Монстры Зартана. Глава 13-14.

Глава 13


Мона, нахмурившись, вглядывалась в расстилающийся перед нею Золотой лес. Что-то изменилось. Она не могла понять, что. Лес выглядел иначе. Она видела его на протяжении многих лет. Лес был первым, на что она обращала свой взгляд, проснувшись поутру, и последним, что она созерцала перед сном, и всегда картина оставалась неизменной. Но не теперь… Что-то неуловимое, что было словно разлито в воздухе и придавало лесу живое, переливчатое мерцание, исчезло. Лес выглядел безжизненным, мёртвым, хотя внешне никаких изменений заметно не было. Это было только неопределённое ощущение, которое возникает, когда обнаруживаешь, что спящий человек, на которого ты смотришь, на самом деле заснул вечным сном. Это беспокоило Мону, хотя она сама не смогла бы объяснить, почему. Она решила отправиться к сыну, в надежде, что её необъяснимое беспокойство рассеется. Накинув на плечи переливающееся багровыми искрами чёрное струящееся одеяние, она неспешно отправилась по длинным коридорам и просторным залам замка. Каждый раз, проходя мимо окна, она невольно искала глазами лес, в тщетной надежде увидеть, что всё стало как прежде. Поднявшись в башню, где располагались покои сына, Мона услышала женский плач, который доносился из-за закрытой двери спальни. Перед дверью, как верный сторожевой пёс, расположился Челех. Увидев госпожу, верный слуга вскочил на ноги и склонился в низком поклоне.
- Что мой сын, опять развлекается с какой-нибудь девкой?
Челех лишь кивнул, молча, распахивая дверь перед госпожой. С тайным удовлетворением он представлял себе, как госпожа, которая не одобряла забавы сына, начнёт отчитывать его. Верный слуга Крона не смел ослушаться приказа, когда хозяин приказывал ему привести в покои то одну служанку, то другую, но сердце его сжималось, когда он слышал плач и стоны несчастных. А с того дня, как таинственным образом исчезла дочь прежнего хозяина замка, доброго, милосердного Лоренса, Эйдана, хозяин будто сбесился. Он выбирал всё более и более молоденьких девчонок, и мучил их часами, заставляя исполнять свои самые изощрённые желания. Многие бедняжки на коленях молили о смерти после многочасовых мучений. Вот и сегодня Крон выбрал Хилку, совсем ещё ребёнка, маленькую, хрупкую, с большими ласковыми глазами. Она плакала так горько, что Челеху приходилось зажимать уши, чтобы ничего не слышать. Если бы он смел ворваться в спальню и спасти несчастную! Но он не смел…
Войдя в спальню, Мона услышала звук удара, а затем громкий вскрик. На кровати лежала обнажённая девушка, почти девочка, руки и ноги которой были притянуты верёвками к четырём столбикам кровати. Тело девочки было покрыто свежими багровыми рубцами от ударов длинным хлыстом с острым металлическим наконечником. В тех местах, где наконечник касался тела, кожа была содрана и из ран сочилась кровь, пачкая простыни из драгоценной тонкой ткани. У кровати, сжимая хлыст в руках, стоял Крон, облачённый в вышитый халат. Он нетерпеливо переступал с ноги на ногу, примериваясь, куда бы ещё нанести удар. Не оборачиваясь, он отрывисто бросил:
- Убирайся прочь, Челех, ты мне мешаешь.
В ответ раздался гневный голос матери:
- Всё не натешишься никак! Отпусти девчонку, немедленно.
Обернувшись, Крон набычился и, глядя матери в глаза, упрямо произнёс:
- Я буду делать всё, что захочу. И не смей мне мешать.
