-- : --
Зарегистрировано — 123 431Зрителей: 66 516
Авторов: 56 915
On-line — 22 345Зрителей: 4414
Авторов: 17931
Загружено работ — 2 123 198
СОЦИАЛЬНАЯ СЕТЬ ДЛЯ ТВОРЧЕСКИХ ЛЮДЕЙ
«Неизвестный Гений»
СООТВЕТСТВУЮЩИЕ СТОЛКНОВЕНИЯ.
Пред. |
Просмотр работы: |
След. |
15 января ’2013 
00:22Добавлено в закладки: 3
Вполне возможно, что у Создателя насчёт меня есть свои особого рода планы. Впрочем, как и у меня насчёт него. Только вот почему-то они отличаются один от одного. И то, чего желаю я – не хочет он. И ещё, наверное, смеётся над каждым моим нелепым желанием. Но ведь я хочу не так уж и много: всего капельку обычного женского счастья – любить и быть любимой.
Любить и быть любимой! Как красиво и мудро это звучит. Так бы и пела эти слова в полный голос – пусть все меня слышат! И небеса, и лес, и даже цветы на лугу. Про людей я уже и не говорю.
Только не всё так просто. Мою жизнь можно сравнить разве что с той сизой голубицей, которая вдруг однажды взлетела выше обычного за небеса, задержалась там лишь на мгновение подышать воздухом звёзд, ощутить их холодное дыхание, а после - неожиданно с криком отчаяния броситься камнем вниз. Но не погибнуть, а своей белой хрупкой грудью, где билось её израненное сердце, больно и сильно удариться об голые скалы. Потом долгое время лежать, приходя в себя, а очнувшись, снова постараться взлететь в небеса. Но уже не так весело и живо, как это было раньше. Птица стала бояться высоты.
Вот так и я. Словно нечто непонятное спеленало мне крылья.
А может, я просто осознала, что всё в этом мире относительно. Это значит, в большой частности относительно.
Не тайна, что жизнь каждого человека состоит из ряда всего относительного: поступков, решений, соответствий, столкновений, даже понятий. На самом же деле их не так уже и много. Но и не мало.
Сколько я себя помню, жизнь моя была светлой и радостной. С самого детства я ощущала к себе любовь и особенное внимание своих родителей – у меня были самые лучшие и красивые куклы, игрушки, в общем, всё, что я только могла себе пожелать. И понятное дело – папа с мамой для меня, своей любимой и единственной доченьки, ничего не жалели.
Не была я обделена вниманием и в детском саду: воспитательницам нравилась всегда опрятная, спокойная и красивая девочка. Да, да, я не задираю нос, чтобы как-то подать себя с лучшей стороны, - я и в самом деле очень красивая, словно куколка. Волосы длинные, шелковистые, чёрные, что смола, особенно когда они украшены большими разноцветными бантами. Глаза большие, цвета спелого ореха, смотрят на этот мир доверчиво и открыто. Ротик небольшой, красиво очерченный, слегка припухлый, кажется немного капризный. Но я не была какой-то там капризулей, а наоборот – очень и очень послушной девочкой. Как в детском саду, так и в школе, куда я, между прочим, всегда ходила с удовольствием – так мне нравилось учиться.
Скажете, что так не бывает? Бывает! И знаете почему? Учёба давалась мне на удивление легко, даже не нужно было напрягаться, любые задачки, уравнения, неважно по какому предмету я решала за считанные минуты – щёлкала их, как те орешки. Так что оценку «отлично» преподаватели мне ставили не за красивые глазки, а вполне заслуженно. И потому, куда мне пойти дальше учиться после окончания школы, сомнений не вызывало – конечно же, в университет, и, ясное дело, на физико-математический факультет, учитывая мои способности к вышеозначенным предметам. К тому, этого страстно желали папа с мамой.
Только на этот раз я решила поступить по-своему, что было неожиданным, как для родителей, так и для всех остальных. Смешно, но до этого дня я никогда ни с кем не спорила: что мне говорили, к тому я и прислушивалась, понятное дело, учитывая те или иные особенности.
Но сейчас вместо физико-математического я решила попытать счастья на экзаменах на исторический факультет. Хотя какие там экзамены – всего лишь один по основному предмету, по истории, которую я знала, как свои пять пальцев. Если имеешь золотую медаль, то это в принципе не так уж и сложно. Но чтоб переубедить родителей в своём выборе, отметила всё довольно просто: способности до точных наук у меня есть, но не более того, вот только я не желаю заниматься всю жизнь тем, что меня не очень-то и вдохновляет, да и никогда не вдохновляло. А вот до и истории, как науки, у меня особое отношение – трепетное, она мне очень нравится, и потому я желаю связать с ней всю свою жизнь. Впрочем, стоит мне только захотеть, то я могу переубедить любого. Меня даже не пугало то, что мне придётся надолго распрощаться с родителями и подружками детства.
Кстати, до сей поры я никогда не жила одна, всегда рядом со мной кто-нибудь да находился: папа, мама, дедушки и бабушки с двух сторон. А теперь мне нужно было ехать в дальний свет, считай почти за триста километров от родного города, туда, где у меня даже из дальних родственников никого не было. Удивительно, но никто из близких так и не сумел закрепиться в столице нашей родины, а может просто не пожелал – жить в огромном городе очень сложно, иной раз даже бывает тяжело к этому приспособиться.
Вначале папа хотел снять для меня квартиру, он и мама считали, что если я поселюсь в общежитии, то там мне будет не до учёбы. Интересно, что они имели в виду?
-Ты, донюшка, просто не знаешь, что это такое. Хуже чем Содом с Гоморрой. По себе знаем. А деньги что? Дело наживное. Ещё заработаем. Главное, чтобы у тебя всё было хорошо.
Но только я решительно отказалась от их щедрого предложения: видимо, непослушание стало входить мне в привычку. Сказала, что хочу полностью на себе испытать все тяготы и радости студенческой жизни наравне со своими будущими сокурсниками. Вот вы, к примеру, через всё это прошли – и ничего, живые и здоровые. К тому, сейчас есть что вспомнить – вспоминаете с нотками лёгкой ностальгии в голосе. Короче, получилось так, как я пожелала.
-Главное, Алюся, не влюбись, - перед тем, как отправить меня в путь-дорогу, а проще говоря, в самостоятельное плавание по жизни, поучала меня мама – бухгалтер по профессии. – Вначале, как ты и задумала, учёба, а остальное может и подождать. К тому, пристойных кавалеров, мне кажется, кот наплакал. А те, что путаются под ногами, так они стремятся только до одного: как залезть под юбки молоденьким глупышкам из провинции. Сделают своё дело, а потом – только их и видели.
-Ой, мамулечка, - смеялась я звонко и весело, - какая ты у меня странная. Ни о чём таком я и не думаю. Я еду учиться и только учиться. Так что зря ты беспокоишься.
И действительно первые три года меня интересовала только учёба. К парням со своего курса – кстати, их было в несколько раз больше чем нас, девчат, - я относилась, так сказать, по-приятельски, не позволяя не им и не себе никаких вольностей.
Студенческая жизнь, учитывая особенности учебного процесса, была весьма суетливой и весёлой. Несмотря на то, что я вела себя довольно сдержанно, никогда не отказывалась от участия в разных мероприятиях, которые время от времени случались в общежитии, - я имею в виду дни рождения своих однокурсников и их друзей. Тогда, чего, скажите, стесняться, я позволяла за собой иной раз поухаживать, приняв для поднятия настроения бокальчик-другой дешёвого вина, признаюсь, ради любопытства – что, интересно, некоторые девчата находят в этом приятного? На мой взгляд, обычная мерзость. Но что поделаешь: студенты народ бедный, не состоятельный, и на хороший кальвадос или шампанское с ананасами денег у них нет.
Так вот, я иногда позволяла за собой ухаживать, даже целовалась – ну кто, скажите, из девчат не желал познать, что это такое? Не стала и я этому исключением. Следует признать, мне очень нравилось целоваться.
Но кроме поцелуев я себе большего не позволяла. К слову, как и тем, кто, так или иначе, пытался мне залезть под юбку, словно там мёдом было намазано. Только они не на ту нарвались – сразу дала от ворот поворот. Потом те парни ко мне больше и не подбивали клинья, да и другим не советовали: эта целка и вас обломит. Целка, так целка. Меньше забот.
Случалось, что иной раз студенческая братия вела себя так будто бесконечные пьянки и гулянки были едва ли не самым главным в их молодой жизни. И поэтому мне иногда приходилось готовиться к занятиям или в библиотеке, или в скверике возле Университета. Там удивительно было тихо, да и народу не сказать, чтобы слишком.
Именно тогда я и увидела его. Высокий, стройный, с рыжими длинными лохматыми волосами и бородой, в клетчатой рубашке навыпуск и голубых стильных джинсах он что-то рисовал в одиночестве, склонившись над большими листами бумаги.
Вначале я едва бросила на него равнодушный взгляд. Дурачина какой-то. Грязноватые волосы свисают, словно та пакля, вид неопрятный, имеющий аналог разве что с пугалом, украшающим огород, одежда не стиранная, возможно, больше месяца. Ужас! Подобные этому оболтусу меня никогда не интересовали, хотя на личико он был вроде ничего, если бы только побрился.
Короче говоря, я, как могла, игнорировала этого парня, особенно пламенные взгляды, которые тот чуть ли не ежеминутно бросал в мою сторону. Это продолжалось где-то с неделю, пока вдруг парень не взял и сам не подошёл до лавочки, где я сидела, обложившись учебниками и конспектами, и поздоровался. Надо же, это пугало ещё говорить умеет?
Впрочем, я, как воспитанная в лучших традициях девушка, ответила на приветствие, но серьёзно и сдержанно. На что парень блеснул искромётной шуткой. Какой? Да я уже и не помню. Главное, мне понравилось. Я даже улыбнулась.
Как понравился и голос парня, кстати, который представился мне как Герман. Сочный, мягкий тембр голоса просто окутывал и привлекал к себе, он назойливо лез мне в уши и звучал там сладко и напевно.
Сейчас уже и не вспомнить чем привлёк Герман. Может обволакивающим необычной теплотой взглядом, а может, ошеломительным умением вести беседу о чём только угодно. Но скорей всего тем, что сразу, не кокетничая, показал мне свои рисунки. Там везде была я: то грустная, задумчивая, то весёлая, радостная, с лёгкой улыбкой на устах, а вот я в летнем цветастом платьишке бегу по бесконечному лугу, раскинув руки в разные стороны, словно собираюсь взлететь, как птица…
В общем, случилось то, чего так боялась моя мамулечка – я влюбилась. И позволю заметить – как последняя дурочка. К тому, в художника – Герман учился в Академии Искусств. А, как известно, творческие личности – люди совершенно иного сорта, то есть, не от мира сего. Не знаю почему, но у меня до того времени сложилось особое мнение, что творческим личностям иметь семью, воспитывать детей иной раз бывает довольно сложно, - как-никак, а богема. Ну, разве может их заинтересовать нечто приземлённое, как быт? Понятное дело, что нет.
Но сейчас я отбросила это мнение в сторону. Может потому что не имела никаких намерений заводить семью, а тем более детишек. Мне нужно было «учиться, учиться и ещё раз учиться», как однажды заметил дедушка Ленин, - пятиметровый плакат с этим воззванием висел над входом в школу и поражал однообразием всего красного.
Только вот с гормонами, которые уже начали будоражить мою молодую горячую кровь, я ничего поделать не смогла. И как я не пробовала их хоть немного унять, к примеру, занять себя учёбой – всё во мне так и бурлило, рвалось наружу. Я желала сейчас только одного – любить и быть любимой. Я жаждала сладких до боли во рту поцелуев, я желала горячих и сильных объятий, от которых моё красивое тело просто трепетало бы от страсти, я желала…
И Герман как никто понял эти мои желания. Более того, он позволил им исполниться. И случилось это неожиданно, как для меня, так и для него. Помню, была пятница, и мы после просмотра в кинотеатре одной зарубежной мелодрамы, понятное дело, про любовь, правда, не слишком и интересной, мы долго гуляли по шикарным закуткам Троицкого предместья, обсуждая, как некоторые особенности просмотренного недавно произведения, так и разную ерунду.
