Повесть в стихах. Жребий спьяну (сатирический ужас)

(сатирически-ужасная повесть
о жизни молодёжи России
в суровое после перестроечное время
начала 90-х годов)


Чтя иль нет фривольный пыл –
превозмочь старайтесь спесь.
Может быть, чего забыл
али лишком спел, – чем есть?
Вас прошу, склонившись ниц:
(оправдайте ожиданье!)
боль примите сих страниц –
жизни важное старанье.
Что-то может, не учёл
или может быть напротив,
где-то лишнее приплёл.

(Есть одна превенция,
чтоб в «синкопу» не упали
коль моя каденция
за живое вдруг ужалит) ...
всё утрированно здесь.

Рассказать имею честь
плод шальных фантазий –
чтоб не вышло безобразий
в самом деле эких днесь.
Потому в приплод оказий
всё прошу, друзья, учесть.
Побольнее думал вроде
передать событий ход
только в юношестве люди –
(тут вранья совсем не будет!)
дюже сложный есть народ.
В них и дерзость, и стыдливость
и серьёзность, и игривость;
есть и тонкости души
и ничтожные гроши.
Есть коварности пороки,
озорство и зла уроки
также многое другое
(где-то глупое, смешное) …
Тут авось, найдёт прочтя,
всякий что-то для себя.
Главно, лишь не унывайте -
Бог нам даст на это сил:
почитайте, полистайте –
токмо я предупредил…
1
В перипетиях событий
наших жизненных открытий
повстречавшихся в пути,
по которому пройти
так и так уже придётся
и нельзя в том ошибиться
раз на этот дивный свет –
не спрося ни «да» ни «нет» –
угораздило родиться.
Перспективу видишь дику,
коль по первому же крику
на руках у акушерки –
лишь явился, в сей удел –
чуя впредь судьбы проделки
жутко плачешь среди тел –
сердцем, зная беспредел.
Впрочем, кто живёт подольше,
любит жизнь уже побольше,
привыкая к смуте дел!
Сам её я полюбил,
пожить дольше сколь есть сил –
захотелось … только вдруг:
то один, другой недуг,
тут как тут приобрелись,
мною чинно занялись:
то с утра разбитый встал…
не понятно: спал – не спал?
То заколет левый бок,
то отёк обеих ног,
наяву, а не приснится,
вдруг как схватит поясницу!
Или насморк, например,
доведёт на свой манер.
В общем, трудно жить с годами,
не жалели раз уж сами
мы себя – неся плоды
с детства глупой простоты.
Бремя к старости сгадали,
себя словно обокрали.
Коль захочешь полечиться,
полагаясь на больницу,
не придётся торопиться;
если денег – нет на торг,
отвезут скорее в морг.
Зубы вставить? Жди аналог,
без ботинок, и вдобавок
стыдно будет без порток.
Я скажу, без лишних слов,
даже проще без зубов.
Всё равно пусть и коронки
им «лежать на верхней полке».
Так-то нам сподобить старость,
удалось и впрямь не в радость!
Я ж по городу хожу
и на молодость гляжу.
Время Ельцина воочью
понеслось, раскинув в клочья
исхудалую Россию
в непонятную мессию.
Люди ходят торопливо,
улыбаясь часто криво.
Иногда смеясь не очень
как-то весело, а впрочем…
нежель денег в банке куча
(чучу-мучу отчубуча),
можно, здорово пожить.
Если нет? Дано тужить.
Пусть товаров на витринах –
даром! – в год не растащить,
да в карманах и ветрила*
пыль не хочет ворошить.
Время поняли, какое
я рассказом удостоил?
…………………………..
Пробудилась ото сна
расцветастая весна.
Ходят парочки проспектом,
распираемы аффектом.
Стали девочки с прикидом –
с очень важным стильным видом.
Будто бы на той неделе
замастырились в модели.
Всё короткое надели.
Ныне мода – всё открыто –
мини-юбки (всё с элиты),
на платформе носят туфли,
каблуки у них опухли.
Голы ноги: длинны, стройны,
всех внимания достойны.
Обувь мощна, – вдруг случится
тонким ножкам обломиться?!
Пареньки, те лысоваты, –
чем лысее, тем прихватней.*
Поднакачены потрясно
(зачастую горы мяса).
Всех рисованы движенья,
точно вышли с мест «лишенья»
и такой же разговор
словно всяк «в законе вор».
Речь-жаргон: деньгах и шмотках…
Сигареты, в ходу водка.
Так же пылкие дебаты,
на какую двинуть хату,
чтобы там «девиц потрахать».
Девки – те не прихотливы:
не ломаются стыдливо.
Молоды… но как то знать?
Видно, нечего терять…
Но, конечно, так нельзя
всех по-общему глазя,*
обзывать, ругать…невинных
нет дозволенной причины.
Люди разные и есть,
не совсем забыли честь.
Правда, слово это вроде
не в чести теперь в народе.
Слово «честь» – имидж господ.
Не забыл ли его сброд?
Аль уж как назвать народ?!
Или он сейчас не тот?..
Может быть, скорей тогда –
те не те, кто господа?!
(Это всё ж не ерунда.)
Я опять ушёл от темы
растерявшийся в дилеммах.
Сколько раз давал зарок
не касаться, но не впрок.
Так и тянет. Хоть разок!
Помутился мой рассудок,
оттого что пуст желудок.
Так что вы уж извините,
сказ послушать снизойдите.
Расскажу, как на духу,
постараюсь в лучшем виде
рассупонить шелуху…
потихонечку начну:
размусолю, уточню,
где напутаю слегка,
где начну издалека
свой вести простой рассказ
(без бахвальства, без прикрас),
не лаская ложных мнений,
мол, зациклился на теме.
Мысли ж руку торопят
и слова ложатся в ряд.

……………………………………….
*Ветрила – от слова «ветер»;
*прихватней – от авт. авторитетней;
*глазя – наблюдая.
……………………………………….

