусишь! Если будет, чем…
При виде смертоносного для вампиров кола из осины упырь задрожал, как лист означенного древа на ветру.
- Меня вообще-то послали…
- Таких, как ты, посылать мало. Таким надо ручонки загребущие рубить. И зубки вышибать. И в прямую кишку засовывать поглубже… Ладно уж, чмо кровососущее, живи! Если ты вообще живой, лично я таких подробностей из мифологии не помню. Колись, кто и зачем послал?
- Глузд уважаемый. Вам от него голосовое сообщение.
Именно так, ни больше, ни меньше! Упырь поднялся, оказавшись на голову выше – длиннее – Никиты, закатил глаза, вытянул руки по швам изодранных в лоскуты штанов и вдруг заговорил хриплым голосом ведьмака, причудливо перемежая старославянскую мову с босяцким арго и сленгом коррумпированного чиновника:
- Гой еси, добрый молодец Никитка! Дела на мази. Леший в раздумьях, но шансы есть, инда растут. Во всяком случае, паки спать на голой земле вам не придётся. Утром отправляйтесь строго на юг. Там братва в курсе… Над упырём не злодействуй, понеже оный встал на путь исправления. Передашь с ним ещё сотню на представительские расходы. Проводником не зови, ему до первых петухов надобно в могилу забраться. А покуда ночь, вам будет о чём содержательно поговорить, он такой же безмозглый, как и ты, гы-гы! Всё, целую. Будь здоров, не застуди причинное место!
- Вот же марамой! - только и смог вымолвить ошеломлённый Никита. Впрочем, безо всякой злобы.
Упырю на прощанье предложил кусок сырокопчёной колбасы и «Орбит» без сахара. Кровопийца отказался наотрез. Пятьсот же рублей принял как должное. И выпросил полтину сверх того. За труды и моральный ущерб от удара по ливеру. Ну, и кто после этого безмозглый?!..
А под утро прилетел нетопырь. Никита поначалу принял его за банальную летучую мышь. Но зверёк повис перед ним на сучке и вдруг писклявым голоском ябеды-однокашника пожаловался на Вована:
- Твой закадычный дружок, когда ты спал в первую половину ночи, нарушал Устав гарнизонной и караульной службы!
Князь-менеджер опешил, но всего лишь на миг, – видимо, стал постепенно привыкать к сюрпризам языческого мира, в котором Явь и Навь переплелись, как персонажи «Кама-Сутры».
- Вот как?! - насмешливо воскликнул он и по памяти курсантских времён продекламировал. - Статья 189. Часовому запрещается: спать, сидеть, прислоняться к чему-либо, писать, читать, петь, разговаривать, есть, пить, курить, отправлять естественные надобности или иным образом отвлекаться от выполнения своих обязанностей… Что, отвлекался?!
- Ещё как!
- Пел? Прислонялся к чему-либо? Или, упыря ему под хвост, отправлял естественные надобности?
- Если бы! Хотя и это было… Главное, он, мерзавец, палками в меня швырял!
- Лихо он это! - Никита нахмурился, силясь при этом не расхохотаться. - Готовый материал для служебного расследования… С другой стороны, в оправдание своего витязя могу привести статью 190 настоящего Устава: часовой обязан применять оружие без предупреждения в случае явного нападения на него или на охраняемый им объект.
- Да кто на него нападал?! - пискнул возмущенный нетопырь. - Вот ты же в меня почём зря не стреляешь, правильно?
- Правильно. Не стреляю. Нечем! И потом, заметь, многоуважаемый…
- Сигизмунд Патрикеевич.
Никита поперхнулся смешком, глядя, как раздувается в гордыне летучий мышонок, судя по имени-отчеству, Покровитель, Победитель, сын Аристократа.
- Очень приятно! Никита Кузьмич. Так вот, заметь… заметьте, многоуважаемый Сигизмунд Патрикеевич, я с полуночи, - он мельком взглянул на циферблат пижонского хронометра Citizen Titanium, - то бишь вот уже пять часов, как член партии зелёных, яростный защитник всего живого сущего.
- Так накостыляй своему разгильдяю, защитничек, а то в следующий раз..!
Князь-менеджер помрачнел.
- Ну-ка, ну-ка, что там в следующий раз?
- А то в следующий раз кликну родных и близких – обгадим с головы до ног!
- Лихо! - воскликнул Никита.
Хохотал он долго и заливисто. Между тем, понимая, что провоцировать языческую нечисть на конфликт по меньшей мере глупо, перед завтраком – к вящему аппетиту – в деталях сообщил Вовану об угрозе, нависшей над его головой, ногами и организмом в целом. Для пущего же эффекта прибавил от себя лично перспективу геморроя, нищеты, педикулёза, дебилизма и эректильной дисфункции. Добрый человек, защитник всего живого сущего! Впрочем, процесс воспитания недисциплинированных витязей допускает и более изощрённые каверзы, лишь бы во благо…
Необременительное благо представителей иного мира, сиречь материальное имущество, – оружие, раскладной столик, спиннинг, ракетки и волан для бадминтона, мяч, кухонно-столовые принадлежности, остатки алкоголя и домашней снеди, канистра с питьевой водой, дары здешнего леса и кое-какие личные вещи, – частью было разложено в рюкзачки, частью распределено по рукам витязей, и около девяти утра дружина бодренько выступила в поход. Здесь «бодренько» – вовсе не преувеличение. Друзьям до чёртиков надоело плющить спинами замшелый камень. Вынужденное бездействие всегда угнетающе влияет на людей, а бездействие в ситуации, когда, наоборот, требуется немедленно что-то предпринять, и вовсе ведёт к развитию маниакально-депрессивного психоза. Потому на юг шагали весело, только что без песен и сопутствующих плясок.
Трудно определить со стопроцентной достоверностью, как сейчас оценивали произошедшую метаморфозу Гюльнара, Ольга и Вовчик, кем чувствовали себя, что при этом ощущали, но Никита… Никита боялся признаться самому себе, что странный этот мир ему всё больше нравится. Если алчный Глузд и впрямь удачно «порешает вопрос» об их судьбе с хозяином лесов, получится весьма забавное приключение. Будет что вспомнить на старости лет! Будет что рассказать миллионам учеников и последователей. Будет о чём написать в мемуаре-бестселлере. Будет… Надо будет перед отправкой восвояси переговорить с «братвой» ведьмака о перспективе возвращения! Ну, так, на экскурсию, на пикничок, на изыскания, на съёмки фильма, на торжище, просто отсидеться, случись в миру Яви форс-мажор…
Кстати, дельная мысль! Совершили партизаны-«лешие» налёт на вражескую базу и – шасть в навьи чащобы, пока «там» поутихнет. Захватили офицера НАТОвского штаба – где его допрашивать? Да прямо здесь, в хозяйстве Лешего! Ведьмак мысли читать горазд, так что даже шомпол забивать в колено не придётся. Кстати, он сочувствует коренному населению Америки, потому англосаксами займётся с удовольствием. А у палачей и коллаборационистов упырь кровушки отцедит-то – будь-будь! Заодно выслужит прощение грехов. Может быть, его даже наградят. Медалью за освобождение места под солнцем. А Глузда – за взятие взятки…
Солнышко в миру Нави разгулялось не по-детски, и когда дружина, покинув живительную тень хозяйства Лешего, очутилась в обиталище полевых демонов, Никите оно, обиталище это, показалось настоящим пеклом преисподней. Вообще-то ему всегда казалось, что до исторического материализма Карельский перешеек сплошь покрывали дремучие леса. Оказалось – нет! Хватало здесь и лугов, каким-то чудом остававшихся зелёными, хватало живописных рощиц, хватало небольших овражков-буераков, хватало длиннейших падей-суходолов, хватало крутых взблоков, хватало каменистых пустошей, покрытых ковром верещатника, хватало зыбких клюквенных болот. Хорошо устроилась здешняя нечисть: вся природная палитра Новгородско-Киевской Руси – на считанных гектарах! Что ж, удивляться особенно нечему, раз демоны упражняются с податливым пространством-временем, грубо говоря, как Перун с похмелья на душу положит.
Походный ордер новоявленной дружины был таков, что назвать её мало-мальски боевым подразделением на марше мог, наверное, лишь самый беспринципный соглашатель, да и то за фантастические деньги. Под сенью крон шагали разнополыми парочками в обнимку. На опушке взялись за руки. По мере того как лесостепь всё больше становилась степью – разом с повышением температуры окружающей среды – неуклонно увеличивали интервалы и дистанцию друг между другом. Под это дело Никита вспомнил бородатый анекдот. Директор передового предприятия отрасли вызывает главного инженера.
- Демьян Моисеевич, вы любите тёплую водку и потных женщин?
- Фи, какая мерзость!
- Я так и думал, потому поощрительный тур от министерства на Мальдивы взял себе, а вам оставил благодатный Красноярский край…
Даже в лицах представил себе, как субтильный Демьян Моисеевич безуспешно отбивается от гнуса на берегу Енисея. Как потный, жирный, лоснящийся директор, с наколкой «Колян» на волосатой лапе, в дурацкой панамке, домашних тапочках с меховыми воланами и плавках белого цвета в двусмысленных пятнах от коктейля «Пина колада», развалившись в шезлонге под пальмой, облизывается на мулаток. А над изумрудным океаном и заезжим из России безобразием кружит громадный, как бомбардировщик, альбатрос…
Вдруг Никиту обдало свежим поветрием так, будто над головой закружил Карлсон, который живёт на крыше, или мощный промышленный вентилятор, вылетевший на променад между рабочими сменами. Бравый князь-менеджер аж присел от неожиданности.
- Ники!!! - испуганно вскрикнула Гюльнара.
А чего зря пугаться?! Обычный нетопырь, лишь номинально демон, а по сути – ночное животное, летучая мышь, в которой на триста лет поселилась душа злого человека. Отмотает срок от звонка до звонка, и – пожалуйте на реинкарнацию, сиречь перевоплощение в следующего субъекта. Вдруг на сей раз повезёт?!
- Это свои, - успокоил Никита. - Гой вам еси, многоуважаемый Сигизмунд свет Патрикеевич! Как вы, ночное существо, рискнули порхать по светлому времени суток?
- Ай, не говори, зелёный, - фыркнул нетопырь, - умаялся, спасу нет!
- Дела, заботы, сложности?
- Да есть немного… Можно повисеть?
- Валяйте!
Никита вытянул малую пехотную лопатку на манер жёрдочки для попугая, и зверёк тут же завис острой мордочкой вниз, бессильно раскинув кожистые крылья.
- Уф, благодарствую!
С минуту он молчал, пытаясь отдышаться.
- Ну-ну, что за проблема, чем помочь? - с ухмылкой на лице подзадорил его Никита.
- Да там не поможешь! - отмахнулся лапкой нетопырь. - Сами порешаем… А ты гляди, зелёный, осторожнее в пути, Лихо не привечай, а то до тризны не отвяжется.
- До тризны по кому?
- Да по тебе же.
- Лихо!
- Ладно, всё, зелёный, полетел я! Топай дальше на юг. И помни: правая нога всегда ступает дальше левой, а значит, с каждым шагом ты всё больше забираешь к востоку.
- Угу, поучи сопливого сморкаться, - покачал головой Никита, глядя вслед судорожно порхавшему Сигизмунду Патрикеевичу.
Который, кстати говоря, не преминул догнать Вована с Ольгой и плюнуть свысока обидчику на темя. Лихо плюнул, как засиженный урка…
Вот ей же Бог, далось Никите Буривому это лихо! От ближайшей рощи за ним и Гюльнарой, следовавшим в арьергарде, увязался рослый, кряжистый, как тысячелетний дуб, одноглазый старик. Всё в его облике, от измождённого лица до тощей дырявой котомки, от ветхой одежды бродяги и расплетённых лаптей с изодранными онучами до спутанной, в колтунах и репьях, бороды говорило – орало, вопило! – о беспросветной нищете. В узости меж глубоким распадком и кустами жимолости Никита решительно заступил ему путь, укрыв подругу за спиной. И поразился взгляду единственного глаза странного попутчика. Взгляду, казалось бы, просительно-заискивающему, но при этом полыхавшему завистью и лютой злобой. Подумал, что, давая такому взаймы, автоматически подписываешь себе смертный приговор или, как минимум, заполучаешь врага на всю оставшуюся жизнь, а про возврат долга смело можешь позабыть. К слову, если даже забыл лично ты, на ответную любезность не надейся – он будет помнить о своей задолженности вечно, твоё же молчание посчитает изощрённым издевательством. И, если доведётся, отомстит. Жестоко отомстит. Беспощадно отомстит. Лихо отомстит!
- Ну, и чем обязаны?! - вызывающе бросил Никита, глядя на убогого великана снизу вверх, и многозначительно провёл подушечкой большого пальца по острейшей режущей кромке лопаты.
Нищеброд вдруг повалился ему в ноги и заголосил неожиданным фальцетом:
- Ой, лихо-лишенько, люди добрые! Ой, судьба-судьбинушка горше горя горького! Ой, нет мочи одному по свету мыкаться! Ой, не откажите в милости! Ой, дозвольте с вами стёжки-дорожки потоптать!
При этом заросший глаз всё больше походил на лукавый прищур мошенника. Дескать, лишь приотворите мне калитку, а врата закромов я и сам распахну... Тут же вспомнился совет почтенного нетопыря Сигизмунда Патрикеевича: не приваживать Лиха…
Никита отпрянул от «лихого» демона, как утончённый гурман – от сала с чесноком, да столь неловко, что наступил Гюльнаре на ногу.
- Ох, прости, пожалуйста, мой цветик! А ты, - обращаясь к нечисти, он резко очертил лопаткой линию поперёк тропы, - если переступишь эту борозду, считай, остался без башки. Отвяжись от нас, Лихо! Изыди!
Отреагировал демон весьма показательно: поднявшись, горделиво подбоченился, блеснул сардонической улыбкой и вперил в князя-менеджера взгляд уверенного в себе, хотя и допустившего промашку жулика.
- Ничего, добрый молодец, ещё пересечёмся... - пробормотал он в сивые усы.
Чем разозлил Никиту до предела.
- Пошёл на хер отсюда, бомжара вонючий! Пересечёмся – порублю в лапшу!
- Во что порубишь, добрый человек?
Типичный приём опытного афериста – любой ценой удержать лоха за уши и язык! Увы ему, фокус не удался. Благо ещё, удалось увернуться от булыжника, запущенного точнёхонько в здоровый глаз...
- Какой противный дед! - поёжилась Гюльнара, когда они с Никитой поспешили вслед за авангардом дружины. - И всё равно, Ники, не слишком ли ты круто с ним?
- С ним, цветик, только так и возможно. Это не просто здешний бомж. Это демон Лихо. Я когда-то читал, что, если подобная тварь увязывалась за человеком, его всю жизнь преследовали несчастья, болезни и нищета.
- Нищета... - глухо проговорила подруга, по совместительству начальник дружинного тыла. - Сегодня мы доедим колбасу и крекеры, завтра кое-как перебьёмся грибами и клюквой. Соли осталось чуть-чуть. А вот хлебушка нам не видать вообще. И одежды. И многого-многого другого... На что нам жить в этом мире, Никуся?! Садиться у паперти с протянутой рукой я не готова!
О том, что на перекрёстке миров имеют хождение рубли и евро, Никита распространяться не стал хотя бы потому, что вымогатель Глузд опустошил походный вариант портмоне пусть не до дна, однако же весьма значительно.