Троицкое предместье имеет довольно интересную историю, - мне ли будущему историку этого не знать! К слову, многих его комплексов сейчас просто могло бы и не быть. Мало кто знает, что благодаря именно Зенону Позняку и ещё нескольким истинным поборникам старины, те памятники культуры белорусского народа не пустили под нож бульдозера, на их месте хотели построить нечто помпезное в духе соцреализма. Слава Богу, этого не случилось, и теперь любой может окунуться в отреставрированную заново частицу старинного Минска.
Внезапно мы остановились возле одного дома старинной планировки.
-Вот здесь я и живу, - произнёс Герман. – Проще говоря, снимаю с одним другом квартиру. Накладно, но что поделаешь. У нас мало кому выпадает шанс попасть в общежитие. Но, возможно, так оно лучше.
-Это почему? – спросила я.
-Иной раз просто хочется тишины и спокойствия. Чтоб поразмышлять.
-А друг твой тебе в этом не мешает?
-Нисколько. К тому, сейчас его нет в городе. Уехал на натуру.
-А что это такое? – воскликнула я, сделав удивлённые глаза, хотя очень хорошо знала, что означает для художников понятие «натура» - девочкой я была образованной. Просто мне хотелось как можно дольше слышать бархатный голос Германа, хотелось, чтобы он никогда не умолкал, а говорил, говорил, а я бы слушала его, открыв рот, и лишь кивала головой в знак согласия как какая-нибудь глупышка. Кстати, я где-то слышала, что парням именно такие девушки и нравятся, так как на их фоне они выглядят не менее чем Энштейнами и Ломоносовыми. Вот что иной раз вытворяет с людьми любовь!
Герман начал мне объяснять, что такое «натура» и с чем её едят, а я смотрела ему в рот, словно дурочка, пока не почувствовала, как начало дрожать моё тело, как налились свинцовой тяжестью мои грудки, а внизу живота сладко заныло, что я просто уже не могла стоять на месте.
И я сделала то, что должна была сделать ещё вчера – перебила умные рассуждения Германа поцелуем. Встала на цыпочки, прижалась к его сильной и мощной груди и поцеловала в губы, которые пахли табаком и ещё чем-то горьким, возможно, спиртным. Мерзость! Но мне было всё равно.
Вот уже почти два месяца мы встречались, но как друзья, между нами пока ничего такого не было, даже поцелуев, и это было моей первой и, возможно, неуклюжей попыткой сдвинуть всё в другую сторону. Хотелось верить, что Герман желал именно этого, но почему-то не спешил первым проявить близость. Возможно, боялся, что я дам от ворот поворот, - вон какая я из себя красавица и недотрога, не трогай и не подходи.
Впрочем, чего греха таить, так бы и случилось, подкатись ко мне Герман вначале наших отношений. Наверное, потому я тянул. Пока я сама не бросилась к нему в руки. Оставалось только подхватить.
И Герман подхватил меня весьма умело. Я даже не успела удивиться, как очутилась с ним в его постели. И не страшно, что постельное белье оставляло желать лучшего, а в помещении пахло чем-то кислым и не свежим, кажется, вяленой рыбой и пивом, а также красками, и повсюду был такой кавардак, что тяжело нечто подобное представить в трезвом уме. Но разве можно было обращать внимание на всё это, если у тебя просто крышу сносило от страсти, а тело и душа жаждали только одного – любви. Любви!!!
Герман вначале накинулся на меня, будто голодный зверь. Именно подобного я и желала – сколько можно было с этим тянуть? Но потом он уменьшил свой напор, начав медленно меня раздевать, сбрасывая мою одежду и белье прямо на пол - господи, ну почему я столько на себя надела! Нужно было одеться как можно по минимуму, - дотрагиваясь кончиками чувственных пальцев до каждой чёрточки моего молодого девственного тела. Следует сказать – это было нечто.
Я даже задрожала от наслаждения. А когда в дело пришли ласковые губы Германа, я и вовсе потеряла голову…
Только придя в себя – через череду бесконечных соитий, меня словно прорвало, и я старательно пыталась нагнать то, чего была лишена такое огромное время, - я посмотрела на всё более трезвым взглядом.
Куда это я попала? Что это со мной? Почему?
Кстати, я недолго размышляла, а сразу кинулась наводить везде порядок. И пока Герман спал, отдыхая от страсти, я позволила себе побыть немного хозяюшкой в его холостяцкой берлоге, видимо, не знавшей никогда женских рук. Вот и хорошо. Значит, другой женщиной тут и не пахнет.
После душа, когда я вернулась в комнату, Герман уже не спал, и сразу потянул меня к себе в кровать. Но я в отказе выставила вперед руки.
-Не трогать! Руки прочь от снаряда! – подобным образом шутил мой папа, когда мамулечка лезла к нему с поцелуями, видимо, взяв этот афоризм со своего давнего прошлого, когда служил в армии.
-Это ещё почему? – улыбнулся Герман.
-Хорошенького понемножку. К тому, нужно сменить постель.
-До этого ты не была привередливой. Всё нравилось.
-Нравилось. Может потому что голову снесло от страсти.
-А сейчас что, страсть прошла?
-Нет, - ответила я с придыханием. – Я ещё больше тебя желаю. Но дело не в этом. Нужно иметь хоть какие-то правила личной гигиены.
-Меня это никогда не беспокоило. Не беспокоит и теперь.
-Это раньше не беспокоило. Ты хочешь, чтобы я была с тобой?
-Ты ещё спрашиваешь? – Герман так и подпрыгнул, оголившись полностью. То, что скрывала простыня, появилось в полной боевой готовности. – Не только хочу, но и желаю, чтобы стала моей женой.
-Это что, предложение руки и сердца?
-Считай, что так!
-Хорошо, - сказала я. – Только мне нужно подумать. Кстати, так замуж не зовут. Нужно было хотя бы одеться, купить цветы, колечко какое-нибудь, и даже испросить разрешения у моих родителей.
-Ой, как всё у нас запущено. И это в век электроники и феминизации.
-А ты что думал?! Я – девушка стародавних традиций. Кстати, в провинции все такие. Так что я желаю себе красивое свадебное белое платье, золотые кольца и большую куклу на капоте машины, - понятно, я это сказала как бы в шутку, можно обойтись и без всего этого. Главное – любовь.
Было заметно, что и Герман не принял мои слова всерьёз – так весело и задорно сияли его глаза.
-Хорошо, будет тебе все, что только не пожелаешь. А сейчас давай – прыгай ко мне. Видишь, я весь в ожидании. Ещё не сдержусь.
-Сдержишься. Лучше иди в душ, пока есть вода. А я сменю постель. И буду тебя ждать. Так что поспешай.
Удивительно, но на этот раз Герман не стал спорить, и до того долго плескался в ванной, что я даже успела заскучать. Потом мы очень долго не выпускали друг друга из объятий, пока я не сказала:
-Хватит. Завтра мне на занятия. А я – девочка правильная. И мне нужно подготовиться. Можешь меня не провожать. Сама как-нибудь доберусь.
-Когда ещё встретимся?
-Может завтра. А может, и никогда.
Тут я, конечно, схитрила. С Германом я готова была встречаться и завтра, и послезавтра, каждый день. И так всю жизнь, пока нас не разлучит смерть. Именно про такую любовь и пишут в красивых женских романах. Только книжки – не жизнь. Жизнь – вещь сложная. Я это понимала, но что, скажите, могла сделать со своей страстью, если так влюбилась.
Время было довольно приметное. Страна возрождалась, порушив старый уклад жизни, а вот новое с невероятной тяжестью прокладывало себе дорогу. Кто-то смотрел на это с ужасом и осторожностью – куда этот мир катится? А кто-то - с надеждой в лучшее будущее. С надеждой в лучшую жизнь смотрела и я. У меня всё ещё было впереди. Через два года я получу диплом, выйду замуж за Германа, нарожаю ему деток, - и заживём мы счастливо, всем на зависть, а себе - на радость.
В общем, всё у меня было распланировано на несколько лет вперёд. Только вот жизнь не стояла на месте, и время от времени вносила свои коррективы. Точнее, я не могла долго ждать, когда Герман станет моим мужем – я желала каждое утро просыпаться с ним рядом в одной постели, готовить ему завтрак, потом бежать на занятия, а вечером спешить в объятия к своему любимому. Хотя мы оба были студентами, мне просто не терпелось надеть на палец обручальное кольцо, украсить голову свадебной фатой и услышать в свой адрес радостные крики близких и друзей «горько!». И это моё нетерпение можно было назвать одним словом – страсть.
Поэтому где-то уже через полгода наших отношений я поставила родителей в известность, что у меня есть молодой человек и что я собираюсь за него замуж. А после и познакомила их, где Герман официально попросил моей руки и сердца.
Папа с мамой ужаснулись. Правда, перед тем, чтобы явить Германа на их ясные очи, я привела того в надлежащий вид, даже уговорила надеть по такому случаю костюм, который он одолжил у одного знакомого. К слову, с того момента, как мы стали встречаться, я понемногу, но приучила Германа к чистоплотности, а точнее, мыться каждый день, потому что он часто потел, чистить зубы, менять белье хотя бы раз в неделю. А вот сбрить бороду или хотя бы немного укоротить волосы Герман решительно отказался, мол, это неким образом может подпортить ему образ свободного художника. Что за глупость? Впрочем, я не настаивала. Мне нравилась его борода.
-Ты что, донюшка! Ты же даже не закончила учёбу! Да и что ты нашла в этом обормоте? И зачем, Алюся, ему борода? Он же молодой парень. А волосы, смотри, какие длинные? Длиннее чем у тебя. На что ты себя обрекаешь? Ни квартиры своей. Ни работы. Оба студенты. Скажи, на что вы жить собираетесь? Одной любовью сыт не будешь. И насколько известно, все художники – люди вольные, и свою личную свободу считают превыше всего. У них, точнее, у многих из них, отсутствует такое понятие как мораль, они просто избавлены от разных предрассудков. Живут, как хотят, спят, прости Господи, с кем хотят.
-Не беспокойтесь, папулечка и мамулечка, - засмеялась я весело. – Герман мой не такой. И любит только меня одну.
-Ой, смотри, Алюся! Ещё наплачешься. Поверь нашему опыту.
Только я не стал слушать папу с мамой, а всё сделала по-своему – вышла замуж за Германа. Свадьба была шумной и весёлой, правда, не очень грандиозной, учитывая кризис в стране – кроме родных и близких были приглашены мои подружки и друзья, однокурсники, а также друзья Германа. Кстати, будет, что вспомнить. Приехали и родители Германа из Санкт-Петербурга. Между прочим, они мне очень понравились, как и я им. Но самым главным было то, что отец Германа подарил нам однокомнатную квартиру, что, кстати, неплохо для начала семейного счастья. У него был свой небольшой бизнес, и поэтому он мог позволить себе шикарный жест. Правда, и мои старики проявили заботу, приобретя нам новую мебель в те хоромы. И стали мы жить-поживать.
Не сказать, что нам было легко, но и не тяжело. Герман же на поверку оказался отличным семьянином, это, несмотря на то, что обычно говорили про людей творчества. К тому, жить мне с ним было очень интересно. Творческая натура моего любимого была полна разносторонних и невероятных фантазий, особенно в сексе – никакой тут тебе рутины, во всём одна свобода и сплошное удовольствие.
В общем, жизнь слаживалась – лучше не бывает. Казалось, что наше счастье будет вечным, и никто и ничто этому не помешает. Как и мечтала, теперь я каждое утро просыпалась рядом со своим любимым, готовила ему завтрак, или он мне – это в том случае, кто первым успел добежать до кухни. Потом каждый отправлялся по своим делам, точнее, на занятия. Вечером встречались и любили друг друга до одурения. Выходные дни мы тоже большей частью проводили в постели, – мы купили огромную кровать, два на три метра, и которая занимала почти половину комнаты. На каникулах мы всегда ездили куда-нибудь отдохнуть, где не нужно было вкладывать большие деньги – на берег реки или озера, приобретя палатку и байдарку на два места. Это летом, а зимой – катались на лыжах на какой-нибудь спортивной турбазе.