2
В среднерусской полосе
город встал в своей красе.
Древний город, областной.
Испокон веков ковали
из чугуна и из стали
смертоносное оружье,
потому что было нужно
защищать страну от бед
много-много сотен лет.
А названье града – Тула.
Средь его большого гула
и жила, виновник сей
моих творческих затей –
Нина, девушка одна,
с нею вся её родня:
то отец и мать – семья.
Мать по дому хлопотала,
всем хозяйством заправляла
в их двухкомнатной квартире
в доме «сталинского» стиля.
Был батяня инженер,
а теперь – пенсионер.
Днями он перед окном
дремлет с сиплым храпом сном.
И конечно, праздник это!
Если вдруг в руках газета,
ибо роскошь для него
даже это, оттого:
долг по пенсии в полгода
(то ли происки, аль мода?)
не несут и не несут.
Было б раньше – он в ОБКОМ,
иль, по крайней мере, в суд.
Но навёл бы свои понты:*
«А сейчас одни там контры
недобитые сидят».
Их чиновничьи, мол, души
(для себя срывая куши)
о таких как он на взгляд
вовсе, будто не болят.
Но да что нам старца думы?
Чем живут там толстосумы!
И как спят (ядрёна мать!),
когда лягут на кровать?..
Всё же – что ж девица Нина?
Молода, стройна, красива,
чистоплотна и прилежна,
ни одной черты небрежность
не калечит образ ей
с детских лет – далёких дней.
И скромна и коль знакома,
поздороваться, готова
только к дому подойдёт
с каждым тем, кто в нём живёт.
Проходя, так скромно скажет:
«Здрасьте», – всех обескуражит
видом ангела, походкой…
и в подъезд войдёт свой робко.
Все старушки (примечаю)
в ней души, поди, не чают.
Улыбаются ей вслед
на воспитанный ответ.
Вправе вы подумать, впрочем,
что я голову морочу, –
описав сею картину,
и девицу на витрину
можно просто выставлять.
Мол, такому не бывать.
Я и сам, вещая честно,
если знать вам интересно,
этим несколько смущён.
Право, думаю, прощён
буду, сделавши оплошность:
объясниться мне возможность
дайте, братцы, без оков,
объясню без дураков.
Ибо так же, как и вы
лишь гляжу со стороны,
наблюдая её детство,
проживая по соседству.
Я плохого (не солгал!)
ничего не наблюдал.
Чтоб кто в пьянстве уличал!
Чтобы ссорилась, крича,
жизнь гулящую влача!
Или что ещё такое,
необычное другое?
Факты сразу на передний
вышли б план, и были б сплетни.
Всё, что с нею было раньше,
не должно тревожить ваше
представление о ней.
Игры, прятки, догонялки
и подскоки на скакалке
(коль больна – досуг врачей).
Очень много в этой свалке
детских «каверзных» затей.
Те ж исписанные стены –
всё родителей проблемы.
Детство общее у всех –
и его порочить грех.
Даже если в играх дети
повторяют всё на свете,
в детский всё кладя секрет.
Изучая, как предмет:
и профессий интересы
и семейные эксцессы,
«ритуалы» отношений,
человечьих суть рождений,
суть словесных перепалок…
окромя всего, вдобавок
то, что тайною сокрыто,
будет всё равно добыто
и записано на «корку»,
и впоследствии, потом,
до исследуется зорко
прытким школьника умом.
Всяк по-своему дураче…
но сегодня мы иначе
поглядим на жизни бег.
И я сам, собственноручно,
проведу процесс опек.
Может, это статься скучно?
Я не знаю наперёд.
Ведь следить так неотлучно,
дни и ночи напролёт…
впрягшись в этот злой хомут…
всё ж не опыт то научный,
а тяжёлый и докучный,
бескорыстный, грубый труд.
И возможно ль?..
…………………………………
*Понты – жарг. Амбиции.
………………………………….
3
…Эх, весна!
Как скучали мы порой
снежной лютою зимой
у замёрзшего окна –
и мечтали, и хотели,
чтоб быстрей прошли метели,
чтобы солнышко, сияя,
осветило всю округу –
растопило снег и скуку –
сердце чувством размягчая.
Чувством радости, любви.
Чтоб дублёнки снять могли
и пойти гулять в рубашке.
В шортах модных и штиблетах,
пиво пить, и есть фисташки,
ожидая милость лета.
Всюду всяка шатия,
и девчонки в лёгких платьях –
показухи больше ради,
всяка в чудненьком наряде
выйдут, важно щеголяя,
свои формы оголяя.
Раньше тоже взгляд на ножки
перво-наперво бросал;
время минуло немножко, –
я теперь смотрю в глаза.
Поостыл мой жар эмоций,
жажды нет первопроходца
(опыт каверзное средство) –
вновь на поприще земли
мне искать огня любви.
(А для точности же текста, –
интерес большого секса.)
Он из всех тому явлений –
искус новых поколений.
Для успешного прочтенья
чуть включу воображенье.
Ночь. Тепло. Луна бледна.
Нина наша спит одна.
Подустала (между нами) …
выпускной сдавать экзамен
скоро Нине предстоит.
В изголовье тут лежит
у неё конспект-тетрадь…
(лампу выключила мать.)
Не считая вероломством,
мы для нового знакомства,
не тревожа сна девицы,
лучше спешно устремиться
соизволим зрить картину
на соседнюю квартиру.
Там два друга отдыхая,
водку пьют, в «козла» играя.
Разговор весёлый, громкий:
руки тискают картонки,
собирая ворох карт –
на разброс, на новый фарт.
Вот так вот, друзья мои.
А субъектов сих двоих –
выпивох при том нескромных, –
с вами явно незнакомых,
позабыл представить в срок.
(Вот те на – мне палец в бок!)
Кстати, эти пареньки
разгулялись так в деньки,
коль родители в отлучке.
А то были бы им взбучки
за разболтанные штучки.
Им билеты на экзамен
надо было бы учить,
а не карты драть руками
и не горькую мочить.
Эти наши шалопаи,
уж неделю прозябая,
в карты режутся, бухая.
Благо, родичи – в отъезд
(до стамбульских дальних мест),
не скорбеть, дабы за деток
(дружба семьями опять),
тыщ по триста дали, эдак, –
для нормального питанья.
(Но не зелье же чтоб жрать!)
И при общем расставанье
дан был строгий им наказ:
для успешного познанья
всех научностей прикрас
вместе грызть науки «камни»…
4
…а один пополз до спальни.
Вот другой покамест в силе,
его градусы не сбили,
он ногами сучит пол,
носом тычет в грязный стол,
а рука его не дремлет,
шарит… и, найдя, приемлет
недопитый там стакан,
чтоб добрать нормальный план…
пойло выпито, он чресла,
опасаясь рухнуть вбок,
бросил слепо прямо в кресло.
Рот открыл на потолок –
и уснул… так интересно.
Спят ребята, между прочим,
скажем им: «Спокойной ночи».
5
Коля, тот высокий ростом,
он общителен и просто,
познакомившись с любым,
растрепаться может в «дым».
И скажу к тому ж – к примеру,
часто выпивши не в меру,
к завтраку загнёт беседу –
бить лицо начнёт к обеду.
Забияка, весельчак –
в общем, он такой простак!
Молвлю вам для уверенья
к дракам данное уменье
приобрёл на тренировках
по кикбоксингу давно,
и кичась своей сноровкой,
выпив чуть – такой дерьмо! –
(ажно мне писать неловко).
Вообще-то, по идее,
симпатичный вид имеет:
волос русый, очи серы,
но напыщенны манеры…
Вася, ростом чуть пониже
да дотошен до престижа,
плотно сбитый, крепко сложен,
со здоровой смуглой кожей.
Он практичный, он серьёзный,
меньше всё ж амбициозный –
рассудительней, скорей,
чаще вежливей, добрей.
(Старцы молвили б – умней.)
Но не даст он тоже спуску,
если кто-нибудь в нагрузку
душу станет бередить…
так же может проучить.
Боксом он не занимался,
но не меньше Коли дрался,
мощь, имея от природы,
и уж если вам угодно,
с Колей бился… и исходы
были равные вполне.
И продлив на той волне:
Коля Васю с детства знает –
не боится – уважает.
Вася тож не без изъяна
и естественно – что спьяну.
Норму знает чётко парень,
пьёт, пока не будет свален.
Да и что ещё наглядно,
вечно в позе неприглядной:
то в салат опустит морду
и уснёт при этом гордо;
ну а то давай рыгать
и в той жиже сладко спать.
(Впрочем, кто, коль пьян умён
с незапамятных времён?)
Как ни странно, только вот
информации же свод,
не кривя своей душой,
(как подумать!) небольшой.
Но добавить это стоит.
Нина, Коля, Вася – трое…
(тут строку черкну рукой –
всё ж с другою детворой)
и росли сызмальства вместе,
и играли день за днём,
в класс ходили все втроём,
и о Нине, как невесте,
с детства думали вдвоём.
Тут слова вполне важны –
были всё-таки дружны,
а конфликты между ними
возникали из-за Нины.
6
Нина встала утром рано,
убрала постель с дивана
и принять уходит ванну.
Долго моется она,
смачно плещется вода,
песенку поёт невнятно;
подсмотреть? Судите сами,
было б то – весьма приятно.
Да, однако, наглецами
наречёт за мыслей ход
сильно чопорный народ.
Нину, ту, ко дню рожденья
при случайной встречи их,
из большого побужденья
(в тот восторга пылкий миг)
пригласила криком в ушко
очень давняя подружка.
И вполне заслуженно
Нина удосужена
непременно посетить,
чтоб почтенье к ней излить;
вспоминая: видя в Галке
чуть ли старшую сестру,
когда жили в коммуналке –
обожая ту в запарке
их совместную игру.
Но разъехались потом:
кто куда – всяк в новый дом.
В суматохе разъезжались,
даже как-то потерялись,
а теперь такая весть:
вот теперь и адрес есть.
Зная хобби – кляссер марок
приготовила в подарок.
То, что долго не общались –
это вовсе не беда…
лет уж пять – ну это малость,
это даже ерунда,
правда, всё же опасалась
обмишуриться с презентом,
чуть смутилась, но моментом
порешила с пониманьем:
дар неважен; дар – вниманье.
Стоп! А вот и Нина наша
к нам выходит ещё краше.
Крикнем Нине: «С лёгким паром!» –
провела там час недаром.
Вот на кухню уж девица
запорхнула, словно птица.
Вот открыт поспешно краник,
и водой наполнен чайник.
Вот поставлен на огонь.
Два яйца легли в ладонь,
скворчит масло постное,
яйца бьёт серьёзная –
Нина наша взрослая,
и яичница-глазунья,
сковородная плясунья,
вмиг готова – на столе.
Кофеёк как раз «Пеле»,
и нарезан хлеб кусками
её ловкими руками.
Больше мы не будем Нину
отвлекать, пожалуй, сами
понимаете картину…
утверждать найду я смелость,
Нина завтракать уселась.
Что затем произойдёт,
знаю точно наперёд:
нам какая разница?
Долго будет краситься,
да у зеркала стоять
и наряды примерять.
7
К Васе с Колей мы зайдём:
каковыми их найдём?..
А ребята уж с похмелья
давно квёлые сидят,
с пылу важного решенья
на ладони всё глядят.
На ладонях мелочь всяка –
денег мало – «кот наплакал».
А головушка болит
и за «скорою» велит
в магазин сварганить ходку –
покупать скорее водку.
Подсчитали как деньжонку,
лишь хватает на «Казёнку».
Да, но тут им не до жиру,
люди бают: «Быть бы живу».
Коля двинулся нетвёрдой,
но походкой как струна –
шустрый мальчик и негордый,
коль проблемы с «бодуна».
Вмиг слетал – и вот вернулся.
Вася встретив, улыбнулся.
За стаканом потянулся…
лица – жуть! – кривые маски:
тело бросило аж в тряску.
(Вижу я) немая сцена,
выпить водку – есть проблема.
Злятся сильно Вася с Колей
и обидно им до боли –
в этой гнусной, глупой роли.
Вася чуть не плачет даже –
Коля тоже в диком раже.
Вот стакан один налился…
(это Коля изловчился)
путь даёт он в глотку водке,
водка встала посерёдке –
ни туда и ни сюда!
(Впрямь, такая ерунда!)
А её усвоить надо,
но никак с ней нету слада…
он туда – она обратно
и так всё неоднократно,
повторяется – вот всё ж
прижилась… пришёл балдёж!
Вася тоже ту же меру
влил по кореша примеру.
Завелась беседа сразу.
«Кайф, ништяк» – такую фразу
брякнул Вася и довольный
взял пузырь рукой мозольной
и ещё разлил в стаканы.
«Чтобы этот змий поганый, –
начал он победоносно, –
не таким казался грозным,
Коль, давай его допьём…»
Николай икнул: «Добьём!
Только, Вася, отходняк*
вечерком достанет – так!..
Мы, в натуре, суток трое
Всё ж тащились тут в запое…» –
и от этих своих слов
он поёрзался на стуле.
Но опять без дураков
по стаканчику махнули.
Вася щурясь: «Коля, ладно,
что в запое – то досадно.
Отойти мы – отойдём
и на пойло сразу плюнем.
Ты хоть помнишь, блин, в июне
нам сдавать экзамены?
Что сидишь, как каменный?!
Сдюжим, коли – поспешим!
Щас давай вопрос решим,
(Тет-а-тет, в немой тиши)
Он давненько между нами –
уподобившийся драме.
Пусть из нас никто невинен…
тип того: врубился в чём?..
иль, вернее, всё ж о ком
я базар завёл?..» – «О Нине?!» –
«Да! О ней» – сказал с кивком,
в ляжку хлопнув кулаком,
захмелевший дюже Вася.
«Ну-ка, Вася, объясняйся, –
оживился Коля вмиг –
и колись скорей, старик».
Тот разок икнул как мул
после, крякнув, речь толкнул:
«Ты прикинь. Не драться ж снова!
Хоть и это нам не вновь –
друга дружку драить в кровь.
Кореша мы – это клёво!
Пусть прикол… но как – то знать?
Может, жребий нам метать?
По-житейски – без привычек,
глупых тех ребячьих стычек.
Не придурки ж мы отпеты…
а поскольку нет монеты –
коробок вполне от спичек
нас рассудит. Ну, так как?
Повезёт? – тебе и флаг.
Нет! Так знай – она моя!»
Поддержал тут Коля так:
«И-и-интересная мысля!
Очень прям-таки ништяк.
Свято – пусто не бывает…
Почему?.. Никто не знает.
Ты кидай – и не робей,
быстро, но… без фортелей!
(Сторона моя вон та…)
«Арашоти-киш-мон-та!» –
брякнул Коля, сам тогда
взвёл музончик он крутой,
на кассете – Виктор Цой.
Взяли спички и притом
всяк в томлении уселся:
коробок миг повертелся
в воздухе – упал потом,
кувыркнулся – стал ребром…
………………………………………………..
*Отходняк – жарг. переболевать отравление алкоголем.
………………………………………………...
8
Раз уж Нина носик пудрит
и накручивает кудри,
тут зазорного не будет
ничего, коль мы о том
с корешами, что потом
получилось, раз ребром
встал от спичек коробок
на полу промежду ног.
Подглядим, узнав итог.
«…Это всё?» – но и не боле
ошалев промямлил Коля.
Так же Вася, изумлённый –
мозгом словно обделённый,
созерцал тож обалдело,
не врубаясь в суть да дело.
«Нет!» – едва расслышал он лишь,
это пискнул слабо кореш,
глухо, равно из-под пола.
«Мне теперь не до приколов.
Ты давай бросай по новой.
Мне и так сейчас хреново.
Это что ж за чепуха?..
Думал, что нашёл лоха?»
«Не пищи, тупой дурак!
Ожидать не мог никак –
я и сам, поди, такого…
что ж? Пожалуй, бросим снова» –
рявкнул Вася оскорблённо,
коробок взял исступлённо
и подбросил враз щелчком,
повертевшись тот волчком…
плюхнул на пол… и опять
соизволил на бок встать.
Что?! Испуг, отчаянье?
Удивления молчанье…
вам попутно примечанье:
пусть в мозгах кипение,
только тем не менее,
факта усвоение
было крайне медленно,
в головах их ветрено…
«Нет! не может быть, – нытьё
Коля вновь издал своё. –
это бред. Ты что, нарочно?!
Без тебя изрядно тошно.
Дай-ка, брошу я теперь!» –
и схватив, как лютый зверь
