ШЕСТЬ ШАГОВ НА ВОСТОК

Рассказ написан в одну из ночей празднования 200-летия Генриха Гейне в Дюссельдорфе на берегу Рейна

В таких шагах и боль, и желчь,
И только в сказках поднят меч!

Мы – слизь белковая Земли!
Сражаемся без устали и лени.
Страшнее ядовитой мы змеи!
И всё живое ставим на колени.
Автор

Теплый июльский вечер. Я брожу по берегу Рейна в Дюссельдорфе и ожидаю поэтического спектакля, посвященного Генриху Гейне.
Вот и долгожданная свободная скамейка. Сажусь и вытягиваю ноги. По Рейну плывут баржи, небольшие пассажирские суда и катера.
К скамейке подходит высокий, среднего возраста человек с газетой и зонтом в руках. Он неловко садится, и газета падает на землю. Он поднимает ее, аккуратно стряхивает прилипшие песчинки, и я невольно успеваю заметить, что она на русском языке.
— О! Эта газета почти пароль, — тихо говорю я, обращаясь к незнакомцу. Он слегка вздрагивает, поднимает глаза и пристально смотрит на меня.
— Эта газета не только пароль, но и глоток чистого воздуха с отличной информацией к размышлениям.
Мы немного помолчали.
— Жду представления о Генрихе Гейне, которое начнется через два часа на открытой площадке Марк-плац перед Ратхаузом, — прервал я молчание. Незнакомец кивнул. Он только вчера до трех часов ночи смотрел это волнующее представление.
— В спектакле, — замечаю я, — принимает участие моя жена Юля. Она поет в Интернациональном хоре, они исполняют песню “Наш городок горит”. Песня придает спектаклю удивительный колорит: “Эс брэнд, бредэр, эс брэнд” — звучит мощно и красиво, распространяясь с берегов Рейна до дома, где родился поэт. Песню исполняют на немецком и еврейском языках.
От воды поднимается легкая прохлада.
— Вы откуда? — прервал я молчание.
— Учитель, в прошлом — из Москвы.
— К сожалению, бывший врач из Петербурга, — сделал я ударение на слове “бывший”. Мужчина оживился:
— А более точно?
— Если вы имеете в виду профессию, то последние десять лет врач-психотерапевт. Но в такой вечер и в таком месте — никаких разговоров о медицине.
Он понимающе помолчал и вдруг неожиданно спросил, что я думаю о книге Ломонто “Иллюзия бессмертия”.
— Никаких мыслей у меня нет, так как я ее не читал, но, судя по названию, можно вспомнить слова Г. Гейне: «Мудрецы придумывают новые мысли, а глупцы их распространяют».
— Довольно точно. И если это сказал Гейне... ведь это его день! Но если распространять свои мысли, которые касаются только тебя, которые рвутся из сердца и их трудно остановить, удержать при себе, они начинают руководить тобой... — он говорил и говорил...
— В пятидесятых годах мы жили в Ленинграде: отец, мать, сестра и я. Мне шел пятнадцатый год. Лето мы обычно проводили на даче под Лугой. Отец приезжал на воскресенья, и я с ним целые дни проводил на реке Оредеж. Он был заядлый рыбак. В основном ловили мелкую рыбешку и на костре готовили ароматную уху. Однажды отец приехал поздним вечером в будний день. Был очень взволнован и напряжен. Много курил и пил валериану, а мать всю ночь просидела на стуле. Ранним утром он разбудил меня, потрепал по голове, сказал, что едет с матерью в Ленинград, а мы с сестренкой уже большие и разумные, ничего не должны спрашивать, в дальнейшем он сам все расскажет и объяснит, оставил на столе двести рублей, и они уехали. Отец работал врачом.
Через три дня приехала мать и забрала нас в Ленинград. Отца я больше никогда не видел. Он был арестован по «Делу врачей» за несколько месяцев до антисемитского процесса в январе 1953 года. Отцу инкриминировалась «диверсионная деятельность против руководителей Советского государства». Во время многочисленных ночных допросов сердце его не выдержало. Ему шел только сороковой год. Он прошел всю войну, служил в самых горячих точках, всегда был честен, верен своей нелегкой профессии хирурга полевого госпиталя. А в мирное время заслужил от государства — ГУЛАГ. Родина умела награждать своих героев и с каннибальской жестокостью заглатывала самое дорогое — человеческую жизнь, была глуха и равнодушна к страданиям и слезам. Многие этого уже не помнят или для них эти события прошли стороной, а мы в то время уже сидели на чемоданах и ожидали депортации в отдалённые места Сибири или Дальнего Востока. Мать за эти дни поседела и состарилась, но с нами, детьми, старалась держаться спокойно, и в глазах её было волнение и страх за нас. — Он замолчал и вздохнул.
Я осторожно напомнил ему сказку “О маленьком глупом мышонке”. Какие прекрасные песни пела ему усатая няня, как нежно и ласково его баюкала, как мама-мышь была в восторге. Главное, она сама выбрала няню, и что из этого получилось...
— Вы хотите сказать, что все мы были глупыми...?
— Конечно, нет. Мы были не только глупые, но и слепые. Находились под влиянием мощного пропагандистского пресса и испытывали постоянно нечеловеческий страх.
Незнакомец вытащил из кармана большой клетчатый платок российского производства и вытер капельки пота со лба.
Через несколько дней, — продолжал он, — мать рассказала более подробно об отце. Ему позвонил хороший знакомый и предупредил, что за ним придут. Отец почти не удивился, он как будто ждал этого. Собрал самое ценное: несколько серебряных ложек, блюдо, подсвечник, золотой портсигар, подаренный на фронте, и золотые часы своего деда. По дороге на дачу где-то схоронил свой «Клад» но был так угнетен и расстроен, что не успел описать место тайника. В Ленинграде его уже ждали. Все перерыли, разбросали, растоптали книги, забрали его рукописи с набросками диссертации. Мать, даже в самые страшные минуты, не допускала мысли, что она его больше не увидит. Но отца увели навсегда.
–Вы меня можете спросить: почему люди молчали и не подняли голос против этой чудовищной лжи и клеветы? Многие же ведь всё знали и понимали. Вспомним хотя бы такого крупного учёного физика-теоретика, как Льва Ландау, основателя школы АН СССР, героя труда и многочисленных наград, лауреата различных премий! Но он и сам до войны сидел за решёткой, испытывал постоянно животный страх за свою жизнь. Лев Ландау имел квартиру, дачу, машину и оклад 35-40 тысяч рублей. В те годы санитарка получала 350 рублей в месяц, в сто раз меньше. Только человек с большой буквы смог бы встать на защиту. Но, где таких мужественных и честных людей можно было бы найти? Сейчас мы все смелые и умные, а раньше, как крысы, сидели по своим норам и дрожали.