- Будь спокойна, Граната Ренатовна, - отомстил он за «Никусю», - сидеть с протянутой рукой не придётся. По причине отсутствия папертей в дохристианской Руси. Будем зарабатывать!
- На нас с Ольгой?
- На вас с Ольгой... - задумавшись, повторил за любимой Никита, остановил её, развернул к себе лицом и цепко ухватил за плечи. - Насчёт Ольги решать не стану, а вот на тебе собираюсь жениться. Не возражаешь?
- Вот как? - загадочно улыбнулась восточная гурия. - Ты большой оригинал, Ники! В любви признался не совсем обычным способом, а уж предложение сделал вовсе за пределами традиций... Впрочем, я согласна стать твоею половинкой. Но только в этом мире, а не в том, который мы оставили позавчера и куда, может быть, когда-нибудь вернёмся.
- Отчего так?!
- Оттого, Ники, что несколько месяцев назад, когда генеральный на планёрке представил тебя как своего второго зама, менеджера по персоналу и директора по безопасности, меня словно ножом по сердцу полоснули – вот он, мой повелитель! Ники, я втрескалась по уши с первого взгляда, как сопливая фанатка – в своего кумира. И никакого значения не имело, кто ты – командир группы антитеррора, о котором все, в том числе директор, говорили с придыханием, или безработный по объявлению, топ-менеджер ты или клининг-менеджер, то есть уборщик. Но я и не хищница, Ники! Каждый день с тобой я проводила на небесах, однако даже в мыслях не держала разлучить тебя с семьёй. Вы очень близки с сыном, Добрыней Никитичем. Он, как и все юноши, максималист, посчитал бы твой уход предательством и никогда не простил этого тебе. А ты – мне...
- Самому себе, - буркнул, потупив взор, Никита.
- Нет, дорогой, именно мне! Чувство вины за собственные прегрешения люди загоняют далеко вглубь своего Я, что блестяще доказал Зигмунд Фрейд. А если не получается, находят для себя, любимых, рациональные оправдания... Как бы то ни было, я не желала и сейчас не желаю стать первопричиной твоих сложностей. К тому же тебя любит жена… Знаешь, что мы с нею встречались?
- Чего-чего?! - воскликнул потрясённый Никита.
- За пару дней до отъезда она пришла ко мне на выставку под видом потенциальной заказчицы. Я узнала её по семейному фото из твоего портмоне. Просидели часа полтора, пили кофе, вскользь поговорили о дверях, много дольше болтали за жизнь. Кажется, у неё обо мне сложилось лучшее впечатление, чем она того ожидала.
- Тебе виднее, ты всё-таки дипломированный психолог с опытом практической работы.
- В этом деле, Ники, женщинам дипломы не нужны. Мы чувствуем… Она – сильный человек. Она тебя просто так не отпустит. Не отпустила бы, даже будь ты ей совершенно безразличен, потому что все женщины собственницы, а сильные – вдвойне. Да и не придётся ей этого делать. Во всяком случае, из-за меня... А здесь твоей женой стать я согласна! И в любом другом мире, куда нас занесёт нелёгкая.
Никита крепко обнял Гюльнару, прижался двухдневной небритостью к мягкой щеке и очень тихо прошептал на ухо:
- Спасибо, любовь моя!
Спроси его сейчас, за что именно благодарит, вряд ли ответил бы односложно и при этом искренне. Наверное, за всё разом – и за согласие, и за правду жизни, и за самоотверженность, и за то, что своим признанием избавила его от совершенно лишних проблем, душевных терзаний и притворства. А подобное не редкость, наоборот, происходит сплошь и рядом. Как часто мы говорим человеку:
- Заходи в гости!
- Увы, рад бы, да не могу, дела, - отвечает он.
Мы напоказ горячо сожалеем, а про себя думаем: «Ох, слава Богу!»…
Развивать скользкую проблематику не было, естественно, ни малейшего позыва, и Никита «ловко» перевёл разговор на прежнюю тему.
- Ну, а бедствовать, уж поверь, нам не придётся. Только бы дойти до ближайшего торжища!
- Займёмся воровством? - заговорщицки подмигнула Гюльнара.
- То, что ты имеешь в виду, здесь искони называлось татьбой, а воровство в понимании наших пращуров…
- Твоих пращуров!
- Да, верно, моих пращуров… Так вот, воровством они считали заговоры, мятежи, перевороты, шпионаж и прочие государственные преступления. Чем заниматься лично мне, в прошлом сотруднику спецслужб, категорически претит. Но ярмарки наших сегодняшних времён, насколько я знаю, славились кулачными поединками.
- И что?
- И то, цветик мой, что среди местных бойцов вряд ли сыщется хоть один специалист по армейскому рукопашному бою и самбо. А значит, у меня есть все шансы как на успех в конкретной схватке, так и на предложение наняться инструктором в муниципальное ополчение или дружину какого-нибудь князя, на худой конец – боярина. Без краюхи хлеба с маслом точно не останемся!
И тут Никите захотелось хлеба. Как же ему захотелось хлеба! Безо всякого масла. Просто кусок хлеба. Тупо кусок хлеба. Хлеба, который они подъели – сожрали! – вчера за обедом… Лишь сглотнув набежавшую слюну, он кое-как сумел продолжить:
- Между прочим, от инструктора не так уж далеко до воеводы, что, согласись, подразумевает куда более высокий уровень достатка. А воевода, который хорошо знает историю военного искусства, в том числе ещё не отгремевших войн, просто обязан одерживать славные виктории, а значит, вполне может претендовать на звание великого военачальника, полководца Божьей несказанной милостью.
Гюльнара покачала головой.
- Я тебе уже как-то говорила, Ники, скромность явно не входит в число твоих недостатков.
- Что есть, цветик мой, то есть! Вернее, чего нет, того нет… Знаешь, я тут на досуге поразмыслил насчёт древнеславянского вождя Буривоя. И вот в каком разрезе: раз уж времена и личности в этом мире столь причудливо переплетаются…
- Погоди! - рассмеялась подруга. - Дай-ка самой угадать: тот Буривой – это ты и есть, верно?
- Заметь, это не я сказал, - Никита самодовольно ухмыльнулся, силясь остаться серьёзным.
И вдруг само собою стало так. В голову пришла крамола, о которой он прежде не задумывался. Собственно, не было к тому повода. А сейчас появился!
- Между прочим, цветик мой, летописец не сообщает нам об отце Буривоя, но доносит прозвище деда – Вандал.
- И что?
- И то, что мой дедушка – Никита Кузьмич, как и я – в некоем тысяча девятьсот лохматом году, на пике хрущёвской оттепели, прилюдно отбил нос у гранитного изваяния товарища Свердлова, лютого ненавистника и гонителя донского казачества. Мог налететь на серьёзную политическую статью. К счастью деда, КГБ тогда был не в фаворе, потому он благополучно отделался административным арестом на пятнадцать суток и крупным штрафом за хулиганство. И – царство ему небесное! – до последнего дня носил кличку Вандал. Вот так-то, цветик мой!
- Да, ты у нас – мужчина с биографией.
- А то нет! Никита Кузьмич Буривой, внук Никиты Кузьмича Вандала, правнук Словена, потомок Иафета, имея тяжку войну с варяги, множицею побеждаше их и облада всю Бярмию до Кумени. Последи при оной реце побежден бысть, вся свои вои погуби, едва сам спасеся, иде во град Бармы, иже на острове сый крепце устроенный, и де же князи подвластии пребываху, и, тамо пребываючи, умре… Как тебе такое прочтение летописи?
- Потрясающе!
И тут на нижнюю конечность легендарного предводителя северных славян было совершено дерзкое посягательство.
- Это вот что ты сейчас сделала?! - с наигранным возмущением воскликнул он.
- На ногу наступила. В ответ. Чтобы не поссориться, - чарующе улыбнулась Гюльнара. И добавила после паузы. - Потому что люблю тебя, муж мой и повелитель!
- Хм! Тогда понятно…
Ох, лучше бы Никита промолчал! Столь бездушный ответ на прочувствованное признание привёл к тому, что ласковая, кроткая, покладистая гурия вдруг превратилась в разъярённую фурию. Благо ещё, проникновенный поцелуй – действенное средство против дьяволиц…
Потом – не так уж, правда, скоро – они нагнали Вовчика и Ольгу.
Потом расположились на привал в тени опушки берёзовой рощицы.
Потом доели колбасу, крекеры с сыром и запечённые вчера грибы.
Потом Никита заявил, что, если не отведает сегодня хлебца, может кого-нибудь убить.
Потом заверил, что присутствующих это не касается.
Потом дружина, разумеется, вздохнула с облегчением.
Потом, чтоб они так уж не расслаблялись, Никита уточнил, дескать, конечно, не убьёт, но покалечит основательно…
- С хлебушком, думаю, решим, - подмигнул ему Вован. - У селянок, вон, попросим.
- Каких ещё селянок?!
Все дружно вскочили, устремив взгляды на лужок, где метрах в ста от их пристанища разворачивалось пасторальное действо – несколько юных девушек в расшитых сарафанах и кокошниках водили хоровод. Гюльнара и Ольга тут же направили на труппу фотокамеры. А секунду спустя разочарованно глядели на мужскую половину человечества.
- Ничего не получается!
Никита лишь поморщился. Этого следовало ожидать! Вчера он и сам попытался увековечить надпись на рубахе ведьмака «Варяги, go home!». С таким же творческим успехом. Объект чётко отобразился на дисплее, аппарат добросовестно щёлкнул, но выдал на-гора́ лишь белесую муть. Демоны не желали оставлять своих портретов. На фото не фиксировалась даже природа навьего мира.
- И не получится, - вздохнул он. - Эти феи, увы, не люди.
- А кто же?!
- Демоны…
В подтверждение его слов девушки будто вдруг растаяли под обжигающими лучами солнца. А Никита напряжённо задумался, силясь вспомнить всё, что когда-то слышал и читал из области демонологии.
- …Демоны – существа, противоположные ангелам, по происхождению часто сами бывшие ангелы или языческие боги, обычно злые и равнодушные к человеку, хотя иногда и способные творить добро или подчиняться воле мага. Византийские богословы подразделяли их на четыре категории: богоподобные (например, сатана), человекоподобные (леший), звероподобные (нетопырь) и растениеподобные (мандрагора – ведьмин корень). Наши плясуньи, вы сами видели, вполне подобны людям. И я вряд ли ошибусь, назвав их девами-полудницами. Если бы ты, Вовчик, сходил к ним за хлебушком, то вероятнее всего заработал бы дубиной по темечку.
- Это с какого же перепугу?!
- C такого, что девушки эти олицетворяли для восточных славян остро развивающееся болезненное состояние, обусловленное функциональными и структурными изменениями в подкорково-стволовых отделах мозга в результате непосредственного воздействия солнечной радиации на голову, более известное как солнечный удар. Можно считать полудниц демонами сиесты, так как они запрещали оратаям трудиться в полдень, когда небесное светило в зените, а значит, лучи его, проходя сквозь наименьший по толщине защитный слой атмосферы, из живительных превращаются в губительные.
- Кузьмич, я не пойму, ты боевой офицер или плешивый акадэмик? Что за функциональные и структурные изменения в подкорково-стволовых отделах мозга?! За базаром следи!
- В натуре, чё это я, а?! - дурашливо воскликнул Никита.
Как вдруг из зарослей кустарника донёсся надрывный старческий кашель, за интершумом которого при наличии толики фантазии можно было угадать слова:
- Всё правильно, сынок. Всё так, как ты сказал. Для оратая сиеста, как для самурая харакири, дело первостатейной ва-апчхи!-ажности.
Друзья остолбенели от неожиданного пришествия благообразного, крохотного росточком, седого, как лунь, дедушки лет ста на вид. А то и всех девятисот шестидесяти девяти, коими славен ветхозаветный долгожитель Мафусаил.
Никита чуть было ни повторил кульбит с пистолетом, каковым «поприветствовал» ведьмака Глузда. Слава Перуну, сдержался! Обнажённый нож не в счёт...
Продолжая кашлять и оглушительно чихать, старичок диковинным образом перескочил с темы сиесты на японский быт и принялся что-то бессвязно лопотать о самураях, пути воина бусидо, харакири, суши и сашими. Причём о тех – безвкусных, крохотными порциями! – суши и сашими, что подают целовальники в кабаках Великого Новгорода… Никита, слушая его, подумал: счастье российских историографов в том, что пращуры не особо утруждали себя рукописями, иначе свихнуться бы им от подобных откровений.
Наконец речь зашла об истории – точнее, анамнезе – болезни старикашки. Оказалось, подхватил простуду он, хлебнув ледяного сакэ в жаркий полдень.
- Безобразие! - возмутился Никита, брезгливо морщась при виде того, как омерзительная слизь за каждым новым чихом сосульками оседает на усах и бороде пришельца. - По всему миру, даже в империи отсталого народа майя, сакэ подают подогретым. А здесь, ты гляди, ледяное! На лавку и пороть за такое кабатчиков!
- И не говори, сынок… Апчхи! Газ, что для печей предназна-пчхи!-чен, воруют, своло-пчхи! И в Киев перепродают.
- Да? Очень мило! Живая связь времён… Но, как бы то ни было, батя, гляди, что получается: иммунитета против ваших бацилл у нас нету, и от твоего лёгкого насморка мы запросто ноги протянем. Уж не сочти за труд – чихая, прикрывайся ветошкой. На худой конец, рукавом.
- Я бы рад, сыно-пчхи!-чек, - прокряхтел дед. - Да не смогу, понеже отнялись мои ру-пчхи!-ченьки. Знахари сказали, кризис миновал, но остались осложнения, потребна длительная реабилитация. Апчхи!
- Будь здоров, батя! - от души пожелал ему Никита.
Вслед за ним – Вовчик и Гюльнара.
А вот Оленька, не говоря ни слова, извлекла из сумочки изящный носовой платочек и тщательно утёрла на его лице отвратные выделения.
А вот Никита, когда хворый старикан, отблагодарив девушку земным поклоном, удалился восвояси – то бишь растворился в знойном мареве-вареве, – отобрал у неё платок и забросил далеко в кусты.
И надолго задумался, ибо ситуация показалась смутно знакомой…
…И, лишь миновав после роздыха версту, если не более, вспомнил!
- Оленька, солнышко моё, ты когда-нибудь слышала о беззлобном языческом демоне, которого наши предки звали Полевым?
Девушка простодушно хлопнула ресницами.
- Нет, Кузьмич, никогда.
- Никогда… Значит, вот она, женская интуиция!
- Что вы имеете в виду?
- А то, девочка, что первый наш заработок в этом мире – за тобой!
Никита передал Вовану свою долю поклажи.
- Ждите здесь, я скоро!
И, несколько минут спустя отыскав на месте бивака платочек, утвердился в мысли о том, что всякая информация, даже самая, на первый взгляд, беспредметная, рано или поздно пригодится. Кому и какая практическая польза, казалось бы, от знания мифа о Полевом, который просит встречных подтереть ему нос, а после превращает сопли в серебро? Да вот и нетушки, есть польза! Самая что ни на есть материальная: чёртова дюжина полновесных металлических кругляшков с изображением конного витязя на лицевой плоскости, в простонародье называемой аверсом, и трезубца в обрамлении надписи «Ярославо сребро» по оборотному реверсу – первых чеканных монет горемычной Руси…