проклятущий коробок
зашвырнул под потолок.
Тот – стремительно на пол,
кувырком влетел под стол.
Оба кинулись рывком,
как бы в воду, прыг нырком.
(Вряд ли кончится добром.)
Коробок стоял ребром.
Вой и мат, проклятья разом
зазвучали безобразно,
безобразней, чем обычно,
(даже слуху непривычно)
хорошо, хоть не публично!
А ребятам – не безделье –
не забыли чуть про зелье.
Тихо выползли в упадке
и разлили, что в остатке
находилося в бутылке.
Почесав себе в затылке,
Николай с кривой ухмылкой
пробурчал об этом пылко:
«Не бывает так! Зараза –
чтобы эдак вот три раза!..
Ну, не верю я – и всё…
ты что думаешь, Васёк?!» –
«Ну-ка квакнем, Коль. Обидно.
Хряпнем-квакнем – будет видно…»
Тотчас выпили навскид:
потеплело, разомлели,
вроде малость поумнели –
заработали мозги.
Только, правда, языки
стали дюже деревянны,
а глаза при том туманны.
Так-то чуют жизнь прекрасно!
Жалко, что им не подвластно
колдовство… и мистицизм
обусловлен в реализм.
Не в обиду, не в порок:
осмотрели коробок,
вывалили спички,
даже чиркнув по привычке.
Нет ни капельки подвоха!
(В общем, это очень плохо.)
Что за ересь? Невдомёк:
коробок как коробок…
верно, это грозный рок
преподнёс им свой урок:
знать, ничья она… и участь
пережить придётся, мучась.
9
Надавила лишь пока
Нина кнопочку звонка.
Дверь открыла Галя ей –
именинница, верней.
Тут, конечно, смеха смерч
и волнующая речь,
пожеланья, восхваленья –
с нежным жаром умиленья
и вручение подарка…
в общем, было очень жарко.
Лишь восторга стих накал –
повела хозяйка в зал,
где гостей шумел аврал,
нашу Нину из прихожей:
вероятней быть не может –
для знакомства, представленья…
(здесь поставлю ударенье)
так же удосужиться:
выпить и накушаться.
Галя с Ниной всех помпезно,
поимённо и любезно
познакомила и место
указала рядом лестно.
Стол накрыт благоуханно.
Всё здесь было несказанно:
и желе, и птичий фри,
так же блюдечко икры,
и салаты, и бифштексы,
крабы, раки и ромштексы,
запеканки и рулет
и другой какой-то бред…
Нина (я прошу прощенья)
сроду всех тех угощений
да не то чтоб не едала,
никогда и не видала.
От восторга онемела
аж немножечко вспотела.
Контингент – престижный, важный,
весь какой-то авантажный.
И одеты все прилично,
респектабельны на личность.
Здесь не надо лишних слов,
гости разных возрастов,
просто удивительны!
Нина ж предпочтительно
молча слушает гостей,
(неудобно дюже ей!)
всё казалось наперёд,
что не так рукой ведёт,
что не так чего берёт
и не так вполне одета…
не взбурлить бы, словом смех!..
Все ж – с вопросами на грех.
И насколько было можно,
отвечала односложно
всем с улыбкой, осторожно:
ох! – не дай ещё Господь! –
ненароком чушь спороть.
Истинно – кошмарный суд,
да сидеть-то жуткий труд –
будто туфли ноги жмут.
Затухал больной процесс,
спал отчасти интерес.
Заболтали меж собой
всяк о всячине «крутой»,
каждый шпарил в своём стиле.
И число – всех основное:
мало ели, мало пили.
Водку кушали лишь двое.
Да, но как?! Помилуй, Боже…
авангард – Кирилл с Серёжей.
В состоянии нетрезвом,
в поведенье слишком резвом,
и учтя неяркий свет –
им по тридцать где-то лет.
Галя с Ниной пьют «сухое»,
пьёт вино ещё и Клава –
та, которая – что справа,
да и Валя между делом
от Галины млеет слева
и прикладывалась часто,
правда, реже и гораздо –
Леночка, соседка Вали,
чтоб не выглядеть в опале.
И от них все тосты, речи:
за любовь, за Галю, встречу,
да и счастье человечье…
(Непременно тут подмечу,
имениннице справлять
собрались-то – двадцать пять.)
Остальные, для приличья,
сквозь унылое обличье,
не смущая пьяный бред,
в лицах держат марафет.
А потом Сергей гитару
взял и песню затянул,
подхватил Кирилл на пару,
но сперва сто грамм махнул.
Пошептавшись втихаря
(кто не пил вина и водки),
аккуратно, не шумя –
отлучились по охотке:
кто на кухню покурить,
кто удобства оценить.
(Ванну, значит, туалет…)
Всё ж в трёхкомнатной квартире:
телек, видео… и шире…
(может, есть ещё секрет.)
…только кончили куплет,
именинница в поклоне
надавила «play» на «sony».
Тут разнёсся звук вольготный,
а верней – музончик модный.
Как в приличной, бравой банде,
будто прямо по команде:
Валя, Галя, Клава тоже
и Кирилл, да и Серёжа
вдруг вскочили мигом в пляс.
(Нина скромница у нас.)
Улыбаясь захмелев,
вразумиться не успев,
восхищаясь их кривляньем,
восседает со стараньем.
Но недолго… Галя Нину,
скорчив пакостную мину,
утянула в общий круг
под хихиканье подруг.
Взвил такой кордебалет,
там шаману места нет!
Он бы сам осёкся враз,
(вот экстаз, так то – экстаз!)
и сбежал от общих глаз,
и от зависти, стыда –
бросил дело б навсегда!..
Наплясались как красотки,
всем гуртом махнули водки…
Нина наша пала сразу,
с непривычки несуразно,
как в диван лицо приткнула, незаметненько уснула,
а проснулась в полумраке,
светит бра, чуть тлевший факел,
сон был тихий, очень кроткий,
поспала без снов немножко,
кто-то стягивал колготки –
колдовал над ней Серёжка.
У застолья никого,
только он, она – всего.
Встрепенулась Нина птицей!
Подскочила, словно львица!
«Тише, тише…» – голос слышит.
То Серёжа еле дышит.
К ней опять крадётся тихо:
«Ты чего?.. Совсем?! Чувиха!
Аль ломаться будешь тут?!» –
сам подполз вплотную плут.
«Слушай, парень, отвали…» –
Нина в страхе говорит.
Хоть скрывает чувство это,
но впустую – всё заметно.
«Ладно. Поболтаем мирно:
что не так, я сразу сгину» –
сам на плечи руку кинул:
там в подмышку, там за грудь –
дал руке свободный путь.
Нина дёрнулась… но он
так вцепился! Вырвал стон
из её зажатых губ.
«Больно?! Я бываю груб,
но и ласков, коли надо,
переспишь и будешь рада».
Нине плакать захотелось,
в голове всё завертелось,
всё ж собрав остаток силы,
просто с ним заговорила:
«Если тронешь – закричу!» –
«Так кричи. Каких причуд
не слыхал, сея приют?
Швабра… это ерунда,
ты свои бросай понта!..
Аль принудить раздеваться?
Или будешь со мной драться?» –
«Нет, конечно, как же мне?
Рыло будут бить тебе…» –
«Это ктой-то, интересно?» –
разбахвалился любезно
вмиг напыщенный позёр:
блеск в глазницах двух озёр,
озабоченность в лице –
значит, верный взят прицел.
Ниночка воспряла духом:
«Глобус пользуется слухом.
Знаешь, ты, умалишённый?
Васю с Колей с Оборонной,
закадычных двух друзей,
так в виду, осёл, имей,
разбираться будешь с ними,
пыл твой быстро поостынет».
Отпихнув его ручонку,
встав, одёрнула юбчонку:
«Не на ту напал девчонку», –
молвив это, у окна
села гордая она,
углубившись вновь в раздумья,
в наблюденье полнолунья.
А Серёжа, тот не сразу,
отыскал заблудший разум.
Поначалу – гнев, досада,
после лопнула бравада.
Знал он Васю, потому
не желал зла самому.
Покряхтел, расправил руки,
встал, затем поправил брюки,
буркнул: «Клюшка, привет Васе».
И убрался восвояси.
Скучно Нине и до боли
ей обидно поневоле.
Где-то там… (На кухне, что ли?)
слышен гул, негромкий ропот,
изречения и хохот,
то всеобщее молчанье,
то неясное звучанье –
здесь, понятно без труда,
Нину повлекло туда…
10
Мы пока оставим Нину.
(Разомнём-ка ноги, спину…)
И отправимся обратно,
были где – неоднократно.
Навестим мы Васю с Колей.
Как дела у них?.. Доколе
будет пьянствовать братва?!
Ждёт экзамен, и едва,
увеличились их знанья
от недельного вливанья.
Впрочем, ладно, пусть уж сами
разбираются с делами.
А сейчас повсюду ночь,
постараюсь я точь-в-точь
передать их ощущенья –
состояния похмелья.
Вася спит, он на диване
видит сны, ужасны крайне:
то гоняет его хряк;
то башкой об стенку «бряк»!
То ножами истыкают,
а то просто расстреляют,
иль повесят без суда –
просыпается тогда.
Сердце бьётся нестерпимо,
то поток адреналина
гонит, сердце шевелит,
и оно болит, болит…
Пот холодный, Вася в страхе,
впрямь головушка на плахе
и топор над ней, причём
занесённый палачом.
Успокоится чуть-чуть,
осознает сонный путь,
что беда – не наяву,
вновь старается уснуть.
Вот в воде он на плаву:
то с волны, то на волну –
в океане где-то тонет,
и во сне он: плачет, стонет…
Вот акула с толстым брюхом
вновь хвостом огрела в ухо,
повернув на новый круг,
приближается, но вдруг
он вскочил с дивана в жаре!
Был на этот раз поджарен,
равно был он в преисподней,
после дня суда Господня.
Кожа отлучилась в гости,
и ломает дико кости.
И тошнит нутро и мутит,
гложет совесть, мысли крутит.
Пуще ноет левый бок,
в страхе зрит на потолок,
пало на пол одеяло –
зябко сразу жутко стало:
будто бы из пламени –
в холодильной камере
оказался наш герой…
Ну, а где сейчас другой?
Потому скорей всего
срочно глянем на него.
В спальне нет, на кухне тоже,
в ванной нету…но, быть может?
В туалете! Там плюёт,
пальцы в рот – затем блюёт,
Коля наш измученный,
к унитазу скрученный,
он не дружен нынче с телом,
занят слишком важным делом.
Раскрасневшись помидором,
Николай блуждает взором,
не задумчивым, простым –
взглядом искренне пустым.
Трёт лицо опухшее
(Что сказать? Не лучшее,
заприметить вид такой),
он слюнявою рукой
в жиже липкой – чисто рвотной,
и сидит такой-сякой:
он угрюмый, жалкий, потный…
домогается вновь рвота –
нечем уж, но страсть охота.
Сердце давится досадой:
«Эх, поспать мне срочно надо!
Васька, тот давно в отпаде,
я один всегда внакладе
(вечно дрыхнет как сурок…),
Эх-бы водочки глоток…»
Но не спится что-то Коле,
он метался в коридоре,
(вот бы грубо не соврать!)
три часа, точнее – пять.
Забежит в уборную,
порычит… потом опять
в клетку коридорную
тигром травленным спешит:
то потеет, то дрожит,
на душе огнём свербит
дум различных ураган.
Схватит он тогда стакан,
и стоит как истукан,
долго всматриваясь в дно…
злобно ставит на трюмо.
Водки нет уже с обеда,
как назло, и у соседа
нету тоже… он ходил,
унижался – в долг просил:
и не раз, а много раз –
получал сухой отказ.
«Выжрать манится, аж жуть,
бахнуть двести – и уснуть…
можно, право, докатиться
так и вовсе напрочь спиться…»
Заново души страданья
душат с пагубным стараньем –
норовят куснуть больней,
понахрапистей, сильней…
может, вы давно устали?
Так давай ребят оставим.
Ненадолго, до утра
(дума утречком мудра).
Поспешим на именины
до забытой нами Нины.
Жжёт нещадно темечко:
как проводит времечко?
11
…Нина мечется в смятенье,
то паническое рвенье
охватило в полной мере.
Раскрывает она двери
с необычным нетерпеньем,
с возрастаньем убежденья
разыскать скорей Галину…
что нашло, друзья, на Нину?
Хоть и помните, наверно,
в настроении прескверном
мы оставили её.
Предречение моё:
мол, она на кухню хочет,
чтобы казус этой ночи
разметать на сердце в клочья,
хорошо повеселясь:
смыть с души обиды грязь.
Нина, та вошла чуть слышно,
с непонятки – поначалу
ничего не замечала.
Прояснилась правда позже.
(Пробежал мороз по коже.)
Принимаю я решенье,
передать вам рассужденья:
«Вроде курят… ну и что?..
Поведение смешно.
Папиросочку друг другу,
подают одну по кругу.
Очень мило, но, позволь,
разве это алкоголь?..
А сидят-то почти в ноль.
На столе стоит вино.
Только что оно могло?
Две бутылочки «сухого»
не охмелят до такого
состоянья шестерых
организмов молодых.
Дюже странные, дурные,
Шутки плоские, тупые…»
Дам свою, профана, справку:
Люди курят дружно травку.
Косячок забили туго
и гоняют его кругом.
Он давно уже не первый,
дым столбом и запах скверный.
Фразы пусть не для стиха:
двух пробило на «ха-ха»,
а иные на измене,
третьим, будто бы до фени.
Может их не накрывает?
Или что ещё – кто знает?
Не поняв, подозревая,
неприязнь, к ним сознавая,
но смущения наружно –
что всё ей ужасно чуждо –
не раскрыла никому,
а тихонько потому
удалилась незаметно
и из кухни вышла бледной.
Дверь открыла в туалет,
поменяло лицо цвет.
Было бледненьким, свинцовым –
стало ярким и пунцовым.
Восхищалась в тайне кем:
как учтив он был ко всем,
как общителен, умён,
не развязан, не стеснён,
говорил витиевато
и цитировал крылато
мысли классиков великих,
в меру весел, в меру тихий,
кушал скромно, «фанту» пил…
был – ну даже очень мил,
ловко шутками играл,
простодушный идеал!
Уважают все его,
в точь кумира своего.
За столом – тому порука,
находиться просто мука.
Если взглядом с ним встречалась,
обязательно смущалась,
от неловкости краснела,
от восторга цепенела,
отводила взор невольно
и завидно было, больно…
он женат, сидит довольный,
с ней общается, притом,
щебеча о том, о сём.
А жена такая цаца!
Продолжала улыбаться?!
И жеманна для блезиру –
глазки пялит на квартиру:
на сервиз и меблировку,
изучая обстановку.
Представлялася компанья:
на него она вниманье
обратила, и истомой
грудь тогда её объяло.
Имя в мыслях повторяла…
а назвался парень Ромой.
Что случилась? Он сейчас –
обнимает унитаз.
Гладит нежно, как девицу…
(эротическое мнится???)
шприц валяется в углу
(знать, уселся на иглу.)
Не смешно. Какой тут смех?!
Испугалась в большей мере
и, распахивая двери,
ворвалась в одну из комнат,
Галю кличет, безусловно.
Нет, подруги… видит свалку,
на полу лежат вповалку,
остальные гости все –
в беспорядочной красе.
Инструмент различный блещет:
шприц, жгуты, другие вещи…
улетела Нина мухой,
удручённая прорухой.
В зал, от зала к двери спальни,
что в углу квартиры дальнем.
Приоткрыла дверь и зрит:
обнажённая лежит
и раздвинув ноги – млеет,
изогнётся в спинке – блеет,
Галя на двуспальном ложе,
а над ней пыхтит Серёжа…
Рядом голенький Кирилл,
на исходе своих сил:
от усердия соитий –
долгих пламенных событий,
сладко спит, уткнувшись носом,
без претензий, без вопросов…
От аза до ижицы:
всё течёт, всё движется.
Всё меняется вокруг:
увлеченья и досуг…
и мораль, задор подруг –
явно в том не исключенье.
Кто-то молвит: «Мол, стеченье
обстоятельств – и такое» …
люди разного покроя,
со своею точкой зренья
на поступки, убежденья.
«Полноте, – читатель скажет, –
нам не до нотаций блажных».
Верно! Путь – и я согласен –
наставления напрасен,
коли отрокам шестнадцать –
смысла нет на них ругаться.
(А когда давно за двадцать?)
…Я скажу вам, между прочим,
буду короток и точен:
убежала Нина прочь –
из квартиры, вихрем, в ночь…

