Миссия - 2

Георгий Булавин

Историческая миссия



Часть 2. Непредсказуемое прошлое Руси


Чипсы – величайшее изобретение человечества! Рычаг, конечно, тоже не в числе последних. Но лишь представьте себя у киоска: «Девушка, будьте добры бутылку пива и пакетик рычагов с укропом!»…


The show must go on!


Официант – повару: «Приколись, Михалыч, они в натуре это едят!»


Уважаемый Читатель, доводилось ли Вам задумываться над проблематикой греховности? Наверняка – да, коль скоро каждому из нас, даже закоренелым атеистам, в той или иной мере присуща христианская (магометанская, буддистская, иудейская, сайентоложья и прочая) мораль.
Случалось размышлять по поводу грехов и Никите Буривому. Возможно, даже много чаще, чем большинству россиян третьего тысячелетия. Только, ради всего святого, не посчитайте отставного майора, ныне менеджера по персоналу, греховодником! Равно как и носителем предвечных этических ценностей. Виной тому милейшая Анна Сергеевна, с которой Никита Кузьмич не без удовольствия делил служебный кабинет. Лукавая подруга грешила нецелевым использованием оргтехники, вследствие чего детали интерьера пестрели распечатками неоднозначных объявлений, цитат и портретов. К примеру, мрачной физиономией Маркса Карла Генриховича, экономиста. Светлым ликом Жуковой Анны Сергеевны, старшего экономиста… Её стараниями дверца холодильника ежедневно пугала коллегу постером формата А4 с перечнем семи смертных грехов – гордыни, зависти, обжорства, похоти, гнева, алчности, уныния, – причём «обжорство» было выделено красным цветом. Мало того, на днях, блуждая по хитросплетениям Всемирной Паутины, Аннушка набрела на перевод интервью епископа Джанфранко Джиротти в римско-католическом таблоиде «L'Osservatore Romano» и пополнила список семью нынешними социальными грехами:
• нарушением биоэтики (контролем рождаемости и т.п.),
• исследованиями, сомнительными с точки зрения морали, то бишь связанными со стволовыми клетками, генной инженерией и прочая, прочая, прочая,
• загрязнением окружающей среды,
• усугублением имущественной разницы между людьми,
• излишним богатством,
• злоупотреблением наркотиками,
• доведением до бедности.
Честно говоря, стволовые клетки Никита считал жульничеством врачей (не медиков, не лекарей, а именно врачей – от слова «врать»), ибо сколь ни заглядывал в стволы всех систем и калибров через дульные срезы, никаких клеток доселе там не обнаружил. Рождаемости в меру сил, наоборот, способствовал. Окружающую среду не загрязнял принципиально, так как, если помните, полтора месяца назад причислил себя к воинствующему крылу Партии зелёных. Наркотиками злоупотребил единожды: схлопотав пулю на боевой операции, вогнал себе в мякоть дозу промедола – сурового анальгетика, в простонародье известного как «триметил-4-пропионилокси-4-фенилпиперидина гидрохлорид». Излишне богатым мог считаться разве что в дремучем захолустье, где народ ухитряется не просто жить на пенсию, но и чего-то там откладывать в чулок. По стандартам же Санкт-Петербурга относился к людям среднего достатка. При этом до бедности никого ещё не довёл. Разницу между богатыми и нищенством не усугублял. Не завидовал, не обжирался, не впадал в уныние, даже не гневался без веских на то причин. Что же до похоти… Зависит от того, что конкретно считать похотью, а что – влечением к любимой женщине. Итак, казалось бы, безгрешный ангел во плоти…
Но то-то и оно, что лишь «казалось бы»! Грешен Никита был гордыней. Каждый раз, собираясь в кафе «У Домового» с любимой женщиной Гюльнарой, он, будучи обуян пресловутой гордыней, заблаговременно предупреждал администратора об историческом своём визите и буквально впадал в экстаз сродни эффекту семяизвержения, когда мэтр с поклоном встречал их как самых дорогих гостей. Барин приехавши! Народцу изломаться в реверансах!
Не стал исключением и этот до остервенения приятный сентябрьский вечер. Пик «бабьего лета» – лучший сезон в Санкт-Петербурге.
- Здравствуйте, Гюльнара Ренатовна! Здравствуйте, Никита Кузьмич! - громогласно приветствовал их пожилой официант, которому завсегдатай оставлял сверх счёта куда больше, чем принято в питерском полусвете. - Милости просим!
Вот он, вожделенный миг! Как бы ни ухмылялась Гюльнара, высокий гость прямо-таки пылал самодовольством, следуя к забронированному столику под удивлённо-завистливыми взглядами десятка пар глаз обычных посетителей. Чернь! Быдло! Винтики! Простолюдины! Плебс! Ох, как же хорошо!!!
В тон нескромному самолюбованию Никиты музыкальный центр тянул а капелла голосом Николая Расторгуева:

Выйдет барин, бывало, в поля,
Подглядит он, как девки поют.
Подойдёт к мужикам апосля,
Сядут рядышком вместе и пьют.

Знамо дело, был барин хорош:
И румян, и пригож сам собой.
И зерном наливалася рожь…
А у нового-то рожа – во!

Официант угодливо склонился над столиком.
- Чудесный вечер, господа, не правда ли?! У нас сегодня замечательная осетринка. Или прикажете – как обычно?
- Как обычно, - чуть поразмыслив с видом ценителя, кивнул Никита. - Не возражаешь, дорогая?
Гюльнара еле сдерживала смех.
- Отнюдь, дорогой. Зачем что-то менять в столь чудесный вечер?! Пусть всё будет так, как обычно.
Обычно им подавали греческий салат «хориатики» из свежих огурцов, помидор, маслин, сладкого перца и сыра «фета», сдобренных оливковым маслом, и жюльен, а на горячее – цыплёнка, запечённого с черносливом и курагой. Именно этим блюдом по праву славилось среди гурманов кафе «У Домового», в советском прошлом столовка «Домовая кухня». Надо отдать учредителям должное, кухня здесь со времени демократических реформ была на высочайшем уровне, да и совковый прежде интерьер полуподвала год от года становился всё более манерным, вычурным, можно сказать, претенциозным.
- Так и поступим, - согласным жестом утвердил меню барин в первом поколении Никита свет Кузьмич. - Да, вот что ещё, братец: присовокупи лафитничек хорошей водки. Я сегодня без авто и, стало быть, могу себе позволить…
- Сей момент сделаем! Закусывать будете..?
- Закушу, пожалуй, расстегайчиком. И озаботься, любезный, касаемо гарнира под мясное блюдо, а то мы голодны не на шутку.
- Сделаем-с в лучшем виде! Осмелюсь предложить картошечку «по-деревенски».
- По-деревенски... - с тоской в глазах усмехнулся Никита, к слову вспомнив, как полтора месяца назад они с аппетитом уплетали в навьем мире древнерусскую картошку. - Что ж, братец, спроворь её, родимую, по деревенской рецептуре.
Когда же плешивый «братец» удалился в закрома, пробормотал под нос:
- Чёртово яблоко…
- Вот как?! - сыронизировала подруга. - С чего бы такой негатив?
Из-под завала бананов и винограда во фруктовой вазе она извлекла довольно позитивный плод – во всяком случае, мясистый, явно сочный, сладкий даже с виду.
- Вполне приличный золотой ранет.
- Ранет, говоришь? Может, он и есть, я в астрономии не силён. Наверняка даже приличный, тут тебе виднее, моя прелесть... Но я, к твоему сведению, имел в виду картошку. Со времён Петра I Алексеевича Романова, по прозвищу Великий, наши предки обзывали её чёртовыми яблоками. Даже в просвещённом девятнадцатом веке многие, по их собственному мнению, продвинутые россияне считали Пушкина, известного любителя картошечки, чудаком. Мягко говоря, чудаком...
- Очень познавательно! - чарующе улыбнулась лукавая гурия. - Мой повелитель знает всё на свете! Такой умный...
И повелитель воспарил на крылышках вышеозначенной гордыни, потому пропустил мимо ушей окончание комплимента:
- ...аж противно!
Касаемо своего интеллектуального потенциала Никита Буривой не обольщался, однако тщательно скрывал сомнения от посторонних, резонно полагая, что отсутствие скромности не добавит его душе смертных грехов, так как является составной частью уже существующей гордыни. В гордыне же на память процитировал покойного Леонида Филатова:

Что касается ума,
Он светлёхонек весьма –
Слава Богу, отличаем
Незабудку от дерьма!

После чего, секунду поразмыслив недюжинным своим умищем, окончательно расставил все мыслимые точки над «ё»:
- Между прочим, цветик мой гранатовый (Гюльнара – перс. цветок граната), ум есть показатель мыслительных способностей конкретного индивида, а знание всего на свете – свидетельство его памяти, опыта и образованности, потому вольная подмена одного из понятий другим не считается корректной…
Добрая стопка «Царской» под расстегай со стерлядью подстегнула отвлечённое мышление индивида Никитушки, однако напрочь затуманила тот непреложный факт, что банальные истины эти адресованы не выпускнице ПТУ и дыма кольцами из всех отверстий, а именно Гюльнаре – дипломированному психологу с опытом практической работы.
- …Истинный гигант мысли, подвизающийся в области технических наук, может не подозревать о том, кто такой, допустим, Парацельс. Считать учёного глупцом? Отнюдь! Зато потомственный олигофрен, тупо заворачивая селёдку в страницы энциклопедии, теоретически способен на всю жизнь запомнить «имя-отчество» человека, скрывавшегося под этим псевдонимом: Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм. И…
И говорить бы ему, и говорить, и говорить, но Гюльнара, давясь смехом и салатом, прервала проникновенный спич:
- И лишь один человек на свете органично соединяет в себе величайший Ум и всеобъемлющее Знание – мой повелитель!
Она подняла рюмку с мартини.
- Prosit, Никита Кузьмич!
- Prosit, Гюльнара Ренатовна! - по-немецки же пожелал ей здоровья Никита, усугубив – сиречь удвоив – дозу водки в организме.
- Кстати, как повелитель в состоянии алкогольной интоксикации думает ехать домой? Или – ох-ох-ох! – останется у меня?
Сокрушённый вздох подруги он всерьёз не принял. До предела близкие отношения, коим начало было положено в ночь на второе августа текущего невесёлого года, ничуть не угасли, скорее уж – наоборот. Семья давно возвратилась из ссылки, однако жена Арина вот уже неделю благополучно пребывала в первопрестольной по делам своей фирмы, а сын, Добрыня Никитич, по будням видел гуляку папу только в сновидениях – раньше его приезда ложился, позже вставал. Да и джип свой Никита поутру загнал в автосервис на плановое техобслуживание. Не ехать же, чёрт возьми, поздней электричкой! Дело тут вовсе не в имидже, корона с головы, чай, не упала бы. Дело в том, что упасть могла как раз голова. Голова разбитного туриста или дачника. Многие из славной когорты означенных личностей, минуя границу Питера и области, полагают, что попали в резервацию, и ведут себя отвратнее бледнолицых братьев в стойбище, когда индейские мужчины бродят отдалёнными тропами войны…
- Что так тяжело вздыхаем, а, подруга дней моих суровых? Насколько я знаю, женская половина твоей семьи всё ещё в Казани, а папа Ренат…
- В том-то и дело, что папа Ренат!
- Неужто поджидает меня с ножом в руках?!
- Именно с ножом! С колбасой. С огурцом. Со стаканами. С литром водки. С неуемным желанием до утра обсуждать перспективы торжества России в грядущей мировой войне, а «Зенита» – в чемпионате страны по футболу.
Что верно, то верно! Волна обеспокоенности Рената Ильясовича судьбами российского спорта, а равно с ним и цивилизации, порой захлёстывала берега приличий. С месяц назад ветеран, не дожидаясь утра, возжелал обсудить с гостем статью о «звёздности» вернувшегося с Альбиона старичка Аршавина и без стука проник в спальню Гюльнары как раз в тот момент, когда любовники готовились излить друг на дружку нектар своего сладострастия. Точнее, друг – в дружку… Это было нечто!
Между тем официант подал им цыплят с гарниром, и Никита, обонятельной областью носа оценив блюдо на твёрдую «пятёрку», вывел резюме:
- Да, пожалуй, в компании дядюшки Рената романтический вечер накроется медным тазом. Домой посредством электропоезда меня не тянет. А поедемте, сударыня, в номера! - он широко распахнул пиджак и выпятил несуществующий живот, словно подгулявший купец гостиной сотни. - А что, откушаем здесь чёртовых яблочек, наберём шампанского, кликнем извозчика да…
- Да-да! Нашёл, что предложить непорочной деве!
- Что ж, есть и варианты. Альтернатива первая: лавочка в сквере. Альтернатива вторая: ступени набережной.
- Сам же говорил, что альтернатива бывает лишь одна, - справедливо заметила Гюльнара.
Но кто может смутить топ-менеджера, если он ещё и ветеран сил антитеррора?!
- Ну-ка, не возражать! Не потерплю! Ишь, распустилась дворня! Может, где-нибудь там, на диком Западе, альтернатива лишь одна, а в наших палестинах сколько прикажут, столько сделаем. И вторую нарисуем, и третью, и…
И тут в поясной сумочке зашевелилась трубка. Телефонный демон, отложив на время рукоблудие, озвучил рингтон «Синева», соответствующий неопознанному абоненту. Никиту передёрнуло от нехорошего предчувствия: вот она, совершенно лишняя излишняя альтернатива!
Номер, высветившийся на дисплее, вызвал лишь одну ассоциацию – на кой хрен мне такая честь?! Ей-богу, счастье вдруг…
Впрочем, оставалась надежда на то, что звонящий банально ошибся клавишами при наборе.
- У аппарата! - раздражённо пробурчал топ-менеджер.
- Никита Кузьмич?
Ну, да, как говорится в таких случаях, предчувствия его не обманули… Снова – здорово! Снова историческая миссия! Не было печали…
«Show must go on!» - призывал солист группы Queen из музыкального ящичка в тёмном углу с крохотной эстрадой.
Уже не топ-менеджер, но майор запаса ФСБ России – и не господин, а товарищ – Буривой севшим голосом ответил:
- Он самый… Здравия желаю, Василий Викторович!
- Что-то не чувствуется в вашем пожелании искренности…
О, Господи, да будьте вы стократ здоровее обычного! Только – в самой отдалённой из галактик.
- …Впрочем, это лирика. К делу!
Даже так?! Без пиетета к офицеру запаса, без традиционного установления психологического контакта банальной фразой «как дела (семья, работа, здоровье, настроение, доходы, печень, мемуары, урожай картошки на фазенде и т.п.)?» после полутора месяцев благополучной разлуки. Не к добру, ох, не к добру!
- Товарищ полковник, я весь внимание, - заверил Никита без доли намёка на энтузиазм.
- Это правильно… Даю вам на разгильдяйство час. В 22.35 встречаемся на Четвёртой Советской. Вопросы?
- Вопросы… Хм! Всего лишь один. Даже не спрашиваю, с какого перепугу вы считаете возможным в мирное – пусть и напряжённое донельзя – время столь бесцеремонно обходиться с гражданским человеком. Не впервые, между прочим! А вопрос такой: как мне, жителю отдалённого гарнизона, нежащемуся в постели, за час добраться к площади Восстания?
- Странно, - усмехнулся невидимый абонент. - Вы что же, притащили раскладушку в кафе «У Домового»?!
Ах, вот оно как?!
- Хм! Значит, я под наблюдением?! Ну, спасибо так спасибо, Василий Викторович! - угрожающе прошипел Никита.
- Ожидали чего-то иного? - как о само собой разумеющемся спросил начальник мобилизационного отдела. - Мы с вами, дорогой коллега, сегодня для Отечества ценнее, чем бригада субмарин с ракетно-ядерным вооружением. Скажите ещё раз «спасибо» за то, что сразу после командировки в сакральный мир не приставил к вам в сопровождение весь, до последнего сотрудника, отдел физической защиты в полной боевой экипировке.
- Спасибо в довесок! «Масок-шоу» только мне и не хватало… Ещё вопрос, товарищ полковник: не слишком ли мы откровенничаем в эфире? Радиотехническую разведку в странах вероятного противника, по-моему, до сей поры не расформировали за ненадобностью.
- На этот счёт не беспокойтесь, наш с вами канал не прослушает сам Господь Бог, даже возникни у Него подобное желание.
- Угу, теперь понятно… - буркнул в трубку Никита.
- Что именно?
- Понятно в данном случае не «что», а «кто». Кто именно пару недель назад спиз… хм, слямзил мой телефон, а после через сотрудницу вернул за вознаграждение. Очень красиво!
- Рад, что угодили. Старались, поверьте, на совесть… Кстати, расход вам обязательно возместим.
- За это отдельное спасибо!
- На здоровье… Ещё раз кстати, сотрудницу можете взять с собой.
Никита опешил уже по-настоящему. Посчитал даже, что ослышался. Небывальщина! Как можно расшифровывать перед посторонним лицом конспиративную квартиру, сведения о которой, между прочим, составляют государственную тайну?!
- Да вы с ума сошли, товарищ полковник!
- Если вы о разглашении секретов, то – отнюдь нет. Гюльнара Ренатовна с некоторых пор является внештатным сотрудником органов ФСБ России.
- Ох, мать вашу..! - вконец озлобился Никита. - Ладно, всё, до встречи! Приду вовремя. Возможно – придём. Если кое-кому будет, чем идти…
Сотрудница глядела на него простодушно и невинно, как ребёнок дошкольного возраста.
- Ну, что там, Ники?
- А то, цветик мой гранатовый, что жопа ты – из тех ещё… Допивай мартини и поехали! Труба зовёт. Alarm!!!
- Погоди, мой хороший! Что всё-таки стряслось?
На «жопу» никакой реакции, - отметил Никита. Чувствует, что рыльце в пушку!
- Что стряслось… Если я хоть немного разбираюсь в практике специальных операций, из разговора с неким бесценным полковником следует вывод: над Отечеством сызнова нависли грозовые тучи, и в этой связи нам с тобою предстоит очередной внеплановый отпуск с выездом в параллельный мир. Отпуск, по ходу которого ты будешь неоднократно изнасилована, не исключено даже, что – противоестественным способом.
- За что, мой повелитель?!
За то, - мог бы ответить он, - что скрыла от своего повелителя факт вербовки. Но не стал этого делать. Разве же она имела право распускать язык?!
- За что… Было б за что, ещё и придушил бы. Ладно, допивай и – на выход!
Братец-официант немедля сообщил своей манерной зажигалке:
- Внимание, выходят!
Метрах в ста справа от кафе вдоль Большого Сампсониевского проспекта двинулась машина ДПС ГИБДД.
Метрах в ста слева зарокотал двигатель припаркованного ВАЗ-2109 серого цвета с дочерна тонированными стёклами, за которыми практически невозможно было разглядеть пару филёров наружного наблюдения и двоих молодцов из отдела физической защиты в форме сотрудников ОМОН.
Стоянку перед «Домовым» перекрыл жёлтый автобус 262-го маршрута. Не особенно трезвый на вид пассажир, вроде бы собираясь выходить, даже растворив откатную дверь, ни с того ни с сего затеял приглушённую перепалку с водителем, а его спутница в короткой юбке приняла позу из разряда тех, какие практикуются на приёме у гинеколога. Приём этот (оперативный, а не гинекологический!) Никите был давным-давно знаком: во-первых, естественным образом задерживался транспорт до прибытия объекта разработки, а во-вторых, привлекалось внимание последнего, дабы в задумчивости мимо не прошёл. Но ещё более знаком был майору запаса водитель псевдо-маршрутки – года три назад они вместе выезжали на перехват канала наркотрафика. Что за олух включил его в бригаду наблюдения?!
Когда наконец тронулись, Никита, не обращая внимания на двоих работяг с банками пива – вернее, аэрозольного хлорацетофенона «Черёмуха» – и симпатичную блондинку в парике, под которым явно таились иссиня-чёрные волосы, прошёл к водителю оплачивать проезд.
- Здорово, мой служилый брат!
- Сам здорово! - недовольно буркнул дядька, добросовестно отсчитывая сдачу.
- Как она, жизнь?
- Как видишь.
Разговор явно не складывался. Да оно и понятно – не та ситуация.
- Угу, понятно… Слышь, ты, это, рули в район Московского вокзала, - предложил Никита, - чтоб мы с «топтунами» зря в подземке не толкались.
- Перетопчетесь! Следуем строго по маршруту. Если «наверху» прознают, что ты нас раскрыл, лишат надбавок за сложность, напряжённость и особый режим работы. Оно нам надо?! И так гроши платят, да ещё ты, блин, свалился на наши головы, как сосулька по весне!
- Что ж за дурик тебя, брат, - имени-отчества так и не вспомнил, - на старого знакомца выпустил. Совсем у начальства мозги набекрень?
- Так нас собирали авральным порядком, меня с другого объекта дёрнули. Кто же знал, что тебя угораздит машину на СТО загнать и пешком по городу валандаться?!
- Ну, прости, коль не угодил.
- Да ладно, как отстреляемся, выкатишь полбанки, и, считай, проехали… Слышь, брат, погоди секунду! Я тут грешным делом увольняться надумал. Тебе классный водила не требуется?
А Никита при этом надумал, что в ближайшее время ему скорее понадобится классный подводник – водитель подводы. Пускай языческие демоны и ведут себя с Пространством-Временем запанибрата, но от езды на внедорожниках по Новгородско-Киевской Руси всё же воздерживаются. Даже мобильные телефоны у них – из осинового бруса. Как наберёшь, бывало, отморозка Соловья-разбойника или старинушку Кощея Бессмертного, так пальцы сплошь в занозах!
А ещё, глядя на метание огней за окном, Никита безуспешно пытался надумать, что в этот раз произошло на стыке двух миров. За первую декаду августа былинные витязи нанесли вероятному противнику серию упреждающих ударов, до того могучих и покрытых столь плотной завесой Сверхъестественного, что ястребы войны на Западе пришли к неутешительному выводу – сам Господь обнажил за Россию карающий меч. Аще же Бог по нас, кто на ны?! Крышки ракетных шахт прихватила ржавчина, пауки затянули ловчими сетями орудийные стволы, разлетелись по гнёздовьям стаи хищных истребителей-бомбардировщиков, сложили лопасти винтов ударные вертолёты, легли на обратный курс, развернувшись «все вдруг», авианосные группы, нырнули в пучину подводные лодки, затаились в боксах тысячи колёсно-гусеничных монстров. И тут же прекратились необъяснимые исчезновения целых эскадр, в один день сошёл на «нет» массовый суицидальный психоз у лётного состава ВВС коалиции, спутники-шпионы разом с астероидами прекратили нацеленный «падёж» на предприятия военно-промышленного комплекса, а молнии перестали бить точнёхонько в артиллерийские склады и арсеналы. Очень скоро воцарился пусть и весьма шаткий, но всё-таки мир. Что же опять случилось в чёртовом этом мире?!
- Командир, останови, пожалуйста, у перехода! - крикнул Никита водителю близ спуска в подземку на Боткинской улице.
Блондинка сошла минутой раньше, но объект скрытного сопровождения был стопроцентно уверен – если очень постарается, сыщет её на станции метро. Правда, наверняка уже брюнеткой. Да и куртка-перевёртыш из чёрной перевоплотится в белую. Плевать! Работа у мадемуазель такая. Каждому – своё…
- Куда теперь? - спросила Гюльнара, прыгнув с подножки в объятия Никиты.
В ответ он кивнул на безликий кубик метрополитена.
- В преисподнюю.
- Может, хоть чипсов на дорожку прикупим?
- Смысл? Наверняка в аду чёртовых яблок без того навалом. Зайдём лучше, цветик мой, в парфюмерию, гигиенические средства нам не помешают точно.
- Думаешь, Василий Викторович сегодня же отправит, хм, Туда?
- А чего тянуть кота за гениталии?! Сегодня отправимся, месяц-другой погостим, в сегодняшний же день вернёмся. Красота! Чего бы так не жить?! Помнишь, кстати, что в миру Нави ты мне законная жена?
Гюльнара обольстительно улыбнулась.
- И что? Предлагаешь тут же доказать супружескую состоятельность?
- А почему бы нет?! Поди сюда, любовь моя!
Лишь несколько минут спустя взахлёб целовавшуюся парочку опустил с небес боец ОМОНа, в котором Никита не без удивления признал бывшего подчинённого.
- Товарищ майор, у вас совесть есть? Нас давным-давно дома ждут, а вы тут устроили стрип-шоу… Следуйте уже, куда следует!
- Правильно, товарищ милиционер! - подключилась к действу старушка-дачница. - Заберите их в отделение, пускай там милуются. Ишь, распустилась молодёжь! Ничего святого!
- Мамаша, - прохрипел Никита, силясь унять разгорячённое дыхание, - наша с женой святая обязанность – совершить демографический взрыв. Где угодно! Когда угодно! Любой ценой! Или вы против национального проекта повышения рождаемости? Президент Российской Федерации вам не указ?! Забота о будущем Отечества для вас – распущенность?! Заберите её, товарищ милиционер, на пятнадцать суток! И запретите свидания с приятельницами, а то, я чувствую, мы с вами случайно влипли в самый центр паутины разветвлённого заговора с целью развала великой державы.
Гюльнара всхлипывала от безудержного хохота, уткнувшись носиком оратору в плечо. Мнимый страж правопорядка морщился.
- Кузьмич, прекращайте быковать, а то, вон, народ уже скучковался, скоро настоящие омоновцы подтянутся.
А Никита продолжал вдохновенно выкрикивать:
- В лагерную пыль вредителей! К стенке саботажников! За Родину! За Путина с Медведевым! «Зенит» – чемпион! Нет наркотикам! Рок-н-ролл forever! Hail the sexual revolution! Шашки вон! Вздуть фитили! Патронов не жалеть!
Должно быть, яростный напор оказался единственно верным способом избавиться от блюстительницы нравов. Старуха галопом понеслась к трамвайной остановке, на скаку рассыпая картошку из рюкзака и безразмерных авосек. Одно «чёртово яблоко» спаситель Отечества подобрал.
- Вот она, третья российская беда! Дороги у нас через пень-колоду ремонтируют, дуракам запрещено размножаться, а что делать с картошкой, ей же Бог, ума не приложу. Так и вымрем через это дело.
Эх, знать бы Никите сейчас, до какой степени прав! Но ему пока было не до отвлечённых размышлений.
- Ладно, трогаемся, цветик мой гранатовый! Время на исходе.
Покуражился перед отправкой в навий мир, и довольно! Пора впрямь подумать об очередном задании. Что же с тобою опять приключилось, а, Россия-матушка?!..