Жили-были несчастливые волшебники,
И учеными считались, и спесивыми,
Только самые волшебные учебники
Не могли их научить, как быть счастливыми.
И какой бы ни пошли они дорогою,
Всё кончалось то бедою, то морокою!




Домовой и другие…


Эпитафия на могиле: пал жертвой русского гостеприимства…


Жесточайшая гроза настигла дружину князя-менеджера Буривого ближе к вечеру, и всего лишь за несколько минут до того, как разверзлись хляби небесные, он подумал, что парило с самого утра не зря. Великий спец по выживанию! В этой связи на ум пришёл совет начинающему туристу. Верный признак надвигающегося дождя: муравьи носятся, как угорелые, безуспешно обрывают телефоны МЧС, затыкают входы в муравейник собственными жопками и при этом несусветно матерятся, пускай даже про себя… Между прочим, полёт ласточек на предельно малых высотах совсем не обязательно предвещает ливень. Возможно, птицы просто-напросто отяжелели после трапезы. Или это не ласточки вовсе, а куры или страусы…
Небеса чернели до того стремительно, как будто задались гуманной целью – на примере подтвердить набившие оскомину пророчества о неминуемом Потопе с большой буквы. Провести, так сказать, генеральную репетицию для отдельно взятой горсти человечества. Занятия с личным составом дружины в условиях, максимально приближенных к реальной обстановке на поле боя… Рать великого князя Никитушки освоила ретираду, сиречь отступление, на оценку «отлично»: драпала в сторону соснового бора, может быть, и не скорее низколетящих ласточек, но страусов обогнала бы всяко. Не говоря уже о курах. Да и выражались ратники – куда там муравьиному сообществу с их мафиозным кодексом молчания! Рассчитывать на то, что жиденькие кроны мачтового леса укроют их подобно тенту или, на худой конец, убогому зонту, естественно, не стоило. Надеялись лишь на защиту от молний старого Перду... ну, этого, как бишь его... Перуна-громовержца. Корабельные сосны – громоотводы хоть куда! Да и негоже молодцам (и молодицам) дружинникам нахватать оплеух от своего же языческого покровителя...
Заслонив глаза ладонью от встречного шквалистого ветра, Никита сослепу налетел на Бог весть откуда взявшийся посреди проплешины столб – явный артефакт, сиречь искусственный объект, творение рук человеческих. Вернее, демонических, поскольку ни единого человека гости из мира Яви здесь покуда не встречали...
- Не могли для тебя, чурбана, другого места подыскать! - зло прошипел он и пнул «обидчика» кроссовкой.
И не услыхал за воем бури ворчливого шёпота:
- Такого спеца-мудреца, как ты, спросить забыли. Накось тебе расширение объёма черепушки, а то мозгам не развернуться, лезут, вона, изо всех щелей!
Никита всего этого хотя и не услышал, но зато почувствовал, как на темени под голубым беретом вырастает громадная шишка…
Ну, а после, что называется, разверзлись хляби небесные. Ох, как же они разверзлись! Будто всех языческих богов разом стошнило после изобильных возлияний. Как и следовало ожидать, кроны сосен и еловые лапы отнюдь не стали для дружины крышей, потому вымокли друзья за несколько минут даже не до нитки, но до каждой молекулы своего естества. В какой-то момент Никита плюнул на любые ухищрения с целью выйти сухим из потоков воды, отдал парадный китель Гюльнаре под немудрящий навес, разулся, подвернул брюки и мощным волевым усилием заставил себя наслаждаться холодным душем. Понеже не бывает худа без добра! Инда в геморрое, и то имеется определённый позитив – меньше засиживаешься в питейных заведениях…
Сквозь прорехи в естественном шатре было отчётливо видно, как молнии Перуна полосуют навью высь из горизонта в горизонт. Гром колошматил так, что Никите в деталях припомнился артиллерийский и ракетно-бомбовый налёт на базу непримиримых мятежников-инсургентов, которому он стал нечаянным свидетелем несколько лет назад в горах Дагестана. Под очередной раскат Гюльнара явственно встрепенулась и совсем не по-татарски воскликнула:
- Чур меня!
И вот тут настала очередь трястись Никите, потому что из-за спины её неожиданно выглянул крохотного росточка моложавый мужичок. Ничто в его обличии не сулило угрозы – ни самодовольная физиономия деревенского прохвоста, на танцах ущипнувшего доярку за необъятный, в три охвата, зад, ни откормленное тельце, распирающее полотняную рубаху округлостями подобно тому, как порционное мороженое распирает вафельный стаканчик. Такой способен принародно высмеять или обжулить, однако же – не более того. К чести князя-менеджера, затрясся он лишь из-за самого факта неожиданности появления… кого?! А вот сейчас и разберёмся! Только бы без паники на нижних палубах…
Вован и Ольга происходящего не наблюдали, ибо расположились чуть поодаль, с головами накрывшись ветровкой. Тем лучше! Никита, отслеживая расфокусированным взглядом каждое движение пришельца, неторопливо подошёл к подруге этой жизни, опустился на корточки – готовый тут же вскочить, дабы отразить удар – обнял и чуть слышно прошептал ей на ухо:
- Спокойствие, цветик мой, только спокойствие! Как выражаются герои западных блокбастеров, у нас всё под контролем.
И лишь после этого обратился к незнакомцу:
- Гой еси, добрый молодец! С прибытием к нашему шалашу! Чем и кому обязаны столь высокой честью?
Гюльнара, естественно, вздрогнула, но это уже не имело никакого значения. Ситуация под контролем!
- Чу-чу, цветик, не суетись!
Никита чмокнул её в мокрую щёку и выжидательно уставился на улыбчивого мужичка.
- Ничем не обязаны, - пожал плечами тот. - Работа у меня такая. Окликнули, я и пришёл.
- Погоди-погоди, что значит – окликнули?! Кто окликнул?
- Да она, вон, - кивнул на Гюльнару, - подружка твоя. Брякнула, дескать, чур меня, ну и пожалуйста, нам не в тягость.
- Так вы – Чур?!
- Скажу больше – и сам Чур, и сын Чура, и внук Чура, и даже правнук. Что тут удивительного?!
- Ну, да, и то сказать, вполне обыденное явление… Я, с вашего позволения, тоже представлюсь: Никита, сын Кузьмы, внук Никиты, сына Кузьмы, родом Буривой, служилый человек в отставке.
Ухмыльнувшись, Чур хитро прищурил один глаз.
- Служилый в отставке или человек в отставке?
- Ох, я теперь уж и сам не пойму, - честно признался Никита.
- Не мудрено. Ладно уж, после разберёмся… Пошли!
- Далеко? И куда, собственно?
- Домой. Как заказывали.
- К кому, простите, домой? Ко мне?!
- Ну, лично ты-то, человек в отставке, сын Кузьмы свет Никитича, хоромами в этом мире покуда не обзавёлся, стало быть, пойдём к нам в избушку.
- К вам…
Никита задумался, силясь припомнить всё, что когда-либо слышал о Чуре.
- Ах, да, вы ведь домашняя… - и чуть было ни ляпнул «нечисть», вовремя спохватился, - …домашнее существо.
- Это всё детали, - подмигнул ему демон.
И снова подмигнул, когда проходили мимо артефакта-чурбана.
- Башка не беспокоит, а, Никита, сын Кузьмы?
- Есть немного, - потерпевший помассировал свежую шишку.
- Не кручинься, вскорости пройдёт. Только в другой раз ты уж лаптями полегче орудуй!
Никита опешил.
- Погодите, а вы откуда..?
И вот тут его наконец проняло. Тут он вспомнил бабушкины сказки.
- Ах, вот оно что!
Вспомнил, что, в понимании древних славян, пресловутый Чур – кумир домашнего очага, страж хозяйских владений. Владений, обозначавшихся на местности бороздой-межой и артефактами в виде столбов-чурбанов, они же чурки, об один/одну из которых он раздраконил башку. Чурбаны – символы демона-охранителя Чура. «По сей чур моё!» - восклицал при демаркации границ хозяин, и Чур своим мордастым ликом, грубо тёсаным на чурбане, освящал право собственности. Попутно становился и гарантом обязательств, взятых на себя высокими договорившимися сторонами. А ещё попутнее служил мерилом проделанной работы. Не зря доныне говорится: «Черезчур». Пишется чаще «чересчур», но правомочны оба варианта, паки несколько различны по значению. Правда, бескомпромиссная программа Word знакома лишь с одним, а именно – вторым. Тому же, кто, спаси его Перун, дерзнёт воспользоваться первым вариантом написания, напомнит красным цветом о невежестве. Вот только – чьём невежестве?!
Противоестественным образом увязав языческого идола с чадами Билла Гейтса, Никита совершенно упустил из виду отрадный факт того, что гроза беснуется пуще прежнего, но их отряду не перепадает ни капельки, ни градинки, ни дуновения. Бог весть, - подумал он, - что нас ждёт в гостях у домовитой нечисти, но в качестве зонта Чур уже выступил на твёрдую пятёрку. Даже, пожалуй, на червонец...
- На мой взгляд, уважаемый Чур, неудобно получается – мы вроде в гости идём, а с пустыми руками, без гостинцев. Не по-русски как-то...
- Почему же не по-русски? - язвительно заметил демон. - Вон, у тебя в котомке с четверть зелья ещё бултыхается. Самый русский из гостинцев!
- Есть такое дело, - вздохнул Никита. - Но вот если бы домой попасть хоть ненадолго, я бы вам пару вёдер притаранил – как с куста сорвал.
- Домой, говоришь... Не нам, братец витязь, решать с этим делом, на то старшие есть.
- Леший? - бросил пробный камень загостившийся витязь.
И лишь после вспомнил, что леший и кикимора болотная – злейшие ненавистники Чура. Потому даже не был удивлён, когда покладистый мужичонка, на вид хоть и лукавое, но само добродушие, вдруг застыл, набычился и злобно прошипел:
- Ишь ты, леший! Аще сучий потрох сей на ны заявится, ужо ослопом-то его попотчую от пуза! - в состоянии аффекта демон сбился на старославянскую мову. - Толмач нужен?
- Зачем? - улыбнулся Никита. - Суть ясна, остальное домыслю.
- Мыслитель! С лешаком, выходит, пообщался?
- Через посредника, - подтвердил он, словно бы извиняясь.
- Через ведьмака Глузда, что ли?
Никита кивнул, и Чур бросил на него презрительный взгляд, каким оперативник уголовного розыска озирает лоха-заявителя, потерпевшего убыток от мошенников.
- Ну, да, как же без него?! Блядослов тот ещё! Развёл на монеты?
- На ассигнации… Да ладно, не калеки, наживём ещё.
- Ну-ну! - подбодрил демон и зашагал дальше во главе процессии, бормоча под нос картошкой. - Совесть потеряли напрочь! Нашли с кого бакшиш драть, лихоимцы поганые?!
«А ведь и впрямь, с кого?! - поспешая за ним, призадумался Никита. - Кто мы такие в мире языческой Нави? С какого перепугу оказались здесь, за какие такие грехи? А может – с какой миссией? Миссией – с заглавной буквы»…
Но куда больше всех, какие только есть, заглавных букв и самой высокой из исторических Миссий взволновал его другой вопрос: кто такой блядослов?
- Лжец, обманщик, - подсказал, не оборачиваясь, Чур.
Тьфу, раздери вас леший, он снова забыл о том, что демоны легко читают мысли!
Да это ладно!
Никита чуть было ни шлёпнулся в хлюпающую под ногами жижу, когда услышал много более развёрнутый ответ на свой немой вопрос:
- У нас в простонародье блядословом считается специалист по нейролингвистическому перепрограммированию в своекорыстных интересах сознания индивидов, податливых внушению. Понял или перевести?
- Да, пожалуй, не мешало бы. На иврит…
Примерно так дружинники и топали в усадьбу местной нечисти – на иврите, на беззлобных пикировках, на проклятьях в адрес леших, кикимор болотных и ведьмаков-блядословов, под разыгравшимся после бури языческим солнышком, по мигом подсохшей кочковатой целине. С каждым последующим шагом у Никиты разгорался неподдельный интерес. Только сейчас в его голову, визуально увеличенную шишкой, пришла мысль о том, что за всю прошлую жизнь в настоящей избе он не бывал ни разу. Наконец свершилось! Правда, вслед за нею пришла и другая мыслишка, в той же связи, но куда менее пафосная: очень может статься, что модернового коттеджа из той жизни ему больше не видать, как толстяку – собственных гениталий без помощи зеркала. На Глузда и лешего надежды нет. Разве что впрямь таинственные Старшие чего-нибудь с ним и друзьями порешают…
Подгонять пришельцев из иного мира не было нужды. Изрядно подуставшие от сомнительных прелестей быта на пленэре, они, предвкушая хоть какие-то удобства, трусили вслед за провожатым очень даже бодренько и скоро оказались на идеально ровной, как строевой плац, поскотине в прямой видимости цели марш-броска. Обитель языческих демонов князя-менеджера, скажем прямо, впечатлила. Правда, в особенном ракурсе… Чур, видимо, сообразив, что по прибытию отойдёт на второй план, затеял презентацию охраняемых владений, и Никита, признанный некогда спец по штурму зданий в населённых пунктах, слушая его вполуха, поймал себя на мысли о том, что оценивает подворье в первую очередь как оборонительный объект.
В частности, комплекс сооружений представляет собой прямоугольный параллелепипед, замкнутый по всем граням, кроме воздушного пространства над внутренним двором. Природный холмик в разнесчастный метр высотою делает, тем не менее, излишней насыпку вала. Помимо того, что стены естественным образом становятся выше, это хорошо весьма ещё и тем, что талые снега и дожди не превратят твердыню в зону подтопления.
Фасовой – сиречь лицевой – гранью параллелепипеда служит крепкий частокол в рост Николая Валуева (в полтора роста Никиты и минимум в два – Чура) с массивными воротами на петлях, схваченными для жёсткости чугунной полосой на заклёпках, и калиткой из оструганной доски. Концами забор-частокол примыкает к срубным стеновым конструкциям овина и бани. Венцы – то бишь квадраты тёсаных брёвен – в срубах добротные, из толстых, плотно пригнанных стволов сосны. В каждой стене на уровне человеческих глаз прорезаны крохотные щели с задвижками – так называемые волоковые окна, – готовые амбразуры для стрельбы и наблюдения за супостатом.
Глухие боковые грани параллелепипеда обрываются в болота. Ну, а тыльная вплотную примыкает к непролазной опушке девственного леса. Ей-Перуну - подумал Никита, - хоть и крохотная, но всё-таки цитадель! За что не преминул похвалить охранителя Чура, а после настороженно спросил:
- Случаются нашествия?
- Всякая замять бывала на ны… - неопределённо ответил тот.
Хотел было присоветовать, чтобы обмазали стены глиной для недопущения поджога при штурме, но Чур опередил его снисходительной ухмылкой.
- Герострат по наши хоромы ещё не родился! Чай, здесь не храм во славу Артемиды Эфесской!
Ну и ладушки! А если ворог, тем не менее, превзойдёт силами и нахрапом, от него можно тихой сапой отвалить в заросли с тыла. Жалко бросать имущество? Конечно, жалко, ведь оно – своё, накопленное тяжким, до седьмого пота, сверхъестественным магическим трудом! Однако жизнь потому и зовётся Жизнью, а не как-нибудь ещё, что главное в ней – выжить. Остальное – дело наживное. И, судя по отсутствию у Чура возражений, в миру нежити – такая самая ху… хм, проблематика, потому сбежать в чащобу для них не зазорно. Правда, где лес, там и леший со своей коррупцией, готовый пособник агрессору, а где топи, там, как ни крути, кикимора болотная – тоже коллаборационист, наверное, из тех ещё… Впрочем, ладно, это их рамсы!
Плац-парад под вовсю разгулявшимся солнышком наконец-то был завершён. Чур требовательно забарабанил по воротам, истошно выкрикнув при этом:
- Дворник!
Пару минут спустя калитка, скрипнув, отворилась, и дружинникам воочию предстал чумазый худощавый старикашка. Вытертым армяком, залихватски ломаным картузом, передником до земли и метлой он впрямь напоминал муниципального клининг-менеджера времён «Собачьего сердца» Михаила Булгакова. Мутные глаза отсвечивали чувством персональной ответственности за судьбу цивилизации, осознанием своей харизмы и несомненным превосходством над толпой. Такими взглядами озирают плебеев сержанты ОМОНа, Джордж Буш-младший, Алла Пугачёва и вахтёр с проходной секретного НИИчаво. Никита против воли вспомнил умозаключение пса Шарика, будущего Полиграфа Полиграфыча: «Дворники из всех пролетариев – самая гнусная мразь, человечьи очистки, низшая категория»…
Между тем старичок церемонно поклонился и поправил:
- Не дворник, а Дворовый…
- …милостивый и милосердный, прошу любить его и жаловать, - саркастически хмыкнул Чур. - Принимай дорогих гостей, а мне пора. Служба!
- Спасибо, дружище! - от души поблагодарил коротышку Никита.
А вот любить и жаловать Дворового ему внезапно расхотелось напрочь. Больше того, захотелось развернуться и бежать отсюда без оглядки, какого бы ущерба героическому реноме это в итоге ни стоило. Увы, разворот и побег представляют собой действие, а лихой боец СпецНаз, к стыду своему, натурально впал в кататонический ступор. Сил и рефлексов хватило лишь на то, чтобы попятиться, разведёнными руками увлекая за собой дружинников. Потому что из глубины двора к ним косолапо шествовал… бурый медведь-исполин.
- Милости прошу! - приветливо улыбнулся между тем Дворовый.
- Ой, нет, мы уж как-нибудь здесь…
Не поняв, отчего дорогие гости вдруг оторопели, демон огляделся и тут же, потрясая метлой, истошно завизжал:
- Аркуша, ах, поганец! Опять с цепи сорвался!
«Цепью», насколько разглядел её Никита, служил кожаный ремешок, затейливо витой, но до того чахлый, что посадить на него даже ласкового пуделя было бы верхом легкомыслия.
- А ну, пшёл отсюдова! Место! - продолжал голосить Дворовый, шпыняя медведя, аркуду по-старославянски, немудрящим своим уборочным инструментом. Пришельцев же успокоил. - Не бойтесь, он у нас домашний, не укусит.
«Зачем ещё кусать?! - подумал, кое-как приходя в себя, Никита. - Проведёт туда-сюда когтями, и менеджер по продажам превратится в фарш на зразы. Или обсосанной за зиму лапой так приложит, что позвоночник директора по безопасности высыплется через анус. Да и какашки у тутошних медведей запахом – сродни выхлопу русского дизеля»…