Кстати, насчёт денег. Кроме двух стипендий, что были основой нашего семейного бюджета, Герман нашёл подработку в одном кооперативе, где рисовал плакаты, расписывал стены и кое-что по мелочам, где нужен был талант художника. Правда, иногда нам подбрасывали от щедрот своих его родители и мои папа с мамой. В общем, на жизнь вполне хватало, если только не ходить по шикарным ресторанам, дискотекам и не одеваться в дорогих бутиках.
Вскоре я получила свободный диплом, и начала искать работу, и не какую-то, а где бы платили достойно. Но и в этом мне очень повезло. Мне предложили место преподавателя истории в одном элитном платном лицее. Я чуть не плясала от радости. И было от чего: во-первых, лицей находился всего в паре остановок на троллейбусе от нашей квартиры, а во-вторых, обещали приличную зарплату, в то время когда в обычных школах учителям платили и вовсе гроши. Герману оставалось ещё с год учиться в Академии, и получалось так, что я стала основной добытчицей в наш семейный бюджет. Но это ничего не означало – мы были одним целым, и всё делили поровну, как невзгоды, так и радости…
Эту хрупкую, нежную девочку я заприметила сразу с первого дня, как только начала проводить уроки в девятом классе «А». Она так и притягивала к себе своим необычным поведением: всегда держалась в стороне, и на фоне шумных и амбициозных одноклассниц и одноклассников казалась растерянной и потерянной, на переменках ни с кем особо не разговаривала, а одно – сидела где-нибудь в уголочке и что-то чёркала у себя в небольшом альбомчике. Подобная особенность девочки очень заинтриговала меня.
Каюсь, я такой человек, и если что заинтересовало меня, то я просто должна всё разузнать, чтобы этот интерес удовлетворить, и как можно быстрее. И с этой причины, как бы походя, я взяла и расспросила про объект моего внимания у одной коллеги по нелегкому учительскому труду, с которой у меня с самого начала завязалось нечто приятельских отношений.
Оказалось, что у Алины Лапицкой – так звали девочку – недавно умерла мама, точнее, погибла при загадочных обстоятельствах, а сама девчушка, после чуть руки на себя не наложила, перерезав вены на запястьях. Хорошо, что её отец неожиданно вернулся домой, иначе случилась бы ещё одна трагедия. Алину еле вытащили с того света, подлечили, но на учёт к психиатру почему-то не поставили, и она, словно ничего с ней не произошло, продолжила учёбу в лицее. Кого-нибудь другого, случись с тем нечто подобное, промурыжили бы в клинике для душевнобольных, бог знает, сколько, а здесь все было «чики-пики». Дело в том, что отец девочки был своего рода олигарх местного пошиба, и быстро заткнул рот кому нужно.
-Так что с Алиной всё хорошо. Нечего волноваться, - ответила мне приятельница.
-Я б не сказала, - возразила я, отпив с чашки глоток горячего ароматного кофе. Для расспросов я пригласила приятельницу в кофейню. – Заметно, что девочка очень переживает.
-И пусть, - равнодушно махнула рукой в кольцах приятельница, кстати, преподавательница русского языка и литературы, которая каждый день вводила в уши и души подрастающего поколения хорошее и вечное. – Наша «мегера», то есть, директриса посоветовала нам не лезть к девочке в душу. Тем более, её отец запретил это делать. Мол, Алине нужно как можно поскорей забыть про то, что случилось, и не напоминать об этом.
-Но ведь это неправильно. Девочка держится всё время в сторонке. У неё, кажется, даже нет подружек. Знаешь, я всё-таки попробую найти к ней подход. Чем-нибудь увлечь. Нельзя оставлять человека один на один со своим горем и отчаянием. Мне кажется, Алена до сих пор не отошла от потери своей мамы.
-Советую, Аллочка, не лезь в это болото. Пускай отец, этот крутой перец, сам занимается своей дочушкой.
-Да ему, видимо, не до Алины! – возмущённо воскликнула я. - Всё деньги зарабатывает. Всё ему мало. К тому, девочка, особенно в таком возрасте иной раз не всегда может обратиться к мужчине, пускай это даже её отец, с какой-нибудь проблемой личного характера.
-Что ж, если тебе так не терпится, то попробуй. Может, что и получится. Но я бы не советовала. Чужие проблемы – это их проблемы. Не дай бог, если они ещё и тебя зацепят каким-нибудь образом.
Но я уже загорелась мыслью – помочь девочке. Целую ночь не спала – всё размышляла. Герману про это ничего не сказала, - зачем ему знать про мои женские маленькие секретики, которые его и вовсе не касаются.
На другой день во время большой перемены я увидела Алину в коридоре. Девочка сидела на подоконнике и листала как обычно свой альбомчик. Сегодня моего предмета в классе, где училась Алина, не было, но я решила не тянуть с разговором и подошла к девочке.
На моё приветствие Алина сдержанно ответила «Здравствуйте» и, оторвавшись от альбомчика, подняла на меня свой взор.
Боже, в этих больших красивых глазах было что угодно – отчаяние, печаль, скорбь, растерянность, даже неуверенность в завтрашнем дне, кроме одного – радости.
Я и сама растерялась, не знала, что и сказать, с чего начать. И вытиснула из себя первое, что пришло на ум.
-Я вижу, ты рисуешь. Это хорошо. Знаешь, мой муж Герман тоже рисует. Он – художник. Скоро он закончит Академию Художеств. Видимо, ты тоже желаешь быть художником? Или тебе нравится что-то другое?
Но Алина не успела ответить на мои вопросы, которые так и посыпались из меня горохом, как оглушительно прозвучал звонок на занятия. Девочка встрепенулась, а потом вдруг торопливо всунула мне свой альбомчик в руки и бросилась со всех ног в класс.
У меня было «окно», и когда я осталась одна в учительской раскрыла альбомчик Алины. Не сказать, чтобы я хоть что-то поняла из того, что там было начерчено – благодаря Герману я теперь могла довольно сносно разбираться в той или иной репродукции, даже принимая во внимание мировые шедевры искусства, - но подобное меня потрясло и взволновало. И не рисунки. Они были исполнены более-менее, на уровне любителя. Но взволновала манера, в которой эти рисунки были поданы. И это обязательно нужно было показать Герману.
Что я и сделала, подсунув тому вечерком альбомчик Алины. Герман, пролистав внимательно оное от корки до корки, задумчиво произнёс:
-Знаешь, Алюся (Герман перенял манеру моих родителей называть меня именно так, а я и не возражала – мне нравилось), мне бы очень хотелось увидеть эту девочку. Как её? Алина! У вас даже имена похожие. У девочки, бесспорно, есть талант. Но её повествования (всё, что было нарисовано, точнее, написано, Герман определял именно эти словом) меня пугают. Какие-то они мрачные. Слишком много агрессивных тонов – красного и чёрного. Излишне и агрессии. Только вот против кого? Интересно было бы про это узнать. Алюся, а ты бы не могла пригласить девочку к нам? Если только она, конечно, согласится.
-Попробую, - сказала я, неуверенно пожав плечами. – У Алины очень серьёзные проблемы. Она вообще ни с кем не разговаривает.
-А ты попробуй её чем-нибудь привлечь. Ну не мне тебя учить.
В понедельник я отдала Алине её «повествования», отметивши:
-Мой муж считает, что у тебя есть талант. Вот только техника слабовата. Если желаешь, то Герман может тебя кое-чему научить.
-Я не собираюсь становиться профессиональной художницей, - неожиданно на мое предложение огрызнулась девочка, и вначале её большие голубые глаза показались мне колючими и холодными, словно в них была отражена вся злость мира, но неожиданно они очень быстро оттаяли, и Алина уже более миролюбиво вымолвила. – Хочу. Если только я не помешаю вашим планам.
-Каким планам? – я весело рассмеялась. – Мы с Германом живём на удивление спонтанно, не планируя ничего заранее.
Именно с того дня (в тот же вечер я потащила девочку к нам) Алина стала частой гостьей в нашей маленькой, но уютной квартирке. Несмотря на разницу в возрасте – всего на какие-то восемь лет, - мы стали лучшими подружками. Я обсуждала с Алиной прочитанные книжки и просмотренные кинофильмы, советовалась насчёт нарядов или косметики.
С Германом девочка тоже нашла общий язык, разумеется, на почве искусства. А когда они посетили его мастерскую, где он начал обучать Алину разным премудростям и основным навыкам мастерства художника, девочка и вовсе ожила. Казалось, она избавилась от того тяжкого гнёту, который подавлял её последнее время, а вскоре я впервые услышала, как Алина смеётся. Кстати, это с моей лёгкой руки Герман где-то на окраине города снял небольшую времянку в виде небольшого деревянного домика и приспособил под мастерскую, так как в нашей квартирке от его картин и рисунков просто не было где повернуться. К тому, меня иной раз стал раздражать запах красок и иных приспособлений для рисования.
Однажды я воспользовалась моментом и про всё это рассказала Ларисе, той приятельнице, которая не советовала мне лезть в душу чужого ребёнка.
-Зря ты, между прочим, радуешься, - ответила мне та, а потом словно какой-то психиатр обозначила. – Временами слишком явное выздоровление может иметь ещё большие последствия.
-Что ты хочешь этим сказать?
-А то, - Лариса, казалось, как-то злорадно ухмыльнулась. – Жизнь, милочка, иной раз может тебе такие сюрпризы преподнести, что потом диву дашься. Глаза на лоб полезут. Кстати, отец Алины знает про вашу, так сказать, добровольную опеку над его чадом?
-Не знаю, - призналась я. – Как-то не спрашивала про это у Алины.
-Так спроси. А то мало ли что.
-А какая разница! – вскрикнула я. – Главное, с девочкой всё хорошо. Вон как ожила. Даже за учёбу взялась. Ты разве не заметила?
-Заметила, ещё как заметила. Между прочим, не так давно я задала их классу написать сочинение на тему «Кем я вижу себе в будущем». Знаешь, что написала твоя Алина? Она видит себя иллюстратором детских книг.
-Вот видишь! Это же прекрасно.
-Спорить не собираюсь. Но ведь ты не дослушала. А ещё девочка видит себя женой художника. Ну как тебе такое? У ангелочка уже стали прорезаться небольшие рожки.
Я не знала, что и сказать. Хотя, на мой взгляд, в мечтах Алины ничего плохого и не было. Часто приходя в гости, девочка совершенно по-доброму позавидовать нашим с Германом отношениям, атмосфере любви и дружбы, что существовала в нашей семье. И поэтому желала сложить свою личную жизнь по этому сценарию. Ну, разве я сама о чем-то подобном не мечтала в своё время? Любимая работа, любимый муж, счастье и любовь каждый день и каждую ночь…
Тем не менее, в сердце мне закралась тревога. Вот и откровенничай после этого с кем-нибудь. Несколько дней я ходила под влиянием этой тяжести, пока всё не рассказала Герману.
-Вот глупышка! - захохотал он, захлопав себя ладонями по коленям. – Это ж нужно такое взять в голову. Моя жена-красавица, которую я люблю больше всего на свете, ревнует меня к какому-то гадкому утёнку.
-Ничего я не ревную, - тут я топнула ножкой. – Просто что-то на меня такое нашло. И, между прочим, Алина никакой не гадкий утёнок. Не желаю даже слушать, как ты её обзываешь. Так, она ещё подросток, худенькая и довольно нескладная пока девочка. Но можешь мне поверить, придёт время – и Алина превратится в красивую белую лебедь. Да за ней все ребята будут в ряды укладываться. Так что давай, проси у меня прощения.
И Герман так хорошо попросил у меня прощения, что у нас той ночью даже минутки свободной не было, чтоб хоть отдохнуть. Впрочем, я и не очень сопротивлялась…
А вскоре я поняла, что забеременела. Но чтобы быть до конца уверенной посетила женскую консультацию. Врач, седой, импозантный мужчина (интересно, неужели ему нравится видеть каждый день то, что иная женщина скрывает даже от себя?) подтвердил мою догадку. О чём я тут же и поспешила сообщить Герману. Тот не только обрадовался, а подхватил меня на руки и начал кружить по квартире, хорошо, что ещё не стал подбрасывать вверх, как мячик.