- Да ты, милый, забыл, с кем говоришь, - с сарказмом промолвила Мона. Она взмахнула рукой, и верёвки, опутывающие лодыжки и запястья девушки, развязались сами собой. Не глядя на несчастную, Мона сделала рукой знак, означающий, что девушка может быть свободна. Девушка кубарем скатилась с кровати и выскочила из спальни, за дверями которой обессилено упала на руки Челеха. Как только девушка скрылась за дверью, Крон заорал:
- Зачем ты это сделала? – его трясло от ярости, мать же была невозмутима.
- Пока ты развлекаешься и портишь прислугу, происходят непонятные вещи. Мне нужна твоя помощь. Мы должны выяснить, в чём причина.
Несколько мгновений Крон тупо смотрел на мать, пытаясь взять себя в руки, и, наконец, проговорил:
- Какие непонятные вещи?
- Что-то происходит с Золотым лесом.
- Да какое нам дело до леса! Пусть бы он весь хоть сгорел!
- Ты глуп, если не понимаешь. Золотой лес – это не просто лес, в нём таятся некие силы, которые издавна взаимодействовали с силами обитателей Замка. Эти силы изменились, и мы должны выяснить, чем это обернётся для нас. Одевайся и ступай за мной.
Поколебавшись несколько мгновений, крон оделся и вместе с матерью вышел из замка. Спустившись с пригорка, на котором возвышался Замок ветров, мать и сын вошли в лес и углубились в самую чащу. Пробираясь между деревьями, Мона внимательно оглядывалась по сторонам, Крон плёлся за ней, не поднимая головы. Вдруг Мона вскрикнула, и, подняв голову, Крон с изумлением увидел, как в подставленную матерью ладонь падает с дерева засохший золотой лист. Крон изумился ещё больше, заметив в глазах своей неустрашимой матери испуг. Мона не сводила взгляда с сухого листа, рассматривая его, словно небывалую диковину. С раздражением юноша спросил:
- Ну, и что ты так уставилась на этот лист?
- Крон, неужели ты не видишь – это же СУХОЙ лист!
- И что? Листья всегда рано или поздно становятся сухими.
- Ты поражаешь меня своей тупостью, - язвительно проговорила мать, смотря на сына с жалостью, как на недоумка, - в Золотом лесу деревья никогда, НИКОГДА не сбрасывают ни одного листа.
- Разве?
- Ты уже столько времени живёшь здесь, а до сих пор не удосужился узнать, что тебя окружает. И после этого ты надеешься стать самым могучим чародеем на свете?
- Для чего мне знать, падают листья в этом лесу или нет? – Крон страшно рассердился. Мать в очередной раз смогла заставить его почувствовать себя неразумным несмышлёнышем. Как бы Крон не старался доказать себе и другим, что он опытный и самостоятельный маг, мать неизменно подавляла его своим величием и всезнанием. Мона прекрасно это понимала и не особо щадила чувства сына. Но в этот раз дело было серьёзным. Она и сама не понимала, что происходит, поэтому ощущала неуверенность и пыталась заставить сына осознать ту незримую угрозу, которую сама почувствовала в этом маленьком сухом листке, лежащем на её ладони. Протянув ладонь сыну, она воскликнула:
- Смотри! – лист на глазах рассыпался в пыль, которая тонкой струйкой проскользнула между пальцев и просыпалась на землю. – Так не должно быть. Листья не должны падать с деревьев, не должны сохнуть. Нужно выяснить, чем это вызвано, и чем может нам грозить.
- Хорошо, что ты предлагаешь?
- Давай обойдем, весь лес и посмотрим, что делается у его границ.
С этими словами Мона направилась в глубь леса. Крон нехотя последовал за ней. Ему не хотелось в этом признаваться, но происходящее встревожило и его, он знал, что мать права. Они быстрым шагом шли через замерший, безмолвный лес. Не было видно никакого движения, не слышно стрёкота насекомых, пения птиц, которыми обычно был полон лес. Лишь с деревьев время от времени бесшумно падали листья, которые, долетев до земли, тут же превращались в сероватый прах. В такой же прах обратились и травы с цветами. Этим серым, похожим на пыль, прахом была покрыта вся земля, и при каждом шаге из-под ног взлетали небольшие пылевые фонтанчики. Спустя несколько минут и мать, и сын насквозь пропылили обувь и края одежды. Не обращая на это внимания, они стремительно продвигались по лесу. Везде картина оставалась неизменной.