- Ты уж, батя, привязал бы его чем-нибудь покрепче, - посоветовал он Дворовому.
- Я его в овине запру, оттуда, пожалуй, не удерёт.
- Да уж будь так любезен! И вход поленом подопри. И каким-никаким заклинанием. И отправь всё это хозяйство в иной пространственно-временной континуум. Так, чтоб не ближе эпохи динозавров где-нибудь в созвездии Стрельца… Ну, а мы пока тут, за воротами, свежим воздухом подышим. Озон после бури-то страсть как хорош!
До остервенения послушный воле дворника Аркуша столь «безропотно» отправился в заточение, что из леса чёрным торнадо взмыло в небеса вороньё, стены овина заходили ходуном, а сопряжённый с ними частокол заскрипел, как сведённые челюсти аллигатора. Команды «фу!», «сидеть!», «лежать!» и «место!» перемежались до того вычурной бранью демона, что Никита, сам любитель красного словца, буквально истерзал стилом компьютер-наладонник, опасаясь только одного – как бы не пропустить очередного идиоматического раритета. И задался в этой связи вопросом необычайной значимости для текущего момента: вследствие чего, интересно, принято считать, что матерщиной Русь обязана хамоватым ордынцам? И не преминул спросить об этом Гюльнару. Всё равно ждать заточения медведя, так пусть друзья хоть отвлекутся!
- Всё очень просто, - пояснила спутница этой жизни. - Ни для кого не секрет, наверное, что ордынцы Русь не оккупировали, только получали с ваших уважаемых предков дань – так называемый ясак. Причём не обирали русичей: монастыри и церкви вообще обходили стороной, с вдов и сирот брали половину того, что полагалось. И вот что ещё характерно: в первые десятилетия после Батыева нашествия те, кого принято называть монголо-татарами, собирали налоги своими силами, максимум отдавали часть земель на откуп басурманам, жуликам из Средней Азии, и лишь много позднее перепоручили это дело самим русским князьям…
- Ну, а когда же матерщина? - не выдержал Вован, человек с ярко выраженным южным темпераментом.
- Уже на подходе, - улыбнулась Гюльнара. - Подходит, значит, к деревеньке ордынский отряд: ханский баскак, свита его, вооружённое сопровождение, обоз. Мужики, естественно, бегут в леса – кому охота платить лишку?! Остаются бабы, ребятишки да патриарх, считать которого кормильцем язык не поворачивается. Деревня сирот! Ну, да, как говорится, с драной овцы – хоть шерсти клок. Останавливаются у первого же дома, баскак зовёт ребятишек из-за тына и горделиво представляется: «Я – бай!». То есть большой начальник. И, зная, что мужиков всё равно не отыщется, приказывает: «Вашу маму давай!». А так как визит оголодавших на «ЭТО дело» воинов к незамужней якобы женщине сплошь и рядом…
- …приводил к непотребству, - закончил за подругу Никита, - скороговорка «я бай вашу маму давай!», не к чести наших пращуров, очень скоро приобрела сегодняшний смысл.
Ольга осуждающе тряхнула русыми локонами.
- Не очень красивая история!
- Увы, солнышко, - вздохнул князь-менеджер, - история человечества знает куда больше случаев жлобского прагматизма, нежели истинного благородства. Даже семейные ценности нередко приносились в жертву сребролюбию и стяжательству… Ну, хорошо, цветик мой гранатовый, насчёт «ябать» мы поняли. А что ты скажешь по поводу..?
Он бросил до того выразительный взгляд на брюки, что Ольга смутилась, Вовчик хохотнул, а Гюльнара резонно заметила:
- По поводу того, о чём ты подумал, замечу – у тюркоязычных народов это дело называется «кутак». Не знаю, как ты, но лично я ордынского корня в слове из трёх букв, что по российским городам и весям пишут на заборах, не усматриваю. Может, варяги подкузьмили, а?
- Может, и варяги, - задумчиво проговорил Никита, с опаской поглядывая на овин. - Дикие люди, порождённые медведями в берлогах, вскормленные мухоморами и палтусом. С таких, блин, станется!
- Как там, интересно, наш медведь? - настороженно спросила Ольга, закрывая тему матерщины.
- А что медведь?! - пожал плечами Вовчик. - «Я бай!» свою медведицу, рожай варягов да соси лапу. Ну, или «кутак»… Нам бы его проблемы!
Не успел князь-менеджер в этой связи подумать о том, что сомнительные прелести быта на пленэре надоели ему хуже ноющей боли от застарелого вывиха голеностопа, неловко растревоженного ударом по печени упыря, как из калитки появился дворник Дворовый.
- Ну, вот, медвежья проблема улажена, - удовлетворённо хлопнул он в ладоши. - Милости просим, гости дорогие!
И гости – дорогие ли, эконом ли класса, а то, глядишь, вовсе за бесценок, да ещё со стопроцентной скидкой и вторым экземпляром в подарок, – хотя и оглядываясь на ворота овина, но всё-таки с явственным энтузиазмом направились вслед за сотрудником reception. Видимо, у каждого зудел свой голеностопный сустав…
Внутреннее убранство подворья домовитой нечисти радовало глаз обилием живительного дерева, а ноги – чисто выметенным дощатым настилом. Казалось, дружинники попали в баню, с которой сорвало крышу. За каменку вполне сошёл бы гранитный валун прямо посреди двора, если приглядеться, младший брат скалы близ Исаакиевского собора, даже с чёрным, как смоль, вороном в роли Петра Великого и столь же чёрным котом – чем не вздыбленный конь в миниатюре?! Имелся в «баньке» и веничек – раскидистая одинокая сосна, произрастающая будто бы прямо из камня. Присутствовала даже шайка с водой – невысокий колодезный сруб. И Никите вдруг до чёртиков захотелось разогреться на банном полоке, отполированном ягодицами, рогожей и песком, передохнуть в предбаннике, до пресловутых чёртиков нахлебавшись потогонного чая, возвратиться в парную, поддать жару и лечь под распаренный берёзовый веник. Да чтобы демон-банщик отхлестал, как скаковую лошадь, без чинов и званий, а потом щедро окатил ведром колодезной воды. А после отпоил бы квасом. А ещё позже можно вспомнить и про водку, что до времени таится в рюкзачке… Ух, как оно!!!
Оно – сиречь архитектурное решение языческого зодчего – может, и не сулило гостям развлечений, принятых в третьем тысячелетии по Рождеству Христову, но минимум благ обещало уж всяко. После двукратного ночлега на еловых лапах, после свихнувшихся от свежей крови комаров, испепеляющей жары и ярости Перуна-громовержца излишеств им не требовалось точно. Банька, судя по дыму, топится, и спаси вас за то христианский Бог! Ведь «спасибо» как раз «спаси, Бог!» и означает...
Баня составляла нижнюю половину левой ножки приплюснутой буквы «П», в форме которой был выстроен единый жилой и административно-хозяйственный комплекс здешней нечисти. В этой же ножке под одной двускатной крышей, архаично изолированной от непогоды мшистым дёрном, заподлицо с баней соседствовала кузня-мастерская. Боком она притулилась к перекладине «П» – жилой избе, соединённой через парадные сени с клетью, то бишь складом всякой всячины. Вдоль всей перекладины тянулась просторная крытая веранда с колоннадой столбов, поддерживающих навес, и перилами на затейливых резных балясинах. Милая в своей патриархальности картинка эта ни к селу ни к городу напомнила Никите салун из ковбойского вестерна.
В этой же связи́ его посетила мыслишка о возможной связи между их визитом в навий мир и агрессивностью современных ковбоев. Впервые, надо сказать, посетила. И обдумать её следовало бы предметно. Но – увы! Голодный, уставший, грязнее старикашки водяного, Никита снова погрузился в нереальную реальность демонического быта.
Правую ножку литеры «П» составляли амбар, хлев и овин с заточённым внутри медведем. Овин, который Никитушка, великий спец по зачистке населённых пунктов, искренне считал прибежищем овец. Ну, а овчарню, соответственно, – овчарок... В нашем повествовании как-то уже говорилось о том, что всякая информация рано или поздно придётся ко двору, и он без колебаний разместил на верхней полке памяти сведения о том, что медведи, как и человек, подвержены синдрому обструктивного нарушения дыхательных процессов во время сна, по-латыни – храпу. Храпел косолапый Аркуша так, что казалось, будто во чреве овина сразу несколько тысяч душевнобольных трут одно о другое фарфоровые блюдца. Ну, да пёс с ним, что естественно, то, говорят, не безобразно. Но! Но хоть бы на пару миллионов децибел потише!!!
В остальном же, если не считать медвежьего синдрома, пастораль языческого хутора дарила умиротворение и радость от самого факта бытия, пусть даже в нереальном мире. Для встречи дорогих гостей на веранду высыпало, как понял Никита, всё здешнее население во главе с крошечного роста старичком – не больше метра, да и то вместе с лаптями и замшевой шапкой в форме колпака. Означенным колпаком, длинной, в пояс, седой бородой и лукавым прищуром выцветших за годы глаз он напоминал доброго гнома, а рязанской курносостью, долгополой рубахой под поясок и штанами из небеленой поскони – русского кержака-старообрядца. «Если это не Домовой, - подумал князь-менеджер, - прямо здесь же разуюсь и откушу себе мизинец на левой ноге! Всё равно толку с него никакого»…
Между тем старичок важно спустился по ступеням парадного крыльца – с отдельной двускатной кровлей, увенчанной резным коньком-охлупнем, – снизу вверх оглядел прибывших, каждому хитро подмигнул и церемонно поклонился.
- Гой еси, добры молодцы и красны девицы! - приветственно воскликнул он, что-то пробормотал о погоде, тяготах пути и сбыче сокровенных мечт усталых путников, равно как и гостеприимных хозяев, после чего представился. - Здешний домовой, звать-величать меня Жихаркой, рода Постеньева, по батюшке Кузьмич.
- Вот как? - причмокнул губами Никита. - Странно, но я – тоже…
Постень, - припомнил он, - одно из народных прозвищ Домового. Жихарем его же называет деревенщина российского северо-запада. Ну, а Кузьма… Кузьма, по-гречески Косма, – во-первых, украшение, во-вторых, мир. Украшение дома. Мироустройство дома. Мир этому дому! Да и мизинец, кстати говоря, совсем не лишний, чай, сгодится в новом/старом мире подо что-нибудь…
- Мир вашему дому! - низко поклонился хозяину Никита, представился сам и представил друзей.
Хотел было почерпнуть из памяти всё, что прежде слышал о Домовом, но дедушка не дал на это времени, взявшись за презентацию челяди. Первым представил косматого, шерстистого, обсыпанного мякиной мужичка, чертами лица удивительно похожего на кота.
- Мой ближайший помощник, звать его Егорием. Он заведует овином – вон той избушкой, - кивнул на темницу Аркуши, - где мы сушим хлеб в снопах…
- Кто бы мог подумать?! - сконфуженно буркнул Никита под нос.
Благо, сразу не спросил, как там медведь уживается с овцами!
- …Люди почему-то считают его злобным, даже жестоким. Говорят, способен в сушильную печь затащить. Да, способен! - повысил голос Домовой. - С разгильдяями только так и нужно! Хлеб, он, известно, всему голова, а овин – народнохозяйственный объект повышенной опасности, и нечего там с пьяных глаз печку разгребать да полыхающими головнями размахивать!
- Абсолютно с вами согласен, - покивал Никита. - Техника безопасности превыше всего, а пьянство, знамо дело, вредный пережиток, - незаметно ущипнул Гюльнару за бочок и глубокомысленно заметил. - Наверняка его монголо-татары привнесли в наш быт…
Домовой, не уловив иронии, лишь отмахнулся.
- Не, это вряд ли. Татары – народец мирный, смирный, трезвый, законопослушный. Ну, побили чурдженей, киданей, хорезмшаха затравили, нашим витязям на Калке врезали по первое число – тридцать первого мая, да по первое июня! – города пожгли, народец в плен забрали, дань назначили. Подумаешь, дело-то житейское! Я, сынок, на варягов более грешу, сволочь они та ещё.
- Честно говоря, я в последнее время тоже их не особо привечаю, - согласился Никита, думая о ковбоях-варягах из-за океана, обложивших Русь авианосными эскадрами. - Люди говорят, они Америку открыли, а весь мир теперь не знает, как её закрыть.
- Брешут твои люди! - снова отмахнулся Домовой. - Всем известно, что Америку открыли братья Ричард и Морис Мак-Дональды, больше известные под прозвищами «Фаст» и «Фуд», наши, кстати, парни, из союзных кельтов. Ну, а после уже понаехало туда индейских гастарбайтеров… Ладно, идём дальше по персоналиям!
Следующей персоной оказался Хлевник. Звать его Архипкой. «Архип – старший над лошадьми», - походя перетолмачил Никита, столь же походя удивляясь тому, что означенный демон похож на Кузьмича как брат-близнец, правда, чуть моложе на вид, покрепче телом и погрязнее рубахой. С другой стороны, чему удивляться?! Трудится, чай, не в офисе высокой культуры обслуживания клиентов… Главная его забота, - пояснил Домовой, - лошади и коровы. С овцами имеет дело редко, а с козами и свиньями – вовсе никогда. Хлевник сопровождает скотину в поле, чистит и холит её, заплетает лошадям гривы и хвосты, поит их, не даёт в обиду. Но этот же демон может оказаться и виновником всех бед, сваливающихся на скотину: вдруг ни с того ни с сего вздумает гонять лошадь по конюшне, отчего она худеет и слабеет; может лишить корову молока.
- С Дворовым вы уже знакомы, - продолжал старшина домовитой нечисти.
- Да уж поручкались, - подтвердил Никита, содрогаясь от воспоминаний о явлении медведя. - По первому впечатлению, вполне достойный муж. Чистоту блюдёт неукоснительно, во дворе порядок. Вот только держал бы он мишку на чём-нибудь более прочном, чем кожаный шнурок.
- Это ещё что! - вздохнул домовой. - Раньше выводил Аркушу на одних лишь заклинаниях. А как заикаться стал при заговорах, так мы бабай-аги и лишились…
- Значит, Бабы Яги больше нет?! - воскликнула Оленька так, будто жизни без неё себе не представляла.
Демон лишь поморщился в ответ.
- С этой ведьмой что сделается?! Её в печи не сожжёшь, в ступе не растолчёшь, помелом не выметешь! А вот бабай-агу уважаемого…
- Старого господина, - шёпотом перевела с тюркского Гюльнара.
- …бригадира отделочников из Таджикистана наш Аркуша с удовольствием покушал… Так, не отвлекаемся! - домовой указал на обнажённого по пояс, хмурого, закопчённого, как скумбрия, мужика с недобрым взглядом, комплекцией напоминавшего Арнольда Шварценеггера. - Это наш кузнец-оружейник Гефест!
- Чувствуется, - уважительно кивнул Никита.
Домовой же перешёл на еле уловимый шёпот.
- Вообще-то его зовут Игнаткой, и с оружием он не в ладах, больше по подковам спец, да и то больше гнёт, а не куёт. В русалку безответно втрескался, так у него с тех пор не только в башке всё перевернулось, но и руки заняли место ног. А те, сам понимаешь, откуда произрастали… Но приходится терпеть, другого нету. Слушай, воевода, а твой гридень…
- Кто-кто? - не понял Никита.
- Ну, телохранитель, оруженосец, младший дружинник, - пояснил домовой, незаметно кивая на Вовчика. - Он часом не промышляет обработкой металлов?
- Увы, Жихарь свет Кузьмич, увы, он больше по электронике.
- Жаль-жаль! А то, глядишь, и приспособили бы к делу вместо Игнатушки-дурачка, русалкою прельщённого… А чего бы нет?! - воскликнул он, глядя, как саркастически усмехается Никита. - Посуди сам: работа интересная, почёт и уважение, крыша над головой, одёжа, харч от пуза, банька, опять же…
- Да, банька нам с дороги совсем не помешала бы, - в меру наглея, «тонко» намекнул гость.
- Ах, да! - всплеснул руками домовой. - Что ж это я, недоумок старый, болтаю попусту?! Дорогая! - прокричал он в сторону избы. - Дорогая, подь сюды скоренько!!!
Дорогой оказалась высохшая бабка в обветшалой юбке-понёве, древняя, как первый динозавр, с невероятно длинным носом на морщинистом, цвета жёлчи, лице.
- Чаво орёшь, малахольный?! - проворчала она, тиская в трясущихся руках кудель.
- Как там банька для наших гостей, дорогая? - заискивающе спросил Жихарь Кузьмич.
- Банька им! - фыркнула старуха. - Понаехали тут… Пущай топают, банька готова.
- А попить да пожевать чаво, переодеться..?
- Всё в предбаннике. А свою рухлядь пущай в сенях сложат, апосля разберу да простирну.
- Ай, благодарствую, дорогая, ай уважила! - поклонился домовой, провожая её в избу.
А потом заговорщицки прошептал, обращаясь к гостям:
- Это кикимора, жена моя, стало быть, гражданская. Звать её Прозерпиной.
- Так ведь кикиморы – болотные существа, - не сдержавшись, бестактно ляпнул Никита.
- Болотные ещё вреднее, - со вздохом признался домовой. - А с этой ладить можно. Теоретически… Ну, да пёс с нею, с каргой ворчливой! Проходьте в сени, кидайте поклажу свою немудрящую и – прямиком в баньку! Там и бодрящий напиток из чаги прямо с огня, и квасок ледяной, и простынки льняные, и бельишко узорочное. Банник вас приветит, звать его Вадимкой (забиякой, смутьяном, - припомнил значение имени Никита). Милости просим, гости дорогие!
Долго просить их не пришлось – шагали, как на бесплатный фуршет. Правда, на полпути Ольга не преминула спрыснуть дёгтём их медовое ликование.
- Как-то слишком уж благостно нас принимают. С чего бы это, а? Вымоемся, и нас, чистеньких, прямо на стол и подадут.
- Хоть бы сварили перед употреблением, - буркнул Вован, тоже явно встревоженный.
Не осталась в стороне и Гюльнара.
- Овинник печь свою растопит да зажарит наших мужиков на решётке, как барбекю. Нас же с тобой, Оленька, изнасилует кузнец Игнат-Гефест.
- Цветик мой гранатовый, - вмешался Никита, - за весь противоположный тебе пол подписываться не стану, но лично меня, мужа своего гражданского, обзывать «мужиком» не смей! Офицер подразделения СпецНаз, он же топ-менеджер, – не мужик. Мужики, вон, - кивнул на хлевника, - лошадям хвосты в косички заплетают. Это первое. Во-вторых, раз уж вопрос о горемычной участи каждого из нас будет решаться по половому признаку, а я, как стало известно, не мужик, то меня – чур! – тоже изнасиловать посредством кузнеца.