-Знай наших! Всё, теперь всю самую тяжёлую работу по дому я беру на себя. А кто у нас будет? Мальчик? Или девочка?
-Я ещё точно не знаю. Слишком маленький срок.
-Лучше пусть будет девочка.
-Это почему? Мне кажется, что мальчик должен быть первым в семье.
-Нет! – решительно сказал Герман. – Девочка, и только девочка. Такая же красивая, как ты. Я буду играть с ней в куклы, которых у неё будет много-много. Я буду наряжать её в разные прелестные платьица, расчёсывать ей волосы, украшать их огромными бантами…
Первые месяцы беременности я переносила очень тяжело. Всё у меня болело, мучил токсикоз. Несколько раз даже теряла сознание в самых неподходящих местах. Насколько я себя помню, я никогда не болела, разве что по мелочи, вроде простуды, детские болезни не в счёт. А тут такое!
Герман носился со мной, как с той писаной торбой, разве что только пылинки не сдувал. Мне порой даже было неловко от такой заботы.
Алина же, едва только узнав про мою беременность, вдруг начала сильно махать руками и что-то зло и одержимо выкрикивать в голос, а вот что я уже и не помню. Мне было не до того, так как крик девочки вывел меня просто из равновесия. А после Алина и вовсе бросилась вон из нашей квартиры, резко хлопнув дверью.
-Что это с ней? – отойдя, я спросила у Германа.
-Она ещё ребёнок. Возможно, заревновала. Видимо, вбила себе в голову, что именно только она одна имеет право быть нашей любимицей. А тут твоя беременность. Скоро соперник или соперница полностью займут наше сердце. А ей там уже и не будет места. Вот и сорвалась. Что поделаешь. Ребёнок есть ребёнок.
-Глупости! – возразила я. – Ну разве можно так?! Мы к ней со всей душой. А она повела себя омерзительно. Не понимаю.
-А что тут понимать?! – Герман пожал плечами. – У девочки нормальная реакция нормального ребёнка. С кем не случается.
-Ничего себе ребёнок! Не сегодня - завтра школу окончит.
-Может так. Ничего, все перемелется. Вот поступит Алина туда, куда она задумала, встретит там какого-нибудь прыщавого студентика и влюбится в него, а то и папаша постарается – подкатит ей соответствующего мужа. Она и забудет про нас. Слушай, Алюся, не ищи плохого, там, где его нет. Не волнуйся. Хорошо?
-Хорошо! – ответила я, но всё равно осталась при своём мнении.
С того случая Алина у нас так больше и не появилась, оставив после своих выкрутасов довольно неприятный осадок у меня на душе. Вот и делай после хорошее, - не каждый это чтит.
Я пробовала выглядеть бодро, оптимистично, но у меня это не очень-то и получалось. Что-то щемило на сердце.
По совету врача мне пришлось отказать Герману в интимных отношениях, точнее, в сексе. На что тот только улыбнулся.
-Нужно, значит нужно. Выполняй всё безукоризненно. Ничто не должно повредить нашей с тобой маленькой дочурке.
Ну чего он взял в голову, что будет именно девочка? А может, я мальчика хочу? Вот возьму и рожу назло ему мальчишку. В последнее время Герман стал какой-то не такой. И к тому, сбрил свою замечательную бороду. А как же образ свободного художника, за который он столь страстно держался все эти годы?
Прошло чуть меньше месяца. Однажды после очередного посещения женской консультации мне неожиданно захотелось сделать Герману приятный сюрприз и заехать к нему в мастерскую. Давно, между прочим, там не была. А что? Всего несколько остановок на метро и ещё немного пешочком. Кстати, Герман последнее время там пропадал с утра до позднего вечера. Оправдывался тем, что работает над сюжетами, предназначенными для дипломного проекта. Говорил, не скучай, осталось совсем ничего.
Я скучала, но ждала. Но сегодня вот не удержалась, купила бутылку пива для Германа, для себя мандаринов, и устремилась к своему любимому, словно на первое свидание. Но оказалось, сюрприз сделала не ему, а себе.
И увидела то, что в моём положении нельзя было видеть – горячее сплетенье обнажённых тел Германа с Алиной. Услышала то, что не должна была услышать – их безумные неистовые крики, полные животной страсти.
Я не помнила, что я кричала в адрес ошалевших от моего неожиданного появления любовников, как кидалась в них мандаринами. Даже не помнила, как и куда я бежала, хватая воспалённым ртом грязный воздух, который был обычным явлением возле шоссе, где за одну минуту, минуя тебя, может пронестись чуть не сотня машин, пока вдруг не зацепилась за что-то, и не упала.
Очнулась я лишь в больнице, и сразу схватилась за живот. Но там вместо привычной тяжести ничего не было. Я прямо, как волчица, взвыла от ужаса и от боли, но не той боли, что охватило моё и без того, казалось, омертвевшее тело, а той боли, что сжала мен душу и сердце. Я вновь принялась дико орать, биться в истерике, пока меня не успокоили сильные руки санитарок и укол какого-то сильнодействующего препарата.
После несколько дней я лежала как бы в прострации, сквозь сон слыша ставшим мне неприятный прямо до отвращения голос Германа. Тот просил у меня прощения за всё, что сотворил, и даже уверял, что с Алиной у него ничего такого серьёзного не было, и что он любит только меня, а её просто пожалел.
Он, видите ли, её пожалел!!! А меня кто пожалеет?
Ну и что с того что она столько пережила? Я тоже много чего пережила. Ах, он не мог её оттолкнуть, чтобы не сделать ей больно, чтобы не загубить. Ибо Алиночка – Алиночка?! – видела собственными глазами, как её родной отец убил свою жену, её маму, а потом как-то сумел убедить Алину, что обнаружил ту уже мёртвой.
Много потом ещё чего разного говорил мне Герман, но я его больше не слушала, и прогнала прочь. Вначале из палаты, а потом из своей жизни. Я могла бы простить ему всё-всё на свете, вот только измены – и с кем?! – никогда. Но особенно не могла простить ему того, что потеряла ребёнка, которого носила под сердцем.
И как только я пошла на поправку, сразу же подала на развод, а также съехала с квартиры – жить с Германом под одной крышей было просто невыносимо. Никого не пожелала слушать. Ни Германа. Ни его родителей. Ни своих. Зачем мне запоздалые слова утешения. Они не помогут вернуть мне то, что я потеряла – любовь и веру в обычное женское счастье.
В голове просто не укладывалось, почему вместо добра мои, казалось, незначительные усилия принесли мне только одно зло? Или нужно было больше стараться? Но ведь это я сама своими собственными руками разрушила себе жизнь, пустив туда чужого человека. Удивительно, как много иной раз зла таиться в надежде на добро. И вот с этого может сложиться впечатление, что человек только игрушка в руке кого-то всесильного и движется он туда-сюда не по собственному желанию, а куда направит его та неумолимая длань...
Вскоре наступила зима, но снега ещё не было. Солнце уже не согревало так, как раньше, и небо не было больше прозрачным, а в серых, словно наполненных свинцом тучах; на проводах покачивалась первая серебристая изморозь; в воздухе стоял сладкий запах подмерзшей листвы.
К слову, каждый сезон в природе имеет своё очарование. Это как у Пушкина. Но кто-то считает осень унылым, печальным явлением, и приход зимы его пугает. Может потому, что когда-то жившее и расцветавшее летом теперь просто отмирает и исчезает. А смерть, неважно чего, всегда несёт в себе печаль. Только, мне кажется, у каждой поры года есть своя особенная жизнь и своя энергия, а каждый сезон имеет некое преимущество – чувственное и очевидное – перед всеми остальными сезонами.
Однажды, а именно в такое промозглое ноябрьское утро я решила прогуляться, может, даже пройтись по магазинам. И не потому, чтобы купить себе что-то необходимое, а чтобы как-то отвлечься от невесёлых мыслей, которые в последнее время всё чаще и чаще не давали мне покоя, - говорят, подобное мероприятие очень помогает, особенно женщинам. Пропустив нужную остановку, я вдруг неожиданно поехала дальше, в самый конец города, и пришла в себя только возле красивых сосенок, которые каким-то чудом укрепились небольшим островком в ста шагах от дороги. Сосны были высокие, стройные, и под лёгким ветром шелестели тихо-тихо, словно что-то хотели мне сказать.
Я как бы исподволь прижалась всем телом к одной такой сосенке, дотронувшись щекой до шероховатой коры. И уже где-то через мгновение почувствовала – о, чудо! – не холод, а нечто тёплое и до этого мне незнакомое. Это лёгкое прикосновение вдруг всколыхнуло во мне всё то, что лежало до этого тяжёлым ледяным камнем на сердце, а потом и вовсе невероятным образом разбило вдребезги на мелкие-мелкие осколки, которые тут же растаяли. А по моим венам неожиданно заструилось нечто живое и тёплое. Возможно, подобным образом, почувствовав приближение весны, просыпаются от зимнего покоя деревья. Проснулась и я. И не только проснулась, мне захотелось петь, танцевать, кричать в полный голос, чтоб меня услышали не только сосны и небо, но и весь белый свет.
Удивительно, но пока живёт человек, пока он дышит - может жить и его будущее. А также жить его надежда на счастье, пускай даже самое маленькое, несмотря ни на что, а точнее, на разные тому соответствующие столкновения.
Картинка из интернета.
Композиция: RAINBOW - Maybe next time.
Любить и быть любимой! Как красиво и мудро это звучит. Так бы и пела эти слова в полный голос – пусть все меня слышат! И небеса, и лес, и даже цветы на лугу. Про людей я уже и не говорю.
Только не всё так просто. Мою жизнь можно сравнить разве что с той сизой голубицей, которая вдруг однажды взлетела выше обычного за небеса, задержалась там лишь на мгновение подышать воздухом звёзд, ощутить их холодное дыхание, а после - неожиданно с криком отчаяния броситься камнем вниз. Но не погибнуть, а своей белой хрупкой грудью, где билось её израненное сердце, больно и сильно удариться об голые скалы. Потом долгое время лежать, приходя в себя, а очнувшись, снова постараться взлететь в небеса. Но уже не так весело и живо, как это было раньше. Птица стала бояться высоты.
Вот так и я. Словно нечто непонятное спеленало мне крылья.
А может, я просто осознала, что всё в этом мире относительно. Это значит, в большой частности относительно.
Не тайна, что жизнь каждого человека состоит из ряда всего относительного: поступков, решений, соответствий, столкновений, даже понятий. На самом же деле их не так уже и много. Но и не мало.
Сколько я себя помню, жизнь моя была светлой и радостной. С самого детства я ощущала к себе любовь и особенное внимание своих родителей – у меня были самые лучшие и красивые куклы, игрушки, в общем, всё, что я только могла себе пожелать. И понятное дело – папа с мамой для меня, своей любимой и единственной доченьки, ничего не жалели.
Не была я обделена вниманием и в детском саду: воспитательницам нравилась всегда опрятная, спокойная и красивая девочка. Да, да, я не задираю нос, чтобы как-то подать себя с лучшей стороны, - я и в самом деле очень красивая, словно куколка. Волосы длинные, шелковистые, чёрные, что смола, особенно когда они украшены большими разноцветными бантами. Глаза большие, цвета спелого ореха, смотрят на этот мир доверчиво и открыто. Ротик небольшой, красиво очерченный, слегка припухлый, кажется немного капризный. Но я не была какой-то там капризулей, а наоборот – очень и очень послушной девочкой. Как в детском саду, так и в школе, куда я, между прочим, всегда ходила с удовольствием – так мне нравилось учиться.
Скажете, что так не бывает? Бывает! И знаете почему? Учёба давалась мне на удивление легко, даже не нужно было напрягаться, любые задачки, уравнения, неважно по какому предмету я решала за считанные минуты – щёлкала их, как те орешки. Так что оценку «отлично» преподаватели мне ставили не за красивые глазки, а вполне заслуженно. И потому, куда мне пойти дальше учиться после окончания школы, сомнений не вызывало – конечно же, в университет, и, ясное дело, на физико-математический факультет, учитывая мои способности к вышеозначенным предметам. К тому, этого страстно желали папа с мамой.