12
Вот июнь. В двадцатых числах
тень экзамена нависла,
через день предстанет грозно
испытанием серьёзным.
Потому столь скрупулёзно –
многие и в том числе:
то есть Нина, Вася с Колей,
отучившись в средней школе,
продолжают заниматься,
чтобы экзаменоваться.
Нина после вечерушки,
в день рождения подружки,
(вам история знакома?)
две недели как из дома
не показывала носа
под каким любым вопросом.
Да и мама с папой тоже,
не желая потревожить
дочери усердья в том,
потакали ей во всём.
Чтобы девочка успешно,
подготовившись прилежно,
выпускной сдав на отлично –
поступить могла в приличный,
очный ВУЗ, причём, столичный.
Да! Но как там Вася с Колей?
Мой вопрос возник невольно.
Утро было тяжким им:
долгожданным, всё же злым,
не до дум, не до забот
и уборки, и работ!..
Волочить, придётся крест –
скоро родичей приезд.
Хорошо родители,
воротясь к обители,
сыновей не видели
в их большом подпитии,
что у них прошла неделя
в забытьи, в тупом безделье.
А сейчас их пай-мальчишки,
злясь, почитывали книжки.
(Обложившись, может, ими –
притворялись таковыми?..)
Как-никак, но при делах
и с зубреньем на устах,
потихоньку, полегоньку
поднабрав слегка силёнку,
вникли в дело. Но теперь,
вновь прикрою тихо дверь…
сам вчера – чего юлить?
Вздумал праздно покутить.
Нынче думой не владею,
слогом трудно разумею.
Суета одних морок…
беспощадный гонит срок:
как? Неважно!.. В пару строк,
подавай ему итог!
Боже! Творческий упадок:
так противен ты, так гадок!
Быть с тобою чаще б в ссоре,
а иначе просто горе.
(Нет ни мысли, ни стишка.)
Раз не тонкая кишка,
извернёшься и загнёшь,
впрямь подручных соберёшь,
вкруг знакомые слова.
(Муза, как всегда права!)
Коль дурак, что с них возьмёшь?
Пишешь так – без вдохновенья,
на одном слепом терпенье,
механически, бездушно,
вроде очень просто нужно.
В общем, больше для порядку:
(ешь, подобно всухомятку).
«И стихи звучат бездарно:
слог без лоска, речь без шарма» … –
так сказал бы аналитик,
церемонный, может, критик,
или я, иль кто ещё,
стихотворством кто прельщён?
Пусть, в конце концов, не очень:
так – не так! Скажу, короче –
разум мой сейчас неточен,
слог строки нелаконичен,
до беды – до неприличья.
Но «не всяко лыко в строку»,
(то с народного урока),
несомненно, вдруг однажды
забредёт подруга-муза
и приятней станет дважды –
не спадут оковы груза –
всё равно ты будешь рад,
загремит шальной парад:
фраз, речей – прекрасный сад.
Здесь болтал – там результат.
Те герои на накале,
выпускной экзамен сдали.
Нина, ясно, на – отлично.
Вася с Колею типично:
если троечник обычный,
если вычуры учесть
и шпаргалки ещё есть.
Тут главу закончу нежно
и засну сном безмятежным.
Раз уж ночь…
13
…не обижайтесь!
Шире лучше улыбайтесь,
пусть следить ежеминутно
обещал за Ниной будто,
надоело и попутно:
тривиально, пресно, нудно…
Не взыщите! – обжулил
или малость пошутил.
Так шпионить кой резон?
(Не прослыть бы, как долдон!)
Но ходить за Ниной, право,
эко, братцы, маханул!
Обещал вам?.. Во загнул.
В том пикантного – столь мало! –
чем казалось мне сначала.
День за днём одно и то же,
лицезреть, друзья, негоже,
как ложится дева в ложе,
в десять, может, чуть попозже –
в одиночку, и встаёт,
лишь будильник пропоёт.
Ванну примет, сразу кушать,
всюду книги… потому:
мать хлопочет по дому.
Не наскучило вам слушать?
По обыденной причине
я добавлю не о Нине.
Что в заботах о бюджете
(всё ж по той семейной смете)
раз уж это не в запрете…
не торгует кто же ныне?
Разве что из-за гордыни!
Матушка, нет-нет да вдруг,
на базаре, прямо с рук,
приторгует средь подруг.
Срок не долгий и не часто –
от налоговой негласно:
и нередко понапрасну
простоявши, впрочем, баста!
Наблюдать теперь верней:
мне за Галей – не за ней…
судя по недавней сценке,
есть потребность в переменке.
Вспомнить Галю и друзей,
тех, что были вместе с ней
и о них поболе всё же:
о Кирилле и Серёже.
Нина, та сбежала ночью –
не имея видеть мочи.
В общем, так, скажу короче:
по её мировоззренью,
случай вяжется с презреньем.
Те, что там курили травку
и валялись что в отпаде –
разбежались, того ради –
утром, чтоб добыть добавку,
рано, тихо – под гипнозом,
искушенья новой дозы.
Галя, Галя!.. Время вспять,
это надо рассказать.
...Миг и мы в той самой спальне.
спит Сергей верхом на Гале,
(выражаясь фигурально,
он устал... ведь «путь» был дальний)
вид имеют натуральный:
без одежды, то есть, значит
как стоп-кадр и не иначе.
Кореш рядом почивает,
до сих пор не замечает
ничего себя вокруг.
Солнца луч в лицо... и вдруг:
парень дёрнул чуть щекой,
глаз открыл, затем другой,
приподнялся на локтях,
криво хмурясь и кряхтя.
Посмотрел на Галю с кем-то,
не вникая в суть момента.
Комментировать не буду,
но, я думаю, он «чуду»
не поверил... (да я сам
не поверил бы глазам.)
«Не жена она, но всё же:
пусть подружка, но с Серёжей!
Не бывает!.. Невозможно!..
Здесь? При нём?! Да хрен с ней, дура!
Прояснил... и всё в ажурах.
Надо водочки стакашку,
непременную поблажку,
организму сочинить,
чтоб кого-то не убить...»
Натянул штаны, рубашку,
так и вышел нараспашку.
Ковыляя двинул в зал –
на столе где снеди вал.
Разыскал стеклянный жбан
с водкой, взял пустой стакан
и плеснул довольно сносно,
тут же выпил виртуозно,
оторвал кусок свинины,
стал жевать с серьёзной миной,
размышляя о Галине.
«Наважденье, сон, дурман...
я любил её, баран!
Что же делать? Как быть дальше?!
Сколько в ней притворства, фальши...
неужели я сумею?
Нет, несу я ахинею.
Сил простить я не найду
и тотчас же прочь уйду...»
Уходить уже собрался,
скрип тихонечко раздался –
и шаги за этим вслед,
появляется дуэт –
заплывают словно рыбки,
глуповатые улыбки
на их личиках горят
и… – «Приветик» – говорят.
Он, ни словом и ни жестом
не ответил в тон приветствий.
Улыбаясь словно в детстве,
вид такой – открытым текстом:
не имеем дел мы с сексом!
Наливают молча рюмки –
будто было так в задумке.
Так не так? А три налили,
в ожидании застыли;
на него как на картину
зрят, а он жуёт свинину:
деловито с расстановкой
управляясь с мясом ловко.
(И видок такой изрядный
излучает кровожадный.)
Но не видит словно их
при мыслишках, мол, своих
в ощущениях гурмана
запивая из стакана
морсом сладким на малине
при солидной, важной мине.
Тут Сергей: «Не нужен отдых? –
вдруг спросил из благородных
побуждений, – выпить надо.
Жуй потом, хоть до упада...»
«Ну, так пейте. Я при чём?» –
передёрнул тот плечом.
«Я, дружбам, благодарю! –
согласись, не говорю,
где тебе с твоим крючком
становиться над толчком».
Здесь Сергей струхнул вначале,
не хватало аномалий.
Сколь имели девок вместе:
шито-крыто, честь по чести.
Не бывала никогда –
вот такая чехарда...
дружба вертится с вопросом,
на дыбки встал корефан,
на Кирилла глянул косо:
«Что ты взъелся, как болван?!
Брось свою дурную спесь.
Не гони...» – «Болван и есть!» –
дал ответ Кирилл, опять
стал кусок свой доедать.
«Ты, Кирилл, уж ненароком
не подумал пьяным оком,
будто бы сегодня я
пакость сделал?.. Мы ж друзья!»
Тот же бросив нервно кость,
еле сдерживая злость:
«Ну, спасибо, друг таков –
что не надо и врагов» …
Заикаясь, запинаясь,
голоском, невинно каясь:
«Может спьяну... муть загнул?
Может, влез? Попал впросак.
Помню точно... не дурак,
заплутавши... я уснул –
отрубился, как чурбак.
И не хлопай ты глазами,
ошалели с Галкой сами,
пробудившись... между нами
секса не было... то факт!»
Но не ладился контакт.
Тот же взгляд: суровый, глупый...
назревал скандал и крупный.
В воздухе воняло битвой,
причитанием, «молитвой» ...
Галя, вроде для участья,
в знак полнейшего согласья
лишь кивала кротко-кротко...
ужас ей пока неловко –
у неё трещит головка.
(Испарялась в рюмках водка!)
«А они базар ведут,
издеваются, плетут
всякий вздор не к месту тут,
некий будто атрибут».
Дав приволие апломбу,
с языка срывает пломбу;
(да не пломбу – точно, бомбу!)
И кричит: «Ты задолбил!
Он же ясно объяснил,
популярно и по-русски,
если разум такой узкий,
хватит парить нам мозги».
Вилку в руки, и манеры,
кровожаднейшей пантеры.
«И ваще скажу, робята,
вам здесь вовсе не блат-хата,
учинять, чтоб здесь разборки
по разделу территорки...
хорошенько постарайтесь,
оба, на фиг убирайтесь!»
Сержик рюмку выпил спешно,
встал вальяжно – и небрежно
ставит рюмочку на стол,
хмыкнул, крякнул – и пошёл.
Встал Кирилл и молча тоже
поспешил догнать Серёжу.
Удалились, скажем, други
в темпе танца «буги-вуги».
...пусть закроет сила вежд –
пыл обманутых надежд...
14
Летний дождь в часу ночном
сумасшедший за окном,
истерично бьёт в стекло –
по стеклу ручьём текло
непрестанное нытьё
про его житьё-бытьё.
В тёмной комнате в тепле
другу нашему извне
не понятен плач природы,
сам душою не свободен.
До утра опять не спал:
а метался и вздыхал,
то он голову в подушку
втиснет буйно – хоть в психушку!
То обнимет как подружку,
То отбросит как лягушку,
То терзает будто тряпку –
а то хвать! – её в охапку
после трётся как мочалкой.
(В общем, так его мне жалко!)
Убивается, рычит
иль затихнет и молчит –
вдруг углубившись в те думы,
с Ниной, как бывал неумный:
часто как, грубя, шутил,
забавляя дерзкий пыл,
низко, пошло и безбожно,
увлекаясь невозможно,
зная точно наперёд –
пред собою гнусно врёт.
Что неверен в обращенье
и особенно, прощенья
не воздаст (он не отребье!)
самому себе – за жребий,
что по пьяни учинил.
Он терзался и твердил:
«Свет не видывал! – дебил» …
Только это всё цветочки,
он от вредной заморочки
пал до самой крайней точки –
так измучился однажды,
что решился – даже дважды
попытаться (для примеру)
головой бабахнуть в стену...
не найдя в том перемены,
грыз отчаянно колено,
в точь какое-то полено.
Вообще мне недосуг
пересказывать. Наш друг
слишком мучился смешно,
а поскольку сей недуг
от любви, от страсти мук –
надсмехаться здесь грешно.
Облечённый чувством страсти,
ничего ещё ужасней
не испытывал давно,
чуть задремлет – всё равно –
пред глазами вид приятный
слишком ясный, дюже внятный:
ласки с Ниною в постели...
ничего ж на самом деле
не имело в жизни места,
если высказаться честно –
из другого Нина «теста».
(Вроде бы нам так известно?)
Но атака вожделенья
захватила тем не мене
озорство воображенья
и пытает без стесненья,
в жанр уводит умиленья,
оттого одно мученье,
и, не видя, он спасенья
подбежит вдруг к телефону
и глядит, как на икону.
«Ночь, и дождь безумный хлыщет.
Здесь разумным быть нелишне.
Нет! Нельзя сейчас звонить...
до утра б пока забыть.
Утром сразу пригласить:
хоть домой, хоть в ресторан,
в парк, кино... куда там модно?
И немедля – благородно
ей признаться» ... этот план
посчитал вполне пригодным.
… "А сейчас залить холодным
самогоном жар души. –
Как подумал, так решил
и на кухню поспешил"...