Машинально помянув Чура, не мужик, но муж осёкся, ожидая появления демона-охранителя. И таки дождался! В голове его вдруг затрезвонил колокольчик и дребезжащий баритон произнёс: «Голосовое сообщение: человек в отставке, следи за базаром! С уважением. Чур»…
Дверной проём в предбанник гостям заступил сморщенный, паршивый, остроносый дедушка в одних лишь грязных, словно желания педофила, портках. Впрочем, канаты мышц навевали мысль о том, что защищать свой пост ветеран будет стойко. Это был явно «приветливый» банник.
Тоном администратора гостиницы коммунистических времён, грудью закрывшего проституткам доступ к телесам и кошелькам иностранных граждан, демон спросил:
- Расписаны?
- Расписаны, - не колеблясь заверил Никита. - Под хохлому.
И продемонстрировал эмблему ВДВ на левом плече – ошибку молодости, в своё время едва ни ставшую камнем преткновения на пути в «компетентные органы».
Ну, и началось! Выслушивая инструктаж о мерах безопасности и правилах «помойки» в санитарно-оздоровительном заведении, Никита представлял себе банника то воспитательницей детского сада, то монашкой строгого устава, то замполитом Советской Армии, причём в самой гнусной из ипостасей означенных лиц.
В бане, говоришь, запрещено употребление спиртного? Не вопрос! Две из трёх оставшихся бутылок «Русского стандарта» он передал в дар Жихарю Кузьмичу, а последнюю намеревался лично выставить с утра на опохмелку.
В бане запрещено блудить? Да никто, честно говоря, и не собирался. Им бы смыть языческую грязь!
В бане запрещено разводить открытый огонь? Да, это проблема из проблем! Но, стиснув зубы, как-нибудь перетерпят…
В бане запрещено отправлять естественные надобности? Странно! Люди всю жизнь только этим и занимаются…
В бане запрещено нарушать установленный порядок вещей? Вообще без комментариев.
В бане людям разрешено использовать три «пара», так как четвёртый – для мелкой нечисти? Ну, что ж, вполне достаточно. Первый заход на разогрев тела, во второй поддаёшь воды на каменку и паришься, пока очи не вылезут, третьим закрепляешь это дело, и – спасибочки за процедуры!
Банька, говоришь, она всегда во благо для души и тела? Вот уж кто бы сомневался?!..
Гости навьего мира покинули баню воистину обновлёнными, причём не только телом и душой, но и нарядами. Девушки потрясающе смотрелись в тончайших – и соблазнительно полупрозрачных – льняных рубашках до пят с узорчатой вышивкой по верху и подолу. Да плюс декольте, какого не увидишь на светских балах. Винтажные модели третьего тысячелетия удавились бы от зависти! Лишь кроссовки несколько подпортили эффект. Мужчины тоже облачились сообразно временам и нравам – в штаны и короткие, до середины бёдер, полотняные рубахи. Вован, как и дамы, натянул кроссовки, а вот Никита предпочёл дать ногам отдых, перепоясал немудрящий бойцовский костюм-каратэги длинным рушником и попытался максимально войти в образ несравненного сэнсэя Хидеюки Ашихары, основателя школы жёстких боевых единоборств ашихара-каратэ. При этом заставил себя думать о пути воина бусидо и цветущей сакуре у подножия горы Фудзияма, священной для каждого самурая, мало-мальски уважающего традиции Ямато Ниппон. И додумался до того, как под завистливыми взглядами целого легиона самураев равный Богу император-микадо самолично производит его в князья-сёгуны. Гейши кричат «банзай, Никита-сан!» и в воздух чепчики бросают… Известно ведь, что Никита-сан и в прошлой жизни отличался скромностью, как бегемот – осиной талией!
Между тем над гостевыми талиями нависла нешуточная угроза языческого хлебосольства. В искреннем изумлении оглядывая стол, на котором ни то что яблоку, но даже земляничке негде было упасть, Никита поневоле вспомнил легенду о гостеприимстве древних славян. Кражи в их общинах карались по всей строгости тогдашнего Закона и Порядка – смертью либо усекновением конечности. Лишь в одном случае татьба считалась правомочной и нравственно оправданной – если человек украл для того, чтобы щедро угостить пришельца из других земель. Красивый обычай, не правда ли?! Увы, правда ещё и в том, что пришелец из иных времён попутно вспомнил другую вековечную традицию Руси: ночь усиленно кормить, к утру зарезать…
Пока Жихарь Кузьмич, балагуря с девушками и Вованом, нарезал громадными ломтями ржаной хлеб, Никита осмотрелся в жилом помещении нечисти. Банальная крестьянская изба в северном своём варианте – прямоугольной формы сруб в четыре стены из толстых, лишённых коры сосновых брёвен, уложенных вертикальными рядами-венцами. Нижние венцы имеют продольные выемки, в которых для более плотного прилегания утопают верхние ряды. В этой связи князь-менеджер, не чуждый за последний год строительству и свойствам материалов, подумал, что разумнее было бы долбить канавки, наоборот, по низам верхних рядов, дабы в них не оседала влага – рассадник грибка, причина гниения вечно живого дерева.
- Соображаешь, тёзка мой по батюшке! - отвлёкся от разговора с гостями домовой, тем самым напомнив, что демоны легко проникают в сознание людей. - Пролетят столетия, и твои предки к этому придут («предки» и тут же «придут», на вкус тёзки, прозвучало дико, но – увы!). А мы пока что строим так, как видишь. Только долбим канавки по той стороне стволов, которая была обращена к северу, – там годичные кольца расположены чаще, а значит, древесина гораздо плотнее.
- Так для отчёта и запишем… - буркнул в усы Никита и, пользуясь тем, что домовой снова отвлёкся на его дружину, продолжил осмотр.
Стыки между венцами заложены мхом и промазаны глиной. Между прочим, мох – не только прекрасный теплоизолятор, но и преграда на пути любой инфекции. Дверь между жилой избой и холодными сенями сколочена из досок в виде щита и для пресловутой термоизоляции обтянута лосиной шкурой. Дверной проём среднему человеку по плечо…
- Для нашего роста достаточно, - пояснил коротышка домовой. - А вот человеку надобно склониться, дабы оказать почёт и уважение истинным хозяевам. Ты уж не обижайся, витязь, коль скажу тебе по совести: вас, людей, порой следует опускать с небес гордыни и тщеславия.
- Это уж как Бог свят, - согласился Никита.
- Между прочим, когда придут времена триединого христианского Бога и присных его, славянам это дело пригодится: входишь в избу – вынужденно поклонись иконам в красном углу! А то забудешь с пьяных глаз и вовек не отмолишься.
Гость попытался ухватить демона за язык.
- А когда эти времена придут?
- Лишь только созреют твои предки, так и времена уж тут как тут, - усмехнулся домовой. - Минут через пять, от силы десять…
До поры духовного созревания пращуров красный угол избы – по диагонали от печи – красовался живописным ликом Жихаря свет (нет, скорее «темень») Кузьмича и женщины, в которой Никитушка, благо, не обделён фантазией, признал его гражданскую жену, кикимору Прозерпину. А что, лет пятьсот назад была очень даже ничего себе! Означенная кикимора восседала на лавке у русской печи, сразу справа от входа в избу, и деловито управлялась с прялкой и веретеном, не забывая эпизодически бросать вроде бы в никуда язвительные замечания насчёт «понаехало дармоедов!»…
Между тем за дармовым угощением дело не стало. Закончив наконец манипуляции с хлебом из кислого ржаного теста, Домовой устроился под своим образом на лавке во главе стола и указал места пришельцам: Никите – с почётом, по правую руку, Вовчику – по левую, на приставной скамье, дамам – подле своих кавалеров. Перво-наперво каждый в торжественной обстановке получил от него свою долю хлеба, который, известно, всему голова, и кубок с хмельным мёдом. Трудно сказать, приняты ли у домашней нечисти заздравные тосты – даже маленькие тостики, вроде «За ВДВ!», – потому Никита свой устав в чужом монастыре вводить не стал, лишь с поклоном поднял чару в ответ на аналогичный жест хозяина. Правда, ему послышалось при этом, как Домовой буркнул: «Прозит!»… Но мизинца в этот раз на отсечение не дал бы. Да и вообще, какая разница, кто там что ляпнул?! Никитушке было не до того – он жевал вожделенный хлебушек!
Жихарь Кузьмич дал ему по-отечески добрый совет:
- Ты бы, витязь, ушицы с дороги откушал, оно всяко полегче для желудка будет. Вот, гляди, уха на бульоне из утки, вот – на лосиных рёбрышках.
- Что-то, Никуся, наш хозяин «гонит», - прошептала ему на ухо Гюльнара. - Уха, насколько я знаю, рыбный суп.
- Рыбным супом, Граната Ренатовна, - отомстил за «Никусю» гражданский супруг, - уха сделалась тогда, когда ваши монголо-татарские предки сожрали всё, вплоть до рогов с копытами, древнерусское сухопутное зверьё.
Вслед за хозяином он опрокинул «на второе» чарку березовицы – терпкого хмельного напитка, получаемого брожением берёзового сока – и менторским тоном развил тему ухи:
- А если серьёзно, то наши – не ваши! – пращуры издревле называли ухой всякое первое, в нынешнем понимании, блюдо. И ушицы на лосиных рёбрах я, пожалуй, впрямь отведаю!
Отведал он ушицы. Отведал и пирогов с разнообразной начинкой. И томлёной в печи осетрины. И даже кашей-размазнёй с творогом и грибами не побрезговал. И… И всё это время ощущал какой-то странный дискомфорт. Что-то за столом было не так! Что-то не вписывалось в интерьер навьего мира и языческой Руси! Что-то… Ага, вот оно, что! Вован жевал кабаний окорок с гарниром из… картошки. Привет Колумбу и Петру Великому! С другой стороны, памятуя об особых отношениях демонов с американскими индейцами, удивляться не пристало.
Жихарь Кузьмич оценил водку третьего тысячелетия по Рождеству Христову как вполне пристойную, закусывая без энтузиазма, скоро осовел и пустился в многословный трёп о счастливых деньках своей молодости. Молодости, во времена которой, по традиции, было всё ништяк – и девки краше, и вино пьянее, и монеты звонче, и уверенность в завтрашнем дне, и стабильность, и эрекция…
Пафосные мемуары Домового скоро надоели, и Никита, отягощённый изобильными яствами, как рюкзак туриста – «Завтраком туриста», вразвалку прошёлся по избе. Дощатый пол, устланный дорожками из колючей рогожи, не скрипел. Благостную тишину в избе нарушали только шепелявое бормотание Жихаря Кузьмича, смешки гостей и деликатный храп кикиморы, которую, разом с прочей челядью, за стол не пригласили. Со скамьи у печки, от жара которой бабку разморило, Никита подобрал нечто среднее между пергаментом и тонким свитком бересты. На ощупь артефакт и вовсе показался ему грубой выделки бумагой. Ну, а когда развернул находку, ему почудилось, что вот-вот сойдёт с ума. В очередной, кстати, раз… Потому что свиток оказался ни много ни мало – газетой! Еженедельником «Великокняжеские бредни» со слоганом «Протралим частыми великокняжескими бреднями наш общий русский прудъ!». Прочитав заголовок первой же статьи – «Варяги, go home!», – князь-менеджер почувствовал явную нехватку свежего воздуха…
…Воздуху на веранде свежести вполне хватало. Вопреки традициям зодчества древних славян-русичей, сени, а значит, и весь жилой комплекс, входом своим глядели на север. Увы, для демонов законы человеческого общежития, как и законы мироздания, не писаны, и если чуть проветривший мозги Никита наблюдал сейчас восхитительный закат в западном секторе горизонта, из данного факта никак не следовало, что восход увидит на востоке. Впрочем, это проблемы демонов и мироздания! Он же оседлал перила на резных балясинах и пристально, с тоской в глазах, будто в последний раз, вгляделся в окоём, неторопливо поглощающий светило.
- Лепо? - спросил неслышно подошедший домовой.
Гость сперва не понял, что бы это значило, но тут же вспомнил актёра Яковлева в памятной роли Грозного царя Иоанна IV Васильевича: «Красота-то какая! Лепота!»
- Да, - согласился он, - красиво прямо-таки до изумления. Любовался бы и любовался!
- Налюбуешься ещё… А сейчас – спать! Завтра первый рабочий день.
Никита чуть ни брякнулся на дощатый настил.
- Хм! Чей это первый рабочий день?!
- Ну, не мой же! - поморщился домовой. - Писано про него: умён, наблюдателен, аналитичен… А он – дурак дураком, ей-Перуну!
- Чего-чего?! Где писано? Что писано? Про кого писано? Давайте-ка, любезный, с этого момента поподробнее!
Если судить по несколько растерянному виду, хозяин понял, что допустил оплошность, спьяну наболтав, чего не надобно.
- Где писано? - проворчал он. - На лбу у тебя писано! Жить со своей дружиной будешь в тепле и сытости, но не задарма. Пойми, о тебе же забочусь! Потому как труд, он, конечно, сделал из обезьяны человека, но нету никаких гарантий, что процесс этот необратим.
Присоединившиеся к ним Гюльнара, Оленька и Вовчик, будучи шокированы заявлением демона, в унисон издали странные хрюкающие звуки, а Никита проворчал:
- Вот оно, хвалёное русское гостеприимство: кто не работает, тот не ест… Ладно, чай, не инвалид, не лежебока-обезьяна и не тунеядец, – отработаю хлебушек. Вот только в какой должности? Разнорабочим на гумне?
- На гумне! - фыркнул домовой. - Ты хоть представляешь себе, олух, что это такое?
- Честно говоря, смутно, - признался сконфуженный пришелец из цивилизованного мира.
- Вот то-то же! Посему быть тебе инструктором по рукопашному бою. Сам ведь хотел, не так ли?
- Да, было дело… Подождите, Кузьмич, а вы откуда знаете?!
- Ну, мало ли… - хозяин многозначительно взглянул в мутнеющие небеса. - Птичка Гамаюн весточку под хвостом принесла.
- Птичка Гамаюн… Под хвостом… Ах, да, вы же мысли читаете влёт! - Никита подобрался. - И кого мне предстоит здесь отпиз… ну, в смысле, натренировать?
Он мельком оглядел подворье. У ворот хлева демон этого заведения, по-варнацки сидя на корточках, заворачивал с полкило конопли в обрывок знакомого уже официоза «Великокняжеские бредни». Рядом валялся Аркуша, облапив, словно дорогого сердцу медвежонка-последыша, бутыль из-под хмельного мёда. Инструктор брезгливо кивнул на чумазого хлевника.
- Этого, что ли?!
- Этого тренировать бесполезно, - вздохнул домовой. - Этого пора кодировать… Группу обучаемых я тебе завтра предоставлю, не переживай. А теперь, гости дорогие, милости прошу почивать! Спальни бабка вам, надеюсь, уже приготовила. Там и постели на перинах мягоньких, и одёжа какая-никакая, и вообще… Кстати, звукоизоляция отличная, так что во блуде не стесняйтесь. Дело ваше молодое, ну, а наше – сторона.
- Спальни, говорите? Да ещё со звукоизоляцией… Ну-ну, поглядим, послушаем! - покачал головой Вовка, обнимаю Ольгу за талию.
Никита поддержал друга саркастической ухмылкой.
Но уже в сенях стало понятно: иронизировали гости зря. Забыли, где находятся! Забыли, с кем имеют дело! Забыли, что пространство с материей, как и время, нестабильны, а потому вполне изменчивы.
- Чудеса! - воскликнула поражённая Оленька.
- Хорошо эти, блин, кудесники устроились! - пробормотал Вован.
А Никита шепнул на ухо Гюльнаре:
- Пожалуй, мы устроимся не хуже, правда, цветик мой гранатовый?
Хотя и весьма просторная, но по конструкции простейшая изба – прямоугольник в четыре стены – предстала внутри совершенно иной, нежели четверть часа назад. Интерьер изменился напрочь: единственная прежде комната оказалась разделена перегородками, вскрытыми гладким тёсом, на своего рода холл, увенчанный красным углом, и два изолированных спальных помещения с печной стороны. В тёплом, ровном, ничуть не раздражающем свете иудейского семисвечника-меноры – наверняка трофея разбойных варягов – в спальне князя-менеджера и его языческой жены чётко прорисовывались пушистая, как облако, постель на двуспальной кровати из лавки и приставной скамьи, пара скамеек-табуретов и некое подобие трюмо с мутным венецианским зеркалом и тазом для омовения, к которому прилагался изящный, явно восточной работы жбан с водой. На столике у стены, прямо под волоковым оконцем, выстроившись вокруг изящного букета полевых цветов, терпеливо ожидали своего часа кувшины со сбитнем и настоем чаги, два серебряных кубка, украшенных смарагдами, и деревянное блюдо с немудрящим древнерусским десертом: ломтями клюквенного пирога, блинами, густо промазанными мёдом, и крупеней – шариками гречневой каши, запечённой с творогом и взбитыми яйцами. Под невысоким потолком из плотно пригнанной, гладкой – далеко не топорного тёса – смолистой доски витали чуть дурманящие ароматы разнотравья. Было на удивление свежо. Тихо. Спокойно. Мирно. Ладно… Ну, и, хрен с ним, ладно, будем жить!
Впервые за эти дни Никита чувствовал себя по-настоящему прекрасно. Перина оказалась мягкой, как первый ноябрьский снег. Постельное бельё оказалось нежным, словно кожа годовалого младенца. Звукоизоляция оказалась и впрямь на уровне! Что оказалось весьма кстати…
- Как хорошо, правда, Ники?! - прошептала Гюльнара, уткнувшись носиком ему в грудь.
- Правда, цветик мой гранатовый, чистейшая правда.
- Только домой всё равно хочется… Надолго мы здесь?
- Завтра узнаем, - вздохнул Никита.
- Ты уверен?!
- Абсолютно! Как в том, что Бог свят. Как в том, что вслед за летом наступает осень. Как в том, что дважды два – четыре. Ну, в крайнем случае, пять… Как в том, что люблю тебя! - а про себя добавил: «Как и в том, что нам с тобою рано или поздно, увы, предстоит возвратиться туда, откуда прибыли. Ну, а как у нас там дальше сладится, то лишь Бог весть»…