Только на этот раз я решила поступить по-своему, что было неожиданным, как для родителей, так и для всех остальных. Смешно, но до этого дня я никогда ни с кем не спорила: что мне говорили, к тому я и прислушивалась, понятное дело, учитывая те или иные особенности.
Но сейчас вместо физико-математического я решила попытать счастья на экзаменах на исторический факультет. Хотя какие там экзамены – всего лишь один по основному предмету, по истории, которую я знала, как свои пять пальцев. Если имеешь золотую медаль, то это в принципе не так уж и сложно. Но чтоб переубедить родителей в своём выборе, отметила всё довольно просто: способности до точных наук у меня есть, но не более того, вот только я не желаю заниматься всю жизнь тем, что меня не очень-то и вдохновляет, да и никогда не вдохновляло. А вот до и истории, как науки, у меня особое отношение – трепетное, она мне очень нравится, и потому я желаю связать с ней всю свою жизнь. Впрочем, стоит мне только захотеть, то я могу переубедить любого. Меня даже не пугало то, что мне придётся надолго распрощаться с родителями и подружками детства.
Кстати, до сей поры я никогда не жила одна, всегда рядом со мной кто-нибудь да находился: папа, мама, дедушки и бабушки с двух сторон. А теперь мне нужно было ехать в дальний свет, считай почти за триста километров от родного города, туда, где у меня даже из дальних родственников никого не было. Удивительно, но никто из близких так и не сумел закрепиться в столице нашей родины, а может просто не пожелал – жить в огромном городе очень сложно, иной раз даже бывает тяжело к этому приспособиться.
Вначале папа хотел снять для меня квартиру, он и мама считали, что если я поселюсь в общежитии, то там мне будет не до учёбы. Интересно, что они имели в виду?
-Ты, донюшка, просто не знаешь, что это такое. Хуже чем Содом с Гоморрой. По себе знаем. А деньги что? Дело наживное. Ещё заработаем. Главное, чтобы у тебя всё было хорошо.
Но только я решительно отказалась от их щедрого предложения: видимо, непослушание стало входить мне в привычку. Сказала, что хочу полностью на себе испытать все тяготы и радости студенческой жизни наравне со своими будущими сокурсниками. Вот вы, к примеру, через всё это прошли – и ничего, живые и здоровые. К тому, сейчас есть что вспомнить – вспоминаете с нотками лёгкой ностальгии в голосе. Короче, получилось так, как я пожелала.
-Главное, Алюся, не влюбись, - перед тем, как отправить меня в путь-дорогу, а проще говоря, в самостоятельное плавание по жизни, поучала меня мама – бухгалтер по профессии. – Вначале, как ты и задумала, учёба, а остальное может и подождать. К тому, пристойных кавалеров, мне кажется, кот наплакал. А те, что путаются под ногами, так они стремятся только до одного: как залезть под юбки молоденьким глупышкам из провинции. Сделают своё дело, а потом – только их и видели.
-Ой, мамулечка, - смеялась я звонко и весело, - какая ты у меня странная. Ни о чём таком я и не думаю. Я еду учиться и только учиться. Так что зря ты беспокоишься.
И действительно первые три года меня интересовала только учёба. К парням со своего курса – кстати, их было в несколько раз больше чем нас, девчат, - я относилась, так сказать, по-приятельски, не позволяя не им и не себе никаких вольностей.
Студенческая жизнь, учитывая особенности учебного процесса, была весьма суетливой и весёлой. Несмотря на то, что я вела себя довольно сдержанно, никогда не отказывалась от участия в разных мероприятиях, которые время от времени случались в общежитии, - я имею в виду дни рождения своих однокурсников и их друзей. Тогда, чего, скажите, стесняться, я позволяла за собой иной раз поухаживать, приняв для поднятия настроения бокальчик-другой дешёвого вина, признаюсь, ради любопытства – что, интересно, некоторые девчата находят в этом приятного? На мой взгляд, обычная мерзость. Но что поделаешь: студенты народ бедный, не состоятельный, и на хороший кальвадос или шампанское с ананасами денег у них нет.
Так вот, я иногда позволяла за собой ухаживать, даже целовалась – ну кто, скажите, из девчат не желал познать, что это такое? Не стала и я этому исключением. Следует признать, мне очень нравилось целоваться.
Но кроме поцелуев я себе большего не позволяла. К слову, как и тем, кто, так или иначе, пытался мне залезть под юбку, словно там мёдом было намазано. Только они не на ту нарвались – сразу дала от ворот поворот. Потом те парни ко мне больше и не подбивали клинья, да и другим не советовали: эта целка и вас обломит. Целка, так целка. Меньше забот.
Случалось, что иной раз студенческая братия вела себя так будто бесконечные пьянки и гулянки были едва ли не самым главным в их молодой жизни. И поэтому мне иногда приходилось готовиться к занятиям или в библиотеке, или в скверике возле Университета. Там удивительно было тихо, да и народу не сказать, чтобы слишком.
Именно тогда я и увидела его. Высокий, стройный, с рыжими длинными лохматыми волосами и бородой, в клетчатой рубашке навыпуск и голубых стильных джинсах он что-то рисовал в одиночестве, склонившись над большими листами бумаги.
Вначале я едва бросила на него равнодушный взгляд. Дурачина какой-то. Грязноватые волосы свисают, словно та пакля, вид неопрятный, имеющий аналог разве что с пугалом, украшающим огород, одежда не стиранная, возможно, больше месяца. Ужас! Подобные этому оболтусу меня никогда не интересовали, хотя на личико он был вроде ничего, если бы только побрился.
Короче говоря, я, как могла, игнорировала этого парня, особенно пламенные взгляды, которые тот чуть ли не ежеминутно бросал в мою сторону. Это продолжалось где-то с неделю, пока вдруг парень не взял и сам не подошёл до лавочки, где я сидела, обложившись учебниками и конспектами, и поздоровался. Надо же, это пугало ещё говорить умеет?
Впрочем, я, как воспитанная в лучших традициях девушка, ответила на приветствие, но серьёзно и сдержанно. На что парень блеснул искромётной шуткой. Какой? Да я уже и не помню. Главное, мне понравилось. Я даже улыбнулась.
Как понравился и голос парня, кстати, который представился мне как Герман. Сочный, мягкий тембр голоса просто окутывал и привлекал к себе, он назойливо лез мне в уши и звучал там сладко и напевно.
Сейчас уже и не вспомнить чем привлёк Герман. Может обволакивающим необычной теплотой взглядом, а может, ошеломительным умением вести беседу о чём только угодно. Но скорей всего тем, что сразу, не кокетничая, показал мне свои рисунки. Там везде была я: то грустная, задумчивая, то весёлая, радостная, с лёгкой улыбкой на устах, а вот я в летнем цветастом платьишке бегу по бесконечному лугу, раскинув руки в разные стороны, словно собираюсь взлететь, как птица…
В общем, случилось то, чего так боялась моя мамулечка – я влюбилась. И позволю заметить – как последняя дурочка. К тому, в художника – Герман учился в Академии Искусств. А, как известно, творческие личности – люди совершенно иного сорта, то есть, не от мира сего. Не знаю почему, но у меня до того времени сложилось особое мнение, что творческим личностям иметь семью, воспитывать детей иной раз бывает довольно сложно, - как-никак, а богема. Ну, разве может их заинтересовать нечто приземлённое, как быт? Понятное дело, что нет.
Но сейчас я отбросила это мнение в сторону. Может потому что не имела никаких намерений заводить семью, а тем более детишек. Мне нужно было «учиться, учиться и ещё раз учиться», как однажды заметил дедушка Ленин, - пятиметровый плакат с этим воззванием висел над входом в школу и поражал однообразием всего красного.
Только вот с гормонами, которые уже начали будоражить мою молодую горячую кровь, я ничего поделать не смогла. И как я не пробовала их хоть немного унять, к примеру, занять себя учёбой – всё во мне так и бурлило, рвалось наружу. Я желала сейчас только одного – любить и быть любимой. Я жаждала сладких до боли во рту поцелуев, я желала горячих и сильных объятий, от которых моё красивое тело просто трепетало бы от страсти, я желала…
И Герман как никто понял эти мои желания. Более того, он позволил им исполниться. И случилось это неожиданно, как для меня, так и для него. Помню, была пятница, и мы после просмотра в кинотеатре одной зарубежной мелодрамы, понятное дело, про любовь, правда, не слишком и интересной, мы долго гуляли по шикарным закуткам Троицкого предместья, обсуждая, как некоторые особенности просмотренного недавно произведения, так и разную ерунду.
Троицкое предместье имеет довольно интересную историю, - мне ли будущему историку этого не знать! К слову, многих его комплексов сейчас просто могло бы и не быть. Мало кто знает, что благодаря именно Зенону Позняку и ещё нескольким истинным поборникам старины, те памятники культуры белорусского народа не пустили под нож бульдозера, на их месте хотели построить нечто помпезное в духе соцреализма. Слава Богу, этого не случилось, и теперь любой может окунуться в отреставрированную заново частицу старинного Минска.
Внезапно мы остановились возле одного дома старинной планировки.
-Вот здесь я и живу, - произнёс Герман. – Проще говоря, снимаю с одним другом квартиру. Накладно, но что поделаешь. У нас мало кому выпадает шанс попасть в общежитие. Но, возможно, так оно лучше.
-Это почему? – спросила я.
-Иной раз просто хочется тишины и спокойствия. Чтоб поразмышлять.
-А друг твой тебе в этом не мешает?
-Нисколько. К тому, сейчас его нет в городе. Уехал на натуру.
-А что это такое? – воскликнула я, сделав удивлённые глаза, хотя очень хорошо знала, что означает для художников понятие «натура» - девочкой я была образованной. Просто мне хотелось как можно дольше слышать бархатный голос Германа, хотелось, чтобы он никогда не умолкал, а говорил, говорил, а я бы слушала его, открыв рот, и лишь кивала головой в знак согласия как какая-нибудь глупышка. Кстати, я где-то слышала, что парням именно такие девушки и нравятся, так как на их фоне они выглядят не менее чем Энштейнами и Ломоносовыми. Вот что иной раз вытворяет с людьми любовь!
Герман начал мне объяснять, что такое «натура» и с чем её едят, а я смотрела ему в рот, словно дурочка, пока не почувствовала, как начало дрожать моё тело, как налились свинцовой тяжестью мои грудки, а внизу живота сладко заныло, что я просто уже не могла стоять на месте.
И я сделала то, что должна была сделать ещё вчера – перебила умные рассуждения Германа поцелуем. Встала на цыпочки, прижалась к его сильной и мощной груди и поцеловала в губы, которые пахли табаком и ещё чем-то горьким, возможно, спиртным. Мерзость! Но мне было всё равно.
Вот уже почти два месяца мы встречались, но как друзья, между нами пока ничего такого не было, даже поцелуев, и это было моей первой и, возможно, неуклюжей попыткой сдвинуть всё в другую сторону. Хотелось верить, что Герман желал именно этого, но почему-то не спешил первым проявить близость. Возможно, боялся, что я дам от ворот поворот, - вон какая я из себя красавица и недотрога, не трогай и не подходи.
Впрочем, чего греха таить, так бы и случилось, подкатись ко мне Герман вначале наших отношений. Наверное, потому я тянул. Пока я сама не бросилась к нему в руки. Оставалось только подхватить.
И Герман подхватил меня весьма умело. Я даже не успела удивиться, как очутилась с ним в его постели. И не страшно, что постельное белье оставляло желать лучшего, а в помещении пахло чем-то кислым и не свежим, кажется, вяленой рыбой и пивом, а также красками, и повсюду был такой кавардак, что тяжело нечто подобное представить в трезвом уме. Но разве можно было обращать внимание на всё это, если у тебя просто крышу сносило от страсти, а тело и душа жаждали только одного – любви. Любви!!!