…наша родимая, вечная,
Это наша любимая донельзя,
Огуречная, поперечная,
Не сдающаяся «Макдоналдсам»!

Всё, конечно, хреново смотрится,
Но когда-нибудь всё устроится,
И тогда нам воздастся сторицей,
И только сторицей!



Альтернатива Третьей мировой


Передовые рубежи науки: биологи Гарвардского университета со стопроцентной достоверностью установили, что лабораторные крысы размножаются гораздо быстрее и живут много дольше, если… им не мешают биологи Гарвардского университета!


Разведчики наружного наблюдения и спецы физической защиты, мало уже таясь, продолжали вести Никиту с Гюльнарой от станции метро «Площадь Восстания» вдоль гостиницы «Октябрьская» в сторону одноименного концертного зала и частокола Советских улиц. Казалось бы, плевать, даже приятно чувствовать себя Первой Леди государства и Ейным Мужиком, но... «Но» состояло в том, что конечным пунктом следования майора запаса и внештатной сотрудницы ФСБ России была конспиративная квартира, а местонахождение подобного объекта – вовсе не та информация, которую дозволено раскрывать перед рядовыми филёрами. Сам Буривой за время работы в Органах бывал там дважды, обеспечивая безопасность встреч руководства с особо ценной закордонной агентурой, да и то лишь после отбора службой собственной безопасности отдельной подписки о неразглашении.
За поворотом с Лиговки на 2-ю Советскую озабоченный Никита вставил в ухо компактную гарнитуру беспроводной связи, вызвал шефа и доложил:
- На подходе. Тащим с десяток «хвостов». Обрубить?
- Не отвлекайтесь мелкими деталями! - отрезал тот. - Да и вряд ли вам, Никита Кузьмич, удастся легко увильнуть даже при известной квалификации… Следуйте заданным курсом!
А вот это – от души! И наводит на безрадостные мысли. Раз уж полковник Федеральной Службы безопасности относит сведения, составляющие государственную тайну, к «мелким деталям», обстановка впрямь накалена донельзя.
По состоянию на поздний вечер сего дня никто из ныне живущих, а равно с ними и скончавшихся за последние тридцать пять лет, не имел морального права ославить Никиту как труса. Между тем он порой боялся. Кое-чего – даже панически. Например, змей, фаланг, скорпионов и крыс. А сейчас, если честно, испугался паровоза. Спросите, при чём здесь железнодорожный транспорт прошлого тысячелетия? Да при том, что лихой спецназовец почувствовал себя товарищем Лазо, которого японские интервенты вот-вот заживо сунут в раскалённое горнило паровозной топки. И заклокотал в котле подсознания Никиты рефлекторный ужас дикаря, впервые выбравшегося из джунглей на открытое пространство саванны – необъятное, величественное, крайне опасное, совершенно равнодушное к судьбе отдельно взятого охотника на шимпанзе. И ноги перестали отвечать командам головного мозга…
…однако, тем не менее, доставили к бару «Паллада» на 4-й Советской, что в двух шагах от точки рандеву. Перед входом в кабачок, материализовавшись буквально из ниоткуда, охраняемым персонам заступил дорогу разбитной мужичонка воровского обличия. По-босяцки сплюнув точно в урну, он, словно прожжённый барыга-оценщик, зыркнул на фатовской костюм Никиты и ридикюль его спутницы от короля итальянской кожи Сальваторе Феррагамо, заговорщицки подмигнул – дескать, не суетитесь, потерпевшие, целее будете – и, сверкая фиксой, «церемонно» поздоровался:
- Наше вам!
- И вам в ответку! - ухмыльнулся ветеран подразделения антитеррора, если и пригодный в потерпевшие, то весьма условно.
Внешность, она, знамо дело, обманчива (авт. «...подумал ёжик после пятого соития со щёткой»). В каком уставе прописано, что за слащавой личиной беспечного щёголя в костюмчике от Доменико Дольче и Стефано Габбана не имеет права укрываться спец по захвату террористов и прочего асоциального народца?! Уже одно то, что фасонистый хлыщ безо всякой опаски в поздний час выгуливает яркую восточную красавицу по питерскому Гарлему, должно бы навести на размышления о вероятности фатального – хорошо, если не летального! – подвоха. Кутюрье Эволюция нарядила ядовитых тварей в яркие «одежды» пред-а-парте для того, чтобы те издалека сигнализировали желающим свеженькой плоти – проходите мимо! И волки целы, и овцы почём зря не беспокоятся...
«Шёл бы ты мимо, волчара!» - подумал Никита. Вслух же спросил:
- С кем имею?
Мужичонка напыжился.
- Я – здешний гопник!
- Во как! Нам, что, карманы только вывернуть или готовиться вдобавок к надругательству?
Гюльнара опасливо передвинулась за спину кавалера, сам же он откровенно забавлялся ситуацией. Травматический «Макарыч» с полным магазином уравнивал шансы даже на тот несчастный случай, если местная гопота по обыкновению действует группой из троих-четверых соучастников. Уж чего-чего, а попадать не целясь в болевые точки Никита умел… И потом, на что ещё ви-ай-персонам требуется свита, как не для урегулирования подобных недоразумений?! Знать бы ему, что охранники и «топтуны» сейчас дружно недоумевают, с чего бы это пара вдруг застыла на пустынном месте, будто перед каменной стеной…
- Не, нам эти рамсы ни к чему! - махнул рукою гопник, и Никита в свете наружной рекламы разглядел на его пальцах множество наколотых перстней. Свидетельство лет пятисот лишения свободы от звонка до звонка…
- Чем же тогда обязаны?
Гопник сторожко огляделся и кивнул на дверь «Паллады».
- В тошниловке есть глухой дальняк, вот туда разом и валите!
- Хм! Знаете, милейший, у нас дела, так что будьте любезны…
- Слышь, деловой, - прошипел в лицо Никите гопник, обдавая свежим перегаром, - хорэ кочевряжиться, Викторыч уважаемый ждёт!
- Викторыч… Это который Василий?
- А кто ж ещё?!
- Тьфу, чтоб вы все были здоровы! - прохрипел Никита и не менее искусно сплюнул в урну. - Ей же Бог, чем дальше, тем интереснее… Ладно, хорошо, будь по-твоему! Что такое «тошниловка», я по ароматам кухни уже представляю, а вот «глухой дальняк»…
- Изолированный туалет, - снисходительно пояснил гопник.
Во взгляде его явственно читалось: с кем приходится работать?!
- Спасибо…
- В нашем мире говорят «благодарю».
- Ладно, уважаемый, благодарю… Погоди-погоди! Что же получается – нам с женой при посетителях под ручку топать в туалет и там на пару валить, то бишь отправлять естественные надобности?! Василий Викторович, конечно, всегда слыл оригиналом, но чтобы перед встречей с ним опорожнять кишечник, это уже слишком!
- Слышь, фраер, не тупи! - поморщился гопник. - «Валить» – значит, идти. Идёте в гальюн, а дальше не моя забота. Глаза посетителей я отведу.
Ах, вот даже как?! Гюльнара чуть слышно простонала, да и Никитушку бросило в дрожь. С некоторых пор оба доподлинно знали, что такое «отводить глаза» и кто конкретно этим занимается.
- М-м-м! Так ты… Так вы, оказывается, демон?!
- Сам ты демон! - фыркнул тот, явно оскорбившись. - Я дух Смотрящий! У меня здесь уже триста лет порядок! У меня, если хочешь знать, промеж бродягами беспредела нету, христианских душенек зазря не губим, последнее не отбираем, даже с архаровцами у общины лад. Был, правда, Лёнька Пантелеев, отморозок тот ещё… А сейчас – ни-ни! Всё по Закону, всё, на крайняк, по понятиям…
…Никто из многочисленных посетителей кафе эконом-класса на Никиту с Гюльнарой впрямь не обратил внимания. Перед дверью «дальняка» подруга задала вопрос необычайной важности:
- Кого он имел в виду под «архаровцами»? Как-то странно это слово прозвучало…
- Если только оно показалось миледи странным, поздравляю – у неё стальные нервы и железобетонный рассудок! Что же до «архаровцев»… Так в своё время называли полицейских держиморд.
- С какой радости?!
- Насколько я помню, - призадумался Никита, - было это связано с ихним начальством. То ли при Екатерине Великой, то ли при сыночке ейном Павле, нам с тобой без разницы, москвичей тиранили обер-полицмейстер Архаров Николай Петрович, позже дослужившийся до генерал-губернатора Санкт-Петербурга, и братец оного Иван Петрович, командир тогдашнего московского ОМОНа. Оба проявили себя чересчур деятельными стражами Закона и Порядка…
Внезапно в голове его зазвучал колкий фальцет: «Голосовое сообщение: фильтруй базар, Никитка, человек в отставке! И касаемо «без разницы» не зарекайся – мало ли, куда отправитесь. Ну, всё, до скорого! Целую. Чур»…
- О, Господи! - взмолился он.
- Что ещё случилось, Ники?! Ты побледнел, как… как унитаз.
- Вот спасибо за такую аналогию! А случилось то, цветик мой гранатовый, что мы с тобой не идём на дело. Мы уже в деле по самые маковки! Догадываюсь даже, примерно куда – а точнее, в Когда – нас забросят. На дырявых парашютах. С прогнившими стропами. И единственным кольцом. В носу…
Растворив матовую стеклянную дверь, на первый взгляд чересчу... хм, чрезмерно претенциозную для туалета, но при всём при том весьма практичную как раз для подобных – повышенной влажности – помещений, Никита с боевой подругой шагнули прямиком в... прихожую конспиративной квартиры. И даже не удивились. Ну, почти не удивились. Раз ныне в спецслужбах принято встречать гостей через подобный «заворот кишок», исполать им за гостеприимство! Что же до удивления как эмоциональной реакции Homo Sapiens на неожиданный раздражитель, то Никита, стиснув зубы так, что наверняка сумел бы перекусить буксировочный трос боевой машины десанта, дал себе страшную клятву: впредь не удивляться! Никогда! Ничему и никому! Ни под каким соусом! Ни за какие коврижки!
Сдержал слово?
Отнюдь нет!
Потому «нет», что, обещая гадом быть и век свободы не видать, предположить не мог, до какой степени конкретной окажется банальность «до скорого!»: встречал их с Гюльнарой лучезарно улыбающийся... Чур. Вот уж воистину пацан сказал – пацан ответил за базар!
- Oops, I did it again! - воскликнул потрясённый до глубины души Никита. - Здравствуй, недреманный страж, гарант хозяйского благополучия!
- Здравствуй-здравствуй, человек в отставке! Здравствуй и ты, дева красы неописуемой!
За месяц пребывания в мире языческой Нави они успели подружиться с пухленьким весельчаком и теперь крепко обнялись уже здесь, в реальном двадцать первом веке.
- Очень рад вас снова видеть! Проходи в светлицу, Никитушка!
Ну, тот и пошёл. На полдороги задержался. Постоял, ожидая супругу параллельной жизни. Постоял ещё немного. И ещё... Достаточно долго стоял. А после обернулся и лишь тогда понял, в чём она, задержка. В том, что недомерок Чур значительно ниже Гюльнары, и протокольный поцелуй его пришёлся аккурат в декольте, а целомудренные дружеские объятия сомкнулись между талией и бёдрами. Если вообще смыкались. Во всяком случае, сейчас ручонки лукавого хранителя устоев вразнобой шарили на этом уровне по всем достойным изучения округлостям и впадинкам. А таковых у подруги, несмотря на изящество стана гимнастки, хватало с лихвой. Губы её подрагивали насмешливо-ироничной улыбкой, в блистающих глазах читалось самооправдание: «Не виновата я, он сам (туда) пришёл!»...
Никита деликатно отвернулся, кашлянул и бросил в никуда:
- Ну, и чего вы там копаетесь?
Пунцовый, часто дышащий демон тут же подхватил его под локоток и сиплым голосом заверил:
- Всё путём, Никитушка! Я только пособил девице сбросить душегреечку...
В этой связи к нему был обращён двусмысленный вопрос:
- И как она тебе?
Прощелыга Чур не растерялся:
- Ой, хороша душегреечка, чудо как хороша! Нашим кикиморам такого полотна вовек не соткать! А пошита как?! Просто на загляденье! Вот бы моей Чурке что-нибудь эдакое справить! Жаль, монет с собой не прихватил…
- Не кручинься, заработаешь прямо здесь, - Никита ободряюще хлопнул беса по загривку. - Не уверен, правда, что заработаешь денег, а вот по роже – всенепременно!
При этом ухватил двумя пальцами за шею и до того крепко стиснул, что демон захрипел, как простуженный курильщик «Беломорканала» с тяжкого похмелья.
- Пгх-х-хости, добх-х-хый молодец-х-х, леший пох-х-путал! Больх-х-хше не повтох-х-хится!
- Ладно, проехали! - «пгх-х-хостил» его Никита, но аркан ослабил лишь до половины. - Ну-ка, быстро, кратко, доходчиво: что случилось? Где случилось – в вашем мире или снова в нашем? Отчего нас выдернули, как из омута?
- Да отпусти ты, медведь… кхе-кхе! Душит так, будто у меня девять жизней, а не три всего. С половиной… Что случилось? Понятия не имею! Что ваши, что наши только и знают: эй, встал! эй, пшёл! эй, рот захлопнул, не твоё собачье дело! - Чур даже всхлипнул. - Никто меня не ценит, никто не любит!
- А как же Чурка твоя?
- Чурка и есть! Бревно… Да ну её в баню! Прямо в печку.
- Ничего, дружище, любовь мы тебе организуем. По сходной цене. Живёт тут некая Верка в соседнем подъезде, залюбит так, что… Так что насчёт происшествия? Даже предположений никаких?
Чур неопределённо пожал плечами.
- Ну, прошелестело между каликами перехожими что-то на предмет картошки…
- На предмет чего?!
- Ай, отстань, не знаю ни бельмеса! Хватит сени отирать, проходите в избу, там старшие всё растолкуют, всё обскажут.
Но тут Гюльнара к слову вспомнила о пакетике чипсов, которые прикупила-таки на выходе из метро.
- Угощайся, Чур!
Тот с интересом повертел в руках броскую упаковку.
- Хм, интересно… Да ещё хрустит! Что это?
При этом демон снова принялся тереться бочком о гостью. Никита подумал, не придушить ли его уже по-настоящему, но ситуация внезапно разрешилась сама собой.
- Разорви фольгу, внутри ломтики жареного картофеля, - пояснила Гюльнара.
И тут Чур с диким воплем «чур меня!» бросился в санузел и запер дверь на шпингалет.
- Чего это он?! - опешила подруга.
- Скоро узнаем... - пробормотал Никита. - Дай-ка сюда эту гадость!
Она попыталась спрятать чипсы за спину.
- Ники, я люблю их!
- А я люблю тебя! Люблю молодой, здоровой, красивой женщиной, а не разносчиком модифицированных генов, чахнущим от передозировки глютамата натрия… Ну, где там наши старшие?
В «избе», прокуренной, как тамбур поздней электрички, старшим – во всяком случае, по воинскому званию – оказался полковник Шевелёв, он же Василий Викторович, известный в определённых кругах как Координатор, невысокий кряжистый усач с частыми прожилками седины в густой, несмотря на давным-давно шестой десяток, тёмно-русой шевелюре. Шеф восседал во главе сервированного к ужину стола и запальчиво спорил о чём-то со старшим из собравшихся по возрасту – курносым старикашкой с абсолютно белой, как у аксакала, бородой и остатками волос, ореолом венчавшими лысую маковку. Типичный опер военной контрразведки СМЕРШ при Абакумове, если судить по иконостасу орденских планок чуть ли не до нижней кромки заношенного пиджака. Вполне возможно, начинал дедок ещё с Дзержинским. Если не в Тайной экспедиции при Екатерине «Великой» Алексеевне… Нет износа ветеранам! «Не удивлюсь, - грешным делом подумал Никита, - если глобальные проблемы с картофелем возникли как раз на его огороде. Колорадский жук нанёс коварный удар в спину утратившей бдительность ботве элитной «синеглазки»!
- Пиастры! - несмело вякнул здоровенный белый попугай из ажурной клетки над фикусом. И тут же хрипло, булькающе заорал. - Ёп-хр ва-хр-шу ма-хр-ть!
- И вашу тоже, - пожелал ему званый гость, на которого никто, помимо хамской птицы, внимания пока не обратил.
Привычно окидывая помещение расфокусированным взглядом, он запнулся на третьем – во всех смыслах младшем – соучастнике действа. Крепкий телом, исполинских габаритов парень лет двадцати восьми, от силы тридцати, в камуфляже с погонами старшего прапорщика, сидевший анфас к «сеням», привлёк его аккуратно подстриженной чёрной бородкой и усами, эффектно контрастировавшими с наголо бритой маковкой, битым-перебитым носом и колючим взглядом серых глаз, неестественно умных на фоне простецкой квадратно-гнездовой физиономии. А главное – доисторическим шевроном на рукаве: чёрная летучая мышь распластала кожистые крылья над северным полушарием Земли… Военная разведка! Не клерк, не технарь и не хозяйственник. У сивушных прапоров, близких к тушёнке, простыням и антифризу, не бывает узловатых кулаков с бурыми ороговевшими подушечками на суставах между пальцами и пястью. Явно воин СпецНаз, более того – инструктор по рукопашному бою. И какого дьявола могучий «мышонок» здесь расселся?! Mighty mouse, блин, ожившее порождение Уолта Диснея! Потужный мышенятко на украинской мове…
В данном случае досаду вызвал вовсе не сам факт присутствия конкурента по зубодробительному ремеслу. Никиту всегда подташнивало от набивших оскомину (в ушах) сравнений специальных сил различных ведомств по показателю «крутизны». Как определить, кто круче – лев, орёл или акула, – если они априори живут и охотятся в совершенно разных, более того, несопоставимых условиях?! Точно так же и в мире СпецНаза: у каждого ведомства свои задачи, свои, мягко выражаясь, подопечные. Соответственно разнятся подбор личного состава, методика профессиональной и психофизиологической подготовки, вооружение, экипировка, приёмы и методы боевого применения. И ни с каким «мышонком» Никита не собирался тягаться ни на ковре, ни в тире, ни за компьютером, вот ещё! Неприятных ощущений добавляла сама разношёрстность компании: Координатор Шевелёв, демон-картофелефоб Чур, ветеран-орденоносец, да плюс этот вот парнище с многократно ломаным носом… Что ж за каша-лажа здесь томится?! В какое дерьмо ты снова вляпался, товарищ Буривой?!
- О, вот и товарищ Буривой! - наконец-то заметил его шеф. - Здравствуйте, Никита Кузьмич и Гюльнара Ренатовна!
Подруга вежливо, с лучезарной улыбкой на устах, ответила и даже присела в подобие книксена, а Никита лишь буркнул:
- Сами вы здравствуйте...
И услышал:
- Гой еси, Никитушка, гой еси, Гуленька-красавушка, лебедь наша белая!
- Ворона наша чёрная, - машинально поправил он.
И заработал от подруги тычка в бок.
И простонал.
Но вовсе не от физического посягательства.
А потому, что узнал этот голос – тусклый, шепелявый, с хрипотцой.
И лишь тогда задержал взгляд на «ветеране». Ну, да, он и есть! Домовой. И не какой-нибудь чердачный барабашка. Господин Постеньев собственной персоной!
И насилу выдавил:
- Бог же мой, Жихарь Кузьмич!
- Ну, что ты, сынок, какой там бог?! - домовой слишком уж конкретно воспринял слова Никиты. - Мы занимаем, если угодно, срединное положение между людьми и Высшими Силами… Ай, да ладно! Как же я рад-радёшенек сызнова вас, детки, видеть!
Он шустро для своих видимых лет заметался по гостиной.
- Проходьте в светлицу, детки, сидайте за стол! Кикимора моя как прознала, что к вам собираюсь, тут и блинов навертела с икоркой, и грибков экологически чистых в сметане протушила, и рыбки нашенской напластала, а кузнец Гефест – ну, вы помните, Игнатка, дурачок безрукий – целый окорок запёк, ужо полакомитесь буженинкой-то.
- Игнатка далеко не безрукий, - располагаясь за столом против разведчика и по правую руку от шефа, усмехнулся в усы Никита. - К делу кузнечному рученьки его впрямь приспособлены мало, а вот заезжих девок щупать, тут они мастера.
В тон ему ухмыльнулась и Гюльнара. Именно за нею, скоро позабыв чаровницу русалку, решил приударить Гефест… Ну, а Никитушка приударил его. И не раз. И не мимо причинного места. Правда, лишь после того, как уточнил у домового, что магическим потенциалом горе-кузнец наделён не больше, чем профессиональным…
- Эвон как благостно тут у вас! - справедливо заметил он, обводя рукою сервированный к ужину стол.
И против воли подумал: «Как на хороших поминках»…
Шевелёв пока отмалчивался, как-то странно глядя на него – не поймёшь, то ли иронично, то ли недобро, то ли сочувствующе. Лишь искорки нетерпения в глазах Координатора не вызывали никаких сомнений. Похожий взгляд бывает у бизнесмена, который до чёртиков устал от проблем, свернувшихся гордиевым узлом, и готов разрубить его сию секунду, но из уважения к партнёру по переговорам вынужденно слушает, как тот относится к пробкам на дорогах, жаре, терроризму, «Спартаку», повышению арендной платы, грузинам, налоговой инспекции, тёще, солнечной активности и долгоносикам, да ещё провозглашает тосты за искоренение каждого из перечисленных безобразий. В простонародье это называется предварительным установлением психологического контакта с контрагентом. Кстати говоря, застолье – лучший антураж для подобного действа.
Домовой по-прежнему суетился вокруг дорогих гостей.
- Выпейте, детки, с дороги, закусите, а вскорости и горячее поспеет!
- Тут ещё и горячее предполагается?! - искренне удивился Никита.
Вышеупомянутый антураж без того мало соответствовал типичной офицерской пирушке, где, как правило, обходятся пальцами, стаканами (захватанными сотней поколений этих самых пальцев), штык-ножом, ломтями хлеба и банкой тушёнки, из жестяного нутра которой при помощи единственной ложки по очереди черпается то, что лишь спьяну или сдуру правомочно считать мясом: ухо, горло, нос, сиська, писька, хвост… А здесь, блин, аж неловко! Сверкающие куверты, где ложечка под это, вилочка под то, ножичек под сё, тарелочки, рюмочки, фужеры, бокалы, салфетки в серебряных кольцах, шампанское в ведёрке со льдом – между прочим, Moet&Chandon Brut Imperial! – судки с приправами и соусами, вычурные графинчики, состаренная бронза посуды под горячие закуски, ломтики мяса выложены розами, тут же овощи, зелень, маслины, икра, балычок… Оказывается, умеет офицерство соответствовать общественному статусу!
Никите вдруг до остервенения захотелось высморкаться на пол, протереть пальцы обрывком дивизионной газеты «Бей врагов – спасай Россию!» (с явственным антисемитским душком), размять в кулаке плавленый сырок «Дружба», содрать фольгу и с размаху шлёпнуть осклизлый брикет на фарфоровую тарелку. Да промазать, так, чтобы – на скатерть… Он многозначительно причмокнул губами.
- Да, верно говорят, красиво жить не запретишь… Но и мы не с пустыми руками!
За неимением сырка в руках его материализовалась бурая картофелина, Бог весть зачем прихваченная в эпицентре демографического взрыва близ Финляндского вокзала.