Когда я вернусь,
Я пойду в тот единственный дом,
Где с куполом синим не властно соперничать небо.
И ладана запах, как запах приютского хлеба,
Ударит меня и заплещется в сердце моём,
Когда я вернусь…
А когда я вернусь?!



Нас – рать!


Его звёздным часом стал комендантский…


С раннего утра гостиница-ночлежка превратилась в сумасшедший дом. Жихарь Кузьмич, демонически бодрый и свежий, без малейшего намёка на похмельный синдром, принялся носиться по избе и голосить дурным петухом:
- Ку-ка-ре-ку, подъём! Ку-ка-ре-ку, форма одежды – парадная! Ку-ка-ре-ку, дружина – строиться! Ку-ка-ре-ку, с вещами на выход!
Возможно, впрочем, это был как раз таки поименованный синдром. Алкогольный психоз у каждого из страждущих весьма оригинален…
- Кузьмич, - простонал Никита, - не обижайся, но ты сегодня станешь у меня боксёрской грушей!
И было это ещё сравнительно мягко сказано. Во всяком случае, из комнатки Вована с Ольгой, несмотря на звукоизоляцию, послышалась матерщина, коей позавидовали бы все, какие только есть, монголо-татары, ломовые извозчики, трамвайные хамы и футбольные фанаты, вместе взятые…
Но, как бы то ни было, полчаса спустя Никита Буривой – при полном воздушно-десантном параде, в голубом берете набекрень, – понукаемый демоном, вывел свою дружину за ворота.
И офонарел!
Офонарел по той простой причине, что вдоль поскотины, как на дивизионном смотре, выстроилось… Войско. Войско, на знамёнах которого издалека отчётливо читалось «Варяги…». Да уж хренушки, какие там варяги, когда янки! «Yankee, go home!»…
!!!...
И понял тогда майор запаса Буривой, чему и кого ему придётся обучать.
Понял майор запаса Буривой, что воеводы навьих ратей, не доверяя защиту Отечества развращённым потомкам чудо-богатырей, готовы выступить против тех, кто насаждает в миру Яви демократию и кока-колу.
Понял Никитка…
- Понял, Никитка? - подначил его домовой.
- Понял, - кое-как выдавил из себя признание князь-менеджер.
- Ну, и ладушки! Пойдём, с чудо-богатырями познакомлю!
На правом фланге легендарного воинства Никите почудилось, будто отсюда только-только отошёл, сложив мольберт, великий русский живописец Васнецов Виктор Михайлович. В натуре, блин, натура для эпического полотна «Богатыри»! По центру Илья Муромец на вороном коне, в куполовидном шлеме и кольчатой рубахе под опоясье, вооружённый копьём и палицей. По правую от него руку, сиречь одесную, Добрыня Никитич на коне белом – точнее, сером, белой масти не бывает, – защищённый сфероконическим шлемом, червлёным щитом и пластинчатым доспехом поверх кольчуги, с богатырским мечом, до половины клинка извлечённым из ножен. Ошую младший витязь, безбородый Алёша Попович, на игреневой – тёмно-рыжего цвета, при светлых гриве и хвосте – лошадке, в комбинированном кольчато-пластинчатом доспехе и шлеме-шишаке с красным флажком-яловцом, вооружённый тугим луком, коими славились по миру воины из азиатов и славян.
Никита замер в нескольких шагах, исполненный благоговением, как общественный нужник – дерьмом. Да, собственно, дерьмом знакомство их и обернулось…
- Здравствуйте, многоуважаемые стражи земли Русской! - обнажив голову, низко поклонился он. - Гой вам еси от лица всего прогрессивного человечества!
- Приветики! - смущённо хлопая пушистыми ресницами, тоненьким голоском ответил ему Алёша Попович.
Добрыня вовсе промолчал, отрешённо глядя куда-то за окоём, лишь дальше потянул свой меч из ножен, как разгневанный джигит – кинжал.
Ну, а Муромец… Муромец недобро сощурил глаза, чуть привстал на стременах, взглянул на Никиту из-под руки, демонстративно покачал увесистой (говорят, в девяносто пудов!) своей палицей, как ОМОНовец – «демократизатором» ПР-72, и брезгливо пробасил, обращаясь к домовому:
- Кузьмич, что за лажа такая?! Этот задохлик будет учить нас кулачному бою?! Нас – богатырей землицы Русской!!!
- Не одному лишь кулачному бою… - таясь за трапециевидной спиной «задохлика», неубедительно возразил демон. - Это Мастер!
Илья громогласно хохотнул.
- Мастер, говоришь? Так нехай себе мастерит! У меня, вон, как раз чеботы сафьяновые поизносились. Да и коня перековать с дороги надобно… Возьмёшься, а, мастер по трефовой масти?
Хмурый, как вчерашняя туча, Никита пронзил его колючим взглядом и многозначительно заверил:
- Возьмусь, добрый молодец, возьмусь, даже не сомневайся…
Знать бы Муромцу, что именно вчерашний офицер СпецНаз при этом думал! Думал: ты у меня, Илюша, на землице Русской ужо поваляешься! В нокауте… Low-kick в колено у меня поставлен хорошо – ещё на тридцать три года заляжешь в своём Карачарове, и калики перехожие не помогут! Сам, поди, каликой станешь. В смысле – калекой…
- Не бери дурного в голову, - оттаскивая его за рукав, прошептал домовой. - Прегордый он, спесивый больно. А что делать?! Альтернативы-то ему нету!
- Придётся найти, - буркнул Никита. - Вон, хотя бы среди этих витязей, - кивнул в сторону малочисленной дружины конных латников. - Орлы! Кто такие? И что за скорбь у них? Уж не князь ли чеботы откинул?
У каждого из дюжины воинов рукав кольчуги был перехвачен траурной лентой, а доспехи, шлемы и щиты измяты, будто дружина-дюжина попала под камнепад.
- Кручинятся по родимой Рязани, Батыем разорённой, - внёс ясность домовой.
- Рязани... - повторил за ним Никита. - Камнепад...
И, к чести своей, доказал, что «пятёрку» по истории в школе получил вполне заслуженно.
- Так это сам Евпатий Коловрат Неистовый со ратники его?!
- Они и есть, - подтвердил Кузьмич.
Никита, приложив правую ладонь к сердцу, молча поклонился хмурому богатырю во главе отряда, и тот, не меняясь в лице, ответил ему тем же сдержанным приветствием. Вот он, настоящий герой! Не тот, кто Соловья-разбойника примучил да и рад-радёшенек... Нашествие орды Батыя, внука Чингисхана, основателя Золотой Орды, застало рязанского вельможу Евпатия Коловрата в Чернигове. Прослышав об агрессии, он с дружиной малой соколом полетел в стольный град свой, но обнаружил лишь стервятников, пирующих на пепелище. И бросился Евпатий Коловрат по следу полчища Батыева, а как нагнал у Суздаля, так полилась рекою варварская кровь. Смешались тогда полки захватчиков, и сделались татары точно пьяные или безумные, и устрашился сам их царь безбожный. Казалось ему, будто мёртвые поднялись из могил. Сам Евпатий разрубил до седла необоримого воина Батыева, богатыря Хостоврула. И возбоялись степняки, видя, какой он крепкий исполин, и подвели многие осадные машины, и трусливо забросали героя каменьями...
«Вот кому точно наш респект и уважуха!» - подумал Никита и снова поклонился в пояс.
И тут же взгляд его наткнулся на... ордынцев. Ей-богу, тех самых монголо-татар! Левее по фронту навьей рати бок о бок без малейшего признака враждебности стояли русские мужики в посконном рубище, вооружённые щитами и длинными копьями, под началом двоих латных витязей, и легкоконный ордынский отряд, половина общей массы которого – вместе с лошадьми – явно приходилась на командира, необъятных габаритов раскосого великана в овчине поверх «бронежилета» из толстой кожи буйвола, с копьём, на котором развевался бунчук из конского хвоста. Спешенный татарин запанибрата разговаривал с одним из белокурых витязей, чуть более высоким и крепким на вид. Со стяга в руках последнего на ситуацию непонимающе взирал Иисус Христос, ликом точь-в-точь как на знаменитой картине «Спас Ярое Око».
- Это кто же такой? - спросил Никита, показав глазами на ордынца.
- Темир-мурза, - ответил домовой.
- Темир-мурза… Челубей?!
- Собственной персоной… - Кузьмич прикрыл глаза и продекламировал Бог весть какого автора. - «Сам из рода печенежского, а силой подобен древнему Голиафу. Пяти сажен высота его, и трёх сажен ширина его, велик и страшен зело»…
- Ах, оставьте! - отмахнулся гость. - Челубей! Скажите ещё, что беседует он с Пересветом! Или это брат его, Ослябя?
Хозяин не принял ироничного тона.
- Никакой это не Ослябя, вот ещё! Андрей Ослябя – вон он, - кивнул на витязя ростом пониже, - ополченцев Большого полка уму-разуму учит, чтобы не подкачали, случись ремейк битвы на поле Куликовом. А с Темир-мурзой говорит Александр Пересвет, воин-схимник, благословлённый Сергием Радонежским, собственной, как и оппонент, персоной.
- Ох, и навертели вы здесь, в навьем мире! - покачал головой потрясённый Никита. - Они же враги!
- Мир наш не навий, а сакральный, - поправил Кузьмич с нотками обиды в голосе. - И Пересвет с Челубеем никакие не враги. «И поиде инок Пересветъ противу татарского богатыря Темирь-мурзы, и ударишася крепко, толико громко и сильно, яко земле потрястися, и спадоша оба на землю мертви, и тут конец прияша оба». Сам посуди: вышли на честный поединок, бились до смерти, оба геройски погибли. И что? Ничего личного!
- Да, пожалуй, оно так, - согласился Никита. - Извините, Кузьмич, я на минутку отлучусь. Поди-ка сюда, моя хатын!
Предметная консультация с хатын (сиречь женой) Гюльнарой заняла, если быть точным, две минутки, после чего он, подойдя к русско-ордынскому подразделению, молча раскланялся с боярином-иноком Пересветом, на белом плаще которого златом были вышиты крест и священный девиз «Аще Богъ по нас, кто на ны?». Большего, нежели поклон, не мог пока себе позволить – изо всех сил старался удержать в гулко звенящей черепной коробке несколько татарских выражений... Самое интересное, что у Никиты получилось!
- Исэнмесез, хэрмэтле Темир-мурза! - вежливо поздоровался он с уважаемым воином.
Тот, показалось, опешил от такого обращения, но быстро взял себя в руки, по-восточному подобострастно склонился – благодаря чему стал вровень с пришельцем – и ответил, в свою очередь, по-русски. Ну, почти по-русски.
- Здравствуйте, Кузьмич-усто!
Видимо, они так долго раскланивались, что Пересвет, не выдержав, многозначительно покашлял, а домовой ткнул мастера-усто под бок. Очень, кстати, вовремя! Из опустевшей от переизбытка ярких впечатлений головы не успела выветриться фраза: «Привет вам, славные богатыри!»…
- Салам, атаклы батырлэр!
- Привет тебе, башлык-эфенди! - хором пробасили ордынцы, потрясая знамёнами-байраками в честь «господина начальника».
А того каким-то чудом хватило на зубодробительное выражение: «Как доехали, дорогие друзья?»:
- Юлларыгыз ундымы хэрмэтле иптэшлэр?
Челубей искренне поразился:
- Ва! Хорошо знаешь наш язык, мастер Кузьмич! Очень сильно уважаю! Присядь, печенье в чай макнём, поговорим за жизнь!
Мастеру же вдруг почудилось продолжение фразы: «…и маму свою давай!»
- Наговоритесь ещё всласть, - проворчал домовой, увлекая Никиту вдоль фронта. - Пойдём, мастер-наставник, впереди много интересного!
Интересного вправду набиралось – хоть по горлышко залейся. Новгородский боец-отморозок Василий Буслаев мило беседовал со своим киевским тёзкой, Васькой Пьяницей, который умудрился навести татар на мать городов русских, не сошёлся в цене предательства и сам же степняков за то побил. Никите захотелось уточнить, как было дело – то ли Василий Игнатьевич впрямь Иуда, то ли внедрился к нехристям по заданию великокняжеских спецслужб. Но – увы! Домовой почему-то торопил и торопил его, лишь походя давая пояснения:
- Михайло Потык, сборщик дани из Киева. Жену себе выбрал из белых лебедей, с Кощеем за неё пересобачился… Короче, некрасивая история. Взят на испытательный срок…
- Дунай Иванович с дружиной, знатный богатырь, в Литве прославленный. Ну, а при Киевском столе под хмельком повёл себя неадекватно…
- А вот славный Микула Селянинович, пахарь… А ну, встал оттудова, деревенщина! - разъярился вдруг домовой. - А ну, пшёл!
Да, верно, было отчего зарычать. Пахарь, славный в русском эпосе душевным и физическим здоровьем, но сегодня землистого цвета лицом и взглядом больного верблюда напоминающий психа, у которого маниакальное возбуждение сменилось на фазу депрессии, восседал в тесной компании курильщиков кальяна – тщедушных азиатов, наглухо закутанных в рубища с капюшонами. Пару раз глупо хихикнув, Микула всё-таки встал, одёрнул рубаху и поплёлся прочь, демонстрируя миру вышитый на спине лозунг «Скажи «нет!» антибиотикам!».
- А это что за красавцы? - спросил Никита, когда они отошли подалее от странных азиатов. Ей-богу, в другой раз он точно бы проверил регистрацию.
- Ай, лучше не связывайся! - шепнул домовой. - Это ассасины, из персов, профессиональные убийцы. Гашиш употребляют, чтобы страха не ведать.
- Слыхал про таких…
Никита слыхал «про таких» из курса лекций по истории мирового терроризма. Закрытое общество исмаилитов-ассасинов (…-гашишинов) – сродни рыцарским орденам Европы – было создано в 1094 году персидским экстремистом Хасаном ибн Саббахом, другом знаменитого Омара Хайяма, получившим титул шейх аль-джебель (старец вершин). Цепь захваченных им горных крепостей впоследствии была превращена в государство-имамат. Адепты учения ассасинов «ад-дава аль-джадида» (новый призыв) беспрекословно подчинялись своему главе, готовы были жизнь отдать по мановению его руки. Избранные юноши становились смертниками, федаинами – жертвующими собой во имя веры, по сути, профессиональными убийцами. Шейхи «подсаживали» пацанов на гашиш, дабы они при жизни наслаждались прелестями рая, куда, дескать, в обязательном порядке попадут после совершения теракта. Ну, те и «мочили» кого ни попадя: султанов – в том числе самого Саладина, пусть и безуспешно, – визирей, беков-вельмож, крестоносцев и прочая, прочая, прочая…