Прошло сорок лет. Мама давно умерла, сестра более десяти лет живет в Израиле.
Я иду по улице Горького в Москве и вспоминаю, что завтра день рождения нашей дочери: ей исполняется двадцать лет. В этот день родился и мой отец, с разницей в шестьдесят лет. Такие две круглые даты! Представляю, как мы семьей сядем вокруг праздничного стола, зажжем свечи, откроем шампанское, жена поставит на стол ароматный пирог, а дочь, радостная и веселая, будет принимать поздравления. Потом я вынесу из чулана огромную коробку, долго в ней буду искать подарок, а затем преподнесу маленький золотой перстенек, который остался от моей матери. Дочь вскрикнет: «Какая прелесть!» — и веселье будет в разгаре!
...Но вечером дочь не вернулась домой. Тревожно прошла ночь. Утром нам сообщили, что она находится в Реанимационном центре. Ее доставили в больницу в бессознательном состоянии с диагнозом: черепно-мозговая травма. В темном переулке ее ударили по голове, сняли часы, вырвали серьги из ушей, забрали остатки стипендии. По студенческому билету нашли нас. Мы были в шоке. Только на второй день дочь пришла в себя. Жена целые дни проводила с ней. Приходила домой только на короткое время, была, как тень. Через неделю и меня допустили к ней. Дочь лежала бледная, печальная и, увидев меня, заплакала:
— Папа, я чуть не умерла. Как мне было страшно!
— Не говори глупости, — бодро сказал я, — скоро ты будешь дома.– Она помолчала, покачала головой и попыталась улыбнуться. Вдруг сделалась очень серьезной и попросила записать несколько слов: «Шесть шагов на Восток от креста». Я записывал, а руки мои дрожали. Дочь откинулась на подушку и закрыла глаза.
— Как я устала, — прошептали ее губы.
Через месяц дочь выписали из больницы, но счастье покинуло нашу семью. Она больше в институт не вернулась, а жену уволили с работы, где она проработала более двух десятилетий. Мы приняли окончательное решение: ехать в Германию.