Но вот чего «эстет» не ожидал ни коим образом, так это реакции Старших. Шевелёв побелел. Домовой шумно плюхнулся на пустовавший стул, и Никита по его блестящей лысине сделал открытие – демоны, как и люди, обильно потеют в состоянии аффекта. Гостиная погрузилась в такую тишину, что за неимением летающих ангелов было слышно, как дрожат раскалённые спирали лампочек. Или это зубы шампанского во льду?..
Наконец демон пробормотал:
- Откуда он знает, а, Василий Викторович?!
- Ни бельмеса он не знает, уважаемый Жихарь Кузьмич, - покачал головой шеф. - Не может он знать! Знает закордонный источник информации, знаю я, знаете вы, знает уже, вон, Адам, - кивнул на разведчика, - знают несколько человек на самом Верху, для него – небожители. Сведения получены сутки назад. Утечка невозможна даже теоретически, тем паче утечка к нему. Кто он, в конце концов, такой?!
Выпавший из поля их зрения Никита лишь пожал плечами, капнул подруге мартини, себе и «мышонку» – текилы, по-хамски ткнул пальцем в солонку, слизнул «белую смерть», брызнул в рот соком лимона и поднял рюмку.
- Кто он, в конце концов, такой?! Он – Никита. Кто она, в конце концов, такая?! Гюльнара.
- Адам, - не меняясь в лице, представился разведчик. - Очень приятно познакомиться.
- Такая самая фигня… На «ты»?
Адам молча кивнул и сунул руку. Пожатие оказалось крепким и ухватистым, что называется, от всей души. Благо ещё, без особенного фанатизма и по трезвому делу, а то устроили бы тут армрестлинг…
- Вот и хорошо… Слушай, отчего это ветеранов так перемкнуло?
- Как отпустит – сами просветят.
- Вот так, да? Ладно! Тогда я в ожидании просвещения воспользуюсь случаем – сиречь халявой – и покушаю.
Цыплёнком в яблоках, пусть даже чёртовых, в кафе Никита «воспользоваться» не успел. Один же одинёшенек расстегай за весь день явно не обеспечивал организму энергетического пресыщения. Пресыщения, которое запросто могло оказаться жизненно необходимым в связи с предстоящей отправкой… Да вот только – куда? И при чём здесь, спрашивается, картошка?! К слову, ни одна картофелина, помимо той, что притараканил Никита, участия в застолье не принимала. Ну и ладно, - порешил он, - перемучимся пока жюльеном с белыми грибами!
Между тем Старшие продолжали зловеще шептаться.
- Он – никто! По крайней мере, в плане доступа к информации особой государственной важности. И вот этот корнеплод, я уверен, простое совпадение.
- Клубнеплод, - поправил домовой. - Совпадение, говорите, господин-товарищ полковник? Попробуйте высчитать его вероятность. Если бы наш Никитушка разгуливал с картошкой в кармане через день, таковая составила бы пятьдесят на пятьдесят. Но вряд ли нечто подобное произошло с ним хотя бы раз за тридцать пять лет жизни. Потому в данном случае вероятность исчисляется немыслимо ничтожной долей процента.
- Похоже на то, - согласился угрюмый Шевелёв. - Может, просканируете?
Никиту явственно передёрнуло. Изначально не пытаясь изображать собою глухого Людвига ван Бетховена, сейчас он крепко, до хруста костей, сжал в кулаке десертный нож. Угрожающий жест не остался вне поля зрения домового. И мелкий бес поспешил откреститься:
- Здесь ничего не получится, разве только в сакральном мире…
«Ваше с шефом счастье!» - подумал, успокаиваясь, Буривой. В первый же день работы инструктором при навьей рати он категорически предупредил «штабную» нечисть – в их с друзьями головы без приглашения не лезть! А то… Что именно «то», демоны благоразумно уточнять не стали, ибо всем уже было известно, как целый медсанбат знахарей, не справившись травами и заговорами со сложным оскольчатым переломом, вынужден был зафиксировать ноженьку Ильи Муромца при помощи аппарата Елизарова…
- …Да и какая нам с вами, Василий Викторович, разница, где и для чего он подобрал злосчастный клубнеплод?! - некоторое время поразмыслив, продолжил домовой. - Я полагаю, мотивы действий нашего мальчика проистекают из глубин подсознания и обусловлены они чисто интуитивным озарением, вне осмысленного использования какого-либо знаково-символического и доказательно-логического инструментария.
Вот так, не больше и не меньше!
Потрясённый до основания Никита пробормотал в усы:
- Не пойму, господин Постеньев у нас Домовой или, блин, какой-нибудь Академический…
Вкуснейший жюльен в бронзовой чаше скоро подошёл к логическому завершению, и званый – более того, истребованный – гость, отложив на время в долгий ящик мысли о картошке и угрозе безопасности Отечества, сосредоточил внимание на Адаме.
- Ну, что, коллега, - заговорщицки подмигнул, - может, повторим под буженинку?
- Не вижу препятствий, - моргнув в ответ, выразил согласие разведчик.
А Никита в этой связи отметил: ни малейшей реакции отторжения – ни вербальной (типа «брянский волк тебе коллега!»), ни видимой вазомоторной (вроде гневного багрянца на лице). Коллега – он и есть коллега, в каком бы ведомстве ни состоял по штатному расписанию. Причём коллега, на пару с которым, видимо, придётся идти куда-то Туда… Туда, где майору запаса Буривому, ветерану сил антитеррора ФСБ России, самому явно не справиться. Более того, наверняка тяжело придётся и вдвоём, но расширять круг посвящённых исполнителей нельзя ни в коем случае.
Предварительный вывод: Туда направляются двое спецов класса «экстра» и Гюльнара, роль которой – сыграть некую роль в интересах достоверности легенды оперативного прикрытия. Роль жены помещика Никиты Кузьмича. Роль персидской княжны в лапах атамана Буривого. Роль служанки. Роль наложницы. Ведьмы. Рабыни. Гадалки. Монахини… Ой, да мало ли! Дело не в этом. Дело в следующем: роль напарника Адама на деле может состоять в банальной охране тела Никитушки, как уже известно, ценного для Отечества более, чем бригада атомных подводных ракетоносцев – за вычетом, конечно, персональной ценности Координатора… Но! «Но» состоит в том, что задача бодигарда по умолчанию заключается не только в защите охраняемой персоны от окружающего Мира, но и, наоборот, Мира – от самого подопечного. А на что способен жалкий подопечный индивид против целого Мира? Пусть даже не целого, но лишь части Его – человеческой цивилизации… Хм! В случае с Никитой Буривым – на многое. Ибо Никите слишком многое известно, и суть информации такова, что разглашение её чревато социальным взрывом «мощностью» сродни внезапной высадке десантно-штурмовой армады инопланетян в окрестностях Урюпинска. А как гарантированно обеспечить молчание в тряпочку? Да очень легко! Пулей в висок или неожиданным маваши-гери под основание черепа, что для телохранителя проще простого. Но, разумеется, не сразу, а лишь по факту выполнения задания особой важности. И вот тогда – в эндшпиле партии – Никита должен быть особенно настороже!
Ну, а прямо сейчас, будучи в отношении Адама настороже лишь частично, он приметил на предплечьях контрагента кожаные наручи, скрытые рукавами кителя. Помимо защиты рук, такие обычно используются как ножны. Виднелась рукоять ножа и у бородатого разведчика. Под правым рукавом… «О, чёрт, левша!» - отложилось в мозгу. Это важно потому хотя бы, что схватка с левшой разительно отличается от боя с праворуким – всяко более привычным – оппонентом. Увы, подобная информация станет реально значима лишь в том случае, если им дадут время на подготовку. Время на то, чтобы втайне от вероятного противника приучить опорно-двигательный аппарат бездумно, в автоматическом режиме, подобно боевому киборгу, реагировать на действия левши. Голое Знание такого рода пусть и важно, однако в тире и на ринге в ста случаях из девяноста девяти проигрывает выработанному Навыку, Теория уступает Практике, Опыт берёт верх над плохо отточенным Умением. Именно потому чемпионом становится не тот, кто с утра до ночи медитирует, воспроизводя перед телевизором пассы мастеров восточных единоборств, а беззаветный труженик-спортсмен с многократно переломанным, как, вон, у Адама, носом…
- Будем здоровы! - произнёс незамысловатый тост Никита под рюмку «Ерофеича» из только что початого хрустального графина.
- Хорошо бы… - принял алаверды разведчик.
- Присоединяюсь, - поддержала мужчин Гюльнара со своим мартини.
А Старшие всё дискутировали на предмет противоестественной причинно-следственной связи майора запаса Буривого с картофелиной, ничего, как и он сам, не понимающей. Василий Викторович распалился и чуть ли не кричал:
- …если уж говорить о внезапном и не выводимом из прошлого опыта понимании существенных отношений и структуры ситуации в целом, посредством которого достигается осмысленное решение проблемы, сиречь об инсайте, то подчеркну: решение проблемы. А перед Никитой Кузьмичом никакой проблемы не стояло! Его дело служилое: вызван – собрался – прибыл – доложил. Какие ещё проблемы?!
- Не согласен! - столь же запальчиво возразил домовой. - Сам факт неожиданного вызова субъективистски уже составляет проблему. Закономерно предпринимается попытка её осмысления на основе упомянутого вами прошлого опыта с помощью доступного мальчику знаково-символического и доказательно-логического инструментария. И вот тут происходит интуитивное озарение! Однако Никитушка, в силу неподготовленности должным образом не восприняв его рассудком, реагирует на уровне подсознания – бездумно хватает первую попавшуюся картофелину и суёт в карман.
«Мальчик Никитушка», закатив глаза к высоченному потолку, в сотый уже раз обречённо вздохнул.
- Чувствую, мы чужаки на этом шабаше интеллектуалов. Выйдем, пожалуй, в кухню, там и воздух приятнее, как справедливо утверждал герой великого сатирика Булгакова.
- Выйди-выйди! - бросил ему просвещённый демон. - Там тебя снова разведут, как мост Лейтенанта Шмидта в разгар летней навигации.
- Чего?! Кто это, блин, «разведёт» топ-менеджера успешной коммерческой фирмы?!
Ответ на его риторический вопрос последовал из этой самой кухни. В дверном проёме показалась лукавая физиономия… ведьмака Глузда.
- Здорово, грек Никитка!
- О, Господи, и оно здесь… Ну, здравствуй, вымогатель взяток!
Пронзительно зелёные глаза получеловека-полудемона сверкнули прямо-таки детским простодушием. Заподозрить его сейчас в коррупции мог бы лишь самый чёрствый из присяжных заседателей.
- Ой, да полноте, добрый молодец! Это ведь была всего-навсего проверка твоих морально-нравственных качеств.
- Тавтология, - буркнул Никита.
- Ась? - «включил дурака» Глузд.
- Тавтологией называется бессмысленное повторение. Мораль и нравственность – одно и то же как в русской речи, так и на более известных тебе языках апачей, ирокезов, сиу, алгонкинов и прочих коренных народов Западного полушария.
Помимо воли вспомнилось показное старание ведьмака на занятиях с индейцами. И тут же на дисплее мозга вспыхнула фантасмагорическая картинка: резервация, вигвамы, кострище, обглоданный до косточек бизон, окровавленные томагавки, скальпы бледнолицых огородников, печёная картошка…
Никита резко обернулся к Шевелёву с домовым.
- Не знаю, господа, что вы задумали на этот раз, но категорически заявляю – в Америку не поеду!
- Отчего..? - с вопросительной интонацией в голосе начал было шеф.
- Оттого, что языками тамошними не владею. И учить в ближайшем будущем не собираюсь.
- Подождите-подождите, товарищ Буривой, при чём здесь Америка?!
- При том, что ваш кухонный «разводила» ведьмак в определённых кругах известен как вождь индейцев Голый Череп. Раз уж он здесь, то и доколумбова Америка – к гадалке не ходи! – каким-то боком притулилась. Оттуда же родом так взволновавшая вас картошка. Да и сведения об угрозе с её стороны, насколько я понял, получены из закордонного источника…
На этом месте в диалог вмешался домовой.
- Василий Викторович, вам не кажется, что пора переходить к делу? А то наш добрый молодец уже взялся выстраивать ассоциативные связи.
Никита согласно кивнул, вслух выразив лишь одно пожелание:
- Выражались бы вы, Жихарь Кузьмич, как-нибудь поделикатнее! Заманали, блин, уже ассоциациями да инструментарием…
И внутренне содрогнулся, потому что Шевелёв, уставившись в тарелку с надписью «caveant consules!» по ободку, принялся старательно разглаживать усы. С давнего времени знакомства Никита помнил – не к добру это, ох, не к добру!
- К делу, говорите? Да, пожалуй, что уже пора… Дело в том, товарищи, что дело в этот раз вам предстоит не только архиважное, но и архиопасное. Полтора месяца назад вы с честью выполнили задание в сакральном мире, но при всём этом лично вам не грозило ровным счётом ничего. Ныне же вас вполне могут попытаться убить.
Никита лишь пожал плечами, всячески демонстрируя безразличие. Подумаешь, дескать, убьют! Лишь бы манишку не заляпали…
- Не торопитесь с бравадой, Никита Кузьмич. К сожалению, вы не сможете платить оппонентам той же монетой. Вернее, теоретически сможете, однако ни в коем случае не должны этого делать…
- Ах, вот оно что?! - не в первый уже раз перебил он Координатора. - Выходит, как я и предполагал, район нашей выброски – Прошлое. Отправимся Туда, покуролесим какое-то время, никого, разумеется, не убьём, но при этом с честью выполним задание и возвратимся прямиком в сегодняшний день. Если, конечно, будем живы… Логично?
Из-за спины донёсся многозначительный смешок домового.
- Логично, - поморщился Шевелёв. - Тем не менее, это всего лишь ваши домыслы.
- Да бросьте вы! Я с детства обожаю околонаучную фантастику, а там подобные коллизии сюжета избиты, как в своё время те, кто выходил на ринг против Кости Цзю: нас будут убивать, а мы в ответ имеем право лишь молиться и просить пощады, ибо если кого-нибудь Там «замочим», то Бог весть в какой Мир возвратимся. Да и возвратимся ли вообще – вопрос из вопросов, потому что в Прошлом возможен так называемый парадокс убийства собственного дедушки до зачатия отца бабушкой, и тогда стройные причинно-следственные связи перепутаются в невообразимый узел. Так, Василий Викторович?
- Так… Так это, Никита Кузьмич, или нет – вопрос второй, - шеф на пару секунд замолчал, помассировал высокий лоб мыслителя и наконец решился. - А вот и первый: участвуете ли вы в операции? Лишь после ответа на него перейдём к деталям. Или… или не перейдём. Предупреждаю: первая же деталь превратит вас с товарищем Хабибуллиной в носителей секретов столь высокого порядка, что…
- …что нас проще шлёпнуть прямо здесь, чем до естественной кончины беспокоиться, не проболтаемся ли.
Сделав такой вывод, причём наверняка правильный, Никита внутренне содрогнулся: не для этого ли здесь Адам?! Типа, колхоз – дело добровольное. Хочешь – вступай. Не хочешь – расстреляем прямо тут, на деревенском сходе…
- Что ж, коль скоро у нас с товарищем Хабибуллиной есть право выбора, поступим так… - больше из вредности он, в свою очередь, выдержал долгую паузу, после чего, не оборачиваясь, бросил Гюльнаре. - Цветик, скушай ещё бутерброд-другой, сделай дяденькам прощальный книксен и вали отсюда! Надеюсь, господин полковник распорядится, чтобы тебя подвезли домой. Утром встретимся у метро, - и закончил еле слышным шёпотом. - Хотя при таких рамсах вовсе не факт, что встретимся хоть когда-нибудь…
При этом шеф, несмотря на явственное напряжение, как-то странно ухмылялся, глядя ему за плечо.
И Никита машинально обернулся к служебной жене.
И уткнулся носом в… кукиш.
И не какую-нибудь мимолётную дульку, ничего не значащую фигушку, а именно кукиш, с шевелящимся для убедительности кончиком большого пальца.
И, конечно же, резонно возмутился:
- Это что ещё за «ё» моё?! Это как же понимать?
- Это просто, Ники, - чуть слышно, только для него проговорила Гюльнара. - Отвечу тебе словами жены Юлия Цезаря: «Куда ты, Гай, туда и я, Гая».
- Туда и ты, гайка… - повторил он, конечно же, польщённый, но пока не сдавшийся.
- Не опошляй классику, Ники.
- Отставить пререкания! Подумала бы ты, гаечка, - покрутил пальцем у виска, - левой своей резьбой о том, что…
В этот момент вмешался Шевелёв, явно желая придушить конфликт в зародыше.
- Никита Кузьмич, пройдите в кухню – там, сами знаете, воздух приятнее, – а мы тут без вас потолкуем.
- В кухню, говорите? Ладно! Только я тоже времени терять не стану, ужо побеседую там кое с кем…
Однако ведьмак, священнодействуя над скворчащими кастрюльками, откровенничать не стал. Более того, картинно изобразил сомкнутый зиппер на губах. И молча приготовил гостю кофе, причём весьма своеобразно – совершив магические пассы над пустопорожней чашкой.
- Ловко! - восхитился Никита. - Научишь?
- Вас, греков, учить – только время тратить попусту. Вы же как из пещер выползли, так сразу посчитали себя носителями высшей премудрости и непревзойдённого мастерства, а всех остальных – бестолковыми троглодитами. Разве не так?
- Может, и так… О, кстати об инородцах! - припомнил он надпись на тарелках. - Переведи с ихнего на язык родных осин «caveant consules!», а то я китайский подзабыл…
- Чтобы нечто забыть, его надо, как минимум, знать, - резонно заметил ведьмак. - Между прочим, греки твои разлюбезные, даже будучи порабощены римлянами, меж собой считали их людьми второго сорта и учить латынь категорически не желали. Ты в этом плане – гы-гы-гы! – счастливое исключение, потому знай, что «caveant consules!» не с вашенского и даже не с китайского, а с латыни переводится как «пусть консулы будут бдительны!». Когда положение Римской республики становилось почему-либо тревожным, сенат передавал диктаторскую власть высшим сановникам государства – консулам. При этом в торжественной обстановке произносилась формула: «Кавэант консулес, нэ квид рэи публицэ детрименти капиат!» – «Пусть консулы бдительно следят, чтобы республике не был причинён ущерб!».
- М-да, хорошо сказано! Сервиз подобран к месту и со знанием дела…
- На том стоим! - горделиво напыжился Глузд.
Никита же, вообразив между собой и ведьмаком мысленепроницаемый экран, подумал: «Ты-то здесь при чём?!» - но вслух подзадорил:
- Молодец! Благодарю за службу!
- Служу Отечеству! Ты, грек Никитка, кстати говоря, тоже приступай к службе. Они там, - кивнул на дверь в гостиную, - уже закончили.
- Да? И к чему, интересно, пришли?..
…А пришли к тому, что Гюльнара, самодовольно улыбаясь, сунула ему уже не один, а два взаимодополняющих кукиша.
- Понятно! Консенсус налицо… Госпожа Хабибуллина, вы оштрафованы на сорок евро!
- За что?!
- За хамство.
- А почему сорок?! В нашей компании принято двадцать.
Никита показал на кукиши.
- За два хамства в один присест. Да и компания здесь несколько иная… Я так понимаю, что порочное дитя Востока всё-таки отправляется на задание?
- А что ж с нею поделаешь? - ответил за шефа домовой. - Гуленька у нас человечек настойчивый и целеустремлённый.
- Гуленька у нас человечек самоуверенный, вредный, дерзостный и нахальный донельзя, - поправил Никита. - Думаете, я из высокой любви столько времени с нею трах… хм, ну, поддерживаю отношения? Как бы не так! Просто кто-то ведь должен, жертвую собой, защищать от неё остальное человечество.
Реакцией на его слова стали пылкие объятия «человечка». И не понять, чего в них содержалось больше: то ли мести за едкий сарказм, то ли искренней радости, то ли самодовольства по поводу триумфа над мужицким племенем. Наверняка всего понемногу. Главное – от души! Настолько от души, что Никита, с трудом высвободив шею, еле-еле отдышался. Но при этом ухитрился, извернувшись, чмокнуть любимую в щёку. Потому, что был, в свою очередь, удовлетворён её решением. Судьба вновь даровала шанс побыть вдвоём – по-настоящему вдвоём! – без недомолвок, без необходимости оглядываться, без ханжеских взглядов со стороны. Что же до угрозы жизни… Да ладно, прорвёмся! Жить вообще опасно по определению – от этого умирают в ста случаях из ста… Он, конечно, пытался отправить подругу домой, однако лишь недоумок мог принять его слова за чистую монету. Делал, что положено в подобных ситуациях, не более того. И сердце при этом стонало – цветик, откажись, останься! В смысле – поезжай со мной… И стало так. И это хорошо весьма!
А холодный, осклизлый, как поздняя осень, Рассудок прошептал: «Стало даже лучше, чем ты думаешь! Если с нею что случится, лично ты чист перед Богом, демонами и людьми, ибо сделал всё возможное»…
А вечно мятущийся Разум, который в силу своего природного авантюризма толкает мужчину к творческим свершениям (если угодно, искать приключений на свою ж… – пусть будет «сущность»), истошно вопил: «Да будет тебе уже сопеть в две дырки! Ишь, развёл дремоту, засиделся, сущность отожрал шире, чем у хряка, мхом оброс! Вперёд!!!»… И Никита соглашался. Потому, что скучал вот уже полтора месяца. Потому, что сплин давил его крепче, чем ордынский волосяной аркан. Хотелось настоящего куража! Хотелось перцу под хвост. Хотелось, как в сакральном мире, прыгнуть в доброе седло, подхватить восточную красотку на руки и, обгоняя тучи, мчать буланого за окоём… Как это однажды с ними приключилось. После штофа зелена вина под пареную репу. До первой же сусличьей норы, куда с намёта угодил конечностью дурной жеребец. С последующим лечением всех троих у кикимор на болотах. Целебными грязями и наложением пиявок… Ну и пусть! Зато без оглядки! Зато вволю! Зато на свободе! В ином измерении. В тысяче лет и парсек от постылого, хмурого, мрачного, злобного, самовлюблённого, бесчеловечного Города с каменными мешками под глазами любопытных окон…
Эй, вы, там, у камина, – подать канделябры на ломберный стол!
Больше света – есаул готов играть по-крупному!
Есаул не считает, как скареды-интенданты, по копеечке за «вист».
Есаул ставит на кон жизнь.
Сдавайте, господа!
И карты ложатся «рубашками» вверх на сукно.
И слышно, как порхают ангелы под арочными сводами…
Да ладно, была не была, «мизер втёмную»!
Подайте «прикуп», не вскрывая, господин полковник!
И…
И не сочтите за труд снарядить барабан револьвера патронами!
А если вступит блажь, оставьте хоть одно гнездо пустым – вам так и так забава, ну, а есаулу хоть какой-то шанс…