15
Утро грянуло устало,
как обычно Нина встала,
выпорхнув из одеяла,
свой халатик накидая,
в ванну резво убежала.
И водичкой заплескала.
Вот такое дня – начало...
по обычному режиму
время тратила решимо.
(Разглагольствовать трюизмы –
расположенность тупизма.)
Повторяться надоело,
за книжонку Нина села,
тут в передней зазвенело.
Мать открыла дверь кому-то.
«Нина дома?» – слышит будто.
Голос вроде бы знакомый
и ответ: «Конечно, дома...
где ж ей быть, дружок, с утра?»
Нина слухом вмиг востра,
привстаёт чуть поневоле,
распознавши голос Коли.
Облачивши ножки в тапки,
взгляд в трюмо бросает краткий
и довольная вполне,
словно лодка на волне,
села в кресло величаво
и негромко прокричала:
«Кто там?.. Ма!.. – ответ не ждёт, –
пусть разуется, войдёт».
Улыбаясь – книгу в руки
вроде как не знает скуки.
Взволновалась, слышит: «Здрасьте».
Ей приятен миг участья.
Удручённая от скуки,
в ежедневнейшей науке –
ей неплохо отдохнуть
и развеяться чуть-чуть.
Без претензий: «Здравствуй, Коля.
По какой такой ты воле
соизволил навестить?»
Льётся голос приглушённо:
«Надо нам поговорить».
Ставит торт на стол смущённо
и садится отрешённо
в кресло, что напротив было,
скалясь: странно, глупо, мило...
Отложивши деловито
книгу: «Думала, забыта
моей дружескою свитой?
То боролись за места,
равно два моих хвоста,
а то вдруг забыли враз
и пропали – оба с глаз!..
Пьёте? Слышала огласку.
Кстати, где он?» – Колю в краску
возвело: «То не про нас!
Мы в делах, а время – бабки.
Мы работаем в палатке,
Вася там сидит сейчас».
Тон язвительный угас,
принял дружеский окрас:
монотонный и избитый,
может, даже нарочито.
Заварила мама чай.
(Высока – не каланча –
в общем, сносных габаритов.)
Кстати, звали тётя Лида.
Раскромсали торт в нарез,
откусили по разку...
в дверь звонок – навёл тоску.
(Озорует, явно бес!)
Коля давится куском,
чаю надо! В горле ком...
кто бы это быть там мог?
Не явился бы дружок!
И застал его на месте –
петуха как на насесте.
Точно! Так оно и сталось,
тётя Лида показалась
и с улыбкой говорит:
«Вася свой нанёс визит.
Так же с тортиком, ещё –
коньячок есть под плащом».
Вот и он: момент курьёза –
созерцанье из навоза.
Скажем, други: смех сквозь слёзы...
битва будет? Шквал угрозы?!
Или что-нибудь похуже:
от убийства – крови лужи?
Нет! Застыли под гипнозом
(без симптом метаморфозы),
с выражением вопроса,
удивлённо смотрят косо
друг на друга в немой сцене:
рты открыты, без движений...
Нина тоже не поймёт,
зрит на них, открывши рот.
А сюжет довольно странный,
явно трудно предсказанный.
Нина всё-таки нашлась:
«Что случилось, Коль и Вась?
Что за цирк и представленье?
У меня недоуменье!»
Вася ахнул погодя:
«Ах! Зашёл сюда и я?!
Мимо шёл... подумал, надо...
думал, будешь очень рада.
Сколько грызть всё эти книги?..
Так начаться могут бзики.
Не имею, может права?
Иль не вовремя опять?
Говори уж, чё скрывать» ...
Нина: «Как же?! Браво, браво!»
Тётя Лида всё решила –
заходя, враз Васю с тыла
затолкала, усадила
и рюмашки не забыла:
«Вот пришли. Вот молодцы!
где блудили, подлецы?
Ты давай орудуй, Вася,
наливай уж, постарайся.
Все свои – и не стесняйся».
Налилось, звучит и тост –
неизысканный – хоть прост.
Отошёл немой гипноз –
дико жаждущий вопрос.
Может, тлела подоплёка,
правда, тихо – из далёко.
Коньячок ударил в нос.
Все сидели и болтали:
кто богат, кто на мели,
что желали, что могли...
под чаёк и тортик ели...
после саму малость пели,
с анекдотов хохотали,
наконец все подустали...
Веселились? Знайте честь,
ноги к дому нужно несть,
заниматься ли делами.
Тут же вышли лишь в подъезд,
первый каверзный был жест.
Объяснялись всё ж без бойни,
каждый силился достойней
избежать раздора ложью,
умолчав о главном с дрожью.
(Коль повязаны карманом –
общим бизнесом...) И славно!
В общем, тихо разошлись:
не ругались, не дрались.