Некоторое время спустя они приблизились к краю леса, там, где с крутого обрыва открывался вид на долину, населённую кланами людей. Остановившись на краю, мать и сын замерли, изумлённые открывшейся перед ними картиной. Всё небо над долиной было затянуто тучами, из которых сыпались снежинки, устилая землю мягким пушистым ковром. Крон присвистнул, его мать, нахмурив брови, задумчиво смотрела на небывалое зрелище. Она знала, что в этой долине почти не бывает снегов, тем более, так рано, в начале осени.
- Ну, и что же здесь происходит? - голос Крона звучал неуверенно. Он посмотрел на мать, надеясь, что она разъяснит ему происходящее и успокоит.
- Пока не знаю, но думаю, что это связано с изменениями в Золотом лесу.
- Когда всё это началось?
- С тех пор, как мы отобрали силу Эйданы и заключили её в Синий кристалл.
- Значит, всё дело в моей сестрице.
- Я думаю, что её силы Луанрэ как-то связаны с силами Леса. Возможно, мы совершили ошибку, когда забрали её силы.
- Ты, ты совершила…
- Да, я. Но всё ещё можно исправить. Девчонка сейчас далеко отсюда, в рабстве. Она не помнит, кто она и откуда, но это ненадолго. Я думаю, что Эйдана скоро попытается вернуться и восстановить свои силы. Тут-то мы и сможем заставить её отдать часть своей силы тебе.
- Как?
- Там будет видно, а пока… Поставим на её пути стражей, они почуют Эйдану, как только она войдёт в долину, и доставят её ко мне. – С этими словами Мони сняла с пояса вышитый кошель и начала вытаскивать из него серые бугорчатые горошинки, которые бросала с обрыва в долину. Попав на снег, горошинки начали набухать, снег под ними плавился, образуя клубы пара, высоко поднимавшиеся в холодном воздухе. Вскоре из этих клубов раздалось грозное утробное рычание. Удовлетворённо улыбнувшись, Мона отвернулась от долины и взглянула на лес. В этот миг, словно подчиняясь неслышной команде, все оставшиеся на деревьях листья разом упали, а стволы деревьев почернели, будто обуглились.


Глава 14


В открытую дверь Ларку был виден только угол скамьи в соседней каморе. На скамье кто-то лежал, кто-то, чьи ноги единственно и видел юноша. И даже не сами ноги, а лишь ступни, которые выглядывали из-под шкуры вирга, которой был накрыт лежащий на скамье. Эти ступни заворожили юношу. Небольшие, изящные, с идеальной формы пальцами, они притягивали его взор, он не сводил с них глаз, гадая, кому они принадлежат. Ему было известно лишь, что это кто-то чужой, не член клана. Кто-то, кого, завёрнутого в шкуры, пронесли мимо ранним утром, после яростной битвы с монстрами. Сам Ларк, перевязанный и заботливо укрытый, лежал на полу, устланном в несколько слоёв толстыми валяницами, вместе с другими ранеными в ту ночь воинами. Всего в битве ранено было человек десять, из них серьёзно только Форг да Тун-громобой. Последний метался в бреду неподалёку от Ларка. Форг же заперся в своей комнате вместе с Ирмой, которая, поручив другим женщинам ухаживать за ранеными, сама всецело сосредоточила силы на главе клана. Большинство раненых, хоть и не сильно пострадали, но, тем не менее, мучились от ран. Даже небольшие царапины, нанесённые когтями или клыками монстров, сильно воспалились и кровоточили, несмотря на усилия ухаживавших женщин. У всех пострадавших, к тому же, начался жар, проявлявшийся в большей или меньшей степени. Некоторые бредили, неся бессвязную чепуху, некоторые порывались продолжать битву, непрерывно кто-либо просил пить. Ларку, который не избежал той же участи, казалось, что владелец маленьких ступней так же лохмат, как вирг, что пятки и пальцы ног его – это единственное место, не покрытое шерстью. Ему чудилось шевеление под шкурами, он, затаив дыхание, ждал, что из-под шкуры вот-вот появятся мелкие острые зубки.