Белая гвардия, путь твой высок:
Черному дулу – грудь и висок.
Божье да белое твое дело:
Белое тело твое – в песок.

Не лебедей это в небе стая:
Белогвардейская рать святая
Белым видением тает, тает...

Старого мира последний сон:
Молодость – Доблесть – Вандея – Дон!

Закинув голову, Никита разглядывал изгибы люстры под высоким потолком и бездумно бормотал в усы любимые стихи Цветаевой:

Волны и молодость вне закона!
Тронулся Дон. Погибаем. Тонем.
Ветру веков доверяем снесть
Внукам лихую весть:

Да, проломилась донская глыба!
Белая гвардия – да! – погибла…

- Ну, что, Никита Кузьмич, приступим? - оборвал его камлание Шевелёв.
- Давно уже пора.
- Принято к сведению… Значит, с этого момента вы с товарищем Хабибуллиной считаетесь участниками специальной операции «Чёртово яблоко». В этой связи предупреждаю: всё, что далее услышите, составляет государственную тайну особой важности. И вот первый вопрос по существу: как вы относитесь к картошке?
- О, Господи, далась вам та картошка! - не сдержался Никита.
За его спиной Гюльнара безуспешно попыталась подавить смешок. В связи со спецоперацией, да ещё под покровом государственной тайны, упоминание многолетнего растения семейства паслёновых прозвучало столь нелепо, что не сдержался даже попугай, до того лишь ругавшийся матом и восклицавший «Пиастры!»:
- Кар-р-ртошка! Ёп вашу мать! Кар-р-ртошка!
Никита кивнул на разошедшуюся птицу.
- Полностью согласен с мнением делегата от Третьего мира! Не забудьте, кстати, отобрать подписку о неразглашении. И лишите его червячков на ужин, чтобы «фильтровал базар» в культурном обществе… Теперь ответ по существу: да не покажется вам это противоестественным, к картошке мы относимся неоднозначно. Во всяком случае, лично я, потому что товарищ Хабибуллина её обожает, особенно в виде чипсов.
- Ну, а вы чего же..?
- А моя бабушка – ныне покойница – всю жизнь прожила на казачьем хуторе. И огород имела в добрых полгектара. А папа с мамой – дай им, Бог, ещё сто лет беспечной жизни! – в пику вашему покорному слуге были завзятыми материалистами, считая, что не Господь, а труд создал человека. Вследствие же искреннего заблуждения родителей означенный слуга всегда стеснялся писать правду в сочинении «Как я провёл каникулы». Потому что каникулы, исключая разве зимние, проводил в нескончаемых сельскохозяйственных заботах, и более всего – о треклятой картошке… Но кушать оную люблю, причём в различных ипостасях – и жареную, и печёную, и в «мундире», и в формате пюре, и как ингредиент настоящего, с дымком костра, казацкого шулюма.
- А что это такое? - заинтересованно спросила Гюльнара.
- А то, дорогой мой товарищ Хабибуллина, что, хотя ты и являешься внештатным сотрудником ФСБ и допущена к сведениям, составляющим особо охраняемую тайну, помни – есть вещи, о которых лучше даже не подозревать. Ибо прав был в этой связи товарищ Экклезиаст: «От многой мудрости много скорби, и умножающий знание умножает печаль»…
Не выдержал в этой связи Шевелёв:
- Прекратите глумиться, Никита Кузьмич! И да будет вам известно, Экклезиаст никому здесь не товарищ хотя бы потому, что это книга Ветхого Завета, в переводе с греческого «Проповедующий в собрании», – сборник притчей Соломона, сына Давидова, царя в Иерусалиме.
По делу посрамлённый шефом, Никита густо покраснел.
- Вот, блин, кто бы мог подумать?!
- Не берите в голову, - отмахнулся Шевелёв, - ибо, как сказано тем же Соломоном Давидовичем, всё тщета и ловля ветра. И суета сует – всё суета… Ладно, хватит, время на исходе! К слову о Знании: доложите, что вам известно из истории картофеля. Только вкратце и по существу!
Майор запаса подскочил и демонстративно вытянул руки по швам.
- Есть вкратце, товарищ полковник! Докладываю по существу: об истории картошки мне известно всё. Всё, что необходимо знать мало-мальски культурному россиянину… Культура эта родом из Южной Америки. На протяжении тьмы веков клубни оной служили кухаркам народа майя гарниром к мясу представителей враждебных племён и бледнолицых конкистадоров. В Европу полезное это растение доставил в конце XVI века вице-адмирал сэр Френсис Дрейк, пират на британской государевой службе, ярый враг испанцев того смутного времени…
- Не факт! - ворчливо заметил домовой.
- Не факт, что пират? Вы его плохо знаете, Жихарь Кузьмич, - вступился за честь знаменитого капера Никита. - Такая, блин, сволочь была, что поискать ещё!
- Не факт, что именно Дрейк расстарался с картошкой, - поддержал демона Шевелёв. - По версии, представляющейся более достоверной, честь первой доставки принадлежит как раз испанцу, монаху-миссионеру Иерониму Кордану, а первого описания – его соотечественнику, дону Педро Чеза де Леону из Севильи… Впрочем, это не суть принципиально! Что ещё, Никита Кузьмич?
А что Никита Кузьмич?! Он же, «ёп вашу мать», учился не на агронома с историческим уклоном! И только лишь сейчас узнал о том, что картошка в Старом Свете долгое время не пользовалась популярностью, более того, зачастую служила причиной отравлений. И поделом! Если дорогой товарищ – как бишь там его?! – Педро Чеза де Леон Севильский, опуская мелкие детали, утверждает, что картофель съедобен и вкусен, это вовсе не означает, что тёмным обывателям следует тут же натрескаться сырыми недозрелых клубней, а домашний скот от пуза накормить ядовитой ботвой.
Но эпоха Ренессанса всё же принесла европейцам прозрение, и картошечка мало-помалу распространилась повсеместно. Передовой человек своего времени, величайший гуманист Фридрих-Вильгельм I, король Пруссии, убеждал подданных в её пользе шпицрутенами и вырыванием ноздрей. Парижский аптекарь Антуан Огюст Пармантье, на свой страх и риск накормив Людовика XVI жареной картошкой (его счастье, что правителю блюдо понравилось, иначе валяться бы голове под гильотиной!) и заручившись поддержкой монарха, проявил иезуитское коварство. Он засадил огород означенным растением, распустил слухи об его невероятной ценности и выставил по периметру вооружённую до зубов охрану. А на ночь снимал караулы – дескать, воры всё равно во тьме не разглядят, чего там тырить. А французы, не будучи от природы дураками, сделали выводы. И, не будучи слепыми, разглядели… И пошло-поехало!
Что до России, то Пётр Великий…
- Пётр Великий, - проповедовал в собрании шеф, - прислал из Роттердама графу Шереметеву мешок картофельных клубней с наказом расплодить и выращивать по губерниям. Кое-кто из вельмож скрепя сердце взялся за сомнительное предприятие, но лишь одному «птенцу гнезда Петрова», Ибрагиму-Абраму Петровичу Ганнибалу, крестнику, секретарю и камердинеру правителя-реформатора, прадеду поэта Пушкина, сопутствовал относительный успех. Его имение Суйда по сей день считается колыбелью русского картофеля. Увы, даже там не осталось чистого потомства от того завоза – вся, без исключения, наша картошка напичкана генами второй поставки, екатерининской!
Прозвучало это заявление столь пафосно и трагично, а вслед за ним последовала до того многозначительная пауза, что Никита, вновь услышав, как трепещут крылышками ангелы, поневоле содрогнулся. Но присутствие духа сохранил. Даже умудрился по обыкновению съязвить:
- Надо же, какая неприятность!
- Именно так, - подтвердил шеф без малейшего оттенка иронии в голосе. - Завоз 1765 года оказался много более масштабным. В самом начале счастливого правления Екатерины II Алексеевны по губерниям какое-то время свирепствовал голод из-за неурожая зерновых, и просвещённая императрица изыскала выход. Ещё до замужества, в бытность анхальт-цербстской принцессой Софьей Фредерикой Августой, она, конечно же, прекрасно знала о высокой урожайности, неприхотливости и питательных свойствах картофеля. Вот и, пожалуйте, возможность быстро, дёшево, сердито накормить страну! По велению Екатерины Великой правительством был принят специальный указ и выпущено «Наставление о разведении и употреблении земляных яблоков». Из Ирландии в Петербург морем для посадки в Москве было доставлено 464 пуда 33 фунта отборных клубней…
- Четыреста шестьдесят четыре пуда и тридцать три фунта чёртовых яблочков… - машинально повторил Никита.
- Чуть более семи с половиной тонн, - просветил домовой. - Если быть абсолютно точным, 7613,5 килограммов.
- Да, это не петровский мешочек!
- Увы, много больше, - насупившись, пробормотал Шевелёв. - И много страшнее… Чёртовы яблочки!
- Ёп вашу мать! Кар-р-ртошка! - горловым клокотанием поддержал его попугай.
- Вот именно… А теперь суть проблемы, Никита Кузьмич. Дело в том, что генетический код всех семи с половиной тонн клубней, до последней картофелины, перед отправкой в Россию подвергся целевой модификации…
- Во как! - воскликнул Никита и, обернувшись к подруге, шепнул. - Тысячу раз говорил: прекращай жрать эту гадость!
Можно подумать, сам доселе кушал хрен да редьку! Которая ничуть не слаще… Шефа же спросил:
- Что ж это за технологиями пользовались европейцы образца 1765 года?
- Самыми обычными для заката эпохи мануфактур и первоначального накопления капитала… А подгадили нам европейцы и американцы современные. Ну, или пытаются подгадить – здесь, пожалуй, точно не определишь…
Полковник чуть помялся, вконец прилизал усы, сторожко огляделся – будто в поисках окаянных современников – и лишь после этого продолжил:
- Вы без меня прекрасно знаете из ежедневных сводок новостей о том, что ситуация с климатом, геотектоникой и энергоносителями в мире близка к катастрофической. На повестке дня реальная перспектива нового всемирного Потопа. А то, глядишь, чего и похуже… Лишь в России положение относительно стабильно. Наши богатейшие недра и бескрайние просторы стали залогом выживания миллиардов человек. И мы в принципе готовы принять беженцев. Однако не готовы раствориться в их потоке! Мы должны остаться государством и народом. Мы должны диктовать условия их пребывания. Это наша Отчизна, здесь незыблемы наши обычаи, наш Закон и наш Порядок! Уж какими б они на проверку ни были… Думаю, это правильный подход.
Никита пожал плечами.
- Кто бы спорил?!
- Спасибо за поддержку! Но, к сожалению, кандидаты в беженцы решили, что цацкаться с нами не стоит. В результате ещё полтора месяца назад мы стояли на пороге термоядерного Армагеддона. Сегодня обстановка принципиально иная – в том числе благодаря нашим с вами усилиям. Однако новые конкистадоры, вынужденно отказавшись от военной агрессии, по-прежнему надеются расчистить под себя российские пространства. В самом прямом смысле слова «расчистить»!
Внимательно слушая начальника, Никита уже догадался, что именно уготовано Отчизне. Мутаген картофеля как взрыватель этнической бомбы с часовым механизмом!
- Выходит, нас собираются не расстрелять, не сжечь и не взорвать, а потравить…
- Вы совершенно правы. И вопреки обыкновению лаконичны… Чуть более суток назад от ценнейшего закордонного агента мы получили информацию о том, что западные наши партнёры, досконально изучив историю Руси, выбрали в ней уязвимый момент – закупку относительно небольшой партии картофеля, от которого, тем не менее, пошёл весь нынешний. Ну, и модифицировали набор генов отобранного запаса клубнеплодов.
- Отправили специалистов в Прошлое?
- Насколько нам известно, тамошние радикалы при содействии собственных сакральных сущностей – гномов, эльфов, кобольдов, гоблинов и прочая – переправили сырьё из Прошлого в Настоящее, сдобрили «дремлющим» смертоносным геном и возвратили обратно в гавань под погрузку…
Великоразумный Никита, как обычно, не дослушал. И не преминул уколоть руководителя:
- А вы, значит, решили потопить корабль с контрафактным грузом? Тогда – не по адресу. Надобно не нас, а флотскую братву скликать… этих самых, как их, блин… морских котиков.
- Потопить вроде бы заманчиво, но никак нельзя, - безо всякой иронии парировал Шевелёв. - Это прямая расшифровка нашей осведомлённости, а значит, «засветка» источника информации. Более того, даже легендируй мы утрату груза вследствие некоего форс-мажора, скажем, шторма или нападения пиратов, противник тут же продублирует операцию. Или придумает что-нибудь похлеще, о чём мы можем и не узнать… Нет! Враг должен сохранять уверенность в том, что вся партия картофеля прибыла к месту назначения, разведена и послужила основой для нынешних российских сортов. А значит, каждый славянин, тюрк, угро-финн и североазиатский монголоид – другие расы вне опасности, – либо сам, либо через предков хоть единожды отведавший родной картошечки, является носителем заряда самоликвидации. И самоликвидатор этот, насколько нам известно, рассчитан так, что вот-вот сработает…
Шеф секунду-другую помолчал и вдруг наотмашь грохнул кулаком по столу так, что колоннада разнокалиберных бутылок и графинов пала навзничь, будто сражённая залпом картечи.
- Мы все передохнем, может, уже завтра! Понимаете это, вы..?!
- …ёп вашу мать! - как сумел, сымитировал попугая Никита.
Изо всех сил пытаясь сохранить невозмутимость, он чувствовал, как колотит под боком Гюльнару, как дрожит от животного ужаса его собственный гвардейский организм, исподволь разъедаемый вредоносным геном.
- Понимаем, Василий Викторович, всё теперь уже прекрасно понимаем, - срывающимся голосом заверил он начальника. - Лично я понимаю, что путешествия в Прошлое не только теоретически возможны, но и вполне осуществимы на практике. Понимаю, что мы, отужинав, сядем в машину времени…
- Машины времени не существует, - пояснил чуть успокоившийся шеф. - Зато существуют узлы пересечения миров. В границах таких узлов действуют порталы пространственно-временных и реально-виртуальных переходов, на страже которых выставлены сакральные существа, в том числе наши добрые друзья, - кивнул на домового.
- Кем выставлены, а, Жихарь Кузьмич? - заинтересованно спросил Никита.
- Мы и сами не знаем, Кем именно, - пожал плечами тот. - Просто-напросто живём в своём особенном мирке, как в караульном помещении, несём службу, а до остального нам и дела нету. И ты мозги особливо не напрягай, потому как Вселенная если даже постижима в принципе, то не нашими с тобою скудными умишками… Извините, Василий Викторович, что вмешался.
- Ничего, - отмахнулся шеф. - Спасибо, хоть мой умишко чуть передохнул, а то за последние сутки выжат, как половая тряпка… Итак, Никита Кузьмич, замысел состоит в следующем. Сегодня же ночью все мы, здесь присутствующие, переправляемся в сакральный мир через уже известный вам портал. Господин Постеньев любезно согласился предоставить свою усадьбу под учебный центр. Время в сакральном мире податливо, потому группа специального назначения в составе товарищей Буривого – кстати, командира, – Хабибуллиной и Терпигорца…
- Кого-кого?! - до безобразия бестактно воскликнул Никита.
- Хм! Я полагал, вы успели познакомиться… Прошу любить и жаловать, - шеф кивнул на разведчика, - старший прапорщик Терпигорец Адам Никандрович, инструктор по воздушно-десантной подготовке 2-й отдельной бригады специального назначения.
Гюльнара заявила, дескать, ей вполне приятно познакомиться. Никита же, покусывая губы, чувствовал, что мнения подруги не разделяет. Потому что задумался над толкованием ФИО. Человек по имени, которое и толковать особо незачем, – факт налицо. Характер, как правило, весьма сложный. К тому же сын Никандра – победителя людей. Ну, а терпигорцами во времена Петра и Екатерины Великих звали каторжан из профессиональных уголовников, «терпевших горе» где-нибудь на Акатуе или Нерчинских рудниках. Видно, предок Адама Никандровича некогда здорово «отличился»… Впрочем, дело прошлое! Ныне же Никитушка, всегда отличавшийся жутким суеверием перед боевыми операциями, подумал: не к добру ФИО соратника, ох, не к добру! С таким в натуре загремишь под бубны и литавры…
Да ещё неугомонный попугай прибавил негатива очередным упоминанием матери собравшихся.
Между тем шеф невозмутимо продолжал:
- Да, так вот, повторяю: время в сакральном мире податливо, «тиканье» наших с вами биологических часов будет искусственно приостановлено, посему группе специального назначения в составе товарищей Буривого, Хабибуллиной и Терпигорца дозволено готовиться сколь угодно долго – вплоть до того, как мы с господином Постеньевым и другими наставниками из числа представителей его народа посчитаем, что вы готовы к переброске и не будете в Прошлом выглядеть белыми воронами, не говоря уже о том, что совершите фатальный для себя ляп. Не возражаете?
- Лично я – нет, - пожал плечами Никита. - Больше того, спасибо вам за заботу. С другой же стороны, забросили бы нас лет за десять до 1765 года, мы бы там обжились на славу, стали своими в доску. Глядишь, доросли бы до дворянского достоинства. Лично я, между прочим, с детства чувствовал в себе задатки помещика-шляхтича. Во всяком случае, помогая бабуле управляться с «чёртовыми яблочками», ничего так не желал, как пару-тройку работящих крепостных крестьян.
- Лично вас, Никита Кузьмич, с вашим дьявольски незлобивым языком и до отвращения покладистым характером, за эти десять лет десять раз повесили бы. А этого нельзя допустить! Ибо подыскание замены потребует времени уже в нашем, реальном мире, где это самое Время, увы, не спрессуешь.
- А куда торопиться?!
Шеф поморщился так, будто разжевал горький перец, фаршированный горчицей.
- Сколько с вами общаюсь, Никита Кузьмич, столько и поражаюсь – как вы любите порой прикидываться слабоумным! Что значит «куда торопиться»?! Запросто может статься так, что каждому из россиян и генетически близких иностранцев, в ком осел взрывоопасный код, не суждено дожить до завтрашнего вечера. А вы говорите…
- Молчу, - пробормотал пунцовый от стыда Никита.
Пунцовый, ибо в данном случае как раз таки дурачком не прикинулся – реально оказался…
- И это правильно, - кивнул шеф. - В Прошлом же, не задерживаясь там лишнего часа, вам предстоит незаметно подменить зараженную картошку той, которая сегодня вечером спецрейсом дальней авиации доставлена из Боливии.
- О, Господи! - не сдержав зарока молчать, воскликнул Никита. - Лапотные мужики днём будут картошечку сажать, а мы, вооружившись приборами ночного видения и немудрящим шанцевым инструментом, – во тьме её выкапывать и подменять чистопородной боливийской. Здорово!
Домовой изумлённо хмыкнул.
- А что тут такого?
- А то тут такого, уважаемый Жихарь Кузьмич, что картошечки этой, по вашим собственным подсчётам, семь тонн шестьсот тринадцать килограммов, да плюс ещё полкило на закуску. Я, блин, не желая по выходным копаться в дерьме на огороде, насилу убедил супругу, что семья из двоих топ-менеджеров может себе позволить килограмм-другой этой самой картошки из магазина. Я боевой офицер подразделения антитеррора, а не деревенщина с лопатой! Дед Сизиф, блин… Дайте мне, блин, пистолет, а то из моего травматического толком не застрелишься, лишь сотрясение мозга получишь!
- Хорошо, когда есть что сотрясать… - вроде бы неопределённо бросил Шевелёв. - Ваше отвращение к земляным работам принято к сведению и будет занесено в личное дело офицера запаса ФСБ. В утешение же могу сказать, что подменять все доставленные из-за границы 464 пуда 33 фунта вам не придётся. На ваше счастье случилось так, что груз прибыл в Петербург поздней осенью. Ретивые исполнители наказа императрицы тут же повезли его в Москву. А морозы тогда стояли будьте-нате! Короче говоря, картофель вымерз и к посадке оказался непригоден. Кое-кто из означенных ретивцев по весне 1766 года уже приготовился на каторгу. Но тут выяснилось, что президент Медицинской коллегии барон Черкасов, на ведомство которого было возложено распространение картофеля, оставил в северной столице один бочонок – что-то около пяти тогдашних четвериков или сто тридцать пять сегодняшних килограммов «чёртовых яблоков». Именно их без особой уже помпы переправили в златоглавую и высадили на аптекарском огороде. Именно с них началась российская картошка. Именно их необходимо подменить добротными боливийскими клубнями. Надеюсь, сто тридцать пять кило вам по плечу, а, Никита Кузьмич?
- Честно говоря, лошадка не стала бы лишней…
- Лошадку мы вам обеспечим часа через два. Какую предпочитаете?
- Зависит от того, кем мне Там доведётся выступить и что, собственно, делать. Если предстоит совершить налёт на Медицинскую коллегию, то…
- Не придётся! - отрезал шеф. - В столице неоправданно высок риск провала вашей легенды прикрытия, так что действовать будете на трассе Петербург-Москва. К слову, легенда такова. Казак Никита Буривой, из древнего рода сары-азманов, ставших ядром донского казачества, герой Семилетней войны, есаул по особым поручениям при войсковом атамане Ефремове Степане Даниловиче, возвращается на Дон, выполнив некую тайную миссию в имперской Военной коллегии. Урядник Адам Терпигорец состоит при есауле в качестве драбанта-порученца, его задача по легенде – охрана и обслуживание командира. Гюльнара Хабибуллина – дочь видного татарского мурзы Рената Хабиба, неофициальная заложница-аманат, гарант мира между донцами и татарами, одновременно невеста вдовца Буривого…
- Не прокатит, - покачал головой лже-вдовец. - Особа такого ранга должна путешествовать как минимум в сопровождении гувернантки.
Шеф досадливо поморщился.
- Где я вам её сейчас отыщу?! Ваши друзья Ольга и Владимир отдыхают в Сочи, окружены множеством людей, и вытащить их так, чтобы не привлечь излишнего внимания, скоро не удастся. Некого послать! Скажете, прислуга заболела, осталась в столице при смерти. А без товарища Хабибуллиной тоже нельзя. Она придаст вашему отряду, скажем так, человеческое лицо, иначе вас запросто примут за ряженых разбойников и закуют в железа.
- Резонно, - согласился Никита.
- Я переговорю с кикиморами, - подал голос домовой, - глядишь, какая согласится поехать…
- А может, лучше – с девами-полудницами? Я видал среди них особ с такими человеческими лицами – краше любой из наших «мисс»… Ух-х!
«Ух-х!» – в данном случае не столько свидетельство восхищения красавицами-полудницами, сколько эмоциональная реакция героя Семилетней войны на тычок невесты локтем в бок.
Между тем Шевелёв продолжал:
- Кто за компанию с Гюльнарой – а значит, со всеми вами – отправится точно, так это учитель французского языка, мсье Глуз де Рюблар, доселе известный вам как Глузд.
- Вот счастье-то! - буркнул Никита. - Оно, что же, владеет французским?
- Оно чем только не владеет! Но самое главное, оно – сакральное существо лишь наполовину. А значит, западные демоны, буде вдруг надумают контролировать трафик картофеля, вряд ли распознают в нём «коллегу»… Отдельно в Прошлое отправятся господа Постеньев и Чуркин. Жихарь Кузьмич будет осуществлять координацию ваших усилий с духами Петербурга той эпохи, а Чур выступит незримым защитником.
Никита, усмехнувшись, прошептал в усы:
- Если же явится воочию, схлопочет по мордам…
В полный же голос отрапортовал:
- Товарищ полковник, задача в целом ясна! Дождёмся от французишки горячего блюда или..?
- Или, - упредил его шеф. - Ужин завершим у господина Постеньева, его жёнушка, кикимора Прозерпина, ужо-то нас попотчует… Разрешаю ещё по рюмочке, и – в путь, пока мосты не развели!
Наделив каждого манерными напитками «на посошок», Никита озабоченно потёр лоб.
- Кстати, хорошо бы по пути заехать ко мне в «кишлак»…
- Что-нибудь забыли дома?
- Ничего существенного. Я, видите ли, живу по принципу «omnia mea mecum porto» – всё своё ношу с собой, - он кивнул при этом на пузатую барсетку. - Хотя, если честно, мне до чёртиков не хватает железного мустанга. Но тут ничего не попишешь, запасным джипом пока не обзавёлся. А дело в следующем: жена в командировке, сын дома один и…
- За Добрыню Никитича можете не беспокоиться, - небрежно отмахнулся шеф. - Ваш богатырь попил с такими же, как сам, тинэйджерами новомодного энергетического напитка, но вместо куража почувствовал сонливость и отправился домой. В настоящее время безмятежно спит. Утром на трюмо найдёт «свежую» записку отца: «Доброе утро! Дрыхнешь, как пожарник. Солянка и котлеты в холодильнике. Надумаешь поститься – выпорю! Буду вечером. Я»… Удовлетворены?
Жаль, что Василий Викторович на протяжении всего монолога самозабвенно резал буженину! Мельком взгляни при этом на Никиту, сразу понял бы, насколько неуместен последний вопрос, потому что от природы мягкое лицо заботливого папочки вдруг ощерилось клыками разъярённого оборотня в ипостаси волка.
- Спасибо вам за заботу, товарищ полковник! - процедил вервольф сквозь стиснутые зубы. - Если я правильно понял, вы тоже отправляетесь в сакральный мир?
- Всенепременно.
- Вот и хорошо! Время там податливо, и к возвращению любой перелом успеет срастись, даже – основания черепа…
Пришла в голову Никиты и прагматичная мыслишка: в качестве компенсации за моральный ущерб по поводу бесцеремонного вмешательства в личную жизнь истребовать у шефа лучшего коня. Мечту всей жизни – орловского рысака!
Но тут домовой, явно прочитав сию мыслишку, аж поперхнулся ломтем сервелата. Откашлявшись же, безапелляционно заявил в полный голос:
- Ну, ты, Никитушка, и дурень! Лошадка сия была выведена на Хреновском конном заводе под патронажем графа Орлова-Чесменского в начале уже следующего, девятнадцатого столетия. Ты бы ещё коня будённовской породы попросил! А после попытался объяснить чиновникам екатерининской полиции, кто таков советский маршал Будённый… Дубина стоеросовая!
Никитушка же, в очередной раз вообразив между собой и демоном мысленепроницаемый экран, подумал: теперь и ты, старый нечестивец, по роже у меня схлопочешь!
- Да не журись, добрый молодец! - смилостивился домовой. - Коника я тебе обеспечу наилучшего. Ты ведь, чай, по легенде не из простых казаков – один из первых среди равных! Аргамак тёплых кровей подойдёт?
Ого! Никита не без самодовольства представил себя на роскошном гнедом – тёмно-рыжей масти с чёрными гривой и хвостом – туркменском ахалтекинце, предков коего не зазорно было иметь под собою Великим Моголам и правителям Хорезма. Обуянный чувством благодарности, он даже предположил набить старикашке только половину морды. Гуманист, великий, как Моголы! Однако не остался бы самим собою, если б не уточнил со всей возможной едкостью:
- А правду говорят, что аргамаки дурные норовом?
На что начальник, расправившись с бужениной, усмехнулся.
- Истинную правду. И это хорошо весьма: быстро найдёте общий язык. Потому что вы – такой же… Ладно, всё, поехали!
И они поехали. Через Литейный мост в направлении ОКПП «Мурино», а далее – на посёлок Токсово и глухую деревеньку Матоксу. В допотопной армейской «таблетке» УАЗ-452 с дочерна тонированными стёклами. Между белой BMW сопровождения из гаража Федеральной Службы охраны, зачем-то оформленной под машину ДПС ГИБДД, и тёмно-синим микроавтобусом Mercedes-Benz, битком набитым бывшими коллегами майора Буривого в полной боевой экипировке. Даже, можно сказать, переполненной экипировке, ибо к обычному вооружению сотрудников оперативно-боевого подразделения ФСБ были присовокуплены реактивный огнемёт «Шмель-М» с термобарическим – объёмного взрыва – зарядом и переносной зенитно-ракетный комплекс «Игла». Честно говоря, Никита даже не удивился бы, узнай сейчас о том, что шоссе контролируется с небес парой ударных ночных вертолётов Ми-28н, экипажи которых готовы без какого бы то ни было согласования с «верхами» уничтожить любой подозрительный объект на пути следования ви-ай-персон, а в гарнизонах Тайцы и Громово ради пущей безопасности воздушного пространства над северо-западом страны развёрнуты два резервных дивизиона С-300ПМУ последней модификации «Фаворит»…
И вот майор запаса Буривой, подсознательно успокоенный столь плотным охранением своей бесценной для Отечества персоны, развалился на жёстком диване, пристроил буйну голову в ногах любимой женщины и перед погружением в нирвану прошептал:
- Я люблю тебя, цветик!
И уже не расслышал на диво прочувствованного ответа:
- Такая ж самая фигня…
Потому именно не расслышал, что, невзирая на тряскую езду по бездорожью Ленинградской области, задремал. Больше того, крепко уснул. И ещё больше того: в промежутке между этими двумя состояниями дал себе очередной зарок – учитывая, что время в сакральном мирке легко прессуется, плюнуть на судьбы горемычных славян вкупе с азиатами и первый день командировки всецело посвятить бане, шашлыку и рыбной ловле на ближайшем озерце, то бишь активному отдыху. И то сказать, ведь эффективность защиты Отечества состоит в прямой зависимости от того, сколь добротно отдохнул защитник в преддверии ратного подвига…