- И какого же дьявола им здесь нужно?
- Борются за наше правое дело. Терроризм временно не в почёте, потому безработица у них. Ну, а мы не стали кочевряжиться, наняли. Чай, лишними в святой борьбе не станут.
- Понятно, - усмехнулся Никита. - Ну, а наш обормот почему с ними?
- Да тоже подсел на ихнюю «дурь»! Деревня, света белого толком не видел, а натура увлекающаяся… Гляди-ка, наставник, тебе, кажись, машут!
Внимание наставника в самом деле пытались привлечь, и не суть, кто именно, главное – чем! Кучка оборванцев, беснуясь, как больные маниакально-депрессивным психозом, в отличие от наркомана-пахаря, на этапе возбуждения, размахивали транспарантом «Слушай наставника-гуру, а не супружницу-дуру!». Лишь вдоволь нахохотавшись, Никита-гуру с несказанным удивлением опознал в отряде оборванцев водяных, а среди них – давешнего своего знакомца-пьянчужку, истошно заоравшего: «Здорово, обыватель!»
- Боевые пловцы? - спросил Никита домового. - Гроза морей?
- Гроза морей у нас дядька Черномор, - авторитетно пояснил демон. - Реки и озёра контролируют альдоги, духи Ладоги. А эти... Эти – так, прислуга, обозники, на них водоснабжение сакральной рати.
- И как они в деле?
- Ох-ох-ох! Мягко скажем, оставляют желать лучшего...
Примерно того же – много лучшего – оставлял желать и «медсанбат». Физиономии болотных кикимор были перекошены так, будто они всей своей чёртовой дюжиной только что от пуза нахлестались касторки. Трудно сказать, как у них обстояли дела с медициной, но вот санитария подкачала точно: белые некогда халаты пугали разводами плесени, на плечах старушенций эполетами распластались лягушки, из докторских саквояжей гадюками тянулись в зенит оголодавшие пиявицы. И Никите как-то сразу расхотелось даже безобидный насморк в этом мире подхватить, не говоря уже о том, что получить увечье.
Наконец, на левом фланге воинства ожидали мастера ещё две личные встречи. Точнее, полторы. За половину можно посчитать мелькнувшую спину ведьмака с памятной надписью «...go home!», на которой обращение к варягам было тщательно забелено, а взамен красовался оригинал «Yankee...». Её носитель, прощелыга Глузд, явно не жаждал контакта с облапошенным Никитой. Да и тот, если честно, не горел сейчас желанием общаться. Куда больше его привлёк отряд, в тылу которого скрылся лукавый ведьмак. Он готов был поставить на пари малую пехотную лопатку против каменного топора за то, что перед ним... индейцы. Глузд, видно, неспроста трепался об Америке...
- Кто эти люди, Кузьмич?
- Наши союзники, воины народа лакота.
- Лакота, говорите... - Буривой на миг задумался. - Ах, лакота! Как же, как же, слышал…
Слышал он об индейцах-сепаратистах давно, кажется, в начале 2008 года, сразу вслед за прецедентом с независимостью края Косово, когда вожди народа лакота, проживающего в штатах Небраска, Южная Дакота, Северная Дакота, Монтана и Вайоминг, заявили о попрании Вашингтоном их законных прав, вследствие чего, дескать, выходят из состава США. Помнится, тогда демарш краснокожих вызвал у него лишь ироничную усмешку. Ну, а сейчас... Сейчас же всё в них вызывало уважение: и неподдельная решимость на багровых лицах, и боевая раскраска, и орлиные перья в шевелюрах, и воздетые к зениту томагавки, и плакаты «Yankee, get out of here!», «Yankee, hands off Russia and Nebraska...», и особенно приписка «…а то вам пи$децъ!» вполне по-русски…
На кураже Никита вскинул крепко сжатый кулак в доисторическом приветствии германских коммунистов из «Рот-фронта» и воскликнул:
- North Dakota über alles!
Если сепаратисты что-нибудь поняли из дикой англо-немецкой смеси, то наверняка посчитали его Лучшим Другом краснокожих. Ну, а сам он, не без содрогания припомнив омерзительных кикимор, подумал: «Несмотря на тяготы резерваций и геноцид бледнолицых колонизаторов, жизнь индейцев хороша уже тем, что у них всякая девица – красная»…
И, наконец, ещё одна встреча. Встреча с дряхлым от старости, щупленьким, седым, как лунь... японским самураем в шёлковом кимоно, расписанном драконами, с мечом-катана в ножнах на заплечной портупее.
- Господи, этому-то что здесь нужно?! Бери, дедушка, ноги в руки да вали домой!
И был ему ответ:
- Я бы с удовольствием, сыно-пчхи!-чек, да только отнялись мои ру-пчхи!-ченьки...
О, чёрт, всё интереснее и интереснее! Чем дальше в лес, тем экзотичнее партизаны…
- Ну, мастер-наставник Никитушка, как тебе светлые рати сакральной Руси? - спросил Жихарь Кузьмич, когда строевой смотр был закончен.
- Потрясающе! - честно признался Буривой. - Сногсшибательно! Я бы даже сказал, охренеть.
- Берёшься поднатаскать витязей?
Никита панибратски приобнял домового и ответил после долгой паузы:
- Поднатаскать, говорите... Жихарь Кузьмич, в этой связи у меня к вам несколько практических вопросов. Первый: как долго и на каких условиях продлится наше сотрудничество? Второй: есть ли возможность переправить нас в родимую реальность? Скажу честно, за друзей не ручаюсь, но сам готов возвратиться в Навь, или, как вы говорите, сакральный мир. Семья моя далеко, сам я пенсионер, человек относительно свободный в своём выборе. Да и счёты у меня тут кое с кем... Однако мне нужен хотя бы день-другой, чтобы уладить текущие дела, оформить отпуск за свой счёт. И потом, голыми руками я умею только драться, пусть даже наверняка лучше любого из ваших богатырей...
- А голова тебе на что? - съязвил демон.
- Могу приложить и головой, лобная кость у меня крепкая, - невесело усмехнулся Никита. - А вообще-то головой я кушаю.
Собеседник хохотал долго и заливисто, из чего он справедливо заключил, что анекдоты с «бородой» в миру языческой Нави будут иметь колоссальный успех. Во всяком случае, точно не меньший, чем хит Sexual revolution...
- Вот я и говорю, - прервал его молодецкий смех Никита, - что руками и головой умею только драться и питаться. Запасись же в своём времени кое-каким вооружением и литературой, сделал бы вашу рать Непобедимой Армадой. Мы смогли бы изменить историю цивилизации! Ну, да ладно, это – так, прожекты. Опыт всё той же истории показал, что от претензий на мировое господство всегда несло дерьмом, да, собственно, им же дело и заканчивалось… А по делу у меня вот ещё какой вопрос: из чего вы, милейший Жихарь Кузьмич, заключили, что я вообще гожусь на роль инструктора при сакральной рати? Я в вашем мире без году неделя, и…
Домовой не дослушал.
- И давай-ка, витязь, прогуляемся на подворье, там для тебя сюрприз имеется.
- Интересно-интересно…
- Ещё как!
Увы, на их пути возникло препятствие: бдительный Чур, известный уже как борец за чистоту рядов нечисти, приволок на цугундер пунцового мошенника Глузда, и тот, подобострастно кланяясь, заверил, что осознаёт свою вину – дескать, леший попутал, – после чего возвратил пятьсот евро вместе с рублишками упыря. Добавочная сотня, правда, так и осталась вне поля зрения правоохранительных органов Чура. Ну, да пёс с нею! Пускай отойдёт в пользу сиротского имущества непокорных индейцев лакота...
Между тем в поле зрения Никиты попала ситуация иного плана. Пока они беспощадно боролись с коррупцией – на прощанье ведьмак заработал от Чура беспощадного пинка под зад, – домовой отвёл дружинников Буривого в сторону и явно сообщил им нечто потрясающее даже по меркам фантасмагорического мира Нави. Сам он хитро улыбался, Ольга и Гюльнара ошеломлённо хлопали ресницами, а Вовка глядел на князя-менеджера так, будто по случаю узнал, что друг и начальник его – иудейский раввин, вор в законе, инопланетянин, да к тому же в свободное от работы время приходится бабушкой Адольфу Гитлеру… Что бы всё это значило?
А значило оное вот что! Пару минут спустя домовой привёл дружинников в овин. Медведь, раскинув лапы, как покладистая проститутка, дрых на свежем сене. Хозяин предупредил:
- Если вдруг полезет, дай ему…
- Кусочек сахара? - предположил Никита.
- …по яйцам, - завершил рекомендацию домовой и подтолкнул его в спину, указав на дальний угол. - Нам туда!
Гость, разумеется, направился туда. А там…!!! А там стояла насквозь ржавая, под облупившейся краской, ранних советских времён… телефонная будка. Домовой ничтоже сумняшеся вошёл, снял трубку доисторического аппарата – типа «Барышня, соедините с Ильичом!» – и, шлёпая заскорузлыми пальцами по клавишам, заорал в микрофон:
- Телефонный! Телефонный, хватит заниматься рукоблудием! Телефонный, отвечай!!!
Наконец из трубки донёсся сонный голос:
- Алло…
- Хрен в чело! Ну-ка, морда, соедини с Координатором! - распорядился домовой, бросив при этом Никите. - А ты погуляй покуда.
Ну, тот и погулял. На досуге хотелось поразиться самому факту наличия телефонной связи в навьем мире, но сил не было – устал поражаться. Хотелось расспросить друзей, оставшихся у входа, о чём толковали с домовым, но пробраться к ним мешал распластанный медведь, в уязвимость гениталий которого, буде проснётся, верилось как-то не особенно… К тому же демон очень скоро позвал к аппарату.
- Подходи, витязь! Сейчас с тобой будут говорить.
И был витязю Голос из трубки.
И был это голос «Большого Дома» в Питере, что на Литейном проспекте, под номером четыре, служебный вход со стороны улицы Захарьевской, в прошлом – эсера-бомбиста Каляева.
И понял витязь, куда торопился нечестивец домовой.
И понял, что именно сейчас услышит.
И стало витязю нехорошо весьма. Как будто он провалился в нужник. Как будто его после долгого заплыва извлекли наверх. Как будто, воротя носы, провели в душ. Как будто он два часа мылся, попутно проклиная лешего и молдаван-строителей за гнилые доски пола. Как будто даже стало ему хорошо весьма. А когда вышел в предбанник, доброхоты сообщили – это всего лишь проверка на предмет того, как ты поведёшь себя в экстремальной ситуации. И так ему вдруг захотелось врезать кое-кому от плеча – да в рыло!
Начальник мобилизационного отдела полковник Шевелёв наверняка почувствовал настроение майора запаса Буривого, потому отбарабанил спич без пауз – как из пулемёта системы Хайрема Стивенса Максима:
- Здравствуйте, Никита Кузьмич! Можете считать себя на военных сборах. Извините за некоторые неудобства, но добрые наши друзья из того мира, где вы сейчас находитесь, настаивали на испытании с целью проверки ваших деловых и моральных качеств. Профессиональная пригодность сомнений не вызывала. Более всего их интересовали устойчивость вашей психики, толерантность восприятия таких социально-психологических раздражителей, как, например, архаизмы быта и поведения людей, элементы сверхъестественного в повседневной жизни…
- Послушайте, вы…!!! - вспылил Никита, наглядно демонстрируя твердокаменную устойчивость психики и безусловную толерантность к тому безобразию, в которое оказался ввергнут.
В конце концов, он, с детства человек взрывного темперамента, никому не обещал на пенсии переквалифицироваться в пофигиста-меланхолика.
- Никита Кузьмич, реплики потом! - оборвал его шеф, известный здесь как Координатор. - Помните: Отечество в опасности, и нам сейчас не до сантиментов! На вас возлагается поистине историческая миссия: подготовить сакральные полки к защите Родины, коль скоро наши с вами современники довели обороноспособность до ручки. Наш внештатный сотрудник там, где вы сейчас находитесь, – господин Постеньев Жихарь Кузьмич. Он займётся общей организацией учебного процесса. Ваша задача: ознакомить личный состав с доступными нам сведениями о противнике и тактикой действий наших специальных сил, обучить витязей материальной части и приёмам боевого применения оружия, наметить с воеводами объекты первого удара, наладить связь, организовать координацию и взаимодействие. Всё необходимое найдёте на нижнем уровне закреплённого за вами склада.
- Нету здесь никакого склада, - буркнул Никита. - Тем более – уровня.
- Есть. Только защищён магическим заклинанием. Жихарь Кузьмич откроет вам доступ…
- Тьфу, мать вашу нечестивую, как запели складно! - не сдержавшись, выругался он в адрес и Координатора, и домового. - Группа Та-Ту, не иначе.
Шеф сделал вид, что не расслышал.
- Что-что?
Правильный ход, - сказал бы Анатолий Карпов. Никита мог наговорить сейчас Бог весть чего! Ну, а так появилась возможность «дурака включить».
- Да я говорю, спелись хорошо сакральные полки. Ваше счастье, что не слышите, как они сейчас на плацу завывают.
- Да? Интересно! И что за репертуар у них?
- Вот бы я ещё мог разобрать! Горланят какую-то хрень.
И тут Никита впрямь услышал песню. Да ещё какую! Догадались? Верно! Sexual revolution. Видимо, по поскотине как раз маршировали водяные.