16

Солнце Тулу освещает
и теплом всех угощает,
без разбору: нищ – богат,
холостой или рогат,
пьян иль трезв с утра, неважно –
солнцем пользуется каждый.
У почтамта на Каминской
(от базара очень близко),
мужики пивко сосут
и картины продают.
Тут «кидалы» ждут «лохов»,
чтоб лапошить дураков,
тут же рядом и ларьки,
там же ходят дураки;
и стоят торговцы с рук.
Здесь, столкнулся как-то вдруг
я с одним своим знакомым:
брёл тоскою он влекомый.
Это был как раз Кирилл
тот, что с Галею дружил.
Да вы помните наверно
расставание прескверно
в послепраздничный тот день.
Поздоровавшись, мы в тень
отошли, купили пива,
под часы и там красиво
на виду у всех людей,
поболтали очень мило.
«Как делишки?»
– «Да не очень:
вот женился, между прочим».
«Да неужто?! И давно ли,
обитаешь в этой роли?
Почему пессимистичен –
новый образ непривычен
по-семейному досугу;
величают как супругу?
Знаю я иль незнаком?»
«Галя» – горечь за стеклом
его кругленьких очков
просквозила – он таков,
завсегда скучает взором
и на мир глядит с укором.
(Мы когда-то с ним борьбой
ещё юною порой
занимались пару лет.
Был из группы молодой.)