Кавалергарда век недолог
и потому так сладок он.
Поёт труба, откинут полог,
и где-то слышен сабель звон.
Ещё рокочет голос струнный,
но командир уже в седле...
Не обещайте деве юной
любови вечной на земле!



Учись, студент!


То, что вам дали блестящее образование, ещё не означает, что вы его получили…


Лошадка Никите досталась – о-го-го! Превыше всяческих похвал и самых смелых ожиданий. Конь-огонь! Настоящий ахалтекинский жеребец. Классически гнедой. Точёной стати. В меру дурной норовом. Стремительный, как понос от недозрелых слив под толстым слоем дуста. Со звучным именем Шайтан ибн-Самум аль-Махтумкули. Чёрт, сын раскалённого аравийского шквала, выпестованный на конезаводе имени великого туркменского поэта Махтумкули, по прозвищу «Фраги», сына Азади – тоже поэта, правда, на пару кило/метров менее великого…
Однако тут же выяснилось, что искусство верховой езды вовсе не следует по умолчанию за каждым из потомственных казаков. Проще говоря, Никита, к стыду своему, в трезвости наездником оказался никудышным. Хуже, наверное, был лишь Адам. Бритого под «ноль» здоровяка лошади попросту боялись, а если ему всё-таки удавалось забраться в седло, тут же норовили сбросить. В конце концов демоны, плюнув на историческое несоответствие, подогнали разведчику громадного рыжего с золотистым оттенком жеребца Гиппократа славной будённовской породы. В пику своему имени (Гиппократ по-гречески – властелин лошадиного царства) вальяжный и ленивый этот конь сходу проявил индифферентность ко всему – даже податливым кобылам, – кроме сахара. Причём кускового, быстрорастворимого. Притом исключительно от ООО «Ленсахар»! Не пересыпь кикимора весь запас в дерюжные мешки из штатной картонной упаковки, долго пришлось бы объяснять ямским чиновникам екатерининских времён, что за негоцианты квартируют на таинственном Пискарёвском проспекте, 25… Только не примите, уважаемый Читатель, это дело за рекламу! К сахару автор не имеет никакого отношения, кроме чисто потребительского. К тому же предпочитает песок. Особенно в гостях. Потому, что кусочек всегда остаётся стандартным кусочком, а вот чайная ложечка – понятие очень даже растяжимое, пока существует эффект «горки»…
Однако же не повезло Адаму и с означенным Гиппократом. По крайней мере, в плане верховой езды. Ну, терпигорец, блин, что тут поделаешь?! На первом же занятии по дисциплине «Транспорт екатерининской эпохи» преподаватель, демон Гужевой, задал резонный вопрос: «А кого именно, простите, обучать?!». И тут выяснилось, что уважаемые Старшие, распределяя роли членов группы СпецНаз, в запале скоротечных сборов попросту забыли о такой мелочи, как возница. И кого сажать на козлы?! Никита отпадает по определению, ибо он – есаул из атаманской свиты, глава казачьей миссии, традиционно именуемой станицей. Демоны остаются в стороне, так как запросто могут быть расшифрованы при встрече с западным «коллегой». Не факт, что таковой появится, но – тем не менее… Не годится и рафинированный французик мсье Глуз де Рюблар – от зеленоглазого фата в ультрамариновых штанах, без единого волоска на яйцеобразной голове, за версту несёт какой угодно интеллигентщиной, сексуальной дезориентацией, склочностью и аферизмом, но уж никак не конюшней. Второго полудемона-ведьмака сыскать не труд, однако не хотелось бы расширять круг посвящённых лиц, будь они хоть трижды мифическими и пятнадцатикратно патриотами. Остаётся Адам!
Терпигорец – надо отдать ему должное – понижение в статусе воспринял стоически и очень скоро до того наловчился в тележных делах, что заткнул бы за пояс потомственного кучера. Не выпал из обоймы и Гиппократ, переквалифицировавшись из верхового жеребца в упряжного. А это, наоборот, повышение! Благодаря спокойному норову и богатырской стати он в любой многооконной запряжке становился коренником – всяко уж старшим над пристяжными лошадьми.
Что до самого грузопассажирского экипажа, то старшие долго не могли определиться с его классом. Будущий есаул Буривой в гордыне настаивал на русской тройке. Дабы же не прослыть фанфароном, приводил такой вот аргумент: если спецгруппе вдруг придётся драпать от феодального беспредела, быстрее птицы-тройки однозначно не найти. Полковник Шевелёв высказывал сомнение: дескать, не по чину казачине столь претенциозный выезд. Государевы доброхоты поглядят со стороны. Задумаются. Настучат, куда положено… Скареда домовой вообще полагал, что экспедиции за глаза хватит одноконной повозки – скромненько, простенько, со вкусом, не мозолит завистливых глаз…
Решили посоветоваться с мсье Глуздом. Ведьмакам ведь, как известно, всё известно, о чём ни спроси! Ну, спросили:
- Шер ами (сиречь «дорогой друг»), что представлял собою типичный казачий возок во времена просвещённого абсолютизма?
И был от прохвоста им честный ответ:
- А хрен его знает!
Однако же – когда Никита проворчал, что, если не получит тройку, обожрётся какой-нибудь сакральной дряни, изойдёт на веки вечные поносом и тем сорвёт боевую операцию – Глузд заговорщицки подмигнул зелёным глазом и возразил старшим:
- Что значит Никитушке не по чину тройка?! Вот, полюбопытствуйте!
Из бездонных карманов небесно-голубых штанов-кюлот на стол посыпались квитанции, счета, повестки, визитные карточки, банкноты, уведомления, справки, кассовые чеки, билеты на трамвай, электропоезд, стадион «Петровский», концерт группы «Любэ», в кино и казино. Буривой содрогнулся при мысли о том, какой допрос с пристрастием их ждёт, если подобный архив случайно обнаружится дотошным представителем екатерининских властей. Решил перед отправкой в Прошлое лично проверить и зашить сапожной дратвой все, до единого, карманы на европейском платье ведьмака.
Между тем Глузд, переворошив сугроб макулатуры, торжествующе воздел над лысой головой полуистлевший клок бумаги, жёлтый от времени, как самый древний из ныне живущих китайцев.
- Пожалуйста, читайте! Журнал «Трудолюбивая пчела», издание 1760 года, колонка редактора, басня самого Александра Петровича Сумарокова «Куда летишь, ямская птица-тройка?!». Сатира о том, как почтальоны и фельдъегеря, вместо того чтобы скоро доставлять корреспонденцию, неделями забавляются с непотребными девками на Валдае.
- Что-то подобное я помню из Радищева… - пробормотал Шевелёв.
- Да при чём здесь Радищев?! - распалился ведьмак. - Тройка, вот что важно! Раз её достоин худородный курьер, почему гордому есаулу не прокатиться с подвыпердом?!
Короче говоря, тройку Никита выбил. Гиппократ получил в подчинение двух рыжих дончаков как пристяжных. А Терпигорец заработал лишний геморрой. Он-то с самого начала был на стороне одноконного предложения домового. Более того, наверняка предпочёл бы натуральной кляче искусный муляж…
Кузнец Гефест, он же криворукий дурачок Игнатка, на пару с мастеровитым демоном-каретником Дилижансовым буквально за ночь сладил изумительную повозку. Громадный, размерами в добрую треть вагона метро, экипаж на мягкой рессорной подвеске был внутри оборудован тремя диванами – продольной лежанкой и двумя сидячими. Имелись там стол, печка, самовар, оригинальный бар-холодильник со сменным ледником, а также многофункциональный шкаф, одновременно и ружейный, и посудный, и багажный, и платяной. Диваны красовались шлифованной кожаной обивкой, салон-вагон изнутри был затянут тёмным бархатом, снаружи блестел чёрным лаком, и даже козлы Адама поверх ватной подушки оказались покрыты синим сукном. Сто тридцать пять кило «чёртовых яблочков» из Боливии решено было спрятать на запятках монструозного тарантаса, в крепком сундуке, замаскировав их яблоками натуральными и лошадиным кормом.
В усладу путникам на открытых полочках-поставцах наличествовали карты, шахматы и стопка книг, среди которых, помимо тогдашнего бульварного чтива, Никита обнаружил «Лексикон Российской» Татищева и «Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию» Ломоносова. Он тут же порешил всерьёз заняться коллекционированием литературных редкостей. А для начала – притырить оба раритета. Демоны себе ещё достанут, если припечёт!
Апробация птицы-тройки на поскотине прошла вполне успешно. Дилижанс, оборудованный жёсткими колёсами, за счёт рессор трясло не так чтоб через край, зато качало преизрядно. Ну, да ладно! Ровный, скорый, стелящийся бег показал на рыси коренник Гиппократ. Пристяжные неслись в галоп резво, но тоже ровно, без рысканья. А как запрокинуты головы, как выгнуты шеи в стороны от направления движения! Кажется, вот-вот окрылённые кони разорвут упряжку и разлетятся кто куда, гортанно курлыча: «Русь! Русь! Русь!»… А как звенят на дуге колокольчики – дар Валдая! Ух, здорово! Быть бы лошадкам ещё и серыми в яблоках… Но это, видно, дополнительная опция.
Надо отдать должное Старшим, подготовка группы СпецНаз к визиту в Прошлое была организована со всей серьёзностью – никакой пощады, никаких чинов и званий, никаких заслуг в третьем тысячелетии по Рождеству Христову! Одно лишь перечисление учебных дисциплин, и то дорогого стоило.
Материальная часть штатного вооружения: фузея, пистолет, шашка, пика, кинжал, засапожный нож, пернач, нагайка. Ношение, хранение, обслуживание, текущий ремонт, приёмы боевого применения.
Стрельба из пистолета и фузеи с места и в движении.
Искусство владения шашкой с коня и пешим порядком: удар, укол, отбив и т.д. Рубка лозы. Особые казачьи приёмы. Работа с пикой.
Рукопашный бой.
Лошади: верховая езда, конный бой, упряжь, корма, уход.
Российское общество XVIII века. Взаимоотношения социальных групп. Этикет. Быт поместного дворянства, служилых, посадских, священников, крестьян: хозяйство, промыслы, одежда, жильё, нравы, традиции, политические взгляды, благосостояние, коллективный менталитет. Возможные опасности.
Постановка речи: арго вельмож, дворян, чиновников, военнослужащих, посадских людей, крестьян, инородцев, казаков. Иностранные заимствования в речи городских щёголей. Типичные цитаты, пословицы и поговорки.
История царствования Елизаветы I Петровны, Петра III Фёдоровича, Екатерины II Алексеевны. Семилетняя война (в которой якобы отличились Никита и Адам).
Законотворчество в эпоху Екатерины Великой. Обычаи. Права человека. Государственная и общественная безопасность. Правоохранительные органы. Преступность.
Донское казачество. История. Уклад жизни. Нравы и обычаи. Одежда. Вооружение. Воинская служба. Общественная организация. Взаимоотношения с Российской империей и соседями.
Пути сообщения и транспорт. Дороги. Средства передвижения. ПДД. Ямская гоньба. Почтовая служба. Проездные и перевозочные документы. Сервис.
Главный имперский тракт. Участок Петербург – Великий Новгород как операционный район: рельеф, климат, состояние дороги, мосты, населённые пункты, почтовые станы, трактиры, постоялые дворы, ремонтные мастерские, государственный контроль, администрация, охрана правопорядка, зоны повышенной опасности…
И это далеко не полный перечень учебных дисциплин!
Дабы же спецназовцы не только получили информацию, но и в какой-то степени освоили разговорную речь, старшие настоятельно рекомендовали им в личное время зазубрить целый ряд документальных материалов, в том числе «Юности честные зерцало, или Показание к житейскому обхождению», Манифест о даровании вольности российскому дворянству от 18 февраля 1762 года и философско-юридический «Наказ» Екатерины Великой. А «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева было велено не просто выучить, но ежевечернее обыгрывать в камерных театрализованных постановках.
К исходу второй недели столь интенсивного обучения студенты Буривой и Хабибуллина упросили домового создать для них тайком от Шевелёва изолированную капсулу вне течения времени, напились алкоголем до зелёных соплей и целые сутки проспали без малейших друг к дружке сексуальных домогательств…
Но ещё раньше, к исходу недели первой, Никита и Адам уже безошибочно понимали один другого с мельком брошенного взгляда, с полунамёка, чуть ли не с рефлекторного жеста. Чётко действовали в связке. Разработали тактику поведения в той или иной ситуации – с тем, чтобы, когда приспичит адекватно реагировать на субъективную реальность, можно было, не сговариваясь и даже не перемигнувшись, то ли рассеять внимание оппонента, то ли запудрить оному мозги, то ли сбежать, то ли изобразить блаженных, то ли умаслить супостата, то ли напугать, то ли, в конце концов, надавать по мордасам. Выдумывали и до одури тренировали особенные приёмы рукопашного боя, позволяющие гарантированно вывести противника из строя без летального исхода. Люди опытные, они быстро стали слаженным, готовым ко всему, опасным, как гюрза, подразделением СпецНаз.
А вот кем, увы, не стали, так это друзьями. И даже, увы-увы, приятелями. Вот такая, увы-увы-увы, лажа! И лажа эта беспокоила Никиту более всего. Не последний из психологов, как говорится, по жизни, он доподлинно знал, что распоряжение «немедля полюби его/её!» априори невыполнимо. Чувства людей подвластны разуму лишь в интерпретации графа Калиостро из божественного фильма «Формула любви». Симпатия возникает неосознанно, её не вызовешь рассудочным приказом. А она, сучка такая, по прошествии недели не возникла! И не обещала сделать это в будущем. Да и с какого перепугу ей возникнуть, если Никитушка день ото дня всё явственнее ощущал, что Терпигорец для него не столько надёжа и опора, сколько бдительный контролёр с правом содрать максимальный штраф – убить на месте…
Адам проявил себя человеком умелым, понятливым в учёбе, способным к перевоплощению, однако, выходя из роли, был угрюм, немногословен, будто снедаем таинственной печалью. В общем, крайне сдержан. В том смысле, что явно сдерживал естественные проявления эмоций. Что в простонародье называется неискренностью. И это настораживало, ох, как настораживало! Пару раз Никита попытался вытянуть разведчика на откровенный разговор. Не вышло! Нет, они, конечно, посидели, выпили, помянули павших, вспомнили Южную Осетию, Дагестан, Абхазию, Чечню и Кабарду. Даже напели под гитару:

Чёрная маска скрывает лицо, но не скрывает глаз.
Палец на спуске… Кто его знает, Бог или дьявол за нас?!