Love is love the world united,
Love is free I’m so excited,
Free is love our constitution…
Hail the sexual revolution!

Наберут в обоз педиков болотных!..
- Извините, Василий Викторович, перебил вас. Ну-ну, дальше что?
- Практически всё. Срок вашей командировки – месяц. Материальное и прочее обеспечение – забота Кузьмича. У них всего в достатке, только вы уж не наглейте там...
- Да я, блин, сама скромность! - вновь начал заводиться Никита. - Скорее с голоду подохну, чем обожру спасителей Отечества!
- К слову, Отечество будет вам крайне признательно. Мною уже подготовлено представление майора запаса Буривого к ордену «За заслуги перед Отечеством» четвёртой степени с мечами.
- Вот как?! - недобро усмехнулся майор запаса. - Должен вам сказать по совести, Василий Викторович, в другой раз я назвал бы это профанацией воспитательной, поощрительной и мобилизующей роли государственных наград, так как доселе не вижу за собой особенных заслуг перед Отечеством. Но сейчас – к слову о голодной смерти – отказываться не стану. Получу орден, заложу в ломбард и протяну кое-как до лучших времён. Точнее, не протяну. Ноги…
- Что вы имеете в виду, Никита Кузьмич?
- Всего лишь то, что моя пенсия не предполагает сытой жизни, - горестно заметил он, как вдруг прорычал в трубку. - Что я имею в виду?! Что мы с друзьями наверняка уже уволены! Я прекрасно понимаю – Отечество в опасности! Сами знаете, я готов пролить за него кровь до последней капли! - и, всё больше распаляясь, уже не стеснялся в выражениях. - Я, мать вашу так, пенсионер, ничем никому не обязанный в мирное время, сорвал жену с работы, а сына – с учёбы, только бы угодить вашим хитрожопым мобилизационным комбинациям! Я, блин, не страшусь никаких лишений и проверок! Но объясните мне, пожалуйста, товарищ полковник, мать вашу, до каких пор на Руси будет жив подход «война всё спишет»?! До каких пор люди будут считаться бессловесным быдлом, холопами барскими, пушечным мясом?! Чего вам стоило загодя прислать повестку или хотя бы позвонить моему директору, дескать, без Буривого, блин, никак?! Назначили бы встречу у склада, связали, вывезли в ступе, куда следует, – какие проблемы?! Так нет же, блин, устроили половецкие пляски! Знали же: День ВДВ я, разумеется, буду праздновать не «в одно жало». Какого хрена подставили под увольнение по компрометирующим обстоятельствам не только меня, но и троих посторонних людей, абсолютных некомбатантов?! И как теперь успокоить их домашних, которые наверняка с ума уже сошли?! Можете мне это объяснить?
- Могу, - шеф ответил как-то очень уж спокойно, чем смутил Никиту вконец. - Если в этом вся загвоздка, то не извольте беспокоиться. Видите ли, Никита Кузьмич, вопреки расхожим взглядам, Время – субстанция далеко не стабильная…
- О, Господи, ты Бог же мой! - в сердцах воскликнул офицер СпецНаз, готовый, вопреки расхожим взглядам на стабильность своей психики, бухнуться в обморок. - Можете не продолжать, товарищ полковник, разрешите сделать вывод самому: мне предстоит здесь «фестивалить» месяц, а кончится это дело тем, что возвращусь домой в тот же День ВДВ, из которого перенёсся в навий мир. Верно?
- Не совсем. Возвратитесь вы не домой, а на поляну, где так мило проводили время, пока супруга в эвакуации…
- А вот это вас уж точно не касается! - рявкнул Никита.
- Ошибаетесь, касается, да ещё как, - впервые голос шефа зазвенел булатной сталью. - Ну, да ладно, не об этом сейчас речь. Возвратитесь вы туда, откуда были, хм, изъяты. Ну, а там уж вас, насколько я знаю, подберут.
- Хорошо вы, блин, осведомлены!
- Работа такая… Ну, что, работаем, спецназовец?
- Работаем, - вздохнул Никита. - Вот только с друзьями моими что делать?
- Советую вечером ещё раз попарить их в баньке. Банька у Кузьмича знатная! Только со стоялым мёдом будьте начеку. И с медведем Аркушей. И с ведьмаком – блядослов тот ещё!
- Да, это уж точно… Погодите, Василий Викторович, вы хотите сказать, что мои дружинники..?!
- Хочу сказать, что господин Постеньев с ними уже переговорил. Они совсем не возражают по поводу внепланового отпуска на бесплатном курорте, вдали от житейских передряг, суеты мегаполиса и каждодневной угрозы ядерной войны… Ну, всё, Никита свет Кузьмич, за сим прощаюсь! Мы с вами проболтали добрую четверть часа, а связь между мирами, поверьте, влетает Конторе в копеечку. До свидания! И благодарю за то, что вы уже сделали.
- Служу Отечеству и СпецНазу! До свидания, товарищ полковник, - вежливо попрощался Никита и, дождавшись первого гудка после разъединения, добавил. - Вашу мать!
И ещё много кой чего добавил! Здесь очень кстати пришлась запись монолога дворника перед медведем Аркушей…
Домовой поджидал его, сидя на туше пресловутого медведя.
- Ну, что, витязь, - удовлетворённо хлопнул он в ладоши, - послужим Отечеству? Ужо научим богатырей наших замшелых настоящему воинскому ремеслу!
- Послужим, - многообещающе кивнул Никита, машинально разминая кисти. - И научим…
А сам, вообразив перед демоном непроницаемый для собственных мыслей экран, подумал…
Подумал: я вас, блядословов, научу Родину любить!
Я вам устрою службу по призыву – курс молодого бойца при максимуме дедовщины!
Я вас ужо погоняю-то по буеракам – марш-бросками не просто по полной выкладке, но с боевыми конями на плечах!
Я вам «поставлю» меткую стрельбу из автомата Калашникова – пинками под зад за каждый промах! Будет и вам умение «держать удар» в рукопашной схватке, и мне – отработка техники тайского бокса…
Я из вас сделаю специалистов по маскировке! На заболоченной местности…
Вы у меня поваляетесь на травке после занятий каратэ в режиме full contact! Уже не в плане маскировки. И не в плане релаксации. В плане нокаута...
О, я вас многому научу!
Чему по прошествии месяца Никита точно обучил домовитую нечисть, так это преферансу до зари. Ну, и ещё парочке простонародных песенок, одна из которых вскоре сделалась строевой для всего полчища, кроме отряда водяных – болотное чмо осталось при своих предпочтениях. Вот её припев:

Запевала:

Красная ракета
Нацелена в зенит –
Родину Советов
И мать твою хранит!

Хор:

И мать твою,
И мать твою,
И мать твою…
(от трёх раз до бесконечности)
…И мать твою хранит!

А Вовчик соорудил из мусора, что веками копился в подклети, первую за всю историю цивилизации игровую консоль.
А Гюльнара открыла наложницам из гарема Темира-мурзы (Челубея) ноу-хау татарской кухни – рецепты перемеча, салмы и чак-чака.
А Ольга произвела фурор на кастинге в преддверии модельного показа «Кокошник haute couture».
В целом неплохо провели этот месяц!
Ну, а сакральные витязи…

Русские идут
Сквозь тьму языческих веков.
Русские идут
Сквозь сонм поверженных врагов.
Русские идут,
Освобождая «Третий Рим».
Русские идут
В небесный Иерусалим!

Русские идут,
И тает над Россией ночь…
Русские идут
Российской армии помочь.
Русские идут
Вперёд сердцами высших проб!
Русские плюют
На власть Америк и Европ!




Асимметричный ответ


Атомная бомба всегда падает точно в эпицентр взрыва! Ну, или где-нибудь рядышком…


Третьего августа, в благословенный христианским Богом понедельник, экономист Аннушка Жукова встретила своего приятеля Буривого с оттенком изумления на миловидном лице.
- Доброе утро, Кузьмич!
- Здравствуй, солнышко Сергеевна! Как она, жизнь молодая?
- Божественно!
- По тебе заметно, - Никита целомудренно чмокнул добрую подругу в щёку. - Выглядишь потрясающе!
- Удивительно, дружище, но ты – тоже. Мой сосед после вашего Дня ВДВ до сей поры дрыхнет на лавочке у подъезда в трусах, кровавых соплях и рваной тельняшке. А наш топ-менеджер, вы ж поглядите, как с элитного курорта – свеженький, бодренький, загоревший, в костюмчике с иголочки. Перегара как не бывало, зато парфюмом от него шибает, словно из бутика Givenchy.
- Для тебя старался.
- Врёшь! Знаю я, для кого ты стараешься. Но всё равно приятно... Кофе употребим?
От манерных напитков Никита за месяц – которого для коллег вроде бы и не было – напрочь отвык, потому машинально брякнул:
- Кофе не хочется. Сбитня бы мне ковшик! А ещё лучше – кваску из ледника.
- Чего-чего?! - воскликнула ошеломлённая Аннушка раньше, чем он успел откусить себе язык. - Кажется, насчёт чьей-то утренней свежести я погорячилась...
- Да ладно, не бери в голову, - отмахнулся Никита. - Просто зашёл вчера «базар» о старинных застольях, вот к слову и пришлось.
- Хорошо, выходит, посидели...
- Неплохо. Но, во всяком случае, без фанатизма.
- Ой ли?! Что у тебя за фонарь под глазом?
- Фонарь?!
Фонарь под глазом у Никиты присутствовал. Уже неделю. Ну не мог князь-инструктор предположить, что его тёзка, по кличке Кожемяка, увалень посадский, с одного показа освоит далеко не простенькую технику удара spinning back fist... Между прочим, Жихарь Кузьмич пообещал сожительнице-кикиморе откусить нос, если та махом не приведёт союзника в товарный вид. Так ведь и не было с утра заметно!
- Ты гонишь, мать!
Аннушка оглядела его в профиль и анфас.
- Да, точно, показалось. Извини, Никита свет Кузьмич.
- Я подумаю над этим...
Подумал: кикимора осталась с носом!
- ...а ты в это время кофе всё-таки организуй. И просвети, как у нас обстановка.
- Обстановка... Ах, да! Слыхал, что в мире происходит?
Никита тяжело вздохнул.
- Знаешь, солнце, у меня после праздничка такое ощущение, будто телевизор уже месяц не смотрел, а радио не слушал со времён допетровской Руси.
- Тебе исключительно повезло, в девять новости на Первом.
Минуту спустя монитор компьютера с TV-тюнером расцвёл улыбкой престарелой теледивы Юлии Панкратовой.
- Сегодня, третьего августа, главные поставщики новостей – штаб-квартира НАТО в Брюсселе и Пентагон. Около пяти утра по Гринвичу из-за неожиданного ухудшения погоды над Моонзундским архипелагом потерпели крушение сразу четыре новейших истребителя многонациональных сил F-22 Raptor. До выяснения обстоятельств катастрофы все патрульные, разведывательные и учебно-тренировочные полёты военной авиации над акваторией Балтийского моря прекращены...
Никита лишь злорадно ухмыльнулся. Обстоятельств катастрофы, разумеется, не знал, зато причину мог обрисовать в деталях. Вещая птица Гамаюн зря червячков и хлебушек не кушает! Пусть она трижды вестница и глашатай языческих богов, олицетворение мудрости и знаний, но коль скоро осерчает да взмахнёт крылами на заре, кошмарный ураган с востока выпотрошит заживо каких угодно хищников, и англоязычные рапторы не станут исключением. Уже не стали!
Между тем Юлия Панкратова продолжала:
- В акватории Чёрного моря с полуночи не подаёт признаков жизни американская подводная лодка SSBN731 «Алабама» класса «Огайо», имеющая на борту штатный арсенал минно-торпедного и ракетного вооружения, в том числе с ядерными боеголовками. Субмарина словно исчезла в параллельном мире. Замолчали даже аварийно-спасательные системы, вывести которые из строя, по заверению разработчиков, возможно лишь теоретически. Командование ВМС США выражает глубокую озабоченность...
Командованию ВМС США впору выражать не озабоченность, а соболезнование родным и близким подводников, потому что дядька Черномор, чересчур чувствительный к нуждам и чаяниям пролетариев Солнечной системы, давно пообещал субмарину-другую своим закадычным друзьям-марсианам – тем каналы нечем оборонять от инсургентов под знамёнами Алексея Толстого (смотри роман «Аэлита»). Так что лодочка уплыла! В канализацию бунтующей планеты Марс...
- Не осталось в стороне и Баренцево море, - белозубо улыбаясь, сообщила Панкратова. - Около пополуночи внезапно был охвачен пламенем от носа до кормы многоцелевой атомный авианосец «Честер Уильям Нимитц». Офицер метеорологической службы Майкл Юрьефф, один из немногих моряков, кого удалось эвакуировать на корабль сопровождения, сообщил, что, будучи вахтенным, видел, как на палубу с ясного, в звёздах, неба вдруг ударила молния. При этом системы внешнего контроля никаких признаков грозы не зафиксировали, а сам очевидец, во-первых, известен склонностью к мистике, во-вторых же, потомок эмигрантов из России. По мнению специалистов, наиболее вероятной причиной пожара могли стать разлив и случайное возгорание авиационного горючего.
Никита вновь лишь молча ухмыльнулся. Русский морячок-то прав на сто процентов. Видел он молнию, да не одну! Ибо с какого ещё перепугу старому Перду… ну, этому, как его… Перуну экономить электричество, коль скоро у него под «крышей» РАО «ЕЭС России»?!
- Как думаешь, Кузьмич, что происходит? - чуть слышно спросила Аннушка.
- Думаю, ничего страшного, - улыбнулся он в ответ. - Во всяком случае, для нас.
Однако наигранная беспечность зам. генерального по безопасности вовсе не вызвала у неё всплеска оптимизма. Наоборот, она зримо напряглась, сторожко оглядела кабинет, уделив особое внимание плакату собственного исполнения «Болтун – находка для шпиона! И для оператора мобильной связи...», после чего окончательно севшим голосом задала сакраментальный вопрос:
- Это уже война?
Никита не раздумывал.
- Нет, Сергеевна. Пока – нет. Это последнее предостережение перед началом священной войны!
Мог бы раскрыть государственную тайну: таков наш асимметричный ответ на алчность и коварство Запада, на кровавый экспорт Демократии, на беззастенчивое мессианство «золотого миллиарда» – самозваной элиты человечества.
Мог бы уточнить: сакральная гвардия нанесла превентивный удар.
Мог бы перевести: превентивный (от латинского praevenio) – суть упредительный, предупреждающий.
Мог бы в этой связи посоветовать звёздно-полосатым варягам и пристяжи их: внемлите предупреждению!
Мог бы добавить: а то всех загоним в Навий мир! В железа́! В остроги да под батоги! На каторгу! На ударные стройки русского феодализма!
Мог бы при этом обнадёжить: зато в сакральной благодати не предвидится Потопа и дефицита энергоносителей, а неосвоенных пространств – под расселение прекраснодушных демократов – прямо-таки до известной матери.
Мог бы гарантировать: ну, а здесь, в миру Яви, коль скоро продолжите бряцать оружием, мы вам ещё не такое устроим!
Мог бы повторить для тугодумов: заокеанские варяги, go home! Пока в натуре, блин, не началось...
- Перед началом священной войны... - повторила за ним Анна. - Сколько, по-твоему, до неё осталось?
- По-моему, Сергеевна, ты уже запарила своей войной, - честно признался Никита. - Жизнь продолжается. Отсюда резюме: сгоняй за пирожками! В самый раз успеешь. До того, как всё это начнётся...
- Что именно начнётся, Кузьмич?
- Массовое истощение наших с тобою организмов. А ведь нам ещё обеспечивать продолжение жизни на Земле!
- Это ты – в каком же смысле?!
- О смысле жизни и деталях того непотребства, что сейчас пришло в твою светлую голову, поговорим под кефир и пирожки с капустой...

Расплескалась синева, расплескалась,
По петлицам разлилась, по погонам...
Я хочу, чтоб наша жизнь продолжалась
По гвардейским, по десантным законам!