«И каков семьи состав?» –

«Галька, я, да тёща с тестем» –
«Вот семейка – всё по чести.
Что ж ты кисленький и хмурый?!» –

«Не встречал поскудней дуры!» –
отвечает, куда хуже
раскисая. –
«Что так? Ну же!
Ладно, хватит хныкать дюже.
Хорошо наверно мужем –
кофе утром ожидать
от жены своей в кровать?
Лесть послушать в адрес свой?
А с работы как домой,
ты придёшь – тебя лелеют,
сильно любят и жалеют,
разомлеешь в неге сладкой,
а кругом всё мягко, гладко.
Тут и тёща, и супруга
упреждают вкруг друг друга;
в доминишко с тестем, в шашки –
под коньячные рюмашки?
В общем, что ещё тут ждать,
вероятно – благодать?!» –
я, конечно же, шутил,
сам женатым как-то был.
Всё бывало: так и сяк;
счастьем не назвали б – брак.
Правда может повезти ...
(Не везёт?! Увы! Прости.
Впрочем, не был я твой сват!
Может, сам ты виноват?!)

«Представляешь? Мы на днях, –
Кирилл мямлил, на глазах
увядая от улыбки,
что при встрече на «открытке»
поначалу до ушей
расплывалась, – у друзей
вместе с Галкой отдыхали
и, конечно, выпивали.
Я нажрался так изрядно,
начал с Валькой там наглядно
шуры-муры заводить:
танцевать, болтать, шутить;
глазки строил, отлучались.
Так! Дурачились, игрались ...
даже с ней не целовались,
а не то, чтобы ещё
круче брать вираж в расчёт!
Так она, стервоза эта
на Валюху как комета
налетела, излупила
и меня не позабыла
о башку графин разбила.
(Благо напрочь не убила).
У меня челдан хороший,
а то б верно был усопший.
Я же ей прощал не раз,
не таких ещё проказ!
Ожидал что вразумится,
приревнует – усмирится.
Раз изменник я охальный,
обнаглевший ... специально
каждый день домой ведёт
мужиков – различный сброд.
Спит со всеми, не стыдясь,
не бывало отродясь
будто бы меня и вовсе.
Говорит вчера: готовься,
мол, уматывать совсем.
Я ей в харю – между тем,
так она меня в ментовку
враз сдала – и очень ловко.
Притворилась, де, нормально,
я исход нашёл печальный.
Мерзко, вечером, нежданно,
а милиция из ванны
меня вытащила позже ...
Все здоровые – и рожи –
в точь моих четыре, пять.
Залетели, сразу – хвать! –
голяком свезли в кутузку,
отдубасили в нагрузку.
Оказалось – хахали:
отделеньем трахали».

«Что же тёща с твоим тестем?» –

«Та, как рявкнет им: «Не лезьте!
Иль поедете с ним вместе».

Сами в комнате запрутся,
в дело дочки не суются.
Тёща, мне хоть одежонку
притаранила вдогонку.
За три месяца хлопот
мы подали на развод.
Я и сам безмерно рад ...
всех страшней из жутких дел –
это женский беспредел!
(Тут звучит отборный мат.)
Может, выпьем водки, что ли?
Утоплю остатки боли» –
«Нет, Кирилл, мне недосуг
водку пить сегодня, друг».

Окончательно закиснув,
сунул руку, мою стиснув,
из печального сюжета
кинул взор на солнце лета,
отвернулся; попрощались ...
в общем, так вот мы расстались.
Уходил он хмурый вдаль:
мне его безумно жаль.
Говоря чистосердечно,
и едва ль, судя беспечно,
рассказал не без причины,
а для снятия личины:
для юнца и для мужчины,
чтобы ведали оне,
коли ходят по земле –
как по-глупому бывает …

………………………………..
*кидалы – жарг. мошенники;
*лапошить – жарг. обманывать;
*лох – жарг. доверчивый человек;
*челдан – жарг. голова;
*ментовка – жарг. милиция.

17

— Здраве, Коля! — Салют, Вася,
как торговля удалася? —
Классно нынче торганул! —
деньги высыпал на стул.
— Подсчитай. — Да погоди!
Разговор к тебе один. —
Баса звук маленько вялый;
сам, унылый и усталый,
аж заметно по лицу —
шибко плохо молодцу.
— И какой? — спросил тот Колю.
Не вникая, безразлично,
то есть чисто механично.

Коля вытер пот рукою:

— Я секрет тебе открою.
Веришь?! Спать не в силах боле:
словно в грудь набили соли,
днём тоска и ночью тоже,
днём без сердца — в ночь без кожи.
Не даёт уснуть мне боль …
(и не глушит алкоголь)
знаешь, сколько спал я?! — ноль —
за последние пять дней.
Теребит внутри сильней
беспрестанная возня —
идиотская фигня.
И в такие я минуты,
просто — напрочь! — долбанутый.
Всё мечусь, мечусь без сна,
я бы прыгнул из окна —
(жалко первый что этаж.)
От хандры впадая в раж,
утопился бы я в ванне,
да вот воду отключают,
будто в ЖЭКе это знают.
Я в какой-то гнусной драме.
Увлекаться стал стихами!
И пишу, пишу в греху
всяку глупу чепуху,
не пойму сам ни хрена.
В общем, скоро мне хана,
а виной всему она.

Вася сразу вникнул в дело
и в глазах чуть потемнело,
проскользнул в них холодок.
На короткий срок, на малость —
миг — и следа не осталось.
Но язвительный смешок
(не наигран, не беспечен)
был предшественником речи:

— Ты не знаешь чувства меры,
то, кретин, итог химеры.
Выкинь прочь дурацкий бред.
Это мой тебе совет.

Поначалу грубый мат,
пыл отборнейших тирад
прозвучал ему в ответ.
Пулемётом прострочил!
В апогее заключил:

— Ты, козёл! Совет засунь ...
кружева мне не рисуй.
Я же втюрился в неё!

— Ну-к, базар фильтруй, гнильё!
Выбор делали вдвоём,
бросив жребий … а сейчас?!
На попятную ... во, класс!
Только глупости и блажи —
не гони со скуки даже.
Понял?! — Вася рявкнул вдруг,
встал со стула, сделал круг:

— Ты наивнейший глупыш, —
сел на стол, — считай барыш.

— Блин, барыш?! Нет больше мочи!
В общем, так — скажу короче:
у меня к тебе предлог.
Всё по новой! Ты ж игрок?

— Жребий что ль? Ступай к врачу,
я и слушать не хочу! —
взявши пачку сигарет,
заключил на том ответ:

— Всё кишечное журчанье,
на крайняк, телка мычанье.

— Но тогда — что я, что ты,
в том безумстве суеты,
поделить, решили спьяну:
всё ж любовь — не обезьяну!
С кондачка судить нельзя …
и к тому же мы друзья???

— Вот так именно. — Дослушай!
Ты прикинь, Васёк. — Так ну же?!
Мозговой ускорь процесс,
ты колись, дабы эксцесс
наконец обрёл итог.
Иль искать мне коробок?!
Чаял, дуб, я? Невдомёк,
мне твой крученый виток?!
Голова не между ног,
чтоб понять визит тот к ней!

Коля встал:
— Ты муж, что ль ей?!
Так ответствуй поскорей,
сам, каким к ней сквознячком
занесён был с коньячком?!
Я не валенком заделан …
предлагаю тебе дело!

— Слушаю.
— Пойдём вдвоём
и признаемся ... и пусть —
может, чью развеет грусть?!

«Да! Сейчас … — подумал Вася, —
заходи — не разувайся.
От квартиры ключик, может?!
Нет, не вышел, Коль, ты рожей.
Я не сделаю и шага.
Пусть затихнет передряга.
Ты ж забудь её — бедняга.
Мне сюрпризы не нужны,
а претензии смешны ...
с Ниной будем мы вдвоём!»

Вслух настойчив на своём:

— Не пойду. Хоть жги огнём!

— Я смотрю: ты мыслишь задом.
Ты пойдёшь, иль быть мне гадом».

— Я сказал, закончим речи». —
Вася встал, расправив плечи,
молодцом пред встречей сечи.
Коля молвил с кислой миной
(понимая суть картины):

—Я один пойду до Нины! —
и к дверям шагнул сам чинно. —
Раз такой тупой баран.

Вася шёл уж на таран.
Но не дремлет Коля наш,
кожей чует абордаж.
Раз — парируя — другой
все удары ... пнул ногой.
Колыхнувшись тот флажком,
навзничь брякнулся мешком.

Вот удар! Что говорить?
Может Коля складно бить.
Васе сил не занимать,
он успел мгновенно встать,
да и свой нанёс удар.
Да какой?! (Имеет дар.)

Превозмогши Коля боль,
отвечая в обороте —
пяткой ловко бьёт по морде.
В драке всё же он король!
Увернулся тот — и Бог
не обидел хваткой ног.
Вышел каверзный итог:
повалился Коля с ног,
получив в живот пинок.
Миг — он снова на ногах —
и финтит на всех парах.

Блок ... удар ... и темп возрос:
в глаз и в грудь, в живот и в нос ...
удаль рвётся напоказ.
(Посмотреть — так высший класс!)