Герман вначале накинулся на меня, будто голодный зверь. Именно подобного я и желала – сколько можно было с этим тянуть? Но потом он уменьшил свой напор, начав медленно меня раздевать, сбрасывая мою одежду и белье прямо на пол - господи, ну почему я столько на себя надела! Нужно было одеться как можно по минимуму, - дотрагиваясь кончиками чувственных пальцев до каждой чёрточки моего молодого девственного тела. Следует сказать – это было нечто.
Я даже задрожала от наслаждения. А когда в дело пришли ласковые губы Германа, я и вовсе потеряла голову…
Только придя в себя – через череду бесконечных соитий, меня словно прорвало, и я старательно пыталась нагнать то, чего была лишена такое огромное время, - я посмотрела на всё более трезвым взглядом.
Куда это я попала? Что это со мной? Почему?
Кстати, я недолго размышляла, а сразу кинулась наводить везде порядок. И пока Герман спал, отдыхая от страсти, я позволила себе побыть немного хозяюшкой в его холостяцкой берлоге, видимо, не знавшей никогда женских рук. Вот и хорошо. Значит, другой женщиной тут и не пахнет.
После душа, когда я вернулась в комнату, Герман уже не спал, и сразу потянул меня к себе в кровать. Но я в отказе выставила вперед руки.
-Не трогать! Руки прочь от снаряда! – подобным образом шутил мой папа, когда мамулечка лезла к нему с поцелуями, видимо, взяв этот афоризм со своего давнего прошлого, когда служил в армии.
-Это ещё почему? – улыбнулся Герман.
-Хорошенького понемножку. К тому, нужно сменить постель.
-До этого ты не была привередливой. Всё нравилось.
-Нравилось. Может потому что голову снесло от страсти.
-А сейчас что, страсть прошла?
-Нет, - ответила я с придыханием. – Я ещё больше тебя желаю. Но дело не в этом. Нужно иметь хоть какие-то правила личной гигиены.
-Меня это никогда не беспокоило. Не беспокоит и теперь.
-Это раньше не беспокоило. Ты хочешь, чтобы я была с тобой?
-Ты ещё спрашиваешь? – Герман так и подпрыгнул, оголившись полностью. То, что скрывала простыня, появилось в полной боевой готовности. – Не только хочу, но и желаю, чтобы стала моей женой.
-Это что, предложение руки и сердца?
-Считай, что так!
-Хорошо, - сказала я. – Только мне нужно подумать. Кстати, так замуж не зовут. Нужно было хотя бы одеться, купить цветы, колечко какое-нибудь, и даже испросить разрешения у моих родителей.
-Ой, как всё у нас запущено. И это в век электроники и феминизации.
-А ты что думал?! Я – девушка стародавних традиций. Кстати, в провинции все такие. Так что я желаю себе красивое свадебное белое платье, золотые кольца и большую куклу на капоте машины, - понятно, я это сказала как бы в шутку, можно обойтись и без всего этого. Главное – любовь.
Было заметно, что и Герман не принял мои слова всерьёз – так весело и задорно сияли его глаза.
-Хорошо, будет тебе все, что только не пожелаешь. А сейчас давай – прыгай ко мне. Видишь, я весь в ожидании. Ещё не сдержусь.
-Сдержишься. Лучше иди в душ, пока есть вода. А я сменю постель. И буду тебя ждать. Так что поспешай.
Удивительно, но на этот раз Герман не стал спорить, и до того долго плескался в ванной, что я даже успела заскучать. Потом мы очень долго не выпускали друг друга из объятий, пока я не сказала:
-Хватит. Завтра мне на занятия. А я – девочка правильная. И мне нужно подготовиться. Можешь меня не провожать. Сама как-нибудь доберусь.
-Когда ещё встретимся?
-Может завтра. А может, и никогда.
Тут я, конечно, схитрила. С Германом я готова была встречаться и завтра, и послезавтра, каждый день. И так всю жизнь, пока нас не разлучит смерть. Именно про такую любовь и пишут в красивых женских романах. Только книжки – не жизнь. Жизнь – вещь сложная. Я это понимала, но что, скажите, могла сделать со своей страстью, если так влюбилась.
Время было довольно приметное. Страна возрождалась, порушив старый уклад жизни, а вот новое с невероятной тяжестью прокладывало себе дорогу. Кто-то смотрел на это с ужасом и осторожностью – куда этот мир катится? А кто-то - с надеждой в лучшее будущее. С надеждой в лучшую жизнь смотрела и я. У меня всё ещё было впереди. Через два года я получу диплом, выйду замуж за Германа, нарожаю ему деток, - и заживём мы счастливо, всем на зависть, а себе - на радость.
В общем, всё у меня было распланировано на несколько лет вперёд. Только вот жизнь не стояла на месте, и время от времени вносила свои коррективы. Точнее, я не могла долго ждать, когда Герман станет моим мужем – я желала каждое утро просыпаться с ним рядом в одной постели, готовить ему завтрак, потом бежать на занятия, а вечером спешить в объятия к своему любимому. Хотя мы оба были студентами, мне просто не терпелось надеть на палец обручальное кольцо, украсить голову свадебной фатой и услышать в свой адрес радостные крики близких и друзей «горько!». И это моё нетерпение можно было назвать одним словом – страсть.
Поэтому где-то уже через полгода наших отношений я поставила родителей в известность, что у меня есть молодой человек и что я собираюсь за него замуж. А после и познакомила их, где Герман официально попросил моей руки и сердца.
Папа с мамой ужаснулись. Правда, перед тем, чтобы явить Германа на их ясные очи, я привела того в надлежащий вид, даже уговорила надеть по такому случаю костюм, который он одолжил у одного знакомого. К слову, с того момента, как мы стали встречаться, я понемногу, но приучила Германа к чистоплотности, а точнее, мыться каждый день, потому что он часто потел, чистить зубы, менять белье хотя бы раз в неделю. А вот сбрить бороду или хотя бы немного укоротить волосы Герман решительно отказался, мол, это неким образом может подпортить ему образ свободного художника. Что за глупость? Впрочем, я не настаивала. Мне нравилась его борода.
-Ты что, донюшка! Ты же даже не закончила учёбу! Да и что ты нашла в этом обормоте? И зачем, Алюся, ему борода? Он же молодой парень. А волосы, смотри, какие длинные? Длиннее чем у тебя. На что ты себя обрекаешь? Ни квартиры своей. Ни работы. Оба студенты. Скажи, на что вы жить собираетесь? Одной любовью сыт не будешь. И насколько известно, все художники – люди вольные, и свою личную свободу считают превыше всего. У них, точнее, у многих из них, отсутствует такое понятие как мораль, они просто избавлены от разных предрассудков. Живут, как хотят, спят, прости Господи, с кем хотят.
-Не беспокойтесь, папулечка и мамулечка, - засмеялась я весело. – Герман мой не такой. И любит только меня одну.
-Ой, смотри, Алюся! Ещё наплачешься. Поверь нашему опыту.
Только я не стал слушать папу с мамой, а всё сделала по-своему – вышла замуж за Германа. Свадьба была шумной и весёлой, правда, не очень грандиозной, учитывая кризис в стране – кроме родных и близких были приглашены мои подружки и друзья, однокурсники, а также друзья Германа. Кстати, будет, что вспомнить. Приехали и родители Германа из Санкт-Петербурга. Между прочим, они мне очень понравились, как и я им. Но самым главным было то, что отец Германа подарил нам однокомнатную квартиру, что, кстати, неплохо для начала семейного счастья. У него был свой небольшой бизнес, и поэтому он мог позволить себе шикарный жест. Правда, и мои старики проявили заботу, приобретя нам новую мебель в те хоромы. И стали мы жить-поживать.
Не сказать, что нам было легко, но и не тяжело. Герман же на поверку оказался отличным семьянином, это, несмотря на то, что обычно говорили про людей творчества. К тому, жить мне с ним было очень интересно. Творческая натура моего любимого была полна разносторонних и невероятных фантазий, особенно в сексе – никакой тут тебе рутины, во всём одна свобода и сплошное удовольствие.
В общем, жизнь слаживалась – лучше не бывает. Казалось, что наше счастье будет вечным, и никто и ничто этому не помешает. Как и мечтала, теперь я каждое утро просыпалась рядом со своим любимым, готовила ему завтрак, или он мне – это в том случае, кто первым успел добежать до кухни. Потом каждый отправлялся по своим делам, точнее, на занятия. Вечером встречались и любили друг друга до одурения. Выходные дни мы тоже большей частью проводили в постели, – мы купили огромную кровать, два на три метра, и которая занимала почти половину комнаты. На каникулах мы всегда ездили куда-нибудь отдохнуть, где не нужно было вкладывать большие деньги – на берег реки или озера, приобретя палатку и байдарку на два места. Это летом, а зимой – катались на лыжах на какой-нибудь спортивной турбазе.
Кстати, насчёт денег. Кроме двух стипендий, что были основой нашего семейного бюджета, Герман нашёл подработку в одном кооперативе, где рисовал плакаты, расписывал стены и кое-что по мелочам, где нужен был талант художника. Правда, иногда нам подбрасывали от щедрот своих его родители и мои папа с мамой. В общем, на жизнь вполне хватало, если только не ходить по шикарным ресторанам, дискотекам и не одеваться в дорогих бутиках.
Вскоре я получила свободный диплом, и начала искать работу, и не какую-то, а где бы платили достойно. Но и в этом мне очень повезло. Мне предложили место преподавателя истории в одном элитном платном лицее. Я чуть не плясала от радости. И было от чего: во-первых, лицей находился всего в паре остановок на троллейбусе от нашей квартиры, а во-вторых, обещали приличную зарплату, в то время когда в обычных школах учителям платили и вовсе гроши. Герману оставалось ещё с год учиться в Академии, и получалось так, что я стала основной добытчицей в наш семейный бюджет. Но это ничего не означало – мы были одним целым, и всё делили поровну, как невзгоды, так и радости…
Эту хрупкую, нежную девочку я заприметила сразу с первого дня, как только начала проводить уроки в девятом классе «А». Она так и притягивала к себе своим необычным поведением: всегда держалась в стороне, и на фоне шумных и амбициозных одноклассниц и одноклассников казалась растерянной и потерянной, на переменках ни с кем особо не разговаривала, а одно – сидела где-нибудь в уголочке и что-то чёркала у себя в небольшом альбомчике. Подобная особенность девочки очень заинтриговала меня.
Каюсь, я такой человек, и если что заинтересовало меня, то я просто должна всё разузнать, чтобы этот интерес удовлетворить, и как можно быстрее. И с этой причины, как бы походя, я взяла и расспросила про объект моего внимания у одной коллеги по нелегкому учительскому труду, с которой у меня с самого начала завязалось нечто приятельских отношений.
Оказалось, что у Алины Лапицкой – так звали девочку – недавно умерла мама, точнее, погибла при загадочных обстоятельствах, а сама девчушка, после чуть руки на себя не наложила, перерезав вены на запястьях. Хорошо, что её отец неожиданно вернулся домой, иначе случилась бы ещё одна трагедия. Алину еле вытащили с того света, подлечили, но на учёт к психиатру почему-то не поставили, и она, словно ничего с ней не произошло, продолжила учёбу в лицее. Кого-нибудь другого, случись с тем нечто подобное, промурыжили бы в клинике для душевнобольных, бог знает, сколько, а здесь все было «чики-пики». Дело в том, что отец девочки был своего рода олигарх местного пошиба, и быстро заткнул рот кому нужно.
-Так что с Алиной всё хорошо. Нечего волноваться, - ответила мне приятельница.
-Я б не сказала, - возразила я, отпив с чашки глоток горячего ароматного кофе. Для расспросов я пригласила приятельницу в кофейню. – Заметно, что девочка очень переживает.
-И пусть, - равнодушно махнула рукой в кольцах приятельница, кстати, преподавательница русского языка и литературы, которая каждый день вводила в уши и души подрастающего поколения хорошее и вечное. – Наша «мегера», то есть, директриса посоветовала нам не лезть к девочке в душу. Тем более, её отец запретил это делать. Мол, Алине нужно как можно поскорей забыть про то, что случилось, и не напоминать об этом.