Однажды вечером, за чаем, дочь рассказала необыкновенные вещи. После того трагического вечера она как будто побывала в ином мире. Ей казалось, что она шла по темному полю. И вдруг — толчок, и она полетела в бездонную яму. Такое ощущение, будто затяжной прыжок с самолета, хотя никогда прежде не прыгала с парашютом. Но ей не было страшно. Ударил в глаза яркий молочно-белый свет, скорость падения замедлилась. К ней стали приближаться неясные фигуры людей в светлых одеждах. Впереди ее дедушка — мой отец. Она узнала его, хотя лица рассмотреть не могла. Дочь помнила его лишь по моим рассказам и фотографии, но не сомневалась, что это был именно он! Его голос, очень тихий как бы звучал в ее голове: «Передай Ару, моему сыну и твоему отцу: шесть шагов на Восток от креста, там я спрятал пакет. Шесть шагов», — он попытался повторить, но фигуры стали бледными, полупрозрачными и растаяли в белом свете. В ту же секунду ее отбросило в сторону, завертело, в глазах появились разноцветные круги — и она пришла в себя.
Дочка замолчала, откинулась на спинку стула, жена с испугом смотрела на нее. У меня по спине пробежал холодок, и заломило в висках. Отец в детстве часто называл меня: Ар, от полного имени Аркадий. Я вспомнил, что с отцом, как я уже говорил, часто рыбачили и одно место на реке Оредеж, где отвесный каменистый берег, напоминало крест. Может быть, столовое серебро, завернутое в пакет, отец в минуты отчаяния там и спрятал?
И в этой истории хочу поставить точку. С большим трудом я нашел эти семейные реликвии, все было на месте, кроме золотого портсигара. Даже в подсвечнике остался огарок свечи. Часы и серебряное блюдо я продал, остальное привез сюда. Вечерами часто зажигаем свечу в серебряном подсвечнике, пьем чай, я вспоминаю детство, свою работу, учеников — и к горлу подкатывает комок. Жена, громко вздыхая, пишет в Россию бесконечные письма, дочь усиленно осваивает немецкий и «кошмарный сон» постепенно исчезает из ее сознания.
Незнакомец умолк и внезапно поднялся. Вероятно, он не хотел слышать мои комментарии. Он высказался, и ему стало легче. Благодарно бросил взгляд в мою сторону и быстро проговорил:
— Желаю хорошего вечера, вернее, ночи. — Потом засунул газету в задний карман брюк, взял зонтик, и его высокая сутулая фигура исчезла в толпе гуляющих. Я посидел еще немного на скамейке, но эта встреча не выходила у меня из головы.

Я подумал, что существует некое энергетическое поле, в котором фиксируется и хранится информация обо всех процессах, происходящих на Земле и в Космосе. Его можно сравнить с гигантской библиотекой, в которой может ориентироваться только специалист. Человек в обычном состоянии не умеет воспользоваться этой информацией, но при особом состоянии психики, а именно — при травмах головного мозга, алкогольных и наркотических отравлениях, мощных стрессах и т. д., мозг человека начинает работать в ином режиме и принимает информацию из… Его можно назвать «банком, библиотекой информационного поля». А если сделать фантастический вывод, что некоторые великие ученые, композиторы, поэты, художники по своему желанию черпали из этого неиссякаемого родника?
Я посмотрел на часы. До начала представления оставалось несколько минут. Освещенный огнями Рейн был великолепен! Люди шли на встречу с прекрасным.
Лао Дзы, китайский философ, задолго до нашей эры сказал: «Кто умер, но не забыт, - тот бессмертен»
И Генрих Гейне — бессмертен!
А мелодичное пение хора в честь великого Генриха Гейне дополнила рассказ случайного собеседника.

Моисей Шен.