Постепенно сникла прыть,
не хотят бойцы остыть.
Реже, реже ударяют —
ещё реже попадают.
Наконец упали оба
и в борьбе — челом к челу,
ковыряются в пылу.
Гнут, ломают друга дружку …
И терзают как подушку;
руки свисли — руки плети,
и теперь они, заметьте,
зубы пялят для атак ...
на коленях в танце вальсом,
Коля Васю (так, как Тайсон!) —
хвать! — зубищами за ухо.
Так вцепился! Бультерьером!
И рычит таким манером ...
Васе слишком стало туго,
оторвать не может друга.
(если только вместе с ухом?).

Он упал невольно духом.
(Больно! Хоть кричи ребёнком,
что описался в пелёнках.)
Вновь ударились об пол:
Вася тих, а Коля зол ...
он его не отпускает:
шевельнётся — злей кусает.
Попыхтев чуток, Василий
заскулил уж обессилев —
еле слышно, очень смирно:

—Ладно, ладно — холосё ...
отпусти — лесим всё милно.

Коля ыкает и всё!

— Да пойду, пойду. О Боже!
Заживёт вот только рожа!
……………………………..
В медсанчасти Васе позже
(что в «Семашко») ухо шили,
да и Коле швов на коже
там порядком наложили.
Как-никак вопрос решили.

18

А тем временем на кухне
(пусть Вселенная хоть рухнет!)
Нина с мамой, да и папой ...
папа с кипою богатой
газетёночек в руках
(дала пенсию сполна
Государственна казна)
рассуждают о делах;
то есть, в общем, ни о чём ­--
иль верней о том, о сём.
Мама утром пирогов
напекла, ­-­- расклад таков,
разливают чай по блюдцам:
то болтают, то смеются,
поменяют дружно тему,
в толковании дилемму
проведут между собой.
Их послушать труд такой!
Надобно тако терпенье!
Разбегались ежель в мненьях?
Поначалу спор возможен.
Но серьёзно подытожив,
без весомых нареканий,
даже в самый случай крайний,
в общем, по обыкновенью
всё ж сходились в точке зренья.

«Говоря простонародно:
Шито-крыто, благородно».
В их семье, притом скандалов
в счёт по среднему – то мало.
Папа их не пьёт спиртного,
потому как плохи ноги,
(раньше пил забыв о Боге!)
мама пьёт совсем немного,
Нина вовсе иногда ...
(так с чего, да и когда?!)
им скандалить и шуметь,
людям спать мешать, да петь?!
Умный молвит: «Что ль от водки
от одной горланят глотки,
да беснуют кулаки?!
Есть и трезвы – дураки»

Я не спорю! Всё возможно.
Токмо тут-то, как нарочно:
тихо, мудро, дружелюбно –
и дебошам недоступна
эта скромная семья.
Здесь трепаться кончу я.
Папа, взяв с собой газеты,
отлучился до клозета ...
мама Нине, между делом:

­ ­- Я давно спросить хотела,
да момента не имела.
Нет неясного для нас:
поступить решила в вуз,
факультет избрав иняз.
Объясни такой конфуз:
как же с Васей или Колей?
Отвела, какие роли?
Выбор есть? Ведь ты дружила?
Есть избранник? Иль почила
к ним душою ты давно,
и тебе уж всё равно?!
Или?

– Мама, я отвечу,
без риторики, без речи ...
Васю с Колей, я – двоих
вижу, как друзей своих.
Нет избранника средь них.
Мне и замуж рановато,
рано ждать до дому сватов.
(«Замуж выйти не напасть –
как за мужем не пропасть».)
Ты сама учила с детства.
Возвожу я в степень средства,
ту науку от тебя
и несу с собой, крепя.
Дабы пусть огонь горел?
Пусть была б с того счастлива?!
Какова в том перспектива?
Замужем, какой удел?!
И пелёнки, и носки,
пасть в семейные тиски
до покойницкой доски???
Мама, так умрёшь с тоски!
Да и разве это пара?
Их спиртная больше тара
привлекает, нежель я.
(Нет ни денег, ни жилья ...)
Жить нам с вами? У свекрови?! –
и вздохнув, взметнувши брови,
обнажив жемчужны зубы,
Нина шёпотом:

­-- Да не любы мне они!
Ничего не говори:
замуж рано, мама, рано.
У меня большие планы.

– Дочка, милая моя!
Ты сама себе судья.
Мне не ясен ход суждений.
Иногда, ты к перемене
легковерна, и твоя
меркантильность непривычна;
слишком, Нина, ты практична.
Что ведёт тебя – тщеславье?
Или суть твоя – познанье?
Я не знаю. Ты далече
отлучилась наперёд;
ладно! Хватит, хватит речи –
к чему Бог уж приведёт.

Поменялась резко тема,
папа выбрался из плена,
то есть он из туалета
вышел вдумчивый и злой:
забрала его покой,
злоязычная газета.

19
Ввечеру среди двора,
благо сгинула жара,
Вася с Колею пока
(два до Нины ходока)
на столе сидят, в итоге,
(лавка им как раз под ноги).

Вася с Колей речь ведут,
опорожненная тут
стеклотара возлежит …
две бутылочки стоит.
Откупорена одна.
Вот такие вот дела!
Водку прямо из горла
хлещут пресною водой,
разговор у них «крутой».
(Что же, братцы, вновь запой?)

Надо встрять скорей в беседу.
Кореша ходили в среду
к Нине, пятница сейчас.
Режет ухо Коли бас:

— Представляешь?! Укатила!
Даже не предупредила
нас с тобою. Вот гадила!
Что теперьча делать будем?
Вась, давай о ней забудем ...
тока вместе!», — взял бутылку,
запрокинулся затылком
и забулькал, аж взахлёб.
Вася тот — лишь хлоп да хлоп.
Хрюкнул, сплюнул, чуть помыкал
и фальцетом вдруг захныкал.
Слёзы живо растирает
и бутылку отбирает.
Слышим снова тот же звук,
пьёт в обхват обеих рук,
присосался аж взасос —
как заправочный насос!
Впечатленье, сам не может
вырвать горлышко из кожи
губ своей опухшей рожи.
Слава Богу, наконец
совладает молодец,
опустевшую бутылку
бросил Вася наземь пылко.
И затем сказал в сердцах:

— Было б клёва нам винца!
Надоела, что-то водка —
у меня ещё есть сотка ...
двинем, что ли в магазин?!
Чем фигачить керосин!

Николай пожал плечами:

— Сходим — третью опечалим.

Сам зубами ей фуражку
сдёрнул будто бы бумажку,
сплюнул, выдохнул и вновь —
с ней затеял он любовь.
Вася молча наблюдал,
(взор стеклянный не видал?
в аккурат такой и есть —
время, чушь сплошную несть ...)

Вася всё ж вопрос задал:

— Что же будешь делать дальше
в этом мире, полном фальши?

Отмахнувшись тот рукой:

— В армию повестка, Вася,
мне сегодня довелася.
Может, стану сам собой?
Может, человеком стану?
Залечу по Нинке рану?!

— Вот дурак, я отвертелся.
Ясно, кто-то там нагрелся
на родительских деньгах ...
я к бандитам. На деньках
взять меня пообещали,
бросить пить, сказав вначале. —

—Это ты дурак, Васёк!
Свою тупость не усёк?
Может выдаться денёк,
что тебе башку пробьют —
по асфальту разотрут.

Вася, выпив:

— А видал?! —
из-за пазухи достал
на киношный впрямь манер
настоящий револьвер.

Ахнул Коля:
— Эки, байки! —
восхищаясь без утайки,
кликнул маленький глоток.

—Глянуть, дайка мне, Васёк!

Вася дал:
— Смотри, заряжен. — Где ты взял?
— Вопрос не важен.

Повертев его в руках,
дрожь, почуявши в ногах.
Нет, не страх, а больше зависть,
одержимости, что ль сладость
охватила вдруг до боли;

Васе отдал поневоле.

Вася тот: надменно, гордо
и с улыбкой на губах
спрятал «чудо» на аккордах,
(словно на органе Бах!)
с чувством злого превосходства,
вопрошает с благородством:

— Может, в «русскую рулетку»
крутанём с тобой каретку,
с боевым одним — в задачу,
ствол к виску и наудачу?!
Зоопарк достал меня
под названием — земля.

Тот молчит, (не обалдел!)
вредных рвений не имел.

— Что пыхтишь? Совсем притух?!
пошутил я — не лопух.

Хохотал Василий долго,
(сотрясалась сильно холка)
истерично, но и колко
параллельно он звучал
и обиду излучал.
То был звук — не ликованья,
а скорей души стенанья ...
Коле стало жуть неловко,
(в пот прошибло под ветровкой),
правда, тут же вторя Васе,
закатился, засмеялся.

Слышен гогот далеко.
Сразу вникнуть нелегко:
вроде ругань, потом крик,
смех и песня, через миг —
вдруг как жахнет хлёсткий выстрел!
Мы туда стремимся быстро ...
а друзья бредут в обнимку,
направляясь ближе к рынку.
Шли к проспекту в гастроном,
чтобы срочно им в «ночном»
запастись уже вином
и, продлить своё веселье,
отдалив приход похмелья.

Эпилог

Вот отыгран первый тайм,
стрёмных встреч «весёлый» марш,
где ни шаг, так сразу шарж —
откровение без тайн.

Верь мне, друг! В агонии
прибегал к иронии.
Мне судить о том немило —
в памятях не всё остыло,
кое-что в житухе было.

Сердце, что ж?! Отнюдь не сталь!
Мне героев очень жаль.
Но иначе б слишком больно
привелось держать невольный,
злой ответ перед рассудком.
Даже спрятавшись за шуткой,
в суете черты сплошной,
мне бывало несмешно,
а скорее даже жутко.

06.1997г.- 1.04.1998г.


Конец первой части.