Ходики напророчили, остановились полночью.
Дробные многоточия сыпались между строчками -
Маковыми песчинками, крошкою антрацитовой…
Ворон с глазами-льдинками грошик из цинка выковал.
Грошик отдал на пристани в горсть разбитному приставу,
Лодку столкнул ребристую в сумрак, а воды быстрые
Влажными поцелуями, трепетом тел русалочьих
В лодке тоску почуяли и расступились. За ночь их
Выстудил ветер северный, он до утра просеивал
Иней в ладошках клевера ивовым лёгким веером.
Лодка с рассветом брошена, небо – овечкой кроткою.
Берегом запорошенным, рваной косой походкою,
Тропкою неприметною, местностью неприветливой,
Глядя на камни с метками, Ворон побрёл, а редкие
Встреченные прохожие (с ношею и порожние)
На близнецов похожие, вбок воротили рожи и
БОроды прокламацией - Оберег тайно мацали,
Вшитый за грязным лацканом. Псы челюстями клацали,
Выли вслед, заполошные, но не решались броситься.
Колокола на площади били с щербатой звонницы…
Только один юродивый с глупой блаженной миною
Не испугался, вроде бы, хлеб дал и прутик ивовый.
И провожал до пустоши, и бормотал (про горе, ли?)
Прятал глаза потухшие в бельмах, пока предгория
Не закурились дымкою, там он отстал со вздохами.
Тропка петляла зыбкая, где-то обвалы охали…
Выше (где скалы древние тучи чесали гребнями),
Ворон нашёл знамения старого рода-племени.
Пламя взметнулось гневное. Тени - в полнеба, жрицами.
Грохотом - слово верное: Ворон взлетел Жар-птицею!
Крылья простёр над пустошью, над городами, весями,
Над стариками, клушами, приставом и повесами,
Над берегами талыми с омутом и русалками,
И над дитями малыми, что тычут в небо палками…
Птица зажгла весеннее
Солнце.
В одно мгновение
Вспыхнуло оперение
От соприкосновения…
Брызнули искры скорые -
На все четыре стороны.
Падала
птица гордая
К долу бескрылым вороном…
Эх! И гульбе в народе быть
За самобраной скатертью!
Только один юродивый
Запричитал на паперти…
Свидетельство о публикации №107960 от 27 октября 2013 года