Старая Тана подошла и положила ладонь на лоб юноши. С беспокойством она оглядела его лихорадочно блестевшие глаза, яркий румянец, запёкшиеся губы. Она махнула рукой, подавая знак, и разносившая отвар от жара Рута тут же поднесла к губам Ларка плошку с тёплой ароматной жидкостью. Юноша пил жадно, затем закрыл глаза и в изнеможении откинулся на подушки. Приподняв покрывало, которым был прикрыт раненый, старуха осмотрела полотняную повязку, плотно охватывающую торс раненого от подмышек до паха. Рута в смущеньи отвернулась, а Тана, нахмурившись, разглядывала расплывающееся по повязке кровавое пятно. Как ни старались лекарки унять кровь, у всех раненых она сочилась, несмотря на все перевязки.
- Как бы наши раненые не умерли от потери крови, - старая Тана была очень обеспокоена, - видать, когти и клыки монстров ядовитые, раз раны не затягиваются.
- Что же делать? – голосок Руты зазвенел.
- Не знаю, я уже всё, что можно, испробовала. Ничего не помогает.
Рута отошла от раненого и направилась к входу в зал, у дверей которого, вытягивая шею в попытке разглядеть происходящее, топтался Стан. В ответ на его вопросительный взгляд Рута лишь покачала головой. Стан с тяжёлым вздохом направился в главный зал, где, усевшись в уголке, стал слушать разговоры старших воинов, обсуждавших последний бой и его последствия. Все члены клана были встревожены неожиданно мощным нападением монстров, лишившим их вождя и одного из сильнейших защитников, Туна-громобоя. Да и остальные раненые, похоже, надолго выбыли из строя. Вести о необычном характере ран уже просочились и вселили тревогу в сердца даже самых отважных. Уже три дня прошло со времени битвы. Хорошо, что хоть новых нападений на клан не было. Похоже, что монстры на время угомонились.
Ларк забылся тяжёлым сном, полным монстров и сверкающего оружия. Во сне юноша слегка постанывал сквозь стиснутые зубы. Проскользнувшая в зал к раненым, Мирра опустилась рядом на колени. Оглянувшись украдкой, она робко погладила волосы юноши, пропитанные потом, затем провела ладонью по лбу, щеке, дотронулась до губ. Губы юноши приоткрылись, лицо расслабилось. Оглянувшись ещё раз, Мирра прильнула трепещущими губами к губам юноши. Неожиданно Ларк открыл глаза. Девушка отпрянула с негромким возгласом и хотела вскочить, но сильная рука раненого удержала её. Ларк несколько мгновений смотрел на девушку, которая под его взглядом залилась жарким румянцем, и, наконец, негромко спросил:
- Зачем ты сделала это?
- Я… Я очень беспокоюсь о тебе, - голос Мирры дрожал.
- Беспокоишься, вот как. Побеспокойся лучше о своём отце. Он ведь тоже ранен, лежит, мучается, а ты тут со мной целуешься.
Девушка дернулась, но Ларк снова удержал её.
- Давай договоримся, раз и навсегда, Мирра, ты больше ко мне не подходишь.
- Но почему, Ларк.
- Ты – невеста, не забывай об этом. Не стоит портить себе жизнь и вызывать ревность жениха.
- Но ведь я нравлюсь тебе, я знаю, - Мирра почти плакала.