Но практической пользы ночной разговор не принёс ни малейшей. Кроме, пожалуй, обрывочных сведений о том, что Терпигорец родом с Дальнего Востока. Из семьи геологов, сгинувших в тайге, когда ему только-только исполнилось три годика. После – интернат. Призыв. Учебка. Служба. Специальные курсы. Служба. Служба. Ничего, кроме службы… Как пересёкся с Федеральной Службой безопасности? Да было дело… Что за дело? Дело прошлое… Исчерпывающая информация! К гадалке не ходи! Прямо таки готовый многотомник мемуаров!
Никита недоумевал: неужто Шевелёв не замечает, что отношения в группе натянуты?! Во всяком случае, не складываются уж точно. Впрочем, шеф, при всех его аналитических способностях и богатейшем опыте практика, в психологической составляющей антитеррора соображает не лучше дурачка Гефеста. Однако переговорить с ним надо обязательно! Может быть. Когда-нибудь. После…
Между тем время не застыло, как торфяные болота пообочь с усадьбой господина Постеньева. К исходу месяца Никита вполне освоился в щегольских сафьяновых сапожках – правда, вопреки казачьей моде, с плоскими носами, ибо загнутые помешали бы ударной технике из арсенала кикбоксинга и муай-тай. Красовался в лёгком зипуне поверх белоснежной рубахи, шитой золотом по вороту под горло с малахитовой застёжкой, в кафтане алого бархата, перехваченном широким кумачовым кушаком, и в фасонистой шапке с красным атласным верхом над куньим околышем. Щёголь, каких поискать! Правда, имперской шляхте и мещанству в городах со времён Петра Великого разгуливать в столь архаичных нарядах было категорически запрещено, исключая разве шутовские карнавалы. Но донские казаки до времени Потёмкина и бунта Емельяна Пугачёва состояли с верховной Властью в отношениях мягкого вассалитета-сюзеренитета, сохраняли самостийность, жили привычным издревле побытом. Чем не могли похвастать шляхтичи-дворяне, получившие от Петра III вольную, но так и оставшиеся рабами по глубинной сути… На случай майских заморозков Никите был выдан утеплённый стёганый халат-архалук, называемый в культурном донском обществе спиногреем. Ну, а дабы не сопрел в астральном мире по ходу интенсивной боевой подготовки, демоны организовали для него пусть солнечную, но вполне прохладную погоду. Не, в натуре, хорошо устроились!..
Под столь претенциозный наряд Никита отпустил подлиннее усы и чуб. От бороды же напрочь отказался. Во-первых, она не особенно шла к природному благородству лермонтовского типа лица. А во-вторых, по легенде решил «косить» под казака продвинутого, прогрессивного, что называется, из новых, из сторонников реформ Екатерины и Петра Великих – в пику замшелым староверам, бунтарям игнатам-некрасовцам… Своенравного аргамака Шайтана ибн-Самума вполне приручил. Со свистом рассекая воздух и лозу, шашками с обеих рук пластался до того ловко, что заслужил сдержанную похвалу инструктора – демона Фехтовального. Правда, обуян гордыней, не расслышал, как тот шепчет домовому:
- Способный! С таким лет десять-пятнадцать плотно поработать – определённо был бы толк…
Определённые подвижки произошли и в теории. За полверсты Никита смог бы отличить гусара питерского легиона в ментике и доломане от конного гвардейца при красных штанах и камзоле. Дабы заранее почувствовать себя в атмосфере XVIII века, вызубрил, как было велено, наизусть «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева и отыграл в камерных домашних спектаклях роли всех персонажей книги, исключая, пожалуй, лишь особо приглянувшуюся автору молоденькую Анюту из Едрово. Назубок выучил казачьи лингвистические выверты, а также наиболее расхожие слова и фразы народонаселения северо-запада империи. Благо ещё, покорители Времени отправлялись в эпоху коренного переустройства всего и вся, когда российское общество пребывало в аморфном, текучем, изменчивом состоянии. Менялся, разумеется, и язык. Приказные дьяки минувших веков, ныне сделавшись канцеляристами, всё ещё употребляли в речи дедовские «бяше» и «понеже», однако не брезговали новомодными «акциденциями», сиречь взятками, и «экзерцицией» – обучением. Из-под «экзекуционной» палки… Ну, а раз так, гости из третьего тысячелетия в принципе имели право раз-другой упомянуть ни то что «паровоз» или «автомобиль», но даже «менеджмент» с «маркетингом». Глядишь, даже сошли бы за крутых. В крайнем случае, сказали б, дескать, сами мы не местные…
И вот как-то поздним вечером, когда Никита, по обыкновению вольготно распластавшись на постели, одной ногой вступил уже в здоровый сон, Гюльнара упёрлась в его грудь остреньким подбородком и чуть слышно прошептала:
- Ники, хочу задать тебе один вопрос.
- До утра не потерпишь? - проворчал он.
- Никак! Это очень важно.
- Важно, говоришь?.. Ну, что же, задавай. Только сразу предупреждаю: если хочешь получить мало-мальски достоверный ответ, не спрашивай о парадигмах дзен-буддизма и сущности теории электролитической диссоциации.
- О кулинарии можно? - уточнила подруга, и Никита сквозь сомкнутые веки разглядел лукавую улыбку на её лице.
- О кулинарии? Окстись, цветик! Где майор запаса Буривой, а где кулинария?!.. Впрочем, спрашивай, оно даже интересно.
- Что такое «казацкий шулюм»?
- Снова здорово! - усмехнулся он, припомнив разговор на конспиративной квартире. - Становится понятным, как ловко умеют выведывать чужие тайны внештатные сотрудницы ФСБ… Впрочем, ладно, я на этот счёт подписку не давал! Посему знай, коварная, что казацкий шулюм – это объективная реальность, данная нам во вкусовых ощущениях, сиречь блюдо. Причём первое. Хотя, на мой незамутнённый взгляд, скорее нечто переходное от первого ко второму.
- И на что похоже?
- Поверишь, если скажу – на Диму Билана?
- Нет.
- И правильно сделаешь… Похоже на густой-прегустой суп. Вообще это блюдо охотничье или походное.
- И что туда входит?
- По вековечной казацкой традиции, всё, что взяли из дому, подстрелили, выудили, заарканили, спёрли, подобрали, произволом отобрали у врагов, эксплуататоров трудового народа и прочей сволочи… - сказал и подумал: «…к примеру, у татар». - Перво-наперво в казане распускается сало. Потом жарится лук, закладываются помидоры, морковь, баклажаны, сладкий перец и тому подобное. Затем слегка тушится мясо – его, кстати, хорошо бы предварительно обжарить. Как и смертоносную картошку. Если предусмотрена ещё и рыба, то её валят в посудину ближе к готовности. Вся эта хрень заливается водой, приправляется специями и томится на угольях или небольшом огне.
- Долго?
- Как правило, до той поры, когда братьям-казакам этот процесс вконец остоебё… хм, осточертеет. Доходчиво?
- Вполне. Завтра, если хочешь, приготовлю.
Никита крепко обнял любимую, некоторое время молчал, а после, глубоко вздохнув, проговорил:
- Завтра, цветик мой гранатовый, тебе скорее всего кашеварить не придётся.
- А что так? - в голосе её прорезались нотки беспокойства.
- Птичка в клювике принесла весть о том, что завтра господа Шевелёв, Постеньев и иже с ними станут нас экзаменовать. Если сочтут готовыми к заброске в Прошлое – а я полагаю, так оно и будет, потому что шеф издёргался от нетерпения, – прощальным ужином займётся кикимора Прозерпина. Ей же, сама знаешь, помощники не требуются.
Но Гюльнару кухня уже интересовала менее всего.
- Значит, завтра у нас последний день?
- Крайний. Последний будет перед отходом на тот свет, - поправил Никита. И очень тихо предположил. - Впрочем, возможно, ты права, и это как раз завтрашний…
- Страшновато мне как-то! - призналась любимая и даже поёжилась для наглядности.
- Боишься экзаменов? Цветик мой, что за детский лепет?! Я, кстати, специально не предупредил тебя заранее, чтобы не волновалась попусту.
- Ой, Ники, не тупи! При чём тут экзамены?! Побаиваюсь Прошлого.
Он мог бы, разумеется, напомнить, сколь настоятельно – ну, типа настоятельно – требовал, чтобы Гюльнара осталась в Питере. Мог бы по обыкновению пространно резонёрствовать с полчаса. Но поленился. Потому что хотел спать. Ограничился лишь парой отвлечённых фраз.
- Мы, цветик, отправляемся туда, где сейчас хорошо весьма. И даже сверх того. Весна!
Дополнение про комаров и мошку прекрасная наложница уже не слышала. Слово «весна» будто окутало её романтическим флёром. Эх, быть бы невесомому этому покрывалу плотным ковром, перемотанным верёвками, – ан нет! На эмоциональном подъёме за дело принялись ничем не скованные пальчики. За ними – губки. Язычок. И прочее… В общем, уснул Никитушка не так уж скоро!

Нас время учило:
живи по-походному, дверь отворя.
Товарищ мужчина,
а все же заманчива доля твоя!
Весь век ты в походе,
и только одно отрывает от сна:
Куда ж мы уходим,
когда за спиною бушует весна?!



Отойдём на пару слов?


Настоящий патриот стремится не столько умереть за национальную идею, сколько убить за неё…