-Но ведь это неправильно. Девочка держится всё время в сторонке. У неё, кажется, даже нет подружек. Знаешь, я всё-таки попробую найти к ней подход. Чем-нибудь увлечь. Нельзя оставлять человека один на один со своим горем и отчаянием. Мне кажется, Алена до сих пор не отошла от потери своей мамы.
-Советую, Аллочка, не лезь в это болото. Пускай отец, этот крутой перец, сам занимается своей дочушкой.
-Да ему, видимо, не до Алины! – возмущённо воскликнула я. - Всё деньги зарабатывает. Всё ему мало. К тому, девочка, особенно в таком возрасте иной раз не всегда может обратиться к мужчине, пускай это даже её отец, с какой-нибудь проблемой личного характера.
-Что ж, если тебе так не терпится, то попробуй. Может, что и получится. Но я бы не советовала. Чужие проблемы – это их проблемы. Не дай бог, если они ещё и тебя зацепят каким-нибудь образом.
Но я уже загорелась мыслью – помочь девочке. Целую ночь не спала – всё размышляла. Герману про это ничего не сказала, - зачем ему знать про мои женские маленькие секретики, которые его и вовсе не касаются.
На другой день во время большой перемены я увидела Алину в коридоре. Девочка сидела на подоконнике и листала как обычно свой альбомчик. Сегодня моего предмета в классе, где училась Алина, не было, но я решила не тянуть с разговором и подошла к девочке.
На моё приветствие Алина сдержанно ответила «Здравствуйте» и, оторвавшись от альбомчика, подняла на меня свой взор.
Боже, в этих больших красивых глазах было что угодно – отчаяние, печаль, скорбь, растерянность, даже неуверенность в завтрашнем дне, кроме одного – радости.
Я и сама растерялась, не знала, что и сказать, с чего начать. И вытиснула из себя первое, что пришло на ум.
-Я вижу, ты рисуешь. Это хорошо. Знаешь, мой муж Герман тоже рисует. Он – художник. Скоро он закончит Академию Художеств. Видимо, ты тоже желаешь быть художником? Или тебе нравится что-то другое?
Но Алина не успела ответить на мои вопросы, которые так и посыпались из меня горохом, как оглушительно прозвучал звонок на занятия. Девочка встрепенулась, а потом вдруг торопливо всунула мне свой альбомчик в руки и бросилась со всех ног в класс.
У меня было «окно», и когда я осталась одна в учительской раскрыла альбомчик Алины. Не сказать, чтобы я хоть что-то поняла из того, что там было начерчено – благодаря Герману я теперь могла довольно сносно разбираться в той или иной репродукции, даже принимая во внимание мировые шедевры искусства, - но подобное меня потрясло и взволновало. И не рисунки. Они были исполнены более-менее, на уровне любителя. Но взволновала манера, в которой эти рисунки были поданы. И это обязательно нужно было показать Герману.
Что я и сделала, подсунув тому вечерком альбомчик Алины. Герман, пролистав внимательно оное от корки до корки, задумчиво произнёс:
-Знаешь, Алюся (Герман перенял манеру моих родителей называть меня именно так, а я и не возражала – мне нравилось), мне бы очень хотелось увидеть эту девочку. Как её? Алина! У вас даже имена похожие. У девочки, бесспорно, есть талант. Но её повествования (всё, что было нарисовано, точнее, написано, Герман определял именно эти словом) меня пугают. Какие-то они мрачные. Слишком много агрессивных тонов – красного и чёрного. Излишне и агрессии. Только вот против кого? Интересно было бы про это узнать. Алюся, а ты бы не могла пригласить девочку к нам? Если только она, конечно, согласится.
-Попробую, - сказала я, неуверенно пожав плечами. – У Алины очень серьёзные проблемы. Она вообще ни с кем не разговаривает.
-А ты попробуй её чем-нибудь привлечь. Ну не мне тебя учить.
В понедельник я отдала Алине её «повествования», отметивши:
-Мой муж считает, что у тебя есть талант. Вот только техника слабовата. Если желаешь, то Герман может тебя кое-чему научить.
-Я не собираюсь становиться профессиональной художницей, - неожиданно на мое предложение огрызнулась девочка, и вначале её большие голубые глаза показались мне колючими и холодными, словно в них была отражена вся злость мира, но неожиданно они очень быстро оттаяли, и Алина уже более миролюбиво вымолвила. – Хочу. Если только я не помешаю вашим планам.
-Каким планам? – я весело рассмеялась. – Мы с Германом живём на удивление спонтанно, не планируя ничего заранее.
Именно с того дня (в тот же вечер я потащила девочку к нам) Алина стала частой гостьей в нашей маленькой, но уютной квартирке. Несмотря на разницу в возрасте – всего на какие-то восемь лет, - мы стали лучшими подружками. Я обсуждала с Алиной прочитанные книжки и просмотренные кинофильмы, советовалась насчёт нарядов или косметики.
С Германом девочка тоже нашла общий язык, разумеется, на почве искусства. А когда они посетили его мастерскую, где он начал обучать Алину разным премудростям и основным навыкам мастерства художника, девочка и вовсе ожила. Казалось, она избавилась от того тяжкого гнёту, который подавлял её последнее время, а вскоре я впервые услышала, как Алина смеётся. Кстати, это с моей лёгкой руки Герман где-то на окраине города снял небольшую времянку в виде небольшого деревянного домика и приспособил под мастерскую, так как в нашей квартирке от его картин и рисунков просто не было где повернуться. К тому, меня иной раз стал раздражать запах красок и иных приспособлений для рисования.
Однажды я воспользовалась моментом и про всё это рассказала Ларисе, той приятельнице, которая не советовала мне лезть в душу чужого ребёнка.
-Зря ты, между прочим, радуешься, - ответила мне та, а потом словно какой-то психиатр обозначила. – Временами слишком явное выздоровление может иметь ещё большие последствия.
-Что ты хочешь этим сказать?
-А то, - Лариса, казалось, как-то злорадно ухмыльнулась. – Жизнь, милочка, иной раз может тебе такие сюрпризы преподнести, что потом диву дашься. Глаза на лоб полезут. Кстати, отец Алины знает про вашу, так сказать, добровольную опеку над его чадом?
-Не знаю, - призналась я. – Как-то не спрашивала про это у Алины.
-Так спроси. А то мало ли что.
-А какая разница! – вскрикнула я. – Главное, с девочкой всё хорошо. Вон как ожила. Даже за учёбу взялась. Ты разве не заметила?
-Заметила, ещё как заметила. Между прочим, не так давно я задала их классу написать сочинение на тему «Кем я вижу себе в будущем». Знаешь, что написала твоя Алина? Она видит себя иллюстратором детских книг.
-Вот видишь! Это же прекрасно.
-Спорить не собираюсь. Но ведь ты не дослушала. А ещё девочка видит себя женой художника. Ну как тебе такое? У ангелочка уже стали прорезаться небольшие рожки.
Я не знала, что и сказать. Хотя, на мой взгляд, в мечтах Алины ничего плохого и не было. Часто приходя в гости, девочка совершенно по-доброму позавидовать нашим с Германом отношениям, атмосфере любви и дружбы, что существовала в нашей семье. И поэтому желала сложить свою личную жизнь по этому сценарию. Ну, разве я сама о чем-то подобном не мечтала в своё время? Любимая работа, любимый муж, счастье и любовь каждый день и каждую ночь…
Тем не менее, в сердце мне закралась тревога. Вот и откровенничай после этого с кем-нибудь. Несколько дней я ходила под влиянием этой тяжести, пока всё не рассказала Герману.
-Вот глупышка! - захохотал он, захлопав себя ладонями по коленям. – Это ж нужно такое взять в голову. Моя жена-красавица, которую я люблю больше всего на свете, ревнует меня к какому-то гадкому утёнку.
-Ничего я не ревную, - тут я топнула ножкой. – Просто что-то на меня такое нашло. И, между прочим, Алина никакой не гадкий утёнок. Не желаю даже слушать, как ты её обзываешь. Так, она ещё подросток, худенькая и довольно нескладная пока девочка. Но можешь мне поверить, придёт время – и Алина превратится в красивую белую лебедь. Да за ней все ребята будут в ряды укладываться. Так что давай, проси у меня прощения.
И Герман так хорошо попросил у меня прощения, что у нас той ночью даже минутки свободной не было, чтоб хоть отдохнуть. Впрочем, я и не очень сопротивлялась…
А вскоре я поняла, что забеременела. Но чтобы быть до конца уверенной посетила женскую консультацию. Врач, седой, импозантный мужчина (интересно, неужели ему нравится видеть каждый день то, что иная женщина скрывает даже от себя?) подтвердил мою догадку. О чём я тут же и поспешила сообщить Герману. Тот не только обрадовался, а подхватил меня на руки и начал кружить по квартире, хорошо, что ещё не стал подбрасывать вверх, как мячик.
-Знай наших! Всё, теперь всю самую тяжёлую работу по дому я беру на себя. А кто у нас будет? Мальчик? Или девочка?
-Я ещё точно не знаю. Слишком маленький срок.
-Лучше пусть будет девочка.
-Это почему? Мне кажется, что мальчик должен быть первым в семье.
-Нет! – решительно сказал Герман. – Девочка, и только девочка. Такая же красивая, как ты. Я буду играть с ней в куклы, которых у неё будет много-много. Я буду наряжать её в разные прелестные платьица, расчёсывать ей волосы, украшать их огромными бантами…
Первые месяцы беременности я переносила очень тяжело. Всё у меня болело, мучил токсикоз. Несколько раз даже теряла сознание в самых неподходящих местах. Насколько я себя помню, я никогда не болела, разве что по мелочи, вроде простуды, детские болезни не в счёт. А тут такое!
Герман носился со мной, как с той писаной торбой, разве что только пылинки не сдувал. Мне порой даже было неловко от такой заботы.
Алина же, едва только узнав про мою беременность, вдруг начала сильно махать руками и что-то зло и одержимо выкрикивать в голос, а вот что я уже и не помню. Мне было не до того, так как крик девочки вывел меня просто из равновесия. А после Алина и вовсе бросилась вон из нашей квартиры, резко хлопнув дверью.
-Что это с ней? – отойдя, я спросила у Германа.
-Она ещё ребёнок. Возможно, заревновала. Видимо, вбила себе в голову, что именно только она одна имеет право быть нашей любимицей. А тут твоя беременность. Скоро соперник или соперница полностью займут наше сердце. А ей там уже и не будет места. Вот и сорвалась. Что поделаешь. Ребёнок есть ребёнок.
-Глупости! – возразила я. – Ну разве можно так?! Мы к ней со всей душой. А она повела себя омерзительно. Не понимаю.
-А что тут понимать?! – Герман пожал плечами. – У девочки нормальная реакция нормального ребёнка. С кем не случается.
-Ничего себе ребёнок! Не сегодня - завтра школу окончит.
-Может так. Ничего, все перемелется. Вот поступит Алина туда, куда она задумала, встретит там какого-нибудь прыщавого студентика и влюбится в него, а то и папаша постарается – подкатит ей соответствующего мужа. Она и забудет про нас. Слушай, Алюся, не ищи плохого, там, где его нет. Не волнуйся. Хорошо?
-Хорошо! – ответила я, но всё равно осталась при своём мнении.
С того случая Алина у нас так больше и не появилась, оставив после своих выкрутасов довольно неприятный осадок у меня на душе. Вот и делай после хорошее, - не каждый это чтит.
Я пробовала выглядеть бодро, оптимистично, но у меня это не очень-то и получалось. Что-то щемило на сердце.
По совету врача мне пришлось отказать Герману в интимных отношениях, точнее, в сексе. На что тот только улыбнулся.
-Нужно, значит нужно. Выполняй всё безукоризненно. Ничто не должно повредить нашей с тобой маленькой дочурке.
Ну чего он взял в голову, что будет именно девочка? А может, я мальчика хочу? Вот возьму и рожу назло ему мальчишку. В последнее время Герман стал какой-то не такой. И к тому, сбрил свою замечательную бороду. А как же образ свободного художника, за который он столь страстно держался все эти годы?