- Нравилась. Раньше. Теперь – нет. Я не заглядываюсь на чужих невест.
- Я не хочу выходить замуж за Волтовича. Я люблю тебя. Не отвергай моей любви.
- Я не люблю тебя, прости, - Ларк постарался смягчить свои слова. Лицо Мирры вспыхнуло от гнева и унижения. Она, дочь вождя, пришла к простому члену клана, даже ещё не воину, со словами любви, а тот отверг её. Мирра была уверена, что ни один мужчина в клане не останется равнодушным к её красоте. Она видела, какие взгляды ещё совсем недавно бросал на неё Ларк, до её помолвки. Узнав, что Мирра предназначена в жёны Волтовичу, юноша стал холоден с ней, не разговаривал и не смотрел на девушку. Мирра была уверена, что он ревнует её, и ожидала, что на её признание Ларк откликнется с радостью. Теперь же девушка страшно разозлилась. Как смел этот ничтожный охотник так унизить её!
- Ты ещё пожалеешь, что так обошёлся со мной, - зло произнесла она. Вырвав руку, Мирра вскочила и выбежала через общую залу во двор, где дала выход переполнявшей её злости, расшвыривая ногами снег и сбивая длинной палкой свисавшие с крыш длинные сосульки. В ярости она шептала: «Ненавижу! Ненавижу!»
Мирра была так разъярена, что не заметила, что свидетелем их разговора была Рута, поившая отваром рыжеусого пожилого воина недалеко от Ларка. Рута, притаившись, ловила каждое слово. После ухода Мирры девушка пробралась к Ларку, который лежал с закрытыми глазами, и тихонько потрясла его за плечо.
- Ну, что ещё, - не открывая глаз, пробормотал юноша.
- Ларк, это я – Рута.
Ларк открыл глаза.
- Прости, но я слышала ваш разговор с Миррой. Похоже, она сильно разозлилась.
- Ничем не могу ей помочь.
- Зря ты так с ней, Ларк. Она ведь любит тебя.
- Да что вы все заладили: любит, любит. Я-то её не люблю.
- В таком случае, ты нажил себе врага.
- Я наживу целую кучу врагов, если встряну между дочерью вождя и её женихом.
- Так ты просто боишься гнева Форга? Не думала, что ты такой трус, - в голосе Рута прозвучала насмешка.
- Да пойми же ты, - Ларк говорил медленно и тихо, - я, действительно, не люблю Мирру. Если бы я испытывал к ней какие-то чувства, я, не задумываясь, стал бы бороться за неё. И мне было бы всё равно, кто её отец, и есть ли у неё жених. Мирра страшно избалована. Она привыкла получать то, что хочет. Сейчас ей понадобился я…
- Значит, есть кто-то другой, или, вернее, другая?
- Н-нет. Никого. А теперь я хотел бы поспать.
Рута поняла, что больше ничего не добьётся от Ларка. Усевшись в уголок, она начала припоминать, что год назад Ларк не сводил с Мирры влюблённых глаз. Девушки клана даже поспорили, решится ли он признаться. Но спустя некоторое время, после одной из особенно длительных отлучек, Ларк перестал обращать на дочь вождя внимание. Мирра же, которая относилась к Ларку свысока, наоборот, стала постоянно искать встреч с молодым охотником, всячески привлекая его внимание. А с момента помолвки с Волтовичем словно сбесилась – открыто стала заигрывать с юношей. Чем холоднее был Ларк, тем больше Мирра приставала к нему. Хорошо ещё, что занятый мыслями о монстрах Форг и не подозревал о выходках дочери, иначе ни ей, ни Ларку бы не поздоровилось. Руте очень хотелось узнать, почему Ларку разонравилась Мирра, но, сколько она ни пытала Стана (самого Ларка она спросить не решалась), тот ничего толком не мог ей рассказать.