У всех до единого серьёзных экзаменаторов бытует мнение о том, что их предметы на «отлично» знает только Господь, Бог наш. На «хорошо» – они сами. Те же, кто сдаёт экзамен, – априори не глубже, чем на «троечку». Ну, а то, что прописано в зачётках и оценочных листах, есть результат чего угодно, только не объективной оценки реального уровня знаний. Здесь и нежелание педсовета портить статистику успеваемости. Здесь и учёт имущественного ценза и социального статуса соискателя высокого балла, а также шарма и податливости соискательницы. Здесь и холодный пот после звонка Того, Кто Решает Вопросы. И толщина конверта, и полнота стакана, и благоухание поднесённых цветов, и сладость конфет…
В сакральном мире экзамен оказался комплексным, экзаменаторы – серьёзными донельзя, статистика и взятки – последними из того, что имело хоть какое-то значение. Гюльнара и Адам заработали по твёрдому «трояку». Никита же – нечто среднее между «уд» и «неуд». Ближе ко второму. Умудрился забыть имя-отчество фон Цитена, прусского военачальника, командира лейб-гвардии гусарского полка, против которого, собственно, и отличился в Семилетнюю войну.
- Стыдно, Никита Кузьмич! - упрекал его Шевелёв. - Не ожидал от вас, честное слово! Неужели так трудно запомнить – Ганс Йоахим фон Цитен?!
Лихой рубака, якобы доказавший всей Европе, что «бессмертные» чёрные гусары Фридриха II вполне смертны, сконфуженно пробормотал в ответ:
- Я учил, Мария Ивановна, честное слово, учил! Вон, хоть маму спросите, до полуночи сидел за книжками… Не пойму только, на кой хрен мне такие подробности! Цитен себе и Цитен, коротышка с физиономией пьяной макаки…
- А вы не ершитесь, товарищ Буривой, не надо тут! Скажите «спасибо», что вас залегендировали под героя локального рейда, а не величайшей битвы, например, при Пальциге или Кунерсдорфе. Учили бы у меня наизусть весь офицерский состав пруссаков, русского воинства и союзников, да ещё всех окрестных жителей вместе с домашними животными!
Никита понимал, что чересчур горячо благодарить шефа за такую благосклонность вряд ли стоит. Налицо реальная оценка обстановки. Скажись он в Прошлом героем всё того же Кунерсдорфа, да ещё сверкни на людях именной золотой медалью «Победителю над пруссаками», запросто мог оказаться расшифрован кем-то из реальных ветеранов, коих в Петербурге множество. Рейд же казаков полковника Луковкина в Силезию – по ходу которого полковой есаул Буривой якобы стал притчей на устах, – да, конечно, получил в армии громкую славу, но при этом остался всего лишь незначительным эпизодом войны, и встреча с «однополчанами» явно выбивалась за пределы прогнозируемой вероятности. Теоретически ведь можно предполагать контакт спецназовцев с далай-ламой, однако стоит ли ради такого дела зубрить историю Тибета и основы ламаизма, когда башка и так раскалывается от бурлящего потока информации?
Что до медали, то она у Никиты впрямь была. И была вовсе не мальчишеской прихотью. Молодая империя только-только познала истинную роль подобных знаков отличия, и ценились они в обществе неимоверно высоко. Будучи для всех и каждого делом чести, вельможе государственная награда обеспечивала скорое продвижение в табели о рангах и по карьерной лестнице, мещанину – перспективу дворянства и цивильной службы в «хлебной» должности. Для рекрута из крепостных крестьян таковая вообще стала едва ли не единственной возможностью хоть как-то приподнять убогий социальный статус. Не говоря уже о том, что герой войны, равно как и усердный работник, повсеместно куда более востребован, нежели трус и лентяй, – от ночного сторожа при храме до приказчика у именитого купца, от бурмистра, управляющего дворянским имением, до земского старосты, от кабацкого целовальника до городского головы.
По большому счёту, отмечая орденом или медалью заслуги гражданина (в те времена – подданного Ея императорского Величества), государство даёт твёрдую гарантию его морально-деловым качествам. Причём длительную. На всю жизнь. Даже внукам достанет постгарантийного сервиса… Именно поэтому разнесчастная медалька на немытой шее ветерана красноречивее вороха справок, резюме, характеристик, отзывов и рекомендательных писем. К тому же в неё не надо вчитываться – вот она, как есть, сразу налицо, и никакого смысла париться с дознанием. Что для Никиты было превыше всего, ибо проверка документов чужестранца так или иначе сопровождается вопросами по существу заезжей личности, при ответе на любой из которых он запросто мог «проколоться» на заведомой лжи или странной некомпетентности. Проколоться, как воздушный шарик – в мастерской по заточке иголок. С тем же конечным результатом. Вернее, кончинным, ибо в практике допотопных спецслужб имели место прецеденты, когда сомнительную личность практичнее оказывалось шлёпнуть, сымитировав активное сопротивление или побег, нежели выяснять, кто она, эта личность: шпионка, разбойница либо попросту дура…
Как бы то ни было, Старшие объявили сомнительной личности Никиты, что экзамен оная сдала условно и столь же условно допущена к участию в специальной операции. Язвительное замечание по поводу того, предусмотрена ли равноценная замена означенной личности, если она вдруг допустит «косяк» в какой-нибудь потёмкинской деревне, вызвало у профессорско-преподавательского состава ураган негодования. Демон истории, плешивый старикан по фамилии Клиов, даже бухнулся в обморок, а после, будучи приведен в чувство кубком медовухи, разразился пространной лекцией на предмет Потёмкина. Дескать, в 1766 году о потёмкинских деревнях слыхом никто не слыхивал, ибо Григорий Александрович, будущий светлейший князь Таврический, князь Священной Римской империи, президент Военной коллегии, ближайший сподвижник государыни Екатерины II Великой, был тогда неимущим пьяницей, оболтусом, бретёром в чине подпоручика гвардии, то бишь никем по имени Никто. Деликатно зевая в кулак, Никита изо всех сил изображал прозревшего наконец-то недотёпу, а внутренне от души глумился над Гюльнарой и Адамом, которые в это самое время надрывались с транспортом и багажом в дорогу…
Но всему на свете когда-нибудь приходит конец, и вот наконец люди и союзные им духи были приглашены кикиморой за прощальный стол, который ворчливая бабка Прозерпина магически сервировала так, что к ужину не стыдно было бы кликнуть пресловутого Потёмкина в бытность уже светлейшим князем. Именно кликнуть: «Эй, ты, блин! Как тебя..? Чего мнёшься в прихожей? Заходи, присядь вон там, на краешке, где бадья с омарами в шабли»… Демоны-преподаватели, напившись со скоростью болида Формулы-1, принялись поочерёдно вызывать Адама на состязания по армрестлингу, угрожая, если не поддастся, обеспечить ему преждевременную старость, эректильную дисфункцию, нищету и мучительную смерть от педикулёза.
Никита же с невестой, демонстративно заложив салфетки и старательно прижимая локти к бокам, от пуза лакомились изысканными блюдами с великосветского стола. Изголодались! Дело в том, что по программе подготовки всю последнюю неделю их приучали к быту крестьян екатерининской эпохи. Вернее, не приучали – тиранили! Тогдашние хозяюшки своих домашних разносолами не баловали. Во-первых, не с чего особо шиковать. Во-вторых, не было времени на салаты, первое, второе, десерты, компоты, коньяк после трапезы, интеллектуальную беседу при лучинах… В-третьих, сама конструкция русской печи позволяла замечательно приготовить простое блюдо, но, как правило, одно, пусть и в большом количестве. Вот так спецназовцы и питались день ото дня: горшок щей, краюха хлеба, кристаллик дорогущей соли, ложка, ковшик с квасом. Всё! Ах, да, ещё перспектива каши в следующей пятилетке… Ну, а перед убытием, что называется, оторвались!
Однако в процесс безудержного насыщения вмешался трезвый, как монахиня общины строгого устава, Шевелёв.
- Гюльнара Ренатовна, вы не будете возражать, если я временно лишу вас общества господина Буривого? - церемонно поклонившись, спросил он так, будто приглашал Никиту на тур вальса. - Нам нужно кое-что обсудить наедине. Перекинемся буквально парой слов.
- А ты, лахудра, отваливай до хаты! - такой вот хамской фразой, да ещё вдобавок демонстративно рыгнув, обесценил комильфо начальника Никита. - Здесь, как я погляжу, слишком много масляных глаз…
С глазу на глаз – vis-a-vis & face to face – они расположились далеко за подворьем, на берегу заросшего камышом и ряской озерка, внутри правильного овала осокорей. Естественно, по-русски, со скатертью-самобранкой. Противоестественно – с настоящей, вполне сказочной самобранкой, которую сунула им кикимора, чтобы не тащили снедь и выпивку в корзине. Сказала: что пожелаете, то она вам и предоставит… Персонально для себя шеф пожелал кувшин ледяной простокваши. Ну, а Никита оказался в этом плане животным общественным. Подумав не только о себе, любимом, но и об их сам-друг коллективе, заказал бутылку «Русского стандарта», два стальных колпачка от артиллерийских выстрелов на роль походных рюмок, жбан клюквенного морса, краюшку ржаного хлеба, ломоть ветчины, пару солёных огурцов и плавленый сырок «Дружба». Скатерть оказалась на высоте положения, и он, не мудрствуя лукаво, разлил водку. Шевелёв помялся.
- Не хотелось бы мне сегодня употреблять…
- А придётся! Я, в конце концов, сдал последний – надеюсь, впрямь последний в этой жизни – государственный экзамен, завтра отправляюсь в Большую Жизнь, а вы… А вы, Василий Викторович, добрый вам совет, в натуре выпейте и чуть расслабьтесь, а то вот так, на нервах, скоро в гроб себя загоните.
- Не хотелось бы…
- Мне, как ни странно, тоже, - буркнул в усы Никита и поднял металлический стаканчик. - Прозит! - залпом выпил, занюхал кулаком, утёрся по-крестьянски пальцами и спросил. - Ну, о чём шептаться напоследок станем?
Шеф поморщился так, будто закусил спиртное не огурчиком, а цельным лаймом.
- Поговорим мы, Никита Кузьмич, о применении оружия.
- Вот как?! А я грешным делом подумал – об органичном сочетании реального и фантасмагорического в творчестве Сальвадора Дали.
Полковник был явно не в своей тарелке. Во всяком случае, «включился» далеко не сразу.
- Об органичном сочетании реального и фантасмагорического в творчестве Сальвадора Дали моё дилетантское мнение таково, что... Тьфу, что за чушь! Когда вы уже станете серьёзным человеком?! Немедленно прекратите издеваться! Я всё-таки руководитель. К тому же – много старше вас.
Ничего удивительного в его «торможении» Никита не усмотрел. Многие исполнители, особенно молодёжь, люто завидуют начальникам – им, дескать, всё в этой жизни дано: и машина, и неподъёмный заработок, и положительная (от «ложиться») секретарша, и свобода приходить/уходить когда вздумается, и… И не понимают, что сами лишь тупо исполняют то, что за них придумал и спланировал начальник, чему их обучил, на что нацелил, выполнение чего контролирует, за что несёт персональную ответственность перед вышестоящим руководством. А руководства над средним управленцем – тьма-тьмущая, но за его широкой спиной подчинённые ничего подобного не замечают. Или не желают замечать. К чему им лишний геморрой?! Вот и Никита, отчётливо понимая, что босс – далеко не основное звено в цепочке Старших, ни разу не поинтересовался, кто над ним стоит. Старался вообще не думать о проблемах, так или иначе сопровождающих спецоперацию. Просто готовился к походу. Об остальном же пусть у шефа голова болит… И голова болела, ох, как же болела, судя по запавшим глазам и вытянувшемуся, болотного оттенка, лицу. А тут ещё Буривой – со своими подначками!
- Прошу прощения, Василий Викторович! - он виновато склонил голову. - Просто хотел чуток разрядить обстановку…
- Вы поскорее в Прошлом обстановку разрядите! Вот тогда мы с вами на пару и напьёмся до мерцания звёзд в очах, и расцелуемся взасос, и гопака вприсядку спляшем… А сейчас зарубите себе на носу, Никита Кузьмич: оружие вам дано в основном с демонстрационной целью. Вы не имеете права убить человека из Прошлого. Ни одного! Самого, казалось бы, никчемного. Даже в целях самозащиты. Даже на рефлекторном уровне. Червяка – без проблем. Бабочку – хрен с нею. Пса – ладно уж, извольте, если нападёт. В конце концов, коль животный мир лишится какой-нибудь из собачьих пород, будет жалко, но не фатально. Хотя, пожалуй, не фатально в принципе, а вот в частности…
Шеф секунду поразмыслил. А Никита в это время думал: «Напьёмся до мерцания звёзд в очах… Хорошо сказано! Красиво. Романтично. Так, наверное, бухают астрономы, обмывая новый телескоп от спонсора из НАСА». Шевелёв меж тем продолжил насчёт обречённых псов:
- …В частности, собака ведь вполне способна уберечь хозяина от смерти, не так ли? Потому остерегитесь трогать и дворняг! «Внеплановая» же гибель человека может повлечь за собой цепочку невообразимых перемен, и лишь Бог весть, в какой мир вы тогда возвратитесь. Если возвратитесь вообще, а не исчезните прямо там же, в Прошлом, ибо запросто может возникнуть эффект домино, в результате которого вам не от кого станет появиться не свет. Больше того, общечеловеческий эгрегор…
Никита подавился сырком и закашлялся.
- Кхе-кхе! Общечеловеческий… кто, простите?
Василий Викторович, шумно отхлебнув простокваши из дозаказанного у скатерти резного кубка, милостиво пояснил профану:
- Эгрегором в эзотерике называется одна из ипостасей ноосферы – иноматериальное образование, возникающее над планетой в результате эманации и накопления разумно-рассудочных мыслеформ людей и эмоционально-чувственных проявлений их психики.
- Ну, теперь-то всё понятно, - сыронизировал Никита. А про себя добавил: «В особенности то, какой хернёй вы занимаетесь в «Большом Доме» на Литейном проспекте, 4, вместо беззаветного служения Отечеству».
- По сути, эгрегор – это аура Земли, созданная человечеством, - вдохновенно продолжал Шевелёв. - Так вот, эгрегор может попросту лопнуть, будучи перенасыщен мириадами нестыковок в человеческих судьбах, мыслях и чувствах. Однако же Человек – ещё и творец, демиург, созидатель. В этой связи представьте, что случится, если вдруг начнут исчезать артефакты… Знаете, что такое артефакт?
- В общем-то, догадываюсь, - пожал плечами собеседник. - Раз уж пропадёт Человек – по-вашему, творец, – то исчезнет в этой связи, видимо, его творение.
- Совершенно верно, артефакт – это искусственно созданный объект, в отличие от объекта природного. Что характерно, значительная часть артефактов сотворена не замкнутыми на самое себя, а как средства производства, которые порождали и порождают ныне артефакты второго, третьего, четвертого и прочих порядков. И вы только вдумайтесь: из пространственно-временного континуума вдруг исчезает изобретатель, скажем, токарного станка. Следовательно, исчезают выточенные болты и гайки. Рушится всё то, что было ими скреплено… Рушится всё, Никита Кузьмич! И хорошо, если не вся Вселенная… Так что заклинаю вас – никого Там не трогайте пальцем! Вы ведь с Адамом, судя по всему, и пальцем способны лишить жизни…
- Не знаю, - пожал плечами Никита, - пока не пробовал. Но коль скоро вы настаиваете… Слушайте, товарищ полковник, - вдруг воодушевился он, - а если мы случайно повстречаем прапрадедушку Адольфа Гитлера?! Шлёпнем, блин, и как всё станет замечательно в двадцатом веке!
Настал черёд поперхнуться Шевелёву. Более того, он впервые с момента знакомства назвал Буривого на «ты».
- Никитушка, голубчик, ты на самом деле кретин или умело притворяешься?! Последний голошмыга и бездельник, давно утративший репродуктивные способности, от веку не имевший сколько-нибудь значимого социального статуса, то есть, казалось бы, ничуть не влияющий на прогресс человечества, способен при случае выловить из полыньи самородка Ломоносова, буде тот спьяну провалится под лёд. И, допустим, реально сделал это в декабре 1766 года. А если ты спасителя-бомжа, как сам изволил выразиться, шлёпнешь за полгода до того?! И всё, считай, закатится солнце российской науки, от которого, не будь тебя, пришельца с пистолетом наголо, могло потянуться – и ведь реально тянется на протяжении двух с половиной веков! – сонмище лучиков, то бишь причинно-следственных связей. А ты говоришь – Гитлера! Попробуй представить, сколько на него, упыря, со времён Первой мировой завязано человеческих судеб, созданных людьми артефактов, а также явлений окружающего мира!