Прошло чуть меньше месяца. Однажды после очередного посещения женской консультации мне неожиданно захотелось сделать Герману приятный сюрприз и заехать к нему в мастерскую. Давно, между прочим, там не была. А что? Всего несколько остановок на метро и ещё немного пешочком. Кстати, Герман последнее время там пропадал с утра до позднего вечера. Оправдывался тем, что работает над сюжетами, предназначенными для дипломного проекта. Говорил, не скучай, осталось совсем ничего.
Я скучала, но ждала. Но сегодня вот не удержалась, купила бутылку пива для Германа, для себя мандаринов, и устремилась к своему любимому, словно на первое свидание. Но оказалось, сюрприз сделала не ему, а себе.
И увидела то, что в моём положении нельзя было видеть – горячее сплетенье обнажённых тел Германа с Алиной. Услышала то, что не должна была услышать – их безумные неистовые крики, полные животной страсти.
Я не помнила, что я кричала в адрес ошалевших от моего неожиданного появления любовников, как кидалась в них мандаринами. Даже не помнила, как и куда я бежала, хватая воспалённым ртом грязный воздух, который был обычным явлением возле шоссе, где за одну минуту, минуя тебя, может пронестись чуть не сотня машин, пока вдруг не зацепилась за что-то, и не упала.
Очнулась я лишь в больнице, и сразу схватилась за живот. Но там вместо привычной тяжести ничего не было. Я прямо, как волчица, взвыла от ужаса и от боли, но не той боли, что охватило моё и без того, казалось, омертвевшее тело, а той боли, что сжала мен душу и сердце. Я вновь принялась дико орать, биться в истерике, пока меня не успокоили сильные руки санитарок и укол какого-то сильнодействующего препарата.
После несколько дней я лежала как бы в прострации, сквозь сон слыша ставшим мне неприятный прямо до отвращения голос Германа. Тот просил у меня прощения за всё, что сотворил, и даже уверял, что с Алиной у него ничего такого серьёзного не было, и что он любит только меня, а её просто пожалел.
Он, видите ли, её пожалел!!! А меня кто пожалеет?
Ну и что с того что она столько пережила? Я тоже много чего пережила. Ах, он не мог её оттолкнуть, чтобы не сделать ей больно, чтобы не загубить. Ибо Алиночка – Алиночка?! – видела собственными глазами, как её родной отец убил свою жену, её маму, а потом как-то сумел убедить Алину, что обнаружил ту уже мёртвой.
Много потом ещё чего разного говорил мне Герман, но я его больше не слушала, и прогнала прочь. Вначале из палаты, а потом из своей жизни. Я могла бы простить ему всё-всё на свете, вот только измены – и с кем?! – никогда. Но особенно не могла простить ему того, что потеряла ребёнка, которого носила под сердцем.
И как только я пошла на поправку, сразу же подала на развод, а также съехала с квартиры – жить с Германом под одной крышей было просто невыносимо. Никого не пожелала слушать. Ни Германа. Ни его родителей. Ни своих. Зачем мне запоздалые слова утешения. Они не помогут вернуть мне то, что я потеряла – любовь и веру в обычное женское счастье.
В голове просто не укладывалось, почему вместо добра мои, казалось, незначительные усилия принесли мне только одно зло? Или нужно было больше стараться? Но ведь это я сама своими собственными руками разрушила себе жизнь, пустив туда чужого человека. Удивительно, как много иной раз зла таиться в надежде на добро. И вот с этого может сложиться впечатление, что человек только игрушка в руке кого-то всесильного и движется он туда-сюда не по собственному желанию, а куда направит его та неумолимая длань...
Вскоре наступила зима, но снега ещё не было. Солнце уже не согревало так, как раньше, и небо не было больше прозрачным, а в серых, словно наполненных свинцом тучах; на проводах покачивалась первая серебристая изморозь; в воздухе стоял сладкий запах подмерзшей листвы.
К слову, каждый сезон в природе имеет своё очарование. Это как у Пушкина. Но кто-то считает осень унылым, печальным явлением, и приход зимы его пугает. Может потому, что когда-то жившее и расцветавшее летом теперь просто отмирает и исчезает. А смерть, неважно чего, всегда несёт в себе печаль. Только, мне кажется, у каждой поры года есть своя особенная жизнь и своя энергия, а каждый сезон имеет некое преимущество – чувственное и очевидное – перед всеми остальными сезонами.
Однажды, а именно в такое промозглое ноябрьское утро я решила прогуляться, может, даже пройтись по магазинам. И не потому, чтобы купить себе что-то необходимое, а чтобы как-то отвлечься от невесёлых мыслей, которые в последнее время всё чаще и чаще не давали мне покоя, - говорят, подобное мероприятие очень помогает, особенно женщинам. Пропустив нужную остановку, я вдруг неожиданно поехала дальше, в самый конец города, и пришла в себя только возле красивых сосенок, которые каким-то чудом укрепились небольшим островком в ста шагах от дороги. Сосны были высокие, стройные, и под лёгким ветром шелестели тихо-тихо, словно что-то хотели мне сказать.
Я как бы исподволь прижалась всем телом к одной такой сосенке, дотронувшись щекой до шероховатой коры. И уже где-то через мгновение почувствовала – о, чудо! – не холод, а нечто тёплое и до этого мне незнакомое. Это лёгкое прикосновение вдруг всколыхнуло во мне всё то, что лежало до этого тяжёлым ледяным камнем на сердце, а потом и вовсе невероятным образом разбило вдребезги на мелкие-мелкие осколки, которые тут же растаяли. А по моим венам неожиданно заструилось нечто живое и тёплое. Возможно, подобным образом, почувствовав приближение весны, просыпаются от зимнего покоя деревья. Проснулась и я. И не только проснулась, мне захотелось петь, танцевать, кричать в полный голос, чтоб меня услышали не только сосны и небо, но и весь белый свет.
Удивительно, но пока живёт человек, пока он дышит - может жить и его будущее. А также жить его надежда на счастье, пускай даже самое маленькое, несмотря ни на что, а точнее, на разные тому соответствующие столкновения.
Картинка из интернета.
Композиция: RAINBOW - Maybe next time.
Голосование:
Суммарный балл: 350
Проголосовало пользователей: 35
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Проголосовало пользователей: 35
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Голосовать могут только зарегистрированные пользователи
Вас также могут заинтересовать работы:
Отзывы:
Вниз ↓
|
Оставлен:
15 января ’2013 00:53Сережа, нет слов... Здорово!
  |
natachet21
|
|
Оставлен:
15 января ’2013 00:53СЕРЕЖА!!!!!!!Жизненная история,читается легко и с интересом!!!!Очень понравилось!!!!СПАСИБО!!!!!
 |
Lata4
|
|
Оставлен:
15 января ’2013 01:19СЕРЁЖА! ЭТО ПОТРЯСАЮЩЕ!
У МЕНЯ ПРОСТО НЕТ СЛОВ! ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ РАССКАЗ! |
|
|
Оставлен:
15 января ’2013 01:36СЕРЁЖЕНЬКА! ПОД ВПЕЧАТЛЕНИЕМ ОТ ТВОЕГО РАССКАЗА!.. МОЛОДЕЦ!
|
nana_d44
|
|
Оставлен:
15 января ’2013 02:01Сережа! Чудесный рассказ.Уверена,что многоие узнают в твоих героях себя самих!Дальнейших тебе творческих удач!
|
|
|
Оставлен:
15 января ’2013 02:22Спасибо огромное, Галочка!
Рассказ я этот написал давно, лет 10 назад. И первоначально он был исполнен на белорусском языке. Между прочим, здесь ничего не придумано . История из реальной жизни. |
|
|
Оставлен:
15 января ’2013 03:46Серенький,я тоже только начала читать.Дочитаю в обед на работе.Напишу еще раз отзыв!
  |
|
|
Оставлен:
15 января ’2013 04:56Интересно описал эту очень жизненную ситуацию, Сергей. Предательство, действительно, невозможно простить, права твоя героиня и, конечно, она будет ещё счастлива.
   |
|
|
Оставлен:
15 января ’2013 10:18Серёжа-такая прелесть! Начилала читать несклолько раз и опять прерывалась. Лочитала с болишим удовольствием! Как тебе удаёться перевоплотиться! Фантастика! Хочу продолжения!
|
Marina7082
|
|
Оставлен:
15 января ’2013 10:53ну ты дал брат)) про Зэна) счас это как ба черта упомянуть
верно вот что.троицкое люблю не по собственному желанию, а куда направит его та неумолимая длань.. очень понравилось все. |
fkmaf11
|
|
Оставлен:
15 января ’2013 19:08Спасибо, Галь!
Этот рассказ я написал лет 10 назад и на белорусском языке, даже было носил носил в один толстый журнал, но там мне не сказали ничего определённого, правда, тему взяли, но до сих пор молчат. Ну и хрен с ними. Они не вечны, как и тот под чью дудку они пляшут. Когда-нибудь и на моей улице будет праздник. Я это знаю, я это чувствую. А про Зенона это мелочь. У меня есть такие темы, что многих бы перекосило из когорты власть имущих, правда, пока ещё в черновом варианте - никак руки не доходят. |
|
|
Оставлен:
15 января ’2013 11:05Прочитала с интересом, хотя и ожидала такую развязку, когда привели в дом Алину. Вот только радует, что не все мужики подобны Герману. А Алюся возродилась, слава Богу! Хотя
"Но ведь это я сама своими собственными руками разрушила себе жизнь, пустив туда чужого человека". Спасибо, Серёжа! Получила удовольствие от образности твоего повествования. |
LNG-4640
|
|
Оставлен:
17 января ’2013 18:39Спасибо, Ларочка!
Я ещё было думал, показывать этот рассказ здесь или нет. Правда, показал его на одном сайте, но его прочитал только один человек. Хотя и здесь было около 170 просмотров на данный момент, но дали оценку всего 30 . Впрочем, и это неплохой результат. Прозу здесь редко читают, особенно такого объёма. А у меня есть ещё более объёмные вещи, именно в рассказах. Про повести и романы я и не говорю. |
|
|
Оставлен:
15 января ’2013 12:41Серенький,это сложная жизнь,порой очень тяжелая и непредсказуемая,как я говорила тебе уже!Жалею только,что твоя Алюся потеряла ребенка.Это самое большое счастье на земле-ДЕТИ!!!
|
|
|
Оставлен:
15 января ’2013 21:38ЖИЗНЕННЫЙ и ИНТЕРЕСНЫЙ РАССКАЗ, СЕРЁЖА!!! ОЧЕНЬ ЛЕГКО ЧИТАЕТСЯ!!!
|
Viktor_Gert101
|
|
Оставлен:
15 января ’2013 22:39Замечательный рассказ, Сережа! Своими руками уничтожить свое счастье, конечно, больнее. Но,если мужчина способен предать любимую женщину, то рано или поздно, но это все равно случается. И уж лучше, чтобы раньше! - У женщины должно быть время, чтобы прийти в себя, трезво взглянуть на свершившееся и снова полюбить достойного человека.
  |
|
|
Оставлен:
15 января ’2013 23:04Да, в жизни и не такое бывает, и не такое прощают, любовь зла. Прочитала на одном дыхании, написано прекрасно.
|
|
|
Оставлен:
16 января ’2013 12:33Сергей,профессионально здорово расписана наша повседневная жизнь,но заставляет задуматься...Главное верить и идти в перёд...СПАСИБО!!!С уважением Виктор.
|
|
|
Оставлен:
16 января ’2013 15:52Жизненная история! Понравилось!Удачи, Сергей, от всей Души! И новых творческих успехов!
|
|
|
Оставлен:
16 января ’2013 21:10СЕРЕЖЕНЬКА, СПАСИБО ЗА ЭТУ ЗАМЕЧАТЕЛЬНУЮ РАБОТУ! НА ОДНОМ ДЫХАНИИ!
|
Di-Ana81
|
|
Оставлен:
20 марта ’2013 13:48ПРЕКРАСНАЯ РАБОТА, ЗДОРОВО НАПИСАНО, ТАКОВА ЖИЗНЬ СО СВОИМИ ЗИГЗАГАМИ!!!
 |
|
Вверх ↑
Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Трибуна сайта
Наш рупор