От этих размышлений Руту отвлёк громкий стон, который издал Тун, лежавший у самой стены. Пробравшись к воину, девушка обнаружила, что тот горит огнём, а повязки его снова пропитаны кровью. Девушка испуганно стала звать на помощь. На её зов прибежала Тана и другие женщины, которые принялись поить Туна отваром и перевязывать его страшную рану. Спустя некоторое время Тун заснул, но застонал другой раненый воин, за ним следующий, и у всех поднимался жар, и раны кровоточили. Женщины метались от одного раненого к другому весь день и всю ночь, но улучшения в состоянии их подопечных не наступало. К утру Тана принесла вести о том, что и Ирме не удаётся справиться с ранами Форга. Все отвары и заклинания главной ворожей не принесли вождю облегчения. Отчаявшиеся женщины собрались в главном зале и старались придумать какое-нибудь средство, которое помогло бы воинам.
Этой ночью монстры вновь бродили под стенами поселения, но не нападали, а лишь изредка наваливались на ограду. Защитникам пришлось всю ночь провести, сжимая оружие в руках. Уставшие и замёрзшие, поутру они ввалились в главный зал, где застали женщин-лекарок вяло переругивающимися. Пока воины согревались и ели, Тана рассказала им, как они мучаются с ранеными. Рух, оставшийся за старшего после ранения вождя и Туна-громобоя, стал предлагать разные средства, другие мужчины тоже вступили в беседу, предлагая каждый лучший на их взгляд способ излечения. Рух басил:
- Корень чередицы, да щепотку золы на рану.
- Отвар из горюн-травы, - твердил своё Ордо, весь покрытый шрамами, полученными им на охоте за виргами, славившимися своей свирепостью.
- Повязки из волокон прыгунца, - робко вставил Мих.
- Да нет же, нужно обложить раны яйцами роснянки, - Турич упрямо смотрел на Тану. Последняя вскричала:
- Уж не думаете ли вы, что я не знаю своего дела! Мы уж всё перепробовали, ничего не помогает.
- Не иначе, ворожба, - с дрожью в голосе произнёс старый Перко, примостившийся у самого огня.
- Может, и ворожба, да только Ирма читала, читала заклинания, а толку нет, - звонкий голосок Айки, внучки Перко, перекрыл общий шум.
- Знать, сила у неё не та, - под нос себе еле слышно пробормотал Турич, который терпеть не мог главную ворожею. Затем громко спросил:
- А тот человек, которого прошлым утром у ограды подобрали, как он?
- Да женщина это, - негромко ответила Тана, - даже и не женщина, а так, девчонка.
- Девчонка?
- Девчонка? – в разнобой загомонили мужчины.
- Да, девчонка. И ведь вот что странно, монстры под самой оградой бродили, а она цела.
- Так ведь монстры к тому времени разбежались, - подал голос Мих.
- Неуж ты думаешь, что они не учуяли бы её, - в голосе Перко звучало сомнение, - да они должны были в клочья растерзать её. Неладно это.
- Вечно тебе, дедушка, неладное мерещится, - вновь прозвенел голосок Айки.
- А ты погоди, стрекотуха, поживёшь с моё, ещё и не такое померещится, - в голосе старика была обида. Тана погладила его седую голову и задумчиво проговорила:
- Мне это тоже кажется странным. И вот ещё что – на улице мороз-колотун, а девчонка была босая.
В ответ на изумлённые мужские взгляды она собралась, было, пуститься в рассуждения да пояснения, как вдруг Рута, стоявшая у входа в зал с ранеными, воскликнула:
- Смотрите! Смотрите!
В глубине зала изумлённые мужчины и женщины увидели женскую фигуру, склонившуюся над Ларком. Правой рукой женщина поглаживала лоб раненого, а левой водила над страшной раной в боку, с которой были сорваны повязки. Из-под ладони струился мягкий зеленоватый свет. Рана на глазах затягивалась, воин перестал метаться и, глубоко вздохнув, открыл глаза.