Никита демонстративно поморщился.
- Да, блин, дела… Ну, что ж, хрен с ним, пускай живёт! А то в другой раз я бы его, блин…
- А ты не ёрничай, сопляк, и не язви мне тут! - распалился шеф. - Если хочешь знать, когда обсуждался план операции, все до единого там, Наверху, возражали по поводу того, чтобы переправлять вас в Прошлое с боевым оружием. Предполагалось снабдить музейными экспонатами, абсолютно не пригодными к стрельбе, даже шашки и ножи затупить! И лишь я, зная тебя как пустопорожнего болтуна, но внутренне при этом человека рассудительного, хладнокровного и осторожного, настоял, чтоб хотя бы фузеи были действующими – на случай, к примеру, волков.
Бог весть, в каких сокровенных запасниках Шевелёв арендовал антикварные драгунские фузеи с кремневым ударным механизмом образца 1730 года, но оказались они вправду действующими. И как же они действовали, эти монстры! Некогда умелый снайпер, Никита не без содроганий вспоминал первое занятие с инструктором, демоном Арсенальным… Мушкет к заряду! Открой полку! Сыпь порох на полку! Закрой полку! Приклад на землю ставь! Вынимай патрон! Скуси патрон! Клади в дуло! Вынимай шомпол! Набивай мушкет! Подыми мушкет! Мушкет перед собой! Мушкет на караул! Взводи курок! Прикладывайся! И вот наконец – пли! У спеца, привыкшего к скорострельному оружию, которое в эксплуатации проще, чем совковая лопата, и надёжнее лома, такое количество операций вызывает желание застрелиться первым же надкушенным патроном. На худой конец, съесть его целиком и отравиться чёрным порохом…
А вот пистолеты шеф им подогнал на загляденье! Если быть точным в формулировках, револьверы. Если ещё точнее, револьверы «Паттерсон», изобретённые оружейником Джоном Пирсоном и продвинутые на потребительском рынке ловчилой Сэмом Кольтом. Оригинальные. Раритетные. Настоящие! Стабильного боя. Пятизарядные. Модернизированные неведомым ценителем Прекрасного под современный травматический патрон нелетального действия. Одна проблема – образца… 1836 года! И хотя упоминавшийся демон Арсенальный, закрепив под голыми стволами деревянные ложа, максимально замаскировал револьверы Кольта под пистолеты екатерининских времён, потачка шефа своим любимцам вряд ли была бы одобрена Свыше. Попадись «временщики» с таким оружием в лапы «соответствующих органов» XVIII века, эффект будет примерно тем же, как если бы советские шурави отловили в Афгане моджахеда с плазменным бластером… Но шеф дерзнул пойти на риск – заложить Буривому с Терпигорцем по козырному тузу в рукава. По многозарядному, скорострельному джокеру. Спецназ ведь, известно, всегда в меньшинстве, но, пардон, не до такой же степени… Короче говоря, спасибо шефу!
- Спасибо! - без тени сарказма поблагодарил его Никита. - Постараюсь вас и человечество не подвести под монастырь.
- Да уж будь так любезен! И за Адамом приглядывай. Ежели что – знаешь, как поступить… Пока в этом мире существует понятие «крайняя необходимость», в графу смертных грехов тебе это не запишется. Сам замолвлю словечко перед Богом!
- Ах, вы и на небеса горазды дотянуться!
Никита через «не могу!» иронизировал, но при этом в горле перекатывался тошнотворный ком. Сбывались наихудшие предощущения. Они с Адамом будут контролировать один другого! Фактически держать на «мушках». И в этой связи становилось ясным истинное назначение смертоубийственных фузей…
Над немудрящим застольем целую минуту провисела тягостная пауза. Наконец хмурый, как инспектор ДПС ГИБДД перед нарушителем ПДД, Никита пробормотал:
- Значит, я буду приглядывать за Адамом. Адам же, в свою очередь, – за мной…
- Ожидал чего-то иного?!
- Да, в общем-то, нет. Понятно, что жизнь любого асоциального нищеброда екатерининских времён для человечества куда ценнее, чем моя или старшего прапорщика Терпигорца…
- Несопоставимо ценнее! Но и ваши жизни дорогого стоят. Во всяком случае, до момента выполнения задания. Так что будьте максимально осторожны!
Никита выдохнул застоявшийся в лёгких воздух и невесело усмехнулся.
- А вот в этом можете не сомневаться. Я буду осторожен, как зайчонок в чистом поле. Но, блин, только лишь выполнив задание Родины, такого стрекача из Прошлого задам – пуля не догонит!
- Главное, выполни это самое задание!
- Да уж постараюсь… Но хочу, чтобы вы знали, многоуважаемый Василий Викторович: я в своё время вышел в запас потому, что захотел просто жить, а не бесконечно с кем-то, чем-то, за что-то, во имя чего-то бороться.
Шевелёв, разливая по водку по стальным колпачкам от артиллерийских выстрелов, в свою очередь горестно вздохнул.
- Понимаю, коллега, всё понимаю… Но и ты пойми: среди нас «бывших» не бывает по определению.
- Да я в курсе… С первого курса военного училища запомнил: в десанте нет ни отставных, ни отпускных, ни больных, ни увечных, ни перепугавшихся, ни сомневающихся в правоте командования и Президента, ни даже пьяных или, Боже сохрани, похмельных, – только живые и мёртвые. Только воины и трупы! Вернее, или трупы…
Шеф по собственной инициативе поднял походную рюмку.
- Давай, к слову, помянем тех, кто не дожил до сего дня!
- Давайте, - согласился Никита, не чокаясь выпил, стряхнул остатки зелена вина на корку ржаного хлеба, поморщился, закусил солёным огурцом и подсевшим голосом продолжил. - Только давайте ещё и не доводить до безвременной кончины тех, кто покуда жив.
- Что ты имеешь в виду?! - не понял его Шевелёв. И на всякий случай поправился. - Вы имеете в виду…
- Мы имеем в виду вот что: не доводите до психоза. Прекратите ковырять грязными лапами нашу личную жизнь! Не лезьте вы, блин, в наши семьи! Дело прошлое, но в ночь отправки, когда вы признались – думаю, машинально, от усталости, – что оглоушили моего сына психотропным снадобьем, я реально готов был убить вас на месте.
Контрагент опасливо выставил перед собой ладони.
- Ради всего святого, извините! Раскаиваюсь и прошу прощения.
- Ладно, проехали! - отмахнулся Никита.
Правда, ему показалось, что раскаивается полковник только в том, что проболтался… А тот «ловко» перевёл разговор в иное русло. И снова перешёл на панибратское «ты».
- К слову о семье: как у тебя с Ариной?
- Вам наверняка лучше знать…
- И то правда. Что уж теперь секретничать?!.. Поделиться наблюдениями?
Никита плеснул водки в колпачок и резко выпил, что называется, вонзил в себя стакан.
- Валяйте!
- Жена тебя любит, - проговорил шеф, напряжённо высматривая нечто на дне собственного колпачка. - Любит и ценит. Но… собирается бросить. Только лишь для того, чтобы опередить твою инициативу по вопросу о разводе. Она не может позволить себе считаться брошенной! Она сильная и гордая. Она лидер по натуре, и это стало бы смертельным ударом по её самолюбию и реноме в обществе.
- Ну, в этом вы мне Америки не открыли.
- Америки, говоришь… Знаешь, где она сейчас?
- Америка? Лично я могу ошибиться, но вот мсье Глузд точно в курсе.
- Да какая, на хрен, Америка, какой Глузд?! С тобой точно с глузду съедешь! Я спрашиваю: знаешь, где сейчас Арина?
- М-м-м! - натужно промычал Никита.
Разговор этот раздражал его, как фурункул на заднице. Но решил дотерпеть. Раз уж отправился на Голгофу, надобно дойти и принять мученичество до конца! Только так можно дождаться вознесения на небеси…
- Судя по тому, как сформулирован вопрос, она явно не в Москве.
- Не в Москве. В Шарм-эль-Шейхе. В компании своего обожателя, юрисконсульта партнёрской фирмы, бесхребетного слизняка тридцати одного года, из которого она верёвки вьёт.
- Вот как?! - с усмешкой воскликнул рогоносец.
И сам удивился тому, насколько мало его взволновала супружеская неверность Арины. Ни на йоту! Покоробило лишь то, что прозвучало это из уст постороннего человека. А сам факт… Куда больше эмоций вызвал факт иного плана и формата:
- Из слизней верёвок не вьют.
- Арина, поверь, справляется… А ещё она боится загореть. И «сгореть», потому не отвечает на твои звонки.
- Да, верно. Перезванивает час-другой спустя – дескать, была на совещании. Или ещё какого дьявола…
- Опасается, что ты обо всём догадаешься по высокой стоимости трафика переговоров. А к разводу готовится на практике: взяла ипотечный кредит и уже оформляет на себя двухкомнатную квартиру в Медвежьем Стане. Тебе же собирается оставить вашу нынешнюю – в «кишлаке»…
- Очень мило с её стороны.
- …И машину. И Добрыню Никитича…
- Богатыря?! Серьёзно?! - вскинулся тут Буривой. - Хоть и верится с трудом, но, тем не менее, огромное спасибо за такую информацию! Это, по сути, единственный позитив, который я почерпнул из сегодняшней беседы. И вот на сей мажорной ноте предлагаю распрощаться – нужно отдохнуть перед отправкой.
Однако Шевелёв его остановил.
- Погоди, Никита! Завтра вас перебросят Туда… Хочу, чтобы ты, дружище, знал и верил: случись Там чего, мы вас непременно вытащим. Даже произойди непоправимое, клянусь, и тогда извлечём! Пусть одни только тела…
«Ох, беды не накликайте!» - подумал Буривой, стиснув зубами сердце. И, горько усмехнувшись, уточнил:
- Интересно, под каким соусом наши бренные останки будут предъявлены родным и близким?
- Ой, да в чём проблема?! - шеф отмахнулся столь пренебрежительно, будто речь шла не об останках товарищей по борьбе, а, скажем, о туше соседского поросёнка. - По ситуации сориентируемся. Может, легендируем ваше геройство в неравном бою с шайкой уголовных преступников. Или отвагу на пожаре… Но близких без поддержки не оставим, можете не сомневаться.
- Вот спасибо так спасибо!
- Не за что. Это наш священный долг… Да, кстати! Если у тебя с Гулей остались долги, мы оплатим. Если есть пожелания, удовлетворим… Нет, поступим иначе: как вернётесь, отвалим кучу денег, сами сделаете себе приятное. И вот ещё что… так, на всякий случай… - шеф окончательно стушевался, - короче говоря, если напоследок для кого послание имеется – передадим.
Никита по опыту знал, как тягостно отправлять человека в неизвестность, и совсем уж невыносимо – на верную гибель, потому прекрасно понимал и разделял его душевные терзания. Сочувствовал? А как же?! Чай, не зверь…
- Благодарю вас, Василий Викторович, лишняя куча «бабла» никогда не помешает. Долгов, насколько помню, у нас нет. Хотя, стоп, погодите! Кажется, я второпях не рассчитался в «Домовом» за последний… - он запнулся, хлопнул себя по губам и уточнил, - крайний ужин. Вы уж, если что, не сочтите за труд и расход… А вот послание точно имеется. Не тяжёлое. Компактное. На словах.
- Слушаю тебя!
И Никита передал:
- Устное послание: пошёл ты на х@й, старый циник!
Отыгрался за всё сразу! И аж съёжился от собственной дерзости. Тем более что Шевелёв, глядя на него в упор, процедил:
- Это было ошибкой…
- Да? Ну, что же, извините, пожалуйста. Считайте, ляпнул с перепою.
- Ой, да при чём здесь ты?! Ошибся я. Вы никак не сможете нанести ущерб цивилизации Homo Sapiens, укокошив спасителя Ломоносова, потому что Михаил Васильевич умер аккурат за год до вашего прибытия.
- Ну, слава Богу! - Никита кощунственно расхохотался. - Повезло ему. Успел… Давайте ещё по одной на сон грядущий – за гений Ломоносова, за всех корифеев науки! Кроме тех негодяев, которые придумали генетику – продажную девку империализма…
На прощанье они обнялись как закадычные друзья. Да, собственно, так оно уже и стало к данному моменту времени. Надолго ли? Сколько отмерено обоим до кончины: одному – на нервной почве, а другому – в лапах уголовных преступников на пожаре? То лишь Бог весть…
…Магически отгороженный для них с Гюльнарой закуток избы навечно, казалось Никите, пропах дурманящим ароматом полевых цветов. Искусно составленные букеты красовались повсюду: на столе у окошка, в изголовье кровати, на лавке под поставцами с посудой, венком в иссиня-чёрных волосах любимой… Господи, как же она прекрасна! Как задорно блистают искорки в карих её глазах! Искорки лукавства, обожания, тревоги, нетерпения, надежды…
Мелькнула шальная мысль: раз уж такая лажа получается с Ариной, может, прямо сейчас и сделать Гульке предложение? А почему, собственно, нет?! Они любят и понимают друг друга. Достаточно уже притёрлись, неплохо сжились. Не стоит даже извечная преграда – отсутствие жилья. Арина переедет в свой Медвежий Стан, это в пяти минутах от метро «Девяткино», что для неё, автомобильного чайника без шансов перейти на уровень самовара, превыше всего. Гюльнара с дочерью переберутся в «кишлак». Добрыня Никитич останется с ними. А если не захочет, папа купит ему отдельную квартиру. С каких полушек? Да из рептильных фондов ФСБ! Шеф не зря посулил от лица Службы целую кучу денег. Правда, зная коллег как облупленных, Никита обоснованно предположил, что куча эта если даже будет целой, без пустот и трещин, то вряд ли такой уж большой… С другой стороны, если в Прошлом думать не об одном лишь картофеле – проще говоря, не щёлкать ебл… хм, варежкой, – можно запросто натырить дорогущего антиквариата под реализацию. Или продать какому-нибудь Левше Кулибину know-how добротного самогонного аппарата. На антивеществе… Короче, проживём! Ну, что же, была не была!..
- Поди-ка сюда, цветик мой гранатовый! - бодро воскликнул Никита с порога.
И Гюльнара подошла.
И покорно склонила голову на его плечо.
И прошептала…
Прошептала то, от чего он вздрогнул и похолодел.
Потому, что если и привык за две командировки к Сверхъестественному, то, по крайней мере, не со стороны любимой.
- Не стоит, Ники! - таковы были её слова. - Ничего на этот счёт не говори. Во всяком случае, сейчас. Один Бог знает, что ждёт нас в Прошлом уже завтра, и лучше пока не усложнять отношения. Случись что – будет много тяжелее… Как тебе, кстати, сочетание – в прошлом уже завтра?
- Для нас с тобою – в самый раз… - машинально пробормотал Никита, одурело уставившись во тьму за распахнутым волоковым оконцем и думая: «О, Господи! Что это – Интуиция?! Или колдовство? Или ещё какого дьявола?»…
Потрясённый до основания, он брякнул:
- Ты ведьма!
- Любая женщина – немного ведьма. Давай спать, мой хороший!
- Давай, цветик. Но только – после того, как…
…Буквально сразу «после того, как» Никита провалился в сон.
И густо покрылся испариной.
И забился мелкой дрожью.
И дико, истошно, отчаянно взвыл, как зафлажкованный волк-одиночка.
И Гюльнаре стоило невероятного труда привести его в чувство.
- Тебе страшно, Никуся?
Он встряхнулся, обозвал любимую в ответ Гранатой и предпринял неуклюжую попытку сохранить лицо.
- Кому страшно? Мне страшно? С какого это перепугу?! Да нисколечко!
- Врёшь, конечно…
- Нет, не вру, цветик мой гранатовый. Ничего я сейчас не боюсь. Во всяком случае, пока… Просто-напросто перегружен негативом. У меня состоялся нелицеприятный разговор с начальством.
- Что ещё случилось, Ники?!
- Да ничего такого уж… Откровенно высказали друг другу накопившиеся претензии, вот и всё. Без обид. Но, так или иначе, приятного мало. Да и вообще нервы давно ни к чёрту… А бояться и впрямь сейчас нечего. Бояться станем после! До завершения высокой миссии мы чертовски дорогого стоим, потому защищать нас будут всеми силами и средствами обоих миров. Зато как закончим дело, обесценимся быстрее, чем советский рубль на рубеже эпохи перестройки и демократических реформ.
- И что же нам делать?!
- Что делать?..
Никита пару секунд помолчал, натужно выдохнул вовне упоминавшийся чуть выше негатив и вывел резюме:
- Ноги делать из екатерининского Прошлого! А то, блин, их же героически протянем…

Телом – в землю,
Душою – в небо…
Врезаны строчки
В надгробный камень:
«Гением не был.
Героем не был.
Был Человеком»...
Давайте помянем!